Фремлейский приход, Троллоп Энтони, Год: 1861

Время на прочтение: 546 минут(ы)

ФРЕМЛЕЙСКЙ ПРИХОДЪ
РОМАНЪ.

ГЛАВА I.

Когда юный Маркъ Робартсъ оставилъ университетъ, его отецъ имлъ полное право сказать, что онъ слышитъ со всхъ сторонъ поздравленіи, что вс считаютъ его счастливйшимъ изъ отцовъ.
Этотъ счастливый отецъ былъ медикъ, и жилъ въ Экзетер. Онъ былъ джентльменъ безъ состоянія, но пользовался обширною и доходною практикой, что позволяло ему содержать и воспитывать своихъ дтей со всми удобствами, какія могутъ доставить деньги въ нашемъ отечеств. Маркъ былъ его старшій сынъ и второй ребенокъ, и мы посвятимъ первыя страницы нашего разказа исчисленію всхъ благополучій, которыми онъ былъ обязанъ судьб и собственнымъ стараніямъ.
Первымъ его шагомъ въ жизни было помщеніе его, еще очень молодымъ мальчикомъ, въ домъ священника, стараго друга его отца. У этого священника былъ еще одинъ, и только одинъ воспитанникъ, юный лордъ Лофтонъ, и между мальчиками завязалась тсная дружба.
Пока они оба учились у священника, леди Лофтонъ посщала иногда своего сына, и однажды пригласила юнаго Робартса провести наступавшіе праздники въ Фремлейскомъ замк. Приглашеніе было принято: Маркъ провелъ дв недли въ замк, вслдствіе чего онъ вернулся въ Экзетеръ съ письмомъ отъ вдовствующей перессы, исполненнымъ похвалъ. Она была въ восторг писала она, что у ея сына есть такой отличный товарищъ, выражала надежду, что они вмст окончать свое воспитаніе. Доктор Робартсъ высоко цнилъ расположеніе перовъ и перессъ, и ни за что на свт не отказался бы отъ выгодъ, могущихъ проистечь для его сына изъ такой дружбы. Итакъ, когда юнаго лорда послали въ Гарроу, Марка Робартса отправили туда же.
Лордъ часто ссорился съ своимъ другомъ, и дло подъ-чась доходило до драки. Случилось даже, что они въ продолженіи трехъ мсяцевъ не говорили другъ съ другомъ ни слова. Но это не смущало доктора въ его надеждахъ. Маркъ неоднократно гостилъ въ Фремлейскомъ замк, и леди Лофтонъ каждый разъ писала о немъ въ самыхъ лестныхъ выраженіяхъ.
Потомъ мальчики отправились вмст въ Оксфордъ, и тутъ за Маркомъ послдовало его обычное счастье, зависвшее боле отъ его примрной степенности чмъ отъ какихъ-нибудь особенныхъ успховъ въ наукахъ. Его семейство гордилось имъ, и докторъ любилъ разказывать о немъ своимъ больнымъ,— не то, чтобы сынокъ его удостоивался медалей и другихъ университетскихъ почестей, но то, что отличался прекраснымъ поведеніемъ. Онъ находился въ лучшемъ кругу, не длалъ долговъ, любилъ общество, но умлъ избгать обществъ дурныхъ, быль непрочь отъ стакана вина, но никто никогда не видалъ его пьянымъ, и, главное, пользовался всеобщимъ благорасположеніемъ въ университет.
Потомъ пришло время избрать карьеру для этого юнаго Гиперірна, и докторъ Робартсъ получилъ приглашеніе пріхать лично въ Фремлейскій замокъ, чтобы переговорить съ леди Лофтонъ объ этомъ предмет. Докторъ Робартсъ вернулся съ этого свиданія съ твердымъ убжденіемъ, что сыну его всего приличне посвятить себя церкви.
Не даромъ леди Лофтонъ выписывала доктора Робартса изъ Экзетера. Фамилія Лофтонъ располагала Фремлейскимъ приходомъ, и первое представленіе было бы въ рукахъ леди Лофтонъ, еслибы вакансія открылась прежде достиженія лордомъ Лофтономъ двадцати-пяти-лтняго возраста,— и въ рукахъ молодаго лорда, еслибы вакансія открылась посл. Но мать и сынъ оба общали дать приходъ Парку. А такъ какъ Фремлейскому священнику въ это время было лтъ семьдесятъ, а приходъ приносилъ девятьсотъ фунтовъ въ годъ, то не могло быть сомннія относительно превосходства духовной карьеры передъ всми другими.
И я долженъ прибавить, что выборъ вдовствующей леди и доктора оправдывался жизнью и правилами молодаго человка,— на сколько можетъ быть оправданъ отецъ, предначертывающій жизненный путь своему сыну и свтскій землевладлецъ, располагающій приходомъ. Еслибъ у леди Лофтонъ былъ второй сынъ, этотъ сынъ вроятно получилъ бы приходъ, и никто бы не нашелъ въ этомъ ничего дурнаго, особенно еслибъ этотъ сынъ былъ именно такой человкъ, какъ Маркъ Робартсъ.
Сама леди Лофтонъ не мало размышляла о религіозныхъ предметахъ, и ни за что на свт не отдала бы зависвшій отъ нея приходъ человку только потому, что онъ былъ друженъ съ ея сыномъ. Она, по религіознымъ убжденіямъ, примыкала къ Верхней церкви, и имла случай удостовриться, что Маркъ Робартсъ склоняется въ ту же сторону. Она очень желала, чтобы сынъ ея былъ близокъ съ священникомъ своего прихода, и эта цль была бы достигнута назначеніемъ Марка Робартса, она хотла, чтобы священникъ ея прихода былъ такой человкъ, который дйствовалъ бы въ одномъ смысл съ нею, быть можетъ, она втайн желала, чтобъ онъ до нкоторой степени подчинялся ей. Еслибъ она выбрала человка зрлыхъ лтъ, то на такое подчиненіе было бы трудне разчитывать, а еслибы выборъ былъ сдланъ ея сыномъ, на это нельзя было бы разчитывать вовсе.
Итакъ, было ршено, что приходъ достанется юному Робартсу.
Онъ выдержалъ экзаменъ безъ особеннаго блеска, но именно такъ, какъ желалъ его отецъ, потомъ путешествовалъ мсяцевъ десять съ лордомъ Лофтономъ, и тотчасъ по возвращеніи былъ посвященъ.
Фремлейскій приходъ находился въ Барчестерской эпархіи, и при блестящей перспектив, открывшейся ему въ этой эпархіи, Робартсу было нетрудно получить въ ней мсто курата. Онъ не долго занималъ это мсто. Не прошло и года, какъ мистеръ Стопфордъ, тогдашній викарій въ Фремле, скончался, и молодому человку упало прямо въ руки полное осуществленіе его богатыхъ надеждъ.
Но мы должны еще поговорить о его счастіи прежде чмъ доберемся до собственнаго начала нашей исторіи. Леди Лофтонъ, очень сильно, какъ мы уже оказали, занимавшаяся церковными вопросами, не увлекалась однако своими верхне-церковными правилами до того, чтобы стоить за безбрачность священниковъ. Напротивъ она держалась убжденіи, что только женатый человкъ можетъ быть хорошимъ священникомъ. Итакъ, доставивъ своему любимцу положеніе въ свт и доходъ, вполн приличный для джентльмена, она занялась пріисканіемъ жены, съ которою онъ могъ бы подлиться всмъ этимъ благополучіемъ.
И тутъ, какъ во многихъ другихъ случаяхъ, онъ вполн вошелъ въ виды своей покровительницы, хотя они не были высказаны ему тмъ прямымъ путемъ, какимъ устроилось дло о приход. На то леди Лофтонъ имла слишкомъ много женскаго такта. Она отнюдь не говорила юному викарію, что миссъ Менселъ именно для того была привезена въ Фремлейскій замокъ съ замужнею дочерью, чтобъ онъ, Маркъ, въ нее влюбился, но оно такъ было въ самомъ дл.
У леди Лофтонъ было только двое дтей. Старшая дочь, лтъ за пять передъ тмъ, вышла за мужъ за сэръ-Джорджа Мередита, а миссъ Монселъ была съ нею дружна. Но тутъ я встрчаю главную трудность романиста. Миссъ Монселъ, или лучше мистриссъ Маркъ Робартсъ, должна быть мною описана. Намъ не придется долго заниматься ею подъ именемъ миссъ Монселъ. Но все-таки мы должны назвать ее Фанни Монселъ, предупреждая читателя, что нельзя было предложить Марку боле милой подруги. И если твердыя правила безъ жесткости, женственная мягкость безъ слабости, веселость безъ злобы и врное любящее сердце суть качества, дающія двушк право стать женою священника, то Фанни Монселъ имла полое право на это положеніе.
Ростъ ея былъ немного выше средняго. Лицомъ она была бы вполн хороша, еслибъ ея ротъ не былъ нсколько великъ. Волосы у нея были густые, свтлокоричневые. Глаза ея также были коричневые, и по этому самому составляли самую замтную черту ея лица, потому что коричневые глаза встрчаются не часто. Они были большіе, влажные, то веселые, то нжные. И тутъ счастіе не измнило Марку Робартсу.
Онъ посватался, и Фанни пошла за него. Маркъ самъ быть молодецъ собою. Въ это время викарію было лтъ двадцать пять, а Фанни была моложе его двумя-тремя годами. И не съ пустыми руками вступала она въ домъ своего мужа. Ее нельзя было назвать богатою наслдницей, но за нею было нсколько тысячъ фунтовъ. Эти деньги были помщены въ банкъ, съ тмъ чтобы ихъ процентами платить ежегодные взносы въ страховое общество, въ которомъ Робартсъ застраховалъ въ высокую цну свою жизнь, и еще осталось ихъ очень довольно, чтобы отдлать викарство самымъ изящнымъ и комфортабельнымъ образомъ — зажить на славу.
Вотъ сколько сдлала леди Лофтонъ для своего protg, и вы можете себ представить, съ какимъ удовольствіемъ старый докторъ Робартсъ, сидя передъ каминомъ и размышляя о результатахъ своей жизни, останавливалъ свои мысли на этомъ пріятномъ результат, на Марк Робартс, фремлейскомъ викаріи.
Но мы мало сказали до сихъ поръ о самомъ геро нашемъ: быть-можетъ, и нтъ надобности говорить о немъ много. Будемъ надяться, чтоего образъ мало-по-малу самъ собою обрисуется передъ читателями, со всми своими вншними и внутренними чертами. Замтимъ только, что онъ не родился ни ангеломъ, ни падшимъ духомъ. Каковымъ его сдлало воспитаніе, таковъ онъ и былъ. Онъ былъ очень способенъ къ добру, способенъ не въ малой степени и ко злу. Многія обстоятельства въ его жизни клонились къ тому, чтобъ испортить его, но онъ не былъ испорчемъ въ обыкновенномъ смысл этого слова. У него было достаточно такту, достаточно здраваго смысла, что бы насчитать себя такимъ совершенствомъ, какимъ считала его мать. Самомнніе, кажется, не было главнымъ его недостаткомъ. Еслибъ онъ имлъ его побольше, онъ былъ бы пожалуй мене пріятнымъ человкомъ, но за то его судьба была бы прочне обезпечена.
Что касается до его наружности, онъ былъ высокъ, строенъ: и блокуръ, имлъ четырехугольный лобъ, означающій боле понятливость чмъ умъ, блыя нжныя руки съ длинными ногтями, и умлъ одваться такъ, что никто не могъ никогда замтить, хорошо ли онъ одтъ или дурно, новое ли на немъ платье, или старое.
Таковъ былъ Маркъ Робартсъ, когда, лтъ двадцати пяти, или немногимъ старше, онъ женился на Фанни Монселъ. Обрученіе происходило въ собственной его церкви, такъ какъ у Фанни Монселъ не было своего гнзда, и она три мсяца передъ свадьбою провела въ Фремлейскомъ замк. Посаженнымъ отцомъ у нея былъ сэръ-Джорджъ Мередитъ, и сама леди Лофтонъ позаботилась о томъ, чтобы свадьба была сыграна какъ слдуетъ, и старалась объ этомъ почти столько же, какъ для собственной дочери. Самый обрядъ былъ совершенъ его преподобіемъ, барчестерскимъ деканомъ, многоуважаемымъ другомъ леди Лофтонъ. Мистриссъ Арабинъ, жена декана, присутствовала также на свадьб, хоть отъ Барчестера до Фремлея не близко. И лордъ Лофтонъ, разумется, былъ тутъ, и вс увряли, что онъ непремнно влюбится въ одну изъ прелестныхъ подругъ невсты, изъ которыхъ Бленчъ Робартсъ, вторая сестра викарія, по мннію всхъ, была самая прелестная.
Была тутъ и другая, младшая сестра Марка, которая не принимала участія къ церемоніи, и насчетъ которой не длали такихъ предсказаній, такъ какъ ей было не боле шестнадцати лтъ, но мы упоминаемъ о ней, потому что читателю придется познакомиться съ нею въ послдствіи. Звали ее Люси Робартсъ.
Потомъ викарій и его жена отправились путешествовать, оставивъ на время фремлейскія души на попеченіе старика курата.
Пришло время, и они возвратились, а потомъ настало еще время, когда родился у нихъ ребенокъ, а потомъ другой, а потомъ настало время, когда начинается нашъ разказъ. Но прежде чмъ приступимъ къ нему, не повторить ли намъ, что вс были правы, поздравляя девонширскаго медика съ такимъ примрнымъ и счастливымъ сыномъ?
— Ты была сегодня въ замк? сказалъ Маркъ своей жен, грясь въ кресл у огня въ гостиной, передъ тмъ какъ идти одваться къ обду. Это было холоднымъ ноябрьскимъ вечеромъ, а онъ цлое утро провелъ на воздух: въ такихъ случаяхъ какъ-то особенно пріятно откладывать свой туалетъ. Люди твердые идутъ прямо изъ передней въ свою комнату, и не подвергаютъ себя искушеніямъ камина въ гостиной.
— Нтъ, но леди Лофтонъ сама была здсь.
— Она все хлопочетъ о Сар Томпсонъ?
— Да, Маркъ.
— А что ты ей сказала насчетъ Сары Томпсонъ?
— Отъ себя я ей мало сказала, но я намекнула ей, что ты полагаешь, или что я думаю, что по твоему мннію было бы лучше взять опытную школьную учительницу.
— Но миледи не согласилась?
— Какъ сказать? Да, въ сущности она не согласилась.
— Ну, да когда ужь она примется за что-нибудь, такъ не скоро отвяжется.
— Но, Маркъ, она всегда принимается за такія хорошія дла.
— Однако, въ этомъ случа, какъ ты видишь, она боле думаетъ о своей protge, чмъ о дтяхъ въ школ.
— Скажи ей это, и она наврное уступитъ.
Потомъ оба умолкли. Викарій, согрвшись вполн, насколько это возможно сидя лицомъ къ огню, повернулся, чтобы произвести ту же оверацію a tergo.
— Маркъ, уже двадцать минутъ седьмаго. Не пойдти ли теб одваться къ обду?
— Вотъ что я теб скажу, Фанни. Пусть ужь она сдлаетъ по своему, насчетъ Сары Томпсонъ. Ты бы пошла къ ней завтра, и такъ бы сказала ей.
— Но, Маркъ, я бы не уступила ей, еслибы считала ее не правою. Да и она сама не потребовала бы этого.
— Если я въ этотъ разъ отстою свое мнніе, мн наврное придется уступить въ слдующій разъ, а тогда можетъ идти дло о чемъ-нибудь боле важномъ.
— Но если она неправа, Маркъ?
— Я не говорю, чтобъ она была неправа, а если она и не права въ какой-нибудь безконечно-малой степени, такъ стоитъ ли изъ-за этого ссориться? Сара Томпсонъ очень почтенная женщина, спрашивается только, уметъ ли она учить?
Молодая женщина темно сознавала, хотя она и не выразила этого словами, что ея мужъ не совсмъ правъ. Дйствительно, надо иногда уступать многому такому, что не совсмъ справедливо, даже очень многому. Но къ чему уступать злу безъ всякой необходимости? Зачмъ ему, викарію, соглашаться, чтобы назначили неопытную учительницу для дтей его прихода, когда онъ могъ найдти опытную? Въ этомъ случа — такъ говорила мистриссъ Робартсъ — я не уступила бы леди Лофтонъ.
На другое утро, однакоже, она исполнила порученіе мужа, и объявила леди Лофтонъ, что мужъ ея не иметъ ничего противъ назначенія Сары Томпсонъ.
— О, я была уврена, что онъ согласятся со мною, сказала миледи,— стоило ему только узнать, что это за женщина. Я знала, что стоило только объяснить ему…
И она стала чрезвычайно любезна, сказать по совсти, леди Лофтонъ не любила оппозиціи въ длахъ, касавшихся прихода.
— Фанни, сказала леди Лофтонъ самымъ ласковымъ тономъ:— вы никуда не собираетесь въ субботу, не такъ ли?
— Нтъ, кажется, никуда.
— Такъ вы должны быть у насъ. Юстинія, вы знаете, будетъ здсь (леди Мередитъ звали Юстиніей), вамъ съ мистеромъ Робартсомъ слдуетъ погостить у насъ до понедльника. Мы на все воскресенье отдадимъ въ его распоряженіе маленькую библіотеку. Мередиты узжаютъ въ понедльникъ, и Юстинія будетъ тосковать, если вы не будете съ нею.
Было бы несправедливо утверждать, что леди Лофтонъ ршилась не приглашать Робартсов, еслибъ ей не уступили въ дл Сары Томпсонъ. Но, по всему вроятію, таковъ былъ бы результатъ оппозиціи съ ихъ стороны. За то теперь она была сама любезность: и когда мистриссъ Робартсъ стала было извиняться, говоря, что ей нужно быть дома къ вечеру, чтобы видть дтей, леди Лофтонъ объявила, что въ замк найдется мсто и для малютокъ, и для кормилицы, и уладила дло по своему, кивнувъ два раза, а три раза махнувъ веромъ.
Это было во вторникъ утромъ, а въ тотъ же день вечеромъ, передъ обдомъ, викарій опять услся въ то же кресло передъ каминомъ, удостоврившись, что его лошадь увели въ конюшню.
— Маркъ, сказала его жена,— Мередиты прідутъ въ замокъ на субботу и на воскресенье, я общала, что и мы будемъ тамъ, и останемся до понедльника.
— Неужели общала? Какая досада!
— А что? Я думала, что это будетъ пріятно теб. Да и Юстинія могла бы огорчиться, еслибъ я отказалась.
— Ты можешь быть тамъ, и конечно будешь, моя милая. Но мн это невозможно.
— Отчего же, другъ мой?
— Отчего? Я только что отвчалъ на письмо, которое мн привезли изъ Чальдикотса. Соверби приглашаетъ меня къ себ на недлю, и я написалъ, что буду.
— И ты подешь въ Чальдикотсъ на цлую недлю, Маркъ?
— Я даже, кажется, общалъ пробыть тамъ десять дней.
— И ты пропустишь два воскресенья?
— Нтъ, Фанни, только одно. Не будь такъ придирчива.
— Я не придираюсь, Маркъ, ты знаешь, что у меня нтъ этой привычки. Но мн такъ досадно! Леди Лофтонъ будетъ недовольна. Къ тому же ты въ прошлый мсяцъ пропустилъ два воскресенья, когда здилъ въ Шотландію.
— Это было въ сентябр, Фанни. Ужь это придирка.
— Ахъ, Маркъ, мой милый, не говори этого. Ты знаешь, что у меня нтъ намренія придираться. Но леди Лофтонъ не любитъ этого чальдикотскаго общества. Ты помнишь, что въ послдній разъ, какъ ты былъ тамъ съ лордомъ Лофтономъ, она такъ была огорчена!
— На этотъ разъ со мною не будетъ лорда Лофтона, онъ еще въ Шотландіи. Но вотъ почему я ду туда: тамъ будутъ Гарольдъ Смитъ и его жена, а я очень желаю познакомиться съ ними поближе. Я не сомнваюсь, что Гарольдъ Смитъ современемъ будетъ членомъ кабинета, а такимъ знакомствомъ пренебрегать не слдуетъ.
— Но, Маркъ, какое теб дло до кабинета?
— Конечно, Фанни, я обязанъ говорить, что мн ничего не нужно, оно отчасти такъ и есть. Но тмъ не мене, я поду и проведу нсколько дней съ Гарольдъ-Смитами.
— Не воротишься ли ты къ воскресенью?
— Я общалъ сказать проповдь въ Чальдикотс. Гарольдъ Смитъ прочтетъ въ Барчестер публичную лекцію объ Австралійскомъ архипелаг, а я скажу проповдь о томъ же. Хотятъ снарядить туда новыхъ миссіонеровъ.
— Проповдь въ Чальдикотс!
— А почему же нтъ? Народу тамъ будетъ иного, вроятно будутъ и Арабины.
— Не думаю, мистриссъ Арабинъ хороша съ мистриссъ Гарольдъ Смитъ, но я уврена, что она не въ ладахъ съ ея братомъ. Не думаю, чтобъ она похала въ Чальдикотсъ.
— И епископъ вроятно прідетъ туда на день или на два.
— Вотъ это вроятне, Маркъ. Если тебя привлекаетъ въ Чальдикотсъ, желаніе видть мистриссъ Проуди, то больше мн говорить нечего.
— Я не боле тебя, Фанни, охотникъ до мистриссъ Проуди, возразилъ викарій, съ нкоторымъ раздраженіемъ въ голос.— Но вообще считается приличнымъ, чтобы приходскій священникъ отъ времени до времени видался съ своимъ епископомъ. И такъ какъ меня пригласили именно съ тмъ, чтобъ я сказалъ проповдь, когда вс эти лица будутъ тамъ, отказаться было бы неловко.
Тутъ онъ всталъ, и, взявъ свчу, направился въ свою уборную.
— Что же сказать леди Лофтонъ? спросила у него Фанни въ теченіи вечера.
— Напиши ей, что я общался сказать проповдь въ Чальдикотс въ будущее воскресенье. Ты, конечно, будешь въ замк?
— Да, но я знаю, что она будетъ недовольна. Ты уже былъ въ отлучк въ прошлый разъ, какъ у ней были гости.
— Что жь длать! Я ужь уступилъ ей въ дл Сары Томпсонъ: не можетъ же она требовать, чтобъ ей уступали всегда и во всемъ!
— Я бы не сказала ничего, еслибы ты не уступилъ въ дл Сары Томпсонъ. Тогда-то ты и могъ бы настоять на своемъ.
— А я намренъ теперь настоять на своемъ. Очень жаль, что мы такъ расходимся въ мнніяхъ.
Тутъ Фанни, несмотря на свою досаду, замтила, что лучше не продолжать разговора. Передъ отходомъ ко сну, она исполняла просьбу мужа, и написала къ леди Лофтовъ.

ГЛАВА II.

Не мшаетъ сказать слова два о личностяхъ, упомянутыхъ на предыдущихъ страницахъ, и о мстности, въ которой он жили.
О леди Лофтонъ мы, быть-можетъ, сказали уже довольно, чтобы познакомать съ нею машихъ читателей. Фремлейское помстье принадлежало ея сыну, но такъ какъ Лофтонъ-паркъ, старый развалившійся замокъ въ другомъ графств, былъ собственно резиденціей фамиліи Лофтоновъ, то ей для житья отведенъ былъ Фремлейскій замокъ. Самъ лордъ Лофтонъ еще не былъ женатъ, у него не было хозяйства въ Лофтонъ-парк, гд никто и не жилъ со смерти его дда, онъ жилъ съ матерью, когда ему приходила охота жить въ тхъ странахъ. У него былъ охотничій домикъ въ Шотландіи, да квартира въ Лондон, да конюшня въ Лестершир,— все это къ немалой досад барсетширскихъ землевладльцевъ, считавшихъ охоту въ ихъ краю не хуже чмъ гд бы то ни было въ Англіи. Но его лордство, заплативши свою долю взноса за охоту въ восточномъ Барсетшир считалъ себя въ прав охотиться, гд ему веселе.
Фремлей было хорошенькое помстье, не имвшее ничего величественнаго и барскаго, но отлично устроенное для удобной деревенской жизни. Домъ былъ низкое, двухъ-этажное строеніе, выстроенное въ разныя времена, безъ всякихъ претензій на архитектурный стиль. Но комнаты, хотя и не высокія, были теплы и уютны, и садъ былъ чистъ и наряденъ, какъ ни одинъ садъ въ околотк. Только своимъ садомъ и славился Фремлей.
Деревни около Фремлея собственно не было. Большая дорога вилась между фремлейскими огородами, рощами и обсаженными деревьями, полями, безпрестанно загибаясь то влво, то вправо. Съ этою дорогой перекрещивалась другая, и это мсто называлось фремлейскимъ перекресткомъ. Тутъ стояла гостиница ‘Гербъ Лофтоновъ’, тутъ же былъ сборный пунктъ, когда, вопреки лни лорда Лофтона, въ Фремле происходила охота, и тутъ же, у перекрестка, жилъ сапожникъ, завдывавшій почтовою конторой.
Фремлейская церковь стояла за четверть мили отъ перекрестка, насупротивъ главнаго възда въ Фремлейскій замокъ. Это было невзрачное строеніе, воздвигнутое лтъ сто тому назадъ, когда вс церкви строились невзрачно. Она даже была слишкомъ тсна для паствы, вслдствіе чего часть ея посщала диссентерскія молельни, возникшія по разнымъ угламъ прихода, и не довольно дятельно, по мннію леди Лофтонъ, преслдуемыя ея любимцемъ викаріемъ. Поэтому леди Лофтонъ ничего такъ не желала, какъ выстроить новую церковь, и краснорчиво убждала и сына своего, и викарія въ необходимости приступить къ этому благому длу.
За церковью, но очень близко отъ нея, стояли школы для мальчиковъ и двочекъ, два отдльныя зданія, обязанныя своимъ возникновеніемъ энергіи леди Лофтонъ. За ними помщалась чистенькая овощная лавочка. Чистенькій хозяинъ этой лавочки былъ пономаремъ, а его чистенькая жена отворяльщицей церковныхъ мстъ. Ихъ имя было Подженсъ, и они оба были въ большой милости у леди Лофтонъ, у которой они оба когда-то находились въ услуженіи.
Тутъ дорога вдругъ загибалась налво, какъ бы отворачиваясь отъ Фремлейскаго замка, и за самымъ поворотомъ стояло викарство, такъ что изъ его сада въ церковную ограду пробгала прямая дорожка, отрзывавшая уголъ, занимаемый Подженсами, уголъ, изъ котораго, сказать по правд, викарій охотно выжилъ бы ихъ вмст съ ихъ капустою, еслибъ у него на то была власть. Не всегда ли маленькій виноградникъ Навата былъ шипомъ въ глазу сосдственныхъ потентатовъ?
Въ настоящемъ случа, потентатъ былъ также не извинителенъ, какъ и Ахавъ, потому что его викарство было совершенствомъ въ своемъ род. Въ немъ были вс удобства, требующіяся въ дом умреннаго джентльмена съ умренными средствами, и не было тхъ расходныхъ затй, которыхъ требуютъ неумренные джентльмены, и которые въ свою очередь требуютъ неумренныхъ издержекъ. Къ тому же сады и огороды были совершенно подъ стать дому, и все было въ отличномъ порядк — не то чтобы совершенно ново, съ запахомъ краски и сыраго дерева, но именно въ томъ положеніи, когда новизна начинаетъ замняться жилою уютностью.
Въ этомъ и заключалось все, что можно было назвать деревней. За замкомъ, у одного изъ перекрестковъ, стояла еще лавка или дв, да хорошенькій домикъ, въ которомъ жила вдова покойнаго курата, другаго protg леди Лофтонъ, да еще высокій, тяжелый кирпичный домъ, въ которомъ жидъ тогдашній куритъ. Но этотъ домъ стоялъ за милю отъ церкви, и еще дале отъ замка, потому что выходилъ на ту дорогу, которая перекрещивается съ большою около церкви. Этотъ джентльменъ, преподобный Ивенъ Джонсъ, по лтамъ могъ бы быть отцомъ викарія, но онъ уже былъ давно куратомъ въ Фремле, и хотя леди Лофтонъ лично не любила его за вольно-церковныя убжденія и за неизящную наружность, она тмъ не мене не хотла удалять его. Въ этомъ большомъ кирпичномъ дом у него жили два-три пансіонера, и еслибъ онъ потерялъ свое мсто, ему трудно было бы свить себ другое гнздо. По этимъ соображеніямъ, преподобнаго Ивена Джонса щадили, и несмотря на его красное лицо и безобразныя ноги, его приглашали къ обду въ замокъ съ его некрасивою дочерью, разъ въ три мсяца.
Кром названныхъ домовъ, во всемъ Фремлейскомъ приход, который однаково былъ очень великъ, были еще только фермерскіе домики да коттеджи пахарей.
Фремлей находится въ восточномъ отдл Барсетшира, который, какъ всмъ извстно, отличается самыми твердыми торійскими убжденіями. И въ немъ, правда, встрчались отступленія, но въ какомъ графств не встрчаются они? Гд, въ нашъ сусальный вкъ, можемъ мы еще надяться найдти твердую доблесть прежнихъ временъ? Но, къ сожалнію, я долженъ признаться, что къ отступникамъ, между прочимъ, причисляютъ и лорда Лофтона. Не то чтобъ онъ былъ ярый вигъ, или чтобы даже вообще былъ вигъ. Но онъ издвается надъ старыми порядками графства, онъ объявляетъ, когда его спрашиваютъ, что, съ своей стороны, онъ не имлъ бы ничего противъ выбора мистера Брайта въ парламентскіе представители Барсетшира, и прибавляетъ, что такъ какъ онъ, къ несчастію, перъ, то не иметъ даже права интересоваться этимъ вопросомъ. Все это возбуждаетъ общее прискорбіе, потому что, въ добрыя старыя времена, ни одна часть графства не была такъ тверда въ торійскихъ убжденіяхъ, какъ Фремлейскій округъ, да и до сихъ поръ вдовствующая леди при случа можетъ оказать помощь торійской партіи.
Чальдикотсъ, резиденція Натаніеля Соверби, эсквайра, который въ то время, которое мы намрены принять за настоящее, есть одинъ изъ членовъ парламента за западный отдлъ Барсетшира. Но этотъ западный отдлъ не можетъ похвалиться ни одною изъ политическихъ добродтелей, украшающихъ его восточнаго близнеца. Онъ ршительно придерживается вигскихъ началъ, и почти исключительно управляется въ политик одною или двумя знатными вигскими фамиліями.
Мы уже сказали, что Маркъ Робартсъ собирался постить Чалькидотсъ, и намекнули, что его жена была бы боле довольна, еслибы посщеніе не состоялось. Такъ оно въ самомъ дл и было: потому что эта добрая, любящая, осторожная жена знала, что мистеръ Соверби не былъ вполн приличнымъ другомъ для молодаго священника, и знала также, что во всемъ графств былъ лишь одинъ домъ, имя котораго звучало еще непріятне въ ушахъ леди Лофтонъ чмъ имя Чальдикотса. На это было много разныхъ причинъ. Вопервыхъ, мистеръ Соверби былъ вигъ, и получилъ мсто въ парламент по вліянію великаго вигскаго автократа, герцога Омніума, резиденція котораго было мсто еще боле опасное чмъ Чальдикотсъ, а самъ герцогъ, по мннію леди Лофтонъ, былъ чуть ли не воплощеніе Луцифера на земл. Дале, мистеръ Соверби былъ холостой человкъ, какъ впрочемъ и лордъ Лофтонъ, къ большому огорченію леди Лофтонъ. Мистеру Соверби, правда, было лтъ пятьдесятъ, между тмъ какъ лорду Лофтону было всего лтъ двадцать-шесть, но тмъ не мене, миледи, его мать, начинала уже волноваться по этому предмету. По ея мннію, каждый мущина былъ обязанъ жениться, какъ только пріобрталъ средства содержать жену, и у нея было убжденіе,— невысказанное и лишь полусознательное,— что мущины вообще склонны пренебрегать этою обязанностію изъ эгоистическихъ побужденій, что мущины развращенные поддерживаютъ мущинъ боле невинныхъ въ этомъ пренебреженіи, и что многіе изъ нихъ не женились бы совсмъ, еслибы не прилагалось тайное понужденіе со стороны нжнаго пола. Герцогъ Омніумъ былъ глава всхъ подобныхъ грховодниковъ, и леди Лофтонъ очень боялась, чтобъ ея сынъ не подвергся его гибельному вліянію черезъ посредство мистера Соверби.
Къ тому же вс знали, что мистеръ Соверби очень бдный человкъ съ очень-большимъ помстьемъ. Онъ, какъ говорили, истратилъ много на выборы, и еще боле проигралъ въ карты. Бдльшая часть его имнія уже перешла во владніе герцога, который поставилъ себ за правило скупать вс земли, поступавшія въ продажу въ околотк. Его враги говорили даже, что онъ способенъ развращать молодыхъ людей для того только, чтобъ они, раззорившмсь, продали ему свои барсетширскія имнія. Что, еслибъ — о ужасъ!— ему удалось завладть такимъ образомъ заповдными фремлейскими полями! Неудивительно, что леди Лофтонъ не жаловала Чальдикотса.
Чальдикотская клика, какъ говаривала леди Лофтонъ, была во всемъ противуположностью тому, чмъ, по ея мннію, должно быть хорошее общество. Она любила людей веселыхъ, спокойныхъ, добрыхъ, преданныхъ церкви, отечеству и королев, и не хлопотавшихъ о томъ, чтобы поднимать о себ шумъ въ свт. Она желала, чтобы вс фермеры въ окрестностяхъ были въ силахъ платить свои ренты безъ отягощенія, чтобы вс старухи были снабжены теплыми фланелевыми юпками, чтобы работники были избавлены отъ ревматизмовъ здоровою пищей и сухими жилищами, и чтобъ они слушались авторитета — духовнаго и свтскаго. Это она считала любовью къ родин. Она желала также, чтобы парки были наполнены фазанами, поля куропатками, а лса лисицами. И въ этомъ сказывалась у ней любовь къ родин. Она пламенно желала, во время крымской войны, чтобы Русскихъ побили, но не Французы, независимо отъ Англичанъ, какъ, по ея мннію, случалось слишкомъ часто, и, если можно, не Англичане подъ диктаторствомъ лорда Пальмерстона. Въ сущности, она перестала врить въ успхъ этой войны посл паденія лорда Абердина. Вотъ, еслибы на его мсто поступилъ лордъ Дерби, тогда было бы другое дло!
Но обратимся къ Чальдикотскому кружку. По правд сказать, въ немъ не было ничего особенно опаснаго, потому что если мистеръ Соверби въ самомъ дл предавался какимъ-нибудь холостымъ злодйствамъ, то это было въ Лондон, а не въ деревн. Собственно самый вредный злодй въ этомъ кружк былъ мистеръ Гарольдъ Смитъ, или, быть-можетъ, его жена. Онъ также былъ членомъ парламента, и, по мннію многихъ, человкомъ съ будущимъ. Его отецъ въ продолженіи многихъ лтъ былъ виднымъ дебетеромъ въ палат, и не разъ занималъ важныя должности. Гарольдъ съ раннихъ лтъ сталъ готовить себя въ министры, и если усиленная работа можетъ обезпечить успхъ такого стремленія, онъ рано или поздно долженъ былъ достичь своей цли. Уже онъ не разъ занималъ второстепенныя должности при министерств, былъ при казначейств, и въ продолженіи мсяца или двухъ, при адмиралтейств, и удивлялъ оффиціяльный людъ своею дятельностію. Упомянутые два мсяца случились въ министерство лорда Абердина, при паденіи котораго онъ долженъ былъ подать въ отставку. Онъ былъ младшимъ сыномъ, и имлъ лишь незначительное состояніе. Поэтому ему было необходимо заниматься политикой, какъ ремесломъ. Онъ еще въ очень молодыхъ лтахъ женился на сестр мистера Соверби, и такъ какъ эта дама была шестью или семью годами старше его, и принесла ему съ собою лишь небольшое приданое, то многіе полагали, что въ этомъ случа мистеръ Гарольдъ Смитъ поступилъ неосмотрительно. Мистеръ Гарольдъ Смитъ лично не былъ любимъ ни одною партіей, хотя многіе считали его чрезвычайно полезнымъ человкомъ. Онъ былъ трудолюбивъ, ученъ и, въ существенныхъ отношеніяхъ, честенъ. Но онъ былъ самодоволенъ, говорливъ и напыщенъ.
Мистриссъ Гарольдъ Смитъ во всемъ была противоположностью своего супруга. Она была умная, веселая женщина, недурная собою для своихъ лтъ — а ей было уже за сорокъ,— умла цнить всякую выгоду, наслаждаться всякимъ удовольствіемъ. Она не была ни трудолюбива, ни учена, можетъ-быть не во всемъ отличалась политическою честностію — какая женщина когда-нибудь вполн постигала внутреннюю необходимость и вншнія выгоды политической честности?— но она не была ни натянута, ни напыщенна, и если была самонадянна, то не показывала этого. Относительно своего мужа, она была женщина разочарованная, потому что она вышла за него въ предположеніи, что онъ сдлается виднымъ политическимъ дятелемъ, и надежды этой до тхъ поръ мистеръ Гарольдъ Смитъ вполн не оправдалъ.
Леди Лофтонъ, когда она говорила о чадьдикотскомъ кружк, мысленно включала въ него и епископа барчестерскаго, его жену и дочь. Принявъ въ соображеніе, что епископъ Проуди былъ, безъ всякаго сомннія, человкъ поглощенный религіозными чувствами и интересами, и что мистеръ Соверби не имлъ ровно никакихъ отношеній къ религіи, можно было бы подумать, что не было никакихъ поводовъ къ сближенію между этими двумя лицами, но мистриссъ Проуди и мистриссъ Гарольдъ Смитъ были связаны дружбой, продолжавшеюся съ самаго того время, какъ Проуди сталъ управлять эпархіею, то есть лтъ пять, и поэтому епископа возили въ Чальдикотсъ каждый разъ, какъ мистриссъ Смитъ прізжала въ гости къ своему брату. Мистера Проуди никакъ нельзя было назвать верхне-церковнымъ прелатомъ, и леди Лофтонъ никогда не могла простить ему его назначенія въ ея эпархію. Она питала глубокое инстинктивное уваженіе къ епископскому сану, но о самомъ епископ Проуди она едва ли была лучшаго мннія чмъ о мистер Соверби, или объ этомъ злокозненномъ герцог Омніум. Каждый разъ, какъ мистеръ Робартсъ, чтобъ объяснить какую-нибудь отлучку, говорилъ, что будетъ имть удовольствіе видться съ епископомъ, нижняя губа леди Лофтонъ презрительно передергивалась. Она не могла прямо высказать, что епископъ Проуди — нельзя же было назвать его иначе, какъ епископомъ — по ея мннію былъ плохъ: но этимъ передергиваніемъ губъ она давала понять тмъ, кто зналъ ее, что таково въ сущности было ея убжденіе.
Къ тому же говорили,— по крайней мр объ этомъ слышалъ Маркъ Робартсъ, и слухъ этотъ скоро дошелъ до Фремле-Корта, что къ сборищу въ Чалькикотс присоединится и мистеръ Саппельгаусъ. Мистеръ же Саппельгаусъ былъ еще боле опаснымъ товарищемъ для юнаго, порядочнаго, высокоцерковнаго, консервативнаго священника, чмъ даже Гарольдъ Смитъ. Онъ также былъ членомъ парламента, и въ начал войны съ Россіей, часть столичной журналистики съ энергіею указывала на него, какъ на единственнаго человка, который можетъ спасти отечество. ‘Будь онъ министромъ, говорилъ Юпитеръ,— и была бы еще нкоторая надежда на реформу, нкоторая возможность, чтобы древняя слава Англіи не совершенно померкла въ эти опасные дни.’ Посл этого министерство, не ожидая особенно спасительныхъ дйствій отъ мистера Саппельгауса, но желая, какъ и всегда, имть за себя Юпитера, обратилось къ этому джентльмену, и дало ему должность. Но какъ человку, рожденному для того чтобы спасти отечество и управлять цлымъ народомъ, довольствоваться мстомъ товарища министра, или втораго секретаря? Саппельгаусъ остался недовольнымъ, и далъ понять министерству, что ему принадлежитъ по праву мсто гораздо боле высокое чмъ вс мста, до тхъ поръ предложенныя ему. Либо государственную печать, либо военное министерство, вотъ альтернатива, которую онъ предлагалъ удрученному заботами глав кабинета, нимало не сомнваясь, что глава кабинета признаетъ его права, и убоится праведнаго гнва Юпитера. Но главп кабинета, какъ ни былъ удрученъ заботами, зналъ, что можно заплатить слишкомъ дорого даже за содйствіе мистера Саппельгауза и Юпитера, и спасителю отечества сказали, что онъ можетъ гремть противъ министерства, сколько ему угодно. Съ тхъ поръ онъ гремлъ безъ остановки, но и безъ ожидаемаго успха. Онъ былъ очень близокъ съ мистеромъ Соверби, и ршительно принадлежалъ къ чальдикотскому кружку.
Совокупнымъ осужденіемъ были поражены еще многіе, гршные боле въ политическомъ и религіозномъ отношеніи, чге въ нравственномъ. Но въ глазахъ леди Лофтонъ вс они были существа погибшія, дти духа тьмы, и она горевала материнскимъ горемъ, когда узнала, что сынъ ея между ними, и гнвалась гнвомъ покровительницы, когда узнала, что ея protg посщаетъ это общество. Мистриссъ Робартсъ имла полное право говорить, что леди Лофтонъ будетъ не довольна.
— Ты не зайдешь въ замокъ до своего отъзда? спросила Фанни на слдующее утро.
Маркъ долженъ былъ отправиться въ этотъ день посл завтрака, въ собственномъ кабріолет, такъ чтобы пріхать въ Чальдикотсъ (двадцать четыре мили) къ обду.
— Нтъ, не думаю. Что мн тамъ длать?
— Право, не знаю, какъ теб объяснить это, но на твоей мст я бы зашла, хоть бы для того чтобы показать ей, что такъ какъ я ршилась хать, то не боюсь объявить ей о томъ.
— Бояться! Вздоръ, Фанни. Я ея не боюсь. Но я не вижу къ чему мн подвергаться тмъ непріятностямъ, которыя она непремнно стала бы говорить мн. Къ тому же мн нкогда. Мн надо зайдти къ Джонсу и переговорить съ нимъ, а потомъ у меня только и останется времени, чтобы снарядиться въ путь.
Онъ зашелъ къ мистеру Джонсу, и у него уже не ощущалъ угрызеній совсти, потому что съ нкоторою гордостію объяснилъ ему, сколько членовъ парламента встртитъ онъ въ Чальдикотс, и что тамъ будетъ епископъ. Мистеръ Ивенъ Джонсъ былъ не боле какъ куратъ, и говоря съ нимъ, Маркъ позволялъ себ выражаться такъ, какъ еслибы ему, викарію, по самому его сану, требовалось здить къ членамъ парламента и встрчаться у нихъ съ епископомъ. Оно, быть-можетъ, и требовалось, но отчего онъ не говорилъ въ томъ же тон и съ леди Лофтонъ? Потомъ, поцловавъ жену и дтей, онъ слъ въ кабріолетъ, схватилъ вожжи и похалъ, предвкушая много удовольствія въ будущіе десять дней, но, вмст съ тмъ, и нкоторыя непріятности по возвращеніи.
Въ продолженіи трехъ дней, мистриссъ Робартсъ не видала леди Лофтонъ. Не то, чтобъ она избгала встрчи съ нею, но и не заходила въ замокъ. Она, по обыкновенію, посщала свою школу, заходила къ женамъ двухъ-трехъ фермеровъ, но обходила садъ и дворъ замка. Она была храбре мужа, но и она хотла удалить, по возможности, непріятное объясненіе.
Въ субботу, передъ вечеромъ, въ то время, какъ она готовилась къ роковому шагу, ея пріятельница, леди Мередитъ, зашла къ ней.
— Итакъ, Фанни, мы опять не будемъ имть удовольствія видть мистера Робартса, сказала миледи.
— Да, какая досада! Но онъ далъ слово мистеру Соверби еще прежде чмъ узналъ, что вы прідете. Пожалуста, не думай, чтобъ онъ отлучился, еслибы зналъ объ этомъ.
— Намъ было бы непріятно, еслибы мы отвлекли его отъ такого веселаго общества.
— Прошу тебя, Юстинія, не будь несправедлива. Ты намекаешь, что онъ похалъ въ Чальдикотсъ, потому что предпочелъ его Фремле-Корту замку. Но вдь это не такъ. Надюсь, что леди Лофтонъ не думаетъ этого.
Леди Мередитъ смясь обняла свою пріятельницу.
— Не истощай своего краснорчія со мною, сказала она.— Побереги его для моей матери.
— А твоя матушка сердится? спросила мистриссъ Робартсъ, ясно выражая на своемъ лиц желаніе узнать, каково настроеніе духа леди Лофтонъ.
— Но Фанни, ты знаешь это не хуже моего. Она такого высокаго мннія о фремлейскомъ викарі, что не считаетъ этихъ чальдикотскихъ политиковъ достойными его.
— Но, Юстинія, вдь тамъ будетъ епископъ.
— Я не думаю, чтобъ это обстоятельство помирило мою мать съ отсутствіемъ твоего мужа. О немъ, право, такъ заботятся что онъ, того и гляди, возгордится. Но вотъ что, Фанни! отправимся вмст въ замокъ: ты ужь тамъ переоднешься. Прежде однако взглянемъ на дтей.
На пути въ замокъ, мистриссъ Робартсъ взяла съ своей пріятельницы общаніе, что она приметъ ея сторону, если станутъ нападать слишкомъ сильно на отсутствующаго викарія.
— Ты пойдешь прямо въ свою комнату? сказала Фанни, когда он вмст поднялись на крыльцо. Леди Мередитъ тотчасъ поняла, что на ум у ея пріятельницы, и ршила, что нечего откладывать непріятную минуту.— Лучше намъ пойдти теперь же къ мама, и покончить дло разомъ, сказала она,— а потомъ провести спокойный вечеръ.
Итакъ он пошли въ гостиную, и застали тамъ леди Лофтонъ одну, на диван.
— Ну, мама, сказала дочь,— вы не должны слишкомъ бранить Фанни за мистера Робартса. Онъ ухалъ проповдовать съ благотворительною цлію, въ присутствіи епископа, при такихъ обстоятельствахъ ему было бы не ловко отказаться.
Это была хитрость со стороны леди Мередитъ, хитрость очень благонамренная, но все-таки хитрость, потому что никому и не приходило въ голову, чтобъ епископъ остался въ Чальдикотс и на воскресенье.
— Какъ вы поживаете, Фанни? сказала леди Лофтонъ, вставая.— Я и не думаю бранить ее, я не понимаю, какъ ты можешь говорить такую несообразность, Юстинія. Конечно, намъ очень жаль, что съ нами нтъ мистера Робартса, тмъ боле что его не было съ нами и въ послднее воскресенье, проведенное здсь сэръ-Джорджемъ. Я, конечно, люблю видть мистера Робартса въ его церкви, и не люблю, когда его мсто въ ней занимаетъ другой священникъ. Если Фанни считаетъ это бранью…
— О, нтъ, леди Лофтонъ, вы такъ добры! Но мистеръ Робартсъ очень жаллъ, что принялъ это приглашеніе въ Чальдикотсъ, онъ не зналъ, что сэръ-Джорджъ будетъ здсь, и…
— О, я знаю, что Чальдикотсъ иметъ такія прелести, какихъ не представляетъ Фремлей! сказала леди Лофтонъ.
— Право, не оттого. Но его попросили сказать проповдь, а мистеръ Гарольдъ Смитъ…
Бдная Фанни только портила дло. Еслибы въ ней была хоть капля хитрости, она приняла бы комплиментъ, заключавшійся въ первомъ замчаніи леди Лофтонъ, и за тмъ бы умолкла.
— Какъ же, Гарольды Смиты! Это такіе милые люди! Кто будетъ въ силахъ отказаться отъ общества, украшеннаго въ одно время присутствіемъ мистриссъ Гарольдъ Смитъ и мистриссъ Проуди, даже еслибъ обязанность требовала этого?
— Но, мама… сказала Юстинія.
— Что же, другъ мой, хочешь ты, чтобъ я сказала? Не могу же я лгать? Я не люблю мистриссъ Гарольдъ Смитъ — по крайней мр по всему тому, что слышу объ ней, я не имла удовольствія встрчаться съ нею посл ея свадьбы. Это бытъ-можетъ самомнніе: но я убждена, что лучше мистеру Робартсу быть съ нами въ Фремлее чмъ въ Чальдикотс съ Гарольдами Смитами, и даже съ мистриссъ Проуди.
Было уже почти темно, и по этому нельзя было замтить яркой краски, мало-по-малу выступавшей на лиц мистриссъ Робартсъ. Она была хорошая жена, и не могла выслушать все это безъ нкотораго гнва. Она могла внутренно осуждать мужа, но не могла терпть, чтобы другіе осуждали его при ней.
— Конечно, ему было бы лучше, сказала она:— но впрочемъ, леди Лофтонъ, нельзя же быть всегда тамъ, гд намъ лучше. Джентльменъ часто обязанъ…
— Ну, другъ мой, полно толковать объ этомъ. Васъ онъ не увезъ съ собою, и за это мы простимъ ему.— И леди Лофтонъ поцловала Фанни.— Что жь длать, обратилась она съ шутливымъ шепотомъ къ молодымъ женщинамъ,— надо вамъ довольствоваться этимъ бднымъ Ивеномъ Джонсомъ. Онъ будетъ здсь сегодня вечеромъ, и намъ пора пріодться, чтобы принять его.
Он разошлись. Леди Лофтонъ была добрая женщина, и еще боле полюбила мистриссъ Робартсъ за то, что она вступилась за отсутствующаго мужа.

ГЛАВА III.

Чальдикотсъ иметъ гораздо боле притязаній на великолпіе чмъ Фремле-Кортъ. Да и въ самомъ дл, если обратить вниманіе на т его принадлежности, которыя относятся къ давнишнимъ временамъ, а не къ ныншнимъ, нельзя не признать за нимъ нкотораго великолпія. При немъ старый лсъ, не весь принадлежащій къ имнію, но прозываемый Чальдикотскимъ чезомъ. Этотъ лсъ подступаетъ къ самому дому, и придаетъ всей усадьб характеръ и важность. Чальдикотскій чезъ, или, по крайней мр, большая часть его, какъ всмъ извстно, принадлежитъ казн, и его, въ наше утилитарное время, намрены вырубить. Въ прежнія времена, то былъ обширный лсъ, занимавшій полграфства, простиравшійся до самаго Сильверъ-бриджа, до сихъ поръ клочки его уцлли тамъ и сямъ по всему этому протяженію. Но самая обширная изъ уцлвшихъ частей, состоящая изъ вковыхъ дуплистыхъ дубовъ и изъ дряхлыхъ буковъ съ широко-раскинувшимися втвями, расположена въ Чальдикотскомъ и Эфлейскомъ приходахъ. До сихъ поръ люди приходятъ издалека, чтобы полюбоваться чальдикотскими дубами, чтобы погулять осенью по шумящимъ листьямъ, покрывающимъ землю у ихъ корней. Но скоро ужь не будутъ приходить. Эти великаны былыхъ временъ уступятъ мсто пшениц и сурпиц, безчувственному канцлеру казначейства нтъ дла до сельскихъ красотъ и мстныхъ преданій: онъ требуетъ дохода съ коронныхъ земель, и Чальдикотскому чезу суждено исчезнуть съ лица земли.
Нкоторая часть его, однакожь, есть собственность мистера Соверби, который до сихъ поръ, посереди всхъ своихъ денежныхъ затрудненій, сумлъ спасти отъ топора и аукціона эту часть отцовскаго наслдія. Чальдикотскій замокъ — обширное каменное строеніе временъ Карла Втораго. Съ обихъ сторонъ къ дому поднимаются широкія двойныя каменныя крыльца. Отъ подъзда бжитъ прямой длинный, величавый проспектъ между двумя рядами липъ, и кончается между двумя сторожками, стоящими въ самой Чальдикотской деревн. Изъ оконъ же противоположнаго фаса открывается видъ на четыре проски, далеко убгающія въ лсъ, и сходящіяся передъ чугунными воротами, отдляющими чезъ отъ частныхъ владній. Фамилія Соверби, изъ рода въ родъ, завдываетъ управленіемъ Чальдокотскаго чеза, и властвуетъ надъ казеннымъ лсомъ почти такъ же какъ надъ собственнымъ. Но скоро всему этому будетъ конецъ, потому что лсъ назначенъ къ срубк.
Было уже почти темно, когда Маркъ подъхалъ по проспекту къ крыльцу. Но легко было замтить, что домъ, пребывающій девять мсяцевъ въ году въ мертвомъ молчаніи, теперь кипитъ жизнію. Во многихъ окнахъ свтились огни, изъ конюшни слышался шумъ голосовъ, лакеи бгали по двору, собаки лаяли, и темный песокъ передъ подъздомъ носилъ слды многихъ колесъ
— А, это вы, сэръ, мистеръ Робартсъ? сказалъ грумъ, схвативъ лошадь викарія подъ уздцы и прикладывая руку къ шляп, — надюсь, что ваше преподобіе въ добромъ здоровьи.
— Благодарю васъ, Бобъ. А у васъ въ Чальдикотс все благополучно.
— Живемъ, мистеръ Робартсъ. У насъ теперь весело. Сегодня пріхали епископъ съ супругою.
— А… да! Я слышалъ, что они будутъ. И съ дочерьми?
— Съ одною барышнею, съ тою, что зовутъ, кажется, миссъ Оливіей, ваше преподобіе.
— А какъ поживаетъ мистеръ Соверби?
— Хорошо, ваше преподобіе. Онъ, да мистеръ Гарольдъ Смитъ, да мистеръ Фодергиллъ — это, знаете, повренный герцога,— тамъ, на конномъ двор, слзаютъ съ лошадей.
— Съ охоты, что ли, Бобъ?
— Точно такъ, съ охоты.
За тмъ мистеръ Робартсъ отправился въ свою комнату, а за нимъ пошелъ его чемоданъ, на плечахъ мальчика.,
Вы видите, что нашъ юный викарій въ Чальдикотс былъ какъ дома, что его зналъ грумъ и сообщалъ ему новости. Да, онъ былъ очень знакомъ съ Чальдикотсомъ, знакомъ гораздо ближе чмъ показывалъ въ Фремле-Корт. Не то, чтобъ онъ преднамренно и прямо обманулъ кого-нибудь, не то, чтобъ онъ когда-нибудь солгалъ по поводу Чальдикотса. Но дома онъ никогда не хвастался своею дружбой съ мистеромъ Соверби. Онъ никогда не говорилъ тамъ о томъ, какъ часто мистеръ Соверби и лордъ Лофтонъ видались въ Лондон. Зачмъ смущать женщинъ такими разговорами? Зачмъ огорчать такую добрйшую даму, какъ леди Лофтонъ?
А мистеръ Соверби былъ такой человкъ, съ которымъ немногіе молодые люди не захотли бы вести дружбу. Онъ былъ лтъ пятидесяти, и провелъ жизнь, быть-можетъ, не самымъ безукоризненнымъ образомъ. Но онъ одвался молодо, и обыкновенно смотрлъ молодцомъ. Онъ былъ лысъ, у него былъ, прекрасный лобъ и блестящіе влажные глаза. Онъ былъ умный человкъ и веселый товарищъ, и всегда былъ въ дух, какъ только находилъ это нужнымъ. Къ тому же, онъ былъ джентльменъ самаго лучшаго тона и стариннаго рода, котораго предки пользовались извстностію въ графств, подревне — хвастались его фермеры — чмъ чьи бы то ни было въ околотк предки, за исключеніемъ разв Торновъ Оллаторнскихъ или Грешамовъ грешамсберійскихъ, но уже конечно древне чмъ де-Корсизъ изъ Корси-Кафеля. Что до герцога Омніума, то онъ принадлежалъ къ недавней знати.
Притомъ мистеръ Соверби былъ членъ парламента, былъ друженъ со многими сильными людьми, и со многими другими, которые могли сдлаться сильными, былъ человкъ свой въ свт. И сверхъ того, какова бы ни была его прошлая жизнь, онъ въ присутствіи священника не позволялъ себ ничего, что могло бы оскорбить его духовныя убжденія. Онъ не божился, онъ не выставлялъ на показъ своихъ пороковъ, онъ не кощунствовалъ. Если онъ самъ не былъ человкомъ набожнымъ, то умлъ уживаться и съ набожными.
Было ли возможно, чтобы такой человкъ, какъ нашъ викарій, не дорожилъ дружбою мистера Соверби? Конечно, говорилъ онъ себ, такая женщина, какъ леди Лофтонъ, не можетъ цнить его: она живетъ десять мсяцевъ въ деревн, а если и здитъ на два мсяца въ Лондонъ, то видится тамъ только съ людьми своего кружка. Женщины всего этого не понимаютъ, говорилъ онъ себ, даже его жена, эта добрая, видая, умная Фанни, не понимаетъ, что въ свт человку суждено сталкиваться со всякаго рода людьми, и что въ наше время священникъ не можетъ быть отшельникомъ.
Такъ разсуждалъ Маркъ Робартсъ, когда ему приходилось оправдываться передъ собственною совстью въ своихъ поздкахъ въ Чальдикотсъ и въ своей возраставшей короткости съ мистеромъ Соверби. Онъ зналъ, что мистеръ Соверби опасный человкъ, что онъ въ долгу какъ въ шелку, и уже впуталъ молодаго лорда Лофтона въ разныя денежныя затрудненія, совсть говорила ему, что лучше бы ему, служителю церкви, искать себ друзей другаго рода. Тмъ не мене, онъ пріхалъ въ Чадьдикотсъ, хотя и невполн довольный собою, но повторяя себ вс доводы, въ силу которыхъ онъ имлъ право успокоиться.
Его тотчасъ ввели въ гостиную, и онъ засталъ тамъ мистриссъ Гарольдъ Смитъ, вмст съ мистриссъ и миссъ Проуди, и даму, которой онъ до тхъ поръ не видалъ, и которой имя не тотчасъ было произнесено при немъ.
— Это мистеръ Робартсъ? сказала мистриссъ Гарольдъ Смитъ, притворяясь, что не узнаетъ его за темнотою.— Итакъ вы ршились прохать двадцать четыре мили по Барсетширскимъ дорогамъ въ такую погоду, чтобы помочь намъ въ нашихъ маленькихъ затрудненіяхъ? Вы имете полное право на нашу благодарность.
Потомъ викарій пожалъ руку мистриссъ Проуди тмъ почтительнымъ образомъ, какъ подобаетъ викарію относительно супруги епископа, и мистриссъ Проуди отвчала на его привтствіе со всею снисходительною любезностью, какую супруга епископа могла оказать викарію. Миссъ Проуди была мене любезна. Еслибы мистеръ Робартсъ не былъ еще женатъ, она, пожалуй, пріятно улыбнулась бы. Но она такъ много тратила улыбокъ на несемейныхъ священниковъ, что у нея не оставалось ихъ въ запас для семейныхъ.
— А какія же это затрудненія, мистриссъ Смитъ, въ которыхъ я могу быть вамъ полезенъ?
— У насъ тутъ пять или шесть джентльменовъ, мистеръ Робартсъ, они каждый день отправляются на охоту передъ завтракомъ я возвращаются не прежде…. я чуть не сказала: не прежде какъ посл обда. Это было бы еще хорошо, не нужно было бы ждать ихъ.
— За исключеніемъ мистера Саппельгауса, однакожь, прибавила неизвстная дама громкимъ голосомъ.
— А онъ все запирается въ библіотек, и пишетъ статьи.
— Лучше бъ и онъ вмст съ другими пытался сломать себ шею, сказала неизвстная.
— Никогда онъ въ этомъ не успетъ, сказала мистриссъ Гарольдъ Смитъ.— Но быть можетъ, мистеръ Робартсъ, вы не лучше другихъ. Быть-можетъ, и вы отправитесь завтра на охоту?
— О, мистриссъ Смитъ! воскликнула мистриссъ Проуди голосомъ, въ которомъ выразился легкій упрекъ и даже нкоторый ужасъ.
— Ахъ да, я забыла! Вы, разумется, не пойдете на охоту, мистеръ Робартсъ: вы только будете завидовать охотникамъ.
— Отчего же ему нельзя охотиться? спросила дама съ громкимъ голосомъ.
— Милая миссъ Денстеблъ, чтобы священникъ охотился, живя подъ однимъ кровомъ съ своимъ епископомъ! Да подумайте о приличіяхъ!
— Ахъ… да! Это не понравилось бы епископу, не такъ ли? А что, сэръ, сдлалъ бы съ вами епископъ, еслибы вы отправились на охоту?
— Это зависитъ отъ расположенія его духа, отвчалъ мистеръ Робартсъ,— если оно въ это время будетъ строгое, онъ велитъ отрубить мн голову передъ воротами своего дворца.
Мистриссъ Проуди выпрямилась въ своихъ креслахъ, чтобы показать, что тонъ разговора ей не нравится, а миссъ Проуди пристально занялась своею книгою, означаая тмъ, что миссъ Данстеблъ и ея болтовня не заслуживаютъ ея вниманія.
— Если эти господа не сломали себ шеи сегодня вечеромъ, сказала мистриссъ Гарольдъ Смитъ:— то не мшало бы имъ увдомить насъ объ этомъ, уже половина седьмаго.
И мистеръ Робартсъ объяснилъ дамамъ, что на ныншній день нечего опасаться такой катастрофы, такъ какъ мистеръ Соверби и другіе уже были на конномъ двор, когда онъ пріхалъ.
— Такъ не пора ли намъ одваться, madames, сказала мистриссъ Гарольдъ Смитъ. Но въ то время, какъ она направлялась къ двери, она отворилась, и вошелъ тихимъ, медленнымъ шагомъ коротконогій джентльменъ. Но мистеръ Робартсъ въ темнот не могъ разглядть его лица.
— А, это вы, епископъ? сказала мистриссъ Смитъ:— вотъ вамъ одно изъ свтилъ вашей епархіи.
Епископъ ощупью пробрался сквозь мракъ къ викарію и привтливо пожалъ ему руку. Онъ былъ радъ, очень радъ, встртиться съ мистеромъ Робартсомъ въ Чальдикотс. Мистеръ Робартсъ собирался проповдывать въ пользу Папуанской миссіи въ слдующее воскресенье? Такъ ему, епископу, и сказали. Это доброе дло, отличное дло. Потомъ мистеръ Проуди выразилъ, что онъ очень жалетъ, что ему нельзя оставаться въ Чальдикотс и присутствовать при проповди. Было ясно, что епископъ не былъ дурнаго мннія о немъ за его дружбу съ мистеромъ Соверби. Впрочемъ викарій чувствовалъ, что мнніе епископа мало иметъ для него важности.
— А, Робартсъ, очень радъ васъ видть, сказалъ мистеръ Соверби, встрчаясь съ нимъ передъ обдомъ въ гостиной.— Вы знакомы съ Гарольдомъ Смитомъ? Конечно, знакомы. Кто бишь еще здсь? Ахъ да, Саппельгаусъ! Мистеръ Саппельгаусъ, позвольте мн познакомить васъ съ моимъ другомъ, мистеромъ Робартсомъ. Это тотъ самый, который въ будущее воскресенье выманитъ изъ вашего кармана пятифунтовую бумажку въ пользу этихъ бдныхъ Папуанцевъ, которыхъ мы обращаемъ въ христіанство,— то-есть если Гарольдъ Смитъ не опустошитъ всхъ кармановъ своею субботнею лекціей. Что, Робартсъ, вы видли епископа, неправда ли? прибавилъ онъ шепотомъ.— Хорошее дло быть епископомъ, не правда ли? Я желалъ бы имть на это такіе же шансы, какъ вы. Но, мой милый другъ, какую я сдлалъ ошибку! Я не припасъ холостаго священника для миссъ Проуди. Вы должны помочь мн, и повести ее къ обду.
Потомъ ударили въ колоколъ, и вс попарно отправились въ столовую.
За обдомъ, Маркъ сидлъ между миссъ Проуди и дамою, которую назвали при немъ миссъ Данстеблъ. До первой онъ не былъ охотникъ, и не смотря на просьбу хозяина, не былъ расположенъ играть съ нею роль холостаго священника. Съ другою дамою онъ охотно проболталъ бы весь обдъ, еслибы вс присутствовавшіе не старались такъ на перерывъ овладть ея вниманіемъ. Она не была ни молода, ни хороша собою, ни особенно изящна въ манерахъ, но она повидимому пользовалась популярностью, которая должна была возбудить зависть мистера Саппельгауза, и не могла быть совершенно по сердцу мистриссъ Проуди, которая однако же ухаживала за нею не мене другихъ. Такимъ образомъ, нашъ викарій не могъ добиться боле чмъ весьма незначительной доли вниманія этой дамы.
— Епископъ, сказала она черезъ столъ,— мы такъ скучали по васъ цлый день. Съ нами не было никого, съ кмъ перемолвиться словомъ.
— Моя дорогая миссъ Данстеблъ, еслибы я только зналъ! Но я право былъ занятъ важнымъ дломъ.
— Я не врю въ важныя дла. А вы врите, мистриссъ Смитъ?
— Какъ мн не врить? сказала мистриссъ Смитъ.— Еслибы вы были женою мистера Гарольда Смита хоть на одну недлю, и вы бы поврили.
— Право? Какая жалость, что мн нельзя прибгнуть къ этому средству для укрпленія моей вры! Но вы также, говорятъ, человкъ дловой, мистеръ Саппельгаусъ, прибавила она, обращаясь къ своему сосду съ правой руки.
— Я не могу равняться съ Гарольдомъ Смитомъ, отвчалъ онъ.— Но съ епископомъ я потягаюсь.
— Ну, какъ же это человкъ принимается за дло? Какіе у него инструменты? Тетрадь промокательной бумаги, что ли, для начала?
— Это зависитъ, такъ сказать, отъ его ремесла. Сапожникъ начинаетъ съ того, что вощитъ нитку.
— А мистеръ Гарольдъ Смитъ….
— Съ того вроятно, что пересматриваетъ вчерашнія цифры или съ того, что разматываетъ мотокъ красныхъ нитокъ. Главная его сила въ статистическихъ данныхъ и въ аккуратно-сшитыхъ тетрадкахъ.
— А что длаетъ епископъ? Можете ли вы объяснить мн это?
— Онъ разсылаетъ своей паств благословенія или проклятія, смотря по состоянію своего пищеваренія. Впрочемъ, мистриссъ Проуди можетъ объяснить вамъ все это лучше всхъ.
— Лучше всхъ, право? Я понимаю, что вы хотите сказать, но не врю вамъ ни на волосъ. Епископъ ведетъ свои дла самъ собою, не мене чмъ мистеръ Гарольдъ Смитъ или вы.
— Я, миссъ Данстеблъ?
— Да, вы.
— Но у меня, къ несчастію, нтъ жены, которая вела бы дла за меня.
— Такъ не смйтесь же надъ тми, у кого есть жена, вы не можете знать, до чего вы сами дойдете, когда будете женаты.
Мистеръ Саппельгаусъ началъ было ловко излагать, какъ пріятно было бы ему подвергнуться въ этомъ отношеніи опасности со стороны миссъ Данстеблъ, но она, не дослушавъ его, отвернулась и заговорила съ Маркомъ Робартсомъ.
— Много у васъ дла по приходу, мистеръ Робартсъ, спросила она.
Маркъ, нсколько удивился тому, что она знаетъ, какъ его зовутъ, и что у него есть приходъ. Къ тому же ему не совсмъ понравился тонъ, какимъ она говорила о занятіяхъ епископа. Поэтому его желаніе познакомиться съ нею поближе нсколько остыло, и онъ не былъ расположенъ отвчать ей обстоятельно.
— У всхъ приходскихъ священниковъ много дда, если только они хотятъ длать дло.
— То-то же, мистеръ Робартсъ, есди…. Но хотятъ ли они длать что-нибудь? Многіе конечно хотятъ, я знаю такихъ,— и посмотрите, какія послдствія! Но многіе и пренебрегаютъ дломъ, и посмотрите же, какія отъ этого послдствія! Мн кажется, что нтъ жизни счастливе, какъ жизнь сельскаго священника, съ женою и дтьми, и съ достаточнымъ доходомъ.
— Совершенно справедливо, сказалъ Маркъ Робартсъ, спрашивая себя между тмъ, дйствительно ли онъ вполн удовлетворенъ всми этими благополучіями. У него было все то, о чемъ говорила миссъ Данстеблъ, а однако онъ наканун сказалъ своей жен, что не долженъ пренебрегать знакомствомъ человка, идущаго въ гору, каковъ былъ мистеръ Гарольдъ Смитъ.
— Что мн кажется несправедливымъ, продолжала миссъ Данстеблъ,— такъ это то, что мы требуемъ отъ священниковъ исполненія ихъ обязанностей, и не даемъ имъ достаточныхъ доходовъ,— часто не даемъ имъ ровно ничего. Не стыдъ ли это, что мы заставляемъ благовоспитаннаго, семейнаго джентльмена трудиться полжизни, а иногда и всю жизнь, давая ему какихъ нибудь семьдесятъ фунтовъ въ годъ?
Маркъ согласился, что это стыдъ, и подумалъ о мистер Ивен Джонс и объ его дочери, подумалъ также о своихъ достоинствахъ, о своемъ дом и о своихъ девятистахъ фунтахъ въ годъ.
— И при томъ вс вы, священники, такъ горды, такъ исполнены аристократизма, чтобы выразиться понжне, что не хотите брать денегъ съ бднаго, простаго народа. Вы хотите, чтобы вамъ платили землею и казенными деньгами, церковными сборами, церковною собственностію. Вы не ршаетесь принимать вознагражденія за трудъ, какъ врачи и адвокаты. Вы скоре согласитесь умереть съ голоду, чмъ подвергнуться такому униженію.
— Это обширный вопросъ, миссъ Данстеблъ.
— Очень обширный, это значить, что лучше мн за него не браться?
— Я совсмъ не то хотлъ сказать.
— Въ сущности это, мистеръ Робартсъ. Когда мн длаютъ такіе намеки, я ихъ понимаю. Вы, священники, любите приберегать эти обширные вопросы для вашихъ проповдей, когда никто не можетъ возражать вамъ. Если я желаю чего-нибудь отъ всей души, то лишь того, чтобы мн позволили стать на каедру и прочесть проповдь.
— Вы не можете себ представить, какъ скоро прошла бы у васъ эта охота, еслибы вы только попробовали.
— Это зависло бы отъ того, какъ стали бы меня слушать.. Не прошла же охота къ проповдямъ у мистера Спарджона.
Потомъ ея вниманіе было отвлечено какимъ-то вопросомъ мистера Соверби, и Маркъ Робартсъ счелъ долгомъ заговорить съ миссъ Проуди, но она не оказалась благодарнымъ субъектомъ, и Маркъ не добился отъ нея ничего, кром односложныхъ отвтовъ.
— Вы знаете, что Гарольдъ Смитъ прочтетъ намъ лекцію объ австралазійскихъ островитянахъ, сказалъ ему мистеръ Соверби, когда посл обда мущины остались одни за виномъ.
Маркъ отвчалъ, что онъ слышалъ объ этомъ и очень радъ, что будетъ однимъ изъ слушателей.
— Это ваша обязанность, потому что на слдующій день онъ будетъ слушать васъ — или по крайней мр, притворится, что слушаетъ,— большаго онъ и отъ васъ не можетъ требовать. Это будетъ страшная скука, то есть лекція, а не проповдь.— И онъ сталъ шептать на ухо своему пріятелю:— Представьте себ: хать десять миль въ темноту, и столько же миль назадъ, чтобы слушать, какъ Гарольдъ Смитъ два часа сряду будетъ разглагольствовать о Борнео. А это неизбжно.
— Я думаю, что это будетъ очень интересно.
— Мой милый другъ, вы не такъ часто подвергались этимъ штукамъ, какъ я. Но ему нельзя иначе, онъ избралъ себ такой путь для жизни, а когда человкъ принялся за дло, отступать не слдуетъ. Гд былъ Лофтонъ все это время?
— Въ Шотландіи, когда я въ послдній разъ получилъ отъ него извстія. Но теперь онъ вроятно въ Мельтон.
— Это съ его стороны скаредно, что онъ охотится не у себя въ графств. Этимъ онъ избавляетъ себя отъ слушанія лекцій, и отъ обязанности принимать къ себ своихъ сосдей. Этакъ не поступаютъ. Онъ понятія не иметъ о своихъ обязанностяхъ.
— Вдь все это длаетъ за него леди Лофтонъ, какъ вамъ извстно.
— Я хотлъ бы, чтобъ у меня была мистриссъ Соверби старшая, которая бы длала все это. Къ тому же у этого счастливца нтъ управляющихъ, за которыми нужно было бы смотрть. Кстати, говорилъ онъ вамъ о продаж этого отдльнаго имньица въ Оксфордшир? Оно принадлежитъ къ лофтонскому имнію, но не смежно съ нимъ. По моему, съ этою землею больше хлопотъ чмъ прибыли.
Лордъ Лофтонъ говорилъ съ Маркомъ объ этой продаж, объяснилъ ему, что эта жертва была совершенно необходима, вслдствіе нкоторыхъ денежныхъ обстоятельствъ между имъ. лордомъ Лофтономъ, и мистеромъ Соверби. Но нашли неудобнымъ совершить эту операцію безъ вдома леди Лофтонъ, и ея сынъ поручилъ мистеру Робартсу не только увдомить объ этомъ ея милость, но и уговорить ее, и успокоить ея гнвъ. Это порученіе онъ еще не пытался исполнить, и, по всей вроятности, его поздка въ Чальдикотсъ не могла облегчить этого дла.
— Это самые великолпные острова земнаго шара, говорилъ Гарольдъ Смитъ епископу.
— Въ самомъ дл? сказалъ епископъ, широко раскрывая глаза и выражая на своемъ лиц сильное участіе.
— И самый способный народъ.
— Да? отвчалъ епископъ.
— Имъ только недостаетъ указаній, одобреній, образованія….
— И христіанства, подсказалъ епископъ.
— И христіанства, разумется, повторилъ мистеръ Смитъ, вспомнивъ, что онъ говоритъ съ духовнымъ сановникомъ. Къ такимъ людямъ, полагалъ мистеръ Смитъ, надо поддлываться. Но христіанству была предназначена воскресная проповдь, и оно не входило въ программу его лекціи.
— Но какъ-то вы приметесь за дло? спросилъ мистеръ Саппельгаусъ, стоявшій на томъ, чтобы во всемъ отыскивать затрудненія.
— Какъ мы примемся за дло? Приняться за дло очень легко. Трудне будетъ продолжать его, когда вс деньги будутъ издержаны. Мы начнемъ съ того, что объяснимъ имъ благодянія цивилизаціи.
— Прекрасно! сказалъ мистеръ Саппельгаусъ.— Но какъ же вы это сдлаете, Смитъ?
— Какъ мы это сдлаемъ? Какъ мы это сдлали съ Америкою и Австраліей? Критиковать легко. Но въ такихъ предпріятіяхъ главное — бодро приняться за дло.
— Мы послали своихъ воровъ въ Австралію, сказалъ Саппельгаусъ,— и они за насъ положили основаніе длу. А что до Америки, то мы истребили тамошнія племена, вмсто того чтобъ образовать ихъ….
— Мы не истребили жителей Индіи, запальчиво возразилъ Гарольдъ Смитъ.
— И не пытались обращать ихъ въ христіянство, что епископъ такъ основательно совтуетъ предпринять относительно вашихъ островитянъ.
— Саппельгаусъ, что вы съ нами длаете? сказалъ мистеръ Соверби.— Вы заставляете Смита расказывать впередъ свою лекцію, что невыгодно для него, а насъ слушать ее лишній разъ, что накладно для насъ.
— Саппельгаусъ принадлежитъ къ клик, которая считаетъ мудрость Англіи своею монополіей, сказалъ Гарольдъ Смитъ.— Но хуже всего въ нихъ то, что они говорятъ руководящими статьями.
— Это лучше, возразилъ мистеръ Саппельгаусъ,— чмъ говорить статьями не руководящими.
— Увижу ли я васъ у герцога на будущей недл, мистеръ Робартсъ? сказалъ епископъ викарію, когда вс перешли въ гостиную.
У герцога? У этого врага барсетширскаго человчества, каковымъ леди Лофтонъ считала герцога? Нашему герою и въ голову не приходила мысль постить герцога, онъ не думалъ также, чтобы такая мысль когда-нибудь пришла самому герцогу.
— Нтъ, милордъ, не думаю. Я нисколько не знакомъ съ герцогомъ.
— А! Я не зналъ. Мистеръ Соверби детъ туда, Гарольды Смиты, тоже дутъ, и, кажется, также мистеръ Саппельгаусъ. Отличный человкъ этотъ герцогъ… то-есть, я хочу сказать по отношенію къ дламъ графства, спохватился епископъ, припоминая, что частная нравственность холостяка-герцога была далеко не безупречна.
Потомъ его милость сталъ освдомляться о длахъ Фремлейскаго прихода, при чемъ проглядывала и нкоторая любознательность относительно Фремле-Корта, какъ вдругъ его прервалъ рзкій голосъ, которому онъ тотчасъ повиновался.
— Епископъ! говорилъ этотъ рзкій голосъ, и епископъ поспшилъ черезъ всю комнату къ спинк дивана, на которомъ сидла его жена.— Миссъ Данстеблъ думаетъ, что успетъ захать къ намъ дня на два, когда мы удемъ отъ герцога.
— Я буду въ восторг, сказалъ епископъ, низко кланяясь цариц общества.
Да будетъ извстно читателю, что миссъ Данстеблъ была никто иная, какъ единственная наслдница этого многозначительнаго имени.
— Мистриссъ Проуди такъ любезна, что соглашается принять меня, съ моимъ пуделемъ, попугаемъ и съ моею любимицею старушкою.
— Я сказала миссъ Данстеблъ, что у насъ найдется мсто для всей ея свиты, сказала мистриссъ Проуди,— и что она не стснитъ насъ.
Любезный епископъ отвчалъ на это приличнымъ стишкомъ, и низко поклонился, приложивъ руку къ сердцу.
Въ то же время, мистеръ Фодергиллъ овладлъ Маркомъ Робертомъ. Мистеръ Фодергиллъ былъ землевладлецъ, былъ однимъ изъ магистратовъ графства, но главнымъ его занятіемъ было управленіе имніями герцога Омніума. Онъ не былъ собственно управляющимі герцога, по крайней мр онъ не получалъ жалованья въ этомъ качеств. Но онъ ‘хлопоталъ’ за него, длалъ и принималъ визиты, писалъ письма, здилъ по графству, суетился во время выборовъ, поддерживалъ популярность герцога, когда самому герцогу было некогда этимъ заниматься, и былъ вообще человкъ неоцненный. Въ западномъ Барсетшир говорили, что безъ мистера Фодергилла, герцогъ совершенно бы пропалъ. И дйствительно, мистеръ Фодергиллъ былъ очень полегенъ герцогу.
— Мистеръ Робартсъ, сказалъ онъ,— я очень радъ, что встртилъ васъ, очень, очень радъ. Я много наслышался объ васъ отъ нашего общаго друга Соверби.
Маркъ поклонился, и отвчалъ, что онъ съ своей стороны очень радъ, что имлъ честь познакомиться съ мистеромъ Фодергилломъ.
— Герцогъ Омніумъ, продолжалъ мистеръ Фодергиллъ,— поручилъ мн передать вамъ, что онъ былъ бы очень радъ, если бы вы присоединились къ обществу, которое соберется у него на будущей недл, въ Гадромскомъ замк. Епископъ будетъ тамъ, да и весь здшній кружокъ. Герцогъ хотлъ было написать къ вамъ, узнавши, что вы будете въ Чальдикотс, но тогда не все еще было устроено, и онъ предоставилъ мн сказать вамъ, какъ счастливъ онъ будетъ познакомиться съ вами въ собственномъ его дом. Я говорилъ объ этомъ съ Соверби, продолжалъ мистеръ Фодергиллъ,— и онъ надется, что вы не откажетесь присоединиться къ намъ.
Маркъ почувствовалъ, что онъ покраснлъ, когда ему сдлали это предложеніе. Та партія въ графств, къ которой онъ и сущности принадлежалъ — онъ и его жена, и все, отъ чего зависло его счастіе, его положеніе — смотрла на герцога Омніума съ ужасомъ и враждою, и вотъ онъ получилъ приглашеніе въ домъ герцога! Ему предлагаютъ пріхать къ нему, въ числ другихъ друзей!
Съ одной стороны, онъ былъ недоволенъ этимъ приглашеніемъ, но съ другой онъ гордился имъ. Не всякій молодой человкъ, какого бы то ни было званія, можетъ получать предложенія дружбы отъ герцоговъ безъ нкотораго самодовольства. Къ тому же Маркъ и въ люди вышелъ черезъ знакомство съ знатью, а онъ конечно желалъ подняться еще выше. Я не хочу заклеймить его названіемъ подлипалы, но ему дйствительно сдавалось, что самые удобные для шаговъ священника пути суть т, которые проложены сильными міра сего.
Тмъ не мене, онъ сперва отказался отъ приглашенія герцога. Оно было ему очень лестно, сказалъ онъ, но обязанности по приходу призывали его прямо изъ Чальдикотса въ Фремлей.
— Не давайте мн сегодня ршительнаго отвта, сказалъ мистеръ Фодергилъ.— Передъ концомъ недли, мы еще переговорамъ объ этомъ съ Соверби и съ епископомъ. Право, было бы очень жаль, позвольте мн такъ выразиться, еслибы вы пренебрегли этимъ случаемъ познакомиться съ герцогомъ.
Ложась спать, Маркъ былъ еще намренъ не хать къ герцогу. Но тмъ не мене, ему казалось, что въ самомъ дл жаль упускать этотъ случай. Неужели же, въ самомъ дл, слушаться ему во всемъ этой леди Лофтонъ?

ГЛАВА IV.

Дурныя желанія, безъ сомннія, дло весьма не хорошее. Однако они свойственны всмъ намъ. Можно сказать, что стремленіе къ дурному составляетъ самую сущность зла, въ которое мы первоначально повергнуты паденіемъ Адама. Сознаваясь, что вс мы гршны, мы согнаемся, что у всхъ насъ есть дурныя желанія.
Честолюбіе великій порокъ, какъ давно уже сказалъ Маркъ Антоній,— великій порокъ, конечно, когда желаешь возвышенія только себ самому, а не другимъ. Но многіе ли изъ насъ свободны отъ такого порочнаго честолюбія?
И нтъ чувства боле низкаго, какъ желаніе знаться съ людьми важными, или, лучше, съ людьми важнаго сана, нтъ ничего хуже страсти къ титуламъ и поклоненія богатству. Мы вс это знаемъ и повторяемъ ежедневно. Но положимъ, что намъ открылся бы доступъ и въ кружокъ Паркъ-Лена, и въ кружокъ Бедфордъ-Роу, многіе ли изъ насъ предпочли бы Бедфордъ-Роу, по сознанію, что подло поклоняться титуламъ и богатству?
Я приведенъ къ этимъ, нсколько пошлымъ, замчаніямъ необходимостью найдти какое-нибудь оправданіе тому состоянію духа, въ которомъ проснулся достопочтенный Маркъ Робартсъ на слдующее утро по прізд своемъ въ Чальдикотсъ. Надюсь, что его духовное званіе не будетъ принято за основаніе судить его слишкомъ строго. Духовныя лица подвержены такимъ же страстямъ, какъ и другіе люди, и, сколько мн извстно, почти такъ же часто, въ томъ или другомъ, уступаютъ имъ. По каноническимъ правиламъ, каждый членъ духовенства долженъ бы чувствовать себя нерасположеннымъ принять, епископскій санъ, мы не думаемъ однакоже, чтобы въ большинств нерасположеніе это было весьма сильно.
Первая мысль Марка Робартса, когда онъ проснулся въ упомянутое утро, устремилась на приглашеніе мистера Фодергила. Герцогъ присылалъ нарочно сказать, какое необыкновенное удовольствіе доставать ему, герцогу, знакомство со священникомъ Робартсомъ. Насколько это посланіе было сочинено самимъ мастеромъ Фодергиломъ, Маркъ Робартсъ не соображалъ.
Марку Робартсу достался приходъ въ такія лта, когда другіе еще только начинаютъ думать о мст курата, и такой приходъ, какіе являются священникамъ среднихъ лтъ въ грезахъ сна земнымъ раемъ, гд можетъ-быть удастся имъ провести послдніе годы старости. Само собою разумется, что онъ считалъ вс эти выгодныя обстоятельства естественнымъ слдствіемъ своихъ рдкихъ достоинствъ. Само собою разумется, что онъ ставилъ себя выше другихъ священниковъ по природной способности къ сближенію съ важными лицами, по благовоспитанности, по свтскому образованію, по всмъ дарованіямъ, необходимымъ для духовнаго поприща. Онъ былъ благодаренъ леди Лофтонъ за то, что она для него сдлала, но можетъ-быть мене благодаренъ чмъ бы слдовало.
Во всякомъ случа онъ не слуга леди Лофтонъ, да и не въ зависимости отъ нея. Это онъ не однократно повторялъ себ, и даже намекалъ объ этомъ жен. Въ качеств приходскаго священника онъ долженъ быть самъ судьею своихъ поступковъ, а во многихъ случаяхъ его обязанность быть судьею поступковъ своей покровительницы. Что леди Лофтонъ доставила ему приходъ, это никоимъ образомъ не давало ей права судить его дйствія. Такъ говорилъ онъ не рдко самъ себ, и не рдко также говорилъ, что леди Лофтонъ сильно хотла бы присвоить себ это право.
Кому первые министры и вліятельные сановники предпочтительно даютъ мста епископовъ и декановъ? Не всегда ли тмъ священникамъ, которые окажутся способными удовлетворительно исполнять свои духовныя обязанности, и въ то же время занять приличное имъ мсто въ высшемъ обществ? Конечно, ему хорошо въ Фремле, но дальше Фремлея ему уже нечего и ожидать если онъ допуститъ леди Лофтонъ быть для себя пугаломъ. Оставляя въ сторон леди Лофтонъ съ ея предразсудками, есть ли какая-нибудь причина не принять приглашенія герцога? Онъ такой причины не видалъ. Если кто-нибудь могъ судить объ этомъ лучше его самого, такъ ужь конечно епископъ. А епископъ, очевидно, желалъ, чтобъ онъ былъ въ замк Гадром. Однако ему было предоставлено на волю — хать, или не хать. Мистеръ Фодергилъ тщательно объяснялъ это, и слдовательно отъ него самого зависло ршиться окончательно на то, или на другое Поздка будетъ стоить ему денегъ: онъ зналъ, что въ большихъ домахъ не гостятъ безъ расходовъ. Онъ здилъ въ этомъ году съ лордомъ Лофтономъ въ Шотландію. Можетъ-быть благоразумне было бы теперь вернуться домой.
Но тутъ представилась мысль, что слдуетъ ему, какъ человку и какъ священнику, вырваться изъ-подъ власти, которая, какъ онъ чувствовалъ, до нкоторой степени порабощаетъ его. Разв, въ сущности, не изъ страха передъ леди Лофтонъ, готовъ онъ отказаться отъ приглашенія? А если такъ, то слдуетъ ли ему руководствоваться этимъ чувствомъ? Въ такомъ настроеніи всталъ онъ и одлся.
Въ этотъ день опять была охота, и такъ какъ охотники должны были сойдтись близь Чальдикотса и травить нсколькихъ лисицъ, найденныхъ на опушк лса, то предположено было дамамъ отправиться въ экипажахъ по проскамъ, а мистеру Робартсу сопровождать ихъ верхомъ. Въ сущности, это была одна изъ тхъ охотъ, которыя затваются боле для дамъ нежели для самаго дла. Такая охота мученіе для степенныхъ охотниковъ среднихъ лтъ, но молодые люди любятъ ее, потому что имютъ случай показать свое охотничье щегольство и поволочиться немного во время зды. Епископъ также намревался хать, такъ по крайней мр говорилъ онъ наканун вечеромъ, и ему было оставлено мсто въ одномъ изъ экипажей, но потомъ онъ переговорилъ объ этомъ наедин съ мистриссъ Проуди, и за завтракомъ благородный лордъ объявилъ, что раздумалъ. Мистеръ Соверби принадлежала къ числу тхъ людей, про которыхъ извстно, что они очень бдны, какъ только можетъ быть бденъ человкъ, опутанный долгами, но которые тмъ не мене пользуются всею роскошью, доставляемою деньгами. Думали, что онъ не сидитъ еще въ тюрьм только благодаря своему званію члена парламента, и однако не было повидимому числа его лошадямъ, экипажамъ и прислуг. Онъ занимался этимъ искусствомъ жить въ долгъ уже много лтъ, а упражненіемъ, говорятъ, доходятъ до совершенства. Такіе товарищи очень опасны. Нтъ холеры, нтъ желтой лихорадки, нтъ оспы заразительне долговъ. Если живешь постоянно въ кругу запутанныхъ людей, заразишься непремнно. Никто не имлъ на своихъ ближнихъ боле роковаго вліянія въ этомъ отношеніи, какъ мистеръ Соверби. Но самъ онъ все продолжалъ идти своимъ путемъ, и вотъ въ это утро экипажи и лошади тснились у его дверей, какъ будто онъ такъ же основательно богатъ, какъ и другъ его, герцогъ Омніумъ.
— Робартсъ, другъ мой, сказалъ мистеръ Соверби, когда они отправились вдоль одной изъ проскъ, ибо мсто, гд сходились собаки, было миляхъ въ четырехъ или въ шести отъ чальдикотскаго дома,— подемте со мною сію минуту. Мн нужно бы съ вами поговорить, а если я отстану, то мы никогда не доберемся до собакъ. И Маркъ, явившійся нарочно, чтобы сопровождать дамъ, похалъ рядомъ съ мистеромъ Соверби въ своемъ розоватомъ сюртук.
— Фодергилъ говоритъ, что вы нсколько колеблетесь, хать ли вамъ въ Гадромскій замокъ.
— Да, конечно, я отказался. Вы знаете, я вдь не привыкъ къ такимъ развлеченіямъ, какъ вы. У меня есть обязанности, которыми нельзя пренебрегать.
— Пустяки! сказалъ Соверби, и взглянулъ съ нсколько-насмшливою улыбкой въ лицо священнику.
— Вамъ легко говорить, Соверби! Да можетъ-быть я и не въ прав ожидать, чтобы вы поняли меня.
— Въ томъ-то и дло, что я васъ понимаю, и говорю: пустяки. Я бы ужь конечно не сталъ смяться надъ вашею щепетильностію въ исполненіи обязанностей, еслибы вы дйствительно повиновались этому чувству, но признайтесь искренно: вдь вы сами знаете, что не въ этомъ сила?
— Такъ въ чемъ же?
— Вы знаете очень хорошо. Если вы упретесь въ своекъ отказ, такъ не потому ли, что боитесь разсердить леди Лофтонъ? Не могу понять, что въ этой женщин такого, что она водитъ и васъ, и самого Лофтона на помочахъ.
Робартсъ, разумется, возставалъ противъ этого предположенія и утверждалъ, что онъ подетъ домой вовсе не изъ какого-нибудь страха передъ леди Лофтонъ. Но какъ ни горячо онъ, говорилъ онъ самъ чувствовалъ, что увренія его тщетны. Соверби только улыбнулся и замтилъ, что проба кушанья въ д.
— Для чего же и держатъ курата, если не для того чтобъ избавиться отъ этой лямки?
— Отъ лямки! Да разв я былъ бы здсь теперь, еслибъ былъ способенъ тянуть лямку?
— Послушайте, Робартсъ: я говорю съ вами можетъ-быть слишкомъ дружески и нецеремонно, степень нашего знакомства, можетъ-быть, не даетъ мн права на это. Но я старше васъ, я васъ уважаю, и мн не хотлось бы, чтобы вы упустили выгодный случай, представляющійся вамъ.
— О! что до этого Соверби, то нечего кажется говорить, какъ цню я вашу доброту.
— Если вы не желаете ничего больше, продолжалъ свтскій человкъ,— какъ жить въ Фремле весь свой вкъ, и грться благосклонностію тамошней вдовствующей госпожи, ну, въ такомъ случа вамъ можетъ-быть дйствительно безполезно расширять кругъ своихъ знакомыхъ, но если у васъ есть стремленія повыше, то было бы, мн кажется, великою ошибкой съ вашей стороны упустить представляющійся случай побывать у герцога, особенно когда онъ самъ обращается съ вами съ такою учтивостію и предупредительностію.
— Поврьте, что я очень благодаренъ ему.
— Дло въ томъ, что вы можете, если захотите, пріобрсти популярность въ графств, но это вамъ не удастся, если вы будете покоряться всмъ требованіямъ леди Лофтонъ. Положимъ, что она очень добрая и милая старушка.
— Она дйствительно очень добра, Соверби, вы бы сами убдились въ этомъ, еслибы только знали ее.
— Я въ этомъ не сомнваюсь, но намъ съ вами не годилось бы жить во всемъ согласно съ ея понятіями. Ну вотъ теперь, напримръ, епископъ будетъ въ числ гостей, и, кажется, онъ изъявилъ желаніе, чтобъ и вы присоединились къ нимъ.
— Онъ спрашивалъ меня, ду ли я.
— Вотъ видите, и архидіаконъ Грантли тоже тамъ будетъ.
— Будетъ? спросилъ Маркъ: это обстоятельство имло для него великую важность, ибо архидіаконъ Грантли былъ близкій пріятель леди Лофтонъ.
— Такъ говорилъ мн Фодергилъ. Право, очень не хорошо было бы съ вашей стороны не хать, говорю вамъ прямо. А толковать о вашихъ обязанностяхъ, тогда какъ у васъ есть куратъ, пустяки!
Послднія слова онъ произнесъ, оглядываясь черезъ плечо,— и привставъ на стременахъ, онъ завидлъ охотника, подъзжавшаго къ нимъ съ своими собаками. Въ продолженіи большей части дня Маркъ халъ возл мистриссъ Проуди, разлегшейся въ своей коляск. Мистриссъ Проуди благосклонно улыбалась ему, хотя дочь ея не улыбалась.
Мистриссъ Проуди любила имть при себ священника, и такъ какъ мистеръ Робартсъ, очевидно, вращался въ хорошемъ обществ, въ кругу знатныхъ вдовъ, членовъ парламента и другихъ людей такого рода, то она съ удовольствіемъ возлагала на него временныя обязанности своего почетнаго капеллана.
— Знаете ли что мы ршили съ мистриссъ Гарольдъ Смитъ? сказала ему мистриссъ Проуди.— Чтеніе въ Барчестр въ субботу будетъ такъ поздно, что хорошо бы всмъ вамъ собраться обдать у насъ.
Маркъ поклонился и поблагодарилъ, онъ объявилъ, что почтетъ великимъ счастіемъ присоединиться къ ихъ обществу. Даже леди Лофтонъ не могла бы ничего сказать противъ этого, хотя она не питала особенной нжности къ мистриссъ Проуди.
— А потомъ вс ночуютъ въ гостиниц. Дамамъ нельзя будетъ и думать хать назадъ такъ поздно и въ это время года. Я сказала мистриссъ Гарольдъ Смитъ и миссъ Данстеблъ, что для нихъ во всякомъ случа найдется мсто у насъ. Но он не хотятъ отдляться отъ другихъ дамъ, такъ и он отправляются и гостиницу на ночь. Но васъ, мистеръ Робартсъ, епископъ конечно не допуститъ остановиться въ гостиниц, такъ вы, разумется, ночуете во дворц.
Марку тотчасъ пришло на умъ, что такъ какъ чтеніе назначено въ субботу вечеромъ, то слдующій день будетъ воскресенье, а въ воскресенье ему надо говорить проповдь въ Чальдикотс.
— Я думалъ, что вс возвратятся въ тотъ же вечеръ, сказалъ онъ.
— Да, сначала думали, но видите ли, мистриссъ Смитъ боится.
— Такъ мн придется возвращаться сюда въ воскресенье утромъ, мистриссъ Проуди.
— Ахъ! да! это не хорошо, очень не хорошо! никто не дорожитъ боле меня соблюденіемъ воскресныхъ дней. Но иногда человкъ бываетъ вынужденъ отступить отъ общаго правила, не правда ли, мистеръ Робартсъ? Воротиться въ Чальдикотсъ въ воскресенье утромъ будетъ для васъ дломъ необходимости.
Такъ они и поршили. Мистриссъ Проуди вообще строго соблюдала день субботній, но въ отношеніяхъ къ такимъ лицамъ, какъ мистриссъ Гарольдъ Смитъ, прилично было показать нкоторую уступчивость.
— Вдь вы можете отправиться на зар, если хотите, мистеръ Робартсъ, сказала мистриссъ Проуди.
Охота была не слишкомъ блестящая, но дамы провели время очень пріятно.
Мущины здили взадъ и впередъ тропинками, по временамъ съ ужасною быстротой, будто никакъ не поспютъ куда-то, тогда и кучера хали очень скоро, сами не зная зачмъ, ибо быстрое движеніе также принадлежитъ къ числу упомянутыхъ выше заразительныхъ боляней. Потомъ, когда лисица бросалась въ сторону и собаки сбивались, охотники хали словно на похороны, тогда и экипажи двигались медленной дамы вставали и разговаривали. Наконецъ наступило время завтракать, и вообще день прошелъ довольно пріятно.
— Такъ вотъ она, охота-то! сказала миссъ Данстеблъ.
— Да, вотъ охота, отвчалъ мистеръ Соверби.
— Я не видала, чтобы кто-нибудь изъ мущинъ сдлалъ что-нибудь такое, чего бы я сама не могла сдлать. Разв только, что одинъ молодой человкъ свалился съ лошади въ грязь, на это я бы не ршилась.
— А рукъ и ногъ никто не ломалъ, такъ ли? сказала мистриссъ Гарольдъ Спитъ.
— И никто не затравилъ ни одной лисицы, прибавила миссъ Данстеблъ.— Въ сущности, мистриссъ Спитъ, я такого же невысокаго мннія о забавахъ мущинъ, какъ и объ ихъ длахъ. Посл этого я сама поду на охоту съ собаками.
— Прекрасно! а я буду вашимъ дозжачимъ.
— Любопытно бы знать, присоединится ли къ намъ мистриссъ Проуди.
— Я буду писать герцогу сегодня вечеромъ, сказалъ мистеръ Фодергилъ Марку, когда они възжали вмст въ дворъ конюшни. Вы позволите мн сказать герцогу, что принимаете его приглашеніе, не правда ли?
— Герцогъ въ самомъ дл очень добръ, сказалъ Маркъ.
— Онъ очень желаетъ съ вами познакомиться, увряю васъ, сказалъ мистеръ Фотергилъ.
Могъ ли молодой, втреный обольщенный священникъ не сказать, что подетъ? Маркъ сказалъ, что подетъ, и въ теченіи вечера его пріятель, мистеръ Соверби поздравлялъ его, епископъ шутилъ съ нимъ, увряя, что зналъ напередъ, что онъ не откажется такъ легко отъ хорошаго общества, а миссъ Данстеблъ говорила, что сдлаетъ его своимъ капелланомъ, какъ только парламентъ разршитъ парфюмерамъ такую роскошь. Маркъ не понялъ этой шутки, пока не узналъ, что миссъ Данстеблъ — владтельница знаменитаго ливанскаго масла, изобртеннаго ея многоуважаемымъ покойнымъ отцомъ, который посредствомъ патента на производство этой статьи совершилъ такія чудеса для увеличенія своего состоянія. Мистриссъ Проуди совершенно присвоила себ Марка, толкуя съ нимъ о всевозможныхъ церковныхъ вопросахъ. А наконецъ даже и сама миссъ Проуди улыбнулась ему, узнавъ, что онъ удостоенъ ночлега въ епископскомъ дворц. Казалось, весь свтъ растворился передъ нимъ. Но онъ не могъ принудить себя быть веселымъ въ этотъ вечеръ. На слдующее утро нужно писать къ жен, и онъ какъ будто уже видлъ тревожную грусть, которая выразится въ глазахъ его Фанни, когда она узнаетъ, что мужъ ея детъ въ гости къ герцогу Омніуму. Нужно еще сказать ей, чтобъ она прислала денегъ, денегъ мало. А къ леди Лофтонъ писать, или не писать? И въ томъ, и въ другомъ случа приходится объявить ей войну. А разв онъ не всмъ обязанъ леди Лофтонъ? Итакъ, несмотря на вс свои успхи, онъ легъ въ постель не въ веселомъ настроеніи духа.
На слдующій день, въ пятницу, онъ отложилъ непріятное занятіе писанія письма: все равно, написать можно въ субботу, и въ субботу утромъ, передъ отъздомъ въ Барчестеръ, онъ дйствительно написалъ. Письмо было слдующаго содержанія:

‘Чальдикотсъ, ноябрь 185….

‘Милый другъ, ты удивишься, когда я скажу теб какъ всмъ намъ здсь весело и какія увеселенія еще ожидаютъ насъ впереди. Арабиновъ, какъ ты предполагала, здсь нтъ, но семейство Броуди здсь, какъ ты тоже предполагала. Твои предположенія всегда врны. Что ты подумаешь, если я скажу теб, что ночую въ субботу въ епископскомъ дворц? Ты знаешь, что и этотъ день будетъ чтеніе въ Барчестер. Такъ какъ читаетъ одинъ изъ нашихъ, Гарольдъ Смитъ, то всмъ намъ, разумется, слдуетъ хать. Оказывается, что намъ нельзя воротиться въ тотъ же вечеръ, потому что нтъ луны, а милордъ-епископъ не хотлъ допустить, чтобы мое облаченье было осквернено гостиницей — не правда ли какая внимательность съ его стороны?
‘Но у меня есть для тебя еще боле изумительныя новости. На слдующей недл большой създъ въ замк Гадромъ, и меня убдили принять приглашеніе, которое герцогъ прислалъ мн лично. Я сначала отказывался, но вс здсь говорили, что это будетъ чрезвычайно странно, и вс доспрашивались причины. Когда пришлось отвчать, я не зналъ, какую найдти причину. Епископъ детъ, и онъ былъ очень удивленъ, что я не хочу хать, когда меня приглашаютъ.
‘Я знаю, что ты подумаешь, душа моя, знаю, что это будетъ теб непріятно, и принужденъ отложить свое оправданіе до того времени, когда вернусь изъ этой страны людодовъ, если только вырвусь живымъ отсюда. Но, безъ шутокъ, Фанни, я думаю что съ моей стороны было бы не хорошо отдляться отъ вси, когда столько уже толковали объ этомъ. Это имло бы такой видъ, что я какъ будто приписываю себ право осуждать герцога. Сомнваюсь, чтобы во всемъ округ нашелся хоть одинъ священнви, моложе пятидесяти лтъ, который не принялъ бы приглашенія при такихъ обстоятельствахъ, разв только одинъ Краули, который дошелъ до такой нелпой крайности, что считаетъ почти преступнымъ выйдти, во время прогулки, за межу своего прихода.
Я принужденъ остаться въ замк Гадромъ до слдующаго воскресенья, мы только въ пятницу демъ туда. Я написалъ Джонсу о приходскихъ длахъ. Можно поручить ихъ ему, потому что онъ, я знаю, хочетъ хать въ Вельзъ на Рождество. Тогда вс мои странствія кончатся, и я могу отпустить его мсяца на два, если ему угодно. Ты, не правда ли, возьмешь на себя мои воскресные классы, за одно съ твоими?— только пожалуста смотри, чтобъ въ камин былъ хорошій огонь. Если не справишься сама со всмъ этимъ, такъ отдай мальчиковъ мистриссъ Подженсъ. Вообще, мн кажется, это было бы лучше.
‘Ты, разумется, увдомишь леди Лофтонъ гд я. Скажи ей отъ меня, что епископа, а также и еще одно важное лицо, едва ли не слишкомъ ужь очернили. Не скажу впрочемъ, чтобъ они могли понравиться ей. Объясни ей, что я счелъ себя почти обязаннымъ хать къ герцогу. Я не нашелъ возможности отказаться подъ какимъ бы то ни было предлогомъ, изъ опасенія чтобъ этого не сочли дломъ партіи. Стали бы говорить, что я не могу хать къ герцогу Омніуму потому, что принадлежу къ приходу леди Лофтонъ. Я это предвидлъ, и не хотлъ этого.
‘Оказывается, что мн понадобится здсь до отъзда немного денегъ: фунтовъ пять, или десять, именно десять фунтовъ. Если у тебя нтъ лишнихъ, возьми у Девиса. Онъ мн долженъ гораздо больше этой суммы.
‘Да хранитъ тебя Богъ, душа моя. Поцлуй за меня моихъ милыхъ детей и передай имъ мое благословеніе. Твой навсегда

‘М. Р.’.

Потомъ было написано за клочк бумаги, обвернутомъ во кругъ тсно исписаннаго письма: ‘Постарайся сколько возможно умиротворить замокъ.’
Какъ ни было сильно, разсудительно, неопровержимо письмо Марка, въ этой приписк выразилась вся его нершительность, слабость и робость.

ГЛАВА V.

