Литературно-научный сборникъ. 2-е вновь обработанное и дополненное изданіе.
Москва. Типо-литографія Высочайше утвержденнаго Т-ва И. Н. Кушнеревъ и Ко, Пименовская улица, собственный домъ. 1898.
Генералъ Иванъ Давыдовичъ Лазаревъ 1).
1) Иванъ Давыдовичъ Лазаревъ родился въ 1820 г. Въ молодости Лазаревъ былъ мастеровымъ въ Шуш, въ 1839 г. онъ поступилъ на службу и за военныя отличія былъ награжденъ въ 1842 г. офицерскимъ чиномъ. Лазаревъ принималъ участіе во многихъ Кавказскихъ экспедиціяхъ, a въ 1850 г. назначенъ управляющимъ Мехтулинскимъ ханствомъ: въ 1859 г. онъ командовалъ воисками въ Дагестан и управлялъ Даргинскимъ округомъ, въ 1866 г., произведенный въ генералъ-майоры, снова учасвтвовалъ во многихъ экспедиціяхъ противъ горцевъ, въ 1866 г. назначенъ начальникомъ 21 нхотной дивизіи. Въ 1877 г. съ открытіемъ русско-турецкой войны Лазаревъ былъ назначенъ начальникомъ занятыхъ областей, a влослдствіи принималъ дятельное участіе въ войн, въ 1878 г. назначенъ командиромъ 2-го кавказскаго корпуса, a въ 1879 г.— командиромъ отряда, отправлявшагося въ туркменскую степь, въ приготовленіи къ этому походу Лазаревъ умеръ (1879 г.).
Въ ряду кавказскихъ дятелей еще недавняго прошлаго времени имя Ивана Давыдовича Лазарева принадлежитъ къ числу тхъ немногихъ именъ, на которыхъ будущія поколнія остановятся съ невольнымъ удивленіемъ и глубокимъ сочувствіемъ. Это былъ рдкій самородокъ, блестящій, крупный талантъ, который повсюду, гд бы онъ ни былъ, оставлялъ посл себя славную память. Вступая на военное поприще 20-тилтнимъ юношей, Лазаревъ не имлъ за собою ни знатнаго имени, ни богатства, ни связей, и между тмъ быстро достигъ высокихъ ступеней почета и славы. Его необыкновенный умъ и колоссальныя способности, предъ которыми невольно преклонялись — вотъ единственные двигатели его по пути блестящей служебной карьеры. Люди подобнаго типа — рдкость, и даже въ старой кавказской арміи, дававшей такой широкій просторъ развитію личности, ихъ было не много. Для будущей исторіи нашего края жизнь Ивана Давыдовича Лазарева представляетъ богатый и всесторонній матеріалъ, потому что онъ занималъ одинаково высокое мсто, какъ среди побдоносныхъ русскихъ вождей, такъ и среди умныхъ и дятельныхъ администраторовъ края, популярность которыхъ широко распространялась и въ войскахъ и въ народахъ Кавказа. Для послднихъ слово его было закономъ. Въ этомъ умніи нравственно вліять на самыя разнообразныя человческія натуры и примняться ко всмъ условіямъ жизни и быта различныхъ народностей и заключалась вся его сила и его значеніе.
Изъ бдной семьи карабагскихъ армянъ, проживавшей въ Шуш, Лазаревъ поступилъ на службу рядовымъ въ знаментый Ширванскій пхотный полкъ, который Ермоловъ называлъ десятымъ римскимъ легіономъ, тамъ онъ получилъ солдатскій георгіевскій крестъ, потомъ (въ 1842 г.,) произведенъ былъ въ офицеры и командовалъ 5-ю мушкетерскою ротой. Никакой особенной будущности, повидшому, ему не предстояло: онъ былъ добрый любимый товарищъ, хорошій боевой офицеръ — и только. Никто не подозрвалъ въ немъ задатковъ настоящихъ военныхъ талантовъ, никто не предвидлъ того блестящаго мста, которое онъ займетъ въ исторіи Кавказа и соединитъ свое имя съ именами Гуниба и Карса. Нуженъ былъ случай,— и случай явился.
Это было въ 1848 году во время возмущенія Самурскаго округа. Ахты, съ своимъ трехротнымъ гарнизономъ, обложенные десятитысячнымъ скопищемъ самого Шамиля, уже бились въ предсмертной агоніи, когда на выручку къ нимъ явился князь М. З. Аргутинскій {Кн. М. Аргутинскій-Долгорукій, знаменитый кавказскій герой, завоеватель Дагестана, и основатель гор. Темиръ-Хан-Шуры, гд ему и поставленъ памятникъ. (см. Настольн. Энциклоп. Словарь).} съ войсками Дагестанскаго отряда, но путь къ Ахтамъ былъ прегражденъ громадными завалами, внчавшими собою крутыя Мискинджинскія высоты. Ихъ нужно было взять штурмомъ,— и князь Аргутинскій приказалъ тремъ батальонамъ ширванцевъ итти на приступъ. Двнадцать тысячъ горцевъ, предводимыхъ лучшими наибами Шамиля, приготовились встртить эту горсть, которая шла или спасти товарищей, погибавшихъ въ Ахтахъ, или погибнуть самой. Подъ страшнымъ ружейнымъ огнемъ непріятеля медленно подвигались впередъ батальоны полка, взбираясь на крутую возвышенность. 1-й батальонъ шелъ въ центр. Онъ уклонился, однако, нсколько отъ своего направленія, принялъ слишкомъ вправо и попалъ подъ страшный перекрестный огонь флангового укрпленія. Тогда онъ принялъ еще праве, и неожиданно столкнулся съ 3-мъ батальономъ, прижавъ его къ самому обрыву, висвшему надъ бурнымъ Самуромъ. Произошло минутное замшательство. Чтобы, поправить дло, Лазаревъ схватилъ 7-ю роту и первый бросился съ нею къ заваламъ. Онъ упалъ израненый y самого подножія ихъ,— но путь уже былъ указанъ и ширванцы, оправившись, быстро овладли завалами. Ахты были спасены.
Когда Аргутинскій поднялся на горы вмст съ своею свитой, онъ увидлъ Лазарева, сидвшаго на завал и облитаго кровью, мужественная и колоссальная фигура его, казалось, изнемогла подъ бременемъ страданій, и его поддерживали двое ширванцевъ. Онъ былъ безъ сознанія, и только машинально снималъ и надвалъ свою огромную папаху. Аргутинскій впервые обратилъ тогда вниманіе на этого храбраго офицера, и поручилъ его особой заботливости медиковъ, которые констатировали три тяжелыя раны въ голову, въ шею и въ плечо. Лазаревъ лчился въ Ахтинскомъ укрпленіи и, благодаря своей богатырской натур, скоро сталъ поправляться. Между тмъ князь Аргутинскій, не разъ посщавшій его во время болзни, скоро замтилъ его недюженныя способности и ршилъ употребить ихъ съ большею пользой для края, чмъ въ узкой и тсной сфер, которую представляла дятельность строевого офицера. Онъ приблизилъ его къ себ и сталъ давать ему различныя порученія. Лазаревъ исполнялъ ихъ съ такою талантливостью, съ такимъ знаніемъ страны, жизни, обычаевъ и даже домашняго быта горцевъ, что скоро пріобрлъ себ полное довріе князя Аргутинскаго, и черезъ два года посл Мискинджинскаго штурма является уже на крупномъ и отвтственномъ посту правителя Мехтулинскаго ханства. Съ этихъ поръ и начинается та громадная популярность его среди дагестанскихъ горцевъ, которая служила спутникомъ всей его жизни и вмст съ нимъ сошла въ преждевременную его могилу.
Назначеніе правителемъ Мехтулы потребовало отъ Лазарева не однихъ административныхъ, но и военныхъ способностей, такъ какъ боевая и гражданская жизнь страны не имла между собой никакихъ разграниченій. И Лазаревъ соединявшій съ геркулесовскою вншностью необычайную храбрость, спокойствіе въ опасностяхъ и находчивость съ самыхъ затруднительныхъ обстоятельствахъ, оказался именно такимъ человкомъ, какого требовали тогдашнія обстоятельства края. Суровый, иногда до жестокости, но честный и справедливый ко всмъ безъ различія сословіямъ, онъ быстро водворилъ порядокъ, спокойствіе и безопасность не только внутри волновавшагося тогда Мехтулинскаго ханства, но оградилъ извн границы его и отъ нападенія хищническихъ партій. При своей проницательности и глубокомъ пониманіи характера горцевъ, онъ зналъ все, что затвается нашими сосдями, и часто, не имя y себя регулярныхъ войскъ, съ одною милиціей громилъ аварскія и кайсубулинскія шайки, которыя пытались вторгаться въ наши предлы. Скоро имя его сдлалось грозою и пугаломъ въ сосднихъ немирныхъ аулахъ.
На ряду съ его боевою извстностиью, съ каждымъ днемъ все шире и шире росла и его популярность, какъ правителя края, державшаго твердою рукой всы правосудія и не склонявшаго ихъ ни въ ту, ни въ другую сторону. Чтобы еще больше облегчить свои сношенія съ туземнымъ населеніемъ и обходиться безъ переводчиковъ, которыхъ онъ ненавидлъ, Лазаревъ въ короткое времявъ совершенств изучилъ татарскій языкъ, общій всмъ народамъ Кавказа, и съ этого времени его можно было видть всегда окруженнаго толпою горцевъ, приходившихъ къ нему для бесдъ или совщаній. У него не было пріемныхъ часовъ, его двери стояли открытыми настежъ, и каждый смло входилъ къ нему съ своими нуждами или жалобами. Онъ былъ въ высокой степени доступенъ, но умлъ сохранять гордый начальническій тонъ, не допускавшій фамильярности и шутокъ, которыя въ глазахъ азіатцевъ уничтожаютъ достоинетва начальника. Молва о немъ дошла, наконецъ, до самого Шамиля, и та крупная роль, которую пришлось играть Ивану Давыдовичу при сдач послдняго имама на неприступномъ утес Гуниба — одна уже показываетъ достаточно, какимъ громаднымъ значеніемъ пользовался онъ среди непокорныхъ горцевъ.
Гунибъ!.. Сколько съ этимъ словомъ соединяется воспоминаній для старыхъ кавказцевъ!.. Гунибъ — это конецъ мюридизма, финалъ кровавой драмы, тридцать семь лтъ наполнявшей трущобы Дагестана непрерывнымъ громомъ войны и звукомъ оружія. Здсь, на Гуниб, сказано было послднее слово кавказскихъ имамовъ,— слово, стряхнувшее наконецъ съ народовъ тяжелую цпь мюридизма. Гунибъ — это могила газавата, также какъ бдная кюринская деревня Ярагъ была его родиной, a Гимры — его колыбелью.
Тснимый со всхъ сторонъ нашими войсками, Шамиль вынужденъ былъ, наконецъ, искать послдняго убжища на небольшомъ пространств земли, еще принадлежавшей непокорному намъ андаляльскому обществу. Здсь съ четырьмя стами мюридовъ, до конца оставшимися врными. своему имаму, онъ занялъ неприступный Гунибъ, отдльную громадную скалу, поднимающуюся боле чмъ на семь съ половиною тысячъ футъ надъ уровнемъ океана.
10 августа 1859 года русскія войска обложили Гунибъ. Попытка начать переговоры съ Шамилемъ не привела ни къ чему. ‘Да совершится воля Аллаха — отвчалъ онъ на вс предложенія:—Гунибъ — гора высокая. Я стою на гор, надо мною еще выше—Богъ, русскіе внизу — пускай штурмуютъ!’
Тогда ршено было приступить къ осад, но войска, разъ двинутыя въ бой, не останавливаясь, пошли уже дальше, и въ ночь съ 24-го на 25-е августа Гунибъ былъ взятъ штурмомъ. Шамиль, съ послднею оставшеюся сотней мюридовъ, укрылся въ аул, вокругъ котораго тсною стною стали 14 батальоновъ. Невозможность сопротивленія была очевидна, и скоро надъ одной изъ саклей поднялся блый флагъ. Шамиль прислалъ спросить, здсь ли полковникъ Лазаревъ, и если здсь, то пусть прідетъ въ аулъ для переговоровъ. Онъ желалъ отъ него услышать совтъ, и только на его слово хотлъ положиться. Зная, какимъ уваженіемъ имя Ивана Давыдовича пользуется въ горахъ, князь Барятинскій предложилъ ему хать съ тмъ, чтобы уговорить Шамиля выйти и предаться вполн великодушію русскаго государя. Порученіе было не легкое и не лишенное опасности, но полковникъ Лазаревъ принялъ его не колеблясь и отправился въ путь одинъ, безъ всякаго конвоя. На небольшой площадк аула онъ встртилъ толпу великолпно вооруженныхъ мюридовъ. Посреди этой толпы, рзко отъ нея отдляясь, стоялъ возл срой, осдланной лошади человкъ, довольно высокаго роста, съ задумчивымъ и угрюмымъ лицомъ. По величественной поз и почтенію окружающихъ не трудно было угадать въ немъ Шамиля. Лазаревъ привтствовалъ мюридовъ обычнымъ восточнымъ поклономъ и не показывая вида, что узналъ грознаго повелителя Дагестана въ лицо, просилъ указать ему Шамиля. Когда это было исполнено, онъ почтительно подошелъ къ имаму и посл короткаго, но довольно тяжелаго молчанія сказалъ:
‘Шамиль! Всему міру извстно о твоихъ подвигахъ, и слава ихъ непомеркнетъ въ горахъ, пока стоятъ самыя горы. Покорись же самъ судьб и предайся великодушію русскаго императора: ты этимъ спасешь остальныхъ, оставшихся теб врными въ самомъ несчастіи. Покажи, что ты великъ какъ въ счастіи, такъ и въ несчастіи и что можешь безропотно и съ твердостью перенести предопредленіе Всевышняго’.
Шамиль однако колебался, требовалъ разныхъ условій, и, между прочимъ, чтобы Лазаревъ остался заложникомъ при его семейств. Когда Иванъ Давыдовичъ рзко отвергъ вс эти условія, мюриды заволновались, и даже схватились было за оружіе. Однако Лазаревъ не потерялся въ эту критическую минуту, и такъ энергично крикнулъ на мюридовъ, что они притихли. Тогда онъ обратился къ Шамилю, истощилъ весь запасъ своего краснорчія и, наконецъ, сказалъ: ‘Полно, Шамиль: вдь ты не женщина!’
Наступило глубокое и тягостное молчаніе.
Если бы на Гуниб Шамиль былъ одинъ съ своими мюридами, онъ, можетъ быть, и ршился бы пасть съ оружіемъ въ рукахъ, но тутъ явились на сцену семейства, обрекаемыя на смерть въ случа его упорства. Было надъ чмъ призадуматься старому Шамилю. Онъ, очевидно, колебался между убжденіями всей жизни, которыя заставляли его биться противъ неврныхъ до послдняго вздоха, и привязанностью къ семейству, которое находилось съ нимъ на Гуниб. Послднее чувство одержало верхъ. ‘Я предаюсь твоему честному слову’, сказалъ онъ Лазареву, слъ на коня, и тсно окруженный сорока мюридами, державшими ружья наготов, выхалъ изъ аула. Лазаревъ халъ вмст съ нимъ и удерживалъ его въ минуты колебанія,— a такія минуты были!
Итакъ, грозный повелитель горъ, имамъ Чечни и Дагестана, герой 43-го года, Ичкеринскаго лса и Дарго, посл геройской тридцатилтней обороны, шелъ, чтобы закончить кровавую борьбу и сложить оружіе къ ногамъ своего побдителя. Понятно, какія чувства наполняли душу кавказскаго солдата при вид этого зрлища! Едва показался Шамиль, узнанный тотчасъ по его высокой блой чалм, покрытой кисеею, какъ торжественное, неумолкаемое ура огласило воздухъ и громовымъ раскатомъ понеслось отъ батальона къ батальону. Этотъ невольный порывъ едва не испортилъ дла, потому что смущенный имамъ быстро повернулъ свою лошадь назадъ, и только находчивость Лазарева, сказавшаго, что этимъ крикомъ войска отдаютъ ему заслуженную дань уваженія, успокоила Шамиля, и онъ ршился продолжать свой путь.
Такъ поздъ приблизился къ небольшой березовой рощ, въ которой ожидалъ его князь Барятинскій. Теперъ вся трудность заключалась въ томъ, чтобы подвести Шамиля къ главнокомандующему одного, заблаговременно разлучивъ его съ мюридами, которые все еще свирпо глядли на русскихъ и, держа винтовки наготов, казалось, каждую секунду готовы были начать кровавую рзню.
Лазаревъ принялся увщавать Шамиля оставить мюридовъ въ отдаленіи, говоря, что съ такимъ множествомъ тлохранителей неприлично явиться къ главнокомандующему, безоружному и почти неимющему при себ конвоя. Шамиль задумался, но посл долгихъ совщаній, наконецъ, согласился. Было ровно три часа пополудни, когда имамъ, сойдя съ коня, и сопровождаемый полковникомъ Лазаревымъ, предсталъ предъ главнокомандующимъ. Минута была поистин торжественная.
— Шамиль,— сказалъ ему князь Барятинскій, — ты не принялъ условій, которыя я теб предлагалъ, и не захотлъ пріхать ко мн въ лагерь. Теперь я пріхалъ за тобою. Ты самъ захотлъ предоставить войн ршить дло — и она ршила его въ нашу пользу. Теперь объ условіяхъ не можетъ быть рчи. Ты долженъ хать въ Петербургъ, и тамъ ожидать ршенія своей участи отъ милосердія Государя Императора. За одно ручаюсь теб — это за личную безопасность твою и твоего семейства.
Когда Лазаревъ передалъ эти слова Шамилю, онъ отвчалъ:
— Сардарь! я не внялъ твоимъ совтамъ — прости и не осуждай меня. Я простой уздень, тридцать лтъ дравшійся за религію, но теперь народы мои мн измнили, да и самъ я утомился борьбою. Я старъ: мн 63 года. Поздравляю васъ съ владычествомъ надъ Дагестаномъ и отъ души желаю Государю успха въ управленіи горцами для ихъ собственнаго блага.
Такъ окончилось это памятное свиданіе, закончившее собою вковую войну на Восточномъ Кавказ.
Иванъ Давыдовичъ Лазаревъ произведенъ былъ въ генералъ-майоры и назначенъ начальникомъ средняго Дагестана, a вмст съ тмъ и управляющимъ Даргинскимъ округомъ.
Узжая съ Кавказа, Шамиль еще разъ свидлся съ Лазаревымъ и поручилъ его покровительству всхъ своихъ наиболе приближенныхъ мюридовъ, оставшихся врными ему и тогда, когда звзда его уже закатилась. Лазаревъ сформировалъ изъ этихъ мюридовъ нчто въ род почетнаго конвоя, и держалъ ихъ возл себя, достигая разомъ двухъ политическихъ цлей. Во-первыхъ, онъ привязалъ къ себ людей, которые по своему характеру и прошлой жизни могли бы сдлаться опасными людьми для спокойствія страны, a во-вторыхъ, онъ черезъ нихъ вліялъ на народъ, который, видя русскаго начальника, оруженнаго самыми близкими и врными слугами Шамиля, людьми боле другихъ отважными, религіозными и строгими въ жизни, и самъ мало-по-малу начиналъ искать сближенія съ чуждою ему досел властью ‘неврныхъ’. Конечно были еще вспышки, какъ, наприм., въ Ункратл или Андалял, но это были уже послдніе отголоски грозы, послднія тучи пронесшійся бури…
Управляя среднимъ Дагестаномъ, Лазаревъ жилъ на Гуниб въ томъ самомъ орлиномъ гнзд, которое служило послднимъ убжищемъ послдняго имама газавата. Одинъ путешественникъ, постившій его черезъ годъ посл отъзда Шамиля, разсказываетъ, что Лазаревъ и все его управленіе жили въ простыхъ войлочныхъ кибиткахъ и даже въ палаткахъ, ютившихся по юго-восточ-ному склону горы, на небольшой площадк, среди каменныхъ массъ, изобиловавшихъ фалангами и скорпіонами. Эта кочевка, или лагерь, имла совершенно особый и притомъ совершенно оригинальный характеръ, придавая управленію средняго Дагестана видъ не русскаго, a скоре какого-нибудь туземнаго мстнаго учрежденія, русскихъ солдатъ здсь почти не было видно, a кругомъ палатокъ сидли, лежали или двигались группы суровыхъ горцевъ, съ ногъ до головы обвшанныхъ оружіемъ. Лазаревъ не побоялся доврить себя этимъ, еще не вполн перебродившимъ, дикимъ и буйнымъ народамъ Дагестана. Но въ этомъ-то довріи и лежали основы его могучей силы и вліянія.
Черезъ семь лгь Лазаревъ произведенъ былъ въ генералъ-лейтенанты и назначенъ начальникомъ 21-й пхотной дивизіи, расположенной все въ томъ-же Дагестан, гд онъ началъ свою службу, a еще черезъ одиннадцать лтъ мы встрчаемъ его уже въ войскахъ дйствующаго корпуса на кавказско-турецкой границ. Сперва онъ появился тамъ въ скромной роли начальника тыла, но впослдствіи, когда военное счастіе перешло на сторону турокъ, и непріятельская армія заняла передъ нами грозную Аладжинскую позицію, угрожая вторженіемъ уже въ наши собственные предлы, Лазаревъ былъ вызванъ на театръ войны и ему порученъ важный байрахтарскій отрядъ, этотъ отрядъ составлялъ какъ бы авангардъ главныхъ силъ и подъ его прикрытіемъ находилась единственная колесная переправа черезъ Арпачай y Кегача.
Заслуги Лазарева въ минувшую войну слшпкомъ извстны, чтобы о нихъ нужно было распространяться. Довольно сказать, что въ генеральномъ бою на Аладжинскихъ высотахъ онъ командовалъ сильною обходною колонной, съ которою быстро и смло проникъ въ тылъ непріятеля и, овладвъ съ боя Орлокскими высотами, отрзалъ большей части непріятельскихъ войскъ отступленіе къ Карсу. Послдствіемъ этого и было то, что цлый турецкій корпусъ, запертый на Чифтъ-Тепеси, въ числ 25 батальоновъ пхоты при 25 орудіяхъ положилъ оружіе.
Орденъ св. Георгія 3-й степени былъ наградою Лазарева за кровавыя битвы 2-го и 3-го октября 1877 г. y Орлака и Визинъ-Ква.
Еще боле крупная роль выпала на долю его въ памятную ночь съ 5-го на 6-е ноября, когда ему поручены были вс штурмовыя колонны, двинутыя на передовыя укрпленія Карса: Хафизъ, Канлы, Чимъ, Таюмосъ и Арабъ-Табіи. Предъ штурмомъ Лазаревъ объхалъ войска и напутствовалъ ихъ короткою, но полною глубокаго чувства рчью. ‘Теперь, съ Богомъ!’ сказалъ онъ въ заключеніе, и, снявъ фуражку, благоговйно оснилъ войска крестнымъ знаменіемъ.
Точно шелестъ листьевъ, говоритъ одинъ очевидецъ, пролетлъ по рядамъ глухой шопотъ людей, какъ бы выражавшихъ одобреніе и благодарность этихъ срыхъ шинелей, идущихъ на смерть, за ласковое слово, обращенное къ нимъ предъ труднымъ дломъ.
Описыватъ кроваваго штурма не будемъ. Довольно сказать, что на разсвт 6-го ноября надъ карсской цитаделью развился русскій флагъ, и Лазаревъ ввелъ штурмовыя колонны въ побжденную крпость съ тмъ, чтобы уже никогда больше не покидать ее. Это былъ четвертый и послдній штурмъ Карса.
За этотъ славный и выдающійся изъ ряда военный подвигъ Лазареву пожалована была высшая боевая награда — орденъ св. Георгія 2-го класса большого креста, a въ 1878 году, присутствуя на Георгіевскомъ праздник въ Петербург, онъ былъ назначенъ генералъ-адъютантомъ, a вслдъ затмъ командиромъ 2-го Кавказскаго корпуса.
Такимъ образомъ, на 36 году своей службы, бдный армянскій офицеръ, безъ связей и протекцій, одними личными заслугами проложилъ себ дорогу къ почестямъ и сталъ на высшихъ ступеняхъ военной іерархіи. Но здсь ему готовился новый, еще боле важный и еще боле трудный подвигъ.
На востокъ отъ Каспійскаго моря, начиная съ Чикишлярскаго берега, тянется великая туркменская пустыня, часто неврно называемая степью. He орошаемая рками, лишенная всякой растительности, эта пустыня безжизненна, и только на рдкихъ оазисахъ ея живутъ разбойничьи племена туркменъ, страшныхъ своимъ сосдямъ дерзкими набгами и грабежами. Дв экспедиціи, предпринятыя противъ нихъ полковникомъ Маркозовымъ и генераломъ Ламакинымъ, окончились для насъ полнйшею неудачею. Теперь, весною 1879 года составлялась третья экспедиція, и начальство надъ нею поручено было генералъ-адъютанту Лазареву. Этотъ выборъ былъ сдланъ какъ нельзя боле удачно и ручался вполн за успхъ экспедиціи, потому что громкая извстность генерала, его внушительная наружность гиганта, такъ обаятельно дйствующая на азіатцевъ, наконецъ его мужественная и ршительная рчь, обращенная къ туркменамъ тотчасъ по прибытіи его въ Чикишляръ, — все это произвело такое впечатлніе на буйныхъ и дикихъ кочевниковъ, что они сразу прозвали его ‘Батвырь-сардарь’, т.-е. богатырь-главнокомандующій. Въ Чикишляр Лазаревъ съ необычайною энергіею принялся за приготовленія къ походу, но судьба не судила ему докончить такъ блистательно начатаго дла, этотъ мужественный, желзный колоссъ внезано пораженъ былъ тяжкою скоротечною болзнью, которая и прекратила его славные дни 14 августа, на 59-мъ году его жизни.
Печальный слухъ быстро достигъ Тифлиса и вызвалъ общую нелицемрную скорбь и въ войск и въ народ, умвшихъ цнить одного изъ достойнйшихъ и даровитйшихъ уроженцевъ закавказскаго края. Тло Лазарева привезено было въ Тифлисъ вечеромъ 25 августа 1879 г. и предварительно поставлено было въ Кукахъ, въ армянской церкви во имя Пресвятой Богородицы, чтобы дать возможность всмъ многочисленнымъ поклонникамъ покойнаго проститься съ его славнымъ прахомъ. Отсюда 27 августа въ 10 часовъ утра похоронная процессія двинулась къ Ванкскому собору. Массивный гробъ, всившій боле 60 пудовъ, везли на богатой, особо приготовленной для того траурной колесниц. Впереди шли амкары съ своими знаменами, потомъ многочисленное армянское духовенство, имя во глав преосвященнаго епископа Григорія, за гробомъ шли представители военнаго и гражданскаго вдомства, войска и тысячныя толпы народа, покрывавшаго собою вс улицы и крыши домовъ. Вс магазины по пути слдованія печальнаго кортежа и въ цломъ город были закрыты. По вступленіи процессіи въ ограду Ванкскаго собора гробъ сняли съ колесницы и поставили на краю широкой, приготовленной для него могилы. Здсь, въ присутствіи князя Д. И. Святополкъ-Мирскаго, князя Г. Д. Орбеліани, экзарха Грузіи, главнаго священника арміи и другихъ высокопоставленныхъ лицъ, армянское духовенство отслужило торжественную панихиду, по окончаніи которой преосвященный Григорій сказалъ горячую, живую рчь, произведшую на всхъ глубокое впечатлніе, объ утрат достославнаго бойца за царя и отечество. Затмъ гробъ опустили въ могилу: грянулъ надъ ней троекратный залпъ, глухо прокатились no Кур раскаты пушечныхъ выстрловъ — и все земное окончилось. Теперь надъ этою могилой, дорогой для каждаго воина, стоитъ массивный саркофагъ изъ сраго гранита, окруженный такою же массивною чугунною ршеткою. На гранит лаконическая надпись: ‘Генералъ-адъютантъ Иванъ Давыдовичъ Лазаревъ. 1820 — 1879 г.’.
Гранитъ простоитъ вка, но еще крпче гранита было бы живое слово, которое передало бы потомкамъ въ живыхъ и яркихъ краскахъ образъ этого славнаго полководца, гражданина и администратора. Подобные люди достойны имть свою біографію, и нельзя не пожалть, что до сихъ поръ объ этомъ никто не подумалъ.