Глас народа.
Глас народа.
Рассказ Вилье де Лиль Адана.
* * *
* * *
————————————————————
Глас народа, Вилье-Де-Лиль-Адан Огюст Де, Год: 1873
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Большой парад в Елисейских полях.
Двенадцать лет прошло с тех пор, как предо мной промелькнуло это видение! Золотые стрелы летнего солнца преломлялись на крышах домов н соборов многовековой столицы. Мириады стекол сверкали ослепительным блеском, по улицам в золотистой пыли, пронизанной солнечными лучами, двигались толпы людей, спешивших взглянуть на войска.
У паперти собора Notre Dame на высоком стуле сидел одетый в рубище столетний слепец, старейший нищий Парижа. Как сейчас вижу перед собой его трагическую фигуру, скорбную тень на фоне окружающего его ликования. С землистым лицом, изрытым глубокими морщинами, сложив на груди руки, под официальным плакатом, удостоверяющим его слепоту, он сидел неподвижно, как изваяние, прикованный к своему обычному месту.
Все эти люди, разве они не были его ближними? Все эти прохожие, спешившие мимо него с радостными лицами, разве они не были ему братьями? О, конечно, все они вместе с ним принадлежали к одной человеческой породе. Да и к тому же этот гость величественного портала не мог считать себя совершенно обездоленным. Государство признавало за ним право на общественное милосердие.
Обладатель выданного ему удостоверения, находившийся под защитой священного места, где ему была обеспечена щедрая милостыня, не лишенный избирательных прав, он мог считать себя равным среди своих собратьев, которых природа одарила счастьем видеть свет.
Забытый смертью старик взывал к прохожим, и среди праздничного шума слышался печальный, жалобный возглас:
— Сжальтесь над слепцом, добрые люди!
Вокруг него за непроницаемой стеной, отделяющей его от внешнего мира, шумели и волновались толпы народа: топот многочисленной кавалерии, трубные звуки, властные выкрики военной команды, бряцание оружия, гулкая барабанная дробь, сопровождавшая проходившую пехоту, — все сливалось в сплошной нестройный гул народного ликования.
Его тонкий, обострившийся слух различал даже шелест знамен, окаймленных тяжелой бахромой и скользивших по металлическим латам.
В сознании одинокого узника, окруженного вечным мраком, возникли смутные отрывочные представления, каким-то внутренним инстинктивным чутьем он угадал те чувства, которые волновали в этот день всех граждан столицы.
Народ, преклоняющийся, как всегда, перед дерзкими властелинами и баловнями судьбы, приветствовал своего нового повелителя, и площадь оглашалась громким кличем,
— Да здравствует император!
Но посреди этого ликующего гула можно было различить одинокий голос, доносившийся от железной решетки соборного портала, старик, закинув голову и подняв безжизненные глаза к небу, жалобно взывал к прохожим, и что-то пророческое чудилось теперь в его скорбной мольбе:
— Сжальтесь над слепцом, добрые люди!
Большой парад в Елисейских полях.
Десять лет прошло со дня этого празднества, залитого палящими лучами солнца. Те же клики, то же ликование! Но на этот раз народная радость как будто чем-то омрачена. В глазах мелькает заметная тень беспокойства. К установленным залпам салюта примешивается отдаленная канонада крепостных батарей. И народ, прислушиваясь, пытается различить громыхание своих орудий от неприятельской артиллерии.
Народный вождь медленно объезжает на своем чистокровном иноходце выстроившиеся для парада полки. Безукоризненная воинская выправка нового главнокомандующего внушает толпе безотчетное доверие, и навстречу ему несутся восторженные приветственные клики. Пение патриотических песен сменяется время от времени бурными аплодисментами. Но вместо прежнего клича гремит новый, такой же громкий и торжествующий:
— Да здравствует республика!
А в отдалении, у священного порога, слышится все тот же голос столетнего слепца, взывающего к прохожим. Все тот же неизменный молящий стон сливается с гулом народного ликования.
И в этих просительных словах, которые старик повторяет с какою-то особенною настойчивостью, чудится скорбный вопль, обращенный к небу:
— Сжальтесь над слепцом, добрые люди!
Большой парад в Елисейских полях.
Девять лет прошло со дня этого празднества. Те же толпы народа! То же бряцание оружия и ржание коней! То же ликование, хотя более робкое и неуверенное. Те же клики, пытающиеся заглушить эту тревогу и неуверенность.
— Да здравствует коммуна! — провозглашает собравшаяся толпа.
А там, у соборной паперти, слышится все тот же голос столетнего слепца, истинного выразителя души народа и его тайных помыслов:
— Сжальтесь над слепцом, добрые люди!
Через два месяца, на той же площади, когда маршал производил смотр своим правительственным войскам, только что одержавшим победу в печальной гражданской войне, терроризованный народ приветствовал нового победителя громкими кликами:
— Да здравствует маршал!
И все так же со стороны храма слабый старческий голос взы- вал к прохожим:
— Сжальтесь над слепцом, добрые люди!
Источник текста: журнал ‘Нива’, No 19, 1918. С. 304.