Мистриссъ Робартсъ сидла въ гостиной у камина съ леди Мередитъ, когда принесли ей письмо мужа. Фремлейская почта была разобрана за завтракомъ, часъ тому назадъ, и леди Лофтонъ теперь, по обыкновенію, писала у себя въ комнат письма и занималась своими длами, ибо леди Лофтонъ сама вела счеты и знала толкъ въ длахъ почти не хуже самого Гарольда Смита. Въ это утро она также получила письмо, которое доставило ей не мало неудовольствія. Отчего происходило это неудовольствіе, ни мистриссъ Робартсъ, ни леди Мередитъ не знали, но чело леди Лофтонъ омрачилось за завтракомъ, она сунула въ свой мшокъ какое-то зловщее пксьмо, не говоря о немъ ни слова, и вышла изъ комнаты, какъ только кончился завтракъ.
— Что-то да не такъ, сказалъ сэръ Джорджъ.
— Мама такъ тревожится денежными длами Лудовика, сказала леди Мередитъ. Лудовикъ былъ лордъ Лофтонъ, баронъ Лофтонъ Лофтонскій, въ графств Оксфордширъ.
— Однако я не думаю, чтобы Лофтонъ очень запутался, сказалъ сэръ-Джорджъ, выходя изъ комнаты.
— Ну, Джости, такъ мы отложимъ отъздъ нашъ до завтра, но не забудь, что мы подемъ съ первымъ поздомъ.
Леди Мередитъ отвчала, что не забудетъ, и они пошли и гостиную, и тутъ-то мистриссъ Робартсъ получила письмо отъ мужа, которое сдлало большой крюкъ, и пролежало нкоторое время въ ея кухн, пока ея кухарка Джемима не приняла міръ для доставленія его въ замокъ.
Фанни, прочитавъ его, едва могла втолковать себ, что мукъ ея, Фремлейскій священникъ, духовный другъ семейства Лофтонъ, детъ гостить къ герцогу Омніуму. Въ Фремлейскомъ замк было уже такъ принято, что герцогъ и все ему принадлежащее заслуживали всякаго осужденія. Онъ вигъ, онъ холостякъ, онъ игрокъ, онъ человкъ безнравственный во всхъ отношеніяхъ, онъ не держится никакого церковнаго ученія, онъ развратитель юношества, заклятой врагъ молодыхъ женъ, расточитель послдняго достоянія бдныхъ людей, человкъ, котораго матери должны опасаться за сыновей своихъ, сестры и братьевъ, хуже того: такой человкъ, котораго отцы имютъ причины опасаться за дочерей, а братья за сестеръ, словомъ, такой человкъ, у котораго ршительно не было и не могло бытъ ничего общаго съ леди Лофтонъ и со всмъ ее окружающимъ.
И не надо забывать, что мистриссъ Робартсъ вполн врна всмъ этимъ дурнымъ отзывамъ. Возможно ли, что мужъ ея будетъ жить въ палатахъ Аполліона, укрываться подъ самымъ крыломъ Луцифера? Облако печали покрыло лицо ея, и она снои перечла письмо очень медленно, не опуская предательскаго пост-скриптума.
— О! Юстинія! сказала она наконецъ.
— Что? И ты получила дурныя всти?
— Я не знаю, какъ и сказать теб! Прочти ужь лучше сама. И она подала леди Мередитъ посланіе своего мужа, удержавъ однакоже приписку.
— Что скажетъ теперь леди Лофтонъ? воскликнула леди Мередитъ, вкладывая снова письмо въ конвертъ.
— Что длать мн, Юстинія? Какъ сказать ей?
И об дамы принялись обдумывать вмст, какъ бы имъ умилостивить леди Лофтонъ. Леди Мередитъ совтовала своей пріятельниц отправиться домой, не сказавъ ни слова о страшныхъ проступкахъ мужа, и потомъ переслать письмо къ леди Лофтонъ:
— Мама никогда не узнаетъ, что ты получила его здсь, сказала леди Мередитъ.
Но мистриссъ Робартсъ на это не согласилась. Поступить такъ казалось ей трусостью. Она знала, что мужъ ея поступаетъ не хорошо, она чувствовала, что и самъ онъ это сознаетъ, но тмъ не мене она должна была защищать его. Какъ ни ужасна будетъ буря, пусть ужь она разразится надъ ея головой. Она пошла прямо на верхъ и постучалась въ дверь леди Лофтонъ. Леди Мередитъ послдовала за нею.
— Войдите, сказала леди Лофтонъ, и голосъ ея звучалъ не ласково. Войдя, он нашли ее за маленькимъ письменнымъ столомъ, она сидла опершись на руку головой, и письмо, полученное утромъ, лежало раскрытое передъ ней. Тутъ были даже два письма: одно отъ лондонскаго агента къ ней, а другое отъ ея сына къ этому агенту. Достаточно объяснить, что въ письмахъ этихъ говорилось о немедленной продаж отдльнаго участка земли, принадлежащаго Лофтонамъ въ Оксфордшир, о которомъ говорилъ мистеръ Соверби. Лордъ Лофтонъ говорилъ агенту, что дло это нужно покончить сразу, прибавляя, что, вроятно, пріятель его, Робартсъ, уже все растолковалъ его матери. Затмъ агентъ писалъ къ леди Лофтонъ, какъ и было необходимо, но, къ несчастію, леди Лофтонъ до сихъ поръ ни слова не слыхала обо всемъ этомъ.
Въ ея глазахъ продажа родоваго имнія была дломъ ужаснымъ, что молодой человкъ съ пятнадцатью или двадцатью тысячами годоваго дохода еще нуждается въ деньгахъ, это также ужасно, что сынъ ея не самъ писалъ ей — ужасно, и ужасно наконецъ, что ея любимецъ, священникъ, котораго она сдлала другомъ своего сына, замшанъ въ это дло, знаетъ объ этомъ, тогда какъ она не знаетъ, что онъ служитъ посредникомъ и помощникомъ сыну ея въ его проступкахъ. Все было ужасно, и леди Лофтонъ сидла съ мрачнымъ лицомъ и тревожнымъ сердцемъ. Что касается до нашего бднаго священника, мы можемъ сказать, что въ этомъ дл онъ былъ совершенно невиненъ, кром только того, что у него до сихъ поръ не доставало духу исполнить порученіе его пріятеля.
— Что такое, Фанни? сказала леди Лофтонъ, какъ только дверь отворилась:— я сошла бы черезъ полчаса, если теб нужно было видться со мною, Юстинія.
— Фанни получила письмо и желаетъ поговорить съ вами тотчасъ же, сказала леди Мередитъ.
— Какое это письмо, Фанни?
У бдной Фанни сердце было на язык, она держала письмо въ рукахъ, но еще не ршалась, показать ли его леди Лофтону какъ оно есть.
— Отъ мистера Робартса, сказала она.
— Ну, онъ вроятно остается еще недлю въ Чальдикотс. Что жь? Мн все равно.— И голосъ леди Лофтонъ былъ не ласковъ: она все думала объ этой ферм въ Оксфордшжр. Неблагоразуміе молодежи сильно огорчаетъ благоразуміе старшихъ. Не было женщины мене скупой, мене жадной, чмъ леди Лофтонъ, но продать часть стараго родоваго имніи значило для нея разстаться съ своею собственною плотью и кровью.
— Вотъ письмо, леди Лофтонъ, можетъ-быть вамъ лучше самимъ прочесть,— и Фанни подала ей письмо, опять удержавъ приписку. Она читала и перечитывала письмо это еще внизу, и не могла ршить, желалъ ли мужъ, чтобъ она показала его. По свойству доводовъ, ей показалось, что желалъ. Во всякомъ случа онъ говорилъ за себя лучше чмъ она могла бы говорить за вето: вроятно, лучше показать письмо.,
Леди Лофтонъ взяла его, прочла, лицо ея становилось мрачне и мрачне. Она была настроена противъ писавшаго, прежде чмъ начала читать, и каждое слово боле и боле возбуждало ее противъ него.
— А! онъ детъ въ епископскій дворецъ, что жь? его дло выбирать себ друзей! Гарольдъ Смитъ съ ними! Какъ жаль, моя милая, что онъ не встртилъ миссъ Проуди прежде васъ, онъ могъ бы сдлаться капелланомъ епископа. Замокъ Гадромъ! Какъ? Онъ детъ и туда? Въ такомъ случа говорю вамъ прямо, Фанни, я отъ него отказываюсь!
— О! леди Лофтонъ! вы не сдлаете этого! произнесла мистриссъ Робартсъ со слезами на глазахъ.
— Мама! мама! не говорите такъ! вступилась леди Мередитъ.
— Но, другъ мой, что жь мн длать? Я принуждена такъ говорить. Вдь вы не желали бы, чтобъ я лгала вамъ, не правда ли? Человкъ долженъ самъ выбирать себ друзей, но онъ не можетъ жить съ людьми двухъ различныхъ разрядовъ, по крайней въ томъ случа, если я принадлежу къ одному изъ нихъ, а герцогъ Омніумъ къ другому. Очень важно, что епископъ детъ! Для меня нтъ ничего противне лицемрія!
— Въ этомъ нтъ лицемрія, леди Лофтонъ.
— А я говорю, что есть, Фанни. Странно, право! ‘отложить свое оправданіе!’ Къ чему мужу оправдываться передъ женой, если онъ поступаетъ прямо и честно? Его собственныя слова осуждаютъ его. ‘Не хорошо отдляться это всхъ!’ Вы станете уврять меня, что мистеръ Робартсъ дйствительно считалъ своимъ долгомъ не отказываться отъ приглашенія? Я говорю, что это лицемріе. Другаго названія у меня нтъ для этого.
Въ это время бдная, расплакавшаяся жена отирала слезыи приготовлялась дйствовать. Крайняя строгость леди Лофтонъ придала ей смлости. Она знала, что ея обязанность защищать мужа, когда на него такъ нападаютъ. Еслибы леди Лофтонъ была умренне въ своихъ замчаніяхъ, мистриссъ Робартсъ не нашлась бы отвчать ни слова.
— Можетъ-быть вы составили себ ложное мнніе о моемъ муж, сказала она: — онъ не лицемръ.
— Такъ, моя милая, вамъ конечно лучше знать, но по моему, это очень похоже на лицемріе. Что скажешь, Юстинія?
— О! мама! удержитесь Бога ради!
— Удержаться! Все это прекрасно! Но можно ли удержать свое чувство, когда намъ измняютъ?
— Вы не думаете, однакожъ, что мистеръ Робартсъ измнилъ вамъ? сказала жена.
— О нтъ! конечно нтъ! И она продолжала читать письмо: ‘имло-бы видъ, будто я приписываю себ право осуждать герцога.’ Разв подъ тмъ же самымъ предлогомъ онъ не могъ бы отправиться куда угодно, хоть въ самый опозоренный домъ Англіи? Въ этомъ смысл мы вс должны судить другъ друга. ‘Краули!’ Да! Еслибъ онъ немножко боле былъ похожъ на мистера Краули, это было бы хорошо и для меня, и для прихода, да и для васъ также, моя милая. Богъ прости мн только, что я дала ему здсь мсто!
— Леди Лофтонъ! Вы очень строги къ нему, очень строги. Я не ожидала этого отъ такого друга, какъ вы.
— Вы достаточно знаете меня, и могли быть уврены, что я буду говорятъ, какъ думаю. ‘Писалъ къ Джонсу’, да, не трудно написать бдному Джонсу. Лучше бы ужь написать Джонсу, чтобъ онъ вс дла взялъ на себя. Тогда ничто не мшало бы мистеру Робартсу сдлаться домашнимъ капелланомъ герцога.
— Мн кажется, мужъ мой исполняетъ свою обязанность не хуже другихъ въ эпархіи, сказала мистриссъ Робартсъ, снова расплакавшись.
— А вамъ приходится брать на себя его занятія въ школ, вамъ и мистриссъ Подженсъ. Куратъ, да жена, да мистриссъ Подженсъ, и прекрасно! Я не вижу, зачмъ бы ему возвращаться.
— О, мама! сказала Юстинія:— прошу васъ не будьте такъ рзки съ нею.
— Дай мн докончить, другъ мой. А! вотъ и обо мн: ‘увдомишь леди Лофтонъ, гд я…’ Онъ не предполагалъ, что вы покажете мн это письмо.
— Не предполагалъ? сказала мистриссъ Робартсъ, протягивая руку, чтобы взять его назадъ, но тщетно:— я думала, что лучше показать, право думала, что лучше!
— Теперь ужь все равно: позвольте мн докончить. Что такое? Какъ сметъ онъ посылать мн такія наглыя шутки? Дйствительно, я не думаю, чтобы докторъ Проуди могъ понравтся мн, я никогда этого не предполагала. ‘Счелъ себя почти обязаннымъ хать!’ Ну, еслибъ я сама не прочла этого, я никогда бы не поврила, что онъ способенъ на что-нибудь подобное ‘Что не могу хать къ герцогу Омніуму, потому что принадлежу къ приходу леди Лофтонъ…’ Я бы именно и желала, чтобы такъ говорили. Люди, годные для моего прихода, не должны быть годны для дома герцога. Я надялась, что въ немъ-то это чувство будетъ сильне чмъ въ комъ-либо другомъ. Я была обманута, вотъ и все!
— Онъ ничего не сдлалъ, чтобъ обмануть васъ, леди Лофтонъ.
— Дай Богъ, чтобъ онъ и васъ не обманулъ, другъ мой! ‘Понадобится немного денегъ…’ Да, очень вроятно, что ему тедерь понадобятся деньги. Вотъ вамъ письмо, Фавни. Очень жалю! Мн нечего больше сказать.
Она сложила письмо и отдала его мистриссъ Робартсъ.
— Я думала, что слдуетъ показать вамъ это письмо, сказала мистриссъ Робартсъ.
— Это ужь все равно, вдь надобно же было меня увдомить.
— Онъ именно проситъ меня объ этомъ.
— Да, было бы довольно трудно скрыть отъ меня это. Онъ броситъ свое дло и отправится жить съ игроками и развратниками, а я чтобъ этого не узнала!
Тутъ мра переполнилась для Фанни Робартсъ. Услышавъ эта слова, она забыла, что для нея леди Лофтонъ, забыла о леди Мередитъ, и помнила только о своемъ муж, помнила, что онъ ей мужъ и, не смотря на вс свои недостатки, добрый и любящій мужъ, помнила также и то обстоятельство, что она жена его.
— Леди Лофтонъ, сказала она,— вы забываетесь, можно ли такъ говорить со мною о моемъ муж!
— Какъ! воскликнула леди Лофтонъ:— вы показываете мн такое письмо, а я не должна говорить вамъ, что я думаю!
— Не должны, если думаете такъ несправедливо. Вы не въ прав употреблять при мн такихъ выраженій, и я не хочу ихъ слышать.
— Вотъ какъ!
— Хорошо, или дурно он длаетъ, что детъ къ герцогу Омніумъ,— не мн судить. Онъ самъ судья своихъ поступковъ, а не вы и не я.
— А когда онъ оставитъ васъ съ незаплаченнымъ долгомъ мяснику и безъ денегъ на башмаки, кому тогда придется судить объ этомъ?
— Не вамъ, леди Лофтонъ. Еслибы настали такіе тяжелые дни,— а ни вы, ни я не въ прав ожидать ихъ,— я не пришла бы къ вамъ въ моемъ гор, посл всего этого ужъ конечно не пришла бы.
— Прекрасно! Вы можете отправиться къ герцогу Омніуму, если вамъ пріятне.
— Фанни, пойдемъ! сказала леди Мередитъ.— Зачмъ раздражать маменьку?
— Я не хочу раздражать ее, но я не дамъ оскорблять его, я не могу не заступиться за него. Кому же и защищать его, если не мн? Леди Лофтонъ говорила о немъ ужасныя вещи, и говорила неправду!
— О Фанни! воскликнула Юстиція.
— Хорошо, хорошо, сказала леди Лофтонъ,— вотъ вамъ людская отплата.
— Не понимаю, о чемъ вы говорите, леди Лофтонъ, но неужели вы хотли бы, чтобъ я стояла молча, когда при мн говорятъ такія вещи о моемъ муж? Онъ живетъ не съ такими людьми, какихъ вы назвали. Онъ не пренебрегаетъ своею обязанностію. Было бы хорошо, еслибы вс священники такъ рдко оставляли свой приходъ, какъ онъ. И къ тому же онъ детъ къ герцогу Омніуму вмст съ епископомъ.
— Особенно, если епископъ стоитъ на ряду съ самимъ дьяволомъ, какъ ставитъ его мистеръ Робартсъ, сказала леди Лофтонъ.— Онъ можетъ присоединиться съ нимъ къ герцогу, и тогда они представятъ собою трехъ Грацій. Не такъ ли, Юстиція?— И леди Лофтонъ засмялась короткимъ и горькимъ смхомъ своей собственной острот.
— Я думаю мн можно теперь идти, леди Лофтонъ?
— О! конечно, моя милая.
— Мн жаль, если я разсердила васъ, но я не смолчу ни передъ кмъ, кто будетъ говорить дурно о мистер Робартс. Вы были очень несправедливы къ нему, я не могу не сказать этого, хотя бы вы и разсердились на меня.
— Послушайте, Фанни, это уже слишкомъ, сказала леди Лофтонъ.— Вотъ ужь полчаса какъ вы меня браните за то, что я не радуюсь новой дружб, которую свелъ вашъ мужъ, и теперь вы готовитесь начать сызнова. Этого я не въ силахъ вынести. Если вамъ ничего боле не нужно сказать мн, то лучше ужь оставьте, меня.
Когда леди Лофтонъ говорила это, лицо ея было непреклонно-строго и жестко.
Никогда до сихъ поръ мистриссъ Робартсъ не слыхала такихъ словъ отъ своей старой пріятельницы, никогда не слыхала она ничего подобнаго отъ кого бы то ни было, и она не знала, какъ держать себя.
— Хорошо, леди Лофтонъ, сказала она,— я пойду. Прощайте.
— Прощайте, отвчала леди Лофтонъ, и, обернувшись къ столу, начала собирать свои бумаги. Фанни прежде никогда не уходила домой изъ Фремле-Корта безъ теплаго поцлуя. Теперь ей даже не протягивали руки на прощанье. Неужели между ними въ самомъ дл дошло до ссоры, до ссоры непримиримой?
— Фанни уходитъ, вы знаете, мама, сказала леди Мередитъ.— Она будетъ уже дома прежде чмъ вы сойдете внизъ.
— Что жь длать, другъ мой? Фанни вольна поступать, какъ ей угодно. Не мн судить ея поступки. Она сію минуту сказала мн это.
Мистриссъ Робартсъ не говорила ничего подобнаго, но чувство гордости запрещало ей вступать въ объясненія. Итакъ, она вышла легкимъ шагомъ изъ дверей, и леди Мередитъ, попытавъ съ матерью примирительный шепотъ, пошла за нею.
Увы! шепотъ этотъ былъ совершенно безполезенъ.
Об женщины молча сошли съ лстницы, но войдя снова въ гостиную, он съ тупымъ ужасомъ взглянули въ лицо другъ другу. Что имъ теперь длать? Они не предполагали и возможности такой трагической развязки. Неужели въ самомъ дл Фанни Робартсъ оставитъ домъ леди Лофтонъ отъявленнымъ врагомъ,— Фанни Робартсъ, которая и до замужства и посл была принята въ этомъ дом почти какъ дочь?
— О! Фанни! зачмъ ты такъ отвчала моей матери? сказала леди Мередитъ.— Ты видла, что она раздражена. У нея много и другихъ непріятностей, кром исторіи съ мистеромъ Робартсомъ.
— А разв ты смолчала бы, еслибы кто-нибудь сталъ нападать на сэръ-Джорджа?
— Передъ родною матерью, да. Я дала бы ей говорить, что угодно и предоставила бы сэръ-Джорджу самому стоять за себя.
— Такъ, но вдь ты другое дло. Ты ей дочь, а сэръ-Джорджъ… Она не ршалась бы говорить такимъ образомъ о поведеніи сэръ-Джорджа.
— Ршилась бы, еслибъ ей только вздумалось, увряю тебя. Я жалю, что пустила тебя къ ней.
— Можетъ-быть лучше, что оно такъ вышло, Юстинія. Если уже она такого мннія о мистер Робартс, то намъ слдуетъ это знать. Сколько я ей ни обязана, какъ ни люблю тебя, ноги моей не будетъ въ этомъ дом, да и ни въ какомъ дом, гд такъ оскорбительно отзываются о моемъ муж.
— Милая Фанни, кто не знаетъ, что случается, когда сойдутся два раздраженные человка?
— Я не была раздражена, когда пошла къ ней, нисколько.
— Что пользы толковать о прошломъ? Что теперь намъ длать, Фанни?
— Я думаю, мн всего лучше идти домой, сказала мистриссъ Робартсъ.— Пойду, уложу свои вещи, и потомъ пришлю за ними Джемса.
— Дождись полдника, тогда тебя можно будетъ, уходя, поцловать мою мать.
— Нтъ, Юстинія, я не могу дожидаться. Я должна отвчать мистеру Робартсу съ этою же почтой, а надо еще обдумать, что сказать ему. Здсь я не въ состояніи написать письма, а почта отходитъ въ четыре часа.— И мистриссъ Робартсъ встала съ кресла готовясь уйдти окончательно.
— Я приду къ теб передъ обдомъ, сказала леди Мередитъ,— и если принесу добрыя всти, надюсь, что ты вернешься сюда со мною. Мн не возможно ухать изъ Фремлея, оставивъ васъ въ ссор съ маменькою.
Мистриссъ Робартсъ ничего не отвчала, черезъ нсколько минутъ она была уже въ своей дтской, цловала своихъ дтей и учила старшаго говорить что-то о папаш. Слезы навертывались у ней на глазахъ, и мальчикъ понималъ, что что-то не ладно.
Такъ сидла она часовъ до двухъ, готовя разныя бездлицы для дтей и, подъ предлогомъ этого занятія, все не начинала письма. Но тутъ уже ей осталось только два часа, а можетъ-быть написать письмо будетъ трудно, можетъ-быть оно потребуетъ размышленія, поправокъ, нужно будетъ переписать его, пожалуй, не одинъ разъ. Что касается до денегъ, он были у нея въ дом, столько по крайней мр, сколько было нужно Марку, хотя отославъ эту сумму, она останется почти безъ гроша. Впрочемъ въ случа крайности, она когда прибгнуть къ Девису, какъ было сказано въ письм мужа.
Итакъ, она выдвинула въ гостиной свою конторку, сла и написала письмо. Дло это было не легкое, хотя и не потребовалось на него столько времени, какъ она думала. Ей было не легко, потому что она считала себя обязанною сказать Марку всю правду, но ей не хотлось портить удовольствіе, доставляемое ему обществомъ друзей. Она сказала ему однако, что леди Лофтонъ очень ‘сердится, сердится безразсудно, надо признаться,’ прибавила она, чтобы дать ему понять, что сама она на его сторон. ‘Мы даже совсмъ поссорились, и это меня огорчило, какъ огорчитъ и тебя, другъ мой, я знаю. Но намъ обоимъ извстно, какое доброе у ней сердце, а Юстинія думаетъ, что у нея есть еще другія непріятности. Я надюсь, что все это уладится прежде чмъ ты возвратишься. Только пожалуста, милый мой, не оставайся доле того, какъ ты назначаешь въ своемъ письм.’ За тмъ слдовали нкоторыя извстія о дтяхъ и объ урокахъ въ школ, что можно и опустить.
Окончивъ письмо, она бережно вкладывала его въ конвертъ, куда помстила неблагоразумнымъ образомъ и дв пятифунтовыя бумажки, когда услыхала шаги на усыпанной мусоромъ дорожк, которая вела отъ небольшой калитки къ передней двери. Дорожка эта шла мимо оконъ гостиной, и мистриссъ Робартсъ успла еще увидать послднія складки промелькнувшей мантильи. ‘Это Юстинія,’ подумала она, и сердце ея смутилось при мысли, что придется снова толковать о происшествіи этого утра. ‘Что мн длать, говорила она себ, если она потребуетъ, чтобъ я просила у нея прощенія? Я хочу сознаться при ней, что онъ поступаетъ не такъ, какъ бы слдовало.’
Тутъ дверь отворилась, ибо гость вошелъ безъ доклада, и вотъ передъ ней стояла сама леди Лофтонъ.
— Фанни, сказала она тотчасъ же,— я пришла просить у васъ прощенія.
— О, леди Лофтонъ!
— Я была очень разстроена, когда вы пришли ко мн, разными обстоятельствами. Но мн все-таки не слдовало говорить съ вами о вашемъ муж такъ, какъ я говорила. Вотъ я и пришла просить у васъ прощенія.
Когда было это сказано, мистриссъ Робартсъ была не въ состояніи отвчать, по крайней мр отвчать словами, поэтому она вскочила и, со слезами на глазахъ, бросилась на шею своей старой пріятельницы.— О, леди Лофтонъ! проговорила она, снова рыдая.
— Вы простите меня, не правда ли? сказала леди Лофтонъ, обнимая свою любимицу.— Ну, вотъ такъ хорошо! Мн было очень грустно, когда вы ушли отъ меня сегодня утромъ, да я думаю и вамъ также. Но, Фанни, другъ мой, мы такъ любимъ другъ друга я такъ хорошо другъ друга знаемъ, что не можетъ поссориться надолго, не такъ ли?
— О! да, конечно, леди Лофтонъ!
— Разумется такъ. Друзей не найдешь каждый день на дорог, такъ и не слдуетъ бросать ихъ легкомысленно. Ну, теперь садитесь, душа моя, потолкуемъ немножко. Постойте, мн надо снять шляпу. Вы такъ затянули ленты, что чуть не задушили меня.
Леди Лофтонъ положила шляпку на столъ, и уютно услась въ углу дивана.
— Другъ мой, сяаэала она,— у женщины нтъ обязанностей, относительно кого бы то ни было, равныхъ ея обязанностямъ относительно мужа, поэтому, вы были совершенно правы, заступившись сегодня утромъ за мистера Робартса.
На это мистриссъ Робартсъ не отвчала ничего, но взяла руку леди Лофтонъ и слегка пожала ее.
— Мн и тогда нравился вашъ поступокъ, право, нравился, хотя сознайтесь, вы говорили нсколько сильно. Даже Юстинія допускаетъ это, а она нападала на меня все время съ тхъ поръ какъ вы ушли. Я прежде и не предполагала, что ваши хорошенькіе глазки могутъ смотрть такъ грозно.
— О, леди Лофтонъ!
— Но, вроятно, и у меня былъ довольно свирпый видъ. Но мы не будемъ больше говорить объ этемъ, такъ ли? А теперь потолкуемте-ка о вашемъ муж.
— Милая леди Лофтовъ, вы должны простить его!
— Хорошо, прошу, коли вы просите. Мы не будемъ говорить о герцог, ни теперь, ни посл ни единаго слова. Постойте, когда вамъ мужъ возвратится?
— Кажется, въ середу на будущей недл.
— Въ середу. Ну, такъ скажите ему, чтобъ онъ въ середу и пришелъ обдать ко мн. Я думаю онъ поспетъ. И не будетъ сказано ни слова объ этомъ ужасномъ герцог.
— Я вамъ такъ благодарна, леди Лофтонъ!
— Хорошо, хорошо! Но поврьте мн, другъ мой, лучше было бы, еслибъ онъ не заводилъ такихъ друзей.
— О! я вдь знаю, что гораздо было бы лучше.
— Я рада, что вы допускаете это, а мн ужь казалось, что и вы расположены къ герцогу.
— О! нисколько, леди Лофтонъ!
— Ну, хорошо. Мн остается только дать вамъ одинъ совтъ: употребите свое вліяніе, какъ добрая, милая жена, чтобъ онъ уже не здилъ больше туда. Я женщина старая, а онъ человкъ молодой, очень естественно, что онъ считаетъ меня отсталою. Я не сержусь за это. Но онъ убдится на дл, что для него лучше, во всхъ отношеніяхъ, держаться своихъ старыхъ друзей. Лучше для спокойствія его совсти, лучше для его ренутаціи, какъ священника, лучше для его карнана, лучше для дтей его и для васъ, лучше, наконецъ, для спасенія его души. Герцогъ не такой человкъ, съ которымъ слдовало бы ему искать сближенія, а если будутъ заискивать въ немъ самомъ, то ему не слдуетъ поддаваться.
Леди Лофтонъ замолчала. Фанни Робартсъ рыдала у ея ногъ, положивъ голову къ ней на колни. Теперь она не находила уже ни слова сказать въ пользу самостоятельности и независимости своего мужа.
— Теперь мн пора идти. Но Юстинія взяла съ меня общаніе самое торжественное, что я приведу васъ сегодня назадъ обдать, даже силою, если нужно. Это было для меня единственнымъ средствомъ помириться съ ней. Такъ не введите же меня въ бду.
Фанни, разумется, отвчала, что непремнно придетъ обдать въ замокъ.
— И ни въ какомъ случа не слдуетъ посылать этого письма, сказала леди Лофтонъ въ дверяхъ, указывая зонтикомъ за адресованное къ Марку посланіе, которое лежало на конторк мистриссъ Робартсъ.— Я догадываюсь, каково его содержаніе. Его нужно совершенно измнить.— И леди Лофтонъ вышла.
Мистриссъ Робартсъ тотчасъ же бросилась къ конторк и поспшно распечатала свое письмо. Она взглянула на часы, былъ уже пятый часъ. Едва начала она писать другое, какъ пришелъ почтальйонъ.— О, Мери! воскликнула она, уговорите его подождать! Если онъ подождетъ четверть часа, я дамъ ему шиллингъ.
— Этого ненужно, сударыня, велите дать ему стаканъ пива.
— Хорошо, Мери, только, чтобъ онъ не слишкомъ много пилъ, а то онъ пожалуй разроняетъ письма. Я кончу черезъ десять минутъ.
И въ пять минутъ она намарала письмо, вовсе не похожее на первое. Она не хотла откладывать до слдующаго дня, потому что деньги могли быть нужны Марку тотчасъ же.

ГЛАВА VI.

Общество въ Чальдикотс было вообще очень пріятно, и время проходило довольно скоро. Самымъ близкимъ другомъ мистера Робартса, кром мистера Соверби, была тамъ миссъ Данстеблъ, которая была къ нему очень благосклонна, а къ ухаживанью мистера Саппельгауса была недоступна, и даже въ обращеніи съ хозяиномъ обнаруживала только ту учтивость, какая требовалась хорошимъ тономъ. Но надо вспомнить, что и мистеръ Саппельгаусъ и мистеръ Соверби были люди холостые, а Маркъ Робартсъ былъ женатъ.
Съ мистеромъ Соверби Робартсъ имлъ не одинъ разговоръ о лорд Лофтон и его положеніи, чего бы онъ охотно избжалъ, еслибы только это было возможно. Соверби былъ одинъ изъ тхъ людей, которые постоянно мшаютъ дло съ бездльемъ, и у которыхъ въ голов почти всегда есть какой-нибудь планъ, требующій хлопотъ. У людей такого рода не бываетъ ежедневной работы и правильныхъ занятій, но едва ли они трудятся не боле другихъ, занятыхъ людей.
— Лофтонъ такъ любитъ все откладывать! говорилъ мистеръ Соверби.— Зачмъ не устроилъ онъ этого сразу, если уже общалъ? И потомъ онъ такъ боится этой старухи въ Фремле-Корт! Что ни говорите, а вдь все-таки она старуха, и ужь никакъ не помолодетъ. Напишите же пожалуста Лофтону, а скажите ему, что эта отсрочка мн неудобна. Я знаю, что для васъ онъ сдлаетъ все.
Маркъ отвчалъ, что напишетъ и дйствительно написалъ. Но ему сначала не нравился тонъ разговоровъ, въ которые его вовлекали. Ему было очень непріятно слышать, что леди Лофтонъ называютъ старухой, и разсуждать о немъ, что лорду Лофтону слдуетъ продать часть своего имнія. Все это съ непривычки тяготило его, но мало-по-малу чувство его притупилось, и онъ привыкъ къ способу разсужденія своего друга Соверби.
Потомъ, въ субботу передъ обдомъ, они вс отправились въ Барчестеръ. Гарольдъ Смитъ въ послдніе два дня былъ совершенно заряженъ свдніями о Саравак, Дабуан, Новой Гвине и Саломоновыхъ островахъ. Какъ бываетъ со всми людьми, которыми овладла какая-нибудь временная спеціяльность, онъ не врилъ ни во что другое и не допускалъ, чтобы кто бы то ни было изъ окружающихъ врилъ во что-нибудь другое. Его называли графомъ Папуа и барономъ Борнео, и жена его, зачинщица всхъ этихъ насмшекъ, изъявляла непремнное притязаніе на эти титулы. Миссъ Данстеблъ клялась, что выйдетъ замужъ не иначе, какъ за островитянина съ Южнаго Океана, а Марку предлагала должность и доходы епископа Пряныхъ Острововъ. Семейство Проуди не противупоставляло этимъ шуткамъ слишкомъ непреклонной строгости. Сладостно показать снисхожденіе въ благопріятное время, и мистриссъ Проуди находила настоящій случай весьма благовременнымъ для показанія снисхожденія. Ни одинъ смертный не можетъ быть всегда мудро-серіознымъ, и въ эти счастливыя минуты епископъ, глубокомысленный мужъ, могъ сложить съ себя на время свою мудрую серіозность.— Мы думаемъ обдать завтра въ пять часовъ, сказалъ игриво епископъ:— позволитъ ли это благородный лордъ при своихъ государственныхъ длахъ? Хе, хе, хе!— И добрый прелатъ самъ разсмялся своей шутк.
Какъ мило умютъ пятидесятилтніе молодые мущины и дамы шутить и кокетничать и хохотать до упаду, сыпать намеки и изобртать смшныя прозвища, когда нтъ при нихъ двадцатипятилтнихъ или тридцатилтнихъ менторовъ для наблюденія за порядкомъ.
Фремлейскій викарій могъ бы считаться такимъ менторомъ, еслибы не его способность прилаживаться ко всякому окружающему его обществу, которою онъ такъ гордился. Онъ также обращался къ леди Папуа и подшучивалъ надъ барономъ, что впрочемъ не доставляло особеннаго удовольствія мистеру Гарольду Смиту.
Ибо мистеръ Гарольдъ Смитъ принималъ дло серіозно, и вс эти шутки не совсмъ нравились ему. Онъ считалъ себя способнымъ уговорить, мсяца въ три, все англійское общество на дло цивилизованія Новой Гвинеи, а общество Барсетшира надялся увлечь въ одинъ вечеръ. Онъ не могъ понять, почему бы и другимъ не смотрть на это также серіозно, и нсколько сухо отвчалъ на любезности нашего пріятеля Марка.
— Не надо заставлять барона ждать, сказалъ Маркъ, когда собирались хать въ Барсетширъ.
— Не.знаю, что значитъ это названіе барона, сказалъ Гарольдъ Смитъ.
— Можетъ-быть завтра будетъ моя очередь смяться, когда изойдете на каедру и станете обносить шляпою чальдикотскихъ пшекъ.
— Кто живетъ въ стеклянномъ дом, тому не слдуетъ бросаться камнями, такъ что ли баронъ? сказала миссъ Данстеблъ.— Проповдь мистера Робартса будетъ имть столько общаго съ вашимъ чтеніемъ, что ему не слдъ смяться.
— Если образованіе можетъ распространиться въ мір не иначе, какъ посредствомъ священниковъ, сказалъ Гарольдъ Смитъ,— долго придется міру ждать.
— Распространять образованіе можетъ только членъ парламента, имющій виды на министерство, прошептала мистрисъ Гарольдъ.
Итакъ имъ было очень весело, несмотря на это фехтованье тупымъ оружіемъ, и въ три часа вереница каретъ двинулась къ Барчестеру. Впереди хала, разумется, карета епископа, но самъ епископъ въ ней не сидлъ.
— Мистрисъ Проуди, надюсь, что вы позволите мн хать съ вами, сказала миссъ Данстеблъ, когда вс уже сходили по высокимъ каменнымъ ступенямъ.— Мн хочется послушать разказъ о мистер Слоп.
Это обстоятельство все разстроило. Предполагалось, что епископъ подетъ съ своею женою, съ мистриссъ Смитъ и Маркомъ Робартсомъ, а мистеръ Соверби устроилъ такъ, чтобы везти миссъ Данстеблъ въ своемъ фаэтон. Но никто не считалъ возможнымъ отказать въ чемъ-нибудь миссъ Данстеблъ. Маркъ, разумется, уступилъ ей свое мсто, но кончилось тмъ, что епископъ объявилъ, что не чувствуетъ особеннаго предпочтенія къ своей карет. Сдлалъ же онъ это вслдствіе взгляда, брошеннаго на него женою. Затмъ послдовали, конечно, другія перемщенія, и подъ конецъ мистеръ Соверби и Гарольдъ Смитъ оказались владльцами фаэтона.
Несчастный мистеръ Смитъ, садясь, выразилъ одно изъ тхъ мнній, которыя проповдывалъ уже два дня къ ряду, ибо когда сердце переполнено, уста не остаются нмы. Но онъ наткнулся на нетерпливаго слушателя. ‘Чортъ бы взялъ островитянъ Южнаго Океана! воскликнулъ мистеръ Соверби. Черезъ нсколько минутъ вамъ можно будетъ разгуляться на простор, какъ быку въ фарфоровой лавк, но, Бога ради, пощадите до того времени.’ Повидимому маленькій планъ мистера Соверби взять миссъ Данстеблъ себ въ спутницы, былъ не лишенъ нкотораго значенія, какъ впрочемъ и большая часть его маленькихъ плановъ. Мистеръ Соверби улегся въ фаэтон и приготовился уснуть. Ему нельзя было извлечь никакой пользы изъ своихъ спутникомъ, а между тмъ мистриссъ Проуди начала свой разказъ о мистер Слоп, или, лучше, принялась повторять его сызнова. Она очень любила толковать объ этомъ джентльмен, который былъ когда-то ея любимымъ капелланомъ, а теперь сдлался ея злйшимъ врагомъ. При этомъ разказ, ей пришлось нсколько разъ шепнуть кое-что на ухо миссъ Данстеблъ, ибо дло шло о двухъ-трехъ скабрзныхъ анекдотцахъ, относившихся къ одной замужней дан, не совсмъ годныхъ дли ушей молодаго мистера Робартса. Но мистриссъ Гарольдъ Смитъ требовала, чтобы все было разказано громко, и миссъ Данстеблъ исполнила желаніе этой дамы, несмотря на знаки, которые длала ей мистриссъ Проуди.
— Какъ? Онъ поцловалъ ея руку! Онъ, священникъ! скакала миссъ Данстеблъ.— Я не думала, чтобы лица духовнаго званія были способны на такія вещи, мистеръ Робартсъ.
— Въ тихомъ омут черти водятся, замтила мистриссъ Гарольдъ Смитъ.
— Тс! говорила мистриссъ Проуди боле глазани нежели устами.— Горе, которое причинилъ мн этотъ дурной человкъ, едва не сразило меня. И, вдь знаете, онъ все время ухаживалъ за…— Тутъ мистриссъ Проуди шепнула имя.
— За женою декана, воскликнула миссъ Данстеблъ такимъ голосомъ, что кучеръ слдующей кареты услыхалъ, и хлопнулъ по своимъ лошадямъ.
— За невсткой архидіакона! закричала мистриссъ Гарольдъ Смитъ.
— Да посл этого отъ него все станется, сказала миссъ Данстеблъ.
— Она тогда не была еще женою декана, сказала мистриссъ Проуди въ объясненіе.
— Нечего сказать, у васъ веселый причетъ, замтила миссъ Данстеблъ.— Вотъ бы вамъ, мистеръ Робартсъ, переселиться къ намъ въ Барчестеръ.
— Только мистриссъ Робартсъ пожалуй не согласилась бы, сказала мистриссъ Гарольдъ Смитъ.
— И какія интриги затвалъ онъ противъ епископа, сказала мистриссъ Проуди.
— Вдь въ любви и войн все допускается, сказала миссъ Данстеблъ.
— Но онъ не зналъ, что за человкъ епископъ, сказала мистриссъ Проуди.
— Епископъ побдилъ его, добавила мистриссъ Гарольдъ съ нкоторою язвительностью.
— Епископъ ли, или кто другой, но онъ былъ обличенъ и принужденъ ухать изъ Барчестера. Посл того онъ женился на жен какого-то торговца сальными свчами.
— На жен! воскликнула миссъ Данстеблъ:— что за человкъ!
— То-есть на вдов, но ему все равно.
— Этотъ джентльменъ, очевидно, родился во время восхожденія планеты Венеры, сказала мистриссъ Смитъ.— Это, впрочемъ, можно сказать обо многихъ изъ васъ, мастеръ Робартсъ.
Итакъ, въ карет мистриссъ Проуди было далеко не скучно. Мало-по-малу пріятель нашъ Маркъ свыкся съ своими собесдницами, и, подъзжая къ епископскому дворцу, онъ сознался, что миссъ Данстеблъ очень забавна.
Мы не можемъ останавливаться на обд у епископа, хотя онъ былъ очень хорошъ въ своемъ род. Мистеру Соверби удалось помститься подл миссъ Данстеблъ и, разрушивъ такимъ образомъ замыселъ мистера Саппельгауса, онъ снова засіялъ безоблачною веселостью. Но мистеръ Гарольдъ Смитъ началъ показывать признаки нетерпнія, какъ только сняли скатерть: чтеніе должно было начаться въ семь часовъ и, по его часамъ, время уже наступило. Онъ утверждалъ, что Соверби и Саппельгаусъ стараются произвести замедленіе для того чтобы раздражить и вывести изъ терпнія жителей Барчестера. Такимъ образомъ, епископу не дали раскрыть вполн истинно-епископское гостепріимство.
— Вы забываете, Соверби, сказалъ Саппельгаусъ,— что здсь уже дв недли вс только и ждутъ, что этого чтенія.
— Вс будутъ удовлетворены сію же минуту, сказала мистриссъ Гарольдъ, повинуясь знаку отъ мистриссъ Проуди.— Пойдемте, душа моя, продолжала она, взявъ подъ руку миссъ Данстеблъ,— не надо заставлять ждать Барчестеръ. Мы будемъ готовы черезъ четверть часа, не такъ ли, мистриссъ Проуди?— И он величественно удалились.
— А мы успемъ выпить еще по стакану клерету, сказалъ епископъ.
— Слышите! Вотъ семь бьетъ на собор, воскликнулъ Гарольдъ Смитъ, вскакивая съ мста.— Можетъ-быть вс уже собрались, мн не прилично опаздывать, я пойду.
— Только одинъ стаканъ, мистеръ Смитъ, мы вс идемъ, сказалъ епископъ.
— Эти дамы задержатъ меня на цлый часъ, сказалъ Гарольдъ, наливая себ стаканъ, и вынивая его стоя.— Он это длаютъ нарочно.
Онъ думалъ о своей жен, но епископу показалось, что онъ говорилъ о мистриссъ Проуди.
Было уже довольно поздно, когда вс они собрались въ большой зал Механическаго Института. Большая часть слушателей мистера Смита, за исключеніемъ общества епископа, состояла изъ барчестерскихъ торговцевъ съ ихъ семействами, и они довольно терпливо дожидались важныхъ господъ. Сверхъ того, чтеніе было даровое, а это Англичанинъ всегда принимаетъ въ соображеніе. Когда онъ платитъ деньги, то дйствуетъ уже по своему: обнаруживаетъ нетерпніе, или дожидается смирно, какъ ему вздумается. У него есть природное чувство справедливости, и онъ поступаетъ обикновенно согласно съ этимъ чувствомъ.
Итакъ публика учтиво встала со скамеекъ, когда общество епископа вошло въ залу. Имъ были приготовлены мста въ переднемъ ряду. Тутъ были три кресла, на которыя помстились, посл нкотораго колебанія, епископъ, мистриссъ Проуди и миссъ Данстеблъ. Мистриссъ Смитъ положительно отказалась отъ кресла, хотя допускала, что санъ папуасской графини давалъ ей право на такое мсто. Это замчаніе, сдланное вслухъ, достигло ушей мистера Смита, стоявшаго у маленькаго стола на небольшомъ возвышеніи, съ блыми перчатками въ рукахъ, и раздражило и разстроило его. Ему не нравился этотъ шуточный титулъ папуасской графини. Остальное общество сло на переднюю скамью, покрытую краснымъ сукномъ.
— Черезъ часъ это сидніе покажется намъ весьма жесткимъ и узкимъ, сказалъ мистеръ Соверби.
Мистеръ Смитъ услыхалъ и это съ своего возвышенія, и бросилъ перчатки на столъ. Ему казалось, что вся зала слышала эти слова.
Затмъ два-три джентльмена на второй скамь стали здороваться съ нкоторыми изъ нашихъ пріятелей. Тутъ былъ мистеръ Торнъ Оллаторнскій, добродушный старый холостякъ, живущій такъ близко отъ Барчестера, что могъ пріхать безъ большихъ неудобствъ. Рядомъ съ нимъ сидлъ мистеръ Гардингъ старый священникъ барчестерскаго капитула, мистриссъ Проуди поздоровалась съ нимъ очень дружески и предложила ему мсто тотчасъ позади ея, если ему угодно, но мистеру Гардингу это было не угодно. Поклонившись епископу, онъ преспокойно возвратился къ своему старому другу, мистеру Торну, и тмъ сильно раздражилъ мистриссъ Проуди, какъ можно было видть по ея лицу. Тутъ былъ и мистеръ Чадвикъ, правитель длъ епископства, но и онъ придерживался двухъ вышепоименованныхъ джентльменовъ.
И вотъ, когда епископъ и дамы размстились, мистеръ Гарольдъ Смитъ снова поднялъ со стола свои перчатки, положилъ ихъ опять, три раза громко откашлянулся, и началъ. ‘Характеристическою чертой настоящаго времени, сказалъ онъ, является на Британскихъ островахъ готовность людей, занимающихъ въ свт высокое мсто по сану, богатству и образованію, выступать впередъ и посвящать свое время и свои познанія безъ всякой мзды на пользу и развитіе людей, стоящихъ за низшихъ ступеняхъ общественной лстницы.’ Тутъ онъ остановился на минуту, и мистриссъ Смитъ замтила, обращаясь къ миссъ Данстеблъ, что это не дурно для начала, а миссъ Данстеблъ отвчала, что она съ своей стороны чувствуетъ великую благодарность къ людямъ высоко-стоящимъ по сану, богатству и образованію. Мистеръ Соверби мигнулъ мистеру Саппельгаусу, который вытаращилъ глаза и пожалъ плечами. Но жители Барчестера приняли все какъ нельзя лучше, и изъявили говорящему свое одобреніе руками и ногами.
Обрадованный, онъ началъ снова: ‘Я говорю не о себ…’
— Надюсь, что онъ не примется скромничать, сказала миссъ Данстеблъ.
— Это было бы совершенно ново, отвчала мистриссъ Смитъ.
‘…а обо многихъ благородныхъ и даровитыхъ лордахъ и членахъ нижней палаты, которые въ послднее время не рдко посвящали себя этому доброму длу…’ Тутъ онъ представилъ длинный перечень перовъ и членовъ парламента, начиная, разумется, съ лорда Бонерджеса, и кончая мистеромъ Гриномъ Уокеромъ, молодымъ джентльменомъ, который недавно, по вліянію отца, былъ выбранъ въ представители мстечка Кру Джанкшонъ, и началъ свою публичную дятельность рчью о способ преподаванія латинской грамматики въ Итонской школ.
‘Въ настоящемъ случа, продолжалъ мистеръ Смитъ, мы хотимъ узнать что-нибудь объ обширныхъ и великолпныхъ островахъ, лежащихъ далеко отъ насъ, за предлами Индіи, въ Южномъ Океан, о тхъ островахъ, гд земля производитъ чудные ароматы, и роскошные плоды, гд море иметъ своимъ моремъ жемчугъ и кораллы. Друзья мои, вы знакомы съ картою, вы знаете черту, проводимую экваторомъ по этимъ отдаленнымъ морямъ…’ Многія головы наклонились и послышался шорохъ бумаги, ибо многіе изъ тхъ, которые стояли не такъ высоко на общественной лстниц, принесли съ собою географическія карты, чтобы, возобновить въ своей памяти мстоположеніе этихъ чудныхъ острововъ.
Затмъ мистеръ Смитъ, также съ картою въ рукахъ, и указывая по временамъ на другую большую карту, повшенную на стн, углубился въ географическую часть своего предмета.
— Это мы, я думаю, могли узнать изъ нашихъ атласовъ, не совершая путешествія въ Барчестеръ, сказала несочувствующая оратору его подруга, мистриссъ Гарольдъ: слово весьма жестокое, да и весьма нелогическое, ибо есть множество вещей, которыя мы могли бы, конечно, сами узнать, еслибы постарались, но никогда не узнаемъ, покуда намъ ихъ не скажутъ.. Почему же бы широт и долгот Лебуана не принадлежатъ къ числу такихъ вещей? Прослдивъ линію экватора по Борнео, Целебесу, Гилоло, чрезъ Макассарскій проливъ и Молукскій архипелагъ, мистеръ Гарольдъ Смитъ вознесся къ боле высокимъ вопросамъ. ‘Но что пользы, воскликнулъ онъ, что пользы во всхъ дарахъ, расточаемыхъ Богомъ человку, если человкъ не раскрываетъ руки, чтобы принять ихъ? А раскрытіе руки не есть ли это процессъ цивилизаціи? Да, друзья мои, процессъ цивилизаціи! У этихъ островитянъ Южнаго Океана есть все, что можетъ даровать щедрое Провидніе, но все это ничто безъ образованія. Дать имъ образованіе, дать имъ цивилизацію, это зависитъ отъ васъ друзья мои, да, отъ васъ, граждане Барчестера!’ Тутъ онъ снова умолкъ, чтобы руки и ноги слушателей сдлали свое дло, и руки и ноги сдлали свое дло. Въ это время мистеръ Смитъ выпилъ нсколько глотковъ воды.
Теперь онъ былъ совершенно въ своемъ элемент, и уловилъ настоящій способъ ударять по столу кулакомъ. Отъ времени до времени, нкоторыя слова, срывавшіяся съ устъ мистера Соверби, долетали до его ушей, но собственный его голосъ оказывалъ свою обычную чарующую силу, и онъ переходилъ отъ плоскости къ общему мсту, и отъ общаго мста снова къ плоскости, съ очаровательнымъ для него самого краснорчіемъ.
‘Цивилизація воскликнулъ онъ, поднимая глаза и руки къ потолку:— о! цивилизація…’
— Теперь пойдетъ часа на полтора, по крайней мр, простоналъ мистеръ Саппельгаусъ.
Одинъ глазъ Гарольда Смита опустился на него, но мгновенно снова устремился къ потолку.
‘О цивилизація! ты облагораживаешь человчество, и уподобляешь его божеству! Что можетъ сравниться съ тобою?’ Тутъ мистриссъ Проуди обнаружила явные признаки неодобренія, которымъ, безъ сомннія, вторилъ бы епископъ, еслибъ этотъ достойный прелатъ не былъ погруженъ въ усыпленіе. Но мистеръ Смитъ продолжалъ, ничего не замчая, или по крайней мр ни на что не обращая вниманія.
‘Что можетъ сравниться съ тобою? Ты благотворный источникъ, оплодотворяющій безплодныя пустыни. Пока тебя нтъ, все темно и уныло, но при твоемъ появленіи восходитъ яркое солнце, изъ земли поднимаются обильныя жатвы, и ндра скалъ выдаютъ свои сокровища. Образы нкогда грубые и отвратительные облекаются красотой и изяществомъ, и растительное существованіе возвышается до божественной жизни. Тогда является геній въ сіяющемъ всеоружіи, охватываетъ земную поверхность и покоряетъ своимъ цлямъ каждый клочокъ земли, геній, дитя развитія, отецъ искусствъ!’ Послдняя статья генеалогія прогресса имла большой успхъ, и весь Барчестеръ принялся работать руками и ногами, весь Барчестръ, за исключеніемъ неблагодушной аристократической передней скамьи, съ тремя креслами на углу. Аристократическая скамья чувствовала себя въ полномъ обладаніи цивилизаціей и не очень о ней заботилась, а по мннію трехъ креселъ, или по крайней мр того, которое занимала мистриссъ Проуди, въ словахъ оратора заключалось что-то языческое, какая-то нехристіянская сентиментальность, доходящая почти до неврія, чего эта дама, столбъ и утвержденіе церкви, не могла снести передъ цлымъ собраніемъ.
‘Отъ цивилизаціи, продолжалъ мистеръ Гарольдъ Смитъ, нисходя отъ поэзіи къ проз, какъ умютъ это длать ораторы, чтобы выставить на видъ цнность и поэзіи и прозы: отъ цивилизаціи должны мы ожидать улучшеній въ матеріальномъ быт этихъ острововъ, и…’
— И отъ христіанства! воскликнула мистриссъ Проуди.
Изумленіе овладло присутствующими, и епископъ, совершенно проснувшись, вскочилъ съ своего кресла при звук знакомаго голоса и вскричалъ:— Конечно! конечно!
— Слушайте, слушайте! проговорили т изъ присутствующихъ, которые по преимуществу принадлежали къ богословской школ мистриссъ Проуди, и между этими голосами слышался внятно голосъ новаго причетника, объ опредленія котораго она очень хлопотала.
— О, да, отъ христіанства, разумется! проговорилъ Гарольдъ Смитъ, на котораго этотъ перерывъ, казалось, неблагопріятно подйствовалъ.
— Отъ христіанства и соблюденія воскресныхъ дней! провозгласила мистриссъ Проуди, которая, разъ обративъ на себя вниманіе публики, хотла, повидимому, удержать его за собою.— Не забудемъ никогда, что эти островитяне не могутъ благоденствовать, если не будутъ уважать воскресныхъ дней.
Бдный мистеръ Смитъ, такъ нещадно совлеченный съ своего конька, не былъ уже въ состояніи снова взобраться на него, и окончилъ свою рчь весьма неудовлетворительно для себя самого. На стол передъ нимъ лежала кипа статистическихъ извстій, которыми онъ намревался убдить разсудокъ слушателей, когда уже совершенно овладетъ ихъ чувствомъ. Теперь все вышло вяло и блдно. Въ ту минуту, какъ его прервали, онъ собирался объяснять, что улучшеній матеріальнаго быта нельзя достигнуть безъ денегъ, и что имъ, гражданамъ Барчестера, прилично выступить впередъ съ своими кошельками, какъ людямъ и братьямъ. Онъ попытался это сдлать, но посл роковаго нападенія со стороны креселъ всми присутствующимъ стадо очевидно, что героиня дня — мистриссъ Проуди. Время мистера Смита миновало, и жители Барчестера уже ни въ грошъ не ставили его призыва.
По этимъ причинамъ рчь кончилась цлыми двадцатью минутами раньше нежели вс ожидали, къ великому удовольствію господъ Соверби и Саппельгауса, которые въ этотъ вечеръ предложили и провели благодарственный адресъ мистриссъ Проуди.
И еще много забавнаго совершили они въ этотъ вечеръ.
— Робартсъ, два слова, сказалъ мистеръ Соверби въ дверяхъ ‘Механическаго Института’.— Не узжайте вы съ епископомъ и его супругой. Мы устроимъ маленькій ужинъ въ гостинниц Англійскаго Дракона, посл всего, что мы претерпли, это право будетъ не лишнее. Вы можете предупредить одного изъ слугъ, чтобъ онъ впустилъ васъ, когда вы воротитесь во дворецъ.
Маркъ задумался было надъ этимъ приглашеніемъ. Онъ бы съ радостью примкнулъ къ ихъ обществу, еслибы достало духу. Но и его, какъ многихъ его собратій, не покидалъ страхъ передъ мистриссъ Проуди.
Веселый былъ у нихъ ужинъ, но бдный мистеръ Гарольдъ Смитъ не принадлежалъ къ самымъ веселымъ изъ собесдниковъ.

ГЛАВА VII.

Маркъ Робартсъ хорошо сдлалъ, отказавшись отъ этого ужина. Общество сло за столъ уже посл одиннадцати часовъ, и разошлось не прежде двухъ. Нужно вспомнить, что на другой день, въ воскресенье, онъ долженъ былъ сказать проповдь въ пользу миссіи, собиравшейся просвщать островитянъ мистера Гарольда Смита, и нужно признаться, что обязанность эта казалась ему теперь не очень привлекательною.
Когда онъ взялъ на себя это дло, то, по своему обыкновенію, онъ занялся имъ и смотрлъ на него серіозно, но съ тхъ поръ, не разъ, поднимали при немъ на смхъ все это предпріятіе, и онъ самъ, забывъ о своей проповди, шутилъ и смялся съ другими,, все это заставляло его теперь отъ души желать, чтобъ онъ могъ выбрать другую тему для проповди.
Онъ зналъ, что въ проповди онъ особенно долженъ распространяться о тхъ именно сторонахъ вопроса, которыя чаще всего вызывали смхъ и колкія замчанія мистриссъ Смитъ и миссъ Данстеблъ, и даже самаго его не разъ заставляли хохотать вмст съ ними. Какъ же могъ онъ теперь прочесть ее въ должномъ настроеніи, зная напередъ, что об эти дамы будутъ смотрть на него, будутъ стараться поймать его взглядъ и не преминутъ и его поднять на смхъ?
Предполагая это, онъ былъ несправедливъ къ одной изъ этихъ дамъ. Миссъ Данстеблъ, не смотря на свою страсть ко всякимъ шуткамъ — мы можемъ сказать даже ко всякому дурачеству — не имла ни малйшаго поползновенія смяться надъ религіей или надъ тмъ, что находилось въ какомъ-либо отношеніи къ религіи. Можно себ представить, что она не причисляла къ религіознымъ предметомъ мистриссъ Проуди, и всегда была готова поднять ее на смхъ, но еслибы Маркъ зналъ ее лучше, онъ не усомнился бы въ томъ, что она будетъ держаться какъ нельзя приличне во все время его проповди.
Какъ бы то ни было, онъ былъ въ большомъ безпокойств, и всталъ рано по утру съ намреніемъ нсколько передлать свою проповдь. Онъ выпустилъ мста, слишкомъ прямо относившіяся до острововъ, вычеркнулъ вс имена, подававшія поводъ къ шуткамъ и смху, и замнилъ все это общими разсужденіями, безъ всякаго сомннія, весьма полезными, которыя, надялся онъ, лишатъ его проповдь всякаго сходства съ лекціей Гарольда Смита. Пока онъ писалъ ее, онъ быть-можетъ надялся, что она произведетъ нкоторое впечатлніе, но теперь онъ могъ желать только того, чтобы никто не обратилъ на нее вниманія.
Но ему суждено было пройдти черезъ много тревогъ въ это воскресенье. Было ршено, что все общество въ гостинниц позавтракаетъ въ восемь часовъ и пустится въ путь ровно въ половин девятаго, чтобы вовремя пріхать въ Чальдикотсъ и успть, до начала богослуженія, привести въ порядокъ свои туалеты. Церковь находилась въ самомъ парк, близь длинной липовой аллеи. Дойдти до нея изъ дому мистера Соверби не могло быть утомительно.
Мистриссъ Проуди, встававшая сама всегда рано, и слышать не хотла о томъ, чтобы гость ея, пасторъ, въ утро воскреснаго дня изъ ея дома отправился завтракать въ гостинницу. Что касается воскресной поздки въ Чальдикотсъ, она, скрпи сердцемъ, допустила ее, но выразила надежду, что день этотъ по крайней мр, ничмъ другимъ не будетъ оскверненъ. Было ршено, поэтому, что Маркъ Робартсъ подетъ съ своими друзьями, но нельзя было допустить, чтобъ онъ выхалъ изъ ихъ дома, не принявъ участія въ ихъ утренней трапез и молитв. Мистриссъ Проуди, отправляясь на покой, сдлала нужныя для этого распоряженія, къ великому неудовольствію своихъ домочадцевъ.
Самъ епископъ вышелъ гораздо поздне изъ своихъ комнатъ. Онъ во всемъ покорялся теперь вол своей жены, теперь, говорю я, ибо была одна минута, когда, возгордившись своею епископскою властью, онъ осмлился помышлять о совершенно иномъ. Теперь же онъ давно пересталъ противиться доброй женщин, которою благословило его Провидніе, и въ награду за то добрая женщина взяла на себя заправлять всми длами мужа къ облегченію его бремени и къ его спокойствію. Съ какимъ должно-быть удивленіемъ епископъ вспоминалъ о той нечестивой войн, которую онъ осмлился было когда-то предпринять противъ подруги своего сердца.
Дочери мистриссъ Проуди также не явились въ этотъ ранній часъ, но он, быть-можетъ, по другой причин. Съ ними мистриссъ Проуди не имла такого блистательнаго успха какъ съ епископомъ. Каждая изъ никъ имла свою собственную волю, и воля эта становилась сильне съ каждымъ днемъ. Одна изъ нихъ уже имла право законнымъ образомъ давать чувствовать эту волю свою одному весьма почтенному молодому пастору того округа, преподобному Оптимусу Грею, но остальныя дв, передъ которыми еще не открылось такое широкое поле для дятельности, можетъ-быть немножко боле чмъ сколько слдовало, практиковали свою волю въ родительскомъ дом.
Но ровно въ половин восьмаго, мистриссъ Проуди и домашній капелланъ, и Маркъ Робартсъ, и вся прислуга, за исключеніемъ одного лниваго гршника, уже были въ столовой.— Гд Томасъ? сказала жена съ очами Аргуса, вставъ съ своего мста и держа молитвенникъ въ рукахъ.— У него, сударыня, съ позволенія сказать, болятъ зубы.— Болятъ зубы! воскликнула мистриссъ Проуди съ многозначительнымъ взглядомъ: — скажите ему, чтобъ онъ зашелъ ко мн передъ обдней.— И затмъ она приступила къ молитвамъ. Читалъ ихъ, какъ и подобаетъ, капелланъ, но мн кажется, что мистриссъ Проуди увлеклась и преступила границы своей власти, внизъ на себя произнести благословленіе по окончаніи молитвъ, сдлала она это, впрочемъ, очень звонкимъ голосомъ, съ большимъ достоинствомъ, большою увренностью въ себ чмъ быть-можетъ сумлъ бы показать капелланъ.
Лицо мистриссъ Проуди, пока она разливала чай, было такъ строго, что фремлейскій викарій чувствовалъ непреодолимое желаніе выбраться поскоре изъ ея дома. Къ тому же, она не была одта съ обычнымъ строгимъ вниманіемъ ко всему тону, чего, по ея понятіямъ, требовалъ высокій ея санъ. Было очевидно, что, до торжественнаго ея появленія въ собор, надлежало быть второму туалету. На ней былъ большой широкій чепецъ, не украшенный другими лентами, кром тхъ, которыми онъ былъ подвязанъ подъ ея подбородкомъ,— чепецъ хорошо извстный ея семейству, прислуг и капеллану, но который непріятно поразилъ глаза мистера Робартса посл нарядовъ, смнявшихся на ней въ продолженіи послдней недли. Одта она была въ широкую темную утреннюю блуяу, не поддержанную снизу хитрымъ механизмомъ юпокъ. Блуза плотно обольнула вокругъ ея корпуса, и усиливала характеръ непреклонности и строгости, которымъ была запечатлна вся ея наружность. Сверхъ того, на ногахъ у нея были неуклюжія ковровыя туфли, вроятно очень удобныя, но вовсе не изящныя на видъ.
— Трудно бываетъ вамъ собирать вашу прислугу къ утреннимъ молитвамъ? спросила она, насыпая чай въ чайникъ.
— Не могу сказать, отвчалъ Маркъ.— Впрочемъ мы рдко встаемъ такъ рано, какъ встали мы сегодня.
— По моему, приходскимъ священникамъ слдуетъ вставать рано, сказала она.— Подобно подавать добрый примръ для прихода.
— Я думаю завести утреннія молитвы въ церкви, сказалъ мистеръ Робартсъ.
— Напрасно, отвчала мистриссъ Проуди.— Я знаю къ чему это клонится. Если у васъ по воскресеньямъ будутъ три службы и утреннія молитвы на дому, такъ это совершенно достаточно.— И говоря это, она передала ему чашку.
— Но у меня по воскресеньямъ не бываетъ трехъ службъ, мистриссъ Проуди.
— Должны бы быть. Бднымъ людямъ, по воскресеньямъ, не слдуетъ нигд быть кром церкви. Епископъ собирается выразить свое мнніе объ этомъ въ первой публичной рчи, которую онъ произнесетъ, и я надюсь, что вы войдете въ его виды.
На это Маркъ ничего не отвчалъ, и все вниманіе свое сосредоточилъ на своемъ яйц.
— Я полагаю, что вы въ Фремле не держите очень много прислуги? сказала мистриссъ Проуди.
— Кто мы?
— Да вы.
— Конечно, не очень много. Ровно сколько нужно, чтобы домъ содержать въ порядк и смотрть за дтьми.
— Это очень хорошій приходъ, сказала она,— очень хорошій. У насъ въ округ врядъ ли найдется другой такой, за исключеніемъ конечно Пломстеда, прихода архидіакона. Онъ сумлъ припасти себ тепленькое мстечко.
— Отецъ его былъ епископъ Барчестерскій.
— Знаю, знаю. Не будь этого, я сомнваюсь, чтобъ его сдлали архидіакономъ. Сколько вы получаете мистеръ Робартсъ? Кажется восемьсотъ фунтовъ? А вы еще такъ молоды! Я полагаю, что вы застраховали свою жизнь довольно дорого.
— Такъ себ, мистриссъ Проуди.
— Къ тому же у вашей жены было свое маленькое состояніе, не такъ ли? Не всмъ такое счастье, не правда ли, мистеръ Уайтъ? обратилась она къ капеллану нсколько шутливымъ тономъ.
Мистриссъ Проуди была повелительная дама, но такова же была и леди Лофтонъ, и поэтому можно было бы подумать, что Маркъ Робартсъ уже усплъ привыкнуть къ женскому владычеству, но пока онъ сидлъ теперь за завтракомъ, онъ невольно сравнилъ въ ум своемъ этихъ двухъ женщинъ. Леди Лофтонъ, конечно, иногда сердила его своими маленькими попытками забрать его въ руки,— но какъ пріятне и легче было ея иго въ сравненіи съ игомъ этого духовнаго сановника въ юпкахъ! Къ тому же, леди Лофтонъ дала ему и жену, и мсто, а мистриссъ Проуди ровно ничего не дала ему.
Тотчасъ же посл завтрака, онъ поспшилъ въ гостиницу, отчасти потому что желалъ поскоре избавиться отъ нравоученій мистриссъ Проуди, а отчасти для того, чтобы поторопить своихъ друзей. Нетерпніе начинало овладвать имъ, и онъ не врилъ въ аккуратность мистриссъ Смитъ. Первымъ его словомъ въ гостиниц было спросить, конченъ ли завтракъ, но ему на это отвчали, что никто еще не сходилъ внизъ. Была половина девятаго, и имъ слдовало бы уже быть въ пути.
Онъ тотчасъ же пошелъ въ комнату мистера Соверби и засталъ его за бритьемъ.— Не тревожьтесь, сказалъ мистеръ Соверби.— Вы съ Смитомъ можете ссть въ мой фаэтонъ, и вы не продете доле часа. Да и мы вс поспемъ вовремя. Я сейчасъ всхъ ихъ пугну изъ ихъ норъ.— Мистеръ Соверби принялся дйствовать колокольчикомъ, и посланцы, мужскаго и женскаго пола, по его повелнію полетли во вс комнаты, занятыя ихъ обществомъ.
— Я думаю, что лучше мн будетъ нанять кабріолетъ и хать немедленно, сказалъ Маркъ.— Мн не приходится опаздывать.
— Никому изъ насъ не приходится опаздывать, и не зачмъ, вамъ нанимать кабріолетъ. Вы только даромъ бросите гинею, и мы васъ обгонимъ. Ступайте внявъ и прикажите готовить чай, это будетъ гораздо лучше, спросите также счетъ, Робартсъ, вы можете заплатить его, если на это у васъ есть охота. Впрочемъ, я полагаю, что можно представить это барону острова Борнео,— не такъ ли?
И Маркъ пошелъ внизъ, распорядился чаемъ и веллъ себ принести счетъ, потомъ онъ сталъ ходить по комнат, посматривая на часы и тревожно ожидая услышать шаги своихъ друзей. Пока онъ былъ занятъ такимъ образомъ, ему пришло въ голову, прилично ли ему длать все это въ воскресное утро, хорошо ли, что онъ долженъ ждать здсь въ волненіи и безпокойств и потомъ скакать двнадцать миль, чтобы неопоздать къ проповди, не лучше ли и не полезне ли были бы теперь его уютная комната, присутствіе Фанни и малютокъ, спокойныя приготовленія къ служб, и крпкое пожатіе руки леди Лофтонъ по окончаніи ея?
Онъ сказалъ себ, что не иметъ возможности отказываться отъ знакомства съ такими людьми, какъ Гарольдъ Смитъ, мистеръ Соверби, герцогъ Омніумъ. Ему, какъ и всякому другому человку, нужно думать о карьер. Однако какія, до сихъ поръ, выгоды и удовольствія доставили ему эти новые его знакомые? Однимъ словомъ, онъ былъ не слишкомъ доволенъ собою, пока длалъ чай для мистриссъ Смитъ и заказывалъ бараньи котлеты для мистера Соверби.
Скоро посл того какъ пробило девять часовъ вс наконецъ собрались, но и тутъ дамы никакъ не хотли понять, что надобно поспшить, — по крайней мр не хотла этого понять мистриссъ Смитъ, главное лицо общества. Когда мистеръ Робартсъ опять заговорилъ о томъ, чтобы нанять кабріолетъ, миссъ Данстеблъ объявила, что присоединится къ нему, и сказала это такъ ршительно, что мистеръ Соверби былъ побужденъ наскоро проглотить свое второе яйцо, чтобъ отвратить эту катастрофу. Но Маркъ ршительно веллъ закладывать себ кабріолетъ, мистриссъ Смитъ замтила при этомъ, что въ такомъ случа ей нечего торопиться, но слуга вернулся съ докладомъ, что вс гостиницы лошади разобраны, кром двухъ, которыя не привыкли ходить въ одиночку. Дйствительно, большая часть лошадей уже заране были наняты ихъ же обществомъ.
— Такъ дайте же мн эту пару, сказалъ Маркъ, не помня себя отъ нетерпнія.
— Пустяки, Робартсъ, мы вс готовы теперь. Лошади эти не будутъ ему нужны, Джемсъ. Ну Саппельгаусъ, кончили ли вы вашъ завтракъ?
— Но вы позволите мн, однако, выпить еще полчашки чаю, мистеръ Робартсъ? сказала мистриссъ Смитъ.
Маркъ, разсерженный теперь не на шутку, отошелъ къ окну. Онъ говорилъ себ, что люди эти жестоки. Они видли его безпокойство и только смялись надъ нимъ. Ему не пришло въ голову, что наканун вечеромъ, онъ вмст съ другими подшучивалъ надъ Гарольдомъ Смитомъ.
— Джемсъ, сказалъ онъ, обращаясь къ слуг, велите немедленно закладывать этихъ лошадей, прошу васъ.
— Будьте покойны, сэръ, черезъ четверть часа он будутъ поданы: дло стало только за Недомъ-кучеромъ, сэръ, онъ, кажется, завтракаетъ, сэръ, но мы его сейчасъ сыщемъ, сэръ.
Но прежде чмъ сыскались лошади и Недъ, мистриссъ Смитъ, наконецъ, надла шляпу, и въ десять часовъ все общество пустилось въ путь. Маркъ сидлъ въ фаэтон мистера Смита, но подвигались они не быстре другихъ, конечно, они хали впереди, но это и все, и когда, посмотрвъ на часы, онъ увидлъ, что уже одиннадцать часовъ, они еще были въ мил отъ Чальдикотса, хотя лошади были вс въ мыл. Съ послдними ударами колокола они въхали въ селеніе.
— Вотъ видите, вы поспли вовремя, сказалъ Гарольдъ Смитъ,— не то что я вчера вечеромъ.
Робартсъ не могъ ему объяснить, что пастору, особенно если онъ долженъ принять участіе въ служб, не слдуетъ входить въ церковь въ послднюю минуту, въ торопяхъ и въ попыхахъ.
— Прикажете остановиться здсь, сэръ? сказалъ кучеръ, круто осаживая лошадей у самыхъ дверей церкви, посреди народа, собравшагося здсь въ ожиданіи службы. Но Маркъ не ожидалъ, что прідетъ такъ поздно, и сказалъ, что ему нужно сперва захать въ домъ мистера Соверби, потомъ, когда лошади двинулись, онъ вспомнилъ, что можетъ послать за своимъ стихаремъ и вышелъ изъ экипажа, давъ нужныя для того приказанія. Къ тому времени подъхали другіе два экипажа, и послдовавшіе за этимъ шумъ и суматоха въ дверяхъ церкви, были, какъ это чувствовалъ Маркъ, очень неприличны, мущины заговорили громко, а мистриссъ Смитъ объявила, что забыла молитвенникъ, и слишкомъ устала, что она хочетъ прежде отдохнуть въ дом. Дв другія дамы послдовали ея примру, и миссъ Данстеблъ должна была войдти одна, что впрочемъ ей совершенно было ни почемъ. Затмъ одинъ изъ джентльменовъ общества, имвшій дурную привычку пересыпать свою рчь проклятіями, произнесъ какую-то очень неблагозвучную божбу у самаго уха Марка. Такимъ образомъ они вошли въ церковь, когда уже началась служба, и Марку Робартсу было какъ нельзя больше стыдно за себя. Если для успховъ въ свт ему придется часто претерпвать такія злоключенія, такъ не лучше ли бъ ему заране отказаться отъ этихъ успховъ?
Проповдь его не обратила на себя особеннаго вниманія. Къ великой его радости, мистриссъ Смитъ не было въ церкви, а остальные его спутники слушали его, казалось, очень разсянно. Предметъ проповди не имлъ уже прелести новизны ни для кого, кром обычныхъ постителей церкви, фермеровъ и земледльцевъ прихода, а джентльмены, на особенныхъ скамьяхъ, удовольствовались тмъ, что выразили свое участіе весьма умренными пожертвованіями. Миссъ Данстеблъ впрочемъ подписалась на десять фунтовъ, благодаря чему въ общемъ итог составилась сумма очень порядочная для такого мста какъ Чальдикотсъ.
— Надюсь, что я никогда ни слова больше не услышу о Новой Гвине, сказалъ мистеръ Соверби, когда по возвращеніи изъ церкви вс собрались въ гостиной, вокругъ камина.— Можно смотрть на все это какъ на дло поконченное и предать его забвенію. Не такъ ли Гарольдъ?
— Да, его совершенно покончила вчера мистриссъ Проуди, эта ужасная женщина, сказала мистриссъ Гарольдъ.
— Я удивляюсь, какъ вы стерпли и не сдлали на нее нападенія, чтобы вытснить ее изъ ея кресла, сказала миссъ Данстеблъ.— Я ожидала этого, и собиралась, не щадя живота своего, участвовать въ схватк.
— Я никогда не воображала, чтобы женщина могла дойдти до такой наглости, сказала миссъ Керриджи, всегдашняя спутница миссъ Данстеблъ.
— И я также. Позволить себ такую вещь, и гд же! сказалъ докторъ Изименъ, медикъ, также не рдко сопутствующій ей.
— Да, сказалъ мистеръ Саппельгаусъ,— чего другаго, а наглости у нея довольно. Не завидую я бдному епископу.
— Я почти ничего не разслыхалъ изъ того, что она лепетала вчера вечеромъ, сказалъ Гарольдъ Смитъ,— по этому я и не могъ отвчать ей.
— Помнится мн, она что-то говорила о воскресномъ дн, сказалъ Соверби.— Она выразила надежду, что вы не допустите, чтобы ваши островитяне отправлялись въ дорогу по воскресеньямъ.
— И просила васъ завести воскресныя школы, прибавила мистриссъ Смитъ.
За тмъ вс принялись раздирать мистриссъ Проуди на мелкіе кусочки, начиная съ верхняго банта ея чепца до кончика ея башмака.
— И сверхъ всего этого, она требуетъ, чтобъ бдные пасторы влюблялись въ ея дочерей. Это кажется всего трудне, сказала миссъ Данстеблъ.
Но, не смотря на все это, когда вечеромъ другъ нашъ Маркъ легъ въ постель, онъ было очень недоволенъ тмъ, какъ онъ провелъ это воскресенье.

ГЛАВА VIII.

Во вторникъ утромъ, Маркъ получилъ письмо жены со вложеніемъ десяти фунтовъ. Это письмо, набросанное второпяхъ, пока почтальйонъ Робинъ допивалъ свою кружку пива, дышало однако любовью и радостнымъ торжествомъ.
‘Мн всего остаются дв минуты, чтобы выслать теб деньги,’ писала она, ‘почтальйонъ ждетъ у дверей. При свиданіи объясню, отчего я такъ тороплюсь. Дай мн знать, что получилъ это письмо. Теперь все улажено, и леди Лофтонъ была здсь, съ минуту назадъ. Ей не слишкомъ понравилась твоя поздка въ Гадромъ-Кассль, но ты ни слова объ этомъ не услышишь. Помни только, что ты долженъ обдать въ Фремле-Корт въ будущую середу. Я общала за тебя. Ты прідешь, не правда ли, милый мой? Право, я сама за тобой пріду и увезу тебя насильно, если ты еще доле загостишься. Но я уврена, что ты этого не сдлаешь. Да хранитъ тебя Господь, безцнный мой другъ! Мистеръ Джонсъ угостилъ насъ тою же проповдью, которую прочелъ на Святой недл. Два раза въ одинъ годъ, это ужь частенько. Господь съ тобою! Дти вс здоровы. Маркъ тебя крпко цлуетъ. Твоя Фанни.’
Робаргсъ, прочитавъ это письмо и засунувъ деньги въ карманъ, почувствовалъ, что оно гораздо утшительне чмъ онъ заслуживаетъ. Онъ видлъ, что была схватка, и что жена, храбро отстаивая его, одержала побду, онъ зналъ также, что этою побдой она обязана вовсе не правот своего дла. Онъ часто повторялъ себ, что нечего ему пугаться леди Лофтонъ, тмъ не мене, извстіе, что не будетъ никакихъ упрековъ значительно облегчило его сердце.
Въ пятницу вс они отправились къ герцогу, и застали тамъ епископа и мистриссъ Проуди, были тутъ также разные другіе гости, большею частію лица важныя, или по крайней мр почитавшіяся такими въ Барсетшир. Былъ тутъ лордъ Бонерджесъ, старикъ, любившій во всемъ поставить на своемъ. Все общество, не исключая и герцога, казалось, смотрло на него какъ на какого-то властелина мысли, и на властелина, вовсе не связаннаго конституціей, а напротивъ ршавшаго вс вопросы безъ малйшаго содйствія со стороны своихъ министровъ. Въ числ гостей находился и баронъ Бролъ, одинъ, изъ младшихъ судей палаты казначейства, самый пріятный гость, но тмъ не мене господинъ довольно язвительнаго свойства. Тутъ былъ и мистеръ Уокеръ Гринъ — человкъ молодой, подающій большіе надежды, тотъ самый, который недавно сказалъ рчь о латинской грамматик передъ избирателями мстечка Кру-Джонкшона. Мистеръ Гринъ изъ Гартльтона былъ племянникъ маркизы Гартльтонъ, а маркиза Гартльтонъ была въ дружб съ герцогомъ Омніумъ. Мистеру Марку Робартсу конечно пріятно было видть себя въ такомъ избранномъ кругу, особенно посл такихъ настоятельныхъ приглашеній. Не глупо ли было бы отказаться отъ такого общества изъ-за предубжденій леди Лофтонъ?
По случаю столь многочисленныхъ и важныхъ постителей, распахнулся парадный портикъ въ Гадромъ-Кассл, обширная зала, украшенная разными трофеями, мраморными бюстами изъ Италіи и стариннымъ оружіемъ изъ Уардоръ-Стрита, оглашалась непривычнымъ шумомъ шаговъ. Самъ герцогъ находился въ гостиной, когда вошелъ Маркъ вмст съ Соверби и миссъ Данстеблъ (на этотъ разъ миссъ Данстеблъ пріхала въ Фаэтон, а Маркъ помстился на козлахъ). Его милость былъ привтливъ до-нельзя.
— Миссъ Данстеблъ! проговорилъ онъ, взявъ ея руку и подводя ее къ камину:— теперь только я чувствую, что Гадромъ Кассль былъ выстроенъ не даромъ.
— Никто этого и не могъ бы допустить, милордъ, отвчала миссъ Данстеблъ:— я уврена, что архитекторъ былъ совершенно другаго мннія, когда ему было заплачено по его счету.
И миссъ Данстеблъ, усвшись у камина, протянула ноги къ огню также непринужденно какъ будто бы ея отецъ самъ былъ герцогъ, а не разбогатвшій лкарь.
— Отданы самые точныя приказанія на счетъ попугая, сказалъ герцогъ.
— А! Но я передумала и не привезла его, сказала миссъ Данстеблъ.
— А я-то нарочно для него веллъ устроить птичникъ, такой, къ какимъ привыкли попугаи у себя на родин. Право, это не любезно съ вашей стороны, миссъ Данстеблъ: нельзя ли за нимъ послать?
— Онъ путешествуетъ вмст съ докторомъ Изименомъ. Правду сказать, я не ршилась лишить доктора такого пріятнаго сотоварища.
— Я могъ бы для доктора устроить другую клтку. Право, миссъ Данстеблъ, вы меня серіозно обидли. Но пудель…. я надюсь по крайней мр на пуделя.
— И вы, милордъ, не будете обмануты въ своей надежд. Да гд же онъ однако?
Миссъ Данстеблъ оглянулась, какъ бы вподн увренная, что кто-нибудь непремнно несъ за нею собачонку.— Не пойдти ли мн освдомиться о немъ? Когда подумаю, что можетъ-быть его помстили съ вашими собаками, милордъ,— какой ему дурной примръ!
— Миссъ Данстебдъ, это личный намекъ?
Но миссъ Данстебдъ уже отошла отъ камина, и герцогъ могъ привтствовать другихъ своихъ гостей. Онъ это длалъ самымъ любезнымъ образомъ.
— Соверби, сказалъ онъ, я — радъ что вы остались здсь посл лекціи. Я, признаться, боялся за васъ.
— Я былъ возвращенъ къ жизни и то не скоро, укрпляющими средствами въ гостиниц Дракона. Позвольте мн вамъ представить мистера Робартса, который въ этомъ случа не былъ такъ счастливъ. Его увезли въ епископскій дворецъ, гд онъ подвергся самому сильному курсу лченія.
Тутъ герцогъ пожалъ руку мистеру Робартсу, увряя его, что онъ крайне радъ съ нимъ познакомиться: онъ часто слышалъ о немъ съ тхъ поръ какъ онъ поселился въ графств, потомъ, онъ освдомился о лорд Лофтон, изъявляя сожалніе, что не могъ уговорить его пріхать къ нему въ Гадромъ-Касслъ.
— Но вы были вознаграждены за скуку первой лекціи? продолжалъ герцогъ.— Была, говорятъ, вторая, которая совсмъ затмила бднаго Гарольда Смита?
Тутъ мистеръ Соверби самымъ забавнымъ образомъ разказалъ маленькій эпизодъ о выходк мистриссъ Проуди.
— Конечно, это на вки погубило репутацію вашего зятя въ дл публичныхъ чтеній, сказалъ герцогъ смясь.
— Если такъ, то мы вс должны благодарить за это мистриссъ Проуди, отвчалъ Соверби.
Тутъ подошелъ самъ Гарольдъ Смитъ. Герцогъ радушно поздравилъ его съ успхомъ его предпріятія въ Барчестер.
Маркъ Робартсъ отошелъ отъ нихъ, и вниманіе его было внезапно привлечено громкимъ голосомъ миссъ Данстеблъ, которая, проходя по комнатамъ, наткнулась на какихъ-то близкихъ друзей, и вовсе не думала скрывать своего удовольствія отъ окружающаго общества.
— А-а-а! воскликнула она, ухватившись за очень красивую, скромную, щегольски-одтую молодую женщину, которая только что вошла подъ руку съ молодымъ джентльменомъ, повядямому ея мужемъ.— А-а-а! Вотъ неожиданная радость!
И она принялась осыпать поцлуями молодую женщину, а потомъ, схвативъ об руки джентльмена, крпко ихъ пожимала.
— И сколько всякой всячины я имю вамъ сказать! продолжала она.— Вы перевернете вс мои планы. Но, Мери, милая моя долго ли вы думаете остаться здсь? Я ду, погодите…. право, забыла когда… У меня все это записано въ книжк. Я отсюда къ мистриссъ Проуди. Васъ я вроятно не встрчу тамъ… Ну что, Франкъ, какъ поживаетъ вашъ старикъ?
Молодой человкъ, котораго она назвала Франкомъ, отвчалъ, что старикъ здоровъ.— Бредитъ гончими, по обыкновенію, прибавилъ онъ.
— Да, кстати о гончихъ. Какъ дурно распоряжаются этимъ дломъ въ Чальдикотс! Я тамъ здила на охоту….
— Какъ, вы здили на охоту? прервала дама, которую миссъ Данстебль назвала Мери.
— А почему же мн не здить на охоту? Мистриссъ Проуди сама съ нами здила. Но не затравили ни одной лисицы, да, признаться, все какъ-то вяло шло.
— Вы охотились въ самой дурной части графства, сказалъ Франкъ.
— Конечно, когда я вздумаю въ самомъ дл заняться охотой, я поду въ Грешемсбери, это дло ршеное.
— Или въ Бокзалъ-Гиллъ, сказала дама:— тамъ охотятся такъ же ревностно, какъ и въ Грешемсбери.
— Да, и съ толкомъ, слдовало бы прибавить, сказалъ молодой человкъ.
— Ха! ха! ха! смясь воскликнула миссъ Данстеблъ:— знаю я вашъ толкъ! Но вы мн еще ничего не сказали о леди Арабелл.
— Матушка здорова.
— А докторъ? Кстати, моя милая, я такое получила письмо отъ доктора, два дня тому назадъ…. я вамъ покажу его сегодня вечеромъ, но только, пусть это останется между нами. Если онъ такъ будетъ продолжать, то непремнно попадетъ въ Тауэръ, или въ Ковентри, или вообще въ какое-нибудь не хорошее мсто.
— Да, что же онъ пишетъ?
— Не ваше дло, мастеръ Франкъ, вамъ я вовсе не намрена показывать письма. Но если ваша жена поклянется трижды не измнять мн, я, такъ и быть, поврю ей тайну. Итакъ, вы устроились окончательно въ Боксаллъ-Гилл, не правда ли?
— Лошади имютъ помщеніе, и собаки почти совсмъ устроены, сказала жена Франка: — не могу сказать того же объ остальномъ.
— Ну, время не ушло. Но пора мн пойдти переодться. Мери, милая моя, не забудьте ссть подл меня за обдомъ: мн нужно съ вами поговорить.
И миссъ Данстеблъ вышла изъ комнаты.
Благодаря громкому голосу миссъ Данстеблъ, Маркъ не могъ не подслушать всего этого разговора.
Онъ узналъ потомъ, что этотъ молодой человкъ, Франкъ Грешемъ, сынъ стараго мистера Грешема изъ Грешемсбери. Франкъ недавно женился на богатой наслдниц, богаче даже, какъ говорили, самой миссъ Данстеблъ, и такъ какъ не прошло и восьми мсяцевъ посл этой свадьбы, то въ барсетширокомъ обществ только и было рчи о ней.
— Эти дв наслдницы, кажется, очень дружны между собой, сказалъ мистеръ Саппельгаусъ:— между богачами есть какая-то врожденная симпатія. Но недавно ходили слухи, что молодой Грешемъ женится на миссъ Данстеблъ.
— Миссъ Данстеблъ! повторилъ Маркъ:— да она бы ему годилась въ матери.
— Велика важность! Ему нужно было составить богатую партію, и нтъ сомннія, что онъ когда-то сватался за миссъ Данстеблъ.
— Я получилъ письмо отъ Лофтона, сказалъ мистеръ Соверби Марку на другое утро:— онъ говоритъ, что вы одни виноваты въ промедленіи, вамъ слдовало предупредить леди Лофтонъ, и онъ ждалъ извстія отъ васъ, прежде чмъ ршился самъ писать къ ней. Но вы, кажется, ни слова не сказали ей объ этомъ дл.
— Конечно нтъ, мн было поручено поговорить съ нею когда она будетъ въ такомъ расположеніи, чтобы хорошо принять эту всть. Еслибы вы знали леди Лофтонъ такъ же коротко какъ я, васъ бы не удивило, что я не нашелъ еще удобной минуты.
— Вотъ прекрасно! Такъ мн пришлось ждать потому только, что вы оба трусите передъ этою старухой! Впрочемъ, я ни слова не могу сказать, противъ нея теперь все улажено.
— Такъ ферму продали?
— Ничуть. Достойная леди не могла потерпть такого нарушенія фремлейской святыни: она продала акцій на пять тысячъ фунтовъ и выслала деньги сыну безъ малйшаго объясненія, изъявляя только надежду, что этой суммы будетъ достаточно для теперешнихъ его нуждъ. Признаюсь, желалъ бы я, чтобъ у меня была матушка.
Маркъ не былъ въ состояніи что-либо отвчать, его вдругъ упрекнула совсть, ему стало жаль, что онъ не въ Фремле въ настоящую минуту. Онъ хорошо зналъ и доходы леди Лофтонъ, и то какимъ образомъ она ихъ издерживала. Состояніе у ней было порядочное для одинокой, пожилой женщины, но жила она открыто и славилась своею щедростію, ей не было надобности откладывать деньги, и весь ея доходъ обыкновенно издерживался въ теченіи года. Маркъ зналъ это, и зналъ также, что одна положительная невозможность заставить ее прервать или уменьшить благодянія, которыя она привыкла расточать. А вотъ теперь она отдала часть своего капитала, чтобы спасти имніе сына — сына, который безъ сравненія былъ богаче ея и не имлъ такихъ обязанностей передъ обществомъ.
Маркъ догадывался также, на какое употребленіе пошли эти деньги. Между Соверби и лордомъ Лофтономъ были какіе-то денежные счеты вслдствіе проигрыша на скачкахъ. Долгъ этотъ тянулся уже года четыре, съ самаго почти совершеннолтія лорда Лофтона, который когда-то разказывалъ все дло Марку Робартсу, и съ горечью говорилъ, что мистеръ Соверби съ нимъ поступаетъ безсовстно и безчестно, что онъ требуетъ денегъ, на которыя не иметъ никакого права, онъ объявилъ даже, что хочетъ отдать это дло на ршеніе Джокей-Клуба. Но Маркъ, зная, что Лофтонъ не очень опытенъ въ подобныхъ длахъ, и считая невозможнымъ, чтобы мистеръ Соверби былъ способенъ къ обману, старался успокоить его и всячески уговаривалъ его обратиться къ посредничеству какого-нибудь третьнаго лица. Маркъ долженъ былъ обо всемъ этомъ переговорить съ самимъ мистеромъ Соверби, и этимъ началось ихъ сближеніе. Положили дло ршить третейскимъ судомъ. Самъ мистеръ Соверби назначилъ посредника. Лордъ Лофтонъ не пришелъ въ негодованіе, когда дло было ршено въ пользу Соверби, гнвъ его усплъ остыть.— Они меня совсмъ обобрали, сказалъ онъ Марку, смясь:— но что жь длать! Надобно же чмъ-нибудь поплатиться за опытность. Соверби говоритъ, что дло чистое, и я не имю права въ томъ сомнваться.
Потомъ случилось еще какое-то замедленіе въ уплат, часть денегъ была выдана третьему лицу, былъ данъ вексель, и одинъ Господь да жиды-ростовщики вдаютъ, сколько пришлось переплатить лорду Лонтону! Кончилось тмъ, что онъ долженъ былъ заплатить за мистера Соерби какому-то подлецу маклеру вс эти пять тысячъ фунтовъ, какими пожертвовала его мать, леди Лофтонъ!
Припоминая все это, Маркъ не могъ не почувствовать нкоторой злобы противъ мистера Соверби, не могъ не возымть подозрнія, что онъ дурной человкъ, лучше сказать, онъ не могъ не убдиться въ этомъ вполн. А между тмъ, онъ продолжалъ съ нимъ прогуливаться по герцогскому парку, разсуждая о длахъ лорда Лофтона и съ участіемъ выслушивая то, что Соверби говорилъ про свои собственныя.
— Меня кругомъ обобрали, говорилъ онъ,— но я кой-какъ выдерусь имъ всмъ на зло. Но эти жиды, Маркъ (въ послдніе дни они стали на очень короткую ногу), что бы съ вами ни случилось, не связывайтесь съ жидами. Я могъ бы оклеить цлую комнату векселями за ихъ подписью, а между тмъ я никогда съ нихъ не получалъ ни шиллинга, а они все съ меня дерутъ!
Я сказалъ выше, что дло лорда Лофтона было покончено, оказалось однако, что оно покончено не совсмъ.
— Скажите Лофтону, сказалъ Соверби Марку, что я выручилъ вс бумаги съ его подписью, за исключеніемъ того, что захватилъ подлецъ Тозеръ. У него, кажется, остался одинъ какой-то вексель: что-то такое тамъ не было вычтено при возобновленіи. Но я попрошу своего адвоката добыть эту бумагу. Можетъ-быть придется заплатить фунтовъ десять или двадцать, но никакъ не боле, вы не забудете передать это Лофтону?
— Вы Лофтона, вроятно, увидите прежде меня.
— Какъ, разв я вамъ не говорилъ? Онъ детъ прямо въ Фремлей, вы тамъ его застанете.
— Застану его въ Фремле?
— Да, этотъ маленькій подарокъ, который онъ получилъ отъ матери, растрогалъ его сыновнее сердце. Онъ теперь летитъ домой, въ Фремлей, чтобы заплатить своими нжными ласками за звонкую монету, высланную ему старухой. Право жаль, что у меня нтъ матери.
Маркъ опять почувствовалъ, что онъ боится мистера Соверби, и все-таки не былъ въ силахъ оторваться отъ него.
Въ замк много толковали о политик. Не то, чтобы герцогъ принималъ въ ней черезчуръ живое участіе. Онъ былъ вигъ,— вигъ самыхъ колоссальныхъ размровъ, весь свтъ это зналъ. Ни одному противнику не могло бы придти въ голову подшутить надъ его вигизмомъ, никакой собратъ-вигъ не могъ бы въ немъ усомниться. Но онъ былъ такой вигъ, который мало оказывалъ практической поддержки одной партіи, и мало практическаго сопротивленія другой. Онъ не снисходилъ до этихъ земныхъ дрязгъ. На выборахъ онъ постоянно поддерживалъ и постоянно вывозилъ кандидата со стороны виговъ, за то одинъ изъ министровъ этой партіи назначилъ его лордомъ-намстникомъ графства, а другой наградилъ его орденомъ Подвязки. Но эти почести не могли быть въ диковинку герцогу Омніуму. Онъ съ тмъ и родился, чтобы быть лордомъ-намстникомъ и получить Подвязку.
Но, несмотря на это равнодушіе, или, лучше сказать, хладнокровіе, Гадромъ-Кассль считался мстомъ, гд могли собираться политики, чтобы сообщать другъ другу свои надежды и планы, и полу-шутливо, полу-серіозно составлять маленькіе заговоры. Шли слухи, что мистеръ Саппельгаусъ, Гарольдъ Смитъ и нкоторые другіе прибыли въ Гадромъ-Кассль именно для этой цли. Мистеръ Фодергиллъ также былъ извстный политикъ, и считался самымъ близкимъ повреннымъ герцога, а мистеръ Гримъ Уокеръ, племянникъ маркиза, былъ молодой человкъ, котораго герцогъ желалъ вывести впередъ, мистеръ Соверби былъ членъ парламента, рекомендованный самимъ герцогомъ, однимъ словомъ, составъ общества способствовалъ обмну политическихъ мнній.
Тогдашній первый министръ, хотя противъ него возставали многіе, оказался довольно счастливъ во всхъ своихъ предпріятіяхъ. Онъ привелъ къ концу войну съ Россіей, и этотъ конецъ, если и не вполн удовлетворительный, былъ гораздо благополучне чмъ одно время надялись въ Англіи. Потомъ, онъ былъ особенно счастливъ въ дл индйскаго возстанія. Правда, многіе даже изъ тхъ, которые подавали голосъ въ его пользу, говорили, что успхъ въ этомъ дл нельзя приписывать ему. Въ Индіи явились великіе люди и сдлали все. Даже его губернаторъ, назначенный имъ, не пользовался въ то время особымъ почетомъ въ общественномъ мннія несмотря на вс подвиги, совершенные подъ его начальствомъ. Мало питали доврія къ главному распорядителю, но тмъ не мене все ему удавалось, а въ публичномъ лиц нтъ большаго достоинства какъ удача.
Но теперь, когда прошли трудные дни, являлся вопросъ: не слишкомъ ли много онъ имлъ успха? Когда человкъ приковалъ Фортуну къ своей колесниц, онъ обыкновенно разъзжаетъ съ довольно-гордою осанкой. Есть слуги, которые думаютъ, что ихъ господа не могутъ безъ нихъ обойдтясь, и у общества бываютъ такіе слуги. Что если этотъ счастливый министръ принадлежитъ къ ихъ числу?
Притомъ, какой-нибудь ревностный, дльный, но туповатый членъ нижней палаты не любитъ, чтобъ ему отвчали насмшками, когда, исполняя свой долгъ передъ избирателями, онъ позволяетъ себ предложить нсколько скромныхъ вопросовъ. Не лучше ли на время предать остракизму такого черезчуръ счастливаго министра, который не иметъ осторожности скрыть своего торжества, а позволяетъ себ расхаживать съ гордою осанкой, подсмиваясь надъ ревностными и тупоумными членами, а подчасъ и надъ членами вовсе не тупоумными, что уже совершенно неизвинительно?
— Не лучше ли намъ закидать его раковинами? говоритъ мистеръ Гарольдъ Смитъ.
— Да, закидаемъ, повторяетъ мистеръ Саппельгаусъ, готовый, какъ Юнона, отомстить за отверженныя своя прелести, а вс знаютъ что значатъ такія слова въ устахъ мистера Саппельгауса, знаютъ, что злосчастному министру теперь не уйдти отъ страшнаго удара, готоваго разразиться надъ его головою.
— Да, набросаемъ раковинъ,— и мистеръ Саппельгаусъ встаетъ съ своего мста, сверкая взоромъ.— Разв нтъ у Греціи не мене его благородныхъ сыновъ? да, и поблагороднй его, измнника! Мы должны судить о человк по его друзьяхъ, говоритъ мистеръ Саппельгаусъ, указывая на востокъ, гд, какъ извстно, живутъ наши любезные союзники, французы, съ которыми, какъ тоже извстно, глаза нашего правительства находится въ дружб.
Вс это понимаютъ, даже мистеръ Гринъ Уокеръ.
— Право, теперь онъ намъ вовсе не нуженъ, говоритъ даровитый членъ за Кру-Джонкшонъ:— онъ уже сталъ черезчуръ заносчивъ, я знаю, что многіе думаютъ точно то же. Вотъ мои дядя…
— Онъ человкъ славный, прервалъ мистеръ Фодергиллъ, предчувствуя можетъ-быть, что ожидаемая ссылка на дядю мистера Грима Уокера не слишкомъ-то подвинетъ вопросъ:— но дло въ томъ, что наконецъ надостъ все одно и то же лицо. Непріятно же каждый день сть все куропатокъ да куропатокъ. Мн, конечно, до этого нтъ никакого личнаго дла, но я бы не прочь перемнить кушанье.
— Если мы постоянно должны дйствовать съ чужаго голоса и не имть своего, то къ чему же намъ и браться за дло? сказалъ мистеръ Соверби.
— Ни къ чему ршительно, возразилъ Саппельгаусъ:— мы измняемъ своимъ избирателямъ, подчиняясь такому владычеству.
— Такъ ршимся на перемну, сказалъ мастеръ Соверби:— дло, кажется, въ нашихъ рукахъ.
— Именно, подтвердилъ мистеръ Гримъ Уокеръ.— Это самое говоритъ и мой дядя.
— Манчестерцы будутъ до смерти рады этому случаю, сказалъ Гарольдъ Смитъ.
— А что касается до поджарыхъ джентльменовъ, сказалъ мистеръ Соверби,— то они, конечно, не откажутся поднять плодъ, когда мы тряхнемъ дерево.
— Ну, это мы еще увидимъ кому достанется плодъ, сказалъ мистеръ Саппельгаусъ.
И точно, почему бы этому плоду не пасть на его долю? Разв онъ не именно такой человкъ, какой нуженъ, чтобы спасти націю? Что за бда, что нація въ настоящую минуту совсмъ не нуждается въ спасеніи — вдь могутъ же настать и другія времена. Разв не было рчи о возможности новыхъ войнъ, еслибы настоящая и окончилась безъ его содйствія по какой-нибудь особой милости Провиднія? Мистеръ Саппельгаусъ вспомнилъ о стран, на которую онъ указалъ, о друг нашихъ недавнихъ враговъ, и почувствовалъ, что отечество все еще нуждается въ спасител. Общественное мнніе проснулось наконецъ, и знаетъ чего требовать.
Когда человкъ разъ вообразитъ себ, что его призываетъ голосъ народа, онъ получаетъ удивительное довріе къ этому голосу.
— Vox populi vox Dei, не такъ ли было всегда? говорилъ онъ себ, ложась спать и вставая. И мистеру Саппельгаусу казалось, что онъ руководящая голова въ Гадромъ-Кассл, а что вс остальные гости маріонетки, которыми онъ распоряжается. Пріятно чувствовать, что ваши ближніе и друзья не боле какъ маріонетки, и что вы можете заставить ихъ плясать по своей прихоти! Но что если мистеръ Саппельгаусъ самъ былъ маріонеткой?
Нсколько мсяцевъ спустя, когда глава правленія, осажденный со всхъ сторонъ, точно слетлъ, когда точно его отовсюду закидали недружелюбными раковинами, когда ему пришлось восклицать: Et tu Brute! пока эти слова не стереотипировались на его устахъ, везд стали толковать о знаменитомъ конгресс въ Гадромъ-Кассл. Герцогъ Омніумъ, говорилъ свтъ, глубоко обдумалъ положеніе длъ, его орлиному оку не трудно было замтить, что благо отечества требуетъ какого-нибудь ршительнаго шага, вслдствіе этого, онъ пригласилъ въ свой замокъ многихъ членовъ нижней палаты, и нкоторыхъ изъ палаты лордовъ — особенно упоминалось о досточтимомъ и многомудромъ лорд Бонерджес, здсь, такъ шла молва, въ глубокомъ совщаніи, герцогъ изложилъ свои виды. Тутъ было ршено, что глаза правительства долженъ пасть, несмотря на то, что онъ вигъ. Отечество этого требовало, и герцогъ исполнялъ свой долгъ. Таково, по словамъ свта, было начало знаменитаго союза, который вскор ниспровергъ министерство, и, какъ прибавляла газета Goody Twoshoes, спасъ Англію отъ неминуемой гибели. Но газета Юпитеръ всю заслугу приписывала себ, и точно, всю заслугу можно было приписать Юпитеру какъ въ этомъ, такъ и во всемъ остальномъ.
Между тмъ, герцогъ Омніумъ съ обычнымъ великолпіемъ угощалъ своихъ постителей, но онъ не слишкомъ много изволилъ толковать съ мистеромъ Гарольдомъ Смитомъ или съ мистеромъ Саппельгаусомъ о политическихъ предметахъ. Что до лорда Бонерджеса, то онъ провелъ все то утро, когда происходилъ вышеупомянутый разговоръ съ миссъ Данстеблъ, уча ее пускать мыльные пузыри по строгимъ правиламъ науки.
Вс замтили, что герцогъ особенно внимателенъ къ Франку Грешему, молодому человку, которому такъ шумно обрадовалась миссъ Данстеблъ. Этотъ мистеръ Грешемъ былъ одинъ изъ богатйнихъ землевладльцевъ во всемъ графств, и слухи шли, что при будущихъ выборахъ онъ будетъ однимъ изъ членовъ за Остъ-Райдингъ. Конечно, герцогъ не имлъ ничего общаго съ Остъ-Райдингомъ, да притомъ хорошо было извстно, что молодой Грешемъ явится строгимъ консерваторомъ, однако помстья его были такъ обширны и денежные капиталы такъ значительны, что онъ стоилъ вниманія любаго герцога. Мастеръ Соверби также былъ боле чмъ любезенъ съ нимъ, и не мудрено: подпись этого молодаго человка могла превратить каждый клочокъ бумаги въ банковый билетъ почти баснословной цнности.
— Такъ остъ-барсетширскія гончія теперь у васъ въ Бокзаллъ-Гилл, не такъ ли? сказалъ герцогъ.
— Гончія тамъ, сказалъ Франкъ,— но не я ими распоряжаюсь.
— Да? А я полагалъ….
— Он собственно у отца, но онъ находитъ, что Бокзаллъ-Гиллъ центральне чмъ Грешемсбери. Не такъ длинны перезды для лошадей и собакъ.
— Да, точно, Бокзаллъ-Гиллъ въ самомъ центр графства.
— Именно.
— А хорошо разрастается вашъ молодой верескъ?
— Порядочно, верескъ не везд можетъ расти, къ сожалнію.
— Вотъ именно это говорю я Фодергиллу, къ тому же, тамъ гд много лсовъ, дичи никакъ не выманишь изъ нихъ.
— Да у насъ ни одного дерева нтъ въ Богоаллъ-Гилл, сказала мистриссъ Грешемъ.
— Ахъ, да, конечно, вы недавно тамъ поселились, за то ихъ у васъ за глаза въ Грешемсбери. Тамъ даже больше лса чмъ у насъ, не такъ ли, Фодергиллъ?
Мистеръ Фодергиллъ сказалъ, что, конечно, грешемсберійскіе лса очень обширны, однако ему кажется….
— Да! да! знаю, прервалъ герцогъ:— въ глазахъ Фодергилла самъ Черный Лсъ, во дни своего величія ничего не значитъ въ сравненіи съ гадромскими лсами. Да притомъ, ничто въ восточномъ Барсетшир не можетъ быть лучше чего-либо въ западномъ Барсетшир? Не такъ ли Фодергиллъ?
Мистеръ Фодергиллъ объявилъ, что онъ воспитанъ въ такихъ убжденіяхъ и надется съ ними лечь въ гробъ.
— Ваши теплицы въ Бокзаллъ-Гилл великолпны, сказалъ мистеръ Соверби.
— Я бы отдалъ вс теплицы за какой-нибудь одинъ хорошій, рослый дубъ, сказалъ молодой Грешемъ.
— Это придетъ въ свое время, сказалъ герцогъ.
— Да, въ свое время, но ужь нмкакъ не въ мое. Я слышалъ, мастеръ Соверби, что собираются вырубать Чальдикотскій лсъ.
— Да, его не только вырубаютъ, а выкарежаваютъ.
— Какая жалость! воскликнулъ Франкъ.— Одни виги способны на такія дла.
— Ха! ха! ха! засмялся герцогъ.— Знаю только, что еслибъ эта мра была предписана правительствомъ торійскимъ, виги пришли бы точно въ такое же негодованіе какъ вы теперь.
— Знаете ли, что вамъ слдовало бы сдлать, мистеръ Грешемъ? сказалъ Соверби:— вамъ бы слдовало скупить вс казенныя земли въ Остъ-Барсетшир, правительство было бы радо продать ихъ.
— А намъ было бы крайне пріятно имть васъ сосдомъ, добавилъ герцогъ.
Все это не могло не польстить молодому Грешему. Онъ зналъ, что не многимъ лицамъ въ графств можно было безъ нелпости сдлать подобное предложеніе. Можно было усомниться, въ состояніи ли самъ герцогъ скупить весь Чальдикотскій лсъ, но никто не сомнвался, что у него, Грешема, на это хватитъ денегъ. Потомъ, мистеру Грешему припомнилось прежнее посщеніе его Гаромъ де-Кассля. Тогда онъ былъ далеко не богатъ, и герцогъ обошелся съ нимъ вовсе не черезчуръ привтливо. Трудно богатому человку не опираться на свое богатство, трудне чмъ верблюду пройдти сквозь иглиныя уши.
Всему Барсетширу было извстно (или по крайней мр всему Вестъ-Барсетширу), что миссъ Данстеблъ пригласили сюда съ тмъ чтобы мистеръ Соверби могъ на ней жениться. Не имли причины думать, чтобы сама миссъ Данстеблъ знала объ этомъ план, но предполагали, что по всмъ вроятіямъ онъ долженъ осуществиться. Мистеръ Соверби состоянія не имлъ, но онъ былъ уменъ, остеръ, не дуренъ собою, и членъ парламента. Онъ жилъ въ самомъ лучшемъ кругу, былъ везд принятъ какъ представитель древняго рода, былъ у него гд-то старинный, родовой замокъ. Чего же лучше для миссъ Данстеблъ? Она уже не молода, пора ей подумать о томъ, какъ бы пристроиться.
Слухи эти были совершенно справедливы въ отношеніи къ мистеру Соверби и нкоторымъ изъ его приближенныхъ. Его сестра, мистриссъ Гарольдъ Смитъ, горячо принялась за дло, и завела самую тсную дружбу съ миссъ Данстеблъ. Епископъ, значительно подмигнувъ и кивнувъ головою, замтилъ, что партія была бы отличная. Мистриссъ Проуди изъявила полное согласіе, самъ герцогъ поручилъ Фодергиллу устроить это дло.
— Онъ мн долженъ бездну денегъ, сказалъ герцогъ, имвшій въ рукахъ закладныя на помстье Соверби,— я сомнваюсь, что бы залоги были достаточно врны.
— Ваша милость можете быть спокойны на этотъ счетъ, отвчалъ Фодергиллъ: — впрочемъ, партія въ самомъ дл хорошая.
— Отличная, сказалъ герцогъ.
И такимъ образомъ стало обязанностью мистера Фодергмлла какъ можно скоре женить мистера Соверби на миссъ Дансгеблъ.
Нкоторые изъ членовъ общества, гордившіеся своею проницательностью, увряли, что онъ уже сдлалъ предложеніе, другіе, что онъ на дняхъ посватается, а одна особенно догадливая дама утверждала даже, что онъ сватается именно въ эту минуту. Шли пари о томъ, каковъ будетъ отвтъ миссъ Данстеблъ, какъ устроятъ денежныя дла, когда будетъ назначена свадьба, сама миссъ Данстеблъ, конечно, и не подозрвала ничего.
Мистеръ Соверби, несмотря на эту непріятную огласку, велъ свое дло очень хорошо. Онъ почти ничего не отвчалъ на шутки и намеки постороннихъ, а между тмъ, по силамъ, добивался своей цли. Достоврно только то, что онъ еще не посватался наканун утра, назначеннаго для отъзда Марка Робартса.
Въ послдніе дни, мистеръ Соверби еще больше сблизился съ Маркомъ. Онъ говорилъ съ нимъ обо всхъ присутствующихъ тузахъ такимъ откровеннымъ тономъ, какъ будто бы только съ нимъ однимъ и могъ отвести душу. Казалось, онъ питалъ гораздо боле доврія къ Марку чмъ къ зятю своему, Гарольду Смиту, или къ кому-либо изъ своихъ собратьевъ по парламенту, онъ даже поврилъ викарію свое намреніе жениться. Мистеръ Соверби игралъ довольно видную роль въ обществ, и вниманіе его очень льстило молодому священнику.
Въ послдній вечеръ передъ отъздомъ Марка, когда все общество уже разошлось, Соверби попросилъ его зайдти къ нему въ спальню. Тамъ онъ усадилъ его въ покойное кресло, а самъ принялся расхаживать взадъ и впередъ по комнат.
— Вы не можете себ представить, проговорилъ онъ,— въ какой я теперь тревог.
— Да отчего вы прямо съ нею не объяснитесь? Мн кажется, что она очень любезна съ вами.
— Ахъ да не это одно! Еще разная есть запутанность.
И онъ опять молча прошелся раза два по комнат, Маркъ хотлъ было съ нимъ проститься и уйдти спать.
— Да я могу вамъ откровенно сказать въ чемъ дло, началъ опять Соверби.— Мн теперь дозарзу нужно хоть не много денегъ. Не мудрено, даже очень вроятно, что изъ-за этого пропадетъ все дло.
— Не можете ли вы занять у Гарольда Смита?
— Ха! ха! ха! Вы Гарольда Смята не знаете. Онъ и шиллинга взаймы не дастъ.
— Или у Саппельгауса?
— Господь съ вами! Вы тутъ насъ видите вмст, онъ и у меня гостилъ иногда, но мы съ Саппельгаусомъ вовсе не друзья. Вотъ видите, Маркъ, я больше дамъ за вашъ мизинецъ, чмъ за всю его руку, вмст съ его хваленымъ перомъ. Вотъ, Фодергидлъ…. но и у Фодергилла, я знаю, дла плохо идутъ въ настоящую минуту. А вдь чертовски досадно, не правда ли? Я долженъ бросить вс дла, если мн не удастся достать четырехъ сотъ фунтовъ не позже какъ дня черезъ два.
— Такъ попросите у ней самой.
— Какъ, у женщины, на которой я хочу жениться! Нтъ, Маркъ, я до этого еще не дошелъ, я скоре соглашусь потерять ее.
Маркъ сидлъ молча, глядя на огонь, и внутренно сожаля, что онъ не у себя въ комнат. Онъ видлъ, что мистеръ Соверби желаетъ, чтобъ онъ ему предложилъ эту сумму, онъ зналъ также, что ея не иметъ, и что еслибъ имлъ, сдлалъ бы большую глупость, отдавъ ее мистеру Соверби. А между тмъ, онъ невольно поддавался вліянію этого человка, хотя и боялся его.
— Лофтонъ не можетъ мн отказать въ этой услуг, продолжалъ Соверби.— Онъ въ долгу передо мной. Но его здсь нтъ теперь.
— Да вдь онъ только что заплатилъ вамъ пять тысячъ фунтовъ.
— Заплатилъ мн! Ни единаго шиллинга не досталось мн изъ всей этой суммы. Поврьте мн, Маркъ, вы не знаете всего. Конечно, я ни слова не хочу сказать противъ Лофтона, онъ честнйшій и благороднйшій человкъ, хотя страшно медлителенъ въ денежныхъ разчетахъ. Онъ убжденъ, что совершенно былъ правъ въ этомъ дл, а между тмъ онъ былъ виноватъ кругомъ. Да помните ли? вы сами это говорили прежде.
— Я говорилъ только, что онъ, какъ мн казалось, ошибался.
— Конечно, онъ ошибался, и мн дорого стоила его ошибка. Мн пришлось отвчать за эту сумму въ продолженіи двухъ-трехъ лтъ. А состояніе у меня не такое какъ у него.
— Женитесь на миссъ Данстеблъ, это разомъ устроитъ ваши дла.
— Да я бы такъ и сдлалъ, еслибъ имлъ въ рукахъ эти деньги, по крайней мр, я бы дло довелъ до развязки. Послушайте, Маркъ, ecли вы мн поможете выпутаться изъ этого затрудненія, я вамъ навки останусь благодаренъ. А можетъ-быть придетъ время, когда и мн удастся что-нибудь для васъ сдлать.
— Да у меня нтъ и ста фунтовъ, врядъ ли есть и пятьдесятъ.
— Разумется, нтъ, я знаю, что люди не расхаживаютъ съ четырьмя стами фунтовъ стерлингъ въ карман. Изъ всхъ здсь присутствующихъ, можетъ-быть, одинъ герцогъ иметъ такую сумму наготов у своего банкира.
— Такъ чего же вы отъ меня хотите?
— Мн нужно ваше имя, больше ничего. Неужели я бы сталъ такимъ образомъ требовать отъ васъ наличныхъ денегъ? Позвольте мн только выдать на васъ вексель, срокомъ на три мсяца. За долго до того мои дла должны поправиться совсмъ.
И прежде чмъ Маркъ усплъ что-либо отвчать, Соверби уже вынулъ изъ бюро, бумагу, чернилицу съ перомъ и вексельныя марки, и сталъ писать вексель, какъ будто бы пріятель его уже изъявилъ согласіе.
— Право, Соверби, мн бы не хотлось этого длать.
— Почему? Чего же вы боитесь? спросилъ мистеръ Соверби довольно рзко.— Слыхали ль вы когда-нибудь, чтобъ я отказывался заплатить по векселю, когда выходилъ ему срокъ?
Робартсъ подумалъ про себя, что до него доходили подобные слухи, но, отъ смущенія, онъ смолчалъ.
— Нтъ, другъ мой, я до этого еще не дошелъ. Вотъ, только подпишите здсь: принять къ уплат, и вы никогда больше не услышите объ этой бумаг, а между тмъ навки обяжете меня.
— Право, мн, какъ священнику, не слдуетъ…
— Какъ священнику! Полно, Маркъ! Вы скажите прямо, что не хотите сдлать для друга эту бездлицу, но избавьте меня отъ этихъ пустыхъ фразъ. Кажется, въ провинціальныхъ банкахъ довольно векселей за подписью священниковъ. Ну, что жъ, другъ, неужели вы не захотите выручить меня изъ бды?
Маркъ Робартсъ взялъ перо и подписалъ вексель. Съ нимъ случилось это въ первый разъ въ жизни. Соверби радостно пожалъ ему руку, и Маркъ ушелъ къ себ въ самомъ печальномъ расположеніи духа.

ГЛАВА IX.

На слдующее утро, мистеръ Робартсъ распростился съ своими знатными друзьями. Не весело было у него за душ. Половину ночи провелъ онъ безъ сна, раздумывая о томъ, что онъ сдлалъ, и стараясь успокоить самого себя. Едва усплъ онъ выйдти изъ комнаты мистера Соверби, какъ уже видлъ ясно, что, по истеченіи трехъ мсяцевъ, ему опять придется хлопотать съ этимъ векселемъ. Когда онъ вернулся въ свою комнату, ему припомнилось все, что онъ слышалъ про мистера Соверби, съ гораздо-большею ясностью нежели пять минутъ тому назадъ, когда онъ сидлъ въ его кресл, съ перомъ въ рукахъ, готовый подписать бумагу. Онъ вспомнилъ жалобы лорда Лофтона на Соверби, припомнилъ слухи, которые ходили по всему графству, о невозможности получить денегъ изъ Чальдикотса, припомнилъ общую репутацію мистера Соверби, и наконецъ не могъ скрыть отъ себя, что ему, Марку Робартсу, придется выплатить, если не весь этотъ долгъ то по крайней мр значительную часть его.
Зачмъ онъ захалъ сюда? Или дома, въ Фремле, онъ не имлъ всего, чего только могло пожелать сердце человческое? Нтъ, сердце человческое, то-есть сердце викарія можетъ желать деканства, а сердце декана можетъ желать епископства, а передъ глазами епископа не сіяетъ ли безпрестанно архипастырское величіе Ламбета? Онъ самъ себ признался, что онъ честолюбивъ, но теперь ему приходилось сознаться также, что до сихъ поръ онъ избиралъ жалкій путь къ цли своего честолюбія
На слдующее утро, пока Маркъ поджидалъ лошадь съ джигомъ, никто на свт не могъ быть веселе его пріятеля Соверби.
— Итакъ, вы дете? сказалъ онъ, здороваясь съ Маркомъ.
— Да, я ду сегодня утромъ.
— Передайте дружескій поклонъ Лофтону. Мы можетъ-быть съ нимъ встртимся на охот, а то мы не увидимся до весны. Въ Фремлей мн конечно явиться нельзя. Миледи стала бы отыскивать у меня хвостъ и рога, и уврять, что отъ меня пахнетъ жупеломъ. Прощайте, любезный другъ, будьте здоровы!
Извстно, что Фаустъ, когда впервые связался съ чортомъ, почувствовалъ удивительное влеченіе къ своему новому пріятелю, то же самое было и съ Маркомъ Робартсомъ. Онъ дружески пожалъ руку Соверби, сказалъ, что надется въ скоромъ времени встртиться съ нимъ гд-нибудь, выказалъ самое теплое участіе насчетъ исхода его сватовства. Такъ какъ онъ уже связался съ чортомъ, такъ какъ онъ обязался заплатить за своего любезнаго друга около половины годоваго своего дохода, то нужно же было чмъ-нибудь себя вознаргадить за денежный убытокъ. А въ чемъ же найдти это вознагражденіе какъ не въ дружб этого изящнаго члена парламента? Но онъ замтилъ, или ему показалось, что мистеръ Соверби уже на такъ нженъ къ нему какъ наканун. ‘Будьте здоровы!’ сказалъ мистеръ Соверби, но ни единымъ словомъ не упомянулъ о будущихъ свиданіяхъ, не общался даже написать. Вроятно, мистеръ Соверби имлъ много заботъ въ голов, чего же естественне, если, покончивъ одно дло, онъ тотчасъ же обращалъ свои мысли къ другому?
Сумма, за которую поручился Робартсъ, и которую, онъ опасался, рано или поздно придется ему уплачивать, составляла почти половину его ежегоднаго дохода, а съ тхъ поръ какъ онъ женился, ему не удалось отложить ни одного шиллинга. Когда онъ получилъ мсто викарія, онъ тотчасъ же замтилъ, что вс окружающіе смотрятъ на него какъ на человка съ состояніемъ. Онъ самъ поврилъ этому общественному приговору, и принялся устраивать себ комфортабельное житье. Онъ собственно не нуждался въ курат, но могъ же онъ позволить себ ежегодно жертвовать семьюдесятью фунтами, какъ довольно неосторожно замтила леди Лофтонъ, и, оставляя при себ Джонса, онъ оказывалъ услугу бдному собрату-священнику, а вмст съ тмъ ставилъ себя въ боле-независимое положеніе. Леди Лофтонъ сама пожелала, чтобъ ея любимецъ-пасторъ какъ можно удобне и пріятне устроилъ свою жизнь, но теперь она очень раскаивалась въ томъ, что посовтовала ему удержать при себ курата. Не разъ она говорила себ, что нужно какъ-нибудь удалить изъ Фремлея мистера Джонса.
Онъ завелъ для жены кабріолетикъ, въ который запрягался пони, а для себя верховую лошадь, и другую для джига. Все это было необходимо для человка въ его положеніи, съ его состояніемъ. У него также былъ лакей, и садовникъ, и грумъ. Два послдніе были совершенно необходимы, но о первомъ нкоторое время шелъ споръ. Фанни положительно возставала противъ лакея, но, въ такихъ длахъ, одно уже сомнніе обыкновенно ршаетъ вопросъ: посл того какъ цлую недлю толковали и спорили о лаке, хозяину стало очевидно, что безъ лакея онъ не можетъ обойдтись.
Въ это же утро, на возвратномъ пути домой, онъ внутренно произнесъ приговоръ надъ этимъ лакеемъ и надъ верховою лошадью, съ ними онъ долженъ непремнно разстаться.
Потомъ, онъ не станетъ больше тратить денегъ на поздки въ Шотландію, а главное, постарается не заходить въ комнаты обднвшихъ членовъ парламента въ заманчивый часъ полуночи. Вотъ что онъ общалъ самъ себ по дорог домой, тоскливо раздумывая о томъ, какъ бы набрать четыреста фунтовъ, что касается до содйствія самого Соверби, онъ очень хорошо зналъ, что на него надежда плохая.
Но ему опять стало весело на душ, когда жена вышла къ нему на встрчу, накинувши на голову шелковый платокъ и какъ будто дрожа отъ холода.
— Милый мой старичокъ, воскликнула она, вводя его въ теплую гостиную, не давъ ему сбросить съ себя и шарфъ,— Ты должно-быть умираешь съ голоду и холоду.
Но Маркъ былъ такъ озабоченъ во всю дорогу, что не могъ замтить до какой степени холоденъ воздухъ. Теперь онъ держалъ въ объятіяхъ свою милую Фанни, но долженъ ли онъ ей разказать о вексел? Во всякомъ случа не въ эту минуту, когда оба мальчика сидли у него на колняхъ и поцлуями стирали иней съ его бакенбардъ. Есть ли на свт что-нибудь лучше возвращенія домой?
— Такъ Лофтонъ здсь? Тише Франкъ, тише (Франкъ былъ старшій его сынъ), ты столкнешь малютку въ каминъ.
— Дай мн малютку, сказала мать,— теб трудно держать ихъ обоихъ, они такъ сильны. Да, онъ пріхалъ вчера утромъ.
— Видла ты его?
— Онъ былъ у насъ вчера, вмст съ матерью, а я у нихъ завтракала сегодня. Его письмо пришло вовремя, чтобъ остановить Мередитовъ. Они остаются еще на два дня, такъ что ты ихъ непремнно увидишь. Сэръ-Джорджъ и не радъ задержк, но леди Лофтонъ настояла на своемъ. Я никогда не видала ея въ такомъ расположеніи духа.
— Въ хорошемъ расположеніи, не такъ ли?
— Еще бы! Лордъ Лофтонъ переводитъ сюда всхъ своихъ лошадей, и остается здсь до самаго марта.
— До марта!
— Да, мн это шепнула миледи,— она не въ силахъ скрыть своей радости. Онъ даже на этотъ годъ отказался отъ поздки въ Лестерширъ. Желала бы я знать, какая причина всему этому?
Маркъ очень хорошо зналъ эту причину, онъ зналъ также, какъ дорого леди Лофтонъ заплатила за посщеніе сына. Но мистриссъ Робартсъ ничего не слыхала о пяти тысячахъ фунтахъ, подаренныхъ лорду Лофтону.
— Она теперь на все готова смотрть благосклонно, продолжала Фанни:— теб нечего ей и упоминать о Гадеромъ-Кассл.
— Но она очень разсердилась, когда узнала, что я тамъ, не правда ли?
— Да, Маркъ, правду сказать она разсердилась не на шутку. Мы съ Юстиніей имли съ ней страшный споръ, она въ то время получила и другое какое-то непріятное извстіе, и потому… а ты знаешь ее. Она ужасно разгорячилась.
— И врно наговорила страшныхъ вещей обо мн?
— Больше о герцог. Ты знаешь, что она никогда его не любила, да и я точно также, откровенно скажу теб, мастеръ Маркъ!
— Право, онъ не такой извергъ, какимъ его описываютъ.
— Во всякомъ случа, онъ здсь намъ ничего не можетъ сдлать. Ну, потомъ я ушла отъ нея, не въ самомъ лучшемъ расположенія духа, вдь и я также погорячилась…
— Да, могу себ представить, сказалъ Маркъ, обвивая рукой ея станъ.
— Я думала, что пойдетъ страшный раздоръ между нами, и вернувшись домой, написала теб самое грустное письмо. Но не успла я запечатать его, какъ вдругъ ко мн вошла миледи,— одна совершенно, и… Да я не могу передать теб, что именно она сказала или сдлала — только она поступила такъ хорошо, такъ благородно, говорила такъ искренно и честно, и съ такою любовью… она одна на это способна. На свт мало подобныхъ ей, Маркъ, она лучше всхъ герцоговъ, съ ихъ….
— Рогами и хвостомъ, вроятно хочешь ты сказать: вдь это ихъ отличительная особенность, по мннію леди Лофтонъ, сказалъ Маркъ, припомнивъ что Соверби сказалъ про самого себя.
— Ты обо мн можешь говорить что хочешь, Маркъ, но я теб не позволю нападать на леди Лофтонъ. Если рога и хвостъ должны означать распутство и безсовстность, то можетъ-быть ты боле правъ чмъ думаешь. Но сними же свое толстое пальто, и обогрйся хорошенько.
Вотъ вс упреки, которые Маркъ услышалъ отъ жены, посл непростительнаго своего поступка.
‘Я непремнно скажу ей про вексель,’ подумалъ онъ: ‘но не сегодня, мн прежде нужно повидаться съ Лофтономъ.’
Въ этотъ день они обдали во Фремле-Корт и тамъ видли молодаго лорда, леди Лофтонъ они застали въ самомъ лучшемъ расположеніи духа. Лордъ Лофтонъ былъ красивый, статный молодой человкъ, пониже ростомъ Марка и не съ такимъ, можетъ-быть, умнымъ выраженіемъ въ глазахъ, но черты его были правильне и все лицо дышало добротой и веселостью. Пріятно было смотрть на такое лицо, и какъ засматривалась на него леди Лофтонъ!
— Что жь, Маркъ, побывали вы у Филистимлянъ? были первыя слова молодаго лорда.
Маркъ засмялся, пожимая ему руку, а между тмъ не могъ не сознаться про себя, что точно онъ уже попалъ подъ иго филистимское. Увы, увы! трудно освободиться отъ оковъ, налагаемыхъ современными Филистимлянами! Если какой-нибудь Сампсонъ ршится разрушить храмъ надъ ихъ глазами, не долженъ ли онъ и самъ погибнуть вмст съ ними? Никакая піявка такъ упорно не впивается въ человка какъ современный Филистимлянинъ.
— Вотъ вы все-таки застали сэръ-Джорджа, сказала ему миледи, и больше почти не намекала на его отсутствіе. Поговорили о чтеніяхъ, изъ замчаній леди Лофтонъ конечно было очевидно, что ей не нравятся люди, у которыхъ недавно гостилъ викарій, но она не позволила себ ни малйшаго личнаго намека, ни малйшаго упрека. До Фремле-Корта уже дошли слухи о рчи, произнесенной супругой епископа, въ заключеніи лекціи, и леди Лофтонъ не могла не посмяться надъ этимъ: она увряла, что главная часть лекціи была прочтена почтенною мистриссъ Проуди, а потомъ, когда Маркъ описалъ ея утренній костюмъ за завтракомъ въ воскресенье, миледи стала утверждать, что мистриссъ Проуди именно въ такомъ одяніи выказывала передъ публикой свое краснорчіе.
— Я бы дорого далъ, чтобы присутствовать на лекціи, сказалъ сэръ-Джорджъ.
— А я напротивъ, возразила леди Лофтонъ.— Невозможно не смяться при одномъ разказ объ этомъ. Но мн было бы очень больно видть жену одного изъ нашихъ епископовъ, выставляющую себя въ такомъ смшномъ вид. Вдь все же онъ епископъ.
— А я, миледи, согласенъ съ Мередитомъ, сказалъ лордъ Лофтонъ.— Должно-быть это было уморительно. Но коль скоро этому суждено было случиться, коль скоро достоинство нашей церкви должно было подвергнуться такой напасти, признаюсь, я бы не отказался тамъ присутствовать.
— А я знаю, что теб бы это было тягостно, Лудовикъ.
— Ничего, матушка, я бы кой-какъ оправился отъ тяжкаго впечатлнія, мн кажется, что это было нчто въ род боя быковъ: и страшно смотрть, и очень занимательно. А Гарольдъ Смитъ, Маркъ, что же онъ-то длалъ въ это время?
— Да вдь это было не долго, отвчалъ Робартсъ.
— Ну, а бдный епископъ? Онъ врно былъ на иголкахъ? спросила леди Лофтонъ.— Мн такъ его жаль!
— Онъ, кажется, преспокойно спалъ.
— Какъ, во всю лекцію? спросилъ сэръ-Джорджъ.
— Голосъ жены пробудилъ его, онъ вскочилъ, и также сказалъ что-то.
— Какъ, во всеуслышаніе?
— Всего слова два.
— Что за унизительная сцена! сказала леди Лофтонъ.— Какъ тяжело для тхъ, кто помнитъ добрйшаго старика, его предшественника! Онъ конфирмовалъ тебя, Лудовикъ, помнишь, мы посл завтракали у него?
— Какже, очень помню, въ особенности то, что никогда въ жизни мн не случалось сть такихъ отличныхъ пирожковъ. Старикъ самъ на нихъ обратилъ мое вниманіе, и, казалось, очень былъ радъ, что нашелъ во мн сочувствіе. Теперь ужъ врно не длаютъ такихъ пирожковъ въ епископскомъ дворц.
— Вы можете быть уврены, что мистриссъ Проуди постарается васъ всячески угостить, если вы явитесь къ ней, сказалъ сэръ-Джорджъ.
— Надюсь, что ему и въ голову не придетъ похать къ ней, возразила леди Лофтонъ довольно рзко, впрочемъ, это было ея единственное рзкое слово, намекавшее на поздку Марка.
Такъ какъ тутъ былъ сэръ-Джорджъ Мередитъ, то Робартсъ не могъ поговорить съ лордомъ Лофтономъ о мистер Соверби и его денежныхъ длахъ, но онъ спросилъ его, когда можетъ съ нимъ повидаться наедин.
— Приходите завтра утромъ взглянуть на моихъ лошадей, ихъ только что сегодня привели. Мередиты удутъ часовъ въ двнадцать, а тамъ мы съ вами останемся вдвоемъ.
Маркъ согласился, и отправился домой подъ руку съ женою.
— Не правда ли, что она добра? спросила Фанни, лишь только они вышли на дорогу.
— Да, она добра, добре даже нежели я могъ ожидать. Но замтила ты, какъ она ожесточена противъ епископа? А право въ епископ нтъ ничего такого дурнаго.
— Она еще гораздо больше ожесточена противъ его жены. Но согласись, Маркъ, вдь точно не совсмъ прилично такъ выставляться на показъ. Что должны были подумать вс Барчестерцы?
— Имъ это, кажется, понравилось.
— Пустяки, Маркъ, это совершенно невозможно. Но впрочемъ мн теперь не до того. Я хочу только, чтобы ты сознался, что она добра какъ ангелъ.
Мистриссъ Робартсъ продолжала восторженно расхваливать старую леди, посл описаннаго нами примиренія она не знала, какъ ее превозносить. А теперь, посл угрожающей бури, все такъ отлично устроилось, ея мужа такъ хорошо приняли, несмотря на вс его ошибки, все такъ, казалось, улыбалось имъ. Но какъ бы все измнилось въ ея глазахъ, еслибы только она узнала о злополучномъ вексел!
На другое утро, часовъ въ двнадцать, викарій вмст съ молодымъ лордомъ расхаживался по фремлейскимъ конюшнямъ. Въ нихъ происходила страшная суета, потому что большая часть этихъ строеній не была употребляема въ послдніе года. Но теперь все наполнилось и оживилось. Лорду Лофтону привели изъ Лестершира семь или восемь отличныхъ лошадей, и каждая изъ нихъ требовала такого просторнаго помщенія, что старый фремлейскій конюхъ только покачивалъ головой. Впрочемъ у лорда Лофтона былъ свой собственный надсмотрщикъ, который распоряжался всмъ.
Маркъ, несмотря на свой священный санъ, былъ большой охотникъ до хорошихъ лошадей, и онъ не безъ учистія слушалъ лорда Лофтона, объяснявшаго ему достоинства, вотъ этого четырехлтняго жеребца, и той великолпной роттельбонской кобылы, но много другихъ заботъ тяготло на его душ, и посл получаса, проведеннаго въ конюшн, ему удалось вывести пріятеля въ садъ.
— Итакъ ты разчитался съ Соверби? началъ Робартсъ.
— Расчитался съ нимъ! да, но знаешь ли ты цну?
— Тебя, кажется, пришлось заплатить пять тысячъ фунтовъ.
— Да. Но около трехъ тысячъ я заплатилъ еще прежде. А все это изъ-за такого дла, гд я собственно не долженъ былъ платить ни шиллинга. Какихъ бы ни довелось мн сдлать глупостей впередъ, я во всякомъ случа не стану связываться съ Соверби.
— Но ты не думаешь, чтобъ онъ съ тобой поступилъ безчестно?
— Маркъ, сказать теб по правд, я пересталъ думать объ этомъ дл, и не хочу больше припоминать его. Матушка заплатила за меня эти деньги, чтобы спасти помстья, и, конечно, я долженъ ей возвратить ихъ. Но я далъ себ слово не имть никакихъ денежныхъ длъ съ Соверби. Можетъ-быть онъ и не безчестный человкъ, но ужь черезчуръ изворотливый…
— Хорошо, Лофтонъ, что же ты скажешь, когда узнаешь, что я за него подписалъ вексель въ четыреста фунтовъ?
— Да я бы сказалъ… но ты шутишь, человкъ въ твоемъ положеніи не сталъ бы этого длать.
— Однакожь я это сдлалъ.
Лордъ Лофтонъ посмотрлъ на него съ недоумніемъ.
— Онъ меня упросилъ въ послдній вечеръ, который я провелъ тамъ, говорилъ, что я его выручу изъ бды, и что никогда еще онъ не отказывался отъ уплаты своихъ долговъ.
— Никогда не отказывался! воскликнулъ лордъ Лофтонъ:— да у ростовщиковъ цлыя кипы его просроченныхъ векселей! И ты точно поручился за него въ четырехъ-стахъ фунтахъ?
— Точно.
— На какой срокъ?
— На три мсяца.
— И подумалъ ты о томъ, гд достать эти деньга?
— Я очень хорошо знаю, что не могу ихъ достать, по крайней мр въ такое короткое время. Придется возобновить вексель и уплачивать его мало-по-малу, то-есть въ такомъ случа, если Соверби не возьметъ уплаты на себя.
— Это почти такъ же вроятно, какъ и то, что онъ возьмется уплатить государственный долгъ.
Робартсъ разказалъ ему о предполагаемой женитьб Соверби, прибавивъ, что но всмъ вроятіямъ миссъ Данстеблъ приметъ его предложеніе.
— И не мудрено, сказалъ Лофтонъ:— Соверби человкъ очень пріятный, въ такомъ случа, онъ будетъ обезпеченъ на всю жизнь. Но кредиторы его ровно ничего не выиграютъ. Герцогъ иметъ въ рукахъ закладныя на его помстья, и ужъ конечно вытребуетъ свои деньги, такъ что имніе перейдетъ на имя жены. Мелкіе же кредиторы, какъ напримръ ты, не получатъ ни шиллинга.
Бдный Маркъ! Онъ и прежде отчасти подозрвалъ все это, но не такъ ясно выговаривалъ себ горькую истину. Итакъ, не было сомннія, что въ наказаніе за его слабость ему придется заплатить не только четыреста фунтовъ, но и проценты, пошлины, издержки за возобновленіе векселя, за штемпельныя марки, и т. д. Да, точно, онъ попалъ въ руки къ Филистимлянамъ во время своего пребыванія у герцога. Теперь ему стало достаточно ясно, что лучше бы онъ сдлалъ, еслибы напередъ отказался отъ всхъ великолпій Чальдикотса и Гадеромъ-Кассля.
Но какъ объявить это жен?

ГЛАВА X.

Маркъ Робартсъ долго обсуживалъ этотъ вопросъ въ своемъ ум, колебался, и не могъ ни на что ршиться. Наконецъ онъ остановился на одномъ план, и нельзя сказать, чтобы планъ этотъ былъ очень дуренъ, еслибъ онъ только могъ привести его въ исполненіе.
Онъ разузнаетъ, у какого банкира вексель его былъ дисконтированъ. Онъ обратится къ Соверби, и если не узнаетъ отъ него, побываетъ у трехъ барчестерскихъ банкировъ. Онъ почти не сомнвался, что онъ былъ представленъ одному изъ нихъ. Онъ передастъ банкиру свое убжденіе, что уплата векселя вся падетъ на него, объяснитъ ему, что сдлать это черезъ три мсяца ему будетъ невозможно, разкажетъ ему въ какомъ положеніи его дла, банкиръ объяснитъ ему тогда, какимъ образомъ дло это моглобы быть улажено. Онъ надялся, что ему можно будетъ каждые три мсяца уплачивать пятьдесятъ фунтовъ съ процентами. Какъ только онъ условится съ банкиромъ, жена его все узнаетъ. Она могла бы заболть отъ испуга и безпокойства, еслибъ онъ разказалъ ей объ этомъ дл теперь, когда оно еще было не улажено.
Но на другое утро онъ изъ рукъ почтальйона Робина получилъ извстіе, которое надолго перевернуло вс его планы. Письмо было изъ Экзетера. Отецъ его заболлъ, и доктора объявили, что онъ въ опасности. Въ тотъ вечеръ, когда писала его сестра, старикъ чувствовалъ себя очень дурно, и Марка просили какъ можно скоре хать въ Экзетеръ. Разумется, онъ отправился въ Экзетеръ, опять оставивъ души фремлейскихъ своихъ прихожанъ на попеченіе валлійскаго пастора который по своимъ церковнымъ понятіямъ принадлежалъ не къ верхней, а къ нижней церкви. Отъ Фремлея до Сильвербриджа всего четыре мили, а черезъ Сильвербриджъ проходитъ западная желзная дорога. Поэтому онъ къ вечеру того же дня былъ уже въ Экветер.
Но онъ не засталъ уже отца своего въ живыхъ. Болзнь старика развилась быстро, и онъ умеръ не простившись съ старшимъ сыномъ. Маркъ прибылъ къ своимъ именно въ то время, когда они начинали сознавать, какъ много измнилось ихъ положеніе.
Доктору посчастливилось на избранномъ имъ поприщ, но тмъ не мене онъ не оставилъ посл себя столько денегъ, сколько, по общей молв, должно было находиться въ его карманахъ. Да и какъ иначе? Докторъ Робартсъ воспиталъ большое семейство, онъ всегда жилъ хорошо, и никогда не имлъ въ рукахъ шиллинга, не заработаннаго имъ самимъ. Конечно, деньги съ пріятною быстротой сыплются въ руки доктора, пользующагося довріемъ богатыхъ стариковъ и дамъ среднихъ лтъ, но он почти съ такою же быстротой и исчезаютъ изъ нихъ, когда жену и семь человкъ дтей хочется окружить всмъ, что свтъ почитаетъ пріятнымъ и полезнымъ. Маркъ, какъ мы уже видли, воспитывался въ Гароу и Оксфорд, и поэтому какъ бы уже получилъ свою часть отцовскаго наслдія. Для Джеральда Робартса, втораго брата, было куплено мсто въ полку. Ему также посчастливилось: онъ былъ въ Крыму, остался живъ и получилъ капитанскій чинъ. Младшій же братъ, Джонъ Робартсъ, служилъ клеркомъ въ одномъ департамент, и уже былъ помощникомъ секретаря у начальника. На его воспитаніе не жалли денегъ: въ т дни молодой человкъ не могъ получить такого мста, не зная по крайней мр трехъ иностранныхъ языковъ, а отъ него требовались еще основательныя свднія въ тригонометріи, въ библейскомъ богословіи или одномъ изъ мертвыхъ языковъ, по собственному его выбору.
Сверхъ того, у доктора были четыре дочери. Изъ нихъ дв были замужемъ, въ томъ числ та Бленчь, въ которую лордъ Лофтонъ обязанъ былъ влюбиться на свадьб друга. Одинъ девонширскій помщикъ взялъ на себя въ этомъ случа обязанность лорда, но женившись на ней, онъ для перваго обзаведенія имлъ надобность въ двухъ-трехъ тысячахъ фунтовъ, и докторъ выдалъ ихъ ему. Старшая дочь также покинула родительскій домъ не съ пустыми руками, и поэтому, когда докторъ умеръ, въ дом его оставались только дв меньшія его дочери, изъ которыхъ только одна младшая, Люси, будетъ часто встрчаться намъ въ продолженіе этого разказа.
Марку пришлось провести десять дней въ Экзетер: душеприкащиками были назначены онъ и девонширскій помщикъ. Въ завщаніи своемъ докторъ объяснялъ, что старался устроить судьбу каждаго изъ своихъ дтей. Что касается милаго его сына Марка, то за него безпокоиться ему было нечего. Услышавъ это при чтеніи завщанія, Маркъ принялъ весьма довольный видъ, но тмъ не мене сердце его сжалось: онъ было надялся, что ему достанется маленькое, самое маленькое наслдство, которое поможетъ ему разомъ развязаться съ этимъ мучительнымъ векселемъ. Затмъ, въ завщаніи было сказано, что Мери, Геральдъ и Бленчь также, благодаря Бога, имютъ врный кусокъ хлба. Кто бы взглянулъ на девонширскаго помщика, тотъ могъ бы подумать, что и его сердце нсколько сжалось: онъ не умлъ такъ хорошо владть собой и скрывать свои чувства, какъ боле хитрый и свтскій его дверь. Джону, помощнику секретаря, была оставлена тысяча фунтовъ, а на долю Дженъ и Люси — кругленькіе капитальцы которые въ глазахъ осторожныхъ жениховъ могли придать много прелести этимъ молодымъ двушкамъ Оставалась еще движимость, и докторъ просилъ продать ее, а деньги раздлить между всми. Каждому отъ этой продажи могло достаться отъ шестидесяти до семидесяти фунтовъ, чмъ могли быть покрыты издержки, причиненныя его смертью.
Вс сосди и знакомые единогласно ршили, что старый докторъ распорядился отлично. Онъ и въ завщаніи своемъ не отступилъ отъ обычной своей справедливости. Маркъ твердилъ это вмст съ другими, да и дйствительно былъ убжденъ въ этомъ, несмотря на то, что онъ немного обманулся въ своемъ ожиданіи. На третье утро по прочтеніи завщанія мистеръ Крауди изъ Кримклотидъ-Галла наконецъ утшился въ своемъ гор, и нашелъ, что все совершенно справедливо. Затмъ было ршено, что Дженъ подетъ погостить къ нему (у него былъ сосдъ помщикъ, который, по его разчетамъ, долженъ былъ посвататься за Дженъ), а что Люси, младшая сестра, будетъ жить у Марка. Дв недли по полученіи извстнаго намъ письма, Маркъ прибылъ къ себ домой, съ сестрой Люси подъ своимъ крыломъ.
Все это помшало Марку привести въ исполненіе мудрое свое ршеніе насчетъ этого кошемара, этого векселя, даннаго мистеру Соверби. Вопервыхъ онъ не могъ побывать въ Барчестер такъ скоро, какъ располагалъ, а потомъ въ немъ мелькнула мысль, что быть-можетъ лучше бы ему было занять эти деньги у брата Джона, и выплачивать ему должные проценты. Но онъ не захотлъ переговорить съ нимъ объ этомъ въ Экзетер, гд они еще какъ бы стояли надъ могилой отца, и онъ отложилъ дло до другаго времени. Срокъ векселю выходилъ еще не скоро, и онъ успетъ еще все устроить, а Фанни нечего было и говорить объ этомъ, пока онъ окончательно не ршится на что-нибудь. Онъ повторялъ себ, что этимъ можетъ убить ее, если онъ скажетъ ей объ этомъ долг и вмст съ тмъ не скажетъ ей, какія онъ иметъ средства уплатить его.
Теперь нужно сказать нсколько словъ о Люси Робартсъ. Какъ пріятно было бы, еслибы можно было обойдтись безъ всхъ этихъ описаній! Но Люси Робартсъ будетъ играть не послднюю роль въ этой маленькой драм, и я долженъ дать нкоторое понятіе о ея наружности тмъ, которыхъ интересуютъ эти подробности. Когда мы въ послдній разъ видли ее скромною двочкой на свадьб брата, ей было шестнадцать лтъ, съ тхъ поръ прошло слишкомъ два года, и когда умеръ ея отецъ, ей было почти девятнадцать лтъ: она была ребенкомъ на свадьб брата, но теперь она была женщина.
Ничто, кажется, такъ быстро не развиваетъ ребенка, не длаетъ изъ него женщину, какъ эти минуты, когда приходится видть смерть вблизи. До тхъ поръ на долю Люси выпадало мало женскихъ обязанностей. О денежныхъ длахъ она не знала ничего, кром шутливой попытки отца назначить ей двадцать пять фунтовъ въ годъ на вс ея издержки, но попытка эта осталась шуткой вслдствіе нжной щедрости ея отца. Сестра ея, которая была старше ея тремя годами (Джонъ былъ моложе ея и старше Люси), завдывала домомъ, то-есть разливала чай и совщалась съ экономкой объ обдахъ. Мсто же Люси было около отца, она читала ему вслухъ по вечерамъ, придвигала ему мягкое кресло, приносила ему туфли. Все это она длала какъ ребенокъ, но когда она стояла у изголовья умирающаго отца, молилась у его гроба, тогда она была женщина.
Она была меньше ростомъ своихъ сестеръ, признанныхъ въ Экзетер видными красавицами, чего о Люси сказать было невозможно.— Какъ жаль! говорили о ней:— бдная Люси вовсе не похожа на Робартсовъ, не такъ ли, мистриссъ Поль?
И мистриссъ Поль отвчала:
— Вовсе не похожа. Вспомните, какова была Бленчь въ ея лта. Глаза у ней впрочемъ хороши, говорятъ, что она всхъ ихъ умне.
Описаніе это такъ врно, что я не знаю право, что къ нему прибавить. Она не была похожа на Бленчь: у Бленчи былъ чудный цвтъ лица и прекрасныя плечи, и сложена она была великолпно, et vera incenu patuit Dea — настоящая богиня, по крайней мр на взглядъ. Кром того, она съ любовью заправляла яблочные пуддинги, и въ свое недолгое царствованіе въ Кримклотидъ-Галл уже успла постигнуть вс таинства по части поросятъ и масла, и почти вс по части сидра и зеленаго сыра. Плечи же Люси не были такого рода, чтобы можно было потратить на нихъ много краснорчія, она была смугла, она не достаточно вникла въ кухонныя тайны. Что касается плечъ и цвта лица, она, бдняжка, не была виновата, но относительно послдняго пункта мы должны признаться, что она вовсе не воспользовалась представлявшимися ей возможностями просвтиться.
Но за то, что за глаза были у нея! Мистриссъ Поль и въ этомъ отношеніи была права. Они такъ и сверкнутъ, когда она глянетъ на васъ: блескъ ихъ конечно не всегда былъ мягокъ, онъ даже рдко былъ мягокъ, если вы ей были не знакомы, но блескъ этотъ, кротко ли, сердито ли она взглянетъ на васъ, былъ ослпителенъ. И кто скажетъ, какого цвта были эти глаза? Должно-быть зеленоватые, потому что глаза по большей части бываютъ этого цвта, зеленоватые,— или пожалуй срые, если читатель найдетъ, что зеленоватый цвтъ главъ непріятенъ. Глаза Люси поражали не цвтомъ своимъ, но огнемъ, горвшимъ въ нихъ.
Она была совершенная брюнетка. Ея смуглыя щеки иногда покрывались очаровательнымъ румянцемъ, темныя ея рсницы были длинны и мягки, ея маленькіе зубы, которые рдко выставлялись на показъ, были блы какъ жемчугъ, ея волосы, хотя не длинные, были необыкновенно мягки: они не совсмъ были черные, но самаго темнаго каштановаго оттнка. У Бленчи были также замчательно-блые зубы. Но когда она смялась, то она какъ будто вся была только зубы, точно такъ же когда она сидла за фортепіяно, то она какъ будто вся было только плечи да шея. Но зубы Люси! Эти два ряда благо, ровнаго жемчуга являлись, мелькали только изрдка, когда, чмъ-нибудь пораженная, удивленная, она на минуту раскроетъ свои губы. Мистриссъ Поль непремнно упомянула бы также объ ея зубахъ, еслибы только ей удалось когда-либо увидть ихъ.
— Но, говорятъ, что она всхъ ихъ умне, прибавила мистриссъ Поль. Жители Экзетера произнесли этотъ приговоръ, и не даромъ. Не знаю, какимъ образомъ это длается, но въ маленькомъ городк всегда всмъ извстно, кто въ какомъ семейств лучше всхъ одаренъ.
Въ этомъ отношеніи мистриссъ Поль передала общее мнніе, и общее мнніе не ошибалось. Люси Робартсъ получила отъ Бога умъ боле тонкій и живой чмъ вс ея братья и сестры.
‘Признаться теб, Маркъ, мн Люси нравится гораздо больше чмъ Бленчь.’ Это сказала мистриссъ Робартсъ нсколько часовъ посл того, какъ она получила право носить это имя. ‘Она не красавица, я это знаю, но для меня она лучше красавицы.’
— Милая моя Фанни! съ удивленіемъ произнесъ Маркъ.
— Я знаю, что немногіе согласятся со мной. Но правильныя красавицы никогда очень не привлекали меня. Быть-можетъ это потому, что я завистлива.
Нечего говорить какимъ образомъ отвчалъ на это Маркъ, каждый можетъ себ представить, что онъ отвчалъ чмъ-нибудь очень нжнымъ и лестнымъ для молодой его жены. Но онъ не забылъ ея словъ, и всегда посл этого называлъ Люся любимицей Фанни. Ни одна изъ его сестеръ не была съ тхъ поръ у него въ Фремле, и хотя Фанни провела недлю въ Экзетер по случаю свадьбы Бленчь, но нельзя было сказать, чтобъ она очень сблизилась съ ними. Но когда, по обстоятельствамъ, стало необходимо, чтобъ одна изъ нихъ похала съ нимъ въ Фремлей, онъ вспомнилъ отзывъ жены и предложилъ это Люси, а Дженъ, душа которой сочувствовала душ Бленчи, была очень рада хать въ Кримклотидъ-Галлъ. Плодородныя земли Гевибедъ-Гауса примыкали къ владніямъ ея зятя, а въ Гевибедъ-Гаус еще не было занято мсто хозяйки.
Фанни была въ восторг, когда эти всти дошли до нея. Необходимо было, чтобы при ихъ теперешнихъ обстоятельствахъ одна изъ сестеръ Марка жила съ нимъ, и она была рада, что подъ однимъ кровомъ съ ней будетъ жить это маленькое, тихое существо съ большими блестящими глазами. Она заставитъ дтей полюбить себя, но лишь бы не столько, сколько они любятъ свою мамашу, она приготовитъ для нея уютную комнатку съ окномъ надъ параднымъ крыльцомъ и съ каминомъ, никогда не дымящимъ, она будетъ ей давать править пони, что со стороны Фанни было большою жертвой, Она подружитъ ее съ леди Лофтонъ. Дйствительно, не дурная доля выпада для Люси.
Леди Лофтонъ, разумется, тотчасъ же узнала о смерти доктора, она выказала большое участіе, и поручила Фанни сказать отъ ней мужу иного ласковаго и добраго, совтовала ему не спшить домой, и оставаться въ Экзетер, пока не будетъ все улажено. Тогда Фанни разказала ей о гость, которую она ожидаетъ гь себ. Когда она узнала, что то будетъ меньшая Люси, она тоже была довольна, прелести Бленчи, хотя он были неоспоримы, не пришлись ей по вкусу. Еслибы теперь явилась вторая Бленчь, мало ли какимъ опасностямъ могъ бы подвергнуться молодой лордъ Лофтонъ!
— Безподобно, сказала она,— иначе поступить онъ не могъ. Я, кажется, помню эту двицу, она мала ростомъ, Не правда ли? и очень застнчива.
— Мала ростомъ и очень застнчива… Что за описаніе! сказалъ лордъ Лофтонъ.
— Что жь такое, Лудовикъ? Небольшой ростъ не бда, а застнчивость вовсе не порокъ въ молодой двушк. Мы будемъ очень ради познакомиться съ ней.
— Я другую сестру вашего мужа помню очень хорошо, продолжалъ лорд Лофтонъ.— Она была необыкновенно хороша собой.
— Я не думаю, чтобы Люси показалась вамъ хорошенькою, сказала мистриссъ Робартсъ.
— Маленькая ростомъ, застнчивая, и…— лордъ Лофтонъ остановился, и мистриссъ Робартсъ добавила:— и некрасивая собой. Ей нравилось лицо Люси, но она думала, что другимъ она вроятно не покажется хорошенькою.
— Вы ршительно несправедливы, сказала леди Лофтонъ.— Я очень хорошо помню ее, и положительно говорю, что она далеко не дурна. Она очень мило держалась на вашей свадьб, и сдлала на меня гораздо больше впечатлнія чмъ ваша красавица.
— Признаюсь, я ее вовсе не помню, сказалъ лордъ Лофтонъ, и этимъ кончился разговоръ о Люси.
По прошествіи двухъ недль, Маркъ возвратился домой съ сестрой. Они прибыли въ Фремлей въ седьмомъ часу, когда уже совершенно стемнло: то было въ декабр. На земл лежалъ снгъ, въ воздух былъ морозъ, луны не было, осторожные люди, пускаясь въ путь, заботились о темъ, чтобы лошади были хорошенько подкованы. Въ кабріолетъ Марка, отправленный его женою въ Сильвербриджъ, было положено не малое количество теплыхъ платковъ и плащей. Телга была отправлена за вещами Люси, и были сдланы вс приготовленія.
Фанни три раза сама всходила наверхъ, чтобы посмотрть, ярко ли пылаетъ огонь въ камин маленькой комнаты надъ крыльцомъ, и въ ту минуту, когда послышался стукъ колесъ, она старалась объяснить сыну, что такое тетя. До тхъ поръ онъ, кром папы, мамы и леди Лофтонъ, не зналъ ничего и никого, за исключеніемъ, конечно, нянекъ.
Черезъ три минуты Люси уже стояла у огня. Эти три ммнуты Фанни провела въ объятіяхъ мужа. Прізжай къ ней кто хочетъ, но посл двухъ-недльной разлуки, она поцлуетъ мужа прежде чмъ будетъ привтствовать гостя. Но потомъ она обратилась къ Люси и принялась помогать ей снимать платки и салопъ.
— Благодарю васъ, сказала Люси,— я не озябла, по крайней мр, не очень озябла. Не безпокоитесь, я все это могу сдлать сама.
Но сказавъ это, она похвасталась, пальцы ея такъ оцепенли, что не могли ничего ни развязать, ни завязать.
Вс, разумется, были въ траур. Но мрачность одежды Люси поразила Фанни гораздо боле своей собственной. Черное ея платье какъ бы превратило ее въ какую-то эмблему смерти. Она не поднимала глазъ, но смотрла въ огонь, и,— казалось, ей было неловко и страшно.
— Пусть она себ говоритъ что хочетъ, Фанни, сказалъ Маркъ,— но она очень озябла, и я также порядкомъ прозябъ. Не худо бы ее теперь отвести въ ея комнату. О туалет нашемъ намъ нечего еще сегодня думать, не такъ ли, Люси?
Въ спальн своей Люся немного обогрлась, и Фанни, глядя на нее, сказала себ, что слово ‘некрасивая’ вовсе не приходится къ ней. Люси была очень недурна собой.
— Вы скоро привыкнете въ намъ, сказала Фанни,— и тогда, я надюсь, вамъ хорошо будетъ у насъ.— И она избрала руку Люси и нжно пожала ее.
Люси взглянула на нее, и въ глазахъ ея не свтилось уже начего, кром нжности.
— Я уврена, что буду счастлива здсь, у васъ, сказала она.— Но… но… милый мой папа!
И тогда он упали другъ къ другу въ объятія, и поцлуи и слезы скрпили ихъ дружбу.
‘Некрасива,’ повторила про себя Фанни, когда наконецъ волосы гостьи ея были приведены въ порядокъ, слды слезъ смыты съ ея глазъ: ‘некрасива! Да, я рдко видала такое очаровательное лицо.’
— Твоя сестра прелесть какъ хороша, сказала она Марку, когда они вечеромъ остались одни.
— Нтъ, она не хороша собой, но она добрая двочка, и преумненькая также, въ своемъ род.
— По моему, она очаровательна… Я въ жизнь свою не видала такихъ глазъ.
— Поручаю ее въ такомъ случа теб, ты ей найдешь мужа.
— Не думаю, чтобъ это было очень легко. Она будетъ разборчива.
— И прекрасно. Но на мой взглядъ ей на роду написано быть старою двой, тетушкой Люси твоихъ малютокъ до конца своей жизни.
— Я и на это согласна. Но я сомнваюсь, чтобъ ей долго пришлось играть роль тетки. Она будетъ разборчива, это такъ, но еслибъ я была мущина, я бы тотчасъ же въ нея влюбилась. Замтилъ ли ты, Маркъ, какіе у нея зубы?
— Не могу сказать, чтобы замтилъ.
— Ты, пожалуй, не замтишь если у кого-нибудь ни одного не будетъ во рту.
— Если этотъ кто-нибудь будетъ ты, душа моя, такъ замчу, твои зубки я знаю вс наперечетъ.
— Молчи.
— Повинуюсь, тмъ боле, что мн страшно хочется спать.
Итакъ, въ этотъ разъ ничего больше не было сказано о красот Люси.
Въ первые два дня мистриссъ Робартсъ не знала, съ какой стороны ей приступиться къ золовк. Люси, нужно замтить, была очень сдержана и мало высказывалась, къ тому же она принадлежала къ числу тхъ рдкихъ, очень рдкихъ людей, которые спокойно и скромно идутъ своею дорогой, не стараясь сдлать изъ себя центръ боле или мене обширнаго круга. Большинство людей подвержено этой слабости. Обдъ мой дло такое важное для меня самого, что я и врить не хочу, чтобы всякій другой былъ совершенно равнодушенъ къ нему. Для молодой дамы запасъ ея дтскаго тряпья, а для пожилой запасы ея столоваго и другаго блья такъ интересны, что, по ихъ убжденію, всякому должно быть пріятно видть ихъ сокровища. Да не вообразитъ впрочемъ, читатель, чтобъ я смотрлъ на это убжденіе какъ на зло. Оно даетъ пищу разговорамъ, и до нкоторой степени сближаетъ людей. Мистриссъ Джонсъ осмотритъ комоды мистриссъ Уайтъ въ надежд, что и мистриссъ Уайтъ отплатитъ ей тмъ же. Мы можемъ вылить изъ кувшина только то, что въ немъ содержится. Люди по большей части умютъ говорить только о себ или по крайней мр о тхъ индивидуальныхъ кругахъ, которымъ они служатъ центромъ. Я не могу согласиться съ тми, которые ратуютъ противъ такъ-называемой пустой болтовни людей, а что касается до меня самого, то я всегда съ удовольствіемъ и участіемъ осматриваю блье мистриссъ Джонсъ, и никогда не упускаю случая сообщить ей подробности о моемъ обд.
Но Люси Робартсъ не имла этого дара. Она почти не знала свой невстки, и явившись къ ней въ домъ, совершенно, казалось, удовольствовалась тмъ, что нашла себ пріютъ и теплый уголокъ у камина. Она, казалось, не нуждалась въ сердечныхъ изліяніяхъ, въ соболзнованіи другихъ. Я не хочу этимъ сказать, чтобъ она была угрюма, не отвчала, когда съ нею разговаривали, не обращала вниманія на дтей, но она ни сразу сблизилась съ Фанни, не поспшила излить въ ея сердце вс свои надежды и горе, какъ бы желала того Фанни.
Мистриссъ Робартсъ сама, въ этомъ отношеніи, вовсе не походила на Люси. Когда она сердилась на леди Лофтонъ, она это показывала. И теперь, когда восторженная ея любовь къ леди Лофтонъ стала еще сильне, она показывала также и это. Когда она въ чемъ-нибудь была недовольна мужемъ, она не могла этого скрыть, хотя и старалась и воображала, что это удается ей, также точно не могла она скрыть свою горячую, безпредльную женскую любовь. Она не могла пройдтись по комнат, опираясь на руку мужу и выражая въ каждомъ своемъ взгляд и движеніи, что для нея онъ лучше и краше всхъ на свт. Вс чувства ея были наружи, и тмъ грустне ей было видть, что Люси не спшитъ высказать ей все, что у нея на душ.
— Она такъ тиха, говорила Фанни мужу.
— Она такая отъ природы, отвчалъ Маркъ.— Она и ребенкомъ всегда была тиха. Мы вс ломали и били въ дребезги что ни попадалось намъ въ руки, а она никогда чашки не разбила.
— Я бы желала, чтобъ она теперь что-нибудь разбила, сказала Фанни,— быть-можетъ это бы подало поводъ къ разговору.
Но несмотря на все это, любовь ея къ золовк не ослабвала. Не отдавая себ самой отчета въ томъ, она вроятно еще боле цнила ее за то, что она такъ мало была похожа на нее.
Два дня спустя, навстила ее леди Лофтонъ. Фанни, разумется, успла много разказать о ней новому члену своего семейства. Подобное сосдство въ деревн иметъ такое вліяніе на весь складъ жизни, что нельзя не думать и не говорить о немъ. Мистриссъ Робартсъ была почти воспитана подъ крыломъ вдовствующей леди, и, разумется, не могла не говорить о ней. Да не заключитъ изъ этого читатель, чтобы мистриссъ Робартсъ была падка до знати, до сильныхъ міра сего. Мало же онъ знаетъ сердце человческое, если не понялъ этой разницы.
Люси была нма почти во все время посщенія леди Лофтонъ.
Фанни очень желала, чтобы ея первое впечатлніе на старуху было благопріятное, и чтобъ этому способствовать — всячески старалась выставить Люси и втянуть ее въ разговоръ. Лучше было бы этого не длать. Но леди Лофтонъ была одарена достаточнымъ женскимъ тактомъ, чтобы не вывести какихъ-нибудь ошибочныхъ заключеній изъ молчанія Люси.
— А когда же вы будете обдать у насъ, сказала леди Лофтонъ, съ намреніемъ обращаясь къ старой своей пріятельниц, Фанни.
— Назначьте намъ сами день. Вы знаете, что намъ никогда не предстоитъ много выздовъ.
— Что скажете вы о четверг, миссъ Робартсъ? Вы никого не встртите у меня кром сына, такъ что это никакъ нельзя будетъ назвать выздомъ. Фанни скажетъ вамъ, что отправиться въ Фремле-Корть такой же выздъ какъ перейдти изъ одной комнаты въ другую. Не такъ ли, Фанни?
Фанни засмялась и отвтила, что ей такъ часто случалось совершать это путешествіе, что быть-можетъ она стала находить его уже черезчуръ легкимъ.
— Мы вс здсь составляемъ одно дружное и счастливое семейство, миссъ Робартсъ, и будемъ очень рада включить въ него васъ.
Люси улыбнулась леди Лофтонъ самою милою своею улыбкой, и сказала что-то, но такъ тихо, что словъ ея нельзя было разслыхать. Ясно было впрочемъ то, что она не могла еще заставятъ себя отправиться въ гости обдать, хотя бы даже въ Фремле-Корть.
— Я очень благодарна леди Лофтонъ, сказала она, обращалась къ Фанни:— но прошло еще такъ мало времена…. и…. и я была бы такъ счастлива, еслибы вы отправились безъ меня.
Но такъ какъ главною цлью было именно ввести ее въ Фремле-Кортъ, то обдъ былъ отложенъ на время — sine die.

ГЛАВА XI.

Люси познакомилась съ лордомъ Лофтономъ только мсяцъ спустя, и то это произошло совершенно случайно. Въ продолженіе этого времени леди Лофтонъ нсколько разъ была у Робартсовъ и до нкоторой степени сблизилась съ Люси, но молодая двушка еще ни разу не ршилась воспользоваться ея часто-повторенными приглашеніями. Мистеръ Робартсъ и его жена часто бывали въ Фремле-Корт, но страшный для Люси день, когда ей придется имъ сопутствовать, еще не насталъ.
Она видла лорда Лофтона разъ въ церкви, но мелькомъ, такъ что вроятно не узнала бы его при встрч, а съ тхъ поръ и вовсе не видала его. Въ одинъ прекрасный день, однако, или скоре вечеръ, потому что уже начинало смеркаться, онъ догналъ на дорог ее и Фанни, когда он возвращались домой. На плеч его лежало ружье, три лягавыя собаки и лсничій слдовали за нимъ.
— Какъ вы поживаете, мистриссъ Робартсъ? сказалъ онъ, еще прежде чмъ поравнялся съ ними.— Я уже съ полмили гонюсь за вами по дорог. Никогда не встрчалъ я дамъ, которыя бы такъ скоро ходили.
— Мы бы замерзли, еслибы мшкали по дорог какъ вы, господа, сказала Фанни, останавливаясь, чтобы протянуть ему руку. Она забыла въ эту минуту, что Люси еще не знала его и не представила его ей.
— Не познакомите ли вы меня съ вашею сестрой, сказалъ онъ, снимая шляпу и кланяясь Люси.— Вотъ уже съ мсяцъ и больше какъ мы сосди, а я еще не имлъ удовольствія встртить ее.
Фанни извинилась въ своей разсянности и представила его Люси, онъ пошелъ съ ними рядомъ, обращаясь къ нимъ обимъ, но получая отвты отъ одной Фанци. Дойдя до воротъ Фремле-Корта, они остановились на минуту.
— Меня удивляетъ, что вы одни, сказала ему мистриссъ Робартсъ,— я думала, что капитанъ Колпеперъ съ вами.
— Капитанъ покинулъ меня на одинъ день. Если вамъ угодно, я шепну вамъ на ухо, куда онъ похалъ. Даже здсь въ лсу я не смю громко выговорить это слово.
— Въ какое же это такое ужасное мсто онъ могъ отправиться? Если это что-нибудь очень страшное, то ужь лучше не говорите.
— Онъ похалъ въ…. въ…. Но вы общаете мн не говорить матушк?
— Не говорить вашей матушк? Вы теперь возбудили мое любопытство. Куда же это онъ могъ похать?
— Такъ вы общаетесь мн не говорить?
— Да, да! Я уврена, что леди Лофтонъ не станетъ меня допрашивать, гд капитанъ Колпеперъ и что онъ длаетъ. Мы ни слова никому не скажемъ, не такъ ли Люси?
— Онъ похалъ на одинъ день въ Гадеромъ-Кассль стрлять фазановъ. Но Бога ради не выдавайте насъ. Мама воображаетъ, что у Колпепера болятъ зубы, и что онъ сидитъ въ своей комнат. Мы не посмли произнести при ней это имя.
Оказалось, что мистриссъ Робартсъ было нужно зайдти за чмъ-то къ деды Лофтонъ, а Люси между тмъ должна была одна возвратиться домой.
— Я общался вашему мужу побывать у него, или скоре у его собаки Понто, сказалъ лордъ Лофтонъ.— А кром того я сдлаю еще два хорошія дла: я отнесу къ вамъ пару ‘азановъ и защищу миссъ Робартсъ отъ злыхъ духовъ Фремлейскаго лса.
Итакъ мистриссъ Робартсъ вошла въ ворота, а Люси и лордъ Лофтонъ отправились своею дорогой.
Лордъ Лофтонъ, хотя ему еще никогда не доводилось говорить съ Люси, уже давно усплъ убдиться въ томъ, что она вовсе недурна собой. Правда, онъ видлъ ее только мелькомъ, въ церкви, но онъ тмъ не мене пришелъ къ заключенію, что съ обладательницей этого личика стоитъ познакомиться поближе, и былъ очень радъ случаю поговорить съ ней. ‘Итакъ вы въ замк своемъ скрываете никому неизвстную двицу,’ сказалъ онъ однажды мистриссъ Робартсъ. ‘Если плнъ ея продолжится еще не много, я почту своимъ долгомъ явиться ей на помощь, и силой освободить ее.’ Онъ два раза былъ въ пасторскомъ дом съ тмъ чтобъ увидать ее, но оба раза Люси умла скрыться отъ него. За то теперь она попалась, и лордъ Лофтонъ, перекинувъ черезъ плечо пару фазановъ, пустился въ путь съ своею добычей.
— Вы уже такъ давно здсь, сказалъ лордъ Лофтонъ,— а мы еще не имли удовольствія васъ видть.
— Да, милордъ, сказала Люси. (Лорды не слишкомъ часто встрчались до тхъ поръ въ ея знакомств.)
— Я говорилъ мистриссъ Робартсъ, что она во зло употребляетъ свою власть надъ вами, держитъ васъ въ заключеніи, и что мы будемъ принуждены силой или хитростью освободить васъ.
— Меня…. меня постигло недавно большое горе.
— Да, миссъ Робартсъ, я это знаю и только пошутилъ. Но я надюсь, что теперь вы уже въ состояніи бывать у насъ. Матушка такъ будетъ рада этому.
— Она очень добра, и вы также… милордъ.
— Я не помню моего отца, сказалъ лордъ Лофтонъ тономъ серіознымъ:— но я могу себ представить, какъ тяжела для васъ должна быть эта потеря.— И потомъ, посл минутнаго молчанія, онъ прибавилъ:— я хорошо помню доктора Робартса.
— Въ самомъ дл? сказала Люси быстро, оборачиваясь къ нему и впервые проявляя нкоторое оживленіе. Съ тхъ поръ какъ она была въ Фремле, никто еще не говорилъ съ ней объ отц. Вс боялись коснуться этого предмета. И какъ часто бываетъ это! Когда умираетъ человкъ, дорогой нашему сердцу, друзья наши боятся упомянуть о немъ, хотя для насъ, осиротвшихъ, ничего не можетъ быть отрадне, какъ услыхать его имя. Но мы рдко умемъ обращаться должнымъ образомъ какъ съ своимъ, такъ и чужимъ горемъ.
Нкогда, въ какой-то стран, существовалъ народъ (быть можетъ онъ и теперь существуетъ), который почиталъ грхомъ и святотатствомъ класть преграды всепожирающему пламени. Если горлъ домъ, онъ долженъ былъ сгорть до тла, хотя бы и были средства спасти его. Кто ршится идти наперекоръ Божьей воли? Наше понятіе о гор много иметъ общаго съ этимъ. Мы почитаемъ грхомъ, или во всякомъ случа жестокостью, стараться затушить его. Если человкъ лишился жены, онъ долженъ всюду являться съ мрачнымъ отчаяніемъ на лиц, въ продолженіи по крайней мр двухъ лтъ, съ тмъ чтобы во время первыхъ восьмнадцати мсяцевъ уныніе его проявлялось во всей своей сил, и мало-по-малу исчезало къ концу втораго года. Если онъ способенъ въ боле-короткое время подавить свое горе, потушить это пламя, то пусть онъ по крайней мр скрываетъ эту силу свою.
— Да, я помню его, продолжалъ лордъ Лофтонъ.— Онъ два раза прізжалъ въ Фремлей, когда я былъ еще мальчикомъ, на совщаніе съ моею матерью обо мн и Марк, чтобы ршить: не полезне ли намъ будутъ розги Итона чмъ розги Гарроу. Онъ былъ очень добръ ко мн, и всегда предсказывалъ насчетъ меня много хорошаго.
— Онъ ко всмъ былъ добръ, сказала Люси.
— Онъ именно производилъ такое впечатлніе — добраго, ласковаго, привтливаго человка,— человка, который долженъ быть обожаемъ своимъ семействомъ.
— Совершенно такъ. Я не помню, чтобъ онъ когда-нибудь сказалъ хотъ одно неласковое слово. Въ голос его не было ни одного рзкаго тона. Онъ былъ теплъ и привтливъ, какъ ясный день.
Люси, какъ мы уже сказали, имла нравъ сосредоточенный и мало высказывалась, но теперь, коснувшись этого предмета, она забыла, что говоритъ съ человкомъ совершенно ей незнакомымъ, и стала почти краснорчива.
— Я не удивляюсь, что вамъ такъ горько было лишиться его, миссъ Робартсъ.
— Да, мн было очень горько. Маркъ отличнйшій изъ братьевъ, я и сказать не умю, какъ Фанни добра и ласкова ко мн. Но я всегда какъ-то особенно была дружна съ моимъ отцомъ. Я такъ сжилась съ нимъ въ послдніе два года.
— Лта его уже были очень преклонныя, когда онъ умеръ, не такъ ли?
— Ему ровно было семьдесятъ лтъ, милордъ.
— Да, онъ былъ старъ. Матери моей только пятьдесятъ лтъ, а мы иногда называемъ ее старушкой. Не находите ли вы, что она на видъ старе своихъ лтъ? Мы вс говоримъ, что она нарочно хочетъ казаться старе свопъ лтъ.
— Леди Лофтонъ одвается старухой.
— То-то и есть. Съ тхъ поръ какъ я ее помню, она всегда такъ одвалась, всегда ходила въ черномъ. Теперь она трауръ сбросила, но все же общее впечатлніе ея одежды очень мрачно, не такъ ли?
— Я не люблю слишкомъ моложавый нарядъ на дамахъ…. дамахъ….
— Скажемъ, на дамахъ пятидесяти лтъ.
— Хорошо, на дамахъ пятидесяти лтъ, если вы этого хотите.
— Въ такомъ случа, я увренъ, что вамъ понравится моя мать.
Они вошли теперь въ калитку пасторскаго сада, открывающуюся на дорогу ближе главныхъ воротъ.
— Я полагаю, что найду Марка дома, спросилъ онъ.
— Да, я думаю, милордъ.
— Въ такомъ случа, я пройду этою дорожкой, потому что собственно мн нужно быть въ конюшн. Вы видите, что я здсь, какъ свой, хотя вы никогда еще меня не встрчали. Но теперь, миссъ Робартсъ, первый шагъ сдланъ, и я надюсь, что мы будемъ друзьями.— И съ этими словами онъ протянулъ ей руку, и когда она подала ему свою, онъ пожалъ ее такъ, какъ бы могъ сдлать это старый другъ.
И въ самомъ дл Люси разговорилась съ нимъ, какъ съ старымъ другомъ. Она на минуту забыла, что онъ знатная особа и, что видитъ она его въ первый разъ, забыла свою обычную осторожность и несообщительность. Лордъ Лофтонъ говорилъ къ ней такъ, какъ будто въ самомъ дл знакомство съ нею доставило ему большое удовольствіе, и она безотчетно поддалась этой тонкой лести. Лордъ Лофтонъ, вроятно, также безотчетно показалъ ей это участіе, какъ показалъ бы и всякій другой молодой человкъ. Онъ радъ былъ добиться взгляда этихъ большихъ блестящихъ глазъ. Въ этотъ вечеръ впрочемъ уже было такъ темно, что онъ почти не видалъ глазъ Люси.
— Что, Люси остались вы довольны своимъ спутникомъ? спросила Фанни, когда вся ихъ семейка собралась у камина передъ обдомъ.
— Да, ничего, отвтила Люси.
— Не очень же это любезно и лестно для нашего молодаго лорда.
— Я и не думала сказать что-нибудь любезное, Фанни.
— Люси у насъ положительный человкъ и не мастерица говорить любезности, сказалъ Маркъ.
— Я хотла только сказать, что не могу еще судить о лорд Лофтон, потому что провела съ нимъ всего десять минутъ.
— Дорого бы дали многія мн извстныя барышни, чтобы провести десять минутъ съ глазу на глазъ съ лордомъ Лофтономъ. Вы не знаете какъ высоко его здсь цнятъ. Онъ слыветъ за любезнйшаго изъ молодыхъ людей.
— Вотъ какъ! Я этого и не подозрвала, сказала Люси.
Притворщица!
— Бдная Люси! сказалъ ея братъ,— онъ приходилъ за тмъ, чтобъ осмотрть плечо Понто, и вроятно больше думалъ объ этой собак чмъ о ней.
— Очень вроятно, сказала Люси, и за тмъ они пошли обдать.
Люси говорила неправду: пока она одвалась, она ршала въ своемъ ум, что лордъ Лофтонъ очень малъ и любезенъ, но нкоторое притворство дозволительно молодой двушк, корда рчь идетъ о молодомъ человк.
Вскор посл этого Люси обдала въ Фремле-Корт. Капитанъ Колпеперъ все еще пребывалъ тамъ, несмотря на его преступную поздку въ Гадеремъ-Кассль. Другой гость леди Лофтонъ былъ духовный сановникъ изъ окрестностей Барчестера, пріхавшій къ ней съ женой и дочерью. То былъ архидіаконъ Грантли, о которомъ мы уже упоминали прежде, онъ пользовался во всей епархіи такою же извстностью какъ и самъ епископъ, и въ глазахъ большей части духовенства былъ даже боле важнымъ лицомъ. {Архидіаконъ есть важный санъ въ англиканской церкви. Онъ помощникъ епископа по дламъ церковной юрисдикціи и администраціи.}
Миссъ Грантли была не много старше Люси Робаргсъ, и тоже была тихая не очень разговорчива въ обществ. Красота ея была признана всми, она была похожа, быть-можетъ, слишкомъ похожа, на прекрасную статую. Лобъ ея былъ высокъ и блъ какъ мраморъ. Глаза ея были великолпны, но чувство рдко выражалось въ нихъ. Да и вообще она сама рдко обнаруживала какое-нибудь волненіе. Носъ ея былъ почти греческій, составлялъ съ ея лбомъ линію именно на столько прямую, чтобы профиль ея можно было назвать классическимъ. Ротъ ея также, по приговору художниковъ и знатоковъ въ красот, былъ прелестенъ, но я всегда находилъ, что губы ея слишкомъ тонки. Никто однако не нашелъ бы сказать слова противъ очертаній нижней части ея лица и ея нжныхъ щекъ. Волосы ея были свтлы, и она съ такимъ искусствомъ умла причесывать ихъ, что они не мшали общему впечатлнію ея красоты, но въ нихъ не было того изобилія и блеска, которые придаютъ такую пышность женской красот. Она была высока и стройна, и вс движенія ея были граціозны, но многіе находили, что въ ней нтъ той непринужденности, того abandon, которые придаютъ такую прелесть молодости. Говорили также, что ей не достаетъ оживленія, и что кром красоты своей она обществу ничего дать не можетъ.
Тмъ не мене она всми была признана красавицей Барсетшира, и молодые люди изъ сосднихъ графствъ прізжали издалека, по самымъ сквернымъ дорогамъ, ради того только чтобъ имть случай видть ее и потанцовать съ ней. Каковы бы не были ея недостатки, она составила себ громкую извстность. Прошлою весной она провела два мсяца въ Лондон, и даже тамъ была замчена, шелъ слухъ, что она совершенно очаровала лорда Домбелло, старшаго сына леди Гартелтопъ.
Легко себ представить, что архидіаконъ и жена его гордились ею, мистриссъ Грантли даже, быть-можетъ, больше гордилась красотой дочери чмъ бы подобало такой примрной женщин. Гризельда — такъ звали ее — была единственная дочь. У нея была, одна сестра, но сестра эта умерла. Въ живыхъ остались еще два ея брата, изъ которыхъ одинъ пошелъ по духовной части, другой вступилъ въ военную службу. Больше дтей у архидіакона не было, и такъ какъ онъ былъ очень богатый человкъ (отецъ его въ продолженіе многихъ лтъ былъ епископомъ барчестерскимъ, а онъ былъ единственнымъ его сыномъ, а въ то время положеніе епископа барчестерскаго было завидное), вс предполагали, что у миссъ Грантли будетъ большое состояніе. Мистриссъ Грантли впрочемъ не разъ повторяла, что она не намрена спшить устроить свою дочь. Обыкновенныхъ молодыхъ двушекъ выдаютъ замужъ, но двушекъ, выступающихъ чмъ-нибудь изъ ряда, устраиваютъ. Матери иногда сами портятъ цну своему товару, слишкомъ ясно выказывая свое желаніе сбыть его съ рукъ.
Но чтобы разомъ и прямо высказать всю истину — добродтель, къ которой не любятъ поощрять романиста,— я долженъ сказать, что рука миссъ Грантли, до нкоторой степени, уже больше не принадлежала ей. Не то чтобъ она, Гризельда, знала что-нибудь объ этомъ, или чтобы тотъ счастливый смертный имлъ понятіе объ ожидавшемъ его благополучія. Но между мистриссъ Грантли и леди Лофтонъ не разъ происходили тайныя совщанія, и условія были заключены, подписаны и скрплены печатью, не такою подицсью и не такою печатью, какъ договоры между королями и дипломатами, нарушаемые почти въ то самое время, какъ составляются, но нсколькими, отъ сердца сказанными словами, значительнымъ пожатіемъ руку, достаточнымъ залогомъ врности для такихъ союзниковъ. И по условіямъ этого договора Гризельда Грантли должна была превратиться въ леди Лофтонъ.
Леди Лофтонъ до тхъ поръ была счастлива въ своихъ матримоніяльныхъ предпріятіяхъ. Она избрала сэръ-Джорджа для дочери, и сэръ-Джорджъ самымъ добродушнымъ образомъ поддался ея желанію. Она избрала Фанни Монселъ для Марка Робартса, и Фанни не оказала ее ни малйшаго сопротивленія. Удачи эти придали ей вру въ свое всемогущество, и она почти не сомнвалась, что милый сынъ ея, Лудовикъ, влюбится въ Гризельду.
Лучше этой партіи, говорила себ леди Лофтонъ, нельзя было ей пожелать для сына. Леди Лофтонъ, уже это говорю я, имла твердыя религіозныя убжденія, а архидіаконъ былъ представителемъ именно того ученія, которое она признавала. Грантли, конечно не знатная фамилія, но леди Лофтонъ понимала, что нельзя же требовать всего. Умренность ея желанія ручалась ей за успхъ ея предпріятія. Она желала, чтобы жена ея сына была хороша собой, зная какъ мущины цнятъ красоту, она хотла, чтобъ онъ могъ гордиться ею. Но она страшилась слишкомъ живой, выразительной красоты этихъ сладкихъ, блестящихъ женскихъ прелестей, способныхъ опутать всхъ и каждаго, она боялась этихъ смющихся глазъ, выразительныхъ улыбокъ, свободныхъ рчей. Что если сынъ ея введетъ къ ней въ домъ какую-нибудь болтливую, вертлявую, кокетливую Еввину дочь? Какой бы это былъ для нея ударъ, хотя бы кровь нсколькихъ дюжинъ англійскихъ перовъ текла въ жилахъ этого существа!
Да къ тому же и деньги Гризельды будутъ не лишнія. Леди Лофтонъ, со всми своими романтическими идеями, была женщина осторожная. Она знала, что сынъ ея немного кутилъ хотя не думала, чтобъ онъ надлалъ серіозныхъ глупостей, и ей было пріятно думать, что бальзамъ, накопленный старымъ епископомъ, ддушкой Гризельды, поможетъ залчить раны, нанесенныя Лудовикомъ родовому имнію. И вотъ какимъ образомъ и по какимъ причинамъ выборъ леди Лофтонъ палъ на Гризельду Грантли.
Лордъ Лофтонъ не разъ встрчалъ Гризельду, встрчалъ ее до заключенія знаменитаго договора, и всегда восхищался ея красотой. Лордъ Домбелло мрачно промолчалъ цлый вечеръ въ Лондон, потому что лордъ Лофтонъ ужь очень разлюбезничался съ предметомъ его страсти, но нужно сказать, что молчаніе лорда Домбелло было у него самымъ краснорчивымъ способомъ выражаться. Леди Гартелтопъ и мистриссъ Грантли об знали, что оно означаетъ. Но партія эта не совсмъ бы пришлась мистриссъ Грантли. Она не сходилась въ понятіяхъ съ семействомъ Гартелтоповъ. Они принадлежали къ совершенно другому кружку, они были связаны съ Омніумскими интересами,— ‘съ этимъ ужаснымъ гадеромскимъ людомъ’, какъ сказала бы леди Лофтонъ, возводя очи къ небу и покачивая головой. Леди Лофтонъ вроятно, воображала, что на полночныхъ пирахъ въ Гадеромъ-Кассл съдались младенцы, что въ подземельяхъ содержались несчастныя двы и вдовы, и что ихъ иногда колесовали для удовольствія гостей герцога.
Когда семейство Робартсовъ вошло въ гостиную, архидіаконъ, его жена и дочь уже находились тамъ, и голосъ его, громкій и торжественный, поразилъ слухъ Люси еще прежде чмъ она переступила порогъ комнаты.
— Милая моя леди Лофтонъ, что бы вы мн про нея ни разказали, я ничему не удивлюсь. Эта женщина на все способна. Странно только то, что она не облачилась въ епископскую ризу.
Робартсы тотчасъ же поняли, что онъ говоритъ о мистриссъ Проуди: онъ эту даму терпть не могъ.
Посл первыхъ привтствій, леди Лофтонъ познакомила Люси съ Гризельдой Грантли. Миссъ Грантли милостиво улыбнулась, слегка наклонила голову, и тихимъ голосомъ замтила, что на двор очень холодно. Тихій голосъ, какъ извстно, большое достоинство въ женщин.
Люси, думавшая, что и она обязана сказать что-нибудь, отвтила, что въ самомъ дл очень холодно, но что она не боится холода при ходьб пшкомъ. И тогда Гризельда опять улыбнулась, но уже не такъ милостиво какъ въ первый разъ, и разговоръ этимъ кончился. Миссъ Грантли могла бы легко поддержать его, она была старше Люси и боле привыкла къ свту, но должно-быть она не имла особеннаго желанія вести разговоръ съ миссъ Робартсъ.
— Такъ вотъ какъ, Робартсъ! До меня дошли слухи, что вы говорили проповдь въ Чальдикотс, попрежнему громко сказалъ архидіаконъ.— Я на дняхъ видлъ Соверби, и онъ мн сказалъ что вы избрали себ лучшую часть, а имъ предоставили самую черную, работу.
— Напрасно онъ это говоритъ. Мы весь матеріалъ раздлили на три части. Гарольдъ Смитъ взялъ первую, я послднюю…
— А жена нашего почтеннаго епископа среднюю. Вы втроемъ воспламенили все графство. Но всхъ больше, говорятъ, отличилась она.
— Мн очень непріятно, что мастеръ Робартсъ былъ тамъ, сказала леди Лофтонъ, когда архидіаконъ повелъ ее къ обду.
— Я полагаю, что онъ иначе сдлать не могъ, сказалъ архидіаконъ, не имвшій обыкновенія слишкомъ строго нападать на собрата, разв только въ томъ случа, еслибъ онъ окончательно перешелъ въ непріятельскій станъ и пропалъ для него безвозвратно.
— Вы думаете, архидіаконъ?
— Да, если принять въ соображеніе, что Соверби другъ Лофтона…
— Какой же онъ ему другъ? сказала бдная леди Лофтонъ, какъ бы моля о пощад.
— Во всякомъ случа они были очень коротки, и Робартсу не ловко было бы отказаться, когда его просили сказать проповдь въ Чальдикотс.
— А оттуда онъ отправился въ Гадеромъ-Кассль. Я не хочу сказать, чтобъ я сердилась на него за это, но вы понимаете, это такое опасное мсто.
— Это такъ. Но будемъ надяться, что желаніе герцога видть у себя здравомыслящее духовное лицо есть хорошій знакъ. Атмосфера тамъ конечно нечистая, но безъ Робартса она была бы хуже чмъ при немъ. Но, Боже милосердый, какое кощунство произнесли мои уста! Я говорю о нечистой атмосфер и забываю, что самъ епископъ былъ тамъ.
— Да, епископъ былъ тамъ, сказала леди Лофтонъ, и они переглянулись и совершенно поняли другъ друга.
Лордъ Лофтонъ повелъ мистриссъ Грантли къ обду, и мры были приняты такія, что по другую его сторону пришлось сидть Гризельд. Случилось это какъ бы совершенно нечаянно, и та же судьба назначила капитана Колпепера и Марка сосдями Люси. Капитанъ Колпеперъ былъ человкъ одаренный отъ природы огромными усами и большими охотничьими способностями, но такъ какъ другихъ способностей за нимъ не водилось, то нельзя было надяться, чтобы сосдство его было очень пріятно для бдной Люси.
Она видла лорда Лофтона только одинъ разъ посл той вечерней прогулки съ нимъ, и тогда онъ заговорилъ съ ней какъ съ старою знакомой. Встртились они въ гостиной пасторскаго дома, въ присутствіи Фанни. Для Фанни ничего не значили его ласковыя слова, но для Люси они были очень пріятны. Онъ былъ такъ добродушенъ, милъ и вмст съ тмъ почтителенъ, что Люси не могла не сознаться себ, что онъ ей нравится.
Въ этотъ же вечеръ онъ почти не говорилъ съ ней, но она понимала, что есть другія лица въ обществ, съ которыми онъ обязанъ говорить. Люси не была смиренна въ обыкновенномъ значеніи этого слова, но она сознавала, что здсь въ этой гостиной, она по своему положенію должна имть мене другихъ значенія, и что поэтому ей вроятно придется играть второстепенную роль. Но тмъ не мене, ей было бы пріятно сидть на томъ мст, которое заняла миссъ Грантли. Она не желала, чтобы лордъ Лофтонъ ухаживалъ за ней, она была слишкомъ разсудительна для этого, но ей пріятно было бы слышать его голосъ, вмсто стука ножа и вилки капитана Колпепера.
Въ этотъ день, она въ первый разъ посл смерти отца занялась своимъ туалетомъ, и хотя ея траурное платье все еще было очень мрачно, однако она была одта къ лицу.
— Въ ея лиц есть что-то необыкновенно поэтическое, сказала однажды Фанни своему мужу.
— Нe вскружи ты ей голову, Фанни, и не уврь ее, что она красавица, отвтилъ Маркъ.
— Я не думаю, чтобъ было очень легко вскружить ей голову, Маркъ. Люси тиха, но въ ней кроется много всего, и ты въ этомъ самъ скоро убдишься.
Таковы были предсказанія мистриссъ Робартсъ насчетъ своей золовки. Еслибъ ее стали разспрашивать, она, можетъ-быть призналась бы въ своемъ опасеніи, что присутствіе Люси не подвинетъ дла Гризельды Грантли.
Голосъ лорда Лофтона раздавался явственно, когда онъ говорилъ съ миссъ Грантли, но ни одного слова нельзя было разобрать со стороны. Онъ умлъ говорить такимъ образомъ, что хотя не было ничего похожаго на шептанье, никто кром его собесдника не могъ слдить за его рчью. Мистриссъ Грантли въ тоже время безпрерывно разговаривала съ мистеромъ Робартсомъ, сидвшимъ по лвую руку Люси. Она всегда находила о чемъ говорить съ здравомыслящимъ сельскимъ пасторомъ, и такимъ образомъ ничто не мшало Гризельд.
Но леди Робартсъ не могла не замтить, что Гризельда сама, казалось, не чувствовала потребности говорить много, и большею частью молчала. Отъ времени до времени она раскрывала губы, и одно или два слова излетали изъ ея устъ. Ей казалось было совершенно достаточно того, что лордъ Лофтонъ сидлъ подл нея и любезничалъ съ ней. Она ни на минуту не оживилась, и все время сидла спокойная и величественная какъ всегда. Люси не была виновата въ томъ, что глаза ея видятъ и уши ея слышатъ, и думала про себя, что еслибъ она была на ея мст, то она бы приняла боле дятельное участіе въ разговор. Но потомъ она подумала, что вроятно Гризельда Грантли лучше ея знаетъ какъ вести и держать себя въ такомъ случа, и что, быть-можетъ, такіе молодые люди какъ лордъ Лофтонъ любятъ звукъ собственнаго голоса.
— Какое множество дичи въ этихъ краяхъ, сказалъ ей капитанъ Колпеперъ къ концу обда. Это была вторая его попытка вести съ ней разговоръ, въ первую онъ спросилъ у нея, не знаетъ ли она кого-нибудь изъ офицеровъ 9-го полка.
— Въ самомъ дл? сказала Люси.— Да, я на дняхъ видла, что лордъ Лофтонъ несъ нсколько фазановъ.
— Нсколько! Намедни, мы въ Гадеромъ-Кассл привезли домой семь телгъ, до верху нагруженныхъ фазанами.
— Семь телгъ! въ удивленіи произнесла Люси.
— Это не много. У насъ было восемь ружей, а восемь ружей могутъ сдлать много, когда дичь содержатся въ порядк. Вся эта часть въ большомъ порядк въ Гадеромъ-Кассл. Вамъ случалось быть у герцога?
Люси наслышалась въ Фремле отзывовъ о Гадеромъ-Кассл, и почти съ ужасомъ отвчала, что никогда не была тамъ. Этимъ и прекратился ихъ разговоръ.
Когда дамы возвратились въ гостиную, положеніе Люси немногимъ улучшилось. Леди Лофтонъ и мистриссъ Грантли услись на диван, и между ними завязался дружелюбный разговоръ въ полголоса. Хозяйка дома познакомила Люси съ Гризельдой, она, конечно, воображала, что молодыя двушки могутъ какъ нельзя лучше занять другъ друга. Мистриссъ Робартсъ сдлала попытку завести между ними разговоръ, а въ продолженіи десяти минутъ работала усердно. Но это на къ чему не повело. Миссъ Грантли отвчала только: да и нтъ, конечно съ очень милою улыбкой, Люси также была въ молчаливомъ расположеніи духа. Она сидла въ своемъ кресл, и боялась пошевельнуться чтобы взять книгу, и думала о томъ какъ бы ей было пріятно сидть теперь дома. Она не была создана для общества, она въ этомъ совершенно была уврена, въ другой разъ она отправитъ Фанни и Марка однихъ въ Фремле-Кортъ.
Когда къ дамамъ присоединились мущины, въ комнат произошло общее перемщеніе. Леди Лофтонъ встала съ своего мста и засуетилась: поправила огонь въ камин, передвинула свчи, сказала нсколько словъ доктору Грантли, шепнула что-то на ухо сыну, потрепала Люси по щек, сказала Фанни, что будетъ очень рада послушать немного музыки, и окончила тмъ, что положила об руки на плечи Гризельды и объявила ей, что платье ея очаровательно сидитъ на ней. Леди Лофтонъ, хотя она сама, какъ замтила Люси, и одвалась старухой, любила, однако чтобы вс окружающіе ее были нарядны и изящны.
— Милая леди Лофтонъ! сказала Гризельда, поднимая руку, чтобы пожать кончики пальцевъ старой леди. Это было первое проявленіе въ ней жизни, и оно не ускользнуло отъ Люси.
Тутъ занялись музыкой. Люси не играла и не пла. Фанни же и то и другое умла очень изрядно. Гризельда не пла, но играла, и было видимо по ея игр, что она не жалла трудовъ, а отецъ ея не жаллъ денегъ для музыкальнаго образованія. Лордъ Лофтонъ плъ немного, плъ и капитанъ Колпеперъ, но еще меньше, вс вмст они кой-какъ составили маленькій концертъ. Архидіаконъ и Маркъ, между тмъ разговаривали стоя у камина, об маменьки сидли вполн довольныя, он слдили за движеніями и прислушивались къ воркованью своихъ птенцовъ. Люси сидла одна и перелистывала какой-то альбомъ, окончательно убдившись, что она здсь, вовсе не на своемъ мст. Ей здсь не было нужды ни до кого, и никому не было нужды до нея. Нечего длать, надобно какъ-нибудь высидть этотъ вечеръ, но въ другой разъ она, не будетъ такъ глупа. Дома, у камина, съ книгой въ рукахъ, ей никогда бы не могло быть такъ горько.
Она отвернулась отъ фортепьяно, и услась въ самомъ отдаленномъ отъ него углу комнаты: ей надоло видть съ какимъ вниманіемъ лордъ Лофтонъ слдилъ за быстрыми движеніями пальцевъ миссъ Грантли, но вдругъ ея довольно унылыя размышленія были прерваны звукомъ голоса, раздавшимся, почти у самаго ея уха. ‘Миссъ Робартсъ,’ говорилъ этотъ голосъ, ‘отчего вы васъ всхъ покинули?’ И Люси чувствовала, что хотя она явственно слышала эти слова, никто другой не могъ бы разслышать имъ. Лордъ Лофтонъ говорилъ съ ней теперь такъ какъ передъ тмъ говорилъ съ миссъ Грантли.
— Я не пою, милордъ, сказала Люси,— и не играю.
— Тмъ пріятне было бы намъ ваше общество: у насъ большая бдность на слушателей. Но, быть-можетъ, вы не любите музыки.
— Нтъ я ее люблю, а иногда и очень.
— Въ какихъ, же это случаяхъ? Но мы все это узнаемъ современемъ. Мы разгадаемъ вс ваши тайны къ какой бы намъ, себ положить срокъ?… хоть, къ концу этой зимы. Не такъ ли?
— У меня нтъ никакихъ тайнъ.
— О, не отпирайтесь! Вы очень таинственны. Разв не таинственно сидть въ сторон, отвернувшись отъ всхъ…
— О, лордъ Лофтонъ! можетъ-быть я сдлала дурно!…— И бдная Люси почти вскочила съ своего мста, и покраснла до ушей.
— Нтъ, нтъ, вы ничего дурнаго не сдлали. Я вдь только пошутилъ. Съ нашей стороны было дурно допустить, чтобы вы остались одн, тогда какъ вы у насъ еще только въ первый разъ.
— Благодарю васъ. Но вы объ этомъ не безпокойтесь. Быть одной для меня вовсе не тяжело. Я къ этому привыкла.
— Да, но мы должны отучить васъ отъ этой привычки. Мы не дозволимъ вамъ вести жизнь затворницы. Вся бда въ томъ, миссъ Робартсъ, что вы еще не привыкли къ намъ, и вроятно чувствуете себя не совсмъ счастливою между нами.
— О, нтъ! Вс вы очень добры ко мн.
— Давайте же намъ чаще случаи быть добрыми къ вамъ. Смотрите на насъ какъ на друзей, смотрите въ особенности на меня какъ на друга. Вы знаете, вроятно, что мы съ Маркомъ дружны съ дтства, что жена его, почти съ тхъ же поръ, лучшій другъ моей сестры, поэтому и вы должны быть нашимъ добрымъ другомъ. Согласны ли вы на это?
— Ахъ, да! почти шепотомъ проговорила она, ей страшно было говорить громче, она чувствовала, что слезы готовы хлынуть изъ ея глазъ.
— Докторъ Грантли и его жена скоро удутъ отъ насъ, и тогда мы будемъ всячески завлекать васъ сюда. Миссъ Грантли пробудетъ у насъ вс святки, и я надюсь, что вы подружитесь съ ней.
Люси улыбнулась и старалась принять довольный видъ, но она чувствовала, что никогда не подружится съ Гризельдой Грантли, что никогда между ними ничего не будетъ общаго. Она говорила себ, что она неловка, некрасива, ничтожна, что миссъ Грантли, безъ сомннія, презираетъ ее. Она не могла отплатить ей тмъ же: она съ нкоторымъ благоговніемъ смотрла на ея величественную красоту, но она чувствовала, что полюбить ее не можетъ. Гордые сердцемъ не въ состояніи полюбить тхъ, кто презираетъ ихъ, а сердце у Люси Робартсъ было очень гордое.
— Какъ она хороша собой, не правда ли?
— О, очень! сказала Люси.— Объ этомъ и спора не можетъ быть.
— Лудовикъ, сказала леди Лофтонъ, не совсмъ довольная тмъ, что сынъ ея такъ долго не отходитъ отъ кресла Люси,— не споете ли вы намъ еще чего-нибудь? Мистриссъ Робартсъ и миссъ Грантли еще не отошли отъ фортепьяно.
— Я уже сплъ все что знаю, мама. Теперь очередь за Колпеперомъ. Пусть онъ разкажетъ намъ свой сонъ, какъ ему ‘приснилось, что живетъ онъ въ мраморныхъ чертогахъ’.
— Я уже плъ это часъ тому назадъ, сказалъ капитанъ съ нкоторою досадой.
— Такъ спойте намъ о томъ, какъ ‘женихъ любилъ свою невсту.’
Но капитанъ заупрямился и не хотлъ больше пть. Затмъ вскор общество начало расходиться, и Робартсы возвратились къ себ домой.

ГЛАВА XII.

Послднія десять минутъ, проведенныя Люси въ Фремле-Корт, нсколько измнили первоначальное мнніе ея о томъ, что она не создана для такого общества. Пріятно было сидть въ этомъ мягкомъ кресл, между тмъ какъ лордъ Лофтонъ стоялъ облокотившись на его спинку, и говорилъ съ ней ласково и дружелюбно Она чувствовала, что могла бы подружиться съ нимъ въ самое короткое время, и что, при этомъ, она не подвергалась бы ни малйшей опасности влюбиться въ него. Но тутъ же ей неясно представилось, что такого рода дружба подала бы поводъ ко всевозможнымъ толкамъ и пересудамъ, и врядъ ли могла бы поладить съ общепринятыми условіями свта. Во всякомъ случа, ей будетъ очень весело бывать въ Фремле-Корт, если лордъ Лофтонъ иногда будетъ подходить къ ней и разговаривать съ ней. Но она не признавалась себ, что посщенія эти были бы невыносимы, еслибъ онъ исключительно занимался Гризельдой Грантли. Она не призналась себ въ этомъ, не подумала этого, но, тмъ не мене, какимъ-то страннымъ, безсознательнымъ образомъ, чувство это прокралось въ ея душу.
Святки прошли для нея быстро. Сколько этихъ наслажденій, сколько этого страданія выпало на для долю, мы не беремся въ точности ршить. Миссъ Грантли пробыла въ Фремле-Корт до Крещенія, и Робартсы также большую часть праздниковъ провели въ дом леди Лофтонъ. Она, быть-можетъ, питала сначала надежду, что въ это посщеніе Гризельды все устроится соотвтственно ея желаніямъ, но она обманулась въ своихъ ожиданіяхъ. Лордъ Лофтонъ былъ любезенъ съ миссъ Грантли, и не разъ съ восторгомъ говорилъ матери о ея красот, но все удовольствіе, доставленное этимъ его матери, было уничтожено высказаннымъ имъ однажды мнніемъ, что Гризельд Грантли не достаетъ того огня, который искрится въ глазахъ Люси Робартсъ.
— Неужели, Лудовикъ, ты можешь сравнивать этихъ двухъ двушекъ? сказала леди Лофтонъ.
— Конечно, нтъ. Нельзя быть мене похожими чмъ он. Миссъ Грантли вроятно пришлась бы мн боле по вкусу, но не ручаюсь, чтобы вкусъ мой былъ хорошъ.
— Я не знаю человка съ боле тонкимъ и врнымъ вкусомъ, сказала леди Лофтонъ.
Дале она не осмливалась идти. Она была убждена, что вс ея искусные маневры пропадутъ даромъ, если сынъ ея заподозритъ, что у нея есть какіе-нибудь виды на него. Нужно признаться также, что леди Лофтонъ нсколько охладла къ Люси Робартсъ. Она обласкала эту двочку, а двочка эта, казалось, не умла цнить ея ласкъ, сверхъ того, лордъ Лофтонъ часто разговаривалъ съ Люси, что, разумется, было совершенно лишнее, а Люси привыкла отвчать ему совершенно развязно и свободно, и давно перестала величать его сухимъ и неблагозвучнымъ именемъ милорда.
Такимъ образомъ прошли святки, а за тмъ и январь. Большую часть этого мсяца лордъ Лофтонъ провелъ не въ Фремле, но впрочемъ онъ не вызжалъ изъ графства, а много охотился и гостилъ у своихъ знакомыхъ. Дв или три ночи онъ провелъ въ Чальльдикотс, а одну — страшно признаться — въ Гадеромъ-Кассл. Объ этомъ онъ ничего не сказалъ леди Лофтонъ: ‘зачмъ ее огорчать?’ молвилъ онъ Марку. Но леди Лофтонъ знала объ этомъ, хотя ни слова не сказала ему, и была огорчена до глубины души.
‘Лишь бы только онъ женился на Гризельд, говорила она себ, я бы перестала трепетать за него.’
Но теперь мы должны на время возвратиться къ Марку Робартсу и его маленькому векселю. Какъ уже было сказано, первое, что пришло ему въ голову по прочтеніи завщанія отца, было занять деньги у брата своего, Джона. Джонъ въ то время былъ въ Экзетер, и на возвратномъ пути долженъ былъ провести одну ночь у брата. Маркъ хотлъ дорогой переговорить съ нимъ объ этомъ дл, хотя чувствовалъ, что не легко ему будетъ признаться въ своемъ безразсудств младшему брату, привыкшему смотрть на него, важнаго пастора, даже съ большимъ почтеніемъ чмъ того требовала разница лтъ между ними.
Тмъ не мене онъ разказалъ Джону въ чемъ дло, и разказалъ совершенно понапрасну, какъ усплъ онъ убдиться не дозжая еще до Фремлея. Братъ его тотчасъ же объявилъ, что готовъ дать ему взаймы хоть восемьсотъ фунтовъ. Что касается остальныхъ двсти фунтовъ, онъ, Джонъ, признавался, что былъ бы радъ тотчасъ же имть ихъ въ рукахъ. Что касается процентовъ, о нихъ и рчи не могло быть. Получать проценты съ брата,— слыханное ли это дло? Впрочемъ, если Маркъ непремнно хотлъ этого, то онъ согласенъ и на это, хотя это было ему очень непріятно. Онъ совершенно полагался на Марка, и готовъ былъ сдлать все, чего ему хотлось.
Все это было прекрасно, и Маркъ говорилъ себ, что возвратитъ деньги брату въ самое короткое время. Но тутъ возникъ вопросъ, какимъ образомъ получить эти деньги? Онъ, Маркъ, былъ душеприкащикомъ или однимъ изъ душеприкащиковъ по завщанію отца, и поэтому, безъ сомннія, могъ добраться до нихъ, но братъ его не былъ еще совершеннолтнимъ, до совершеннолтія нужно было ждать еще пять мсяцевъ, и поэтому нельзя еще было законнымъ образомъ передать ему его часть наслдства.
‘Какая досада! и сказалъ помощникъ секретаря, думая быть можетъ въ эту минуту боле о своемъ собственномъ желаніи имть деньги въ карман чмъ о нуждахъ брата. Марку было досадно не мене чмъ Джону, но длать было нечего. Ему нужно было узнать теперь, чего могъ онъ ожидать отъ банкировъ.
Недли дв по возвращеніи своемъ въ Фремлей, онъ отправился въ Барчестеръ къ нкоему мистеру Форресту, знакомому банкиру, и попросивъ его не выдавать его тайны, разказалъ ему какимъ образомъ онъ запутался. Сперва онъ хотлъ скрыть имя Соверби, но скоро убдился, что напрасно объ этомъ хлопочетъ.
— Вы говорите, конечно, о Соверби, сказалъ мистеръ Форрестъ.— Я знаю, что вы близки съ нимъ, а вс его друзья рано или поздно проходятъ черезъ это.
Марку показалось, что мистеръ Форрестъ слишкомъ легко относится обо всемъ этомъ дл.
— Мн будетъ невозможно уплатить этотъ вексель въ срокъ, сказалъ онъ.
— Разумется, нтъ, возразилъ мистеръ Форрестъ.— Заплатитъ разомъ четыреста фунтовъ никогда не можетъ-быть-очень удобно. Никто я не станетъ ожидать, что вы это сдлаете.
— Но я полагаю, что мн прядется это сдлать рано ни поздно…
— Да, смотря по тому… Это будетъ зависть отчасти отъ того, какъ вы устроитесь съ мистеромъ Соверби, и отчасти отъ того, въ какія руки попадетъ вашъ вексель. Онъ подписанъ вами, и т, у кого онъ въ рукахъ, будутъ ждать терпливо, пока проценты будутъ уплачиваться, а также коммиссіи по возобновленію. Но, конечно, кому-нибудь да придегся же когда-нибудь отвчать за него.
Мистеръ Форрестъ выразилъ свое убжденіе, что вексель не находится въ Барчестер. Онъ, полагалъ, что мистеръ Соверби не хотлъ явить его въ какомъ-нибудь, барчестерскомъ банк. Вексель, вроятно, находился въ Лондон, но безъ всякаго сомннія онъ будетъ присланъ въ Барчестеръ для платежа. ‘Если онъ попадется въ мои руки,’ сказалъ мистеръ Форрестъ, ‘я не стану торопиться, и дамъ вамъ время устроиться съ Соверби и возобновить вексель. Я полагаю, что онъ возьметъ на себя сопряженныя съ этимъ издержки.
Выходя изъ банка, Маркъ вздохнулъ нсколько свободне. Мистеръ Форрестъ, казалось, нашелъ это дло такъ маловажнымъ, что было позволительно ему, Марку, неслишкомъ тревожиться о немъ. ‘Не зачмъ, размышлялъ онъ, возвращаясь домой, не зачмъ говорить Фанни объ этомъ дл до истеченія этихъ трехъ мсяцевъ. А тогда вдь я какъ-нибудь улажу же это дло съ Соверби.’ И, вслдствіе всего этого, духъ его былъ спокойне въ продолженіи послднихъ трехъ мсяцевъ чмъ во время первыхъ двухъ.
Чувство, внушаемое векселями, которымъ вскор долженъ выйдти срокъ, недочетами, неуплаченными счетами и всякими другими денежными дрязгами, очень тягостно въ начал, но удивительно, какъ человкъ скоро свыкается съ этимъ чувствомъ. Бремя, которое въ начал могло бы совершенно сокрушить плечи человка, длается вслдствіе привычки не только сноснымъ, но даже удобнымъ и почти пріятнымъ для плечъ. Закоренлый должникъ выступаетъ бодро, и волненія, сопряженныя съ его положеніемъ, доставляютъ ему даже нкотораго рода наслажденіе. Возьмемъ для примра хоть самого мистера Соверби, лицо у него всегда было сіяющее и ясгое. Глядя на него, невольно приходило въ голову, что раззореніе вовс не такое бдствіе, какъ кажется. Вотъ и Маркъ Робартсъ теперь уже совершенно спокойно начиналъ думать о своемъ вексел. Какъ хорошо умютъ банкиры устраивать эти дла! Уплатить вексель?— нтъ, этого никто не требуетъ отъ васъ! Притомъ мистеръ Соверби, безъ сомннія, былъ очень пріятный человкъ. Для Марка еще далеко былъ не ршенъ вопросъ, не слишкомъ ли строгъ лордъ Лофтонъ въ своихъ сужденіяхъ о Соверби. Еслибъ этотъ господинъ встртилъ въ эту минуту своего духовнаго друга, ему бы ничего не стоило заставить его приложить свое имя къ другому векселю въ четыреста фунтовъ.
Можно почти сказать, что въ этихъ затрудненіяхъ и волненіяхъ есть нчто, похожее на то, что мы находимъ въ вин. Но наступаетъ наконецъ время, когда человкъ отрезвляется и когда ему ничего не остается кром раззоренія и горькихъ сожалній. Что можетъ быть тягостне и горьче существованія стараго, истасканнаго rou, прошедшаго черезъ весь этотъ длинный путь долговъ и разнородныхъ векселей,— или если позволено мн будетъ вещи называть по имени,— черезъ вс эти обманы и плутни,— который, раэзоривъ всхъ близкихъ себ, обобравъ всякого, кто имлъ глупость довриться ему, кончаетъ жизнь въ нищет, оставленный всми, не находя поддержки ни въ себ, ни въ другихъ. Ахъ, еслибы человкъ, подписывая свой первый, маленькій вексель, и слыша добродушныя увренія, что ничего не значитъ возобновить его, могъ припомнить себ все это!
Трехмсячный срокъ былъ на исход, когда случай опять свелъ Робартса съ его другомъ Соверби. Маркъ разъ или два здилъ съ лордомъ Лофтономъ на мсто сбора охотниковъ, и быть-можетъ длалъ съ ними поле-другое. Да не подумаетъ читатель, чтобъ онъ предался охот, какъ предаются ей иныя духовныя лица,— а достойно замчанія то, что когда духовныя особы предаются охот, въ нихъ всегда оказываются особенныя къ ней способности, какъ-будто въ охот есть нчто сродное съ обычными занятіями пастыря душъ. Такая мысль была бы несправедливостью относительно нашего викарія. Но когда лордъ Лофтонъ спрашивалъ у него что можетъ быть дурнаго въ томъ, что онъ спокойно будетъ хать по дорог и издали слдить за гончими,— онъ ршительно не зналъ, какой на это дать удовлетворительный отвтъ. Сказать, что онъ можетъ лучше употребить свое время дома, въ духовныхъ занятіяхъ, было бы совершенно глупо: ему самому и другимъ было извстно, что духовныя его занятія не могутъ отнять у него и половины его времени. Такимъ образомъ онъ мало-помалу привыкъ слдить за охотой, поддерживая этимъ свои знакомства въ графств, и встрчая лорда Домбелло, мистера Грина Уокера, Гарольда Смита, и подобныхъ гршниковъ. Въ одинъ-то изъ такихъ случаевъ, на исход трехъ мсяцевъ, онъ встртилъ также и мистера Соверби.
— Послушайте, Соверби, сказалъ онъ,— мн нужно съ вами переговорить. Что вы предпримете теперь съ этимъ векселемъ?
— Векселемъ, векселемъ! Какимъ векселемъ? Которымъ векселемъ? Дались же людямъ эти векселя! Ни о чемъ другомъ не говорятъ и не думаютъ съ утра до вечера.
— Или вы не помните, что я пописалъ для васъ вексель въ четыреста фунтовъ?
— Будто подписали? Ахъ неопытный молодой человкъ!
Марку все это показалось очень страннымъ. Неужели же надъ головой мистера Соверби висло столько векселей, что происшествіе въ спальн Гадеромъ-Кассля совершенно исчезло изъ его памяти? Да онъ же еще и смется надъ нимъ.
— Можетъ-быть, сказалъ Маркъ нсколько обиженнымъ тономъ.— Но тмъ не мене мн пріятно было бы знать, какъ устроится это дло.
— У васъ ршительно нтъ совсти, Маркъ. Не стыдно ли вамъ приставать ко мн и отвлекать меня отъ охоты. Одни пасторы способны на такую жестокость. Но дайте мн подумать… Четыреста фунтовъ… Да, знаю, вексель этотъ у Тозера.
— А что станетъ длать съ нимъ Тозеръ?
— Что онъ станетъ длать? Конечно, будетъ стараться выжать изъ него какъ можно больше денегъ, съ той ли съ другой ли стороны, но онъ непремнно такъ поступитъ.
— Не представитъ ли мн его Тозеръ двадцатаго?
— О, Боже ной, нтъ! Клянусь душой, Маркъ, невинность ваша очаровательна. Придетъ ли въ голову коту тотчасъ же проглотить мышь, попавшуюся въ его когти? Но, шутки въ сторону, вамъ нечего объ этомъ тревожиться. Быть-можетъ вы никогда больше не услышете объ этомъ вексел, или, что, конечно, вроятне, мн придется прислать его вамъ для возобновленія. Вамъ не о чемъ хлопотать, я все это устрою.
— Вы только устройте такъ, чтобы на насъ не вздумалъ кто-нибудь напасть съ требованіемъ денегъ.
— Этого-то вамъ во всякомъ случа нечего бояться… Ату, эту его!… Вдь ушла бестія!… Поскачемъ скоре, да бросимъ думать объ этомъ Тозер. ‘Довлетъ дневи злоба его.’
Членъ парламента и пасторъ поскакали за собаками.
Посл этого разговора Маркъ возвратился домой съ какимъ-то неяснымъ чувствомъ, что вексель ничего не значитъ. Тозеръ уладитъ какъ-нибудь это дло, но пока, во всякомъ случа, незачмъ говорить о немъ жен.
21-го февраля онъ однако получилъ письмо, доказавшее ему, что вексель этотъ, и все относящееся къ нему, не было одною шуткой. Оно было отъ мистера Соверби. Джентльменъ этотъ писалъ изъ Чальдикотса, но на письм не было видно барчестерскаго штемпеля, и Марку показалось, что оно было отправлено изъ Лондона. Мистеръ Соверби предлагалъ ему возобновить вексель,— то-есть не возобновить старый, а написать новый. Для большей ясности мы приведемъ это письмо вполн.

‘Чальдикотсъ, 20-го февраля 185—.

‘Любезный Маркъ!

»Не знайся съ ростовщиками, они опутаютъ тебя своими стями и доведутъ тебя до погибели?’ Если этого изреченія нтъ въ притчахъ Саломона, то ему слдовало бы находиться тамъ. Тозеръ подаетъ знакъ, что онъ не спитъ и не намренъ дремать. Такъ какъ мы оба съ вами не въ состояніи уплатить въ эту минуту извстный намъ вексель въ четыреста фунтовъ, то намъ приходится возобновить его, и заплатить Тозеру проценты, за коммиссію и доставить ему всякіе — другіе, слдующіе и наслдующіе ему доходы, однимъ словомъ, Тозеръ свое дло знаетъ.’
‘Чтобы покрыть эти и разные другіе, сопряженные съ ними, мелкіе расходы, я далъ ему новый вексель на 600 фунтомъ, срокомъ до 23-го мая ныншняго года. До тхъ поръ, надюсь, случится нчто, что измнитъ обстоятельства вашего обднвшаго друга. Кстати, я еще не разказалъ вамъ, какъ она ухала съ Грешамами, изъ Гидеромъ-Кассля, на другой день посл вашего отъзда. Никакія силы не были бы въ состояніи удержать ее, герцогъ всячески убждалъ ее остаться, но вотще. Она спшила на свиданіе съ какимъ-то старымъ докторомъ, и я на время былъ преданъ забвенію. Но я имю причины думать, что дло мое идетъ успшно.
‘Поспшите подписать вексель и переслать его ко мн, если онъ посл завтра не будетъ въ рукахъ у Тозера, скрпленный вашими подписями, онъ, то-есть Тозеръ, можетъ надлать вамъ непріятностей и непремнно надлаетъ. Онъ — неблагодарная бестія, вотъ уже скоро восемь лтъ онъ живетъ мною, и не стыдится всячески прижимать меня. Я очень желаю избавятъ васъ отъ издержекъ и непріятностей, сопровождающихъ переписку съ юристами, если мы не поторопимся этимъ дломъ, то оно можетъ попасть въ газеты..
‘Адресуйте вексель на мое имя въ Лондонъ. Я къ тому времени буду тамъ.
‘До свиданія, другъ мой. Славно мы намедни поохотились и Коболлсъ-Эшес. Желалъ бы я купить вашу гндую лошадь. Я готовъ дать за нее сто тридцать фунтовъ.

‘Преданный вамъ
‘Н. Соверби.’

Прочитавъ это письмо, Маркъ взглянулъ на столъ и на полъ, чтобы посмотрть не выпалъ ли изъ конверта старый вексель, но нтъ, въ немъ ничего не было кром новаго векселя. Онъ перечиталъ письмо и убдился, что въ немъ и помину не было о старомъ вексел и о томъ, что съ нимъ сталось.
Маркъ, конечно не имлъ понятія о такого рода длать. Быть-можетъ уже черезъ то самое, что онъ подпишетъ новый вексель, старый станетъ недйствителенъ, именно изъ самаго молчанія Соверби объ этомъ предмет можно было заключать, что дло это такое извстное, что онъ не считалъ, за нужное объяснять его. Но все же Маркъ не могъ понять, почему бы этому слдовало такъ быть.
Но что жь было ему длать? Намекъ на юристовъ и газеты, сдланный вроятно съ тмъ чтобы запугать его, подйствовалъ. Къ тому же онъ былъ ошеломленъ дерзостью Соверби, который требовалъ его подписи на вексель въ пятьсотъ, вмсто четырехсотъ фунтовъ,— для покрытія разныхъ мелкихъ расходовъ, какъ добродушно писалъ Соверби.
Но тмъ не мене онъ подписалъ вексель, и послалъ его къ мистеру Соверби. Что жь было ему длать?
Безразсудный! Человкъ, какъ бы ни ошибался, всегда можетъ исправиться и поступать потомъ хорошо. Но первая ошибка вовлекаетъ человка въ такія затрудненія, и затрудненія эти растутъ съ такою страшною быстротой, что могутъ совершенно подавить его и задушить въ своихъ стяхъ.
Онъ бережно прибралъ письмо Соверби и даже заперъ его на ключъ, чтобъ оно какъ-нибудь не попалось жен. Священнику никакъ бы не слдовало получать такія письма. Онъ сознавалъ это ясно. Но тмъ не мене онъ долженъ былъ сберечь это письмо. И вотъ опять, на нсколько часовъ, дло это наполнило его душу мучительною тревогой.

ГЛАВА XIII.

Леди Лофтонъ очень обрадовалась, узнавши, что сынъ ея отказался отъ охоты въ Лестершир, чтобы провести зиму въ Фремле. Ей казалось это и вполн приличнымъ и благовиднымъ, и крайне пріятнымъ и удобнымъ. Англійскому лорду подобаетъ охотиться въ томъ графств, гд у него помстья, въ тхъ поляхъ, которыя составляютъ его собственность, ему подобаетъ принимать должныя почести отъ своихъ вассаловъ, ему подобаетъ спать подъ своею собственною кровлей, ему слдуетъ также — такъ думала леди Лофтонъ — влюбиться въ молодую особу, избранную его матерью.
А къ тому же такъ пріятно видть его у себя! Леди Лофтонъ была не изъ тхъ женщинъ, которыя способны скучать въ обыкновенномъ смысл этого слова. У ней было такъ много обязанностей и она такъ близко принимала ихъ къ сердцу, что была не доступна для скуки или апатіи. Однако, въ дом все-таки было веселе при Лудовик. Его присутствіе давало поводъ къ разнымъ маленькимъ развлеченіямъ, которыхъ она ни за что не стала бы искать для самой себя, но которыми все-таки при случа не прочь была попользоваться. Она становилась моложе и живе, когда онъ прізжалъ, больше думала о будущемъ и мене о прошломъ. Она могла смотрть на него по цлымъ часамъ, и уже въ одномъ этомъ находила счастье. Къ тому же, онъ былъ съ нею такъ милъ и ласковъ, подшучивалъ надъ ея маленькими старомодными предразсудками такимъ тономъ, который казался самою лучшею музыкой для ея ушей, такъ нжно улыбался ей, напоминая ей т улыбки, нкогда такъ радовавшія ея душу, когда онъ еще весь принадлежалъ ей, лежа въ своей маленькой постельк, у ея кресла. Онъ былъ ласковъ и внимателенъ къ ней, онъ велъ себя добрйшимъ изъ сыновей, по крайней мр пока находился у ней на глазахъ.
Если мы прибавимъ къ этому невольное опасеніе леди Лофтонъ, что вдали отъ ней сынъ ея можетъ подвергаться всякимъ опасностямъ, то насъ не должна удивлять ея радость видть его у себя въ Фремле-Корт.
Она почти ни однимъ словомъ не напомнила ему о тхъ пяти тысячахъ фунтовъ, которые она заплатила за него. Часто, размышляя ночью въ постели, она говорила себ, что нельзя было бы лучше употребить эти деньги, если только он послужили къ тому, чтобы возвратить его въ родимое гнэдо. Онъ поблагодарилъ ее съ обычнымъ прямодушіемъ, общая выплатить всю сумму въ теченіи слдующаго года, и неимоврно утшилъ сердце матери, откровенно радуясь, что не пришлось продать помстья.
— Мн тяжело было бы разстаться съ каждою десятиной земли, сказалъ онъ.
— Конечно, Лудовикъ, родовое имнье не должно уменьшиться въ вашихъ рукахъ. Только благодаря такому взгляду на вещи, англійская аристократія и англійское дворянство могутъ служить опорой своему отечеству. Я безъ ужаса не могу видть какъ земли переходятъ изъ рукъ въ руки.
— Ну нтъ, мн кажется не худо, чтобъ были и продажныя земля, вдь надобно же милліонерамъ куда-нибудь двать свои деньги.
— Боже упаси, чтобы ваши помстья попали въ ихъ руки!— И вдова внутренно молила Господа охранить имнія сына отъ милліонеровъ, какъ отъ нечестивыхъ враговъ.
— Да, конечно, мн, признаться, не пріятно было бы видть какого-нибудь разбогатвшаго портнаго-жида хозяиномъ въ Лофтон, сказалъ молодой лордъ.
— Боже упаси, опять воскликнула вдова.
Все это, какъ я уже сказалъ, было очень утшительно. Леди Лофтонъ видла ясно изъ подобныхъ рчей сына, что еще нтъ большой бды: онъ, повидимому, не былъ ничмъ озабоченъ, и говорилъ о своихъ помстьяхъ тономъ самымъ непринужденнымъ. Однако и теперь, въ эти свтлыя минуты, маленькія облачка помрачали счастье леди Лофтонъ.
Отчего Лудовикъ такъ медлителенъ въ отношеніи къ Гризельд Грантли? Отчего въ послднее время онъ такъ часто сталъ заглядывать въ пасторскій домъ?
А эта ужасная поздка въ Гадеромъ-Кассль!
Что именно происходило въ Гадеромъ-Кассл, леди Лофтонъ не могла узнать. Мы же не связаны такою тонкою деликатностью, мы не такъ боимся нескромныхъ разспросовъ, и можемъ все узнать и все поврить читателю. Вопервыхъ, охота съ вестъ-барсетширскими гончими вышла пренеудачная, оказалось, что лисицъ почти совсмъ нтъ въ цломъ краю. За этимъ послдовалъ довольно скучный обдъ съ герцогомъ. Соверби былъ тамъ, и посл обда они съ лордомъ Лофтономъ играли въ билльярдъ. Соверби выигралъ гинеи дв, этимъ и ограничивалось все зло, причиненное достопамятною поздкой.
Гораздо опасне могли быть его частыя посщенія пасторскаго дома.
Правда, леди Лофтонъ не считала возможнымъ, чтобъ ея сынъ когда-нибудь влюбился въ Люси Робартсъ. Люси не казалась ей достаточно привлекательною для оправданія подобныхъ опасеній. Но онъ можетъ вскружить ей голову своею болтовней, эта двочка можетъ вообразить себ всякій вздоръ, и, наконецъ, могутъ пойдти разные толки. Отчего онъ такъ зачастилъ къ пастору, съ тхъ поръ какъ у него поселилась Люси?
Вслдствіе этого, миледи не знала какъ приглашать къ себ Робартсовъ. До сихъ поръ она приглашала ихъ очень часто, и леди Лофтонъ была рада какъ можно чаще видть своихъ сосдей. Теперь же она не знала какъ ей быть. Она не могла, конечно, пригласить пастора и его жену безъ Люси, а когда Люси была тутъ, Лудовикъ почти цлый вечеръ разговаривалъ или игралъ въ шахматы съ нею. Это не мало тревожило леди Лофтонъ.
А Люси все это принимала такъ равнодушно, такъ спокойно. Сперва, когда она только-что пріхала въ Фремлей, она была такъ застнчива, такъ молчалива, она, казалось, та къ была поражена и запугана величіемъ Фремле-Корта, что леди Лофтонъ не могла ей отказать въ сочувствіи и старалась пріободрить ее. Она должна была умрять блескъ своего величія, чтобы не ослпить непривычныхъ очей бдной Люси. Теперь же все измнилось. Люси могла по цлымъ часамъ слушать молодаго лорда, и вовсе не жмурилась.
При такомъ положенія длъ, леди Лофтонъ придумала два способа помочь бд: она поговоритъ либо съ сыномъ, либо съ Фанни Робартсъ, и тонкимъ образомъ все уладитъ. Но сперва ей нужно было обдувать хорошенько, къ кому именно обратиться.
Невозможно быть разсудительне Лудовика, повторяла она себ. Но съ другой стороны, врядъ ли бы Лудовикъ могъ хорошенько вникнуть въ такого рода дло, къ тому же, у него была особая повадка, которую онъ явно наслдовалъ отъ отца — повадка закусывать удила лишь только мелькнетъ въ немъ подозрніе, что кто-нибудь вмшивается въ его дла. Направляйте его потихоньку, не натягивая уздечки, и вы почти всегда доведете его туда, куда хотите, но только затроньте его за живое — онъ взовьется на дыбы, и пропало все дло! И такъ, сообразивъ все это, леди Лофтонъ ршила, что ея второй планъ будетъ лучшей врне. Я не сомнваюсь, что леди Лофтонъ была права на этотъ разъ.
Однажды, подъ вечеръ, она позвала къ себ Фанни, усадила ее въ покойное кресло, настоятельно попросила снять шляпку, и вообще, показала своимъ обращеніемъ, что считаетъ предстоящую бесду дломъ весьма важнымъ.
— Фанни сказала она,— мн необходимо поговорятъ съ вами серіозно, хотя мн придется затронуть предметъ довольно щекотливый.
Фаями посмотрла на нее съ удивленіемъ.
— Надюсь, что не случилось ничего непріятнаго, проговорила она.
— Нтъ, моя милая, ничего еще не случилось… я надюсь и даже могу сказать, уврена въ томъ. Но все же лучше остерегаться.
— Да, конечно, промолвила Фанни, предвидя что-нибудь не совсмъ пріятное, что-нибудь такое, въ чемъ ей нельзя будетъ согласиться съ миледи. Не мудрено, что тревожныя мысли мистриссъ Робартсъ тотчасъ же обратились къ мужу. И точно, леди Лофтонъ имла кой-что оказать ей и на его счетъ, но только она отложила это до боле удобной минуты. Она находила, что священнику вовсе неприлично здить на охоту, но объ этомъ она намревалась поговорить нсколько дней спустя.
— Вы знаете, Фанни, что мы вс очень полюбили вашу невстку Люси.
Однихъ этихъ словъ было достаточно, чтобъ открыть все мистриссъ Робартсъ, теперь она уже напередъ знала все о чемъ должна быть дале рчь.
— Мн нечего вамъ и говорить это, продолжала леди,— мы это довольно ясно показывали.
— Да, конечно, вы были добры какъ всегда.
— И не подумайте, чтобъ я теперь была недовольна….
— Надюсь, что нтъ причины для неудовольствія, промолвила Фанни самымъ смиреннымъ тономъ, какъ бы извиняясь передъ старою леди. Фанни одержала. одну значительную побду надъ леди Лофтонъ, и теперь, съ благоразумнымъ вединодушіемъ, готова была и съ своей стороны длать уступки. Она знала, что можетъ-быть ей скоро опять придется вступить въ борьбу.
— Конечно, конечно, я и не хочу, никого винить. Но отчего бы намъ съ вами не поговорить откровенно обо всемъ, Фанни, въ предупрежденіе всякихъ возможныхъ непріятностей?
— Дло идетъ о Люси?
— Да, милая, о Люси. Она отличная, милая двушка, ея воспитаніе длаетъ честь ея отцу…
— Она такое утшеніе для насъ, леди Лофтонъ…
— Да, я въ томъ уврена: вамъ должно быть тамъ пріятно имть ее подл себя, но, однако…
И леди Лофтонъ невольно замялась, не смотря на все свое краснорчіе и на обычную величавость, она въ эту минуту не знала хорошенько какими словами выразить свою мысль.
— Я не знаю, что бы мы стали длать безъ нея, сказала Фанни, продолжая разговоръ, чтобы вывести леди Лофтонъ изъ затрудненія.
— Но вотъ въ чемъ дло: она и лордъ Лофтонъ слишкомъ часто бываютъ вмст, слишкомъ исключительно разговариваютъ другъ съ другомъ. Люси можетъ придать слишкомъ много важности болтовн Лудовика, а Лудовикъ можетъ….
Но не такъ-то легко было сказать что Лудоввкъ могъ сдлать или подумать. Однако, леди Лофтонъ продолжала:
— Я уврена, что вы поймете меня, Фанни: у васъ столько такта и благоразумія. Люси умна, занимательна какъ нельзя больше, а Лудовикъ, какъ почти вс молодые люди, не знаетъ, можетъ-быть, что его вниманіямъ можно придать больше значенія чмъ самъ онъ придаетъ….
— Вы не думаете же, что Люси въ него влюблена?
— О! нтъ, конечно, я ничего подобнаго не предполагаю. Еслибъ я думала, что дло можетъ дойдти до этого, я бы тотчасъ же попросила васъ какъ-нибудь удалить ее. Я уврена, что она не до такой степени безразсудна.
— Мн вообще кажется, что между ними ровно ничего нтъ, леди Лофтонъ.
— Я сама такъ думаю, моя милая, и потому ни за что не ршусь и намекнуть объ этомъ лорду, Лофтону. Я не хочу, чтобъ онъ могъ подозрвать Люси въ такомъ безразсудств. Но все же, можетъ-быть, лучше будетъ, если вы скажете ей нсколько словъ. Въ такихъ длахъ, знаете, лишняя предосторожность не можетъ повредить.
— Да что же мн сказать ей?
— Вы только ей объясните, что всякая двушка, которая часто разговариваетъ съ однимъ и тмъ же молодымъ человкомъ, подаетъ поводъ къ толкамъ, къ замчаніямъ, станутъ говорить, что она хочетъ завлечь лорда Лофтона. Не думайте, ради Бога, чтобы я подозрвала ее, я слишкомъ хорошаго о ней мннія, я знаю, какое отличное получила она воспитаніе, какія твердыя у нея правила. Но непремнно пойдутъ сплетни и пересуды. Вы это должны понимать, Фанни, не хуже меня.
Фанни не могла не задать себ внутренно вопроса: почему отличное воспитаніе и твердыя правила непремнно должны воспретить Люси Робартсъ полюбить лорда Лофтона, но, конечно, она не сообщила старой леди своихъ сомнній на этотъ счетъ. Ей никогда до сихъ поръ не приходила въ голову возможность брака между лордомъ Лофтономъ и Люси Робартсъ, и она не имла ни малйшаго желанія сближать молодыхъ людей.
Въ этомъ отношеніи она могла вполн согласиться съ леди Лофтонъ, хотя и не видла надобности въ постороннемъ вмшательств. Однако она тотчасъ же изъявила готовность поговорить съ Люси..
— Мн кажется, что Люси ничего подобнаго и въ голову не приходило, сказала мистриссъ Робартсъ.
— Очень можетъ-быть, очень вроятно. Но молодыя двушки иногда позволяютъ себ влюбиться незамтно, а потомъ считаютъ себя оскорбленными именно потому, что имъ ничего въ голову не приходило.
— Я предостерегу ее, если вы этого желаете, леди Лофтонъ.
— Именно, моя милая, этого только я и хотла. Предостерегите ее, больше ничего и не нужно. Она милая, хорошая, умная двушка, грустно было бы, если бы что-нибудь прервало наши пріятныя сношенія.
Мистриссъ Робартсъ въ точности поняла смыслъ этого намека. Если Люси не перестанетъ такъ исключительно привлекать къ себ вниманіе лорда Лофтони, ей придется рже посщать Фремле-Кортъ.
Леди Лофтонъ готова была сдлать многое, очень многое для своихъ друзей Робартсовъ, но не могла же она пожертвовать для нихъ всею будущностью своего сына.
Этимъ и кончился разговоръ. Мистриссъ Робартсъ встала и простилась съ леди Лофтонъ, общавъ поговорить съ Люси.
— Вы такъ хорошо умете все уладить, сказала леди, пожимая ей руку.— Я теперь совершенно спокойна, видя, что вы соглашаетесь со мной.
Нельзя сказать, чтобы мистриссъ Робартсъ вполн соглашалась съ миледи, но она не почла нужнымъ заявлять это.
Мистриссъ Робартсъ тотчасъ же направилась домой, когда она дошла до того мста, гд дорога повертываетъ къ пасторскому дому, насупротивъ лавочки Поджена, она увидла лорда Лофтона, на лошади, и Люси, стоявшую подл него. Былъ пятый часъ, уже начинало смеркаться, однако она могла замтить, что между ними шелъ оживленный разговоръ. Лицо лорда Лофтона было обращено къ ней, онъ нагнулся къ Люси. Она стояла подл него и смотрла ему въ лицо, опираясь одною рукой на шею лошади. Мистриссъ Робартсъ, глядя на нихъ, не могла не сознаться, что безпокойство леди Лофтонъ было не совсмъ лишено основанія.
Но, съ другой стороны, манеры Люси, когда къ ней подошла мистриссъ Робартсъ, должны были разсять всякія такого рода опасенія. Она осталась на прежнемъ мст, не отдернула руки, не обнаружила ни малйшаго смущенія, когда къ ней подошла невстка, она встртила ее спокойною улыбкой.
— Лордъ Лофтонъ уговариваетъ меня учиться здить верхомъ, сказала она.
— здить верхомъ! повторила Фанни, не зная, что отвчать на подобное предложеніе.
— Да, сказалъ онъ,— эта лошадь пришлась бы ей отлично, она тиха какъ овечка, вчера ее пробовалъ конюхъ Грегори, обернувъ ноги простыней, въ род дамскаго шлейфа, я нарочно усадилъ его на дамское сдло.
— Я думаю, что Грегори лучше суметъ распорядиться ею чмъ Люси.
— Лошадь бжала маленькою рысцой, какъ будто бы цлый вкъ ходила подъ дамскимъ сдломъ, ротъ у нея нжный какъ бархатъ, она даже слишкомъ слабоуэда.
— Это должно-быть значитъ почти то же, что нжное сердце у человка?
— Именно, съ обоими нужно обращаться умючи, оно можетъ-быть не такъ легко, но за то и стоить труда.
— Но вы знаете, что этого умнія нтъ у меня, сказала Люси.
— Что касается до лошади, то вы выучитесь въ нсколько дней, и я надюсь, что вы согласитесь попробовать. Уговорите ее, мистриссъ Робартсъ.
— Да у Люси нтъ амазонки, сказала мистриссъ Робартсъ, прибгая къ обычному въ такихъ случаяхъ предлогу.
— Юстинія врно оставила здсь свою. Я знаю, что она всегда оставляетъ здсь верховое платье, чтобъ имть его подъ рукой, когда прізжаетъ сюда.
— Люси не ршится такъ распоряжаться вещами леди Мередитъ, договорила Фанни, почти испуганная этимъ предложеніемъ.
— Разумется, объ этомъ нечего и говорить, Фанни, сказала Люси довольно серіознымъ тономъ.— Вопервыхъ, я не захочу взять лошадь дорда Лофтона, вовторыхъ, я не захочу взять плазгья леди Мередитъ, втретыхъ, я слишкомъ труслива для верховой зды, а наконецъ, это невозможно и по тысяч другихъ причинъ.
— Пустяки, сказахъ лордъ Лофтонъ.
— Точно, пустяки, но кто же какъ не лордъ Лофтонъ виноватъ въ томъ, что мы говоримъ пустяки? возразила Люси смясь.— Однако становится холодно, не правда ли, Фанни? Итакъ, мы съ вами простимся.
И об дамы, пожавъ ему руку, отправились домой.
Мистриссъ Робартсъ всего больше удивлялась совершенному спокойствію и хладнокровію, которое обнаруживала Люси. Съ другой стороны, она не могла не замтить, что лорда Лофтони огорчилъ ея отказъ. Люси же говорила твердымъ и положительнымъ тономъ, какъ будто бы ршалась разомъ прекратить этотъ разговоръ.
Он молча дошли до воротъ. Тутъ Люси сказала смясь:
— Можете вы представить себ, какова б я была на этой огромной лошади! Желала бы я знать, что сказала бы леди Лофтонъ, еслибъ увидла меня на ней, и благороднаго лорда, дающаго мн уроки верховой зды?
— Ей бы это не совсмъ понравилось, сказала Фанни.
— Не понравилось бы вовсе, я это знаю. Но я не намрена причинить ей такое огорченіе. Мн иногда кажется, что она недовольна даже тмъ, что лордъ Лофтонъ разговариваетъ со мною.
— Ей непріятно, когда онъ съ вами любезничаетъ, Люси.
Мистриссъ Робартсъ сказала это довольно серіозно, между тмъ какъ Люси говорила полу-шутливымъ тономъ. Но лишь только Фанни выговорила слово ‘любезничаетъ’, какъ она уже раскаялась въ немъ, она почувствовала, что выраженіе это не совсмъ справедливо. Она хотла только объяснить золовк, что именно не нравилось леди Лофтонъ, а совершенно, невольно сказала вещь непріятную для Люси.
— Любезничаетъ, Фанни! повторила Люси, останавливаясь и пристально взглянувъ на свою спутницу:— хотите вы этимъ сказать, что я кокетничаю съ лордомъ Лофтономъ?
— Я этого не говорила.
— Или что позволяю за собою ухажрвать?
— Я не хотла сказать вамъ непріятности, Люси.
— Что же вы хотли сказать, Фанни?
— Да только это: леди Лофтонъ было бы непріятно, еслибъ онъ сталъ оказывать вамъ слишкомъ явное вниманіе, и еслибы вы позволяли это — вотъ въ род этихъ уроковъ верховой зды, вы хорошо сдлали, что отказались
— Конечно, я отказалась, конечно, я и не думала соглашаться. Разъзжать на его лошадяхъ! Что я сдлала, Фанни, что вы могли подумать такую вещь?
— Вы ничего не сдлали, милая Люси.
— Такъ отчего же вы завели со мной такой разговоръ?
— Оттого, что мн хотлось предостеречь васъ. Вы знаете, Люси, что я васъ ни въ чемъ не виню, но вообще слишкомъ большая короткость между молодымъ человкомъ и молодою двушкой — дло опасное.
Он молча дошли до дверей дома. Люси остановилась у порога.
— Фанни, сказала она,— пройдемся еще разъ по саду, если вы не устали.
— Нтъ, я не устала.
— Мн лучше сразу понять въ чемъ дло.
И он опять удалилась отъ дома.
— Скажите мн откровенно, находите вы, что въ моихъ отношеніяхъ къ лорду Лофтону было что-нибудь предосудительное?
— Я думаю, что онъ не прочь ухаживать за вами.
— И леди Лофтонъ поручила вамъ сдлать мн выговоръ за это?
Бдная мистриссъ Робартсъ не знала что отвчать. Она цнила и любила обихъ особъ, замшанныхъ въ это дло, и столько же боялась оскорбить одну, какъ и другую. Главнымъ ея желаніемъ было уладить все къ общему удовольствію и удалять поводъ ко всякому недоброжелательству. Однако, она не могла, не отвчать откровенно на такой прямой вопросъ.
— Она не поручала мн никакихъ выговоровъ, Люси.
— Ну, хорошо, она просила васъ прочесть мн наставленіе, поговорить со мной, не такъ ли? Во всякомъ случа, сказать мн что-нибудь такое, что удалило бы меня отъ лорда Лофтона?
— Только предостеречь васъ, милая Люси, вы бы не сердились на леди Лофтонъ, еслибы слышали что она говорила.
— Ну да, предостеречь меня. Какъ пріятно для двушки, когда ее предостерегаютъ, чтобъ она не влюбилась въ молодаго человка, особливо когда онъ богатъ и знатенъ, и такъ дале!
— Никто и не думалъ обвинять васъ въ чемъ бы то на было, Люси.
— Обвинять меня — нтъ! Не знаю, можно ли было бы винить меня даже тогда, еслибы я точно въ него влюбилась. Любопытно знать, предостерегали ль Гризельду Грантли противъ него? Присутствіе молодаго лорда великая опасность, противъ нея слдуетъ предостеречь всхъ молодыхъ двушекъ разомъ. Зачмъ не привяжутъ къ нему ярлыка съ надписью: опасно?
Потомъ опять настало молчаніе, мистриссъ Робартсъ чувствовала, что ей нечего больше прибавлять.
— Право, на страшномъ лорд Лофтон слдовало бы написать: ‘смертельный ядъ’, да раскрасить его какимъ-нибудь особымъ цвтомъ, чтобы кто нечаянно не отравился.
— Ну, на счетъ этой стклянки вы теперь въ безопасности, сказала Фанни смясь,— васъ достаточно предупредили.
— Да, но не поздно ли? Что толку разсуждать, когда ужь не воротишь: вдь я такъ долго упивалась этимъ страшнымъ ядомъ. А я-то, бдная, принимала его за самый невинный порошокъ, годный разв отъ загара. Нтъ ли какого-нибудь противоядія?
Мистриссъ Робартсъ не совсмъ могла понять расположеніе духа своей золовки, она нсколько затруднялась отвтомъ.
— Кажется, большаго вреда еще нтъ, Люси, ни съ той, ни съ другой стороны.
— Ахъ! вы не знаете, Фанни. Но вотъ, если я умру,— а я, право, умру,— леди Лофтонъ страшно будетъ мучить совсть. Зачмъ она вовремя не привязала къ нему ярлыка?
Потомъ он вошли въ домъ, и каждая отправилась къ себ въ комнату.
Въ самомъ дл, трудно было понять расположеніе духа Люси, тмъ боле что она сама себ не отдавала хорошенько въ немъ отчета. Ей было очень тяжело подвергнуться такого роду замчаніямъ по поводу лорда Лофтона. Она чувствовала, что пришелъ конецъ пріятнымъ вечерамъ въ Фремле-Корт, и что она уже не можетъ говорить съ нимъ по прежнему свободно и безъ смущенія.
Прежде, до сближенія съ нимъ, ее какъ-то холодомъ обдавало въ замк, теперь она опять почувствуетъ этотъ холодъ, ей постоянно будетъ неловко въ гостиной леди Лофтонъ.
Но, съ другой стороны, она невольно задавала себ вопросъ: не была ли леди Лофтонъ права до нкоторой степени? У нея достало бодрости и присутствія духа, чтобы все обратить въ шутку въ разговор съ невсткой, но въ душ своей она не могла несознать, что дло это для нея вовсе не шуточное. Лордъ Лофтонъ не то чтобы выказывалъ ей любовь, но въ послднее время онъ говорилъ съ ней такимъ тономъ, который не вполн соотвтствовалъ тмъ спокойно-дружескимъ отношеніямъ, о которыхъ она мечтала прежде, думая, что они вполн удовлетворятъ ее. Не права ли была Фанни, сказавъ, что такого рода дружескія отношенія между молодымъ человкомъ и молодою двушкой опасны?
Да, Люси, очень опасны. Люси внутренно въ этомъ созналась въ тотъ вечеръ, ложась спать, и, лежа въ постели съ мокрыми отъ слезъ глазами, она должна была сознаться также, что, дйствительно, ярлыкъ появился слишкомъ поздно, что ее предостерегли тогда, когда она уже приняла ядъ. Гд найдти лкарство? вотъ все, о чемъ оставалось ей думать теперь. Однако, на другое утро, она могла казаться совершенно спокойною, и когда Маркъ ушелъ посл завтрака, она могла опять подшучивать вмст съ Фанни надъ леди Лофтонъ и ея стклянкой съ ядомъ.

ГЛАВА XIV.

На леди Лофтонъ лежала еще другая забота, именно — прегршенія выбраннаго ею пастора. Она выбрала его, и вовсе не была намрена отъ него отступиться, несмотря на вс его прегршенія противъ своего сана. Вообще она не такая была женщина, чтобы легко отступиться отъ чего бы то ни было, тмъ боле отъ своего protg. Одно то, что она выбрала его, было самымъ сильнымъ аргументомъ въ его пользу.
Тмъ не мене, его прегршенія принимали въ ея глазахъ огромные размры, и она ршительно не знала что длать. Она не ршалась прочесть наставленіе лично ему самому. Если она это сдлаетъ, а онъ ее попроситъ заниматься своими длами, въ чужія же не вмшиваться (хотя бы не въ этихъ самыхъ словахъ), то въ приход произойдетъ разъединеніе, расколъ, а это чуть ли не будетъ хуже всего. Все дло ея жизни будетъ испорчено, вс пути для ея энергіи будутъ заграждены, если она станетъ въ непріязненныя отношенія къ священнику, которому порученъ ея приходъ.
Но что ей было длать? Въ начал зимы онъ здилъ въ Чальдикотсъ и въ Гадеромъ-Кассль, въ сообществ игроковъ, виговъ, безбожниковъ, кутилъ, приверженцевъ епископа Проуди. Это она простила ему, а вотъ теперь, въ немъ возгорлась страсть къ охот, вовсе не приличная его сану. Конечно, Фанни увряетъ, что онъ только случайно присутствовалъ при охот, объзжая свой приходъ. Да Фанни можетъ и не знать всего, она, какъ жена, даже должна всячески извинять мужа. Но леди Лофтонъ не такъ-то легко обмануть. Она очень хорошо знаетъ, въ какой части графства находится Коббольдсъ-Эшесъ. Это мсто вовсе не принадлежитъ къ Фремлейскому приходу, ни даже къ сосднему, напротивъ, это мсто находится въ западной части графства, на полупути въ Чальдикотсъ, она слышала и про то знаменитое полеваніе, когда пали дв лошади, а имя пастора Робартса прославилось на вки между барсетширскими охотниками. Леди Лофтонъ до точности знала все, что происходило въ ея графств.
Она знала все это, и молчала до сихъ поръ, но тмъ боле сокрушалась она во глубин своего сердца. Высказанное горе уже только вполовину горе, и когда можешь съ кмъ-нибудь посовтоваться, то все надешься, что эти совты принесутъ пользу.
Леди Лофтонъ не разъ говорила сыну, какъ e жаль, что мистеръ Робартсъ сталъ здить на охоту. ‘Вс на свт согласны съ тмъ, что это не прилично для священника,’ говорила она печально. Но сынъ вовсе не былъ расположенъ утшать ее. ‘Да вдь онъ собственно не охотится, говорилъ онъ, не такъ охотится, какъ я, напримръ. Да еслибъ и такъ, я въ томъ не вижу никакой бды. Всякому человку нужно маленькое развлеченіе, будь онъ даже архіепископъ.’
— У него довольно развлеченія дома, отвчала леди Лофтонъ:— что же длаетъ его жена или его сестра?
Впрочемъ она тотчасъ же раскаялась въ этомъ намек на Люси.
Лордъ Лофтонъ вовсе не хотлъ придти на помощь матери, онъ не хотлъ даже косвеннымъ образомъ отклонять викарія, и каждый разъ предлагалъ ему мсто въ своей карет, когда отправлялся на охоту. Лордъ Лофтонъ и Маркъ были товарищами съ дтства, и лордъ зналъ, что Марку точно такъ же весело, какъ и ему, прохаться за лисицами. Да и что же тутъ предосудительнаго?
Леди Лофтонъ не знала, можетъ-быть, что самый сильный союзникъ ея — совсть самого Марка. Не разъ онъ крпко призадумывался надъ собой, и давалъ себ слово не бытъ пасторомъ-охотникомъ. Да и конечно, что бы сталось со всми его блестящими надеждами на будущее повышеніе, еслибъ онъ позволилъ себ оступиться и унизиться? Когда онъ обдумывалъ правила и обязанности священнической дятельности и внутренно начертывалъ планъ собственной жизни, онъ не имлъ намренія облекаться въ строгій аскетизмъ. Онъ не считалъ нужнымъ гремть противъ танцевъ и картъ, противъ театровъ и романовъ, онъ принималъ свтъ такимъ, каковъ онъ на дл, стараясь только своимъ ученіемъ и примромъ помогать постепенному его улучшенію, постепенному распространенію въ немъ христіанскихъ началъ, онъ не врилъ въ возможность внезапныхъ и рзкихъ переворотовъ. Онъ зналъ, что, какъ ни грозны будутъ его проповди, какъ ни строга будетъ его собственная жизнь, удовольствія міра сего не потеряютъ цны въ глазахъ его слушателей, но онъ думалъ также, что смиренный духъ, тепло-врующее сердце, бодрое лицо и твердая рука могутъ научить этихъ людей быть веселыми безъ разврата, быть набожными, не умирая для всего мірскаго.
Таковы были его убжденія, его намренія, можетъ-быть, иной священникъ обвинитъ ихъ въ недостатк серіозности, но мы такого мннія, что въ нихъ была доля мудрости,— и доля безразсудства также, конечно, какъ свидтельствовали т безпокойства, въ которыя они привели его.
‘Я не хочу осуждать вслухъ то, чего въ душ не считаю дурнымъ,’ говорилъ онъ себ, и такимъ образомъ ршилъ, что ему не слдуетъ избгать общества сосднихъ помщиковъ-охотниковъ. А потомъ, будучи по природ своей подверженъ вліянію окружающей среды, онъ уврилъ себя мало-по-малу, что и для него самого не можетъ быть предосудительно то, чего онъ не осуждалъ въ другихъ.
Однако совсть подчасъ упрекала его, и онъ не разъ общалъ себ впредь отказаться отъ охоты. Къ тому же, когда онъ возвращался съ такихъ поздокъ, ему больно было встрчать печальный взглядъ своей Фанни. Она ничего не говорила ему, она никогда не спрашивала язвительнымъ тономъ, доволенъ ли онъ своею охотой, очень ли ему было весело въ этотъ день, но она не могла встрчать его разказовъ съ обычнымъ живымъ сочувствіемъ, съ тмъ восторгомъ, съ какимъ она принимала все, что касалось ея мужа.
Потомъ, подъ конецъ зимы, онъ еще сдлалъ глупость. Онъ почти согласился купить у Соверби дорогую лошадь — лошадь вовсе ему не нужную, которая, по всмъ вроятіямъ, должна была завлечь его въ дальнйшія безразсудства. Человкъ, добывшій себ хорошую лошадь, не захочетъ, чтобъ она даромъ ла овесъ въ конюшн. Если она годится въ упряжь, хозяинъ непремнно захочетъ завести себ джигъ, если она лошадь верховая, счастливый обладатель будетъ мечтать о свор собакъ.
— Маркъ, сказалъ ему разъ Соверби,— мой конь что-то черезчуръ горячъ, я съ нимъ почти не справлюсь, вы молоды и сильны, помняемтесь-ка на ныншній день.
Маркъ согласился, и пришелъ въ восторгъ отъ доставшейся ему лошади.
— Лошадь великолпная, сказалъ онъ Соверби.
— Да, для человка вашего склада, но мн она не подъ-силу, и ужь не такой молодецъ, какимъ былъ прежде. А лошадь точно отличная, особенно для охоты.
Не могу сказать въ точности, какимъ образомъ рчь зашла о цн великолпной лошади, но дло къ томъ, что мистеръ Соверби объявилъ пастору, что онъ готовъ ее уступить за сто тридцать фунтовъ.
— Я, признаться, очень бы желалъ, чтобы вы взяли ее, сказалъ Соверби,— меня бы это отчасти избавило отъ большой заботы.
Маркъ посмотрлъ на него съ непритворнымъ изумленіемъ, онъ не могъ сразу понять, что онъ хочетъ сказать этимъ.
— Вы знаете, я сильно боюсь, чтобы вамъ не пришлось рано или поздно уплачивать по этому дьявольскому векселю (Маркъ поморщился, должно-быть его благочестивыя уши оскорбились беззаконными словами), и мн пріятно было бы думать, что вы уже получили отъ меня взачетъ долга кой-что.
— Такъ вы полагаете, что мн придется уплатить вс восемьсотъ фунтовъ?
— О нтъ, конечно! Но что-нибудь вамъ, вроятно, придется заплатить, и такъ, если вы возьмете Денди за сто тридцать фунтовъ, вы уже будете имть въ виду эту сумму, когда явится къ вамъ Тозеръ. Право, цна шуточная за такую лошадь, да и уплатою вамъ нечего будетъ торопиться.
Маркъ сперва объявилъ спокойно и ршительно, что лошадь ему не нужна, но потомъ ему мелькнула мысль, что если уже суждено ему заплатить часть долговъ мистера Соверби, то. все же лучше хоть что-нибудь съ него получить, если онъ возьметъ лошадь, то во всякомъ случа онъ можетъ продать ее за хорошую цну. Ему не приходило въ голову, что онъ черезъ это дастъ мистеру Соверби право говорить, что Маркъ получилъ отъ него значительную часть цнности векселя, и вообще позволитъ ему еще больше впутать его въ свои денежныя дла. Мистеръ Соверби хорошо понималъ все это, онъ зналъ, что это дастъ ему возможность сочинить какую-нибудь правдоподобную исторію, какъ въ тотъ разъ, когда у него было дло съ лордомъ Лофтономъ.
— Такъ что же, берете вы Денди? спросилъ опять Соверби.
— Да право, не знаю что вамъ сказать, отвчалъ пасторъ: — на что онъ мн теперь, когда уже прошла пора охоты?
— Именно, мой милый другъ: да и мн-то онъ не нуженъ теперь. Еслибы мы были въ начал октября, а не въ начал марта, онъ стоилъ бы двсти тридцать фунтовъ вмсто ста, черезъ шесть мсяцевъ вы можете взять двойную цну за эту лошадь. Посмотрите, какія стати.
Маркъ сталъ осматривать лошадь съ аккуратностью знатока, приподнялъ поочередно вс четыре ноги, ощупалъ копыта, вымрилъ рукою длину нижнихъ суставовъ, заглянулъ въ глаза, въ губы, принялъ въ соображеніе ширину груди, крестца, форму реберъ, изгибъ спины, силу дыханія. Потомъ онъ отступилъ на нсколько шаговъ, чтобъ окинуть взглядомъ общій складъ коня.
— Онъ, кажется, на ноги слабъ, сказалъ пасторъ, подумавъ.
— О, нтъ! это здсь грунтъ не ровный. Проведите его подальше, Бобъ, вотъ такъ, теперь хорошо.
— У него есть свои недостатки, сказалъ Маркъ:— копыта не совсмъ мн нравятся. Впрочемъ, должно признаться, красивая лошадь.
— Еще бы! Еслибъ она была совершенство во всхъ отношеніяхъ, я бы не отдалъ ея за сто тридцать фунтовъ. Да гд же вы видли лошадь безъ малйшаго недостатка?
— Да вотъ, напримръ, ваша кобыла, Мистриссъ Гамсъ.
— И она не была совершенство. Вопервыхъ, она плохо ла. Впрочемъ, конечно, трудно встртить что-нибудь лучше Мистриссъ Гамсъ.
Разговоръ о лошадяхъ еще долго шелъ между двумя знатоками, при чемъ мистеръ Соверби все больше терялъ изъ виду священный санъ своего собесдника, да и Маркъ, казалось, часто забывалъ о своемъ священномъ сан. Или нтъ, онъ не совсмъ забывалъ о немъ, но воспоминаніе о немъ въ послднее время постоянно сопровождалось другими мучительными мыслями.
На самомъ свер восточнаго отдла Барсетшира, находится Гоггельстокскій приходъ, который также граничитъ съ западнымъ округомъ. Было бы можетъ-бытъ не худо приложить здсь географическую карту Барсетшира, для объясненія всхъ этихъ мстностей. Фремлей также находится въ сверной части графства, но на самомъ юг большаго тракта желзныхъ дорогъ, не много ниже сворачивающаго къ Барчестеру. Ближайшая къ Фремле-Корту станція, Сильвербриджъ, принадлежитъ уже къ западному округу графства. Гоггельстокъ лежитъ къ сверу отъ желзной дороги (которая однако перескаетъ часть прихода) и примыкаетъ къ Фремлею, хотя церкви находятся на разстояніи, по крайней мр, семи миль одна отъ другой. Барсетширъ — вообще веселый и лсистый край, съ цвтущими лугами, съ большими древесными изгородями и дорогами, окаймленными широкою полосой свжей, зеленой травы. Таковъ общій видъ графства, но къ сверу видъ страны измняется, она становятся мрачна и однообразна, большія поля, какъ будто еще только вновь разбитыя на участки, раздлены низенькими искусственными изгородями, видны слды человческаго труда, но нигд не встртишь обычной красоты и живописности англійской сельской жизни. Въ Гоггельсток, за исключеніемъ пасторскаго дома, одн только хижины рабочихъ, да и это жилище не многимъ равнится отъ окружающихъ. Домъ некрасивый, неуклюжій и тсный, садъ, окружающій его, подъ ладъ цлому краю, боле разчитанъ для пользы чмъ для украшенія, въ немъ насажена капуста, а не деревья, въ немъ растетъ картофель отличнаго сорта, но не видно ни цвтовъ, ни даже тни кустарника. Вообще весь Гоггельстокскій приходъ слдовало бы присоединить къ сосднему графству, которое вовсе не такъ привлекательно, какъ Барсетширъ, что вроятно извстно большинству моихъ читателей.
Мистеръ Кролей, имя котораго мы уже упоминали вскользь, былъ гоггельстокскимъ пасторомъ. Что именно въ первобытныя времена служило основаніемъ распредленію возмездія, получаемаго нашими приходскими священниками, теперь врядъ ли возьмется ршить самый глубокій знатокъ средневковыхъ церковныхъ архивовъ. Что священники получали свою плату изъ десятины общаго приходскаго сбора, и что часть этой десятины шла на разныя другія благочестивыя дла, какъ-то: исправленія церковныхъ зданій, пріюты, и такъ дале, объ этомъ каждыя изъ насъ иметъ смутное понятіе. Точно также намъ извстно, что ректоръ, будучи важнымъ лицомъ, получалъ вою десятину сполна, за вычетомъ упомянутыхъ богоугодныхъ издержекъ, что викарій былъ чей-то намстникъ, и поэтому пользовался лишь только маленькою частью десятины, будучи самъ человкъ маленькій.
Но трудно себ представить, чтобы такимъ образомъ, даже въ средніе вка, можно было установить хотя приблизительную соразмрность между трудомъ и платой. Достаточно ясно, что въ наше время этой соразмрности не существуетъ.
И какой бы поднялся крикъ между духовенствомъ англиканской церкви, даже въ нашъ вкъ нововведеній, еслибы какому-нибудь смлому прогрессисту вздумалось предложить боле разумное распредленіе платы и труда! Пусть т, которые знаютъ нашихъ священниковъ, и жили съ ними, и любятъ ихъ, представятъ себ такой переворотъ! Какъ? священники будутъ получать свои доходы, не по выгодамъ и удобствамъ каждаго отдльнаго прихода, выпавшаго на ихъ долю (вслдствіе ли ихъ личныхъ достоинствъ, или протекціи), а сообразно съ дломъ, которое отъ нихъ требуется? О, Доддингтонъ! О, Стангопъ! подумайте объ этомъ, если такая святотатственная мысль можетъ закрасться въ ваши благочестивыя души! Слыхано ли, чтобы труды духовенства были вознаграждаемы по ихъ количеству и качеству!
Однако, какъ ни горестна эта мысль, можно положительно предсказать, что надъ духовенствомъ виситъ такой переворотъ. Многіе члены нашего духовенства точно такимъ образомъ смотрятъ на этотъ предметъ. Теперешнее распредленіе приходскихъ сборовъ дорого нашему сердцу, какъ учрежденіе, освященное временемъ, англійское по преимуществу, джентльменское и живописное. Мы бы желали держаться его какъ можно доле, но не можемъ не сознаться, что тутъ нами руководитъ чувство, а не разсудокъ. Весьма пріятно быть окружену древними, джентльменскими и живописными учрежденіями, но иногда встрчается надобность еще въ кое-чемъ кром этого.
Какъ утшительно было также, что одинъ епископъ получалъ пятнадцать тысячъ въ годъ, а другой съ такого же округа не боле четырехъ, что какой-нибудь сановникъ церкви могъ въ одинъ годъ получить двадцать тысячъ фунтовъ, между тмъ какъ его преемнику доставалось всего пять!
Это имло какой-то поэтически-феодальный отпечатокъ, и многимъ сгрустнулось, когда отмнили этотъ порядокъ вещей. Пусть говорятъ что хотятъ, для меня епископъ съ опредленнымъ жалованьемъ, безъ земли, теряетъ много своего величія. Пріятно было думать, что есть въ Англіи два или три декана, которые получаютъ до трехъ тысячъ въ годъ, и что старый докторъ Порилъ владлъ тремя церковными сдалищами, изъ которыхъ одно было золотое, а другія два серебряныя съ позолотой! Вдь отрадна эта мысль для преданнаго сына господствующей церкви! Золотое сдалище!
Но епископовъ лишили всего этого блеска, и величіе декановъ стало приходить въ упадокъ. Нашъ разчетливый вкъ требуетъ, чтобы тучныя церковныя земли были разбиты на множество крошечныхъ частей, чтобы было чмъ жить трудящимся священникамъ, и на части такія крошечныя, что священнику часто вовсе нечмъ жить. А цвтущіе ректоры и викаріи, съ своею богатою десятиной, также скоро должны исчезнуть. Стангопу и Доддингтону остается волею или неволей помириться съ утратой свтскихъ преимуществъ. Въ другихъ званіяхъ и ремеслахъ людямъ платятъ за работу. Пусть будетъ такъ и съ духовенствомъ. Таковъ будетъ рано или поздно приговоръ какого-нибудь безчувственнаго, сухоразчетливаго парламента.
Я на этотъ предметъ имю въ голов своей проектъ, о которомъ впрочемъ не намренъ говорить здсь, не надясь, чтобы кто-нибудь сталъ меня слушать. Вообще, я только потому себ позволилъ это отступленіе, что меня навело на него положеніе мистера Кролея, который получалъ всего сто тридцать фунтовъ въ годъ, имя на рукахъ весь Гоггельстокскій приходъ. А приходъ этотъ обширенъ. Онъ заключаетъ въ себ дв большія деревни, населенныя преимущественно кирпичниками, а кирпичники народъ весьма безпокойный, особливо для ревностнаго пастора, который не желаетъ, чтобъ ихъ безсмертныя души отправились прямо къ чорту. Въ Гоггельсток дла довольно для двухъ человкъ, а между тмъ весь доходъ, назначенный священнику, ограничивается этими жалкими ста тридцатью фунтами.
Мистеръ Кролей былъ тотъ самый священникъ, о которомъ мистеръ Робартсъ сказалъ, что онъ едвали не считаетъ грхомъ переступить за предлы своего прихода. Конечно, Маркъ Робартсъ хотлъ этимъ поднять на смхъ своего собрата, но нтъ сомннія, что мистеръ Кролей точно былъ человкъ строгій и точный до рзкости, человкъ боявшійся только Бога да своей совстя. Мы должны здсь сказать слова два о мистер Кроле и его предыдущей жизни.
Ему было теперь лтъ подъ сорокъ, но только въ послдніе четыре года занималъ онъ настоящее свое мсто въ Гоггельсток. Первыя десять лтъ своего священническаго поприща онъ провелъ куратомъ въ какомъ-то дикомъ, мрачномъ, холодномъ углу, въ сверной части Корнваллиса. Тяжелую пришлось ему вынести борьбу, трудна была его жизнь среди обязанностей плохо вознаграждаемыхъ и часто превышавшихъ его силы, средя бдности, заботъ, болзни, долговъ и тяжкихъ утратъ. Мистеръ Кролей женился почти тотчасъ же по вступленіи въ духовное званіе, и нсколько дтей родилось въ этомъ холодномъ, неудобномъ Корнвалльскомъ коттедж. Онъ женился на двушк, образованной и нжно воспитанной, но не одаренной земнымъ богатствомъ. Они оба ршились выдержать вмст жизненную борьбу: пренебречь свтомъ и свтскими условіями, ища опоры къ одномъ Бог, да во взаимной любви. Они готовы былы отказаться отъ всхъ удобствъ жизни, отъ приличной одежды и нжной пищи. Вдь другія, живущія своимъ рукодльемъ, издерживали не боле того, что онъ могъ получить какъ куратъ, большая часть ихъ не имла даже и того. Такъ будутъ жить и они, скромно и бдно, работая, если не руками, такъ духомъ.
Такъ и зажили они, вся ихъ прислуга состояла изъ босоногой четырнадцатилтней двочки, помогавшей имъ въ хозяйств, первое время они не унывали, и дла ихъ шли успшно. Но человкъ, который походилъ на свт джентльменомъ, едва ли пойметъ какъ трудно перемнить общественное положеніе и стать на низшую ступень въ общественномъ порядк, и еще мене пойметъ, какъ тяжко возложить эту жертву на любимую жену. Есть тысяча бездлицъ, которыя человкъ, въ своей философіи, готовъ назвать пустыми и презрнными, но лишеніе которыхъ подвергнетъ его философію самому горькому испытанію. Пусть самый неприхотливый изъ моихъ читателей припомнитъ, какъ напримръ, вставая поутру, надваетъ онъ свой халатъ, и пусть сознается, какъ было бы ему тяжело потерпть и въ этомъ какое-нибудь лишеніе.
Потомъ пошли дти. Жена ремесленника воспитываетъ своихъ дтей, и часто дтей здоровыхъ и сильныхъ, съ гораздо-меньшими средствами и удобствами чмъ т, которыми располагала мистриссъ Кролей, но у нея едва хватало на это силъ. Не то чтобъ она унывала или падала духомъ, она была изъ боле-крпкаго металла чмъ ея мужъ, она еще держалась, когда онъ уже изнемогалъ.
А бывали такія минуты, когда онъ изнемогалъ, изнемогалъ совсмъ — душою и тломъ. Тогда онъ начиналъ жаловаться съ горечью, говоря, что слишкомъ трудна его доля, что онъ падаетъ подъ своимъ бременемъ, что Господь покинулъ его. И онъ по цлымъ днямъ и недлямъ сидлъ у себя, не выходя за порогъ коттеджа, не видя никого, кром своего семейства. Эти дни были ужасны и для него и для нея. Онъ сидлъ неумытый, небритый, подпершись рукой, въ старомъ своемъ халат, не говори ни съ кмъ, почти не принимая пищи, силясь молиться, часто силясь вотще. Потомъ онъ вскакивалъ со стула, и въ припадк отчаянія громко взывалъ къ Всевышнему, чтобъ Онъ положилъ конецъ его мук.
Въ такія минуты она никогда не покидала его. Одно время у нихъ было четверо дтей, и хотя вся забота о нихъ, вс попеченія нравственныя и физическія тяготли надъ нею, она не прерывала своихъ усилій утшить и поддержать мужа. Наконецъ онъ падалъ на колни, и горячая молитва облегчала его истерзанную душу, и подкрпившись сномъ, онъ опять принимался за свое дло.
Но она никогда не предавалась отчаянію, ни pasy не позволила себ ослабть. Когда-то она была хороша собою, но давно исчезли слды этой красоты, давно стерся нжный румянецъ съ ея щекъ. Черты сдлались рзки, лицо осунулось, она стала худа до того, что кости почти высовывались изъ ея щекъ, локти заострились, пальцы стали похожи на пальцы скелета. Глаза ея не утратили своей живости, но они стали какъ-то неестественно блестящи, несоразмрно велики для ея испитаго лица. Темныя кудри, которыя она когда-то любила зачесывать назадъ, какъ бы хвалясь тмъ, что пренебрегаетъ показывать ихъ, теперь висли въ безпорядк по ея плечамъ. Теперь ей мало было дла до того, видятъ ли ихъ, или нтъ.
Будетъ ли онъ въ состояніи взойдти на свою каедру, будетъ ли ему чмъ прокормить четырехъ малютокъ, чмъ защитить ихъ отъ холода — вотъ что теперь поглощало ея мысли.
А тамъ двое изъ нихъ умерли, она стояла возл него, пока онъ зарывалъ ихъ въ холодную, замерзшую землю, боясь, что онъ падаетъ безъ чувствъ среди печальной работы. Онъ не хотлъ просить помощи ни у кого — такъ по крайней мр онъ говорилъ себ, поддерживая въ душ послдній остатокъ гордости.
Двое мальчиковъ умерли, но ихъ болзнь была продолжительна, пошли долги. Уже давно, въ продолженіи послднихъ пяти лтъ, они мало-по-малу запутывались въ долги. Кто можетъ видть своихъ дтей: голодными и не брать предлагаемаго хлба? Кто можетъ видть жену въ самой горькой нужд, и не искать помощи, когда помощь возможна? Итакъ, ихъ опутали долги, жестокіе кредиторы приставали къ нимъ изъ-за какой-нибудь бездльной суммы,— бездльной въ глазахъ свта, но далеко превышавшей ихъ средства. И опять онъ запирался въ свою одинокую каморку, стыдясь и свта, и самого себя.
Но неужели у такого человка не было друзей? могутъ спросить. У такихъ людей, я полагаю, друзей бываетъ немного. Впрочемъ онъ не былъ оставленъ всми. Почти каждый годъ посщалъ его, въ его Корнвалльскомъ куратств, другой священникъ, бывшій товарищъ его по школ, и, сколько могъ, пособлялъ бдному курату и его жен. Этотъ другъ поселялся на недлю у какого-нибудь сосдняго фермера, и хотя онъ иногда заставалъ мистера Кролея близкимъ къ отчаянію, онъ почти всегда умлъ сколько-нибудь ободрить его и утшить. Впрочемъ, благодтельное вліяніе тутъ было обоюдно. Мистеръ Кролей, хотя подчасъ и ослабвалъ въ собственномъ дл, былъ всегда силенъ и бодръ, когда дло шло о другихъ, и этою бодростію былъ часто полезенъ своему другу, котораго онъ любилъ всею душой. Отъ этого друга и денежная была бы помога — небольшая конечно, потому что въ то время и самъ онъ не принадлежалъ къ богатымъ и сильнымъ міра сего,— но все достаточная для скромныхъ нуждъ мистера Кролея, еслибы только онъ соглашался ее принять. Но уговорить его на это было не такъ-то легко. Отъ денегъ онъ отказывался наотрзъ, отъ времени до времени, при помощк жены, удавалось безъ его вдома заплатить какой-нибудь должокъ, при случа посылались башмачки для Китти… пока Китти не перестала нуждаться въ башмачкахъ, иногда мистриссъ Кролей находила въ своемъ опустломъ сундук кусокъ сукна для Гарри и Франка, изъ котораго бдная труженица шила платья обоимъ мальчикамъ, только одному изъ нихъ пришлось носить эти платья — на то была воля Господня.
Такъ жили мистеръ и мистриссъ Кролей въ своемъ Корнвалльскомъ куратств, въ постоянной борьб съ житейскими заботами. Тому, кто держится мннія, что за честный трудъ слдуетъ честная плата, покажется жестокимъ, чтобы человкъ работалъ много и получалъ такъ мало. Иные скажутъ конечно, что онъ самъ виноватъ, женившись слишкомъ рано. Но вопросъ остается: не слдуетъ ли за всякій трудъ соразмрное вознагражденіе? Этотъ человкъ трудился безъ устали, и задача его была самая тяжкая, какая только можетъ достаться человку, а между тмъ, въ продолженіи десяти лтъ, получалъ онъ не боле семидесяти фунтовъ въ годъ. Кто ршится сказать, чтобъ эта плата была соразмрна съ его трудомъ, будь этотъ человкъ женатъ или холостъ? А между тмъ, столько есть людей, которые рады были бы жертвовать въ пользу духовенства, еслибы только знали, какъ распорядиться своими деньгами. Но это вопросъ многосложный, какъ уже сказалъ Маркъ Робартсъ въ разговор съ миссъ Данстеблъ.
Таковъ былъ мистеръ Кролей въ своемъ Корнвалльскомъ куратств.

ГЛАВА XV.

Но вотъ скромный другъ мистера Кролея внезапно пошелъ въ гору. Мистеръ Эребинъ — такъ звали его, прежде чмъ онъ переименовался въ доктора Эребина — долго былъ простымъ товарищемъ лазаревской коллегіи. Наконецъ онъ получилъ мсто викарія сентъ-эвольдскаго, едва усплъ онъ вступить въ свою новую должность, какъ женился на молодой вдов Больд, которая принесла ему въ приданое порядочный капиталъ въ деньгахъ и земл, а въ отягощеніе не принесла ничего кром одного крошечнаго ребенка.
Онъ еще былъ женихомъ, когда его произвели въ деканы барчестерскіе — происшествіе, записанное въ лтописяхъ эпархіи и графства.
Теперь, ставъ богатъ, новый деканъ усплъ уплатить долги своего пріятеля, при помощи одного хамельфордскаго законника — всего-то вышло не боле какихъ-нибудь ста фунтовъ. Потомъ, года полтора спустя, представилась вакансія въ Гоггельстокскомъ приход, и деканъ могъ предложить ее мистеру Кролею. Доходъ здсь состоялъ всего изъ ста-тридцати фунтовъ, но и это было вдвое противъ того, что получалъ онъ въ Корнваллис, къ тому же въ Гоггельсток былъ домъ для священника. Бдная мистриссъ Кролей, когда дошла до нея эта всть, подумала, что оканчивались для нея испытанія бдности. И, въ самомъ дл, чмъ должны были казаться сто-тридцать фунтовъ людямъ, которые въ продолженіи десяти лтъ проживали около семидесяти?
Итакъ, они оставили свой мрачный, холодный уголъ, и поселились въ другомъ краю, также холодномъ и печальномъ, но не до такой степени мрачномъ, какъ прежній. Они устроились кой-какъ, и опять началась ихъ борьба противъ ожесточенія человческаго и козней дьявола. Я сказалъ, что мистеръ Кролей былъ человкъ суровый, непривтный, дйствительно, онъ былъ таковъ.
Надобно быть сдлану изъ самаго частаго металла, чтобы не ожесточаться отъ постояннаго а незаслуженнаго несчастія. На мистера Кролея горе подйствовало столько, что оставило на немъ примтные, неизгладимые слды. Онъ не нуждался въ обществ, считая даже грхомъ обращать на него вниманіе. Онъ врилъ, что вс эти испытанія ниспосланы ему Господомъ, и окончательно должны послужить къ его же благу, но тмъ не мене они сдлали его угрюмымъ, молчаливымъ, даже жесткимъ. У него всегда было на сердц чувство, что онъ и его близкіе страдаютъ несправедливо и слишкомъ часто, можетъ-быть, утшалъ себя мыслью, что вчность вознаградитъ его за эту несправедливость въ здшней жизни — послдняя приманка, на которую дьяволъ ловитъ души, избжавшія всхъ другихъ его западней.
Фремлейское помстье никакою частью своею не входило и черту Гоггельстокскаго прихода, однако леди Лофтонъ употребила вс старанія, чтобы чмъ-нибудь услужить новопрізжимъ. Гоггельстокъ не имлъ своей леди Лофтонъ, Провідніе отказало ему даже въ какомъ бы то ни было покровител, и вид лорда или леди, или хоть бы простаго сквайра. Гоггельстокскіе фермеры были народъ грубый и необразованный, нисколько не приближавшійся къ разряду фермеровъ-джентльменовъ, леди Лофтонъ знала все это, и услышавъ кой-что о семейств Кролея, отъ мистриссъ Эребинъ, жены декана, подлила, какъ говорится, масла въ свои лампы, чтобы свтъ отъ нихъ распространялся шире и сколько-нибудь проникалъ въ это забытое, покинутое домохозяйство.
Что касается мистриссъ Кролей, то леди Лофтонъ никакъ не могла бы сказать, что участіе ея и ласка были отвергнуты. Мистриссъ Кролей съ благодарностію принимала доказательства ея доброты: подъ ея рукою она снова узнала нкоторыя удобства жизни. Отъ приглашеній въ Фремле-Кори она отказалась сразу. Она знала, что мистеръ Кролей о томъ и слышать не захочетъ. Она отвчала, что не чувствуетъ себя способною пройдти черезъ эту церемонію, прибавивъ, что они съ мужемъ не могутъ даже ршиться принять приглашеніе стараго друга, декана, настоятельно просившаго ихъ къ себ. Но тмъ не мене леди Лофтонъ была большимъ утшеніемъ для нея, бдная женщина чувствовала, какъ хорошо было имть въ сосдств леди Лофтонъ на случай нужды.
Относительно мистера Кролея задача была не такъ легка, но и здсь леди Лофтонъ не совсмъ осталась безъ успха. Она разсуждала съ нимъ о его приход и о своемъ собственномъ, посылала къ нему Марка Робартса, и мало-по-малу, до нкоторой степени, цивилизовала дикаря. И съ Робартсомъ онъ достаточно сблизился, если не подружился. Маркъ покорялся его авторитету въ вопросахъ богословскихъ или даже церковныхъ, выслушивалъ его терпливо, соглашался съ нимъ когда могъ, или съ мягкостію возражалъ ему. Робартсъ имлъ даръ со всми ладить. Итакъ, благодаря леди Лофтонъ, завязались довольно близкія сношенія между Фремлеемъ и Гоггельстокомъ, въ которыхъ участвовала и мистриссъ Робартсъ.
И вотъ теперь, когда леди Лофтонъ такъ затруднялась въ прісканіи средства какъ бы подйствовать на своего неблагодарнаго пастора, ей вдругъ пришло на умъ обратиться къ мистеру Кролею. Она знала, что онъ согласится съ нею въ этомъ дл, и не побоится прямо высказать свое мнніе собрату. Итакъ она послала за мистеромъ Кролеемъ.
Наружностію онъ представлялъ совершенную противоположность Марку Робартсу. Онъ былъ высокъ и худъ, слегка сутуловатъ, съ длинными, спутанными волосами, лобъ у него былъ высокій, лицо узкое, срые глубоко ввалившіеся глаза, прямой правильный носъ, тонкія и выразительныя губы. Стоило только взглянуть на это лицо, чтобъ увидть въ его выраженіи обдумчивость и мысль. И лтомъ, и зимою, онъ носилъ какой-то темносрый сюртукъ, застегнутый по горло, и доходившій почти до самыхъ пятъ.
Онъ не медля отправился на зовъ леди Лофтонъ, усвшись въ ея джигъ рядомъ съ лакеемъ, пріхавшимъ за нимъ, съ которымъ онъ во весь перездъ не перемолвилъ ни единаго слова. Слуга, заглянувъ ему въ лицо, былъ пораженъ его угрюмымъ видомъ. Маркъ Робартсъ разговаривалъ бы съ нимъ всю дорогу отъ Гоггельстока до Фремле-Корта, завелъ бы рчь и о лошадяхъ и объ урожа, а можетъ-быть и о боле-возвышенныхъ предметахъ.
Леди Лофтонъ наконецъ раскрыла свою душу и поврила мистеру Кролею свое горе, прибавляя однако безпрестанно, что мистеръ Робартсъ отличный приходскій священникъ,— ‘такой пасторъ, какого я желала, говорила она, но онъ былъ именно такъ молодъ, мистеръ Кролей, когда получилъ этотъ приходъ, что не усплъ еще вполн остепениться. Можетъ-быть, я столько же виновата какъ и онъ, что такъ рано поставила его въ такое положеніе.’
— Конечно, вы виноваты сами, замтилъ мистеръ Кролей, которому было, можетъ-быть, весьма естественно отозваться нсколько съ горечью по этому предмету.
— Разумется, поспшно продолжала миледи, подавляя маленькую досаду,— но теперь этого не намнять. Я не сомнваюсь въ томъ, что мистеръ Робартсъ будетъ вполн достоинъ своего сана, онъ человкъ съ сердцемъ и съ правилами, но и опасаюсь, чтобъ онъ теперь не поддался искушеніямъ.
— Я слышалъ, что онъ охотится раза два-три въ недлю, вс такъ говорятъ въ околотк.
— Нтъ, мистеръ Кролей, не по три раза въ недлю, рдко боле одного раза, сколько я знаю. Да къ тому же, и полагаю, онъ здитъ на охоту больше для того, чтобъ быть съ лордомъ Лофтономъ.
— Я не вижу, чтобъ это сколько-нибудь измнило дло, сказалъ мистеръ Кролей.
— Это показываетъ по крайней мр, что въ немъ не такъ сильно укоренилось это пристрастіе, которое я не могу не считать предосудительнымъ гь священник.
— Оно предосудительно во всякомъ человк, возразилъ мистеръ Кролей:— удовольствіе само-по-себ жестокое и ведущее къ праздности и разврату.
Леди Лофтонъ опять должна была сдлать надъ собою усиліе. Она призвала мистера Кролей, чтобы найдти въ немъ себ помощь, и сознавала, что было бы неблагоразумно ссориться съ нимъ. Но ей не могло быть пріятно, что увеселенія ея сына называютъ праздными и развратными. Она всегда считала охоту самымъ приличнымъ занятіемъ для сельскаго джентльмена, она уважала охоту какъ древнее учрежденіе Англіи, и барсетширская охота являлась ей чмъ-то священнымъ. Сердце у ней содрогалось всякій разъ, какъ она узнавала о похищеніи лисицъ, хотя безъ всякаго ропота допускала похищать съ ея двора индекъ. Каково же было ей слышать такой жесткій приговоръ изъ устъ мистера Кролея, когда она во все не намрена была спрашивать его мннія по этому предмету. Тмъ не мене она скрыла свой гнвъ.
— Во всякомъ случа, оно неприлично для священника, сизала она.— И какъ мн извстно, что мастеръ Робартсъ очень дорожитъ вашимъ мнніемъ, то, я надюсь, вы ему посовтуете бросить эту забаву. Ему могло бы быть непріятно, еслибъ я лично вмшалась въ это дло.
— Безъ сомннія, сказалъ мистеръ Кролей.— Не дло женщины давать совты священнику въ подобномъ случа, если только она не находится къ нему въ особенно-близкихъ отношеніяхъ, какъ мать, жена или сестра.
— Но знаете ли, живя въ одномъ приход и будучи можетъ-быть…
‘Главнымъ въ немъ лицомъ и первымъ по вліянію,’ могла бы сказать леди Лофтонъ, еслибы вполн выразила свою мысль, но она остановилась вовремя. Она уже ршила, что каково бы ни было ея вліяніе и значеніе въ приход, не ей слдуетъ говорить съ мистеромъ Робартсомъ о его грховныхъ привычкахъ, и она не поддалась невольному искушенію доказывать, что ей то и слдуетъ съ нимъ говорить.
— Да, возразилъ мистеръ Кролей,— именно такъ. Все это ему даетъ право обратиться къ вамъ съ совтами и наставленіями, если онъ найдетъ что-нибудь предосудительное въ вашемъ образ жизни, но вовсе не оправдываетъ такого вмшательства съ вашей стороны.
Вынесть это было ужь черезчуръ трудно для леди Лофтонъ. Она прилагала вс старанія, чтобы какъ-нибудь поправить чужія погршности, въ то же время заботясь о томъ, чтобы не оскорбить гршника, не задть его самолюбія, а вотъ этотъ суровый помощникъ, призванный ею самою, почти обвиняетъ ее въ заносчивости и властолюбіи. Она сама нкоторымъ образомъ признала слабость своего положенія относительно своего приходскаго священника, обратясь за помощью къ мистеру Кролею, но зачмъ же и попрекать ее этою слабостью?
— Хорошо, сэръ, надюсь, что мой образъ жизни не подастъ поводъ къ наставленіямъ, но это къ длу не относится. Вотъ что я желаю знать: согласитесь ли вы поговорить съ мистеромъ Робартсомъ?
— Непремнно, отвчалъ онъ.
— Такъ я вамъ буду весьма благодарна. Но, прошу васъ, мистеръ Кролей, не забывайте, что мн было бы крайне прискорбно еслибы вы обошлись съ нимъ слишкомъ жестко. Онъ отличный молодой человкъ, и…
— Леди Лофтонъ, если я возьмусь за это дло, то буду поступать по совсти и употреблять такія выраженія, какія мн въ ту минуту внушитъ Всевышній. Смю надяться, что я не жесткій человкъ, но, вообще, я считаю боле чмъ безполезнымъ высказывать истину не вполн.
— Конечно, конечно.
— Когда уши такъ изнжены, что не захотятъ выслушать правду, то почти всегда душа бываетъ такъ испорчена, что не захочетъ ею воспользоваться.
И мистеръ Кролей всталъ съ тмъ чтобы проститься.
Но леди Лофтонъ настояла на томъ чтобъ онъ позавтракалъ съ нею. Онъ замялся, и повидимому радъ былъ бы отказаться, но тутъ ужь леди Лофтонъ поставила на своемъ. Можетъ-быть, она не способна давать совты пастору касательно исполненія его духовныхъ обязанностей, но въ дл гостепріимства она знала какъ ей поступать. Она не хотла допустить, чтобы мистеръ Кролей ухалъ домой, не откушавъ чего-нибудь, и достигла смой цли: самъ мистеръ Кролей когда дло дошло до холоднаго ростбифа и горячаго картофеля, потерялъ всю свою величественность и сдлался смиренъ, покоренъ, почти робокъ. Леди Лофтонъ посовтовала ему выпить мадеры вмсто хереса, и онъ сразу согласился, да правду сказать, не слишкомъ-то замтилъ разницу. Потомъ, въ джиг оказалась корзинка съ цвтною капустой для мистриссъ Кролей, онъ радъ былъ бы оставить ее, да не посмлъ. Ни слова не было сказано о томъ, что подъ капустой скрывалась банка мармалада для дтей: леди Лофтонъ знала, что банка дойдетъ до своего назначенія и безъ содйствія, Итакъ, мистеръ Кролей наконецъ вернулся домой въ Фремлекортскомъ джиг.
Дня три-четыре спустя, онъ отправился къ Марку Робартсу. Онъ нарочно выбралъ субботу, узнавъ что въ этотъ день охоты не бываетъ, и вышелъ пораньше, чтобы наврное застать мистера Робартса. И точно, онъ не опоздалъ, потому что въ ту минуту какъ онъ показался у дверей, викарій съ женою и сестрой только что садились за завтракъ.
— А, Кролей! воскликнулъ Маркъ прежде чмъ тотъ усплъ выговорить слово:— вотъ отлично!
Онъ усадилъ его въ кресло, а мистриссъ Робартсъ налила ему чаю и Люси передала ему тарелку съ приборомъ, прежде чмъ онъ могъ придумать какимъ образомъ объяснить свое неожиданное появленіе.
— Вы меня извините, если я васъ обезпокоилъ, пробормоталъ онъ.— Но мн нужно поговорить съ вами о дл.
— Съ удовольствіемъ, возразилъ Маркъ,— но ничмъ лучше нельзя приготовиться къ длу какъ добрымъ завтракомъ. Люси, передайте мистеру Кролею хлбъ съ масломъ. Яйца, Фанни? Гд же яйца?
И Джонъ, въ ливре, принесъ свжихъ яицъ.
— Вотъ теперь хорошо. Я всегда мъ яйца горячія и вамъ совтую то же, Кролей.
На все это, мистеръ Кролей не отвчалъ ничего, и повидимому чувствовалъ себя не въ своей тарелк. Кто знаетъ можетъ-быть, въ его голов мелькнула мысль о разниц между этимъ завтракомъ и тмъ, который онъ оставилъ у себя на стол, можетъ-быть въ немъ шевельнулся вопросъ: какая же причина такой разницы? Но во всякомъ случа, то была мысль мимолетная, другія дла занимали его умъ въ эту минуту. Когда кончился завтракъ, Маркъ попросилъ его къ себ въ кабинетъ.
— Мистеръ Робартсъ, началъ Кролей, садясь на самый неуютный стулъ въ конц красиво-убраннаго письменнаго стола, между тмъ какъ Маркъ расположится въ мягкомъ кресл у caмаго камина,— меня привело сюда непріятное дло.
Марку тотчасъ же пришелъ на умъ вексель, данный мистеру Соверби, потомъ онъ вспомнилъ, какъ мало вроятности, чтобы Кролей былъ тутъ замшанъ.
— Но, какъ собратъ по сану, какъ человкъ искренно васъ уважающій и желающій вамъ добра, я почелъ долгомъ это дло взять на себя.
— Какое же дло, Кролей?
— Мистеръ Робартсъ, люди говорятъ, что вашъ настоящій образъ жизни не приличенъ поборнику свта Христова.
— Люди говорятъ! Какіе люди?
— Люди васъ окружающіе, ваши собственные сосди, т, которые слдятъ за вашею жизнью и знаютъ вс ваши поступки, которые ищутъ въ васъ наставника и руководителя, а находятъ васъ въ сообществ конюховъ и псарей, въ вихр самыхъ пустыхъ, самыхъ праздныхъ забавъ, которые ждутъ отъ васъ примра благочестивой жизни, и обмануты въ своемъ ожиданіи.
Мистеръ Кролей прямо приступилъ къ самому корню дла, и этимъ нсколько облегчилъ себ тягостную задачу, онъ не видлъ пользы въ длинныхъ приготовленіяхъ.
— И эти люди прислали васъ ко мн?
— Никто не прислалъ меня и не могъ прислать. Я пришелъ высказать вамъ свое собственное мнніе, а не чье-либо другое. Но я упомянулъ о людяхъ васъ окружающихъ, потому что передъ ними главныя ваши обязанности. Не почитаете ли вы обязанностью передъ ближними вести чистую, благочестивую жизнь, не почитаете ли вы это еще боле обязанностью передъ Отцомъ Небеснымъ? А теперь я осмлюсь спросить васъ, точно ли вы прилагаете вс старанія, чтобы вести такую жизнь?
И онъ остановился въ ожиданіи отвта.
Странный онъ былъ человкъ, такой смиренный и тихій, такой неловкій и робкій въ обыкновенныхъ длахъ жизни, но безстрашный и непоколебимый, почти краснорчивый, лишь только касался того предмета, которому посвятилъ всю свою жизнь. Маркъ едва могъ выдержать взглядъ его впалыхъ, срыхъ глазъ. И вотъ, онъ повторилъ свои послднія слова:
— Смю васъ спроситъ, мистеръ Робартсъ, употребляете вы вс старанія, чтобы вести такую жизнь, какая прилична священнику въ сред его прихожанъ?
И опять онъ остановился ожидая отвта.
— Немногіе изъ насъ, проговорилъ Маркъ тихимъ голосомъ,— могутъ утвердительно отвчать на такой вопросъ.
— Но думаете ли вы, что многимъ будетъ также трудно отвчать на него, какъ вамъ? Да положимъ, что такъ, неужели вы, человкъ молодой, энергическій, богато одаренный, захотите причислить себя къ этимъ многимъ? Захотите ли вы явиться отступникомъ, посл того какъ взяли на себя божественный крестъ нашего Спасителя? Скажите, что такъ, и я васъ тотчасъ же оставлю, потому что ошибся въ васъ.
Опять настало молчаніе, потомъ онъ продолжалъ:
— Говорите, братъ мой, откройте мн свою душу, если возможно.
И вставъ съ мста, онъ подошелъ къ Марку и положилъ ему руку на плечо, съ любовью глядя на него.
Сперва Маркъ, потягиваясь въ своемъ кресл, хотлъ было намекнуть почтенному собрату, что лучше бы ему заниматься своими собственными длами. Но вскор у него исчезла изъ головы всякая подобная мысль. Онъ невольно приподнялся изъ своего лниваго, полулежачаго положенія, и оперся локтями на столъ, услышавъ послднія слова, онъ опустилъ голову и закрылъ лицо руками.
— Грустно такое паденіе, продолжалъ Кролей,— вдвойн грустно, потому что подняться такъ трудно. Но не можетъ быть, чтобы вы согласились стать въ рядъ съ тми легкомысленными гршниками, которыхъ вы, по назначенію вашему, должны обращать на истинный путь. Вы предаетесь праздности и разгулу, вы спокойно разъзжаете на охоту съ богохулителями и развратниками, а между тмъ вы стремились къ исполненію своего высокаго призванія, такъ часто и такъ хорошо говорили объ обязанностяхъ служителя Христова, а между тмъ вы, въ гордости своей, можете разбирать самые тонкіе вопросы нашей вры, какъ будто бы самыхъ общихъ, простыхъ ея заповдей, не достаточно для вашей дятельности! Не можетъ быть, чтобы, во всхъ вашихъ горячихъ спорахъ, я имлъ дло съ лицемромъ!
— Нтъ, не съ лицемромъ, не съ лицемромъ, проговорилъ Маркъ, и въ голос его дрожали слезы.
— Такъ съ отступникомъ? Такъ ли я долженъ васъ называть? Нтъ, мистеръ Робартсъ, вы не отступникъ и не лицемръ, а человкъ, споткнувшійся во мрак и поранившій себя о камни. Пустъ этотъ человкъ возьметъ въ руку свтильникъ, и осторожно пойдетъ между терній и камней, осторожно, но твердо и безбоязненно, съ христіянскимъ смиреніемъ, какъ должно всякому совершать свой путь въ этой юдоли слезъ.
И прежде чмъ Робартсъ могъ остановить его, онъ поспшно вышелъ изъ комнаты и, не простясь съ прочими членами семейства, отправился домой какъ пришелъ, пшкомъ, по грязи, пройдя такимъ образомъ въ это утро четырнадцать миль, чтобъ исполнять взятое имъ на себя порученіе.
Нсколько часовъ мистеръ Робартсъ не выходилъ изъ своего кабинета. Оставшись одинъ, онъ заперъ дверь на ключъ, и слъ у стола, раздумывая о настоящей своей жизни. Около одиннадцати часовъ къ нему постучалась жена, не зная здсь ли еще гость, никто не видлъ какъ ушелъ мистеръ Кролей Но Маркъ веселымъ голосомъ попросилъ ее не прерывать его занятій.
Будемъ надяться, что его размышленія послужили ему въ пользу.
Будемъ надяться, что эти часы раздумья не пропали для него даромъ.

ГЛАВА XVI.

Охотничій сезонъ приближался къ концу, великіе и сильные барсеширскаго міра начинали подумывать о лондонскихъ увеселеніяхъ. Мысль объ этихъ увеселеніяхъ всегда непріятно дйствовала на леди Лофтонъ, она охотно проводила бы круглый годъ въ Фремле-Корт, еслибы, по разнымъ важнымъ причинамъ, не считала своею обязанностью ежегодно побывать въ столиц. Вс прежде-почившія леди Лофтонъ, и вдовствующія и замужнія, постоянно провожали сезонъ въ Лондон, пока старость или болзнь совершенно не отнимали у нихъ силъ, а иногда даже и посл этого срока. Притомъ, она полагала, и можетъ быть довольно справедливо полагала, что она каждый годъ приноситъ съ собою въ деревню какіе-нибудь плоды подвигающейся цивилизаціи. И въ самомъ дл, могли ли бы иначе проникать во глубину селеній новые фасоны женскихъ шляпокъ и лифовъ? Иные думаютъ, конечно, что новйшимъ фасонамъ и не слдуетъ распространяться дальше городовъ, но такіе люди еслибъ они были вполн послдовательны, должны бы сожалть о времени, когда пахари раскрашивали себ лицо красною глиной, а поселянка одвалась въ овечьи шкуры.
По этимъ и по многимъ другимъ причинамъ, леди Лофтонъ постоянно отправлялась въ Лондонъ около середины апрля и оставалась тамъ до начала іюня, но для нея довольно тягостно тянулось это время. Въ Лондон она не играла видной роли. Она никогда не добивалась такого рода величія, никогда не блистала въ качеств дамы-патронессы или законодательницы моды. Она просто скучала въ Лондон, и не принимала участія въ городскихъ развлеченіяхъ и интересахъ. Самыя счастливыя минуты ея были т, когда она получала извстія изъ Фремлея, или писала туда, спрашивая новыхъ подробностей о мстныхъ событіяхъ.
Но на этотъ разъ ея поздка имла цль особенно близкую ея сердцу. У ней должна была гостить Гризельда Грантли, и она намревалась употребить вс старанія, чтобы сблизить ее съ сыномъ. Планъ кампаніи былъ слдующій: архидьяконъ и мистриссъ Грантли должны отправиться въ Лондонъ на одинъ мсяцъ, взявъ съ собою Гризельду, а потомъ, когда они вернутся въ себ въ Шанстедъ, Гризельда поселится у леди Лофтонъ. Это распоряженіе не вполн удовлетворяло леди Лофтонъ: она знала, что мистриссъ Грантли, не такъ ршительно устраняется отъ клики Гартльтоповъ, какъ бы слдовало ожидать посл семейнаго трактата заключеннаго между ею и миледи. Но, съ другой стороны, мистриссъ Грантли могла извинить себя непростительною медленностью, съ которою лордъ Лофтонъ велъ свои дла относительно ея дочери, и необходимостью имть въ виду и другое прибжище, въ случа неудачи съ этой стороны. Неужели до мистриссъ Грантли дошли слухи объ этой злополучной платонической дружб между лордомъ Лофтономъ и Люси Робартсъ?
Подъ самый конецъ марта пришло письмо отъ мистриссъ Грантли, которое еще увеличило безпокойство леди Лофтонъ и ея желаніе перенестись поскоре на самыя театръ войны, чтобъ имть Гризельду Грантли въ собственныхъ своихъ рукахъ. Посл нкоторыхъ общихъ извстій о Лондон и лондонскомъ обществ, мистриссъ Грантли перешла къ семейнымъ дламъ.
‘Не могу не сознаться,’ писала она съ материнскою гордостью и материнскимъ смиреніемъ, ‘что Гризельда иметъ большой успхъ. Ее приглашаютъ безпрестанно, гораздо чаще чмъ я могу вывозить ее, а иногда и въ такіе дома, гд я бы вовсе не желала бывать. Я не могла отказаться повезти ее на первый балъ къ леди Гартльтопъ, потому что во весь этотъ сезонъ ничего не будетъ подобнаго, конечно, когда она будетъ съ вами, милая леди Лофтонъ, объ этомъ дом и помину не можетъ быть. Я сама бы туда не похала, еслибы дло касалось одной меня. Герцогъ конечно былъ тамъ, и я право удивляюсь, что леди Гартльтопъ не ведетъ себя осторожне въ собственной своей гостиной. Очевидно, что лордъ Домбелло очень занятъ моею Гризельдой, гораздо боле даже чмъ я могла бы желать. Конечно, она такъ благоразумна, что не дастъ вскружить себ голову — но сколько молодыхъ двушекъ моглы бы увлечься вниманіяни такого человка! Вы знаете, что маркизъ уже очень слабъ, а говорятъ, что съ тхъ поръ какъ возгорлась у него эта страсть къ постройкамъ, ланкаширское помстье приноситъ около двухъ сотъ тысячъ фунтовъ въ годъ!! Я не думаю, чтобы лордъ Домбелло сказалъ что-нибудь особенное Гризельд. Впрочемъ мы кажется, вообще свободны отъ какихъ бы то ни было обязательствъ. Но онъ всегда ищетъ случая танцовать съ ней, и я постоянно замчаю, какъ ему бываетъ не пріятно и неловко, когда она встаетъ танцовать съ кмъ-нибудь другимъ. Въ самомъ дл, нельзя было безъ жалости смотрть на него, вчера на бал, у миссъ Данстеблъ, когда Гризельда танцовала съ однимъ изъ нашихъ друзей. Но она была очень интересна въ этотъ вечеръ, рдко бывала она такъ оживлена.’
Все это, и многое тому подобное въ томъ же письм, пробудило въ леди Лофтонъ желаніе поскоре перехать въ Лондонъ. Положительно врно было то, что Гризельда Грантли не будетъ уже видть лживаго величія леди Гартльтопъ, когда будетъ вызжать въ свтъ подъ покровительствомъ леди Лофтонъ. И миледи удивлялась, какъ мистриссъ Грантли могла повезти свою дочь въ такой домъ.
Весь свтъ зналъ леди Гартльтопъ и ея отношенія къ герцогу Омніумъ. Извстно было, что только въ ея дом можно было постоянно встрчать его. По мннію леди Лофтонъ, повезти туда молодую двушку — все тоже что повезти ее въ Гадеромъ-Кассль. Итакъ леди Лофтонъ нсколько досадовала на свою пріятельницу, мистриссъ Грантли. Но не подозрвала она, что письмо было написано именно съ тмъ, чтобы пробудить это чувство досады, именно съ цлью заставить миледи принять ршительныя мры. Надо сознаться, что въ такого рода дл мистриссъ Грантли была искусне леди Лофтонъ. Союзъ Лофтоно-Грантлійскій она считала лучшимъ для себя, потому что въ ея глазахъ деньги не составляли всего. Но если ему не суждено состояться союзъ Грантли-Гартльтопскій также иметъ свои выгоды. Какъ pis-aller онъ даже вовсе не дуренъ.
Отвтъ леди Лофтонъ былъ самый ласковый. Она душевно радовалась тому, что ея милая Гризельда веселится, намекала, что лордъ Домбелло извстенъ всему свту за дурака, а его мать за женщину вполн достойную своей репутаціи, потомъ она прибавляла, что обстоятельства заставляютъ ее пріхать въ Лондонъ четырьмя днями раньше чмъ она предполагала, и выражала надежду, что ея дорогая Гризельда тотчасъ же переселится къ ней. Лордъ Лофтонъ, писала она, хотя у него особая квартира, общалъ проводить съ нами все время, свободное отъ парламентскихъ занятій.
О леди Лофтонъ, леди Лофтонъ! Пришло ли вамъ въ голову, когда вы писали эти послднія строки, желая по сильне подйствовать на вашу любезную пріятельницу, что вы, по просту сказать — солгали? Или вы забыли, какъ вы сказала вашему сыну самымъ нжнымъ, материнскимъ голосомъ: ‘Лудовикъ, а надюсь, что ты будешь почаще у насъ бывать въ Брутонъ-стрит. Гризельда Грантли будетъ у меня гостить, а надо же намъ постараться, чтобы она не соскучилась, не правда ли?’ А онъ разв не отвтилъ вамъ съ нкоторымъ нетерпніемъ: ‘Конечно, мама’ а тотчасъ же потомъ вышелъ изъ комнаты не въ самомъ любезномъ расположеніи духа? Разв было, хотя единымъ словомъ, упомянуто о парламентскихъ занятіяхъ? О леди Лофтонъ! Сознайтесь, что вы солгали вашему любезному другу!
Въ послднее время мы стали очень взыскательны къ нашимъ дтямъ относительно истины, страшно взыскательны, если принять въ соображеніе естественное отсутствіе нравственной твердости въ возраст десяти, двнадцати или четырнадцатилтнемъ. Но я не замчаю, чтобы мы, люди взрослые, въ такой же мр требовали отъ самихъ себя правдивости. Боже упаси, чтобы я возставалъ противъ развиванія правдивости въ дтяхъ, я говорю только, что въ нихъ неправда извинительне чмъ въ ихъ родителяхъ. Такого рода маленькій обманъ, какой позволила себ леди Лофтонъ, обыкновенно считается весьма позволительнымъ для взрослыхъ людей, но тмъ не мене, нельзя не сознаться, что она въ нкоторой мр пожертвовала истиной для личныхъ своихъ видовъ. Предположимъ, что какой-нибудь мальчикъ написалъ изъ школы, что другой мальчикъ общался пріхать къ нему погостить, между тмъ какъ тотъ и не думалъ давать такого общанія, какому строгому порицанію подвергся бы бдняжка со стороны родныхъ и наставниковъ!
Вышеприведенный разговоръ между леди Лофтонъ и ея сыномъ — въ которомъ не было и помину о парламентскихъ занятіяхъ — происходилъ наканун отъзда молодого лорда въ Лондонъ. Онъ на этотъ разъ, конечно, былъ не въ самомъ лучшемъ расположеніи духа и не слишкомъ-то любезно отвчалъ матери. Онъ вышелъ изъ комнаты, лишь только мать завела рчь о миссъ Грантли, и въ этотъ же вечеръ, когда леди Лофтонъ, не совсмъ можетъ-быть кстати, сказала нсколько словъ о красот Гризельды, онъ хладнокровно замтилъ, что отъ ней ‘Темза не загорится ‘.
— Не загорится! повторила леди Лофтонъ обиженнымъ тономъ.— Да, я знаю этихъ барышень, отъ которыхъ, по вашему мннію, Темза загорится, он не знаютъ, что такое помолчать, он будутъ болтать если не громко, такъ шепотомъ. Я ихъ терпть не могу, да и теб, я уврена, въ душ не могутъ он нравится.
— Ну, что касается до души, то это статья особая.
— Гризельда Грантли отлично воспитанная двушка, мн очень пріятно будетъ вывозить ее въ Лондон, я уврена, что и Юстинія будетъ рада съ нею вызжать.
— Именно, сказалъ лордъ Лофтонъ:— она придется какъ нельзя лучше для Юстиніи.
Это было ужь чрезчуръ зло со стороны лорда Лофтона, и мать его тмъ боле огорчилась, что поняла изъ его словъ ршительное намреніе отказаться отъ Лофтоно-Грантлійскаго союза. Она знала напередъ, что это случится непремнно, если только онъ догадается о маленькомъ заговор, составленномъ противъ него, а теперь онъ, кажется, о немъ догадался. А то, какимъ образомъ объяснить эту насмшку надъ сестрой и Гризельдой Грантли?
Намъ придется здсь прервать нить нашего разсказа и вернуться нсколько назадъ, чтобъ описать маленькую сцену въ Фремле, которая объяснитъ досаду лорда Лофтона и его нетерпливые отвты матери. Эта сцена произошла спустя дней девять посл описаннаго нами разговора между Люси и мистриссъ Робартсъ, и, въ продолженіи этихъ десяти дней, Люси не позволила себ ни разу завлечься въ особенный разговоръ съ молодымъ лордомъ. Въ этотъ промежутокъ времени она одинъ разъ обдала въ Фремле-Корт и провела тамъ вечеръ, лордъ Лофтонъ также заходилъ раза три въ домъ священника и отыскивалъ ея въ мстахъ, гд она обыкновенно прогуливалась, но между ними ни разу не возобновились прежніе непринужденные разговоры, съ тхъ поръ какъ леди Лофтонъ намекнула мистриссъ Робартсъ на свои опасенія.
Лордъ Лофтонъ сильно скучалъ этою перемной. Сперва онъ считалъ ее чисто случайною и не искалъ ей никакого объясненія. Но, по мр того какъ приближалось время его отъзда, ему стало казаться страннымъ, что онъ никогда уже не слышитъ голоса Люси иначе какъ въ отвтъ на какое-нибудь замчаніе его матери или мистриссъ Робартсъ. Тогда онъ ршился переговорить съ нею передъ отъздомъ и добиться причины внезапнаго охлажденія.
Съ этимъ намреніемъ онъ разъ отправился въ домъ священника, передъ самымъ тмъ вечеромъ, когда мать раздражила его неумстными похвалами Гризельд Грантли. Онъ зналъ, что Робартса дома нтъ, а что мистриссъ Робартсъ въ эту самую минуту занята съ его матерью составленіемъ списка всхъ бдныхъ, на которыхъ слдуетъ обратить особое вниманіе въ отсутствіе леди Лофтонъ. Пользуясь этимъ, онъ прямо вошелъ въ садъ, равнодушнымъ голосомъ спросмлъ у садовника, дома ли кто нибудь изъ дамъ, и остановилъ бдную Люси на самомъ порог.
— Вы уходите или возвращаетесь, миссъ Робартсъ?
— Признаюсь, я собиралась уйдти, отвчала Люси, и стала раздумывать какъ бы избгнуть продолжительнаго свиданіи.
— Собирались уйдти? Не знаю, могу ли я вамъ предложить…
— Не думаю, лордъ Лофтонъ… я иду къ очень близкой нашей сосдк, мистриссъ Подженсъ. Врядъ ли вы имете особую надобность видть мистриссъ Подженсъ или ея малютку.
— А вамъ непремнно нужно видть ихъ?
— Да, особенно малютку. Малютка Подженсъ — славный человчекъ, ему всего два дня отъ роду.
И, съ этими словами, Люси сдлала нсколько шаговъ впередъ, какъ бы не желая продолжать разговоръ на порог.
Онъ слегка нахмурился, замтивъ это, и внутренно ршился поставить на своемъ, неужели ему безмолвно уступить такой двушк какъ Люси? Онъ пришелъ сюда, чтобы съ нею. переговорить и добиться этого разговора. Ихъ отношенія были достаточно коротки, чтобы дать ему право потребовать у нея объясненія.
— Миссъ Робартсъ, сказалъ онъ,— я завтра ду въ Лондонъ, мн грустно было бы ухать не простясь съ вами.
— Прощайте, лордъ Лофтонъ, сказала она, глядя на него съ прежнею, живою, ласковою улыбкой.— Не забудьте, что вы мн общали провести въ парламент законъ для охраненія моихъ цыплятъ.
Онъ взялъ ея руку, но не одного этого ему хотлось.
— Мистриссъ Подженсъ и малютка врно могутъ подождать минутъ десять. Я васъ не увижу въ продолженіи нсколькихъ мсяцевъ, а вы скупитесь удлить мн времени для двухъ словъ.
— Ни даже для сотни словъ, если это можетъ быть вамъ пріятно, возразила она, и весело пошла съ нимъ въ гостиную.— Я не хотла задерживать васъ, потому что Фанни дома нтъ.
Она казалась гораздо спокойне, гораздо непринужденне его. Внутренно она дрожала при мысли о томъ, что онъ могъ сказать ей, но она пока не обнаруживала ни малйшаго волненія, удастся ли ей выслушать его, съ такимъ же спокойнымъ видомъ?
Онъ хорошенько не зналъ, съ чего именно начать этотъ разговоръ, котораго онъ такъ настоятельно добивался. Онъ вовсе не ршилъ въ своемъ ум, что онъ любитъ Люси Робартсъ, или что, любя ее, онъ предложитъ ей свою руку, онъ въ этомъ отношенія не имлъ никакихъ намреній, ни дурныхъ ни хорошихъ, онъ, правду сказать, никогда и не размышлялъ объ этомъ. Онъ незамтно убдился, что она очень мила, что очень пріятно разговаривать съ нею, тогда какъ разговоръ съ Гризельдою Грантли и со многими другими знакомыми ему двушками часто оказывался довольно тягостною задачей. Минуты, проведенныя съ Люси, всегда оставляли въ немъ пріятное впечатлніе, онъ самъ себя чувствовалъ какъ-то умне въ ея обществ, съ ней какъ-то легче и лучше говорилось о предметахъ, стоящихъ разговора, и, такимъ образомъ, онъ мало-по-малу привязался къ Люси Робартсъ. Онъ никогда не задавалъ себ вопроса, была ли его привязанность платоническая или не платоническая, но въ послднее время онъ говорилъ ей такія вещи, которымъ любая молодая двушка могла бы придать вовсе неплатоническій смыслъ. Онъ не падалъ къ ея ногамъ, не клялся, что сгораетъ отъ любви къ ней, но онъ пожималъ ея руку, какъ жмутъ руку только у любимой женщины, онъ говорилъ съ ней откровенно о себ, о своей матери, о сестр, о друзьяхъ, онъ называлъ ее своимъ другомъ Люси.
Все это было отрадно ея душ, но также и опасно. Она часто повторяла себ, что ея чувство къ молодому лорду не что иное какъ простая, откровенная дружба, такая же, какую питаетъ къ нему ея братъ, она хотла пренебречь холодными насмшками свта надъ подобными отношеніями. Но теперь она сознала, что въ этихъ холодныхъ насмшкахъ есть доля истины, и ршилась положить конецъ слишкомъ большой короткости съ лордомъ Лофтономъ. Она дошла до этого заключенія, между тмъ какъ онъ еще не дошелъ ни до какого, и, въ такомъ настроеніи, онъ пришелъ къ ней съ цлью возобновить опасныя отношенія, которыя она имла благоразуміе прекратить.
— Такъ вы дете завтра? сказала она, когда они вошли въ гостиную.
— Да, я отправляюсь съ раннимъ поздомъ, и Богъ знаетъ когда мы опять свидимся.
— Будущею зимой, я полагаю?
— Да, вроятно дня на два или на три. Не знаю, проведу ли я здсь другую зиму. Вообще, трудно человку сказать напередъ, куда его заброситъ судьба.
— Да, конечно, особенно такому человку, какъ вы. Вотъ я такъ принадлежу къ разряду неперелетныхъ.
— И очень жаль.
— Нисколько не благодарю васъ за это сожалніе, кочевая жизнь нейдетъ для молодыхъ двушекъ.
— Не вс, должно-быть, такого мннія. На бломъ свт то и дло встрчаются одинокія и независимыя молодыя женщины.
— И вы вроятно не позволите ихъ?
— Нтъ, напротивъ, мн нравится все, что выходитъ изъ общепринятой старообрядной колеи. Я бы тотчасъ же сдлался отявленнымъ радикаломъ, еслибы не боялся привести въ отчаяніе мать.
— Это, конечно, было бы хуже всего, лордъ Лофтонъ.
— Вотъ отчего я такъ васъ полюбилъ, продолжалъ онъ: вы сами не держитесь общепринятой колеи.
— Будто бы?
— Да, вы идете себ прямо передъ собой, собственнымъ своимъ шагомъ, а не длаете зигзаговъ, слпо слдуя тропинк, протоптанной вашею старою прабабушкой,
— А знаете ли, я сильно подозрваю, что прабабушкина тропинка самая врная и лучшая? Я не слишкомъ еще удалилась отъ нея, и намрена къ ней воротиться.
— Это невозможно! Цлый полкъ старухъ, вооруженныхъ своими предразсудками, не заставить васъ воротиться.
— Правда, лордъ Лофтонъ, но одна…— и она остановилась. Она не могла ему сказать, что одна любящая мать, тревожившаяся о своемъ единственномъ сын, произвела этотъ переворотъ. Она не могла ему объяснить, что незамтное отступленіе отъ общепринятой колеи уже разрушило ея душевный покой, и превратило ея счастливую, ясную жизнь въ постоянную, мучительную борьбу.
— Я знаю, что вы стараетесь воротиться назадъ, сказалъ онъ.— Неужели вы думаете, что я не вижу ничего? Люси, вспомните, что мы съ вами были друзья — мы не должны разстаться такъ. Моя мать женщина примрная, я говорю не шутя, примрная во всхъ отношеніяхъ, и любовь ея ко мн — совершенство материнской любви.
— Да, да, вы правы я такъ рада, что вы это сознаете.
— Мн непростительно было бы не сознавать этого, но, тмъ не мене, я не могу допустить, чтобъ она мною руководила во всемъ, я не ребенокъ.
— Найдете ли вы, кто бы вамъ могъ лучше посовтовать?
— Однако, я долженъ самъ распоряжаться собою. Я не знаю, совершенно ли справедливы мои предположенія, но мн кажется, что она причиной внезапнаго охлажденія между мною я вами. Скажите, не такъ ли?
— Она, не сказала мн ни слова, проговорила Люси и лице ея покрылось яркимъ румянцемъ, но голосъ ея остался такъ же твердъ, манеры такъ же спокойны.
— Но вдь я не ошибся? Я знаю, что вы мн скажете правду.
— Я вамъ ничего не могу сказать объ этомъ предмет, лордъ Лофтонъ. Мн не слдуетъ говорить съ вами объ этомъ.
— А! понимаю, проговорилъ онъ, вставая съ мста и опираясь на каминъ.— Она не хочетъ предоставить мн выбирать собственныхъ моихъ друзей, собственной моей….
Но онъ не окончилъ.
— Зачмъ вы мн говорите все это, лордъ Лофтонъ?
— Такъ, значитъ, я не имю права выбирать себ друзей, хотя бы они принадлежали къ лучшимъ и благороднйшимъ созданіямъ въ мір. Люси, неужели между нами все кончено? Я знаю, что когда-то вы были хорошо расположены ко мн.
Ей пришло на умъ, что съ его стороны не совсмъ великодушно такимъ образомъ выспрашивать ее и взваливать на нее всю тягость объясненія, которое сдлалось теперь неизбжнымъ. Однако нужно было отвчать прямо, и, съ Божіей помощію, она надялась найдти въ себ силу сказать правду.
— Да, лордъ Лофтонъ, теперь, какъ и прежде, я къ вамъ хорошо расположена. Подъ этимъ словомъ вы разумете нчто боле чмъ обыкновенныя отношенія между двушкой и мущиной, не связанными родствомъ и знакомыми съ такихъ недавнихъ поръ какъ мы?
— Да, гораздо боле, отвчалъ онъ съ силой.
— Нчто короче этихъ отношеній?
— Да нчто ближе, и тсне, и теплй, нчто боле достойное двухъ человческихъ душъ, которыя оцнили другъ друга!
— Такое расположеніе, тепле обыкновеннаго, я чувствовала къ вамъ, и должна была раскаяться. Подождите. Вы меня заставили говорить, не прерывайте же меня теперь. Неужели вы въ душ не сознаете, что было бы лучше мн не сворачивать съ тропинки, пробитой тми мудрыми прабабушками, о которыхъ вы только-что говорили? Но мн весело было слдовать собственному влеченію. Мн пріятно было то чувство независимости, съ которымъ я открыто признавала свою дружбу съ такимъ человкомъ какъ вы. Сама разница нашихъ положеній, вроятно, придавала ей нсколько прелести.
— Пустяки!
— Чтожь длать! Это правда, я это сознаю теперь. Но какъ посмотритъ свтъ на такія отношенія?
— Свтъ!
— Да, свтъ. Я не въ силахъ, подобно вамъ, пренебрегать его сужденіями. Свтъ скажетъ, что я, сестра пастора, вздумала ловить молодаго лорда, а молодой лордъ одурачилъ меня.
— Свтъ не можетъ этого сказать, съ жаромъ воскликнулъ лордъ Лофтонъ.
— Да, но онъ это скажетъ, вы не можете ему зажать ротъ, точно также какъ король Канутъ не могъ остановить волнъ. Благоразумное вмшательство вашей матери спасло меня отъ подобнаго униженія, теперь я могу только просить васъ не испортить ея дла.
И она встала, какъ бы для того чтобы прямо отправиться къ мистриссъ Подженсъ и ея малютк.
— Подождите, Люси! сказалъ онъ, становясь между ею и дверью.
— Вы не должны больше называть меня Люси, лордъ Лофтонъ:— я была безразсудна дозволивъ вамъ это въ первый разъ.
— Нтъ, клянусь небомъ, я добьюсь права называть васъ Люси въ глазахъ цлаго свта! Люси, милая, дорогая моя Люси, мой другъ, моя избранная, вотъ моя рука, нечего мн и говорить, какъ давно принадлежитъ вамъ мое сердце.
Побда осталась на ея сторон, и, безъ сомннія, она почувствовала торжество. Не красота ея, а живой умъ, говорящія уста, привлекли его къ ней, и теперь онъ долженъ былъ сознаться, что ея власть надъ нимъ безгранична. Онъ всмъ готовъ былъ жертвовать, скоре чмъ разстаться съ ней. Она внутренно торжествовала, но ничто на ея лиц не обнаружило этого торжества.
Съ минуту она оставалась въ нершимости, что ей длать теперь. Онъ доведенъ до этого объясненія не любовью, а смущеніемъ. Она упрекнула его зломъ, которое онъ ей причинилъ, а онъ, въ порыв великодушія, захотлъ поправить это зло самою большою жертвой, какую только могъ принесть. Но Люси Робартсъ не такая была двушка, чтобы принять эту жертву.
Онъ сдлалъ шагъ впередъ и протянулъ руку, чтобы ее обнять, но она отступила назадъ.
— Лордъ Лофтонъ! сказала она.— Когда вы будете хладнокровне, вы сами поймете, что поступаете не хорошо. Для насъ обоихъ всего лучше теперь же разстаться.
— Нтъ, не лучше, а напротивъ хуже всего на свт, пока мы совершенно не поняли другъ друга.
— Такъ поймите же, что я не могу быть вашею женою.
— Люси! вы хотите сказать, что не можете полюбить меня?
— Я не хочу васъ полюбить. Не настаивайте ради Бога, а то вамъ придется горько каяться въ своемъ безразсудств.
— Но я буду настаивать, пока вы не примете моей любви, или пока не скажете мн, положа руку на сердце, что никогда не можете полюбить меня.
— Въ такомъ случа, я попрошу у васъ позволенія уйдти.
Она остановилась, между тмъ какъ онъ тревожно расхаживалъ по комнат.
— Лордъ Лофтонъ, прибавила она,— если вы меня оставите теперь, я вамъ общаю забыть ваши неосторожныя слова, какъ будто бы вы никогда не произносили ихъ.
— Мн дла нтъ до того, кто ихъ узнаетъ. Чмъ скоре они станутъ извстны всему свту, тмъ лучше для меня, если только….
— Подумайте о вашей матери, лордъ Лофтонъ.
— Она не можетъ найдти дочери лучше и миле васъ. Когда моя мать узнаетъ васъ, она васъ полюбитъ точно также какъ я. Люси скажите мн хоть одно утшительное слово.
— Я не хочу сказать слова, которое могло бы повредить вашей будущности. Мн невозможно быть вашею женою.
— Хотите ли вы этимъ сказать, что не можете любить меня?
— Вы не имете права допрашивать меня, проговорила она, слегка нахмуривъ брови, и, отвернувшись отъ него, сла на диванъ.
— Нтъ, клянусь Богомъ, я не удовольствуюсь такимъ отказомъ, пока вы не положите руку на сердце и не скажете прямо что не можете меня любить.
— Зачмъ вы такъ мучаете меня, лордъ Лофтонъ?
— Зачмъ! Затмъ, что отъ этого зависитъ все счастіе моей жизни, затмъ что мн нужно узнать всю истину. Я васъ полюбилъ отъ глубины сердца, я долженъ знать, можно ли мн надяться на отвтъ.
Она опять поднялась съ дивана и прямо взглянула ему въ глаза.
— Лордъ Лофтонъ, проговорила она,— я не могу васъ любить.
И, съ этими словами, она положила руку на сердце.
— Такъ помоги мн Богъ! Все кончено для меня. Прощайте Люси.
И онъ протянулъ ей руку.
— Прощайте, милордъ, не сердитесь на меня.
— Нтъ, нтъ, нтъ!— И не прибавляя ни слова, онъ выбжалъ изъ комнаты и поспшилъ домой. Не мудрено, если онъ въ этотъ самый вечеръ сказалъ матери, что Гризельда Грантли годится въ подруги его сестр. Онъ же въ такой подруг не нуждался.
Когда онъ ушелъ и совершенно скрылся изъ виду, Люси твердымъ шагомъ направилась къ себ въ комнату, заперла за собою дверь и бросилась на кровать. Зачмъ — ахъ! зачмъ сказала она неправду! Можетъ ли что-нибудь извинить такую ложь?
Разв это не ложь? Разв она не чувствуетъ, что любитъ его всею душою?
Но его мать! Но насмшки свта, который сталъ бы говорить, что она опутала и завлекла безразсуднаго молодаго лорда! Могла ли она это перенести? Какъ ни была сильна ея любовь, она не могла пересилить ея гордость, по крайней мр въ настоящую минуту.
Но какъ ей простить себ эту неправду?

ГЛАВА XVII.

Страшно подумать, какимъ опасностямъ легкомысліе мистриссъ Грантли подвергло Гризельду, въ короткій промежутокъ времени, предшествовавшій прізду леди Лофтонъ. Эта почтенная дама приходила въ ужасъ неописанный всякій разъ, какъ до нея доходили слухи изъ Лондона. Не достаточно того, что Гризельду повезли на балъ къ леди Гартльтопъ: Morning Post открыто возвщалъ, что красота ея была замчена всми на одномъ изъ знаменитыхъ вечеровъ миссъ Данстеблъ, и что она составляла лучшее украшеніе con versaxione въ гостиной мистриссъ Проуди.
Леди Лофтонъ собственно ничего не могла сказать дурнаго о миссъ Данстеблъ. Она знала, что миссъ Данстеблъ знакома со многими весьма почтенными дамами, что она даже очень дружна съ ея близкими сосдями Грешамами, извстными консерваторами. Но зато у ней были и другія, мене почтенныя знакомства. По правд сказать, она была въ короткихъ отношеніяхъ со всми, отъ герцога Омніума до вдовствующей леди Гудигафферъ, представлявшей въ своемъ лиц совокупность всхъ добродтелей по крайней мр за всю послднюю четверть столтія. Она была одинаково любезна и съ праведными и съ гршными, чувствовала себ какъ дома въ Экзетеръ-Галл и, по словамъ свта, способствовала къ назначенію многихъ епископовъ, изъ приверженцевъ прежней церкви, но посщала точно также часто одного страшнаго прелата въ среднихъ графствахъ, котораго сильно подозрвали въ преступномъ пристрастіи къ епитрахилямъ и вечернямъ, и въ недостатк исто-протестантской ненависти къ изустной исповди и посту по пятницамъ. Леди Лофтонъ, твердая въ своихъ правилахъ не одобряла всего этого, и говаривала по поводу миссъ Данстеблъ, что не возможно служить и Богу и маммону вмст.
Но противъ мистриссъ Проуди она была гораздо боле вооружена. Припоминая, какая жестокая вражда раздляла дома Проуди и Грантли въ Барсетшир, въ какія непріязненныя отношенія стали другъ къ другу епископъ и архидіаконъ даже въ длахъ церковныхъ, принимая въ соображеніе, что вслдствіе этой непріязни вся епархія раздлилась на дв партіи, между которыми безпрестанно происходили столкновенія, и что въ этой борьб леди Лофтонъ постоянно держалась стороны Грантли, и употребдяла въ ея пользу все свое вліяніе,— припоминая все это, леди Лофтонъ не могла не изумиться, услышавъ, что Гризельду повезли на вечеръ къ мистриссъ Проуди. ‘Еслибы посовтовались съ самимъ архидіаконамъ, думала она про себя, онъ бы никакъ этого не допустилъ.’ Но тутъ она ошибалась. Архидіаконъ никогда не вмшивался въ свтскіе вызды дочери.
Вообще говоря, мн кажется, что мистриссъ Грантли лучше понимала свтъ чмъ леди Лофтонъ. Во глубин своего сердца, она ненавидла мистриссъ Проуди, то-есть, ненавидла такою ненавистью, какую только можетъ позволить себ благовоспитанная женщина-христіянка. Мистриссъ Грантли, разумется, прощала ей вс ея обиды и не питала къ ней злобы, и желала ей добра въ христіанскомъ смысл этого слова, какъ всему остальному человчеству. Но подъ этою кротостью и снисходительностью таилось какое-то чувство непріязни, которое люди неосторожные въ своихъ выраженіяхъ могли бы назвать ненавистью. Это-то чувство проявлялось цлый годъ въ Барсетшир, въ глазахъ всхъ и каждаго. Но тмъ не мене, мистриссъ Грантли въ Лондон здила на вечера мистриссъ Проуди.
Въ это время мистриссъ Проуди считала себя вовсе не изъ послднихъ епископскихъ женъ. Она начала сезонъ въ новомъ дом на Глостеръ-Плес, въ которомъ пріемныя комнаты, по крайней мр ей, казались вполн удовлетворительными. Тутъ у нея была парадная гостиная весьма величественныхъ размровъ, вторая гостиная, также довольно величественная, но къ сожалнію лишившаяся одного изъ своихъ угловъ — отъ столкновенія съ сосднимъ домомъ, потомъ третья — не то гостиная, не то каморка,— въ которой мистриссъ Проуди любила сидть, чтобы доказывать всему свту, что есть третья гостиная,— вообще прекрасная анфилада, какъ сама мистриссъ Проуди не рдко говорила женамъ разныхъ священниковъ изъ Барсетшира.
— Да, конечно, мистриссъ Проуди, прекрасная анфилада! обыкновенно отвчали жены барсетширскихъ священниковъ.
Нкоторое время, мистриссъ Проуди затруднялъ вопросъ, какимъ родомъ празднествъ или увеселеній она могла бы себя прославить. О балахъ и ужинахъ, конечно, не могло быть рчи. Она не воспрещала дочерямъ своимъ танцовать въ чужихъ домахъ — модныя свтъ того требовалъ, да и двицы вроятно умла настоять на своемъ,— но танцы у себя въ дом, подъ самою снью епископскаго стихаря, она считала грхомъ и соблазномъ. Что же касается до ужиновъ, самаго легкаго способа собрать у себя многочисленное общество, то они обходятся страшно дорого.
— Неужели мы отправляемся къ своимъ друзьямъ и хорошимъ знакомымъ для того только, чтобы сть и пить? говаривала мистриссъ Броуди супругамъ барсетширскихъ пасторовъ:— это изобличало бы такія чувственныя наклонности!
— Конечно, мистриссъ Проуди, это такъ вульгарно! отвчали эти дамы.
Но старшія изъ нихъ внутренно припоминали радушное гостепріимство въ барсетширскомъ епископскомъ дворц въ добрыя времена епископа Грантли — упокой Богъ его душу! А жена какого-то стараго викарія возразила съ большею откровенностью:
— Да, когда мы голодны, мистриссъ Проуди, у всхъ насъ такія чувственныя наклонности.
— Гораздо лучше, мистриссъ Атгиллъ, удовлетворять ихъ у себя дома, быстро отвчала мистриссъ Проуди.
Признаюсь, я не могу согласиться съ ея мнніемъ.
Но такъ-называемыя con versaxione не даютъ разыграться чувственнымъ наклонностямъ, и не вовлекаютъ хозяевъ въ издержки, необходимыя для удовлетворенія чувственныхъ наклонностей. Конечно, мистриссъ Проуди сознавала, что названіе это не совсмъ новое, не совсмъ модное, даже отзывающееся отчаст синимъ чулкомъ.Но въ немъ былъ какой-то оттнокъ спиритуализма, и, прибавимъ въ скобкахъ, экономіи, который сильно нравился ей.
Ея планъ состоялъ въ томъ, чтобы заставлять людей разговаривать, если только они на это способны, или просто украшать собраніе своимъ присутствіемъ, если ужь другаго отъ нихъ не добьешься, усаживать на диваны и въ кресла столько гостей, сколько допускало убранство ея величественной анфилады, не забывая двухъ стульевъ и обитой скамьи въ послдней, любимой ея комнатк, а всмъ прочимъ предоставлять право стоять на собственныхъ ногахъ, или группироваться, какъ выражалась она. Потомъ четыре раза, въ продолженіи вечера, предполагалось разносить чай и пирожки на подносахъ. Удивительно, какъ мало такимъ образомъ уничтожается пирожковъ, особенно если ихъ подать довольно скоро посл обда. Мущины не дятъ ихъ, а дамы, не имя передъ собой ни стола, ни тарелокъ, также принуждены отказаться. Мистриссъ Джонсъ знаетъ, что ей невозможно держать въ рукахъ разсыпчатый кусокъ пирога, не подвергая своего лучшаго платья серіозной опасности. Когда мистриссъ Проуди, повривъ свои счетныя книги, пересматривала расходъ на свои вечера, она чувствовала въ душ, что точно благую часть набрала.
Вечера съ чаемъ — выдумка недурная, особливо если вы отобдаете пораньше, а потомъ васъ усадятъ вокругъ большаго стола съ самоваромъ посередин. Позволю себ только замтить, что для мущинъ не худо подавать большія чашки. При такихъ условіяхъ, и особливо съ пріятнымъ сосдомъ или сосдкой, распиваніе чая можетъ считаться однимъ изъ лучшихъ препровожденій времени на званыхъ вечерахъ. Но я терпть не могу, когда чашки разносятся, разв только чай является пустымъ форменнымъ прибавленіемъ къ сытному обду.
Вообще этотъ обычай разносить, распространившись между нами, маленькими джентльменами, получающими какихъ нибудь фунтовъ восемьсотъ доходу, сталъ презловреднымъ и препошлымъ обычаемъ,— вдвойн невыносимый, и какъ разрушеніе нашихъ единственныхъ удобствъ, и какъ пошлое обезьянничанье людей съ огромными доходами. Герцогъ Омніумъ и леди Гартльтопъ очень хорошо длаютъ, что велятъ все разносить у себя за столомъ. Нкоторые мои пріятели, которымъ случается обдать въ этихъ домахъ, говорили мн, что стаканы ихъ наполняются лишь только они успютъ ихъ осушить, что ростбифъ разносится съ неимоврною быстротой, и вслдъ за нимъ безъ малйшаго промежутка подается картофель. Чего же лучше? Нтъ сомннія, что эти звзды первой величины умютъ все устроить у себя какъ нельзя удобне. Но мы, народъ о восьми стахъ фунтовъ дохода, не можемъ за ними тянуться. Или не извстно, что на нашихъ званыхъ обдахъ вся прислуга обыкновенно состоитъ изъ какой нибудь златовласой Филлиды да изъ сосдняго лавочника? А Филлида, несмотря на свое усердіе, и лавочникъ несмотря на свою расторопность, не успваютъ предупреждать желанія двнадцати человкъ гостей, которымъ какой-то мидо-персидскій законъ воспрещаетъ самимъ о себ позаботиться. Естественное, но грустное отсюда послдствіе то, что мы, люди о восьми стахъ фунтовъ, обдая другъ у друга, часто возвращаемся домой голодными. Филлида съ картофелемъ доходитъ до насъ уже тогда, когда баранина съдена или остыла такъ, что ее одолть невозможно, а нашъ Ганимедъ, зеленщикъ, хотя мы невольно любуемся его искусно завязаннымъ галстукомъ и безукоризненно блыми перчатками, не успваетъ снабжать насъ хересомъ.
На дняхъ, за обдомъ, я сидлъ противъ дамы, которая очевидно нуждалась въ глоточк крпительнаго напитка, во всмъ вроятіямъ необходимомъ для ея пищеваренія. Я ршился предложить ея, съ почтительнымъ поклономъ, выпить со мною вина. Но она только посмотрла на меня изумленнымъ взглядомъ, еслибъ я предложилъ ей пуститься со мной въ дикую индйскую пляску, въ чисто-индйскомъ костюм — на ея лиц не могло бы выразиться больше недоумнія. А между тмъ она должна была бы помнить время, когда честнымъ христіанамъ и христіанкамъ дозволено было вмст пить вино.
Да, прошло доброе времечко, когда я могъ кивнуть своему пріятелю каждый разъ какъ мн хотлось осушить стаканъ, и могъ протянуть руку черезъ столъ каждый разъ, какъ мн нуженъ былъ горячій картооель.
Мн кажется, въ дл гостепріимства можно бы положить общимъ правиломъ, что всякая необычайная роскошь, которую мы себ позволяемъ, когда у насъ гости, должна быть разсчитана для блага этихъ гостей, а не для собственныхъ нашмхъ выгодъ. Если, напримръ, мы подаемъ свой обдъ не такъ какъ у насъ водится по буднямъ, мы должны имть въ виду доставать черезъ это больше удобства и удовольствія нашимъ друзьямъ и знакомымъ. Но совершенно непозволительно всякое нововведеніе, изобртенное въ ущербъ гостямъ, съ тмъ только чтобы доказать свою фашенабельность. Такъ, если я украшаю свой столъ и буфетъ, желая порадовать взглядъ гостей красивымъ и изящнымъ убранствомъ, я поступаю сообразно со всми правилами истиннаго гостепріимства, но если моя цль уморить отъ зависти мистриссъ Джонсъ великолпіемъ моего серебра, то нельзя не согласиться, что я тугъ выказываю себя очень непорядочнымъ человкомъ. Многіе пожалуй допустятъ это вообще, но еслибы мы это самое правило постоянно имли на ум, еслибы мы стали прилагать его ко всмъ частнымъ случаямъ, но мы, люди о восьми стахъ фунтовъ, конечно нашли бы лучшій способъ угощать своихъ друзей чмъ какое бы то ни было переставленіе блюдъ и посуды.
Намъ, кому такъ хорошо извстны условія лофтоно-грантлійскаго трактата, торжественно заключеннаго обими матерями, конечно трудно предположить, чтобы мистриссъ Грантли повезла дочь къ мистриссъ Проуди именно потому, что она тамъ должна была встртиться съ лордомъ Домбелло. Съ другой стороны извстно, что высокія особы часто позволяютъ себ нкоторыя отступленія отъ заключеннаго договора, отступленія, которыя лица низшаго разряда почли бы не совсмъ согласными съ правилами чести, итакъ, почему не допустить возможность, что супруга архидіакона не прочь была обезпечить себя на всякій случай?
Какъ бы то ни было, лордъ Домбелло присутствовалъ на conversazione мистриссъ Про уди, случилось такъ, что Гризельда сла въ углу дивана, подл котораго находилось пустое мсто, гд молодой лордъ могъ группировать по выраженію хозяйки.
Лордъ Домбелло, точно, занялъ вскор это мсто.
— Славная погода, сказалъ онъ, опираясь на спинку дивана.
— Мы поутру здили кататься, и намъ показалось довольно холодно, возразила Гризельда.
— Да, очень холодно, сказалъ лордъ Домбелло, поправляя свой блый галстукъ и покручивая усы.
Посл этого, ни онъ, ни Гризельда не старались уже поддерживать разговоръ. Но онъ продолжалъ, какъ подобаетъ маркизу, къ неизъяснимому удовольствію мистриссъ Проуди.
— Какъ мило съ вашей стороны, лордъ Домбелло, сказала она, подходя къ нему и радушно пожимая ему руку,— какъ мило, что вы не пренебрегли моимъ скромнымъ вечеркомъ!
— Да я съ большимъ удовольствіемъ… проговорилъ маркизъ,— я, признаться, охотникъ до такихъ вечеровъ, знаете, такъ безъ всякихъ хлопотъ…
— Да, именно, въ этомъ-то ихъ прелесть, не правда ли? Такъ запросто, безъ хлопотъ, безъ пустыхъ притязаній. Я это всегда говорила. По моимъ понятіямъ, общество должно имть своею цлію способствовать обмну мыслей…
— Ну, да, конечно.
— А не для того, чтобъ сть и пить вмст, не такъ ли, лордъ Домбелло? А между тмъ опытъ едва ли не доказываетъ намъ, что удовлетвореніе этихъ грубыхъ, матеріальныхъ потребностей уже бываетъ достаточно для того, чтобы соединить общество.
— Я однако не прочь отъ хорошаго обда, замтилъ лордъ Домбелло.
— О, разумется, разумется! Я вовсе не изъ тхъ, которые возстаютъ противъ удовлетворенія невинныхъ вкусовъ. Вещи пріятныя и созданы для того, чтобы мы наслаждались ими.
— Чтобъ умть угостить истинно-хорошимъ обдомъ, надобно кое-чему поучиться, проговорилъ лордъ Домбелло съ необычайнымъ оживленіемъ.
— Многому поучиться. Это своего рода искусство. И этого искусства я отнюдь не презираю. Но мы не можемъ сть постоянно, не такъ ли?
— Не можемъ, подтвердилъ лордъ Домбелло, какъ бы сожаля о несовершенств человческой природы.
Потомъ мистриссъ Проуди подошла къ мистриссъ Грантли. Об дамы очень дружественно встрчались въ Лондон, несмотря на междуусобную вражду, раздлявшую ихъ въ родимомъ графств. Однако опытный глазъ могъ бы удостовриться по манерамъ мистриссъ Проуди, что она знаетъ разницу между епископомъ и архидіакономъ.
— Я такъ рада васъ видть, сказала она.— Не безпокойтесь прошу васъ, я не могу ссть. Но отчего же не пріхалъ архидіаконъ?
— Не могъ, право, не могъ. Съ тхъ поръ, какъ онъ въ Лондон, онъ ни минуты не иметъ свободной.
— Вы не долго остаетесь здсь?
— Гораздо доле чмъ мы желали бы, могу васъ уврить, лондонская жизнь для меня совершенно невыносима.
— Что жь длать! Люди въ извстномъ положеніи должны покориться этому условію, сказала мистриссъ Проуди.— Вотъ, напримръ, епископъ, долженъ засдать въ парламент.
— Да? протянула мистриссъ Грантли, какъ будто бы ей въ первый разъ приходилось слышать про эту архипастырскую обязанность.— Я очень рада, что отъ архидіакона это не требуется.
— О нтъ, конечно, серіозно возразила мистриссъ Проуди.— Какъ мила сегодня миссъ Грантли! Говорятъ, она иметъ успхъ въ свт.
Конечно, эта послдняя фраза была довольно жестока для слуха матери. Весь свтъ призналъ Гризельду первою красавицей текущаго сезона, сама мистриссъ Грантли привыкла къ этой мысли. Маркизы и всякіе лорды оспаривали другъ у друга каждый ея взглядъ, каждую улыбку, въ газетахъ встрчались намеки на великолпный ея прооиль. И вотъ, посл всего этого, ей говорятъ снисходительнымъ тономъ, что ея дочь, кажется, иметъ успхъ въ свт! Такъ можно было бы выразиться про первое пошленькое смазливое личико!
— Ее конечно нельзя сравнивать въ этомъ отношеніи съ вашими дочерьми, спокойнымъ тономъ проговорила мистриссъ Грантли. Дло въ томъ, что ни одна изъ миссъ Проуди не славилась въ свт своею красотой. Мать, конечно, поняла насмшку, но въ настоящую минуту она не захотла вступать въ открытую борьбу. Она только запомнила слова своей собесдницы, съ намреніемъ отплатить за нихъ съ избыткомъ по возвращеніи въ Барчестеръ. Она никогда не забывала этого рода долговъ.
— А! вотъ, кажется, мистриссъ Данстеблъ! сказала миссъ Проуди, и направилась навстрчу къ дорогой гость.
— Такъ вотъ что называется conversazione! воскликнула миссъ Данстеблъ, своимъ обычнымъ несдержаннымъ голосомъ.— Это то, что называется бесдой, не правда ли, мистриссъ Проуди?
— Ха, ха, ха! миссъ Данстеблъ. Вы безподобны.
— Ну, конечно бесда! Да еще чай съ пирожнымъ? А когда мы устанемъ разговаривать, мы разъдемся по домамъ, не такъ ли?
— Но вы не должны уставать скоро, я на васъ разчитываю по крайней мр часа на три.
— О, я никогда не устаю разговаривать, это знаютъ вс. Какъ вы поживаете, епископъ? Вдь это conversazione отличная выдумка, не правда ли?
Епископъ улыбнулся, погирая руки, и сказалъ, что точно, это пріятное препровожденіе времени.
— Мистриссъ Проуди такъ отлично все уметъ устроить, сказала миссъ Данстеблъ.
— Да, да, сказалъ епископъ,— она уметъ принимать, по крайней мр я надюсь. Но вы, миссъ Данстеблъ, вы, конечно, привыкли къ такому великолпію…
— Я! Помилуйте! Да я не навяжу всякое великолпіе! Я, конечно, должна жить какъ живутъ другіе. Я должна жить въ большомъ дом, должна держать трехъ лакеевъ, ростомъ въ косую сажень, я должна имть кучера съ огромнымъ парикомъ, и лошадей такихъ крупныхъ, что мн страшно на нихъ здитъ. Еслибъ я не слдовала общему обычаю, меня бы объявили сумашедшею и взяли бы подъ опеку. Впрочемъ, я врагъ всякой роскоши. Я сама хочу завести у себя conversazione. Надюсь, что мистриссъ Проуди не оставитъ меня своими совтами.
Епископъ опять сталъ потирать себ руки, и сказалъ, что жена его, конечно, почтетъ за честь, и т. д. Ему всегда бывало неловко съ миссъ Данстеблъ, онъ никогда не умлъ ршить, говоритъ ли она серіозно, или только шутитъ. Онъ отошелъ прочь, пробормотавъ какое-то извиненіе, а миссъ Данстеблъ внутренно смялась надъ его очевиднымъ замшательствомъ. Миссъ Данстеблъ была по природ добра, откровенна, великодушна, но она попала въ кругъ людей, совершенно не стоящихъ доброты, откровенности, великодушія, совершенно неспособныхъ ихъ оцнить. Она вмст съ тмъ была умна, могла язвительно сострить при случа, вскор она убдилась, что въ свт эта свойства важне чмъ доброе сердце и прямодушіе. Такимъ образамъ, проходила ея жизнь, мсяцъ за мсяцемъ, годъ за годомъ, она не развивала, какъ могла бы, своихъ хорошихъ сторонъ, но въ глубин ея душа сохранялась теплая привязанность къ тмъ, кто точно стоилъ ея любви. И она сознавала внутренно, что не такую ведетъ жизнь, какую бы слдовало, что богатство, о которомъ она говорила съ такимъ презрніемъ, иметъ, однако пагубное вліяніе, что оно задаетъ ея здравый характеръ, не роскошью своею, а пустотою свтской жизни. Она чувствовала, что мало-по-малу она длается дерзка, насмшлива, заносчива, но чувствуя все это, а упрекая себя, она все-таки не имла силы измнить строй своей жизни.
Она такъ заглядлась на черныя стороны человческой природы, что ихъ чернота наконецъ перестала поражать ее. Столько раззоренныхъ негодяевъ добивались ея руки, столько разъ она встрчалась лицомъ къ лицу съ обманомъ и своекорыстіемъ, что перестала этимъ огорчаться, перестала на это негодовать. Она ршилась жить по своему, и по своему защищаться, надясь на свою твердую волю и на свой мткій умъ.
Было у нея нсколько друзей, которыхъ она любила искренно, передъ которыми она не боялась обнаруживать лучшія, сокровенныя стороны своей души. Съ ними она длалась другою женщиной, вовсе не похожею на ту миссъ Данстеблъ, за которою такъ ухаживала мистриссъ Проуди, съ которою любезничалъ герцогъ Омніумъ, которую мистриссъ Гарольдъ Смитъ называла лучшимъ своимъ другомъ. Чтобы ей, между этими немногими избранными, встртить одного истиннаго друга, готоваго раздлить съ ней и горе, и радость, готоваго ей помогать нести тяжелое, жизненное бремя! Но гд же ей найдти такого друга? Ей, съ ея дкимъ умомъ, ея огромнымъ богатствомъ, ея громкимъ, рзкимъ голосомъ? Все въ ней должно было привлекать тхъ, кмъ она дорожить не могла, все должно было удалять отъ нея такого рода друга, съ которымъ она бы согласилась на вки соединить свою судьбу.
Ей попалась на встрчу мистриссъ Гарольдъ Смитъ, которая захала къ мистриссъ Проуди на четверть часа между прочими выздами, назначенными на этотъ вечеръ.
— Такъ васъ можно поздравить? радостно спросила миссъ Данстеблъ у своей пріятельницы.
— Нтъ, сдлайте милость, не поздравляйте, не то, по всмъ вроятіямъ, вамъ придется взять назадъ свои поздравленія, а это будетъ черезчуръ обидно.
— Но мн говорили, что лордъ Брокъ вчера за нимъ посылалъ.
Лордъ Брокъ былъ въ то время первымъ министромъ.
— Точно, и Гарольдъ былъ у него нсколько разъ въ теченіи дня. Да онъ не уметъ закрыть глаза и растворить ротъ, дожидаясь чего Богъ пошлетъ, какъ слдуетъ благоразумному человку. Онъ все хочетъ торговаться, а это, конечно, не можетъ понравиться никакому первому министру.
— Ну, не желала бы я быть въ его кож, если ему придется вернуться домой и объявить, что дло разошлось?
— Ха! ха! ха! Конечно, я тутъ способна погорячиться. Да что жь можемъ мы сдлать, мы, бдныя женщины? Если дло сладится, я вамъ непремнно дамъ знать, душа моя.
Потомъ, мистриссъ Гарольдъ Смитъ, обойдя вс комнаты, велла подавать свою карету и похала въ другое мсто.
— Какой прекрасный профиль! нсколько времени спустя говорила миссъ Данстеблъ хозяйк дома.
Само собою разумется, что рчь шла о профил миссъ Грантли.
— Да, прекрасныя черты, отвчала мистриссъ Проуди,— жаль только, что он ровно ничего не выражаютъ.
— Но мущины, кажется, находятъ въ нихъ достаточно выраженія.
— Трудно поврить. Вдь она ршительно двухъ словъ не уметъ сказать. Вотъ уже цлый часъ сидитъ она рядомъ съ лордомъ Домбелло, и едва-едва раскрываетъ ротъ.
— Но, признайтесь, любезная мистриссъ Проуди, кто же въ состояніи разговориться съ лордомъ Домбелло?
Мистриссъ Проуди была убждена, что ея дочь Оливія отлично умла бы съ нимъ разговориться, еслибы только имла къ тому случай, но Оливія, конечно, двушка отлично образованная.
Въ то время какъ об дамы смотрли издали на молодую чету, лордъ Домбелло опять заговорилъ.
— Кажется, теперь можно ухать, сказалъ онъ, обращаясь къ Гризельд.
— Вы врно приглашены еще куда-нибудь, сказала она.
— Да, именно, я думаю отправиться къ леди Клентельброксъ.
И онъ ухалъ. Этимъ и ограничился его разговоръ съ миссъ Грантли, но свтъ, увидя ихъ вмст, ршилъ, что такое явное ухаживаніе должно повести къ какимъ-нибудь послдствіямъ, и мистриссъ Грантли, возвращаясь домой, задала себ вопросъ, благоразумно ли будетъ съ ея стороны пренебрегать такою блистательною партіей какъ глава именитой фамиліи Гартльтопъ? Осторожная маменька ни слова еще не проронила дочк объ этомъ предмет, но, не мудрено, что обстоятельства вскор заставятъ ее переговорить съ ней объ этомъ.
Конечно, леди Лофтонъ пишетъ, что она намрена немедленно перехать въ Лондонъ, но что въ этомъ толку, если лордъ Лофтонъ не будетъ жить въ Брутонъ-Стрит?

ГЛАВА XVIII.

Около этого времени, передъ самымъ отъздомъ леди Лофтонъ, изъ Фремлея въ Лондонъ, Маркъ Робартсъ получилъ письмо, приглашавшее его также постить столицу на нсколько дней, не для развлеченія, а по важному длу. Письмо это было отъ его неутомимаго друга, Соверби. ‘Любезный Робартсъ’, гласило оно,
‘Я только что узналъ о смерти бдняжки Борслема, барсетширскаго бенефиціянта. Вы знаете, вс мы люди смертные, вроятно вамъ не разъ приходилось повторять это вашимъ фремлейскимъ прихожанамъ. Мсто въ капитул должно быть занято, и почему бы вамъ не получить его? Мсто хорошее, 600 фунтовъ въ годъ и домъ. Борслемъ получалъ фунтовъ до девяти сотъ, но теперь не т времена. Не знаю также, дозволятъ ли, при теперешнихъ преобразованіяхъ, отдавать домъ внаймы. Прежде это допускали: я самъ помню, что мистриссъ Уиггинсъ, вдова фабриканта сальныхъ свчъ, проживала въ Стангоповскомъ дом.
‘Гарольдъ Смитъ только что назначенъ лордомъ малой сумки {Petty Bag office, этимъ куріознымъ титуломъ означается маленькое третьестепенное присутственное мсто, въ вдомств лорда-канцлера, остатокъ давней старины. Судебные приказы, касавшіеся казны, складывались въ сумку, тогда какъ приказы, касавшіеся частныхъ лицъ, хранились въ плетенк: отсюда канцелярія малой сумки. Никакой правительственный департаментъ не обозначается этимъ именемъ, и авторъ выбралъ его въ видахъ комическаго эффекта для обозначенія министерскаго мста мистера Гарольда Смита.}, и я полагаю, что въ настоящую минуту ему стоитъ только слово сказать, чтобъ уладить все дло. Мн онъ почти не можетъ отказать, и я съ нимъ поговорю, если вамъ угодно. Лучше всего пріхать вамъ самому, но отвчайте мн ‘да’ или нтъ по телеграфу.
‘Если вы отвтите да, какъ я и надюсь, то постарайтесь пріхать сами. Меня вы найдете въ гостиниц ‘Путешественникъ’ или въ парламент. Мсто совершенно по васъ — хлопотъ вамъ не причинитъ никакихъ, а улучшитъ ваше положеніе, поможетъ вамъ сводить концы съ концами. Преданный вамъ Н. Соверби.
‘Странное дло, я сейчасъ узналъ, что вашъ братъ будетъ служить частнымъ секретаремъ у новаго министра. Говорятъ, главная его должность будетъ состоять въ томъ, чтобы приказывать лакеямъ подавать карету моей сестр. Я видлъ Гарольда только разъ посл того, какъ онъ принялъ свою должность, но сестра говоритъ, что онъ съ тхъ поръ выросъ на нсколько вершковъ.’
Безъ сомннія, это было очень мило со стороны мистера Соверби, онъ повидимому сознавалъ, что обязанъ чмъ-нибудь вознаградить своего пріятеля за причиненное ему зло. Имъ точно руководило хорошее чувство. Трудно себ представить существо боле втреное и безалаберное чмъ мистеръ Соверби. Онъ былъ способенъ раззорять своихъ друзей безъ малйшаго зазрнія совсти, точно также какъ онъ раззорялъ себя, все для него годилось, что только попадало ему подъ руку, но при всемъ томъ, онъ былъ человкъ добродушный, онъ готовъ былъ все поставить вверхъ дномъ, чтобы при случа услужить пріятелю.
Онъ точно любилъ Марка Робартса, на сколько былъ способенъ любить кого бы то ни было изъ своихъ друзей. Онъ сознавалъ, что виноватъ передъ нимъ, и можетъ-быть предвидлъ, что со временемъ еще усугубитъ эту вину, онъ, конечно, не задумался бы это сдлать, еслибы того потребовали его собственныя выгоды. Но съ другой стороны, еслибъ ему представилась возможность чмъ-нибудь отплатить пріятелю, онъ бы съ радостію за нее ухватился. Теперь именно насталъ такой случай, и онъ упросилъ сестру, не давать покоя новому администратору, пока онъ не дастъ общанія употребить все свое вліяніе въ пользу Марка Робартса.
Маркъ тотчасъ же показалъ жен письмо Соверби. Какое счастіе подумалъ онъ про себя, что въ немъ ни слова не говорится объ этихъ проклятыхъ длахъ! Еслибъ онъ лучше постигъ характеръ Соверби, онъ убдился бы, что этотъ почтенный джентльменъ никогда не упоминалъ о денежныхъ длахъ безъ положительной необходимости.
— Я знаю, что теб не нравится Соверби, сказалъ Маркъ,— но признайся, что это очень мило съ его стороны.
— Мн не нравится не онъ, а то что я слышу объ немъ.
— Но что же мн теперь длать, Фанни? Почему бы въ самомъ дл не принять мн этого мста?
— Оно не помшало бы теб заниматься своимъ приходомъ? спросила она.
— Нисколько, разстояніе такое незначительное. Я думалъ о томъ, чтобы распроститься съ старикомъ Джонсомъ, но если я получу это мсто, мн конечно нуженъ будетъ куратъ.
Жена не имла духу отговаривать отъ предлагаемаго мста, да и как жена викарія ршилась бы подать мужу такого рода совтъ? Но въ душ она была не совсмъ спокойна. Она не довряла чальдикотскому злодю, даже когда онъ являлся съ такимъ богатымъ даромъ въ рукахъ. И что скажетъ леди Лофтонъ?
— Такъ ты думаешь, что теб придется създить въ Лондонъ, Маркъ?
— О, конечно! то-есть, если я ршусь воспользоваться содйствіемъ Гарольда Смита.
— Придется имъ воспользоваться, сказала Фанни, чувствуя можетъ-быть, что было бы напрасно надяться, что ея мужъ откажется отъ могучей протекціи.
— Мста въ капитул, Фанни, не долго остаются свободными, они не ждутъ желающихъ. Какъ мн оправдать себя передъ дтьми, если я откажусь отъ такого значительнаго прибавленія къ моимъ доходамъ?
И такимъ образомъ было ршено, что онъ немедленно подетъ въ Сильвербриджъ и будетъ отвчать мистеру Соверби по телеграфу, а на другой же день самъ отправится въ Лондонъ.
— Но ты сперва долженъ поговорить съ леди Лофтонъ, сказала Фанни.
Маркъ охотно избгъ бы этого объясненія, еслибы могъ сдлать это приличнымъ образомъ, но онъ самъ чувствовалъ, что ухать, не сказавъ ни слова леди Лофтонъ, будетъ и странно, и неблагоразумно. Да почему же ему и бояться признаться ей, что онъ надется получить мсто отъ настоящаго правительства? Что дурнаго сдлаться барчерстерскимъ бенефиціантомъ? Сама леди Лофтонъ была чрезвычайно любезна со всми членами капитула, особливо съ докторомъ Борслемомъ, худенькимъ человчкомъ, недавно заплатившимъ долгъ природ. Она всегда питала большое уваженіе къ капитулу, и первою причиной ея недовольства епископомъ Проуди было то, что онъ позволялъ себ, или лучше сказать, позволялъ своей жен и своему капелану вмшиваться въ дла соборнаго духовенства. Разсудивъ все это, Маркъ Робартсъ старался уврить самого себя, что леди Лофтонъ искренно порадуется за него. Однако онъ не могъ вполн убдить себя въ этомъ. Она, во всякомъ случа, съ негодованіемъ отвергла бы дары чальдикотскаго злодя.
— Въ самомъ дл? проговорила она, когда викарій, нсколько затрудняясь, объяснилъ ей вс подробности сдланнаго ему предложенія.— Поздравляю васъ, мистеръ Робартсъ, съ вашимъ новымъ, могучимъ покровителемъ.
— Вы конечно согласитесь, леди Лофтонъ, это мсто такого рода, что я могу занимать его, не отвлекаясь нисколько отъ своихъ приходскихъ обязанностей, возразилъ онъ, ршась пропустить безъ вниманія намекъ на его друзей.
— Надюсь, что такъ. Конечно, вы еще такъ молоды, мистеръ Робатсъ, а такія мста обыкновенно достаются уже пожилымъ, заслуженнымъ священникамъ…
— Вы однако не полагаете, что мн слдовало бы отъ него отказаться?
— Мн трудно сказать такъ, сразу, что бы я вамъ посовтовала, еслибы вы точно обратились ко мн за совтомъ. Но вы, кажется, сами ршили этотъ вопросъ, такъ что мн нтъ надобности обдумывать его. Какъ бы то ни было, желаю вамъ всякаго счастія и надюсь, что перемна послужитъ къ вашему благу, во всхъ отношеніяхъ.
— Вы знаете, леди Лофтонъ, что я мста еще не получилъ.
— Какъ? Я думала, что вамъ его предложили, вы, кажется, говорили, что новый министръ можетъ имъ располагать.
— О, нтъ! Я не знаю ршительно, на сколько простирается тутъ его вліяніе. Но мой корреспондентъ увряетъ…
— То-есть, мистеръ Соверби: зачмъ вы не хотите назвать его по имени?
— Мистеръ Соверби увряетъ, что мистеръ Смитъ согласятся похлопотать обо мн, и полагаетъ, что ему удастся это устроить.
— Безъ сомннія! Мистеръ Соверби вмст съ мистеромъ Гарольдомъ Смитомъ все могутъ устроить. Такіе именно люди и успваютъ въ наше время. Итакъ, поздравляю васъ, мистеръ Робартсъ.
И она протянула ему руку въ доказатеіьство своей искренности.
Маркъ пожалъ эту руку, но ршился ничего боле не говорить при теперешнемъ свиданіи. Онъ очень хорошо видлъ, что леди Лофтонъ не такъ радушна съ нимъ, какъ бывала прежде, и намренъ, былъ рано или поздно объясниться съ нею на этотъ счетъ. Онъ хотлъ спросить у нея, почему она почти всегда встрчаетъ его насмшками, почему она такъ рдко привтствуетъ его прежнею, добродушно-ласковою улыбкой, которую онъ такъ хорошо зналъ и такъ умлъ цнить. Онъ не сомнвался въ ея прямодушіи и откровенности. Онъ былъ увренъ, что она на его вопросъ будетъ отвчать безъ обиняковъ, онъ зналъ также, что если она помирятся съ нимъ, то помирится отъ души. Но теперь онъ не могъ потребовать такого объясненія. Не дале какъ дня за два передъ тмъ, у него былъ мистеръ Кролей, и по всмъ вроятіямъ, его подослала леди Лофтонъ. У него самого въ настоящую минуту не довольно чиста была совсть, чтобы ршиться на упреки другимъ. Когда ему удастся очистить ее, тогда онъ объяснится.
— Хотлось бы вамъ провести часть зимы въ Барчестер? спросилъ Маркъ, въ этотъ же вечеръ, у жены и сестры.
— Слишкомъ много хлопотъ съ двумя домами, отвчала жена,— намъ и здсь хорошо!
— Я всегда любила соборные города, замтила Люси, особенно внутри ограды.
— А въ Барчестерской оград вс почти дома принадлежатъ капитулу, сказалъ Маркъ.
— Но если мы должны будемъ жить на два дома, вс доходи съ новаго мста уйдутъ незамтно, сказала благоразумная Фанни.
— Самое лучшее было бы отдавать домъ внаймы на лто, сказала Люси.
— Но мое присутствіе необходимо во время засданія, я признаться, мн было бы грустно оставлять Фремлей на цлую зиму, я бы ужь никогда не видался съ Лофтономъ.
И онъ невольно вспомнилъ объ охот, но тотчасъ же подумалъ опять объ очищеніи своей совсти.
— А я бы очень охотно ухала отсюда на зиму, сказала Люси, припоминая все, чмъ ознаменовалась для нея прошедшая зима.
— Но гд же намъ взять денегъ, чтобъ убрать какой нибудь изъ этихъ большихъ, старинныхъ домовъ? Прошу тебя, Маркъ, обдумай все хорошенько.
И Фанни ласково положила руку на плечо мужа. На этомъ и остановился разговоръ, и на другой же день Маркъ ухалъ въ Лондонъ.
Наконецъ увнчалось успхомъ примрное терпніе, съ которымъ Гарольдъ Смитъ въ продолженіи десяти лтъ выдерживалъ вс бури политической жизни. Бывшій лордъ мелочей вышелъ въ отставку въ припадк досады, не будучи въ состояніи согласиться съ первымъ министромъ насчетъ индійской реформы, а на мсто его, посл нкоторыхъ передрягъ, поступилъ Гарольдъ Смитъ.
Говорили, будто бы мистеръ Гарольдъ Смитъ не совсмъ такой человкъ, какого бы могъ пожелать первый министръ, но первый министръ отчасти былъ связанъ обстоятельствами. Послднее важное назначеніе, сдланное имъ, было страшно не популярно до того даже, что онъ самъ, несмотря на несомннную свою популярность, подвергся всеобщему порицанію Газета. Юпитеръ спрашивала съ язвительною ироніей, неужели, въ нашъ просвщенный вкъ, пороки всякаго рода открываютъ доступъ въ кабинетъ? Члены оппозиціи въ обихъ палатахъ, вооруженные безукорізненною нравственностью, гремли противъ испорченности вка, съ добродтельнымъ негодованіемъ новыхъ Ювеналовъ, даже собственные друзья минмстра оплакивали его онибку. При такахъ обстоятельствахъ, онъ ршался на этотъ разъ выбрать человка, не возбуждающаго особенной вражды на въ одной партіи.
Гарольдъ же Смитъ покуда еще не развелся съ женою, дла его покуда были не черезчуръ запутаны. Онъ не держалъ скаковыхъ лошадей, до лорда Брока даже дошло, что онъ въ провинціи читалъ публичныя лекціи о разныхъ популярныхъ предметахъ. Онъ давно уже засдалъ въ парламент, и всегда готовъ былъ угостить палату потокомъ своего краснорчія. Притомъ, лордъ Брокъ сильно опасался, что все его министерство должно распасться въ самомъ непродолжительномъ времени. Самъ онъ пользовался нкоторою популярностію, но этой популярности не хватало на него купно съ его недавно избраннымъ сподвижникомъ. При такомъ стеченіи обстоятельствъ, онъ ршился предложить Гарольду Смиту освободившееся мсто лорда Малой Сумки.
Сильно возгордился новый лордъ Малой Сумки. Въ продолженіи послднихъ трехъ или четырехъ мсяцевъ, онъ и мистеръ Саппельгаусъ пророчили министерству неминуемую гибель. Невозможно долго сносить этого постыднаго диктаторства, говаривалъ Гарольдъ Смитъ, и мистеръ Саппельгаусъ вполн съ нимъ соглашался. Но теперь дла приняли иной оборотъ. Первый министръ показалъ свою мудрость, обратясь за опорой туда именно, гд слдовало искать опоры, и впустилъ новую кровь, новую силу въ жилы угасающаго министерства. Въ душ народа, въ самихъ палатахъ, должно было проснуться новое довріе. Что касается до мистера Саппельгауса, конечно, Гарольдъ Смитъ употребитъ вс старанія, чтобъ и его привлечь на сторону правительства. Но, наконецъ, главное дло не въ мистер Саппельгаус.
На другое же утро по прибытіи своему въ Лондонъ, викарій отправился въ Малую Сумку. Она находилась въ самомъ близкомъ сосдств съ Доунингъ-Стритомъ и съ высшими правительственными богами, само зданіе не отличалось красотой, оно все скосилось на одинъ бокъ, фасадъ не соразмрно выдался впередъ, оно все почернло отъ дыма и грязи, но несмотря на то, что оно не могло похвастать ни архитектурными затями, ни ухищреніями комфорта, его общественное положеніе придавало ему важность, отражавшуюся и на всхъ чиновникахъ, наполнявшихъ канцелярію. Маркъ видлъ наканун своего друга Соверби, и они уговорились встртиться въ это утро у новаго правительственнаго лица. Маркъ пришелъ пораньше, чтобы повидаться съ братомъ.
Когда его привели въ комнату молодаго секретаря, Маркъ былъ пораженъ перемной, которую произвела въ его наружности перемна его офиціальнаго значенія. Джекъ Робартсъ и прежде былъ красивый, статный молодецъ, съ веселымъ, добродушнымъ лицомъ, но манеры его не отличались изяществомъ, и одвался онъ небрежно, чтобы не сказать неопрятно. Теперь же его нельзя было узнать. Щегольской фракъ сидлъ на немъ безукоризненно, волосы были тщательно причесаны, жилеть и панталоны самой модной матеріи, даже зонтикъ, стоявшій въ углу, поражалъ щеголеватостью и аккуратностью.
— Я вижу, Джонъ, что ты сдлался важнымъ лицомъ, сказалъ старшій братъ.
— Это еще неизвстно, отвчалъ Джонъ,— знаю только, что меня работы бездна.
— Какъ? Я думалъ, что твоя служба самая покойная.
— Да, вотъ какъ люди ошибаются! Оттого только, что мы, приватные секретари, не исписываемъ огромныхъ листовъ бумаги, самымъ размашистымъ почеркомъ, по пятнадцати строчекъ на страницу, и по пяти словъ на строку, люди воображаютъ, что намъ длать нечего. Вотъ, посмотри, прибавилъ онъ, разбросавъ передъ братомъ цлую дюжину небольшихъ заметокъ,— право, Маркъ, нелегкое дло справляться со всми просителями. Я обязанъ написать каждому изъ этихъ господъ отвтъ, которымъ бы онъ остался доволенъ, а между тмъ я долженъ всмъ имъ отказать въ ихъ просьбахъ.
— Это, конечно, трудная задача.
— Еще бы! Но тутъ главное дло въ сноровк: нужно умть придать отказу любезную форму. Я этимъ только и занимаюсь съ утра до вечера, и право, кажется, вс остаются довольны моими письмами.
— Должно-быть отказъ отъ тебя пріятне чмъ согласіе отъ другаго человка….
— Я этого не говорю. Ужь такая наша должность. Повришь ли? Я уже извелъ цлую десть бумаги на то чтобы всмъ объявлять, что нтъ вакансіи на мсто швейцара при нашемъ департамент. Семь знатныхъ барынь добивались этой должности, каждая для любимаго своего лакея. Но вотъ… вотъ меня зовутъ.
Раздался звонокъ, и частный секретарь вскочилъ съ мста и быстрыми шагами пустился въ кабинетъ великаго сановника.
— Я уже доложилъ о теб, сказалъ онъ:— Боггинсъ, проведите его преподобіе мистра Робартса къ лорду Малой Сумки.
Боггинсъ былъ именно тотъ швейцаръ, мста котораго такъ добивались супруги достопочтенныхъ перовъ. Онъ провелъ Марка въ сосднюю комнату.
Если человкъ можетъ измниться отъ того, что онъ получилъ мсто приватнаго секретаря, какже ему не преобразиться, сдлавшись лордомъ Малой Сумки! Робартсъ едва, едва могъ поврить, что передъ нимъ тотъ самый Гарольдъ Смитъ, котораго мистриссъ Проуди такъ замучила на лекціи въ Барчестер.
Тогда онъ былъ угрюмъ, раздражителенъ, не замчателенъ ничмъ. Теперь же онъ улыбался такою ласковою, покровительствующею улыбкой, стоя у своего офиціальнаго очага! Онъ любилъ стоять такъ, засунувъ руки въ карманы панталонъ, сознавая свое величіе, чувствуя себя правительственнымъ лицомъ съ ногъ до головы. Соверби вышелъ вмст съ нимъ, но остановился нсколько позади, и отъ времени до времени подмигивалъ Марку черезъ плечо сановника.
— А, Робартсъ! Очень радъ васъ видть. Кстати, какъ сгранно, что вашъ братъ служить у меня секретаремъ!
Маркъ согласился, что это довольно странное стеченіе обстоятельствъ.
— Онъ славный малый. Онъ пойдетъ хорошо, если будетъ вести себя какъ слдуетъ.
— Я увренъ, что онъ пойдетъ хорошо, сказалъ Маркъ,
— Ну да, конечно, я самъ такъ думаю. Что же я могу для васъ сдлать, Робартсъ?
Тутъ вмшался мистеръ Соверби, и объяснилъ, что самъ мистеръ Рабартсъ ничего для себя просить не намренъ, но такъ какъ его друзья нашли свободное мсто въ барчестерскомъ капитул приличествующимъ ему боле чмъ какому-либо другому священнику, то онъ согласится принять эту бенифецію по ходатайству человка, котораго онъ такъ искренно уважаетъ какъ новаго лорда Малой Сумки.
Правительственному лицу не совсмъ понравилась эта рчь, ибо она лишала его удовольствія выслушать съ покровительственнымъ видомъ прошеніе Марка. Однако онъ отвчалъ очень милостиво, сказавъ, что не можетъ отвчать заране, какъ лордъ Брокъ вздумаетъ распоряжаться свободнымъ бенифиціемъ въ Барчестер. Онъ уже говорилъ съ его лордствомъ объ этомъ предмет, и иметъ причины думать, что его мнніе будетъ имть нкоторый всъ. Конечно, ему до сихъ поръ не дали положительнаго общанія, но, насколько ему позволено судить, ходатайство его было успшно. Если такъ, то онъ съ искреннимъ удовольствіемъ поздравитъ мистера Робартса съ полученіемъ мста, которое, конечно, онъ вполн заслужилъ своими дарованіями, своимъ извстнымъ благочестіемъ и христіанскими добродтелями.
Когда онъ кончилъ, мистеръ Соверби значительно подмигнулъ другу, и сказалъ, что, кажется, дло поршено.
— Нтъ, Натаніель, не совсмъ, возразилъ осторожный министръ.
— Все равно! отвчалъ Соверби.— Мы вдь знаемъ, что значатъ вс эти недомолвки. Должностныя лица, Маркъ, никогда ничего не общаютъ наврное даже самимъ себ, хотя бы дло шло о бараньей ног, которая жарится передъ огнемъ ихъ собственной кухня, въ наше время не худо будетъ попридержаться, не такъ ли Гарольдъ?
— Да, конечно, сказалъ Гарольдъ Смитъ, мудро качнувъ головой. Ну, кто еще тамъ, Робартсъ (это онъ сказалъ секретарю, пришедшему доложить ему о прізд какихъ то важныхъ особъ)?
— Хорошо. Извините, если я съ вами прощусь, у меня бездна дла. Будьте уврены, мистеръ Робартсъ, что я для васъ сдлаю все что могу, но, помните, что покуда я вамъ ничего не общаю положительнаго….
— О, конечно, конечно! прервалъ Соверби.— Тутъ нтъ ни малйшаго общанія.
Потомъ, расхаживая по городу подъ руку съ Маркомъ Робартсомъ, онъ опять сталъ уговаривать его купить эту великолпную лошадь, которая цлый годъ даромъ стоитъ у него въ Чальдикотской конюшн.

ГЛАВА XIX.

Мистеръ Соверби, чтобы доставить это хорошее мсто фремлейскому викарію, разчитывалъ и надялся не на одну свою короткость съ лордомъ Малой Сумки. Онъ чувствовалъ, что можно употребить средства боле сильныя, и потому обратился къ герцогу Омніуму не самъ лично, но черезъ мистера Фодергилла. Ни одинъ человкъ съ тактомъ не подумалъ бы въ такомъ дл прямо обращаться къ герцогу. Еслибы рчь шла о женщин, лошади или картин, дло иное: герцогъ могъ быть тогда очень податливъ и любезенъ.
Но до него добрались черезъ мастера Фодергила. Ему было внушено, не безъ хитрости, что имть въ рукахъ фремлейскаго курата, можетъ-быть очень выгодно, что пріобрсти его будетъ чувствительнымъ ударомъ для противнаго стана. Черезъ это герцогъ Омніумъ добудетъ себ союзника въ соборномъ совт. И притомъ всмъ было извстно, что мистеръ Робартсъ иметъ сильное вліяніе на лорда Лофтона. Настроенный такимъ образомъ, герцогъ сказалъ два слова лорду Броку, а два слова герцога Омніума что-нибудь да значили, даже для перваго министра. Плодомъ всего этого было то, что Маркъ Робартсъ получилъ мсто, но узналъ онъ объ этомъ не прежде какъ чрезъ нсколько дней по возвращеніи своемъ въ Фремлей.
Мистеръ Соверби не преминулъ упомянуть о стараніяхъ, необыкновенныхъ стараніяхъ, которыя герцогъ употребилъ для достиженія этой цли. ‘Я не помню, чтобъ онъ когда-либо ршался ходатайствовать, сказалъ мистеръ Соверби, и вы можете быть уврены, что онъ я теперь не сталъ бы хлопотать за васъ, еслибъ вы не създили въ Гадеромъ-Кассль, когда онъ васъ приглашалъ. Скажу вамъ откровенно, Маркъ, хотя не мн приходится хулить свое гнздо, но я увренъ, что слово герцога окажется дйствительне цлаго потока краснорчія лорда Малой Сумки.’ Маркъ, разумется, выразилъ ему свою благодарность и купилъ у него лошадь за сто тридцать фунтовъ. ‘Она стоитъ этихъ денегъ, говорилъ Соверби, я желаю вамъ сбыть ее только потому, что когда опять зашевелится Тозеръ вамъ придется поплатиться чмъ-нибудь подобнымъ этому.’ Марку не пришло въ голову спросить, почему онъ лошадь эту не продавалъ кому-нибудь другому, чтобъ имть средства расплатиться самъ. Но это не было бы удобно для мистера Соверби.
Маркъ зналъ, что лошадь хороша, и возвращаясь къ себ, съ нкоторою гордостью думалъ о новомъ своемъ пріобртеніи. Но что долженъ онъ былъ сказать о немъ своей жен, какъ оправдаться передъ ней? Съ другой стороны, почему бы ему и не купить себ лошадь, когда это приходится кстати? Онъ могъ позволить себ это, соображаясь съ общимъ итогомъ своихъ доходовъ. Но ему любопытно было знать, что скажетъ мистеръ Кролей, когда узнаетъ объ этой новой покупк. Онъ съ нкоторыхъ поръ сталъ очень часто спрашивать себя, что скажутъ о немъ его друзья и сосди.
Онъ уже проводилъ второй день въ Лондон, и собрался выхать на другое утро, чтобъ быть дома въ пятницу къ вечеру. Но въ этотъ самый вечеръ, довольно поздно, когда онъ уже собирался въ постель, его удивило неожиданное появленіе лорда Лофтона въ кофейной гостиницы, гд онъ стоялъ. Лицо хорда Лофтона было красно, онъ вошелъ поспшно и казался разсерженнымъ.
— Робартсъ, сказалъ онъ подходя къ своему другу,— знаешь ты что-нибудь объ этомъ человк, Тозер?
— Тозеръ, какой это Тозеръ? Соверби, кажется, говорилъ мн о немъ.
— Должно полагать, что говорилъ. Если я не ошибаюсь, ты самъ писалъ мн о немъ.
— Это очень возможно. Я помню, что Соверби упомянулъ объ этомъ человк говоря о твоихъ длахъ. Но къ чему ты меня разспрашиваешь?
— Этотъ человкъ не только писалъ ко мн, но даже ворвался въ мою комнату пока я одвался къ обду, и имлъ дерзость сказать мн, что если я не уплачу или не возобновлю какой-то подписанный мною вексель въ восемь сотъ фунтовъ, находящійся въ его рукахъ, онъ подастъ его ко взысканію.
— Но вдь ты уже покончилъ вс эти дла съ Соверби?
— Покончилъ, и не дешево мн это обошлось. Чтобы заглушить это дло я, дуракъ, заплатилъ ему все, что вздумалось ему съ меня потребовать. Это просто мошенничество, и если это будетъ продолжаться, я оглашу это дло.
Робартсъ оглянулся, но по счастью въ комнат кром ихъ никого не было.— Ты не хочешь, надюсь, сказать, что Соверби обманываетъ тебя? сказалъ онъ.
— Дло на это очень похоже, сказалъ лордъ Лофтонъ,— и объявляю теб ршительно, что я не намренъ доле даваться на такія продлки. Нсколько лтъ тому назадъ я надлалъ не мало глупостей, благодаря этому человку. Но четыре тысячи фунтовъ должны были бы непремнно покрыть то, что тогда прокутилъ. Съ тхъ поръ я заплатилъ уже втрое больше, и, клянусь душой! не стану больше платить прежде чмъ не приведу въ извстность все это дло.
— Но, Лофтонъ, я не понимаю. Что это за вексель? Ты говоришь, что онъ подписанъ тобою?
— Да, я не откажусь отъ своей подписи, и если это нужно, уплачу его, но, если я это сдлаю, то не иначе какъ черезъ моего стряпчаго, который разберетъ все это дло.
— Но я думалъ, что вс эти векселя уплачены?
— Я предоставилъ Соверби собирать старые векселя, по мр ихъ возобновленія, и теперь одинъ изъ нихъ, уже давно уплаченный мною, опять явился на свтъ.
Маркъ не могъ не вспомнить о двухъ подписанныхъ имъ документахъ, которые оба теперь вроятно находятся въ рукахъ Тозера или подобнаго ему лица, и оба они могли теперь быть предъявлены противъ него, одинъ за другимъ. Онъ вспомнилъ тогда, что Соверби говорилъ ему что-то о просроченномъ вексел, и о томъ, что придется купить его за какую то бездлицу, онъ напомнилъ объ этомъ лорду Лофтону.
— И ты называешь восемьсотъ фунтовъ бездлицей? Если такъ, признаюсь, я не согласенъ съ тобою.
— Они вроятно и не подумаютъ требовать съ тебя всю эту сумму.
— Но я говорю теб, что они именно требуютъ ее сполна. Человкъ, явившійся ко мн и выдающій себя за друга Тозера,— вроятно самъ Тозеръ,— поклялся мн, что будетъ принужденъ дйствовать судебнымъ порядкомъ, если деньги не будутъ въ его рукахъ черезъ недлю, много дв. Когда я объяснилъ ему, что это старый вексель, уже возобновленный, онъ объявилъ, что другъ его купилъ вексель по поминальной его цн.
— Соверби говорилъ, что теб вроятно придется заплатить десять фунтовъ, чтобы выкупить его. Я бы на твоемъ мст предложилъ этому человку такую сдлку.
— Я не намренъ ничего предлагать этому человку, я все это дло предоставлю своему стряпчему, наказавъ ему не щадить никого, ни меня, ни другихъ. Я не позволю такому человку, какъ Соверби, выжимать изъ меня деньги, когда ему это вздумается.
— Но, Лофтонъ, ты какъ будто сердишься на меня.
— Нтъ, я не сержусь. Но я счелъ своимъ долгомъ открыть теб глаза на счетъ этого человка. Въ послднее время вс мои дла съ нимъ шли черезъ тебя, и поэтому…
— Но ты самъ этого пожелалъ, взялся я за эти дла только для того чтобъ угодить теб и ему. Ты не подозрваешь, надюсь, чтобъ я былъ при чемъ-нибудь въ этомъ дл съ векселями.
— Совсмъ не то, но я знаю, что у тебя есть разныя дла съ Соверби.
— Итакъ, Лофтонъ, ты меня обвиняешь въ соучастіи въ длахъ, которыя ты назвалъ мошенническими?
— Я знаю только то, что меня надували, и надуваютъ до сихъ поръ.
— Но ты не отвчаешь на мой вопросъ. Обвиняешь ли ты меня въ чемъ-нибудь? Если такъ, я согласенъ съ тобой, что ты долженъ обратиться къ твоему стряпчему.
— Я такъ и сдлаю.
— Очень хорошо. Но позволь мн сказать теб, что я не встрчалъ человка мене тебя разсудительнаго, или такъ не справедливаго какъ ты. Единственно по твоей просьб, и желая только быть полезнымъ теб, я вступилъ съ Соверби въ переговоры о твоихъ длахъ. По его желанію, вслдствіе твоей же просьбы, я сталъ нкоторымъ образомъ посредникомъ между вами, писалъ къ теб и передавалъ ему твои отвты. И вотъ чего я добился!
— Я ни въ чемъ не виню тебя, Робартсъ, но я знаю, что у тебя есть дла съ этимъ человкомъ. Ты самъ мн это сказалъ.
— Да, по его просьб, чтобы вывести его изъ затрудненія, я подписалъ за него одинъ вексель.
— Только одинъ?
— Одинъ, а потомъ тотъ же самый возобновленный, или не совсмъ тотъ же, но другой, замняющій его. Первый былъ въ четыреста, второй въ пятьсотъ фунтовъ.
— И теб придется за оба поплатиться, и свтъ конечно скажетъ, что ты деньги эти заплатилъ за мсто члена барчестерскаго капитула.
Тяжело было снести это. Въ послднее время Маркъ слышалъ многое, что могло испугать и встревожить его, но ничего столь ужаснаго какъ это, ничего, что бы до такой степени поразило его, такъ ясно представило ему весь ужасъ его положенія. Онъ ничего не отвчалъ, и прислонившись спиною къ камину, смотрлъ не глядя ни на что. До этой минуты онъ не сводить глазъ съ лорда Лофтона, но теперь ему казалось, что все между ними кончено. Онъ не могъ боле разчитывать на дружбу лорда Лофтона и матери его. Да и въ комъ могъ онъ теперь быть увренъ, кром своей нжной, любящей жен, которой онъ готовилъ такую ужасную будущность?
Въ это мучительное мгновеніе разныя мысли быстро пробгали въ его голов. Онъ немедленно откажется отъ этого мста, о которомъ каждый имлъ право сказать, что онъ купилъ его. Онъ отправится къ Гарольду Смиту и ршительно скажетъ, что отказывается отъ мста. А потомъ онъ возвратится домой и во всемъ признается жен,— а также и леди Лофтонъ, если это еще могло быть сколько-нибудь полезно. Онъ устроится такъ, чтобъ имть возможность уплатить оба векселя, если они будутъ ему явлены, не разбирая справедливо ли это требованіе, не обвиняя никого, не пняя даже на Соверби. Если это будетъ нужно, онъ половину своихъ доходовъ отдастъ въ распоряженіе мистера Фореста, банкира, пока все не будетъ уплачено. Онъ продастъ вс лошади свои, до послдней. Онъ разстанется съ своимъ лакеемъ, однимъ словомъ, онъ будетъ всячески стараться, какъ слдуетъ мущин, снова пріобрсти себ независимое положеніе и добиться уваженія окружающихъ его. Въ эту минуту онъ съ глубокимъ отвращеніемъ смотрлъ на положеніе, въ которое онъ привелъ себя, и на свое безразсудство, вовлекшее его въ такія непріятности. Какъ могъ онъ согласить съ своими понятіями и совстью, что онъ теперь находится въ Лондон съ Соверби и Гарольдомъ Смитомъ, и добивается мста, чрезъ посредничество человка, которому вовсе не слдовало бы имть голоса въ духовныхъ длахъ, покупаетъ лошадей, хлопочетъ о просроченныхъ векселяхъ? Онъ чувствовалъ, что нтъ ему извиненія. Мистеръ Кролей былъ правъ, назвавъ его отступникомъ.
Лордъ Лофтонъ, который былъ очень разсерженъ во все время этого свиданія и гнвъ котораго возрасталъ по мр того какъ онъ говорилъ, прошелся между тмъ раза два по комнат, онъ нсколько успокоился, и ему теперь стало понятно, какъ слова его могли оскорбить Марка. Онъ пришелъ сюда съ намреніемъ излить свою злость на Соверби, и побудить Робартса довести до свднія этого джентельмена, что если ему, лорду Лофтону, станутъ еще докучать этимъ векселемъ, то онъ все это дло отдастъ въ руки своего адвоката, но, вмсто всего этого, онъ взвелъ обвиненіе на самого Робартса. Ему уже давно было досадно то, что Робартсъ съ нкоторыхъ поръ, по случаю всхъ этихъ непріятныхъ денежныхъ длъ, очень сблизился съ Соверби и какъ бы отсталъ отъ него. Онъ выразился гораздо сильне, и сказалъ гораздо больше чмъ хотлъ.
— Что касается тебя лично, Маркъ, сказалъ онъ, возвращаясь къ тому мсту, гд стоялъ Робартсъ,— я не желалъ сказать теб ничего непріятнаго.
— Вы выразились достаточно ясно, лордъ Лофтонъ.
— Ты не можешь удивляться тому, что меня привелъ въ негодованіе этотъ безсовстный поступокъ.
— Вы могли бы, я полагаю, не смшивать въ своихъ мысляхъ тхъ, кто виноватъ передъ вами, если вы уврены въ ихъ вин, съ тми, которые дйствовали только по вашему желанію и въ угоду вамъ. Что я, какъ духовное лицо, сдлалъ очень дурно, принявъ какое бы то ни было участіе въ этихъ длахъ, я сознаю вполн. Что какъ человкъ я сдлалъ непростительную глупость, поручившись за мистера Соверби, я также знаю очень хорошо: я заслужилъ, чтобы меня рзко упрекнули въ этомъ, но я не ожидалъ, что упреки эти услышу отъ васъ.
— Полно, Робартсъ, и безъ того у насъ обоихъ хлопотъ довольно. Вопросъ въ томъ, что намъ теперь длать?
— Вы сказали, что намрены сдлать. Вы дло это предадите суду.
— Но не съ тмъ, чтобы запутать тебя.
— Запутать меня, лордъ Лофтонъ! Право, слушая васъ, можно подумать, что я распоряжался вашими деньгами.
— Ты не хочешь меня понять. Я думаю вовсе не о томъ. Но ты самъ знаешь, что если это проклятое дло пойдетъ судебнымъ порядкомъ, твоы сдлки съ Соверби также станутъ всмъ извстны.
— Мои сдлки съ Соверби будутъ состоять въ томъ, что мн придется за него заплатить не малую сумму денегъ, которую онъ мн, конечно, никогда не возвратитъ.
— Но что скажутъ о твоемъ новомъ мст?
— Посл того, что я слышалъ отъ васъ, лордъ Лофтонъ, я долженъ отказаться отъ него.
Въ эту минуту нсколько человкъ вошло въ комнату, и разговоръ между друзьями прекратился. Они нсколько минутъ молча стояли у камина. Робартсъ ждалъ, чтобъ ушелъ лордъ Лофтонъ, а лордъ Лофтонъ еще не сказалъ того, что онъ именно хотлъ сказать и зачмъ приходилъ. Наконецъ онъ заговорилъ почти шепотомъ:— Я полагаю, что лучше всего будетъ попросить Соверби зайдти ко мн завтра утромъ, думаю, что и теб не худо было бы видться съ нимъ у меня.
— Я не вижу никакой надобности въ этомъ, отвчалъ Робартсъ,— мн и такъ по всей вроятности придется поплатиться за то, что я имлъ глупость вмшаться въ ваши дла, и я не намренъ впутываться еще боле.
— Я, конечно, не могу заставить тебя придти, но мн кажется, что въ отношеніи къ Соверби этого требуетъ справедливость, и меня ты этимъ обяжешь.
Робартсъ нсколько разъ прошелся по комнат, стараясь уяснить себ, какъ ему поступить въ этомъ случа. Если дло это станетъ гласнымъ, и имя его будетъ упомянуто въ связи съ разными, не совсмъ благовидными денежными сдлками, это конечно много повредитъ ему. Онъ зналъ теперь, по намекамъ, лорда Лофтона, какимъ образомъ свтъ станетъ объяснять его участіе въ этомъ дл. А жена его, какъ перенесетъ она этотъ срамъ?
— Я буду у тебя завтра утромъ, но только съ однимъ условіемъ, сказалъ онъ наконецъ.
— А именно?
— Съ тмъ, что ты дашь мн слово, что не подозрваешь меня ни въ какомъ сообщничетв съ мистеромъ Соверби, не думай, что я имлъ какіе-нибудь виды, хлопоча о твоихъ длахъ.
— Я никогда не думалъ и не подозрвалъ этого. Но я полагалъ, что онъ вовлекъ тебя въ разныя непріятныя дла.
— И въ этомъ ты не ошибся, я поручился за него. Но ты могъ бы и долженъ бы знать, что я ни шиллинга не получилъ за это мое ручательство. Я старался одолжить человка, на котораго я сперва смотрлъ какъ на твоего друга, а потомъ какъ на своего. И вотъ къ чему меня привело это!
Лорду Лофтону наконецъ удалось успокоить его, и они услись за одинъ изъ столовъ кофейной. Робартсъ общался отложить свой отъздъ до субботы, чтобы на слдующій день встртить мистера Соверби въ комнатахъ, занимаемыхъ лордомъ Лофтономъ въ Альбани. Какъ только онъ на это согласился, лордъ Лофтонъ простился съ нимъ и ушелъ.
Посл этого бдный Маркъ провелъ не очень спокойную ночь. Было ясно, что лордъ Лофтонъ подумалъ, а быть-можетъ думалъ и до сихъ поръ, что мсто въ Барчестер было ему предложено въ вознагражденіе за нкоторыя денежныя одолженія, оказанныя имъ человку, хлопотавшему за него. Можно ли было себ представить что-нибудь ужасне? Вопервыхъ, это было бы святокупство, къ тому же самое гнусное святокупство. Одна мысль объ этомъ наполняла душу Марка отвращеніемъ и ужасомъ. Быть-можетъ, лордъ Лофтонъ пересталъ теперь подозрвать, но то же самое могли подумать другіе, и ихъ подозрнія не возможно будетъ уничтожить, онъ зналъ, что для большей части людей открыть какую-нибудь погршность въ духовномъ лиц — истинное наслажденіе. И притомъ эта лошадь, купленная имъ! Имлъ ли онъ право говорить, что сдлки его съ Соверби ровно ничего ему не до ставили? Что ему было теперь длать съ лошадью? Къ тому же онъ, въ послднее время, издерживалъ и продолжалъ издерживать больше денегъ чмъ позволяли его средства. Послднее его путешествіе въ Лондонъ казалось ему дломъ крайне безразсуднымъ теперь, когда ему приходилось отказаться отъ мста. И онъ сталъ нсколько колебаться въ первомъ своемъ ршеніи, что, конечно, было очень естественно въ его положеніи. Онъ повторялъ себ, что планъ новой жизни, составленный имъ въ первую минуту негодованія, возбужденнаго лордомъ Лофтономъ, обрекающій его на бдность, на насмшки, всякія неудобства, хорошъ, и что ему не остается другаго исхода. Но трудно отказаться отъ честолюбивыхъ надеждъ и идти на встрчу бдности, насмшкамъ и непріятностямъ.
На другое утро, однако, онъ бодро направился къ департаменту Малой Сумки, съ намреніемъ извстить Гарольда Смита о томъ, что онъ не желаетъ боле этого мста въ Барчестер. Онъ засталъ своего брата, углубленнаго въ сочиненіе художественныхъ записокъ къ разнымъ высокороднымъ дамамъ на счетъ невозможности доставятъ то или другое мсто для нихъ, но самъ владыка сихъ мстъ не былъ на лицо. Онъ обыкновенно заходилъ въ канцелярію около четырехъ часовъ, когда начиналось засданіе палатъ, но никогда не являлся туда поутру. Онъ, вроятно, гд-нибудь въ другомъ мст исправлялъ свою должность. Онъ, быть-можетъ, уносилъ съ собой работу на домъ, по всмъ, извстной привычк очень ревностныхъ должностныхъ людей.
Маркъ подумалъ было откровенно поговорить съ братомъ и черезъ него передать Гарольду Смиту то, что хотлъ сказать ему. Но у него не хватило на это храбрости, или точне его удержала отъ этого осторожность. Онъ говорилъ себ, что о своихъ длахъ обязанъ разказать прежде всего жен. И поэтому, поболтавъ немного о постороннихъ предметахъ съ братомъ, онъ вскор всталъ и ушелъ.
Онъ не зналъ, какъ убить время до того часа, когда ему слдовало отправиться къ лорду Лофтону, но наконецъ насталъ этотъ желанный часъ, и на всхъ колокольняхъ еще раздавался бой, когда онъ свернулъ съ Пикадильи на дворъ Альбани. Онъ еще не достигъ строенія, когда знакомый голосъ раздался почти у самаго его уха.
— Вы акуратны какъ большіе часы барчестерской башни, говорилъ мистеръ Соверби.— Вотъ что значитъ спшить на свиданіе къ сильнымъ міра сего.
Онъ обернулся и машинально протянулъ ему руку, и, взглянувъ на него, подумалъ, что никогда не видалъ его такимъ бодрымъ, сіяющимъ и веселымъ.
— Вы имли извстія о Лофтон? сказалъ Маркъ весьма унылымъ голосомъ.
— Имлъ ли я извстія о немъ? Да, конечно, имлъ. И вотъ что я вамъ скажу, Маркъ,— и онъ заговорилъ почти шепотомъ пока они вмст проходили по корридорамъ Альбани.— Лофтонъ — ребенокъ во всемъ, что касается денежныхъ длъ, совершеннйшій ребенокъ. Онъ отличный, благороднйшій малый, но въ денежныхъ длахъ онъ ничего не смыслитъ.
И съ этимъ они вошли въ комнаты молодаго лорда.
Лицо лорда Лофтона также было уныло и мрачно, но это ни сколько не смутило Соверби, который, развязно и съ веселою улыбкой на устахъ, подошелъ къ нему.
— Здравствуйте Лофтонъ, какъ вы поживаете? сказалъ онъ.— Почтенный другъ мой, Тозеръ, кажется, нсколько обезпокоилъ васъ?
Тогда лордъ Лофтонъ, съ лицомъ далеко невеселымъ, снова началъ свое повствованіе о мошенническихъ требованіяхъ Тозера. Соверби не прерывалъ его, и выслушалъ его терпливо, совершенно терпливо, хотя лордъ Лофтонъ, все боле и боле горячявшійся по мр того какъ онъ исчислялъ притсненія, которымъ его подвергали, не преминулъ произнести кой-какія угрозы противъ мистера Соверби, какъ наканун противъ Марка Робартса. Онъ говорилъ, что не намренъ заплатить ни одного шиллинга иначе, какъ черезъ своего стряпчаго, а что стряпчему своему онъ накажетъ не платитъ ничего прежде чмъ дло это не будетъ разсмотрно въ суд. Ему было все равно, какія будутъ отъ этого послдствія для него или для другихъ. Онъ ршился дло это сдлать гласнымъ, и завести процессъ.
— Что жь, заводите, коли на это у васъ есть охота, сказалъ Соверби.— Но дло-то все въ томъ, Лофтонъ, что вы задолжали, потомъ просрочили уплатой, а къ вамъ вслдствіе того и начали нсколько приставать.
— Я заплатилъ втрое больше чмъ былъ долженъ, сказалъ лордъ Лофтонъ, топнувъ ногой.
— Это вопросъ другой, и я не стану теперь углубляться въ него. Я полагалъ, что онъ уже теперь поршенъ и поконченъ людьми, которымъ вы сами на то дали полномочіе. Но позвольте мн у васъ спросить одно: Какое иметъ Робартсъ отношеніе къ этому длу? Что онъ сдлалъ.
— Я ничего не знаю. Дло это онъ улаживалъ съ вами.
— Ни чуть. Онъ былъ такъ добръ, что взялъ на себя трудъ явиться ко мн съ порученіемъ отъ васъ, и передать вамъ мой отвтъ. Вотъ все его участіе въ этомъ дл.
— Но неужели вы думаете, что я хочу запутать его въ это дло?
— Я не думаю, чтобы вы кого бы то не было хотли запутать, но вы горячи, и съ вами ладить не легко. А что еще хуже, вы нсколько подозрительны. Я въ этомъ дл хлопоталъ изо всхъ силъ, чтобъ вывести васъ изъ затрудненія, я не могу сказать, чтобъ услыхалъ отъ васъ за это хоть одно спасибо.
— Разв вы не дали Тозеру вексель, тотъ вексель, который теперь въ его рукахъ?
— Во-первыхъ онъ не въ его рукахъ, а во-вторыхъ я не давалъ ему. Такого рода документы переходятъ черезъ сотни рукъ прежде чмъ достанутся тому человку, который требуетъ уплаты.
— Кто же это намедни являлся ко мн?
— То былъ, полагаю я, Томъ Тозеръ, братъ нашего Тозера.
— Ну такъ вексель находится у него, я своими глазами видлъ его.
— Позвольте, это очень вроятно. Я васъ извстилъ о томъ что вамъ придется выкупить его. Они, конечно, такую вещь не отдадутъ даромъ.
— Вы говорили о десяти фунтахъ, замтилъ Маркъ.
— Десять, или двадцать, или около того. Но неужели вы предполагали, что человкъ этотъ станетъ требовать съ васъ такую сумму? Разумется, онъ начнетъ съ того, что потребуетъ полной уплаты. Вотъ онъ, этотъ вексель, лордъ Лофтонъ,— и Соверби, доставъ изъ кармана бумагу, передалъ ее черезъ стогъ молодому лорду.— Я заплатилъ за него сегодня утромъ двадцать пять фунтовъ.
Лордъ Лофтонъ взялъ бумагу, и взглянулъ на нее.— Да, сказалъ онъ,— это тотъ самый вексель. Что мн теперь съ нимъ длать?
— А что хотите, сказалъ Соверби,— храните его въ домашнемъ вашемъ архив, бросьте въ огонь, длайте что вамъ угодно.
— И это послдній вексель? Другаго не можетъ быть предъявлено на меня?
— Вамъ лучше знать, какія вы подписывали бумаги. Я о другомъ не знаю. При послднемъ возобновленіи это былъ единственный извстный мн вексель.
— И вы заплатили за него двадцать пять фунтовъ?
— Заплатилъ. Еслибы вы не подняли такой исторіи, и еслибъ я не зналъ, что не принеси я его сегодня, вы бы нашумли на весь домъ, я бы не заплатилъ за него больше пятнадцати или двадцати. Черезъ три, четыре дня, мн бы его отдали за пятнадцать.
— Десять фунтовъ больше или меньше ничего не значатъ, и я, разумется, заплачу вамъ эти двадцать пять фунтовъ, сказалъ лордъ Лофтонъ, нсколько пристыженный.
— Какъ вамъ будетъ угодно.
— Разумется, и говорить объ этомъ нечего, это мое дло,— и онъ слъ къ столу, чтобы написать вексель на эти деньги.
— А теперь, Лофтонъ, позвольте мн вамъ сказать нсколько словъ, сказалъ Соверби, становясь спиной къ камину и играя тонкою тростью, которую держалъ въ рук.— Постарайтесь впередъ не придираться такъ жестоко къ своимъ ближнимъ, и быть снисходительне къ нимъ. Когда вы чмъ-нибудь раздосадованы, вы позволяете себ говорить вещи, которыя не каждый бы снесъ отъ васъ, хотя люди, знающіе васъ такъ хорошо какъ я и Робартсъ, могутъ разъ-другой и махнуть на нихъ рукою. Вы обвинили меня во всевозможныхъ злодяніяхъ….
— Что до этого касается, Соверби….
— Дайте мн договорить. Вы сами знаете, что обвинили меня. Но я сомнваюсь, чтобы вамъ когда-либо пришло въ голову обвинить самихъ себя.
— Напрасно вы это думаете.
— Вы, конечно, сдлали дурно, вступивъ въ сношенія съ такими людьми, какъ Тозеръ. Я также сдлалъ очень дурно. Все это разумется само собой. Образцовые джентльмены не знаются съ Тозеромъ, и прекрасно длаютъ. Но человку слдуетъ имть плечи сильныя, чтобы нести бремя, которое самъ же онъ навалилъ на нихъ. Не связывайтесь впередъ съ Тозеромъ, если можете, но если ужь вступите въ сношенія съ нимъ, старайтесь, Бога ради, лучше владть собой.
— Все это прекраоно, Соверби, но вы знаете также хорошо какъ я….
— Знаю я, сказалъ искуситель рода человческаго, ссылаясь, на Священное Писаніе, въ то время какъ онъ укладывалъ въ карманъ вексель на двадцать пять фунтовъ,— знаю я только то, что человкъ, сющій плевелы, не пожнетъ пшеницы, и напрасно сталъ бы этого ожидать. Я терпливъ, продолжалъ онъ, прямо глядя въ глаза лорду Лофтону,— и многое могу снести, то-есть если меня не доведутъ до крайности, но мн кажется, что вы были очень не справедливы и жестоки къ Робартсу.
— Обо мн не безпокойтесь, Соверби. Мы съ лордомъ Лофтономъ старые друзья.
— И можете, слдственно, не стсняться другъ съ другомъ. Ну и прекрасно. Теперь проповдь моя кончена. Милый мой сановникъ позвольте поздравить васъ. Я сейчасъ узналъ отъ Фодергила, что маленькое ваше дльце окончательно улажено.
Лицо Марка опять омрачилось.— Я полагаю, сказалъ онъ,— что мн придется отказаться отъ этого мста.
— Отказаться! воскликнулъ Соверби, который посл всхъ своихъ усилій и хлопотъ по этому длу былъ бы гораздо больше оскорбленъ такими колебаніями со стороны курата чмъ всмъ тмъ, что лордъ Лофтонъ и Маркъ могли бы наговорить ему обиднаго.
— Я думаю такъ, сказалъ Маркъ.
— Но почему?
Маркъ молча взглянулъ на лорда Лофтоняа
— Нтъ надобности теб отказываться отъ мста при теперешнихъ обстоятельствахъ, сказалъ лордъ Лофтонъ.
— А при какихъ бы это обстоятельствахъ можетъ быть надобность въ этомъ? спросилъ Соверби.— Герцогъ Омніумъ употребилъ все свое вліяніе, чтобы доставить это мсто вамъ, какъ приходскому пастору въ его графств, и ни на что бы не было похоже, еслибы вы теперь отказались.
Тогда Робартсъ откровенно изложилъ ему вс свои причины, объяснивъ въ точности, что лордъ Лофтонъ сказалъ ему за счетъ его длъ съ нимъ, и обратилъ его вниманіе на то, какое нареканіе могло навлечь на него полученіе этого мста.
— Клянусь душой, это ни на что не похоже, сказалъ Соверби.
— Послушайте, Соверби, я наставленій слышать не желаю, сказалъ лордъ Лофтонъ.
— Я одну проповдь уже прочелъ, сказалъ онъ, чувствуя, что для него не выгодно доводить друга до крайности,— не намренъ начинать другую. Я скажу вамъ только одно, Робартсъ: сколько мн извстно, Гарольдъ Смитъ не при чемъ въ этими дл. Герцогъ сказалъ, что онъ очень желаетъ, чтобы приходскій куратъ изъ его графства поступилъ въ капитулъ, и потомъ, по желанію лорда Брока, назвалъ васъ. Если при этихъ обстоятельствахъ вы станете отказываться отъ мста, я подумаю, что вы не въ своемъ ум. Что же касается векселя, подписаннаго вами, вамъ изъ-за него тревожиться нечего. Деньги будутъ готовы, но конечно, къ тому времени вы доставите мн эти сто тридцать фунтовъ за….
Затмъ мистеръ Соверби распростился съ своими друзьями, одержавъ надъ ними полную побду. Расторопному, смышленому человку лтъ пятидесяти не трудно одержать побду, когда собесдникамъ его нтъ и по тридцати лтъ.
По его уход, Робартсъ не долго оставался въ Альбани, при прощаніи лордъ Лофтонъ еще разъ изъявилъ свои сожалнія о томъ, что произошло наканун. Ему было немного стыдно.
— А мсто это, конечно, теб слдуетъ принять, сказалъ онъ. Тмъ не мене онъ не пропустилъ безъ вниманія намекъ мистера Соверби на сто тридцать фунтовъ, слдующихъ за лошадь.
Робартсъ, возвращаясь къ себ въ отель, думалъ о томъ, что ему, конечно, слдуетъ принять предложенное мсто, и радовался тому, что ни слова не сказалъ объ этомъ дл брату. Вообще ему стало гораздо легче на душ. Общанія мистера Соверби на счетъ векселя были очень успокоительны, и, странно сказать, онъ совершенно врилъ имъ. Соверби показалъ себя такимъ молодцомъ въ своей послдней стычк съ ними, что лордъ Лофтонъ и Маркъ оба поврили бы теперь всякому его слову, къ чему они не всегда были склонны.

ГЛАВА XX.

Въ продолженіи нсколькихъ дней, друзья Гарольда Смита торжествовали. Въ город стали поговаривать о томъ, что лордъ Брокъ, избраніемъ его, значительно усилилъ свою партію, и употребилъ лучшее средство для залченія язвъ нанесенныхъ, его высокомріемъ и безразсудствомъ общему характеру его управленія. Такъ выражались возгордившіеся друзья Гарольда Смита. И если взять въ соображеніе, чего добился самъ Гарольдъ, то нельзя удивляться, что и самъ онъ нсколько возгордился.
Торжественный тотъ долженъ быть день въ жизни человка, когда впервые вступаетъ онъ въ кабинетъ. Но когда смиренный духомъ человкъ подумаетъ о такомъ событіи, то онъ недоумваетъ и теряется въ догадкахъ о томъ, что такое этотъ кабинетъ. Люди ли составляютъ его, или боги? Возсдаютъ ли они въ креслахъ, или парятъ на облакахъ? Когда они говорятъ, раздается ли музыка сферъ въ ихъ олимпійской обители, наполняя всю вселенную своею небесною гармоніей? Какимъ порядкомъ они разсаживаются? Въ какихъ выраженіяхъ они обращаются другъ къ другу? Вс ли божества имютъ равносильные голоса? Трепещутъ ли они передъ своимъ Зевсомъ? Злоупотребляетъ ли своею властью старикъ громовержецъ?
Гарольдъ Смитъ, приглашенный въ эту августйшую залу божественныхъ совщаній, торжествовалъ въ душ, но, по всей вроятности, въ продолженіи первыхъ засданій онъ не игралъ въ нихъ очень дятельной роли. Т изъ моихъ читателей, которымъ случалось засдать въ приходскихъ совтахъ, должны помнить, какъ сговорчивъ и по большей части безмолвенъ новый членъ. Онъ охотно во всемъ соглашается, а если ему и приходится выразить мнніе противное, то онъ извиняется въ томъ. Но настаетъ время, когда привыкнувъ къ лицамъ, окружающимъ его, къ комнат, къ столу, за которымъ онъ сидитъ, онъ перестаетъ благоговть и смущаться, и удивляетъ братію энергіей и смлостью своей рчи. Мы можемъ по этому предположить, что то же самое случится и съ Гарольдомъ Смитомъ на второй или третій годъ его министерскаго поприща. Но грустно подумать, какъ мимолетны такого рода радости.
И тутъ же ему былъ нанесенъ ударъ, нсколько омрачившій его торжество, ударъ жестокій, не совсмъ благородный: поднялась на него рука, отъ которой онъ ожидалъ поддержки себ. Друзья Гарольда Смита говорили между прочимъ, что первый министръ, привязавъ его къ себ, влилъ молодую кровь въ свои жилы. Выраженіе это понравилось самому Гарольду, и онъ тотчасъ же смекнулъ, какою богатою темой оно могло стать для какого-нибудь дружелюбнаго Саппельгауса. Но почему бы какому-нибудь Саппельгаусу, не имющему доступа въ рай, питать дружескія чувства къ какому-нибудь Гарольду Смиту, допущенному въ него? Люди, добившіеся этого права, утопающіе въ блаженств, должны приготовиться къ тому, что друзья изъ отстанутъ отъ нихъ. Человкъ не былъ бы человкомъ, еслибы поступалъ иначе. Если мн нужно добиться чего-нибудь отъ стараго моего друга Джона, я буду радъ, если онъ пойдетъ въ гору, но если, несмотря на это, онъ ничего не можетъ сдлать для меня, я почту высокое его положеніе за личную себ обиду. Кто найдетъ своего близкаго друга достойнымъ важнаго мста? Мистеръ Саппельгаусъ слишкомъ близко зналъ мистера Смита, и потому не могъ имть черезчуръ выгодное мнніе о молодой его крови.
Вслдствіе того, въ Юпитер появилась статья, далеко не лестная для всего министерства. Молодой крови въ ней досталось порядкомъ, и намекалось на то, что Гарольда Смита скоре можно сравнить съ перегнанною водой. Первый министръ, было сказано въ стать, нашедшій себ недавно такую полезную, высоконравственную и арастократическую поддержку, избралъ себ теперь помощника изъ народа. Чего теперь не можетъ онъ сдлать съ помощію лорда Бритльбака и мистера Гарольда Смита! Возрожденные въ этомъ всесильномъ котл Медеи, его дряхлые члены,— и нужно признаться, что нкоторые изъ нихъ стали очень дряхлы,— выйдутъ изъ него молодыми, гладкими, сильными. Повсюду распространится новая энергія. Индія будетъ спасена и успокоена, честолюбіе Франціи будетъ усмирено, реформы улучшатъ наши суды и парламентскіе выборы, однимъ словомъ, утопія станетъ дйствительностію. Вотъ чего, по видимому, ожидаетъ министерство отъ молодой крови мистера Гарольда Смита!’
Уже это было довольно жестоко, но все не такъ, какъ послднія слова статьи. Авторъ, покинувъ ироническій тонъ, серіозно выражалъ свое мнніе объ этомъ дл. ‘Мы желали бы убдятъ лорда Брока, сказано въ стать, что такіе союзы, какъ этотъ, не спасутъ его отъ скораго паденія, которое онъ готовитъ себ своимъ высокомріемъ и безразсудствомъ. Что касается его лично, намъ жаль будетъ, если ему придется подать въ отставку. Намъ въ эту минуту трудно было бы найдти государственнаго человка, который боле бы соотвтствовалъ требованіямъ ныншняго времени. Но если онъ будетъ имть безразсудство выбирать себ въ помощники такихъ людей, какъ лордъ Бритльбакъ и мистеръ Гарольдъ Смитъ, то пусть онъ не ожидаетъ, что страна будетъ поддерживать его. Мистеръ Гарольдъ Смитъ не такой матеріалъ, изъ котораго длаются кабинетные министры.’
Когда, сидя за чайнымъ своимъ столомъ, мистеръ Гарольдъ Смитъ прочелъ эту статью, онъ узналъ или сказалъ, что узнаетъ, руку мистера Саппельгуса въ каждой черт, каждомъ выраженіи. Въ фраз о дряхлыхъ членахъ, онъ такъ и слышитъ Саппельгауса, а также и въ осуществленіи утопіи. Когда онъ хочет поострить, онъ всегда говоритъ объ утопіи, оказалъ мистеръ Гарольдъ Смитъ — самому себ, ибо мистриссъ Смитъ не показывалась въ такой ранній часъ.
Затмъ онъ отправился въ свою канцелярію, и во взглядахъ каждаго изъ присутствующихъ могъ прочесть, что статья въ Юпитер уже всмъ была извстна. Въ улыбк его секретаря заключался видимый намекъ на нее, и онъ почувствовалъ по той манер, какъ Боггинсъ взялъ его пальто, что и въ швейцарской они была хорошо извстна. ‘Не придется ему замщать меня когда я отойду,’ говорилъ себ Боггинсъ. Въ то же утро былъ совть, второй, при которомъ онъ присутствовалъ, и взгляды всхъ боговъ ясно выражали ихъ мнніе, что владыка ихъ далъ еще одинъ промахъ. Еслибы мистеръ Саппельгаусъ написалъ статью въ другомъ тон, тогда бы точно новая кровь почувствовалась дйствительною.
Все это бросало сильную тнь на его счастіе, но не могло однако уничтожать тотъ фактъ, что онъ министръ. Лордъ Брокъ не могъ попросить его выйдти въ отставку потому только, что Юпитера написалъ противъ него статью, лордъ Брокъ не былъ изъ такихъ людей, чтобы по такой причин покинуть товарища. Вслдствіе этого, Гарольдъ Смитъ препоясалъ свои чресла и ревностно принялся за отправленіе своихъ обязанностей. ‘Клянусь душой, Юпитеръ былъ правъ,’ говорилъ себ молодой Робартсъ оканчивая четвертую дюжину своихъ объяснительныхъ записокъ обо всемъ томъ, что касалось департамента Малой Сумки, Гарольдъ Смитъ требовалъ, чтобы писанія его секретаря были ужасно точны.
Но тмъ не мене Гарольдъ Смитъ былъ счастливъ сознаніемъ своего новаго величія, и мистриссъ Гарольдъ также наслаждалась имъ. Конечно, въ кругу своихъ знакомыхъ, она то и дло издвалась надъ новымъ министромъ, и ему доставалось отъ нея почти не меньше чмъ отъ автора статьи въ Юпитер. Позлословивъ съ миссъ Данстеблъ о молодой крови, она сказала, что подетъ на Вестминстерскій мостъ посмотрть, ужь не въ самомъ ли дл загорлась Темза. Но, хотя она смялась, она торжествовала, и хотя она воображала, что уметъ это скрыть, весь свтъ видлъ, что она торжествуетъ, и вслдствіе того смялсянадъ ней.
Около этого времени, она также дала вечеръ, не такой высоконравственный conversazione, какъ мистриссъ Проуди, но откровенный, гршный свтскій балъ, съ достаточнымъ количествомъ скрипокъ, мороженаго и шампанскаго, чтобы поглотить всю первую четверть жалованья, полученную Гарольдомъ Смитомъ съ департамента малой сумки. Для насъ балъ этотъ иметъ значеніе только потому, что леди Лофтонъ была въ числ гостей. Тотчасъ же по ея прізд въ городъ, она получала пригласительные записки отъ мистриссъ Гарольдъ Смитъ для себя и Гризельды, и уже совсмъ собралась послать ей отвтъ, которымъ отказывалась отъ этой чести. Ей нечего было длать въ дом сестры мистера Соверби. Но случилось такъ, что въ эту минуту сынъ ея былъ съ нею: онъ выразилъ желаніе, чтобъ она похала, и она согласилась. Еслибы въ словахъ его не было ничего необыкновеннаго, еслибъ они относились только до нея, она улыбнулась бы ему въ отвтъ на его милую заботливость, воспользовалась бы этимъ случаемъ, чтобы поцловать его въ лобъ, но тмъ не мене отказплась бы. Но онъ напомнилъ ей о себ и Гризельд. ‘Позжайте, мама, хоть бы для того, чтобы встртить тамъ меня, сказалъ онъ ей. Мистриссъ Гарольдъ поймала меня на дняхъ, и взяла съ меня общаніе пріхать.’
— Меня конечно могло бы это искусить, сказала леди Лофтонъ.— Мн пріятно бывать тамъ, гд я надюсь встртить тебя.
— Къ тому же миссъ Грантли теперь у васъ, и ваша обязанность веселить ее по мр возможности.
— Конечно, Лудовикъ, и я очень благодарна теб, что ты такъ любовно напоминаешь мн о моемъ долг.
И вслдствіе того было ршено, что она съ Гризельдою отправятся на балъ къ мистриссъ Гарольдъ Смитъ. Бдная леди Лофтонъ! Она придавала словамъ сына больше значенія чмъ они заслуживали. Сердце ея радовалось при мысли, что сынъ ея желаетъ встртиться съ Гризельдой, что онъ пускается на хитрости для достиженія своей цли. А онъ выразился такимъ образомъ совершенно нечаянно и безъ всякаго другаго намренія кром того, чтобъ угодить матери и утшить ее.
Тмъ не мене онъ отправился на балъ мистриссъ Гарольдъ Смитъ и тамъ не разъ танцовалъ съ Гризельдой, къ видимому огорченію лорда Домбелло. Онъ пріхалъ поздно, и въ эту минуту лордъ Домбелло медленнымъ шагомъ велъ Гризельду подъ руку по комнат, а леди Лофтонъ глядла на нихъ съ самымъ несчастнымъ взоромъ. Грмзельда сла на свое мсто, а лордъ Домбелло, не прерывая молчанія, сталъ у ея стула.
— Лудовикъ, шепнула его мать,— этотъ человкъ слдитъ за Гризельдой какъ ея тнь, и ужасно надолъ ей. Поди и спаси ее отъ него.
Онъ исполнилъ ея желаніе, а потомъ, въ продолженіи почти цлаго часа, не переставалъ танцовать съ Гризельдой. Онъ зналъ, что въ свт вс говорятъ про страсть лорда Домбелло къ миссъ Грантли, и былъ не прочь наполнить душу своего собрата-нобльмена ревностью и гнвомъ. Къ тому же онъ очень восхищался красотой Гризельды, и будь она капельку оживленне, или сумй мать его немного лучше скрыть свои замыслы, онъ быть-можетъ предложилъ бы въ этотъ вечеръ Гризельд возвести ее на лофтонскій престолъ, несмотря на все то, что было сказано и общано въ гостиной пасторскаго дома въ Фремле.
Нужно вспомнить, что этотъ любезный блестящій мотылекъ провелъ не малое число дней съ миссъ Грантли въ дом матери, и нужно вспомнить также, какъ опасна такого рода короткость. Лордъ Лофтонъ былъ не способенъ хладнокровно видть женскую красоту и проводить цлые часы съ молодою двушкой не почувствовавъ къ ней нкоторой нжности. Не будь этого, леди Лофтонъ вроятно бы не стала доле заниматься этимъ дломъ. Но, по ея понятіямъ, сынъ ея оказывалъ довольно предпочтенія миссъ Грантли, чтобъ оправдать ея надежды и заставятъ ее думать, что ему до сихъ поръ не доставало только случая объясниться. И на этомъ бал, казалось, онъ одну минуту былъ намренъ воспользоваться представившимся случаемъ, и сердце матери его возрадовалось. Если въ этотъ вечеръ все окончится благополучно, она проститъ мистриссъ Гарольдъ Смитъ вс ея прегршенія.
И нужно признаться, что одну минуту дло было близко къ тому. Не то чтобы лордъ Лофтонъ пріхалъ на балъ съ какими-нибудь намреніями насчетъ Гризельды, онъ даже не подозрвалъ, что ухаживаетъ за ней. Молодые люди такъ часто въ такихъ случаяхъ дйствуютъ безсознательно! Они настоящіе мотыльки. Ихъ забавляетъ яркое пламя свчи, они кружатся вокругъ нея, и, ослпленные, стремятся все ближе и ближе къ ней, пока наконецъ неосторожное движеніе не повергнетъ ихъ въ самое пламя, и они упадутъ съ обгорвшими крыльями, обожженные и изувченные жгучимъ племенемъ брачныхъ узъ.. Счастливыя супружества, говоритъ поговорка, заключаются на небесахъ, и я этому врю. Какъ же объяснить иначе, что, вопреки сэръ-Кресвелу Кресвелу, бываетъ такъ много счастливыхъ супружествъ, хотя люди такъ маю стараются о достиженіи этой цли?
— Я надюсь, что вы довольны моею матерью? сказалъ лордъ Лофтонъ Гризельд, когда они между двумя танцами стояли въ дверяхъ.
— О, она очень добра ко мн!
— Вы постудили опрометчиво, отдавшись въ руки такой степенной и серіозной особы. Я не знаю, извстно ли вамъ то обстоятельство, что вы мн обязаны тмъ, что вы теперь на этомъ бал.
— Да, леди Лофтонъ мн говорила объ этомъ.
— Что жь, благодарны ли вы мн, или нтъ? Сдлалъ ли я какъ этимъ непріятность или одолженіе? Что вы находите пріятне: сидть дома на диван съ романомъ въ рукахъ, или стоять съ лордомъ Домбелло и собираться танцовать съ нимъ польку?
— Я васъ не понимаю. Я очень не долго была съ лордомъ Домбелло. Мы хотли танцовать кадриль, но это не устроилось.
— Именно такъ, я это и говорю: вы собирались это сдлать. Да и это для лорда Домбелло достаточный подвигъ, не правда ли?
И лордъ Лофтонъ, не любившій самъ длинныхъ сборовъ, обнялъ рукой станъ Гризельды, и пошли они кружить по комнат, видъ и впередъ, вдоль и поперекъ, съ энергіей, доказывавшею, что если языкъ Гризельды нсколько вялъ, то ноги ея за то дйствуютъ исправно. Лордъ Домбелло между тмъ стоялъ въ сторон и наблюдалъ и посылалъ къ черту лорда Лофтона, этого несноснаго, пустаго болтуна, и думалъ о томъ, какъ хорошо было бы, еслибъ онъ во время одного изъ этихъ быстрыхъ поворотовъ сломалъ себ ногу, или съ нимъ приключилось бы другое какое-нибудь несчастіе, напримръ бы ослпъ, или оглохъ, или раззорился. И въ этомъ христіянскомъ настроеніи, онъ возвратился домой и легъ въ постель, хотя по всей вроятности онъ произнесъ молитву, гд говорится объ оставленіи долговъ должникамъ нашимъ.
По окончаніи танца, задыхаясь посл быстраго движенія, лордъ Лофтонъ спросилъ у Гризельды, какъ ей нравится Лондонъ?
— Очень, отвчала, также немного запыхавшись, Гризельда.
— Я боюсь, что вамъ было очень скучно въ Фремле.
— Вовсе нтъ, мн было очень весело.
— Какая тоска была когда вы ухали! Въ дом не осталось никого, съ кмъ бы можно было перемолвить слово. И…— Онх на минуту умолкъ, чтобы дать легкимъ своимъ успокоиться.— Не осталось ршительно ни души, продолжалъ онъ, безъ всякаго намренія говорить неправду: онъ не думалъ о томъ, что говорилъ. Онъ совершенно забылъ, что въ самомъ-то дл отъздъ Гризельды доставилъ ему скоре удовольствіе, и что, разговаривая съ Люси, онъ отдыхалъ отъ труда, котораго ему стоило заставить Гризельду сказать два-три слова. Но мы не должны слишкомъ строго осуждать его. Всякія средства годны въ войн и любви, а если это не была любовь, то было по крайней мр то чувство, которое часто замняетъ ее.— Не осталось ни души, сказалъ лордъ Лофтонъ.— Я съ горя чуть было не повсился въ парк на другое утро, но шелъ дождь, и это одно только остановило меня.
— Что за вздоръ! Разв вы не могли разговаривать съ вашею матерью?
— Съ моею матерью! Да, конечно. Вы можете также сказать мн, если угодно, что и капитанъ Колпепперъ былъ со мной. Я отъ всего сердца люблю мою мать, но неужели вы думаете, что ея общество могло бы мн замнить ваше?
И голосъ его, а взглядъ его были очень нжны.
— А миссъ Робартсъ? Я полагала, что она вамъ очень нравится.
— Что, Люси Робартсъ? сказалъ лордъ Лофтонъ, чувствуя, что онъ смущается при звук этого имени. Оно разомъ пріостановило весь пылъ его.— Мн, конечно, очень нравится Люси Робартсъ, она очень умна, но случалось такъ, что я почта не видалъ ея посл вашего отъзда.
На это Гризельда ничего не отвчала, но гордо закинула голову, и приняла видъ столь же холодный, какъ Діана, когда она заморозила Оріона въ пещер. И вс послдующія за тмъ попытка лорда Лофтона вовлечь ее въ разговоръ не имла успха. Она еще разъ потанцовали вмст, но ноги Гризельды проявили теперь далеко не такое оживленіе какъ прежде.
Вотъ все или почти все, что произошло между ними въ этотъ вечеръ. Быть-можетъ, сверхъ того, лордъ Лофтонъ подчивалъ ее мороженымъ, лимонадомъ, и я не ручаюсь, что онъ не сдлалъ какой-нибудь осторожной попытки пожать ей руку. Но на всякія такія avances Гризельда Грантли отвчала холодностію, достойною Діаны.
Однако и этихъ бездлицъ было достаточно, чтобы наполнить сердце леди Лофтонъ надеждой и радостію. Ни одна мать, благословенная шестью дочерьми, такъ горячо не желала пристроить ихъ, какъ леди Лофтонъ женить своего сына, разумется, на двушк, пользующейся ея одобреніемъ. И теперь, казалось, дло не на шутку начинало улаживаться по ея желанію. Она весь вечеръ наблюдала за сыномъ, хотя всячески старалась, чтобы никто не замтилъ этого. Она видла паденіе лорда Домбелло и его досаду, и видла также побду и торжество сына. Ужь не сдлалъ ли онъ ей какого-нибудь намека, и не объяснялся только вслдствіе холодности Гризельды? Не можетъ ли ея осторожное вмшательство способствовать къ тому, чтобъ ускорить окончательную развязку этого дла? Постороннее вмшательство въ длахъ такого рода, безъ сомнніи, вещь опасная, и леди Лофтонъ вполн это сознавала.
— Пріятно ли вы провели вечеръ? спросила она у Гризельды, когда, по возвращеніи своемъ домой, он расположились у камина въ уборной леди Лофтонъ. Старая дама нарочно пригласила свою гостью въ эту закрытую Для всхъ комнату. Но чегобъ она не была въ состояніи сдлать для такой невстки какъ Гризельда?
— Да, очень пріятно.
— Мн показалось, что вы большую часть своихъ улыбокъ расточали на Лудовика, сказала леди Лофтонъ, выражая на своемъ лиц, что обстоятельство это ей очень пріятно.
— О! я не знаю, сказала Гризельда,— я раза два танцевала съ нимъ.
— Мн это было очень пріятно, душа моя. Я люблю, когда Лудовикъ танцуетъ съ милыми мн двушками.
— Я чувствую, что обязана этимъ вамъ, леди Лофтонъ.
— Ничуть, душа моя. Сынъ мой не могъ бы выбрать себ миле дамы.— Она здсь остановилась на минуту, не зная слдуетъ ли ей продолжать. Гризельда между тмъ сидла неподвижно и не сводила глазъ съ пылающихъ угольевъ.— Я знаю, что онъ въ восторг отъ васъ, продолжала леди Лофтомъ.
— О, могу васъ уврить, что вы ошибаетесь! сказала Гризельда, и затмъ опять послдовало молчаніе.
— Я могу вамъ сказать только одно, сказала леди Лофтонъ,— я была бы очень счастлива, еслибы дйствительно было то, что я вамъ сказала, и я имю причины думать, что не ошибаюсь. Вы должны знать, душа моя, что я васъ отъ души люблю.
— Благодарю васъ, сказала Гризельда, и еще боле углубилась въ созерцаніе угольевъ.
— Хотя онъ мой сынъ, я не могу не сказать, что онъ очень хорошій молодой человкъ, и еслибы что-нибудь произошло между вами и имъ…
— Могу васъ уврить, что между нами ничего не произошло.
— Но если что-нибудь произойдетъ, я буду очень рада и совершенно одобрю его выборъ.
— Но ничего такого никогда не произойдетъ, леди Лофтонъ. Онъ ни о чемъ подобномъ не думаетъ.
— Но можетъ подумать. А теперь прощайте, душа моя.
— Доброй ночи, леди Лофтонъ.
И Гризельда съ самимъ невозмутммымъ спокойствіемъ поцловала ее и отправилась въ свою спальню. Ложась въ постель, она тщательно осмотрла своы ленты и кружева, желаля удостовриться, до какой степени он пострадали отъ своей службы въ этотъ вечеръ.

ГЛАВА XXI.

Маркъ Робартсъ вернулся домой, на другой день посл свиданія своего съ лордомъ Лофтономъ въ Альбани, въ несравненно боле спокойномъ расположеніи духа. Онъ чувствовалъ, что можетъ теперь принять званіе члена капитула, не роняя своего достоинства. Онъ говорилъ себ, что съ его стороны было бы чистымъ сумашествіемъ отказаться отъ мста, посл всего того, что говорилъ мистеръ Соверби для успокоенія его и для объясненія лорду Лофтону въ чемъ дло. Къ тому же общанія мистера Соверби касательно векселей очень утшили его. Ему начала представляться возможность развязаться со всми заботами и безпокойствами покупкой этой лошади, которая, къ тому же и стоила назначенной за нее цны.
Въ слдующій по своемъ прізд день, онъ получилъ офиціальное извщеніе о своемъ назначеніи. Не вс еще формальности были исполнены, нужно было дождаться слдующаго засданія капитула, но на дл онъ уже былъ бенефиціантомъ. Жалованье уже принадлежало ему, ему общали очистить для него домъ черезъ недлю, но отъ этого пункта онъ бы съ радостью отказался, еслибы только была на это возможность. Жена поздравила его съ обычною своею нжностью и любовью, и, казалось, обрадовалась этому событію. Въ такія минуты удовольствіе человка много зависитъ отъ того, какъ взглянутъ на дло близкіе къ нему люди. Поздравленія леди Лофтона были такого рода, что онъ чуть было не бросилъ все это дло, но веселая улыбка жены успокоила его, и чистосердечная радость Люси наполнила его сердце дружелюбными чувствами къ мистеру Соверби и герцогу Омніуму. А потомъ Денди, это великолпное животное, прибыло въ конюшню пасторскаго дома, къ великой радости садовника и грума и мальчика, помогавшаго послднему по конюшн, который неизвстно какъ и почему завелся въ дом, съ тхъ поръ какъ хозяинъ онаго чаще сталъ здить на охоту. Но радость эта не встртила сочувствія въ гостиной. Появленіе лошади подало поводъ къ разспросамъ. Маркъ объяснилъ, что онъ эту лошадь купилъ у мистера Соверби, съ цлью одолжить его. Онъ, Маркъ, былъ намренъ опять продать ее при первомъ удобномъ случа. Объясненіе это было, конечно, не очень удовлетворительно. Ни жена, ни сестра пастора не знали толка въ лошадяхъ, не имли понятія о томъ, какія отношенія могутъ заставить человка одолжать другаго покупкой совершенно лишней для него лошади, но об он чувствовали, что и безъ Денди достаточно лошадей въ конюшн пасторскаго дома, и что покупать охотничью лошадь, съ тмъ чтобъ опять немедленно продать ее, вовсе не дло духовнаго лица.
— Надюсь, что ты не очень дорого заплатилъ за нее, Маркъ? сказала Фанни.
— Не дороже, чмъ я самъ продамъ, отвтилъ Маркъ, и Фанни прочла на его лиц, что онъ не желаетъ распространяться объ этомъ предмет.
— Я полагаю, что мн немедленно придется занять новое свое мсто, сказалъ Маркъ, стараясь свести разговоръ на предметъ боле утшительный.
— И намъ всмъ придется перехать въ Барчестеръ? спросила Люси.
— Въ дом вдь нтъ мебели, не такъ ли, Маркъ? сказала жена его.— Я не знаю, какъ мы устроимся.
— Не тревожьтесь. Я найму квартиру въ Барчестер.
— И мы тебя никогда не будемъ видть, горестно произнесла мистриссъ Робартсъ. Но бенефиціантъ объяснилъ ей, что онъ только на короткое время будетъ узжать изъ Фремлея, что по всей вроятности ему придется ночевать въ Барчестер только по субботамъ и воскресеньямъ, и то быть-можетъ не всегда.
— Не очень же, кажется, тяжелы обязанности бенефиціанта, сказала Люси.
— Но за то он очень почетны, возразила Фанни.— Бенефиціанты — духовные сановники, не такъ ли, Маркъ?
— Разумется, возразилъ онъ,— а также и жены ихъ, по особенному каноническому уставу. Худо только то, что и т и другія обязаны носить парики.
— Будетъ ли у тебя шляпа съ завитушками по сторонамъ и широкими лентами? спросила Люси.
— Я боюсь, что права мои не простираются такъ далеко.
— Неужели даже розетки у тебя, не будетъ? Въ такомъ случа я никогда не поврю, что санъ твой такъ высокъ.. Неужели же шляпа твоя ничмъ не будетъ отличаться отъ шляпъ обыкновенныхъ пасторовъ, какъ напримръ мистера Кролея?
— Кажется, поля съ одного края можно будетъ пригнуть, но я еще не вполн увренъ въ этомъ, и спрошу объ этомъ декана капитула..
Такимъ образомъ обитатели пасторскаго дома говорили о томъ, что предстояло имъ хорошаго, и старались забыть о новой лошади и объ охотничьихъ сапогахъ, бывшихъ такъ часто въ употребленіи въ продолженіи прошлой вины, и о холодности леди Лофтонъ. Дурное все можетъ исчезнуть, и останется одно хорошее.
Наступалъ апрль мсяцъ, поля начинали зеленть, втеръ пересталъ дуть съ востока, и сталъ мягокъ и тепелъ, раннія весеннія цвты распускались въ саду пасторскаго дома, и все въ орирод радостно улыбалось. Это время года было особенно дорого для мистриссъ Робартсъ. Мужъ ея всегда дятельне принимался за исполненіе своихъ обязанностей, когда наступали теплые мсяцы чмъ въ продолженіи зимы. Великосвтскіе друзья его и знакомые, которыхъ она не знала, но тмъ не мене не могла одобрять, узжали съ наступленіемъ весны, дома ихъ пустли и не представляли уже для него никакихъ искушеній. Онъ могъ посвящать больше времени приходскимъ, а также и домашнимъ своимъ обязанностямъ. Въ продолженіи этихъ мсяцевъ онъ былъ примрнымъ пасторомъ и примрнымъ мужемъ, какъ бы стараясь усердіемъ своимъ загладить прошлыя свои прегршенія. Сверхъ того,— хотя по всей вроятности, она ни разу не созналась даже самой себ въ этомъ,— отсутствіе дорогого ея друга, леди Лофтонъ, также имло хорошія свои стороны. Мистриссъ Робартсъ отъ души любила леди Лофтонъ: но должно сознаться, что ко всмъ хорошимъ и почтеннымъ свойствамъ этой дамы примшивалась порядочная доля властолюбія. Она любила повелвать, и давала это чувствовать своимъ ближнимъ. Мистриссъ Робартсъ никогда бы не созналась, что иго это тяготитъ ее, но тмъ не мене она дышала свободне въ ея отсутствіи, и была мене стснена въ своихъ дйствіяхъ.
И Маркъ также былъ въ хорошемъ расположеніи духа, хотя онъ и находилъ, что было бы не совсмъ удобно тотчасъ же обратить Денди въ деньги. Онъ въ то время часто бывалъ въ Барчестер и проходилъ черезъ таинственныя и строгія испытанія, необходимыя для поступленія духовнаго лица въ капитулъ, но должно сознаться, что Денди часто приходилъ ему на умъ, и онъ былъ бы очень радъ развязаться съ нимъ. Срокъ этимъ злосчастнымъ векселямъ выходилъ въ начал мая, а въ конц апрля Совербя увдомилъ его о томъ, что онъ длаетъ все, отъ него зависящее, чтобы роковой день не засталъ его врасплохъ, но что дло много было бы упрощено для него, еслибъ онъ могъ тотчасъ же получить деньги за Денди. Ничего не могло быть различне тона, какимъ мистеръ Соверби говорилъ о деньгахъ въ разныя времена. Когда дло шло о полученіи ихъ, онъ умлъ всему придавать важность, сверхъестественныя усилія, суета, бготня, одни могли отвратить страшную бду: минута отсрочки все могла погубить. Но когда рчь заходила о противномъ, онъ всегда умлъ доказать самымъ убдительнымъ образомъ, что все идетъ отлично и не о чемъ безпокоиться. Въ эту минуту онъ глядлъ на дло съ мрачной точки зрнія, и настойчиво требовалъ ста тридцати фунтовъ за Денди. Посл всего того что произошло недавно, Марку казалось неловко отвтить, что онъ ничего не заплатитъ, пока векселя не будутъ уничтожены, и поэтому онъ съ помощью мистера Форреста, банкира, расплатился съ своимъ другомъ, мистеромъ Соверби.
Теперь мы должны сказать слово о Люси Робартсъ. Мы видли, какъ она въ ту минуту, когда міръ былъ у ногъ ея, отвергла исканія благороднаго лорда и отвергла такъ, что онъ пораженіе свое долженъ былъ считать окончательнымъ. Она ршительно объявила ему, что не любитъ его, что не можетъ полюбить его, и такимъ образомъ отказалась не только отъ блестящаго положенія и богатства, но и отъ чего-то поважне: она отказалась отъ человка, которому она отдала свое любящее сердце. Что сердце ея принадлежитъ ему, она чувствовала и тогда, и сознала еще сильне посл какъ только онъ оставилъ ее. Вотъ сколько силы придали ей гордость и твердая ршимость, что она не дастъ леди Лофтонъ глядть на нее свысока и упрекать ее въ томъ, что она поймала ея сына.
Я знаю, что о самомъ лорд. Лофтон скажутъ, что если оставить въ сторон его знатность и богатство и красивое, веселое лицо, онъ не стоитъ преданной любви милой двушки. Люди воображаютъ, что герои романовъ необходимо должны быть лучше героевъ, созданныхъ для житейскаго обихода. Я прямо сознаюсь, что высокаго, абсолютнаго героизма въ лорд Лофтон было немного, но что бы сталось со свтомъ, еслибъ одни только истинные герои почитались достойными любви женщинъ? Что бы стали длать мущины, и,— о Боже!— что бы сталось съ женщинами? Люси Робартсъ въ сердц своемъ не одаряла своего отвергнутаго вздыхателя никакими особенными героическими свойствами, быть-можетъ она даже не признавала въ немъ и той доли героизма, которая поистин принадлежала ему, но тмъ не мене она очень рада была бы выйдти за него замужъ, еслибы Только она могла сдлать это, не уязвляя своей гордости.
Вс мы согласны съ тмъ, что двушки не должны выходить замужъ изъ-за денегъ. Женщина, которая продаетъ себя за имя или за доходное имніе, за блестящее положеніе или за блестящіе фамильные бриліянты, поступаетъ съ собой какъ фермеръ съ своими быками и овцами, показываетъ почти такое же неуваженіе къ самой себ, къ своему внутреннему существу, какъ жалкая бдняга ея же пола, которая добываетъ себ хлбъ самымъ глубокимъ униженіемъ. Но имя, и богатство, и блестящее положеніе, всегда имли значеніе въ глазахъ Евиныхъ дочекъ, а также и сыновей Адама. Вс мы дорожимъ благами мірскими, и не удивительно. Но допуская это, не должно забывать, что цна за эти блага иной разъ, можетъ быть слишкомъ высока. Желая въ этомъ случа быть по возможности откровеннымъ, я сознаюсь, что Люси случалось съ сожалніемъ думать и о томъ, что было бы, еслибъ она сдлалась леди Лофтонъ. Быть женой такого человка, обладательницей такого сердца, имть въ рукахъ такую блестящую счастливую судьбу, чего больше могла она ждать отъ жизни? И теперь она отказалась отъ всего этого изъ-за того только, чтобы леди Лофтонъ не имла права назвать ее интриганткой и заподозрить ея честность. Движимая этимъ страхомъ, она прибгла ко лжи, чтобъ удалить молодаго Лофтона, хотя дло это было такого рода, что ей непремнно слдовало быть откровенною.
Тмъ не мене она была весела въ обществ брата и невстки. Только ночью, когда она оставалась одна въ своей комнат, или во время одинокихъ своихъ прогулокъ, позволяла она слезамъ навертываться на глаза. Ни однимъ словомъ, ни однимъ движеніемъ, не выдала она себя. Въ ней нельзя было замтить ни разсянности, ни грусти, ничто въ ней не измнилось. Она обнаруживала въ этомъ случа ту особенную силу, которою одарилъ ее Богъ. Но въ душ она часто и горько жалла объ этой грустной развязк своего романа.
— Мы собираемся хать сегодня утромъ въ Гоггельстокъ, сказала однажды за завтракомъ Фанни.— Я полагаю, Маркъ, что ты не подешь съ нами?
— Нтъ, не думаю. Кабріолетъ неудобенъ для трехъ.
— А новая лошадь-то на что? Разв ты не можешь похать на ней? Ты, кажется, говорилъ, что теб нужно видть мистера Кролея?
— Да, и я намренъ хать къ нему завтра же на новой лошади, какъ ты ее называешь. Передай ему отъ меня, что я буду у него завтра около двнадцати часовъ.
— Не лучше ли теб хать пораньше, онъ цлый день занятъ въ своемъ цриход.
— Хорошо, скажи, что я буду въ одиннадцать часовъ. Мн нужно переговорить съ нимъ о приходскихъ же ддахъ, и по этому совсть его можетъ быть покойна, если онъ лишніе полчаса останется дома.
— Что жь, Люси, мы създимъ и одн. Ты будешь править лошадью по дорог туда, а я оттуда.
Люси на все была согласна, и он пустились въ путь, какъ только окончили свое значеніе въ школ.
Разговоръ между ними ни разу не касался лорда Лофтона съ того самаго вечера, когда он гуляли по саду тому назадъ уже боле мсяца. Отвты Люси въ этотъ вечеръ, выраженіе ея лица, совершенно убдили Фанни, что до тхъ поръ между ними не было никакихъ важныхъ объясненій, а съ того времени не случилось нічзго такого, что могло бы внушить ей подозрніе. Она тотчасъ же увидла, что прежняя короткость въ отношеніяхъ лорда Лофтона и Люси исчезла, и думала, что все идетъ какъ, слдуетъ.
— Знаешь ли что, сказала она въ то утро въ кабріолет,— мн кажется, что лордъ Лофтонъ женятся на Гризельд Грантли.
Рука Люси, державшая поводья, невольно дрогнула, и она почувствовала, что вся кровь ея прихлынула къ сердцу. Но она не измнила себ.
— Это очень возможно, отвчала она, и замахнулась хлыстикомъ на пони.
— Ахъ, Люси, зачмъ ты бьешь Пука? Онъ бжалъ такъ славно.
— Мн очень совстно передъ Пукомъ. Но когда хлыстикъ держишь въ рукахъ, то такъ и хочется стегнуть.
— Старайся противиться этому искушенію. Я почти уврена, что леди Лофтонъ одобрила бы этотъ бракъ.
— По всей вроятности. Миссъ Грантли будетъ, кажется, очень богата.
— Но не это главное, она именно такого рода двушка, которая должна понравиться леди Лофтонъ. Она очень изящна и хороша собою…
— Полно, Фанни!
— Да, она очень хороша собою, хотя я нахожу,что съ своею красотой она могла бы быть еще привлекательне. Притомъ она такъ тиха и скромна, я уврена, что она очень совстлива въ исполненіи своихъ обязанностей.
— Не сомнваюсь въ этомъ, отвчала Люси, и въ голос ея слышалась легкая насмшка.— Но главный вопросъ, кажется мн въ томъ, до какой степени она нравится самому лорду Лофтону.
— Я думаю, что она ему нравится до извстной степени. Онъ не разговаривалъ съ нею столько, какъ съ тобою….
— О въ этомъ виновата была одна леди Лофтонъ. Зачмъ она не позаботилась пришпилить къ мему ярлычокъ?
— Но послдствій дурныхъ отъ этого, кажется, никакихъ не вышло?
— Благодаря Бога, не много. Что касается меня, я уврена, что черезъ три, четыре года совершенно оправлюсь, а особенно если прибгну къ ослиному молоку я перемн воздуха.
— Мы ради этого повеземъ тебя въ Барчестеръ. Но, повторяю, мн въ самомъ дл кажется, что Гризельда Грантли нравится лорду Лофтону.
— Въ такомъ случа я могу только сказать, что у него очень дурной вкусъ, сказала Люси съ убжденіемъ въ голос, вовое не похожимъ на ея прежній шутливый тонъ.
— Какъ, Люси! сказала ея невстка, глядя на нее:— я начинаю думать, что намъ въ самомъ дл прядется прибгнуть къ ослиному молоку.
— Мн быть-можетъ, дйствительно, не слдовало сближаться съ лордомъ Лофтономъ: ты сама же говоришь, что молодымъ двушкамъ всегда очень опасно сближаться съ молодыми людьми. Но я достаточно узнала его, чтобы понять, что такая двушка какъ Гризельда Грантли не можетъ ему нравиться. Онъ долженъ видть, что она просто кукла, холодная, безжизненная, бездушная, нестерпимо скучная. Какія бы ни были ея нравственныя достоинства, я убждена, что голова ея совершенно пуста. Я никогда не видала живаго существа такъ похожаго на статую. Сидть смирно и удивлять всхъ своею красотой — вотъ все, что ей нужно, и еслибы послднее не удавалось ей, я уврена, что она удовольствовалась бы и первымъ. Я не въ такомъ восторг отъ леди Лофтонъ, какъ ты, но я такаго хорошаго мннія о ней, что не могу не удивляться, какъ можетъ она желать женить сына на такой двушк. Что она желаетъ этого, я въ томъ не сомнваюсь. Но признаюсь, меня очень удивитъ, если и онъ желаетъ того же.
И, сказавъ это, Люси опять хлестнула пони. Она чувствовала, что предательская краска распространялась на ея лиц, и ей было досадно на себя.
— Право, Люси, еслибъ онъ былъ твоимъ братомъ, ты не могла бы принимать боле горячее участіе въ его судьб.
— Не могла бы. Онъ первый мущина, съ которымъ я сблизилась и подружилась, и мн будетъ очень больно, если онъ сдлаетъ такую грубую ошибку. Съ моей стороны, вроятно, очень неприлично заботиться о такихъ вещахъ.
— Успокоимся на томъ, что если мать его и онъ будутъ довольны, мы также можемъ быть довольны.
— Я не буду довольна. Гляди на меня сколько хочешь, Фанни. Ты заставляешь меня говорятъ объ этомъ, и я не хочу лгать. Я очень люблю лорда Лофтона, я почти столько же не люблю Гризельду Грантли. Поэтому мн будетъ очень досадно, если онъ женится на ней. Но впрочемъ, я полагаю, что ни она, ни онъ не станутъ добиваться моего согласія, и что леди Лофтонъ также обойдется безъ него.
И он молча прохали съ четверть мяли.
— Бдный Пукъ! сказала наконецъ Люси.— За что ему досталось отъ меня? Разв онъ виноватъ въ томъ, что миссъ Грантли похожа на статую? Но, Фанни, не говори Марку, что я съ ума сошла. Не виновата же я, что умю отличать сокола отъ цапля: вотъ почему я не желаю, чтобъ онъ женился на ней.
Разговоръ прекратился, и черезъ дв минуты кабріолетъ подъхалъ къ дому гогльстокскаго пастора.
Мистриссъ Кролей привезла съ собою двухъ дтей, когда перехала въ Гоггельстокъ, и съ тхъ поръ ея семейство и ея заботы увеличились двумя другими малютками. Одинъ изъ нихъ въ настоящее время былъ боленъ крупомъ, и мистриссъ Робартсъ пріхала именно съ тмъ чтобы навстить бдную мать и предложить ей свои услуги. Об дамы вышли изъ экипажа, поручивъ Пука попеченіямъ случившагося тутъ мальчика, я вскор очутились въ единственной пріемной комнат мистриссъ Кролей. Она сидла съ трехмсячнымъ ребенкомъ на рукахъ, и ногой качала колыбель, гд лежалъ другой, постарше. Онъ-то и былъ нездоровъ, и занялъ на время болзни мсто малютки. Старшія дти, двочка лтъ девяти, и мальчикъ моложе ея тремя годами, также находились въ комнат. Они стояли подл отца, который терпливо посвящалъ ихъ въ таинства грамматики. Нужно признаться, что мистриссъ Робартсъ было бы гораздо пріятне, еслибы мистера Кролея не было дома, она привезла съ собой разные запрещенные предметы, подарки для дтей, какъ называла она ихъ, но въ сущности пособія для этой бдной, удрученной заботами матери, а она знала, что въ присутствіи мистера Кролея невозможно будетъ пронести ихъ изъ кабріолета въ домъ.
Мистриссъ Кролей, какъ мы уже сказали, не была теперь такъ изнурена, такъ худа, какъ подъ конецъ тяжкаго своего житья на запад. Благодаря попеченіямъ леди Лофтонъ и мистриссъ Эребинъ, и немного боле спокойной, хотя все еще трудной жизни, она немного поправилась, и сблизилась съ кругомъ, въ которомъ жила въ счастливые дни своего дтства. Но даже щедраго жалованья въ сто тридцать фунтовъ — щедраго въ сравненіи съ тмъ, что получаютъ священники во многихъ другихъ мстахъ, не было достаточно, чтобы дать джентльмену съ женой и четырьмя дтьми средства жить съ тми удобствами, къ которымъ привыкъ самый простой ремесленникъ. Что касается пищи, то конечно количество мяса, чаю и масла, потреблявшееся въ пасторскомъ дом, показалось бы очень недостаточнымъ каждому ремесленнику. Ему и дтямъ нужна была приличная одежда, а что до ея собственнаго туалета, то жены немногихъ рсмесленниковъ удовольствовались бы лучшимъ изъ ея платьевъ. Сшито оно было изъ матеріи, купленной ея матерью, когда она съ трудомъ готовила скромное приданое своей дочери.
Люси никогда не видала мистриссъ Кролей. Поздки въ Гоггльстокъ не были часты, и мистриссъ Робартсъ предпринимала ихъ обыкновенно въ обществ леди Лофтонъ. Извстно было, что они непріятны мистеру Кролею, который находилъ какое-то мрачное наслажденіе въ своемъ одиночеств. Можно было ршительно сказать, что онъ сердился на тхъ, кто приходилъ къ нему на помощь, и достоврно было то, что онъ до сихъ поръ не могъ простить декану барчестерскому то, что тотъ заплатилъ его долги. Деканъ доставилъ ему также теперешнее его мсто, и поэтому старинный его другъ уже не былъ ему такъ дорогъ, какъ въ т дни, когда онъ былъ немногимъ богаче его и навщалъ его въ памятной ему ферм. Они тогда по цлымъ часамъ гуляли по берегу вдоль скалъ, прислушиваясь къ шуму волнъ и разсуждая о глубокомысленныхъ спорныхъ вопросахъ, то съ неистовымъ жаромъ, то съ нжною, глубокою любовію, но всегда съ полною врой во взаимную добросовстность. Теперь они сравнительно жили близко другъ отъ друга, но имъ не случалось уже спорить и разсуждать попрежнему. Мистеръ Кролей нсколько разъ въ годъ получалъ приглашенія отъ стараго своего друга, и докторъ Эребинъ далъ ему общаніе, что онъ никого не встртитъ въ его дом, если непріятно ему общество. Но не то было нужно мистеру Кролею. Блескъ и великолпіе дома декана и комфортъ этого теплаго уютнаго кабинета тотчасъ же убивали въ немъ всякое расположеніе къ разговору. Почему докторъ Эребинъ не прізжалъ къ нему въ Гоггльстокъ, и не бродилъ съ нимъ по грязнымъ дорогамъ, какъ бродилъ онъ съ нимъ въ прежнее время? Тогда бы онъ могъ наслаждаться его обществомъ, тогда бы онъ могъ проводить съ нимъ цлые часы въ бесдахъ, тогда бы онъ вспомнилъ былые дни. Но теперь!…
— Эребинъ теперь разъзжаетъ на гладкой, красивой лошади, язвительно замтилъ онъ однажды своей жен. Испытанная имъ бдность оставила въ немъ такой ужасный слдъ, сердце его не могло уже лежать къ богатому другу.

ГЛАВА XXII.

Когда мы разстались съ Люси, въ конц предыдущей главы, она ждала, чтобъ ее познакомили съ мистриссъ Кролей, сидвшею съ новорожденнымъ ребенкомъ на рукахъ, между тмъ какъ другой, побольше, лежалъ въ колыбелк у ея ногъ. Мистеръ Кролей, при вход гостей, всталъ съ своего мста, не выпуская изъ рукъ старой грамматики, по которой онъ училъ двухъ старшихъ своихъ дтей. Такимъ образомъ, все семейство было въ сбор когда мистриссъ Робартсъ и Люси вошли въ гостиную.
— Вотъ моя невстка, Люси, сказала мистриссъ Робартсъ.— Прошу васъ, не безпокойтесь, мистриссъ Кролей, а не то отдайте мн малютку.
Она взяла ребенка на руки и принялась няньчится съ нимъ, для нея занятіе это было привычкой, и имъ она отнюдь не пренебрегала, хотя, конечно, уходъ за дтьми лежалъ не на ней одной.
Мистриссъ Кролей встала и сказала Люси, что очень рада ее видть у себя въ дом, мастеръ Кролей подошелъ съ грамматикой въ рукахъ, робко и смиренно. Еслибы намъ позволено было заглянуть въ самую глубину души его и души его врной подруги, мы бы увидли, что онъ вмст и гордился своею бдностью и отчасти совстился ея, тогда какъ она равно чужда была и гордости, и стыда.
На нее такимъ тяжкимъ бременемъ легли вс трудности жизни, что она ужь не заботилась о вншности. Она, напримръ, рада была бы новому платью, потому что точно нуждалась въ немъ, но ея нисколько бы не огорчило, еслибы всему графству сдлалось извстно, что платье, въ которомъ она ходитъ въ церковь, уже раза три выворачивалось съ лица на изнанку и съ изнанки налицо.
— Боюсь, что вамъ не на чмъ у насъ и ссть, миссъ Робартсъ, сказалъ мистеръ Кролей.
— А вотъ стулъ, на немъ только книги этого молодаго человка, надюсь, что онъ позволитъ мн снять ихъ? сказала Люси, перекладывая на столъ кипу старыхъ, изодранныхъ книгъ.
— Книги не Боба, а мои, вс почти мои, сказала двочка.
— Но есть и мои. Не правда ли, Гресъ? воскликнулъ мальчикъ.
— А вы много учитесь? спросила Люси, привлекая къ себ двочку.
— Не знаю, отвчала Гресъ, въ смущеніи, повсивъ голову.— Въ греческомъ язык я дошла до неправильныхъ глаголовъ.
— Какъ! до греческихъ неправильныхъ глаголовъ?
У Люси руки опустились отъ изумленія.
— Она знаетъ наизусть цлую оду Горація, сказалъ Бобъ.
— Оду Горація! повторила Люси, все еще не выпуская изъ рукъ юную ученую, покраснвшую до ушей.
— Я дтямъ своимъ ничего не могу дать кром нкоторыхъ познаній, проговорилъ мистеръ Кролей, какъ бы извиняясь,— это единственное мое богатство, и я стараюсь раздлить его съ ними.
— Люди говорятъ, что знаніе самое лучшее богатство, сказала Люси, но однако подумала одно себя, что можетъ-быть не совсмъ своевременно занимать девятилтнюю двочку неправильными греческими глаголами. Впрочемъ, Гресъ на нее смотрла милымъ, простодушнымъ взглядомъ, крпко жалась къ ней и, повидимому, рада была ея ласкамъ, такъ что Люси въ душ своей пожелала, чтобы можно было поскоре куда-нибудь отправить мистера Кролея, а дтей угостить привезенными лакомствами.
— Надюсь, что мистеръ Робартсъ здоровъ, проговорилъ мистеръ Кролей холодно-церемоннымъ голосомъ, вовсе непохожимъ на энергическій тонъ, какимъ онъ нсколько дней тому назадъ обращался къ своему собрату, наедин съ нимъ, въ его кабинет.
— Благодарю васъ, онъ здоровъ. Вы врно слышали о мст, которое онъ получилъ?
— Да, я объ этомъ слышалъ, отвчалъ мистеръ Кролей серіозно:— отъ души желаю, чтобъ это послужило къ его благу во всхъ отношеніяхъ.
Онъ выразилъ это желаніе такимъ тономъ, какъ будто бы не очень надялся, что оно исполнится.
— Кстати, онъ намъ поручилъ сказать вамъ, что будетъ у васъ завтра часовъ въ одиннадцать. Не такъ ли, Фанни?
— Да, онъ, кажется, хочетъ переговорить съ вами о какихъ-то приходскихъ длахъ, отвчала мистриссъ Робартсъ, на минуту отрываясь отъ хозяйственнаго разговора, завязавшагося между ею и мистриссъ Кролей.
— Скажите ему, что я радъ буду видть его, возразилъ мистеръ Кролей,— но можетъ-быть для него будетъ удобне, чтобъ я побывалъ у него, такъ какъ теперь на немъ лежитъ столько новыхъ обязанностей…
— Эти новыя обязанности покуда не очень обременительны, сказала Люси,— и ему будетъ очень пріятно побывать у васъ.
— Да, въ этомъ отношеніи его положеніе выгодне моего: у меня нтъ лошадей.
Люси стала ласкать маленькаго Боба, и незамтно всунула ему въ руку свертокъ съ пряниками, хранившійся у нея въ муфт. У нея не достало терпнія дождаться, когда уйдетъ отецъ.
Мальчикъ взялъ свертокъ, заглянулъ въ него, потомъ посмотрлъ ей въ лицо.
— Что это такое, Бобъ? спросилъ мистеръ Кролей.
— Пряники, прошепталъ Бобъ, смутно сознавая, что свершилось какое-то преступленіе, но не отдавая еще себ хорошенько отчета, въ чемъ собственно онъ самъ виноватъ.
— Миссъ Робартсъ, сказалъ отецъ,— мы вамъ очень благодарны, но дти мои не привыкли къ такимъ лакомствамъ.
— Я женщина слабохарактерная, мистеръ Кролей, и всегда ношу съ собой такого рода вещи, когда прізжаю къ дтямъ, итакъ, простите мн великодушно, и позвольте вашему сынку принять эти пряники.
— О, конечно! Бобъ, дружочекъ, отнеси пряники къ матери, она будетъ выдавать ихъ по одному и теб, и Гресъ.
Свертокъ былъ торжественно врученъ мистриссъ Кролей, которая положила его на полку.
— Какъ, вы не позволите дтямъ даже отвдать? жалобно проговорила Люси.— Не будьте такъ жестоки, мистеръ Кролей,— не къ нимъ, а ко мн. Неужели мн нельзя будетъ узнать хороши ли пряники?
— Я увренъ, что они отличны, но покуда лучше оставить ихъ въ сторон.
Для Люси это было крайне прискорбно. Если небольшой свертокъ пряниковъ подалъ поводъ къ такимъ затрудненіямъ, какъ же ей распорядиться банкою варенія и конфетами, которыя до сихъ поръ скрывались въ ея муфт, или какъ ей раздать апельсины, оставшіеся въ кабріолет? Тамъ было еще желе для больнаго ребенка, да куриный бульйонъ, тоже въ род желе, и если ужь во всемъ признаться откровенно, она привезла изъ Фремлея четверть телятины и корзинку съ яйцами, съ тмъ чтобы вручить ихъ мистриссъ Кролей при удобномъ случа, въ присутствіи ея мужа объ этомъ, конечно, нельзя было и подумать. Въ Фремле шла также рчь о томъ, чтобы привезти нсколько бутылокъ портвейна, но на это не хватило ршимости у нашихъ дамъ.
Люси довольно трудно было поддерживать разговоръ съ мистеромъ Кролеемъ, тмъ боле что его жена и Фанни вскор удалились въ спальню, унеся съ собою двухъ младшихъ дтей.
‘Какая досада, подумала Люси, что она не взяла моей муфты! ‘
Муфта все еще лежала у ней на колняхъ, преисполненная всякими сокровищами.
— Вы вроятно будете проводить часть года въ Барчестер? сказахъ мистеръ Кролей.
— Не знаю еще, Маркъ поговариваетъ, чтобы нанять квартиру, на первый мсяцъ.
— Но вдь онъ будетъ имть домъ въ своемъ распоряженіи?
— Да, по всмъ вроятіямъ.
— Боюсь, чтобы новыя занятія не отвлекли его отчасти отъ собственнаго прихода, отъ школъ, напримръ.
— Разстояніе такъ мало, что Маркъ надется, что отлучки его изъ Фремлея отнимутъ очень не много времени. Къ тому же, леди Лофтонъ такъ хорошо занимается школами.
— Да, конечно, но леди Лофтонъ не священникъ, миссъ Робартсъ.
Люси хотла было отвчать, что миледи любаго священника за поясъ заткнетъ, но остановилась вовремя.
Въ эту минуту Провидніе сжалилось надъ миссъ Робартсъ и послало ей спасителя въ вид краснорукой служанки, которая подошла къ мистеру Кролею, и шепнула ему, что его кто-то спрашиваетъ. Въ этотъ часъ онъ постоянно бывалъ въ приходской школ, такъ привыкли къ его присутствію тамъ, что всякій, кто въ немъ нуждался поутру, отыскивалъ его въ школ, или, не заставъ его тамъ, не боялся за нимъ послать.
— Миссъ Робартсъ, я долженъ передъ вами извиниться, сказалъ онъ, вставая и взявшись за шляпу и палку. Люси просила его не церемониться съ нею, и уже стала мечтать о томъ, какъ она будетъ раздавать свои сокровища.
— Прошу васъ передать мой поклонъ мистриссъ Робартсъ, мн очень жаль, что я не могу съ нею проститься, но вроятно я ее увижу, когда вы будете прозжать мимо школы.
Онъ вышелъ, опираясь на палку. Люси показалось, что глаза Боба тотчасъ же обратились на свертокъ съ пряниками.
— Бобъ, сказала она, почти шепотомъ,— любите вы конфеты?
— Очень люблю, отвчалъ Бобъ съ невозмутимою важностію, и посмотрлъ въ окно, чтобъ удостовриться, точно ли прошелъ отецъ.
— Такъ подите же сюда, сказала Люси. Но въ эту самую минуту дверь растворилась и мистеръ Кролей вошелъ опять. ‘Я забылъ книгу, проговорилъ онъ, и взялъ со стола старый, изношенный молитвенникъ, постоянно сопровождавшій его. Бобъ, при вид отца, отступилъ на нсколько шаговъ, Гресъ также,— ибо, несмотря на ея глубокія познанія въ греческомъ язык, и ее привлекло слово конфеты. Люси отняла руку отъ муфты и смутилась. Разв она не обманывала этого добраго, почтеннаго человка? Больше того, разв она не научала его дтей обманывать его? Но есть на свт такіе люди, что съ ними и ангедъ сталъ бы хитрить.
— Папа ушелъ, прошепталъ Бобъ:— я видлъ, какъ онъ завернулъ за уголъ.
Для него, какъ и слдовало ожидать, не пропалъ даромъ урокъ.
Но не онъ одинъ замтилъ, что ушелъ папа: между тмъ какъ Бобъ и Гресь считали крупные леденцы, предварительно взявъ въ ротъ по одному изъ нихъ, главная дверь растворилась, и въ нее внесли корзину и огромный узелъ, которые мистриссъ Робартсъ сама стала раскладывать въ спальн у мистриссъ Кролей.
— Я осмлилась привезти это, проговорила Фанни смущеннымъ тономъ,— потому что по опыту знаю, какъ больной ребенокъ отвлекаетъ отъ хозяйства.
— Ахъ, другъ мой! сказала мистриссъ Кролей, взявъ Фанни за руку и глядя ей прямо въ лицо:— во мн уже не осталось ложнаго стыда. Господу угодно испытывать насъ бдностью и нуждой, но я не могу не радоваться за дтей, когда кто-нибудь захочетъ намъ помочь.
— Но онъ разсердится?
— Я его уговорю. Милая мистриссъ Робартсъ, не удивляйтесь ему. Вдь точно тяжела его доля, есть много такого, что мущин трудне перенести нежели женщин.
Фанни въ душ не вполн соглашалась съ этимъ, но не стала ей противорчить.
— Надюсь, что мн удастся когда-нибудь быть вамъ полезною, сказала она,— если только вы согласитесь смотрть на меня какъ на стараго друга, и прямо написать мн, если вы во мн нуждаетесь. Я боюсь часто бывать у васъ, чтобы не оскорбить его.
Мало-по-малу, между ними завязался откровенный, доврчивый разговоръ, бдной тружениц было отрадно отвести душу съ богатою, молодою женой барчестерскаго бенефиціанта. Вдь тяжело, говорила она, сознавать, что такая разница между ею и женами другихъ окружныхъ священниковъ, знать, что он живутъ въ довольств и роскоши, между тмъ какъ она, трудясь черезъ силу, едва можетъ добиться, чтобы мужъ ея и дти были сыты каждый день. Вдь тяжело, страшно тяжело, быть принужденною употреблять вс свои способности, вс умственныя силы на заботу о хлб насущномъ.— Однако, продолжала она, я могу выносить это, покуда онъ не слабетъ, покуда онъ бодро несетъ свое бремя, передъ лицомъ всего свта.
Потомъ она стала говорить насколько имъ лучше здсь, въ Гоггльсток, чмъ въ прежнемъ ихъ приход въ Корнваллис, стала выражать свою горячую благодарность доброму другу, которому оны обязаны этою перемной.
— Мистриссъ Эребинъ сказывала мн, какъ она желаетъ, чтобы вы къ нимъ пріхали, сказала мистрассъ Робартсъ.
— Да, знаю, но кажется, это невозможно. Какъ мн оставить дтей?
— Вы бы могла поручать ихъ мн.
— О, нтъ! я не захочу употреблять во зло вашу доброту. Мужъ мой могъ бы похать, а меня оставить съ дтьми, да онъ не хочетъ. Сколько разъ я старалась уговорить его! Я убждала его, что если онъ чаще будетъ въ обществ — въ обществ священниковъ, конечно,— то онъ еще лучше будетъ исполнять свои обязанности. Но онъ сердится, говоритъ, что это не возможно, что нельзя же ему быть у декана въ такомъ изношенномъ сюртук.— И мистриссъ Кролей сама покраснла, повторивъ эти слова.
— Какъ! У такого стариннаго друга, какъ докторъ Эребинъ? Наврное, онъ на это не посмотритъ.
— Я это знаю. Докторъ Эребинъ будеіъ радъ его видть въ какой хотите одежд. Но дло въ томъ, что для него самого тяжело бывать у человка богатаго, если нтъ какой-нибудь особенной надобности.
— Но вдь въ этомъ случа онъ не правъ?
— Да, онъ не правъ. Но что же мн-то длать? Онъ нуждается въ друг, съ которымъ могъ бы поговорить откровенно, въ человк одинаково съ нимъ образованномъ, который бы его понималъ, которому онъ самъ могъ бы сочувствовать. Но такой человкъ долженъ быть ему равный, не только по воспитанію, но и по. вншнему положенію,— гд же его найдти?
— Но можетъ быть вашъ мужъ получитъ мсто повыгодне этого?
— Ахъ, нтъ! Но еслибы даже это случилось, врядъ ли бы онъ могъ теперь измнить свой образъ жизни. Еслибъ я могла только надяться, что мн удастся порядочно воспитать своихъ дтей, еслибъ я могла сдлать что-нибудь для моей бдной Гресъ…
Фанни почти ничего не отвчала, но внутренно ршила, если только ея мужъ не будетъ противъ, позаботиться о Гресъ. Вдь это будетъ доброе дло, вдь она обязана же употребить на пользу ближнихъ хоть малую часть тхъ благъ, которыми наградило ее Провидніе.
Потомъ он вернулись въ гостиную, каждая съ ребенкомъ на рукахъ, мистриссъ Кролей уже запрятала въ кухню привезенные ей гостинцы. Люси между тмъ занялась старшими дтьми, и когда дамы вернулись въ гостиную, он нашли тамъ открытую лавочку, въ которой продавались и покупались разныя драгоцнности по неимоврно-дешевымъ цнамъ. Тутъ было и варенье, и апельсины, и леденцы, красные, желтые и полосатые, даже осмлились снять съ полки извстные пряники, они были разложены тутъ же на стол, за которымъ стояла Люси въ качеств торговки, и продавала вс лакомства за поцлуи.
— Мама, мама, вскричалъ Бобъ, подбжавъ къ матери:— ты должна купить что-нибудь у нея (указывая пальцемъ на торговку).— Вотъ за эти леденцы нужно дать два поцлуя.
Еслибы въ эту минуту кто-нибудь взглянулъ на ротъ Боба, тотъ подумалъ бы, что его поцлуи не черезчуръ привлекательны.
Когда дамы услись въ свой кабріолетъ, и нетерпливый пони унесъ ихъ достаточно далеко отъ дома, Фанни первая заговорила:
— Какая разница между мужемъ и женой и по уму, и по характеру!
— И до какой степени выше весь тонъ ея! подхватила Люси:— какъ онъ слабъ во многомъ и какъ напротивъ она сильна во всемъ! Какъ ложна его гордость, и какъ ложенъ его стыдъ!
— Но мы не должны забывать, что пришлось ему вынести. Не всякій способенъ выдержать такую жизнь, и не вынести изъ нея ни ложнаго стыда, ни ложной гордости.
— Но въ ней вдь нтъ ни того, ни другаго, сказала Люси.
— Если ты въ этомъ семейств нашла одного героя, то слдуетъ ли ожидать еще и другаго героя? сказала мистриссъ Робартсъ.— Право, изъ всхъ знакомыхъ мн людей, мистриссъ Кролей всхъ ближе къ истинному героизму.
Когда имъ пришлось прохать мимо гоггльстокской школы, мистеръ Кролей, услышавъ стукъ ихъ колесъ, вышелъ поговорить съ ними.
— Вы очень добры, сказалъ онъ,— что остались такъ долго съ моею бдною женой.
— Намъ съ нею много о чемъ хотлось поговорить.
— Я вамъ искренно за это благодаренъ. Ей, бдной, рдко приходятся съ кмъ душу отвести. Потрудитесь сказать мистеру Робартсу, что завтра, въ одиннадцать часовъ, я буду его ожидать здсь, въ школ.
Онъ поклонился имъ, и он похали дальше.
— Если онъ въ самомъ дл о ней заботится, сказала Люси,— я готова перемнить о немъ мнніе.

ГЛАВА XXIII.

Насталъ конецъ апрля, и по всмъ концамъ земнаго шара разнеслась всть,— всть, имвшая роковое значеніе для одного изъ главныхъ лицъ нашего разказа, которое многіе даже могутъ почесть за самое главное лицо. Вроятно, весь высокій парламентскій людъ съ своими женами и дочерьми будетъ этого мннія. Титаны, въ своей борьб съ богами, на время одержали верхъ, они взобрались на самыя вершины Олимпа при помощи могущаго Энкелада, журналиста мистера Саппельгауса. Иными словами, министерство было принуждено выйдти въ отставку, а съ нимъ и мистеръ Гарольдъ Смитъ.
‘Итакъ, бдный Гарольдъ остался ни при чемъ,’ писалъ мистеръ Соверби своему другу Робартсу: ‘онъ не усплъ даже вполн войдти во вкусъ великаго своего сана, и, сколько я знаю, единственное духовное мсто, полученное по его протекціи, пало на долю одного моего фремлейскаго знакомаго, къ великой моей радости и удовольствію.’
Но нельзя сказать, чтобы такія частыя напоминанія объ оказанной услуг доставляли Марку еликую радость и удовольствіе.
Это распаденіе министерства было страшнымъ ударомъ, особливо для Гарольда Смита, который такъ вровалъ въ спасительное дйствіе юныхъ силъ и обновленной крови. Ему казалось невозможнымъ, чтобы большинство палаты ршилось возстать противъ министерства, къ которому онъ только что присоединился. Если продлится такой порядокъ вещей, говорилъ онъ юному своему другу, Грину Уокеру, какимъ же образомъ будетъ идти правительство королевы?
Такое опасеніе за правительство королевы часто повторялось въ послдніе годы, съ тхъ поръ какъ нкій знаменитый дятель первый навелъ публику на эту богатую мысль. А между тмъ правительство королевы идетъ себ своимъ чередомъ, и способности или склонности къ этимъ дламъ ни чуть не уменьшаются. Если у насъ такъ не много молодыхъ государственныхъ людей, то это потому только, что старики не охотно уступаютъ имъ политическое поприще.
— Я ршительно не понимаю, какимъ образомъ можетъ идти правительство королевы, говорилъ Гарольдъ Смитъ мистеру Грину Уокеру, стоя съ нимъ въ корридор нижней палаты, въ первый изъ тхъ тревожно-многозначительныхъ дней, когда королева призывала къ себ одного за другимъ изъ главныхъ политиковъ, и многіе уже стали сомнваться въ томъ, наградитъ ли васъ Провидніе новымъ министерствомъ. Боги вс исчезли съ своихъ мстъ. Не согласятся ли гиганты взять насъ на свое попеченіе? Нкоторые думали, что гиганты откажутся наотрзъ.
— Засданіе палаты будетъ отложено до понедльника, сказалъ мистеръ Гарольдъ Смитъ.— Не желалъ бы я быть на мст королевы!
— И я также, клянусь Юпитеромъ! отвчалъ Гринъ Уокеръ, который въ то время крпко держался за Гарольда Смита, чувствуя, что этимъ онъ самому себ придаетъ нкоторое значеніе. Еслибъ онъ просто былъ приверженцемъ лорда Брока, его бы считали за ничто.— И я также, клянусь Юпитеромъ! и Гринъ Уокеръ многозначительно покачалъ головою, при мысли объ опасномъ положеніи ея величества.— Я знаю, изъ достоврныхъ источниковъ, что лордъ ** не присоединится къ нимъ, если ему не предложатъ министерства иностранныхъ длъ.
Рчь шла о какомъ-то сторукомъ Бріаре, занимавшемъ важное мсто между гигантами.
— А это, разумется, невозможно. Я ршительно не знаю, что они станутъ длать. Вотъ и Сидонія, и его, кажется, не такъ легко уговорить.
Сидонія считался однимъ изъ самыхъ могучихъ гигантовъ.
— Мы вс знаемъ, что королева не хочетъ его видть, сказалъ Гринъ Уокеръ, которому, въ качеств члена парламента и племянника леди Гартльтопъ, конечно были извстны самыя тайныя помышленія королевы.
— Дло въ томъ, воскликнулъ Гарольдъ Смитъ, возвращаясь къ собственному своему положенію изгнаннаго бога,— дло въ томъ, что палата сама не знаетъ, что она длаетъ, сама не знаетъ чего она хочетъ! Желалъ бы я у нихъ спросить: хотятъ ли онк, чтобъ у королевы были совтники или нтъ? Намрены ли они поддерживать такихъ людей какъ Сидонія и лордъ Де Террье? Если такъ, то я ихъ покорнйшій слуга, но, признаюсь, я этому не могу надивиться.
Лорда Де Террье въ то время вс признавали главою титановъ.
— И я этому удивляюсь, какъ нельзя боле удивляюсь. Да они этого сдлать не могутъ. Вотъ напримръ Манчестерцы, какъ мн ихъ не знать! Я самъ родомъ оттуда, а мн положительно извстно, что они не станутъ поддерживать лорда Де Террье. Это было бы не въ природ человческой.
— Не въ природ! Что сталось теперь съ человческою природой? сказалъ Гарольдъ Смитъ, ему до сихъ поръ оставалось необъяснимымъ какъ люди могли возстать противъ министерства, къ которому онъ только что примкнулъ, даже не давъ ему времени доказать свту, сколько онъ можетъ дли него сдлать.— Дло въ томъ, Уокеръ, что между нами исчезаетъ всякій духъ партіи.
— Совершенно исчезаетъ, подтвердилъ Гринъ Уокеръ, гордившійся своими энергическими убжденіями.
— А если его не будетъ, мы не можемъ имть правительство твердое и увренное въ своей сил. Теперь разчитывать на людей невозможно. Т же самые члены, которые сегодня избираютъ и поддерживаетъ министра, черезъ недлю подадутъ голосъ противъ него.
— Мы этому должны положить конецъ, а то намъ никогда ничего не удастся сдлать.
— Я не стану отрицать, что Брокъ былъ не правъ относительно лорда Бриттльбака. Онъ тутъ былъ совершенно не правъ, я это всегда говорилъ. Но Боже милостивый!…
И вмсто того чтобы продолжать, Гарольдъ Смитъ отвернулся и всплеснулъ руками надъ суетностью вка. Впрочемъ не трудно догадаться что именно онъ хотлъ сказать: если такое доброе дло какъ недавнее назначеніе лорда Малой Сумки не достаточно загладило тотъ проступокъ, на который онъ намекалъ, то возможно ли еще искать правосудія на земл? Неужели нельзя простить ошибку, даже когда она искуплена такимъ добродтельнымъ и мудрымъ дйствіемъ?
— Во всемъ виноватъ Саппельгаусъ, сказалъ Гринъ Уокеръ, желая утшить своего друга.
— Да, сказалъ Гарольдъ Смитъ, начиная увлекаться потокомъ своего краснорчія, хотя онъ все еще говорилъ въ полголоса, и имлъ передъ собою только одного слушателя:— да, мы сдлались рабами безсовстной и безотвтственной журналистики, нами распоряжается одна пустая газета. Мы видимъ человка безъ особыхъ дарованій, не заслужившаго доврія страны, ничмъ неознаменовавшаго себя въ качеств политика, никому почти неизвстнаго въ качеств писателя, а между тмъ, потому только что его имя находится въ числ сотрудниковъ, ему удалось совершить правительственный переворотъ и затруднить положеніе цлой страны. Удивляюсь, какъ лордъ Брокъ могъ до такой степени оробть.
А не дале какъ за мсяцъ передъ тмъ Гарольдъ Смитъ уговаривался съ Саппельгаусомъ, надясь посредствомъ цлаго ряда искусныхъ статей въ Юпитер, и при помощи манчестерской партіи, поколебать могущество и популярность первенствующаго министра, и отнять у него бразды правленія. Но въ то время первенствующій министръ еще не подкрпилъ себя юными силами и новою кровью.
— Теперь вопросъ въ томъ, что будетъ съ правительствомъ королевы, повторилъ Гарольдъ Смитъ. Этотъ вопросъ не слишкомъ заботилъ его мсяцъ тому назадъ, когда онъ замышлялъ министерскій переворотъ.
Въ эту минуту къ нимъ присоединились Соверби и Саппельгаусъ, они выходили изъ палаты, гд обсуживались какія-то маловажныя дла, посл того какъ главный министръ объявилъ объ министерской отсрочк засданій.
— Ну, Гарольдъ, сказалъ мистеръ Соверби,— что вы скажете касательно объясненія вашего министра?
— Мн нечего сказать о немъ, отвчалъ Гарольдъ Смитъ съ торжественнымъ и нсколько свирпымъ взглядомъ, надвинувъ шляпу на лобъ.— Соверби, конечно, поддерживалъ правительство въ недавнемъ кризис, но зачмъ же онъ водится съ такими людьми, какъ мистеръ Саппельгаусъ?
— Рчь, кажется, была удачна.
— Отличная рчь, вмшался мистеръ Саппельгаусъ:— онъ мастеръ на такого рода дла. Не найдешь другаго человка, который бы такъ отлично умлъ изложить вс обстоятельства, такъ объяснить каждый свой поступокъ. Ему бы и слдовало себя беречь про такіе случаи.
— А кто же, между тмъ, будетъ вести правительство королевы? спросилъ Гарольдъ Смитъ, окинувъ его строгимъ взглядомъ.
— Это можно бы предоставить людямъ мене значительнымъ, сказалъ сотрудникъ Юпитера.— Вдь по большей части главнаго министра только и слушаешь тогда, когда дло зайдетъ о личномъ вопрос, вдь только такіе вопросы истинно занимаютъ людей. Кого изъ насъ, въ самомъ дл, интересуетъ лучшія способъ управлять Индіей? А если только вопросъ коснется личности перваго министра, мы вс оберемся вдругъ, какъ пчелы, вокругъ звенящаго кимвала.
— Это происходитъ отъ зависти, недоброжелательства, отъ недостатка братской любви, сказалъ Гарольдъ Смитъ.
— Да, и отъ разбоя, отъ лжи, злословія и клеветы, прибавилъ мистеръ Соверби.
— Мы склонны къ тому, чтобы пожелать мста нашего ближняго и позавидовать ему, сказалъ мистеръ Саппельгаусъ.
— Да, есть люди, которые къ этому склонны, сказалъ Соверби,— но во всемъ виновата ложь, злословіе, клевета, не такъ ли, Гарольдъ?
— А между тмъ, что будетъ съ правительствомъ королевы? сказалъ мистеръ Гринъ Уокеръ.
На слдующее утро разнеслась всть, что лордъ Де Террье имлъ аудіенцію у королевы, а около полудни появился списокъ новаго министерства, списокъ, которымъ долженъ былъ остаться доволенъ весь родъ гигантовъ: въ немъ заключались имена всхъ сыновъ Земли и многихъ изъ ея дочерей. Но подъ вечеръ лорда Брока призвали во дворецъ, и въ вестъ-индскихъ клубахъ стали уже поговаривать, что положеніе боговъ не совсмъ еще безнадежно.
‘Еслибы только’, говорилъ Пуристъ, вечерняя газега, которую подозрвали въ безусловной преданности интересамъ Гарольда Смита, ‘еслибы только лордъ Брокъ умлъ назначать настоящихъ людей на настоящія мста! Недавно еще онъ пригласилъ мистера Гарольда Смита участвовать въ министерств. Вс конечно согласились, что это была съ его стороны весьма мудрая мра, но къ сожалнію, онъ прибгнулъ къ ней слишкомъ поздно, и оттого не могъ предупредить разразившійся надняхъ кризисъ. Теперь есть основаніе думать, что его лордству опять придется составить списокъ политическихъ дятелей, для того чтобъ организовать правительство ея величества: и можно надяться, что люди, подобные мистеру Смиту, будутъ поставлены въ такое положеніе, въ которомъ ихъ дарованія, ихъ усердіе, ихъ всмъ извстныя политическіе способности могутъ приносить постоянную пользу стран.’
Саппельгаусъ, читая эту статью въ клуб вмст съ мистеромъ Соверби, объявилъ, что слогъ не оставляетъ сомннія насчетъ ея автора, мы же, съ своей стороны не думаемъ, чтобы мистеръ Гарольдъ Смитъ самъ написалъ эту статью, но весьма вроятно, что онъ видлъ ее въ корректур.
Впрочемъ Юпитеръ, на слдующее утро, поршилъ вопросъ, и возвстилъ цлому міру, что, несмотря на вс разговоры и переговоры, лордъ Брокъ и боги окончательно удалены, и мсто ихъ заняли гиганты съ лордомъ Де Террье. Строптивый титанъ, непремнно добивавшійся министерства иностранныхъ длъ, удовольствовался мене широкимъ кругомъ дятельности, а Сидонія, вопреки всмъ извстному нерасположенію къ нему ‘высочайшей особы’, занялъ одно изъ первыхъ мстъ въ ряду титановъ.
‘Мы надемся, гласилъ Юпитеръ, что лордъ Брокъ не такъ еще старъ, чтобы не воспользоваться назидательнымъ урокомъ. Если такъ, то настоящее ршеніе палаты общинъ и, смемъ сказать, всей страны, можетъ научить его не полагаться на такихъ вельможъ какъ лордъ Бриттльбакъ, или на такую надломленную трость какъ мистеръ Гарольдъ Смитъ.’
Этотъ послдній ударъ ужь черезчуръ былъ жестокъ со стороны мистера Саппельгауса, тмъ боле что онъ былъ ненуженъ.
— Душа моя! сказала мистриссъ Гарольдъ Смитъ, какъ только она встртилась въ первый разъ съ миссъ Данстеблъ, посл описанной нами катастрофы,— какъ мн перенесть такое униженіе!— И она поднесла къ глазамъ богато-вышитый платокъ.
— Христіянская покорность…. намекнула было миссъ Данстеблъ.
— Все вздоръ! отвчала мистрассъ Гарольдъ Смитъ: — вы милліонеры вчно толкуете о христіанской покорности, потому именно, что вамъ не представляется никогда случая показать ее. Еслибъ я имла христіанскую покорность, я бы и не искала мірскихъ благъ и мірской суеты. Но подумайте это, душа моя: быть женою министра всего на три недли!
— Какъ же бдный мистеръ Смитъ выноситъ этотъ ударъ?
— Кто? Гарольдъ? Онъ только и живетъ надеждою на мщеніе. Если ему удастся уничтожить мистера Саппельгауса, онъ умретъ спокойно.
Между тмъ въ обихъ палатахъ происходили объясненія самыя удовлетворительныя. Вжливые, благовоспитанные гиганты увряли боговъ, что они взвалили Пеліонъ на Оссу, и такимъ образомъ взобрались на Олимпъ, совершенно противъ своего желанія, для нихъ лично, всего дороже уединеніе и тишина. Но голосъ страны призывалъ ихъ слишкомъ настоятельно, другіе, не сами они, захотли, чтобы гиганты были во глав правленія, имъ не оставалось выбора. Вотъ что Бріарей объяснилъ палат лордовъ, а Оріонъ — нижней палат. Боги, съ своей стороны, душевно радовались, что могутъ уступить имъ свои мста, они такъ были далеки отъ всякаго земнаго чувства зависти и недоброжелательства, что общали гигантамъ оказывать имъ всякую отъ нихъ зависящую помощь въ правительственномъ дл, гиганты, въ отвтъ на это, выразили, до какой степени они дорожатъ ихъ помощію и совтомъ, и изъявили свою искреннюю благодарность. Все это было крайне мило и любезно, но обыкновенные люди все-таки ожидали, что обычная борьба будетъ продолжаться обычнымъ порядкомъ. Легко любить своего врага на словахъ, въ пылу краснорчія, но не легко любить своего врага на ежедневномъ дл жизни.
Впрочемъ гиганты съ незапамятныхъ временъ отличались одною прекрасною чертой: они никогда, изъ ложнаго самолюбія, не боялись идти стезей, проложенною богами. Если боги, въ своихъ трудныхъ совтахъ, придумаютъ какой-нибудь искусный проектъ, гиганты всегда готовы за него ухватиться и носиться съ нимъ такъ, что люди могутъ подумать, что проектъ порожденъ самими гигантами. Около этого самаго времени много толковали объ увеличеніи числа епископовъ. Конечно, желательно было имть хорошихъ, дятельныхъ епископовъ, и многіе благочестивые члены парламента полагали, что ихъ никогда не можетъ быть слишкомъ много. Лордъ Брокъ уже ршилъ, на сколько и какимъ образомъ увеличить ихъ число: полагалось назначить епископа вестминстерскаго, для облегченія трудовъ столичнаго архипастыря, а другаго, на Свер, съ титуломъ епископа бевердейскаго, долженствующаго пролить лучи христіанства въ темныя рудокопни и омыть черноту ньюкассльскаго народа. Но извстно было, что гиганты намревались возстать противъ этого проекта, задавить его напоромъ своей грубой силы. ‘Намъ нужны приходскіе священники, говорили они, а не епископы, разъзжающіе въ каретахъ. Конечно, бды въ томъ нтъ, что епископы здятъ въ каретахъ, но ихъ въ Англіи и теперь за глаза довольно.’ И потому, лордъ Брокъ и остальные боги уже стали отчаяваться въ осуществленіи своего проекта.
Но теперь, лишь только гиганты захватили власть, разнеслась всть, что немедленно пойдетъ въ ходъ билль объ епископахъ. Правда, въ немъ будутъ сдланы нкоторыя легкія измненія, будутъ приняты мры, чтобы весь билль получилъ боле титаническій нежели божественный оттнокъ, но сущность будетъ одна и та же. ‘Нельзя конечно не согласиться, что епископы, назначенные нами самими, могутъ быть весьма полезны, тогда какъ епископы, избранные нашими противниками, непремнно должны быть вредны’ — вроятно, эти соображенія отчасти руководствовали гигантами, какъ бы то ни было, первымъ ихъ дломъ было приняться за билль о епископахъ, предложить его на разсмотрніе палатъ, съ тмъ чтобы провести его немедленно, и воцарить новыхъ прелатовъ прежде чмъ трижды пропоетъ птухъ.
Между частными послдствіями этого ршенія было и то, что нашъ архидіаконъ и мистриссъ Грантли вернулись въ Лондонъ и поселились на прежней квартир. Также было замчено, что въ этотъ второй пріздъ докторъ Грантли не разъ заходилъ въ офиціальную пріемную перваго лорда казначейства. Очень понятно, что при окончательномъ ршеніи подобнаго вопроса требовался совтъ самыхъ извстныхъ членовъ высшаго духовенства, а кто изъ членовъ духовенства пользовался такою заслуженною извстностью какъ не архидіаконъ барчестерскій? Стали уже поговаривать, что министръ напередъ распорядился вестминстерскимъ епископствомъ.
Тревожное настало время для мистриссъ Грантли. Чувства и мечты самого архидіакона мы не беремся разбирать. Можетъ-быть, время и опытъ доказали ему всю тщету земныхъ почестей, и научили его довольствоваться спокойнымъ комфортомъ барсетширскаго ректорства. Но никакое церковное правило не воспрещаетъ жен священника мечтать для мужа о сан епископскомъ. Архидіаконъ, по всмъ вроятіямъ, имлъ въ виду только оказывать министру безкорыстную помощь, но мистриссъ Грантли была не прочь возвыситься на общественной лестниц и сравняться во всхъ отношеніяхъ съ мистриссъ Броуди. Она говорила, что желаетъ этого собственно для дтей,— для того чтобы упрочить ихъ положеніе въ свт, и дать имъ средство выказать себя передъ людьми.
— Что же можно сдлать сидя взаперти здсь въ Пламстид? замтила она леди Лофтонъ, собираясь въ первый разъ отправиться въ Лондонъ. А между тмъ, не такъ еще далеко было время, когда ректорскій домъ въ Пламстид вовсе казался ей тснымъ или презрннымъ.
Возникъ вопросъ о томъ, не перехать ли Гризельд къ родителямъ, когда они во второй разъ прибыли въ Лондонъ. Леди Лофтонъ сильно вооружилась противъ этого, и наконецъ настояла на своемъ. ‘Право, милой Гризельд хорошо у меня, говорила она, и если современемъ насъ должны соединить боле тсныя узы, не лучше ли намъ заране узнать и полюбить другъ друга?’
По правд сказать, леди Лофтонъ всячески старалась узнать и полюбить Гризельду, но до сихъ поръ ей это удалось не вполн. Не могло быть сомннія, что она любила Гризельду такою любовію, которая беретъ свое начало отъ воли человка, а не отъ разсудка. Она долго повторяла себ и другимъ, что любитъ Гризельду Грантли. Она восхищалась ея лицомъ, одобряла ея манеры, была вполн довольна ея положеніемъ и состояніемъ, сама избрала ее себ въ невстки. Слдовательно, она ее любила. Но леди Лофтонъ вовсе не была уврена въ томъ, что знаетъ молодую свою подругу. Она сама задумала женить на ней сына, и потому упорно держалась за этотъ планъ, но она начала уже сомнваться, найдетъ ли она въ Гризельд все то, что она мечтала встртить въ невстк?
— Однако, дорогая леди Лофтонъ, говорила мистриссъ Грантли,— не подвергаемъ ли мы ее слишкомъ опасному испытанію? Что, если она мало-по-малу привяжется къ нему, а онъ…
— Ахъ, еслибъ это случилось, я была бы совершенно спокойна! Еслибы Лудовикъ замтилъ въ ней хоть тнь чувства къ себ, онъ бы тотчасъ же былъ у ея ногъ. Въ немъ много увлеченія, а въ ней напротивъ.
— Это такъ, леди Лофтонъ. Его привилегія увлекаться, искать ея любви, ея же привилегія принимать это искательство, а самой не длать ни шагу. Главный недостатокъ ныншнихъ двушекъ въ томъ, кажется, и состоитъ, что он слишкомъ увлекаются. Он присваиваютъ себ права, имъ не принадлежащія, и черезъ это лишаются собственныхъ преимуществъ.
— Безъ сомннія! Я вполн съ вами согласна. По этому самому, можетъ-быть, я такъ высоко ставлю Гризельду. Однако…
…Однако молодая двушка, и не бгая за мущиной и не кидаясь ему на шею, можетъ же чмъ-нибудь доказать, что она создана изъ плоти и крови, особливо когда и папенька, и маменька, и вс близкіе ей такъ готовы способствовать развитію ея чувства,— вотъ что промелькнуло въ голов у леди Лофтонъ, но конечно она этого не высказала, а только удовольствовалась многозначительнымъ взглядомъ.
— Я думаю, что она никогда не позволитъ себ увлечься безразсудною любовію, сказала мистриссъ Грантли.
— Я въ этомъ уврена вполн, подтвердила леди Лофтонъ, опасаясь въ глубин души, что Гризельда не способна ощущать никакой любви, ни безразсудной, ни благоразумной.
— Да, кажется, она теперь и рдко видается съ лордомъ Лофтономъ, продолжала мистриссъ Грантли, припоминая можетъ-быть общаніе леди Лофтонъ, что сынъ будетъ проводить у нея вс свободныя минуты.
— Вы знаете, въ послднее время, при этихъ переворотахъ, вс были страшно заняты. Лудовикъ большую часть дня проводитъ въ палат, кром того, теперь вс мущины считаютъ нужнымъ собираться въ своихъ клубахъ…
— Да, да, конечно, сказала мистриссъ Грантли, которая весьма сочувствовала важнымъ заботамъ, занимавшимъ въ ту минуту умы государственныхъ дятелей. Наконецъ, об маменьки согласились между собой. Ршено было, что Гризельда останется у леди Лофтонъ, что она благосклонно приметъ предложеніе молодаго лорда, если онъ ршится наконецъ воспользоваться правомъ мущины сдлать первый шагъ, но, такъ какъ этотъ исходъ еще оставался сомнителенъ, то Гризельду не слдовало лишать ея женскаго права — держать въ запас другаго жениха.
— Скажите, мама, спросила Гризельда, оставшись на нсколько минутъ наедин съ матерью,— неужели правда, что папеньку хотятъ сдлать епископомъ?
— Покамстъ мы еще не можемъ сказать ничего положительнаго, душа моя. Объ этомъ конечно идетъ рчь. Твой папенька часто бываетъ у лорда Де-Террье.
— А вдь онъ первый министръ?
— Да, именно.
— Я думала, что первый министръ можетъ вывести въ епископы всякаго, кого захочетъ, то-есть всякое духовное лицо.
— Да, но нтъ вакансіи.
— Значитъ и надежды нтъ никакой, проговорила Гризельда, слегка надувшись.
— Хотятъ провести въ парламент билль объ учрежденіи двухъ новыхъ епископствъ. По крайней мр объ этомъ толкуютъ теперь. И если такъ…
— То папенька будетъ епископомъ вестминстерскимъ, не правда ли? И мы будемъ жить въ Лондон?
— Но ты пока не болтай объ этомъ, душа моя.
— Конечно, нтъ. Но скажите мн, мама, вдь вестминстерскій епископъ будетъ выше епископа барчестерскаго? Я такъ рада буду сбить спсь у этихъ миссъ Проуди!
Изъ этого явствуетъ, что были такіе вопросы, которые оживляли и Гризельду Грантли. Какъ и родители, она всею душой была предана церкви.
Въ этотъ самый вечеръ, архидіаконъ довольно поздно вернулся домой къ обду, онъ цлый день свой раздлилъ между камерами казначейства, митингомъ конвокаціи и клубомъ. Когда онъ вошелъ, жена тотчасъ же увидла, что онъ приноситъ ей не слишкомъ хорошія всти.
— Просто непостижимо! проговорилъ онъ, ставъ спиною къ камину.
— Что такое непостижимо? спросила жена, вполн готовая раздлить заботы мужа.
— Еслибъ я не узналъ самымъ фактическимъ образомъ, и бы этому не поврилъ, продолжалъ архидіаконъ,— нельзя было этого ожидать, даже отъ лорда Брока.
— Узналъ что? заботливо спросила жена.
— Посл всего что было, они хотятъ подать голосъ противъ новаго билля.
— Невозможно!
— Я это знаю за врное.
— Какъ! противъ билля о двухъ епископахъ? противъ своего собственнаго билля?
— Да, они не хотятъ пропустить своего собственнаго билля. Почти невроятно, но это такъ. Конечно, въ билл были сдланы кой-какія перемны — самыя незначительныя, сущія бездлицы,— и вотъ они говорятъ, что будутъ принуждены подать голосъ противъ насъ. И вдь это устроилъ лордъ Брокъ, посл всего того, что онъ говорилъ о своемъ нежеланіи противодйствовать ныншнему правительству.
— Я начинаю думать, что эти люди на все способны, сказала мистриссъ Грантли.
— И посл всего того, что онъ говорилъ, когда былъ самъ во глав правленія, о людяхъ нерадющихъ о благоденствіи церкви! Теперь они говорятъ, что лордъ Де Террье не можетъ очень сильно стоять за эту мру, такъ какъ онъ самъ, недли три тому назадъ, противъ нея ратовалъ. Не ужасно ли встрчать такую неискренность въ людяхъ такъ высоко поставленныхъ?
— Просто отвратительно, сказала мистриссъ Грантли.
Настало молчаніе, каждый изъ нихъ раздумывалъ о несправедливости людской.
— Однако, другъ мой…
— Что жь?
— Не можете ли вы отказаться отъ этихъ пустыхъ измненій? Они тогда посовстятся возставать противъ билля, ими самими предложеннаго?
— Ищи у нихъ совсти!
— Но отчего бы не попытаться?
Мистриссъ Грантли чувствовала, что игра стоитъ того, чтобы положить на нее все усилія.
— Ни къ чему не поведетъ.
— Но я бы по крайней мр намекнула объ этомъ лорду Де Террье. Наврное духовенство поддержитъ его.
— Это невозможно, отвчалъ архидіаконъ.— Признаться, мн самому пришла эта мысль, но другіе меня отговорили.
Мистриссъ Грантли все сидла на диван, внутренно задавая себ вопросъ, неужели рухнула послдняя надежда.
— Однако…. начала она опять.
— Пойду одваться къ обду, сказалъ архидіаконъ безнадежнымъ голосомъ.
— Однако, теперешнее министерство должно имть на своей сторон большинство, особенно въ вопрос такого рода… кажется, они были уврены въ большинств?
— Нтъ, не уврены.
— Но, во всякомъ случа, вс вроятія въ ихъ пользу. Я надюсь, что они не забудутъ своей обязанности и употребятъ вс усилія, чтобы собрать вокругъ себя приверженцевъ.
И тогда архидіаконъ ршился высказать всю горестную истину.
— Лордъ Де Террье говоритъ, что, при теперешнихъ обстоятельствахъ, не стоитъ и поднимать этого вопроса въ ныншнюю сессію. Итакъ, намъ лучше всего вернуться въ Пламстедъ.
Мистриссъ Грантли почувствовала наконецъ, что еи ничего не остается прибавить. Съ позволенія читателя, мы накинемъ покрывало на душевныя страданія почтенной четы.

ГЛАВА XXIV.

Читателю уже извстно, что, въ начал зимы, мистеръ Соверби подумывалъ о томъ, какъ бы поправить свои разстроенныя дла и получше поставить себя въ обществ, женитьбой на этой богатой наслдниц, миссъ Данстеблъ. Я сильно опасаюсь, что мой пріятель Соверби до сихъ поръ не слишкомъ-то высоко стоитъ во мнніи читателя. Мы описали его какъ мота и картежника, даже какъ человка не отличающагося строгою честностію въ своихъ излишествахъ. Но, при всемъ томъ, бываютъ люди гораздо хуже мистера Соверби, и еслибъ ему удалось тронуть сердце миссъ Данстеблъ, мы бы не стали ужасаться ея выбору, особенно если сравнить Соверби со многими другими добивавшимися ея руки. Несмотря на безалаберность, на безпутность этого человка, въ его душ сохранилось стремленіе къ чему-то высшему и лучшему, сохранилось сознаніе, что вся жизнь его пошла по ложной коле, что не такъ слдуетъ жить честному англійскому джентльмену.
Онъ гордился своимъ званіемъ члена парламента отъ графства, хотя мало заботился о томъ, чтобы соблюсти достоинство этого званія, онъ гордился своимъ чальдикотскимъ помстьемъ, хотя оно чуть было не ушло у него изъ рукъ. Онъ гордился стариннымъ своимъ родомъ, гордился также свободными, радушными пріемами, которыми, по сужденію свта, почти искупались его недостатки и ошибки. Еслибы только онъ могъ выпутаться какъ-нибудь изъ неловкаго положенія, говорилъ онъ себ, еслибъ онъ могъ заново начать жизнь, онъ бы совершенно иначе повелъ ее. Онъ бы навкъ разстался со всмъ отродьемъ Тозеровъ. Онъ бы пересгалъ давать векселя и платить невроятные проценты. Онъ бы не сталъ обирать своихъ друзей, и выкупилъ бы у герцога Омніума вс закладныя на свое имніе, еслибы только судьба помогла ему на этотъ разъ.
Состоянія миссъ Данстеблъ достало бы на все это, и на многое другое, при томъ сама миссъ Данстеблъ до нкоторой степени нравилась ему. Правда, она не отличалась ни красотою, ни прелестью, въ ней не было женской мягкости, она ужъ и не была молода, но она была умна, дльна, въ ей были своего рода достоинства, можно было сказать напередъ, что она суметъ найдтись во всякомъ положеніи, что же касается до лтъ, то мистеръ Соверби и самъ уже не могъ назваться молодымъ человкомъ. Еслибъ онъ женился такимъ образомъ, ему ни передъ кмъ бы не пришлось стыдиться своего выбора, онъ могъ бы смло говорить о немъ своимъ друзьямъ, приглашать ихъ къ себ, не боясь, что хозяйка его дома, чмъ бы нибудь заставила его краснть. Потомъ, когда въ его голов ясне обозначился этотъ планъ, онъ далъ себ слово, что будетъ хорошо поступать съ нею, и не станетъ обирать ее больше чмъ потребуетъ необходимость.
Онъ намревался предложить ей руку и сердце въ Чальдикотс, но она не дала ему къ тому случая. Потомъ онъ хотлъ объясняться съ нею въ Гадеромъ-Кассл, но миссъ Данстеблъ внезапно ухала изъ Гадеромъ-Кассля прежде чмъ онъ усплъ исполнить свое намреніе. Теперь, въ Лондон, онъ ршился приступить къ длу безъ отлагательства, и во что бы то ни стало узнать свой приговоръ. Точно, медлить было нечего: еслибы дло сколько-нибудь затянулось, онъ по всей вроятности лишился бы удовольствія предстать передъ избранницей своего сердца въ качеств мистера Соверби изъ Чальдикотса. Герцогъ поручилъ ему сказать черезъ мистера Фодергилла, что онъ очень-бы желалъ поскоре привести въ порядокъ дла, а мистеръ Соверби хорошо понималъ смыслъ этого порученія.
Мистеръ Соверби велъ атаку не одинъ, не безъ помощи союзника, напротивъ, у него былъ союзникъ такой преданный и усердныя, какого только могъ бы пожелать себ любой полководецъ. Этотъ-то союзникъ, единственный врный товарищъ, не покидавшій мистера Соверби во всхъ переворотахъ его жизни, и радостныхъ и печальныхъ, первый подалъ ему мысль жениться на миссъ Данстеблъ.
— Тысяча раззоренныхъ кутилъ искали ея руки и получили отказъ, сказалъ мистеръ Соверби, когда въ первый разъ зашла объ этомъ рчь.
— Однако, она когда-нибудь выйдетъ же замужъ за кого-нибудь, почему бы ей не выйдти за тебя? отвчала ему сестра, она-то и была тотъ врный союзникъ, о которомъ мы только что говорили.
У мистриссъ Гарольдъ Смитъ, при всхъ ея недостаткахъ, нельзя было отнять одной добродтели: она горячо любила брата. По всей вроятности, она его одного и любила на бломъ свт. Дтей у нея не было, а что касается до мужа, ей никогда и въ голову не приходило любить его. Она вышла за него чтобъ упрочить свое положеніе въ свт, и, будучи умною женщиной, съ хорошимъ здоровьемъ и ровнымъ характеромъ, умла устранить большую часть неудобствъ, проистекающихъ отъ брака, заключеннаго безъ любви, и вообще устроить себ жизнь довольно сносную. Дома она распоряжалась всмъ, но длала это такъ весело и добродушно, что господство ея не было тягостно, въ обществ она поддерживала политическое положеніе своего мужа, хотя первая смялась надъ его слабостями. Но сердце ея принадлежало брату, постоянно, во всхъ затрудненіяхъ, въ которыя вовлекало его собственное безразсудство, она готова была поддержать его, протянуть ему руку помощи. Для этого она сблизилась съ миссъ Данстеблъ, и, въ продолженіе цлаго года, умла подлаживаться ко всмъ ея прихотямъ. Или, лучше сказать, у ней достало ума разсмотрть, что съ миссъ Данстеблъ ничего не возьмешь, уступая ея прихотямъ, а на нее можетъ только подйствовать простое свободное обхожденіе, съ оттнкомъ юмора, и во всякомъ случа хоть съ видомъ прямоты и откровенности. Мистриссъ Гарольдъ Смитъ можетъ-быть не была откровенна и пряма по природ, но ради миссъ Данстеблъ она умла составить себ какую-то систему прямодушія, и не совсмъ безуспшно, потому что между миссъ Данстеблъ и мистриссъ Гарольдъ Смитъ мало-по-малу установились очень короткія отношенія.
— Если ужь дло длать, такъ надобно длать теперь же, сказалъ мистеръ Соверби сестр, дня два спустя посл паденія боговъ. Можно судить о привязанности ея къ брату уже потому, что въ такую минуту она была еще способна заниматься его длами. Но, по правд сказать, положеніе ея мужа, какъ министра, ничего не значило въ ея глазахъ, сравнительно съ общественнымъ положеніемъ брата.
— Откладывать не зачмъ, сказала мистриссъ Гарольдъ Смитъ.
— Такъ ты думаешь, что мн слдуетъ прямо съ нею объясниться.
— Конечно. Но помни, Натаніэль, что задача теб будетъ не легкая. Ты лучше и не пробуй падать передъ нею на колни и клясться ей въ вчной любви.
— Если я ршусь на объясненіе съ ней, то я конечно обойдусь безъ колнопреклоненій,— на этотъ счетъ ты можешь быть спокойна, Гарріетъ.
— Да, и безъ клятвъ въ пламенной любви. Теб остается только одинъ путь къ сердцу миссъ Данстеблъ, а именно — сказать ей всю правду.
— Какъ? Сказать ей, что я раззоренный, погибшій человкъ, а потомъ попросить ее протянуть мн руку, чтобы вытащить меня изъ болота?
— Именно это единственное средство, какъ ни кажется оно странно.
— Да ты совсмъ другое говорила прошлую заму, въ Чальдикотс.
— Можетъ-быть, но теперь я лучше узнала ее. Съ тхъ поръ я только тмъ и занималась, что изучала вс ея странности. Если ты точно ей нравишься — а мн кажется, что она къ теб благоволитъ,— то она можетъ простить теб все на свт, только не увренія въ любви.
— Да какъ же мн предложить ей свою руку, не намекнувъ ей ничмъ на это?
— А объ этомъ ты не долженъ говорить ни полслова, скажи ей, что ты человкъ съ хорошимъ именемъ и виднымъ положеніемъ, но что дла твои очень запутаны.
— Это она знаетъ и безъ того.
— Конечно, но она должна услышать это отъ тебя самого. Потомъ скажи ей, что, женясь на ней, ты надешься поправить свои обстоятельства посредствомъ ея состоянія.
— Трудно, кажется, чтобы такого рода признаніе могло тронуть ее.
— Но повторяю теб, что другаго средства нтъ. Я и сама знаю, что задача не легкая. Конечно, ты долженъ ей объяснить, что будешь заботиться объ ея счастьи, но не старайся уврить ее, что это главная твоя цль. Первая твоя, цль — ея деньги, а единственное средство получить ихъ совершенная откровенность.
— Право, рдкій человкъ найдется въ такомъ затруднительномъ положеніи, сказалъ Соверби, шагая взадъ и впередъ по комнат: — признаться, я не въ силахъ овладть имъ. Я бы непремнно смутился посреди такого объясненія, не думаю, чтобы въ цломъ Лондон нашелся человкъ, способный пойдти къ женщин съ такою исторіей и въ заключеніе попросить ея руки.
— А если ты не въ силахъ этого сдлать, откажись совсмъ отъ этой мысли, сказала мистриссъ Гарольдъ Смитъ.— Но если у тебя хватитъ ршимости послдовать моему совту и выдержать свою роль до конца, то, сколько я знаю, ты можешь надяться на успхъ. Дло въ томъ, продолжала сестра помолчавъ, между тмъ какъ братъ все еще шагалъ по комнат, раздумывая о своемъ трудномъ положеніи:— дло въ томъ, что вы, мущины, вовсе не понимаете женщинъ. Вы не отдаете справедливости ни ихъ сильнымъ, ни ихъ слабымъ сторонамъ. Вы слишкомъ смлы и слишкомъ робки: вы женщину считаете дурой и почти говорите это ей въ лицо, а между тмъ вы не считаете ея способною на безкорыстный поступокъ. Почему бы миссъ Данстеблъ не выйдти за тебя замужъ для того именно, чтобы выручить теб изъ бды? Правду сказать, она бы не такъ много и потеряла, если она выкупитъ помстье, оно будетъ принадлежать и ей точно такъ же какъ теб.
— Конечно, для меня это была бы выручка славная, но трудно до такой степени отложить всякое самолюбіе.
— Да, ея положеніе замужемъ за тобою будетъ гораздо лучше теперешняго. Ты человкъ добродушный и добронравный, ты конечно заботился бы о ней, обращался бы съ ней хорошо, и если взвсить все, она гораздо была бы счастливе, сдлавшись твоею женой, хозяйкой Чальдикотса, чмъ теперь, при настоящей своей обстановк.
— Да еслибъ она только желала пристроиться, то завтра же могла бы выйдти за любаго пера.
— Я не думаю, чтобъ она особенно желала выйдти замужъ за пера. Какой-нибудь раэзоренный перъ могъ бы конечно завладть ею, прибгнувъ къ тому же средству, которое я теб предлагаю, но по всему вроятію онъ бы не сумлъ приняться за дло. Многіе раззоренные перы пробовали своего счастія и получили отъ нея отказъ все потому, что хотли ее уврить, что влюблены въ нее. Конечно оно не легко, но другаго средства нтъ какъ сказать ей всю правду.
— Да гд же мн съ нею переговорить?
— Здсь, если хочешь, а еще лучше у нея.
— Да мн никогда не удается застать ее одну. Я начинаю думать, что она никогда одна не бываетъ: она окружаетъ себя разнымъ народомъ, чтобы какъ-нибудь оградиться отъ жениховъ. Право, Гарріетъ, я готовъ бросить все дло, у меня духу не хватитъ объясниться съ нею такъ, какъ ты совтуешь.
— Смлымъ Богъ владетъ…
— Да смлость смлости рознь. Ужь не лучше ли мн принести ей списокъ всхъ моихъ долговъ, и предложить ей, если она сколько-нибудь сомнвается въ моихъ словахъ, обратиться за точными свдніями къ Фодергиллу, къ шерифу, да къ почтенной братіи Тозеровъ?
— Ну, тутъ она теб повритъ, и не удивится нисколько.
Опять настало молчаніе, и мистеръ Соверби продолжалъ расхаживать по комнат, взвшивая въ ум вс данныя на успхъ въ такомъ рискованномъ дл.
— Знаешь ли, Гарріетъ, сказалъ онъ наконецъ:— лучше бы всего теб самой взяться за это дло.
— Хорошо, сказала она:— если ты точно этого желаешь, я готова попытаться.
— Врно то, что я на такую попытку не ршусь никогда. У меня духу не хватитъ сказать ей прямо, что я хочу на ней жениться за ея богатство.
— Хорошо, Натаніэль, я попробую. Во всякомъ случа я не боюсь ея. Мы съ нею большіе друзья, и по правд сказать, я не встрчала женщины, которая бы до такой степени была мн по нраву, но я никогда бы не сблизилась съ нею, еслибы не ты.
— А теперь теб придется съ нею разсориться, также изъ- за меня?
— Ничуть не бывало. Ты увидишь, какъ бы она ни приняла мое предложеніе, мы останемся съ нею друзьями по прежнему. Я не думаю, чтобъ она отдала за меня жизнь,— да и я, признаться, за нее лечь въ гробъ не намрена. Но мы съ нею точно сходимся, и не разстанемся изъ-за такихъ пустяковъ.
Такимъ образомъ поршили дло. На другой день, мистриссъ Гарольдъ Смитъ должна была найдти случай переговорить съ миссъ Данстеблъ и предложить ей раздлить свои несмтныя богатства съ раззореннымъ представителемъ Вестъ-Барсетшира, который въ замнъ приносилъ ей себя и свои долги.
Мистриссъ Гарольдъ Смитъ ни на волосъ не отступила отъ истины, сказавъ, что она и миссъ Данстеблъ сходились между собой. Она довольно точно описала свойство ихъ дружбы. Он не отдали бы жизни другъ за друга, он другъ друга не увряли въ неизмнной привязанности, он никогда не цловались и не плакали, не говорили громкихъ фразъ встрчаясь и расходясь. Он другъ другу не оказали никакого благодянія, не простили никакой тяжкой обиды. Но он приходились другъ другу, и въ этомъ, я полагаю, заключается тайна всхъ пріятныхъ отношеній между людьми.
Однако почти можно было сожалть о томъ, что он такъ сходились: миссъ Данстеблъ въ нравственномъ отношеніи стояла несравненно выше своей пріятельницы, хотя сама этого не сознавала. Грустно было видть, что она довольствуется подобною дружбой. Мистриссъ Гарольдъ Смитъ была отъ природы суетна, безчувственна ко всему и ко всмъ, исключая брата, не совсмъ даже искренна и честна. Миссъ Данстеблъ не была суетна, хотя въ настоящую минуту вела суетную жизнь, и отчасти увлекалась ею, у ней была душа любящая и правдивая, хотя ея обстановка не давала развернуться ея качествамъ, но она любила свободу и непринужденность, любила похохотать, не прочь была отъ крупной шутки, больше всего любила посмяться надъ свтскими пошлостями и глупостями. Мистриссъ Гарольдъ Смитъ потакала всмъ этимъ склонностямъ.
Такимъ образомъ, он видлись почти ежедневно. У мистриссъ Гарольдъ Смитъ уже вошло въ привычку почти каждое утро зазжать къ миссъ Данстеблъ, и если мистеру Соверби никогда не удавалось застать ее одну, то его сестра не рдко пользовалась этимъ удовольствіемъ. Потомъ он куда-нибудь вызжали, вмст ли, или порознь, какъ имъ казалось удобне, первымъ ихъ правиломъ было никогда не стснять другъ друга.
На слдующій день посл описаннаго нами разговора, мистриссъ Гарольдъ Смитъ по обыкновенію отправилась къ миссъ Данстеблъ, и вскор он остались одн въ небольшой комнатк, куда богатая наслдница допускала далеко не всхъ постителей. Правда, ей случалось принимать здсь людей самыхъ различныхъ свойствъ,— иногда священника, собирающаго деньги для постройки церкви, или старую леди, вооруженную послдними городскими сплетнями, или бднаго автора, не получающаго должнаго возмездія за плоды своего воображенія, или бдную гувернантку, которой тяжело достается жить на свт. Но только сюда ни подъ какимъ видомъ не допускались мущины, которые могли быть женихами, ни дамы, которыя могли быть предметами волокитства. Въ послднее время завтныя двери всего чаще отворялись для мистриссъ Гарольдъ Смитъ.
Теперь настала пора для ршительной попытки, къ которой вся эта короткость служила только подготовкой. Подъзжая къ дому миссъ Данстеблъ, мистриссъ Гарольдъ Смитъ почувствовала нкоторое замираніе сердца, не предвщавшее ничего добраго. Она говорила прежде, что нисколько не боится высказать все напрямикъ своей пріятельниц, но теперь, въ ршительную минуту, смлость начинала измнять ей, оно дорого бы дала, чтобы все было уже покончено, такъ или иначе.
— Какъ здоровье бднаго мистера Смита? спросила миссъ Данстеблъ тономъ комическаго сожалнія, когда, он об услись на обычныя свои мста. Такъ какъ прошло нсколько дней посл паденія боговъ, то можно было предполагать, что бывшій лордъ Малой Сумки не усплъ еще оправиться отъ поразившаго его удара.
— Кажется, ему лучше, сегодня утромъ, по крайней мр, я такъ заключила по аппетиту, съ которымъ онъ кушалъ за завтракомъ. Впрочемъ мн все еще страшно становится, когда онъ беретъ въ руки ножъ, я уврена, что въ такія минуты онъ думаетъ о мистер Саппельгаус.
— Бдный! Я хочу сказать бдный Саппельгаусъ. Наконецъ почему бы и ему не слдовать своему ремеслу? Живи самъ, и другимъ жить не мшай, вотъ мое правило.
— А его правило скоре такое: губи самъ и другимъ губить не мшай. Впрочемъ, мн все это страшно надоло, я сегодня пріхала поговорить съ вами о другомъ.
— Я, признаться, стою за мистера Саппельгауса! воскликнула миссъ Данстеблъ:— онъ, по крайней мр, все длаетъ просто. Онъ весь посвятилъ себя одному длу, однимъ интересамъ, а именно своимъ собственнымъ, и для того чтобъ подвигать это дло, служить этимъ интересамъ, онъ употребляетъ вс орудія, какими одарилъ его Господь.
— То же самое длаютъ и дикіе зври.
— А разв люди великодушне дикихъ зврей? Тигръ растерзаетъ васъ потому что онъ голоденъ и хочетъ васъ състь. Точно также поступаетъ и Саппельгаусъ. Но многіе изъ насъ готовы растерзать другъ друга, не имя извиненіемъ голода, удовольствіе уничтожать для нихъ достаточное побужденіе.
— Можетъ-быть, душа моя, впрочемъ цль сегодняшняго моего посщенія вовсе не разрушительная — вы сами съ этимъ согласитесь. Напротивъ, цль у меня самая спасительная. Я пріхала къ вамъ съ объясненіемъ въ любви.
— Въ такомъ случа, ваши спасительныя намренія вроятно относятся не ко мн, сказала миссъ Данстеблъ.
Для мистриссъ Гарольдъ Смитъ стало ясно, что миссъ Данстеблъ тотчасъ же догадалась, къ чему клонится ея рчь, и что она нисколько не была застигнута врасплохъ. Судя по ея тону и серіозному выраженію ея лица, нельзя было надяться, чтобъ она готова была выразить согласіе. Но великая цль требуетъ и великихъ усилій.
— Это какъ случится, отвчала мистриссъ Гарольдъ Смитъ: — они касаются и васъ, и еще другаго человка. Но во всякомъ случа, надюсь, что вы не разсердитесь на меня?
— О нтъ, конечно! Меня теперь ничто подобное не сердитъ.
— Вы вроятно успли къ этому привыкнуть?
— Еще бы не привыкнуть! Я теперь на все смотрю хладнокровно, иногда только, знаете, оно скучновато.
— Я постараюсь вамъ не наскучить, и прямо приступлю къ длу. Вы знаете, можетъ-быть, что мой братъ Натаніэль человкъ не очень богатый?
— Такъ какъ вы сами меня объ этомъ спрашиваете, то вы не должны обижаться, если я вамъ отвчу, что мн положительно извстно, онъ человкъ очень бдный.
— Нисколько не обижусь, даже напротивъ. Первое мое желаніе — сказать вамъ правду, всю правду, ничего кром правды.
Magna est veritas, сказала миссъ Данстеблъ,— епископъ барчестерскій выучилъ меня этой латыни въ Чальдикотс. Онъ еще чему-то меня училъ, но тамъ такое длинное слово, что я никакъ не запомню его.
— Я врю, что епископъ былъ совершенно правъ. Но если вы броситесь въ латынь, я за вами услдить не въ силахъ. Мы начали о томъ, что денежныя дла моего брата очень разстроены. У него прекрасное помстье, которое принадлежало нашему роду не знаю сколько столтій, но задолго до Нормановъ.
— Желала бы я знать, чмъ тогда были мои предки!
— Ни для кого изъ насъ не важно чмъ были наши предки, отвчала мистриссъ Гарольдъ Смитъ самымъ назидательнымъ тономъ,— но очень грустно видть, что раззоряется древнее достояніе, завщанное ими.
— Да, конечно, всякому непріятно раззориться, я сама дорожу своимъ достояніемъ, хотя оно вовсе не древнее, и беретъ свое начало въ аптекарской лавочк.
— Боже упаси, чтобъ я была хоть косвенною причиной вашего раззоренія, сказала мистриссъ Гарольдъ Смитъ,— я бы ни за что на свт не захотла причинить вамъ и малйшій убытокъ.
Magna est veritas! какъ говорилъ нашъ милый епископъ, опять воскликнула миссъ Данстеблъ: — помните нашъ уговоръ сказать правду, всю правду, ничего кром правды…
Мистриссъ Гарольдъ Смитъ начинала думать, что задача ей не подъ силу. Миссъ Данстеблъ, лишь только рчь заходила о денежныхъ длахъ, принимала особенный, рзко насмшливый тонъ, трудно было придумать чмъ бы на нее подйствовать. Она до сихъ поръ не выразила ршительнаго намренія отклонить предложеніе мастера Соверби, но она повидимому ршилась ни за что не позволить, чтобъ ей пускали пыль въ глаза! Мистриссъ Гарольдъ Смитъ начала разговоръ съ твердымъ намреніемъ избгать всякаго шарлатанства, но шарлатанство до такой степени вошло въ составъ ея обычнаго краснорчія, что ей не легко было отдлаться отъ него.
— Я сама этого только я желаю, отвчала она:— само собою разумется, что главная моя цль — счастіе брата.
— Въ такомъ случа, позвольте мн пожалть о бдномъ мистер Гарольд Смит.
— Хорошо, хорошо, хорошо!… Вдь вы знаете, что я хочу сказать.
— Да, я, кажется, васъ понимаю. Вашъ братъ джентльменъ съ отличнымъ именемъ, но безъ малйшаго состоянія.
— Нтъ, не совсмъ.
— Хорошо,— съ состояніемъ весьма разстроеннымъ, я же дама безъ имени, но съ хорошимъ состояніемъ, вы думаете, что еслибы мы соединились узами брака, это было бы дло отличное — для кого?
— Да, именно, проговорила мистриссъ Гарольдъ Смитъ.
— Для кого же изъ насъ? Вспомните епископа и его милую латынь.
— Такъ для Натаніэля, смло проговорила мистриссъ Гарольдъ Смитъ,— для него это было бы отлично,— и она невольно улыбнулась,— кажется, я говорю прямо и откровенно.
— Да, точно, вы теперь достаточно откровенны. И онъ васъ прислалъ сюда, чтобы сказать мн это?
— Да, чтобы сказать вамъ это, и еще что-то другое.
— Въ самомъ дл? Ну говорите же и другое, впрочемъ, и вроятно уже знаю все главное.
— Нтъ, нисколько. Да вы отъ меня требуете такой откровенности, что я никакъ не могу вамъ объяснить дло какъ оно есть. Вы заставляете меня все высказывать такъ нагло и открыто.
— А, такъ вы находите, что даже истина неприлична, когда она является беръ покрова?
— Я думаю, что истина и приличне, и полезне въ житейскихъ длахъ, когда она облечена въ извстную форму. Въ нашъ вкъ, мы такъ привыкли къ извстной дол неправды во всемъ, что мы слышимъ и говоримъ, что ничто такъ для насъ не обманчиво, какъ голая истина. Еслибы купецъ мн сказалъ, что у него товаръ посредственный, я бы, конечно, подумала, что онъ не стоитъ и гроша. Но все это вовсе не касается моего бднаго брата. О чемъ бишь я?
— Вы, кажется, хотли мн разказать, какъ отлично онъ будетъ со мною обращаться.
— Да, нчто въ этомъ род.
— Что онъ не станетъ меня колотить, или сорить моими деньгами, особенно если я сумю припрятать ихъ отъ него, или смотрть на меня свысока, потому что отецъ мой былъ аптекарь! Не это ли вы хотли мн сказать?
— Я хотла вамъ сказать, что вы будете счастливе какъ мистриссъ Соверби изъ Чальдикотса нежели теперь какъ миссъ Данстеблъ…
— Съ горы Ливанской. Ну, и мистеръ Соверби ничего другаго не поручилъ передать мн? Ничего на счетъ любви, привязанности и такъ дале? Вдь любопытно же мн знать, какія у него чувства ко мн, прежде чмъ мн ршиться на такой важный шагъ.
— Я думаю, что онъ васъ искренно уважаетъ и любитъ, какъ только человкъ уже не молодой можетъ любить…
— Женщину моихъ лтъ. Тутъ, конечно, особенной преданности не видно, но я рада, что вы помните поговорку епископа.
— Да что же мн вамъ сказать? Еслибъ я васъ стала уврять, что онъ умираетъ отъ любви къ вамъ, вы бы упрекнули меня въ неискренности, а теперь, потому что я вамъ этого не говорю, вы жалуетесь на недостатокъ преданности съ его стороны. Нужно признаться, что на васъ трудно угодить.
— Можетъ-быть, очень можетъ быть, что я требовательна, да къ тому же и безразсудна. Мн бы не слдовало предлагать никакихъ вопросовъ, когда вашъ братецъ длаетъ мн такую огромную честь. Конечно, съ моей стороны было бы совершеннымъ безуміемъ ожидать любви отъ человка, который снисходитъ до того, что предлагаетъ мн свою руку. Какое я имю право надяться, чтобы кто-нибудь полюбилъ меня? Не достаточно ли мн знать, что я богата и могу найдти себ мужа? Какая надобность спрашивать, будетъ ли пріятно джентльмену, который вздумалъ почтить меня такимъ образомъ, будетъ ли ему дйствительно пріятно мое общество, или онъ только готовъ выносить мое присутствіе въ своемъ дом?
— Но послушайте, милая миссъ Данстеблъ…
— Я конечно не такъ глупа, чтобы воображать, что кто-нибудь можетъ полюбить меня, и я должна быть благодарна вашему брату за то, что онъ меня избавилъ отъ обычныхъ комплиментовъ и лестныхъ увреній. Его, конечно, или, лучше сказать, васъ, нельзя обвинять въ докучливости, его время, вроятно, такъ поглощено парламентскими обязанностями, что ему некогда самому заняться такимъ маловажнымъ дломъ. Я ему точно благодарна, кажется, мн только и остается послать ему подробный списокъ всего моего движимаго и недвижимаго имущества, и назначить день когда онъ можетъ вступить во владніе.
Мистриссъ Гарольдъ Смитъ почувствовала, что ея не щадятъ. Эта самая миссъ Данстеблъ, въ откровенныхъ разговорахъ съ нею, такъ часто осмивала влюбленныя гримасы тхъ, кто искалъ ея руки, такъ часто выражала свое негодованіе противъ нихъ, не за то что они мтили на ея состояніе, а за то что они принимали ее за дуру. Посл всего этого, мистриссъ Гарольдъ Смитъ имла право надяться, что ея способъ приступать къ длу будетъ принятъ благосклонно. Неужели, думала она, миссъ Данстеблъ похожа на большинство женщинъ, и во глубин души желаетъ, чтобы мущины падали къ ея ногамъ? Неужели она дала брату дурной совтъ, и лучше бы ему было вести сватовство обычнымъ порядкомъ? ‘Ихъ не разберешь,’ сказала себ мистриссъ Гарольдъ Смитъ, думая о женщинахъ вообще.
— Онъ самъ хотлъ съ вами поговорить, сказала она,— но я ему отсовтовала.
— И это очень мило съ вашей стороны.
— Я думала, что мн легче будетъ прямо и откровенно объяснить вамъ каковы именно его намренія.
— О! я не сомнваюсь, что у него намренія самыя честныя, сказала миссъ Данстеблъ:— я совершенно уврена, что онъ не хочетъ обмануть меня такимъ образомъ.
Трудно было не расхохотаться, и мистриссъ Гарольдъ Смитъ расхохоталась.
— Право, вы хоть святаго выведете изъ терпнія, сказала она.
— Я не думаю, чтобы мн часто случалось имть дло со святыми, еслибъ я послдовала вашему совту. Кажется, не много встртишь святыхъ въ Чальдикотс, исключая, конечно, добраго епископа и его жену.
— Однакоже, душа моя, что мн сказать Натаніэлю?
— Скажите ему, что я премного обязана ему за честь.
— Выслушайте меня хоть на минуту. Я вижу, что я дурно сдлала, объяснившись съ вами такъ смло и рзко.
— Ничуть, мы напередъ уговорились высказать всю правду. Конечно, оно съ перваго разу не совсмъ ловко.
— Я пошлю къ вамъ самого брата.
— Нтъ, не длайте этого. Зачмъ мучить и его и меня? Я люблю вашего брата, я уже очень его люблю извстнымъ образомъ. Но ни за что на свт не соглашусь выйдти за него замужъ. Не очевидно ли, что онъ ищетъ единственно моего состоянія, если вы сами не посмли приписать ему другаго побужденія?
— Конечно, смшно и глупо было бы говорить, что онъ вовсе не думаетъ о вашемъ состояніи.
— Смшно донельзя. Онъ человкъ безъ состоянія, но съ виднымъ положеніемъ, и онъ хочетъ на мн жениться, потому что у меня есть именно то, чего ему не достаетъ. Но, душа моя, у него-то нтъ того, что мн нужно, и потому обмнъ вышелъ бы неравный.
— Но онъ бы вс свои старанія употребилъ на то, чтобы составить ваше счастье.
— Я ему очень за это благодарна, но, какъ видите, я и теперь довольна своею судьбой. Что же я пріобрту отъ перемны?
— Да вопервыхъ товарища, общество котораго, какъ вы сами признаетесь, для васъ пріятно.
— Правда, но я не говорила, чтобы мн пріятно было постоянно наслаждаться этимъ обществомъ. Нтъ, душа моя, это дло невозможное. Поврьте мн на слово, я вамъ говорю разъ навсегда, что это невозможно.
— Вы хотите сказать, миссъ Данстеблъ, что вы никогда не выйдете замужъ?
— Завтра же, если встрчу человка, который мн понравится, и который захочетъ на мн жениться. Но я сильно подозрваю, что тотъ, кто мн придется по вкусу, самъ не захочетъ на мн жениться. Вопервыхъ, я выйду замужъ не иначе какъ за человка, который вовсе не думаетъ о деньгахъ.
— Вы такого не найдете въ цломъ свт, душа моя.
— Очень возможно, что не найду, сказала миссъ Данстеблъ.
Он еще продолжали этотъ разговоръ, но мы не станемъ пересказывать, что говорено было дале. Мистриссъ Гарольдъ Смитъ не сразу отказалась отъ своихъ надеждъ, хотя миссъ Данстеблъ высказалась ясно. Она старалась ей объяснить, какъ выгодно будетъ ея положеніе какъ хозяйки Чальдикотса, когда на Чальдикотс не останется больше ни шиллинга долга, она даже намекнула, что владлецъ Чальдикотса, если только ему удастся выпутаться изъ неловкаго положенія, весьма вроятно, удостоится титула пера при неминуемомъ воцареніи боговъ на Олимп. Мистеръ Гарольдъ Смитъ, въ качеств министра, конечно, не пожалетъ никакихъ усилій. Но все это ни къ чему не повело.
— Не судьба мн быть женою пера, сказала миссъ Данстеблъ. Прошу васъ, душа моя, не настаивайте боле.
— Но мы съ вами не разссоримся? спросила мистриссъ Гарольдъ Смитъ почти нжнымъ тономъ.
— Нтъ, помилуйте, зачмъ же намъ ссориться?
— И вы не станете дуться на моего брата?
— Зачмъ же мн на него дуться? Но, мистриссъ Смитъ, я не только на него дуться не буду, но сдлаю еще больше. Я васъ люблю и люблю вашего брата. Если я могу нсколько пособить ему въ его затрудненіяхъ, пусть онъ мн скажетъ откровенно, и я сдлаю это съ удовольствіемъ.
Вскор потомъ мистриссъ Гарольдъ Смитъ ухала. Разумется, она наотрзъ объявила, что ея братъ и подумать не можетъ принять какую-либо денежную помощь отъ миссъ Данстеблъ, и, по правд сказать, она точно думала такъ въ эту минуту, но вернувшись къ брату и передавъ ему весь свой разговоръ съ богатою наслдницей, она подумала, что было бы пріятне, еслибы чальдикотское имніе находилось въ залог у миссъ Дансгеблъ, а не у герцога Омніума.

ГЛАВА XXV.

Не удивительно, что упомянутое ршеніе гигантовъ въ вопрос о двухъ епископахъ огорчило и оскорбило архидіакона Грантли, хотя онъ не могъ ршиться громко высказать, что гиганты въ чемъ-либо были не правы, сердце его болзненно сжималось, ему казалось, что насталъ конецъ всему. Онъ до сихъ поръ былъ еще неочень опытенъ, и думалъ, что смлая, открытая борьба за хорошее дло — есть само но себ хорошее дло. Конечно, онъ желалъ бы видть себе епископомъ вестминстерскимъ, онъ готовъ былъ добиваться этой цли всми позволительными средствами. Но не это одно занимало его умъ. Онъ искренно желалъ, чтобы гигаиты одерживали верхъ везд и во всемъ, въ дл объ епископахъ, какъ и въ другихъ вопросахъ, и онъ ршительно не могъ понять, почему бы имъ отступить назадъ при первомъ затрудненіи. На словахъ, онъ яростно нападалъ на боговъ и на ихъ сподвижниковъ, но въ глубин его души таилась горечь и противъ Оріона и Поропріона.
Въ такомъ расположеніи духа, безсознательно отряхая прахъ отъ ногъ своихъ, онъ вышелъ послдній разъ изъ казначейства. Много мыслей толпилось въ его голов, когда онъ халъ домой, и мысли по большей части самаго добродтельнаго свойства. Зачмъ ему такъ хлопотать объ епископств? Разв ему не хорошо въ пломстедскомъ ректорств? Каково ему, въ его лта, пересаживаться на новую почву, брать на себя новыя обязанности, жить съ новыми людьми? Разв онъ не полезенъ въ Барчестер, разв его тамъ не цнятъ и не уважаютъ? А здсь, въ Вестминстер, не мудрено, что онъ будетъ только орудіемъ въ рукахъ другихъ людей. Не понравились ему манеры юнаго гиганта, объявившаго ему наотрвъ, что дло о епископахъ не пойдетъ. Да, онъ вернется съ женою въ Барсетширъ, и будетъ довольствоваться тмъ, что даровало ему Провидніе.
Врно зеленъ виноградъ? скажутъ насмшники. Такъ что же изъ этого? Не лучше ли, чтобы виноградъ, слишкомъ высоко для насъ повшенный, казался намъ зеленымъ? Не мудрецъ ли тотъ, кто можетъ въ душ презирать всякій виноградъ, лишь только сдлается очевидно, что ему уже не достать его? Вотъ я напримръ увренъ, что тотъ виноградъ, за который такъ ожесточенно спорятъ боги и гиганты, котораго они такъ усиленно добиваются,— самаго непріятнаго вкуса. Больше того, я убжденъ, что онъ нездоровъ и неудобоваримъ, что онъ подвергаетъ желудокъ всмъ тмъ болзненнымъ припадкамъ, въ которыхъ употребляется Reva Arabica. Такъ было съ архидіакономъ. Онъ думалъ о томъ, какъ часто приходилось бы ему жертвовать своею совстью и своими убжденіями, возсдая въ Лондон въ качеств епископа вестминстерскаго, и въ такомъ настроеніи духа вернулся къ жен.
Въ первыя минуты свиданія съ нею опять проснулись вс его, сожалнія. И точно, странно было бы съ его стороны тутъ же проповдывать ей это новое ученіе о прелестяхъ сельской скромной жизни. Жена, врная подруга его жизни, которую онъ такъ, любилъ, которой такъ врилъ, алкала этого винограда, висящаго, на недосягаемой вышин, и онъ чувствовалъ, что не въ силахъ заставать ее сразу отказаться отъ любимой мечты. Онъ долженъ приготовить ее и убдить понемногу. Но не прошло пяти минутъ, какъ онъ уже высказалъ ей все и сообщилъ ей свое ршеніе.— Намъ лучше вернуться въ Пломстедъ, сказалъ онъ, и жена ему не противорчила.
— Мн жаль бдной Гризельды, сказала мистриссъ Грантли, въ этотъ же вечеръ, оставшись наедин съ мужемъ.
— Я думалъ, что она останется у леди Лофтонъ?
— Да, на нкоторое время. Конечно, никому на свт я бы такъ охотно не поручила ея, какъ леди Лофтонъ, я очень рада, что Гризельда вызжаетъ съ нею.
— Именно, а по тому самому я не вижу причины такъ сожалть о Гризельд.
— Правда, что жалть не стоитъ, но ты знаешь, у леди Лофтонъ свои виды.
— Какіе же это виды?
— Очевидно, она только и хлопочетъ о томъ, чтобы женять лорда Лофтона на Гризельд. И хотя это была бы партія весьма приличная, еслибъ она точно состоялась…
— Лорду Лофтону жениться на Гризельд! повторилъ архидіаконъ, въ изумленіи вытаращивъ глаза и приподнявъ брови. До сихъ поръ онъ не слишкомъ тревожился о томъ, какъ бы пристроить дочь.— Мн это и не снилось!
— Но другіе за то сильно объ этомъ подумываютъ. Что касается до самой партіи, ею, кажется, можно остаться довольну. Лордъ Лофтонъ, правда, не слишкомъ богатъ, но состояніе у него очень порядочное, и репутація, вообще говоря, хорошая. Если они понравятся другъ другу, я вовсе не прочь отдать за него Гризельду. Но, признаться, мн не совсмъ пріятно оставлять ее у леди Лофтонъ. Въ свт пойдутъ толки, на это будутъ смотрть какъ на дло ршенное, тогда какъ оно вовсе еще не ршено, и весьма вроятно не кончится ничмъ, а это вредитъ молодой двушк. Она иметъ огромный успхъ, въ этомъ нельзя не сознаться, вотъ напримръ, лордъ Домбелло…
Архидіаконъ еще шире раскрылъ глаза, онъ и не подозрвалъ, что ему представляется такой богатой выборъ зятьевъ, и, признаться, его изумляли честолюбивые замыслы жены. Лордъ Лофтонъ,— съ его титуломъ и его двадцатью тысячами фунтовъ дохода, считался только довольно приличною партіею, а если съ нимъ не поладятъ, такъ тугъ же имлся будущій маркизъ, съ состояніемъ вдесятеро больше, готовый предложить руку и сердце его дочк!
Потомъ онъ невольно подумалъ, по обыкновенію мужей, о томъ, что была Сусанна Гардингъ, когда онъ сватался за ней подъ большими вязами въ саду попечителя богадльни въ Барчестер, подумавъ о своемъ тест, добромъ старичк Гардинг, живущемъ до сихъ поръ на скромной квартирк въ томъ же город, и, думая обо всемъ этомъ, онъ не могъ не подивиться высокому уму и высокимъ стремленіямъ своей супруги.
— Я никогда не прощу лорду Де Террье, сказала жена, возвращаясь къ гдавному предмету сегодняшнихъ тревогъ.
— Что за вздоръ! сказалъ архидіаконъ,— не проститъ нельзя.
— Признаюсь, мн очень непріятно узжать изъ Лондона именно теперь.
— Что жь съ этимъ длать? угрюмо отвчадъ архидіаконъ. Онъ былъ человкъ съ характеромъ, и подчасъ любилъ поставить на своемъ.
— О! я очень хорошо знаю, что длать нечего, сказала мистриссъ Грантли, и въ голос ея слышалось глубокое оскорбленіе,— я знаю, что длать нечего. Бдная Гризельда!
И они оба улеглись спать.
На другое утро, Гризедьда пріхала къ матери, и тутъ, наедин съ нею, мистриссъ Грантли говорила откровенне чмъ когда-либо о своихъ планахъ относительно ея будущности. До сихъ поръ, мистриссъ Грантли почти ни слова не проронила передъ дочерью объ этомъ предмет. Ей было бы очень пріятно, еслибы Гризедьда приняла любовь и клятвы лорда Дофтона, или лорда Домбелло, безъ всякаго вмшательства съ ея стороны. Она хорошо знала, что въ такомъ случа ея дочка сама бы ей все поврила, и на кого бы ни палъ ея выборъ, во всякомъ случа дло приняло бы видъ премиленькаго романа. Она не боялась, чтобы Гризельда поступила необдуманно или неосторожно. Она была совершенно права, сказавъ, что дочь ея никогда не позволитъ себ увлечься безразсудною страстью. Но, при настоящемъ положеніи длъ, когда имлись въ виду дв такія блестящія партіи, и былъ уже заключенъ лофтоно-грантлійскій трактатъ, о которомъ она, Гризельда, не имла и мысли,— не могло ли бдное дитя ошибиться потому только, что ея не направили надлежащимъ образомъ? Подъ вліяніемъ такихъ соображеній, мистриссъ Грантли написала дочери нсколько строкъ, и Гризельда пріхала въ Монтъ-Стритъ часа въ два, въ экипаж леди Лофтонъ, который, пока она сидла у матери, дожидался ея у поворота улицы, противъ пивной лавочки.
— Такъ папа не будетъ вестминстерскимъ епископомъ? спросила молодая двушка, когда мать объяснила ей гнусный поступокъ гигантовъ, разбившій въ прахъ вс ея надежды.
— Нтъ, душа моя, во всякомъ случа, не теперь.
— Какая жалость! А я думала, что все поршено. Какой прокъ въ томъ, что лордъ Де Террье первымъ министромъ, если онъ не можетъ сдлать епископомъ кого ему угодно?
— Мн кажется, что лордъ Де Террье не совсмъ хорошо поступилъ съ твоимъ отцомъ. Впрочемъ, это длинный вопросъ, и нечего намъ теперь разбирать его.
— А эти Проуди, какъ они обрадуются!
Гризельда цлый часъ протолковала бы объ этомъ предмет, еслибы мать допустила, во мистриссъ Грантли хотла обратить ея вниманіе на другіе вопросы. Она завела рчь о леди Лофтонъ, о томъ, какая она отличная, достойная женщина, потомъ сказала, что Гризельда останется съ нею во все время ея пребыванія въ Лондон, присовокупивъ, что вроятно это будетъ не очень долго, потому что леди Лофтонъ обыкновенно спшитъ вернуться въ Фремлей.
— Но ныншній годъ она, кажется, не торопится, мама, сказала Гризельда, которая въ ма мсяц предпочитала Лондонъ Пламстеду, и вовсе не прочь была разъзжать въ карет, украшенной аристократическимъ гербомъ.
Тутъ мистриссъ Грантли приступила къ задуманному объясненію, конечно самымъ осторожнымъ образомъ.
— Правда, душа моя, я сама думаю, что ныншнія годъ она не станетъ торопиться, то-есть, пока ты останешься у нея.
— Какая она добрая!
— Она точна чрезвычайно добра, и теб слдуетъ очень любить ее. Я, по крайней мр, люблю ее отъ души, нтъ женщины, которую бы я такъ искренно уважала и цнила какъ леди Лофтонъ. Поэтому-то я такъ рада оставить тебя у нея.
— А все-таки мн веселе было бы, еслибы вы съ папенькой остались въ Лондон, то-есть еслибы папеньку произвели въ епископы.
— Объ этомъ теперь нечего и думать, душа моя. Но вотъ о чемъ собственно я хотла съ тобою поговорить: ты должна знать какія у леди Лофтонъ намренія и виды.
— Какія намренія? повторила Гризельда, которая, признаться, не слишкомъ-то заботилась о намреніяхъ и помышленіяхъ своихъ ближнихъ.
— Да, Гризельда. Пока ты гостила въ Фремле-Корт, и я думаю, съ тхъ поръ также, какъ ты здсь въ Лондон, ты часто видалась съ лордомъ Лофтономъ.
— Онъ не такъ часто бываетъ у насъ въ Брутонъ-Стрит, то-есть не очень часто.
— Гмъ! вполголоса воскликнула мистриссъ Грантли. Несмотря на все свое желаніе, она не въ силахъ была удержать этого тихаго возгласа. Если окажется, что леди Лофтонъ поступаетъ съ ней измннически, она сейчасъ же увезетъ отъ нея дочь, расторгнетъ трактатъ, и приметъ мры для заключенія гартльтопскаго союза. Все это быстро промелькнуло у нея въ голов. Но,— между тмъ, она сознавала въ глубин души, что леди Лофтонъ вполн искренна. Не она тутъ была виновата, собственно говоря, нельзя было обвинять и лорда Лофтона. Мистриссъ Грантли вполн поняла упрекъ, который леди Лофтонъ сдлала ея дочери, и хотя она заступилась за Гризельду, и заступилась довольно успшно, она однако не могла не сознать, что надежды блистательно пристроить дочь было бы гораздо больше, еслибы въ самой Гризельд было нсколько боле живости. Рдкій мущина захочетъ жениться на стату, какъ бы эта статуя ни была красива. Конечно, она не могла требовать отъ дочери, чтобъ она увлекалась и горячилась, точно также какъ не могла отъ нея требовать, чтобъ она вдругъ выросла на нсколько футовъ, но не льзя ли научить ее по крайней мр показывать видъ нкотораго увлеченія? Задача была щекотливая, даже для родной матеря.
— Очень понятно, что онъ теперь не можетъ такъ постоянно бывать съ матерью какъ въ деревн, когда они жили въ одномъ дом, сказала мистриссъ Грантли, чувствуя, что теперь ея дло заступаться за лорда Лофтона:— онъ долженъ бывать въ палат лордовъ, въ клуб, и въ двадцати различныхъ мстахъ.
— Онъ очень любитъ бывать на вечерахъ, и танцуетъ отлично.
— Врю, душа моя. Я сама это замтила, и знаю также, съ кемъ онъ больше всего любитъ танцовать.
И мать ласково щипнула свою дочку.
— Вы говорите обо мн, мама?
— Да, о теб, душа моя. Разв это не правда? Лордъ Лофтонъ говоритъ, что онъ ни съ кмъ такъ не любитъ танцовать какъ съ тобою.
— Не знаю, мама, отвчала Гризельда, потупивъ глаза.
Мистриссъ Грантли подумала про себя, что это начало недурное. Конечно, оно могло бы быть и лучше. Она могла бы пожелать, чтобъ ея дочь сошлась съ своимъ нареченнымъ на чемъ-нибудь посеріозне танцевъ. Но и танцы лучше чмъ ничего — такъ трудно найдти какую-нибудь точку соприкосновенія съ людьми, чуждыми всякаго увлеченія!
— По крайней мр, мн такъ говорила леди Лофтонъ, осторожно продолжала мистриссъ Грантли.— Она увряетъ, что лордъ Лофтонъ ни съ кмъ не находитъ такого удовольствія какъ съ тобою. А ты сама какъ думаешь, Гризельда?
— Не знаю, мама.
— Но молодымъ двушкамъ вдь слдуетъ подумывать обо всемъ подобномъ, не правда ли?
— Въ самомъ дл, мама?
— Или, по крайней мр, обыкновенно ихъ это сидьно занимаетъ. Вотъ видишь ли, Гризельда, леди Лофтонъ думаетъ, еслибы…. Не можешь ли ты угадать, она думаетъ?
— Нтъ, мама.— Но тутъ миссъ Гризельда сказала неправду.
— Она думаетъ, что моя Гризельда была бы отличною женой для ея сына, и въ этомъ я съ нею согласна. Мн кажется, что ея сынъ будетъ пресчастливый человкъ, если ему удастся найдти такую жену. Ну, а ты что думаешь, Гризельда?
— Я ничего не думаю, мама.
Но, наконецъ, нужно же ей было подумать что-нибудь, мать была даже въ прав потребовать этого отъ нея. Такая неподвижность поведетъ Богъ знаетъ къ какимъ послдствіямъ. Самыя блистательныя партіи пропадутъ для молодой двицы, которая не хочетъ даже подумать о благородномъ лорд, добивающемся ея благосклонности. Къ тому же, такое равнодушіе неестественно. Мистриссъ Грантли знала, что у ея дочери не черезчуръ пылкая натура, но все же у нея были свои пристрастія и антипатіи. Она приняла очень близко къ сердцу вопросъ объ епископств, она способна была очень горячо заняться какимъ-нибудь новомоднымъ нарядомъ. Не можетъ быть, чтобъ она такъ мало заботилась о своей будущности и чтобъ она не понимала, что вся эта будущность зависитъ отъ замужства. Мистриссъ Грантли уже начинала досадовать на дочь, но впрочемъ проговорила самымъ кроткимъ тономъ:
— Ты ничего не думаешь! Однакожь, душенька, теб нужно подумать. Ты должна ршить, какой ты дашь отвтъ лорду Лофтону, если онъ сдлаетъ теб предложеніе. Леди Лофтонъ только и желаетъ, чтобъ онъ за тебя посватался.
— Но этого никогда не будетъ, мама.
— Ну, а если онъ посватается?
— Да я знаю, что онъ этого никогда не сдлаетъ. Онъ и не думаетъ объ этомъ, да къ тому же….
— Что, душа моя?
— Не знаю, мама.
— Право, ты со мною можешь быть откровенна. Я только и забочусь о твоемъ счастіи. Мы съ леди Лофтонъ думаемъ, что вы оба были бы счастливы, еслибы полюбили другъ друга. Она полагаетъ, что ты ему нравишься. Но я ни за что на свт не стану къ теб приставать съ лордомъ Лофтономъ, если увижу, что онъ теб нравиться не можетъ. Что же ты хотла сказать, душа моя?
— Мн кажется, что лордъ Лофтонъ гораздо больше думаетъ о Люси Робартсъ, чмъ о…. о комъ бы то ни было другомъ, сказала Гризельда, нсколько оживись:— объ этой маленькой черномазой двочк!
— Люси Робартсъ! повторяла мистриссъ Грантли въ изумленіи, она вовсе не ожидала, чтобы Гризельду могло расшевелить чувство ревности, но между тмъ твердо была убждена, что эта ревность не иметъ никакого основаніи.— Люси Робартсъ, душа моя! Да лордъ Лофтонъ, кажется, я двухъ словъ съ нею не сказалъ!
— Онъ очень много съ нею говорилъ, мама. Разв вы не помните, въ Фремле?
Мистриссъ Грантли стала перебирать въ ум все, что происходило въ Фремле, и, точно, ей припомнился какой-то очень оживленный разговоръ между лордомъ Лофтономъ и сестрою викарія. Но она была уврена, что это ровно ничего не значило. Неужели въ этомъ заключается причина холодности Гризельды къ молодому лорду?
— Я теперь припоминаю эту двушку, сказала мистриссъ Грантли,— она очень мала ростомъ, смугла, и не очень красива. Мн показалось, что она держитъ себя очень скромно и тихо.
— Этого и не замтила, мама.
— Мн такъ показалось, на сколько я видла ее. Но, милая моя Гризельда, какъ могла ты вообразить себ подобную вещь? Лордъ Лофтонъ конечно долженъ быть учтивъ и любезенъ со всякою двушкой, которая бываетъ у его матери, и я уврена, что ничего больше и не было между нимъ и миссъ Робартсъ. Я конечно не могу судить объ ея ум, потому что она даже не раскрывала рта въ моемъ присутствіи, но…
— О! она очень уметъ разговаривать когда захочетъ. Она прехитрая штучка.
— Но во всякомъ случа, душа моя, она не можетъ похвастать красотой, и я не думаю, чтобы лордъ Лофтонъ могъ увлечься болтовней какой-нибудь миссъ Робартсъ.
Когда мать произнесла слова ‘не можетъ похвастать красотой’, Гризельда вполовину обернулась, и искоса взглянула на себя въ зеркало, потомъ пріосанилась, показала немножко глазками, и, по мннію матери, была прелесть какъ хороша въ эту минуту.
— Мн, конечно, до этого дла нтъ, мама, сказала она.
— Можетъ-быть. Я не хочу нисколько принуждать тебя. Я бы конечно не говорила съ тобою такъ откровенно, еслибы не была такъ уврена въ твоемъ благоразуміи и осторожности. Но я почла за лучшее прямо сказать теб, что я и леди Лофтонъ были бы очень рады, еслибы вы съ лордомъ Лофтономъ полюбили другъ друга.
— Но я уврена, что онъ и не думаетъ объ этомъ, мама.
— Что же касается до Люси Робартсъ, то прошу тебя выбить себ изъ головы этотъ вздоръ, поврь, у лорда Лофтона не такой дурной вкусъ.
Но не такъ-то было легко что-либо выбить изъ головы у Гризельды.
— Вкусы бываютъ разные, мама, сказала она, и этимъ окончился ихъ разговоръ. Онъ имлъ послдствіемъ то, что мистриссъ Грантли сильно склонилась въ пользу лорда Домбелло.

ГЛАВА XXVI.

Надюсь, что читатели наши помнятъ удары, посыпавшіеся на невиннаго пони, по дорог въ Гоггльстокъ. Впрочемъ, самъ пони тутъ не очень пострадалъ. Его кожа была не такъ нжна какъ сердце миссъ Робартсъ. Онъ набилъ себ животикъ овсомъ и другими лакомствами, и потому, когда его задвалъ хлыстикъ, онъ только отряхалъ ушки и пускался скакать во весь опоръ шаговъ на двадцать, чтобъ уврить свою госпожу, что ему очень больно. Но собственно, не ему всхъ больне приходилось отъ этихъ ударовъ.
Люси была принуждена признаться,— принуждена, силою собственнаго чувства и невозможностью согласиться съ тмъ, что лорду Лофтону было бы очень хорошо жениться на Гризельд Грантли,— она была принуждена признаться, что она въ лорд Лофтон принимаетъ такое же горячее участіе, какъ будто бы онъ былъ ей родной братъ. Она и прежде часто себ говорила этой даже гораздо больше этого. Но теперь она громко высказала это своей невстк, она знала, что ея слова не пропущены мимо ушей, что они приняты къ свднію, что они дали поводъ къ нкоторой перемн въ обращеніи съ нею. Фанни стала очень рдко упоминать при ней о жителяхъ Фремле-Корта, о самомъ лорд Лофтон она не говорила никогда, если ея не вынуждалъ на это Маркъ. Люси нсколько разъ старалась поправить дло, сама заговаривала о молодомъ лорд шутливымъ и даже насмшливымъ тономъ, она издвалась надъ его страстью къ охот, захотла даже подшутить надъ его любовью къ Гризельд. Но попытка вышла неудачная, она сама видла, что не могла обмануть Фанни, а что касается до Марка, она подобными выходками могла бы только раскрыть ему глаза, а не продлить его невдніе. Итакъ она перестала хитрить понапрасну, и не произносила уже имени лорда Лофтона. Она чувствовала, что выдала свою тайну.
Въ это время, двумъ сестрамъ часто случалось оставаться наедин, чаще чмъ когда-либо съ тхъ поръ какъ Люси поселилась у брата, леди Лофтонъ ухала въ Лондонъ, и ежедневныя посщенія въ Фремле-Кортъ почти прекратились, а Маркъ большую часть времени проводилъ въ Барчестер, повидимому, ему много было дла и хлопотъ прежде чмъ онъ могъ занять мсто въ капитул. Онъ тотчасъ же вступилъ въ должность, то-есть говорилъ проповди въ продолженіи мсяца, и по воскресеньямъ участвовалъ съ большимъ достоинствомъ въ утреннемъ богослуженія.
Онъ покуда еще не переселился въ Барчестеръ, потому что домъ не былъ готовъ, по крайней мр, онъ ссылался на эту причину. Мебель и вещи доктора Стангопа, прежняго бенефиціанта, еще не были увезены, и по всей вроятности въ перевозк ихъ должно было провзойдти нкоторое замедленіе, потому что кредиторы предъявили на нихъ притязанія. Это обстоятельство могло показаться очень непріятнымъ человку, который горлъ бы нетерпніемъ воспользоваться прекраснымъ домомъ, предоставленнымъ ему щедростію прошедшихъ поколній, но мистеръ Робартсъ иначе смотрлъ на это дло. Онъ готовъ былъ хоть на цлый годъ оставить домъ въ распоряженіи семейства доктора Стангопа или его кредиторовъ. Такимъ образомъ, ему удалось провести первый мсяцъ отсутствія отъ фремлейской церкви, не обративъ на себя вниманія леди Лофтонъ, тмъ боле что леди Лофтонъ все это время жила въ Лондон. Это обстоятельство также не мало способствовало тому, что нашъ молодой бенефиціантъ больше прежняго радовался своему новому мсту.
Итакъ, Фанни и Люси часто оставались вдвоемъ, не мудрено, что у Люси, отъ полноты сердца, являлась потребность высказываться. Сперва, когда она оглянулась на себя и на свои чувства, она твердо ршилась скрыть ихъ отъ всхъ постороннихъ глазъ. Она ршилась никогда ни за что не признаваться въ своей любви, но не хотлось ей также ‘вянуть и молчать’, и чахнуть въ цвт лтъ отъ несчастной страсти. У нея достанетъ силъ скрывать эту любовь во глубин своего сердца, бороться съ нею, наконецъ побдить, уничтожить се, не выдавъ никому своей тайны. У нея достанетъ силъ, при встрч съ лордомъ Лофтономъ, спокойно пожать ему руку, она заставитъ себя отъ души полюбить его жену, только бы эта жена не была Гризельда Грантли. Таковы были ея намренія и ршенія, но не прошло недли, какъ они разсыпались въ прахъ и развялись но втру.
Разъ въ дождливую погоду, он просидли вдвоемъ почти цлый день, и такъ какъ Маркъ былъ отозванъ на обдъ къ декану въ Барчестеръ, то он отобдали пораньше, вмст съ дтьми, держа ихъ на колняхъ и помогая имъ кушать. Такъ обыкновенно обдаютъ дамы, когда мужья ихъ отлучаются. Подъ вечеръ, когда дтей увели, он сидли вмст въ гостиной, и мистриссъ Робартсъ, въ пятый разъ посл описанной нами поздки въ Гоггльстокъ, стала выражать свое желаніе быть чмъ-нибудь полезною семейству Кролея, а въ особенности маленькой Гресъ, которая, съ своими неправильными греческими глаголами, показалась ей особенно жалка.
— Не знаю какъ бы это устроить, сказала мистриссъ Робартсъ.
Но малйшій намекъ на эту поздку въ Гоггльстокъ всегда наводилъ Люси на предметъ, поглощавшій ее въ то время. Припоминалось ей, какъ она хлыстомъ ударила лошадку, а потомъ полушутливымъ, но все же не довольно равнодушнымъ тономъ, извинилась и объяснила причину досады. И потому, она въ эту минуту не приняла въ судьб Гресъ Кролей такого живаго участія, какого можно было отъ нея ожидать.
— Да какъ это знать? сказала Люси.
— Я объ этомъ думала всю дорогу отъ Гоггльстока сюда, сказала Фанни:— вопросъ въ томъ: что можемъ мы для нея сдлать?
— Именно, сказала Люси, припоминая тотъ самый поворотъ въ дорог, гд она призналась, что очень любитъ лорда Лофтона.
— Еслибы мы могли взять ее къ себ на мсяцъ или два, а потомъ отправить ее въ школу или пансіонъ. Но мистеръ Кролей не согласится, чтобы мы платили за ея ученіе.
— Я сама думаю, что онъ не согласится, проговорила Люси, и мысли ея улетли далеко отъ мистера Кролея и его дочки.
— А иначе мы бы ршительно не знали что съ нею длать, не правда ли?
— Конечно, не знали бы.
— Нельзя же бдную двочку держать здсь въ дом, когда некому ею заняться. Вдь Маркъ ужь не сталъ бы учить ее греческимъ спряженіямъ, ты это знаешь.
— Да, врядъ ли.
— Люси, ты ршительно меня не слушаешь, и врно ничего не поняла изъ того, что я теб говорю. Ты врно не знаешь даже, о чемъ идетъ рчь.
— Какже, какже…. о Гресъ Кролей, если хочешь, я попробую давать ей уроки, но только я сама не знаю ничего.
— Я совсмъ не объ этомъ говорю, я ни за что бы не захотла наложить на тебя такую обязанность. Но ты могла бы обо всемъ этомъ потолковать со мной, помочь мн совтомъ…
— Потолковать? Я очень рада. О чемъ же была рчь? Ахъ да! Гресъ Кролей. Ты не знаешь, кто станетъ учить ее греческимъ спряженіямъ…. Ахъ, милая Фанни! не сердись на меня, у меня такъ болитъ голова.
И Люси бросилась на диванъ, схватившись обими руками за голову.
Мистриссъ Робартсъ тотчасъ же подбжала къ ней.— Милая, дорогая Люси, отчего это у тебя такъ часто болитъ голова? Прежде съ тобою этого не бывало.
— Оттого что я совсмъ сбилась съ толку, совсмъ поглупла,— да не обращай на меня вниманія. Будемъ говорить о бдной Гресъ. Нельзя ли нанять для нея гувернантку?
— Я вижу, что ты нездорова, Люси, сказала мистриссъ Робартсъ, заботливо глядя ей въ лицо:— что съ тобою, душа моя? Не случилось ли чего-нибудь?
— Случилось! Нтъ, не случилось ничего, ничего такого о чемъ бы стоило говорить. Иногда мн хочется вернуться въ Девонширъ, и тамъ остаться навсегда. Я могла бы пожить у сестры, а потомъ нанять квартиру въ Эксетер.
— Вернуться въ Девонширъ! воскликнула мистриссъ Робартсъ въ изумленіи, ей показалось, что ея золовка съ ума сошла.— Отчего ты хочешь ухать отъ насъ? Разв теб здсь не хорошо? Разв ты здсь не дома.
— Я сама не знаю чего мн хочется. О Фанни, Фанни, какое я глупое, безтолковое созданіе! Какая я была дура! Нтъ, не могу я здсь остаться, лучше мн было бы не прізжать сюда. Да, да, гораздо лучше, хотя ты на меня смотришь такими страшными глазами.
Она вскочила и кинулась на шею къ невстк.
— Не притворяйся, будто бы ты обижаешься. Ты знаешь, что я люблю тебя, ты знаешь, что я могла бы прожить съ тобою цлый свой вкъ, и съ каждымъ днемъ все больше къ теб привязываться, но….
— Неужели Маркъ сказалъ теб что-нибудь?
— Нтъ, нтъ, ни слова, ни полслова. Совсмъ не то. Ахъ, Фанни!
— Я кажется угадываю въ чемъ дло, проговорила мистриссъ Робартсъ, тихимъ, дрожащимъ голосомъ, грустно взглянувъ на Люси.
— Конечно, угадала, ты конечно знаешь все, съ самаго того дня какъ мы създили вмст въ Гоггльстокъ. Я уврена была, что ты знаешь, поэтому ты боишься произносить при мн его имя. А я… я настолько умю хитрить, что Марка обмануть могу, но съ тобою все мое притворство напрасно. Ну, окажи, не лучше мн ухать въ Девонширъ?
— Милая, милая Люси…
— Не правду ли я говорила, что нужно было къ нему привязать ярлыкъ? О Боже мой! Какія же мы вс дуры! Каково подумать, что дюжина ласковыхъ словъ меня такъ сбила, перевернула такъ, что я и земли не чувствую подъ собой! А я-то такъ гордилась собственною силой, я такъ была уврена, что не позволю себ никакой глупой сентиментальности! Я хотла его любить какъ любитъ его Маркъ, какъ ты его любишь…
— Я не стану его любить, если ты слышала отъ него такія вещи, которыя бы не слдовало ему говорить теб.
— Да этого не было.— Она остановилась и подумала съ минуту.— Нтъ, этого не было. Онъ мн не сказалъ ни одного слова, которымъ ты могла бы остаться недовольною. Разв только то, что онъ называлъ меня Люси, да и тутъ виновата я, а не онъ.
— Но ты сейчасъ говорила про ласковыя слова.
— Фанни, ты не имешь понятія, какая я дура, сумашедшая! Эти ласковыя слова, на которыя я намекала, были такого рода, какія онъ говоритъ теб, освдомляясь о коров, которую онъ выписалъ теб изъ Ирландіи, или Марку, разспрашивая его объ ушибенной ног нашего Понто. Онъ говорилъ мн, что зналъ папеньку, что учился въ университет вмст съ Маркомъ, что онъ такъ друженъ со всми вами, что и мн слдуетъ съ нимъ подружиться. Нтъ, онъ ни въ чемъ не виноватъ, вотъ вс ласковыя рчи, которыя меня погубили. Но мать его точно знаетъ жизнь и людей! Чтобы не погибнуть, мн бы слдовало и не смотрть на него.
— Однако, милая Люси…
— Я знаю, что ты хочешь сказать, и напередъ со всмъ соглашаюсь. Онъ вовсе не герой, въ немъ нтъ ничего необыкновеннаго, я отъ него не слышала ни одного мудраго изреченія, не подмтила въ немъ никакого поэтическаго порыва. Онъ все свое время посвящаетъ на то, чтобы стрлять бдныхъ птицъ или травить несчастныхъ лисицъ или зайцевъ, онъ, безъ сомннія, ни малйшаго подвига не совершилъ на своемъ вку. А между тмъ…
Фанни была такъ озадачена словами и тономъ золовки, что ршительно не знала какъ ей отвчать.
— Онъ отличный сынъ, сказала она наконецъ.
— Только не тогда, когда отправляется въ Гадеромъ-Кассль. Я теб скажу, что я въ немъ нашла: у него тонкая, стройная нога, гладкій лобъ, веселый взглядъ и блые зубы. Разв возможно не пасть ницъ передъ такимъ соединеніемъ всхъ совершеяствъ? Но я, можетъ-быть, устояла бы противъ нихъ, Фанни. Я знаю, что меня покончило. Его титулъ меня сгубилъ. Я до сихъ поръ ни разу не говорила съ настоящимъ лордомъ. О Боже мой! что я была за дура, за сумашедшая!
И она залилась слезами.
Мистриссъ Робартсъ, по правд сказать, не вполн понимала страданія бдной Люси. Она видла, что горе ея непритворно, но, съ другой стороны, Люси такъ насмшливо отзывалась о себ и о своихъ чувствахъ, что слушающему невольно приходило сомнніе, серіозно ли она говоритъ. Вообще, мистриссъ Робартсъ отчасти озадачивали шутливыя выходки Люси, такъ что она не знала какимъ тономъ на нихъ отвчать. Но теперь, видя Люси въ слезахъ, взволнованную и разстроенную, Фанни не могла доле молчать.
— Милая Люси, сказала она:— не говори такъ, все устроится и поправится, все уладится, когда никто ни въ чемъ не виноватъ.
— Можегъ-быть. Я знаю одно, Фанни: я не потерплю этого стыда. Я не позволю себ ослабть, и выдержу до конца.
— Выдержишь что, душа моя?
— Эту борьбу. Вотъ теперь, въ эту минуту, я не въ силахъ встртиться съ лордомъ Лофтономъ. Я бы убжала и спряталась, еслибъ онъ явился сюда, я не посмла бы выходить изъ дому, еслибы знала, что онъ тутъ, въ Фремле.
— Однако ты никому не выдала своей тайны?
— Можетъ-быть, мн самой кажется, что я довольно удачно хитрила и притворялась, но, Фанни, ты не все еще знаешь, и не можешь, не должна знать все.
— Но ты же мн говорила, что между вами ровно ничего не было.
— Говорила я это? Что жь? я теб не солгала. Я и теперь повторю, что онъ мн не сказалъ ни одного слова, за которое можно было бы винить его. Нельзя же его упрекнуть за то… Но бросимъ это! Я теб скажу, на что я ршилась. Я объ этомъ думала цлую недлю… но только мн пришлось бы сказать Марку…
— На твоемъ мст я бы ему все разказала…
— Какъ, Марку? Если ты сдлаешь это, Фанни, я никогда, никогда, никогда больше не стану говорить съ тобою. Неужели ты способна выдать меня, когда я теб доврилась какъ родной сестр?
Мистриссъ Робартсъ пришлось объяснить, что она вовсе не имла намренія сама сказать Марку что бы то ни было, въ добавокъ Люси взяла съ нея общаніе — никогда, ничего не говорить мужу, безъ особаго ея разршенія.
— Я хочу поступать въ общину, сказала Люси.— Ты знаешь что такое эти общины?
Мистриссъ Робартсъ уврила ее, что знаетъ очень хорошо, и Люси продолжала:
— Годъ тому назадъ, я не постигала возможности избрать себ такую жизнь, но теперь мн кажется, что это для меня одно спасеніе. Я буду себя морить голодомъ, буду себя бичевать, пока не получу обратно мой смыслъ, мою потерянную душу.
— Душу, Люси! повторила мистриссъ Робартсъ, почти съ испугомъ.
— Ну хорошо, сердце, если теб это больше нравится.
— Но я терпть не могу толковать про сердце. Мн дла нтъ до моего сердца. Я бы съ радостью отдала его, этому ли молодому франту или всякому другому, еслибы только я могла читать, и говорить, и гулять, и спать, и сть, не чувствуя безпрестанно, что меня что-то давитъ здсь, здсь, здсь!
И она прижала руку къ груди.
— Что это со мною длается, Фанни? Отчего я такъ ослабла, что почти не могу ходить? Отчего я не въ силахъ дв минуты сряду заняться книгой? Отчего я не могу написать двухъ строчекъ? Отчего всякій кусокъ, который я хочу проглотить, останавливается у меня въ горл? О Фанни! какъ ты думаешь, ножки его погубили меня или его титулъ?
Несмотря на свое горе,— она точно была огорчена,— мистриссъ Робартсъ не могла не улыбнуться. Въ самомъ дл, въ тон и взгляд Люси много было комическаго. Она такъ сама старалась выставить себя въ смшномъ вид!
— Смйся надо мной, говорила она:— ничто для меня не будетъ такъ полезно, какъ голодъ и вериги. Говори мн, что глупо и низко влюбляться въ человка оттого только, что онъ хорошъ собой и носитъ знатное имя.
— Да не изъ-за этого же ты въ него влюбилась? Въ лорд Лофтон много другихъ качествъ поважне этихъ, и если говорить откровенно, милая Люси, меня нисколько не удивляетъ, что онъ могъ теб понравиться, но только… только…
— Только что? Говори прямо, и не бойся, чтобъ я разсердилась, если ты хорошенько разбранишь меня.
— Я, признаюсь, полагала, что ты столько благоразумна и осторожна, что не влюбишься въ молодаго человка, пока онъ самъ не признался теб въ любви…
— Осторожна! Да, именно, тутъ нужна была осторожность, но не съ моей, а съ его стороны. Осторожна! Разв я не была осторожна, пока вы вс не сблизили меня почти насильно съ нимъ? Разв ты не помнишь, какъ долго я отказывалась отправляться въ Фремле-Кортъ? А потомъ, когда меня притащили туда, разв я не забилась въ уголъ какъ дура, разв я не думала про себя, что я тамъ не на своемъ мст? Леди Лофтонъ сама старалась вызвать меня на разговоръ, а потомъ стала предостерегать меня… а потомъ… Но неужели все должно преклоняться передъ прихотями леди Лофтонъ? Неужели я должна жертвовать собою для нея? Я не искала знакомства съ леди Лофтонъ и ни съ кмъ изъ ея семейства.
— Мн кажется, что тутъ не за что упрекать леди Лофтонъ, и вообще никого ни въ чемъ упрекнуть нельзя.
— Ну да, конечно, я сама во всемъ виновата, хотя, клянусь теб, я ршительно не вижу гд собственно я ошиблась, когда я свернула съ прямаго пути. Одинъ разъ только я поступила не хорошо, и въ этомъ одномъ я не раскаиваюсь.
— Что же ты сдлала, Люси?
— Я солгала ему.
Мистриссъ Робартсъ совершенно потерялась во мрак и. чувствуя это, не знала что сказать, что посовтовать сестр. Люси сначала объявила,— такъ по крайней мр поняла ее мистриссъ Робартсъ,— что между ею и лордомъ Лофтономъ ровно ничего не происходило кром самыхъ обыкновенныхъ разговоровъ, а теперь она себя обвиняла въ обман, да еще прибавила, что объ этомъ обман нисколько не сожалетъ!
— Солгала? повторила мистриссъ Робартсъ.— Я не поврю, чтобы ты способна была солгать!
— А между тмъ я это сдлала, и еслибъ онъ опять явился сюда и возобновилъ прежній разговоръ, я бы ему повторила то же самое, что сказала тогда. Я бы сдлала это непремнно, а въ противномъ случа, я знаю, вс бы противъ меня возстали. Ты сама бы отъ меня отшатнулась… Милая, безцнная Фанни, покажи, какъ бы ты на меня посмотрла, еслибы ты въ самомъ дл была мною недовольна?
— Разв я могу быть недовольна тобою, Люси?
— Но еслибъ я сказала ему всю правду, ты была бы недовольна, я это знаю. Скажи сама, Фанни… но нтъ, нечего теб и говорить. Вдь собственно я поступила такъ не изъ боязни тебя, ни даже изъ боязни ея, хотя, Богъ знаетъ, какъ трудно было бы мн вынести отчужденіе, всхъ близкихъ мн.
— Я ршительно не понимаю тебя, Люси. Какую же правду или неправду могла ты сказать ему, если между вами были только самые обыкновенные разговоры?
Люси встала съ дивана, и раза два прошлась по комнат. Мистриссъ Робартсъ, конечно, волновало любопытство — свойственное женщин, хотлъ было я сказать, но лучше скажу, свойственное роду человческому, да притомъ, она любила Люси какъ родную сестру. Ее волновали и любопытство, и тревога, и она молча смдла на своемъ мст, не сводя глазъ съ золовки.
— Разв я сказала какіе были у насъ разговоры? сказала наконецъ Люси.— Нтъ, Фанни, ты меня не такъ поняла, и этого не говорила… Ахъ, да! помню, про корову и про собаку!… Да, точно, все это правда. Я теб говорила, что такими-то нжными рчами онъ меня отуманилъ. Но потомъ, онъ мн говорилъ и другое.
— Что же онъ сказалъ теб, Люси?
— Мн и самой хотлось бы поврить теб все, сказала Люси и стала на колни передъ мистриссъ Робартсъ, улыбаясь сквозь слезы.— Но я не знаю еще, могу ли я на тебя положиться. Я ни за что не выдала бы повренной мн тайны. Я все разкажу теб, Фанни, если ты общаешь не измнить мн. Но если ты не уврена въ себ, если ты не въ силахъ скрыть что бы то ни было отъ Марка, то лучше оставить этотъ разговоръ.
Мистриссъ Робартсъ становилось страшно. До сихъ поръ, съ самаго дня свадьбы, не прошло у ней въ голов ни единой мысли, которой бы она не поврила Марку. Теперь она была такъ изумлена, такъ поражена, что не знала, въ прав ли она выслушивать признаніе, которое она обязана скрыть отъ брата Люси — отъ собственнаго мужа. Но кто же когда-нибудь отказывался выслушать тайну, тмъ боле тайну романическую? Какая сестра на это способна? Итакъ, мистриссъ Робартсъ общала гробовое молчаніе, приглаживая рукою волоса Люси, цлуя ея въ лобъ и глядя ей въ глаза, которые, какъ радуга, еще ярче сіяли сквозь слезы.
— Что же онъ сказалъ теб, Люси?
— Что? Онъ просилъ меня выйдти за него замужъ, больше ничего.
— Лордъ Лофтонъ сдлалъ теб предложеніе?
— Да, онъ мн сдлалъ предложеніе, теб кажется это невроятнымъ, не такъ ли? Ты не можешь даже вообразить себ такую вещь?
Люси опять встала, кровь бросилась ей въ лицо, при мысли о насмшкахъ и попрекахъ, которые могли бы на нее посыпаться, и которыми она сама себя осыпала.— А между тмъ это не сонъ, продолжала она:— мн кажется, что онъ точно сдлалъ мн предложеніе.
— Теб кажется, Люси!
— Я даже въ томъ уврена.
— Порядочный джентльменъ не сталъ бы длать теб формальное предложеніе такимъ образомъ, чтобъ у тебя могло остаться сомнніе насчетъ его намреній.
— Сомннія у меня не осталось никакого. Онъ просто и прямо предложилъ мн свою руку. Я сказала только, не приснилось ли мн все это.
— Люси!
— Нтъ, это не былъ сонъ. Здсь, на этомъ самомъ мст, онъ разъ двнадцать просилъ меня сдлаться его женою. Я помню, что онъ стоялъ вотъ на этой арабеск ковра,— не позволишь ли ты мн вырзать ее и сохранить на память?
— И что же ты отвчала ему?
— Я ему солгала, и сказала, что не люблю его.
— Ты ему отказала?
— Да, я отказала богатому лорду. Вдь это довольно отрадная мысль, не правда ли, Фанни? Гршно ли было съ моей стороны сказать ему неправду?
— Но отчего же ты отказала ему?
— Отчего? Можешь ли ты спрашивать? Подумай только, каково бы мн было отправиться въ Фремле-Кортъ, и между разговоромъ объявить миледи, что я сговорена съ ея сыномъ. Подумай о леди Лофтонъ. Но дло не въ этомъ, Фанни. Еслибъ я думала, что онъ будетъ счастливъ, женившись на мн, я бы всмъ пренебрегла ради его, даже твоимъ гнвомъ,— а я знаю, что ты разсердилась бы. Ты бы почла чуть не за святотатство съ моей стороны выйдти за мужъ за лорда Лофтона, признайся, что такъ?
Мистриссъ Робартсъ ршительно не знала что сказать, не знала даже что подумать. Ей нужно было хорошенько на досуг все обсудить, обо всемъ поразмыслить, а тутъ Люси ожидала отъ нея немедленнаго совта. Если лордъ Лофтонъ точно любилъ Люси Робартсъ и былъ любимъ ею, почему бы имъ не соединиться бракомъ? А между тмъ она чувствовала, что это будетъ, хотя бы и не святотатство, какъ говорила Люси, но очень непріятно и неудобно. Что станетъ говорить, что станетъ думать и чувствовать леди Лофтонъ? Что станетъ она говорить или думать о томъ дом, изъ котораго упалъ на нее такой страшный ударъ? Не будетъ ли она обвинять викарія и его жену въ самой черной неблагодарности? Не сдлается ли жизнь въ Фремле совершенно невыносимою?
— Я такъ удивлена, что не знаю что сказать мистриссъ Робартсъ.
— Да, оно точно изумительно. Онъ врно это сдлалъ въ припадк безумія, это единственное для него извиненіе. Не знаешь, бывали уже такого рода случаи въ ихъ семейств?
— Какъ? случаи сумашествія? спросила мстриссъ Робартсъ совершенно серіозно.
— Да, какъ ты думаешь, вдь онъ съ ума сошелъ что сдлалъ мн предложеніе? Но ты не вришь, я вижу, а между тмъ это сущая правда… Вотъ здсь именно, онъ говорилъ, что не тронется съ мста, пока я не поврю его любви и не дамъ ему согласія. Не знаю, почему я замтила, что об его ноги стояли вотъ въ этой клтк ковра.
— И ты ему отказала?
— Да, я и слышать нечего не хотла. Вотъ видишь, я стояла здсь, и положа руку на сердце,— онъ самъ этого потребовалъ,— сказала ему, что не могу его любить.
— А потомъ?
— Потомъ онъ ушелъ, точно убитый горемъ. Онъ уходилъ такъ тихо и медленно, какъ будто бы онъ былъ самый несчастный въ мір человкъ. На минуту я ему поврила, и готова была воротить его. Но нтъ, Фанни, не думай, что я такъ тщеславна и самонадянна. Онъ врно не усплъ дойдти до воротъ сада, какъ уже благодарилъ Бога за свое избавленіе.
— Этому я не поврю.
— Но я въ томъ убждена. Я подумала также о леди Лофтонъ. Каково мн было бы вынести ея презрніе, ея упреки? Она стала бы обвинять меня, что я завлекла ея сына и хитростью овладла его сердцемъ. Нтъ, я знаю, что такъ лучше, но скажи мн, всегда ли гршно солгать, или иногда цлью оправдываются средства? Слдовало ли мн сказать ему всю правду и признаться ему, что я готова была цловать землю, на которой онъ стоялъ?
Но мистриссъ Робартсъ не бралась ршить такой тонкій богословскій вопросъ. Она не винила сестру за ея благонамренную ложь, но не бралась также вполн оправдать ее. Люси слдовало тутъ обратиться къ собственной совсти.
— Но что же мн длать теперь? спросила Люси прежнимъ траги-комическимъ тономъ.
— Что длать? повторила мистриссъ Робартсъ.
— Да, нужно же мн ршиться на что-нибудь! Еслибъ я была мущина, я бы, конечно, отправилась въ Швейцарію или еще подальше куда-нибудь. Но что длаютъ двушки въ подобныхъ случаяхъ? Кажется, въ нашъ вкъ уже не принято умирать съ горя?
— Люси, я убждена, что ты ни сколько не любишь его. Еслибы ты была въ него влюбена, ты не стала бы говорить такимъ тономъ.
— Вотъ, вотъ, именно! Это единственная моя надежда. Еслибъ я могла смяться надъ собой до тхъ поръ какъ теб сдлается совершенно невроятнымъ, чтобъ я имла къ нему хотя искру чувства, я сама, мало-по малу, перестала бы этому врить. Но, Фанни, это не легкое дло. Еслибъ я могла голодать, лишать себя всего, вставать до свту, длать какую-нибудь грубую работу, чистить посуду и подсвчники,— это было бы для меня спасеніемъ. Я уже достала себ кусокъ дерюги и собираюсь въ нее наряжаться.
— Ты опять шутишь, Люси.
— Нтъ, смыслъ моихъ словъ очень серіозенъ. Какъ мн дйствовать на свое сердце, если не черезъ посредство моей плоти и крови?
— Разв ты не молилась Богу, чтобъ Онъ послалъ теб силу вынести это испытаніе?
— Но въ какія же слова облечь мн свою молитву? Какими даже словами опредлить мн свои желанія? Я не вижу, въ чемъ собственно должна я упрекать себя. Я смло говорю, что въ этомъ дл я не чувствую за собою никакой вины. Я только убдилась, что я совершенная дура.
Уже совсмъ стемнло, или по крайней мр показалось бы совершенно темно въ комнат для человка, вновь вошедшаго въ нее. Но пока он тутъ сидли и разговаривали, глаза ихъ привыкли къ окружавшему мраку, и еще долго бы такъ просидли он, еслибы передъ домомъ не раздался топотъ лошади.
— Это Маркъ, воскликнула Фанни, и бросилась къ колокольчику, чтобы велть подать свчи.
— Я думала, что онъ вечеръ проведетъ въ Барчестер.
— Я сама такъ думала, но онъ говорилъ, что можетъ-быть вернется. Что намъ длать, если онъ еще не пообдалъ?
Я полагаю, что это первая мысль любящей жены, когда мужъ ея возвращается домой: ‘Пообдалъ ли онъ? Что мн ему подать къ обду? О, Боже милостивый! въ дом нтъ ничего, кром холодной говядины!’ Но на этотъ разъ, хозяинъ дома отобдалъ и вернулся къ жен въ самомъ веселомъ расположеніи духа, навянномъ отчасти добрымъ виномъ, которымъ угостилъ его деканъ.
— Я говорилъ имъ, сказалъ онъ,— что они могутъ оставить домъ за собою на слдующіе два мсяца, и они на это согласились.
— Это очень пріятно, сказала мистриссъ Робартсъ.
— И, кажется, намъ не будетъ большихъ хлопотъ съ перестройками.
— Я очень рада, проговорила мистриссъ Робартсъ, но мысли ея гораздо больше были заняты невсткой нежели передлками въ барчестерскомъ дон.
— Ты меня не выдашь? шепнула ей Люси, нжно поцловавъ ее на прощаніе.
— Ни за что, пока ты сама не дашь мн позволенія.
— Ахъ, этого никогда не будетъ!

ГЛАВА XXVII.

Герцогъ Омніумъ изъявилъ мистеру Фодергилу свое желаніе, чтобы были сдланы какія-нибудь распоряженія насчетъ закладной на чальдикотское помстье, и мистеръ Фодергилъ понялъ смыслъ этого желанія такъ же ясно, какъ будто бы оно было выражено съ подробностію и отчетливостію юридической бумаги. Желаніе герцога состояло въ томъ, чтобы чальдикотскія земли окончательно забрать въ руки и причислить къ своимъ гадеромскимъ владніямъ. Герцогу показалось, что сватовство его пріятеля за миссъ Данстеблъ идетъ не совсмъ успшно, и потому онъ ршилъ, что пора покончить съ нимъ вс денежные разчеты. Въ добавокъ, носились слухи, что молодой Франкъ Грешамъ изъ Воксаллъ-Гила, торгуетъ у правительства казенныя земли, извстныя подъ именемъ Чальдикотскаго лса. Эту покупку предлагали и герцогу, но герцогъ не далъ опредлительнаго отвта. Еслибъ онъ получилъ деньги съ мистера Соверби, ему не трудно было бы перебить у Грешама Чальдикогскій лсъ, но теперь надежда на это была плохая, и герцогъ ршился, во что бы то ни стало, забрать въ руки либо ту, либо другую часть. Итакъ, мистеръ Фодергиллъ отправился въ Лондонъ и пригласилъ мистера Соверби переговорить съ нимъ о длахъ. Между тмъ, посл того какъ мы съ нимъ разстались, мистеръ Соверби узналъ отъ сестры отвтъ миссъ Данстеблъ, и убдился, что не на что ему надяться съ этой стороны.
Но если онъ не могъ ожидать отъ нея полнаго спасенія, то все же она предложила ему денежную помощь. Нужно отдать справедливость мистеру Соверби: онъ ршительно отказался принять такого рода пособіе отъ миссъ Данстеблъ, но сестра объяснила ему, что это будетъ чисто-дловой оборотъ, что миссъ Данстеблъ будетъ получать съ него проценты, что если она станетъ довольствоваться четырьмя процентами, между тмъ какъ герцогъ беретъ съ него пять, а другіе кредиторы шесть, семь, восемь, десять, и Богъ знаетъ сколько еще, то это будетъ сделка выгодная для обихъ сторонъ. Онъ понялъ смыслъ порученія герцога такъ же ясно, какъ и самъ мистеръ Фодергиллъ, онъ понялъ, что Чальдикотсъ захватятъ и загребутъ какъ многія другія прекрасныя помстья по сосдству. Онъ зналъ, что все его имущество будетъ захвачено, что ему придется оставить навсегда старый праддовскій замокъ, старые лса, которые онъ такъ любилъ, отдать въ чужія руки парки, луга и поля, которые онъ зналъ съ самаго дтства, которыми онъ владлъ съ самаго совершеннолтія.
Все это страшно горько для человка. Сравнительно съ этимъ, что значитъ утрата богатства для того, кто самъ это богатство пріобрлъ, скопилъ, но никогда не видлъ его въ дйствительности своими тлесными глазами? Такое богатство пришло случайно и ушло также случайно, потеря его — естественная случайность игры, въ которую играетъ этотъ человкъ, и если онъ не уметъ проигрывать, какъ выигрывать, то онъ жалкое, слабое созданіе. Вообще говоря, такіе люди могутъ спокойно переносить удары судьбы. Но промотать помстье, которое столько столтій передавалось изъ поколнія въ поколніе, раззорить свой родъ, състь все что должно было пойдти въ прокъ для дтей, для внуковъ и правнуковъ,— я не умю представить себ боле тяжкую невзгоду.
Мистеръ Соверби все это очень живо чувствовалъ и сознавалъ, несмотря на свою втреность, несмотря на беззаботную веселость, которою онъ такъ кстати умлъ щеголять и пользоваться. Онъ сознавалъ, что онъ самъ во всемъ виноватъ, что онъ самъ промоталъ имніе, доставшееся ему въ полное, безспорное владніе. Герцогъ скупилъ почти вс долги, лежавшіе на чальдикотскомъ помсть, и теперь могъ присвоить его себ, когда ему угодно. Соверби, когда получилъ записку отъ мистера Фодергилла, тотчасъ же понялъ, что именно къ этому клонится дло, онъ зналъ также, что лишь только онъ перестанетъ называться мистеромъ Соверби изъ Чальдикотса, то не бывать ему и членомъ парламента за Вестъ-Барсетширъ. Онъ зналъ, что все для него кончено. Что долженъ чувствовать человкъ, который знаетъ, что все для него кончено?
На слдующее утро онъ явился къ мистеру Фодергиллу, сохраняя свой обычный веселый видъ. Мистеръ Фодергиллъ, когда прізжалъ въ Лондонъ по такого рода дламъ, всегда имлъ въ своемъ распоряженіи комнату въ дом господъ Гемишена и Геджби, агентовъ по дламъ герцога Омніума, туда-то онъ пригласилъ мистера Соверби. Контора господъ Гемишена и Геджби находилась въ Саутъ Одле-стрит, и можно смло утверждать, что въ цломъ мір не было мста, до такой степени ненавистнаго мастеру Соверби, какъ темная, мрачная пріемная въ верхнемъ этаж этого дома. Онъ бывалъ здсь много разъ у всегда но какому-нибудь непріятному длу. Все убранство этой страшной комнаты было очевидно расчитано на то, чтобъ окончательно сломить бодрость а силу духа несчастнаго, приведеннаго сюда какимъ-нибудь роковымъ сцпленіемъ обстоятельствъ. Все въ ней было какого-то темно-пунцоваго цвта, то-есть пунцоваго, только потемнвшаго отъ времени. Лучи солнца дйствительные, природные лучи солнца никогда не проникали въ нее, и никакое множество свчъ не могли бы достаточно освтить эту темноцвтность. Окна никогда не были вымыты, потолокъ мрачнаго цвта, старый турецкій коверъ, всегда покрытый густымъ слоемъ пыли, также подходилъ подъ общій коричневый тонъ. Неуклюжій письменный столъ, посреди комнаты, былъ обтянутъ черною кожей, но и она отъ времніи порыжла. Съ одной стороны камина стоялъ шкапъ съ юридическими книгами, до которыхъ никто не дотрагивался въ продолженіи многихъ лтъ, а надъ каминомъ висла какая-то старая, закопченая родословная таблица. Такова была комната, предоставленная мистеру Фодергиллу господами Гемишеномъ и Геджби, въ Саутъ Одле-стрит, близь Паркъ-Лена.
Я когда-то слышалъ про эту комнату отъ стараго моего пріятеля, мистера Грешама изъ Грешамсбери, отца молодаго Франка Грешама, который теперь собирался скупить часть чальдикотскаго лса, принадлежавшую казн. И ему довелось извдать трудные дни, хотя, къ счастію, они миновали, не оставивъ слдовъ, и онъ когда-то сидлъ тутъ и прислушивался къ голосу людей, имвшихъ законныя права на его собственность и намренныхъ воспользоваться этими правами. Я вынесъ изъ его разказовъ впечатлніе, похожее на то, которое въ дтств. производило на меня описаніе одной изъ комнатъ въ Удольфскомъ замк. Въ этой комнат было кресло, тотъ, кто на него садился, былъ постепенно разрываемъ на части, членъ за членомъ, суставъ за суставомъ, голову тянули въ одну сторону, ноги въ другую, зубы выдергивались изъ челюсти, пальцы отрывались отъ рукъ, мясо отъ костей, волосы изъ головы, члены изъ суставовъ, пока наконецъ на кресл не оставались только безжизненные, безобразные останки трупа. Мистеръ Грешамъ говорилъ мн, что онъ сидлъ всегда на одномъ и томъ же стул, и терзанія, которыя онъ выносилъ на этомъ мст, раздробленіе, расхищеніе, которымъ передъ его глазами подвергалась его собственность, всегда напоминали мн пытки Удольфскаго замка. Счастливецъ! онъ дожилъ до того, что вс его члены и суставы опять соединились, срослись и зацвли здоровьемъ, но онъ никогда безъ ужаса не могъ говорить объ этой комнат.
— Ни за что на свт, сказалъ онъ мн разъ, съ особою торжественностью,— ни за какія блага въ мір нога моя не будетъ въ этой комнат.
И точно, съ того самаго дня какъ дла его приняли выгодный оборотъ, онъ не хотлъ даже проходить по Саутъ-Одле-стриту.
Въ упомянутое утро мистеръ Соверби явился въ этотъ страшный застнокъ, и, нсколько минутъ спустя, къ нему вышелъ мистеръ Фодергиллъ.
У мистера Фодергилла была одна общая черта съ его пріятелемъ мистеромъ Соверби. Онъ могъ, въ различныхъ случаяхъ, являться совершенно различнымъ человкомъ. Вообще говоря, онъ слылъ за весельчака, кутилу, охотника покушать и выпить хорошенько, знали, что онъ всею душой преданъ интересамъ герцога, предполагали также, что онъ этимъ интересамъ готовъ служить всми позволительными или непозволительными средствами, но въ другихъ отношеніяхъ его считали добрымъ малымъ, носились слухи, что онъ когда-то, кому-то, далъ денегъ взаймы и безъ залога, и безъ процентовъ. Въ настоящемъ же случа, Соверби съ перваго взгляда увидлъ, что Фодергиллъ встрчаетъ его во всеоружіи. Онъ вошелъ какимъ-то скорымъ, отрывистымъ шагомъ, на лиц его не показалась улыбка, когда онъ пожалъ руку старому пріятелю, онъ принесъ съ собою ящикъ, набитый старыми бумагами и пергаменами, и почти тотчасъ же услся въ одно изъ ветхихъ, почернвшихъ креселъ.
— Давно ли вы здсь, въ Лондон, Фодергиллъ? спросилъ Соверби, стоя спиною къ камину. Онъ твердо ршился на одно: ни подъ какимъ видомъ не дотронуться до этихъ бумагъ, не взглянуть даже на нихъ, не допустить, чтобъ ихъ прочли ему вслухъ. Онъ очень хорошо зналъ, что ему отъ этого пользы никакой не будетъ. У него также былъ свой ходокъ по дламъ для удостовренія, что его обдираютъ совершенно по знаку.
— Давно ли? Я пріхалъ третьяго дня. Никогда въ жизни у меня не было столько хлопотъ. Вы знаете, герцогъ требуетъ, чтобы все было сдлано тотчасъ же.
— Если онъ ожидаетъ, что я заплачу ему тотчасъ же все, что я ему долженъ, то онъ нсколько ошибается въ своихъ разчетахъ.
— A! очень хорошо, я очень радъ, что вы готовы прямо обратиться къ длу, это будетъ всего лучше. Не угодно ли вамъ приссть сюда?
— Нтъ, благодарю васъ, мн ловче стоять.
— Но вы знаете, намъ придется пересмотрть вс эти разчеты.
— Оставимъ ихъ, Фодергиллъ, на что они намъ съ вами? Если въ нихъ закралась какая-нибудь ошибка, Поттеръ и его помощники непремнно усмотрятъ ее. Чего именно хочетъ герцогъ?
— Сказать вамъ попросту, онъ требуетъ назадъ своихъ денегъ.
— Въ извстномъ смысл, и притомъ въ главномъ смысл, онъ деньги эти уже иметъ въ рукахъ. Разв онъ не получаетъ аккуратно проценты?
— Это такъ, даже очень аккуратно по теперешнимъ временамъ. Но, Соверби, все это пустяки. Вы знаете герцога такъ же хорошо какъ, я, и конечно понимаете, чего именно ему хочется. Онъ вамъ далъ срокъ, и еслибы вы приняли какія-нибудь мры чтобы достать деньги, вы могли бы спасти помстье.
— Сто восемьдесятъ тысячъ фунтовъ! Какія я могъ принять мры, чтобы достать такую сумму? Подписать вексель, и поручить Тозеру размнять ее въ Сити на наличныя деньги?
— Мы надялись, что вы женитесь.
— Нтъ, это дло не состоялось.
— Въ такомъ случа, мн кажется, вы не можете винить герцога за то, что онъ заботится о своихъ деньгахъ. Ему нужна эта сумма, вы видите, онъ хочетъ скупать землю. Еслибы вы ему заплатили свои долгъ, онъ купилъ бы казенныя земли, но теперь, какъ кажется, ихъ перебьетъ у него молодой Грешамъ. Это разсердило его, и я могу сказать вамъ напрямикъ, что онъ ршился либо съ васъ получить вс деньги сполна, либо….
— Меня выгнать изъ Чальдикотса?
— Да, если вы хотите такъ выразиться. Мн поручено немедленно подать ко взысканію вс векселя.
— Въ такомъ случа, я долженъ сказать, что герцогъ поступаетъ гадко.
— Право, Соверби, я этого не вижу.
— Но я вижу очень хорошо. Онъ получаетъ свои проценты въ срокъ, а векселя эти онъ скупилъ у людей, которые никогда бы не стали меня безпокоить, покуда бы я выплачивалъ имъ аккуратно проценты.
— А разв вы не получили мсто въ парламент?
— Мсто въ парламент! Какъ будто бы за него я долженъ былъ заплатить!
— Никто и не требуетъ, чтобы вы за него платили. Вы похожи на многихъ знакомыхъ мн людей, вы хотите и състь свой пирогъ, и имть его въ цлости. Въ продолженіи послднихъ двадцати лтъ вы все кушали свой пирогъ, а теперь вы сердитесь за герцога и считаете его передъ собою виноватымъ потому только, что онъ хочетъ воспользоваться своею очередью.
— Онъ очень не хорошо поступитъ со мной, если захватятъ все мое имущество. Я не хочу употреблять сильныхъ выраженій, но это будетъ боле чмъ не хорошо, Я не могу поврить, чтобъ онъ хотлъ поступить со мною такимъ образомъ.
— Вамъ кажется несправедливымъ, что онъ хочетъ получить свои деньги?
— Онъ хочетъ получить не деньги, а мое помстье.
— А разв онъ за него не заплатилъ? Разв вы не получили сполна цны вашего помстья? Полноте, Соверби, вамъ не слдъ сердиться, вотъ уже три года какъ вы знаете не хуже меня, что васъ ожидаетъ. Неужели герцогъ сталъ бы вамъ давать деньги взаймы безъ всякой цли? Конечно, у него свои виды. Но онъ васъ не торопилъ, и еслибы вы могли чмъ-нибудь спасти помстье, вы имли на это достаточно времени.
Соверби оставался неподвиженъ на прежнемъ мст, нсколько минутъ хранилъ онъ молчаніе. Лицо его приняло мрачное выраженіе, на немъ не было и слдовъ того беззаботнаго радушія, которое такъ дйствовало на молодыхъ его пріятелей, которое поймало лорда Лофтона и плнило Марка Робартса. Онъ видлъ, что все идетъ противъ него, что все для него кончено. Онъ начиналъ догадываться, что онъ точно сълъ свой пирогъ, и что ему ничего почти не остается какъ разв только всадигь себ пулю въ лобъ. Онъ самъ когда-то объяснялъ лорду Лофтону, взявшись за гужъ, не говори, что не дюжъ. Могъ ли онъ теперь похвастать своею дюжестью, крпки ли у него плечи, широка ли спина для взваленной имъ самимъ на себя тяжести? Но и въ эту горькую минуту, онъ сознавалъ и помнилъ, что долженъ вести себя мужемъ. Уже близка окончательная его погибель, скоро онъ исчезнетъ безвозвратно изъ виду и памяти тхъ, съ кмъ провелъ всю свою жизнь. Однако, до самаго конца, онъ будетъ вести себя съ достоинствомъ. Не можетъ онъ не сознаться, что ему приходится пожинать то, что онъ самъ же посялъ!
Между тмъ Фодергиллъ занялся бумагами. Онъ продолжалъ перевертывать листъ за листомъ, какъ будто бы весь углубился въ разчеты. Но, правду сказать, онъ во все это время не прочелъ ни одного слова. Да я нечего ему тутъ было читать. Вся письменная и счетная часть въ подобныхъ длахъ была поручена народу мелкому, а не такимъ крупнымъ особамъ какъ мистеръ Фодергиллъ. Дло его состояло въ томъ, чтобы объявить приговоръ мистеру Соверби. Вс эти документы ни къ чему не могли ему послужить. Вся сила была на сторон герцога, Соверби самъ это зналъ, дло мистера Фодергилла было объяснить ему, что герцогъ намренъ воспользоваться этою силой. Для него это было дломъ привычнымъ, и онъ продолжалъ перевертывать бумаги и притворяться, будто бы онъ читаетъ ихъ съ величавшимъ вниманіемъ.
— Я самъ переговорю съ герцогомъ, сказалъ наконецъ мистеръ Соверби, и въ голос его было что-то страшное.
— Вы знаете, что герцогъ не захочетъ говорить съ вами объ этомъ предмет, онъ никогда ни съ кмъ не говоритъ о денежныхъ длахъ, вамъ это хорошо извстно.
— Клянусь…. онъ со мною будетъ говорить! Никогда ни съ кмъ не говоритъ о деньгахъ! Зачмъ же онъ стыдится говорить о нихъ, если такъ любитъ ихъ? Я съ нимъ повидаюсь, непремнно.
— Я ничего больше не имю сказать вамъ, Соверби. Я ужь конечно не предложу герцогу повидаться съ вами, а если вы насильно будете искать свиданія съ нимъ, вы знаете какія изъ этого произойдутъ послдствія. Не моя будетъ вина, если онъ разъярится на васъ. Я ему ничего не стану передавать, я никогда ничего ему не передаю изъ того, что мн говорятъ въ подобныхъ обстоятельствахъ
— Я буду вести дло черезъ моего стряпчаго, сказалъ Соверби, потомъ онъ взялъ шляпу, и, не прибавивъ ни слова, вышелъ изъ комнаты.
Мы не знаемъ какого рода будетъ вчное наказаніе, назначенное на томъ свт нераскаяннымъ гршникамъ, но здсь на земл трудно себ представить муку страшне воспоминанія о заслуженной гибели. Что можетъ быть ужасне какъ помнить день за днемъ, что вся жизнь пропала даромъ, что исчезла послдняя, слабая надежда, что пришелъ конецъ, а съ нимъ безчестіе неизгладимое, презрніе другихъ, презрніе къ самому себ, которое будетъ вчно грызть душу?
Мистеру Соверби было уже пятьдесятъ лтъ, жизнь для него открылась при счастливыхъ обстоятельствахъ, и теперь, медленно возвращаясь вверхъ по Саутъ-Одле-стриту, онъ не могъ не подумать о томъ, какъ онъ ими воспользовался. Еще въ первой молодости онъ увидлъ себя полнымъ владльцемъ отличнаго имнія, природа одарила его хорошими способностями, крпчайшимъ здоровьемъ, яснымъ, проницательнымъ взглядомъ на вещи и на людей,— и вотъ до чего онъ теперь довелъ себя!
А этотъ Фодергиллъ такъ безжалостно-ясно все это представилъ ему на відъ. Онъ не старался скрыть неизбжность окончательной погибели какими-нибудь уклончивыми обиняками.
Вы свой пирогъ получили, я съли его, съли его съ жадностью. Чего же вамъ больше? Или вамъ бы хотлось свой пирогъ състь два раза? Или състь нсколько пироговъ сряду? Нтъ, другъ мой, нтъ новыхъ пироговъ въ запас для тхъ, кто подаетъ ихъ такъ жадно. Ваше желаніе незаконно, и тотъ, кто держитъ васъ въ рукахъ, не обратитъ на него ни малйшаго вниманія. Не угодно ли вамъ теперь стереть себя съ лица земли. Дозвольте, безъ дальнйшихъ разговоровъ смести васъ въ помойную яму. Все, что въ васъ имло какую-нибудь цну, уже исчезло, остался, съ вашего позволенія, одинъ только соръ.
И вотъ безжалостная метла опускается съ непредолимою силой, и жалкій соръ на вки исчезаетъ въ бездн.
А всего жальче то, что человкъ, если только онъ захочетъ обуздать свою жадность, можетъ сть свой пирогъ и между тмъ сберечь его, да и вкусъ пирога можетъ отъ этого стать еще лучше. Пироги на семъ свт не уменьшаются, а еще увеличиваются отъ потребленія, если только кушать ихъ въ мру. Вс эти истины мистеръ Соверби грустно переворачивалъ въ своемъ ум, возвращаясь изъ дома гг. Гемишена и Геджби.
Онъ было намревался отправиться въ палату посл свиданія съ мистеромъ Фодергилломъ, но близость страшной развязки слишкомъ сильно подйствовала на него, и онъ не чувствовалъ себя способнымъ вращаться между людьми. Онъ хотлъ было также създить въ Барчестеръ на нсколько часовъ, чтобы принять какія-нибудь мры на счетъ того векселя, въ которомъ поручился Маркъ Робартсъ. Векселю, второму векселю, недавно вышелъ срокъ, и мистеръ Тозеръ уже заходилъ къ нему.
— Что длать, мистеръ Соверби, сказалъ ему Тозеръ,— я бумаги не имю въ рукахъ, я признаться не долго держалъ ее у себя, а пустилъ въ оборотъ черезъ Тома Тоэера, вы сами это знаете, мистеръ Соверби.
Нужно замтить, что каждый разъ какъ мистеръ Тозеръ старшій упоминалъ о Том Тозер, мистеру Соверби казалось, что онъ вызываетъ семь бсовъ, и что каждый изъ семи зловредне перваго. Мистеръ Соверби чувствовалъ искреннюю пріязнь къ этому бдному священнику, котораго онъ такъ запуталъ, и радъ былъ бы спасти его изъ когтей Тозеровъ. Барчестерскій банкиръ, мистеръ Форрестъ, вроятно согласится купить послдній вексель въ пятьсотъ фунтовъ, на счетъ мистера Робартса, но только ему, Соверби, нужно похать самому похлопотать объ этомъ, что же касается до другаго, до перваго векселя, на меньшую сумму, то мистеръ Тозеръ вроятно покуда не будетъ поднимать изъ-за него тревогу.
Таковы были предположенія мистера Соверби въ эти два дня: но теперь могъ ли онъ еще заботиться о Робартс, или о комъ другомъ, когда передъ нимъ самимъ открылась зіяющая бездна?
Въ такомъ настроеніи, онъ прошедъ по Саутъ-Одде-стриту, перешелъ черезъ Гровеноръ- Скверъ, и почти машинально направился къ Гринъ-стриту. На конц Гринъ-стрита, около самаго Паркъ-лена, жили мистеръ и мистриссъ Гарольдъ Смитъ.

ГЛАВА XXVIII.

Когда миссъ Данстеблъ встртила въ Гадеромъ Кассл своихъ друзей, молодаго Франка Грешама и его жену, она тотчасъ же освдомилась о нкоемъ доктор Торн, дяд мистриссъ Грешамъ. Докторъ Торнъ былъ пожилой холостякъ, и миссъ Данстеблъ питала особое довріе къ нему и какъ къ врачу, и какъ человку. Правда, она не обращалась къ нему за медицинскими совтами, у нея былъ свой домашній врачъ, докторъ Изименъ, да признаться, она рдко и нуждалась въ медицинскихъ пособіяхъ. Но она всегда отзывалась о доктор Торн какъ о человк необыкновенно умномъ и ученомъ, и нсколько разъ совтовалась съ нимъ и даже послдовала его совту въ длахъ весьма важныхъ. Докторъ Торнъ не привыкъ къ лондонской свтской жизни, онъ бывалъ въ столиц только наздомъ, и то довольно рдко, но миссъ Данстеблъ познакомилась съ нимъ въ Грешамсбери, обычномъ его мстопребываніи, и очень съ нимъ сблизилась. Теперь онъ пріхалъ къ своей племянниц, мистриссъ Грешамъ, но главною причиной его прізда было желаніе миссъ Данстеблъ повидаться, и посовтоваться съ нимъ. Онъ не могъ отказать ей, и пріхалъ въ Лондонъ.
Дло, для котораго оторвали доктора Торна отъ его деревенскихъ больныхъ (а въ особенности, отъ изголовья леди Арабеллы Грешамъ, матери Франка), касалось какимъ-то значительнымъ денежнымъ дломъ, хотя было довольно странно, что миссъ Данстеблъ такъ дорожила мнніемъ доктора Торна въ подобномъ вопрос. Онъ не имлъ случая пріобрсти большой опытности въ денежныхъ длахъ, и зналъ мало толку въ биржевыхъ или поземельныхъ спекуляціяхъ. Но миссъ Данстеблъ привыкла везд и всегда ставить на своемъ и требовать исполненія всякаго своего желанія, не объясняя даже его причины.
— Душа моя, сказала она молодой мистриссъ Грешамъ,— если вашъ дядя не прідетъ въ Лондонъ, когда я такъ прошу его объ этомъ, такъ желаю его видть, то я почту его за дикаря и за медвдя, и ужь конечно не стану больше говорить ни съ нимъ, ни съ Франкомъ, ни съ вами. Такъ и знайте напередъ.
Мистриссъ Грешамъ вроятно не слишкомъ серіозно приняла угрозу своей пріятельницы. Миссъ Данстеблъ, любила рзко выражаться, люди близкіе къ ней умли разбирать, что у ней было собственнымъ выраженіемъ мысли, что только фигурою рчи, однако мистриссъ Грешамъ употребила все свое вліяніе, чтобы вызвать въ Лондонъ бднаго доктора.
— Притомъ, сказалъ миссъ Данстеблъ,— я непремнно хочу, чтобы докторъ былъ на моей conversazione, въ случа нужды, я сама за нимъ поду и привезу его насильно. Я уже ршилась, за поясъ заткнуть мою дорогую пріятельницу мистриссъ Проуди, и хочу, чтобъ у меня собрался весь свтъ.
Кончилось тмъ, что докторъ пріхалъ въ Лондонъ и провелъ почти цлую недлю у племянницы, въ Портменъ-сквер, къ великому огорченію леди Арабеллы, которая была уврена, что умретъ непремнно, если останется одна на нсколько дней. Что касается до вопроса дловаго, то я не сомнваюсь, что докторъ былъ очень полезенъ миссъ Данстеблъ. Здравый смыслъ и честность часто могутъ замнить мірскую опытность, даже въ такого рода длахъ. А что еслибъ еще присоединялась къ нимъ и эта опытность!.. Правда! Но нельзя же все соединить. Впрочемъ, эти денежныя дла мало до насъ касаются. Предположимъ, что ихъ обсудили и поршили самымъ удовлетворительнымъ образомъ, и взглянемъ на conversazione у миссъ Данстеблъ.
Читателю не слдуетъ однако полагать, чтобъ она открыто называла свой вечеръ именемъ, перенятымъ у мистриссъ Проуди. Миссъ Данстеблъ позволяла себ эту шутку только въ присутствіи самыхъ близкихъ друзей, мистриссъ Гарольдъ Смитъ напримръ да нкоторыхъ другихъ. Въ пригласительныхъ запискахъ, которыя она разослала по этому случаю, не было ни малйшей вычурности или претензіи. Она просто извщала друзей и знакомыхъ, что очень рада будетъ видть ихъ у себя въ четвергъ вечеромъ, такого-то числа, посл девяти часовъ. Но весь свтъ тотчасъ же понялъ, что въ этотъ день у миссъ Данстеблъ соберется весь свтъ, что она постарается соединить у себя людей всхъ разрядовъ, боговъ и гигантовъ, праведныхъ и гршныхъ, людей помшанныхъ на безукоризненной своей нравственности, какъ напримръ наша добрая знакомая леди Лофтонъ, и людей помшанныхъ на совершенно противоположномъ, какъ леди Гартльтолъ, герцогъ Омніумъ и мистеръ Созерби. Залучили какого-то мученика съ Востока, и какого-то новйшаго благовстителя съ далекаго запада, къ великому ужасу и негодованію архидіакона Грантли, который пріхалъ изъ Пломстеда нарочно для этого вечера. Мистриссъ Грантли сама было стремилась туда, но, услышавъ о присутствіи новйшаго благовстителя, она имла удовольствіе поторжествовать надъ своимъ мужемъ, который не предложилъ ей повезти ее къ миссъ Данстеблъ. Что на этомъ вечер должны были встртиться лордъ Брокъ и лордъ Де Террье,— это равно ничего не значило Благодушный повелитель боговъ и благовоспитанный предводитель гигантовъ готовы были любезно пожать руку другъ другу, гд бы они ни встртились, но тутъ должны были сойдтись люди, готовые при всякой встрч показать другъ другу кулакъ. Тутъ должны были присутствовать и Саппельгаусъ, и Гарольдъ Смитъ, который теперь ненавидлъ своего врага съ неистовствомъ женщины или даже политика. Предполагали, что въ одной комнат соберутся младшіе боги, горько чувствующіе свое низложеніе, а въ другой младшіе гиганты, опьянвшіе отъ торжества. Вотъ главный недостатокъ гигантовъ, которые въ другихъ отношеніяхъ добрые малые, они не умютъ выносить своихъ временныхъ успховъ. Пока они карабкаются на Олимпъ,— а это-то и есть ихъ настоящее дло,— они цапаются руками и ногами, съ какою-то смсью добродушнаго неистовства и самодовольной изобртательности, которая очень мила въ своемъ род, но лишь только имъ удастся неожиданно и нечаянно, и себ же во вредъ, добиться своей цли, они совершенно теряются, и лишаются способности вести себя, хотя по-гигантски, прилично.
Вотъ какое большое и разнообразное собраніе готовилось въ дом миссъ Данстеблъ. Сама она смялась и острила надъ собой, съ мистриссъ Гарольдъ Смитъ говорила она о предстоящемъ вечер какъ о славной шутк, а въ бесд съ мистриссъ Проуди высказывала, что старается только подражать знаменитымъ собраніямъ въ Глостеръ-Плес, но весь городъ зналъ, куда простираются ея виды и надежды, и вс догадывались, что миссъ Данстеблъ въ душ не со всмъ спокойна. Не смотря на ея шутки, она врядъ ли спокойно перенесетъ неудачу.
Съ мистриссъ Грешамъ она говорила боле серіозномъ тономъ.
— Но изъ чего же вамъ такъ хлопотать? сказала Мери Грешамъ, когда миссъ Данстеблъ призналась ей, какъ ее тревожитъ сомнніе прідетъ ли на ея вечеръ одинъ изъ знаменитыхъ товарищей мистера Саппельгауса.— Когда у васъ соберется столько сотень людей и важныхъ и не важныхъ всхъ разрядовъ и оттнковъ, что вамъ за дло, будетъ ли здсь мистеръ Тауэрсъ или нтъ?
Но миссъ Данстеблъ почти вскрикнула отъ волненія:— Нтъ, душа моя, безъ него все пропало. Вы этого не понимаете. Теперь ничего не можетъ длаться безъ Тома Тауэрса.
И тутъ, не въ первый конечно разъ, мистриссъ Грешамъ принялась выговаривать своей пріятельниц за ея суетность и тщеславіе, но, въ отвтъ на этотъ выговоръ, миссъ Данстеблъ намекнула таинственно, что, еслибы только на этотъ разъ ей была полная удача, еслибы на этотъ разъ сбылись вс ея желанія, она бы конечно… Она не вполн договорила, но вотъ что мистриссъ Грешамъ заключила изъ ея недомолвокъ: если на этотъ разъ будетъ благосклонно принята жертва, приносимая на алтарь моды, то миссъ Данстеблъ тотчасъ же откажется отъ мірской суеты и грховныхъ удовольствій.
— Но докторъ останется, душа моя. Надюсь, что я могу на него разчитывать.
Миссъ Данстеблъ требовала, чтобы докторъ отложилъ свой отъздъ съ такою же энергіею, съ какою она добивалась присутствія Тома Тауэрса. Правду сказать, доктору Торну сперва показалось весьма безразсуднымъ, съ ея стороны, упрашивать его остаться нарочно для какого-нибудь вечера, и онъ отказался наотрзъ. Но когда онъ узналъ, что поджидаютъ трехъ или четырехъ первыхъ министровъ, что даже, можетъ-быть, явится во плоти самъ Томъ Тауэрсъ, его равнодушіе поколебалось, и онъ написалъ леди Арабелл, что вроятно ему придется остаться еще на два дня, и что покуда она можетъ продолжать принимать утромъ и вечеромъ т же самыя крпительныя микстуры.
Но отчего же миссъ Данстеблъ такъ настоятельно требовала присутствія доктора на этомъ великолпномъ сборищ? Отчего вообще, она такъ часто любила отрывать его отъ его деревенской практики, отъ его аптеки, отъ несчастныхъ больныхъ, нуждающихся въ его помощи? Докторъ не приходился ей родней, и она сблизилась съ нимъ очень недавно. Она была женщина очень богатая, много имла средствъ найдти себ всякаго рода совтчиковъ и помощниковъ, онъ же не имлъ почти никакого состоянія, такъ что ему очень неудобно было надолго бросать свою практику. А между тмъ миссъ Данстеблъ также безцеремонно распоряжалась его временемъ, какъ будто бы онъ былъ ей родной братъ. Самъ докторъ никакихъ не длалъ догадокъ на этотъ счетъ. Онъ былъ человкъ безхитростный и все въ жизни принималъ просто, особливо вещи пріятныя. Онъ любилъ миссъ Данстеблъ, дорожилъ ея дружбой, и не спрашивалъ себя, какое она иметъ право распоряжаться имъ и безпокоить его. Но его племянниц, мистриссъ Грешамъ, приходилъ на умъ этотъ вопросъ. Имла ли миссъ Данстеблъ какую-нибудь цль, и какую именно? Было ли то дружеское уваженіе къ доктору, или только прихоть? Была ли то причуда, или, можетъ-быть, любовь?
Относительно возраста этихъ друзей, мы скажемъ вкратц, что ей стукнуло уже сорокъ, а ему было за пятьдесятъ. При такихъ обстоятельствахъ возможно ли было предположить любовь? Не нужно забывать, что для миссъ Данстеблъ представлялось много партій, ея руки искали люди съ пріятною наружностью, привлекательными манерами, съ тонкимъ, свтскимъ образованіемъ. Не только она никого изъ нихъ не полюбила, но даже не постигала возможности привязаться къ кому-нибудь изъ нихъ. Нсколько друзей, знавшихъ доктора Торна въ деревн, конечно смотрли на него какъ на человка пріятнаго и образованнаго, но лондонскій свтъ, этотъ свтъ, въ которомъ жила миссъ Данстеблъ, и къ которому она, повидимому, съ каждымъ днемъ все больше и больше привязывалась, врядъ ли бы счелъ его за человка способнаго внушить страсть свтской дам.
А между тмъ мистриссъ Грешамъ пришла на умъ именно эта мысль. Она выросла и воспиталась у доктора Торна, много лтъ жила съ нимъ подъ одною кровлей, заботилась о немъ какъ нжная дочь, и пока въ душ ея не проснулась истинная женская любовь, вс ея привязанности и симпатіи сосредоточивались на немъ, а потому ей вовсе не показалось бы страннымъ или удивительнымъ, еслибы миссъ Данстеблъ влюбилась въ ея дядю.
Миссъ Данстеблъ когда-то сказала мистриссъ Гарольдъ Смитъ, что она вовсе не прочь выйдти замужъ, если найдетъ человка совершенно равнодушнаго къ деньгамъ. Мистриссъ Гарольдъ Смитъ, которая между друзьями и знакомыми славилась своимъ глубокимъ знаніемъ свта, отвчала ей, что такого человка она не встртитъ. Миссъ Данстеблъ сказала это тмъ полушутливымъ тономъ, который она обыковенно принимала съ такими знакомыми какъ мистриссъ Гарольдъ Смитъ. Но она не разъ говорила подобныя вещи и мистриссъ Грешамъ, а мистриссъ Грешамъ по женскому обычаю, сопоставивъ вмст ея слова, вывела изъ нихъ заключенія ясныя и точныя какъ дважды два четыре, и наконецъ ршила въ своемъ ум, что миссъ Данстеблъ охотно вышла бы замужъ за доктора Торна, еслибы докторъ Торнъ за нее посватался.
Потомъ мистриссъ Грешамъ стала разбирать въ своемъ ум два другіе вопроса. Хорошо ли было бы для ея дяди жениться на миссъ Данстеблъ? И если такъ, то возможно ли уговорить его сдлать ей предложеніе? Обдумавъ вс доводы за и противъ, и осторожно взвсивъ ихъ въ своей голов, мистриссъ Грешамъ ршила, что можно желать устроить эту партію. Она и ея мужъ любили отъ души миссъ Данстеблъ. Она часто сожалла о жертвахъ, которыя миссъ Данстеблъ приносила свту, сожалла о пустой жизни, которую она вела, но такое замужство наврное бы все измнило и поправило. Что же касается до самого доктора Торна — а счастье его конечно было первою заботой мистриссъ Грешамъ — она не сомнвалась, что онъ будетъ счастливе женатымъ нежели холостымъ. Никакая женщина не могла превзойдти миссъ Данстеблъ ровнымъ, пріятнымъ нравомъ, никто не слыхивалъ, чтобъ она когда-нибудь была не въ дух, притомъ, хотя мистриссъ Грешамъ была одарена умомъ, который ставилъ ее выше низкой страсти къ деньгамъ, однако она не могла не принимать отчасти въ разчетъ и огромное состояніе невсты. Мери Торнъ, теперешняя мистриссъ Грешамъ, сама была богатою наслдницей. Обстоятельства неожиданно одарили ее огромнымъ приданымъ, и до сихъ поръ она еще не убдилась въ истин поговорки, гласящей, что счастье и богатство несовмстны. Вслдствіе всхъ этихъ соображеній она положила, что не худо было бы соединить доктора Торна съ миссъ Данстеблъ.
Но согласится ли докторъ посвататься за нее? Сама мистриссъ Грешамъ сознавала, какъ не легко было бы подвинуть его на это. Дядя ея очень любилъ миссъ Данстеблъ, но она знала, что ему никогда и въ голову не приходило жениться на ней, она знала, что трудно, почти не возможно, даже навести его на эту мысль… еще трудне и невозможне убдить его сдлать ршительный шагъ для ея осуществленія. Разсматривая дло съ этой точки зрнія, она стала отчаиваться въ успх.
Въ самый день собранія у миссъ Данстеблъ, мистриссъ Грешамъ обдала съ дядей вдвоемъ у себя въ Портменъ-Сквэр. Мистеръ Грешамъ еще не занималъ мста въ парламент, но въ его части графства въ скоромъ времени должна была представиться вакансія, и никто, конечно, не имлъ въ свою пользу столько вроятностей какъ онъ. По этому случаю ему часто приходилось бывать въ кругу политическихъ дятелей его партіи, то-есть гигантовъ, которыхъ современемъ онъ долженъ былъ поддерживать, и это, конечно, отвлекало его отъ дома.
‘Политическія дла страшно много отнимаютъ времени,’ говорилъ онъ жен, и отправлялся обдать въ клубъ, въ Пель-Мел, въ сообществ другихъ юныхъ приверженцевъ гигантовъ. У людей этого разряда, политика точно очень много отнимаетъ времени — особливо около обденнаго часа.
— Какого вы мннія о миссъ Данстеблъ? спросила мистриссъ Грешамъ у дяди, когда они услись пить кофе посл обда. Она предложила вопросъ свой безо всякихъ предварительныхъ оговорокъ.
— Какого я о ней мннія? А ты сама, Мери, что объ ней думаешь? Вроятно наши мннія совершенно согласны.
— Да не въ этомъ дло. Что вы объ ней думаете? Какъ, по вашему, искренна она, откровенна?
— Искренна и откровенна? Ну да, конечно, можно даже сказать черезчуръ искренна.
— И добронравна?
— До нельзя.
— И способна привязаться?
— Я думаю, что она способна привязаться.
— Она несомннно умна.
— Да, она умма.
— И… и… въ ней много добродушія…— Несмотря на все свое желаніе, мистриссъ Грешамъ не ршилась сказать нжности.
— О, конечно, отвчалъ докторъ: — однако, скажи мн, Мери, почему это теб вздумалось такъ подробно разбирать характеръ миссъ Данстеблъ?
— Хорошо, дядя, я вамъ признаюсь почему, потому…— И мистриссъ Грешамъ, вставъ съ своего мста сзади, подошла къ креслу дяди, обвила рукою его шею, и близко пригнулась къ нему лицомъ, но такъ, что онъ не могъ ея видть:— потому, что мн кажется, что миссъ Данстеблъ… очень, очень васъ любитъ, и что она была бы очень счастлива, еслибы вы женились на ней.
— Мери! проговоривъ докторъ, оборачиваясь и стараясь взглянуть ей въ лицо.
— Я говорю серіозно… совершенно серіозно. Я убдилась въ этомъ изъ разныхъ бездлицъ, которыя мн трудно было бы вамъ теперь пересказать.
— И ты хочешь, чтобъ я…
— Милый, безцнный дядя, я ничего не хочу, ничего не желаю, кром вашего счастія. Что значитъ для меня миссъ Данстеблъ въ сравненіи съ вами?
Она еще ближе нагнулась къ нему, и поцловала его въ лобъ.
Докторъ повидимому такъ былъ озадаченъ неожиданнымъ сообщеніемъ, что не нашелся ничего отвчать. Видя это, племянница захотла дать ему время оправиться, и пошла одваться къ вечеру. Въ этотъ день ей больше не пришлось поговорить съ дядей наедин.

ГЛАВА XXIX.

