Австрія въ 1859 г., видя наступающую войну съ Франціей, употребила вс старанія, чтобы убдить Германію, будто опасность угрожаетъ ‘общему отечеству’ отъ французскаго честолюбія и его старинныхъ видовъ на ‘естественную Рейнскую границу.’ Ей хотлось поднять Союзъ противъ собственныхъ враговъ. Пруссія, не безъ тайнаго удовольствія видвшая ослабленіе Австріи, иначе поставила вопросъ. По ея мннію дла Габсбурговъ въ Италіи ни мало не касались Германіи, но это явленіе вншней исторіи благодтельно подйствовало на федерацію, напомнивъ ей о необходимости реформы и в русской гегемоніи. Не вс раздляли эти мысли о гегемоніи. При спор правительства призвали Прессу за помощь. Результатомъ было возрожденіе съ новою силой стремленія къ единству Германіи. Посмотримъ поближе, какъ совершилось это возрожденіе, какъ раздлились интересы, слдовательно какія партіи образовались при вступленіи I вопроса на практическую почву, какъ партіи эти дйствуютъ. Въ заключеніе мы вроятно составимъ себ ясную картину настоящаго положенія вопроса и увидимъ, насколько Германія разъяснила и усвоила себ любимую идею, слдовательно чего можно ожидать отъ нея?
I.
Австрійское правительство до 1889 года было представителемъ грубаго произвола, полицейской и военной власти, несправедливостей, конкордата. О либерал Шперлинг не хотли еще и думать. Бахъ, Брукъ, особенно Трюне и Раутеръ царствовали нераздльно, и доблестно продолжали утверждать за Австріей завидное положеніе страны, ненавидимой всякимъ, кто сколько нибудь обладалъ чувствомъ справедливости и человческаго достоинства. Изъ смутъ 1848 года она вынесла только новое орудіе притсненія — административную централизацію, и ‘возрожденная Австрія’ къ удивленію образованнаго міра доказала возможность государственнаго устройства еще боле возмутительнаго, чмъ устройство Габсбургской имперіи до 1848 г. Везд щедрою рукою разсыпая свои полицейскія благодянія, правительство превзошло себя въ Италіи. Даже скромный нмецъ (нетребовательная натура котораго справедливо вошла въ пословицу) съ негодованіемъ слушалъ разсказы о подвигахъ соотечественниковъ въ Ломбардіи, и въ веселый часъ, посл девятой кружки пива, оглядвъ замки и двери, ударяя кулакомъ по столу, шопотомъ признавался задушевному пріятелю, что если бы съ нимъ поступали такъ же, какъ съ ломбардцами,— онъ бы ‘чортъ возьми, не выдержалъ!’
— О! да что жь бы ты сдлалъ?
— Я бы такую статью махнулъ въ газетахъ!..
— Австріецъ бы запретилъ печатать.
— Ты думаешь? Это другая псня. Въ такомъ случа конечно длать нечего!
Такъ видите, Германія не сочувствовала австрійскому длу. Императоръ зналъ это и не надялся на помощь противъ итальянцевъ, но за нихъ вступался Наполеонъ. Вслдствіе своего грустнаго наложенія между Россіей и Франціей, Германія необыкновенно чутко прислушивается къ малйшему шуму съ той или другой стороны, ей мерещится, будто еще можетъ найтись правитель, достаточно не развитой, чтобы въ настоящее время стремиться къ территоріальнымъ пріобртеніямъ. Особенно (и можетъ быть не даромъ) путаетъ ее предлагаемое желаніе Франціи подвинуть свои границы до Рейна. За эту слабую струну нмца всегда можно задть, за ней-то Бахъ и Буоль и ршились варьировать австрійскую тему. Въ союзномъ акт есть параграфъ (46-й), по которому федерація во обязана защищать вн-федеральныхъ владній союзника. Но, замчаетъ параграфъ 47-й, слдуетъ длать исключеніе въ случа, если нападеніе на такую мн федеральную территорію угрожаетъ опасностью для самаго союза. Буоль старался представить французское вмшательство именно событіемъ, подходящимъ подъ случай, предвиднный 47-мъ парагр. Началось изверженіе патріотическихъ статей и театральныхъ представленій. Баварское правительство, всегда съ удовольствіемъ видвшее въ австрійскихъ штыкахъ опору своему безцеремонному обращенію съ народомъ, конечно ршилось поддержать полезную дружбу, заказало для мюнхенской сцены ‘возмущенье Тассилона’, герцога баварскаго, противъ Карла Великаго! Изъ тхъ же побужденій Виртембергъ, Ганноверъ, Саксонія настроили свои оффиціальныя журналы въ надлежащемъ тон. Даже крестовая партія въ Пруссіи стала подтягивать. Ей по душ пришлось напримръ такое разсужденіе австрійскихъ брошюръ: ‘императорская Франція есть Франція 1789 г., врагъ феодальныхъ и монархическихъ традицій. Наполеонъ хочетъ наводнять Европу тлетворными принципами, подавленіе которыхъ составляетъ гордость и славу договоровъ 1815 года’.
Пруссія внимательно слдило за этими успхами. Очевидно ей не хотлось видть обще германскаго вооруженія за австрійскіе интересы. Владтельные князья были не прочь отъ него, они разсуждали какъ крестовые феодалы, но народъ не сочувствовалъ Австріи и двигался кой-гд единственно подъ вліяніемъ идеи о французскомъ нашествіи, о новомъ униженіи Германіи, прельщало его и соединеніе во едино германскихъ полчищъ, національная сила, поддержаніе духа единенія въ германскомъ народ. Возрождались сгарыя мечты. Этимъ-то построеніемъ и ршился воспользоваться регентъ. Въ рчи при открытіи палатскихъ засданій, онъ не сказалъ ни слова о французско-австрійскихъ длахъ, хотя и упомянулъ объ союзныхъ своиь обязанностяхъ, напримръ, въ шлезвигскомъ вопрос, этимъ онъ какъ будто давалъ замтить, что не считаетъ австрійскаго дла касающимся союза. Палата отвтила въ томъ же дух. Въ Вн и не ожидали конечно благосклонныхъ для Австріи рчей изъ Берлина, но по крайнее мр надялись, что Пруссія выскажется какъ нибудь. Буоль очень хорошо понялъ, что молчаніе хуже противодйствія. Очевидно Пруссія не только ршилась разрушить его планы, но еще нашла слабую сторону, съ которой нападеніе легче. Она даетъ пищу національнымъ мечтамъ вн австрійскаго дла, отниметъ слдовательно у Вны единственное средство дйствія на общественное мнніе. Шлейницъ въ скоромъ времени подтвердиль его опасеніе, показавъ сверхъ того, что воспользуется случаемъ для энергическаго возобновленія давнихъ стремленій Пруссіи въ гегемоніи. Буоль поспшилъ обязать второстепенныхъ монарховъ какимъ нибудь общаніемъ прежде, чмъ политика Пруссіи успетъ подйствовать. 5-го февраля онъ отправилъ ко всмъ германскимъ дворамъ (кром прусскаго) ноту, въ которой просилъ князей опредлительно сообщить объ ихъ намреніяхъ въ отношеніи предстоящей войны. Палаты, составленныя изъ покорнаго большинства, легко нашли ораторовъ, настроенныхъ къ пользу Австріи. Въ Мюнхен, въ Баберих, въ Ганновер, въ Штутгарт ршили ‘защищать Рейнъ на берегахъ По’. Этому вліянію Шлейницъ противупоставилъ свое. 14-го февраля онъ извщалъ т же дворы. что: 1) какъ германская держава, Пруссія всегда останется врной своему призванію, но нс обременитъ себя обязательствами, не составляющими ея долга, 2) какъ великая европейская держава, она по соглашенію съ Англіей и Россіею постарается предупредить итальянское столкновеніе. Въ перевод это значило: намъ, какъ исключительно германскимъ державамъ, до Италіи дла нтъ. Вмст съ тмъ появились брошюры, высказывавшія, что вліяніе вншней исторій благодтельно подйствовало, напомнивъ Союзу о возможности иноземнаго вторженія, что Союзомъ слдуетъ заняться, въ немъ много несовершенствъ, напримръ можио почесть истиннымъ несчастіемъ, что Пруссія раздлена Ганноверомъ и Ольденбургомъ, что берега Свернаго моря не въ ея рукахъ, что она еще ее довольно сильна для той роли, которую должна занимать ради германскаго и европейскаго спокойствія. Мало по малу даже высказала, что если усиленію Пруссіи мшаетъ Австрія, то слдуетъ уничтожить Австрію, все для блага Германіи. При такой мысли очевидно слдовало желать побды итальянцамъ. Многіе ея и желали. Привейся такое воззрніе, возбужденное Буолемъ движеніе умовъ обращалось противъ него же. Къ какой же сфер нашлись приверженцы каждой изъ упомянутыхъ партій? За Австрію стояли второстепенные монархи, привыкшіе къ ея поддержк въ своихъ абсолютныхъ стремленіяхъ и всегда боящіеся прусскаго честолюбія. Къ нимъ присоединилась консервативные члены ихъ собственныхъ палатъ и прусскіе феодалы. Съ регентомъ шли: остальная Пруссія, оппозиція въ палатахъ прочихъ государствъ, либеральная пресса. Изъ этого можно заключить, что Пруссія никогда не поддерживала произвола правителей, что ея иго даже отрадно или что нмцы невзыскательны. Дйствительно, постоянно преслдуя идею своей гегемоніи. Пруссія везд старалась поддерживать либераловъ. Ей слдовало привлечь на свою сторону или принцевъ или оппозицію. На принцевъ нельзя было много разсчитывать, такъ какъ гегемонія могла состояться только на счотъ ихъ власти. Надо было ршиться сдлать оппозицію своею опорой. Этой вншней политик Пруссія всегда и слдовала въ Германіи. ‘Гакъ даже въ послднее время она поддержала гессенскихъ либераловъ, такъ она всегда вмшивалась въ датскія дла съ герцогствами. Либералы считали ее своею покровительницей. Кром того въ 1859 году при министерств принца Гогенцоллернъ-Зингмаркигенскаго, Шлейница, Ауорсвальда и др., предразсудокъ о прусскомъ либерализм существовалъ по всей сил. Такь какъ взоры ихъ были преимущественно обращены на сравненіе Пруссіи съ Авсиріею, то они и привыкли разсуждать въ тсной рамк этого сравненія. Дйствителыю трудно было потерять первенство въ такомъ сравненіи. Пруссаки довольствовались тмъ, что имъ не предписывали національныхъ займовъ въ род займа 1854 г., что регенту не съ кмъ было заключать конкордата, что онъ могъ успокоить католиковъ, приказавъ Каульбаху измнить сюжетъ своихъ картинъ изъ германской исторіи при вход въ берлинскій музей. Наконецъ по самому своему положенію, не имя заботы о насильственномъ удержаніи народностей, какъ Австрія, прусское правительство могло датъ своимъ подданнымъ нсколько большую свободу. При распространеніи классическаго воспитанія въ Германіи, довольно легко понять, что она прониклась принципомъ Горація: ‘блаженъ, кто малымъ доволенъ’. Такъ при выбор между Пруссіею и Австріею вс ‘передовые люди’ клонились на сторону Пруссіи. Ее поддерживали и остатки Франкфуртскаго парламента 1848 года, мечтавшіе объ имперіи.
