Голодные и сытые, Лебедев Иван Иванович, Год: 1919 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 10 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

ИВАН ИВАНОВИЧ ЛЕБЕДЕВ

ГОЛОДНЫЕ И СЫТЫЕ
Пьеса

Антология крестьянской литературы послеоктябрьской эпохи

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ. МОСКВА 1931 ЛЕНИНГРАД

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Мызников барин из города, 30 лет.

Сельский писарь.

Карябка, Тимофей, Степан, Сурок, Савелий, Зот, Зотиха, крестьяне.

Мальчик, девочка, дети Зотихи, без слов.

Сельский староста.

Действие происходит в деревне до революции — во время голодовки.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Сборная изба. Небольшой столика с тремя табуретами. На столе бумага, пузырек с чернилами и перо. Вдоль стола несколько скамеек. При открытии занавеса у стола сидят сельский староста и писарь.

1
Писарь и староста

Писарь. Ну, а как его фамилия?

Староста. Хамилия-то?.. Кто ж его?.. рази упомнишь… Кажись, Садиков али Онучин.

Писарь (смеется). Так, похоже одно на другое. Зачем же он к нам едет?

Староста. Да кто же его знает… Сказал старшина, что в десять часов будет к нам барин, хороший, нужный барин,— вот и все. Велел собрать первейших домохозяек.

Писарь. Чорт знает что такое. Плетень ты этакий: не мог узнать, по каким делам.

Староста. По каким делам… Авось, не впервой… Ну, каких-таких делов ждать от барина: облает да уедет, вроде нашего земского.

Писарь. А ты видел его, каков из себя-то?

Староста. Ничего, барин как барин: вальяжный, мордастый такой, брюхатый, с лысиной, вроде как, значит, откормленный боровок.

Писарь. А одет как, с кокардой?

Староста. Да так… вроде как бляшки кой-где болтаются. Одно слово — барин важнеющий, потому волостной писарь при мне сказал дьякону: в Голодаевку, говорит, едет член… член… (Прикладывает руку ко лбу.) Как, бишь, его… Сейчас вспомню, вроде как на графа смахивает… Э, вспомнил: член графического обчества… Что же афто за фря такая? Ты, небось, знаешь, Трахим Митрич?

Писарь. Если член графического общества, то, значит, персона.

Входят: Степан, Сурок, Тимофей и Карябка.

2
Те же, Степан, Сурок, Тимофей и Карябка.

Степан (к писарю). Чего тут, Трахим Митрич?

Писарь (заносчиво). Что чего?

Степан. Чего, к примеру… Чего тут… Ну, нужно-то?

Писарь. Расчавокался: дождь пойдет.

Староста (хохочет). А дождику-то ничего бы теперь. (Хохочет.) Ах, пропади ты совсем. Умора с тобой Трахим Митрич… Дождь пойдет… ха-ха-ха!

Сурок. Хорошо сытому-то ржать, когда хлебушко-то не весь с’еден… эхма!

Тимофей. Эфто вот правильно, кум Михей, как есть так.

Карябка выступает вперед.

Писарь. Смирно, руки по швам. Говорун начинает.

Карябка. Просмеешься, голова, такой же будешь. А вот коли ежели нас кликнули, голова, то, значит, нужно сказать, зачем. А то тудой-сюдой, голова, а время-то идет.

Писарь. А на что оно тебе, время-то? Небось, и так на печке-то боками все кирпичи протер.

Карябка. Да ведь бока-то у нас, голова, свои, и кирпичи-то наши. Тебе что же о чужом-то соболезновать, Трахим Митрич?

Тимофей. Эфто правильно.

Сурок. Молодец, Карябка. Прямой говор…

Карябка. Судачить-то нечего, голова. Не лясы, чай, мы собрались точить, а дело, што ли, какое… Зачем нас позвали-то?

Писарь. А тебя кто звал?

Карябка. Староста.

