‘ГОДЪ НА СВЕР’, М. МАКСИМОВА. ТОМЪ I. БЛОЕ МОРЕ И ЕГО ПРИБРЕЖЬЯ. ТОМЪ II. ПОЗДКА ПО СВЕРНЫМЪ РКАМЪ. СПБ. 1859.
‘ГОДЪ НА СВЕР’, М. МАКСИМОВА. ТОМЪ I. БЛОЕ МОРЕ И ЕГО ПРИБРЕЖЬЯ. ТОМЪ II. ПОЗДКА ПО СВЕРНЫМЪ РКАМЪ. СПБ. 1859.
‘Год на Севере’, М. Максимова. Том I. Белое море и его прибрежья. Том II. Поездка по северным рекам, Дружинин Александр Васильевич, Год: 1860
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Собраніе сочиненій А. В. Дружинина. Том седьмой.
С-Пб, Въ типографіи Императорской Академии Наукъ, 1865
Давно не приходилось намъ отдавать отчета о такой умной, поэтической и во всхъ отношеніяхъ замчательной книг, какова книга путевыхъ замтокъ г. Максимова, веденныхъ имъ во время его поздки на Сверъ, по порученію морского министерства. Лучше выполнить даннаго порученія невозможно, невозможно было и министерству выбрать лучшаго человка для путешествія съ этнографической цлью. Г. Максимовъ, съ трудами котораго хорошо знакомы читатели нашего журнала, соединяетъ въ себ вс условія и качества нужныя для русскаго путешественника. Онъ страстно любитъ всякія поздки и даже длинные переходы пшкомъ по всмъ сколько нибудь замчательнымъ уголкамъ Россіи. Онъ молодъ, здоровъ и иметъ все нужное, чтобъ войти въ довріе къ лицамъ его интересующимъ. Онъ сердцемъ любитъ народъ, близокъ къ народу и уметъ сойтись съ простымъ русскимъ человкомъ, безъ неестественныхъ усилій и презрннаго подлаживанія къ слабостямъ простолюдина. Онъ можетъ неутомимо трудиться, никогда не торопясь, не сбиваясь, и не путаясь въ обильныхъ матеріалахъ. Никакой край для него не кажется бднымъ, никакой человкъ недостойнымъ наблюденія. У этого писателя подъ ногами всегда твердая почва, онъ воспитанъ не на книгахъ и не на отвлеченныхъ теоріяхъ. Тому, кто любитъ чтеніе здоровое и укрпляющее разумъ, мы смло совтуемъ читать и перечитывать каждый трудъ г. Максимова.
Посл всего нами сказаннаго, очень понятно, что авторъ ‘Года на Свер’ долженъ имть хулителей и противниковъ въ нашей литератур. При многихъ хорошихъ сторонахъ нашей современной журналистики, она, даже по сознанію самыхъ снисходительныхъ судей, жестоко гршитъ именно отсутствіемъ той твердой почвы, которой такъ много подъ ногами нашего автора. Чрезвычайное развитіе русской періодической литературы, породивъ собой огромную потребность въ быстро пишущихъ и такъ сказать фельетонныхъ сотрудникахъ, создало цлый классъ писателей совершенно отршившихся отъ практической жизни, скопившихся по столицамъ, живущихъ какимъ-то особеннымъ книжнымъ существованіемъ. Эти люди очень часто обладаютъ большимъ талантомъ, который даже сживается съ спшной работой, многіе изъ нихъ замчательны прочнымъ фондомъ своего образованія, но уединенная жизнь, занятая одною кабинетной работой, вліяніе кружка и тысячи другихъ однородныхъ причинъ мало по малу отражаются на всей ихъ дятельности. Литературный трудъ у насъ вознагражденъ хорошо, оттого къ нему стремятся массы образованной молодежи, очень часто стремятся лишь для того, чтобъ жить безбдно,.но вмст съ тмъ, завязнувши въ кабинетныхъ занятіяхъ, еще боле ослабить свою связь съ жизнью дйствительной. Страшно становится когда подумаешь о томъ, какъ мало въ нашей литератур людей прочно связанныхъ съ жизнью своихъ согражданъ чмъ либо кром языка, происхожденія да небольшого запаса впечатлній первой молодости! Много ли между нашими пишущими людьми настоящихъ помщиковъ, настоящихъ чиновниковъ, настоящихъ военныхъ людей, настоящихъ лицъ торговаго сословія? Иные изъ нашихъ писателей когда-то, въ давнишніе года, были тмъ или другимъ, или третьимъ, но скудный опытъ, добытый ими на практически житейскомъ поприщ, никогда почти не выдерживаетъ цлаго періода убійственной кабинетной жизни. Чтобъ бороться съ подобнымъ разъединеніемъ (плоды котораго видны на каждомъ шагу) необходимы мры крутыя, ршительныя, хотя, можетъ быть, и тягостныя на первыхъ порахъ: мры эти — толковыя путешествія по Россіи, принятіе на себя писателями какихъ нибудь практическихъ обязанностей, помимо литературы, временное удаленіе отъ однообразной столичной жизни сближеніе съ различными классами общества и въ особенности съ простымъ народомъ. Нтъ почти ни одного русскаго литератора, который бы въ душ не согласился съ мыслями сейчасъ высказанными, но на словахъ ихъ многіе не одобрятъ, изъ-за собственнаго самолюбія. Точно также въ нашей литератур вроятно найдутся лица, хорошо понимающія заслуги г. Максимова, вполн цнящія его знакомство съ народомъ и его разрывъ съ общей всмъ намъ рутиной, но не всякое изъ этихъ лицъ поспшитъ отдать долгъ справедливости замчательному туристу. ‘Какъ будто такая рдкость бродить изъ края въ край, брать на себя трудныя порученія и сближаться съ народомъ!’ скажутъ они, и успокоятся съ своимъ внутреннемъ самосознаніи.
А между тмъ путешествовать такъ, какъ путешествуетъ г. Максимовъ, можетъ быть умютъ только англичане и американцы этого практическаго, могучаго англо-саксонскаго племени. Проглядите со вниманіемъ эти два тома, названные ихъ авторомъ ‘Годъ на Свер’ и вы убдитесь въ справедливости словъ нашихъ. Первое, что поразитъ читателя въ означенной книг, что оторветъ его отъ обычной рутины, какою дышутъ обычныя путевыя замтки, это крайняя практичность, жизненность всего ея содержанія. Г. Максимовъ ршительно не думаетъ о томъ, что составляетъ abcd всхъ путешественниковъ для красоты слога — т.-е. о самыхъ впечатлніяхъ пути, о картинкахъ природы, о группированіи анекдотцовъ и характеристическихъ подробностей. Ему поручили развдать про бытъ, торговлю, промыслы прибрежій Благо моря, и онъ не хочетъ знать ничего вн этихъ удобопередаваемыхъ сторонъ порученія. Онъ детъ на тотъ или другой пунктъ поморья, вовсе не помышляя о закат солнца, о физіономіи снговыхъ полянъ, раскинувшихся налво и направо, о дагерротипномъ снимк съ ямщика, который его везетъ и съ хозяина, который встрчаетъ его на квартир. Прежде всего дло, а тамъ, коли къ слову скажется, будетъ и остальное. Въ такомъ-то город обширные рыбные промыслы — нашъ путешественникъ прежде всего сходится съ опытнйшими промышленниками, отбираетъ отъ нихъ нужныя свднія, а коли можно, самъ детъ съ ними на мсто промысловъ. Въ другомъ сел строятся ладьи большого размра для большихъ плаваній, строятся безъ плана и правилъ, Максимовъ разскажетъ вамъ весь порядокъ работы, весь обрядъ спуска ладей и перечислитъ вліяніе этого рода занятій на жителей. Дале видитъ онъ мстечко подвергавшееся нападеніямъ англичанъ въ прошлую войну, тотчасъ же, по самымъ подробнйшимъ разсказамъ передаетъ онъ намъ исторію всхъ хлопотъ до нападенія, при нападеніи и посл него, передаетъ ее въ чертахъ живописныхъ и характеристичныхъ, но не изукрашенныхъ ни одной лишней чертою. Дале, на почти безлюдномъ берегу, въ рдкихъ селеніяхъ, наполненныхъ раскольниками, путешественникъ собираетъ свднія о скитахъ стараго времени, о главнйшихъ расколоучителяхъ, о гоненіяхъ на нихъ, о хитростяхъ скитянъ и сопротивленіяхъ гоненію. Всюду видимъ мы фактъ, дло, жизнь стараго вка и жизнь настоящую, схваченные съ врностью наблюдателя ничмъ не развлеченнаго, ничему не чуждаго.
Вслдствіе такой практической и въ высшей степени дльной манеры изложенія, путевыя записки г. Максимова и должны производить свое особенное впечатлніе на читателя. Человкъ праздный, привычный къ рутин или затуманенный борзописцами, непремнно соскучится съ первыхъ страницъ книги. ‘На какого чорта мн, скажетъ онъ, эти подробности о тюленяхъ, описаніе ярмарокъ и лубочныхъ картинъ, эти разсказы о томъ, какъ жители такого-то мстечка надували скитянъ, и такъ дале? Хоть бы одна картинка природы, хоть бы одинъ обличительный разсказецъ, хотя бы одинъ современный взглядецъ, изъ породы тхъ, къ которымъ я привыкъ, читая газеты!’ Затмъ, по всей вроятности, втреный читатель кинетъ книгу. Но, съ другой стороны, какъ уже было сказано, для любителей здороваго чтенія книга г. Максимова покажется дорогимъ подаркомъ. На первыхъ порахъ изложеніе имъ, пожалуй, покажется нсколько отрывочнымъ, но недостатокъ этотъ они безъ труда извинятъ за обиліе новыхъ, любопытныхъ Фактовъ. Чтеніе пойдетъ живй и живе, а на первой же половин перваго тома почувствуется невозможность отъ него оторваться. Дло въ томъ, что безъ всякаго старанія со стороны автора, безо всякихъ стремленій его къ погон за поэзіею,— поэтическая сторона книги начнетъ сказываться сама собою. Мало по малу читатель почувствуетъ себя перенесеннымъ въ малоизвстный ему бломорскій край, на берега сверныхъ ркъ, на суда плавающія но морю со своими неучеными мореходами. Съ каждымъ шагомъ впередъ, сживаясь съ авторомъ путешествія, онъ незамтно станетъ длить его ощущенія, застаиваться съ нимъ на ярмаркахъ, бесдовать съ простыми русскими людьми, слушать разсказы объ удалыхъ охотничьихъ похожденіяхъ, объ опасныхъ рыбныхъ промыслахъ, о странностяхъ быта раскольническаго. Постоянно проникаясь живымъ и дльнымъ разсказомъ, читатель, какъ сквозь дымку развивающагося тумана, ясно увидитъ передъ собою то, къ чему никогда сознательно не стремился авторъ, то есть физіономію края, характеристическія группы туземцевъ, наконецъ разнообразныя картины сверной природы, которыхъ, по видимому, г. Максимовъ и изображать вовсе не собирался. Въ наук и искусств всегда такъ совершается: полюбите предметъ, изучите его глубоко, и его поэзія, вмст съ мелкими подробностями, придетъ сама собою, слдомъ за изученіемъ. Перечтите всхъ лучшихъ путешественниковъ и вы убдитесь на сколько эта истина примнима къ ихъ длу. Думали ли когда нибудь Брюсъ, Мунго, Паркъ о картинахъ природы, объ уловленіи физіономіи посщаемаго ими края? Заботились ли они о группировк рельефныхъ эпизодовъ, о couleur locale, объ анекдотической части своего повствованія? Утвердительно скажемъ, что имъ и на мысль не приходило такое дло, для большинства ныншнихъ туристовъ кажущееся азбукой ремесла. Но, что же мы видимъ? Новйшій туристъ, Французъ, русскій или даже англичанинъ, прямо бьющій на мстный колоритъ и первую страницу свою начинающій картиной утра въ день своего отъзда, такъ и остается при безсильной дагеротипности, тогда какъ небольшое число путешественниковъ практиковъ, всю душу свою положившихъ на какую нибудь учоную цль, достигаютъ самыхъ поэтическихъ результатовъ, не гоняясь за ними, а иногда даже просто ими пренебрегая.
Покончивъ съ общими соображеніями по поводу книги г. Максимова, скажемъ нсколько короткихъ словъ о ея план и содержаніи.
Первый томъ, названный, какъ было уже сказано, ‘Блое Море и его прибрежья’ прямо начинается съ прибытія автора въ городъ Мезень. Мы ничего не знаемъ о томъ, какъ и когда вызжалъ г. Максимовъ изъ Петербурга, что длалъ онъ на пространств между столицей и Мезенью, первая подробность такъ и остается во мрак, отвтовъ на второй пунктъ надо искать во всхъ слдующихъ главахъ. Дло въ томъ, что туристъ нашъ вовсе не думалъ скруглять своихъ путевыхъ замтокъ и проводить свою личность везд съ должной послдовательностью, оттого первая глаза первой части ‘Берега Зимній и Мезенской’ вовсе не есть начало его поздки. Читатель въ подобныхъ книгахъ обыкновенно любитъ, чтобъ разсказъ начинался ab ovo, у такой-то заставы и на первой станціи,— оттого ему, безъ сомннія, покажется неловкимъ это внезапное знакомство съ Мезенью, уже закиданною глубокимъ снгомъ въ начал ноября мсяца. За самымъ кратчайшимъ вступленіемъ идутъ дловыя подробности: бдная исторія бднаго города, бесды съ туземцами о подробностяхъ ихъ быта, и наконецъ поздка въ селенія, извстныя своими промыслами, за морскимъ звремъ. Слдующая за тмъ глаза уже содержитъ въ себ подробности о Кашинскомъ берег, который гораздо безлюдне другихъ предъидущихъ, потомъ идутъ берега Лтній и Онежской съ первыми впечатлніями моря, свдніями о бломорской соли и способ ея добыванія, о ловл мелкой морской рыбы, о ловл блуги, о салотопныхъ заводахъ и о способахъ выварки звринаго сала. Не смотря на множество чисто практическихъ подробностей, вся третья глаза уже заключаетъ въ себ т поэтическія особенности, т мелкія личныя ощущенія туриста, чрезъ которыя читатель боле всего привязывается къ разскащику. Укажемъ на лтнія сцены въ Архангельск, до крайности живописныя въ своемъ простомъ изложеніи, на выздъ изъ города, на пріздъ въ Онегу. Съ этой главы внимательный читатель оцнитъ вс т достоинства книги, о которыхъ мы говорили такъ пространно въ начал нашей рецензіи. Слдующія за тмъ главы, или врне статьи, обнимаютъ собой уже плаванье по морю на шкунк, въ Кемь и въ Соловецкій монастырь, за ними идетъ плаванье прибрежное и Корельскій берегъ, съ подробными свдніями о нравахъ, обычаяхъ и характер Корелогъ. Дале слдуютъ замтки о город Кол, его прошлой исторіи, подробности объ англичанахъ за послднюю кампанію, разсказы о лопаряхъ съ точки зрнія на этотъ народъ ихъ русскихъ сосдей. Глава осьмая называется ‘Мурамъ’, и содержитъ въ себ любопытное описаніе тресковаго промысла, написанное въ обычномъ род нашего туриста, то есть со всми характеристическими подробностями, т.-е. изображеніемъ судохозяевъ, артельщиковъ и ловцовъ передъ поздкой на добычу, во время самаго лова и по возвращеніи домой. Главы девятая и десятая ‘Терскій берегъ и Поморье’ до того богаты матеріаломъ, что самый короткій перечень предметовъ, въ нихъ изложенныхъ, занялъ бы у насъ слишкомъ много мста, потому мы ихъ перечислять не будемъ…
Вторая часть разбираемой нами книги иметъ еще боле главъ, нежели первая, но главы эти подведены подъ нсколько общихъ рубрикъ, но числу сверныхъ ркъ, посщенныхъ г. Максимовымъ. Такъ девять первыхъ главъ составляютъ одно цлое подъ заглавіемъ ‘Поздка на Печору’, пять послднихъ принадлежатъ къ поздк по рк Двин, за тмъ остальныя дв заключаютъ въ себ поздки по Мезени и Пинег. Объ интерес этого второго тома читатель легко составитъ себ понятіе, если мы скажемъ, что въ немъ найдетъ онъ свднія о новоземельскихъ моржовыхъ промыслахъ, о зырянахъ и самодахъ, объ Архангельск и о Холмогорахъ, не считая множества другихъ данныхъ, заслуживающихъ его полнаго вниманія.
Смло пророчимъ труду г. Максимова не только замчательный успхъ, но и долговчность въ нашей литератур. Если ужь такимъ книгамъ не расходиться на Руси,— то не для чего, кажется, и заниматься книжнымъ дломъ. Съ нетерпніемъ ждемъ новыхъ трудовъ нашего умнаго и талантливаго туриста,— который, по послдне-полученнымъ отъ него свдніямъ,— находится въ дальней Сибири, неутомимо пробираясь въ приамурскій край, давно уже его соблазнявшій.
1860.