Н. А. Лейкин
Говядина вздорожала
Говядина вздорожала, Лейкин Николай Александрович, Год: 1906
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Лейкин Н. А. Шуты гороховые: Повести. Рассказы
М., ‘Русская книга’, 1992.
Мясная лавка. Утро. За выручкой стоит откормленный мясник-хозяин в белом переднике. Лицо его рыхло и красно так же, как и говядина, которой он торгует, отчего на нем и борода еле растет. Держа в левой руке стакан чаю и подпирая локоть правой рукой, он самодовольно прихлебывает из стакана и облизывает губы. Перед ним счеты с грязными костяшками, помадная банка с чернилами и пером и вместо песку для засыпки грудка древесных опилок. По лавке ходят, как разбойники, с окровавленными топорами и ножами здоровеннейшие приказчики и спрашивают: ‘Вам чего? Ссека или огузка?’ То там, то сям у дубовой колоды звенит топор о перерубаемую кость, оттачивается нож. Покупатель — разный: есть и повар с бульдогообразной физиономией, и кухарка, и экономная хозяйка чиновника, и купец, правящий сам закупки. Все возмущены, что говядина вздорожала.
— Опять вздорожала? — восклицает чиновница.— Это уж ни на что не похоже! Вчера за первый сорт платили восемнадцать и вдруг сегодня девятнадцать! В один день…
— Поживите, сударыня, подольше, так и двадцать дадите, а то и больше,— невозмутимо отвечает мясник-хозяин.— Ведь умирать еще не собираетесь?
— Нет, нет. Я и сегодня не дам девятнадцать.
— Невозможно этому быть-с, коли вздорожала. Мы и сами плачем, что покупатель должен лишнюю повинность нести, да ведь что ж поделаешь? Плетью обуха не перешибить. С вас за шесть фунтов без восьмушки, по девятнадцати…
Хозяин звякнул на счетах и прибавил:
— Рубль одиннадцать с половиной с вашей чести. Полкопейки в уважение скинем.
— Да с чего же ей вздорожать! — не унималась чиновница.
— Заграничный курс упал — вот с чего-с.
— Да вам-то что?.. Разве вы быков-то из заграницы по иностранному курсу выписываете?
— Зачем нам из-за границы быков выписывать, коли этого добра у нас в Россеи достаточно. А только коли ежели курс упал, то эта музыка всем не по нутру.
— Но ведь курс уже давно упал, а не со вчерашнего дня.
— Это точно, что не со вчерашнего, а вот поди ж ты, не надумались раньше цену накинуть и дурака сломали. Сколько из-за своего безобразия барышей-то потеряли! Прикажите, сударыня, рубль одиннадцать получить.
— Не дам я вам таких денег,— стояла на своем чиновница.
— Невозможно-с. Зачем же мы кусок-то от туши рубили? Ведь это порча. Да стоит ли вам, сударыня, из-за этого разговаривать? Всего в шести копейках расчет. Дело-то и плевое. Это вот нам так точно, что лестно по лишней копейке получить, потому что мы в день-то пудов двести мяса продадим. А вам что? Вместо конножелезного путешествия пешочком прошлись — вот почти все шесть копеек и сквитали.
— Это разбой! Это ни на что не похоже! И какой цинизм в ваших словах!
— Зачем разбой, сударыня! Разбой бывает только на большой дороге, а здесь лавка и билет на торг висит. Вон он с орлом и по второй гильдии!
К выручке подходит повар.
— Неужто, земляк, и в самом деле вздорожала?— спрашивает он.
— Вот те ель боком, лопни глаза у пня!— отвечает хозяин.— Настоящим манером и божиться-то грех, до того уж часто божимся. Да тебе-то что? Не диво бы кому другому… Ты повар и свое дело правишь, а барин заплатит. Ведь не тебе платить, а ему. На французинок он тысячев не жалеет, так неужто на говяжьей копейке упрется? Так ему и отрапортуй, что по случаю курса…
— По случаю курса!— передразнивает повар.— Сам бы ты с ним поговорил насчет курса-то, так он бы тебе и последний клок шерсти из бороды вырвал. На мамзюлек он точно, что не жалеет денег, а говяжья копейка у него ребром и поперек горла встанет. Спусти по-старому.
— Чайком тебя попотчую, а спустить цены не могу. Эй, молодцы! Изобразите гостю стаканчик!
К хозяину пристает и кухарка.
— Нет, уж как хочешь, а лишней копейки я тебе не дам!— вопит она.— Да мне хозяйка из-за нее глаза выцарапает.
— А ты стерпи,— отвечает хозяин.— На то ты и жалованье получаешь.
— Вот еще что выдумал! Стану я из-за тебя терпеть!
— Дура! Не из-за меня, а из-за курса. Чего ты на меня плачешься! Ты на иностранный курс плачься. Он, мерзавец, всему причиной.
— Какой такой курс? Что ты мне зубы-то заговариваешь! Я на пятнадцати местах выжила, так тоже смыслю! Курс!
— А вот такой иностранный курс, что на бирже делают.
— Так что ж ты быков-то не сеном, а иностранным курсом кормил, что ли?
— Э-эх!— протягивает хозяин и машет рукой.— С тобой говорить все равно, что к стене горох кидать. Ты языком-то поменьше звони, а выворачивай деньги на выручку.
— Так я тебе и выворотила, дожидайся! Нет, я к тебе самую хозяйку пришлю, ты с ней насчет иностранного курса поговори, так она тебе покажет!
— Присылай. Она нам покажет, а мы посмотрим. Вот и будем квиты,— невозмутимо продолжает хозяин.— Ничего, матушка, не поделает твоя надворная советница. Покудахтает, да на том и покончит.
Покупатель-купец долго прислушивался к разговору и, когда возгласы поутихли, сам подошел к выручке и сел около, на скамейке.
— Чай да сахар, хозяин,— сказал он и спросил: — Неужто и в самом деле из-за курса?
— Из-за него проклятого,— вздохнул хозяин.— Все должны тяготы нести, все.
— Обидно. Только уж ты купцу-то спусти. С кого другого там что хошь бери, а своего брата купца зачем обижать? Возьми по-вчерашнему да так, чтоб уже и впредь…
— Купеческое слово — нельзя. Зачем покупателя баловать? Ты сам купец, и должен это очень чудесно чувствовать. На все товары через курс поднятие. Да и чего тебе обижаться? Сам на свой товар можешь цены поднять. Ты чем торгуешь?
— Смолой да скипидаром. Гвозди есть, старое железо.
— Ну, и поднимай на них вследствие курса цену. Чего зевать-то? Значит, за мясо-то мне публика прибавку заплатит, а не ты. А тебе еще, пожалуй, легкий барышок останется.
— Так-то оно так, но все-таки…
— Нечего тут: все-таки! А коли так, то и подымай цену. Теперь такое время, что все должны друг против друга: я с тебя за мясо лишнее сорву, а ты с другого за смолу или за гвозди, а он в свою очередь с третьего сорвет за что-нибудь… Понял?
— Еще бы не понять. Не махонький.
— Ну, то-то. Кто кого перегрызет, тот и прав будет. Сейчас вот тут у меня актер был и тоже насчет цены обижался, а я ему такие слова: ‘А вы с публики за места в бенефис лишнюю шкуру дерете’. Со многими говорил, так и все согласились со мной. Только вот даве протопопа нашего не мог утрамбовать.
Купец почесал затылок.
— Ну, делать нечего! Получай деньги,— сказал он и вынул из-за пазухи объемистый бумажник.