Гнев Аллаха, Немирович-Данченко Василий Иванович, Год: 1910

Время на прочтение: 9 минут(ы)

Дешевая библіотека для семьи и школы

Вас. Ив. НЕМИРОВИЧЪ-ДАНЧЕНКО.

ГНВЪ АЛЛАХА.

РАЗСКАЗЪ.

2-е изданіе редакціи журнала ‘ЮНАЯ РОССІЯ’.

МОСКВА, Б. Молчановка, д. No 18.

Восточная легенда.

Турецкимъ бглецамъ эта ночь такъ же была тяжела, какъ и русскимъ… Мирное населеніе въ страх снялось съ мстъ и уходило передъ страшнымъ врагомъ. Никто здсь не зналъ, что врагъ этотъ страшенъ только въ бою.
Женщины, старики, дти — мокли подъ дождемъ, въ грязи растоптанныхъ полей… Омеру удалось для семьи Хюсни-паши добыть небольшую землянку… По сосдству нашлись дрова,— и въ печк скоро запылалъ огонь, около котораго грлись старуха Гюльма, черная невольница Зейнабъ и красавица Айша… Омеръ, братъ ея, сидлъ въ углу.
— Конецъ пришелъ,— плакалась Гюльма.— Некуда преклонить голову намъ, кому принадлежала вся страна.
— Все будетъ хорошо,— успокаивала ее негритянка Зейнабъ.— Все будетъ хорошо. Когда я была маленькой, на нашъ крааль напали какіе-то чудные люди. Они дрались дубинами, въ которыя были вдланы куски кремня… Они сожгли наши соломенныя хижины, каменнымъ топоромъ срубили наши пальмы, уничтожили запасы… Они убили моего отца и мать… Захватили меня, повели съ собой и продали въ Мессиръ. Все хорошо, что хорошо кончается…
— А гд Амедъ? Тотъ, что все псни плъ? Позови его,— сжалилась Гюльма.— Въ дорог все возможно… Закроемъ только свои лица.
Амедъ не заставилъ повторятъ этого приглашенія… Минуту спустя, Амедъ, весь мокрый отъ дождя, вошелъ въ землянку.
— Какъ хорошо здсь… Огонь и кровъ хижину обращаютъ во дворецъ!..— повторилъ онъ изреченіе бедуинскаго поэта Омара.
— У насъ есть другая пословица, я слышала ее въ Каир,— отозвалась Зейнабъ.
— Какая?
— Несчастіе и сиротство обращаютъ дворецъ въ пустыню…
— Не на такой ли дворецъ похожа теперь наша Турція?
— Аллахъ только испытываетъ своихъ врныхъ!— замтилъ Амедъ.— Придетъ пора, исполнится мра гнва его,— и враги ислама развются по втру, какъ шелуха отъ пшеницы подъ мотыкою молотильщика… И разнесетъ ихъ втеръ во вс страны свта — свидтельствовать о могуществ Магомета.
— Не скоро будетъ это.
— А я думаю, что еще весною придетъ къ нимъ старуха съ чернымъ лицомъ.
— Что это за старуха?
— У нея есть еще другое имя — ‘взглядъ смерти’…
— Что же она можетъ сдлать имъ?
— Разв ханумъ никогда не слыхала разсказа объ этой старух?
— Нтъ. Передай намъ, если ты знаешь…
— Далеко, далеко отсюда, въ той сторон, гд восходитъ солнце, находилась давно, очень давно роскошная и богатая страна. Называли ее ‘Прекрасной’, потому что и небо надъ нею было всегда безоблачно, и солнце, точно для нея одной, загоралось надъ тихимъ, ласковымъ моремъ… Голубыя волны льнули къ зеленымъ берегамъ ея. Никогда это море не знало бури… Никогда земля эта не видала засухи, голода, неурожая… Всюду по ней бжали прозрачные ключи, рчки, извиваясь, струились среди чудныхъ садовъ… Въ тни деревъ мраморные фонтаны освжали воздухъ своею жемчужною пылью, какъ дыханье вечерняго втра, пролетвшаго надъ розами и напоеннаго ихъ ароматомъ.
— Хорошо, Амедъ, разсказываешь ты!..— замтила Гюльма.
— Аллахъ даетъ силу рук и красоту языку человка. Надъ прозрачными водами этой страны колыхались и зеленли чудныя деревья… Они никогда не лишались своей листвы… Тамъ зимы не было, потому что въ царств солнца безсильны ея непогоды… Тамъ цвты перекидывались съ одного дерева на другое пышными и густыми гирляндами… Пурпурные, желтые, алые, розовые, блые,— они, казалось, похищали цвтъ свой съ чела, съ губъ, со щекъ, съ очей красавицы… Серебряные лепестки алыхъ и розовыхъ цвтовъ миндальныхъ деревъ раскидывались на лазури тихихъ и теплыхъ небесъ… Розовые кусты, пышные и благоуханные, переростали деревья, точно имъ къ самому солнцу хотлось поднять свои алые цвты. Но напрасно они стремились къ источнику свта… Еще выше ихъ возносились золотисто-зеленые внцы громадныхъ пальмъ, этихъ халифовъ лсного царства.
— Хороша была та страна!..
— Хороша… И Аллахъ любилъ ее… Тысячи звонкогласныхъ, птицъ пли въ ея садахъ и рощахъ, казалось, что это клочки пламени летаютъ по воздуху, когда он съ одного дерева переносились на другое… Изумруды и сапфиры, рубины и яхонты блднли передъ яркостью и блескомъ ихъ пестрыхъ перьевъ… Ни одного вреднаго звря не было тамъ… Зми скользили по золотому цеску, но он были лишены жала… Не было тамъ болзней, люди умирали, засыпая… И во сн нечувствительно переходили они въ лучшій міръ, точно мняя одно худшее платье на другое, лучшее… Порою въ небесахъ скользили ангелы всемогущаго Аллаха, и ихъ лазурныя одежды были видимы очамъ обитателей этой счастливой страны.
— А теперь можно ли видть ангеловъ?
— Нтъ… Изрдка только Аллахъ посылаетъ ихъ въ міръ, когда злодйства и грхи переполнятъ мру терпнія его… Но и то мы не видимъ самихъ ангеловъ, а только — мечи пламенные въ ихъ рукахъ.
— Когда же?— вмшалась молчавшая досел Айша.
— По ночамъ… Ихъ называютъ звздами съ хвостами, но это не звзды, это огневые мечи проносятся надъ міромъ…
— А были ли султаны въ той стран?
— Были, но кротко и мирно царили они надъ кроткимъ и мирнымъ народомъ… Подъ кущами садовъ жили они, подобно послднему работнику своего царства. Они не отнимали плодовъ и коней. Они довольствовались тмъ, что у нихъ было.. Не хотли большаго. Тамъ не было дворцовъ, не было палатъ… И султаны, и ихъ подданные жили подъ ярко расписанными пологами шатровъ… Строили только одн мечети, гд молился народъ… И возносились эти мечети на вершинахъ горъ, ближе къ Богу, въ недосягаемую высь поднимались ихъ бломраморные минареты, и когда во время праздника муэдзины свидтельствовали оттуда о величіи Аллаха, казалось, что изъ внезапно развернувшихся небесъ ангелы возглашаютъ о слав его!.. Не было въ этихъ мечетяхъ ничего, кром камня. Ни золота, ни желза… Камень тесали еще боле твердымъ камнемъ. Металлы не были извстны счастливому народу. Религія счастья и мира царила въ незлобныхъ сердцахъ. Люди не знали самовластья, душу страхъ не сковывалъ… Языкъ человка былъ такъ же воленъ, какъ и мысль его, а мысль уподоблялась втру пустыни, не знающему преградъ, дующему во вс четыре страны свта…
— Давно это было, врно?
— Такъ давно, что даже языка той страны мы не знаемъ… Отъ нея не осталось никого, кром безсмертной старухи, о которой я хочу разсказать вамъ… Долго такъ жилъ народъ, очень долго… Только разъ пристала къ берегу этой чудной страны какая-то большая лодка, такой и не видли до тхъ поръ жители счастливаго края… На ней изорваны паруса, обломаны мачты… Все носило слды разрушенія. На лодк были люди, языка которыхъ не понималъ никто… Ихъ привели къ султану… Не умя, какъ объяснитъ ему,— они нарисовали ему бурю, нарисовали, какъ волны разбили ихъ корабль о далекіе утесы, и какъ, наконецъ, лодку ихъ выбросило въ тихое, ласковое море, омывавшее его царство!.. Султанъ съ честью принялъ этихъ скитальцевъ, но ночью ему былъ сонъ… Аллахъ чрезъ своего ангела повеллъ султану убить чужеземцевъ всхъ до одного… Султанъ проснулся и пришелъ въ ужасъ… Три раза повторялся этотъ сонъ, и три