Голос крови, Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович, Год: 1910

Время на прочтение: 7 минут(ы)

Д. Н. МАМИНЪ-СИБИРЯКЪ
ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
СЪ ПОРТРЕТОМЪ АВТОРА И КРИТИКО-БІОГРАФИЧЕСКИМЪ ОЧЕРКОМЪ П. В. БЫКОВА

ТОМЪ ДЕВЯТЫЙ
ИЗДАНІЕ Т-ва А. Ф. МАРКСЪ. ПЕТРОГРАДЪ
Приложеніе къ журналу ‘Нива’ на 1917 г.

ГОЛОСЪ КРОВИ
Разсказъ.

I.

Волжскій пароходъ, тяжело разгребая мутную, покрытую радужными нефтяными пятнами воду, подвигался впередъ съ убійственной медленностью, т.-е. такъ казалось Марь Александровн. Судорожныя подергиванія пароходнаго корпуса отъ работы машины чувствовались даже въ рубк перваго класса, гд сейчасъ сидла Марья Александровна, что ее волновало и злило, точно какая-то невидимая рука дергала ее, Марью Александровну. Она морщилась и устало закрывала глаза. Ее раздражалъ и голосъ мужа, который разговаривалъ съ господиномъ представительной наружности ‘критическаго возраста’, разыгрывавшимъ изъ себя какого-то волжскаго лендлорда.
‘Какіе они оба противные,— думала она, съеживаясь.— И какъ противно оба кривляются…’
Мужъ, еще молодой человкъ съ бородкой ‘анри-катръ’, въ незнакомомъ обществ всегда длался какимъ-то фальшивымъ, какъ былъ фальшивымъ за своимъ прокурорскимъ столомъ. У него какъ-то по-мертвому поднимались угловатыя плечи, грудь вваливалась, и голосъ получалъ терпкія интонаціи, точно царапали по сухому дереву. На пароход онъ разыгрывалъ изъ себя настоящаго джентльмена и на этомъ основаніи спряталъ свою судейскую фуражку въ чемоданъ, а ходилъ въ котелк. Бывали моменты, когда Марья Александровна начинала ненавидть мужа и тяготилась его присутствіемъ. Попытки преодолть это чувство не приводили ни къ чему, и сейчасъ она переживала именно такой моментъ, и мужъ начиналъ ей казаться совершенно постороннимъ человкомъ, какъ и его собесдникъ, такой же фальшивый и какой-то наломанный. У нихъ даже въ голос было что-то общее и въ самой манер говорить.
— Я съ вами никакъ не могу согласиться,— говорилъ мужъ, растягивая для важности слова.— Есть, конечно, наслдственность, что и доказано наукой блестяще, но есть извстныя границы… да!.. Наука немного увлекается…
— Извините меня, если я съ вами не соглашусь,— мягко возражалъ волжскій лэндлордъ.— Именно здсь нтъ и не можетъ быть никакихъ предловъ, и никакая наука не можетъ ихъ установить. Народъ опредляетъ крайне характерно и просто: голосъ крови. Что это значитъ? А то, что есть безконечно связующая органическая сила, которая несокрушима, которая проявляетъ себя боле или мене интенсивно, даже на время какъ будто теряется и выпадаетъ, но это не мшаетъ ей существовать въ каждомъ изъ насъ. Въ нкоторомъ род каждый изъ насъ является живымъ итогомъ всхъ своихъ предковъ. Выражаясь бухгалтерскимъ языкомъ, природа ‘заитоживаетъ’ въ насъ вс пережитки нашихъ кровныхъ предшественниковъ.
Волжскій лэндлордъ, очевидно, старался выражаться какъ можно кудряве и временами поглядывалъ на Марью Александровну, стараясь проврить произведенное впечатлніе. Мужъ въ свою очередь начиналъ волноваться, потому что считалъ себя недюжиннымъ ораторомъ, а тутъ выходило такъ, что онъ встртилъ недюжиннаго соперника. Въ рубк было еще двое, но они не обращали на спорившихъ никакого вниманія: ‘лэндлордова жена’, какъ назвала про себя Марья Александровна пышную высокую брюнетку, и сынъ Марьи Александровны, мальчикъ лтъ четырехъ, который давно присматривался къ лэндлордовой жен, кокетливо прятался за мать и кончилъ тмъ, что подошелъ къ ней. Марья Александровна составила отъ-нечего-длать характеристику этой дамы: она изъ какой-нибудь бдной дворянской семьи, училась въ институт, провела нсколько двичьихъ зимнихъ сезоновъ безъ всякаго успха и, обозленная на все, вышла очертя голову за богатаго представительнаго старика. Она была еще молода, однихъ почти лтъ съ Марьей Александровной, но ее уже старила преждевременная брюзгливая полнота, вялыя движенія и апатичный взглядъ красивыхъ темныхъ глазъ. Потомъ Марья Александровна опредлила по завистливому взгляду, какимъ смотрла лэндлордова жена на ея ребенка, что у нея нтъ своихъ дтей. Старвшаяся прежде времени женщина точно боялась самой себя и не мшалась проявить затаенную нжность къ чужому ребенку.
‘Какая она несчастная’,— ршила въ заключеніе Марья Александровна.
— А тебя какъ зовутъ?— спрашивалъ мальчикъ, усаживаясь на колни къ лэндлордовой жен.
— Клеопатрой Павловной,— отвтила та, стараясь попасть въ наивный ребячій тонъ.
— А меня Борей… папу зовутъ Петромъ Николаевичемъ. А твоего папу?
Клеопатра Павловна слегка зааллась и отвтила не вдругъ. Ее кольнуло это дтское слово: папа.
— Моего папу зовутъ Николаемъ Петровичемъ,— отвтила она, взглянувъ на Марью Александровну съ больной улыбкой.
Забравшись на колни, Боря безъ церемоніи принялся играть часовой цпочкой съ дорогими брелоками, потомъ заставилъ снять брошь съ розовой жемчужиной, браслеты, кольца, однимъ словомъ — велъ себя, какъ настоящій маленькій дикарь. Эта безцеремонность маленькаго мужчины волновала и раздражала Клеопатру Павловну. Ей хотлось стиснуть его и долго-долго цловать это розовое личико, пухлую шейку, крошечныя ручки, но ей было совстно проявлять свои ласки открыто.
А мужчины продолжали спорить, уснащая рчь учеными терминами и послдними словами науки. Старикъ время отъ времени повторялъ засвшее у него въ мозгу ‘голосъ крови’, и Марья Александровна готова была его возненавидть именно за это. Желая выдержать джентльменскій тонъ, спорившіе обращались другъ къ другу съ изысканнйшими любезностями: ‘Беру на себя смлость обратить ваше вниманіе…’, ‘Позвольте мн не согласиться съ вами…’, ‘Простите, если я предложу вамъ такую комбинацію…’ и т. д. Это было тоже противно.
— Если хотите, наслдственность — все…
— А какъ же тогда прогрессъ?
— Именно въ наслдственности и заключается прогрессъ, какъ въ зерн заключается будущее растеніе… да-съ…
Разыгравшійся Боря въ это время началъ шалить съ присущей мальчикамъ грубостью. Онъ тянулся обими ручонками, чтобы схватитъ шляпу. Клеопатра Павловна отклоняла голову, но мальчикъ оказался сильнымъ и усплъ схватить добычу, причемъ шляпа съхала на бокъ и пострадала прическа. Эта борьба закончилась совершенно неожиданно: когда Клеопатра Павловна схватила буяна за об руки, онъ пребольно укусилъ ее…
— Ахъ, какой злой!..— крикнула она.
Марья Александровна бросилась на выручку и страшно сконфузилась. Но Боря вошелъ въ ражъ и вцпился въ Клеопатру Павловну, какъ волчонокъ. Въ моменты такихъ вспышекъ его лицо принимало совсмъ не дтское выраженіе, какъ было и сейчасъ.
— Извините, пожалуйста, Клеопатра Павловна,— бормотала она, силой стаскивая Борю съ колнъ.— Это такой… такой негодный мальчишка!..
Клеопатра Павловна тоже была сконфужена и, стараясь улыбаться, быстро ушла къ себ въ каюту, чтобы поправить прическу. Бора продолжалъ барахтаться и длалъ попытку укусить материнскую руку. Марью Александровну поразило больше всего то, что въ лиц взбесившагося мальчишки было что-то общее съ выраженіемъ волжскаго лэндлорда, несмотря на громадную разницу лтъ. Она схватила сына за руку и потащила его изъ рубки. Мужчины не обратили никакого вниманія на эту маленькую сценку и продолжали свой споръ, причемъ Марья Александровна еще разъ услышала при выход ненавистную ей фразу: ‘голосъ крови’.

II.

Пока Марья Александровна устроилась на палуб, гд у нея была своя любимая скамеечка, она успла пережить тысячи самыхъ разнообразныхъ, спеціально-материнскихъ мыслей и чувствъ. Да, она уже видла своего Борю взрослымъ мужчиной, въ которомъ, по всей вроятности, повторится его отецъ. Онъ будетъ такъ же тянуть слова, такъ же отвратительно спорить и любить на свт-только самого себя. Жену онъ выберетъ себ такую же безотвтную, какъ его мамаша, и будетъ ее подавлять на каждомъ шагу своимъ ничтожнымъ величіемъ. А подъ старость превратится вотъ въ такого волжскаго лэндлорда, какъ этотъ Николай Петровичъ. Марью Александровну охватило какое-то щемящее и нехорошее чувство, точно она была въ чемъ-то виновата.
‘Да, голосъ крови’,— почему-то повторила она про себя, резюмируя безпорядочное теченіе своихъ мыслей.
Варя успокоился и смотрлъ на Волгу усталыми глазами. А она была такъ красива, эта истинно-русская рка,— красива какою-то лнивой красотой, точно безконечная проголосная псня, которая лилась безъ конца-края, выкидывая отмели, заливая луга и заслоняя горизонтъ широкими плёсами. Хотлось смотрть на нее безъ конца, переживая ту русскую тоску, которой тоже нтъ конца-края. Да, хорошо и немного жутко, и какъ будто чего-то жаль… Вдь въ жизни каждаго найдутся и свои мели, и перекати, и высокіе берега, и широкіе. весенніе разливы… Именно такое настроеніе переживала Марья Александровна, по цлымъ часамъ сидя на палуб, а сейчасъ ей сдлалось какъ-то особенно грустно. Что осталось впереди, если разобрать? Неужели вся жизнь уже исчерпана, и все сводится на отбываніе какой-то повинности, день за днемъ, недля за недлей?..
— Скучно…— резюмировала она вслухъ свои мысли.— И Клеопатр Павловн тоже скучно….
Мужчины отъ скуки хоть играютъ въ карты или напиваются, а въ лучшемъ случа заводятъ безконечный русскій споръ, кончающійся ничмъ.
Занятая своими мыслями, Марья Александровна совсмъ не замтила, какъ показалась вдали та пристань, на которой они должны были выйти. Мужъ ее разыскалъ и сухо проговорилъ, поднимая плечи:
— Вы готовы, Marie?
Онъ терпть не могъ этихъ безконечныхъ дамскихъ сборовъ, когда десять разъ приходится отворять чемоданы, чтобы положить одну за другой забытыя вещи. А чего стоитъ дам одться, когда шляпа валится на бокъ, крючки разстегиваются, завязки рвутся, шпильки выпадаютъ…
— Сейчасъ пристань,— проговорилъ Петръ Николаевичъ, длая усталое лицо.
— Пожалуйста, пусть Боря побудетъ съ тобой, пока я укладываю вещи,— почему-то виноватымъ голосомъ отвтила Марья Александровна.— Я не заставлю себя ждать…
— Хорошо.
Марья Александровна никакъ не могла понять мужа, который раздражался изъ-за всякихъ пустяковъ. Это ее сердило до слезъ, какъ и сейчасъ. Она торопливо принялась за работу и быстро ее кончила, такъ что пароходъ не усплъ еще дать свистка. Она вся раскраснлась и должна была напудриться, къ чему прибгала только въ крайнихъ случаяхъ. Въ коридорчик, раздлявшемъ каюты, Марья Александровна при выход встртила Клеопатру Павловну и еще разъ извинилась предъ ней за своего буяна.
— Разв можно сердиться на дтей?— отвтила та со своею печальною улыбкой.
— Да, но все-таки непріятно, когда это милое созданіе начинаетъ кусаться…
Мужья были на палуб и опять спорили, причемъ волжскій лэндлордъ держалъ Петра Николаевича за бортъ пиджака и торопился доказать что-то тревожно поглядывая на быстро приближавшуюся пристань.
— Если я не ошибаюсь,— напрасно старался перебить его Петръ Николаевичъ.— Мн, вообще, кажется…
— Нтъ, позвольте мн докончить мою мысль… Конечно, я не больше, какъ человкъ толпы, и мое мнніе, конечно, ни для кого не обязательно, но за всмъ тмъ я позволяю себ имть свое собственное мнніе. Mon verre n’est pas grand, mais je bois dans mon verre…
Это словоизверженіе было прервано пароходнымъ свисткомъ, и Петръ Николаевичъ наконецъ освободился отъ своего мучителя. Его немножко начинала шокировать фамильярная манера почтеннаго собесдника держать себя,— Петръ Николаевичъ не выносилъ фамильярности и амикошонства. Приличія, конечно, условная вещь, но пріятно имть дло именно съ воспитаннымъ человкомъ.
Пристань была уже совсмъ близко. На пароход поднялась обычная въ такихъ случаяхъ суматоха. Русская публика, по принятому обычаю на всхъ пристаняхъ и желзнодорожныхъ станціяхъ, напоминаетъ толпу людей, охваченныхъ припадкомъ остраго помшательства. Петръ Николаевичъ возмущался поведеніемъ невоспитаннаго человчества и принималъ прокурорскій видъ,
Когда пароходъ причалилъ и публика ринулась на пристань, волжскій лэндлордъ разыскалъ въ толп Петра Николаевича и, любезно приподнявъ мягкую шляпу, вручилъ ему свою визитную карточку.
— На всякій случай… Знаете, иногда пріятно вспомнить о дорожномъ, случайномъ знакомств.
Петръ Николаевичъ вручилъ свою визитную карточку, пробормотавъ что-то пріятное, что говорится въ такихъ случаяхъ. Когда случайные знакомые прочли карточки, то съ удивленіемъ посмотрли другъ на друга и еще разъ молча пожали другъ другу руку.
— Да, очень… пріятно…— проговорилъ лэндлордъ, еще разъ приподнимая свою шляпу.— Бываютъ удивительныя встрчи… Не правда ли?
— Да, очень…
Марья Александровна видла эту сцену только мелькомъ, потому что едва не была смята въ напиравшей на мостки толп. А тутъ еще приходилось сдерживать рвавшагося впередъ Борю. Когда они очутились на пристани. Петръ Николаевичъ остановился у барьера и нсколько разъ приподнималъ свой котелокъ, отвчая махавшему шляпой лэндлорду.
— Кто этотъ странный господинъ?— спросила Марья Александровна, удивляясь такому трогательному прощанію.
Петръ Николаевичъ посмотрлъ на нее, поднялъ плечи и отвтилъ довольно сухо:
— Это… гм… это мой отецъ. Я его вижу въ первый разъ въ жизни, потому что онъ бросилъ мою мать, когда я еще не родился. Она осталась беременной.
— И ты… ты не плюнулъ въ лицо этому негодяю?!..— шептала Марья Александровна, задыхаясь отъ волненія.— Вдь это… это… Этому нтъ названья!..
Онъ пожалъ плечами, взглянулъ на нее сбоку и отвтилъ уже прокурорскимъ тономъ:
Это было ихъ дло, то-есть отца и матери, а я — лицо постороннее, и меня это не касается…
1910.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека