ГАНСЪ ХРИСТІАНЪ АНДЕРСЕНЪ,
ГАНСЪ ХРИСТІАНЪ АНДЕРСЕНЪ,
‘Нива’, No 16, 1875
Ганс Христиан Андерсен, Андерсен Ганс Христиан, Год: 1875
Время на прочтение: 6 минут(ы)
2-го апрля (нов. ст.) исполнилось 70 лтъ съ тхъ поръ какъ геніальный сказочникъ Андерсенъ, всеобщій любимецъ во дворцахъ и хижинахъ, впервые увидлъ свтъ божій въ Одензе на остров Финнен. Конечно, знаменитый писатель въ теченіи семидесятилтняго поприща пробовалъ свои силы и въ другихъ родахъ, создавая, напр., романы, драмы и путевые очерки, но все это мало извстно за предлами его тсной родины. Сказки же покорили ему сердца всего земнаго шара. Здсь онъ по истин поэтъ Божіею милостью, ибо признанъ не одними лишь немногими избранными, но всми народами въ совокупности. Съ гордостью называютъ его Датчане своимъ Андерсеномъ, но не имъ однимъ принадлежитъ онъ — истинный поэтъ принадлежитъ всему человчеству.
Сыну бднаго башмачника въ Одензе не легко было достигнуть высотъ, озаренныхъ солнцемъ славы. Отецъ его держался пословицы: ‘дно у работы — золотое’ и мальчуга Гансъ Христіанъ долженъ былъ сильно работать молоткомъ и дратвой. Это конечно ему не мшало улавливать носившіеся въ его мысляхъ поэтическіе образы, но тмъ не мене, онъ лишь по смерти отца могъ послдовать внутреннему голосу, звавшему его въ высшія сферы.
Еще девяти лтъ отъ роду Андерсенъ считалъ себя поэтомъ и въ то время писалъ комедіи. Первую трагедію изготовилъ онъ по разсказу тетушки Бункефлодъ, вдовы датскаго писателя, разсказавшей ему трогательную исторію. Въ то время онъ посщалъ школу для бдныхъ въ Одензе и заходилъ къ тетушк Бункефлодъ въ часы отдохновенія убирать ея комнаты, за что добрая женщина давала ему пость и разсказывала исторіи. Въ первой трагедіи онъ уморилъ отъ восьми до двнадцати дйствующихъ лицъ, но впослдствіи отвыкъ отъ такой жестокости. Публика тоже не была признательна автору: уличные мальчишки дразнили его ‘комедіянщикомъ’, а школьный учитель, которому онъ поднесъ стихи въ день рожденія, начисто высмялъ поэта. Вскор умеръ отецъ, а мать, не имя средствъ содержать молодаго Андерсена, послала его на фабрику. Здсь онъ, обладая прекраснымъ голосомъ, сталъ было забавлять рабочихъ пснями и декламаціей изъ Гольберга — въ награду ему посыпались толчки — онъ убжалъ съ фабрики. Ему было уже двнадцать лтъ, онъ проглотилъ вс книги какія попадались подъ руку, и не имя средствъ исполнить свое завтное желаніе — поступить на сцену — самъ смастерилъ себ кукольный театръ и сидлъ дома, ставя на немъ цлыя пьесы Шекспира: ‘Король Лиръ’ и проч. Мать Андерсена въ это время снова вышла замужъ — и вотчимъ предназначилъ своего пасынка въ портные. Ко дню конфирмаціи, Андерсенъ получилъ отъ полковника Гёнгъ-Гюльденберга (брата поэта) въ подарокъ первые сапоги и приличное платье, радость его была такъ велика, что онъ нарушалъ богослуженіе, то и дло показывая всмъ предстоящимъ и самому пастору новые свои сапоги и невыразимыя. Это настроеніе впослдствіи изображено имъ въ сказк: ‘Красные башмачки’. Мало по малу скопилъ онъ 13 рейхсталеровъ и осадилъ свою мать просьбами отпустить его въ Коппенгагенъ, съ тмъ чтобы онъ поступилъ на сцену и стать ‘знаменитымъ человкомъ’. Та обратилась къ гадалк и только тогда дала позволеніе, когда предсказательница напророчила ‘что Одензе нкогда будетъ иллюминованъ въ честь Андерсена’. 5-го сентября 1810 г. пришелъ онъ въ Коппенгагенъ и былъ встрченъ — плюхами, какой-то мальчишка изъ мясной лавки закатилъ ему дв пощечины, ошибочно принявъ его за другаго. Тутъ онъ пошелъ къ театру, и благоговйно осмотрвъ снаружи зданіе, представился директору — но тотъ нашелъ его слишкомъ худощавымъ: всякая надежда пропала. Въ отчаяніи онъ купилъ себ билетъ въ раёкъ и пошелъ смотрть балетъ ‘Павелъ и Виргинія’, разлука любящихъ сердецъ до того его растрогала, что онъ расплакался навзрыдъ и разсказалъ собравшейся публик всю свою исторію. Тогда онъ вспомнилъ о своемъ голос и явился къ професору Сибони, какъ разъ къ обду, въ которомъ участвовали Ваггезень и Вейзе. Его допустили къ столу, онъ плъ и игралъ на потху присутствовавшихъ, причемъ Вейзе собралъ ему 70 талеровъ. Въ Коппенгаген въ теченіи нсколькихъ лтъ онъ длилъ судьбу многихъ великихъ людей, которые, въ борьб за пальму первенства, испиваютъ до дна всю горечь житейскихъ заботъ.
Но послушаемъ разсказъ самого Андерсена о томъ, какъ онъ сдлался писателемъ:
‘Знаете, откуда я почерпнулъ тему перваго своего произведенія? Изъ жизни. Школьное время, по ходатайству профессора Сибони, я провелъ въ дом одного изъ почетнйшихъ купцовъ въ Коппенгаген. Семейство это состояло изъ мужа, жены и ребенка. Я очень люблю дтей, — крошка, видя меня ежедневно, скоро замтила это — и я сталъ ея лучшимъ, единственнымъ другомъ. Отецъ? Онъ конечно любилъ свое дитя — но ему не хватало времени выказывать свою нжность, а мать питала въ своемъ сердц такъ сказать дв любви, какъ нельзя лучше уживавшіяся вмст, что впрочемъ часто случается съ женщинами: любовь къ мужу и любовь къ обществу. Она принадлежала къ тмъ несчастнымъ созданіямъ, для которыхъ какъ бы нарочно выдуманы нервныя болзни, когда эти дамы случайно принуждены бываютъ оставаться наедин съ собою,— къ тмъ женщинамъ, для которыхъ развлеченіе безъ устали становятся потребностью жизни, а иначе он длаются жертвами того нервознаго состоянія, той душевной болзни, что англичане такъ врно называютъ сплиномъ’
‘До самого рожденія дочери, она еще не пропускала ни одного бала, ни одного концерта. Въ Коппенгаген разсказывали, что дитя родилось между двумя кадрилями. Она любила свою дочку, она ласкала крошку Мэри и наряжала ее какъ куклу, но вызды не позволяли ей быть матерью. Такимъ образомъ я сталъ единственнымъ другомъ маленькаго существа, а дитя — моимъ добрымъ ангеломъ. Еслибъ вы только видли Марію! Блокурая кудрявая головка съ крошечнымъ ротикомъ и большими голубыми глазами, смющіяся ямочки на щекахъ — надо кисть Мурильо или рзецъ Кановы, чтобы изобразить это.
‘Когда маленькая ‘Лоло’ — такъ я шутя называлъ ребенка — была со мною, я воскресалъ, въ сердце моемъ вяла весна. Однажды я отправился на короткую поздку съ поэтомъ Гюльденбергомъ, который училъ меня датскому и нмецкому языкамъ. Разлука съ ребёнкомъ показалась мн невыносимо тяжелой — я любилъ Марію. Когда я вернулся чрезъ нсколько дней, мн сказали, что ребенокъ заболлъ, — я поспшилъ въ комнату крошки — и Марія увидавъ меня радостно вскрикнула и обвила ручонками мою шею. Но радость эта была лишь вспышкою, дитя безсильно упало въ подушки. Марія была очень больна. Сонъ не смыкалъ усталыхъ, измученныхъ безсонницей глазокъ ребенка она мало и неохотно ла, личико ея исхудало, стало землистаго цвта и синеватые круги обозначились у глазъ. Видали ль вы больное дитя? Видали-ль вы молящій дтскій взглядъ, которымъ безпомощная крошка въ послдніе часы обводитъ все окружающее? Этими окружающими были я и сидлка. Мать, правда, заходила изрдка въ комнатку больной, говорила съ докторами и снова удалялась къ своимъ туалетнымъ упражненіямъ. Отца задерживали дла. На третій день моего прізда, заходящее солнце освщало лишь призракъ синеватаго дтскаго личика, съ потухшими глазками: дыханіе стало едва замтнымъ, — еще одинъ мигъ — и кроткій ангелъ смерти разршилъ бдняжку отъ ея страданій. Жизненному огоньку не хватало масла для горнія — легкое дуновеніе втра — и онъ погасъ. Бдная Мэри!
‘Я плакалъ о бдной дтской душк — плакалъ объ ангел, который такъ любовно оснялъ мою жизнь. Проходили дни, недли, а образъ ‘умирающаго ребенка’ стоялъ передо мною. Неотступно видлся мн молящій взглядъ безпомощной крошки,— взглядъ, искавшій матери, отца — и горестно погасшій, не находя ихъ. Во сн и на яву грезился мн этотъ взоръ — онъ жиль во мн — и я думалъ сохранить эту жизнь, изобразивъ его насколько я въ силахъ. Такъ произошло мое ‘Умирающее дитя’.
Чувствуете ли вы, читатель, что только дтской чистот великаго поэта доступно изображеніе такихъ по видимому простыхъ, а въ сущности глубочайшихъ и сильныхъ ощущеній?
Въ теченіи перваго года своей жизни въ Коппенгаген Андерсенъ переслалъ въ театральную дирекцію до 12 драмъ, которыя вс были разумется отвергнуты: наконецъ, одинъ изъ членовъ ея, Коллинъ, согласился прослушать написанную имъ сказку, признать въ ней нкоторый талантъ, и вмст, съ Сибони доставилъ Андерсену возможность посщать латинскую школу въ Слагельзе, подъ управленіемъ славившагося знаніемъ сверныхъ нарчій и исторіи, проповдника Мюллера. Мюллеръ же сталъ платить и первый гонораръ за труды Андерсена — по полталера за каждую сказку. Иногда, если сказка особенно ему нравилась, онъ повышалъ плату до талера. Такъ произошли эти знаменитыя сказки, которыя Мюллеръ называть ‘соннымъ порошкомъ для дтей’. Выслушавъ ‘Умирающее дитя’, Мюллеръ впервые прослезился — и этимъ-то первымъ слезамъ признанія обязанъ Андерсенъ начатомъ своей славы. Въ 1830 году появилось первое изданіе его стихотвореній и сказокъ, принятыхъ публикою съ небывалымъ восторгомъ. Въ 1831 году предпринялъ онъ первую поздку по сверной Германіи, гд его встртили какъ роднаго Шамиссо въ Берлин и Людвигъ Тикъ въ Дрезден. Въ Веймар познакомился онъ съ Бертольдомъ Ауэрбахомъ, который, подобно Андерсену, укореняясь въ народной жизни, очаровывать уже всхъ своими ‘сельскими разсказами’. Дате Андерсенъ объхать Швейцарію, Италію, Испанію, постилъ Востокъ и даже Африку, всюду собирая перлы, такъ щедро разсыпаемые имъ впослдствіи на страницахъ своихъ сказокъ. ‘Путевые очерки’ его отличаются острою наблюдательностью и глубиной поэтическаго чувства. Снова объхать онъ Парижъ. Берлинъ, Веймаръ, Вну, Римъ и Неаполь, въ которыхъ сосредоточивалась жизнь цивилизованнаго міра, и всюду принимали его какъ всемірнаго поэта.
Изъ прочихъ произведеній Андерсена замчательны романы и повсти: ‘Импровизаторъ’ (1834), сюжетъ котораго датъ Андерсену знаменитый соотечественникъ его, скульпторъ Торвальдсенъ,— ‘О. Т.’ (1836), ‘Только скрипачъ’ (1837), ‘Базаръ поэта’ (1842), ‘Собраніе разсказовъ’ (1851), ‘Быть или не быть’ (1857), затмъ автобіографіи: ‘сказка объ моей жизни’ (1847) и ‘Ливсъ Евентиръ’ (1844), наконецъ ‘Стихотворенія’ и ‘Путевые очерки’.
Не смотря на семидесятилтній возрастъ, годы почти не измнили великаго поэта: только сдины и нсколько согбенная осанка обличаютъ ихъ. Ясное, открытое чело его до сихъ поръ свидтельствуетъ о дтской чистот души. Дтей любитъ онъ больше всего на свт. Въ дом его зачастую они кишмя кишатъ, и цлый шкафъ лакомствъ постоянно готовъ къ ихъ услугамъ. Предсказаніе гадалки сбылось буквально: въ пятидесятыхъ годахъ, когда поэтъ, постилъ свою родину, городъ Одензе былъ иллюминованъ въ честь Андерсена — это лучшее и неизгладимйшее изъ его воспоминаній о своей слав.