Габриэль Оливье, Бурже Поль, Год: 1890

Время на прочтение: 44 минут(ы)

ГАБРІЭЛЬ ОЛИВЬЕ.

Разсказъ Поля Буржэ.

I.

На террас Верекіевской виллы, прозванной ‘Верекіевской Дурью’, съ тхъ поръ какъ раззорился князь, толпились гости. Праздникъ, который давала молодая графиня Сальвертъ, теперешняя обитательница этого страннаго мраморнаго дворца, выстроеннаго, по бшенной фантазіи рехнувшагося богача, въ окрестностяхъ Флоренціи, пришелся въ одинъ изъ самыхъ прекрасныхъ и лучезарныхъ дней только что начавшейся весны. Нжно-голубое небо простиралось надъ живописными купами блдныхъ маслинъ и темныхъ кипарисовъ, между которыми виднлись тамъ и сямъ красивыя виллы. Вдали, на самомъ краю горизонта, блестлъ подъ солнечными лучами соборный куполъ древней Тосканской столицы и весело искрился Арно, среди богатой зелени Кассине.
Около ста человкъ ходили взадъ и впередъ, наслаждаясь ароматнымъ весеннимъ воздухомъ или тснились въ большой палатк съ роскошно убраннымъ цвтами буфетомъ. Передъ этой палаткой, раскинутой въ самомъ конц террасы, четыре неаполитанскихъ музыканта пли національные романсы, акомпанируя себ на мандолин, двухъ скрипкахъ и віолончели. Толстые, здоровенные, съ лоснящимися лицами и въ пестрой полу-модной, полу-ответшалой одежд, очевидно подаренной щедрыми покровителями, въ ржущихъ глаза галстукахъ и большихъ перстняхъ съ фальшивыми брилліантами, они играли и пли безъ устали, не какъ наемники, а какъ любители для собственнаго удовольствія.
По временамъ одинъ изъ нихъ танцовалъ подъ звуки южныхъ народныхъ мелодій, которыя въ этой блестящей обстановк казались еще пламенне и мелодичне. Но свтское общество, собравшееся на этой террас и среди котораго были представители и представительницы десяти различныхъ національностей, какъ всегда бываетъ въ Космополис, называющемся Флоренціей, не обращало никакого вниманія на эту музыку и весело болтало, раздлившись на группы въ пять и шесть человкъ, были и парочки, но он гуляли внизу, въ аллеяхъ сада, между кустами цвтущей сирени и блыхъ статуй, прятавшихся въ свжей зелени. Это придавало празднику графини Сальвертъ оттнокъ современнаго Декамерона, которому не доставало только красивыхъ костюмовъ, поэтическаго настроенія и прелестной наивности старинныхъ декамероновъ.
— Какія извстія о дипломатическомъ столкновеніи между Россіей и Англіей, сэръ Артуръ? говорилъ, съ чашкой чая въ рукахъ, одинъ изъ самыхъ изящныхъ мужчинъ, находившихся на террас.
Онъ былъ высокаго роста, худощавый, прекрасно сложенный, въ черномъ сюртук, рельефно обрисовывавшемъ его статную фигуру и съ одной изъ тхъ физіономій, которыя не обнаруживаютъ возраста, благодаря доведенному до совершенства искусству поддерживать себя туалетными ухищреніями, его орлиный профиль смутно напоминалъ, даже подъ современнымъ цилиндромъ, старинные портреты вельможъ XVII вка и дйствительно, маркизъ Генри Бонивэ былъ прямымъ потомкомъ знаменитаго друга Франциска I.
Тотъ, котораго онъ называлъ сэромъ Артуромъ былъ длинновязый оригинальный англичанинъ, съ широкими костями, что ясно доказывалось его руками и ногами, въ экцентричномъ костюм, состоявшемъ изъ широкихъ панталонъ, короткаго пиджака стариннаго фасона и громадныхъ воротниковъ, придававшихъ ему видъ франта временъ директоріи. Гладкое, обнаженное лицо его дышало такой гордой до дерзости самоувренностью, что этотъ тридцатилтній человкъ, казалось, говорилъ всмъ и каждому: ‘Посмотрите на меня, я сэръ Артуръ Страбэнъ, баронетъ, у меня двадцать пять тысячъ фунтовъ стерлинговъ годоваго дохода, я родственникъ двумъ герцогамъ и безчисленному количеству лордовъ, я кончилъ курсъ въ Оксфорд и у меня мускулы настоящаго атлета. Какъ же мн не быть выше васъ всхъ’.
— Нтъ, маркизъ, отвчалъ онъ на самомъ чистомъ французскомъ язык,— если не считать остроумной выходки русскаго посланника, который сказалъ принцу Уэльскому: ‘Если Англія одолжитъ намъ денегъ, а мы одолжимъ ей солдатъ, то можно воевать’. Вотъ до чего мы дошли, благодаря политики Гладстона. Бдный лордъ Биконсфильдъ! Еслибъ Англія не была первой страной въ мір, то ее давно уходила-бы Гладстоновская политика.
— Вы не очень любезны къ Франціи, замтила молодая женщина, подойдя къ нимъ, но неужели вы думаете, что я принимаю васъ для того, чтобы вы разговаривали между собою о политик, какъ въ клуб? Посмотрите на графиню Соню, она не можетъ отдлаться отъ скучнаго Корегина, который все разсказываетъ ей анекдоты объ император Никола, Пойдите къ ней и спасите ее подъ предлогомъ проводить ее въ буфетъ. А вы, маркизъ, скажите мн, довольны ли вы маленькимъ праздникомъ, который устроила ваша ученица въ свтскомъ искусств?
Говоря это, графиня курила папиросу въ маленькомъ янтарномъ мунштук съ брилліантами. Хотя ей стукнуло уже двадцать пять лтъ и она была вдовою три года, графиня все еще походила на молодую двушку. Блокурая, съ веселыми голубыми глазами, блествшими остроумной ироніей и граціозной таліей, ловко схваченной простымъ свтлымъ весеннимъ платьемъ, она дйствительно стояла передъ маркизомъ какъ школьница передъ учителемъ. Прищуривъ глаза, она съ наслажденіемъ курила и клубы бловатаго дыма окружали ее какъ-бы ореоломъ.
— Теперь, когда англичанинъ ушелъ, отвчалъ Бонивэ, я могу свободно сказать, что только парижанка можетъ устроить такой праздникъ.
— Нтъ, погода и прекрасное небо придаютъ здсь всему особую прелесть, произнесла молодая женщина съ улыбкой наивнаго удовольствія, вы смотрите на мой мундштукъ? Это — русская работа. Всюду брилліанты. Я выиграла его на пари у Николая Лобанова… Но, маркизъ, разскажите мн, что новаго во Флоренціи?
— Исторія вашего пріятеля, князя Витали, отвчалъ маркизъ: повидимому, все, что остается отъ его большого состоянія, находится теперь въ маленькой шкатулк, съ которой онъ никогда не разстается. Третьяго дня онъ перемнилъ свой номеръ въ отел и забылъ въ старомъ помщеніи эту драгоцнную шкатулочку. Въ одиннадцать часовъ вечера, въ клуб, онъ вдругъ вспомнилъ о своей разсянности, тотчасъ отправился въ отель и постучалъ въ дверь своего прежняго номера. Въ немъ оказались новые жильцы: незаконная чета, скрывавшаяся отъ преслдованія. Вы можете себ представить, какой переполохъ надлалъ князь Витали. Бдная женщина едва не умерла отъ испуга. Наконецъ дло объяснилось, онъ получилъ свою шкатулочку и вернулся въ клубъ. Говорятъ, что въ шкатулочк двадцать пять тысячъ франковъ и что кром нихъ у него нтъ ни гроша.
— Графиня Сальвэртъ! Графиня Сальвэртъ! послышалось съ разныхъ сторонъ и молодая женщина, весело смявшаяся анекдоту о молодомъ итальянц, который очень нравился ей по своей фантастической экцентричности, замтила, надувъ губки:
— Мн не дадутъ позабавиться и пяти минутъ. Что такое? Въ чемъ дло?
— Фотографъ васъ ждетъ для группы.
— Хорошо, иду, сказала она. Бонивэ, вы встаньте здсь, а вы, Страбэнъ, тамъ. Князь Витали, хотите я прикажу принести шкатулку? Вы можете ее держать на колняхъ.
— А вы слышали?
— Тише, тише, воскликнула графиня.
Вс гости сгруппировались передъ палаткой и каждый придалъ своему лицу то выраженіе, которое по его мннію наиболе шло къ нему: одинъ улыбался, другой задумчиво смотрлъ вдаль. Тутъ были типы всевозможныхъ расъ и ихъ легко было узнать по чертамъ, цвту лица и волосъ. Испанцы, поляки, русскіе, англичане, даже датчане и американцы стояли рядомъ предъ направленнымъ на нихъ объективомъ. Неаполитанскіе пвцы помстились въ одномъ уголк, принявъ драматическую позу. Наступила безмолвная тишина.
— Готово, воскликнулъ фотографъ и тотчасъ прибавилъ: второй разъ. Готово.
Группа разсялась во вс стороны и праздникъ продолжался, музыканты начали снова играть и пть, а прерванные разговоры весело возобновились. Экипажи подвозили къ вилл опоздавшихъ гостей, а т, которые забрались пораньше, стали уже разъзжаться. При выход слышались восклицанія, ясно обнаруживавшія, какой горячкой свтскихъ удовольствій обуреваема космополитная Флоренція.
— Вы будете сегодня вечеромъ въ вилл Радецкой?
— Да, я обдаю у лэди Ардраганъ и кончу вечеръ у графини Кіаравалло.
— Хотите я васъ довезу до Кассинэ?
— Забросьте меня по дорог къ баронесс Нюренбергъ.
— И каждый день одно и то же, сказалъ Бонивэ, садясь въ кабріолетъ сэра Артура Страбэна, который самъ правилъ великолпными кровными лошадьми, жизнь во Флоренціи — постоянный карнавалъ. Я право не понимаю, какъ мы вс не умремъ отъ усталости.
— А я еще собираюсь на сезонъ въ Лондонъ, отвчалъ англичанинъ, впрочемъ, мы къ этому привыкли. А скажите, прибавилъ онъ посл минутнаго молчанія, вы замтили, какъ часто графиня Сальвэртъ говорила съ княземъ Витали.
— Онъ красавецъ, замтилъ маркизъ, есть у васъ сигара?
— Есть, возьмите портсигаръ въ правомъ карман, отвчалъ Страбэнъ?
Онъ только что ударилъ бичомъ лошадей и. он такъ понесли, что онъ долженъ былъ удерживать ихъ обими руками.
— Въ верхнемъ маленькомъ отдленіи, продолжалъ онъ, вы найдете спички, которыя не гаснутъ на воздух. Это новое лондонское изобртеніе. Неужели вы дйствительно находите, что князь красавецъ?

II.

Послдній изъ гостей, именно князь Витали, которымъ обыкновенно Бонивэ дразнилъ Страбэна, только что ухалъ и графиня Сальвэртъ была одна въ маленькой гостиной, въ которой она’принимала своихъ близкихъ друзей. Эта комната казалась тмъ меньше, что она была очень высока и ее загромождала всякаго рода старинная мебель, собранная русскимъ богачемъ. Его пріемница измнила нсколько ея видъ, набросавъ всюду въ художественномъ безпорядк богатыя матеріи, разставивъ на столахъ и шифоньеркахъ различныя драгоцнныя вещицы и фотографическіе портреты, а также помстивъ въ одномъ углу этажерку съ книгами въ роскошныхъ переплетахъ и въ простенькихъ оберткахъ библіотеки Вьес. На стнахъ висло много картинъ, купленныхъ Верекіевымъ съ такимъ отсутствіемъ выбора, что рядомъ съ прекрасными произведеніями извстныхъ живописцевъ находились ни куда не годныя пачкатни. Одна только картина рельефно выдавалась своими свжими красками, это былъ портретъ графини Сальвертъ, работы извстнаго моднаго французскаго художника. Она была изображена въ бальномъ плать въ профиль, ей очень нравился этотъ портретъ, напоминавшій ей то время, когда она была еще очень молодой женщиной. И теперь, лежа на кушетк, она задумчиво смотрла на него, вспоминая о томъ, чмъ она была въ то время, когда писался портретъ.
Ей не было тогда и двадцати лтъ, она только что вышла замужъ за графа Сальвэрта, высокаго красиваго молодаго человка, котораго она выбрала себ въ мужья потому, что онъ былъ также богатъ, какъ она и также хорошо здилъ верхомъ. Однимъ словомъ, это былъ приличный бракъ во всхъ отношеніяхъ, только Люси не любила своего мужа, а Сальвэртъ предавался пьянству съ горя, что въ его семь было много сумасшедшихъ. Въ пьяномъ же вид на него находили припадки бшенства и онъ грозилъ убить всхъ. Еще теперь Люси съ ужасомъ вспоминала первую изъ тхъ страшныхъ сценъ, на которыхъ она присутствовала. Она только что вернулась съ одного изъ сеансовъ у живописца, написавшаго этотъ портретъ, и мужъ схватилъ ее такъ крпко за руку, что слды его пальцевъ виднлись боле двухъ недль. Съ тхъ поръ подобныя сцены разыгрывались почти безостановочно, она отъ испуга занемогла, а онъ грозилъ ее убить, если она кому-нибудь разскажетъ объ его припадкахъ. Мсяцы проходили за мсяцами и она постоянно находилась въ тревог, боясь грубыхъ выходокъ мужа, который доходилъ до того, что подвергалъ ее побоямъ. Она уже думала искать спасенія въ самоубійств или въ монастыр, какъ неожиданно Сальвертъ упалъ на прогулк съ- лошади и его привезли домой мертвымъ. Увидавъ трупъ мужа она заплакала, но сама не знала отъ радости или горя.
Она была свободна, свободна въ двадцать два года и съ пяти милліоннымъ состояніемъ. Люси разомъ очутилась въ такомъ положеніи, которое могло доставить ей вс условія счастья. Она могла начать жизнь съизнова и дала себ слово хорошо устроить свою новую жизнь. Не смотря на ея видимое легкомысліе она была очень честная женщина. Она не хотла предаться всякаго рода удовольствіямъ, которыя были теперь ей такъ доступны, а желала снова выйти замужъ, но осторожно, благоразумно выбрать себ мужа. Она ршила на этотъ разъ не ошибиться и стала внимательно смотрть вокругъ себя своими голубыми глазами, дтскаго яснаго взгляда, которыхъ не могло омрачить горе. Однако, въ продолженіи четырехъ лтъ эти свтло сафировые глаза и сердце, котораго они служили символомъ, не остановились ни на какомъ выбор. Сама не отдавая себ отчета, графиня Сальвертъ находилась въ опасномъ положеніи. Она достаточно знала жизнь, чтобъ не быть семнадцатилтнимъ наивнымъ ребенкомъ, который танцуетъ на балахъ съ веселой безпечностью, но она вмст съ тмъ не пріобрла настоящей свтской опытности. Несчастный бракъ до того напугалъ ее, что она инстинктивно боялась мужчинъ, а съ другой стороны сдерживая до сихъ поръ свои чувства, она могла легко поддаться всякой нжной ласк. По всмъ этимъ причинамъ ей грозила двойная опасность, ее могла напугать истинная любовь своей грубой искренностью, а ловкое лицемріе было въ состояніи обойти ее.
Сумерки все боле и боле окружали ея портретъ темной дымкой. Нжное благоуханіе букета розъ, стоявшаго подл въ венеціанской хрустальной ваз, нжно ласкалъ ее и она думала, все думала. Она видла себя въ первое время своего вдовства, когда она жила въ Париж у своей матери г-жи Оливье. Люси никогда не могла сойтись съ своей свтской матерью, которая не подозрвая ея несчастной брачной жизни сожалла о ней, какъ о неутшной вдов, а ея старинный домъ въ Сенъ-Жерменскомъ квартал окружалъ молодую женщину смертельно скучной атмосферой. По этому она съ радостью воспользовалась случаемъ ухать въ Италію съ одной изъ своихъ тетокъ и ея сыномъ Габріэлемъ, двадцати лтнимъ чахоточнымъ юношей, котораго она привыкла считать своимъ младшимъ братомъ. Они провели зиму въ Рим и, когда здоровье Габріэля значительно поправилось, они перехали во Флоренцію, гд графиня Сальвертъ наняла виллу князя Верекіева. Ей очень понравилась лихорадочная флорентинская жизнь съ ея чисто итальянской свободой и съ перваго дня вокругъ нея сталъ увиваться легіонъ поклонниковъ. Ихъ привлекали столько же ея милліоны, сколько ея хорошенькое лицо съ обворожительной улыбкой. Но они очень быстро улетучивались, испуганные ея гордымъ презрніемъ, не допускавшимъ и мысли о свтской интриг, а также ея веселостью, независимостью и страстью къ кокетству, которыя повидимому не гарантировали счастья ея будущему мужу. Особенно отпугивало жениховъ ея постоянное кокетничанье со всми, такъ какъ она всегда говорила съ усмшкой: ‘Если мой мужъ будетъ ревновать меня до свадьбы, то что-же будетъ потомъ?’
Въ настоящее время трое мужчинъ серьезно ухаживали за нею съ явнымъ намреніемъ жениться. Первый изъ нихъ былъ англичанинъ, сэръ Артуръ Страбэнъ, съ громаднымъ состояніемъ и историческимъ именемъ. Но зачмъ онъ одвался какъ его ддъ при Георг III и зачмъ ясные голубые глаза этого рыжаго великана съ костлявымъ лицемъ, иногда сверкали такъ жестоко, что ей становилось страшно? Все-таки онъ былъ благородный и добрый человкъ. Его крупная, здоровенная фигура обнаруживала правильную жизнь полную длинныхъ путешествій и атлетическихъ упражненій. Къ тому-же какъ хорошо онъ здилъ верхомъ и какъ ловко правилъ лошадьми. Она познакомилась съ нимъ въ Рим и онъ послдовалъ за нею во Флоренцію, гд купилъ, заново устроилъ и богато обставилъ домъ считавшійся однимъ изъ лучшихъ въ город. Лэди Страбэнъ! Это имя звучало прекрасно и общало ей роскошную жизнь, но любила-ли она его? Вспоминая дикій взглядъ, по временамъ блуждавшій въ его глазахъ, она чувствовала, что холодъ пробгалъ по всему ея тлу. Образъ мужа невольно возставалъ передъ нею. ‘Но, говорила она себ, этотъ не пьетъ ничего кром воды. Все-таки зачмъ у него такіе большіе воротнички и такой страшный взглядъ’?
Если сэръ Артуръ Страбэнъ возбуждалъ къ себ невольное уваженіе, то князь Антоніо Витали былъ прелестенъ во всхъ отношеніяхъ. Этотъ неаполитанецъ, съ мягкими ласкающими черными глазами, блдно-матовымъ цвтомъ лица поражалъ ее своей безконечной веселостью, фантастической рчью и мелодичнымъ голосомъ. Когда онъ плъ народныя псни своей родины, то возбуждалъ въ ея сердц какое-то особое нжное чувство. Притомъ онъ обладалъ чисто итальянской утонченностью манеръ и когда онъ слегка подмигивалъ правымъ глазомъ, то она знала, что происходившій вокругъ нихъ свтскій разговоръ разставляетъ сти, но что онъ, князь Антоніо, никогда въ нихъ не попадетъ. Онъ принадлежалъ къ числу тхъ страстныхъ сластолюбцевъ, которые невольно увлекаютъ своей безпечностью, доведенной до геройскаго самоотверженія. Всмъ было извстно, что проживъ громадное состояніе боле для другихъ, чмъ для себя, онъ додалъ послднія крохи своего богатства, какъ одинъ изъ героевъ Альфреда де-Мюссе, съ которыми наивно сравнивала его Люси. Но она была достаточно богата, чтобы позволить себ роскошь выйти замужъ за раззорившагося человка, если онъ дйствительно ей нравился, а съ княземъ Антоніо жизнь ей представлялась вчнымъ веселымъ праздникомъ. Были минуты, когда она думала, что провести всю жизнь среди смха, веселья музыки и танцевъ было всего пріятне и тогда сердце влекло ее къ князю Витали, но въ другое время она думала о немъ не очень нжно, такъ какъ она увряла себя и другихъ, что имла возвышенную душу, способную на идеальныя стремленія. ‘Я не люблю его, увряла она себя: потому что не питаю къ нему одинаковыхъ чувствъ утромъ и вечеромъ, вчера и сегодня’.
Оставался еще маркизъ Бонивэ, но любилъ-ли онъ ее? Иногда ей это казалось потому, что безъ любви нельзя было выражать ей столько нжнаго интереса. Но потомъ его аристократическая сдержанность побуждала Люси сомнваться въ его любви. Впрочемъ онъ повидимому и самъ считалъ, что между ними могутъ существовать только дружескія отношенія. Онъ всегда съ веселой улыбкой говорилъ, что въ его годы, на пятомъ десятк можно быть только товарищемъ хорошенькой женщины. Но сколько дйствительно было ему лтъ? Она этого не знала и нельзя было прочесть его возрастъ на удивительно сохранившемся, красивомъ лиц, которое не испещрилось преждевременными морщинами отъ многочисленныхъ приключеній его веселой парижской жизни. Онъ былъ чмъ-то въ род Донъ-Жуана если врить свтской хроник, но Командоръ уже явился ему въ лиц долговъ. Однажды утромъ маркизъ собралъ своихъ кредиторовъ, заплатилъ имъ все, что могъ и отсрочилъ остающійся долгъ. Онъ жилъ во Флоренціи, по его словамъ, изъ экономіи, такъ какъ желалъ поскоре освободиться отъ долговъ и окончить жизнь всми уважаемымъ патріархомъ. Въ настоящее время бывшій князь моды велъ жизнь самую скромную, безупречную, хотя занималъ дв комнаты въ старинномъ дворц на Арно, убранныя съ утонченной роскошью, благодаря своей свтской опытности, онъ игралъ во Флоренціи роль верховнаго судьи во всемъ, что касалось изящества и аристократіи, онъ не искалъ этого положенія, созданнаго силой вещей, но и не отказывался отъ него. Отчего графиня Сальвертъ такъ подробно пересчитывала вс достоинства этого раззорившагося свтскаго франта? Быть можетъ потому, что она была вполн женщина, хотя высоко честная, и что легенды объ его свтскихъ интригахъ плняли ея воображеніе, ей хотлось иногда узнать, что въ немъ могло возбудить пламенную любовь, бдной герцогини Лоро, которая сошла съума отъ его измны.
Въ сосдней комнат раздались шаги и молодая женщина очнулась отъ своихъ мечтаній. Въ дверяхъ показался худощавый болзненный юноша. При вид Люси, изящная фигура которой бллась на темномъ фон сумерекъ онъ покраснлъ,
— Ты испугалъ меня Габріэль, сказала она со смхомъ: какой ты дикарь, ты не исполнилъ своего слова и не былъ на моемъ праздник. Позвони пожалуйста и прикажи подать лампу. Съ какой эстетической англичанкой ты провелъ весь день? Какіе у тебя прекрасные цвты, прибавила она, указывая на букетъ блой гвоздики, который онъ держалъ въ рук.
— Я собралъ ихъ для тебя въ саду лэди Ральстонъ, отвчалъ онъ.
— Однако ты весь въ поту, сказала графиня Сальвэртъ, дотрогиваясь рукой до его лба съ нжностью сестры: пойди и поскоре переоднься. Ты настоящій ребенокъ, продолжала она гладя его по волосамъ: за тобой надо всегда ухаживать, хорошо что у тебя дв матери. Вонъ пріхала твоя родная. Уходи скоре.
И молодая женщина побжала на встрчу старой тетки, а Габріэль Оливье машинально вышелъ въ другую дверь, держа въ рук букетъ, который Люси даже не взяла у него.
Черезъ минуту онъ уже былъ въ своей комнат, гд въ камин пылалъ огонь и все дышало комфортомъ. Онъ бросился на кровать и горько зарыдалъ.
— Она даже не взяла моихъ цвтовъ, промолвилъ онъ сквозь слезы. Еслибъ она только знала, какъ я ее люблю. Но я для нея ребенокъ. Она забавляется съ другими. А я ее люблю до безумія. Больно такъ любить.

III.

Маркизъ Бонивэ дохалъ съ сэромъ Артуромъ Страбэномъ до стариннаго дворца, выстроеннаго Микель-Анджело для какого-то папскаго племянника, и въ которомъ теперь жилъ англичанинъ. Потомъ онъ пошелъ пшкомъ въ клубъ, завернувъ по дорог къ Мишелю Гартебизу, французскому учителю фехтованія, какъ гласила надпись надъ дверью. Вроятно онъ тутъ услыхалъ что нибудь пріятное, потому что, продолжалъ съ улыбкой свой путь въ клубъ, гд онъ тотчасъ слъ играть въ карты съ молодымъ французомъ, который былъ проздомъ во Флоренціи. Этотъ двадцатичетырехъ-лтній сынъ богатаго промышленника, рекомендованный маркизу однимъ изъ его родственниковъ былъ вн себя отъ радости, что находится въ дружескихъ отношеніяхъ съ однимъ изъ древнйшихъ аристократовъ Франціи.
— Я ограбилъ васъ, сказалъ Бонивэ съ своей привлекательной улыбкой, окончивъ партію и выигравъ шесть сотъ франковъ у Жака Дарво.
— Вы играете, какъ ваши отцы сражались, отвчалъ молодой человкъ.
Осторожный маркизъ игралъ очень рдко и только съ иностранцами, но въ этихъ случаяхъ онъ такъ напрягалъ свое вниманіе, что почти всегда выигрывалъ. Конечно никому не могло пойти въ голову, что небольшія суммы, выигранныя имъ такимъ образомъ составляли главную основу его теперешнихъ доходовъ.
Простившись съ Жакомъ Дарво, Бонивэ вернулся домой, чтобы одться къ обду, такъ какъ онъ ежедневно обдалъ въ гостяхъ. По утрамъ онъ съдалъ только два яйца въ смятку и пилъ чашку чая съ цлью похудть, какъ онъ самъ говорилъ, но очевидно изъ экономіи.
— Господинъ маркизъ кажется очень доволенъ сегодня, сказалъ, причесывая Бонивэ, его старый лакей Пласидъ, отличавшійся рдкой преданностью къ своему господину.
— Зато ты не будешь доволенъ, отвчалъ маркизъ, который по древнему обычаю говорилъ ты своему слуг, когда узнаешь, что теб придется сегодня вечеромъ отнести дв записки къ графин Сальвертъ и сэру Артуру.
— Ничего, я пройдусь, съ удовольствіемъ произнесъ Пласидъ, я такъ мало хожу, служа маркизу, что могу схватить подагру.
— Ты не достоинъ имть подагру, замтилъ Бонивэ съ улыбкой, узнавъ въ словахъ лакея свою обычную фразу, которой онъ оправдывалъ свою экономическую привычку, никогда не брать извощика.
Быть можетъ въ этомъ случа экономія соотвтствовала гигіен. По крайней мр, такъ показалось маркизу, когда онъ взглянулъ въ зеркало и увидлъ себя прежнимъ изящнымъ Бонивэ, достойнымъ соперникомъ любого молодого человка. Въ этотъ вечеръ дйствительно въ немъ замчалась, какая-то особая чисто юношеская живость и Пласидъ Даріанъ не утерплъ, чтобы не сказать.
— Господинъ маркизъ все-таки выше всхъ. Съ деньгами и съ хорошимъ портнымъ я былъ-бы не хуже ихъ, а безъ денегъ и безъ портного они были-бы не лучше меня.
О какихъ таинственныхъ лицахъ говорилъ преданный слуга, было извстно только ему, и Бонивэ не старался разршить этой загадки, хотя наивный комплиментъ ему и понравился. Окончивъ свой туалетъ, онъ напвая какую-то арію изъ модной оперетки сдъ за письменный столъ, чтобы написать дв записки. Одна изъ нихъ извщала графиню Сальвертъ, что шпаги и перчатки прибыли изъ Парижа, и что учитель фехтованія ждетъ ее на другое утро въ десять часовъ, о чемъ ей надо было предупредить князя Витали. Въ другой записк, онъ предлагалъ сэру Артуру Страбэну похать съ нимъ верхомъ завтра утромъ въ восемь часовъ съ половиною въ Касине. Эти дв записки имли въ глазахъ Бонивэ какую-то тайную связь, и запечатывая ихъ перстнемъ, который Францискъ I подарилъ его предку адмиралу, онъ хитро улыбнулся. Но если дло шло о томъ, чтобы поссорить англичанина съ графиней Сальвертъ, то что побуждало его къ этому? Неужели онъ имлъ тайное намреніе жениться на Люси? Какъ-бы то ни было, идя пшкомъ въ аристократическій домъ, гд онъ былъ званъ къ обду, онъ нервно вертлъ въ рук набалдашникъ своей трости, и глаза его иронически сверкали. Но вс знавшіе его, такъ привыкли видть въ немъ образецъ свтской моды, что никому не входила въ голову мысль о томъ, чтобы онъ могъ придумывать хитрые планы и упорно исполнять ихъ. По крайней мр ни графиня Сальвертъ, ни сэръ Артуръ, получивъ его записки въ этотъ вечеръ, не заподозрили никакой для себя опасности.
Англичанинъ возвратился домой въ чрезвычайно грустномъ настроеніи. Дйствительно, разговоры наедин между Люси и княземъ Витали возбудили въ немъ то физическое страданіе, которое хорошо извстно всмъ ревнивымъ людямъ, а замчаніе маркиза насчетъ красоты его соперника, еще боле разстроило его. Онъ приказалъ откладывать лошадей, написалъ записку о томъ, что не можетъ быть на обд въ этотъ день въ одномъ изъ аристократическихъ домовъ Флоренціи, надлъ домашній костюмъ и развалившись на большомъ кожаномъ диван, началъ курить очень крпкій и черный табакъ, изъ короткой деревянной трубки. Эту дурную привычку онъ пріобрлъ въ Оксфордскомъ университет и съ тхъ поръ всегда возвращался къ ней въ мрачныя минуты своей жизни. По временамъ онъ откупоривалъ бутылку содовой воды, выливалъ ее въ большой стаканъ и подбавлялъ значительную дозу ирландскаго виски. Обыкновенно онъ дома и въ гостяхъ никогда не пилъ ни вина, ни крпкихъ напитковъ, но какъ только ему становилось тяжело на душ, онъ любилъ забыться подъ одуряющимъ вліяніемъ водки и табачнаго дыма.
— Это нестерпимо, произносилъ онъ громко, когда образъ Люси, улыбавшейся князю Витали, слишкомъ ясно возставалъ передъ нимъ. Съ мельчайшей подробностью видлъ онъ вс черты любимаго лица, нжныя очертанія ея розовыхъ, покрытыхъ мягкимъ пушкомъ, щечекъ, соблазнительное родимое пятно у лвой оконечности рта и обворожительный взглядъ ея голубыхъ глазъ. Но вмст съ этимъ чуднымъ образомъ, являлась передъ нимъ и фигура князя Витали, съ его прекраснымъ блднымъ лицомъ, напоминавшимъ портреты Тиціана и Веронезе. Сердце сэра Артура болзненно сжималось при мысли, что глаза молодого итальянца краснорчиво выражали желаніе обладать красавицей, но подозрніе, что князь Витали ршилъ влюбить въ себя Люси и жениться на ней, возбуждало въ немъ такой порывъ злобы, что наконецъ онъ не могъ боле сдерживать себя и гнвно бросилъ на полъ стаканъ, который подносилъ къ своимъ губамъ.
— Ребячество, промолвилъ онъ еще боле грустнымъ тономъ отъ сознанія, очень унизительнаго для англичанина, что онъ потерялъ свое хладнокровное самообладаніе.
Въ эту минуту ему подали письмо маркиза Бонивэ и онъ приказалъ отвтить на словахъ, что будетъ въ условленное время въ Кассине. Это неожиданное обстоятельство дало его мыслямъ новый оборотъ и сосредоточило ихъ на Бонивэ, къ которому онъ питалъ большое сочувствіе, вызванное очень сложными причинами.
Еще молодымъ человкомъ во время своей первой поздки въ Парижъ, онъ имлъ честь ввести чрезъ посредство Бонивэ въ моду англійскія лтнія рубашки изъ цвтного полотна, съ блыми воротниками и рукавчиками. Во время его теперешняго пребыванія во Флоренціи, онъ нсколько разъ намекалъ маркизу о своей любви къ графин Сальвэртъ, и тотъ съ большимъ тактомъ выслушивалъ его полу-откровенности. Наконецъ сэру Артуру казалось, что Бонивэ имлъ хорошее вліяніе на молодую женщину, что не возбуждало въ немъ ни малйшей ревности. Онъ былъ убжденъ, что маркизъ не думалъ о женитьб, сама Люси часто говорила со смхомъ, что онъ такъ искусно умлъ старть и потому въ глазахъ англичанина, онъ былъ не соперникомъ, а напротивъ, возможнымъ союзникомъ.
— Да, бормоталъ онъ, соскочивъ съ дивана и принимаясь ходить взадъ и впередъ по комнат: — я поручу ему сказать ей, что необходимо выбрать немедленно меня или князя Витали.
Онъ ршительно не могъ боле оставаться въ этомъ тяжеломъ положеніи, онъ безумно любилъ и безумно ревновалъ. Изъ всхъ человческихъ чувствъ, онъ всегда страдалъ наиболе отъ дикой ревности. Проведя свою юность въ безупречной чистот и только предававшись въ Париж разнузданной жизни, онъ сдлался какимъ-то развращеннымъ дикаремъ. Отъ дикаря онъ сохранилъ грубые физическія инстинкты, благодаря которымъ кровь бросалась ему въ голову отъ пламенныхъ желаній, а грустный опытъ его веселой жизни въ Париж, заставлялъ его подозрительно относиться къ женщинамъ, причинявшимъ ему немалыя страданія.
— А если она откажется отъ немедленнаго выбора, продолжалъ онъ размышлять, то значитъ она кокетка. Я прямо ей это скажу и на вки съ нею разстанусь. Я поду къ Джону въ Африку.
И мысли его на минуту сосредоточились на этомъ друг его первой молодости. Лордъ Пенритъ былъ страшный ненавистникъ женщинъ, какъ говорятъ въ Оксфорд, и любилъ только путешествія и охоту. Онъ уже три раза объхалъ вокругъ свта и теперь охотился гд-то на африканскомъ берегу. Одна изъ залъ его древняго замка въ Вестморланд, была переполнена чучелами убитыхъ имъ львовъ, тигровъ, пантеръ и гигантскихъ птицъ. Недавно сэръ Артуръ получилъ отъ него письмо съ приглашеніемъ поохотиться вмст въ Африк. Думая о коренастой, загорлой фигур своего друга, онъ вспомнилъ и о тхъ пріятныхъ дняхъ, которые онъ провелъ съ нимъ въ морскихъ странствіяхъ на яхт. Кто-бы подумалъ, что онъ купитъ дворецъ во Флоренціи и будетъ жить въ немъ, какъ въ своемъ лондонскомъ дом, ради голубыхъ глазъ одной изъ тхъ француженокъ, которыхъ лордъ Пенритъ презиралъ боле всхъ женщинъ.
И снова его мысли перенеслись къ терзавшей его сердце кокетк. Конечно она была кокетка, иначе она не издвалась-бы надъ нимъ съ какимъ-то фатомъ, который даже не былъ джентльмэномъ. Но легко было обвинять ее въ кокетств, а въ сущности быть можетъ она была просто веселымъ беззаботнымъ ребенкомъ. Не смотря на то, что она была замужемъ, всякій принялъ-бы ее за молодую двушку. Нтъ, ршительно она не была кокеткой, а только очаровательнымъ легкомысленнымъ созданіемъ, которое одинаково улыбалось и ему и князю Витали.
Среди этихъ тревожныхъ мыслей и мечтаній, наступила ночь и бутылка виски была уже пустая. Но алькоголь не дйствовалъ на возбужденные нервы. Онъ тяжело вздохнулъ и открывъ маленькую аптечку для путешествій, вынулъ черную стклянку съ опіумомъ. Это было послднее средство, къ которому онъ прибгалъ, чтобъ отдлаться отъ мучившей его ревности, и въ девять часовъ онъ уже спалъ мертвымъ сномъ. Въ это самое время Бонивэ выходилъ изъ обденнаго стола, графини Арденцы, боле остроумный и саркастическій, чмъ когда, князь Витали стоялъ за стуломъ графини Сальвэртъ въ лож театра, гд давали ‘Мефистофеля’ Бойто, а Габріэль Оливье читалъ, лежа въ постели, вдохновенные любовью поэмы Данте Россетти. Въ сердц каждаго изъ нихъ царила Люси, но для Бонивэ, она была предметомъ интриги, для князя Витали пріятнымъ препровожденіемъ времени, для Габріэля нжной мечтой, а для сэра Артура мрачнымъ кошмаромъ.

IV.

Въ восемь часовъ утра слуга сэра Артура съ трудомъ разбудилъ его отъ тяжелаго сна. Онъ наконецъ очнулся съ еще боле разстроенными нервами, чмъ наканун и съ такой тяжестью въ голов, что онъ не могъ отдлаться отъ нея даже посл холодной души. Чтобъ придти въ себя, онъ выпилъ большую чашку очень крпкаго чернаго кофе, но и это только увеличило его нервное разстройство, которымъ онъ иногда страдалъ до такой степени, что ему входила въ голову мысль о самоубійств. Вскочивъ на лошадь и отправляясь на свиданіе съ маркизомъ, онъ вспоминалъ о вчерашней ревнивой вспышк и сердце его снова болзненно сжималось. Но встртивъ маркиза и похавъ съ нимъ въ Кассине, онъ почувствовалъ какъ-бы нкоторое облегченіе отъ скорой зды и свжаго утренняго воздуха.
Былъ одинъ изъ тхъ ясныхъ весеннихъ дней, которые дйствительно божественны во Флоренціи. Словно зеленый иней дрожалъ на втвяхъ деревьевъ. Безконечный рядъ холмовъ терялся на небосклон въ лазуревой синев неба, въ воздух чувствовалось легкое дуновеніе свжаго втерка. Главная аллея парка была переполнена всадниками и экипажами, о которыхъ Бонив отзывался съ ироническимъ остроуміемъ. Сэръ Артуръ слушалъ его съ страннымъ напряженіемъ и маркизъ какъ-бы нарочно въ припадк мизантропіи своими замчаніями только увеличивалъ болзненную подозрительность англичанина.
— А вотъ и графиня Нина съ княземъ Андреемъ, говорилъ онъ съ ядовитой улыбкой:— значитъ понизились акціи бднаго Тоніо. Какъ хороша сегодня Эмилія, не смотря на ея сорокъ лтъ и столько компаній! Вашъ двоюродный братъ лордъ Рандольфъ былъ влюбленъ въ нее по уши и считалъ себя счастливымъ ровно шесть недль. И этотъ срокъ слишкомъ продолжителенъ для ея измнчивой натуры. Вы кажется не замтили, что вамъ кланялся вашъ другъ Джемсъ. Я право не понимаю, какъ онъ ухитрился, чтобъ потерпть пораженіе, ухаживая за Наташей. Вы можете ему сказать, что онъ первый…
Вс эти замчанія были ничто иное, какъ выводъ изъ обычныхъ свтскихъ сплетней, которыми такъ богата Флоренція. Но они очень сильно дйствовали на сэра Артура при теперешнемъ его настроеніи и онъ скакалъ все шибче и шибче, какъ-бы желая унестись далеко, далеко отъ того общества лжи и обмана, въ которомъ царила графиня Сальвэртъ. Къ тому же нельзя было поручиться, что встрчавшіеся на каждомъ шагу знакомые не говорили о немъ: ‘бдный Страбэнъ! какъ его водитъ за носъ маленькая графиня’. Нтъ, онъ не будетъ игрушкой кошки, одной изъ тхъ безсердечныхъ женщинъ, которыя губятъ искренно влюбленныхъ въ нихъ людей съ тмъ-же удовольствіемъ, къ какимъ игрокъ въ шахматы длаетъ матъ своему сопернику.
— Однако намъ пора вернуться, воскликнулъ неожиданно Бонивэ, не отстававшій отъ своего товарища: я боюсь опоздать на свиданіе съ вашей красавицей.
— Графиня Сальвэртъ васъ ждетъ? спросилъ сэръ Артуръ, который выходилъ изъ себя, когда при немъ выражались такъ легко о той, которую онъ хотлъ назвать своей женой.
— А я вамъ еще не разсказалъ объ ея новой выходк? наивно спросилъ маркизъ.
— Нтъ, отвчалъ сэръ Артуръ и сердце у него тревожно забилось.
— Представьте себ, что она фехтуетъ у Гертебиза и сеансы начинаются сегодня. Подемте туда, это насъ позабавитъ.
— Подемъ, сказалъ сэръ Артуръ и круто повернулъ лошадь.
Спустя три четверти часа они оба, оставивъ своихъ лошадей, одинъ манежному берейтору, а другой своему груму, вошли въ тотъ домъ, въ которомъ наканун Бонивэ провелъ нсколько минутъ повидимому къ полному своему удовольствію.
Комната нижняго этажа, выходившая окнами на улицу, представляла обычное зрлище фехтовальныхъ залъ. По стнамъ висли рапиры, маски, перчатки, нагрудники. Но въ комнат никого не было. За то за стеклянной дверью, въ конц ея раздавалось топаніе ногъ, бряцаніе рапиръ и техническіе термины: ‘Engagez… dgagez., parez quarte… parez sixte… fendez vous…’. Среди этихъ обычныхъ въ фехтовальномъ искусств звуковъ, слышался веселый смхъ графини Сальвэртъ и громкій мелодичный голосъ князя Витали.
Не успли сэръ Артуръ и маркизъ войти въ пустую комнату, какъ стеклянная дверь отворилась и передъ нимъ предсталъ Мишель Гертебизъ. Это былъ человкъ очень высокаго роста, съ длинными ногами, костлявымъ лицомъ и козлиной бородкой. Отставной военный, онъ поселился во Флоренціи посл очищенія Рима французскими войсками и состоялъ подъ особымъ покровительствомъ маркиза Бонивэ.
— Графиня здсь, сказалъ онъ, почтительно поклонившись постителямъ: она беретъ урокъ въ отдльной зал съ княземъ Витали. Она далеко пойдетъ если будетъ заниматься. По ея словамъ, она училась фехтованію у покойнаго мужа и повидимому нисколько не забыла его уроковъ. Вы сами увидите. Пожалуйте.
Сэръ Артуръ и маркизъ послдовали за нимъ въ сосднюю комнату, которая была гораздо меньше, но украшалась тми же фехтовальными доспхами. Среди нея стояла графиня Сальвэртъ въ бломъ фланелевомъ плать съ большимъ воротникомъ, какое англичанки надваютъ для игры въ тенисъ. На ея маленькихъ ножкахъ виднлись башмаки изъ желтой кожи безъ каблуковъ, и черные шелковые чулки. Шляпка, вуаль, зонтикъ съ толстой ручкой и легкая срая накидка лежали на стул. Нсколько прядей ея прелестныхъ блокурыхъ волосъ, распустившись, дрожали вокругъ ея лица, выражавшаго дтскую радость. Глаза ея сверкали, блые зубки блестли между красныхъ губъ. Обыкновенно блдныя щеки были покрыты легкимъ румянцемъ. Быстрота и гибкость ея движеній заставляли угадывать такую силу мускуловъ, которую нельзя было предполагать въ этой маленькой, и на видъ хрупкой женщин. Противъ нея стоялъ князь Витали, съ маской на лиц и блымъ кожанымъ нагрудникомъ, принявъ красивую позу и держа въ правой рук рапиру, онъ ловко исполнялъ принятую на себя обязанность фехтовальнаго учителя.
— Здравствуйте, сказала Люси, продолжая парировать удары противника: еще минута и мы кончимъ.
Новые постители заняли мста, и урокъ продолжался. Маркизъ Бонивэ придалъ своему лицу насмшливое и снисходительное выраженіе старшаго брата, при вид невинныхъ выходокъ избалованной сестры.
— Браво, браво, говорилъ онъ: только ваша лвая нога стоитъ не довольно твердо. Вы позволите?
И вставъ, онъ почтительно прикоснулся рукой къ ея лвой ног.
— Теперь голову немного направо. Вы позволите? продолжалъ онъ и снова также почтительно дотронулся рукой до лба молодой женщины.
Эти фамильярности еще боле усиливали невыразимыя страданія сэра Артура, который никакъ не могъ допустить, чтобы истинная лэди пошла фехтовать въ публичной зал съ своимъ поклонникомъ. И чмъ боле онъ убждался въ красот и мужественной граціи князя въ его фехтовальномъ костюм, тмъ боле онъ упрекалъ графиню за ея безумную выходку.
— Ну, что скажете? произнесла Люси, когда ея импровизированный учитель воскликнулъ: ‘En place, repos’: я кажется не забыла фехтовать. Рапиры прекрасныя и очень легкія, прибавила она, протягивая свою правую руку въ большой замшевой перчатк съ крагами маркизу и англичанину: а что вы сэръ Артуръ присоединитесь къ намъ? Но нтъ, вы англичане презираете фехтованіе. Это слишкомъ тонкая работа для нихъ, воскликнула она съ иронической улыбкой и обращаясъ къ князю Витали: имъ нужны грубыя атлетическія упражненія.
— Это ударъ прямо въ сердце, сэръ Артуръ, замтилъ Бонивэ со смхомъ.
— Я не буду защищаться, отвчалъ англичанинъ, но позвольте графиня мн сказать вамъ два слова.
— Хоть сто, если хотите.
— Но я желалъ бы представить вамъ наедин отчетъ о томъ порученіи, которымъ вы меня почтили.
— Какая таинственность, замтила Люси, слегка насупивъ брови, пойдемте.
Очутившись вдвоемъ въ сосдней комнат, она спросила вполголоса, но гнвнымъ тономъ:
— Что значитъ эта вольность?
— Ничего графиня, отвчалъ сэръ Артуръ. Я не могу переносить, чтобы вы себя такъ компрометировали, и если никто не говоритъ вамъ правды, то я беру на себя эту обязанность. Умоляю васъ, вернитесь тотчасъ въ свою виллу и не повторяйте этой безумной выходки. Неужели вы хотите сдлаться басней всей Флоренціи?
— Благодарю, отвчала она съ рзкимъ смхомъ, и вернувшись къ князю Витали, воскликнула: будемте продолжать урокъ.
Выходя на улицу сэръ Артуръ слышалъ громкій голосъ его соперника, весело выкликавшій: ‘Engagez., une, deux… fendez vous… parez… quatre’.
— У нея нтъ сердца, нтъ сердца, нтъ сердца! говорилъ про себя бдный сэръ Артуръ, пшкомъ возвращаясь домой, надо это покончить.

V.

Посл ухода англичанина графиня Сальвэртъ продолжала фехтовать съ еще большей энергіей, чмъ прежде, но черезъ пять минутъ она неожиданно бросила рапиру.
— Посмотрите пріхала-ли моя коляска, сказала она, обращаясь къ маркизу.
И, получивъ утвердительный отвтъ, она взглянула на маленькіе часы, которыя въ вид брелока висли на ея кожанномъ кушак.
— Одинадцать часовъ, мн пора, промолвила она.
Быстро надла она шляпку вуаль и пальто, направилась къ дверямъ и на порог, прибавила съ нервной улыбкой.
— Прощайте господа.
— Она чмъ-то недовольна, замтилъ князь Витали, когда послышался стукъ колесъ удалявшагося экипажа.
— Ничего, отвчалъ Бонивэ, она вроятно поссорилась съ сэромъ Артуромъ.
— А, произнесъ хладнокровно итальянецъ: кто нибудь ихъ помиритъ.
И черные глаза его пристально смотрли на маркиза, какъ-бы говоря: ‘Вы хотите возбудить во мн ревность и узнать мои намренія, но не безпокойтесь, вы ничего не узнаете, я смюсь надъ вашей хитростью’.
— Вы будете фехтовать сегодня? сказалъ онъ громко.
Коляска графини Сальвэртъ быстро катилась по улицамъ города, одна сторона которыхъ пользовалась прохладной тнью, а другая была залита палящимъ солнцемъ. Вдоль старинныхъ дворцовъ съ ршетчатыми окнами и большими желзными кольцами, на стнахъ тянулся цлый рядъ весеннихъ цвтовъ загромождавшихъ столы продавцевъ. Но странный контрастъ этихъ блестящихъ тоновъ съ чернотою каменныхъ стнъ не обратилъ на себя вниманія молодой женщины, которая казалась очень задумчивой. Одной изъ главныхъ чертъ ея характера былъ чрезмрный страхъ общественнаго мннія. Она охотно бросала ему перчатку, но для нея было нестерпимо слышать осужденіе ея смлыхъ выходокъ.
— По какому праву сэръ Артуръ осмливается меня судить и высказывать мн свои мннія? спрашивала она себя: разв я сдлала что нибудь дурное, да если я и виновата, то. ему какое дло? Онъ мн не мужъ и не любовникъ!
Несмотря на очевидную справедливость этого заключенія, она не могла перенести мысли, чтобы сэръ Артуръ думалъ о ней дурно.
— Но разв я его люблю, продолжала Люси свой внутренній допросъ, что его мнніе можетъ меня такъ безпокоить?
И она принялась анализировать свое сердце съ полутревогой и съ полунадеждой. Часто подвергала она себя подобному процессу, не подозрвая, что парализуетъ этимъ свое сердце. Каждый разъ она убждалась въ отсутствіи серьезнаго чувства, которому она не дозволяла развиваться, благодаря слишкомъ частымъ анализамъ. И теперь полулежа въ своей коляск, она приходила къ тому-же результату.
— Какой врный признакъ любви? Необходимость присутствія любимаго человка для полнаго счастья. Но сегодня утромъ я не думала о сэр Артур и фехтуя съ Витали, я забыла что онъ существуетъ на свт. Нтъ я его не люблю. А онъ любитъ-ли меня? Какъ блестятъ его глаза, когда онъ смотритъ на меня! Но у мужчинъ желанія и ревность вызываютъ т же явленія, какъ любовь.
Она невольно вспомнила о взглядахъ своего мужа во время тхъ страшныхъ сценъ, которыя едва не свели ее въ могилу. Холодъ пробжалъ по всему ея тлу.
— Нтъ довольно одного раза, сказала она себ. Я никогда не буду лэди Страбэнъ.
Въ эту минуту экипажъ остановился передъ ея виллой. Она выскочила, но не пошла въ комнаты, а направилась въ садъ. Было двнадцать часовъ. Садъ спалъ подъ лучами солнца, которые ослпительно сверкали на мраморныхъ статуяхъ и свтлыхъ стнахъ виллы. Графиня Сальвэртъ медленно пошла по алле сиреней, которыя, только что начинали распускаться. Она сорвала нсколько втокъ, ихъ нжное благоуханіе, какъ-бы разсяло ея мрачныя мысли, и она сказала себ.
— Какъ-бы то ни было онъ человкъ искренній, и дйствительно любитъ меня. А прідетъ онъ сегодня, чтобы попросить прощеніе за свою глупую выходку? Хорошо, прибавила она мысленно и вынувъ часы захлопала въ ладоши, какъ ребенокъ. Если онъ прідетъ до половины третьяго, то значитъ онъ меня любитъ и я буду очень нжна съ нимъ, но если онъ прідетъ позже, то я приму его какъ собаку.
И очень довольная этимъ дтскимъ договоромъ съ своей кокетливой натурой, она быстро пошла въ впллу, гд ее ждали къ завтраку, Габріель и г-жа Оливье.
За столомъ она какъ всегда разсказывала о своихъ утреннихъ выходкахъ, смялась надъ Габріэлемъ, котораго пугали ея эксцентричности, бранила его за то, что онъ мало лъ, и разспрашивала тетку о новостяхъ, которыя она вычитала въ парижскихъ газетахъ. Посл завтрака Габріэль пошелъ гулять, а его мать удалилась въ свою комнату, гд она цлыми днями работала какой-нибудь сюрпризъ своей племянниц. Люси подъ предлогомъ, что ей надо написать нсколько писемъ, помстилась въ своей маленькой гостиной, но въ дйствительности курила папироску за папироской, пристально смотря на часы. Она серьезно считала обязательнымъ заключенный съ самой собою договоръ. Съ инстинктивной хитростью она передъ завтракомъ переодлась и замнила утренній мужской костюмъ, свтло-голубымъ платьемъ съ блыми кружевами и такими короткими рукавами, что ея пластическія руки были обнажены до локтей.
— Два часа… два часа пять минутъ… два часа десять, произносила она почти громко: два часа пятнадцать… два часа двадцать…
Минутная стрлка готова была указать половину третьяго, какъ неожиданно раздался звонокъ и слуга доложилъ о сэр Артур Страбэн.
— Принять, сказала молодая женщина съ улыбкой торжества и когда въ комнату вошелъ англичанинъ, она нжно промолвила:
— Это очень мило, что вы не дуетесь, а тотчасъ пріхали извиниться. ну, нечего объ этомъ и говорить. Вы нашли что я поступила неприлично, и сказали мн объ этомъ, а потомъ сами раскаялись въ своей смлости. Не надо извиненій. Я прощаю, только не гршите боле, прибавила она грозя ему пальцемъ.
— Вы ошибаетесь графиня, отвчалъ серьезно сэръ Артуръ, лицо котораго дышало твердой ршимостью: я не явился къ вамъ чтобы просить извиненія. Я не чувствую себя виновнымъ относительно васъ.
— Хорошо, сказала. Люси, закуривая новую папироску. Вы хотите сдлать мн сцену. Мужчин, виновному въ неловкости, остается одно изъ двухъ, или извиниться, или разыграть сцену. Я васъ слушаю.
— Парижанки очень остроумны, замтилъ медленно сэръ Артуръ.
Еще наканун вечеромъ онъ ршился покончить дло разомъ и узнать, любитъ ли она его или нтъ. Ея утренняя выходка и теперешняя кокетливая веселость, только усиливали его ршимость.
— Да, продолжалъ онъ: вы очень остроумны, но припомните названіе одной изъ комедій Альфреда де Мюссе.
— Между чашей и губами, спросила иронически Люси.
Въ эту минуту, она снова подмтила въ глазахъ сэра Арту.ра тотъ опасный взглядъ, который такъ пугалъ ее въ муж. Примирительное настроеніе въ ней тотчасъ исчезло. ‘А, господа англичане, вы стрляете первые, подумала она: хорошо, вамъ отвтятъ. Вамъ нуженъ урокъ и вы его получите’.
— Нтъ, отвчалъ сэръ Артуръ: комедія, о которой я говорю, называется: ‘Нельзя шутить съ любовью’. Позвольте мн графиня напомнить вамъ о томъ, что вы отвчали мн три мсяца тому назадъ, когда я имлъ честь просить вашу руку…
— Я вамъ сказала, чтобы вы подождали полгода, перебила его Люси: но кажется, іюль мсяцъ еще не наступилъ.
— Я подчинился вашему желанію, продолжалъ Страбэнъ, думая, что вы дйствительно хотите посовтоваться съ вашимъ сердцемъ. Но я не согласенъ, чтобы вы отсрочивали вашъ отвтъ только для того, чтобы меня мучить.
— А чмъ я васъ мучаю?
— Интимностью съ людьми, одинъ взглядъ которыхъ долженъ бы васъ оскорблять. Люси, продолжалъ онъ съ пламеннымъ жаромъ,— если вы не хотите быть моей женою, то скажите прямо. Иначе пожертвуйте мн тми, которые сведутъ меня съ ума отъ ревности.
— Выговорите о маркиз Бонивэ? спросила графиня Сальвэртъ.
— Нтъ, вы хорошо знаете, что я говорю о княз. Онъ ухаживаетъ за вами, я это вижу, я это чувствую. Но я не., хочу чтобы моя будущая жена подвергала себя такому ухаживанію.
Лицо его выражало столько страсти, жестокости и страданія, что молодая женщина испугалась. Она встала и подойдя къ звонку сказала.
— Вы сами не сознаете, какъ оскорбительны для меня ваши слова. Извините, что должна васъ оставить, мн надо хать въ три часа и я едва успю переодться. Прощайте.
— Прощайте, отвчалъ сэръ Артуръ, низко поклонившись.
Холодность графини Сальвэртъ, окончательно его доканала.
— Она просто кокетка, повторялъ онъ, возвращаясь во Флоренцію. Даю слово, что посл завтра уду отсюда.
И онъ приказалъ кучеру хать на телеграфъ, гд онъ хотлъ немедленно отправить депешу къ лорду Пенриту о своемъ скоромъ прізд.
— Какой дикарь, думала Люси одваясь чтобы хать въ Кассине. Онъ осмлился сказать мн: прощайте. Хорошо, онъ завтра же будетъ у моихъ ногъ. Но это кончится дурно.
И легкая дрожь пробжала по всему ея тлу.

VI.

— Съ однимъ покончилъ, думалъ маркизъ Бонивэ, возвращаясь домой съ желзно-дорожной станціи, куда онъ проводилъ сэра Артура Страбэна, ухавшаго въ Англію подъ предлогомъ неожиданно полученной важной депеши: я знаю ихъ обоихъ. Онъ не напишетъ ей ни строчки, а она не подниметъ пальца, чтобы поманить его. Съ такими двумя гордыми натурами одной ссоры достаточно, чтобы расторгнуть даже самый счастливый бракъ: Ну, теперь примемся за другого. Но съ нимъ надо вести тонкую игру. Витали не иметъ ничего общаго съ горячимъ, но искреннимъ Страбэномъ. Мы уже давно съ княземъ поняли другъ друга.
Размышляя такимъ образомъ, маркизъ крпко держалъ зонтикъ, который охранялъ его отъ накрапывавшаго дождя, и ловко маневрировалъ въ своихъ тонкихъ ботинкахъ между многочисленными лужами.
— Когда я буду мужемъ графини Сальвертъ, то не стану подвергаться такимъ непріятностямъ, почти громко произнесъ онъ, неожиданно обрызганный прозжавшимъ экипажемъ.
Конечно, онъ могъ всегда жениться на богатой, придавъ свой историческій титулъ, но онъ не хотлъ ршиться на такое униженіе до послдней крайности. Онъ пріхалъ во Флоренцію только для того, чтобы найти женщину, которая соединяла-бы съ богатствомъ личную привлекательность. Въ Люси онъ нашелъ вс качества жены, о которыхъ онъ мечталъ. Поэтому онъ повелъ противъ молодой вдовы аттаку по всмъ правиламъ искусства и вмст съ тмъ съ самой благоразумной осторожностью.
— Если князь, какъ онъ ни хитеръ, продолжалъ мысленно разсуждать маркизъ, не попадетъ въ эту ловушку, то я не Бонивэ, къ тому-же г-жа Ананкова такая хорошенькая.
Женщина, которую маркизъ выбралъ себ въ сообщницы, была блестящая русская свтская дама, которая развелась съ своимъ вторымъ мужемъ и только дв недли тому назадъ прибыла во Флоренцію. Она встртила въ обществ князя Витали и съ перваго взгляда влюбилась въ него, въ-чемъ и созналась одной изъ своихъ соотечественницъ госпож Денисовой, веселой, подвижной боязливой и вчно смющейся блондинк.
— Это очаровательная, идеальная исторія, сказала г-жа Денисова маркизу, котораго она обожала за его донъ-жуановскую репутацію: Ирина видла его только два раза, влюбилась по уши и проситъ меня, чтобы я познакомила ее съ княземъ.
— А у нея бывали интрижки? спросилъ Бонивэ.
— Еще-бы, отвчала г-жа Денисова: да вдь изъ-за нея застрлился Борисъ, знаете Борисъ едоровичъ Каратьевъ, исторію котораго я вамъ разсказывала. Мы однажды сидли у княгини Софіи и для забавы вертли столы… Вдругъ столъ говоритъ: ‘Я Борисъ…’ ‘Какой Борисъ’? спросилъ мой братъ. ‘Борисъ едоровичъ, отвчалъ столъ’… ‘Неправда, отвчалъ мой братъ: я видлъ его сегодня’. Это было въ Петербург въ десить часовъ вечера и мы тотчасъ послали къ Каратьеву. Что-же вы думаете:— онъ застрлился въ 8 часовъ. А виновницей его смерти была Ирина Ананкова, которая бросила его ради одного изъ моихъ друзей, очень красиваго юноши.
Эти слова г-жи Денисовой преслдовали маркиза цлый день, даже на званомъ обд и на вечер у графини Арденца, гд его пріятель Жакъ Дарво имлъ огромный успхъ, декламируя знаменитый романсъ Мюссэ: ‘Si vous croyez que je vais dire’ голосомъ лучшихъ парижскихъ актеровъ и актрисъ, въ томъ числ Сары Бернаръ, Делонэ, Варини… и Гіасента, къ пародіи послдняго онъ даже прибавилъ фальшивый носъ, который незамтно надлъ, вынувъ его изъ кармана.
— Охъ!, ужь эти французы, воскликнула г-жа Денисова, среди громкихъ и общихъ рукоплесканій: я обожаю ихъ. Любезный маркизъ, представьте мн его. Какъ вы думаете, онъ не откажется повторить на моемъ завтрашнемъ вечер свои удивительныя пародіи?
Бонивэ тмъ съ большимъ удовольствіемъ исполнилъ ея желаніе, что тотчасъ сообразилъ, какую пользу онъ можетъ извлечь изъ минутнаго увлеченія госпожи Ананковой княземъ Витали. Онъ согласился въ качеств патрона Дарво устроить ужинъ, которымъ молодой французъ хотлъ угостить своихъ флорентинскихъ друзей передъ отъздомъ въ Парижъ. Легко было включить въ число приглашенныхъ г-жу Денисову и ея подругу г-жу Ананкову. Подл нея можно было посадить князя Витали, а такъ какъ она была очаровательна и очень легкомысленна, то молодой пламенный итальянецъ конечно поддался-бы ея чарамъ. На другой-же день вся Флоренція заговорила-бы объ его побд и эта измна князя графин Сальвертъ значительно подняла-бы акціи маркиза. Онъ очень хорошо понималъ, что при выбор второго мужа Люси обратитъ всего боле вниманія на глубину его любви. Поэтому съ самаго начала своей аттаки на сердце молодой женщины онъ поставилъ себ за правило не давать ни малйшаго повода къ какимъ-бы то ни было сплетнямъ о себ, но онъ надялся, что князь Витали далеко не такъ остороженъ.
Результатомъ этихъ размышленій было то, что спустя десять дней посл отъзда изъ Флоренціи сэра Артура и вечера у графини Арденца, около половины двнадцатаго ночи, князь Витали шелъ пшкомъ въ ресторанъ улицы Тарнабуонэ на ужинъ, устроенный Жакомъ Дарво. До назначеннаго часа было еще далеко и молодой итальянецъ, медленно идя по набережной Арно, наслаждался прекрасной весенней ночью. Рка медленно катила свои темныя воды, а вдали со стороны Кашнэ слышался какой-то глухой плескъ водопада, благодаря воздвигнутой тамъ плотины. Лавки, загромождавшія старый мостъ, рельефно обрисовывались при лунномъ свт. Небо было усяно многочисленными звздами.
По временамъ князь Витали останавливался и облокотившись на парапетъ, устремлялъ свои глаза въ пространство. Онъ курилъ длинную крпкую сигару и вполголоса напвалъ неаполитанскую псню: ‘Смотри, охотникъ, чтобъ перепелка тебя не провела’.
— Нтъ, думалъ князь: она меня не проведетъ, но онъ хочетъ меня провести.
И дипломатическій профиль Бонивэ возсталъ передъ молодымъ неаполитанцемъ.
— Съ тхъ поръ, какъ англичанинъ ухалъ, продолжалъ онъ размышлять съ жесткой иронической улыбкой: маркизъ сдлался относительно меня сахаромъ медовичемъ. Но если мухъ не поймаешь уксусомъ, то Витали не поймаешь сахаромъ и медомъ. Впрочемъ, нечего мн тревожиться, будемъ хладнокровно ожидать ударовъ, какъ всегда совтуетъ мой учитель фехтованія… Какая дивная ночь!
И какъ истый итальянецъ, онъ вполн наслаждался настоящей минутой, хотя мысли его были сосредоточены на заботахъ о будущемъ.
— А какъ хорошо въ такую ночь въ Неапол, продолжалъ онъ размышлять: — если я женюсь на Люси, то буду жить тамъ полгода. Отчего мн не вернуться туда и теперь? По очень простой причин: у меня всего за душой двадцать дв тысячи триста франковъ. Какую глупость я сдлалъ, что отбилъ танцовщицу у дяди и поссорился съ нимъ на вки. Но теперь все равно, я женюсь на Люси, какъ-бы ни хитрилъ маркизъ. А зачмъ онъ заставилъ дурака француза, у котораго онъ выигрываетъ ежедневно по нсколько золотыхъ, пригласить меня на этотъ ужинъ?. Онъ вроятно хочетъ чрезвычайной любезностью ко мн замаскировать свою игру. Онъ думаетъ, что я ужасно глупъ. Тмъ лучше, самая тонкая хитрость выдавать себя за дурака.
Гд-то на часахъ пробило двнадцать. Князь Витали бросилъ сигару и направился въ ресторанъ съ веселой улыбкой, напвая второй куплетъ неаполитанской псни:— ‘Пойду я сегодня съ молодежью въ Позилипъ’.
— Вы пунктуальны какъ солдатъ, сказалъ Бонивэ, встрчая его на порог маленькой гостиной, дверь изъ которой вела въ залу, гд долженъ былъ произойти ужинъ.
— Маркизъ, замтилъ Жакъ Дарво, здороваясь съ своимъ гостемъ: пунктуальность врожденное качество князей.
Онъ произнесъ эти слова такимъ тономъ, что ясно обнаруживалъ свое счастье быть за панибрата съ титулованными особами. Этотъ ужинъ, игра въ карты съ маркизомъ Бонивэ и маленькая интрижка съ одной итальянской аристократкой, которую онъ не пригласилъ изъ деликатности, составляли, для него лучшія воспоминанія о дняхъ, проведенныхъ во Флоренціи.
— Любезный графъ, сказалъ онъ, обращаясь къ пожилому господину, который совтовалъ ему захать въ Сіену, чтобы посмотрть на соборъ:— я даже здсь не имлъ времени сходить въ часовню Медичи. Вы вс такъ любезны и на меня сыпалось столько приглашеній, что я просто не имлъ ни одной свободной минуты. Къ тому-же мн надо поспть на скачки въ Пизу и вернуться во-время въ Парижъ къ домашнему спектаклю герцогини Надэ. Вдь вы ее знаете, эту добрую Іоланду? Извините, графъ, мн надо встртить госпожу Ананкову и госпожу Денисову. А вотъ и графиня Арденца.
Послднюю сопровождалъ другъ ея дома Ванини, который занимался всмъ по ея хозяйству, велъ счета и руководилъ воспитаніемъ ея сына. Графиня поддерживала эту связь въ продолженіи четырехъ лтъ съ такимъ примрнымъ постоянствомъ, что общество простило ей прежнее легкомысленное поведеніе.,
— Мужъ извиняется, что не могъ пріхать, сказала она, здороваясь съ Дарво. Но его удержала дома страшная мигрень. Ченчіо, прибавила она, обращаясь къ своему патито: вы сказали кучеру, чтобы онъ пріхалъ въ половин второго?
— Мы вс въ сбор, произнесъ Бонивэ, обращаясь къ Жаку: дайте руку графин.
Маленькая гостиная ресторана представляла въ миніатюр все космополитное общество Флоренціи. Тутъ было всего десять человкъ: дв русскихъ, госпожи Ананкова и Денисова, одна англичанка, мистриссъ Браунъ, женщина сорока лтъ, рыжая съ багровымъ цвтомъ лица, одна итальянка — графиня Арденца, одинъ голландецъ, который ухаживалъ за госпожей Денисовой, два итальянца: Винченціо Ванцни и князь Витали, одинъ польскій графъ, восторгавшійся Сіенскимъ соборомъ и повидимому желавшій жениться на зрлой англичанк, и два француза: Бонивэ, потомокъ констабля, друга Франциска I, и амфитріонъ, представлявшій въ этой аристократической сред современный демократическій элементъ. Его ддъ, самъ воздлывавшій землю пятьдесятъ лтъ тому назадъ, былъ-бы очень удивленъ, если бы узналъ, что его внукъ угощаетъ такихъ разноплеменныхъ и титулованныхъ особъ.
— Десять человкъ за ужиномъ — самое лучшее число, сказалъ Жакъ Дарво, вводя графиню въ столовую, гд прекрасно сервированный столъ блестлъ серебромъ и цвтами: Можно свободно разговаривать вдвоемъ, и вмст съ тмъ вести общій разговоръ. Маркизъ вполн раздляетъ мое мнніе. Вы не поврите графиня, какъ я счастливъ, что онъ удостоилъ меня своей дружбой.
Среди неизбжной сумятицы и искусственной веселости, которыми всегда отличается начало всякаго ужина, князь Витали легко замтилъ, что онъ очень нравится г-ж Ананковой, и благодаря своему фатовству, онъ не мало не удивлялся, что побдилъ молодую женщину, почти не зная ее.
— Вы всегда живете во Флоренціи, князь? спросила она и въ голос ея звучали нжная лесть и пламенное желаніе.
Въ это самое время въ другихъ углахъ стола раздавались всевозможные вопросы:
— Были вы вчера въ опер?
— Большая была игра вчера въ клуб?
— Слышали-ли вы какую шутку съиграли съ капитаномъ Гарди?
— Право я не знаю, въ какомъ город я живу, отвчалъ Витали: мн скучно здсь, я узжаю туда. Мн скучно тамъ, я возвращаюсь сюда.
— А теперь вы скучаете или веселитесь во Флоренціи?
Разговоръ ихъ уже за вторымъ кушаньемъ зашелъ такъ далеко, что г-жа Ананкова стала развивать свою теорію любви.
— Я не признаю, говорила она, лицемрнымъ сдлокъ свтской нравственности. Любовь — все или ничего. Во всей своей жизни я только читала одну книгу, которая врно изображаетъ любовь, это — ‘Аббатъ Мурэ’ Зола. Вы, конечно, ее знаете?
Слушая эти слова, князь Витали невольно поддавался чарующему вліянію ласкающихъ взглядовъ сосдки, но неожиданно онъ замтилъ, что г-жа Денисова и маркизъ Бонивэ перемигиваются, съ улыбкой.
— ‘А вотъ что, подумалъ онъ: не безпокойтесь, маркизъ, я не ловлюсь въ такую грубую западню, и вы завтра не разскажете графин Сальвертъ о моей побд надъ русской красавицей’.
И отставивъ стаканъ вина, который онъ только что хотлъ выпить, молодой неаполитанецъ громко сказалъ:
— Я никогда не читаю романовъ. Мы, бдные итальянцы, были заняты въ послднія двадцать лтъ преобразованіемъ своей родины, и намъ не время обращать вниманіе на изящную литературу. Вотъ дло другое только что вышедшія письма маркиза Д’Азельо.
И онъ началъ разсказывать своей сосдк о той удивительной роли, которую пьемонтскія женщины играли въ освобожденіи Италіи, пересыпая свою рчь анекдотами о Виктор Эмапуэл, Кавур и Гарибальди. Такимъ образомъ, когда они встали изъ-за стола, то находились въ тхъ-же самыхъ отношеніяхъ, какъ садясь за ужинъ.
— Ну, что сраженіе выиграно? спросила г-жа Денисова, подходя къ своей подруг.
— Еще и не началось, отвчала она, съ насмшливой улыбкой: онъ, правда, красавецъ, но итальянцы забыли, что такое женщины. Онъ надолъ мн политикой, Кавуромъ, королемъ, нмецкимъ союзомъ и т. д.
— Витали говорилъ о политик?! Это невозможно! Или его подмнили!

VII.

Возвращаясь домой въ два часа утра, князь Витали былъ очень доволенъ собой. Онъ занималъ въ Ворю-Огниссанти маленькую, меблированную квартиру въ четвертомъ этаж, состоявшую изъ двухъ комнатъ. Съ его балкона, выходившаго на Арно, открывался великолпный видъ на безконечную панораму церквей, дворцовъ и блющихся среди темныхъ кипарисовъ виллъ. Хозяйка этой квартиры была старуха — вдова офицера, убитаго на войн 1866 года и когда-то богатая, она остатками своего величія кокетливо омеблировала маленькую гостиную и спальню, за которыя князь Витали платилъ четыре франка въ день. Онъ бралъ эти деньги изъ своей легендарной шкатулки, которая стояла на комод, рядомъ съ его дорожнымъ несессеромъ. Дйствительно, на этой вышк онъ казался перелетной птицей и въ нсколько часовъ могъ приготовиться въ кругосвтное путешествіе. Въ этотъ вечеръ онъ съ улыбкой смотрлъ на вс подробности своего скромнаго жилища и, вспоминая о пораженіи маркиза, говорилъ себ:
— А ужъ буду я хозяиномъ виллы Сальвертъ, не смотря на вс хитрости маркиза.
Его увренность въ успх своего ухаживанія за Люси еще боле усилилась, когда спустя нсколько дней графиня Сальвертъ, видя, что онъ пришелъ къ ней въ одномъ сюртук безъ плаща, сказала:
— Бдный, у васъ нтъ плаща, вы его оставили въ рукахъ русской красавицы.
— Право, отвчалъ онъ, если я разыгралъ, роль прекраснаго Іосифа, то совершенно безсознательно.
— Однако, она очень хорошенькая.
— Да, но я не смотря на то, что итальянецъ, имю глупость быть врнымъ своей любви, и когда я люблю одну женщину, то вс другія для меня не существуютъ.
Люси слегка покраснла, и этотъ очаровательный румянецъ наполнилъ радостью сердце князя, тмъ боле что маркизъ сталъ замтно съ каждымъ днемъ охлаждаться къ нему. Эта перемна въ. обращеніи Бонивэ служила ему термометромъ для опредленія своего успха. Онъ теперь четыре раза въ недлю, фехтовалъ съ графиней Сальвертъ по прежнему въ присутствіи маркиза. Послдній очень ловко фехтовалъ и каждый разъ, когда сражался съ княземъ, наносилъ ему пораженіе, но молодой итальянецъ умлъ очень граціозно признавать преимущество своего противника и въ то же время искусно выказывать свою силу и гибкость. Въ этомъ отношеніи Бонивэ не могъ съ нимъ тягаться и не только сила, гибкость и подвижность доказывали, что Витали былъ гораздо моложе маркиза, но и цвтъ его лица. Графиня Сальвертъ не могла не замтить этого различія между ними.
— Ну, сказочный принцъ, говорила она, отдыхая отъ фехтованія: спойте какой нибудь романсъ.
Тогда князь садился на полъ, поджавъ ноги и водя пальцами по рапир словно по гитар, и начиналъ пть одну изъ тхъ страстныхъ неаполитанскихъ псней, которыя такъ любила Люси. Голосъ у него былъ пріятный, мелодичный и онъ сопровождалъ свое пніе самой уморительной мимикой, которая однако никогда не переходила въ каррикатуру и гримасы.
— Это лучшія минуты моей флорентійской жизни, замчала графиня Сальверъ: повторите послдній куплетъ, сказочный принцъ. Вы просто очаровательны.
Дйствительно, онъ былъ очарователенъ. Обладая способностью веселиться какъ ребенокъ отъ всякаго минутнаго удовольствія и вмст съ тмъ подготовлять будущее съ хитростью дипломата, онъ былъ теперь совершенно счастливъ, благодаря улыбкамъ Дюси, прекрасной погод и надежд на выгодную свадьбу. Къ тому же онъ въ послднее время сталъ выигрывать въ карты, хотя конечно помня свои недавніе громадные проигрыши, онъ позволялъ себ только играть въ экартэ по пяти франковъ.
Однажды вечеромъ посл прогулки въ коляск съ графиней Сальвертъ, князь Витали отправился въ клубъ. Въ ту самую минуту какъ онъ входилъ въ картежную комнату, турецкій дипломатъ, случайно прозжавшій черезъ Флоренцію, предлагалъ маркизу Бонивэ сыграть съ нимъ партію въ пикетъ, но маркизъ отказывался подъ предлогомъ, что онъ долженъ ухать изъ клуба по важному длу.
— Хотите сыграть со мной? сказалъ князь Витали, обращаясь къ иностранцу и невольно поддаваясь желанію унизить своего соперника, который, какъ извстно было всему клубу, никогда не садился за зеленый столъ иначе, какъ-съ увренностью выиграть.
Когда они услись за столъ, то Витали спросилъ небрежно.
— По сколько?
— Хотите по золотому?
— Хорошо.
Маркизъ замтилъ, что въ голос и манерахъ князя было что-то особенное и подумалъ: ‘Неужели онъ такъ увренъ въ своей свадьб, что уже не считаетъ денегъ’!
Онъ удалился замтно недовольный, и князь Витали торжествовалъ, одержавъ хоть маленькую побду надъ своимъ соперникомъ. Между тмъ турецкій дипломатъ сдалъ карты своими длинными,, костлявыми блыми руками, которыя странно блестли при мерцаніи свчей.
— Однако, у меня плохая игра, подумалъ Витали, разобравъ свои карты, нтъ ни одного туза.. А прикупка еще хуже. У него девяносто одинъ. Пріятно побдить Бонивэ, но я, кажется, сдлалъ глупость.
— Семь и семнадцать, четырнадцать тузовъ, объявилъ дипломатъ.
— ‘Двадцать золотыхъ какъ не бывало, произнесъ мысленно Витали, надо играть осторожно, а то я совсмъ пропаду’.
И онъ, сказочный князь, игралъ осторожно, помня очень хорошо, что въ его пресловутой шкатулк было только двадцать четыре банковыхъ билета, но судьба была противъ него,
— Вотъ везетъ! воскликнулъ его противникъ посл того какъ князь въ свою очередь сдалъ карты: шесть и шестнадцать, четырнадцать дамъ, три туза…
Когда они окончили короля и свели счеты, то за княземъ Витали оказался проигрышъ въ четыреста золотыхъ. Онъ побагровлъ, но продолжалъ играть и, выйдя изъ-за зеленаго стола въ часъ ночи, онъ былъ долженъ турецкому дипломату семнадцать тысячъ франковъ.
Уплативъ на слдующее утро эти деньги, онъ сказалъ себ:
— Мн предстоитъ одно изъ двухъ: или помириться съ дядей и жениться на пригоовленной имъ невст, или покончить дло съ графиней Сальвертъ. Но я не могу терять ни минуты, а то залзу въ долги и придется вывертываться хитростями, какъ Бонивэ.
Онъ кликнулъ экипажъ я прямо отправился на Верекіевскую виллу.
‘Я уже разъ сдлалъ ей предложеніе, продолжалъ онъ размышлять по дорог: и она отложила отвтъ на полгода. Но теперь я ждать не могу. Къ тому же въ полгода все можетъ измниться, а теперь очевидно она ко мн благоволитъ. Надо пользоваться минутой. Я достаточно изучилъ ея характеръ и увренъ, что имй она любовника, вышла бы за него замужъ. Отчего мн не сдлаться ея любовникомъ’?
Не отличаясь нравственными правилами и не останавливаясь ни передъ чмъ для достиженія своихъ цлей, молодой неаполитанецъ сталъ хладнокровно обдумывать планъ дйствія. Онъ вспомнилъ, что наканун она крпко опиралась на его руку, когда они вышли изъ экипажа, чтобы погулять пшкомъ, и съ улыбкой пришпилила къ своему корсажу собранные имъ цвты.
— Надо попытать счастья, мысленно ршилъ Витали, подъзжая къ вилл, кстати погода самая подходящая, воздухъ тяжелый и гроза неминуема. Женскіе нервы всегда натянуты въ такую погоду. Если она одна, то я поставлю все на карту.
Графиня Сальвертъ была дйствительно одна, когда князь вошелъ въ ея маленькую гостиную, Она сидла за маленькимъ столикомъ и писала письмо. Въ черномъ плать съ оранжевыми бантами на плечахъ и такимъ-же поясомъ, она встртила молодого человка съ томной улыбкой.
— Вы очень милы, что захали ко мн, сказала она, протягивая руку. Я сегодня не въ своей тарелк.
— И я также, отвчалъ князь, цлуя ея руку и усаживаясь подл нея На низенькій диванъ, только вы безъ причины хандрите, а я нтъ.
— Никто не понимаетъ чужихъ страданіи, произнесла съ жаромъ молодая женщина.
— Нтъ, я понимаю васъ, отвчалъ Витали: ваше горе искусственное. Вы страдаете отъ того, что ваша жизнь противорчитъ природ. Посмотрите на голубое небо, на распустившіеся цвты, все дышетъ весеннимъ счастьемъ. Ахъ, Люси, все вокругъ васъ говоритъ о любви и ваше сердце проситъ любви, а вы заставляете его молчать. Вотъ единственная причина вашей грусти.
— Вы мужчины всегда говорите только о любви. По вашему мннію, вся жизнь женщины только наполнена любовью.
— Я глубоко васъ сожалю, продолжалъ Витали восторженнымъ тономъ, который составлялъ рзкій контрастъ съ его обычной легкомысленной рчью и такъ сильно дйствовалъ на женщинъ: да я васъ сожалю и предпочитаю свою судьбу вашей, хотя я скрываю подъ своей веселостью мрачную меланхолію. Я дйствительно страдаю, но по крайней мр я живу. Вы не знаете, какъ я васъ люблю, прибавилъ онъ, схвативъ ее за руку.
Она быстро обернулась къ нему, его слова тронули ее и она посмотрла на него мягко, ласково. Онъ только ждалъ этого и, обнявъ ее правой рукой за талію, нжно привлекъ къ себ.
— Я васъ люблю, шепталъ онъ: полюбите меня.
Почувствовавъ на своемъ лиц горячее дыханіе молодого человка, Люси инстинктивно отшатнулась, но онъ крпко схватилъ ее и не выпускалъ изъ своихъ объятій. Она старалась вырваться и онъ, удерживая ее, такъ грубо сжалъ ей руку, что она воскликнула:
— Я этого ничмъ не заслужила!
Сдлавъ послднее усиліе и наконецъ освободившись изъ объятій молодого человка, она убжала отъ него.
Но она не позвонила, не позвала себ на помощь, ея энергія какъ бы вся улетучилась и она горько расплакалась.
— Вы поступили со мной какъ негодяй, сказала она гнвно: не смйте никогда говорить мн боле о вашей любви.
‘Еще одна игра проиграна’, подумалъ Витали, и прибавилъ громко: чмъ могу я заслужить прощеніе?
— Я никогда вамъ не прощу, отвчала Люси.
Ея гнвъ былъ тмъ сильне, что она поддалась чарующему вліянію молодого человка. Но она была чрезвычайно честной и нравственной женщиной, а главное, благодаря тяжелому опыту, боялась боле всего на свт грубаго обращенія мужчинъ. Поэтому одной вспышки животной страсти въ молодомъ неаполитанц было достаточно, чтобы сдлать его ненавистнымъ въ ея глазахъ.
Въ эту минуту раздался звонокъ и графиня Сальвертъ бросила на князя взглядъ, ясно говорившій: ‘Вотъ какимъ сюрпризамъ вы меня подвергаете’. Это была графиня Арденца, которая начала весело болтать, пересыпая свою рчь постоянными замчаніями о своемъ патито. Ченчіо сказалъ… Ченчіо полагаетъ… Ченчіо тутъ… Ченчіо тамъ… слышалось на каждомъ шагу въ ея разговор. Очевидно, Ченчіо былъ центромъ ея жизни и эти подробности чисто итальянской полу-буржуазной, полу-идеальной связи тронули Люси.
‘Ченчіо любитъ ее, думала она, онъ не можетъ на ней жениться, а обходится съ ней, какъ съ женой. Витали можетъ на мн жениться, а поступаетъ со мной, какъ съ кокоткой’.
Отвращеніе ея къ молодому итальянцу еще боле увеличилось, когда Бонивэ на другой день разсказалъ ей объ его картежномъ проигрыш.
— Это даже не была животная страсть, а просто разсчетъ, сказала она себ: а я поссорилась съ сэромъ Артуромъ изъ за такого негодяя.

VIII.

— Какого ты мннія о маркиз Бонивэ? спросила спустя дв недли Люси у Габріэля Оливье.
Они гуляли въ саду Верекіевской виллы, въ прекрасный жаркій, лтній день. О сэр Артур Страбэн не было получено никакой всточки, князь Витали внезапно ухалъ изъ Флоренціи и Бонивэ, ежедневно посщая виллу, уже не скрывалъ своихъ намреніи. Вопросъ Люси заставилъ вздрогнуть Габріэля, сердце его болзненно сжалось. Безмолвная скрытая любовь, которую онъ питалъ къ своей двоюродной сестр, часто отличается даромъ ясновиднія. Постоянно думая о любимой женщин и не пропуская ни одного самаго мельчайшаго факта относительно ея, онъ какъ-бы предугадывалъ то, чего не зналъ и не видалъ. Хотя онъ рдко присутствовалъ при разговорахъ Люси съ ея поклонниками, но инстинктивнымъ чутьемъ слдилъ за всми перепитіями, которыя она пережила въ послдніе мсяцы. Онъ отгадалъ ея отношенія и разрывъ прежде съ сэромъ Артуромъ Страбэномъ, а потомъ съ княземъ Витали, теперь же онъ ясно видлъ, что маркизъ съ каждой минутой все боле и боле снискиваетъ ея сочувствіе. Этотъ ловкій человкъ окружилъ ее такимъ деликатнымъ вниманіемъ, такъ нжно сожаллъ ее по поводу, суровыхъ выходокъ англичанина и низкаго поведенія итальянца, такъ искусно убждалъ ее въ своей безкорыстной любви, что. она стала смотрть на бракъ съ нимъ, какъ на лучшій исходъ изъ ея затруднительнаго положенія, въ которомъ она ршительно боле не хотла оставаться, такъ какъ смлая попытка князя воспользоваться ея легкомысленнымъ кокетствомъ навсегда отучили ее отъ этого опаснаго препровожденія времени.
— Правда, говорила она себ: Бонивэ не тридцать и даже не сорокъ лтъ, но онъ прелестный человкъ, очень добрый и знаетъ жизнь до тонкости. Онъ будетъ меня любить немного, какъ отецъ, но за то не позволитъ себ никакихъ грубыхъ выходокъ, которыхъ я такъ ненавижу. Быть можетъ, я не буду счастливой, но я буду довольна своей новой жизнью. Любовь, какъ изображаютъ въ книгахъ, только чудный сонъ. Надо быть практичной и благоразумной.
И подъ вліяніемъ этихъ мыслей, она съ удовольствіемъ поддерживала новыя, совершенно интимныя отношенія съ маркизомъ. Хотя между ними не было произнесено еще ни одного слова о брак, по они оба очень хорошо знали, къ чему шли, и Бонивэ даже не разъ приходилъ въ умиленіе при мысл о той счастливой жизни, которая выпадала на долю состарвшагося Донъ-Жуана.
‘Это будетъ достойный для меня конецъ’, думалъ онъ съ гордостью.
Хотя Габріэль не проникалъ въ глубину сложнаго характера маркиза, но онъ ясно видлъ, къ чему шло дло, поэтому ея вопросъ, который она повторила нсколько разъ несказанно терзалъ его сердце.
— Какого ты мннія о Бонивэ? настаивала она: ты кажется его не любишь?
— Съ чего вы это взяли? отвчалъ покраснвъ молодой человкъ.
Онъ такъ привыкъ къ мучительной тайн своей любви, что его пугала мысль о случайномъ ея обнаруженіи. А сознаться въ своей антипатіи къ маркизу значило сознаться въ ея причин.
— Я не довольно знаю маркиза, чтобы о немъ судить, прибавилъ онъ: но это повидимому очень пріятный и очень любезный человкъ.
Хорошенькое лицо молодой женщины просіяло и, весело схвативъ за руку своего маленькаго братца, какъ она всегда называла Табріэля, Люси воскликнула:
— Какъ я рада, что ты такого хорошаго о немъ мннія, а я боялась… Значитъ, прибавила она, покраснвъ въ свою очередь: ты не будешь очень несчастливъ, если онъ сдлается твоимъ двоюроднымъ братомъ?
Онъ пристально посмотрлъ на нее и увидлъ по выраженію ея глазъ, что этотъ вопросъ имлъ для нея большое значеніе. Онъ уже давно ждалъ той роковой минуты, когда она скажетъ ему: ‘Я выхожу замужъ’. Но бываютъ событія въ жизни, къ которымъ никогда нельзя приготовиться: такъ, смерть чахоточнаго больного, приговореннаго всми докторами, всегда застаетъ врасплохъ близкихъ ему людей. Сердце Габріэля такъ мучительно сжалось, что онъ едва не упалъ въ обморокъ. Но все-таки у него хватило силы, сказать просто:
— Такъ наша общая жизнь кончится?
— Никогда, воскликнула съ жаромъ Люси: ты всегда будешь жить со мною. Неужели ты думаешь, что я могу разстаться съ тобою, мой милый братецъ, прибавила она, цлуя его въ лобъ: первымъ условіемъ моего брачнаго контракта будетъ неразставаніе съ моимъ милымъ Габріэлемъ.
— Ты теперь такъ говоришь, а потомъ мужъ тебя отговоритъ.
— Нтъ, дурачекъ, я за то и выйду замужъ за маркиза, что онъ тебя очень любитъ.
Эти слова Люси еще боле взбсили молодого человка, потому что ничто такъ не мучительно, какъ сочувствіе ненавистнаго и счастливаго соперника. Онъ отвернулся, чтобы скрыть злобное выраженіе своего лица, и сорвавъ дв розы, подалъ ихъ Люси, не смотря на нее. Она замтила его волненіе, но не могла отгадать его настоящей причины. Какъ могла она подумать, что вчерашній ребенокъ, выросшій вмст съ нею, могъ питать къ ней другое чувство кром братской привязанности. Но она знала почти болзненную чуткость его сердца и думала, что неизбжная перемна въ жизни, которую онъ досел длилъ съ ней и своей матерью, дйствительно мучила его.
— Полно, будь умникъ, прибавила она, вторично цлуя его. Къ тому же еще ничего не ршено.’Ничего не ршено и ничего не будетъ’, повторялъ про себя Габріель нсколько минутъ спустя, расхаживая крупными шагами по большой дорог, тогда какъ Люси отозвали въ виллу для пріема какихъ-то гостей. ‘Этой свадьб не бывать! Но какъ ей помшать? Не могу-же я признаться ей въ любви? Она мн не повритъ и только будетъ смяться… А если повритъ, то еще хуже. Она меня не любитъ, и тогда не захочетъ боле со мною жить въ одномъ дом. Но какъ я ее люблю! Какъ я ее люблю!.. Если бы только она вышла замужъ за достойнаго ея человка, а не за подлеца Бонивэ’.
Дйствительно, Габріель, приведенный въ отчаяніе своей ревностью, видлъ маркиза въ самомъ черномъ свт. Прошедшая жизнь Бонивэ, переполненная свтскими интригами и донъ-жуановскими похожденіями, возбуждала въ немъ одно презрніе. Вмст съ тмъ онъ ненавидлъ его поверхностный, саркастическій складъ ума и еще по двадцати другимъ причинамъ бракъ маркиза съ Люси казался ему невозможнымъ. Но какъ было помшать этому браку?
Долго онъ ходилъ по большимъ дорогамъ, окружавшимъ Фьеволо, и по временамъ садился подъ тнью оливковыхъ или кипарисовыхъ деревьевъ. Самыя безумныя мысли смняли одна другую въ его голов. Наконецъ, онъ остановился на план, хотя и далеко не разумномъ, но все-таки представлявшимся ему боле возможнымъ.
‘Маркизъ прежде всего свтскій человкъ, думалъ онъ: и если я оскорблю его публично, то онъ вызоветъ меня на дуэль. Кто-бы изъ насъ ни былъ раненъ, онъ или я, но его свадьба станетъ немыслимой. Люси слишкомъ много любитъ меня и слишкомъ мало его, чтобы принести меня въ жертву. Но какъ я оскорблю его? Никто не долженъ знать причины моей ненависти къ нему. Впрочемъ у него всегда такой надменный тонъ даже со мной, что легко найти предлогъ къ ссор’.
Какъ вс люди, живущіе въ одиночеств, и особенно влюбленные, Габріэль страдалъ недостаткомъ энергіи и его пугала мысль, что ему придется при всхъ нанести оскорбленіе маркизу. Но вмст съ тмъ онъ чувствовалъ лихорадочное желаніе привести въ исполненіе свой планъ. Долго находился онъ въ тревожной нершительности, но, наконецъ, пошелъ поспшно во Флоренцію съ цлью встртить маркиза и немедленно покончить съ вопросомъ о дуэли.
‘Я увижу его и поступлю такъ, какъ мн подскажутъ обстоятельства’, говорилъ онъ себ.
Габріэль направился прямо въ клубъ и, входя въ картежную комнату, издали услышалъ голосъ Бонивэ, который игралъ въ экартэ съ какимъ-то новымъ прізжимъ, въ род Жака Дорво. Въ комнат сидло еще пятеро человкъ, которые разговаривали между собой, слдили за игрой маркиза и вертли въ рукахъ газеты.
— Здравствуйте, Габріэль, сказалъ Бонивэ съ дружеской улыбкой.
Молодой человкъ отвчалъ на это привтствіе очень холодно, и взявъ газету, чтобы скрыть за нею свое взволнованное лицо, сталъ обдумывать планъ дйствія.
‘Я не могу ударить его по щек при всхъ, думалъ Габріэль: онъ откажется отъ дуэли и запретъ меня въ сумасшедшій домъ’.
Маркизъ сидлъ къ нему спиною и, куря сигару, клалъ ее на пепельницу, когда ему приходилось сдавать карты. Это обстоятельство возбудило въ голов Габріеля блестящую, идею. Онъ всталъ и, проходя мимо играющихъ, смахнулъ газетой сигару маркиза, которая упала на полъ, при этомъ онъ не извинился, а только пристально посмотрлъ на Бонивэ. Приписывая случившееся простои случайности, маркизъ вынулъ другую сигару, закурилъ ее и продолжалъ игру. Но въ ту самую минуту, какъ онъ положилъ вторую сигару на пепельницу, Габріэль снова столкнулъ ее на полъ.
— Неловкій, пробормоталъ маркизъ сквозь зубы и громко прибавилъ: Послушайте, Габріэль, можно право подумать, что вы длаете это нарочно.
— Маркизъ, отвчалъ молодой человкъ дрожащимъ голосомъ, я запрещаю вамъ говорить со мною такимъ тономъ, слышите.
Слова Габріэля и голосъ, которымъ онъ произнесъ ихъ, возбудили всеобщее вниманіе, зная щепетильность маркиза, присутствующіе ждали с.ъ любопытствомъ его отвта. Онъ самъ былъ такъ пораженъ этой неожиданной выходкой, что съ минуту не могъ произнести ни слова. Въ голов его блеснула мысль, что Габріэль любилъ свою двоюродную сестру и хотлъ дуэлью между ними помшать его свадьб. Поэтому онъ ршился подождать и разъ въ жизни простить дерзость, тмъ боле, что никто не сомнвался въ его храбрости.
— Или вы меня не разслышали, Габріэль, сказалъ онъ мягкимъ тономъ снисходительнаго учителя къ любимому ученику, или вы не знаете, что говорите?
— Нтъ, я очень хорошо разслышалъ ваши слова и совершенно понимаю, что говорю, отвчалъ молодой человкъ. Повторяю, что вашъ тонъ мн не нравится и уже давно. Впрочемъ, я вижу, что вы начитаете его измнять. Это благоразумно.
— Господа, произнесъ маркизъ, чувствуя, что не можетъ боле сдержать себя, прошу извиненія за эту непріятную сцену. А что касается до васъ, милостивый государь, прибавилъ онъ, обращаясь къ Габріэлю, то черезъ часъ двое моихъ друзей явятся къ вамъ съ цлью узнать, какимъ тономъ вы желаете, чтобъ я говорилъ съ вами.
— Ихъ встртятъ два моихъ пріятеля, отвчалъ Габріэль и, поклонившись, вышелъ изъ комнаты.
— Мн сдавать, сказалъ маркизъ, закуривая третью сигару, но мшая карты, онъ невольно думалъ: ‘какая глупая эта дуэль. Конечно, онъ отдлается нсколькими каплями крови, мы съ нимъ помиримся на мст же поединка, и я скажу Люси, что пожаллъ его ради нея. Но съ шпагами никогда нельзя быть увреннымъ въ исход дуэли. Бываютъ непредвиднныя случайности. Какъ странно, что я не замтилъ его глупой любви. Никогда всего не предусмотришь. Ну, да все равно. Я поставлю на своемъ’. Окончивъ партію, онъ, отозвалъ въ сторону двухъ изъ присутствовавшихъ при сцен съ Габріелемъ итальянцевъ и сказалъ имъ:
— Назначьте дуэль завтра утромъ, на шпагахъ и до первой крови.
Но возвращаясь домой, онъ мысленно повторялъ:
‘Какая глупая дуэль’.

IX.

Спустя четыре дня дв женщины въ глубокомъ траур суетились въ Верекіевской вилл. Одна изъ нихъ была г-жа Оливье, другая Люси. Маркизъ былъ правъ, не довряя случайностямъ дуэли на шпагахъ. Защищаясь отъ стремительнаго нападенія Габріэля, Бонивэ ненамренно нанесъ-ему въ грудь тяжелую рану, отъ которой онъ умеръ черезъ два дня. Его мать была вн себя отъ горя, но все-таки хотла похоронить его во Франціи и нашла въ себ достаточно силы, чтобы сдлать. вс необходимыя для этого приготовленія. Однако въ послднюю минуту у нея не хватило мужества, чтобъ войти въ комнату сына: ‘Я пойду’, сказала Люси и, войдя въ эту комнату, нашла ее въ томъ самомъ положеніи, въ которомъ оставилъ ее бдный юноша, отправляясь на дуэль. ‘Зачмъ онъ дрался?’ думала Люси, осматриваясь по сторонамъ и все въ этой комнат отвчало ей на этотъ вопросъ. На стнахъ висли фотографіи различныхъ мстностей, которыя они постили вмст, а на письменномъ стол виднлось около дюжины ея портретовъ во всхъ видахъ. Она тутъ была и ребенкомъ съ распущенными волосами, и молодой двушкой въ костюм, въ которомъ она играла въ любительскомъ спектакл, и молодой женщиной вскор посл ея свадьбы, и въ теперешнемъ полномъ блеск ея красоты! Кром портретовъ, на стол находилось много предметовъ, напоминавшихъ о ней: печать, которую она ему подарила, ручка пера, которую онъ получилъ на бал, танцуя съ нею ротильонъ, поблекшій бантъ съ ея платья и т. д. Она сла къ столу и машинально открыла лежавшій на немъ бюваръ, первое, что бросилось ей въ глаза, было запечатанное письмо съ ея адресомъ, написаннымъ рукою Габріэля. Сердце ея сжалось и съ тревожнымъ страхомъ она распечатала письмо. Вотъ что въ немъ заключалось:

Среда, 1 часъ ночи.

‘Если эти строчки когда-нибудь попадутъ на твои глаза, Люси, то значитъ я никогда не увижу боле этихъ прекрасныхъ глазъ, которые я такъ любилъ, и тогда теб не къ чему будетъ сердиться на меня за то, что я написалъ теб это письмо, открыто.высказавъ въ первый и въ послдній разъ свои чувства. О, sweet lady of ту heart, ты видишь, что я не смю даже называть тебя на нашемъ родномъ язык тмъ именемъ, которое я далъ теб мысленно, прежде чмъ ты прочтешь это письмо, я умру ради тебя, какъ рыцарь старыхъ дней, а читая письмо, ты естественно должна будешь думать обо мн не какъ о больномъ ребенк. Эта мысль заставляетъ меня думать почти радостно о завтрашней дуэли.
‘Вотъ видишь, я пишу теб спокойно, безъ малйшей лихорадочной дрожи, но желая открыть теб тайну моей жизни, я не нахожу словъ, чтобы объяснить вс перенесенныя мною страданія въ продолженіе многихъ лтъ. Я только могу сказать теб одно и то въ прошедшемъ, потоку что въ настоящемъ я никогда не ршился-бы теб это сказать:— я тебя любилъ, Люси. Помнишь день твоей свадьбы? Ты вошла въ церковь съ серьезнымъ, гордымъ выраженіемъ лица. Органъ игралъ торжественный маршъ. Ты не искала глазами юноши, который не хотлъ участвовать въ церемоніи, боясь, чтобы посторонніе люди увидли его слезы. Да, я любилъ тебя тогда, какъ люблю теперь съ безумнымъ пыломъ и отчаяніемъ. Самой большой для меня пыткой было то, что ты меня также любила, но совершенно иначе. Когда ты нжно, улыбалась мн, гладила меня по голов какъ ребенка и возила всюду съ собою въ своемъ экипаж, то я чувствовалъ, кром радостнаго чувства, и жгучее страданіе. Ты любила меня.какъ сестра, а моя любовь была не братская. Ахъ, какъ я тебя любилъ! Я зналъ, что если ты не любишь меня, то не любишь никого другого, и потому, не смотря на все, жилъ съ тобой? подъ однимъ кровомъ со времени твоего вдовства. Я конечно мучился ревностью, но мн хорошо было извстно, что сердце твое было свободно. Мн такъ ненавистна мысль о твоемъ вторичномъ замужеств, что я ршился помшать ему этой дуэлью.
‘Но мн надо собраться съ мыслями и объяснить теб. все по порядку. Послдній мой разговоръ съ тобою побудилъ меня на ршительный шагъ. Любовь одаряетъ человка необыкновенной проницательностью, и я уже давно, понялъ, что человкъ, съ которымъ я буду драться завтра, опаснйшій изъ моихъ соперниковъ. День за днемъ я слдилъ за его ловкой тактикой, освободившей его отъ лицъ, которыя могли помшать осуществленію его плана. Твое замужество само по себ причинило бы мн невыносимыя страданія, но я не могъ допустить, чтобы ты вышла замужъ за человка, который тебя не любилъ, а добивался только твоего состоянія. Ты не можешь себ представить, Люси, какъ глубоко я изучилъ характеръ и прежнюю жизнь маркиза. Ты хотла выйти за него замужъ и вышла бы, еслибъ я не принялъ мры. Надо было поставить между вами непреодолимую преграду. Вотъ я и придумалъ дуэль. Ты меня любишь, какъ сестра, и никогда не назовешь своимъ мужемъ человка, который меня поранитъ или быть можетъ убьетъ. Ты не можешь себ представить, какъ я радъ, что отдаю себя въ жертву ради твоего спасенія. Ты часто смялась надъ моимъ романтичнымъ характеромъ, и правда я не похожъ на другихъ. Вся моя жизнь заключалась въ томъ, что я любилъ тебя и мечталъ о теб. По крайней мр, если я умру, то моя тайна не умретъ со мною и я не увижу тебя женою другого, и еще презрннаго негодяя. Быть можетъ узнавъ о моей любви къ теб, ты будешь такъ тронута, что не поддашься боле лицемрной болтовн, не имющей ничего общаго съ настоящей любовью. Тогда твой бдный Гамлетъ, какъ ты иногда называла меня въ шутку, оказалъ бы своей Оффеліи большую услугу. А если я вернусь съ поединка, то быть можетъ найду въ себ достаточно смлости, чтобы высказать теб свою любовь и ты не будешь смяться надъ мальчишкой, который доказалъ, что онъ человкъ и уметъ проливать свою кровь, ради твоихъ чудныхъ глазокъ. Ахъ, какъ я любилъ бы ихъ!’
Люси прочла и перечла нсколько разъ это странное письмо. Образъ бднаго юноши виталъ передъ нею. Какъ блескъ молніи освщаетъ погруженный въ мракъ пейзажъ, такъ эта замогильная исповдь бросила новый яркій свтъ на долгіе года, которые они провели вмст. Она теперь поняла, что любовь, о которой она такъ мечтала, любовь, преданная до самопожертвованія, почтительная до религіознаго культа и деликатная до безмолвія, была у нея подъ руками и она этого не знала. Крупныя слезы покатились изъ ея глазъ и, схвативъ письмо, она покрыла его поцлуями. Она чувствовала, что наконецъ любила, любила на вки — призракъ.

Конецъ.

‘Сверный Встникъ’, NoNo 1—2, 1890

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека