Friedrich Fiedler. Gedichte von Maikow. Autorisierte Verdeutschung. Leipzig.
Friedrich Fiedler. Gedichte von Maikow. Autorisierte Verdeutschung. Leipzig.
‘Русское Богатство’, No 2, 1902
Friedrich Fiedler. Gedichte von Maikow. Autorisierte Verdeutschung. Leipzig, Майков Аполлон Николаевич, Год: 1902
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Сплошной панегирикъ, которымъ русская критика привыкла отзываться на всякую новую работу г. Фидлера, нарушенъ рзкимъ диссонансомъ: цлой статьей, оцнивающей труды заслуженнаго переводчика слишкомъ нивко и ставящей ему въ вину то, въ чемъ онъ неповиненъ. Кой-что изъ недостатковъ, указанныхъ здсь, отмчалось и ране, лишь не въ такой категорической и незаслуженно-рзкой форм, кой-что притянуто за волосы совсмъ напрасно. Какимъ бы совпаденіемъ это ни подтверждалось, смшно, напримръ, упрекать переводчика безусловно-самостоятельно и удивительно точно передавшаго на нмецкомъ язык нашихъ народныхъ лириковъ, въ томъ, что онъ пользовался переводами Боденштедта. Хотя бы нсколько стиховъ и совпало, хотя бы повторена была даже ошибка Боденштедта, хотя бы это и было даже слдомъ знакомства съ его переводами — все это ничтожныя мелочи, тонущія въ масс безспорно самостоятельнаго и часто удачнаго.
Новая работа неустаннаго г. Фидлера предоставляла ему возможность избжать того недостатка, въ которомъ его упрекаютъ. Холодный и безстрастно-антологическій Майковъ долженъ хорошо поддаваться переводу безъ опасности впасть въ специфически нмецкій сладковатый тонъ, пока еще чуждый свободному отъ шаблона и первобытно правдивому русскому языку. Лирика Майкова есть лирика разсудка по преимуществу. Въ ней много ‘ума холодныхъ наблюденій’ и мало ‘сердца горестныхъ замтъ’ и то, что осло въ его лирик, осталось въ ней не тогда, когда подымалось изъ согрвающихъ глубинъ сердца, а тогда, когда опустилось съ холодныхъ вершинъ мысли. Исключенія есть — и превосходныя,— но ихъ не много.
Попрежнему переводы г. Фидлера не разъ поразятъ русскаго читателя буквальной точностью воспроизведенія вншнихъ формъ, иногда это вншнее сходство окажется лишь прекрасной оправой внутренней точности перевода. Хорошо переведена, напримръ, ‘Октава’, трудная по форм и чеканно-размренная въ содержаніи, въ общемъ очень удачны почти вс популярныя ‘Новогреческія псни’, недурна ‘Картинка’, хороши разнообразныя антологіи, въ которыя поэтъ сумлъ такъ пластически-точно сжать свои эстетическіе афоризмы, превосходна ‘Нива’ — и первая ея часть съ широкимъ и простымъ описаніемъ, въ которомъ уже чувствуется надвигающійся лирическій подъемъ второй части, и эта вторая часть, съ ея знаменитымъ патетическимъ обращеніемъ, которымъ можетъ отнын гордиться г. Фидлеръ, удались ему также ‘Облачки’, особенно конецъ:
Dichtertrame, Leidenschaften,
Hoffnungsstrahlerhellt —
Fremd und schrecklich wr den Herzen
Ohne euch die Welt!
Schwindet kaum vom Lebenshimel —
Und das Dasein ist
Blinder Satzungen und Krfte
Nie vershnter Zwist!
Страсти сердца, сны надеждъ,
Вдохновенья бредъ!
Былъ бы чуждъ безъ васъ и страшенъ
Сердцу Божій свтъ!
Васъ развять съ неба жизни,—
И вся жизнь тогда —
Силъ слпыхъ, законовъ вчныхъ
Вчная вражда.
Не перечисляемъ всего, что намъ показалось удовлетворительнымъ. Не такъ удачны, напр., ‘Сонъ’, ‘Весна, выставляется первая рама’ (хотя и здсь переводчикъ умло щегольнулъ сохраненнымъ размромъ), ‘Боже мой, вчера ненастье’ (съ ужаснымъ ‘hahaha’, котораго нтъ и не могло быть у Майкова), прелестная ‘Весна’ (‘Голубенькій чистый подснжникъ-цвтокъ’), гд мы находимъ выдуманные Am Ufer des Sees и Wehmtige Thrnen и не находимъ выразительной и неразрывно связанной съ мыслью объ этомъ стихотвореніи антитезы: ‘ слезы
о гор быломъ, и первыя грезы о счастьи иномъ’. Въ ‘Картин вечера’ море обнимаетъ берегъ у Майкова излучистой, у г. Фидлера радужно-пестрымъ внкомъ (mit regenbogenbuntem Kranz), что даже не совсмъ понятно. Кой-гд прибавлены образы, не оправдываемые и не подсказываемые текстомъ. Въ ‘Сн’ богиня является нмецкому переводчику не только ‘въ внц дрожащихъ звздъ и маковъ темноцвтныхъ’, но также ‘съ чернымъ покрываломъ на блой груди’ и закрываетъ поэту очи не ‘тихою рукой’, какъ у Майкова, а ‘синимъ пологомъ’. Въ сравнительно удачномъ перевод ‘Дитя, ужъ нтъ благословенныхъ дней’ сравненіе двушки съ Снгурочкой — его нтъ у Майкова — придаетъ переводу прозаическую подчеркнутость. Пожеланія Майкова въ ‘Эоловыхъ арфахъ’ усилены и потому измнены,* пожалуй, извращены, поэтъ хотлъ только, чтобы мимо арфъ ‘промчался вихремъ иней, и жизни духъ пахнулъ въ родимой сторон’, у переводчика: ‘о, если бы на крыльяхъ бури грозою промчался по родин геній, свободы гордый духъ’. Эти усиленія длаютъ Майкова чуть Hts революціонеромъ, а таковымъ онъ, какъ извстно, не былъ, онъ всегда полагалъ, что духъ свободы, промчавшись на крыльяхъ бури мима эоловыхъ арфъ, прежде всего изломаетъ ихъ и изорветъ ихъ струны. Онъ говорилъ: ‘Не отставай отъ вка’ — лозунгъ лживый, Коранъ толпы. Нтъ: выше вка будь!’ Какъ будто, ‘не отставай отъ вка’ для провозглашавшихъ этотъ лозунгъ когда либо значило ‘не опережай вка’. Онъ во всякомъ случа вка не опережалъ, а ‘гордый духъ свободы’ охранялъ довольно своеобразно.
Переводъ боле значительныхъ по размрамъ эпическихъ вещей Майкова, не требующій отъ переводчика такой художественной сосредоточенности и выразительности, чмъ лирика, даетъ, намъ кажется, нмецкимъ читателямъ г. Фидлера надлежащее представленіе о балладахъ и поэмахъ Майкова. Они имютъ теперь возможность познакомиться съ такими произведеніями нашего поэта, какъ ‘Савонарола’, ‘Дурочка’, ‘Кто онъ?’, ‘Приговоръ’, ‘Три смерти’. Мы не совсмъ согласны съ этимъ выборомъ, да и въ состав лирическихъ переводовъ насъ удивили многіе пропуски,— по, конечно, поэтъ-переводчикъ иметъ право и обязанность считаться не только съ объективными данными, но и съ влеченіями своего вдохновенія.