раза онъ не исполнилъ его… Онъ не хотлъ обагрить руки своей въ братской крови, потому что въ этой стран всхъ людей считали братьями. Чужеземцы поселились между его подданными, взяли себ въ жены ихъ дочерей. По прошло нсколько времени, какъ они уже умли говоритъ на язык этой страны… Чудными разсказами о своемъ кра воспламенили они воображеніе мирныхъ жителей, потомъ собрали народъ, научили ихъ доставать изъ горныхъ ндръ желзо, ковать его, показали, какъ надо дорываться въ самое сердце земли за золотомъ, драгоцнными каменьями… Народъ сталъ считать ихъ своими благодтелями, хоть ему впервые пришлось литъ кровавый потъ свой на тяжелой работ… Султанъ тоже покровительствовалъ имъ,— и, въ знакъ благодарности, они стали строить ему дворецъ….
Этотъ дворецъ не былъ такъ простъ, какъ просты были мечети…
Позолоченная кровля его, ослпительно отражавшая лучи солнца, покоилась на витыхъ изъ драгоцннаго дерева и камня столбахъ, расписанныхъ самыми пестрыми красками… Съ низу до верху по этимъ колоннамъ вились дивные цвты, изображенные искусною кистью одного изъ чужеземцевъ, на цвтахъ колыхались птицы, неизвстныя въ этой стран… Легкія стны изъ золотыхъ и серебряныхъ сквозныхъ щитовъ блистали за этими колоннами… Отъ чужого взгляда скрывалась внутренность дворца за тяжелыми шелковыми занавсками, на которыхъ мудрые строители выткали невдомыхъ счастливой стран зврей,— тигровъ и львовъ… По голубому шелку выведены были они изъ серебряныхъ и золотыхъ нитей. Легкій втеръ, налетая съ горъ, уже не вносилъ къ султану живительной прохлады, а только едваедва колыхалъ тяжелые занавсы. Мягкіе ковры устилали цолы изъ кипарисоваго дерева…. Къ потолку подвшены были яшмовыя курильницы, въ которыхъ постоянно горли благоуханія, еще ниже опускались свтильники, украшенные бирюзою, опалами, свтильники,— иные изъ цлаго сердолика, другіе выточенные изъ громадныхъ кусковъ янтаря, въ нихъ по вечерамъ горло ароматное масло… Людямъ, привыкшимъ къ мягкому бархату нжнаго дерна, они показали, какъ длать подушки… Для этого стали ловить и убивать птицъ, выщипывали ихъ пухъ и наполняли имъ шелковые мшки… Когда дворецъ, такимъ образомъ, былъ оконченъ, они обвили его со всхъ сторонъ узорчатыми ршетками, легкими, какъ кружева, вырзанными изъ разноцвтнаго дерева затйливыми арабесками, украсили промежутки между колоннами рдкими и пышными цвтами.
— Такіе дворцы есть въ Мессир,— вздохнула черная Зейнабъ.
— Въ Стамбул у султана есть такіе кіоски,— подтвердила Гюльма…
— На тонкихъ, едва замтныхъ золотыхъ цпочкахъ,— продолжалъ Амедъ,— летали по дворцу самыя чудныя и самыя голосистыя птицы, оглашая его своими небесными пснями… Невидимо въ кровл и между колоннами были въ тайныхъ уголкахъ протянуты еще боле тонкія серебряныя струны, и вечерній втеръ, пролетая, задвалъ ихъ своимъ крыломъ… И он пли тогда такія нжныя мелодіи, что даже дивныя птицы этой страны смолкали отъ зависти… И каждый разъ эти мелодіи были новы… Он никогда не повторялись, потому что по серебрянымъ струнамъ пробгала не рука смертнаго, а нжно касалось легкое крыло капризнаго втра…
— Счастлива твоя мать, Амедъ!— пришла въ восторгъ Гюлъма.
— Похвала твоя, ханумъ, ‘раститъ крылья моего слова’… Ты, какъ солнце, льешь лучи и на цвтокъ благоухающій, и на жалкую былинку, выросшую въ трещин утеса!.. Такъ говорилъ Абнъ-Эллехъ-бекъ-Мурадъ!..
— Что же было потомъ съ ‘прекрасной’ страной?
— Когда дворецъ былъ готовъ и султанъ переселился туда,— близкимъ къ нему людямъ стало завидно. Правители областей тоже выстроили себ богатыя палаты, кто былъ посильне,— такъ же сдлали. Только народъ жилъ по-прежнему — подъ тнью деревьевъ, въ хижинахъ, изъ тсно сплетшихся между собой втвей, подъ шатрами палатокъ, но ему уже стало стыдно своей бдности… А разъ стало стыдно,— народъ началъ искать средствъ выйти изъ нея… Чужеземцы начали учитъ его строить большія лодки, сдлали имъ паруса и мачты, наставили, какъ нужно торговать съ далекими странами. Указали, какіе плоды, какія деревья, какихъ птицъ, какіе металлы — нужно отсылать туда, и черезъ тридцать лтъ, когда чужеземцевъ уже не осталось въ живыхъ, счастливый край былъ неузнаваемъ… Возникли города, гд рядомъ съ блистательными палатами, гнздились жалкія логовища нищеты. Явились излишества, и вмст съ ними — недостатокъ въ хлб. Но самымъ ужаснымъ наслдіемъ, оставленнымъ счастливому краю чужеземцами, было оружіе, которое они научили ковать изъ желза. Каждый вооружился мечомъ, и пролилась въ первый разъ здсь кровь человка!.. Сношенія съ сосдями стали враждебными, начались войны, явились войска и полководцы, справедливость исчезла, какъ исчезаетъ дневное свтило при наступленіи ночного сумрака… Явились межъ людьми преступленія, стали строить тюрьмы, народъ узналъ плаху, и не одна голова скатилась подъ топоръ палача… Злодйство и преступленіе широкими волнами хлынули въ счастливый край!.. Дошло до того, что прекрасныя времена прошлаго въ воспоминаніяхъ являлись эпохою варварства и дикости…
Наконецъ, пришло время, когда голодъ не прекращался… Въ то время, какъ купцы богатли, народъ умиралъ на улицахъ, моля о помощи, о спасеніи… Все стало продажнымъ: мускулы рабочаго, совсть гражданина, умъ мудреца, знаніе ученаго… Грабежъ считался почетнымъ, убійствославнымъ, когда оно обращалось противъ сосднихъ народовъ. Аллахъ отвратилъ лицо свое отъ этой страны, и мечи грозныхъ ангеловъ, эти пламенныя звзды съ хвостами, все чаще и чаще появлялись въ ночныхъ небесахъ… Но ихъ ужъ не боялись. Въ ‘Счастливый край’ приходили вдохновенные пророки, именемъ Великаго Бога вщали народу, но ихъ ловили, бросали въ душныя тюрьмы и казнили… Рождались пвцы, оплакивавшіе времена древней простоты и счастія, пвцовъ изгоняли или длали ихъ лиры продажными, заставляя ихъ пть о доблестяхъ враговъ народа… Наконецъ, мра терпнія Аллаха исполнилась… Въ многозвздной обители своей онъ обратился къ великому пророку Магомету,— да будетъ благословенно имя его!— и спросилъ: — ‘Есть ли въ этомъ народ кто-нибудь, ради кого я могъ бы пощадитъ страну, которой даровалъ все, чтобы она была счастлива?.. Я создалъ ее раемъ, а люди обратили ее въ адъ’… И Магометъ, распростершись передъ Аллахомъ, молчалъ, не зная, гд среди преступнаго народа отыскать праведника, угоднаго небу… И Господь сказалъ тогда: ‘Нтъ правды у нихъ,— нтъ правды среди людей этихъ,— и я сотру ихъ съ лица земли и посю на ней другой народъ, дамъ ему тоже вс блага земныя!..’ И въ то время, какъ Аллахъ въ неизреченномъ гнв проклиналъ созданіе свое,— ангелъ принесъ къ звздному трону его молитву несчастной старухи.
