ЛИТЕРАТУРА И ОБЩЕСТВЕННОСТЬ.
ИВАНОВЪ-РАЗУМНИКЪ.
КНВО-ПРОМЕТЕЙ.
Н. Н. МИХАЙЛОВА
Герценъ и Михайловскій.
Герценъ и Михайловскій.
(Сравнительная характеристика).
I.
II.
III.
IV.
V.
VI.
VII.
VIII.
IX.
Герцен и Михайловский, Иванов-Разумник Р. В., Год: 1905
Время на прочтение: 24 минут(ы)
H. К. Михайловскій былъ послднимъ изъ могиканъ въ славномъ ряду представителей русской публицистики и критики второй половины минувшаго вка. Онъ былъ послднимъ, но не наимене яркимъ, наоборотъ, на сравнительно тускломъ фон семидесятыхъ и восьмидесятыхъ годовъ онъ выступаетъ боле рельефно, чмъ его замчательные предшественники на яркомъ фон бурной и сравнительно свтлой эпохи великихъ реформъ. Со своими предшественниками, дятелями этой эпохи, онъ связанъ неразрывно, его имя навки связано съ плеядой — Герценъ, Чернышевскій, Добролюбовъ, Писаревъ — и связано не только по времени, не только формально. Когда-то Михайловскій говорилъ о славянофилахъ и полузабытомъ теперь почвенник Н. Страхов: ‘попробуйте сказать подъ рядъ: Киревскіе, Аксаковы, Юрій Самаринъ, Страховъ… На имени Страхова непремнно запнетесь’ {Собр. соч., изд. 1906—7 гг., т. V, стр. 900.}. Это же самое, mutatis mutandis, можно повторить о самомъ Михайловскомъ: попробуйте сказать подъ рядъ: Герценъ, Чернышевскій, Добролюбовъ, Писаревъ, Лавровъ — и вы невольно прибавите: и Михайловскій.
Мы не собираемся теперь останавливаться на обоснованіи преемственной связи этихъ незабвенныхъ дятелей развивающагося русскаго самосознанія, что сдлано нами въ другомъ мст {м. ‘Исторію русской общественной мысли’, т. I — II.}, но намъ хотлось бы отмтить взаимоотношеніе двухъ крайнихъ именъ этого ряда, указать на тсную связь міровоззрній Герцена и Михайловскаго. Этимъ мы не хотимъ сказать, что съ промежуточными членами ряда Михайловскій связанъ мене тсно, нельзя оспаривать (да этого не оспаривалъ и самъ Михайловскій), что политико-экономическія воззрнія Чернышевскаго оказали свою долю вліянія при выработк Михайловскимъ своего міровоззрнія, что эстетическія теоріи Добролюбова привзошли сюда, конечно переработанными, что индивидуализмъ Михайловскаго получилъ не одинъ импульсъ отъ ‘культа личности’ Писарева, — такого преемственнаго вліянія странно было бы не признать. Все это такъ, но тмъ мене можно отрицать вліяніе, быть можетъ, наиболе яркаго, наиболе талантливаго изъ всхъ предшественниковъ Михайловскаго — геніальнаго родоначальника народничества — А. И. Герцена.
Съ Герценомъ мы еще мало знакомы. Обидная бдность монографій о немъ могла быть объяснена исключительно независящими отъ литературы условіями и обстоятельствами. Поэтому, напримръ, сравнительно мало затронутъ вопросъ о народничеств Герцена, хотя неоспоримо утвержденъ тотъ фактъ, что именно Герценъ является первымъ основателемъ народничества: это уже locus topicus, мало изслдованный, но единогласно принимаемый. Однако il y a fagots et fagots — есть народничество и народничество, народниками были и Герценъ, Чернышевскій, и Юзовъ-Каблицъ, и г. B. В., и ‘Отечественныя Записки’ и ‘Недля’, и наконецъ самъ Михайловскій, отнюдь не признававшій себя народникомъ — и несомннно бывшій имъ. Народничество — теченіе чрезвычайно сложное и многостороннее, оно является и идеологіей кающихся дворянъ, и своеобразнымъ синтезомъ западничества и славянофильства, оно принимаетъ формы то фурьеризма (у Чернышевскаго), то толстовства, наконецъ, оно такъ сравнительно близко отъ насъ, что аберрація историческаго зрнія является отчасти неустранимой. Въ этомъ вся трудность вопроса, но мы и не беремся здсь за его ршеніе:— мы ограничиваемъ нашу задачу сравнительной характеристикой перваго и послдняго народника. Герценъ былъ дйствительно первымъ по времени, Михайловскій былъ дйствительно послднимъ по занятому положенію: его народничество — критическое (терминъ этотъ давно уже установился за народничествомъ Михайловскаго), и критицизмъ этотъ составилъ тотъ Рубиконъ, черезъ который не могло перейти наивное народничество Юзова-Каблица и ‘Недли’ 80-хъ годовъ. Но это между прочимъ, вообще же мы хотимъ указать на связь міровоззрній двухъ титановъ русской мысли и сознанія.
Начнемъ съ Герцена. Въ чемъ Standpunct его міровоззрнія — толковалось различно, на многіе лады. Мы хотимъ обратить вниманіе на ту сторону его взглядовъ, которая неизмнно присутствуетъ во вс періоды жизни Герцена, составляетъ главную причину соціологическихъ построеній, одинъ изъ поводовъ ненависти къ экономическому строю Западной Европы. Самъ Герценъ ввелъ новое слово для опредленія этого центральнаго изъ его понятій, слово это — мщанство.
Слово это не ново, но понятіе, выраженное имъ, было въ то время новымъ въ русской литератур. Конечно, понятіе это иметъ не сословный смыслъ, это не переводъ и не замна термина ‘bourgeoisie’, смыслъ котораго зиждется на экономической почв. Буржуазія — прежде всего третье сословіе, дале, это общественный классъ, объединенный понятіемъ ренты въ томъ или иномъ ея вид {Подъ ‘рентой’, въ условно-широкомъ смысл мы понимаемъ и собственно ренту и прибыль, т.-е. доходъ землевладльцевъ и доходъ предпринимателей.}, фритредерство — экономическая идеологія развившейся буржуазіи, свобода конкуренціи — символъ ея вры. Совершенно другое значеніе иметъ введенный Герценомъ терминъ ‘мщанство’ (говоримъ ‘введенный Герценомъ’, такъ какъ только у него мы впервые встрчаемъ подробное и точное опредленіе этого понятія), буржуазія есть только частный его случай.
Прежде всего мщанство — понятіе внсословное, напримръ, такое же, какъ и интеллигенція, такъ же, какъ и интеллигенція, мщанство характеризуется своимъ отношеніемъ къ наиболе жгучимъ вопросамъ жизни. Реагируя на нихъ, мщанство оказывается безличнымъ, узкимъ и плоскимъ. ‘Съ мщанствомъ стираются личности… но стертые люди сыте’, иронизируетъ Герценъ {‘Концы и Начала’. Письмо первое (‘Колоколъ’, 1 іюля 1862 г.).}. При наличности мщанства ‘душа убываетъ’, характеризуетъ онъ мщанство въ другомъ мст: когда мщанство торжествуетъ, то ‘все мельчаетъ, становится дюжинное, рядское, стертое {‘Книга Дж. Ст. Милля о свобод’ (‘Колоколъ’, 15 апрля 1859 г.).}. Буржуазія — это центръ мщанства, но мщанство — шире: эта общая безличность, эта общая узость понятій и плоскость чувствованій переступила сословную черту и разлилась широкимъ потокомъ по всей Европ, въ чинной и узкой сред мщанства все вянетъ, все засыхаетъ. ‘Чинный — это настоящее слово. У мщанства, какъ у Молчалива, два таланта — и т же самыя: умренность и аккуратность’. И это внсословное мщанство поглощаетъ все: ‘мщанство — идеалъ, къ которому стремится, подымается Европа со всхъ точекъ дна’ {‘Концы и начала’. Письмо первое (‘Колоколъ’, 1 іюля 1862 г.).}. И какъ ни грустно, ко надо думать, полагаетъ Герценъ, что это мщанство побдитъ и должно побдить, ибо ‘мщанство — окончательная форма западной цивилизаціи, ея совершеннолтіе’ {‘Концы и Начала’. Письмо седьмое (‘Колоколъ’, 15 января 1863 г.). Объ этомъ же см. ‘Съ того берега’, ‘Западныя арабески’, ‘Былое и Думы’, напр. ч. II, стр. 366 — 367.}.
Не будемъ обращать пока вниманія на то, что мщанство пріурочивается Герценомъ исключительно къ западной цивилизаціи, къ западной Европ, какъ все это приложится къ Россіи — мы увидимъ ниже, теперь же намъ важно обратить вниманіе на широкій смыслъ этого термина. Мщанство — не сословный терминъ, это вообще воплощеніе безличности, узости и плоскости. Мщанство — это aurea mediocritas (‘сплоченная посредственность’, повторяетъ Герценъ слова Милля), посредственность, лишенная индивидуальности, приспособившаяся къ жизни, съузившая свои интересы до предлоіможнаго. При господств мщанства — ‘въ сильно обозначенныхъ личностяхъ, въ оригинальныхъ умахъ нтъ никакой необходимости’, горько иронизируетъ Герценъ: ‘красота, талантъ — вовсе ненормальны. Это исключеніе, роскошь природы… (но и) въ самой природ, можно сказать, бездна мщанскаго’ {‘Концы и Начала’. Письмо первое (‘Колоколъ’, 1 іюля 1862 г.). Подчеркнуто нами.}. И среди этой мщанской природы человкъ теряетъ свою индивидуальность, какъ теряются брызги водопада въ общемъ поток, люди становятся ‘чмъ-то гуртовымъ, оптовымъ, дюжиннымъ, дешевле, плоше врозь, но многочисленне и сильне въ масс’ {‘Концы и Начала’, Письмо седьмое (‘Колоколъ’, 15 января 1863 г.).}.
Остановимся на минуту и обратимся къ Михайловскому. Прежде всего придется констатировать, что терминъ ‘мщанство’ не иметъ у Михайловскаго того широкаго смысла, какой былъ приданъ ему Герценомъ, слово мщанство равнозначно у Михайловскаго слову буржуазія. Но дло не въ словахъ, а въ понятіяхъ, понятіе же ‘мщанства’ (въ смысл, встрчавшемся у Герцена) мы безъ труда найдемъ въ теоріи идеальныхъ и практическихъ типовъ, построенной Михайловскимъ подъ вліяніемъ Спелля и Геккеля. Пути были различны — результаты оказались тожественны: вс дороги ведутъ въ Римъ.
‘Въ самой природ, можно сказать, бездна мщанскаго’, сказалъ Герценъ,— и эту мелькомъ брошенную фразу Михайловскій развиваетъ при опредленіи своего отношенія къ дарвинизму. Дарвинъ для него — ‘геніальный буржуа-натуралистъ’, дарвинизмъ, въ его соціологическомъ примненіи, глубоко мщанская теорія {Собр. Сочин., V, 635, см. также I, 416 — 7, 421—2, 914, III, 774 и др.}, и философія природы по концепціи дарвинизма является почти сплошнымъ мщанствомъ, ибо ‘стертость’ личностей, отсутствіе рзко выраженныхъ индивидуальностей почти возводится въ научный принципъ, выживаютъ не наиболе одаренные индивиды, но наиболе приспособленные къ сред (и въ этомъ смысл наиболе одаренные), ‘сплоченная посредственность’ губитъ все, что такъ или иначе выходитъ изъ нормы. Такъ, или почти такъ, формулируетъ Михайловскій свои обвиненія противъ мщанства дарвинистической теоріи въ ея соціологическомъ примненіи {Ibid., I, 293 — 4.}, особенно наглядно выступаетъ все это въ заимствованной имъ у Снелля и Геккеля теоріи идеальныхъ и практическихъ типовъ.
Въ узко-біологическомъ смысл идеальный типъ есть типъ политропный, многосторонній, а потому и не приспособившійся ни къ какимъ спеціальнымъ условіямъ и именно потому способный къ дальнйшей эволюціи {Ibid., I, 230, 282.}, типъ практическій, наоборотъ, монотропенъ, одностороненъ, но зато окончательно приспособленъ къ условіямъ жизни и вн ихъ существовать не можетъ {Ibid., I, 230, см. также IV, 458 — 460.}, разумется, между этими двумя категоріями существуютъ переходныя степени {Ibid., I, 279. Примры: практическій типъ — летучая мышь, рыбы (Teleostei), идеальный типъ — поперечноротыя (Selachia), см. I, 230.}. Михайловскій согласенъ принять эту схему, какъ морфологическій принципъ, но онъ не можетъ примириться съ введеніемъ этого принципа, какъ нормы, въ соціологическія построенія, и признать, что практическій типъ, какъ приспособленный, стоитъ выше неприспособленнаго идеальнаго типа. Практическій типъ — это мщанство, во всей его безличности, узости и плоскости, во всей его приспособленности къ условіямъ экономической и соціальной жизни. Пусть ‘въ природ бездна мщанскаго’, пусть практическіе типы одерживаютъ побду по всей линіи надъ широкими, синтетическими, идеальными типами: тмъ мене Михайловскій склоненъ примириться съ представителями практическаго типа — съ мщанами, заполнившими жизнь. Мщанинъ — это не личность, это ‘осколокъ личности’, это практическій типъ, который приспособляется ‘ко всякой обстановк, какъ бы она ни была узка и душна’, въ то время какъ идеальный типъ (т.-е. то, что Герценъ иногда въ отличіе отъ мщанина называетъ ‘индивидуалистомъ’) является полнымъ, многостороннимъ и неумщающимся въ тсныхъ рамкахъ {Ibid., IV, 458 — 460. Особенно ясно можно усмотрть тождество понятій ‘мщанства’ (по Герцену) и ‘практическаго типа’ (по Михайловскому) въ ‘Письмахъ о правд и неправд’ (1877 г.), откуда и предыдущая цитата. Понятна связь всего этого съ теоріей типовъ и степеней развитія (см. Ibid., I, 477, 511, III, 820, 868, см. еще I, 478, III, 499 — 500, 527 — 9, 567 — 571, V, 925 и др.): ‘практическій типъ’ можетъ быть относительно выше идеальнаго по степени развитія, будучи ниже его — по типу.}. Не трудно усмотрть почти полное тождество между понятіями ‘мщанства’ и ‘практическаго типа’ у Герцена и Михайловскаго. ‘Практическій типъ’, какъ біологическій терминъ, въ своемъ соціологическомъ примненіи весьма удачно поясняетъ недостаточно опредленное у Герцена понятіе мщанства, оба эти понятія играютъ весьма существенную роль въ міровоззрніяхъ обоихъ нашихъ народниковъ. Впрочемъ объ этомъ ниже.
Одинаковымъ отношеніемъ Герцена и Михайловскаго къ мщанству объясняется и почти тождественное отношеніе ихъ къ наук. Это частный вопросъ, на которомъ мы не будемъ останавливаться, но нельзя не отмтить, что синтезъ между ‘диллентантизмомъ’ и ‘буддизмомъ’ въ наук, желаемый и ожидаемый Герценомъ, есть именно точка зрнія ‘профана’ у Михайловскаго. ‘Профанъ’ — это представитель идеальнаго типа, широкій, многосторонній человкъ, которому одинаково чужды и мщанская узость спеціалиста и мщанская плоскость диллетанта {Ibid., III., 354.}. Спеціалистъ и буддистъ изъ-за деревьевъ не видятъ лса, диллетантъ — въ лсу не желаетъ и не уметъ различать отдльныхъ деревьевъ: ‘диллетанты смотрятъ въ телескопъ… ученые (спеціалисты) смотрятъ въ микроскопъ’ {Герценъ. ‘Диллетантизмъ въ наук’, ‘Отеч. Зап.’ 1843.}, — профанъ пользуется и микроскопомъ и телескопомъ, но хочетъ смотрть на жизнь простыми глазами: онъ высоко чтитъ науку, но думаетъ, что вычерпать море ретортой нельзя {Михайловскій, ‘Литерат. Воспом.’, т. I, 268, о спеціализаціи — Собр. Соч. I, 398 — 400, V, 72 — 77 и др.}… Однимъ словомъ, и Герценъ, и Михайловскій одинаково возстаютъ противъ ‘мщанства’ въ наук, въ томъ или иномъ его вид {Не говоримъ о мщанств въ искусств изъ-за полнйшей субъективности этого понятія: и Герценъ и Михайловскій склонны были видть мщанство тамъ, гд лежали ихъ антипатіи. Такъ, Михайловскій видлъ мщанство (или по крайней мр результатъ мщанства) въ такъ называемомъ ‘декадентств’, — см. ‘Литер. Воспом.’ т. II, гл. I — III, Герценъ приблизительно такъ же относился къ ‘декадентству’ своей эпохи — къ музык Вагнера, какъ можно видть изъ одного его отзыва (‘Колок.’, 1 іюля 1682 г.), впрочемъ, по его мннію, все искусство въ Европ XIX вка — сугубо мщанское. См. ‘Концы и Начала’, письмо первое.}.
Но это только между прочимъ: это частный вопросъ въ міровоззрніяхъ Герцена и Михайловскаго. Отношеніе ихъ къ мщанству привело къ гораздо боле крупнымъ и боле значительнымъ результатамъ, оно послужило у Герцена первымъ побудительнымъ толчкомъ къ созданію той теоріи народничества, геніальнымъ родоначальникомъ которой былъ именно онъ.
Герценъ попалъ въ Европу наканун февральской революціи. Революція эта была кровавой битвой демократіи съ мщанствомъ — съ буржуазіей, окончательная и ршительная побда послдней въ лиц Кавеньяка была въ сущности пирровой побдой… Это намъ ясно теперь — но не могло быть яснымъ Герцену въ то время. Мы теперь знаемъ, что 1848 годъ — годъ появленія знаменитаго манифеста — былъ не годомъ похоронъ, а годомъ рожденія злйшаго врага буржуазіи и мщанства, и если умеръ соціализмъ утопическій, то родился наиболе опасный для мщанства западной Европы — соціализмъ реальный {Мы нисколько не утверждаемъ, что въ самомъ соціализм не можетъ быть элементовъ мщанства. При широкомъ распространеніи и вульгаризаціи его, мщанство фатально въ него проникаетъ, и ‘мщанскій соціализмъ’ фактически не есть, къ сожалнію, contradictio in adjecto.}. Но чтобы убдиться въ этомъ, надо было заглянуть на полъ-вка впередъ, событія же 1848 и 1852 гг. не могли въ этомъ отношеніи служить благопріятными предзнаменованіями. Февральская революція встряхнула болото мщанства, но 1848 годъ покончилъ съ ‘утопизмомъ’ надолго… если не навсегда {См. главнымъ образомъ — ‘Съ того берега’, а также цитированныя выше письма ‘Концы и Начала’ — письмо 7-е (‘Колок.’, 15 янв. 1863 г).}, Европа снова погрязла въ мщанств — и нтъ основанія утшаться мыслью, что такое положеніе вещей можно измнить. Такъ думалъ тогда Герценъ — и написалъ свою геніальную книгу ‘Съ того берега’.
Съ этой книги можетъ вести свою эру народничество, такъ какъ мы находимъ въ этомъ произведеніи не только отрицательную сторону — безпощадную критику западно-европейскаго мщанства, но и указанія на положительные идеалы — вру въ возможность иного, не мщанскаго пути развитія для Россіи.
Въ Европ мщанство окончательно побдило. ‘Мщанскіе вопросы — это ordre du jour, само мщанство — грозная могучая сила’. И мщанство это — не только буржуазія, не только представители ренты и пропріетеры, нтъ, весь западноевропейскій міръ, отъ дна до вершинъ, является мщанскимъ: ‘съ одной стороны мщане-собственники, упорно отказывающіеся поступиться своими монополіями, съ другой — неимущіе мщане, которые хотятъ вырвать изъ рукъ ихъ достояніе, но не имютъ силы {‘Западныя арабески’ и ‘Съ того берега’, особенно см. стр. 1—9.}. И все это происходитъ на гнетущемъ фон подавленія личности, всеобщей узости идеаловъ и плоскости взглядовъ. Все облетло, все приняло узкія формы. Христіанство успокоилось въ покойной гавани реформаціи, революція 1789 года — въ болот умреннаго политическаго и экономическаго либерализма, кумиръ личной собственности привелъ къ всеобщему мщанству, ибо ‘мщанство — послднее слово цивилизаціи, основанной на безусловномъ самодержавіи собственности’ {‘Концы и Начала’, письма 7-е и 1-е (‘Колок.’, 15 янв. 1863 года и 1 іюля 1862 г.).}. Все это горько высказывать о западной Европ, къ которой идеалистъ 30—40-хъ годовъ относился съ такимъ теплымъ, любовнымъ чувствомъ надежды, но, говоритъ Герценъ,— ‘amicus Plato, sed magis arnica veritas’. ‘Европа намъ нужна какъ идеалъ, какъ упрекъ, какъ благой примръ, если она не такая — ее надо выдумать’, перефразируетъ онъ знаменитыя слова Вольтера {‘Колоколъ’, 15 апр. 1859 г.}, но мщанство не можетъ служить ни примромъ, ни идеаломъ.
Неужели это общій законъ исторіи:— мщанство есть окончательная форма цивилизаціи? Да, — отвчаетъ Герценъ въ ‘Съ того берега’ и въ другихъ произведеніяхъ:— какъ это ни претитъ, а приходится сознаться, ‘что вс рки исторіи (и о крайней мр вс западныя) текутъ въ мареммы мщанства’ {‘Письмо изъ Неаполя’, 5 окт. 1863 г.}. А мщанство — это смерть общества, начало его разложенія. ‘Міръ, въ которомъ мы живемъ — умираетъ…, никакія лкарства не дйствуютъ больше на обветшалое тло его…’ {‘Съ того берега’, стр. 7.}. И только одна надежда не покидаетъ Герцена — надежда на возможность особаго экономическаго и соціальнаго пути развитія Россіи, и въ этомъ — начало его народничества.
Мы не будемъ останавливаться на вопрос, насколько это народничество является со стороны Герцена приближеніемъ къ славянофильству, самъ Герценъ склоненъ былъ смотрть на свое воззрніе, какъ на синтезъ славянофильства и западничества {См. особенно некрологъ К. Аксакова (‘Колок.’, 15 янв. 1861 года), также интересную сценку ‘Русскіе въ Париж’ и рядъ статей въ ‘Колок.’, окт.— дек. 1859 г. подъ общимъ заглавеімъ ‘Русскіе нмцы и нмецкіе русскіе’. (Объ этихъ статьяхъ — см. ниже). Серединное положеніе, занятое Герценомъ между славянофилами и западными, указывается въ стать ‘Насъ упрекаютъ’ (‘Колок.’), 1 ноября 1858 г.).}. Для насъ интересне взглянуть на вопросъ съ другой стороны и найти положительную основу народничества, какъ анти-мщанской теоріи.
При построеніи своихъ соціологическихъ концепцій, Михайловскій какъ-то выразился, что ‘соціологія должна начать съ нкоторой утопіи’ {Собр. сочин. III, 404.}. Съ ‘утопіи’ началъ и Герценъ, вря, что не вс ‘рки исторіи’ текутъ въ болота мщанства: онъ сдлалъ исключеніе для восточныхъ ркъ, какъ мы это видли выше. Это была вра въ двственныя, незараженныя мщанствомъ силы русскаго народа, вра въ ‘крестьянскій тулупъ’, какъ говорилъ потомъ Тургеневъ, вра ‘въ обновленіе Европы посредствомъ кнута и насильственнаго смшенія европейской и калмыцкой крови’, какъ иронизировалъ К. Марксъ (въ I том перваго изданія ‘Капитала’). Пусть противники Герцена оказались правы, пусть не было суждено русскому народу ‘обновить Европу’ своимъ анти-мщанствомъ, пусть совершенно наоборотъ, ‘крестьянскій тулупъ’ оказался, по предвиднію Тургенева, наиболе мщанскимъ, быть можетъ, во всей Европ (это наглядно доказало постепенное увяданіе общины, ростъ денежнаго хозяйства, появленіе Колупаевыхъ и Разуваевыхъ en masse въ 70-хъ годахъ {Это впослдствіи созналъ и Герценъ: ‘идеалъ народа буржуазное довольство’, сказалъ онъ въ ‘Письмахъ къ старому товарищу’ (1869 г.). См. ‘Сборникъ посмертныхъ статей’ Герцена.},— все это совершенно нельзя ставить въ пассивъ міровоззрнію Герцена. Дло не въ этихъ теоретическихъ ошибкахъ утопизма, а въ томъ громадномъ практическомъ значеніи, какое имло воззрніе Герцена въ созидательную эпоху шестидесятыхъ годовъ. Значеніе ‘Колокола’ — общеизвстно, роль его въ дл освобожденія крестьянъ — огромна: мы знаемъ, что статьи этого журнала принимались во вниманіе въ коммиссіяхъ, что номера его лежали на стол Ростовцева, что ихъ читалъ самъ Александръ II. А проповдь ‘Колокола’, стремясь къ проведенію анти-мщанскихъ взглядовъ, была направлена (въ области экономическихъ вопросовъ) противъ либерализма и за освобожденіе крестьянъ съ землей. Къ слову сказать, реформа была произведена далеко не въ томъ объем, на которомъ настаивалъ Герценъ, а онъ заране отклонялъ отъ себя упрекъ въ возможныхъ послдствіяхъ неполной реформы: онъ предвидлъ обезземеленье крестьянъ, ростъ денежнаго хозяйства — и торжество теорій экономическаго либерализма.
Либерализмъ (политическій и экономическій) былъ для Герцена тмъ bкte noire, на котораго было постоянно направлено его вниманіе. Либерализмъ этотъ, съ точки зрнія Герцена, только частное выраженіе общаго факта — мщанства. У ‘западныхъ доктринеровъ’ и ихъ россійскихъ послдователей (Герценъ говоритъ главнымъ образомъ о Б. Чичерин) можно найти только рубрики, трафаретки и шаблоны, вру во французскую централизацію и во всесиліе нмецкой Schul-Wissenschaft {‘Русскіе нмцы и нмецкіе русскіе’ (‘Колок.’, 15 окт. 1859 г.).}. Съ этими ‘западными старообрядцами’ Герценъ не желаетъ имть ничего общаго, ‘мы — живые’, подчеркиваетъ онъ, ‘т.-е. измняющіеся теченіемъ времени’, либерализмъ же просто — засушенное мщанство: онъ привыкъ къ рубрикамъ и къ шаблону, онъ провозгласилъ въ Европ всеобщее право на трудъ, свободу конкуренціи — и сопровождаетъ все это refrain’омъ — laissez faire, laissez passer! И въ то время, когда казалось, либерализмъ окончательно восторжествовалъ, когда потоки крови 1848 года окончательно залили молодое растеніе утопизма на мщанской почв Запада,— вдругъ на варварскомъ восток рзко ставится.вопросъ объ освобожденіи крестьянъ съ землей, объ общинномъ владніи! {Id. (‘Колок.’, 15 дек. 1859 г.).}. Понятно отношеніе Герцена къ этому, какъ ему казалось, ярко анти-мщанскому факту, теперь для Герцена — ex Oriente lux! На Запад, иронизируетъ Герценъ, либерализмъ додумался до права каждаго на работу, въ Россіи же, даже во время крпостного права, каждый мужикъ былъ убжденъ въ прав каждаго на даровую землю, что даетъ и самую возможность работы. ‘Мы господскіе, а земля наша’, приводитъ Герценъ характерную крестьянскую пословицу {Id. (‘Колок.’, 15 дек. 1859 г.).}. Итакъ, община, по мннію Герцена, является удовлетворительнымъ ршеніемъ вопроса, избавляющимъ Россію отъ западнаго доктринерства и мщанства, однако, въ противоположность славянофильству, Герценъ не считаетъ возможнымъ обойтись безъ животворящей мысли западной науки. Возможность не мщанскаго развитія Россіи — не утопія, говоритъ онъ: ‘элементы основанія у насъ даны: народный русскій бытъ и наука Запада… Безъ предрасположеннаго народнаго быта — общественная наука теряется въ соціальномъ бредъ, безъ всеобобщающей науки — народный русскій бытъ возводится въ бредъ славянофильства’ {Передовая статья (‘Колок.’, 1 янв. 1864 г.).}. Этотъ народный русскій бытъ и даетъ возможность Россіи пойти своимъ особымъ экономическимъ путемъ и избжать мщанства Европы: ‘я не считаю мщанства окончательной формой русскаго устройства’, говоритъ Герценъ, ‘того устройства, къ которому Россія стремится и достигая котораго она, можетъ, пройдетъ мщанской полосой’ {‘Концы и Начала’, письмо 8-е (‘Колок.’, 15 февр. 1863 г.).}.
Вотъ народничество Герцена. Это прежде всего — вра къ небуржуазность ‘крестьянскаго тулупа’, т.-е. народа, вовторыхъ — это принятіе краеугольнымъ камнемъ общиннаго устройства, а потому, въ-третьихъ, и борьба съ экономическимъ либерализмомъ, съ фритредерствомъ, наконецъ, какъ вслдствіе изъ всего этого, народничество Герцена — это вра въ возможность особаго пути развитія Россіи, на которомъ можно будетъ избжать мщанства, какъ окончательной формы устройства. Эти основные моменты остались въ русскомъ народничеств, во всхъ его различныхъ проявленіяхъ, мнялась только точка зрнія на то, что считать центромъ системы, мнялась мотивировка, мнялись доказательства — у Герцена, Чернышевскаго, Михайловскаго и у другихъ minorum deorum народничества. Мы обратимся прямо къ Михайловскому, такъ какъ въ его критическомъ народничеств 70-хъ годовъ наиболе ясно сказались слдствія измненія экономическаго строя Россіи къ тому времени, поэтому особенно поучительно сравнить именно это критическое народничество съ доврчивымъ и отчасти утопичнымъ народничествомъ Герцена.
Играетъ ли въ народничеств и вообще въ міровоззрніи Михайловскаго такую же важную (хотя и чисто отрицательную) роль понятіе ‘мщанства’, какъ это мы видли у Герцена? Конечно, нтъ. ‘Практическіе типы’ занимаютъ въ построеніяхъ Михайловскаго второстепенное, служебное положеніе, и хотя, благодаря общей гармоничности его міровоззрнія, теорію практическихъ и идеальныхъ типовъ легко связать съ теоріей прогресса и теоріей борьбы за индивидуальность, а значитъ и со всми главными сторонами воззрній Михайловскаго, но тмъ не мене поставить во главу угла теорію практическихъ типовъ можно было бы только съ большой натяжкой. Отрицательное отношеніе Михайловскаго къ ‘практическимъ типамъ’ такъ же несомннно, какъ отрицательное отношеніе Герцена къ мщанству, но у Герцена на этомъ отрицаніи строится цлая анти-мщанская система, Михайловскій же обращаетъ все свое вниманіе на ‘идеальный типъ’ и строитъ все свое міровоззрніе, исходя изъ нкоторыхъ положительныхъ данныхъ и предпосылокъ. Иначе говоря — при наличности одинаковыхъ симпатій и антипатій, основная точка зрнія Михайловскаго полярна по отношенію къ исходной точк зрнія Герцена, хотя и у Михайловскаго есть понятіе мщанства (практическій типъ), но онъ предпочитаетъ оперировать съ полярнымъ ему понятіемъ идеальнаго типа, основу котораго составляютъ черты, діаметрально противоположныя мщанству, именно — сильно развитая индивидуальность, при наличности возможной широты и наиболе глубокаго отношенія къ окружающимъ формамъ жизни. Такимъ образомъ, во главу угла міровоззрнія Михайловскаго ставится понятіе личности, и самое его народничество получаетъ надлежащее освщеніе только при свт этого понятія, міровоззрніе Михайловскаго является индивидуализмомъ, въ томъ смысл, какой всегда придавался этому слову самимъ Михайловскимъ — въ смысл теченія, ставящаго на первый планъ интересы реальной личности, при увренности, что интересы эти тождественны интересамъ цлаго народа. Мы, впрочемъ, еще встртимся съ терминомъ ‘индивидуализмъ’ въ пониманіи Михайловскаго.
Итакъ, понятіе личности играетъ у Михайловскаго ту самую роль, какую у Герцена имло понятіе анти-мщанства, пути у нихъ были нсколько разные, но они снова привели ихъ въ Римъ — и этимъ Римомъ было одинаковое отношеніе къ общин и вра въ особый путь развитія Россіи: все это вытекаетъ изъ принципа личности у Михайловскаго не мене послдовательно, чмъ вытекало въ свое время изъ антимщанства Герцена. Интересы личности служатъ для Михайловскаго соціологическимъ и общественнымъ критеріемъ, особенно ярко и наглядно высказанъ имъ этотъ взглядъ въ знаменитыхъ ‘Письмахъ о правд и неправд’ (1877 г.). Интересы личности являются мриломъ достоинства всякаго союза, пусть то будетъ семья, партія, нація и проч., но личности ‘разумется не практическаго типа’, добавляетъ сейчасъ же Михайловскій {Собр. сочин., IV, 460.}, подходя такимъ образомъ къ антимщанству Герцена. ‘Единицей мры при опредленіи относительнаго значенія различныхъ формъ общежитія можетъ быть только человческая личность’, повторяетъ Михайловскій въ другомъ мст {Ibid., VI, 300 — 301.}: ‘отказываясь стать на единственно плодотворную точку зрнія личнаго начала, мы запутаемся въ противорчіяхъ’ {Ibid., VI, 304.}… И мысль эта не была случайной гостьей въ гармоническомъ міровоззрніи Михайловскаго, десятью годами поздне онъ повторяетъ ее же въ интересномъ краткомъ resumй всего своего образа мыслей (въ отвт г. Яковенко): ‘человческая личность, ея судьбы, ея интересы,— вотъ что, повидимому, должно быть поставлено во главу угла нашей теоретической мысли въ области общественныхъ вопросовъ и нашей практической дятельности. Оно такъ и есть’ {Ibid., VI, 487}.
Какимъ образомъ изъ этого ярко индивидуалистическаго принципа могло вырасти критическое народничество — это объясняетъ самъ Михайловскій, доказывая {Ibid., IV, 461, V, 537, 778, VI, 301 — 304, 487 — 492 и др.}, что интересы личности тождественны интересамъ труда, а значитъ и интересамъ главнаго представителя труда — народа, т.-е. всхъ трудящихся классовъ общества {Ibid., III, 277, VI, 392 и др.}. Трудъ есть такой аттрибутъ личности, который ‘не зависитъ ни отъ какихъ случайныхъ опредленій’, это — единственное проявленіе личности, какъ таковой, при дальнйшемъ же ‘разотвлеченіи’ (терминъ Михайловскаго) интересы труда превращаются въ интересы всего трудящагося люда, въ интересы народа {Ibid., VI, 489 — 491.}. Такимъ образомъ въ основаніи теоріи Михайловскаго мы имемъ двуединый критерій интересовъ личности (какъ идеальнаго типа) и интересовъ народа {См. предыдущую статью о центральномъ пункт міровоззрнія Михайловскаго.}, и такимъ путемъ индивидуализмъ Михайловскаго является фундаментомъ его народничества, обращающаго главное вниманіе на интересы народа, а не на его мннія (что и составляетъ одинъ изъ признаковъ народничества критическаго). Какимъ образомъ произошло отождествленіе понятія личности и мужика, какъ главнаго представителя труда — это Михайловскій впослдствіи пытался объяснить самимъ характеромъ реформъ шестидесятыхъ годовъ, а именно тмъ, что крестьянская реформа въ То время оставляла въ тни вс остальныя {‘Литерат. воспом.’, т. I, 610.}, несомннно, отчасти и это, но несомннно также, что критическое народничество 70-хъ годовъ явилось отчасти идеологіей ‘кающагося дворянства’, и Михайловскій является однимъ изъ представителей этой группы.
Краеугольнымъ камнемъ народничества въ области соціальныхъ и экономическихъ отношеній былъ вопросъ объ общинномъ устройств, выдвинутый впередъ славянофилами и Герценомъ. Въ этомъ вопрос критическое народничество Михайловскаго сказалось пессимистическимъ сознаніемъ приближающагося разложенія общины. Михайловскій настойчиво требуетъ государственнаго вмшательства для закрпленія общины {Собран. сочин., I, 704, IV, 1000 и др.}, но сознаетъ палліативность даже такой мры: въ семидесятыхъ годахъ уже выяснился въ общихъ чертахъ быстрый ростъ нашей отечественной буржуазіи, какъ слдствіе быстраго перехода отъ натуральнаго хозяйства къ мновому и денежному, посл 19 февраля 1861 г. Все это происходило, такъ сказать, на глазахъ у Михайловскаго, теперь стало ясно, что иллюзія Герцена насчетъ небуржуазности ‘крестьянскаго тулупа’ такъ и останутся иллюзіями и невыполнимой утопіей, вотъ почему и точка зрнія Михайловскаго на общину проникнута большой дозой пессимизма, все боле и боле увеличивающагося къ концу 70-хъ годовъ. Въ конц концовъ онъ вынужденъ къ признанію, что возможность развитія общины въ Россіи ‘убываетъ съ каждымъ днемъ’ {Ibid., IV, 952.} (1880 г.). Все это достаточно объясняетъ, почему въ критическомъ народничеств Михайловскаго вопросъ объ общин разрабатывается главнымъ образомъ теоретически, въ то время какъ у Герцена онъ стоялъ на такой жгуче-практической почв. Другая разница состоитъ въ томъ, что Герценъ стоялъ за общину, какъ за возможность избжанія мщанскаго фазиса развитія Россіи, Михайловскій же — какъ за форму устройства, наиболе благопріятную для развитія личности (идеальнаго типа). Въ этомъ вопрос ему пришлось особенно ожесточенно сражаться съ экономическимъ ‘либерализмомъ’.
Къ семидесятымъ годамъ фритредерство утратило часть своего былого значенія, но все-таки представляло еще значительную силу, и Михайловскій продолжалъ, посл Чернышевскаго, борьбу съ тми же самыми ‘западными доктринерами’, съ которыми въ свое время сражался Герценъ (напримръ, съ Б. Чичеринымъ). Но Герценъ оспаривалъ ‘либерализмъ’ съ точки зрнія наличности въ немъ элементовъ мщанства, Михайловскій же останавливается главнымъ образомъ на недостаточномъ признаніи этимъ либерализмомъ правъ и интересовъ личности: мы, знаемъ, что въ этой полярности и заключается различіе путей Герцена и Михайловскаго. Либерализмъ считался всегда наиболе индивидуалистической доктриной: полная свобода труда каждой личности, полное отрицаніе государственнаго вмшательства, казалось, оправдывали это общераспространенное мнніе, Михайловскій ясно доказалъ его ошибочность {Объ отрицательномъ отношеніи Михайловскаго къ манчестерству см. ibid.. I. 259 — 270, 881 — 2, V, 796 — 798, VI, 14, 487 — 489 и др.}. Дйствительно, и утопическій соціализмъ, и этическая школа въ политической экономіи рзче всего нападали на индивидуализмъ классической школы и ея эпигоновъ — либераловъ-манчестерцевъ, т.-е. на ихъ, стремленіе строить науку на потребностяхъ индивидовъ, а не всего общества въ его цломъ, ставить на первый планъ свободу личности и личный интересъ. Но Михайловскій доказываетъ весьма убдительно — и въ этомъ доказательств ему принадлежитъ пальма первенства — что хотя для либерализма дйствительно государство, община, цехъ — только фантомы, которыми нужно пожертвовать для личности, однако, у либерализма есть и свой фантомъ, которому личность приносится въ жертву: это — система наибольшаго производства. ‘Спрашивается: при чемъ тутъ индивидуализмъ? Тутъ топчется именно личность, индивидъ, личная свобода, личный интересъ, личное счастіе кладутся въ вид жертвоприношенія на алтарь правильно или неправильно понятой системы наибольшаго производства’ {Собр. сочни., I, 437 — 8, см. еще I. 445, VI, 303 и др.}. Именно личности и не хочетъ знать либерализмъ, и на этотъ quasi-индивидуализмъ и вооружается Михайловскій во имя интересовъ реальной личности, съ этой точки зрнія омъ приводитъ аргументы, съ которыми мы познакомились у Герцена: праву на трудъ либерализма онъ противопоставляетъ возможность труда, абстрактной личности онъ противопоставляетъ реальную {Ibid., III, 199 — 200 и др.}.
Это выясняетъ отношеніе Михайловскаго къ общин, о чемъ уже мы упомянули выше. При общинномъ устройств личность не приносится въ жертву ни государству, ни тмъ паче систем наибольшаго производства, и подобно тому, какъ Герценъ особенно настаивалъ на томъ, что община есть путь избавленія Россіи отъ мщанства, такъ и Михайловскій главнымъ образомъ подчеркиваетъ, что община есть путь наиболе свободнаго развитія реальной личности, общинное устройство даетъ возможность свободы личности и настоящаго индивидуализма, а не того quasi-индивидуализма, который обнаружился въ либерализм. ‘Скажутъ: община стсняетъ свободу личности. Это старая сказка… Личная иниціатива возможна въ экономическомъ порядк вещей только для собственника. Бойтесь же прежде всего и больше всего такого общественнаго строя, который отдлитъ собственность отъ труда. Онъ именно лишитъ народъ возможности личной иниціативы, независимости, свободы’ {Ibid., I, 704—705, см. также VI, 301.}. Итакъ, для Михайловскаго важне всего то, что община даетъ свободу реальной личности, его анти-мщанство вытекаетъ отсюда уже какъ слдствіе. ‘Сторонники общины’, говоритъ Михайловскій въ другомъ мст, ‘стояли, повидимости, на почв стсненія личной свободы, въ сущности стояли за личность, и стояли твердо’ {Ibid., IV, 452.}. Синтезъ интересовъ личности и общества является настоящимъ индивидуализмомъ, и Михайловскій указываетъ, что то направленіе, къ которому примкнетъ онъ, ‘можетъ быть формулировано, какъ торжество личнаго начала при посредств начала общиннаго’ {Ibid., IV, 701.}.
Если Россія пойдетъ такимъ путемъ, то она избгнетъ поглощенія мщанствомъ. Но пойдетъ ли она особымъ путемъ развитія? И въ этомъ вопрос сказалась ясная разница между воззрніями пятидесятыхъ и семидесятыхъ годовъ: экономическое развитіе Россіи за эти двадцать лтъ объясняетъ и оптимизмъ Герцена и пессимизмъ Михайловскаго. Герценъ врилъ въ возможность особаго пути развитія Россіи, эту же вру мы находимъ и у Михайловскаго, но… у него дале слдуетъ весьма большое ‘но’. Начать съ того, что Михайловскій допускаетъ особый путь развитія только какъ одну изъ вроятныхъ возможностей и какъ слдствіе отсутствія историческаго фатализма {Мы не останавливаемся, чтобы не отвлекаться въ сторону, на вопрос о детерминизм Михайловскаго, что же касается его отрицательнаго отношенія къ историческому фатализму, то см. I, 696, 703, 900—903 и др.}. Состояніе Россіи въ 70-хъ годахъ Михайловскій считалъ ‘зародышевымъ’, допускающимъ возможность того или иного пути развитія {Ibid.. I, 902.} — и его трудно винить за эту ошибку, за то, что онъ не усмотрлъ въ событіи 19 февр. поворотнаго пункта Россіи отъ натуральнаго хозяйства къ денежному. Особый путь развитія для Михайловскаго логически допустимъ {Ibid., VI, 350.}, но въ то же время — и Михайловскій настаиваетъ на этомъ — боле чмъ проблематиченъ. Еще въ самомъ начал 70-хъ годовъ онъ возражалъ чрезмрнымъ оптимистамъ, утверждавшимъ, что русскій крестьянинъ не испытаетъ тяжелой участи своего европейскаго собрата, при дальнйшемъ развитіи промышленности: ‘гд основанія такого оптимизма? Разв европейскій рабочій въ свое время не былъ въ такомъ же положеніи, въ какомъ теперь еще находится нашъ?’ {Ibid., I, 695 (‘Изъ литературныхъ и журнальныхъ замтокъ’ 1872 года). Интересно однако, что такое мнніе объ одинаковости законовъ экономическаго развитія не было у Михайловскаго въ то время достаточно твердымъ: страницею дальше онъ возвращается къ мысли о возможности особаго экономическаго пути развитія для Россіи, только къ началу 80-хъ годовъ Михайловскій почти совершенно отказывается отъ этой иллюзіи народничества (см. ниже).}. Но въ то время это убжденіе у него еще не было окончательно сложившимся, ростъ денежнаго хозяйства, государственнаго и частнаго кредита, наконецъ, вообще ростъ буржуазіи окончательно убдили Михайловскаго въ томъ, что особый путь развитія Россіи былъ постепенно убывающей возможностью: ‘теоретической возможностью она остается въ нашихъ глазахъ и до сихъ поръ. Но она убываетъ, можно сказать, съ каждымъ днемъ. Практика урзываетъ ее безпощадно’… {Ibid., IV, 952 (‘Литературныя замтки’ 1880 г.).}. Въ этомъ сознаніи заключался новый признакъ критическаго народничества и одинъ изъ пунктовъ отличія его отъ народничества Герцена. Дальше этого сознанія народничество идти не могло, съ этого момента мы можемъ говорить о ‘разложеніи народничества’… Эпигонами народничества явились въ этомъ смысл и г. B. В., и ІОзовъ-Каблиць — и даже ‘Русское Богатство’.послднихъ десяти лтъ. Старые боги были свергнуты, новые народились.
Но мы не собираемся останавливаться въ этомъ разложеніи народничества, тмъ боле, что это окончательно удалило бы насъ отъ Герцена, къ которому мы теперь снова, возвращаемся. До сихъ поръ мы убждались въ полярности путей Герцена и Михайловскаго, прослдить эту полярность и было нашей задачей. Анти-мщанство Герцена и индивидуализмъ Михайловскаго оказались двумя сторонами одной и той же медали — народничества. Если это справедливо, то и обратно — отношенія Михайловскаго къ мщанству и Герцена — къ личности должны быть приблизительно тождественны по существу, расходясь только въ подробностяхъ. На отношеніе Михайловскаго къ мщанству мы уже указали, отмтивъ теорію идеальныхъ и практическихъ типовъ {Тождественное съ герценовскимъ отношеніе Михайловскаго къ мщански-буржуазному европейскому обществу ярче всего выразилось главнымъ образомъ въ блестящей стать ‘Дарвинизмъ и оперетки Оффенбаха’ (1871 г.).}, теперь скажемъ нсколько словъ объ отношеніи Герцена къ личности.
Несомннно, что Герценъ держался принциповъ такого же индивидуализма, какъ и Михайловскій въ отмченныхъ нами мстахъ, иначе и быть не могло: очевидно, что отрицательное отношеніе къ безличному мщанству должно было сопровождаться у Герцена нкоторымъ ‘культомъ индивидуальности’, въ которомъ можно искать зачатковъ культа личности у Писарева и гораздо боле серьезныхъ теорій П. Лаврова (о ‘критически мыслящихъ личностяхъ’) и Михайловскаго. Личность Герценъ ставитъ очень высоко — гораздо выше, чмъ ставитъ ее quasi-индивидуализмъ либерализма, фарисейскія разглагольствованія объ эгоистичности индивидуализма выводятъ его изъ себя: ‘какой смыслъ всхъ этихъ разглагольствованій противъ эгоизма, индивидуализма?’ {‘Съ того берега’, стр. 172.}. Почему эгоизмъ — понятіе отрицательное? Почему личность должна быть подчинена обществу? ‘Кто для кого, личность для общества, или общество, государство для лица?— Безъ сомннія, лицо для государства, иначе что же это будетъ — эгоизмъ, своеволіе!— Я совершенно согласенъ съ вами’…— иронически оканчиваетъ Герценъ этотъ воображаемый разговоръ {‘Капризы и раздумье’ (‘Новыя варіаціи на старыя темы’), стр. 179.}, и дальше съ силой возстаетъ противъ этого шаблоннаго мннія. Эгоизмъ — но вдь это — соль личности, ‘всего мене эгоизма въ камн’, своеволіе — но ‘что же (это) за нравственная обязанность быть подъ авторитетомъ чужеволья?’ {Ibid., стр. 180 — 181.}. Вотъ почему Герценъ не могъ согласиться съ принципомъ главенства общества: ‘подчиненіе личности обществу, народу, человчеству, иде — продолженіе человческихъ жертвоприношеній, закланіе агнца для примиренія Бога, распятіе невиннаго за виновныхъ’… {‘Съ того берега’, стр. 168.}. Въ этомъ вопрос Герценъ категорически и радикально расходился съ западно-европейскими мыслителями, напримръ съ Луи Бланомъ, который такъ отрицательно относился къ принципу индивидуализма и противопоставлялъ ему принципъ братства. Герценъ разсказываетъ о характерномъ разговор, когда-то происходившемъ между ними. Луи Бланъ часто высказывалъ общія мста объ индивидуализм и братств, не ожидая возраженій на такія, по его мннію, очевидныя истины.
— ‘Жизнь человка — великій соціальный долгъ, человкъ долженъ постоянно приносить себя на жертву обществу.
— Зачмъ?— спросилъ я (Герценъ) вдругъ.
— Какъ зачмъ? Помилуйте: вся цль, все назначеніе лица — благосостояніе общества.
— Оно никогда не достигается, если вс будутъ жертвовать и никто не будетъ наслаждаться…
— Это игра словъ.
— Варварская сбивчивость понятій, — говорилъ я, смясь’ {Сборникъ посмертныхъ статей, ‘Горныя вершины’, стр. 104—105.}.
Но это, конечно, не было варварской сбивчивостью понятій, это было продолженіемъ общей тенденціи русской мысли сороковыхъ годовъ къ синтезу общества и личности, при главенств интересовъ послдней. Еще въ середин тридцатыхъ годовъ Огаревъ высказывалъ, что задача общественной организаціи заключается въ сохраненіи ‘полной индивидуальной свободы’ при ‘высочайшемъ развитіи общественности’, ‘сочетать эгоизмъ съ самопожертвованіемъ — вотъ въ чемъ дло, вотъ къ чему должно стремиться общественное устройство’ {Анненковъ: ‘Литературныя воспоминанія’, стр. 45.}. Блинскій гораздо ярче высказалъ приматъ интересовъ личности. ‘Я теперь въ новой крайности — это идея соціализма’, писалъ онъ, но соціализмъ не помшалъ ему поставить ‘человческую личность выше исторіи, выше общества, выше человчества’ {Блинскій, письмо къ Боткину отъ 4 окт. 1840 г.}. Герценъ стоялъ на такой же точк зрнія, но онъ понималъ, какъ и Блинскій, что человческая личность можетъ достичь полной свободы только при синтез ея съ обществомъ въ его наиболе развитыхъ и желательныхъ формахъ: ‘одно разумное, сознательное сочетаніе личности и государства приведетъ къ истинному понятію о лиц вообще… Сочетаніе это — труднйшая задача, поставленная современнымъ мышленіемъ’ {Герценъ: ‘Нсколько замчаній объ историческомъ развитіи чести’, стр. 255. Ср. со слдующими словами Блинскаго: ‘во мн развилась какая-то… фанатическая любовь къ свобод и независимости человческой личности, которая (свобода) возможна только при обществ, основанномъ на правд и доблести’., (письмо къ Боткину, 28 іюня 1841 г., см. также письма Блинскаго къ нему же отъ 13 іюня, 4 октября, 25 октября 1840 г.. 15 января, 1 марта, 27 іюня, 8 сентября 1841 г. и др.).}. То или иное ршеніе этой задачи пытались дать и западники, и славянофилы, и народничество — въ лиц Герцена, Чернышевскаго и Михайловскаго.
Какъ Михайловскій ршалъ эту задачу — мы видли выше на частномъ вопрос свободы человческой личности въ общин, выше мы подчеркнули ту роль, какую играетъ понятіе реальной личности въ построеніяхъ Михайловскаго. Мы видимъ теперь, что по существу таково же было отношеніе къ личности и у Герцена, Михайловскій только пошелъ дальше Герцена и отчасти измнилъ позицію: то, что у Герцена было слдствіемъ, стало у него основаніемъ и причиною, и наоборотъ {Михайловскій въ сущности далъ наиболе опредленное ршеніе задачи о личности и обществ своей теоріей борьбы за индивидуальность, ршеніе это, однако, чисто отрицательное, такъ какъ доказываетъ невозможность какого бы то ни было синтеза между личностью и обществомъ, развивающимся по органическому типу.}, но отъ этого не измнились ни причина, ни слдствіе: отрицательное отношеніе къ мщанству и его безличности привело Герцена къ своеобразному индивидуализму, индивидуализмъ Михайловскаго, его высокая оцнка личности привели его къ отрицательному отношенію къ мщанству. Интересно, что взгляды ихъ на личность и общество послужили поводомъ къ ихъ обвиненію въ принадлежности къ анархизму: противъ Герцена такое обвиненіе выставляли еще читатели ‘Колокола’ (см. 1-ый его листъ), противъ Михайловскаго его высказалъ г. Бердяевъ въ своей книг {‘Субъективизмъ и индивидуализмъ въ общественной философіи’, гл. II.}. Въ этомъ есть нкоторая доля истины: и Герценъ, и Михайловскій отрицательно относились къ обществу, развивающемуся ‘по органическому типу развитія’ (если пользоваться терминологіей Михайловскаго.) Въ стать ‘Что такое государство’ {‘Полярная звзда’, 1855 г., статья Энгельсона.} доказывается, что въ государств (особенно парламентарномъ) большинство и меньшинство народонаселенія всегда могутъ считаться составившими заговоръ другъ противъ друга, здсь доказывается какъ бы антиномичностъ самого понятія ‘государство’. Въ другихъ статьяхъ своего журнала (и особенно въ книг ‘Съ того берега’) Герценъ отрицательно относится къ государству, какъ къ кристаллизованному въ общественныхъ формахъ мщанству. Михайловскій отрицательно относится только къ органическому типу общества, т.-е. къ такому обществу, въ которомъ личность подавлена и индивидуумъ играетъ роль органа, критерій блага личности, сходящійся съ благомъ народа (объ этомъ критеріи мы говорили выше), побуждаетъ Михайловскаго осудить то общество, гд интересы личности играютъ второстепенную роль, и все вниманіе обращено на фиктивные интересы общественнаго организма. Мы видимъ, что и здсь Герценъ и Михайловскій сходятся въ результат, несмотря на различіе путей: одинъ отрицаетъ общество постольку, поскольку оно является мщанскимъ, другой борется съ нимъ въ томъ случа, если видитъ подчиненіе интересовъ личности тмъ или инымъ фикціямъ.
Въ предлагаемомъ краткомъ очерк мы не задавались цлью детально сравнить два настолько широкихъ міровоззрнія, какими были міровоззрнія Герцена и Михайловскаго: задача эта требуетъ не нсколькихъ страницъ, а нсколькихъ томовъ. Только при подробномъ разбор можно развить принятую нами точку зрнія и найти въ общественныхъ отношеніяхъ объясненіе того, почему именно Standtpunkt’омъ міровоззрнія Герцена является отрицательное отношеніе къ мщанству, почему все міровоззрніе Михайловскаго построено на реальной личности. Это можно предполагать даже до нкоторой степени апріорно, имя въ виду, что на рубеж между Герценомъ и Михайловскимъ стоитъ 19 февраля 1861 г., что дятельность Герцена началась въ приснопамятную эпоху оффиціальной народности, начавшуюся посл 14-го декабря 1825 года, что Михайловскій былъ идеологомъ новыхъ общественныхъ формъ, лозунгомъ которыхъ было освобожденіе личности. Эпоха оффиціальной народности (удачный терминъ, введенный Пыпинымъ) во всхъ отношеніяхъ заслуживаетъ быть названной ‘эпохой оффиціальнаго мщанства’, такъ какъ это было время сплошной и срой безличности, бюрократической плоскости и узости казенщины, въ эту эпоху пришлось жить и дйствовать Герцену. Чмъ сильне давило его окружавшее его мщанство, тмъ сильне онъ реагировалъ на него, въ этой борьб съ мщанствомъ выросло и закалилось его міровоззрніе. Обратно, Михайловскій началъ свою дятельность въ эпоху великихъ реформъ, которая оказалась и эпохой расцвта индивидуализма, освобожденіе крестьянъ было только однимъ изъ проявленій всеобщаго освобожденія: освобождалась личность изъ путъ мщанства предшествовавшей эпохи. Борьба съ мщанствомъ выпала на долю Герцена, провозглашеніе и теоретическая обосновка началъ индивидуализма — главнымъ образомъ на долю Михайловскаго и его непосредственныхъ предшественниковъ (отчасти Писарева и боле всего — Лаврова).
Интересна участь самой терминологіи, самихъ терминовъ мщанство и индивидуализмъ. Несмотря на то, что термины эти введены Герценомъ и Михайловскимъ полъ-вка тому назадъ, несмотря на ихъ выразительность и полную опредленность, они еще не получили правъ гражданства въ литератур. За послднее время терминъ ‘мщанство’, въ смысл, употреблявшемся Герценомъ, началъ пробивать себ дорогу {Съ легкой руки М. Горькаго. Въ шестидесятыхъ и семидесятыхъ гсдпхъ были попытки упрочить терминологію Герцена (см., напр., статьи П. Ткачева ‘Люди будущаго и герои мщанства’, ‘Идеалистъ мщанства’ и др.— въ ‘Дл’ 1868 и 1877 гг.) — но безрезультатно. М. Горькій въ своихъ ‘Мщанахъ’ (и другихъ произведеніяхъ) принялъ за этимъ терминомъ приданный ему Герценомъ смыслъ и упрочилъ его въ широкой публик. Впрочемъ — и это интересно отмтить — рецензентъ ‘Русскаго Богатства’ (1902 г.) упрекалъ М. Горькаго за непростительный каламбуръ и обвинялъ его въ игр словъ, за то, что у него терминъ ‘мщанство’ иметъ не исключительно сословное значеніе! Этотъ ‘каламбуръ’ полвка тому, назадъ легъ краеугольнымъ камнемъ міровоззрнія Герцена. Обвиненіе во всякомъ случа было направлено не по адресу.}, и по всей вроятности установится окончательно въ литератур и въ разговорной рчи, но ‘ииндивидуализмъ’ до сихъ поръ еще остается хотя и часто употребляемымъ, но совершенно неопредленнымъ понятіемъ: подъ нимъ готовы подразумвать то эгоизмъ, то нкоторый анти-общественный принципъ (въ смысл, приданномъ Луи Бланомъ), то нчто положительное, какъ высокую оцнку личности. Выше мы держались везд того пониманія этого слова, которое принято и Герценомъ и Михайловскимъ: индивидуализмъ есть діаметральная противоположность мщанства, положительное, созидающее понятіе — въ то время какъ мщанство понятіе совершенно отрицательное {Тотъ же рецензентъ (см. предыдущее примчаніе) считаетъ расширеніе и обобщеніе понятія ‘мщанства’ неудобнымъ, ибо мало опредленнымъ: ему можно будетъ противопоставить ‘эстетизмъ’, ‘декаденство’ и т. п. Но дло въ томъ, что ‘мщанству’, какъ этическому понятію, можно и должно противопоставить только ‘индивидуализмъ’.}. Индивидуализмъ является поэтому признаніемъ главенства личности и ея интересовъ, при необходимомъ синтез ея съ обществомъ, онъ требуетъ широты поля дйствій этой личности, при глубин ея содержанія. Термины эти неразрывно связаны съ дятельностью Михайловскаго и Герцена: послдній былъ настолько же яркимъ анти-мщаниномъ, насколько первый былъ яркимъ индивидуалистомъ. Взаимную связь этихъ понятій въ ихъ міровоззрніяхъ мы старались прослдить выше. Мы видли, что понятіе ‘мщанства’ является исходной базой Герцена для его отрицательнаго отношенія къ западно-европейскимъ формамъ (не говоримъ уже о формахъ русскихъ въ періодъ ‘эпохи оффиціальнаго мщанства’), отсюда родилось и народничество Герцена, какъ въ высшей степени анти-мщанская идеологія, въ которой ‘личность’ необходимо занимала весьма высокое положеніе. Мы видли также, что у Михайловскаго основной базой явилось именно высокое понятіе о личности, что краеугольнымъ камнемъ его міровоззрнія былъ индивидуализмъ: поэтому и народничество Михайловскаго было глубоко индивидуалистической идеологіей, само собой разумется, слдствіемъ этого было и отрицательное отношеніе къ мщанству. ‘Полярными’ путями Герценъ и Михайловскій пришли къ одной и той же конечной точк.
Михайловскій какъ-то разъ замтилъ (‘Русское Богатство’. 1902 г.), что существуютъ писатели, которые по тмъ или инымъ причинамъ являются въ нашемъ представленіи ассоціированными и тсно связанными по парно. Таковы, напримръ, Вольтеръ и Руссо, одной изъ наиболе неразрывныхъ паръ считаются Л. Толстой и Достоевскій, изъ молодой современной литературы Михайловскій называетъ М. Горькаго и Чехова. Намъ кажется — и мы старались это доказать.— что одной изъ наиболе яркихъ подобныхъ паръ являются величайшіе. представители ‘русскаго соціализма’ — народничества — Герценъ и Михайловскій.
1905 г.