Писарь. Ну, с ним и разговаривай.

Староста. А это вот барин скажет, зачем вас собрамши.

Карябка. Какой барин?

Староста. Такой вот… увидишь, какой. Я был ноне в волости. Старшина сказал,— сичас приедет к нам важный барин. Значит, не маковое зерно… А чтобы колготы-то меньше было, то, говорит, собери стариков-то поменьше, голов пять…

Карябка. (чешет в затылке). Эх, людишки, людишки … какие времена то пришли: собрать пять голов… вроде как скотину.

Старое та. Не равна скотина. Ноне вон хороших лошадей по четыреста покупают, а за другого человека и семишника не дадут.

Карябка. Да кто? старшина — наш же брат, мужик… пять голов…

Степан. Не резонт, чего там!..

Сурок. Человека к скотине приравнять…

Тимофей (к писарю). А по каким делам, Трахим Митрич, эфтот барин-то к нам едет?

Писарь. С тобой давно не видался. Подарки, небось, везет: тебе четвертную монопольки, а старухе онучи новые.

Староста (хохочет). Уморил, чтоб тебе пусто было!

Карябка. Зубы-то скалить нечего, а нужно дело говорить.

Писарь. Говори, послушаем.

Карябка. Нет, ты, голова, говори. Ты писарь, грамотей, должон знать: что к чему и как.

Степан. Эфто правильно, чего тут.

Сурок. Знамо дело.

Писарь. Да что мне говорить? Вы слышали.

Карябка. Да эфто мы слыхали. А ты нам скажи, голова: с какой начинкой эфтот самый пирог-то, и как к ему можно, значит, подступиться.

Сурок. Вот эфто дело. Эфто как есть, значит.

Тимофей (кивает на Карябку). Ну, и говорок. Вот бы кому в старшинах-то ходить.

Степан. Может… к примеру… не насчет ли кормежки эфтот самый барин-то?

Карябка (усмехнувшись). Чего доброго!..

Сурок. Как бы не так. Дождешься ноне, сошник им в брюхо.

Писарь. Я тоже полагаю, что этот барин об’езжает голодающие поселки. И вот, значит, он будет отмечать по графам, у кого сколько душ семьи и сколько пудов муки будет нужно для прокормления. Поэтому он и наименован членом графского общества. Возьмем так, к примеру: Сидор Дохляткин имеет пять душ, и ему требуется на месяц муки пять пудов,— его, значит, в одну графу, Семен Замухрышкин имеет три души, и ему нужно три пуда, — его, значит, в другую графу. Поняли теперь, в чем воду-то толкут?

Карябка. Вот за эфто спасибо, Трахим Митрич, потому дело говоришь, как по-писанному.

Тимофей. Давно бы так-то, а то: гы-гы да га-га!

Степан. Беда бы нам без его.

Сурок. Ай да деляга, Трахим Митрич! (Ко всем.) Вот что, старики: поддержим его на сходе, насчет, значит, того… махонькой надбавки.

Карябка (поднимает палку). Заткнись, дядя Михей.

Тимофей. Чемер тебе на язык-то.

Степан. Скоро, к примеру будем говорить, с голоду все протянемся, а он, прибавку… (Слышны бубенчики.) Чего тут…

Староста (бежит к двери). Вот и барин. (Уходит.)

Тимофей. Как бы нам… тае… поумнее, а то, не ровен час…

3
Те же и Мызников

Мызников (кладет портфель на стол). Здравствуйте, господа.

Карябка (кланяется в пояс). Здравствуешь, милостивец.

Мызников копается в портфеле.

Тимофей (толкает локтем Сурка). Добра не жди, господами назвал.

Сурок. Вроде как в насмешку.

Степан. Чего тут!..

Мызников. Ну, как вы тут, господа, поживаете?

Карябка. Да уж известно, дело, ваше высокородь, какое наше житьишко: горе да нуждишка.

Тимофей. Тоись во как, милостивец,- не приведи бог лихому лиходею.

Сурок. Без хлебушка какое житье… Нешто это житье…

Степан. Чего тут…

Тимофей. Эфто, так к примеру будем говорить, поди теперича, к примеру, по деревне: из десяти, к примеру, домов, можа, в одном хлебушка-то найдешь, а остальные, к примеру, все кричмя-кричат от голодухи.

Карябка. Одно слово: всем, значит, скоро крышка.

Староста. Что ж теперь, видно, воля божья.

Мызников. Да, мне земский начальник говорил, что в этом районе урожай был неважный.

Входит Савелий.

4
Те же и Савелий.

Савелий (быстро выступает вперед и низко кланяется). Ваше высокое благородие, благодетель наш, милостивец! Запиши, кормилец, и меня грешного… Ай опоздал? (Оглядывается на крестьян.) Впереди поспели злыдни. (К Мызникову) Смилуйся, ваше превосходительство, яви божескую милость, не дай погибнуть лютой голодной смертью с малыми детками несмысленками…

Мызников (теряясь). Мне жаль вас, старичок… очень жаль, но я… что же я могу…

Савелий (падает на колени). Запиши, заступник наш, благодетель. Савелием меня зовут, Савелий Липатов Бездомнов… В прошлом году сынка похоронил… Макарушку, сокола ясного,— один и был… Грозой убило. Оставил нам со старухой сноху да пятерых несмысленков. Галанят, кричат, словно галчата: ‘Хлебца, хлебца’. А его ни синь-пороха не осталось… третий день не емши… Все поели, все пожрали: коровенку и овеченок, и одежонку… Кобыленка-пегашка не встает от бескормицы, того и гляди, окачурится. Все разорено… избенку раскрыли… Душа вся изболела, измыврела, исчаврела. (Плачет.)

Мызников. Да вы успокойтесь… Вам тяжело, я это вижу. Зачем так огорчаться…

Савелий. Страшный грех хотел принять на душу: Руки на себя наложить, чтобы не зиать этих мук-мученских. Пусть бы не видели мои старые оченьки, как внучатки станут дохнуть от голода. (Поднимает руки кверху.) Чем мы тебя прогневали, заступница наша, царица небесная, Микола милостивый, святители, чудотворцы! (Падает головою на пол и истерично рыдает.)

Мызников (суетится). Воды ему… дайте ему воды. На воздух его… Несчастный старичок.

Тимофей. Эк его прорвало!

Сурок. Должно, невмоготу.

Степан. Чего тут…

Мызников (наклоняясь над Савелием). Не надо так волноваться, вредно…

Староста (подходит к Савелию). Что ты, дядя Савелий, аль белены об’елся? (Берет его сзади под плечи.) Нешто можно так…

Савелий (рыдая). Хлебушка, хлебушка. Будь отцом-благодетелем…

Староста (выталкивает Савелия за дверь). Ишь, раз’ехался, дурья голова. (За дверью слышен звук от падения тела.)

Мызников. Как вы смеете? Это самоуправство. Я об этом вашему земскому начальнику скажу!

Староста (в недоумении). А я думал, он вашему высокому благородию дюжа надсадил… Нешто можно так тревожить, небось, вам и бея его делов много.

Мызников (спокойнее). А все-таки так поступать нельзя,

Карябка. Да, эфто… того… Наум Спиридоныч, не по-божески. В ем, небось, и так душа-то чуть держится, а ты его как гвозданул.

Староста. А тебе что, аль отец родной? Ишь ты, заступник какой.

Смело входит Зотиха и вводит за собою грязных и оборванных мальчика и девочку.

5
Писарь, староста, Степан, Сурок, Тимофей, Карябка, Мызников и Зотиха с девочкой и мальчиком.

Зотиха. Что ж эфто, ваше благородие. (Ставит детей впереди себя, ближе к Мызникову.) Что ж я буду с ими делать, куда мне их девать? У людей дохнут, а мои живушши: по два дня не жрамши, а смотри — морды-то какие.

Мызников. Зачем вы так… они — славные детки.

Зотиха (показывает то на того, то на другого). Вот они, смотри на них, радуйся, любуйся на окаянных.

Староста. А ты, Зотиха, дюже-то не ерепенься, барин-то таких кукушек слыхал, небось.

Зотиха. Да, тебе хорошо калякать, когда у тебя хлебушка-то до новины хватит, а вот мне-то каково с ими. Чем их кормить буду, чем? Ты бы вот моего пьяницу-то лучше унял. Чтоб его громом расшибло! Чтоб его чемер закорючил, разбойника. Чтоб его хлыснуло, да расхлыснуло, да на мелкие кусочки, идольского сына, разорвало.

Мызников (к старости). Что с ней? Может быть, ее бы следовало к доктору. У ней, вероятно, сильнейший жар.

Зотиха. Все со двора посволок, все промотал, ни маковой росинки в дому не осталось. Что ж эфто такое? Допреж казенки нас разоряли, а теперича в каждом околотке по шинку, спаивают мужиков проклятым зельем: ханжой да самогонкой. Скоро все с сумой пойдем, все с голоду подохнем… Надысь, пес кудлатый,- чтоб ему взвихриться,— мою последнюю рубаху спер, скоро по деревне голяшкой пойду.

Карябка. Заткнись малость, Зотиха.

Тимофей. Иной раз и помолчать надыть…

Зотиха. Откедова и за что на меня, горюху, такая погибельная пропасть накатила? (Воет.) Эх, нет больше моей силушки, нет моченьки…

Карябка. Ничего, Зотиха, потерпи малость. Вот барин нам пожалует хлебушка-то, и все, глядишь, обойдется по-хорошему.

Мызников. К сожалению, я ничем помочь не могу… Я приехал по другому делу. (К Зотихе.) А вы нам мешаете…

Староста. Слышь, Зотиха, уходи.

Зотиха (злобно смотрит на старосту). Куда? (К Мызникову.) Что ж эфто такое? Где же теперь искать спасенья, мой барин хороший?

Мызников. Вы, как видно, серьезно нездоровы, вам надо лечиться.

Карябка. Хлебушка бы ей, вот и все леченье.

Степан. Чего там…

Зотиха (гордо и смело). А что же ты мне еще хорошего скажешь, барин пригожий?

Мызников. Что ж я могу сказать… Советую обратиться к участковому врачу, в больницу.

Зотиха (отстраняя от себя детей). Мне нечем их кормить, девайте их, куда хотите… Провал вас всех возьми!.. (Быстро уходит, хлопнув дверью.)

Писарь. Свирепая баба.

Мызников. Тяжелая сцена. У меня начинает болеть голова…

Староста (ведет к двери плачущих детей). Ничаво, ничаво. (Отворяет дверь). Бегите домой.

Мызников. Ну-с, господа, теперь пора приступить к делу и об’яснить цель моего приезда. Недавно ко мне был доставлен клык мамонта, найденный в одном из оврагов около вашей деревни. Но, вероятно, вы не знаете, что такое из себя представляет мамонт. (Крестьяне, переминаясь, покашливают и, усмехаясь, в недоумении посматривая друг на друга.) Мамонт,— это огромное травоядное животное, которое существовало несколько тысяч лет тому назад…

Карябка. Эфто… К чему же, барин, насчет эфтих самых клыков-то?..

Тимофей. Что-то вроде как не поймешь.

Сурок. Хлебушка-то нам вдеред запиши, барин… ржицы али мучицы.

Степан. Эфто правильно.

Входит пьяный Зот.

6
Писарь, староста, Степан, Сурок, Скряба, Тимофей, Мызников и Зот.

Зот (низко кланяется Мызникову). Мое нижайшее вашему благородию. (Кланяется крестьянам.) Старичкам почтенным почет и уважение. (Я Мызникову.) К вашей великой милости прибегаем… Вот как тут сейчас была моя баба… Степанида… с ребятенками… с Максимкой, значит, и Лушкой. Так вы ей, значит, записали хлебушка… И прошу я, значит, прибавить пудик… один только пудик на мою горемычную сиротскую долю… Как, значит, неспособен к труду… потому, три года тому назад в ночное, значит, время был укушен бешеным псом и потому — умственное затемнение… Так что от головы до самых Пяток кружение идет… все кругом, значит, кругом. (Вынимает из-за пазухи дудку). А я, значит, за это вашу милость повеселю со всяческим удовольствием. (Пробует дудку и делает соответствующее движение руками и ногами.) Раздокажу на сорок манеров, на пятьдесят фасонов… Одно слово: унеси ты мое горе.

Мызников (откидывается назад). Это какой-то ненормальный.

Зот (приплясывает).

За поповым sa двором

Пели куры петухом,

А у кума у Ермила

Отелилася кобыла.

Гоп, гоп, гоп!

Мызников. Я боюсь его — он совсем сумасшедший.

Староста (подходит к Зоту), Ну, будет колобродить-то, проваливай. А то живо намажу салом по сусалам. Чуешь?

Зот (отмахиваясь руной и подпрыгивая, бежит к двери). Чую, чую, чую. Счастливо оставаться. (Уходит.)

Мызников. Его надо отправить в психиатрическую лечебницу. Он может наделать что-нибудь ужасное.

Староста. Ну, что он наделает?.. Забулдыга и забулдыг…

Карябка. Зато песни хорошо играет.

Тимофей. Ну, уж и играет, пропади он совсем, иной раз инда за сердце хватает.

Сурок. У всякого свой талан…

Староста. Жена у него, ваше благородие, баба работящая… Эфто она сейчас была с детишками-то… А он — лодырь, как есть лодырь.

Мызников. А разве это могло быть, как вы думаете, староста?

Староста. Чего, ваша блародь?

Мызников. Да вот, что у Ермила отелилася кобыла.

Староста (смеется). Да нашто эфто можно… Эфто так, бабьи сплетни.

Мызников. И куры ни у кого не кукарекали?

Староста. Можа и кукарекали, кто ж ее знает… А только эфто так уж… из песни, видно, слова не вы кинешь.

Мызников (продолжает прерванную речь). Итак, господа, животных, по величине подобных мамонту, в настоящее время не существует. И мамонт и другие огромные животные, мастодонт, ихтиозавр,— все они погибли во время потопа.

Карябка. И шут с ими… Земля-то матушка и мелкую-то животину никак не прокормит.

Тимофей. Эфто правда.

Степан. Чего там.

Мызников. И вот мы не могли бы иметь понятия об этих животных, если бы время-от-времени не отыскивались окаменелые части их скелетов…

Карябка, Прости ты меня, мужика-дурака, хороший барин, что я перебью твою умную речь. Хлебушка бы нам поскорее, хлебушка. Животишки-то у всех подвело, инда невмоготу.

Мызников. Я не понимаю, о каком хлебе вы говорите.

Карябка. Эфто мы слыхали.

Мызников. Я приехал по своему делу, а снабжение с хлебом меня не касается.

Карябка. Вот те и фунт клендерей.

Крестьяне и недоумении смотрят друг на друга.

Тимофей. Эфто… тоись как же?

Сурок. Вроде как надсмешка…

Степан. Чего там…

Карябка (к писарю). Что ж эфто, Трахим Митрич (к старосте), али ты, Наум Спиридоныч?

Писарь отводит лицо в сторону.

Староста (кивает на Мызникова). Да ён туточки, барин-то. Чаво ж я-то… Нешто я…

Мызников. Я могу по приезде в город доложить о ваших нуждах и постигшем вас недороде комитету по оказанию помощи голодающим. И я думаю, на мое заявление обратят серьезное внимание.

Карябка. Антиресно, по крайности, знать, для каких таких делов нас собрамши?

Тимофей. Хлебушка бы нам, хлебушка… Хоша бы малость, по пудику на двор.

Степан. Эфто правильно, чего там…

Мызников. Я уж заявлял вам, что это до меня не касается.

Карябка. Конешно, ежелн нам что нужно, то эфто ни до кого не прикасается, а ежели, значит, с нас…

Староста. А ты того, Карябка, язык-то прикуси малость.

Мызников. Я приехал, чтобы с вашего позволения и при вашей помощи сделать раскопки в том месте, где найден клык мамонта: может быть, нам удастся найти если не весь скелет животного, то хотя бы какие-нибудь части.

Карябка. Да по нас, хороший барин, хошь весь овраг вскопай, нешто нам жалко…

Тимофей. Эфто нам не помеха, а только того… хлебушка бы нам, хлебушка.

Карябка. А зачем, антиресно знать, эфтот самый шкелет-то спонадобился?

Мызников. Это, господа, представляет огромный интерес для науки и даже имеет государственное значение.

Карябка. Поди ж ты: о шкелетах заботятся, а о живых людях позабыли. (Тихо смеется.) Эхма! Что ж это на белом свете делается? (К Мызникиву.) Копай, копай шкелеты-то, барин, нам не помеха. (К крестьянам.) Так, что ли, старики, согласны?

Тимофей. Вестимо, согласны.

Степан. Чего там.

Сурок. А как же эфто… насчет хлебушка-то?

Мызников. К сожалению, повторяю, что помочь вам в деле продовольствия я ничем не могу. Но вы не беспокойтесь, на это немедленно отзовутся: и земство, и комитет, и благотворительные общества, и частные лица. Я не знал о постигшем вас бедствии… Мне до прискорбия жалко вас, я глубоко огорчен этим обстоятельством. Немедленно буду хлопотать, чтобы члены комитета приехали к вам и снабдили нуждающихся хлебом.

Карябка. Спасибо, барин, на добром слове… Только просим вашу милость поспешить, потому брюхо-то не ждет, есть-то каждый день хоцца…

Тимофей. Подохнем. У меня крохи в доме нет.

Сурок (вздыхает). Эхма…

Мызников (берет портфели и фуражку). Ну, господа, до свидания. Я сейчас поеду к старшине и, вероятно, сегодня же, вернувшись от него, приступлю к работам в овраге. А на-днях ждите членов комитета по оказанию помощи голодающим. Желаю всего хорошего, господа.

Карябка. Вот-таки барин: хлебушка не дал, да зато в господа всех произвел! (Тихо смеется.) Вы, говорит, господа, как поживаете? (Смеется громче.) До свидания, говорит, господа… Ну, и дела!

Тимофей. Барин добрейший, по крайности не облаял.

Сурок. Да, спасибо и за эфто, сошник ему в брюхо.

Степан (сквозь слезы). Чего ж, значит, теперича помирать надыть. (Плачет.)

Писарь (шутя). Зачем помирать? На-днях, смотри, нагрянут обозы с хлебом.

Карябка. Чего доброго, голова.

Староста (вернувшись). Подождем таперича членов… Чего они нам наворотят.

Тимофей. И чего ему эфти самые клыки спонадобились.

Писарь. Стало быть, понадобились, если нарочно за ним ехал.

Староста. Клыки-то, вишь, какого-то мамонта… Уж не выползовский ли огородник Мамонт Прокофич свои растерял.

Карябка (смеясь, качает головой). Ах ты, господи милостивый.

Занавес.

ИВАН ИВАНОВИЧ ЛЕБЕДЕВ

ГОЛОДНЫЕ И СЫТЫЕПьеса

Читайте также:

ГОЛОДНЫЕ И СЫТЫЕ
Пьеса