Рядомъ съ дворцомъ правителя той страны была хижина, жалкая и бдная, какъ рубище, которое бросаетъ нищій, потому что сквозь него видны были вс струпья и язвы его несчастнаго тла… Въ этой хижин прожили двадцать поколній,— двадцать голодныхъ поколній. Наконецъ, послдней изъ рода этого, старух, сознавшей всю глубину несчастія близкихъ ей людей, удалось спасти своихъ внуковъ — прекрасную двушку и прекраснаго юношу… Она воспитала ихъ въ страх Божьемъ и среди нищеты радовалась имъ, какъ узникъ радуется свтлымъ лучамъ, проникшимъ въ его черную темницу… Но горе уже ждало ее… Ея внучку украли, увезли въ далекую страну и тамъ продали въ рабыни, отняли и юношу и продали въ рабы. Когда старуха бросилась съ жалобою къ визирю,— тотъ прогналъ ее, потому что и самъ онъ длалъ то же. Старуха, въ бездн отчаянія своего, обратилась тогда къ Аллаху и крикнула ему:— ‘Докол же ты будешь терпть эту неправда?.. О, если ты всемогущъ,— истреби ихъ, если ты справедливъ,— испепели ихъ жилища и завй ихъ сады песками пустыни!..’ И каждое слово ея молитвы было каплей крови раненаго сердца, и каждый крикъ ея схватывали ангелы и уносили къ престолу Великаго!..
И тогда сказалъ Аллахъ:— ‘Настало время гнилому дереву упасть и уступитъ свое мсто крпкому и сильному’… И послалъ онъ своего ангела Азраила въ ‘Счастливый край’, и ангелъ Азраилъ сказалъ старух:
— Иди по городамъ, селамъ и весямъ, по садамъ, лсамъ и рощамъ, по дорогамъ и тропинкамъ, по горамъ и долинамъ,— и смотри, гд твои близкіе… И когда ты увидишь ихъ,— тогда возьми ихъ и успокойся.
— Какъ я найду, о, Азраилъ?.. Мои глаза — слабы, стны домовъ — непроницаемы.
— Я дамъ силу твоимъ глазамъ, и они увидятъ сквозь стны…— И онъ коснулся очей ея…
И получили очи несчастной старухи невиданную, страшную мощь.
Всякій, кто встрчалъ взглядъ ея, долженъ былъ мгновенно умереть черною смертью… Онъ въ одну минуту испытывалъ то, что цлыя поколнія его предковъ испытывали нсколько столтій: ужасъ нищеты, муку голода, смерть отъ язвъ и невыносимыхъ страданій… И, окрыляемая невидимой силой, встала старуха… Она почувствовала, что ноги ея стали молодыми, грудь — сильною, какъ во времена ея юности… И она пошла по улицамъ, всматриваясь въ лица встрчавшихся ей,— и вс падали подъ ея взглядомъ мертвыми, она пошла по садамъ, гд пировали,— и люди падали на землю, она входила въ мечети, и мулла, какъ срзанный серпомъ колосъ, склонялся на каменныя плиты бездыханнымъ… Она смотрла сквозь стны домовъ, он точно раздвигались передъ нею…
— Ну, она наконецъ нашла своихъ?
— Нтъ… Аллахъ тому же ангелу Азраилу повеллъ взятъ ихъ на небо, въ которомъ безсильно тонули ея взоры. Сквозь его голубую твердь она уже не могла видть… Старуха ходила по несчастной земл своей,— и за нею росло безлюдье… Остался одинъ только живымъ…
— Его не видла старуха?
— Нтъ, она его видла,— но онъ не видлъ ея взгляда… Это былъ слпой нищій… Смерть свила свои гнзда въ городахъ. Некому было охранять ихъ,— и сначала ихъ окутала кругомъ зелень садовъ и рощь… А потомъ надвинулись, золотые пески пустыни и засыпали ‘Счастливый край’…
— Я знаю, гд этотъ край…
— Гд?
— Онъ далеко, тамъ, за рками Тигромъ и Евфратомъ… Тамъ, гд солнце жжетъ… Тамъ лежатъ глубокіе пески, и подъ ними горбятся развалины какихъ-то древнихъ городовъ.
— Съ тхъ поръ старуха ходитъ по цлому міру и все ищетъ и ищетъ своихъ… Она идетъ туда, гд плодятся злодйства и преступленія… Туда, гд войны обливаютъ мирныя долины кровью и покрываютъ ихъ трупами… Имя этой старух — чума…
— Отчего же Аллахъ не оживилъ опятъ уничтоженную имъ счастливую страну?
— Тысяча лтъ для Великаго — одно мгновеніе… Пройдетъ нсколько такихъ мгновеній,— и Аллахъ опять дастъ жизнь ея пескамъ, взраститъ на нихъ чудные сады, населитъ ихъ звонкоголосыми птицами, повелитъ изъ ндръ земныхъ пробиться свтловоднымъ ключамъ. И когда будетъ готова воскресшая страна принять человка,— Аллахъ пошлетъ его туда для кроткаго мира и участья. И старуха не найдетъ туда пути, докол люди будутъ помнить завты Аллаха!..
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека