ГЕНРИКЪ ИБСЕНЪ И ОСНОВНЫЯ ИДЕИ ЕГО ПРОИЗВЕДЕНІЙ
Критическій очеркъ.
ГЕНРИКЪ ИБСЕНЪ И ОСНОВНЫЯ ИДЕИ ЕГО ПРОИЗВЕДЕНІЙ
Критическій очеркъ.
I.
II.
А. Андреева.
‘Встникъ Европы’, NoNo 9, 1900
Генрик Ибсен и основные идеи его произведений, Андреева Александра Алексеевна, Год: 1900
Время на прочтение: 32 минут(ы)
Генрикъ Ибсенъ сюжеты своихъ драмъ беретъ только изъ норвежской жизни. Но драмы эти, за послднія 10 лтъ, стали достояніемъ всхъ европейскихъ литературъ. Несмотря, однако, на такую извстность, и на богатое литературное прошлое,— Ибсенъ пишетъ уже полвка,— онъ мало популяренъ и съ его именемъ не связывается въ представленіи публики опредленно выраженной физіономіи. Для многихъ Ибсенъ остается явленіемъ страннымъ, непонятнымъ и какъ будто болзненнымъ. Да и критика, какъ европейская, такъ и русская, не опредлила еще его значенія вполн точно и колеблется между двумя крайними взглядами. Для однихъ Ибсенъ — талантъ качества не высокаго, творчество его — симптомъ ‘вырожденія’, онъ, будто бы, искусно пользуется склонностью новыхъ поколній въ символик и мистицизму, но онъ не иметъ будущаго, потому что самъ служитъ мод и отражаетъ на себ нездоровое настроеніе въ обществ. Наоборотъ, для другихъ, Ибсенъ — талантъ міровой. Онъ не только реформаторъ въ литературномъ творчеств и создатель новой драмы, но глашатай новыхъ воззрній, новыхъ общественныхъ идеаловъ. Разрушая, какъ будто, традиціонные устои жизни, онъ даетъ новую красоту, новую правду, такъ думаютъ другіе. Возможно, что зерно истины есть и въ томъ, и въ другомъ сужденіи, но не намъ, современникамъ поэта, принадлежитъ окончательный судъ надъ нимъ. Это — дло будущаго. Мы можемъ только наслаждаться у Ибсена красотою поэзіи,— ею несомннно проникнуты образы его фантазіи,— и вмст съ тмъ вдумываться и въ глубокіе вопросы жизни, которые положены въ основу его творчества. Въ бгломъ очерк его дятельности нтъ возможности выяснить и поэтическую сторону предмета, и идейную его основу. Съ поэзіею Ибсена насъ лучше всего знакомитъ чтеніе самихъ произведеній. Я ограничиваюсь тмъ, что намчаю въ общихъ чертахъ ту область мысли, въ которой преимущественно вращается фантазія поэта, и мы увидимъ въ сюжетахъ его драмъ и въ изображенныхъ имъ характерахъ, какими мыслями волнуетъ онъ своихъ современниковъ.
Начнемъ съ тхъ пьесъ, которыя прежде всего обратили на себя вниманіе европейской публики. Съ 80-хъ годовъ въ Германіи и Англіи получили извстность ‘Нора’ и ‘Привиднія’.
‘Нора’ у насъ дается на сцен и сюжетъ ея очень извстенъ. Жена тихонько отъ мужа заняла деньги, выдала вексель и поддлала на немъ подпись отца. Нсколько лтъ спустя, кредиторъ ея, не получивъ отъ ея мужа того мста на служб, котораго добивался, сперва грозитъ жен, прося ея ходатайства, а затмъ доводитъ ея поступокъ до свднія мужа. У супруговъ происходитъ объясненіе, и они расходятся… Фабула драмы несложна, а между тмъ она не всегда понятна, и публика въ театр часто недоумваетъ, чмъ собственно мучится героиня и откуда такая развязка драмы. Въ жизни супруговъ разыгрывается внутренняя драма: въ ней изображается ихъ взаимное непониманіе и превращеніе жены изъ куклы въ разумное существо. Нора совершила преступленіе по легкомыслію или ребячеству: она ничего не видла дурного въ томъ, что поддлала подпись. Вдь она сдлала это, чтобы спасти любимаго человка, достать денегъ на леченье своего мужа. Въ 1-мъ дйствіи разговоръ съ кредиторомъ, а затмъ съ мужемъ наталкиваютъ ее на сомнніе, на вопросъ: хорошо ли она поступила тогда? Тутъ въ первый разъ самостоятельно начинаетъ работать ея сознаніе, а до сихъ поръ она вс свои мысли получала готовыми отъ мужа, и отвтственность за ея поступки несъ онъ одинъ. Единственный серьезный шагъ, который она сдлала безъ спросу и которымъ гордилась какъ высокимъ подвигомъ,— оказывается теперь преступленіемъ. Недоумніе передъ своимъ поступкомъ — хорошо это или дурно?— и сознаніе отвтственности жестоко ее мучитъ. Затмъ, мучитъ ее и необходимость все скрывать отъ мужа: она думаетъ, что, любя ее, мужъ все, и вину ея, и безчестье, возьметъ на себя. А ее страшитъ та жертва, которую, она уврена, онъ готовъ принести для нея, она съ трепетомъ ждетъ того момента, когда онъ все узнаетъ… Это будетъ нчто сверхъестественное, то чудо, которое покажетъ ей любовь мужа, такую же безпредльную, какую она къ нему питаетъ… Этими чувствами сомннія въ себ и сознанія вины своей, страхомъ суда и прощенія, ожиданіемъ чуда (такого великаго чуда, котораго она не вынесетъ, а лучше лишитъ себя жизни),— этимъ-то и терзается молодая женщина въ продолженіе всего хода пьесы. Но чудо не совершается. Мужъ выказалъ не любовь, а себялюбіе, Нора же за эти три дня мученій выросла, изъ полу-ребенка она превратилась въ мыслящаго человка и теперь хочетъ самостоятельно учиться жить и думать. До сихъ поръ ихъ супружество не было союзомъ двухъ независимыхъ и равныхъ людей, потому что мужъ (а раньте отецъ) смотрлъ на нее не какъ на человка, отвтственнаго за свои поступки, а только какъ на живое украшеніе мужской жизни, какъ на куклу. Теперь она это поняла, и не можетъ дольше выносить своего кукольнаго очага: она убгаетъ отъ него. Этотъ порывъ женщины къ равенству и къ свобод нарушаетъ связь, освященную церковью и закономъ, расторгается бракъ, разрушается семья, женщина измняетъ обязанностямъ не только жены, но и матери: она уходитъ отъ дтей — искать новаго смысла жизни, новаго знанія, новыхъ самостоятельныхъ убжденій.
Драма эта совпала съ женскимъ эманципаціоннымъ движеніемъ въ скандинавскихъ государствахъ и вызвала множество толковъ: о ней столько писалось и говорилось, столько шло -споровъ и ссоръ, она затрогивала такъ много наболвшихъ вопросовъ, что люди миролюбивые предпочли, наконецъ, вовсе не касаться ея въ разговор, и приглашая гостей, длали на письм приписку: ‘о Нор просятъ не говорить’. И нмецкая публика отнеслась въ переводу этой пьесы также горячо: одни защищали равноправность жены, другіе негодовали на нее за пренебреженіе въ материнскимъ чувствамъ, и не прощали Нор, что она бросила дтей изъ-за какого-то неяснаго порыва самостоятельности, этихъ порицателей было большинство. Потому на нкоторыхъ сценахъ Германіи пьеса и давалась съ иною даже развязкою, чмъ у Ибсена: Нора тутъ оставалась при дтяхъ. Вс эти споры о томъ, хорошо ли поступила героиня и какъ должна она была поступить, ссориться или мириться съ мужемъ, оставаться въ семь или бжать отъ нея — доказывали прежде всего то, какъ живо нарисована была картина, если къ ней можно было примнять т же споры, что въ дйствительной, а не выдуманной жизни. За этими спорами публика какъ будто не замтила, что этотъ такъ реально, жизненно очерченный характеръ, поставленный притомъ въ самыя обыденныя условія существованія, тмъ не мене представляетъ собою типъ совершенно исключительный. Всякая ли жена-кукла способна стать Норою? Многія ли обладаютъ ея душевными силами и способны такъ быстро выростать умственно отъ работы совсти и сознанія? А у Ибсена Нора перерождается на глазахъ у зрителя, и въ послднемъ дйствіи она уже совсмъ иная женщина, чмъ въ первомъ.
Критика существующаго строя семьи, вложенная Ибсеномъ въ уста Норы, и заключеніе пьесы, гд авторъ какъ будто отрицаетъ святость и ненарушимость супружескаго союза, вызвала обвиненія его въ безнравственности. Эти обвиненія усилились посл ‘Привидній’, гд тотъ же вопросъ семейныхъ устоевъ поставленъ былъ еще рзче. Съ откровенностью, какую публика видла въ натуралистическихъ романахъ Зола и его школы, Ибсенъ въ ‘Привидніяхъ’ выводитъ на сцену сына, который наслдовалъ тяжкую болзнь отъ кутилы-отца. Онъ заставляетъ его на глазахъ зрителей впадать въ идіотизмъ, а мать его колебаться — отравить его или нтъ. Героинею драмы и является эта мать, женщина, загубившая свою жизнь неправильнымъ пониманіемъ семейныхъ обязанностей. Смолоду она отдалась всецло тому, что она считала своимъ долгомъ, теперь, подъ вліяніемъ новыхъ идей, она приходитъ къ сомннію въ томъ, правильно ли она понимала свой долгъ. Сперва она приходитъ въ сомннію, затмъ въ отрицанію прежняго образа мыслей, а потомъ находитъ, какъ будто, примиреніе старыхъ взглядовъ съ новыми, но тутъ катастрофа съ сыномъ прерываетъ ходъ этой внутренней ея драмы.
Замыселъ очень глубокъ и сложенъ, но вншнее дйствіе незначительно. Можно даже сказать, что дйствія на сцен вовсе нтъ. Прізжаетъ пасторъ въ имніе покойнаго камергера Альвинга и встрчается съ его сыномъ, только-что вернувшимся изъ-за границы. Пасторъ пораженъ вольностью взглядовъ молодого художника на бракъ и любовь. Пораженъ не меньше и тмъ, что узнаетъ про семейную жизнь покойнаго Альвинга, вдова разсказываетъ ему то, что она всю жизнь тщательно скрывала отъ всхъ, разсказываетъ, какъ пороченъ былъ ея мужъ, какъ много она страдала отъ него, какъ не воспитывала сына дома, чтобы онъ не видалъ распутства отца и не потерялъ къ нему уваженія. Мужа она не любила, ушла-было отъ него, но вернулась изъ-за долга супружеской врности, родился у нея сынъ, и она отказалась отъ его близости опять изъ-за чувства долга, чтобы въ сын сохранить уваженіе къ отцу. Изъ-за врности нелюбимому и негодному человку она лишила себя и любви, и материнскихъ радостей. Она всю жизнь лгала, насиловала себя,— лгала обществу, лгала сыну, и теперь спрашиваетъ себя: хорошо ли она длала? правильно ли поняла семейный долгъ? Она склонна думать теперь, что нтъ, и совсть упрекаетъ ее за ложь. Пасторъ не усплъ придти въ себя отъ изумленія, какъ разговоръ въ сосдней комнат между художникомъ и горничной заставляетъ догадываться о присутствіи въ натур сына вкусовъ и инстинктовъ отца. Эта наслдственность проявляется въ художник и иначе еще, онъ разсказываетъ матери, къ чему его приговорили врачи: онъ таитъ въ себ страшную болзнь, онъ кончитъ размягченіемъ мозга, но онъ проситъ мать не дать ему впасть въ слабоуміе — отравить его. Мать общаетъ, беретъ у него порошокъ. А когда припадокъ начинается — она колеблется. На этомъ пьеса и кончатся.
Что значитъ самое заглавіе? Что называется ‘привидніями’? Въ одной изъ пьесъ, написанныхъ раньше этой, въ ‘ Союз молодежи’, Ибсенъ называетъ привидніями все уже отжившее въ общественномъ быту, но еще сохраняемое какъ наслдіе прошлаго: разные, потерявшіе смыслъ, врованія и предразсудки, они, какъ выходцы изъ могилъ, боятся свта знанія, живутъ невжествомъ и задерживаютъ тмъ развитіе общества. Кром того, привиднія означаютъ еще и нчто другое, а именно т свойства личнаго характера или темперамента, которыя наслдуются отъ родителей и прародителей и сохраняются въ человк, несмотря на перемну среды, воспитанія и всхъ условій жизни. Физическая наслдственность тяготетъ надъ человкомъ, какъ сила рока, въ вид особенностей его темперамента, и это — тоже привиднія. Слдовательно, наслдственность общественная, психическая, въ борьб отжившихъ традиціонныхъ врованій и взглядовъ, и наслдственность личная, физіологическая, въ форм наклонностей и склада характера — вотъ двоякій смыслъ этого заглавія.
Поэтому и самая драма иметъ двойное дйствіе: одно — это борьба въ душ героини между старымъ и новымъ ея міровоззрніемъ, старое религіозное міровоззрніе, на которомъ основана была ея семейная жизнь, представляется ей теперь привидніями, т. е. суевріемъ и ложью, но отказаться отъ него она не можетъ, потому что старыя врованія живучи въ сердц. Другое дйствіе въ Привидніяхъ’ — не драма даже, а трагедія, роль античнаго фатума играетъ тутъ наслдственная болзнь. Этотъ фатумъ — стихійная сила природы — губить невиннаго человка, отнимаетъ у героини сына. И отнимаетъ въ тотъ моментъ, когда она находитъ примиреніе сердца и разсудка. ‘Истина, восторжествуетъ,— восклицаетъ г-жа Альвингъ,— а идеалы все-таки не погибнутъ’. Истина тогда восторжествовала у нея въ душ и примирилась съ идеалами, когда она увидала въ своемъ безпутномъ муж жертву цлой общественной среды. Она поняла тогда, что ея жизнь загублена не столько врностью семейному долгу, сколько нетерпимостью и лицемріемъ общества.
Въ этомъ характер разработанъ тотъ же мотивъ, что въ Нор, только шире и глубже. Порывъ Норы въ свобод и самостоятельности принимаетъ въ ‘Привидніяхъ’ форму протеста противъ морали, противъ той морали, которая лежитъ въ основ общественнаго быта. Эта мораль, если не согласуется съ искренностью внутреннихъ побужденій, а извн накладываетъ на человка обязанности,— эта мораль стсняетъ только свободу личности, производитъ только гнетъ на мысль и чувство. Протестъ со стороны личности противъ такого гнета былъ заявленъ Ибсеномъ самобытно и смло. Онъ не могъ не проиввесть впечатлнія на европейскую публику. Какъ всякій протестъ, онъ вызывалъ на борьбу, поднималъ духъ, внушалъ энергію и бодрость. А такое впечатлніе составляло здоровую реакцію тому унынію и пессимизму, какія навяны были и Шопенгауэромъ, и французскими натуралистическими романами.
У Ибсена об его героини протестуютъ противъ самаго основанія, противъ самаго смысла господствующаго порядка вещей. Об он ищутъ новаго смысла жизни, новыхъ идеаловъ семьи и общества. Об требуютъ независимости мысли и искренности чувства. Такимъ образомъ въ обихъ авторъ воплощаетъ борьбу свободы и правды съ авторитетами и традиціями. Такое направленіе поставило Ибсена въ ряды передовыхъ борцовъ мысли, и его драмами стали пользоваться для своихъ обличеній вс недовольные современнымъ строемъ общества. Ибсенъ причисленъ былъ въ ниспровергателямъ существующаго, къ революціонерамъ и анархистамъ, а потому за нимъ надолго утвердилась репутація поэта-деморализатора, дерзновеннаго отрицателя нравственности — семейной и общественной. Но утвердилась, какъ мы сейчасъ увидимъ, неосновательно.
Впрочемъ, драма, послдовавшая тотчасъ же за ‘Привидніями’,— ‘Врагъ народа’,— способствовала этой репутаціи. Въ ней протестъ личности противъ общества идетъ дальше, возбуждается не противъ семейныхъ устоевъ, а противъ всего общественно-политическаго быта. Норвегія, какую видимъ въ драмахъ Ибсена, испытываетъ сильное броженіе умовъ и ломку всего своего строя. Противъ лютеранскаго піетизма и противъ консерватизма чиновниковъ-бюрократовъ выступаетъ партія свободомыслящихъ и оппозиція либерально-демократическаго большинства. У Ибсена мы встрчаемъ представителей того и другого лагеря, но симпатіи его несомннно на сторон тхъ, кто ищетъ свободы и правды вн всякихъ партій и лагерей. Потому что жизнь общества, всего общества, со всми его партіями, представляется у него построенной на лжи, корысти и эгоизм. Это ли не отрицательный взглядъ на жизнь? А между тмъ отъ драмы получается иное, не пессимистическое, впечатлніе.
Ея герой, д-ръ Штокманъ, человкъ правдивый, прямой, прозванъ за гуманность и демократизмъ убжденій — другомъ народа. Онъ приходитъ въ столкновеніе съ цлымъ городомъ, лишается заработка, друзей, всеобщаго уваженія и даже получаетъ прозвище ‘врага народа’ за то только, что огласилъ истину. Истина эта иметъ цлью благо человчества. Но ни истина, ни благо не нужны городскимъ обывателямъ и ни которому изъ ихъ лагерей. Потому правдивость и безкорыстіе д-ра Штокмана навлекаютъ на него преслдованія со стороны всего общества. Противъ него возстаютъ и власти, и либеральная оппозиція. Ибсенъ заставляетъ Штокмана признать, что либералы и демократическое большинство — самые опасные враги прогресса и истинной свободы. Изобличая это большинство (въ знаменитой рчи IV д.), онъ доказываетъ, что толпа, ея косность и невжественность больше тормозятъ развитіе общества, чмъ консерватизмъ властей. Толпа за это побиваетъ Штокмана камнями. Но онъ не боится толпы. Онъ одинокъ и силенъ. Силенъ сознаніемъ своей правоты и своею врою въ лучшее будущее. Эта сила, вложенная Ибсеномъ въ его героя, и миритъ читателя съ пессимизмомъ въ изображеніи общества. Хочется врить, такъ же, какъ вритъ Штокманъ, что нкоторымъ отдльнымъ лицамъ бываетъ прирождено духовное превосходство передъ другими, и что это превосходство восторжествуетъ, наконецъ, въ жизни общества. Штокманъ ставитъ себ задачей искать такихъ избранниковъ между уличными дтьми-оборванцами и воспитывать въ нихъ и умъ свободный, и правдивость сердца. Благородство этихъ избранниковъ поведетъ дальше его дло, дло культуры, просвщенія, борьбы съ людскимъ эгоизмомъ и невжествомъ.
Таковъ идеалъ, во имя котораго герой Ибсена длается врагомъ родного города. Таковъ индивидуалистическій идеалъ и самого поэта. Онъ лежитъ въ основ его протеста и въ основ всхъ его обличеній. Только нигд этотъ идеалъ и эта вра въ благородство избранныхъ людей утвердительно не выражены съ ясностью. Наоборотъ, по мр развитія таланта, по мр изученія жизни, этотъ идеалъ осложняется и видоизмняется неузнаваемо. Вотъ почему отрицательная мысль Ибсена поражаетъ съ перваго взгляда, а положительная ея основа скрыта въ сложности и запутанности тхъ вопросовъ, которыхъ она касается. Отсюда и обвиненія Ибсена въ невріи и пессимизм. А между тмъ вра въ человка и исканіе того высшаго начала жизни, которое примиряетъ противорчія ума и сердца, знанія и вры — вотъ главная основа поэзіи Ибсена. Потому вопросъ о смысл и назначеніи жизни, исканіе идеальной цли и проведеніе найденныхъ идеаловъ въ жизнь, смна идеаловъ — замна прежнихъ новыми, основанными на разум, болзненные процессы, сопровождающіе въ душ отдльнаго человка эти перевороты,— таковы главные мотивы Ибсеновскихъ драмъ. Мнимый анархистъ-революціонеръ Ибсенъ — прежде всего романтикъ-идеалистъ. Онъ смотритъ на жизнь съ большой высоты, съ высоты отвлеченной мысли. Въ этой отвлеченности — причина символизма его. Что же иное и представляетъ собою символизмъ, какъ не внесеніе высшаго, отвлеченнаго смысла въ факты повседневности? Символизмъ — основное свойство его таланта. Это — порывъ фантазіи въ область мечты, въ міръ непостижимаго. Раньше европейской славы Ибсена, эта склонность его къ отвлеченности сказалась въ цломъ ряд произведеній, которыя на родин его и въ Германіи создали ему громкое имя. У насъ он мало извстны и наврядъ ли могутъ быть популярны. Слишкомъ сильно проникнуты он скандинавскимъ духомъ, слишкомъ ярко окрашены мстнымъ колоритомъ. А между тмъ безъ нихъ непонятно творчество Ибсена, а он, въ свою очередь, неотдлимы отъ біографіи поэта, ея и необходимо теперь коснуться.
Вншнихъ событій въ этой длинной и плодотворной жизни немного. Родился Ибсенъ въ март 1828 г., въ маленькомъ приморскомъ городк, въ семь обднвшихъ купцовъ. Учился онъ сперва въ начальной школ, а затмъ поступилъ ‘мальчикомъ’ въ аптеку. Тутъ у него проявляется сильная умственная жажда, и онъ начинаетъ готовиться въ университету. Школьныя изданія Саллюстія и Цицерона воспламеняютъ его фантазію: онъ пишетъ первую свою драму — ‘Каталина’. Пишетъ я лирическіе стихи: привтствуетъ въ нихъ революцію 1848 года, взываетъ къ высокимъ чувствамъ скандинавовъ, возмущается недостаткомъ въ нихъ патріотизма и т. п. Драму свою онъ печатаетъ, но сбыта ей не находитъ и продаетъ ее съ всу на бумагу. Зато второе его драматическое произведеніе — одноактная пьеса изъ норвежской исторіи — попадаетъ на сцену и иметъ успхъ, этотъ успхъ отвлекаетъ его отъ науки: экзаменъ онъ сдаетъ, но въ университетъ не поступаетъ, а сходится съ молодыми литераторами и затваетъ газету. Подписчиковъ на газету не находится, и издатель бдствуетъ — часто даже голодаетъ по цлымъ днямъ. Наконецъ, мсто при театр въ Берген даетъ ему нкоторое обезпеченіе, онъ женится и весь отдается театру. Десять лтъ работаетъ онъ для сцены, сперва въ провинціи, затмъ и въ самой Христіаніи. По служб онъ обязанъ ежегодно ставить одну свою пьесу, а затмъ выбирать и разучивать съ труппою чужія, оригинальныя и переводныя. Природная склонность въ драматической форм сказалась у него уже въ обработк античнаго сюжета Катилины, а теперь эта склонность укрпляется навыками и практикою на сцен. Это знакомство съ ремесленною стороною литературы было очень выгодно для техники его позднйшихъ драмъ. Но т драмы и историческія трагедіи, на которыхъ онъ тогда практиковался, теперь сами по себ не имютъ большой цны. Он всецло принадлежатъ скандинавской литератур, той романтик и тмъ народно-патріотическимъ теченіямъ, которыя въ ней преобладаютъ въ 50-хъ годахъ. Выдаются изъ этихъ произведеній, имли тогда успхъ, переводились потомъ и на другіе языки дв драмы: ‘Ингеръ изъ Эстрота’ и ‘Праздникъ въ Сольгаун’. Впрочемъ, т особенности мысли и творчества, которыми Ибсенъ близокъ намъ, иностранцамъ, тутъ только намчены. Боле характерны и индивидуальны дв позднйшія драмы этого періода: ‘Сверные богатыри’ и ‘Претенденты на корону’ съ сюжетами изъ быта и изъ исторіи средневковой Норвегіи, но и он, при всемъ своемъ поэтическомъ значеніи, едва-ли удостоились бы перевода на европейскіе языки, еслибы авторъ ихъ не написалъ ‘Норы’, ‘Привидній’ и всего послдующаго.
Въ Ибсен, драматург той поры, при всемъ обиліи сценическихъ его работъ, еще преобладаетъ поэтъ-лирикъ. И этотъ лирикъ настроенъ сатирически: онъ неудовлетворенъ тою пошлостью и мелочностью захолустья, которая его окружаетъ. Въ первой пьес, которую онъ пишетъ въ 1862 г. на современные нравы — въ ‘Комедіи любви’, онъ возстаетъ противъ господствующихъ въ обществ взглядовъ на бракъ я любовь, онъ возмущенъ тмъ, что люди не понимаютъ красоты и свободы чувства и не сохраняютъ навсегда поэзіи страсти. Любовь, о которой говорится при помолвкахъ и свадьбахъ, не есть настоящая любовь, а только пародія ея,— потому что въ ней не остается ничего, возвышающаго душу и вдохновляющаго ее на подвиги, на высшія цли жизни. Высоко-поэтическое чувство, подъ давленіемъ прозаическихъ заботъ жизни, обращается въ нчто скучное, низменное, плоское. Потому поэтъ-герой пьесы и влюбленная въ него двушка и не женятся, онъ, чтобы сохранить всю цльность и неприкосновенность идеальнаго порыва, остается холостымъ, а она — выходитъ весьма прозаически замужъ за человка немолодого, но богатаго. Эта пьеса не была понята публикою такъ, какъ задумана ея авторомъ. Приподнятость чувства и паосъ въ обличеніи общепринятыхъ обычаевъ и взглядовъ указывали въ поэт на полетъ фантазіи, отршенный отъ всего жизненнаго, реальнаго. Съ высоты отвлеченнаго идеала онъ предъявляетъ въ жизни требованія, непримнимыя ни къ какому человческому обществу. Но если онъ намревался бичевать этой сатирой только свою родину, а не все человчество, если онъ негодовалъ на родное общество, то и общество это, въ свою очередь, вознегодовало на своего строгаго и несправедливаго обличителя: ‘Комедію любви’ упрекнули въ безнравственности замысла, а на автора ея посыпались т сплетни и клеветы, которыми захолустье часто награждаетъ своихъ выдающихся людей. Ибсенъ поссорился съ родиною и въ 1864 году ухалъ въ Италію, потомъ онъ долго жилъ и путешествовалъ въ Германіи, а въ Норвегію возвращался лишь на короткіе сроки. Только черезъ двадцать лтъ вернулся онъ въ Христіанію, поселился въ ней и живетъ до сихъ поръ, какъ національный поэтъ и какъ европейская знаменитость.
Славу національнаго поэта заслужилъ онъ ‘Брандомъ’ и ‘Иверомъ Гинтомъ’, об поэмы написаны въ Италіи. ‘Въ солнечной пристани южнаго моря сжигалъ онъ свои корабли,— пишетъ Ибсенъ въ одномъ стихотвореніи,— а дымъ ихъ тянуло въ сверу, и по этимъ воздушнымъ мостамъ фантазія уносила поэта на родину’. Такъ было съ самимъ Ибсеномъ. Мысль его не могла оторваться отъ Норвегіи, и об поэмы воплощаютъ дв крайности норвежскаго народнаго характера: Брандъ — это непреклонность, суровость воли, закаленной въ борьб съ природою, напряженность всхъ силъ и прямолинейность въ достиженіи разъ намченной цли. Пееръ Гнятъ — гибкость натуры, богатство фантазіи, отсутствіе ясно-сознаннаго плана и разрозненность стремленій, въ противоположность единству и цльности Бранда.
Молодой пасторъ Брандъ проповдуетъ новый идеалъ жигни, борьба за этотъ идеалъ съ массою народной и съ представителями общества и государства и составляетъ содержаніе драматической поэмы. Брандъ — пасторъ, но это не одинъ изъ тхъ сектантовъ, которыми богато скандинавское и нмецкое лютеранство. Ученіе его не иметъ отдльныхъ отъ церкви догматовъ, правилъ или предписаній, оно требуетъ отъ людей, чтобы ихъ религія не отдлялась отъ жизни, убжденія отъ дла, чтобы вра или мысль проникала всего человка, чтобы вся жизнь направлена была въ высшей цли и отршена это всего низменнаго, корыстнаго, эгоистичнаго… Въ жизни должна быть цльность, потому девизъ проповдника — ‘все или ничего’. Это значитъ: иди во всемъ до конца, не бойся жертвъ, не бойся борьбы за ту цль, которую избралъ. Для такой борьбы необходима крпкая воля, напряженіе воли и есть по этому ученію первое и необходимое условіе спасенія. Силою воли надленъ самъ проповдникъ и самъ можетъ дать примръ того, онъ требуетъ отъ людей. У него дло не противорчитъ слову и мысли. Воля у него не останавливается ни передъ какими препятствіями, онъ жертвуетъ всмъ, чтобы остаться врнымъ себ, за цльность своего ученія онъ отдаетъ самыя дорогія свои привязанности: и спасеніе матери, и жизнь сына, и жизнь жены,— наконецъ и свою собственную жизнь. Старуха-мать его, скупая, жадная крестьянка, заболваетъ, онъ не хочетъ идти къ ней, пока, для спасенія души, она не пожертвуетъ всмъ своимъ достояніемъ. Она соглашается отдать сперва половину, потомъ девять-десятыхъ всего, но онъ требуетъ все ничего — и она умираетъ безъ его пасторскаго напутствія. Хиретъ маленькій сынъ его отъ суровости климата, но Брандъ не уходитъ изъ этого прихода, потому что тутъ долженъ довести свою дятельность до конца. Страстную любовь къ семь онъ приноситъ въ жертву своему призванію. Ребенокъ умираетъ, умираетъ за нимъ и жена. Какъ ни мучится и ни тоскуетъ Брандъ, онъ все-таки не отступаетъ отъ своего дла, своимъ вдохновеннымъ словомъ онъ сильно поднимаетъ духъ своей паствы — одичалаго крестьянства на крайнемъ свер, но религіозное возбужденіе народа длится не долго: отршиться отъ матеріальныхъ благъ, какъ того требуетъ учитель, и принесть свое благосостояніе въ жертву высшей дли, толпа не можетъ. Возбужденіе ея скоро падаетъ, и проповдникъ побивается камнями. Борьба за идеалъ кончается пораженіемъ идеалиста. Въ заключеніе ему въ видніяхъ являются сынъ, жена, хоры невидимыхъ духовъ: онъ сомнвается, врно ли онъ понялъ свое призваніе, врно ли было самое его ученіе. ‘Скажи мн, Боже,— вопрошаетъ онъ передъ смертью,— достаточно ли силы воли для спасенія?’ — ‘Богъ есть милосердіе’,— отвчаетъ таинственный голосъ.
Но милосердія и снисхожденія къ слабости не знала прямолинейность и строгость проповдника, а между тмъ Брандъ, при всей своей суровости, не черствый и не жесткій изувръ: онъ самъ глубоко страдаетъ изъ-за идеи, насилуетъ свою природу и ломаетъ жизнь — точно такъ же, какъ г-жа Альвингъ въ ‘Привидніяхъ’ изломала свою во имя долга, во имя отвлеченной добродтели. Эта способность подчиняться отвлеченному понятію, бороться за идею, отдаваться ей, всецло жертвовать собою — племенная, національная черта. Всмъ почти героямъ Ибсена свойственъ такой идеализмъ, вс они боле или мене сознательно стремятся къ какой-нибудь отвлеченной цли. Если же мы спросимъ себя, въ чемъ собственно цль жизни Бранда, въ чемъ сущность его ученія — поэма не дастъ на это отвта: Ибсена здсь интересуетъ только борьба за идею, за нчто общее и отвлеченное, а не положительная доктрина. Этотъ герой, по собственному признанію поэта, могъ бы быть не священникомъ, а политическимъ дятелемъ, ученымъ или художникомъ, поэту дорога прежде всего та цльность личности, то все или ничего, подъ которое можно подвести любую идею.
Настойчивость и непреклонность воли, привычка къ борьб, къ напряженію, выработываются въ народ не только свойствомъ расы, но и природою и климатомъ Норвегіи, т же самыя условія порождаютъ и обратныя стороны характера. Люди, неспособные къ борьб, а надленные фантазіею, уходятъ отъ суровой дйствительности въ міръ вымысловъ, отдаются сил случайностей въ жизни. Таковъ Пееръ Гинтъ, молодой крестьянинъ, охотникъ до розсказней, сочинитель всякихъ небылицъ. Фигура эта заимствована Ибсеномъ изъ народныхъ сказокъ. Тутъ скандинавская фантазія норвежца сказалась созданіемъ символическихъ существъ въ вид горныхъ духовъ, тролловъ, лсныхъ фей, разныхъ чудовищъ и т. п. Въ нихъ олицетворяются или душевныя силы человка, или стихійныя силы природы. Идея поэмы крайне осложнена и даже запутана фантастическимъ элементомъ и намеками бытового и политическаго свойства, мало понятными для иностранцевъ. Герой ея неврно понимаетъ жизненное правило: будь самимъ собою. Вмсто того, чтобы развить и укрпить свои способности, направить ихъ въ одной высшей цли и быть всегда врнымъ этой цли, онъ толкуетъ это правило въ эгоистическомъ смысл. Онъ не работаетъ надъ собой, но отдается произволу личныхъ чувствъ и влеченій. Полюбивъ преданную ему двушку, Сольвейгъ, онъ скоро бросаетъ ее и живетъ капризами фантазіи, сперва имъ владетъ страсть въ наслажденіямъ, а затмъ — страсть въ нажив. Онъ узжаетъ съ родины и въ Америк составляетъ себ большое состояніе, торгуя невольниками, затмъ онъ теряетъ это состояніе, скитается въ Африк, вопрошаетъ въ Египт сфинкса о смысл жизни, попадаетъ въ Каир въ домъ умалишенныхъ и т. п. Никогда нигд онъ не былъ самимъ собою, не былъ цльною личностью. Въ заключеніе онъ возвращается старикомъ, одинокимъ и жалкимъ, на родину, онъ видитъ теперь, что неврно понялъ назначеніе жизни, онъ чувствуетъ приближеніе окончательнаго суда надъ собою и свою погибель. Примиреніе съ собою и спасеніе ему даетъ Сольвейгъ, ея врность и постоянство. Небольшая сценка, между сценъ скитанія Пеера по Африк, изображаетъ Сольвейгъ въ Норвегіи, въ избушк, занесенной снгомъ, она поетъ про любовь свою, она все ждетъ и надется: живымъ или мертвымъ онъ вернется къ ней. Любовь ея и есть цльное, спасительное начало жизни, свиданіемъ съ нею и примиреніемъ предъ смертью и оканчивается драматическая поэма. И ‘Брандъ’, и ‘Пееръ Гинтъ’ имли большой успхъ въ Норвегіи. Отвлеченный идеализмъ Бранда, также какъ романтика и символика П. Гинта, были вполн во вкус и въ дух націи. А талантъ Ибсена между тмъ возросъ за границею и укрпился, національные типы перестали уже удовлетворять его. Фантазію его занялъ сюжетъ изъ всемірной исторіи, и настроенія своей мысли онъ сталъ вкладывать въ историческую личность Юліана Отступника. Борьба за новые идеалы жизни, какъ въ Бранд, исканіе высшаго руководящаго начала жизни, какъ въ П. Гинт, оба эти мотива обработалъ онъ въ двойной драм ‘Императоръ и Галилеянинъ ‘. Только оба мотива теперь значительно осложнились отъ знакомства автора съ европейскою мыслью, и осложнились настолько, что поэтъ долго не могъ сладить съ широтою своего замысла и съ пестротою той картины, какую представляетъ собою эта эпоха исторіи. Онъ не разъ принимался за свою драму, оставлялъ ее, брался снова, передлывалъ, а въ перерывы написалъ комедію, но уже на нравы современной Норвегіи. Комедія эта — ‘Союзъ молодежи’, въ литературномъ отношеніи вещь очень слабая. Она показываетъ только, съ какимъ вниманіемъ Ибсенъ изъ-за границы приглядывался къ тому, что происходило въ его отечеств. Работа фантазіи въ отвлеченныхъ вопросахъ не длала его безучастнымъ въ общественнымъ и политическимъ интересамъ. Наоборотъ. Въ ‘Союз молодежи’ онъ намчаетъ типъ дльца, политикана, типъ только-что народившійся въ Норвегіи въ 60-хъ годахъ. Онъ въ первый разъ изображаетъ тутъ то броженіе умовъ, которое впослдствіи перенесено имъ на общеевропейскую сцену. Родная публика оцнила это возвращеніе поэта къ ея быту, въ ея волненіямъ. И комедія имла успхъ, и самъ поэтъ, пріхавъ на время въ Христіанію, удостоился овацій со стороны всего общества и особенно со стороны молодежи. Отвчая на привтствія студентовъ, Ибсенъ признался, какъ много субъективнаго, какъ много личныхъ чувствъ и личной мысли вносилъ онъ въ свои драмы, сослался и на Юліана. Драма эта къ тому времени была уже закончена, и посл нея Ибсенъ не возвращался больше ни къ философскимъ, ни въ историческимъ поэмамъ.
Историческая драма о Юліан Отступник написана Ибсеномъ въ пору наибольшей зрлости таланта, и потому она содержитъ въ себ т идеи, которыя имъ вложены въ послдующія его драмы. Мн придется коснуться ея очень бгло, потому что одинъ пересказъ ея содержанія занялъ бы слишкомъ много времени. Размръ произведенія — огромный. Оно распадается на дв драмы, въ пять актовъ каждая. И въ каждой драм двоякое дйствіе: тутъ и вншняя жизнь Юліана, и внутренняя его борьба, т.-е. борьба въ его душ язычества и христіанства. Первая часть кончается восшествіемъ его на императорскій престолъ и отпаденіемъ отъ Христа, вторая — неудачнымъ походомъ въ Персію и смертью Юліана, а въ душ его — побдою Галилеянина. Историческая канва даетъ просторъ философски-отвлеченной мысли автора, и онъ изображаетъ въ мозгу своего героя много тхъ противорчій мысли, которыя смущаютъ и наше время. А въ его характер онъ сливаетъ воедино натуру Фауста съ натурою Гамлета. Какъ Фаустъ, Юліанъ ищетъ такого начала жизни, которое удовлетворило бы всю сложность развитыхъ потребностей человка, а какъ Гамлетъ, онъ постоянно колеблется и терзается отъ внутреннихъ сомнній. Юліана, юношей еще, плняетъ красота, красота въ созданіяхъ античной литературы и искусства, красота классической цивилизаціи. Но онъ стоитъ въ то же время и подъ обаяніемъ евангельскаго ученія, потому одна классическая красота не удовлетворяетъ его. ‘Старая красота перестала быть красивой’, жалуется онъ, ‘а новая истина перестала быть истиной!’ Новая истина, т.-е. истина евангельскаго ученія, приняла при двор Византіи такія формы, въ которыхъ умъ юноши не видитъ настоящей, безусловной истины… Цльнаго, единаго начала жизни жаждетъ Юліанъ, а въ душ своей онъ не чувствуетъ его: вры въ Христа онъ не иметъ, онъ хочетъ знаменій, чудесъ, видимаго присутствія Божества. Въ евангельскомъ ученіи его смущаетъ изреченіе: Божіе — Богу, кесарево — кесарю. Онъ не допускаетъ такого раздленія жизни на небесною и земную, онъ, какъ Брандъ, ищетъ цльности, но отршиться, какъ Брандъ, отъ личной жизни, отъ земныхъ благъ во имя идеала, онъ не можетъ, онъ бы долженъ былъ тогда для своего спасенія, ради царствія небеснаго, отказаться отъ царства земного, отъ престола цезарей. А въ немъ честолюбіе беретъ верхъ надъ исканіемъ истины и надъ жаждою спасенія. Онъ становится римскимъ императоромъ, повелителемъ почти всей вселенной и отступникомъ отъ Христа. И теперь въ евангельскомъ ученіи онъ хочетъ видть одно заблужденіе галилеянъ, и хочетъ въ отпоръ ему создать новое міровоззрніе, основанное на античной философіи. Императоръ пытается соединить въ своемъ лиц и нравственную власть Христа, и вншнее могущество. цезаря. Сперва онъ борется противъ Христа умственнымъ орудіемъ: онъ пишетъ философскія изслдованія, но затмъ становится все нетерпиме и воздвигаетъ, наконецъ, гоненіе на христіанъ. Отъ этого гоненія только крпнетъ духъ христіанъ, очищаясь отъ всего дурного, наноснаго, и возвышается до героизма и мученичества, а Юліанъ падаетъ все ниже и ниже. Онъ длается, наконецъ, орудіемъ въ рукахъ своихъ льстецовъ и умираетъ, подавленный нравственнымъ величіемъ своихъ жертвъ.
Эта борьба язычества и христіанства въ его душ есть, собственно, борьба двухъ началъ: красоты и истины. Идеалъ красоты завщанъ языческою культурою. къ этому идеалу и стремится Юліанъ, но сознаетъ, что онъ устарлъ, а новой истины, внесенной Христомъ въ міръ, онъ не понимаетъ, онъ и не можетъ понять ее, потому что, прежде всего, онъ эгоистъ-деспотъ, воспитанный въ атмосфер лести, порока, преступленія и лицемрія. У него и жажда истины, и стремленіе къ красот не находятъ себ удовлетворенія въ жизни, потому что парализуются недочетами его нравственнаго существа, новая истина — ученіе Христа — не проникаетъ собою его души: оттого въ немъ высокомріе, властолюбіе и самомнніе подавляютъ вс проявленія и ума, и талантовъ. Онъ убждается подъ конецъ, что его обманула мечта о красот жизни, и что истина была не на его сторон. Истина христіанскаго ученія, его внутренняя красота, боролась въ душ Юліана противъ вншней красоты, противъ красоты язычества, и Юліанъ погибъ жертвою этой борьбы, отъ раздвоенія красоты и истины, не примиреннаго въ его сердц началами добра, милосердія и любви. Это — основная идея произведенія. Но на-ряду съ нею затронуто много глубокихъ вопросовъ. Для пониманія позднйшихъ произведеній существенно важна только эта идея — это несоотвтствіе высокаго ума и низости души, это противорчіе между мечтой о красот и ея воплощеніемъ. Въ этомъ раздвоеніи — разгадка такихъ характеровъ какъ Эдда Габлеръ, какъ ‘ Строитель Сольнесъ’.
Посл ‘Императора и Галилеянина’ Ибсенъ написалъ ‘Столпы общества’. Это — жанровая картина буржуазно-провинціальной Норвегіи. Сюда онъ не внесъ никакихъ отвлеченныхъ замысловъ, но зато въ послдующихъ драмахъ: ‘Нора’, ‘Привиднія’,
‘Врагъ народа’, мотивы жанровые осложняются идеалистическими. Въ Ибсен-жанрист все еще живетъ сатирически настроенный лирикъ-идеалистъ. Оттого порывъ Норы въ независимости выраженъ сильно, но обще и отвлеченно. А въ ‘Привидніяхъ’ мы совсмъ и не видимъ героиню въ обыденной ея жизни: она вся — воплощеніе душевной борьбы. Реальне очерченъ д-ръ Штокманъ, но и его фантазія уноситъ отъ водопровода и городского хозяйства въ область тхъ цлей жизни, которыя доступны немногимъ. Онъ также, какъ об героини, воодушевленъ идеаломъ правды и свободы и борется за этотъ идеалъ съ невжествомъ и эгоизмомъ большинства. Ибсенъ сочувствуетъ такому протесту личности противъ общества.
Но, вотъ, посл доктора Штокмана его симпатіи къ идеалистамъ мняются. У него общество по прежнему состоитъ изъ массы посредственностей. Но теперь и личность, воспитанная на отвлеченныхъ идеалахъ, оказывается неправа, когда предъявляетъ этой масс высокія требованія. Таковъ общій смыслъ ‘Дикой утки’. Тутъ идеалистъ Грегерсъ Верле возвращается на родину посл долголтняго отсутствія. Онъ находитъ прежняго пріятеля своего, Гіальмара Экдаля, въ крайне ложномъ положеніи. Во имя нравственности и справедливости Грегерсъ обличаетъ ложь, на которой основана семья Экдаля, и тмъ губятъ лучшаго человка въ этой семь. Правда, высказанная имъ, приноситъ несчастіе и зло. Отсюда слдуетъ какъ будто, что ложь необходима для существованія, и Ибсенъ, слдовательно, нападаетъ на идеалы и защищаетъ ложь? Нтъ, не ложь жизненную защищаетъ Ибсенъ, а иллюзію, т.-е. правду, но относительную, условную правду. Гіальмаръ Экдаль живетъ иллюзіями, мечтами и фразами. Старикъ отецъ его былъ прежде компаньономъ торговаго дома Верле, попалъ вмст съ Верле на скамью подсудимыхъ, но не съумлъ выпутаться, какъ Верле. Онъ потерялъ честь, состояніе, опустился, ослабъ и теперь живетъ подачками своего прежняго компаньона, Сына его, Гіальмара, Верле облагодтельствовалъ: онъ далъ ему средства открыть фотографію и женилъ его на молодой. двушк, своей бывшей экономк. Гіальмаръ не знаетъ причины этихъ благодяніи и не знаетъ, что двочка подростокъ, Эдвига, дочь не его, а Верле. Онъ — человкъ глупый, пустой и крайне самообольщенный. Онъ вообразилъ себ, что долженъ сдлать геніальное открытіе въ фотографіи, живетъ этой мечтой, ничего не длаетъ и очень счастливъ: Жена и дочь души въ немъ не чаютъ, врятъ въ него и работаютъ на него. У старика отца его, вмст съ слабостью къ вину, есть такъ же, какъ у сына, своя иллюзія. Смолоду, богатымъ человкомъ, онъ любилъ охоту, теперь онъ устроилъ себ на чердак подобіе лса изъ старыхъ рождественскихъ елокъ, напустилъ туда голубей, кроликовъ и время отъ времени стрляетъ ихъ. Сынъ увлекается этой забавой не меньше отца. У обоихъ чердакъ — главный интересъ, забота и радость жизни. Въ этомъ ‘лсу’ водится и дикая утка. Она когда-то ранена была охотникомъ, пошла-было ко дну, но собака вытащила ее изъ тины съ поломаннымъ крыломъ, и она превратилась въ домашнюю птицу. Ее особенно любитъ Эдвига. Эта дикая утка — символическое олицетвореніе семьи Экдаля. И они были ранены въ жизни, и они пошли-было ко дну, но ихъ спасъ Верле. Онъ устроилъ ихъ такъ благополучно, что они освоились съ безчестьемъ и не замчаютъ его.
Считая чердакъ лсомъ, ручную птицу — дикою, они и себя считаютъ людьми независимыми, благородными и счастливы этими иллюзіями. Является идеалистъ Грегерсъ Верле, сынъ ихъ благодтеля, онъ воображаетъ, что призванъ исправить зло, сдланное его отцомъ, за пустыми, но громкими фразами Гіальмара онъ не видитъ его слабости и дрянности, онъ не понимаетъ, что нельзя вывести человка изъ того положенія, въ какое его ставитъ личный его характеръ. Когда Гіальнаръ узнаетъ отъ него всю правду, онъ хочетъ бросить свою семью. Онъ отталкиваетъ страстно любящую его двочку, ни въ чемъ, конечно, неповинную. Она въ отчаяніи. А Грегерсъ съ высоты своего идеализма внушаетъ ей, что она можетъ вернутъ себ любовь отца, если докажетъ ему свою привязанность и пожертвуетъ чмъ-нибудь особенно любимымъ, напр. дикою уткою. Двочка въ экстаз чувствительности стрляетъ и убиваетъ не утку, а самоё себя.
Вс т порывы къ правд, свобод, къ самопожертвованію, которыми одушевлены идеалисты предыдущихъ драмъ, здсь, въ ‘Дикой утк’, принимаютъ видъ пародіи или каррикатуры. До того вс люди здсь плохи, слабы и ничтожны, что Ибсенъ какъ будто беретъ назадъ свои идеалы и осмиваетъ какъ будто самого себя. Но это не такъ: поэтъ съ горечью констатируетъ только правду жизни, но не отказывается отъ своего идеала. Онъ только дополняетъ этотъ идеалъ, вноситъ въ него новыя стороны, расширяетъ его своею опытностью, наблюдательностью и тмъ измняетъ его почти неузнаваемо. Изъ области отвлеченности и мечты онъ сводитъ его на землю и примняетъ его къ людямъ зауряднымъ, не къ героическимъ исключительнымъ натурамъ, а въ характерамъ, взятымъ цликомъ изъ дйствительности.
Не идеалъ правды и достоинства, провозглашаемый Грегерсомъ, принесъ несчастье въ семью Эвдаль, а неразуміе самого идеалиста и непониманіе людскихъ характеровъ. Для борьбы за идею, для проведенія ея въ жизнь мало одного воодушевленія, одного только чувства. Нужно знаніе и не отвлеченное знаніе, научное или книжное, а знаніе живой жизни, живыхъ людей, мечтатели не годятся для проведенія въ жизнь своей мечты, они чаще всего падаютъ сами жертвою собственнаго благородства. Это видимъ у Ибсена на примр Росмера, героя слдующей его драмы.
Фамилія Росмеръ издавна владетъ помстьемъ Росмерсгольмъ, безупречность жизни и благородство характера принадлежатъ въ ея традиціямъ. Послдній ея представитель, пасторъ Росмеръ, испытываетъ переломъ въ убжденіяхъ — отголосокъ общественной мысли. Въ обществ идетъ борьба новыхъ идей съ старыми традиціями, разгорается ожесточенная вражда ‘отцовъ’ и ‘дтей’. Оба лагеря вербуютъ Росмера, по фамильнымъ преданіямъ, по сану — онъ принадлежитъ къ ‘отцамъ’. По личнымъ убжденіямъ — къ ‘дтямъ’. Но участія въ борьб, въ газетной полемик, онъ чуждается. Вся та несправедливость, злоба и ненависть, которыя присущи враждующимъ сторонамъ, противорчатъ его идеаламъ разума и правды. Подъ вліяніемъ новыхъ идей онъ утратилъ вру, но выработалъ себ новый, свободный идеалъ жизни. Какъ и Штокманъ, онъ задается цлью воспитать въ людяхъ свободу ума, благородство сердца, внести въ жизнь правду и радость, облегчить гнетъ морали и т. п. Это человкъ цльный, человкъ идеи. Его умственные интересы раздляетъ Ребекка Вестъ, въ ней онъ находитъ и поддержку новымъ убжденіямъ, и утшеніе въ семейномъ гор. Росмеръ недавно овдовлъ. Жена его, Беата, кончила самоубійствомъ, и хотя многое въ ея экзальтаціи указывало на душевную болзнь и невмняемость, смерть ея тяготитъ совсть пастора. Ребекка Вестъ — двушка новыхъ взглядовъ. Воспитанная врачомъ-матеріалистомъ, она надлена силою воли, и упорно стремится къ своей цли. Эта цль — стать женою Росмера, для этого она, какъ подруга Беаты, вошла въ домъ и добилась сперва дружбы и жены, и мужа. Бездтной Беат она исподволь, но неуклонно и настойчиво внушала, что Росмеръ съ нею несчастливъ, не любитъ ее и скрываетъ отъ нея тотъ переворотъ, который происходитъ въ его душ, а онъ, дйствительно, своими сомнніями не смущалъ жены, болзненной, врующей и самоотверженно его любившей. Эту самоотверженность она и доказала тмъ, что самоубійствомъ устранила себя изъ его жизни и уступила свое мсто Ребекк. А та, и какъ хозяйка въ дом, и какъ собесдница и сотрудница въ занятіяхъ Росмера, стала ему необходима еще при жизни больной Беаты. Цли своей она достигла: Росмеръ полюбилъ ее и хочетъ на ней жениться. Но теперь она не хочетъ. И въ ней, какъ въ немъ, произошелъ переломъ мысли, только въ обратную сторону. Росмеръ освободился отъ прежнихъ убжденій, а она подчинилась имъ. ‘Пребываніе въ Росмерсгольм облагораживаетъ’, говоритъ она Росмеру. И дйствительно, общеніе съ Росмеромъ облагородило ея натуру. Чистота и возвышенность его мысли, а главное, чуткость совсти, утонченной религіознымъ воспитаніемъ, пересилили ея энергію и эгоизмъ. Подъ вліяніемъ Росмера ея страсть къ нему утратила стихійный характеръ и стала самоотверженной преданностью. Добившись его любви путемъ преступленія (она довела Беату до самоубійства), она уже не можетъ теперь пользоваться своею побдою, въ ней заговорила совсть, и совсть не позволяетъ ей занять мсто загубленной ею жены. Сила обстоятельствъ заставляетъ ее во всемъ признаться Росмеру. Онъ любилъ жену, дружбу, умственное общеніе съ Ребеккою онъ не считалъ измною, онъ не видалъ, какъ страдала несчастная Беата. А теперь и онъ оказывается соучастникомъ преступленія, виновникомъ ея самоубійства. Онъ любитъ Ребекку, но онъ сомнвается въ ея любви: способна ли она, какъ Беата, пожертвовать жизнью для него: — Да, теперь и Ребекка способна на такую же экзальтацію. А Росмеръ не иметъ уже той вры, которою воспитана его совсть: онъ не знаетъ надъ своею жизнью иного судьи, кром себя самого, и произноситъ себ смертный приговоръ. Вмст съ Ребеккою онъ бросается въ воду тамъ же, гд утопилась и Беата. Мечтатель падаетъ жертвою своей мечты, своего благородства.
Его идеалъ свободы и правды созданъ вдали отъ людей и оказался потому нежизнеспособнымъ. Онъ разбился при первомъ же столкновеніи съ дйствительностью: Росмеръ не только въ общественной борьб, но и въ самой семь своей не считался ни съ заблужденіемъ чувствительности, жертвою котораго пала его жена, ни съ силою страсти, ради которой Ребекка совершила преступленіе. Мечтатель не зналъ игры страстей, не испыталъ на себ силы эгоизма и побжденъ въ борьб съ ними. Тутъ не самый идеалъ благородства отрицается Ибсеномъ, а возможность его осуществленія одинокими мечтателями. Росмерсгольмъ, такимъ образомъ, служитъ какъ бы дополненіемъ тхъ идей, которыя выражены въ д-р Штокман. А въ слдующей пьес Ибсенъ вноситъ дополненіе и въ тотъ идеалъ женской независимости, который провозглашенъ у него устами Норы.
Жену провинціальнаго врача, Эллиду Вайгель, за ея пристрастіе въ морю прозвали ‘женщиною съ моря’. Это пристрастіе есть просто стремленіе къ свобод. Въ ней оно иметъ характеръ чего-то загадочнаго, какъ будто даже психопатическаго. Она, дйствительно, женщина развитой фантазіи, но болзненно настроенная. Она не удовлетворена своею семейною обстановкою, устраняется отъ семейныхъ обязанностей, легко поддается внушеніямъ и самовнушеніямъ и — тоскуетъ по чему-то неопредленному. Выросла она у отца въ одиночеств, на маяк. Случайно встртилась она тамъ съ неизвстнымъ никому морякомъ-иностранцемъ. Онъ сильно возбудилъ ея фантазію и пріобрлъ особенную власть надъ нею. Это не любовь, а какая-то особая сила, какая — она не отдаетъ себ отчета. Однажды онъ взялъ у нея кольцо, связалъ съ своимъ и бросилъ въ воду: само море,— сказалъ онъ ей,— обручило ихъ. И впечатлительная двушка поврила. Морякъ этотъ потомъ убилъ своего капитана и скрылся. А затмъ умеръ отецъ ея, и она вскор ‘пристроилась’ за вдовца Вавгеля. Счастья въ замужеств она не нашла, хотя мужъ ея добрый, сердечный, но она, при всемъ довріи къ нему, чувствуетъ себя чужою въ его дом, не сближается съ его взрослыми дочерьми и живетъ обособленно. Море влечетъ ее въ себ безотчетно, и это влеченіе соединяется въ ея представленіи съ властью того иностранца, образъ котораго постоянно преслдуетъ ее и наполняетъ ужасомъ. Ужасъ этого воспоминанія, ужасъ передъ его необъяснимой властью напалъ на нее незадолго до рожденія ребенка. Ребенокъ вскор умеръ, а ея настроеніе все ухудшается, пока она не ршается во всхъ этихъ странностяхъ, фантазіяхъ и страхахъ признаться мужу. Тотъ, какъ врачъ и какъ горячо ее любящій человкъ, уметъ объяснить себ это настроеніе, но не сразу находитъ средство противъ него. Положеніе обостряется, и съ появленіемъ незнакомца доходитъ до кризиса, до переворота въ ея мысляхъ. Незнакомецъ знаетъ о ея замужеств, но онъ — человкъ воли и никакихъ препятствій не боится: онъ требуетъ, чтобы она ухала съ нимъ на другой же день. Въ Эллид происходитъ борьба, передъ нею открываются два пути: или отдаться своему безотчетному влеченію въ свобод и вмст съ тмъ подчиниться вол преступника, или отказаться отъ всего необъяснимаго, недостижимаго, и подчиниться той проз жизни, которая ее окружаетъ. Эта внутренняя борьба заставляетъ ее задуматься о своемъ замужеств, о причинахъ своего недовольства, и у супруговъ происходитъ объясненіе, иначе, чмъ въ ‘Нор’, и съ другою развязкою.
Между ними тоже было взаимное непониманіе, потому что сошлись они не по свободному чувству, а по разсчету, заключили, по ея словамъ, сдлку: ему посл смерти первой жены нужна была хозяйка и мать дтямъ, а ей, безпомощной и одинокой, нужна была опора въ жизни. Въ совмстной жизни онъ полюбилъ ее за цльность натуры, за правдивость и независимость, а она тяготилась имъ. Ея жажда моря, жажда свободы — это порывъ фантазіи въ область неизвданнаго, безпредльнаго, безконечнаго… Эти порывы могутъ привести ее къ потер разсудка, она сама это чувствуетъ, и мужъ это предвидитъ. Тутъ его любовь и подсказываетъ ему крайнее средство, но врное: онъ отказывается отъ нея и даетъ ей свободу выбора между прозаическимъ мужемъ и загадочнымъ преступникомъ. Это спасаетъ ее. Она находитъ себ удовлетвореніе въ сознаніи своей свободы и въ возможности вновь ршить свою судьбу и теперь по влеченію сердца. Она остается при муж. Какъ только онъ далъ ей свободу, ‘неизвстное’ перестаетъ привлекать ее. Свобода, о которой она мечтала, была призрачной. Это былъ произволъ фантазіи, и произволъ стихійнаго, безсознательнаго въ ея природ. И какой свободой, могла она пользоваться, если отдавалась во власть злой воли преступника и не умла отличать иллюзій отъ дйствительности, больныхъ состояній души отъ здоровыхъ? Знаніе и любовь мужа возвращаютъ Эллиду къ проз существованія, но вмст съ тмъ и къ жизни, и къ здоровью.
Обратная судьба постигаетъ Эдду Габлеръ. Эту героиню Ибсенъ тоже ставитъ въ противорчіе съ прозою жизни. Въ ней та же любовь въ свобод, та же сила фантазіи, та же жажда неизвстнаго, но все это характерне, чмъ въ ‘женщин съ моря’. Въ ней больше силы, потому что природа ея здорове и грубе.
Эдда, красивая, умная, блестящая дочь генерала Габлера, молодой двушкой была въ дружб съ Эйлертомъ Левборгомъ. Дружба эта держалась въ секрет, и таинственность плняла фантазію двицы. Молодой ученый былъ совсмъ въ ея рукахъ. Она заставляла его разсказывать себ все, что желала знать изъ области, недоступной молодымъ двушкамъ. Жажда жизни, какъ она это называетъ, высказывалась, однако, осторожно, особенно когда касалась запретнаго: самые нескромные вопросы она предлагала иносказательно, но такъ развязно, что онъ не могъ не разсказывать ей про свои кутежи и всякія похожденія. Дружба эта кончилась тмъ, что ей пришлось отъ его грубости защищаться съ пистолетомъ въ рукахъ. Потомъ онъ сталъ вести такую разгульную жизнь, что совсмъ компрометтировалъ бы свою ученую карьеру, еслибы во-время не ухалъ въ провинцію. Тамъ онъ остепенился, написалъ и издалъ замчательную книгу и привезъ теперь еще рукопись новаго труда. А Эдда тмъ временемъ вышла замужъ. У нея было много поклонниковъ, но любить ее и заботиться о ней пожелалъ только Тесманъ — товарищъ Левборга, будущій профессоръ. Она вышла за него, потому что года уходили, лучшей партіи не представлялось, а Тесмана считали много-общающимъ ученымъ. Но она не любитъ его и скучаетъ съ нимъ. Да Тесманъ и дйствительно скученъ. Онъ прекрасный человкъ, искренній, честный, обожаетъ ее, вошелъ даже въ долги, чтобы доставить ей роскошь, исполнять ея прихоти, но онъ — воплощеніе бездарности и узости спеціалиста. На горизонт молодой четы является Левборгъ. Въ провинціи его полюбила Tea Эльфстедъ. Ея вліянію и обязанъ Левборгъ своимъ исправленіемъ и своимъ успхомъ. Tea — противоположность Эдд. Но ея робость, кротость и преданность были плодотворне, чмъ сила, блескъ и властность Эдды. Эта овечка, какъ называетъ ее Эдда, держитъ въ рукахъ судьбу человка. И какого! талантъ — не чета Тесману. Зависть, злоба разгораются въ Эдд. При первомъ же свиданіи съ Левборгомъ, оба вспоминаютъ прошлое, и она проявляетъ прежнюю власть надъ нимъ. Она заставляетъ его пить вино, дразнитъ свободою, волею, которую у него будто бы отняли, и толкаетъ его на погибель. Она тоже держитъ въ рукахъ судьбу этого слабаго человка. Она посылаетъ его на холостую пирущку. Ея жертва катится по наклонной плоскости: посл оргіи, Левборгъ на улиц роняетъ ту рукопись, которая должна обезсмертить его имя. Мужъ Эдды знаетъ цну его таланту и любитъ его какъ товарища, онъ подбираетъ эту рукопись и отдаетъ на храненіе Эдд. А Эдда знаетъ, что эта работа — плодъ совмстнаго труда Левборга и ея соперницы, она не выноситъ мысли объ этомъ союз, и бросаетъ рукопись въ огонь. Когда Левборгъ является къ ней въ отчаяніи отъ своей потери, въ отчаяніи и отъ своего паденія, онъ горько жалуется. А Эдда толкаетъ его на новое безумство: она даетъ пистолетъ, чтобы онъ застрлился, и желаетъ, чтобы его конецъ былъ красивъ. И молодой двушкой она видла въ порок красоту, Левборгъ въ попойкахъ представлялся ей увнчаннымъ какъ Вакхъ. Позже она перестала врить въ эту мечту. Но въ красоту порока врила. Потому и въ самоубійств она видла подвигъ, актъ, будто бы, сознательнаго мужества, воли и свободы. Но смерть Левборга лишила ее и этой иллюзіи: Левборгъ посл оргіи найденъ былъ въ будуар актрисы съ разряженнымъ пистолетомъ въ боковомъ карман. Выстрлъ убилъ его наповалъ. Было ли тутъ убійство или самоубійство — неизвстно, но красоты въ скандал не было. А въ этомъ скандал пострадала бы и репутація Эдды, еслибы полиція узнала, что пистолетъ былъ ея. Угрозою этого скандала и держитъ Эдду въ своей власти одинъ изъ ея прежнихъ поклонниковъ. Эдда малодушна и тщеславна, но зависимости отъ чужой прихоти она не переноситъ: она лишаетъ себя жизни — эффектно и неожиданно. Она загубила и себя, и Левборга, иллюзіею свободы и красоты, т.-е. неврнымъ ихъ пониманіемъ. Но отъ этого трудъ Левборга, вдохновленный другою любящею женщиною, не погибъ. Tea сохранила его наброски и замтки, а мужъ Эдды зналъ о сожженіи рукописи, и теперь считаетъ долгомъ дружбы возстановить ее.
Личность Эдды производитъ впечатлніе двойственное: сила ея, запросы ума, воли и фантазіи, поднимаютъ ее высоко надъ уровнемъ ея среды, и это — привлекательная ея сторона. Но сила ея — злая. Это — сила стихійная, сила темперамента, и управляетъ ею произволъ эгоизма и властолюбія. Умъ ея направленъ только на все вншнее, показное. Красоты чувства, красоты самоотверженности она не понимаетъ, она не видитъ подвига любви подъ убожествомъ тетки, скучной, старомодной.
Недостатокъ чувства, эгоизмъ лежитъ въ основ этой натуры, и парализуетъ вс высшія ея стремленія, оттого мечты ея о красот и свобод оказываются вздоромъ и ложью.
Это раздвоеніе души — противорчіе между мечтой о красот и ея воплощеніемъ, высота мысли и низость души, сила фантазіи и безсиліе сердца — положены Ибсеномъ въ основу и ‘Строителя Сольнеса’. Только эта идея разработана тутъ глубже и съ новыми оттнками. Герой этой драмы тоже обладаетъ особою притягательною силою. Этой сил онъ и обязанъ успхомъ и удачею въ жизни. Сила эта какъ будто загадочная, но въ сущности она — та же, что въ Эдд Габлеръ, и сила — недобрая.
Сольнесъ, человкъ уже немолодой, находится наверху славы и благосостоянія. Ему очень везло въ жизни, но своими первыми успхами онъ обязанъ семейному горю. Талантъ свой онъ впервые проявилъ и сталъ получать много заказовъ посл того, какъ отличился, выстроилъ себ домъ посл пожара. А пожаръ этотъ былъ причиною и семейнаго горя: сгорлъ домъ его жены. Это былъ родительскій ея домъ, ветхій, некрасивый, и Сольнесъ всегда тяготился имъ и всегда въ душ желалъ, чтобы онъ сгорлъ. Желаніе его исполнилось, но не такъ, какъ ему хотлось. Жена его, посл пожара, отъ волненія, испуга и сожалнія, заболла, пострадали и два ея новорожденныхъ близнеца. Малютки умерли, а жена никогда не могла оправиться и все тосковала о прошломъ, дтей у нихъ больше не было, и счастья настоящаго также не было. Былъ домъ — не было семейнаго очага, потому что не было близости между супругами: оба они считали себя другъ передъ другомъ виновными. Онъ — тмъ, что не съумлъ посл пожара сдлать ее счастливой, а она винила себя за то, что такъ приняла къ сердцу пожаръ, и не имла мужества перенести потерю стараго дома. Тоска въ этой семь усиливается и доходитъ почти до душевной болзни. Сольнесъ становится мнителенъ и подозрителенъ. Его мучитъ мысль о прошломъ и пугаетъ будущее. Въ прошломъ его были только удачи, но эти-то удачи теперь и мучатъ строителя, онъ ждетъ, что счастье обернется противъ него, потому что совсть его чуетъ, что за удачи нужно расплачиваться, этими удачами онъ обязанъ особой сил, которая не прощаетъ,— и онъ боится возмездія. Боится, что возмездіе явится въ лиц молодого поколнія, передъ которымъ его талантъ долженъ будетъ уступить дорогу. И возмездіе является, но является въ образ молодой двушки, Тильда приходитъ тоже за расплатою,— она требуетъ осуществленія той мечты, которую онъ, его талантъ, успхи и слава пробудили въ ея фантазіи. Полу-ребенкомъ она влюбилась въ блестящаго, знаменитаго человка, десять лтъ мечтала о немъ и ждала его. Она видитъ его въ ореол, сквозь призму обожанія и восторга, она вритъ въ него и ждетъ отъ него подвиговъ. А онъ страдаетъ и признается ей, почему онъ такъ боится будущаго: онъ боится возмездія отъ той высшей силы, которой онъ пересталъ служить, когда погибли его дти, онъ вознегодовалъ на Божество, утратилъ вру, пересталъ строить церкви и далъ въ себ волю той сил, которой обязанъ своими удачами. Божество требуетъ самоотреченія, оно отняло у него дтей, для того, чтобы онъ всего себя посвятилъ своему длу, отказался бы отъ счастья, отъ любви… Но Сольнесъ отъ Божества отрекся. Онъ объявилъ себя свободнымъ, сталъ смлъ и отваженъ. Онъ поднялся на башню послдней отстроенной имъ церкви и одинъ-на-одинъ съ Божествомъ общалъ впредь служить только людямъ. Онъ и сталъ строить — семейные дома, красивые дома для семейныхъ очаговъ, гд жилось свободно и легко. Но вотъ наступаетъ поворотъ въ его мысли — онъ убдился теперь, что не надо семейныхъ очаговъ для счастья людямъ, и потому все его дло оказывается теперь ненужнымъ, онъ, въ сущности, ничего не сдлалъ. Отсюда — его тоска, его сожалніе о прошломъ, его страхъ будущаго. Сочувствіе молодежи въ лиц Тильды миритъ его съ жизнью. Онъ начинаетъ мечтать о новыхъ идеяхъ, которыя положитъ теперь въ основу своего труда. Онъ будетъ строить вмст съ Тильдою воздушные замки — планы лучшаго будущаго для новыхъ поколній. Обожаніе, восторженность Тильды даютъ Сольнесу силу отдлаться отъ страха и отъ головокруженія. Онъ опять отваживается подняться до верху башни, которую выстроилъ на своемъ дом. Но слабость не даетъ ему спуститься внизъ: онъ падаетъ мертвый въ тотъ моментъ, какъ Тильда торжествуетъ, видя его опять свободнымъ и великимъ, видя въ немъ осуществленіе своей мечты.
Поднимаетъ Сольнеса сила молодости, фантазіи и таланта, она же создала и успхъ его въ жизни. Но губитъ его — не трусость и не малодушіе, а чуткость совсти. Сольнесъ сродни Росмеру изъ Росмерсгольма. Онъ тоже утратилъ вру, но не утратилъ нравственнаго сознанія, которое въ немъ воспиталось религіею. Но мечтатель Росмеръ погибаетъ оттого, что не понялъ и не одоллъ темной силы эгоизма и страсти въ лиц Ребекки. А Сольнесъ самъ дятельно пользуется той темною силою, которая живетъ у него въ сердц: онъ знаетъ, что этой сил эгоизма и безпринципности онъ обязанъ своими удачами. Везло ему не потому только, что исполнилось его тайное желаніе и сгорлъ старый домъ, а потому, что онъ самъ не разбиралъ средствъ, когда пользовался силою своей воли и значенія. Ради своей выгоды онъ игралъ чувствомъ двушки, присвоивалъ чужой трудъ и талантъ, онъ давилъ на своемъ пути все, что мшало его успху, и пока онъ былъ молодъ,— совсть его молчала. Но молодость уходитъ, и совсть напоминаетъ о той темной сил, которая помогала его таланту, и о возмездіи за нее, потому онъ и боится. Онъ боится будущаго молодежи, боится той ‘высшей силы’, въ которую пересталъ врить, но которая все-таки живуча въ его сердц.
Этотъ разладъ вры и мысли, разладъ ума и совсти или таланта и нравственности, Ибсенъ и воплощаетъ въ своемъ ‘Строител Сольнес’. Сольнесъ также принадлежитъ къ числу избранныхъ людей, носителей новыхъ идеаловъ правды, красоты и свободы, но онъ самъ не стоитъ на высот собственныхъ идеаловъ, и въ этомъ — трагизмъ его положенія.
‘Строителемъ Сольнесомъ’ дятельность Ибсена завершается, но не заканчивается фактически. Посл него онъ написалъ три драмы: ‘Маленькаго Эйольфа’, ‘Ди. Габр. Воркмана’ и ‘Когда мы мертвые воскреснемъ’, напишетъ, врно, и еще, такъ какъ, несмотря на свои 70 лтъ, находится въ полномъ обладаніи здоровья и таланта, но кругъ тхъ идей, которыя мы видли въ его произведеніяхъ, завершается ‘Строителемъ Сольнесомъ’. На эту драму и принято смотрть какъ на автобіографическій матеріалъ, какъ на признанія самого поэта о значеніи его творчества.
Въ строител и его постройкахъ онъ, будто бы, изобразилъ свой взглядъ на собственныя произведенія. Толкованіе символовъ и аллегорій всегда боле или мене произвольно, но въ данномъ случа драма, дйствительно, уясняетъ намъ ходъ развитія Ибсеновской мысли.
Сольнесъ строитъ церкви. Ибсенъ начинаетъ съ отвлеченнаго идеализма, и призываетъ личность въ протесту, въ борьб за правду, свободу и красоту жизни. Сольнесъ отказывается отъ традиціонныхъ врованій и посвящаетъ себя длу практическому — строитъ семейные дома. Ибсенъ отъ общечеловческаго, идеалистическаго переходитъ къ бытовымъ драмамъ, къ обличеніе условности въ семейной и общественной морали. Но Сольнесъ изврился въ семейное счастье и въ необходимость для него новыхъ красивыхъ построекъ. И Ибсенъ находитъ идеалы правды и свободы ненужными для счастья, непримнимыми въ жизни большинства. И по этому поводу горечь свою онъ изливаетъ въ ‘Дикой утк’, сожалніе о благородств мечтателей — въ ‘Росмерсгольм’, а состраданіе къ неудовлетворенности жизнью — въ ‘Женщин съ моря’.
Сольнесъ призываетъ на помощь своимъ успхамъ темныя силы души. Эти силы Ибсенъ олицетворяетъ въ эгоизм и безпринципности блестящей Эдды Габлеръ. Но, несмотря на сознаніе такого раздвоенія въ душ современнаго человка, идеалы поэта не утрачиваются. Вра въ личность человка не повидаетъ его,— вра въ ея силы, назначеніе и будущее. Сольнеса на его высоту сопровождаютъ мечты и желанія Тильды, Сольнесъ не одинокъ, за нимъ идетъ молодежь. Если онъ самъ не удержится на высот, зато дло его и высокія стремленія имютъ преемниковъ. И Ибсена подняли молодыя поколнія на высоту его славы: въ драматической литератур Европы вліяніе его очень значительно. Напр., безъ Ибсена непонятна и необъяснима дятельность Гер. Гауптмана. Удержитъ ли исторія Ибсена на той же высот — покажетъ будущее. Насъ, современниковъ, онъ волнуетъ тою ршительностью и опредленностью, съ которою онъ ставитъ самые глубокіе и сложные вопросы нашей внутренней жизни.
Т противорчія ума и сердца, отъ которыхъ страдаетъ человчество при смн историческихъ эпохъ, при смн идеаловъ и міровоззрній, освщены талантомъ Ибсена очень ярко. Оттого онъ и привлекаетъ въ себ тхъ, кто когда-либо задумывался надъ этими противорчіями и искалъ изъ нихъ выхода, искалъ новыхъ ршеній для вчныхъ загадокъ бытія. Готовыхъ ршеній Ибсенъ не даетъ. Но въ постановк вопросовъ, въ основ всхъ его произведеній лежитъ та потребность правды и свободы человческихъ отношеній, которая никогда не умираетъ въ сердц человка.
Потомство, быть можетъ, и не признаетъ въ Ибсен великаго поэта, но его поэзія принадлежитъ всемірной исторіи, потому что она воплощаетъ въ художественномъ образ особенности нашего времени, наболвшую душу современнаго намъ человчества.