ГЛАВНОЕ в ОБЛИКЕ МАЯКОВСКОГО
ГЛАВНОЕ в ОБЛИКЕ МАЯКОВСКОГО
М. ГЕЛЬФАНД.
‘Литературная газета’, экстренный выпуск, 1930
Главное в облике Маяковского, Гельфанд М., Год: 1930
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Главное в общественном облике Маяковского — то, что перед ним никогда не стояла проблема ‘приятия’ революции. Об этом хорошо писала два дня назад ‘Правда’. Я хочу лишь несколько развить эту мысль.
Проблема ‘приятия’ и не могла стоять перед Маяковским, потому что он, никогда не был вне революции. Он всегда жил и двигался в революции, шел вместе с нею — от неистового бунтарства эпохи ‘желтой кофты’ до незабываемого и ПОДЛИННО ПРОЛЕТАРСКОГО пафоса последних строчек во 2-й книге ‘Октября’. Между этими двумя крайними точками пролегает сложный гигантский трудный путь превращения Маяковского — индивидуалистического одиночки-бунтаря в великого певца пролетарской революции. Здесь была своя, строго обусловленная логика ступеней развития, переходов, скачков. Чем скорее займутся исследователи этой логикой, тем лучше. СЕЙЧАС для нас важнее всего одно: иного критерия поэтического действия, кроме критерия РАБОЧЕЙ революции, у Маяковского последних 12 лет не было.
Вспомним, что ‘Левый марш’ появился после знаменитой поэмы Александра Блока. Два типа устремления к революции сразу же обрисовались в этих двух значительнейших произведениях эпохи. Блок попытался по-своему ОПРАВДАТЬ совершившееся в октябре 1917 г. Но для этого он не придумал, и не мог придумать — ничего лучшего, как извлечь из огромной массы человеческих заблуждений едва ли не самый гнусный и лживый миф: только в той форме и удалось Блоку суб’ективное ‘примирение’ с совершившимся, что ‘впереди’ двенадцати красногвардейцев он узрел некую фигуру ‘в белом венчике из роз’.
История с тех пор повторилась и продолжает повторяться. Каждый раз, правда, она повторяется на особый манер, но типичное остается: представители отмирающих переходных промежуточных групп — даже когда они бывают до конца искренни в своем устремлении к революции — пытаются решить ДЛЯ СЕБЯ проблему, революции, на основе СВОИХ представлений, СВОИХ идейных ‘ценностей’. Существенное для них в этих построениях не сама революция, а ОПРАВДАНИЕ, ПРИМИРЕНИЕ, СОЧЕТАНИЕ, ПОДЧИНЕНИЕ идеи революции какой-то иной ‘ценности’. Они словно боятся взглянуть на революцию широко открытыми не защищенными глазами и спешат пропустить и преломить потоки беспощадно ярких лучей через какую-нибудь привычную ‘призму’, хотя бы эта ‘призма’ и оказывалась при об’ективной проверке самой плохой ложью, самой тощей абстракцией, самой пустой выдумкой старого мира.
Вот поэтическое направление, которое еще недавно ‘к социализму ставило вехой счастье сегодняшнего человека’. Вот близкий революции талантливый и глубокий поэт, которого в плане великих социалистических работ излишне волнует судьба его личной ‘вишневой косточки’. Вот, наконец, литературная группа, написавшая в Своем творческом знамени, что только тот поэт имеет право петь о революции, которого природа отметила особой печатью ‘избранничества’.
Да мало ли еще этих самых ‘призм’ в царстве идеологии господствует разнообразие не меньше, чем в царстве природы. Но при всем разнообразии форм это — один тип устремления к революции, тип половинчатого, неполного, недостаточного ‘приятия’ ее, пропущенный через чуждую и внешнюю ей призму представлений и предрассудков. Отсюда не закрыт путь для дальнейшего движения вперед, но призма… призма должна быть отброшена.
У Маяковского ее не было с самого начала. Маяковский являет совершенно ИНОЙ тип связи с резолюцией. Маяковский раньше лучше многих своих поэтических коллег понял, что в гигантских температурах революции лопаются и летят к чорту самые добротные и самые долговечные градусники.
Он начал с того, что бросил в огонь, все старые призмы и градусники. И какие славные, какие бессмертные поэтические удары нанес он всем этим дряхлым и трухлявым божкам, этим фальшивым поэтическим ‘небесам’, этому чирикающему эстетству, гнилой сентиментальности, лицемерной морали, дрянным инидвидуалистическим чувствицам. Он победил в этой битве, и для него это стало необходимым условием последующего революционного творческого под’ема. Именно поэтому он смог взглянуть на революцию незащищенными глазами. Именно поэтому для него не стояла проблема ‘приятия’ революции как таковой, а существовали лишь практические проблемы наилучшего поэтического обслуживания революции. Сама рабочая революция была бы для него единственным и наиболее верным критерием. Только этим критерием руководился он, образцовый работник.
Это не значит, что он овладел этим критерием без внутренней борьбы, без гигантской работы над самим собой. Он формировался в недрах старого мира, и голоса этого последнего звучали в нем иногда очень сильно. ‘Но я себя смирял, становясь на горло собственной песни’, — пропел он в своих предсмертных стихах.
Да, ‘на горло собственной песни’!.. Лишь безнадежные тупицы и пошляки ‘моцартианского’ пошиба могут узреть в этом какую-то ‘неискренность’, ‘неорганичность’ творчества, могут пытаться опорочить на этом основании весь творческий путь Маяковского и его творческий метод. А не приходит ли в голову господам неумеренным поклонникам ‘органичности’, что Маяковский совершенно искренне наступал на горло собственной песни! Он был настоящим титаном революционной поэзии и не любил ползать на брюхе перед собственным нутром. И раз он хотел петь только нужные революции песни, то он должен был ‘лишать голоса’ песни, которые он считал, быть может, лишними, а не предоставлять им ‘равноправие’, не обсасывать с видом философа и гурмана необычайное и — ах! — какие сложные коллизии своей ‘внутренней личности’.
То был метод действия настоящего революционного борца в беспрестанной борьбе переделывающего мир и самого себя, смело сокрушающего и подавляющего все, что подлежит сокрушению и подавлению. И кто пытается этой мужественной и суровой тактике противопоставить пустые фразы об ‘органичности’ или методы пассивного самообнюхивания, тот ничего не понял в Маяковском и еще меньше — в той революции, трибуном которой был ныне физически мертвый, но в творениях своих всегда живой поэт. Это — главное в Маяковском. Быть всегда с социалистической революцией, работать всегда для революции, но без всякого ‘посредничества’ со стороны насквозь лживых и пустых фикций и легенд старого мира — таков путь, завещанный Маяковским всей революционной литературе наших дней. Самый простой и самый трудный путь. Но путь ОБРАЗЦОВЫЙ.