М.Н. Катков
Государство не может существовать, тая в себе возможность явлений, подобных покушению 4 апреля
Государство не может существовать, тая в себе возможность явлений, подобных покушению 4 апреля, Катков Михаил Никифорович, Год: 1866
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Никогда следственное дело не имело такого значения, как происходящее теперь у нас по поводу злоумышленного покушения 4 апреля. Это не просто следственное дело, — это, скажем с полным убеждением, вопрос о судьбах России. Событие 4 апреля болезненно отозвалось в целом народе, и это болезненное чувство остается в основе всех ликований, вызванных чудесным избавлением России от угрожавшего ей бедствия. Страшная опасность, от которой мы избавлены, не была простою случайностью, столь дорогой для народа жизни угрожал не какой-либо из тех случаев, от которых не может считать себя обеспеченным никто из живущих людей, это не камень, упавший с высоты, не подломившийся экипаж, не дикий зверь, это не просто факт, это — намерение, и намерение, как все свидетельствует, возникшее не в одном человеке из каких-либо чисто личных побуждений. Это есть злодейство, порожденное известною средой, задуманное многими, заготовленное издалека, это есть проявление зла общественного. Вопрос заключается не просто в том, чтоб отыскать ближайших соумышленников преступного дела и подвергнуть их должной каре, такой результат был бы ничтожен в сравнении с громадностью факта, подлежащего исследованию. Требуется, как сказалось повсюду в народе, требуется доискаться корней зла. Происходящее ныне следствие далеко не ограничивается одним судебным значением, оно требуется не одним только правосудием, оно еще более требуется интересами государства, целого народа, целой великой страны. Оно должно раскрыть нам истинное положение наших дел и дать указание для нашей внутренней политики. Свет должен проникнуть в самые глубокие тайники, и общество должно ознакомиться с своим положением. Государство не может безопасно существовать, тая в себе возможность явлений, подобных покушению 4 апреля. История представляет нам примеры насильственных переворотов, политических преступлений, мятежей и восстаний, но с трудом можно понять, каким образом среди народа могут возникать и входить в силу элементы, которые, не опираясь ни на одно сословие, ни на одну часть народа, ни на одну из его действительных сил, ни на один из существующих в обществе интересов, — каким образом элементы чужие и враждебные всему, их окружающему, замышляют в народе перевороты и осмеливаются захватывать в свои руки его судьбы и выдавать себя его благотворителями. Откуда берется отвага у этих людей, что их поддерживает, что дает им чувствовать себя как нечто серьезное, как силу, призванную к действию и уверенную в успехе? Шайка людей испорченных, полоумных, не представляющих ни собою, ни себе ничего определенного, ничего сколько-нибудь уважительного, ничего, с чем можно было бы серьезно считаться, воодушевляются мыслию, что могут насильно совершить громадный переворот в стране и овладеть ее делами! Может ли общество оставаться спокойным в виду такого беспримерного явления? А явление это было уже давно в виду, давно уже общество ощущало в себе присутствие зла, давно уже указывалось на это зло, но доселе можно было заминать вопрос о нем, можно было отрицать его важность и обманывать или себя, или других относительно его характера и значения, можно было замаскировать его личиной прогресса, либеральных начал, реальных знаний. Но вот из среды этой шайки возникает замысел, который колеблет государство в его основаниях, и теперь отказывать ему в серьезном значении уже невозможно, замаскировывать его также невозможно. Самые сговорчивые и податливые на обман умы должны признать наконец действительную опасность в том, чем мы так долго шутили и чему мы дали развиться в нашем обществе. Теперь нельзя уже провозглашать алярмистами тех, кто указывает на многие печальные явления в ходе наших дел, на ошибки и злоупотребления администрации. Теперь все с ужасом отступает перед злом, которое ежеминутно может возникнуть из этого кажущегося ничтожества, из этих причин, по-видимому, так незначительных.
Итак, теперь, после столь страшного опыта, никто, казалось бы, не осмелится сказать, что среда, где гнездится зло, есть элемент прогресса, к которому следует относиться уважительно. Теперь, казалось бы, каждому должно быть понятно, что если можно щадить людей, зараженных язвою, то щадить самую язву есть дело безбожное, а также и то, что щадить зараженных язвою людей не значит давать им волю, чтоб они кусались, а еще менее — отдавать им в руки самые дорогие интересы общества, — что щадить их значит прежде всего принимать меры к их излечению, буде они излечимы. И, однако же, есть люди столько бессовестные, что даже и в эту минуту, при первом серьезном внимании, обращенном на зло, начинают говорить о какой-то будто бы начинающейся у нас реакции, грозящей нашему общественному прогрессу. Политические злоумышленники, несравненно более опасные, чем простые исполнители преступных действий, — несравненно более опасные, ибо в них-то и есть корень зла, — начинают возбуждать в обществе толки о том, что слишком сильные действия против нигилизма угрожают нашему прогрессу и просвещению и что с либеральной точки зрения не следует желать, чтоб исследование дела простиралось слишком далеко и глубоко. Толки эти идут из Петербурга и наивно повторяются теми либералами, которые готовы видеть бунт во всяком правдивом слове, во всяком независимом и честном действии. Нигилизм и все доктрины, которые входят в его символ веры, не есть даже заблуждение, которое можно было бы щадить при уважении к нравственным силам, вовлеченным в него. Нигилизм настолько же прогресс, настолько же просвещение и либерализм, насколько мертвящая зараза, овладевшая организмом, может быть названа развитием его сил. Пока эта язва держится в обществе, пока еще действуют причины, ее производящие, пока остаются в силе условия, ей содействующие, общество не может плодотворно развиваться. Все, что только может облегчить наше общество от этого зла, будет истинным прогрессом и самою либеральною мерой. В том-то и состоит возмутительный обман, который делает своею жертвою нашу несчастную, ничему серьезно не учившуюся молодежь, что он спутывает у ней все понятия и возбуждает ее сочувствие к тому, что должно бы быть для ней предметом живейшего негодования.
Что до сих пор представляла наша умственная жизнь и наше общественное мнение? Припомните прошедшее и оглянитесь вокруг. Все отрицательные доктрины в самом нелепом, диком, обезображенном, бессмысленном виде, лишенные всякой связи с высшими интересами разумения и знания, грубейшее посягательство на нравственные основы человеческого существования и на здравый смысл, пускались в свет под рукою цензуры, перед ними расступались с почтением как перед высшею мудростью, которой принадлежит будущее, они распространялись не только в обществе, но и в школах, между детьми, едва выучившимися читать и совершенно беззащитными. Загляните в петербургские журналы, особенно года за три перед сим, загляните тоже в объявления о выходящих вновь книгах. А между тем вспомните, давно ли общественное мнение получило возможность высказываться сколько-нибудь независимо о том, что вокруг творится, давно ли послышалось независимое публичное суждение в русском обществе о делах, которые его касаются, давно ли оно приобрело право протестовать против зла, которое прямым путем, шаг за шагом приводит к государственной измене и к покушению 4 апреля. Не казалось ли, не кажется ли необычайным и предерзостным действием всякое заявление против ошибочных попущений или лженаправленных действий, исходящих от правительственных лиц и клонящихся к порождению и усилению зла? А если б еще рассказать все то, чего стоит честному мнению удерживать независимое положение в нашей печати! Впрочем, развитие того зла, с которым приходится бороться теперь, не имеет ли своим главным источником подавление всякого самостоятельного и честного мнения, которое нельзя подкупить, как нельзя застращать? Общество, лишенное независимого мнения, может ли давать отпор обману, отравляющему его детей и делающему их орудием врагов?
Нет, пусть колеблют основы государства, общественного быта, религии, пусть помрачают разумение, пусть извращают нравственные начала, пусть бесчестят науку, — пусть, как недавно говорили некоторые из наших политических мудрецов, пусть молодые люди заготовляют элементы для будущей неизбежной революции, — все это ничего, все это, быть может, даже очень хорошо, но никто не должен протестовать против сильных влияний, которые способствуют злу, никто не должен высказывать мнения о текущих делах, несогласные с интересами и видами тех или других правительственных лиц, ибо это значит, как утверждает ‘Современник’ (и не один ‘Современник’), — это значит колебать доверие к правительству. Указывать на ошибочные или лженаправленные действия, которые прежде всего и более всего подвергают опасности основы правительства и самые дорогие интересы его, это значит колебать доверие к правительству!
Впервые опубликовано: ‘Московские Ведомости’. 1866. 21 апреля. No 84.