Н. А. ЛЕЙКИНЪ.
ШУТЫ ГОРОХОВЫЕ
КАРТИНКИ СЪ НАТУРЫ.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., д. No 2,
1879.
ГОР ПЕРЕВОЗЧИКА.
ГОР ПЕРЕВОЗЧИКА.
Горе перевозчика, Лейкин Николай Александрович, Год: 1879
Время на прочтение: 3 минут(ы)
На плотъ перевоза у Гагаринской набережной сходитъ хорошо одтый мужщина и садится въ яликъ. Онъ въ сромъ драповомъ пальто, въ цилиндр, въ очкахъ и съ русой подстриженой бородой.
— Отчаливать прикажите, ваше степенство? спрашиваетъ перевозчикъ.
— Отчаливай. Мн къ Спасителю.
Перевозчикъ плюетъ на руки и берется за весло. Лодка быстро отъзжаетъ отъ берега. Сдокъ вынимаетъ изъ кармана двугривенный и кладетъ передъ перевозчикомъ на скамейку.
— Вотъ за это, спасибо, ваше благородіе! Ай да, баринъ! Сейчасъ видно, что господинъ настоящій, говоритъ тотъ, а то сегодня, врите-ли, то сборная лодка, то сдокъ особнякъ наровитъ за гривенникъ прохать. Изъ чего тутъ стараться? Вдь у насъ тоже становая жила сохнетъ. Да и въ сборныхъ-то лодкахъ все какая-то шишголь попадалась, даровые. Теперича поутру чиновникъ съ кокардой замучилъ, а днемъ солдатъ нашествіе длалъ. А вдь съ насъ выручку спрашиваютъ.
— Неужели за перевозъ не платятъ?
— Ни Боже мой. Солдату, конечно, гд взять, а чиновникъ изъ-за озорничества. Сейчасъ, какъ вышелъ изъ лодки, и указываетъ либо на свтлыя пуговицы, либо на кокарду. Ну, ничего и не подлаешь. Плюнешь ему въ слдъ — вотъ теб и утшеніе. Есть, сударь, такіе чернильники, что еще на цигарки себ перевозомъ-то выручитъ, а то такъ въ конно-лошадиную, чтобъ, значитъ, за три копйки на этомъ самомъ лобномъ мст прогуляться. Теперича, какъ подходитъ къ перевозу и начинаетъ сдоковъ останавливать. ‘Чмъ, говоритъ, вамъ лодочнику дв копйки платить, не хотите-ли мою фуражку съ кокардой на прокатъ за копйку?’ Да такъ съ двумя сдлается. Одному фуражку, другому пальто со свтлыми пуговицами отдаетъ, а самъ въ мундир останется. Смотришь, изъ одного-то чиновника и сдлалось три.
— Неужто ты не врешь?
— Сейчасъ умереть, правда. За копйку любаго углицкаго мщанина въ чиновники превратитъ. А другому, сами знаете, лестно въ непоказанномъ наряд пощеголять. Онъ готовъ за копйку-то три дать. Не бросайте, сударь, ваше высокородіе, окурочекъ-то, я докурю.
— Я теб цльную папиросу дамъ.
— Вотъ за это благодаримъ покорно, ваше превосходительство. Вы изъ нмцевъ будете, что-ли?
— Нтъ. А что?
— Да такъ. По зим я у одного нмца въ кухонныхъ мужикахъ жилъ, такъ тоже хорошій баринъ, даромъ что нмецъ. Выдетъ, бывало, въ кухню, и сейчасъ мн окурокъ цигарки въ зубы, потому я ему за ту-же самую цну поясницу льдомъ натиралъ. Поврежденіе у нихъ тамъ было. Сегодня меня, ваше сіятельство, солдатъ одинъ замучилъ.
— Какъ такъ замучилъ?
— Да такъ. Катается себ отъ Гагаринской къ Спасителю и обратно да и шабашъ. ‘Я, говоритъ, по казенной надобности зжу’. Семь разъ прохалъ. По дв копйки, сами знаете — четырнадцать копекъ выходитъ. Безъ копйки — косушка. А изъ-за чего дло вышло? Перезжалъ онъ съ охтянкой, ну, и сталъ къ ней подъзжать, потому та бруснику везла. ‘Мы, говоритъ, тверскіе’. А я и поддразни его: ‘какъ вы, говорю, козу черезъ заборъ пряникомъ кормили и корову на баню тащили’. Разсвирплъ. ‘Какъ говоритъ, ты смешь, такой сякой, меня, защитника, при дамахъ такими словами конфузить? Знаешь, я тебя, говоритъ, за эти слова, перевозомъ замучить могу! Цлый день здить буду по Нев взадъ и впередъ’. Ну, и замучилъ. Сядетъ въ яликъ — смотришь, двухъ копекъ нтъ. Я въ очередь стану — онъ стоитъ на плоту, дожидается меня, а въ другой яликъ не садится. Да такъ семь разъ. Хуже нтъ нашему брату для поясницы, какъ дароваго сдока возить. Изноетъ вся. Вы, ваше сіятельство, не докторъ будете?
— Нтъ, не докторъ.
— Подижъ ты, а лице совсмъ какъ-бы докторское. Что, вотъ не спрошу господъ, никакъ не могу на доктора напасть!
— А теб что?
— Да дряни во мн всякой много накопилось, такъ выпустить-бы хотлось. Кровь наружу просится, а безъ докторской записки цирульники не пущаютъ. Три раза тутъ я ходилъ къ доктору, въ ногахъ валялся, просилъ записки — не даетъ. И что имъ чужую кровь жалть — это удивительно! Да и не диво-бы кровь была настоящая, а то дрянь одна. Мы когда въ своемъ мст жили, я по четыре раза въ годъ бросалъ, а здсь, подишь ты, какое обыкновеніе! Вдь насъ тоже томитъ. Теперича уснешь и видишь — какъ будто пожаръ, а то будто тебя драть ведутъ.
Лодка подъзжаетъ къ пристани. Сдокъ выходитъ.
— Ну, прощай, говоритъ онъ.— Желаю, чтобъ тебя судьба сохранила отъ даровыхъ сдоковъ,
— Благодаримъ покорно, ваше преподобіе. Такъ вы не докторъ будете?
— Ей-Богу, не докторъ.
— Ну, и на томъ спасибо. Дай Богъ вамъ сто лтъ священствовать. А то ежели докторъ, то взяли-бы этотъ двугривенный обратно и дали-бы мн это самое кровяное свидтельство. Вкъ бы Бога за васъ молилъ.
— Нтъ, не докторъ.
Сдокъ поднимается на берегъ. Перевозчикъ, прицпившись багромъ къ плоту, смотритъ ему въ слдъ и плюетъ.
— Подижъ ты, какая незадача! говоритъ онъ.— Вотъ и хорошій, добрый человкъ, а опять не докторъ!