Ясно, вопросъ о реформ и гегемоніи привился, воскресъ, но въ Пруссіи правительство еще не касалось его прямо и оффиціально. Австрія же только и думала о 47-мъ параграф. Видя направленіе ІІІлейница, эрцгерцогь Альбергь самъ отправился въ Берлинъ, гд встртилъ короля ганноверскаго и принца мекленбургскаго, даже англійскихъ посланниковъ. Регента осадили, консервативная Германія была не безъ вліянія, по вычисленію Рюсгона напримръ, что-то около половины прусскихъ офицеровъ принадлежитъ къ феодаламъ. Опять и воображенію либераловъ надо было дать игрушку, чтобы они не прельстились возможностью прославить германскія знамена новымъ пораженіемъ или новой побдой въ австрійской служб. Потому Пруссіи довольно охотно сдлала уступку, которая съ одиой стороны заставила консерваторовъ умолкнуть на время, съ другой же убдила приверженцевъ Пруссіи въ томъ, что она избгаетъ войны только пока дло идетъ объ австрійскихъ вн-союзныхъ владніяхъ, но что Германію она будетъ защищать до послдняго, что наконецъ не дастъ застичь ее врасплохъ. Приказано было поставить на военное положеніе три прусскихъ корпуса. Полномочный прусскій министръ при Франкфуртскомъ сейм, Узедомъ, предложилъ сдлать то же съ остальнымъ федеральнымъ контингентомъ, при чемъ строго п точно подтвердилъ оборонительный характеръ вооруженія. Рехбсргь общалъ три австрійскихъ корпуса. Сеймъ постановилъ составить армію изъ баварскихъ, виртембергскихъ, баденскихъ и гессенскихъ войскъ. Австрія надялась, что достигнувъ такого результата, она новыми усиліями достигнеть и перехода оборонительныхъ намреній въ наступательныя. Пруссія еще разъ предупредила, что на нее въ этомъ случа разсчитывать нечего, что она дальше не двинется. Именно когда лондонскій и петербургскій кабинеты выразили свое полное неодобреніе за ультиматумъ, посланный въ Турниъ, Пруссія присоединилась къ этому заявленію. Кром того, она послала въ Парижъ и къ германскимъ дворамъ ноты, въ которыхъ подтверждала свои намренія. Буолю оставалось одно средство: принудить Пруссію на шагъ, котораго она не хотла сдлать добровольно. Австріи не ловко было самой предложить Сейму образовать обсерваціонную армію на Рейн,— она съ помощью саксонскаго министра Бейста уговорила Ганноверъ принять эту роль. Пруссія просто объявила, что не послушается Сейма, при чемъ предложила измнить положеніе такой недйствительной Федераціи и сдлать союзную реформу. Прусскіе органы съ высоты величія и съ презрительной насмшкой пересчитывали силы небольшихъ государствъ: ‘имъ ли вынуждать Пруссію къ чему бы то ни было: у Ганновера нтъ денегъ, въ Баваріи нечмъ одть солдатъ, у Виртемберга старыя ружья, у Нассау ничего нть!’ Австрійская партія прибгла къ послднему, правда совершенно безполезному, средству людей, ршительно побитыхъ, стала браниться и жаловаться,— Аугсбургская газета съ отчаяніемъ вопила: ‘Что же станется съ Союзомъ, если Пруссія не слушается его! Что станется съ трактатами, если ихъ нарушаютъ (какъ будто трактаты когда нибудь стсняли кого бы то ни было)! Пруссія не хочетъ повиноваться большинству, такъ не Германіи же повиноваться ей’. Консерваторы, дворяне, духовенство, особенно въ Баваріи, длаютъ манифестаціи въ пользу Австріи, либералы отвчаютъ манифестаціями въ пользу Пруссіи. Сочиняють псни, гд въ лирическомъ восторг не только прямо требуютъ гибели Австріи, но даже доходятъ въ пользу Пруссіи до поэтическихъ вольностей, которыя въ просторчіи называются ложью. Ожесточеніе съ обихъ сторонъ доходить до крайнихъ предловъ. Югъ сбирается уничтожить Пруссію. Пруссія не отстаетъ въ хвастовств. Ненависть возрастаетъ со дня на день.
Тогда послышались голоса изъ Швейцаріи: Фохтъ выразилъ надежду, что Австрія и Пруссія погубятъ другъ друга въ борьб и освобожденная отъ покровителей Германія возстанетъ для лучшей жизни. Но онъ не нашелъ отголоска, и замолкъ.
II.
О Фохт и его друзьяхъ нечего и говорить. — такъ какъ они немедленно затихли. Изъ двухъ же партій раздлявшихъ Германію, очевидно приверженцы Австріи являются наиболе послдовательными и логичными. Они твердо знаютъ, куда стремятся, чего хотятъ. Имъ хорошо жилось до сихъ поръ, — они стараются удержать свое положеніе. Средство къ этому они видятъ въ Австріи, въ германскомъ разъ единеніи, потому п отстаиваютъ выгодный союзъ, выгодное положеніе длъ. Либералы же стремятся къ пустому шуму, къ вншностямъ безъ содержанія. Это весьма вредные люди: они затваютъ безпорядки, смуты, нарушаютъ спокойствіе мирныхъ гражданъ громкими рчами, и не имютъ оправданія своимъ дйствіямъ. Государства и народы иногда приносятъ жертвы, извиняемыя надеждами на результатъ, способный вознаградить за потери. Либералы же такого извиненія не имютъ. Это или злонамренные люди, желающіе шумть единственно для потхи, чего допускать не слдуетъ: или дти, взявшіеся за игрушки, значенія которыхъ не понимаютъ. Трудно предположить въ нмецкихъ либералахъ желаніе пошумть и подвигаться,— это не соотвтствуетъ національному характеру. Проще будетъ такое поясненіе: они плохо понимаютъ, что длаютъ. Ставя Пруссію во глав движенія, они мняютъ власть своихъ повелителей на другую: стоить ли изъ-за этого нарушать общественное спокойствіе? Они соединяютъ подъ одну власть значительныя силы, такимъ образомъ отечеству, достаточно обороненному и собственной силой и положеніемъ въ систем европейскаго равновсія — даютъ возможность развить стремленіе къ первенству, къ завоеваніямъ, вообще къ дорогому тщеславію, разоряющему страну, мшающему ея внутреннему благоденствію. И для этого стоитъ ли нарушать общественное спокойствіе? Если же они надются, давъ Пруссіи въ руки громадную армію, давъ случай дому Гогенцоллериовъ привязать ее къ себ многими подвигами, склонить затмъ эту династію на уступку имъ распоряженія судьбами имперіи,— они не знаютъ исторіи. Съ какой стороны ни посмотришь, либералы по обыкновенію здсь, какъ везд, взяли на себя самую смшную и глупую роль. Что же касается до прусскаго правительства, — нельзя не похвалить его предусмотрительности и умнія пользоваться обстоятельствами. Оно въ свою очередь дйствуетъ покуда такъ же логично, какъ австрійская партія. Дальнйшая исторія подтвердить этотъ взглядъ.
Пока газеты, барды, и манифестаторы кричатъ за Австрію или противъ нея, побда за побдой одерживается французско-піемонтскими войсками. Пруссія видятъ особенно благопріятную эпоху для своего возвеличенія, и не упускаетъ изъ виду необходимаго ослабленія Австріи, чтобы еще боле убдить союзниковъ въ своей предусмотрительности, регентъ снаряжаетъ другіе три корпуса, поручаетъ Узедому призвать федерацію къ новымъ вооруженіямъ, къ образованію обсерваціоннаго корпуса на Рейн, но чуть ли не въ тотъ же день отправляетъ къ державамъ ноты, въ которыхъ предлагаетъ посредничество, при чемъ говоритъ, будто за Австріей нельзя удержать прежнихъ границъ, надо признать настоящее statuquo территоріальныхъ отношеній: французскія войска стояли около знаменитаго четырехъ-угольника Прусская газета произнесла самое слово прусской политики: вооруженное посредничество. Не только Рехбергъ замнившій Буоля, но и мене опытный дипломатъ понялъ бы, къ чему такая система вела Австрію. Посредникъ въ глав 200—300-тысячной арміи очень опасенъ. Онъ можетъ предложить невозможный для одной стороны у ступки, и въ случа ея несогласія дйствовать вмст съ врагомъ. Либералы ободряли Пруссію, при ловкой агитаціи она могла внести совершенный раздоръ между ними и ихъ правителями въ свою пользу. Австрія поспшила заявить, что такое посредничество невозможно, второстепенные монархи особенно испугались движенія’ Оставалось или тотчасъ бросить эти силы на Францію, или скоре хлопотать объ ихъ распущеніи.
Предложенныя Узедомомъ вооруженія были приняты Сеймомъ. Оставалось ршить вопросъ о верховномъ начальств надъ федеральными войсками. Пруссія дйствовала какъ бы въ увренности, что начальство это принадлежитъ ей но нраву, да оно и обусловлено было всмъ ходомъ событій. Главнокомандующій однако обыкновенно назначается Сеймомъ. Австрія предложила назначить отдльнаго независимаго начальника каждой отдльной групп федеральныхъ войскъ. Необходимость единства доказать было не трудно. Приходилось уступить Пруссіи это начальство. По союзному акту, Сеймъ — вмст пятый — выше отдльныхъ владльцевъ, онъ слдовательно давалъ регенту общефедеральную должность, подчинялъ его инструкціямъ, требовалъ присяги. Чтобы предварительно склонить регента на принятіе этой роли, Виндишгрецъ нарочно отправился въ Берлинъ.
Подъ условіемъ присяги, Австрія отдавала регенту въ распоряженіе даже свои федеральные корпуса. Но Пруссіи полезно было протянуть время. Ей по крайней мр хотлось вынудить признаніе яснымъ фактомъ, что она де слушается Сейма, а сама ведетъ Сеймъ. Вопреки всмъ союзнымъ постановленіямъ, она не довольствовалась второстепенной ролью: регентъ отвчалъ уклончиво, онъ ожидалъ сообщеній изъ Лондона и Петербурга.— Но къ 11 іюля военная коммиссія Сейма должна была окончательно разсмотрть вопросъ о начальств, и оффиціальному предложенію изъ Франкфурта надо было отвтить. Предстояло или принять его, или прямо вступить въ раздоръ съ федераціей… Этого дня Европа ждала съ нетерпніемъ. На практическую дятельную почву могъ перейти еще одинъ изъ допросовъ, завщанныхъ средними вками и внскимъ конгрессомъ пятнадцатаго года… Но 11 іюля по Германіи разнеслась другая всть,— всть о виллафранкскомъ мир.
Положеніе императора требовало энергическихъ мръ. Шлейницъ отправлялъ свои ноты въ день битвы при Сольферино. При самомъ благопріятномъ исход посредничества, Ломбардія все-таки отходили отъ Австріи. Наполеону съ точки зрнія завоеваній и равновсія. еще до сихъ поръ двигающей международныя отношенія, тоже не могло нравиться образованіе въ Германіи крпкой силы. Опять онъ видлъ, что новый фазисъ вопроса повлечетъ за собой тысячи неблагопріятныхъ для него послдствій, потому предложилъ австрійскому императору условія мира даже боле выгодныя, чмъ т. которыхъ онъ могъ ожидать при вмшательств посредниковъ. Трудно было Францу Іосифу не согласиться.
III.
Если Австрія съ своими приверженцами и боялась пріемовъ Пруссіи, и понимала, что можно сдлать въ ея положеніи, то все-таки ещё оставалось вопросомъ, далеко не ршеннымъ: ршилась ли бы, съумла ли бы Пруссія воспользоваться обстоятельствами? Вроятно нтъ, — она слишкомъ плохо повяла послдующую свою роль, потому, должно думать, не справилась бы и съ прежней обстановкой. Но въ суматох, въ шум, которые-бы непремнно возникли, страсти могли разгорячиться, люди, когда-то вліятельные, снова могли найти себ партіи, явились бы новые энергическіе дятели, Пруссіи могли предложить снова такую легкую добычу, что она бы взяла ее, вопросъ могъ принять и другой оборотъ,— словомъ, вроятно вышло бы что нибудь боле или мене энергическое. Но съ заключеніемъ виллафранкскаго мира все охладло. какъ будто чувствуя это, прусскія газеты не совсмъ ему рады. Опять онъ пришелъ быстро, неожиданно, засталъ врасплохъ еще не крпко сплотившіяся партіи. Он не знали, какъ отнестись къ нему. Пруссія двигалась, подстрекаемая большимъ, ежеминутнымъ соблазномъ, на спокойную же, стойкую, твердую дятельность она была не способна. Еще мене новыхъ обстоятельствъ могли ободрять ее либералы. Имъ самимъ нужно было искать поддержки и бодрости, газеты кричали, что не надо оставлять возбужденнаго движенія. Въ Эйзенах собралось нсколько людей, называвшихъ себя демократами, и, пошумвъ, они ршили напечатать слдующій документъ:
‘Ст. 1. Мы въ настоящемъ положеніи длъ видимъ большія опасности для независимости вашего германскаго отечества, и опасности эти скоре увеличились, чмъ уменьшились миромъ, заключеннымъ между Франціей и Австріей.
‘Ст. 2. Коренная причина этихъ опасностей въ худомъ федеральномъ устройств Германіи, и устранить ихъ можетъ единственно быстрое измненіе этого устройства.
‘Ст. 3. Для этого необходимо, чтобы германскій Сеймъ былъ измненъ центральнымъ германскимъ правительствомъ, твердымъ, сильнымъ, постояннымъ, и чтобы созвано было національное собраніе.
Ст. 4. Въ настоящемъ положеніи только Пруссія можетъ дйствовать въ этомъ направленіи, потому слдуетъ убдить Пруссію принять на себя нужную иниціативу.
‘Ст. 5. Потому, также какъ для сильнйшаго охраненія германскихъ интересовъ во вншней политик, слдуетъ временно, до окончательнаго устройства германскаго правительства, вврить Пруссія начальство надъ военными силами Германіи и дипломатическія сношенія Союза.
‘Ст. 6. Каждый германецъ обязанъ всми силами поддерживать прусское правительство въ этихъ стремленіяхъ, и конечно германская нація не отступитъ ни передъ какою жертвой для независимости, единства и счастья отечества’.
Вся сверная Германія откликнулась на этотъ призывъ, и 14 августа въ Эйзенах вновь собрались либералы, уже въ большемъ числ. Опять пошумли, и прибавили къ прежней деклараціи новую статью:
‘Ст. 7. Мы ожидаемъ отъ всхъ германцевъ, любящихъ отечество, отъ демократовъ и конституціонистовъ, что они поставятъ независимость и единство нація впереди требованій партій и будутъ дйствовать вмст согласно и настойчиво, въ виду твердаго устройства Германіи’.
Врядъ ли такой документъ требуетъ комментарія. Въ немъ все сказанное выше о либералахъ подтверждается яркими красками. Они видать опасности, видать, въ чемъ состоять эти опасности… слдовательно сбираются помочь имъ? Ни мало. Они просятъ Пруссію взяться за дло, а прочимъ князьямъ совтуютъ поручить себя ея великодушію. Изъ этого должна выйти свободная Германія, поддерживаемая огромною арміею въ рукахъ Пруссіи. Очень практично. Но Пруссіи было къ чему прислушаться, еще и этимъ движеніемъ можно бы воспользоваться, хотя въ спорахъ не разъ слышались голоса противъ исключительной гегемонія. Надо было помочь возникшему крику, слегка подемократничать… Но Пруссія боялась этой роли, не новой въ исторіи, она даже стала отступать, прибгла къ морали. Уже 12 октября Шлейницъ говорилъ (и не смотря на свое дипломатическое званіе — какъ оказалось, говорилъ довольно искренно) о своихъ обязанностяхъ касательно прочихъ членовъ Союза, увщевалъ отложить заботу о федеральной реформ. Его пугала видимая ршимость прочихъ союзниковъ сопротивляться. Они даже сдлали своимъ палатамъ маленькія уступки, стараясь помириться съ оппозиціей. Отвтить еще большею либеральностью въ Берлин не ршились. Не пользуясь обстоятельствами, Пруссія стала мало по малу терять свое назначеніе. На новомъ собранія во Франкфурт на Майн начали уже положительно предлагать новые планы. Время энтузіазма прошло, начались разсужденія, причемъ очевидно безъ труда нашли и другія ршенія, столь же непригодныя, какъ прусская гегемонія. Предлагали опредлительно раздлить власть между Австріею и Пруссіею, предлагали противопоставить ихъ стремленіямъ третью силу, защищали и отдльность владній и прусскую гегемонію… Кто-то въ туман отвлеченностей высказалъ, что имперія немыслима, что Германію долженъ соединить духъ германскаго народа. Никто к обратилъ вниманія на оратора… Какъ и прежде, въ сумм толковали только о томъ, къ какому бы результату можно привести вопросъ, а какъ за это приняться, могли ли сами либералы, устроить что нибудь кром безполезныхъ собраній ученыхъ фразеровъ — о томъ и рчи не было. Приходилось разойтись, не остановившись ни на чемъ, слдовательно оставить дло, признавъ свою несостоятельность къ его веденію. Конечно это былъ бы наиболе достойный конецъ всхъ словопреній. Не такъ думали нмцы. Ихъ удивляло еще, что изъ словъ ничего не выходитъ, они думали, что не успли дотолковаться до для, потому образовали изъ себя ‘Національное общество’, и избравъ комитетъ, поручили ему продолжать болтовню. Вольный городъ Франкфуртъ испугался постояннаго либеральнаго комитета, и не допустилъ его засданій. Герцогъ кобургъ-готскій, человкъ умный, понимавшій всю невинность, этихъ болтуновъ, предложилъ имъ поселиться въ своихъ владніяхъ. Комитетъ принялъ предложеніе, безъ котораго вроятно бы разошелся, и въ циркуляр съ важностью Приглашалъ германцевъ присоединиться къ Національному обществу. Обезпечивъ себ такимъ образомъ возможность постоянныхъ словопреній, либералы затихли.
IV.
Между тмъ Францъ-Іосифъ вынесъ изъ послднихъ событій тяжелое впечатлніе. Во время войны его венгерскіе, да и другіе солдаты часто переходили на сторону непріятеля, везд слышались неудовольствія. Внутри, ихъ преимущественно возбуждали финансы. Въ разноплеменныхъ народностяхъ съ новою силой воскресали старыя мечты. Въ Германіи нердко открыто говорили объ исключеніи Австріи изъ федераціи, везд ее преслдовала искренняя ненависть. Извн ни одного союзника, еще теперь на Францію можно бы разсчитывать всего врне. Въ то же время императоръ видлъ, какъ Пруссія самымъ ничтожнымъ либерализмомъ купила себ общее расположеніе. Онъ ршился воспользоваться урокомъ. Но его окружали люди старой школы, еще въ притсненіяхъ видвшіе лучшее средство для удержанія за собой произвола. Они учили уступать шагъ за шагомъ только то, что будетъ вынуждено крайностью. Молодой императоръ видлъ въ этой же систем откровенное выраженіе собственныхъ чувствъ. Ему еще не уяснили, что гораздо выгодне стать на извстную точку вншняго либерализма, пышною вншностью прикрыть содержаніе. Шмерлингь еще пугалъ его. Такимъ образомъ, императоръ не сразу успокоилъ свои народы. Баха замнилъ Голуховскій, перемнили еще нсколькихъ мпнистронъ. Они прежде дйствовали отдльно, изъ нихъ составили совтъ. Постарались быть немного вротерпиме, чмъ Гайнау въ 1850 году. Брукъ самъ предложилъ установить контроль надъ финансами, дошедшими до крайняго разоренія… Но Австрія иметъ дло съ народами, не любящими ея владычества, слдовательно боле требовательными. Особенно венгерцы безпокоили императора. Онъ ршился на патентъ 5 марта 1860 г. Жалуя усиленный государственный совтъ, Францъ Іосифъ думалъ, что такою милостью нельзя неудовольствоваться, даже надялся, что населеніе въ порыв восторга и счастья покроетъ новый заемъ. Онъ ошибся. Населеніе очень хорошо поняло, что въ сущности все остается неизмннымъ. Въ Венгріи сдлали шумныя демонстрація, прекращенныя войскомъ. Заемъ шелъ плохо. Къ тому же въ финансовомъ управленіи замтили злоупотребленія. Арестъ Эйнаттена, затмъ самоубійство Брука окончательно сдлали его невозможнымъ. Вмсто 200 милліоновъ подписка едва общала 70. Императоръ сдлалъ еще нсколько уступокъ Венгріи (20 октября), но данный ей дипломъ, основанный еще на прагматической санкціи, въ примненіи оказался негоднымъ. Венгрія требовала конституціи 1848 г. Прочимъ провинціямъ не нравилось особенное предпочтеніе, оказываемое Венгріи. Ничто не удавалось. Наконецъ, 15 декабря I860 года вмсто Голуховскаго прозванъ Шмерлингь.
Но чмъ боле становились явными несогласія императора съ своимъ народомъ, тмъ сильне вниманіе его должно быть обращено на Германію, гд только крайняя неуступчивость и — какъ увидимъ — крайне абсолютныя идеи мшали регенту поставить за себя вс демократическія силы союза. Примръ Италіи показалъ, что значатъ демократическія силы. Притомъ въ Германіи не было мадзинистовъ, слдовательно, найдись государственный политикъ въ род Кавура и энергическій король въ род Виктора-Эммануила, не только бы можно послдовать примру савойскаго дома, но еще можно бы заботиться о національной партіи, властвовать довольно самобытно и спокойно. Хотя, вроятно, Австрія, зная Пруссію, и неожидала отъ нея такихъ далекихъ плановъ, но она могла думать о довольно близкихъ и уже доказанныхъ результатахъ. Никто не могъ поручиться, что не сегодня, завтра, придется имть дло съ Венеціей, съ Венгріей, наконецъ, гд нибудь въ славянскихъ земляхъ, Пруссія снова бы оставила императора безъ помощи. Рехбергъ покуда не могъ разсчитывать на обращеніе на свою сторону общественнаго мннія, о включеніи всхъ австрійскихъ земель въ федерацію также на практик нечего было и думать,— слдовало дать нкоторую власть всегда готовымъ къ услугамъ Австріи второстепеннымъ державамъ, силы которыхъ въ сумм были не малочисленны. Ничего не было естественне, а потому и легче чмъ союзъ съ вини. Національныя стремленія угрожали имъ больше, чмъ кому нибудь. Знаменитый ганноверскій министръ Боррисъ въ 1360 году въ отчаяніи восклицалъ, что въ случа нужды князья призовутъ на помощь иноземныя силы, Національное общество, выражая чувство всхъ нмецкихъ либераловъ, отвчало: ‘всякаго, кто позволитъ себ призвать непріятеля въ отечество, сочтутъ измнникомъ, вся же нація станетъ за правительство, которое поведетъ Германію противъ враговъ внутреннихъ и вншнихъ’. Рехбергъ немедленно по окончаніи войны занялся этимъ вопросомъ. Онъ нашелъ врнаго союзника въ Бейст. Уже въ томъ же году на Сейм произошли нкоторыя столкновенія съ Узедомомъ, но главный планъ Австріи состоялъ въ слдующемъ: Саксонія, Баварія, Виртенбергъ и проч. предлагали назначить постояннаго главнокомандующаго и постоянныхъ начальниковъ въ различные корпуса союзной арміи. Очевидно, располагая большинствомъ въ сейм, депутаты котораго назначены князьями, предсдательствуя въ венъ, Австрія надялась захватить это мсто въ свои руки. Но Узедомъ показалъ большую твердость, и планъ не удался. Точно такъ-же Пруссія оказалась непокорною въ гессенскомъ и голштинскомъ вопросахъ.
Видя, что хитрости не помогаютъ, австрійская партія ршилась откровенно переговорить съ регентомъ и убдить его. Мысль эта, кажется, первоначально принадлежала баварскому королю Максимиліану. Но въ то же время возникло дло о свиданіи регента съ Наполеономъ, что крайне озаботило германскихъ князей. Всякому хотлось видть страшилище нмцевъ. Король ганноверскій, напримръ, не смотря на дурныя отношенія съ регентомъ, пріхалъ въ Берлинъ ходатайствовать о допущеніи къ нріену высокаго гостя. Въ Баден (въ іюн 1660) съхалось до 16-ти владтельныхъ особъ. Наполеона припали боле, чмъ учтиво. Когда онъ ухалъ, короли долго разсуждали, какъ бы приступить къ регенту, наконецъ, король виртембергскій ршился завести разговоръ о томъ, какъ бы полезно было великимъ германскимъ державамъ примириться между собой, какъ отъ этого выиграли бы вс благія начала, какъ либералы перестали бы кричать и т. д. Регентъ отвчалъ уклончиво, и далъ совтъ соображаться съ прусской системой въ вооруженіи федеральныхъ контингентовъ, однако и этимъ возбудилъ уже нкоторыя надежды: ему предложили, не согласится ли онъ лично переговорить съ молодымъ императоромъ. Регентъ согласился и на это. Вс подобные переговоры, конечно, доказывали въ германскихъ князьяхъ совершенное незнаніе той начальной исторической аксіомы, что люди можетъ быть могутъ дать событіямъ боле или мене энергическій ходъ, но что самое направленіе событій обусловливается обстоятельствами, иначе бы они принесли прусскому правительству искреннюю благодарность за его поведеніе. Нельзя было мене пользоваться обстоятельствами. Даже вздумай Пруссія преслдовать либераловъ по примру другихъ князей,— она бы причинила имъ истинный вредъ. Можетъ быть, не имя никакой надежды на стороннюю помощь, демократы ршились бы дйствовать сами. Но ихъ отношенія къ Пруссіи разъяснятся дальше: возвратимся къ австрійской партіи. Свиданіе состоялось 25 іюля въ Теплиц. Спутники регента получили орденъ святаго Стефана, императорскимъ же спутникамъ пожаловали чернаго орла.
Но Австрію хранило Провидніе: Пруссія сама ршилась испортить свое положеніе, а либералы умнли медленно, давая Шмерлингу время возстановить габсбургскія дла.
V.
Что же длали въ это время люди ‘Національнаго общества’. съ такой ревностью хлопотавшіе объ единств? Они просто продолжали заниматься ‘теоретическими соображеніями’. Они продолжали не понимать своего положенія, не понимали измнившихся обстоятельствъ, сколько ни напоминали имъ объ этомъ послднія прусскія событія. Разговоры одинъ только разъ замнились дломъ, когда Національное общество вздумало позаботиться о германскомъ флот. Оно собрало сумму съ 25,000 флориновъ, — на которые конечно трудно выстроить флотъ. И что же затмъ? Затмъ оно больше ничего не сдлано.
Гляди на такой ходъ длъ, слдовало удивляться одному: какъ рчи о единств не замолкли снова, какъ эта мысль еще шевелилась. Ее подогрвали всми возможными средствами съ самаго 1869 года. Начиная съ праздника въ память Шиллеру, безпрестанно то здсь, то тамъ вспоминали общегерманскія знаменитости великія событіи изъ прошлой исторіи, собирались, говорили рчи, искали единства въ гимнастическихъ упражненіяхъ, въ стрлковыхъ обществахъ, кричали, гд только могли, между прочимъ и по поводу частныхъ перемнъ (въ монетной систем, въ мр и всахъ и пр.), которыми преимущественно занимались мелкіе владльцы. Такъ прозябало германское движеніе, когда Австрія ршилась дать ему новый толчокъ.
VI.
Шмерлингъ посл долгой борьбы по возможности усыпилъ австрійскихъ подданныхъ, даже Венгрію. Одна Венеція не покорилась, но на нее давно перестали надяться и наводнили войскомъ, видя, что другихъ средствъ не придумаешь. Пока борьба эта длилась. Австрія заботу о германскихъ длахъ возложила на второстепенныя государства. Но едва освободившись отъ внутреннихъ смутъ, она ршилась снова заняться Союзомъ. Будущее имперіи всегда не врно, необходимо было обезпечить себ впредь примненіе 47 параграфа. Конечно, при своихъ цляхъ, Австрія и теперь не могла разсчитывать на сочувствіе націи, на либеральную партію единства. Невозможно включить въ единую Германію австрійскихъ негерманскихъ земель, безъ нихъ же вмсто имперіи является почти одно ничтожное эрцгерцогство. Изъ всего состава имперіи для Германіи ничего не вытащишь. Францъ Іосифъ и не обманывалъ себя пустыми надеждами, но эти неизмняемыя обстоятельства тмъ боле требовали вниманія къ каждой благопріятной минут. Прусское правительство все боле и боле завлекалось въ упрямую борьбу съ палатой. Большую часть этой палаты составляли члены національнаго общества. Хотя общество это, придерживаясь прежняго взгляда, еще и продолжало говоритъ о присоединеніи къ Пруссіи, въ сред его нашлись люди, преимущественно изъ берлинской палаты, которые уже ставили вопросъ о томъ, можно ли согласовать стремленія къ единству съ дйствіями правительства. Уже съ почетомъ произносили имена Либела и другихъ дятелей 1848 года, разсыпанныхъ по Америк, по Швейцаріи, отчасти возвратившихся въ Германію. Императоръ, опираясь на общность своихъ интересовъ съ интересами мелкихъ князей, конечно обратился къ нимъ, но при вражд Вильгельма I съ демократами онъ могъ надяться и въ немъ найти боле сговорчивости. Кром того въ выработавномъ проэкт союзной реформы онъ ловко прикрылъ австрійскія тенденціи, и надялся спшнымъ, быстрымъ веденіемъ дла ршить его въ свою пользу ране, чмъ критика успетъ высказаться. Такъ возникли франкфуртскія конференціи. Газеты такъ много говорили о нихъ, что повторенія вроятно излишни. Надобно быть особенно близорукимъ, чтобы подъ прикрытіемъ любви къ отечеству и самопожертвованія нс отыскать австрійскихъ думъ. Князьямъ гарантировалось ихъ положеніе. Австрія же, по видимому, имя равныя права съ Пруссіей, достигала своихъ цлей. Вс дла должна ршать директорія, гд кром императора и прусскаго короля засдаетъ король баварскій и одинъ изъ прочихъ королей Германіи. Въ случа войны за вн-федеральныя владнія союзника, сказано было, Союзъ не обязанъ защищать ихъ, за исключеніемъ впрочемъ опять случая, предвидннаго параграфомъ 47-мъ. Объявленіе мира и войны совершенно зависитъ отъ ршенія большинства голосовъ въ директоріи. Не трудно сказать напередъ, въ чью пользу станутъ голоса при войн за австрійскія земли, когда представителями двухъ голосовъ, кром императорскаго, являются владтели, существованіе которыхъ только и возможно при нераздльности съ Австріей. Рехбергъ разсчелъ было довольно удачно. Проэктъ появился въ газетахъ только когда князья уже съхалась и начали совщаться во Франкфурт. Да и то сначала вся пресса привтствовала реформу, но скоро разсмотрли ея направленіе и стали смяться. Въ этомъ смх новаго не было ничего. Король Вильгемъ, не захотвшій и присутствовать на конференціи, почти въ тотъ же день вновь закрылъ палату и отвтилъ въ неоффиціальной брошюр, что требуетъ измненія статьи о войн и признаетъ мысль либераловъ о необходимости при реформ дать большую силу народнымъ представителямъ. Съхавшіеся во Франкфуртъ вмст съ князьями, безъ всякаго призыва, депутаты съ разныхъ сторонъ Германіи — объявили, что о реформ можетъ толковать только національное собраніе. Національное общество глубоко задумалось, оно собираетъ своихъ членовъ на совщанія: кто созоветъ собраніе, которое бы могло разсуждать о реформ? Пруссія въ настоящее время не можетъ вести этого дла. — Еще неизвстно, какъ народъ приметъ новое распущеніе своихъ депутатовъ, удовольствуется ли онъ тмъ, что опять пришлетъ ихъ въ палату. Вс озаботились…
Кто-то замтилъ, что либерализмъ живуче лягушки. Будемъ же лучше надяться, что король останется твердъ въ своемъ поведеніи, а нмцы воспользуются данными имъ уроками и перестанутъ заниматься либеральнымъ пустословіемъ.