М.Н. Катков
М.Н. Катков
Голоса русских людей по польскому вопросу начали вразумлять Европу
Голоса русских людей по польскому вопросу начали вразумлять Европу
Голоса русских людей по польскому вопросу начали вразумлять Европу, Катков Михаил Никифорович, Год: 1863
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Один из государственных людей Франции выразился недавно, что, судя по равнодушию, какое русские оказывают к польскому вопросу, надобно полагать, что у них нет того патриотического чувства, которое так сильно развито во Франции, в Англии, в Германии и т.д., и что русские — народ выродившийся, у которого нет будущности. Прошло несколько недель с тех пор, как эти слова были произнесены, и вся Европа могла убедиться, как мало в них истины. Русские с самого начала только по-видимому оставались равнодушны к польскому вопросу, который справедливее можно назвать не польским, а коренным русским вопросом. В России труднее составляться общественному мнению, чем в другой стране, хотя в ней есть все элементы для здравого общественного мнения, еще труднее этому мнению найти себе соответствующее выражение. Наше земство не имеет постоянных собраний, за исключением пока единственной существующей и вполне организованной городской думы Петербурга и только что организующейся московской. Дворянские собрания бывают редко. Ни те, ни другие притом, собственно говоря, не имеют права подавать свой голос по вопросам политическим, и русское патриотическое чувство должно было преодолеть много трудностей, прежде чем оно могло наконец более или менее выразиться. Единственная вполне свободная форма, в которой оно еще прежде нашло себе выражение, — это горячие молитвы, которые сотни тысяч простых русских людей — без сомнения, не в одной Москве, а и по всей России — воссылали к Богу за наших воинов, погибших в Польше, и за успехи нашего оружия, но эти невольные проявления русского чувства, естественно, не предназначались для гласности и нескоро становились ее достоянием.
Как бы то ни было, случайные проявления общественного мнения России начали вразумлять Европу. О том, что мы равнодушны к польскому вопросу, с решением которого так тесно связаны судьбы России, что в нас нет патриотизма, что мы выродившийся народ, не способный иметь никакой будущности, нет больше и помина. Различные органы европейской журналистики начинают вникать в сущность дела, принимать во внимание требования русского народа и даже становиться на чисто русскую точку зрения.
Если прислушаться к голосу русских людей, то нельзя не заметить, что прежде всего их возмущает мысль об отторжении от России ее исконных областей, ставших временно в соединении с Польским королевством, отторжении, о котором мечтают почти все польские патриоты, за очень и очень немногими исключениями. Далее, их тревожит и смущает мысль о возможности подвергнуть эти области какой-либо опасности через восстановление особой конституции, данной Польше Александром I в 1815 г. Наконец, они не могут примириться с тем фактом, что многие политические люди западной Европы, презрительно смотря на русский народ, по-видимому, готовы отважно советовать, чтобы ввиду польского возмущения и тех ни на чем не основанных требований, к которым оно подало повод, Польше дарованы были большие права, чем самой России.
Русские люди, вникнув в Высочайший манифест и в указ, данный Правительствующему Сенату 31 марта, без сомнения, усмотрели в этих актах прежде всего дело царского милосердия и великодушия, для которого и выбрано было Светлое Христово Воскресение как праздник всепрощения и общего христианского братолюбия. Что эти акты главнейшим образом имели именно такое значение, а не были какою-либо уступкою польскому мятежу или требованиям трех великих держав, в то самое время только препровождавшимся в Петербург из Лондона, Парижа и Вены, это видно из прежде сообщенных нами известий. В No 69-м ‘Московских Ведомостей’ мы поместили депешу графа Росселя к английскому послу в Петербурге лорду Непиру. В этой депеше от 2 марта (то есть 18 февраля) шла речь о восстановлении польской конституции 1815 г. в силу венских трактатов, которые будто бы обязывают к этому Россию, и о даровании всепрощения польским мятежникам. Но уже в No 71 ‘Московских Ведомостей’ мы сообщили на основании ‘Кельнской Газеты’ и ответ князя Горчакова на эту депешу, и так как ни с какой стороны опровержений не последовало, то мы вправе полагать, что этот ответ был передан верно.
По прочтении английской депеши, рассказывает венский корреспондент газеты ‘Times’, князь Горчаков немедленно продиктовал лорду Непиру ответ русского правительства. Он не скрыл великодушного образа мыслей нашего Государя относительно возмутившихся польских подданных его, но вместе с тем объявил, что правительство намерено сохранить за собою безусловное и неотъемлемое право обнаружить эти великодушные намерения, когда почтет это наиболее своевременным. Князь Горчаков, решительно устраняя постороннее вмешательство в наши внутренние дела, опроверг ложное истолкование венских трактатов, какого держатся английские министры и от которого, впрочем, они теперь, по-видимому, не прочь отказаться, судя по тону и по словам ‘Morning Post’, приведенным нами в одной из предыдущих наших статей. Этот словесный ответ, данный князем Горчаковым, еще не напечатан, правда, в ‘Journal de St.-Petersboug’, в котором обыкновенно прежде других русских газет появляются дипломатические акты, но в ‘Journal de St.-Petersboug’ не перепечатана и депеша графа Росселя. Это, как кажется, следует объяснять тем, что она появилась во французских газетах благодаря чьей-нибудь нескромности, без ведома английских министров, обещавших, но еще не успевших представить всю дипломатическую переписку по польскому делу палатам. Самый текст словесного ответа князя Горчакова мы будем иметь, когда появится синяя книга с этою перепиской. Но и теперь уже из того, что мы знаем, мы можем заключать с уверенностью, что вмешательство Англии, равно как и других держав, не имело и не могло иметь влияния на дарование всепрощения польским инсургентам в Светлое Христово Воскресенье.
Мало того: русские люди не только не желали бы, чтобы русское правительство казнями продолжало борьбу против поляков, но они не желали бы, чтобы по усмирении восстания у польского края были отняты или стеснены виды на дальнейшее развитие. Не подавлять польскую народность, а призвать ее к новой, общей с Россиею политической жизни, вот что лежит в интересах России, самой Польши и целой Европы. Мы не раз имели случай высказываться в этом смысле и в настоящее время можем ограничиться только указанием, что эта мысль, эта истинно русская точка зрения начинает завоевывать себе место в европейской журналистике. На помощь к нам неожиданно являются ‘Le Nord’ и, что еще удивительнее, ‘La Presse’, журнал г. Эмиля де Жирардена, который при начале польского восстания счел себя вправе обратиться в своем издании прямо к особе нашего Государя с убеждениями отделить совсем Польшу от России. В настоящее время, полемизируя с газетою ‘La France’, которая мечтает о какой-то политической автономии для Польши без совершенного, однако же, отделения ее от России, г. Эмиль де Жирарден говорит: ‘Если поляк, по нашему мнению, имеет столько же прав на свободу, как и русский, то осмелимся сказать, рискуя не найти нигде отголоска: русский имеет столько же прав на свободу, как и поляк, и вот почему мы стоим за дарование и тем, и другим без различия и без предпочтения равных обеспечений свободы гражданской и политической. Поглощение свободной Польши свободною Россией — вот наше разрешение польского вопроса. Что это наилучший способ, доказательством служит Австрия. Чему обязана Австрия, бывшая уже совсем в агонии, своим спасением, спокойствием Галиции, Венгрии, которые не поднялись по голосу русских поляков, как не той относительной свободе, которою она спасла бы себе и Ломбардское королевство, если бы не так поздно бросилась в ее объятия?’
Что эти мысли все более распространяются в Европе, видно из усилий органа лорда Пальмерстона доказать, что соединение России и Польши равными правами — дело невозможное: понятно, что ввиду восточного вопроса пальмерстоновская Англия не очень порадовалась бы возведению России на новую степень могущества и величия. Это же видно из слухов, распространяющихся в Париже, по словам ‘Independance Beige’, о том, что и для Польши, и для России готовятся новые важные преобразования. Будем надеяться, что эти слухи осуществятся ко благу и ко взаимному примирению России и Польши, которое станет возможно только в таком случае, если в политическом отношении Польша и Россия составят одно нераздельное целое.
Впервые опубликовано: ‘Московские Ведомости’. 1863. 9 апреля. No 75.