Три задачи русского народа, Катков Михаил Никифорович, Год: 1870

Время на прочтение: 6 минут(ы)

М.Н. Катков

Три задачи русского народа

В ‘Прибавлениях’ (‘Beilage’) к аугсбургской ‘Allgemeine Zeitung’ от 22 (10) сентября помещена статья ‘Die russische Presse und der deutsche Krieg’ [‘Русская пресса и немецкая война (нем.)], любопытная во многих отношениях. Известно, с каким постоянством и красноречием газета эта отстаивает немецкие интересы, взятые в противоположность русским. Старый орган немецких ‘французоедов’ и во время нынешней войны жесточайший враг Франции изо всей немецкой печати, ‘Allgemeine Zeitung’ в то же время — поборница того положения вещей в прибалтийском крае, которое так унизительно, так возмутительно для русского народного чувства и так явно противоречит духу всех благих начинаний в последние пятнадцать лет. Обрадовавшись с каким-то средневековым фанатизмом падению французского неприятеля как удару исторической ‘Немезиды’ за прежнее могущество Франции, отпраздновав в недавней передовой статьей ‘осуждение историей всей романской расы, всего романского быта’ и поставив на место всего этого величие цивилизованной и высоконравственной Германии, ‘Allgemeine Zeitung’ совершенно удовлетворила своему патриотизму с одной стороны — с западной. Теперь она снова обращается на восток, и вот что представляется ее взорам.
Русский народ забыл теперь все обиды, которые ему в таком большом числе нанесла Франция. Он забыл пожар Москвы и опустошение Украйны (sic) в 1812 году, разрушение Севастополя и русского флота, порабощение Черного моря, возбуждение поляков к мятежу, все поругания, которым-де русское имя подвергалось в Париже, словом, все, за что, по учению немецких патриотов, Россия должны была бы мстить Франции в сию удобную минуту.
Каждый народ, поучает аугсбургская газета, имеет свои политические идеалы и задачи, исполнение которых он считает своим призванием. У русского народа таких-де задач три.
Первая из них — приобретение Константинополя, который в устах народа называется Царьградом, то есть, объясняет ‘Аll-gemeine Zeitung’ своим не знающим по-русски читателям, город царей (Czarenstadt). Эту-де идею некогда питали церковь и поэзия, но со времени Крымской войны она, по замечанию немецкой газеты, провалилась.
Вторая задача — польский вопрос. Но вопрос этот, по мнению аугсбургской газеты, есть не что иное как ложь. Когда, говорит она, благодарственные гимны за эманципацию прискучили, то печать ухватилась за польский вопрос, но вскоре-де он утратил всякое значение, и вот понадобилось питать национальные идеалы в ином направлении. Наступила очередь идеи 3-й.
Читатель уже угадывает, что третья задача есть немецкий вопрос в России. Эта идея, по мнению аугсбургской газеты, имеет реальное основание. Русский-де ненавидит немца, который его превосходит ‘всюду и всегда, в общем и в частностях, в дельности и успехе работы, в порядке и процветании, в общей организации и в домашнем хозяйстве’. Русский у немца состоит ‘в ремесле рабочим, в торговле комиссионером, в присутственном месте подчиненным, в науке учеником, в общине отрицающим противником (in der Commune der negirende Opponent), в промышленном предприятии побежденным конкурентом’, последствия такого повсеместного превосходства — зависть и вражда к пришельцу, ‘который, однако же, совершенно необходим для каждой стороны русской общественной и государственной жизни’. Печать ‘Московской школы’ сумела-де приплести сюда вопрос о феодализме в балтийских губерниях, о феодализме, которого русский, даже образованный, и понять не может. Русский-де гордится своими свободными учреждениями, плодами новейших реформ. Но новейшие победы Германии начинают-де вселять в русских страх. Узнав, что немец не только дельнее, но и могущественнее его, русский будет-де принужден преклониться пред ним, и немец может покорить его даже на почве святой Руси.
Вот полная и откровенно изложенная программа той немецкой партии, которая и вне нашего отечества, и внутри его стремится к его порабощению. Статья начинается с попытки возбудить в русской публике чувство мести за прежние несчастия, причиненные России Францией. Такие попытки встречаются и в других органах немецкой печати, так, недавно ‘National Zeitung’ в передовой статье ставила русской политике ту же цель отместки за Восточную войну, за поддержку поляков, за разные другие повинности Франции и точно так же удивлялась русской забывчивости, которая не пользуется настоящею минутой, чтобы радоваться и способствовать падению Франции. Нет народа, который бы не терпел обиды от разных других народов в разные периоды истории, и, по мнению этих национал-германских публицистов, каждый народ должен держать наготове эти старые счеты, выжидая случая удобно и безопасно накинуться на старого обидчика. Это политика подсиживания. При этой системе каждый народ прячется в засаде и таит свою давнишнюю злобу, пока с кем-нибудь не приключится беда, тогда он внезапно выскакивает и впивается в него когтями. Легко может быть, что для мстительного задора такое занятие представляет много заманчивого, но национальная политика имеет иные цели, нежели услаждение подобного чувства. Смотреть в одно прошлое и гнаться за возмездием по меньшей мере неудобно и непрактично. Обстоятельства меняются часто, не дожидаясь людских симпатий или антипатий, удар, которого не отразили вовремя, было бы нелепо отражать впоследствии, задним числом, история идет вперед, а закоренелое чувство мести лишь ослепляет и путает трезвое понимание политической ситуации. К этой-то политике грубой страсти хотят теперь привести нас органы немецкой политики.
Мы не будем вдаваться в критику географий и языкознания ученого автора статьи. Мы не будем доказывать ему, что война 1812 года происходила не в Украйне и что Царьград вовсе не значит ‘город русских царей’. Мы только засвидетельствуем, что он выставляет целью нашей восточной политики завоевание Константинополя и вековую борьбу нашу с Польшей спокойно и невозмутимо вычеркивает как ложь. Отделавшись так дешево от этих двух вопросов, автор сосредоточивает все внимание своих читателей, всю силу своей аргументации на третьем — на борьбе нашей с немцами. Зачем и откуда эта борьба? По мнению автора, дело очень просто: немец учен, делен, ему во всем удача, русский (это подразумевается) — невежа, пустой малый, бесталанный, как же не позавидовать счастливому немцу? Но счастливый немец обладает драгоценным институтом феодализма, которого злосчастный русский не способен ни понять, ни полюбить. Счастливый немец в своем родном Мекленбурге и у нас в прибалтийском крае отстаивает крепостные порядки, от которых вся просвещенная Европа давно отказалась и которые она глубоко презирает. И вот на этих-то порядках, на этом балтийском рабовладении, прикрытом приличным названием личной свободы крестьян и владения землей по аренде, автор внезапно спотыкается. Он говорит, что Германия свободнее России, и в то же время огорчается, что русские гордятся своими судебными и земскими учреждениями, он говорит, что русские ненавидят немецких пришельцев за их превосходство в общей организации, и в то же время с соболезнованием замечает, что прелесть феодальных порядков не встречает в России достаточной оценки. Пока в статье не зашла речь о наших балтийских губерниях, все шло отлично: русские представлялись читателю какими-то абиссинцами, а немцы — англичанами, и ненависть восточных варваров к западным цивилизованным завоевателям казалась совершенно естественною. Это бессильная злоба грубой массы, которая подавлена превосходством интеллигенции и культуры. Но вдруг оказывается, что интеллигенция горой стоит за феодализм. Ничто так не дорого, так не близко ее сердцу. Восточный варвар завел у себя и гласный суд, и земские учреждения, и освобождение крестьян с землей, и если бы не давление немецкой цивилизации в одном угле варварского государства, то и там появились бы эти нововведения. Только немецкий элемент в наших прибалтийских окраинах, только наши ‘цивилизаторы’, которые ежедневно вопиют о нашей неурядице, о нашей бедности, только они тормозят в этом несчастном крае введение реформ, которые положили бы конец его неурядице и бедности его населений. Только цивилизаторы мешают цивилизации балтийских губерний. Только торжество русской национальности, только применение к этому побережью великих реформ русского государства может избавить от бедствий населения, угнетенные и разоренные чужеземными завоевателями и искусственно задержанные в своем порабощении самозванцами цивилизаторской миссии.
Читатели ‘Московских Ведомостей’ знают, каковы те благодеяния германской культуры, которыми наслаждаются наши балтийские окраины. Нужно ли еще повторять, что мы боремся здесь за священнейшие интересы нашей цивилизации? Нужно ли указывать на то, что немецкая партия в России, по своему положению в балтийском крае, необходимо должна быть слепым противником всякого прогресса? Есть ли что-нибудь грубее той подтасовки, посредством которой борьба наша против отживающих свой век помещичьих привилегий выставляется как борьба против германского просвещения?
Успехи германской мысли, завоевания германского духа не составляют исключительной принадлежности германского народа. Они сделались достоянием всего цивилизованного мipa. Идея полного, всестороннего, свободного развития личности распространилась по всему свету, и заслуга ее распространения в значительной мере принадлежит деятелям германской мысли и творчества, хотя и эта Франция, над которою нынешние немецкие патриоты глумятся с таким недостойным свободных людей, с таким рабским злорадством, участвовала не менее в развитии европейской гражданственности. Но та германская сила, которая теперь упивается торжеством побед в Европе и злобствует против дела прогресса и народного возрождения в нашем отечестве, есть ненавистная и темная сила. Это есть временный успех партии реакции, духа исключительности и мракобесия. Это успех немецкой юнкерской партии, которая в своем отечестве во время мира была предметом глубокой ненависти всей наиболее просвещенной части общества, предметом заслуженного презрения и удобною мишенью для зубоскалов. Только политика завоевания доставила ей вес и обаяние. Только лесть грубым завоевательным инстинктам немцев и их мечтам о восстановлении Германской империи со средневековым границами могла ослепить их до того, что большинство примкнуло к юнкерам и изменило благороднейшим заветам своей культуры. Только опасность, которою эта партия угрожает соседям Германии, доставила ей временную популярность внутри страны. И в этом временном значении германское стремление является реакционною и мрачною силой, угрожающею свободному развитию других европейских стран и солидарною с самыми дурными и зловредными в них партиями. Нельзя отрицать очевидности факта. Нельзя не видеть, что трижды — против Дании, против самой Германии, против Франции — успех был на стороне этой партии. Но счастье способно ослеплять людей, и вот, упоенные успехами своего оружия, немецкие юнкеры — или их печатные органы — мечтают о покорении себе русского даже на почве, как они, глумясь, выражаются, святой Руси.
Момент для этого покорения выбран, по-видимому, удачно. Рука об руку с успехами германского завоевания шла агитация немецкой партии в России, и многие поразительные факты нашей администрации как будто поощряли эту фантастическую надежду, выраженную в ‘Allgemeine Zeitung’ с таким простодушным бесстыдством. Но феодалы-завоеватели забывают один фактор в этой борьбе. В то время как дух реакции и мракобесия празднует в центральной Европе свои кровавые оргии, дух разумной свободы и прогресса совершает в России великое дело преобразований, и становится силой национальной чувство юного, но могучего народа, которому, несомненно, принадлежит будущее, принадлежит тем вернее, чем темнее была доселе его доля. Какие бы софизмы ни сочиняли феодальные борзописцы в изложении борьбы русской национальности с немецкими притязаниями внутри России, для ясного и беспристрастного взора нет сомнения, на чьей стороне здесь прогресс, на чьей — просвещение, на чьей — дело человечества и цивилизации.
Впервые опубликовано: Московские ведомости. 1870. 20 сентября. No 202.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека