Гр. Aл. Hик. Толстой. ‘Сорочьи сказки’ (изд. ‘Общественной Пользы»).
Максимиліанъ Волошинъ.
Гр. Aл. Hик. Толстой. ‘Сорочьи сказки’, Волошин Максимилиан Александрович, Год: 1903
Время на прочтение: 3 минут(ы)
‘Аполлонъ’, No 3, 1909
OCR Бычков М. Н.
Прописная мораль учитъ, что порядочныя женщины должны держать себя такъ, чтобы о нихъ ничего ‘нельзя было сказать’. Трюизмъ этотъ боле удачно можно примнить къ произведеніямъ искусства. Что касается живописи — это безспорно. То, что есть истинно живописнаго въ картин — не поддается никакимъ словамъ и опредленіямъ. Говорить и писать о картинахъ можно лишь постольку, поскольку въ нихъ присутствуютъ литературные элементы. То, что картину можно разсказать словами, это еще не осужденіе ей, но — доказательство, что въ ней присутствуютъ посторонніе чистой живописи замыслы и эффекты. Я думаю, что то же можно сказать и о произведеніяхъ чистой поэзіи. О нихъ тоже можно говорить, лишь поскольку въ нихъ есть ‘литература’. Съ настоящей книгой хочется уединиться въ молчаніи, и въ крайнемъ случа, для того, чтобы убдить въ ея цнности, прочесть нсколько страницъ вслухъ. Подлинная поэзія, какъ и подлинная живопись, какъ и подлинная женственная прелесть, не доступны словамъ и опредленіямъ, потому, что они сами по себ уже являются окончательными опредленіями сложныхъ системъ чувствъ и состояній.
Поэтому о ‘Сорочьихъ сказкахъ’ Алекся Толстого не хочется — трудно говорить. H это самая большая похвала, которую можно сдлать книг. Она такъ непосредственна, такъ подлинна, что ее не хочется пересказывать — ее хочется процитировать всю съ начала и до конца. Эта одна изъ тхъ книгъ, которыя будутъ много читаться, но о нихъ не будутъ говорить.
Послдніе годы дали русской литератур прекрасныхъ сказочниковъ. Мы имли сказки Сологуба, сказки Ремизова, теперь сказки Толстого. Трудно отдать предпочтеніе какой нибудь изъ этихъ книгъ передъ другими. Вншнія примты стиля и языка въ нихъ схожи и свидтельствуютъ о единой литературной эпох, но внутренніе родники творчества глубоко различны.
Сказки Сологуба — это хитрыя и умныя притчи, облеченныя въ простыя и ясныя формы великолпнаго языка. Ихъ стиль четокъ и ароматенъ, ихъ линіи не сложны, но въ глубин ихъ замысловъ кроется вся сложность ироніи, нжность души переплетена въ нихъ съ жестокостью, и въ каждой строк разставлены западни и волчьи ямы для читателя. Это сказки не для дтей. Но взрослый, вступившій въ ихъ міръ, начинаетъ себя чувствовать ребенкомъ, запутавшимся въ сложныхъ стяхъ души ихъ автора. Сказки Сологуба — какъ бы историческій мостъ между современнымъ пониманіемъ сказки и сказками Щедрина.
Сказки Ремизова еще больше отмчены личностью автора. Родникъ ихъ фантастики — это игра въ игрушки, это игра опредленными вещами: зайцами, котами, медвдями — деревянными или изъ папье-маше, которые стоятъ на письменномъ стол Ремизова. Отъ грубой, безобразной и тошной жизни, которая такъ не гармонично и жестоко разверзается въ его реальныхъ, бытовыхъ и автобіографическихъ романахъ и разсказахъ, онъ запирается въ своей комнат, уставленной дтскими игрушками, и вноситъ въ свои игры всю любовь, всю грусть и обиду своей души, и облекаетъ ее во вс драгоцнности рдкихъ словъ и во вс свои громадныя знанія фольклора. Изъ этого создается міръ и уютной, и безпокойной, и жуткой комнатной фантастики. Его зври и чудовища тмъ занятне и страшне, что въ нихъ всегда чувствуется мистическая плоть (хотя созданы они изъ папье-маше), a природа y Ремизова является въ тхъ сгущенныхъ и черезчуръ яркихъ краскахъ, какія она пріобртаетъ, когда думаешь объ ней, сидя въ комнат.
Въ сказкахъ Алекся Толстого нтъ ни умной ироніи Сологуба, ни сиротливой, украшенной самоцвтными камнями, грусти Ремизова. Ихъ отличительная черта — непосредственность, веселая безсознательность, полная ирраціональность всхъ событій. Любая будетъ понятна ребенку и заворожитъ взрослаго. H это потому, что он написаны не отъ ущерба человческой души, a отъ избытка ея. Дйствуютъ въ нихъ и зври, и мужики, и вещи, и дти, и стихійные духи — и вс на равныхъ правахъ, и вс проникнуты старой, глубокой, врожденной земляной культурой. Въ нихъ пахнетъ полевымъ втромъ и сырой землей, и зври говорятъ на своихъ языкахъ, все въ нихъ весело, нелпо и сильно, какъ въ настоящей звриной игр, все проникнуто здоровымъ звринымъ юморомъ.
Онъ уметъ такъ разсказать про кота, про сову, про мышь, про птуха, что нехитрый разсказъ въ нсколько строкъ можетъ захватить и заставить смяться, a для этого нуженъ очень здоровый, a главное подлинный талантъ.
Безусловная подлинность составляетъ главную прелесть ‘Сорочьихъ сказокъ’.