Миссъ Данстеблъ вовсе не смотрла влюбленною двой, встрчая своихъ гостей въ маленькой пріемной, выходившей на парадную лстницу. Домъ ея не походилъ на большинство лондонскихъ жилищъ, онъ архитектурой своею приближался скоре къ деревенскимъ зданіямъ. Онъ подвинулся назадъ отъ сво’хъ собратій, и стоялъ одинокъ, такъ что владлецъ могъ обойдти его вокругъ, главный входъ былъ сзади, Фасадъ же выходилъ на одинъ изъ парковъ. Миссъ Данстеблъ особенно посчастливилось въ этой покупк. Домъ этотъ былъ выстроенъ какимъ-то чудакомъ-милліонеромъ, не жалвшимъ на него издержекъ, но, проживъ въ немъ около полугода, чудакъ-милліонеръ вдругъ спохватился, что домъ крайне неудобенъ и непріятенъ, что въ немъ ршительно нтъ никакой возможности существовать. Вслдствіе этого домъ былъ проданъ, и купила его миссъ Данстеблъ. Первый владлецъ назвалъ его Кранборнъ-хаусомъ, и миссъ Данотеблъ не измнила этого названія, но въ свт его часто именовали замкомъ Мази (намекъ на источникъ ея богатства), и сама миссъ Данстеблъ часто употребляла это прозвище. Очень трудно было поднять на смхъ миссъ Данстеблъ, потому что она сама такъ охотно и непринужденно надъ собой подшучивала.
Между мистриссъ Грешамъ и докторомъ Торномъ уже не возобновлялся послдній многозначительный разговоръ, но докторъ, входя въ ярко-освщенную переднюю и окинувъ взглядомъ блестящую толпу, окружавшую его, ясне чмъ когда-либо почувствовалъ, что здсь онъ не на своемъ мст. Что миссъ Донстеблъ вела такого рода жизнь, это, пожалуй, было совершенно въ порядк, но должна ли бы жена доктора Торна жить такимъ образомъ, это другой вопросъ. Впрочемъ, что объ этомъ разсуждать! Вдь это все пустыя предположенія, онъ удивлялся только, что его племянница такъ странно ошиблась въ миссъ Данстеблъ.
Когда Грешамы и докторъ вошли въ маленькую пріемную, выходившую на лстницу, они такъ застали миссъ Данстеблъ, окруженную самыми близкими друзьями и союзниками. Подл нея сидла мистриссъ Гарольдъ Смитъ, докторъ Изименъ расположился на диван въ углу, а рядомъ съ нимъ дама, обыкновенно проживавшая у миссъ Данстеблъ. Тутъ же находились два-три другіе близкіе знакомые, и вс вмст они старалась своимъ разговоромъ сколько-нибудь развлечь и развеселить миссъ Данстеблъ, и помочь ей выносить скучную роль хозяйки. Въ ту самую минуту какъ вошла мистриссъ Грешамъ, мистриссъ Проуди подъ руку съ епископомъ выходила въ противоположную дверь, ведущую въ большую гостиную.
Мистриссъ Гарольдъ Смитъ, повидимому, не оскорбилась рзкимъ отказомъ, которымъ миссъ Данстеблъ отвчала на предложеніе ея брата. Если этотъ отказъ и возбудилъ въ ней непріятное чувство, то оно, вроятно, скоро разсялось, и теперь мистриссъ Гарольдъ Смитъ разговаривала съ своею пріятельницею по прежнему непринужденно. Она длала свои замчанія на счетъ проходившихъ гостей, и вроятно миссъ Данстеблъ оставалась ими очень довольна, потому что отвчала ей своимъ веселымъ, радушнымъ тономъ, съ своею ласковою улыбкой.
— Она твердо убждена, что вы не больше какъ раболпная подражательница, говорила мистриссъ Гарольдъ Смитъ, ваглядомъ указывая на проходившую мистриссъ Проуди.
— Да и въ самомъ дл ничего, кажется, нтъ оринальнаго въ званомъ вечер.
— Но она думаетъ, что вы подражаете ей.
— Такъ что же? Я боле или мене подражаю всмъ, кого только вижу. Вдь вы не по собственному же внушенію стали носить кринолинъ? Если мистриссъ Проуди такъ гордится этимъ, не лишайте ее такого невиннаго удовольствія. А! вотъ и докторъ съ Грешамами. Мери, душа моя, здоровы ли вы?
И несмотря на свой богатый нарядъ, на все окружающее великолпіе, миссъ Данстеблъ попросту расцловала мистриссъ Грешамъ къ великому ужасу и негодованію модной толпы, поднимавшейся по лстниц.
Докторъ Торнъ чувствовалъ маленькую неловкость при встрч съ миссъ Данстеблъ, на немъ тяготло воспоминаніе о томъ, что ему недавно сказала племянница. Миссъ Данстеблъ во всемъ блеск своего богатства такъ казалась ему далека отъ него, такъ чужда обычной коле его жизни, что онъ никакъ не могъ себя поставить на одну доску съ ней. Онъ чувствовалъ, что не можетъ ни возвыситься, ни снизойдти до нея, и думая обо всемъ этомъ, онъ заговорилъ съ миссъ Данстеблъ такимъ тономъ, какъ будто бы ихъ раздляла неизмримая бездна, какъ будто бы не бывало между ними въ Грешамбери часовъ откровенности и дружбы, гд он другъ на друга смотрли какъ на равныхъ и на товарищей, миссъ Данстеблъ, во всякомъ случа, не думала забывать этой короткости.
Докторъ Торнъ, пожавъ ей руку, хотлъ пройдти дале.
— Не уходите, докторъ, сказала она,— ради Бога, не уходите еще. Я знаю, что я васъ совсмъ потеряю изъ виду, если вы уйдете теперь. Вдь мн не скоро можно будетъ двинуться съ этого мста. Леди Мередитъ, я такъ вамъ благодарна за посщеніе, надюсь, что ваша матушка также прідетъ? О, я такъ рада! Вдь съ ея стороны это просто милость. Вотъ вы, сэръ-Джорджъ — другое дло, вы сами вполовину гршникъ.
— Конечно, конечно, сказалъ сэръ-Джорджъ,— даже больше чмъ вполовину.
— Мущины раздляютъ весь свтъ на боговъ и на гигантовъ, продолжала миссъ Даистебль,— у насъ, женщинъ, такъ же есть свои раздленія. Мы называемъ себя праведницами или гршницами, судя по партіи, къ которой мы принадлежимъ. Бда въ томъ, что мы измняемъ своимъ убжденіямъ почти также часто какъ вы.
Сэръ-Джорджъ расхохотался и прошелъ въ гостиную.
— Я знаю, докторъ, что вамъ не по вкусу такія сборища, продолжала она,— но я не вижу причины, почему бы вамъ подчасъ и не потсниться, не правда ли, Франкъ.
— Да я вовсе не увренъ, что ему такія вечера не по вкусу, сказалъ мистеръ Грешамъ,— онъ самъ признался, что очень желаетъ увидть нкоторыхъ изъ вашихъ знаменитыхъ гостей.
— Въ самомъ дл? Значитъ, есть нкоторая надежда, что и онъ перейдетъ на другую сторону? Впрочемъ, изъ него никогда не выйдетъ истаго, надежнаго гршника, не правда ли, Мери? Вы, кажется, слишкомъ стары, докторъ, чтобы пойдти по новой коле?
— Боюсь, что такъ, отвчалъ докторъ, слабо улыбнувшись.
— Разв докторъ Торнъ причисленъ къ лику праведныхъ? спросила мистриссъ Гарольдъ Смитъ.
— Безъ сомннія, сказала миссъ Данстеблъ.— Но вы не должны забывать, что есть праведники различныхъ классовъ, не такъ ли, Мери? Вдь Доминиканцы и Францисканцы никогда почти не ладятъ между собой. Докторъ Торнъ не принадлежитъ къ школ Св. Проуди Барчестерскаго. Я думаю, онъ предпочелъ бы поклоняться вотъ этой святой, которая теперь всходитъ по лстниц подъ руку съ такою прелестною, молодою послушницей.
— Кажется, миссъ Грантли скоро придется перечислить къ гршнымъ, сказала мистриссъ Гарольдъ Смитъ, видя что приближается леди Лофтонъ съ своею молодою подругой,— разв только вы пожалуете леди Гартльтопъ въ праведницы.
Тутъ подошла леди Лофтонъ, и миссъ Данстеблъ привтствовала ее съ особою почтительностью.
— Я вамъ такъ благодарна, что вы не отказались постить, меня леди Лофтонъ, сказала она,— тмъ боле что вы привезли съ собою миссъ Грантли.
Леди Лофтонъ отвчала ей любезностью, между тмъ къ ней подошелъ докторъ Торнъ и пожалъ ей руку, такъ же и Франкъ Грешамъ съ женой. Леди Лофтонъ и Гризельда еще въ Фремле знали все семейство Грешамовъ, такъ что между ними завязался общій разговоръ прежде чмъ леди Лофтонъ прошла въ величественную анфиладу, какъ выразилась бы мистриссъ Проуди.
— Папа будетъ здсь, сказала миссъ Грантли,— по крайней мр мн такъ сказали. Я сама еще не видала его.
— Какже, онъ общалъ мн пріхать, сказала миссъ Данстеблъ,— и я надюсь, что онъ сдержитъ слово.
— Папа никогда не измняетъ своему слову, проговорила миссъ Гризельда почти строгимъ тономъ. Она вовсе не поняла шутки миссъ Данстеблъ или же считала ниже своего достоинства отвчать на нее.
— Я слышала, что старикъ сэръ-Джонъ оставляетъ свое мсто въ парламент, вполголоса сказала леди Лофтонъ Франку Грешаму. Леди Лофтонъ всегда принимала живйшее участіе въ политическихъ длахъ Остъ-Барсетшира, и теперь отъ души желала, чтобы наслдникъ Грешамовъ явился представителемъ графства. Грешамы съ поконъ вка были членами за Барсетширъ.
— Да, говорятъ, отвчалъ Франкъ покраснвъ. Онъ былъ еще такъ молодъ, что совстился выставляться впередъ для пріобртенія такой высокой почести какъ мсто въ парламент.
— Вроятно не будетъ никакой борьбы, продолжала леди Лофтонъ,— обыкновенно, во всемъ Остъ-Барсетшир большое единодушіе. Но еслибъ и произошло состязаніе, вс фремлейскіе фермеры подадутъ голосъ за васъ, въ этомъ я могу васъ уврить. Лордъ Лофтонъ говорилъ мн это не дале какъ сегодня утромъ.
Франкъ Грешамъ отвчалъ какою-то учтивою фразой, какъ подобаетъ молодому кандидату на политическое поприще, это, да еще кой-какія любезности, нсколько задержали леди Лофтонъ въ первой пріемной. Между тмъ толпа подвигалась впередъ и проходила по большимъ, освщеннымъ заламъ и гостинымъ, по величественной анфилад, которая уже раздирала завистью сердце мистриссъ Проуди.
Вотъ какія комнаты, думала она про себя, должна бы приготовить нація для высшихъ сановниковъ своей церкви.
— Но только общество тутъ недовольно соединено, сказала она мужу вслухъ.
— Да, точно не довольно соединено, отвчалъ епископъ.
— А это необходимо для conversazione, продолжала мистриссъ Проуди,— вотъ въ Глостеръ-Плес…
Но мы не станемъ повторять ея критическихъ замчаній, тмъ боле что леди Лофтонъ ожидаетъ насъ въ первой пріемной.
Между тмъ, пріхалъ новый гость,— гость очень важный. Правду сказать, миссъ Данстеблъ всего больше желала присутствія двухъ лицъ на своемъ вечер, и хотя она употребила вс средства, приличныя и позволительныя для достиженія своей цли, она все еще не вполн надялась на появленіе этихъ двухъ магнатовъ. Въ эти самыя минуты, описываемыя нами, при всей своей наружной веселости, она въ душ терзалась сомнніемъ. Если не прідутъ эти два желанные гостя, вечеръ не удастся вполн, и значитъ вс ея хлопоты и старанія были понапрасну, миссъ Данстеблъ имла особыя причины желать, чтобы вечеръ ея удался. Считаемъ почти излишнимъ прибавить, что эти два именитыя лица были — Томъ Тауэрсъ, редакторъ Юпитера, и герцогъ Омніумъ.
Теперь же, въ то самое время какъ леди Лофтонъ обмнивалась любезностями съ молодымъ Грешамомъ, повидимому не торопясь пройдти дале, а миссъ Данстеблъ старалась шепнуть на ухо доктору что-нибудь, что бы развеселило и пріободрило его, послышался звукъ, изъ котораго хозяйка могла заключить, что по крайней мр половина ея желанія сбылась, но звукъ этотъ долетлъ только до ея слуха и до внимательныхъ ушей мистриссъ Гарольдъ Смитъ. Другія не слышали ничего, но имъ обимъ стало ясно, что приближается герцогъ Омніумъ.
Много было въ этомъ славы и торжества, но зачмъ его милость выбралъ такую несчастную минуту? Миссъ Данстеблъ очень понимала, какъ неудобно соединить подъ одною кровлей герцога Омніумъ и леди Лофтонъ, но когда она приглашала леди Лофтонъ, она почти уже отказывалась отъ надежды видть у себя герцога: потомъ когда блеснула передъ ней эта возможность, она утшала себя мыслію, что эти два враждебныя свтила, хотя и оба озарятъ туже самую гемисферу, врядъ ли столкнутся между собой, врядъ ли персскуться ихъ пути. Герцогъ по всей вроятности только пройдется по комнатамъ, а леди Лофтонъ будетъ окружена знакомыми и друзьями. Такъ по крайней мр разчитывала миссъ Данстеблъ. Теперь же все пошло вкривь, и леди Лофтонъ должна была столкнуться носомъ къ носу съ тмъ лицомъ, которое она считала самымъ полнымъ воплощеніемъ дьявольской силы на земл. Вскрикнетъ ли она? Или удетъ въ негодованіи? Или гордо закинетъ голову, и съ протянутою десницей, громко и смло отречется отъ сатаны и отъ всхъ его твореній? Все это промелькнуло въ голов у миссъ Данстеблъ въ то время какъ къ нея приближался герцогъ Омніумъ, и она совсмъ почти лишилась присутствія духа.
Но за то мистриссъ Гарольдъ Смитъ не растерялась.
— Такъ вотъ наконецъ и герцогъ, сказала она громко, чтобы привлечь вниманіе леди Лофтонъ.
Мистриссъ Смитъ разчитывала, что леди Лофтомъ успетъ еще продвинуться въ другую комнату, и такимъ образомъ избжитъ неловкой встрчи. Но леди Лофтонъ либо не разслыхала ея словъ, либо не поняла хорошенько ихъ смысла. Какъ бы то ни было, они не произвели на нее желаннаго дйствія. Она продолжала разговаривать съ Франкомъ Грешамомъ, а потомъ, обернувшись, увидла, что господинъ, такъ неловко примявшій ея платье, былъ — герцогъ Омніумъ.
Въ эту страшную минуту, когда катастрофа была уже не избжна, миссъ Данстеблъ не измнила себ или своему характеру. Оплакивая въ душ несчастное стеченіе обстоятельствъ, она однако видла, что ей предстоитъ повернуть ихъ въ возможно лучшую сторону. Герцогъ сдлалъ ей честь постить ея домъ, и она обязана была привтствовать его достодолжнымъ образомъ, хотя бы этимъ она привела въ ужасъ леди Лофтонъ.
— Герцогъ, сказала она,— я искренно благодарна вамъ за оказанную мн. честь. Я почти не надялась имть удовольствіе видть васъ у себя.
— Все удовольствіе на моей сторон, отвчалъ герцогъ, раскланиваясь передъ нею.
И этимъ могло бы все кончиться. Герцогь прошелся бы по комнатамъ и показалъ бы себя, сказалъ бы слова два леди Гартльтопъ, епископу, мистеру Грешаму и другимъ близкимъ знакомымъ, потомъ безъ шума удалился бы черезъ другой выходъ. Такова по крайней мр была его обязанность, и онъ бы наврное исполнилъ ее, и значеніе вечера возвысилось бы черезъ это по крайней мр на тридцать процентовъ, но теперь, по всмъ признакамъ, герцогъ долженъ былъ доставить еще гораздо боле матеріала вестъ-эндскимъ встовщикамъ.
Случилось такъ, что герцога совершенно прижали къ леди Лофтонъ, и она, услыша его голосъ и узнавъ о присутствіи своего врага изъ словъ миссъ Данстеблъ, обернулась довольно быстро, но съ большимъ достоинствомъ устраняя свое платье отъ непріятнаго прикосновенія. Черезъ это, она встртилась лицомъ къ лицу съ герцогомъ, такъ что они не могли другъ на друга не взглянуть. ‘Извините,’ сказалъ герцогъ. Больше онъ не прибавилъ ничего, и это было единственное слово, которое когда-либо сказалось между ними, но, какъ ни было оно просто, сопровожденное нмою игрой со стороны обоихъ дйствующихъ лицъ, оно возбудило сильное волненіе въ модномъ свт.
Леди Лофтонъ, отступая назадъ, сдлала низкій, медленный реверансъ, поправляя складки платья съ свойственною ей одной надменною величавостью, но этотъ реверансъ, какъ ни былъ онъ краснорчивъ, не выражалъ такого яснаго, могучаго укора всмъ нечестивымъ дяніямъ герцога, какъ постепенное опусканіе ея глазъ, постепенное сжиманіе рта. Когда она начала реверансъ, она врагу своему прямо смотрла въ лицо, когда же она окончила его, взглядъ ея былъ опущенъ, но въ изгиб ея рта изображалось неизреченное презрніе. Она не сказала ни слова, а только отступила назадъ, какъ подобаетъ скромной добродтели и женской слабости передъ безстыднымъ порокомъ и грубою, мужскою силою, однако вс должны были согласиться, что въ этой встрч она одержала верхъ. Герцогъ, извиняясь передъ нею, выразилъ на своемъ лиц обычное сожалніе благовоспитаннаго человка, нечаянно обезпокоившаго даму. Но сквозь это сожалніе проглядывала легкая ироническая улыбка, какъ будто бы леди Лофтонъ казалась ему донельзя смшною. Все это не могло укрыться отъ проницательнымъ взоровъ миссъ Данстеблъ и мистриссъ Гарольдъ Смитъ. Вообще было извстно, что герцогъ — мастеръ на такого рода молчаливую насмшку, но и он принуждены были сознаться, что побда осталась за леди Лофтонъ. Когда миледи опять подняла глаза, герцогъ уже прошелъ, и она, взявъ подъ руку миссъ Грантли, сама отправилась вслдъ за толпой.
— Вотъ несчастный случай! сказала миссъ Данстебль когда оба противника удалились съ поля сраженія.— Судьба иногда поступаетъ немилосердо!
— Но тутъ она вовсе не была немилосерда къ вамъ, сказала мистриссъ Гарольдъ Смитъ,— еслибы вы могли теперь же взглянуть во глубину души леди Лофтонъ, вы бы увидли, что она очень довольна своею встрчей съ герцогомъ. Долго будетъ она съ торжествомъ вспоминать объ этой встрч, и покрайней мр для трехъ поколній двицъ Фремлея, встрча эта будетъ предметомъ разговоровъ.
Грешамы и докторъ Торнъ оставались въ первой пріемной во время описанной нами схватки, леди Лофтонъ загородила имъ путь, отступивъ назадъ, почти на колни къ доктору Изимену. Но теперь и они захотли двинуться впередъ.
— Какъ, вы меня покидаете? сказала миссъ Данстеблъ.— Ну хорошо, я сама скоро за вами послдую. Франкъ, я хочу устроить танцы въ одной изъ залъ, именно для того чтобъ отличить мой вечеръ отъ бесдъ мистриссъ Проуди. Было бы несносно, еслибы вс бесды походили одна на другую, не правда ли? Надюсь, что вы будете танцовать.
— Я полагаю, что окажется еще и другое, важное различіе, когда дло дойдетъ до ужина, сказала мистриссъ Гарольдъ Смитъ.
— О конечно, конечно! Я, признаюсь, въ этомъ отношеніи самое вульгарное созданіе въ мір, я люблю кормить и поить моихъ гостей. Мистеръ Саппельгаусъ, очень рада васъ видть, однако, скажите мн… — Она что-то шепнула на ухо мистеру Саппельгаусу, и онъ ей отвчалъ также шопотомъ.
— Такъ вы думаете, что онъ будетъ? сказала миссъ Данстеблъ.
Мистеръ Саппельгаусъ отвчалъ утвердительно, онъ думаетъ, что такъ, онъ надется, впрочемъ, онъ ничего положительнаго сказать не можетъ. Потомъ онъ прошелъ дале, едва взглянувъ на мистриссъ Гарольдъ Смитъ.
— Видите ли, какъ онъ труситъ, сказала она.
— Право, вы предубждены противъ него, душа моя. Но я, съ своей стороны, очень люблю Саппельгауса. Конечно онъ длаетъ зло, но это его ремесло, и онъ нисколько отъ этого не отпирается. Еслибъ я принимала участіе въ политическихъ длахъ, я бы также мало сердилась на мистера Саппельгауса за то, что онъ вредитъ мн, какъ на булавку за то, что она меня колетъ. Всему виною моя собственная неловкость, мн бы слдовало искусне распоряжаться булавкой.
— Да можно ли равнодушно видть человка, который прикидывается, будто бы онъ всею душой преданъ своей партіи, а потомъ самъ старается погубить ее?
— Столько людей длаютъ то же самое, душа моя! Говорятъ, что вс средства годны въ войн и въ любви: почему бы сюда же не причислять и политику? Стоитъ только разъ согласиться съ этимъ, и мы избавили бы себя отъ лишнихъ досадъ, и ни сколько сами не стали бы отъ этого хуже.
Комнаты миссъ Данстеблъ, несмотря на сзои большіе размры, были бы уже черезчуръ наполнены, еслибы многіе изъ гостей оставалась доле получаса. Впрочемъ, мста нашлось достаточно для танцевъ, къ великому ужасу мистриссъ Проуди. Не то чтобъ она вообще была противъ танцовальныхъ вечеровъ, но она справедливо негодовала, видя такое произвольное нарушеніе основныхъ правилъ conversazioni, возобновленнаго ею въ большомъ свт.
— Скоро слово conversazione не будетъ имть никакого смысла, говорила она епископу,— никакого ршительно, если тамъ станутъ злоупотреблять имъ.
— Ршительно никакого, подтвердилъ епископъ.
— Я вовсе не противъ танцевъ, когда они умстны, сказала мистриссъ Проуди.
— Я самъ нечего противъ нихъ не имю, для мірянъ, конечно, сказалъ епископъ.
— Но когда люди длаютъ видъ, что собираются для боле высокихъ цлей, то они такъ и должны вести себя.
— Конечно, иначе они ничего больше какъ лицемры, замтилъ епископъ.
— Блое нужно называть блымъ, а черное чернымъ, продолжала мистриссъ Проуди.
— Безъ сомннія, подтвердилъ епископъ.
— И когда я взяла на себя трудъ ввести эти conversazioni, продолжала мистриссъ Проуди съ чувствомъ оскорбленнаго достоинства,— мн конечно и въ голову не приходило, что это слово будетъ… будетъ такъ дурно истолковано.
Потомъ, завидя на противоположномъ конц комнаты какихъ-то близкихъ знакомыхъ, она отправилась къ нимъ, а епископа предоставила собственной судьб.
Леди Лофтонъ, одержавъ побду, удалилась въ комнату, назначенную для танцевъ, зная, что врядъ ли туда послдуетъ за ней ея врагъ, вскор потомъ къ ней подошелъ сынъ. Въ настоящую минуту она не совсмъ была довольна положеніемъ длъ между лордомъ Лофтономъ и Гризельдой. Сама она зашла такъ далеко, что намекнула молодой двушк о своемъ желаніи имть ее невсткой, но Гризельда ровно ничего на это не отвчала. Конечно, довольно было понятно, что молодая двица, такъ отлично воспитанная какъ Гризельда Грантли, не могла обнаруживать ни малйшихъ признаковъ чувства пока ея не вызывало на это ясное выраженіе страсти со стороны молодаго человка, но тмъ не мене, хотя леди Лофтонъ и вполн понимала силу этой оговорки, ей все же казалось, что Гризельда могла бы какъ-нибудь обнаружить ей, что она не прочь отъ предполагаемаго брака.
Но Гризельда ничмъ этого не выказала, ни единымъ словомъ не намекнула, что она приняла бы предложеніе лорда Лофтона, если онъ за нее посватается. Правда, она также ни полслова не проронила о томъ, что намрена отказать ему, однако, хотя ей очень хорошо было извстно, что цлый свтъ толкуетъ о ней и лорд Домбелло, она везд и всегда готова была танцовать съ нимъ. Все это не нравилось леди Лофтонъ, и она начинала думать, что если ей не удастся довести до скорой и успшной развязки любимый планъ свой, то ей лучше ужь совсмъ отъ него отказаться. Она все еще мечтала объ этомъ брак. Она не сомнвалась, что изъ Гризельды выйдетъ хорошая жена, но она уже не такъ твердо какъ прежде была уврена въ тонъ, что она сама будетъ такъ горячо любить свою невстку, какъ она до сихъ поръ надялась.
— Давно ты здсь, Лудовикъ? спросила она съ тою улыбкой которая озаряла ея лицо всякій разъ, какъ ей случалось взглянуть на сына.
— Только что пріхалъ. Я тотчасъ поспшилъ васъ отыскать, узнавъ отъ миссъ Данстеблъ, что вы здсь. Какая у нея толпа Видли вы лорда Брока?
— Я его не замтила.
— А лорда Де Террье? Я встртилъ ихъ обоихъ въ средней гостиной.
— Лордъ Де Террье пожалъ мн руку, когда я проходила.
— Я никогда не видывалъ такого смшенія народовъ. Мистриссъ Проуди выходитъ изъ себя оттого что собираются танцовать.
— Но вдь дочери ея танцуютъ? сказала Гризельда.
— Такъ, только не на conversazione. Разв вы не видите разницы? Я также видлъ Спермойля, онъ веселъ какъ паяцъ. Около него столпился цлый кружокъ, и онъ болтаеть такъ непринужденно, какъ будто бы совершенно помирился съ мірскою суетой.
— Тутъ конечно есть и такіе люди, съ которыми я не захотла бы встртиться, еслибы знала это напередъ, сказала леди Лофтонъ, вспоминая послднюю свою встрчу.
— Не ничего предосудительнаго наврное здсь не можетъ быть, потому что я взошелъ по лстниц вмст съ архидіакономъ. Это доказательство ясное, не такъ ли, миссъ Грантли?
— Я ничего не опасаюсь, когда я съ вашею матушкой, я совершенно могу быть спокойна.
— Ну, Богъ знаетъ, возразилъ лордъ Лофтонъ смясь.— Мама, вы еще не знаете самаго худшаго. Какъ вы думаете, кого я встртилъ сію минуту?
— Я знаю о комъ ты говоришь, я видла его.
— Мы съ нимъ встртились въ первой же комнат, прибавила Гризельда, нсколько оживившись на этотъ разъ.
— Какъ? герцога?
— Да, герцога, сказала леди Лофгонъ — я бы, конечно, не пріхала, еслибы могла ожидать встрчи съ подобнымъ человкомъ. Но что длать! Всего предвидть нельзя.
Лордъ Лофтонъ тотчасъ же угадалъ по голосу матери и по выраженію ея лица, что у ней уже было какое-нибудь столкновеніе съ герцогомъ, и что она, вовсе не такъ не довольна этимъ, какъ можно было бы ожидать. Она осталась въ дом миссъ и Данстеблъ и не выражала никакого негодованія противъ хозяйки. Лордъ Лофтонъ едва ли могъ бы сильне удивиться, еслибы встртилъ свою матушку подъ ручку съ герцогомъ, впрочемъ онъ ни слова не прибавилъ объ этомъ предмет.
— Будешь ты танцевать, Лудовикъ? спросила леди Лофтонъ.
— Признаться, я еще не совсмъ ршилъ, не говорятъ ли правду мистриссъ Проуди, что танцы на conversazione — нкотораго рода святотатство. Какъ вы-объ этомъ думаете, миссъ Грантли?
Гризельда вообще шутокъ не понимала, и вообразила себ, что лордъ Лофтонъ хочетъ отдлаться отъ обязанности танцовать съ нею. Это разсердило ее. Единственное ухаживаніе, единственныя романтическія отношенія, которыя она понимала между двицей и молодымъ человкомъ, связаны были для нея съ танцами. Она вовсе не соглашалась съ мистриссъ Проуди въ этомъ отношеніи, и очень уважала миссъ Данстеблъ за ея нововведеніе. Въ обществ Гризельда больше полагалась на легкость своихъ ножекъ чмъ на быстроту своего языка, скоре можно было подйствовать на ея сердце ловкимъ поворотомъ на паркет чмъ нжными ласкающими рчами. Всего благосклонне она приняла бы предложеніе, сдланное ей въ попыхахъ, среди упоительнаго вихря вальса, у ней бы ровно достало силы прошептать, задыхаясь: ‘Поговорите… съ… папа.’ Посл этого, она отложила бы всякія дальнйшія объясненія до того времени, когда дло было бы окончательно поршено и улажено.
— Я еще не подумала объ этомъ, отвчала Гризедьда, отворачиваясь отъ лорда Лофтона.
Не слдуетъ, впрочемъ, предполагать, чтобы миссъ Грантли не помышляла о лорд Лофтон, или не понимала, какъ выгодно ей было бы имть за себя леди Лофтонъ, еслибъ ей захотлось выйдти замужъ за ея сына. Она очень хорошо знала, что теперь, при первомъ блистательномъ ея появленіи въ свт, для нея наступила самая выгодная минута, знала она также, что молодые и красивые лорды не ростутъ какъ ежевика по изгородямъ. Еслибы лордъ Лофтонъ посватался къ ней, она тотчасъ изъявила бы свое согласіе, не пожалвъ даже о большемъ блеск и великолпіи, ожидающихъ будущую маркизу Гартльтопъ. Въ этомъ отношеніи она была очень благоразумна. Но вдь лордъ Лофтонъ не сватался за нее, и даже не показывалъ намренія посвататься когда-нибудь, и нужно отдать справедливость Гризедьд, она не такая была двушка, чтобы сдлать первыя шагъ. Конечно, и лордъ Домбелло не сдлалъ еще ей предложенія, но онъ выражалъ свое чувство нмыми знаками — въ род тхъ, какими птицы небесныя объясняются между собой, и эти нмые знаки были совершенно понятны для такой двушки, какъ Гризельда, которая сама не любила пускаться въ длинные разговоры.
— Я не думала объ этомъ, холодно проговорила Гризельда и отвернулась: въ эту самую минуту подошелъ къ ней лордъ Домбелло и пригласилъ ее на слдующій танецъ. Гризельда отвчала ему легкимъ наклоненіемъ головы, и оперлась на протянутую ей руку.
— Я васъ найду здсь леди Лофтонъ, когда кончится танецъ? спросила она, и удалилась съ своимъ кавалеромъ. Когда дло доходитъ до танцевъ, молодому человку всего приличне немедленно пригласить даму, лордъ Лофтонъ упустилъ благопріятную минуту, а теперь уже поздно было поправить ошибку.
На лиц лорда Домбелло выразилось худо скрытое торжество, когда онъ увелъ съ собой красавицу. Въ свт давно говорили, что она выходитъ замужъ за лорда Лофтона, говорили также, что за нею сильно ухаживаетъ лордъ Домбелло. Это, конечно, было досадно лорду Домбелло, ему казалось, что вс надъ нимъ подсмиваются какъ надъ отверженнымъ женихомъ. Еслибы не лордъ Лофтонъ, онъ можетъ-быть и не обратилъ бы особаго вниманія на Гризельду Грантли, но вс эти толки и сплетни поджигали его и пробуждали въ немъ сознаніе, что онъ, какъ будущій маркизъ и наслдникъ благородной фамиліи Гартльтопъ, обязанъ передъ самимъ собой добиться во что бы то ни стало предмета своихъ желаній и не дать сопернику опередить себя. Такимъ-то образомъ набивается цна картинъ на аукціонахъ. Лордъ Домбелло смотрлъ на миссъ Грантли какъ на рдкостную вещь, продаваемую съ молотка, и счелъ бы для себя унизительнымъ уступить ее лорду Лофтону. А потому не слдуетъ удивляться торжествующей улыбк, съ которою онъ увелъ Гризельду и пошелъ кружиться съ ней по зал.
Леди Лофтонъ и ея сынъ, молча, посмотрли другъ на друга. Онъ, конечно, имлъ намреніе пригласить Гризельду, но не слишкомъ-то сожаллъ о томъ, что ему не пришлось съ ней танцовать. Разумется, леди Лофтонъ съ своей стороны надялась, что сынъ ея и Гризельда будутъ танцовать вмст, и, признаться, она немного досадовала на свою protge.
— Она, кажется, могла бы подождать хоть минуту, сказала наконецъ леди Лофтонъ.
— Да зачмъ же, мама? Есть обстоятельства, когда ждать не возможно, на охот, напримръ, когда дичь пробжитъ мимо. Миссъ Грантли совершенно права, что пошла танцовать съ первымъ, кто ее пригласилъ.
Леди Лофтонъ ршилась узнать окончательно, какія она можетъ имть надежды на осуществленіе своего любимаго плана. Гризельда не могла постоянно жить у нея, и если этому браку суждено состояться, то дло должно быть кончено теперь же, пока они вс въ Лондон. Въ конц сезона, Гризельда вернется въ Пломстедъ, а лордъ Лофтонъ отправится…. Богъ знаетъ куда. Тогда уже нечего будетъ искать новыхъ случаевъ для ихъ сближенія. Если они теперь не полюбили другъ друга, то нтъ никакой надежды, чтобъ это случилось потомъ. Леди Лофтонъ стала сильно опасаться, что ея желаніямъ не суждено осуществиться, но ршилась во всякомъ случа сейчасъ же, на мст, узнать всю истину, по крайней мр по отношенію къ сыну.
— О, конечно! отвчала леди Лофтонъ,— то-есть, если ей все равно съ кмъ бы ни танцовать.
— Я думаю, что все равно, кром только того разв, что Домбелло неутомиме меня.
— Мн грустно, что ты такъ говоришь, Лудовикъ.
— Почему же грустно, матушка?
— Да потому что я надялась…. что вы полюбите другъ друга, проговорила она тихо и грустно, и подняла на него почти умоляющій. взоръ.
— Да, мама, я зналъ, что вы этого желали.
— Ты это зналъ, Лудовикъ?
— Ну, да, конечно, право, вы не мастерица скрывать отъ меня ваши завтныя мысли. И была минута, когда мн казалось, что я могъ бы васъ въ этомъ утшить. Вы такъ были ко мн добры, что я почти все на свт готовъ былъ бы сдлать для васъ.
— О нтъ, нтъ, нтъ! проговорила она поспшно, какъ бы отказываясь отъ его похвалы и отъ жертвы, которую онъ готовъ былъ ей принесть.— Я бы ни за что не хотла, чтобы ты сдлалъ это мн въ угоду. Я знаю, что никакая мать не можетъ пожелать себ лучшаго сына чмъ ты, и единственная моя цліе — твое счастіе.
— Но поврьте, мама, что она не составила бы моего счастія. На минуту мн показалось, что можетъ-быть…. что я могу быть счастливъ съ ней. Въ эту минуту я готовъ былъ предложить ей свою руку, но….
— Но что же, Людовикъ?
— Ничего. Эта минута прошла, и я никогда не ршусь просить ея руки. Она честолюбива, и мтитъ повыше. Нужно отдать ей справедливость: она искусно ведетъ свою игру.
— Ты никогда не ршишься просить ея руки?
— Нтъ, мама, еслибъ я и тогда сдлалъ ей предложеніе, то сдлалъ бы это изъ любви къ вамъ, единственно изъ любви къ вамъ.
— Я бы ни за что на свт не захотла этого.
— Такъ пусть же она выйдетъ за Домбелло, ему нужна именно такая жена. А вамъ она должна быть благодарна за то, что вы помогли ей устроить все это дло.
— Однако, Лудовикъ, мн бы такъ хотлось видть тебя устроеннымъ.
— Будетъ еще время, мама.
— Да, но, года летятъ. Надюсь, что ты подумываешь о женитьб, Лудовикъ?
— А что бы вы сказали матушка, еслибъ я вамъ привелъ жену, которою вы остались бы недовольны?
— Я останусь довольна всякою, которую ты полюбишь, то есть…
— То-есть если она полюбится и вамъ, не такъ ли, мама?
— Но я совершенно полагаюсь на твои выборъ, я знаю, что теб можетъ понравиться только двушка добрая и благовоспитанная.
— Добрая и благовоспитанная! повторилъ онъ.— Больше вы ничего не требуете?
И онъ невольно подумалъ о Люси Робартсъ.
— Я ничего больше не потребую отъ той, которую ты истинно полюбишь. О деньгахъ я не забочусь. Конечно, мн бы пріятно было, еслибы ты себ нашелъ невсту съ такимъ же хорошимъ состояніемъ какъ миссъ Грантли, но это дло второстепенное.
Такимъ образомъ, среди пестрой толпы гостей, миссъ Данстеблъ, мать и сынъ, поршили между собой, что лофтоно-грантлійскій трактатъ не будетъ утвержденъ.
‘Мн нужно будетъ объ этомъ намекнуть мистриссъ Грантли,’ подумала про себя леди Лофтонъ, когда къ ней вернулась Гризельда. Молодая двушка обмнялась съ своимъ кавалеромъ всего какою-нибудь дюжиною словъ, но и она твердо ршила въ своемъ ум, что вышесказанный трактатъ никогда не будетъ приведенъ въ исполненіе.
Пора намъ однако вернуться къ нашей хозяйк, мы и то слишкомъ долго оставляли ее безъ вниманія, тмъ боле что главною цлью всей этой главы было доказать читателямъ, какъ хорошо она умла держать себя въ важныхъ случаяхъ. Она объявила было, что скоро можно будетъ ей оставить свое мсто при вход, и присоединиться къ близкимъ знакомымъ и друзьямъ, но она ошиблась въ своихъ разчетахъ. Безпрестанно прибывали новые гости, она страшно устала, повторяя каждому изъ нихъ учтивое привтствіе, и не разъ говорила, что ей придется уступить свое мсто мистриссъ Гарольдъ Смитъ.
Эта врная подруга не покидала ея среди тяжкихъ трудовъ, и, правду сказать, безъ такой поддержки задача оказалась бы ей не подъ силу. Все это конечно относится къ чести мистриссъ Гарольдъ Смитъ. Собственныя ея надежды на богатую наслдницу рушились совершенно, она получила отъ нея достаточно ясный отвтъ. Но тмъ не мене, она не измнила прежней дружб, и въ этотъ вечеръ длила труды и хлопоты своей пріятельницы, съ такою же готовностью, какъ будто бы она видла въ ней будущую невстку.
Около половины перваго явился ея братъ. Онъ не видался съ миссъ Данстеблъ посл извстнаго читателямъ разговора, и мистриссъ Гарольдъ Смитъ насилу уговорила его пріхать къ ней на вечеръ.
‘Къ чему? Теперь вдь все для меня кончено,’ говорилъ онъ, думая въ эту минуту не только о своихъ отношеніяхъ къ миссъ Данстеблъ, но и вообще о печальной развязк, къ которой привела его жизнь.
— Пустяки, отвчала ему сестра:— неужели ты придешь въ отчаяніе отъ того, что такой человкъ какъ герцогъ Омніумъ требуетъ навалъ свои деньги? Что было достаточнымъ обезпеченіемъ для него, будетъ достаточно и для другаго.
И мистриссъ Гарольдъ Смитъ пуще прежняго стала заискивать въ миссъ Данстеблъ.
Миссъ Данстеблъ почти изнемогала отъ усталости, но все еще старалась поддерживать себя надеждой на пріздъ другаго именитаго гостя (она знала, что онъ явится поздно, если только прідетъ къ ней), когда мистеръ Соверби взошелъ по ступенямъ лстницы. Онъ сбиралъ силы пройдти черезъ этотъ искусъ съ обычнымъ дерзкимъ хладнокровіемъ, но видно было, что и это хладнокровіе готово было измнить ему и что онъ страшно бы смутился, еслибъ его не выручила добродушная веселость самой миссъ Данстеблъ.
— Вотъ мой братъ, шепнула ей мистриссъ Гарольдъ Смитъ, и въ голос ея слышалось легкое волненіе.
— Здравствуйте мистеръ Соверби, сказала миссъ Данстеблъ, выходя къ нему на встрчу почти до самаго порога,— лучше поздно чмъ никогда.
— Я прямо изъ палаты, отвчалъ онъ, пожимая ей руку.
— Да, я знаю, что изъ числа нашихъ сенаторовъ, вы заслуживаете прозваніе sans reproche, точно такъ же какъ мистера Гарольда Смита можно назвать sans peur, не правда ли, душа моя?
— Нужно признаться, что вы жестоко отдлали ихъ обоихъ, сказала мистриссъ Гарольдъ Смитъ,— особливо бднаго Гарольда. Натаніэль здсь, и самъ можетъ защищаться.
— И никто лучше его не уметъ защищаться во всхъ случаяхъ жизни. По послушайте, любезный мистеръ Соверби, я умираю съ отчаянія. Какъ вы думаете, будетъ онъ или нтъ?
Онъ? Кто же?
— Неужели вы не угадываете? Какъ будто бы онъ — не одинъ въ своемъ род! Впрочемъ ихъ двое, но другой уже былъ и ухалъ.
— Я ршительно не понимаю, сказалъ мистеръ Соверби, который между тмъ усплъ совершенно оправиться.— Но не могу ли я чмъ-нибудь пособить? Не хотите ли вы, чтобъ я вамъ привелъ кого-нибудь? А, понимаю! Вы говорите о Том Тауэрс! Тутъ конечно я вамъ ничмъ не могу быть полезенъ. Да вотъ онъ самъ всходитъ по лстниц.
И мистеръ Соверби и его сестра посторонились, чтобы дать мсто одному изъ великихъ представителей вка.
— Ангелы небесные, помогите мн! воскликнула миссъ Данстеблъ.— Какъ мн встртить его? Мистеръ Соверби, не нужно ли мн пасть передъ нимъ на колни? Какъ вы думаете, душа моя, за нимъ будетъ идти репортеръ въ королевской ливре?
Потомъ миссъ Данстеблъ сдлала два три шага впередъ (не до самаго порога какъ при появленіи мистера Соверби) и съ обворожительною улыбкой протянула руку мистеру Тауэрсу, редактору Юпитера.
— Мистеръ Тауэрсъ, сказала она,— я благодарна случаю, который доставилъ мн удовольствіе видть васъ у себя.
— Миссъ Данстеблъ, я счелъ ваше приглашеніе за величайшую честь для себя.
— Вся честь на моей сторон, возразила она съ величавымъ поклономъ. Каждый изъ нихъ отлично входилъ въ шутливый тонъ другаго, и нсколько минутъ спустя между ними завязался непринужденный разговоръ.
— Кстати, Соверби, что вы думаете объ угрожающемъ распущеніи парламента? сказалъ Томъ Тауэрсъ.
— Мы вс подъ рукою Божею, отвчалъ мистеръ Соверби, стараясь говорить равнодушнымъ тономъ. Но вопросъ этотъ для него имлъ роковое значеніе, и до сихъ поръ онъ еще не слыхалъ объ этой висвшей надъ нимъ опасности. Слухъ этотъ также былъ новостью и для миссъ Данстеблъ, и для мистриссъ Гарольдъ Смитъ, и для сотни другихъ почтительно внимавшихъ пророчествамъ мистера Тауэрса. Но иные люди имютъ особой даръ пускать въ ходъ такого рода слухи, и часто авторитетъ пророка сильно способствуетъ осуществленію его предсказаній. На слдующее утро, во всхъ высшихъ кругахъ, шли толки о томъ, что парламентъ скоро будетъ распущенъ. ‘У нихъ совсти нтъ никакой въ подобныхъ длахъ, никакой ровно совсти,’ говорилъ про гигантовъ какой-то мелкій богъ, которому дорого обошлось его мсто въ палат.
Мистеръ Тауэрсъ остался еще минутъ съ двадцать, разговаривая въ первой пріемной, потомъ распростился, не зайдя даже въ прочія комнаты. Впрочемъ цль, для которой его пригласили, была достигнута, и онъ оставилъ миссъ Данстеблъ въ самомъ пріятномъ расположеніи духа.
— Я очень рада, что онъ былъ, сказала мистриссъ Гарольдъ Смитъ съ торжествующею улыбкой.
— Да, и я очень рада, возразила миссъ Данстеблъ,— хотя самой стыдно въ этомъ признаться. Вдь правду сказать, какая польза мн или другимъ отъ его посщенія?
И высказать эту нравоучительную мысль, она отправилась въ большія гостиныя, и скоро увидла доктора Торна, стоявшаго у стны въ совершенномъ одиночеств.
— Ну что, докторъ, сказала она,— гд же Мери и Франкъ? Я вижу, что вамъ скучно стоять здсь одному.
— Благодарю васъ, мн не скучне чмъ я ожидалъ, отвчалъ онъ.— Франкъ и Мери гд-нибудь здсь, и, вроятно, также веселятся.
— Вы ужь черезчуръ злы, докторъ. Что бы вы сказали, еслибы вамъ пришлось вынести все то, что я вынесла сегодня, вечеромъ?
— О вкусахъ спорить нельзя, но вамъ это вроятно доставляетъ удовольствіе.
— Вы думаете? Но дайте мн руку, и пойдемте поужинать. Пріятно сбыть тяжелую работу и чувствовать, что все удалось.
— Извстно, что добродтель сама въ себ находитъ награду.
— Вы очень жестоки ко мн, сказала миссъ Данстебла, усаживаясь за столъ.— И вы точно думаете, что никакого нтъ проку отъ такихъ вечеровъ какъ этотъ?
— Нтъ, отчего же? Нкоторымъ людямъ вроятно и была весело.
— Вамъ все это кажется суетою, продолжала миссъ Данстеблъ,— суетою и тщеславіемъ. Конечно, тутъ много входитъ суеты. Извольте передать мн хересъ. Я бы дорого дала за стаканъ пива, но объ этомъ, конечно, и рчи не можетъ быть. Тщеславіе и суета! А между тмъ намренія у меня были хорошія.
— Ради Бога, не думайте, чтобъ я васъ осуждалъ, миссъ Данстеблъ.
— Увы, я точно это думаю! Да не только вы, но и еще кто-то, чье мнніе для меня дороже даже чмъ ваше, а это много значитъ. Вы меня осуждаете, да и я недовольна собой. Не то чтобъ я поступила дурно, но, право, игра едва ли стоитъ свчъ.
— Да, вотъ въ этомъ-то именно и вопросъ!
— Игра не стоитъ свчъ. А между тмъ лестно видть у себя и герцога Омніума, и Тома Тауэрса. Вы должны же признаться, что я не дурно умла все устроить?
Вскор потомъ Грешамы и докторъ ухали, а около часа спустя миссъ Данстеблъ могла наконецъ опочить отъ своихъ трудовъ и лечь въ постель.
Игра стоитъ ли свчъ? Вотъ главный вопросъ въ подобныхъ случаяхъ.

ГЛАВА XXX.

Мы уже упомянули мимоходомъ, хотя читатель вроятно усплъ объ этомъ позабыть, что архидіаконъ не предложилъ жен създить вмст съ нимъ въ Лондонъ, чтобы присутствовать на вечер у миссъ Данстеблъ. Мистриссъ Грантли конечно не сказала ни слова, но въ душ огорчилась, не потому чтобъ она очень сожалла, что не будетъ на этомъ знаменитомъ собраніи, но потому что она знала, что дла ея дочери въ эту минуту требуютъ материнскаго надзора. Она стала сомнваться въ ратификаціи лофтоно-грантлійскаго союза, и по тому-то ей не совсмъ было пріятно оставлять дочь на попеченіи леди Лофтонъ. Она даже намекнула объ этомъ архидіакону передъ его отъздомъ, но намекнула чрезвычайно осторожно, потому что боялась поручить ему такое тонкое и щекотливое дло. Итакъ, она не мало удивилась, когда на второе утро, по отъзд мужа, она получила отъ него письмо, немедленно призывавшее ее въ Лондонъ. Она удивилась, но сердце ея переполнилось надеждой, а не страхомъ, такъ твердо она полагалась на благоразуміе добери.
На другой день посл знаменитаго вечера, леди Лофтонъ и Гризельда завтракали по обыкновенію вмст, но он замтили другъ въ друг какую-то перемну. Леди Лофтонъ показалось, что молодая ея подруга не такъ уже внимательна къ ней, и можетъ-быть не совсмъ такъ мягка какъ прежде въ своемъ обращеніи, а Гризельда почувствовала, что леди Лофтонъ мене ласкова съ нею. Впрочемъ он очень мало говорили между собою, и леди Лофтонъ не выразила удивленія, когда Гризельда попросила позволенія остаться дома, когда по обыкновенію подали карету миледи отправлявшейся съ визитами.
Въ этотъ день не было никакихъ постителей въ Брутонъ-стрит, никого по крайней мр не принимали, за исключеніемъ архидіакона. Онъ явился довольно поздно, и оставался съ дочерью до самой той минуты, когда вернулась леди Лофтонъ. Тутъ онъ откланялся какъ-то торопливо, и ни слова не сказалъ въ объясненіе необычайной продолжительности своего визита. Гризельда также ничего не сказала особеннаго, и вечеръ прошелъ довольно вяло, об он чувствовали, что отношенія ихъ вдругъ измнились.
На другой день, Гризельда также не захотла вызжать, но часа въ четыре ей принесли записку изъ Моунтъ-стрита. Мать ея пріхала въ Лондонъ и тотчасъ же потребовала ее къ себ. Мистриссъ Грантли посылала дружескій поклонъ леди Лофтонъ, и хотла побывать у нея въ половин шестаго, или поздне, если это будетъ удобне для меледи. Гризельда же останется, и отобдаетъ въ Моунтъ-стрит: такъ гласило письмо. Леди Лофтонъ отвчала, что, очень рада будетъ видть мистриссъ Грантли въ назначенный ею часъ, и Гризельда отправилась въ родительскій домъ.
— Я за вами пришлю карету, сказала леди Лофтонъ,— часовъ въ десять, не такъ ли?
— Очень вамъ благодарна, сказала Гризельда, и ухала.
Ровно въ половин шестаго, мистриссъ Грантли вошла въ гостиную леди Лофтонъ. Дочь не пріхала съ нею, и леди Лофтонъ тотчасъ же увидла, по выраженію лица своей пріятельницы, что готовится какой-то важный разговоръ. Правду сказать, она сама имла кое-что важное сообщить ей, она должна была увдомить мистриссъ Грантли, что семейный трактатъ не можетъ состояться. Самое главное лицо отказалось на отрзъ, и бдная леди Лофтонъ не знала какъ приступить къ непріятному объясненію.
— Вашъ пріздъ сюда былъ довольно неожиданъ, сказала леди Лофтонъ, усадивъ гостью возл себя на диванъ.
— Да, дйствительно, я только сегодня утромъ получила отъ мужа письмо, и узнала, что мн необходимо было пріхать.
— Но въ письм не было дурныхъ встей, надюсь!
— Нтъ, я не могу назвать это дурными встями, но, знаете, дорогая леди Лофтонъ, въ жизни судьба устраиваетъ все не такъ, какъ мы предполагаемъ.
— Конечно, конечно, подтвердила миледи, думая о томъ, что предстояло ей сообщить мистриссъ Грантли. Впрочемъ, она ршилась выслушать сперва ея разказъ, предчувствуя можетъ-бытъ, что онъ иметъ нкоторое отношеніе къ предмету, ее занимавшему.
— Бдная моя Гризельда! промолвила мистриссъ Грантли съ полувздохомъ:— мн нечего и говорить вамъ, леди Лофтонъ, какія я имла надежды на ея счетъ.
— Разв она вамъ сказала что-нибудь… что-нибудь такое…
— Она бы и вамъ поврила все, вы, разумется, имли право на ея откровенность, но у нея не достало на это ршимости, да и не мудрено! При томъ же ей слдовало повидаться съ отцомъ и со мною прежде чмъ окончательно ршиться. Но теперь все кажется улажено.
— Что такое улажено? спросила леди Лофтонъ.
— Конечно, такого рода обстоятельства невозможно предвидть, продолжала мистриссъ Грантли.— Любимою моею мечтою было видть Гризельду за лордомъ Лофтономъ. Я такъ была бы счастлива, еслибы моя дочь осталась жить въ одномъ со мною графств, да и вообще такая партія вполн бы удовлетворила моему честолюбію.
‘Еще бы!’
Леди Лофтонъ едва удержалась сказать это вслухъ. Мистриссъ Грантли говорила такимъ тономъ какъ будто съ ея стороны требовалось великой доли христіанскаго смиренія, чтобъ удовольствоваться зятемъ, подобнымъ лорду Лофтону! ‘Гризельда Грантли премилая двушка, думала про себя леди Лофтонъ, но мать цнитъ ее ужь черезчуръ высоко.’
— Милая мистриссъ Грантли, сказала она,— въ послднее время я стала предвидть, что нашимъ надеждамъ не суждено осуществиться. Мн кажется, что лордъ Лофтонъ… впрочемъ объясненія тутъ лишнія. Еслибы вы сами не пріхали, я бы вамъ вроятно написала… можетъ-быть сегодня же. Но какова бы ни была судьба милой Гризельды, я душевно желаю ей счастья…
— Я надюсь, что она будетъ счастлива, сказала мистриссъ Грантли самымъ довольнымъ тономъ…
— Разв…
— Лордъ Домбелло сдлалъ предложеніе Гризельд третьяго дня, на раут у миссъ Данстеблъ, проговорила мистриссъ Грантли, опустивъ глаза и принявъ вдругъ кроткій и смиренный видъ.— Онъ уже вчера переговорилъ съ архидіакономъ, и сегодня опять видлся съ нимъ. Я думаю, онъ и теперь въ Моунтъ-стрит.
— О! въ самомъ дл? промолвила леди Лофтонъ. Она бы дорого дала, чтобы въ ея тон выразилось совершенное удовольствіе, но на это у нея не хватило притворства, и она горько сознавала свое неумніе.
— Да, сказала мистриссъ Грантли,— такъ какъ дло почти окончательно ршено, и я знаю какое искреннее участіе вы принимаете въ моей Гризельд, то я сочла долгомъ тотчасъ же сказать вамъ. Лордъ Домбелло поступилъ самымъ открытымъ, прямымъ и благороднымъ образомъ, и вообще говоря, мы, какъ родители, не можемъ не остаться довольны такою партіей.
— Это, конечно, партія блистательная, сказала леди Лофтонъ.— Вы уже видлись съ леди Гартльтопъ?
Дло въ томъ, что родство съ леди Гартльтопъ никому не могло быть особенно пріятно, впрочемъ, это была единственная колкость, которую позволвла себ леди Лофтонъ, и вообще, можно сказать, она въ этомъ случа держала себя очень хорошо.
— До сихъ поръ въ этомъ не было надобности. Лордъ Домбелло совершенно независимъ въ своихъ дйствіяхъ, и иметъ полное право располагать собою, отвчала мистриссъ Грантли.— Впрочемъ, онъ уже сообщилъ маркизу о своихъ намреніяхъ, и мой мужъ долженъ видться съ нимъ завтра или послзавтра.
Леди Лофтонъ оставалось поздравить свою пріятельницу и изъявить свое сочувствіе ея радости, она это и сдлала, въ выраженіяхъ не вполн можетъ-быть искреннихъ, но тмъ не мене весьма удовлетворительныхъ для мистриссъ Грантли.
— Я душевно радуюсь за нее, и надюсь, что она будетъ счастлива, надюсь, что ея замужество будетъ постоянною отрадой для васъ и для ея отца, сказала леди Лофтонъ:— какъ бы ни было блистательно положеніе назначенное ей судьбою, я знаю, что она вполн его достойна.
Это конечно было очень великодушно со стороны леди Лофтонъ, и мистриссъ Грантли оцнила это великодушіе. Она ожидала, что ея извстіе будетъ принято съ самымъ холоднымъ оттнкомъ учтивости, и она готова была къ бою. Впрочемъ она не желала войны, и почти благодарна была леди Лофтонъ за ея радушіе.
— Дорогая леди Лофтонъ, сказала она,— я глубоко цню ваше участіе. Я конечно прежде всхъ сообщила вамъ эту всть, я знаю, что никто лучше васъ не понималъ моей Гризельды. И будьте уврены, что среди новой жизни, которая для нея должна начаться, ничья дружба не можетъ быть ей такъ дорога какъ ваша.
Леди Лофтонъ почти ничего не отвчала, она не могла уврять, что ей будетъ очень пріятно сближеніе съ будущею маркизой Гартльтопъ. Гартльтопы и Лофтоны, по крайней мр въ ея поколніи, должны вращаться въ совершенно противоположныхъ сферахъ, она уже высказала все, чего требовала старинная дружба, связывавшая ее съ мистриссъ Грантли. Мистриссъ Грантли все это понимала такъ же хорошо какъ и леди Лофтонъ, но мистриссъ Грантли имла больше свтскаго навыка.
Ршено было, что Гризельда на эту ночь вернется въ Брутонъ-стритъ, а потомъ совершенно распростится съ леди Лофтонъ.
— Мужъ мой полагаетъ, что мн лучше остаться въ Лондон, сказала, мистриссъ Грантли,— можетъ-быть, при теперешнихъ обстоятельствахъ, Гризельд удобне будетъ жать со мною.
Съ этимъ леди Лофтонъ вполн согласилась, и он разстались отличными друзьями, нжно обнявшись при прощаніи.
Вечеромъ Гризельда вернулась въ Брутонъ-стритъ, и леди Лофтонъ должна была поздравить и ее. Это конечно была не совсмъ пріятная задача, тмъ боле что ее нужно было обдумать напередъ, но ее значительно облегчили примрное благоразуміе и рдкая степенность молодой двицы.
Она не плакала, не волновалась, она даже не говорила о своемъ дорогомъ Домбелло, своемъ благородномъ Домбелло. Она почти молча приняла поцлуй и поздравленія леди Лофтонъ, тихо поблагодарила ее за доброту и ни единымъ словомъ не намекнула на будущее свое величіе.
— Мн бы хотлось лечь пораньше, сказала она,— вдь мн нужно будетъ укладываться.
— Поручите это Ричардсъ, душа моя.
— О, благодарю васъ! Ричардсъ очень добра, но все-таки лучше мн самой распорядиться своими платьями.
И она легла пораньше.
Леди Лофтонъ не видала сына цлыхъ дня два, и когда увидлась съ нимъ, первая заговорила о Гризельд.
— Ты знаешь новость, Лудовикъ?
— Какъ же! О ней только и толкуютъ въ клубахъ. Вс считаютъ долгомъ изъявить мн соболзнованіе.
— Теб во всякомъ случа не о чемъ жалть.
— Да и вамъ также, мама. Я увренъ, что и вы не можете объ этомъ сожалть. Признайтесь, скажите мн это для моего успокоенія. Милая, дорогая мама! Вдь вы сознаете въ глубин души, что она не была бы счастлива со мной и не могла бы сдлать меня счастливымъ?
— Можетъ быть ты правъ, сказала леди Лофтонъ вздохнувъ. Потомъ она поцловала сына, думая про себя, что ни одна двушка въ Англіи не достойна назваться его женой.

ГЛАВА XXXI.

Помолвка лорда Домбелло съ Гризельдой Грантли была предметомъ общихъ толковъ въ продолженіи цлыхъ десяти дней. Говорили о ней по крайней мр столько же, какъ объ этомъ страшномъ слух, распущенномъ впервые Томомъ Таузерсомъ на вечер у миссъ Данстеблъ, касательно предстоящаго распущенія парламента.
— Для насъ это, быть-можетъ, будетъ къ лучшему, выражался мистеръ Гранъ Уокеръ, чувствовавшій соба вн всякой опасности въ своемъ Кру-Джонкшон.
— По моему, попытка эта совершенно беззаконна, говорилъ Гарольдъ Смитъ, который не былъ до такой степени увренъ въ своемъ мстечк, и морщился при мысл объ издержкахъ, сопряженныхъ съ новыми выборами.— Длаютъ они это для того чтобы выиграть время. Они и десяти голосовъ не пріобртутъ себ этимъ распущеніемъ, а имъ нужно ихъ по крайней мр сорокъ, чтобы составить большинство. Но они лишены всякаго чувства гражданскаго долга. Да впрочемъ, гд это чувство!
— Это такъ, клянусь Юпитеромъ. Точно то же говоритъ и тетка моя леди Гартльтопъ, чувство долга почти совершенно исчезло у насъ. Кстати, что за глупость длаетъ лордъ Домбелло!
И разговоръ принялъ другой оборотъ.
Шутки лорда Лофтона насчетъ самого себя были очень острый милы, и никто не думалъ, чтобы сердце его сколько-нибудь страдало въ этомъ дл. Свтъ смялся надъ лордомъ Домбелло за то что онъ сдлалъ такое безразсудное по мннію свта дло, и друзья лорда Лофтона, говоря съ нимъ объ этомъ, какъ будто они и не подозрвали, что и онъ былъ близокъ къ совершенію той же самой глупости, но тмъ не мене онъ не совсмъ былъ доволенъ. Онъ вовсе не желалъ жениться на Гризельд, онъ сто разъ говорилъ себ, съ тхъ поръ какъ онъ замтилъ тактику матери, что ничто въ свт не заставитъ его это сдлать, онъ не разъ говорилъ, что она безжизненна, скучна и непривлекательна, несмотря на всю красоту свою, но тмъ не мене успхъ лорда Домбелло сердилъ его. И это чувство было еще не извинительне, если принять въ соображеніе, что мысль о Люси не покидала его, что онъ не переставалъ любить ее, и ясно сознавалъ ея превосходство надъ Гризельдой.
Хорошъ же, въ такомъ случа вашъ герой, слышится мн замчаніе какого-нибудь основательнаго критика.
Вопервыхъ лордъ Лофтонъ вовсе не мой герой, а вовторыхъ человкъ можетъ не быть несовершенствомъ, а быть тмъ не мене очень порядочнымъ человкомъ. Человкъ можетъ имть столько же недостатковъ, какъ и лордъ Лофтонъ, и тмъ не мене быть достойнымъ хорошей матери и хорошей жены. А то сколько бы изъ насъ оказались недостойными той матери или той жены, которыхъ далъ намъ Богъ! Я убжденъ, что изъ молодыхъ людей, собирающихся остепениться и вкусить радости семейной жизни, а съ тмъ вмст заботы, труды и безпокойства, сопряженные съ удовольствіемъ имть дтей, очень немногіе не были предварительно влюблены въ трехъ, четырехъ возможныхъ матерей, и по всей вроятности въ двухъ или трехъ разомъ. И несмотря на то, люди эти по большей части достойны тхъ отличныхъ женъ, которыя наконецъ достаются имъ въ удлъ. И такимъ образомъ лордъ Лофтонъ былъ до извстной степени влюбленъ въ Гризелду Грантли. Была одна минута въ его жизни, въ которую онъ предложилъ бы ей свою руку, еслибъ она хоть на минуту вышла изъ своей, роли благоразумной двицы, и хотя минута эта не возвращалась боле, ему было досадно, когда онъ узналъ, что другому удалось овладть сердцемъ и рукой Гризельды.
Но несмотря на все это, лордъ Лофтонъ истинно любилъ Люси Робартсъ. Еслибъ онъ могъ предположить, что какой-нибудь Домбелло иметъ намреніе осаждать эту крпость, досада его выразилась бы совершенно инымъ образомъ. Онъ могъ шутить о Гризельд Грантли свободно и весело, но еслибы до него дошло извстіе подобнаго рода касательно Люси, ему было бы не до шутокъ, и я не удивился бы, еслибъ оно подйствовало даже на его аппетитъ.
— Матушка, сказалъ онъ, дня два спустя посл объявленія о помолвк Гризельды,— я ду въ Норвегію удить рыбу.
— Въ Норвегію, удить рыбу?
— Да. Мы демъ цлымъ обществомъ. Намъ будетъ очень весело, дутъ и Клонтарфъ, и Колпеперъ…
— Какъ, этотъ ужасный человкъ?
— Онъ отличный рыболовъ. Къ намъ присоединяется также Гадингтонь Пиблсъ и… и… насъ всего будетъ шесть человкъ, и мы узжаемъ черезъ недлю.
— Какъ же скоро, Лудовикъ!
— Да, но намъ надолъ Лондонъ. Мн бы все равно было подождать еще немного, но Клонтарфъ и Колпеперъ говорятъ, что теперь самая пора. Мн передъ отъздомъ нужно побывать въ Фремле, чтобы сдлать распоряженіе насчетъ лошадей, и я затмъ и зашелъ къ вамъ, чтобы сказать вамъ, что я буду тамъ завтра.
— Завтра въ Фремле! Еслибы ты могъ отложить свой отъздъ дня на три, я бы похала съ тобою.
Но лордъ Лофтонъ никакъ не могъ отложить свой отъздъ. Быть-можетъ, онъ на этотъ разъ предпочиталъ быть одинъ въ Фремле, онъ находилъ, что ему будетъ удобне распорядиться по конноуу двору въ ея отсутствіи. Какъ бы то ни было, онъ отказался отъ ея общества и на другое утро отправился одинъ въ Фремлей.
— Маркъ, сказала мистриссъ Робартсъ, вбгая около полудня въ кабинетъ мужа.— Лордъ Лофтонъ пріхалъ. Слышалъ ты объ этомъ?
— Какъ, пріхалъ сюда, въ Фремлей?
— Да, мн это сказали люди. Карсонъ видлъ его на конномъ двор. Не пойдешь ли ты повидаться съ нимъ?
— Разумется, сказалъ Маркъ, закрывая книгу.— Леди Лофтонъ наврное еще не пріхала, и если онъ одинъ, то вроятно будетъ обдать у насъ.
— Ты полагаешь? возразила мистриссъ Робартсъ, подумавъ о бдной Люси.
— Онъ вовсе не взыскателенъ. Что годится намъ, годится и ему. Во всякомъ случа я позову его.— И, не распространяясь доле объ этомъ предмет, мистеръ Робартсъ взялъ шляпу и отправился отыскивать своего друга.
Люси Робартсъ была въ комнат, когда садовникъ пришелъ доложить о прізд лорда Лофтона, она знала, что Фанни пошла сообщить это извстіе мужу.
— Онъ не придетъ сюда, не правда ли? сказала она, какъ только вернулась мистриссъ Робартсъ.
— Не знаю, отвтчала Фанни,— надюсь, что нтъ. Ему не слдуетъ приходить, и я думаю онъ понимаетъ это. Но Маркъ хочетъ пригласить его къ обду.
— Въ такомъ случа, Фанни, я должна заболть. Это необходимо.
— Я не думаю, чтобъ онъ пришелъ. Это было бы не хорошо съ его стороны. Я даже почти уврена, что онъ не придетъ, но я хотла на всякій случай предупредить тебя.
Люси также думала, что при настоящихъ обстоятельствахъ лордъ Лофтонъ врядъ ли явится къ нимъ, въ противномъ случа, говорила она себ, она не будетъ въ состояніи выйдти къ столу, тмъ не мене, мысль, что онъ находится въ Фремле, вовсе не была для нея тягостна. Она не признавалась себ, что пріздъ его обрадовалъ ее, но безсознательно она находила отраду въ сознаніи, что онъ близко отъ нея. Все же однако ей оставалось ршить трудный вопросъ: какъ ей поступить, если онъ явится къ обду?
— Если онъ придетъ, Фанни, сказала она посл короткаго молчанія,— я не выйду изъ своей комнаты, и пусть Маркъ думаетъ что хочетъ. Лучше мн быть дурочкой въ своей комнат, одной, нежели тамъ въ его присутствіи.
Маркъ Робартсъ, взявъ трость и шляпу, прямо отправился на конный дворъ, гд, сказали ему, Лофтонъ находился въ эту минуту съ грумами и лошадьми. Онъ также былъ не совсмъ въ счастливомъ расположеніи духа по той причин что переписка его съ мистеромъ Тозеромъ становилась все дятельне и дятельне. Этотъ неутомимый джентльменъ недавно извстилъ его, что нкоторые просроченные векселя препровождены въ барчестерскій банкъ и въ скоромъ времени напомнятъ ему, мистеру Робартсу, о своемъ существованіи. Разныя неожиданныя и непріятныя обстоятельства ставили мистера Тозера въ необходимость требовать немедленной уплаты денегъ, данныхъ имъ взаймы по поручительству мистера Робартса, и т. д. Письмо не содержало опредленныхъ угрозъ, и странно, въ немъ не было даже сказано, какая именно требовалась сумма денегъ. Мистеръ Робартсъ тмъ не мене не могъ не замтить съ сильнымъ безпокойствомъ, что рчь шла не о просроченномъ вексел, но о просроченныхъ векселяхъ. Что, если мистеръ Тозеръ потребуетъ немедленной уплаты всхъ девятисотъ фунтовъ? Онъ написалъ къ мистеру Соверби, но не получилъ отвта, хотя отвтъ могъ бы уже придти въ это утро. Вслдствіе всего этого, онъ въ настоящую минуту былъ не совсмъ въ счастливомъ расположеніи духа.
Онъ скоро очутился у конюшни, и, какъ ожидалъ, засталъ тамъ лорда Лофтона. Четырехъ или пятерыхъ лошадей медленно проваживали взадъ и впередъ по двору, нсколько человкъ суетились около нихъ, и поочередно снимали съ нихъ попоны, чтобы хозяинъ могъ удобне и точне осмотрть ихъ. Но хотя лордъ Лофтонъ исполнялъ такимъ образомъ свои обязанности и длалъ свое дло, онъ не предавался ему съ обычною любовію, что замчалъ и чмъ очень огорчался главный грумъ. Все было не по немъ, онъ глядлъ разсянно на лошадей и спшилъ отправлять ихъ назадъ въ конюшню.
— Какъ поживаешь, Лофтонъ? сказалъ Робартсъ:— мн сказали, что ты пріхалъ, и я тотчасъ же поспшилъ къ теб.
— Да, я пріхалъ сегодня утромъ и собирался сейчасъ же идти къ теб. Я ду въ Норвегію недль на шесть, рыба показалась такъ рано въ ныншнемъ году, что намъ придется пуститься въ путь немедленно. До отъзда мн нужно переговорить съ тобою о дл, правду сказать, я за этимъ только и пріхалъ сюда.
Онъ видимо былъ не совсмъ спокоенъ, и на лиц его было замтно нкоторое смущеніе. Робартсъ заключилъ изъ этого, что дло, о которомъ онъ хочетъ переговорить съ нимъ, не совсмъ пріятнаго свойства. Первая его мысль была, что лордъ Лофтонъ опять какимъ-нибудь образомъ запутанъ въ его дла съ Тозеромъ.
— Я надялся, что ты придешь обдать къ намъ, если, какъ я полагаю, ты здсь одинъ.
— Да, я здсь одинъ.
— Такъ ты придешь?
— Да… не знаю. Нтъ, я не думаю, чтобъ я могъ придти обдать къ теб. Не смотри на меня съ такимъ удивленіемъ. Я сейчасъ все объясню теб.
Что значило все это, и какимъ образомъ могъ вексель Тозера помшать лорду Лофтону обдать у него? Робартсъ, однако, не ршился разспрашивать его и свелъ рчь на лошадей.
— Красивыя животныя, замтилъ онъ.
— Да, кажется. Впрочемъ, я самъ не знаю. Когда приходится выбирать между четырьмя, пятью лошадьми, на поврку оказывается, что ни одна не годится. Эта гндая добыла великолпна теперь, когда она някому не нужна, а прошлою зимой она каждый разъ на охот отставала отъ собакъ. Довольно, Понсъ, уведите ихъ.
— Не взглянетъ ли ваше лордство на стараго воронаго коня? меланхолическимъ голосомъ проговорилъ Понсъ, старшій грумъ,— добрая лошадь, сэръ, и какая красивая!
— Я начинаю думать, что вс он слишкомъ красивы, но Богъ съ ними, уведите ихъ. А теперь, Маркъ, если теб досужно, пройдемся по саду.
Марку было досужно, и они вмст покинули конный дворъ.
— Ты слишкомъ причудливъ въ лошадяхъ, началъ Робартсъ.
— Не до лошадей мн теперь, сказалъ лордъ Лофтонъ.— Не о нихъ я теперь думаю, Маркъ, быстро проговорилъ онъ затмъ,— будь откровененъ со мною. Говорила ли когда-нибудь съ тобою сестра твоя обо мн?
— Моя сестра Люси?
— Да, твоя сестра Люси.
— Нтъ, никогда, по крайней мр ничего не было говорено особеннаго, ничего такого, чтобъ я могъ припомнить теперь.
— А твоя жена?
— Говорила ли она о теб? Фанни? Разумется, какъ всегда. Странно было бы, еслибъ она не говорила о теб. Но въ чемъ же дло?
— Говорила ли теб та или другая, что я длалъ предложеніе твоей сестр?
— Что ты длалъ предложеніе?
— Да, что я длалъ предложеніе Люси.
— Нтъ, никто мн этого не говорилъ. Мн и въ голову не приходило ничего подобнаго, и имъ также, а увренъ. Тотъ, кто распустилъ этотъ слухъ или сказалъ, что та или другая намекала на что-нибудь подобное, солгалъ самымъ гнуснымъ образомъ. Боже мой, Лофтонъ, за кого же ты принимаешь ихъ?
— Но это правда, сказалъ молодой лордъ.
— Что такое правда? спросилъ Маркъ.
— Что я сдлалъ предложеніе твоей сестр.
— Ты сдлалъ предложеніе Люси?
— Да, въ самыхъ ясныхъ и опредленныхъ выраженіяхъ, какія только можно употребить въ такомъ случа.
— Что же она отвчала теб?
— Она отказала мн. Теперь, Маркъ, я пріхалъ сюда единственно для того, чтобы вторично сдлать ей предложеніе. Отвтъ твоей сестры былъ самый опредленный и ршительный. Онъ былъ даже нсколько рзокъ. Но возможно и то, что ее побудили къ нему разныя постороннія соображенія, обстоятельства, которымъ она придаетъ слишкомъ много важности. Если сердце ея не принадлежитъ кому-нибудь другому, я еще могу надяться. Слабость сердца человческаго, это, какъ видишь, старая исторія. Во всякомъ случа, я ршился еще разъ попытать свое счасіъе, и обдумавъ все это дло, я дошелъ до заключенія, что мн слдуетъ переговорить съ тобою прежде чмъ видться съ нею.
Лордъ Лофтонъ любитъ Люси! Маркъ Робартсъ повторялъ эти слова въ своемъ ум, и не могъ придти въ себя отъ удивленія. Какъ могло это случиться? По его мннію, сестра его Люси была двушка очень обыкновенная, не отличающаяся особенною красотой, не глупая, но и вовсе не блестящая. Ему никогда не пришло бы въ голову, чтобъ именно лордъ Лофтонъ могъ влюбиться въ нее. Но теперь, что ему длать, что сказать? Съ какой точки зрнія долженъ онъ взглянуть на это дло? Въ какомъ дух долженъ онъ былъ дйствовать? Съ одной стороны передъ нимъ возставала леди Лофтонъ, которой онъ всмъ обязанъ. Какое ему будетъ житье здсь, если онъ станетъ поддерживать своимъ вліяніемъ исканія лорда Лофтона? Съ другой стороны, для Люси это несомннно была бы блестящая партія, но… онъ никакъ не могъ представить себ возможность, что Люси, въ самомъ дл вступитъ на фремлейскій престолъ.
— И ты думаешь, что Фанни знаетъ объ этомъ? спросилъ онъ посл короткаго молчанія.
— Я ничего не думаю и не знаю, казалось бы, что теб легче отвчать на это чмъ мн.
— Но мн ничего неизвстно, сказалъ Маркъ.— Я, по крайней мр, и не подозрвалъ ничего подобнаго.
— Такъ пойми же теперь въ чемъ дло, сказалъ лордъ Лофтонъ съ слабою улыбкой.— Я сдлалъ предложеніе твоей сестр, я получилъ отказъ, я намренъ посвататься въ другой разъ, и я говорю теб это теперь въ надежд, что ты, какъ братъ ея и мой другъ, не откажешь мн въ своемъ содйствіи.— Они молча прошли еще нсколько шаговъ.— А теперь я буду обдать у тебя, если ты того желаешь, прибавилъ лордъ Лофтонъ.
Мистеръ Робартъ не зналъ что сказать, приличный и соотвтствующій обстоятельствамъ отвтъ ршительно не приходилъ ему въ голову. Онъ не имлъ права становиться между сестрой и этимъ бракомъ, если она сама пожелаетъ его, но тмъ не мене мысль объ этой возможности пугала его. Онъ смутно чувствовалъ, что дло это къ добру не поведетъ, что оно опасно и не можетъ ни для кого имть хорошихъ послдствій. Что скажетъ леди Лофтонъ? Этотъ вопросъ, безъ сомннія, боле всего смущалъ его.
— Говорилъ ты объ этомъ съ твоею матерью? спросилъ онъ.
— Съ моею матерью? Нтъ, къ чему говорить съ нею прежде чмъ я узнаю свою участь? Охота ли распространяться, когда по всей вроятности меня ожидаетъ отказъ? Теб я все это высказалъ, потому что хочу, чтобы теб были извстны намренія, съ которыми я пріхалъ сюда.
— Но что сказала бы леди Лофтонъ?
— Я полагаю, что когда она узнаетъ объ этомъ, то сперва будетъ нсколько не довольна, что черезъ двадцать четыре часа она совершенно свыкнется съ этою мыслью, а что черезъ недлю, много дв, Люси будетъ ея первою любимицей и главною наперсницей во всхъ ея планахъ. Я лучше тебя знаю мою мать. Она съ радостію дастъ отрубить себ голову, чтобы только доставить мн удовольствіе.
— И по этой причин, возразилъ Маркъ Робартсъ,— теб бы слдовало по возможности стараться доставлять ей удовольствіе.
— Не могу же я предоставить ей выбрать мн жену, если ты объ этомъ говоришь, сказалъ лордъ Лофтонъ.
Они еще боле часа гуляли по саду, много толковали, но ни до чего не могли дотолковаться. Маркъ Робартсъ никакъ не могъ ршить, чего ему слдуетъ желать, чего опасаться, и къ тому же, повторялъ онъ нсколько разъ лорду Лофтону, онъ вовсе не былъ увренъ, что можетъ имть какое бы то ни было вліяніе на Люси. Они поршили наконецъ между собой, что лордъ Лофтонъ явится въ пасторскій домъ на другое утро, тотчасъ же посл завтрака. Они согласились, что обдать ему тамъ сегодня не ловко, и Робартсъ общалъ ршить къ завтрашнему утру, какой какой совтъ подать сестр.
Онъ изъ Фремле-Корта поспшалъ домой, чувствуя, что мысли его никакъ не придутъ въ порядокъ, прежде чмъ онъ не переговоритъ съ женой. Въ какомъ неловкомъ положеніи будетъ онъ въ отношеніи къ леди Лофтонъ, если Люси согласятся выйдти за ея сына! Вернувшись домой, онъ тотчасъ же отыскалъ жену, и черезъ пять минутъ разговора съ глазу на глазъ онъ узналъ отъ нея все, что только она могла сообщить ему.
— Такъ ты думаешь, что она его любитъ? сказалъ Маркъ.
— Я даже уврена въ этомъ, и что тутъ удивительнаго? Я боялась этого, когда они стали видаться такъ часто. Но я не воображала, что и онъ полюбитъ ее.
Даже Фанни пока не отдавала еще должной справедливости всему тому, что было привлекательнаго въ Люси. Разговоръ между мужемъ и женой длился цлый часъ, и окончился тмъ, что Люси получила приглашеніе сойдти къ нимъ въ кабинетъ.
— Ття Юси, сказало пухленькое милое созданіе, которое тотчасъ же очутилось на рукахъ ттки,— папа и мама зовутъ тебя въ кабинетъ, а я не долженъ идти съ тобой.
Люси почувствовала какъ кровь прихлынула къ ея сердцу, пока она цловала ребенка и прижимала его къ себ
— Ты не долженъ идти со мною, дружокъ ты мой?… сказала она, ставя на полъ своего маленькаго любимца, она еще нсколько минутъ играла съ нимъ, не желая даже передъ нимъ выказать, что она едва владетъ собой. Она знала, что лордъ Лофтонъ въ Фремле, она знала, что братъ ея видлся съ нимъ, она знала, что шелъ разговоръ о томъ, чтобы пригласить его къ обду. Нельзя ли было предположить, что это приглашеніе въ кабинетъ находится въ какомъ-нибудь отношенія къ прізду лорда Лофтона? Неужели Фанни открыла брату ея тайну, для того чтобы не допустить его пригласить лорда Лофтона къ обду? Онъ, то-есть лордъ Лофтонъ, разумется, самъ не могъ коснуться этого предмета. И она еще разъ поцловала ребенка, и провела рукой по лбу, чтобы пригладить волосы, и разогнать сколько возможно озабоченное выраженіе его, и затмъ медленно направилась къ комнат брата.
Рука ея съ минуту держала ручку двери прежде чмъ она отворила ее, но она ршилась быть храброю, чтобы тамъ ни ожидало ее. Она повернула ручку и вошла въ комнату тихо, но съ поднятою головой, широко раскрытыми глазами.
— Франкъ оказалъ мн, что вы желаете меня видть, сказала она.
Мистеръ Робартсъ и Фанни оба стояла у камина, когда вошла Люси, и съ минуту ни тотъ, на другая не ршались заговорить.
— Лордъ Лофтонъ здсь, Люси, сказала наконецъ Фанни.
— Здсь? Гд? Здсь въ дом?
— Нтъ, не у насъ въ дом, но въ Фремле-Корт, сказалъ Маркъ.
— Онъ общался быть у насъ завтра утромъ, посл завтрака, прибавила Фанни, и затмъ опять послдовало молчаніе. Мистриссъ Робартсъ не ршалась взглянуть Люси въ лицо. Она не выдала ея тайны, Маркъ узналъ все не отъ нея, а отъ лорда Лофтона, но она чувствовала, что Люси въ душ упрекаетъ ее.
— Что жь, возразила Люси, стараясь улыбнуться,— я ничего не имю противъ этого.
— Но, милая Люси… Тутъ мистриссъ Робартсъ подошла къ Люси и обняла ее.— Онъ пріхалъ сюда единственно за тмъ чтобы видться съ тобой.
— Если такъ, это дло другое. Я боюсь, что мн будетъ много хлопотъ занимать его,
— Онъ все разказалъ Марку, сказала мистриссъ Робартсъ.
Люси почувствовала, что храбрость ея почти измняетъ ей.
Она ршительно не знала куда ей глядть. Ужь не разказала ли и Фанни всего?.Фанни знала много такого, чего лордъ Лофтонъ не могъ и подозрвать. И въ самомъ дл Фанни разказала все: какъ Люси полюбила лорда Лофтона, и по какимъ причинамъ она ему отказала, и описала она все это въ такихъ словахъ, что лордъ Лофтонъ влюбился бы вдвое страстне, еслибъ онъ могъ слышать ихъ.
И тутъ же, разумется, Люси задумалась о томъ, почему лордъ Лофтонъ пріхалъ въ Фремлей, и разказалъ все это ея брату. Она съ минуту старалась заставить себя думать, что она сердится на него за это. Но она не сердилась. Она не могла пока дать себ яснаго отчета въ своемъ чувств, но ей было отрадно сознавать, что ее помнятъ, что она не забыта, что она любима. Не была ли она въ прав вывести это заключеніе? Сталъ ли бы онъ говорить обо всемъ этомъ дл съ ея братомъ, еслибъ онъ не любилъ ея попрежнему? Сто разъ повторяла она себ, что предложеніе его было дломъ минутнаго увлеченія, и сто разъ мысль эта сокрушала ее. Но теперешній пріздъ его не могъ быть слдствіемъ минутнаго увлеченія. Она думала до сихъ поръ, что ее обольщаетъ собственная ея глупая любовь, но теперь — что должна она была думать обо всемъ этомъ? Она не допускала мысли, что она когда-нибудь будетъ леди Лофтонъ. Она продолжала упорно отрицать эту возможность. Но тмъ не мене она безотчетно радовалась тому, что лордъ Лофтонъ пріхалъ въ Фремлей, и самъ все разказалъ ея брату.
— Онъ все разказалъ Марку, сказала мистриссъ Робартсъ, и въ послдовавшемъ затмъ молчаніи вс эты мысли успли промелькнуть въ голов Люси.
— Да, сказалъ Маркъ,— онъ мн все разказалъ, и онъ явится сюда завтра утромъ, чтобъ услышать отвтъ отъ тебя самой.
— Какой отвтъ? спросила Люси нетвердымъ голосомъ.
— Душа моя, кому же это знать, кром самой тебя? и говоря это, невстка ея крпче прижалась къ ней.— Ты одна можешь отвчать на этотъ вопросъ.
Въ прежнемъ длинномъ разговор своемъ съ мужемъ, мистриссъ Робартсъ сильно заступалась за интересы Люси и принимала ея сторону противъ леди Лофтонъ. Она говорила, что если лордъ Лофтонъ будетъ добиваться согласія Люси, то они, ея родственники, не имютъ права отнимать у нея то, что она сама пріобрла, изъ-за того только чтобы доставить удовольствіе леди Лофтонъ.
— Но она подумаетъ, сказалъ Маркъ,— что мы интриговали. Она будетъ упрекать насъ въ неблагодарности, и весь гнвъ свой обрушитъ на Люси.
На это жена отвчала ему, что нужно предоставить все вол Божіей. Они не интриговали. Люси уже разъ отказала любимому ею всмъ сердцемъ человку, потому только, что не хотла подать поводъ подозрвать себя въ ловл выгоднаго жениха. Но если любовь лорда Лофтона была такъ сильна, что онъ пріхалъ сюда нарочно для того чтобы, по собственнымъ словамъ его, еще разъ попытать свое счастіе, мужъ ея и она, несмотря на всю свою преданность леди Лофтонъ, по совсти не имли права становиться между Люси и любящимъ ее человкомъ. Маркъ все еще не могъ совершенно согласиться съ нею, онъ старался представить ей, какъ непріятно будетъ ихъ положеніе, если они теперь станутъ поощрять виды лорда Лофтона, и если онъ посл этихъ поощреній, которыя разссорятъ ихъ съ леди Лофтонъ, поддается вліянію матери и станетъ желать разрыва. Въ отвтъ Фаини объявила, что правда прежде всего, и что справедливость требовала, чтобы все было доведено до свднія Люси, и чтобъ она сама обсудила этотъ вопросъ.
— Но я не знаю чего желаетъ лордъ Лофтонъ, сказала Люси, не отрывая глазъ отъ пола и дрожа всмъ тломъ.— Онъ уже разъ говорилъ со мною, и я ему отвчала тогда.
— А былъ ли отвтъ этотъ ршительный и окончательный? спросилъ Маркъ. Вопросъ этотъ былъ нсколько жестокъ: никто еще не сказалъ Люси, что лордъ Лофтонъ повторилъ свое предложеніе. Но Фанни твердо ршалась не допускать несправедливости, и поэтому она продолжала начатой разказъ:
— Мы знаемъ, что ты отвчала ему, душа моя, но въ длахъ такого рода мущины не всегда довольствуются однимъ отвтомъ, лордъ Лофтонъ объявилъ Марку, что онъ хочетъ еще разъ говорить съ тобой. Онъ нарочно пріхалъ для этого сюда.
— А леди Лофтонъ… чуть слышно и не подымая головы проговорила Люси.
— Лордъ Лофтонъ не говорилъ съ матерью объ этомъ, сказалъ Маркъ, и Люси тотчасъ же стало ясно по звуку голоса брата, что онъ во всякомъ случа не будетъ доволенъ, если она благосклонно выслушаетъ предложеніе лорда Лофтона.
— Сердце твое должно ршить этотъ вопросъ, милочка моя, нжно и ободрительно сказала Фанни.— Маркъ и я, мы оба знаемъ, какъ хорошо ты держала себя во всемъ этомъ дл: я ему все разказала.— Люси вздрогнула и крпче прижалась къ сестр.— Я не могла ему не разказать, душа моя, мн не оставалось выбора. Не правда ли? Но лордъ Лофтонъ ничего не знаетъ. Маркъ не допустилъ его до тебя сегодня: онъ боялся, что ты будешь слишкомъ смущена, и не успешь всего хорошенько обдумать. Но ты увидишь его завтра, не правда ли? И тогда ты будешь отвчать ему.
Люси молчала, сердце ея было преисполнено благодарностію невстк за ея нжное участіе, за это истинно сестринское желаніе покровительствовать любви сестры, но въ то же время она повторяла себ, что ни за что на свт не допуститъ, чтобы лордъ Лофтонъ явился къ нимъ въ домъ съ надеждой на ея согласіе. Любовь ея была сильна, но была сильна и гордость ея, она не могла допустить, что леди Лофтонъ станетъ глядть на нее съ высоты своего величія. ‘Мать его будетъ презирать меня, это возбудитъ и въ немъ презрніе ко мн,’ говорила она себ, и она опять ршилась преодолть свою любовь, свои надежды, и остаться при своемъ первомъ ршеніи.
— Не лучше ли намъ теперь оставить тебя, душа моя, и переговорить объ этомъ завтра утромъ до его прихода? сказала Фанни.
— Это будетъ всего лучше, сказалъ Маркъ.— Взвсь все это хорошенько. Подумай объ этомъ посл вечерней молитвы, а теперь, Люси, поди сюда. И онъ обнялъ сестру и поцловалъ ее съ необыкновенною въ немъ въ отношеніи къ ней нжностію.— Я вотъ что долженъ сказать теб: я вполн полагаюсь на твою разсудительность и твое сердце, и какое бы ни было трое ршеніе, я буду горой стоять за тебя. Фанни и я, мы оба убждены, что ты поступила какъ нельзя лучше, и что теперь также поступишь какъ слдуетъ. Что бы ты ни ршила, мы съ тобою будемъ за одно.
— Милый, добрый Маркъ!
— А теперь мы не станемъ больше говорить объ этомъ до завтрашняго утра, оказала Фанни.
Но Люси чувствовала, что замолчать объ этомъ предмет до слдующаго утра могло означать только то, что она въ душ ршилась принять предложеніе лорда Дофтона. Тайна ея сердца была извстна мистриссъ Робартсъ, а теперь также и брату ея, и если она при этихъ обстоятельствахъ допуститъ, чтобы лордъ Лофтонъ явился къ ней уговаривать ее, то она не будетъ въ силахъ противостоять ему. Если она ршилась не уступать ему, то ей слдовало теперь же доказать это и принять надлежащія мры.
— Не уходи еще, Фанни, сказала она.
— А что, душа моя?
— Мн нужно сказать еще нсколько словъ Марку. Онъ не долженъ допускать, чтобы лордъ Лофтонъ былъ у насъ завтра.
— Онъ не долженъ допускать этого? воскликнула мистриссъ Робартсъ.
Мистеръ Робартсъ ничего не отвчалъ, но чувствовалъ, что уваженіе его къ сестр растетъ съ каждою минутой.
— Нтъ, Маркъ долженъ просить его не приходить къ намъ. Онъ не захочетъ понапрасну заставить меня страдать. Послушай, Маркъ,— и она подошла къ брату и положила об руки ему на плеча,— я люблю лорда Лофтона. Ни о чемъ подобномъ я и не помышляла, когда познакомилась съ нимъ. Но теперь я люблю его, люблю его всмъ сердцемъ, почти столько же, полагаю, какъ Фанни любитъ тебя. Ты можешь сказать ему это, если хочешь, ты даже долженъ сказать ему это, чтобъ онъ могъ вполн понять меня. Но вотъ что я прошу тебя передать ему отъ меня: я тогда только пойду за него, когда мать его сама будетъ просить меня объ этомъ.
— Не думаю, чтобъ она на это ршилась, грустно сказалъ Маркъ.
— И я не думаю, твердо сказала Люси, уже успвшая побдить свое смущеніе.— Еслибъ я предполагала возможность, что она можетъ пожелать имть меня невсткой, условіе мое было бы лишнее. Я длаю его именно потому, что она этого не желаетъ, что она считаетъ меня недостойною быть… быть женой ея сына. Она стала бы ненавидть, презирать меня, и онъ также начнетъ тогда глядть на меня съ пренебреженіемъ, и быть-можетъ перестанетъ любить меня. Я бы не была въ состояніи вынести одного ея взгляда, еслибъ она воображала, что я дурно поступила въ отношеніи къ ея сыну. Маркъ, ты пойдешь къ нему теперь, не такъ ли? и объяснишь ему все это, сколько ты самъ сочтешь нужнымъ. Скажи ему, что если мать его будетъ просить меня, я дамъ ему… свое согласіе. Но такъ какъ я знаю, что этого никогда не будетъ, то онъ долженъ почесть дло это поконченнымъ, и все имъ сказанное преданнымъ забвенію, что бы я ни чувствовала, онъ иметъ на это право.
Таково было ея ршеніе, и братъ ея и сестра до такой степени были убждены въ ея твердости,— упрямств, сказалъ бы Маркъ при другихъ обстоятельствахъ,— что они и не старались заставить ее измнить его.
— Ты пойдешь къ нему сегодня же передъ обдомъ, не такъ ли?— И Маркъ общался это сдлать. Онъ не могъ не чувствовать, что ему легче стало на душ. Леди Лофтонъ вроятно узнаетъ, что сынъ ея имлъ глупость влюбиться въ сестру бднаго пастора, но она не будетъ въ прав въ чемъ бы то ни было упрекнуть ни пастора, ни сестру его. Люси поступила хорошо, и Маркъ гордился ею. Люси принесла свое сердце въ жертву своей гордости, и Фанни было грустно за нее.
— Я желала бы до обда быть одна, сказала Люси, когда мистриссъ Робартсъ послдовала за нею изъ комнаты брата.— Милая Фанни, не огорчайся, нтъ причины огорчаться. Я уже сказала теб, что мн придется прибгнуть къ козьему молоку, а другихъ послдствіи никакихъ не будетъ.
Робартсъ, просидвъ съ женой около часа, опять отправился въ Фремле-Кортъ, посл долгихъ поисковъ онъ встртилъ лорда Лофтона, возвращавшагося домой къ позднему обду.
— Только въ томъ случа, если мать моя будетъ просить ее, сказалъ онъ, дослушавъ разказъ Марка.— Да это чистый вздоръ. Ты сказалъ ей, надюсь, что это не длается, что это не принято.
Маркъ старался объяснить ему, что Люси не хочетъ, чтобы мать его могла смотрть на нее съ недоброжелательствомъ.
— Разв она думаетъ, что мать моя не любитъ ея, и именно ея? спросилъ лордъ Лофтонъ.
Нтъ, Робартсъ не имлъ причинъ полагать это, но леди Лофтонъ могла найдти, что бракъ ея сына съ сестрой духовнаго лица будетъ mesalliance.
— Объ этомъ безпокоиться нечего, возразилъ лордъ Лофтонъ,— все это время она сама хлопотала о томъ, чтобы женить меня на дочери духовнаго лица. Но, Маркъ, смшно толковать такъ много о моей матери. Въ наше время никто не женится по распоряженію своей матери.
Въ отвтъ на это, Маркъ могъ только сказать, что ршеніе Люси очень, твердо, что она не отступитъ отъ него, и что она освобождаетъ лорда Лофтона отъ всякой необходимости говорить съ его матерью, если онъ иметъ что-нибудь противъ этого. Но все это ни къ чему не- повело.
— Такъ она любитъ меня? спросилъ лордъ Лофтонъ.
— Мн не слдуетъ отвчать на этотъ вопросъ, возразилъ Маркъ.— Я могу только передать ея слова. Она не выйдетъ за тебя иначе, какъ по просьб твоей матери.— И повторивъ это, онъ простился съ другомъ и вернулся домой.
Бдная Люси, выдержавъ съ такимъ достоинствомъ свиданіе съ братомъ, удовлетворивъ его вполн и гордо отказавшись отъ утшеній невстки,— вошла въ свою комнату. Ей нужно было подумать о томъ, что она сдлала и сказала, и для этого ей необходимо было побыть одной. Могло статься, что, при. вторичномъ обсужденіи этого дла, она не останется такъ довольна его окончаніемъ: какъ братъ ея. Ея горделивое достоинство и твердость длились только до тхъ поръ, пока дверь ея комнаты не затворилась за нею. Есть животныя, которыя, когда они чмъ-нибудь страдаютъ, стараются скрыться куда-нибудь подальше, словно опасаясь выказать свою слабость и стыдясь ея. Я даже полагаю, что вс нмыя твари имютъ эту привычку, и въ этомъ отношеніи Люси была похожа на нмую тварь. Даже въ своихъ задушевныхъ разговорахъ съ Фанни, она обращала въ шутку свое горе, и съ насмшкой говорила о своихъ сердечныхъ страданіяхъ. Но теперь, взойдя на лстницу, не спша и твердою рукой затворивъ за собой дверь, она, какъ больная птичка, прячетъ отъ всхъ свои страданія.
Она сла на низенькій стуликъ, стоявшій у ея кровати, закинула голову назадъ, и крпко стиснувъ платокъ въ обихъ рукахъ, прижала его къ глазамъ и лбу, и тогда она принялась думать. Принялась она думать, а также и плакать, потому что слезы все быстре и быстре катились изъ-подъ платка, и тихое рыданіе раздалось въ комнат, наедин съ собой она наконецъ дала волю своему чувству.
Не оттолкнула ли она отъ себя вс свои надежды на счастье? Возможно ли было предположить, что онъ еще разъ, въ третій разъ, вернется къ ней? Нтъ, это было невозможно. Высокомрный тонъ втораго отказа длалъ это совершенно невозможнымъ. Ршеніе ея было основано на убжденіи, что такой бракъ будетъ ненавистенъ леди Лофтонъ. Леди Лофтонъ никогда не захочетъ унизиться до того, чтобы просить ее быть женою сына. Рушились вс ея надежды на счастье и любовь, вс мечты ея. Она всмъ пожертвовала не чувству долга и справедливости, а своей гордости. И она пожертвовала не только собою, но и имъ. Когда онъ впервые явился къ ней, когда она думала объ этомъ первомъ объясненіи его, она вовсе не воображала, что любовь его къ ней глубока, но теперь она не могла сомнваться, что онъ любитъ ее. Посл своей разсянной жизни въ Лондон, посл столькихъ дней и вечеровъ, проведенныхъ въ обществ блестящихъ красавицъ, онъ вернулся въ ихъ скромный домикъ, чтобы снова упасть къ ея ногамъ. А она?.. она не захотла его видть, хотя любила его всмъ сердцемъ, не захотла его видть изъ жалкой трусости, потому только что боялась косыхъ взглядовъ надменной старухи.
— Я сейчасъ сойду внизъ, сказала она, когда Фанни наконецъ постучалась въ дверь, прося позволенія войдти.— Я не отворю двери, милая моя, но черезъ, десять минутъ я сойду къ теб, право же сойду.— И въ самомъ дл черезъ десять минутъ она была съ нею, слды ея слезъ не могли укрыться отъ опытнаго взгляда мистриссъ Робартсъ, но лицо ея было спокойно, и голосъ не измнялъ ей.
— Желалъ бы я знать, въ самомъ ли дл она любитъ его? сказалъ Маркъ, когда онъ вечеромъ остался наедин съ женою.
— И ты еще сомнваешься въ этомъ? возразила его жена.— Ты, Маркъ, не полагайся на ея наружное суровое спокойствіе. По моему мннію, она изъ тхъ двушекъ, которыя способны умереть отъ любви.
На другой день лордъ Лофтонъ ухалъ изъ Фремлея, и, какъ располагалъ, отправился на рыбную ловлю въ Норвегію.

ГЛАВА XXXII.

Гарольдъ Смитъ огорчился и встревожился, когда распространился слухъ о вроятномъ роспуск парламента, но для него этотъ слухъ далеко не имлъ того роковаго значенія, какъ для мистера Соверби. Гарольдъ Смитъ могъ потерять и не потерять свое мсто за бургъ въ парламент, но Соверби непремнно долженъ былъ лишиться своего мста за графство, а лишась его, онъ окончательно потеряетъ все. Онъ былъ вполн увренъ, что герцогъ уже не станетъ поддерживать его при новыхъ выборахъ, кому бы ни досталось чальдикотское помстье, и, соображая все это, онъ не могъ сохранить свою обычную бодрость.
Томъ Тауэрсъ, какъ всегда, все зналъ и все предвидлъ. Намекъ, брошенный имъ мимоходомъ на вечер у миссъ Данстеблъ, предшествовалъ не боле какъ двнадцатью часами всеобщему слуху, что гиганты хотятъ обратиться къ стран. Очевидно было, что гиганты не имли на своей сторон большинства въ парламент, несмотря на помощь и поддержку, такъ безкорыстно общанныя имъ богами. Это стало ясно для всхъ, и потому гиганты ршились обратиться на судъ страны и распустить парламентъ. На другой же день посл вечера у миссъ Данстеблъ, везд говорили, что уже произнесенъ роковой приговоръ. Слухъ былъ начатъ Томомъ Тауэрсомъ, а теперь онъ достигъ уже Боггинса, швейцара въ департамент Малой Сумки.
— Для насъ, сэръ, это никакой не сдлаетъ разницы: не правда ли, мистеръ Робартсъ? говорилъ Боггинсъ, почтительно прислонясь къ стн, у самой двери, въ комнат частнаго секретаря упомянутаго департамента.
Вообще молодой Робартсъ и Боггинсъ часто разговаривали и о политик и о другихъ предметахъ, тмъ боле что въ послднее смутное время имъ часто приходилось оставаться наедин. Новый лордъ Малой Сумки не походилъ на Гарольда Смита. Онъ былъ суровый гигантъ, мало обращавшій вниманія на свою частную переписку, пренебрегавшей даже обязанностями протекціи, онъ рдко бывалъ въ своей канцеляріи, а такъ какъ въ ней не было никакихъ другихъ чиновниковъ (благодаря коренному преобразованію, введенному Гарольдомъ Смитомъ), то съ кмъ же молодому Робартсу оставалось разговаривать, если не съ Боггинсомъ?
— Да, я самъ такъ думаю, отвчалъ Робартсъ, оканчивая перомъ на своей протечной бумаг изображеніе Турка, возсдающаго на диван.
— Потому, сэръ, что мы теперь въ верхней палат. Я всегда думалъ, что оно такъ и слдуетъ, сэръ. Мн кажется, мистеръ Робартсъ, что для Малой Сумки не мсто въ нижней палат. Этого никогда и не водилось прежде.
— Да, теперь все измняется, Боггинсъ, возразилъ Робартсъ, тщательно оттняя клубы дыма, вылетавшіе изъ трубки Турка.
— Да, точно. Да вотъ что я вамъ скажу, мистеръ Робартсъ. Я думаю, что я подамъ въ отставку. Я не могу выносить вс эти перемны. Мн уже за шестьдесятъ лтъ. Возьму свою пенсію, да и отправлюсь восвояси. Я думаю, что совсмъ и съ конституціей не согласно, чтобы Малая Сумка находилась въ палат общинъ.
И Боггинсъ удалился со вздохомъ, онъ пошелъ утшаться бутылкой портера, за огромною книгой, раскрытою на стол, въ углу маленькой передней рядомъ съ комнатой частнаго секретаря. Боггинсъ опять вздохнулъ, увидвъ, что число, выставленное на книг, относится къ первымъ годамъ его вступленія въ должность. Въ т времена, мсто лорда Малой-Сумки, занималъ знатный перъ, сердце швейцара преисполнилось благоговніемъ къ нему, тмъ боле что онъ посщалъ министерскую канцелярію не слишкомъ-то часто, раза три-четыре въ годъ, и его приходъ всегда сопровождался особою торжественностью, Гарольдъ же Смитъ безпрестанно появлялся здсь и суетился будто главный прикащикъ въ манчестерскомъ торговомъ дом.
‘Вся служба пошла теперь ко псамъ,’ думалъ про себя Боггинсъ, выпивая свою кружку, и поглядывая черезъ столъ на какого-то господина, показавшагося у дверей.
— Тутъ ли мистеръ Робартсъ? проговорилъ Боггинсъ, повторяя вопросъ постителя.— Да, мистеръ Соверби, онъ здсь, въ своей комнат, первая дверь налво.
Потомъ, вспомнивъ, что поститель — членъ за графство (санъ, къ которому Боггинсъ питалъ самое большое уваженіе посл сана пера), онъ всталъ, и провелъ мистера Соверби въ комнату частнаго секретаря.
Молодой Робартсъ я мистеръ Соверби конечно познакомились во время царствованія Гарольда Смита. Членъ за Остъ-Барсетширъ почти ежедневно заходилъ въ департаментъ Малой Сумки, развдывалъ чмъ занимался энергическій министръ, болталъ съ нимъ о разныхъ полуофиціальныхъ предметахъ, и научалъ молодаго секретаря смяться надъ своимъ начальникомъ. Поэтому ничего не было страннаго въ его появленіи, онъ и не сталъ объяснять его причины, а услся съ обычною развязностью и завелъ рчь о важномъ вопрос, волновавшемъ вс умы.
— Вы знаете, мы расходимся, сказалъ Соверби.
— Слышалъ, отвчалъ частный секретарь,— До насъ-то это не касается, мы теперь въ верхней палат, какъ говоритъ почтенный Боггинсъ.
— Да! хорошо этимъ лордамъ! сказалъ Соверби.— Ни избирателей, ни борьбы, ни опасности быть разогнанными по домамъ, ни необходимости имть политическія мннія.
— Я думаю, вы можете смло разчитывать на Остъ-Барсетширъ? Кажется, герцогъ Омніумъ тамъ всмъ ворочаетъ по своему.
— Да, герцогъ иметъ сильное вліяніе на графство. Кстати, гд вашъ братъ?
— Дома, отвчалъ Робартсъ,— по крайней мр, я такъ думаю.
— Въ Фремле или Барчестер? Огіъ кажется недавно былъ въ Барчестер?
— Я знаю, что онъ теперь въ Фремле. Я на дняхъ получилъ письмо отъ его жены съ однимъ порученіемъ. Онъ былъ тамъ, и лордъ Лофтонъ только что ухалъ оттуда.
— Да, Лофтонъ здилъ туда. Онъ сегодня утромъ отправился въ Норвегію. Мн бы нужно повидаться съ вашимъ братомъ. Давно ли онъ писалъ къ вамъ?
— Довольно таки давно. Маркъ вообще лнивъ на переписку. Онъ бы не годился въ частные секретари.
— Во всякомъ случа, не годился бы къ Гарольду Смиту. Но вы уврены, что я не застану его въ Барчестер?
— Дайте ему знать по телеграфу, и онъ туда прідетъ повидаться съ вами.
— Нтъ, я этого не хочу. Телеграммы поднимаютъ переполохъ въ деревн и пугаютъ любящихъ женъ.
— Да въ чемъ же дло?
— Ничего важнаго. Не знаю, говорилъ ли онъ вамъ объ этомъ. Я ему напишу сегодня же по почт, и онъ выдетъ ко мн въ Барчестеръ. Или, еще лучше, напишите вы. Я терпть не могу письма писать, скажите ему только, что я былъ у васъ, и что мн очень бы хотлось съ нимъ повидаться, завтра часа въ два, въ гостиниц Змя. Я отправлюсь съ экстреннымъ поздомъ.
Маркъ Робартсъ, разсуждая съ Соверби объ ихъ общихъ денежныхъ затрудненіяхъ, сказалъ какъ-то разъ, что еслибы понадобилось немедленно уплатить вексель, онъ бы могъ на короткое время занять денегъ у своего брата. У молодаго секретаря еще оставалась въ рукахъ часть отцовскаго наслдства, достаточная на уплату послдняго векселя, и онъ бы конечно не отказался помочь брату въ случа нужды. Теперешнее посщеніе мистера Соверби имло цлью разузнать, просилъ ли Робартсъ этихъ денегъ у брата. Въ душ его таилось также полусознательное намреніе самому выпросить ихъ, если Маркъ еще о нихъ не упоминалъ. Вдь жаль же пропустить такой удобный случай! Легко ли ему было знать, что эта сумма такъ близко отъ него, и не протянуть руки, чтобы взять ее? Такого рода воздержаніе было не въ природ мистера Соверби, точно такъ же какъ не въ природ страстнаго охотника пропустить Фазана. Однако въ его душ проснулось нчто похожее на угрызеніе совсти, когда онъ, покачиваясь, сидлъ на стул въ комнат частнаго секретаря, и смотрлъ на открытое, добродушное лицо молодаго человка.
— Хорошо, я ему напишу, сказалъ Джонъ Робартсъ,— но онъ мн не говорилъ ничего особеннаго.
— Въ самомъ дл? Впрочемъ, все равно. Я объ этомъ упоминулъ только мимоходомъ, я думалъ, что Маркъ уже говорилъ съ вами объ этомъ.
И мистеръ Соверби продолжалъ покачиваться на своемъ студ. Почему это онъ не ршался стянуть какихъ-нибудь пустячныхъ пятисотъ фунтовъ съ молодаго человка какъ Джонъ Робартсъ, у котораго не было ни жены, ни дтей, ни другихъ подобныхъ обязанностей, который даже не очень бы пострадалъ отъ потери этихъ денегъ, такъ какъ былъ онъ вполн обезпеченъ отличнымъ жалованьемъ? Мистеръ Соверби самъ удивлялся своей слабости. Деньги были нужны ему дозарзу. Онъ имлъ причины предполагать, что Марку будетъ довольно трудно возобновить векселя, а онъ, Соверби, могъ бы остановить ихъ предъявленіе, еслибъ имлъ въ рукахъ надлежащую сумму.
— Могу ли я чмъ-нибудь быть вамъ полезенъ? спросилъ невинный ягненокъ, доврчиво протягивая шею мяснику.
Какое-то непривычное чувство остановило руку мясника. Онъ минуты съ дв сидлъ молча и неподвижно, потомъ, вскочивъ съ мста, торопливо проговорилъ:
— Нтъ, нтъ, ничмъ, благодарю васъ. Напишите только Марку, что я буду ждать его въ Барчестер, завтра въ два часа.
Потомъ, схвативъ шляпу, онъ поспшно ушелъ
‘Что я за дуракъ! думалъ онъ про себя. Стоитъ ли теперь еще разбирать!’
Онъ нанялъ кабъ и ухалъ до половины Портманъ стрита, а оттуда пшкомъ свернулъ въ переулокъ и остановился передъ какимъ-то трактиромъ.
— Мистеръ Остенъ дома? спросилъ мистеръ Соверби человка.
— Котораго вамъ нужно? Мистера Джона дома нтъ. А мистеръ Томъ здсь, въ комнатк налво.
Мистеру Соверби пріятне было бы застать старшаго брата, Джона, но какъ его не было, онъ отправился въ маленькую комнатку. Въ этой комнат онъ нашелъ мистера Остена младшаго, по одному порядку номенклатуры, и мистера Тома Тозера, по другому. Людямъ юриспруденческаго промысла онъ обыкновенно рекомендовалъ себя членомъ почтеннаго семейства Остеновъ, но для приближенныхъ онъ всегда былъ Товеромъ.
Мистеръ Соверби, хотя и близко зналъ это семейство, не любилъ однако Тозеровъ, но онъ особенно ненавидлъ Тома Тозера.
Томъ Тозеръ былъ широкоплечій мущина съ бычачьею шеей, навислыми бровями, съ выраженіемъ отъявленнаго плута. Я мошенникъ, говорило его лицо, я это знаю, весь свтъ это знаетъ, да и вы не далеко отъ меня ушли. Это можетъ-быть не всмъ извстно, но мн извстно. Почти вс люди мошенники, да, есть мошенники тупые, и есть мошенники острые. Я мошенникъ вострый, пальца мн въ ротъ не кладите!
Вотъ что ясно высказывалось на лиц Тома Тозера, и хотя онъ былъ совершеннйшій лжецъ въ душ, наружность его не лгала.
— Здравствуйте, Тозеръ, сказалъ мистеръ Соверби, ршаясь пожать руку грязному негодяю: — мн хотлось поговорить съ вашимъ братомъ.
— Джона нту дома, онъ и не скоро вернется. Да впрочемъ это все ровно.
— Да, да, я самъ такъ думаю, у васъ съ нимъ пополамъ охота, и добыча пополамъ.
— Я не знаю, что это вы тамъ говорите про охоту, мистеръ Соверби.— Вамъ, людямъ знатнымъ, только охота, а намъ бднякамъ только трудъ. Надюсь, что вы теперь уплатите намъ эту бездлицу, которой мы уже такъ давно ждемъ.
— Я объ этомъ-то и хотлъ поговорить. Не знаю, что вы называете давно, Тозеръ, послдній вексель былъ подписанъ въ феврал.
— Но вдь ему вышелъ срокъ, не такъ ли?
— Ну да, вышелъ.
— А когда векселю вышелъ срокъ, онъ требуетъ уплаты. Я по крайней мр такъ понимаю вещи. И правду вамъ сказать, мистеръ Соверби, вы съ нами не совсмъ-то хорошо поступали послднее время. Вы насъ больно ужь прижали въ этомъ дльц съ лордомъ Лофтономъ.
— Да вы вдь знаете, что мн тутъ длать было нечего.
— Ну и намъ теперь длать нечего. Вотъ оно что, мистеръ Соверби… Господь съ вами, мы дла-то понимаемъ. Теперь намъ непремнно нужны наличныя деньги, и мы должны получить эти пятьсотъ фунтовъ. Мы ихъ должны получить тотчасъ же, а не то мы опишемъ все имущество этого священника. Чортъ меня побери! Съ этихъ священниковъ почти такъ же трудно взыскать деньги, какъ у собаки отнять недоглоданную кость. Вдь онъ деньги свои получилъ, зачмъ же онъ теперь не платитъ ихъ?
Мистеръ Соверби пришелъ съ тмъ, чтобы объяснить свое намреніе отправиться въ Барчестеръ на другой же день, съ цлію устроить какую-нибудь сдлку по этому векселю, и еслибъ онъ засталъ Джона Тозера, то онъ бы непремнно добился отъ него хоть короткой отсрочки. И Томъ и Джонъ хорошо это знали, и потому Джонъ, опасаясь собственнаго мягкосердечія, обыкновенно удалялся отъ переговоровъ. За Тома же нечего было опасаться, и около получаса спустя, мастеръ Соверби вышелъ отъ него, ни на волосъ не поколебавъ его ршимости.
— Намъ нужны деньги, мистеръ Соверби, вотъ и все,— были его послднія слова, когда почтенный членъ парламента уже взялся за ручку двери.
Мистеръ Соверби нанялъ другой кабъ и похалъ къ сестр. Странное можно сдлать замчаніе относительно людей, удрученныхъ денежными затрудненіями, какъ напримръ мистеръ Соверби, ихъ никогда не затрудняютъ маленькія суммы, и они никогда не отказываютъ себ въ мелкой, ежедневной роскоши. Извощики, обды, вино, театры, новыя перчатки, всегда къ услугамъ людей съ запутанными обстоятельствами, тогда какъ люди, не имющіе ни шиллинга долга, такъ часто должны отказывать себ во всемъ подобномъ.
Другой на мст мистера Соверби сберегъ бы свой шиллингъ, такъ какъ домъ мистриссъ Гарольдъ Смитъ находился не дале какъ черезъ улицу, у самаго Гановеръ сквера, но мистеру Соверби это и въ голову не пришло. Никогда въ жизни онъ денегъ не сберегалъ, и не думалъ приниматься за это теперь. Сестру онъ предупредилъ о своемъ посщеніи, и потому засталъ ее дома.
— Гарріетъ, сказалъ онъ, опускаясь въ мягкое кресло,— игра кажется кончена.
— Пустяки! возразила она:— ничего не кончена, если только ты самъ захочешь продолжать.
— Я могу только сказать теб, что сегодня я получилъ формальное увдомленіе, что векселя герцога Омніума будутъ немедленно поданы ко взысканію не отъ Фодергилла, а отъ этихъ народовъ въ Саутъ-Одле-стрит.
— Да ты этого ожидалъ, сказала сестра.
— Отъ этого мн не легче. Да къ тому же я этого не совсмъ ожидалъ, по крайней мр я въ этомъ не былъ увренъ. Теперь, конечно, не остается никакого сомннія.
— Да и лучше такъ. Гораздо пріятне знать, на что можешь разчитывать
— Кажется, мн скоро не на что будетъ разчитывать, все уйдетъ, все до послдняго акра земли! проговорилъ онъ съ горечью.
— Да врядъ ли ты будешь бдне чмъ въ прошломъ году. Никакого не можетъ быть сомннія, что цнности Чальдикотса хватитъ на уплату всхъ векселей.
— Да, хватитъ, а мн-то что длать потомъ? Я почти больше думаю о мст въ парламент чмъ о Чальдикотс.
— Ты знаешь мой совтъ, сказала мистриссъ Гарольдъ Смитъ:— проси миссъ Данстеблъ дать теб взаймы денегъ подъ обезпеченіе твоего помстья. Она ничмъ тутъ не рискуетъ. Если теб удастся это устроить, ты на выборахъ можешь идти противъ герцога, конечно, ты можешь быть побжденъ.
— Да я и надяться не могу на успхъ!
— Во всякомъ случа, ты бы этимъ доказалъ, что ты не жалкое орудіе въ рукахъ герцога, вотъ теб мой совтъ, съ энергіей проговорила мистриссъ Гарольдъ-Смитъ,— если ты хочешь, я сама поговорю объ этомъ съ миссъ Данстеблъ и предложу ей позвать ея повреннаго юриста разсмотрть это дло.
— Хорошо, еслибъ я объ этомъ подумалъ прежде чмъ ршился на эту проклятую глупость!
— Объ этомъ ты не безпокойся, она ровно ничего не теряетъ черезъ такую сдлку, и слдовательно ты не милости какой-нибудь будешь просить у ней. Притомъ, она сама же вызвалась помочь теб, и она именно такая женщина, что исполнитъ твою просьбу по тому самому, что вчера отказала теб въ другой твоей просьб. Ты многое хорошо понимаешь, Натаніель, но я не думаю, чтобъ ты ясно понималъ женщинъ, по крайней мр такую женщину, какъ она.
Тягостно и непріятно было мистеру Соверби искать денежной помощи у той самой женщины, за которую онъ сватался недли дв передъ тмъ, однако онъ уступилъ убжденіямъ сестры. Что же онъ могъ придумать при теперешнемъ положеніи длъ, что бы ему не было тягостно и непріятно? Въ эту минуту онъ чувствовалъ невыразимую ненависть къ герцогу, мистеру Фодергиллу, Гемишену и Геджби, и всмъ вообще обитателямъ Гадромъ-Кассля и Саутъ-Одле-стрита, они хотли оттягать у него все, что принадлежало дому Соверби задолго передъ тмъ, какъ имя Омніумъ стало извстно въ графств или въ Англіи. Чудовищный левіаанъ уже равверзъ пасть, чтобы поглотить его! Онъ долженъ былъ исчезнуть навсегда съ лица земли безъ борьбы, безъ сопротивленія! Какъ было ему не ухватиться за всякое средство отсрочить эту страшную развязку? И вотъ онъ поручилъ сестр переговорить съ миссъ Данстеблъ. Проклиная герцога (а ему было пріятно осыпать его проклятіями), мистеръ Соверби едва ли сознавалъ, что, герцогъ требуетъ назадъ только свою собственность.
Что касается до мистриссъ Гарольдъ Смитъ, какой бы мы ни произнесли приговоръ надъ ея общественнымъ и супружескимъ характеромъ, мы не можемъ не признать, что, въ качеств сестры, она имла достоинства.

ГЛАВА XXXIII

На слдующій день, въ два часа пополудни, Маркъ Робартсъ уже былъ въ гостиниц Змя, и, въ ожиданіи мистера Соверби, ходилъ взадъ и впередъ по той же комнат, гд онъ когда-то завтракалъ посл публичной лекціи Гарольда Смита. Онъ конечно угадалъ, по какому именно длу мистеръ Соверби хотлъ переговорить съ нимъ, и отчасти даже обрадовался его приглашенію. Судя о характер своего пріятеля потому что онъ видлъ до сихъ поръ, Маркъ полагалъ, что мистеръ Соверби не захотлъ-бы показаться ему на глаза, еслибы не нашелъ средства какъ-нибудь уплатить по этимъ несчастнымъ векселямъ. Итакъ, онъ шагалъ взадъ и впередъ по грязной комнат, нетерпливо поджидая прізда мистера Соверби, онъ сталъ обвинять его въ непростительной небрежности, когда на стнныхъ часахъ пробило четверть третьяго, уже пробило три часа, и Маркъ Робартсъ сталъ терять послднюю надежду, когда наконецъ явился мистеръ Соверби.
— Вы полагаете, что они потребуютъ вс девятьсотъ фунтовъ? проговорилъ Робартсъ, становясь передъ нимъ и глядя ему прямо въ лицо.
— Боюсь, что такъ, отвчалъ Соверби,— я ршился приготовить васъ къ худшему, мы вмст обдумаемъ, что намъ остается длать.
— Я ничего не могу, да и не хочу длать, сказалъ Робартсъ:— пусть они длаютъ что хотятъ и пользуются своимъ правомъ.
Но тутъ онъ невольно подумалъ о Фанни, о дтяхъ, подумалъ о Люси, которая отказывала лорду Лофтону, и отвернулся, чтобы бездушный эгоистъ, стоявшій передъ нимъ, не увидлъ слезъ, готовыхъ брызнуть изъ его глазъ.
— Однако, любезный Маркъ… проговорилъ Соверби самымъ ласкательнымъ своимъ тономъ.
Но Робартсъ не хотлъ его слушать.
— Мистеръ Соверби, перебилъ онъ, силясь придать своему голосу спокойствіе, которое измняло ему на каждомъ слов,— мн кажется, что вы меня просто ограбили. Я знаю, что я поступилъ какъ дуракъ, и хуже того, но… но… но я думалъ, что ваше положеніе въ свт служить мн достаточнымъ ручательствомъ за вашу честность.
Мистеръ Соверби вовсе не былъ человкомъ безъ чувства ему тяжело было слышать слова Марка, тмъ боле тяжело, что онъ не имлъ возможности отвчать на нихъ съ негодованіемъ. Онъ точно ограбилъ своего пріятеля, и при всемъ своемъ остроуміи онъ не находилъ въ эту минуту готовыхъ доводовъ, чтобъ уврить его въ противномъ.
— Робартсъ, сказалъ онъ,— вы теперь можете говорить мн все что вамъ угодно, я не буду сердиться на васъ.
— Сердиться на меня! повторилъ священникъ, гнвно оборачиваясь къ нему.— Какое мн дло до вашего гнва? Джентльмену страшно осужденіе другаго джентльмена, осужденіе человка честнаго страшно, не ваше.
И онъ прошелся раза два по комнат, оставивъ Соверби безмолвнаго въ его кресл.
— Хотлось бы мн знать, вспомнили ль вы о моей жен и моихъ дтяхъ, когда задумали погубить меня?— И онъ опять принялся ходить по комнат.
— Надюсь, что вы наконецъ достаточно успокоились, чтобы поговорить со мной о томъ, какъ уладить дло.
— Нтъ, я ничего не хочу улаживать, Вы говорите, что эти ваши друзья имютъ на меня вексель въ девятьсотъ фунтовъ и требуютъ немедленной уплаты. Васъ спросятъ передъ судомъ, сколько изъ этихъ денегъ я точно имлъ въ рукахъ. Вы очень хорошо знаете, что я никогда не получалъ, никогда не хотлъ получить ни единаго шиллинга. Я теперь ничего не стану улаживать. Пусть они схватятъ меня, схватятъ все мое имущество, пусть они длаютъ все, что хотятъ.
— Но послушайте, Маркъ…
— Называйте меня моимъ фамильнымъ именемъ, сэръ, полно вамъ прикидываться моимъ другомъ. Какъ былъ я глупъ, что допустилъ пріятельскую короткость съ обманщикомъ!
Соверби никакъ не ожидалъ этого. Онъ всегда считалъ Марка за человка смлаго, открытаго, благороднаго, способнаго при случа постоять за себя, всегда готоваго прямо высказать свою мысль, но не ожидалъ отъ него такого потока негодованія, такого глубокаго озлобленія.
— Если вы станете употреблять такія выраженія, Робартсъ, я долженъ буду уйдти отсюда.
— Сдлайте милость. Вы пришли объявить мн, что эти люд требуютъ съ меня девятьсотъ фунтовъ. Вы вроятно съ ними заодно, теперь вы сдлали свое дло, и можете къ нимъ вернуться. Я же вернусь къ жен, чтобы сколько-нибудь приготовить ее къ судьб, которая ее ожидаетъ.
— Робартсъ, вы когда-нибудь раскаетесь въ жестокости вашихъ словъ.
— Желалъ бы а знать, раскаетесь ли вы когда-нибудь въ своихъ жестокихъ поступкахъ, или вамъ все это ни почемъ!
— Я теперь раззоренъ окончательно, сказалъ Соверби.— Я всего долженъ лишиться, и положенія въ свт, и семейнаго достоянія, и отцовскаго дома, и мста въ парламент, и возможности жить между моими соотечественниками, вообще возможности жить гд бы то ни было, но все это не такъ меня мучаетъ, какъ то, что я васъ запугалъ въ свою гибель.
И Соверби въ свою очередь отвернулся, утирая непритворныя слезы.
Робартсъ все еще ходилъ по комнат, но онъ уже не былъ въ силахъ возобновлять свои обвиненія. Такъ обыкновенно бываетъ. Пусть человкъ самъ себя осыплетъ упреками, и упреки другихъ непремнно замолкнутъ на время. Соверби инстинктивно попалъ на этотъ путь, и теперь видлъ возможность завязать разговоръ.
— Вы несправедливы, ко мн, сказалъ онъ,— если полагаете, что я не стараюсь изъ всхъ силъ какъ-нибудь спасти васъ. Только въ этой надежд я и пріхалъ сюда.
— Какая же у васъ надежда? Вы хоіите вроятно, чтобъ я еще подписалъ нсколько векселей…
— Нтъ, не нсколько векселей, нужно только возобновить одинъ вексель на…
— Послушайте, мистеръ Соверби. Ни за какія блага въ мір не соглашусь я подписать какой бы то ни было вексель. Я былъ слабъ, и стыжусь своей слабости, но я надюсь, что теперь у меня достанетъ силы сдержать свое слово. Никогда не подпишу я новаго векселя, ни для васъ, ни для себя.
— Но вдь это безуміе, Робартсъ, при теперешнихъ вашихъ обстоятельствахъ.
— Положимъ, что безуміе.
— Видли вы Форреста? Если вы поговорите съ нимъ, вы сами убдитесь, что еще можно вс уладить.
— Я и такъ долженъ мистеру Форресту сто пятьдесятъ фунтовъ, я ихъ занялъ у него, когда вы потребовали съ меня деньги за лошадь, ни за что на свт я не увеличу этого долга. Вотъ и въ этомъ случа я далъ одурачить себя кругомъ. Вы можетъ-быть забыли, что деньги за лошадь должны были пойдти на погашеніе долга.
— Помню, помню, да я вамъ объясню, какъ это случилось.
— Не нужно, ужь видно все одно къ одному.
— Но выслушайте же меня. Я увренъ, что вы пожалли бы обо мн, еслибы знали все, что мн приходилось выноситъ. Я даю вамъ честное слово, что не имлъ намренія требовать съ васъ денегъ за эту лошадь, поврьте же мн, хоть на этотъ разъ. Но вспомните то несчастное дло съ Лофтономъ, вспомните, въ какихъ сердцахъ онъ пришелъ къ вамъ въ гостиницу по поводу какого-то недоплаченнаго векселя.
— Я знаю только, что въ отношеніи ко мн онъ былъ совершенно не оравъ.
— Конечно, но не въ этомъ вопросъ. Онъ былъ въ такой ярости, что ршался разгласить все это дло, это было бы крайне не пріятно для васъ, такъ какъ вы только что приняли бенефицію въ Барчестер.
Тутъ бднаго бенефиціанта страшно покоробило.
— Я употребилъ вс усилія, чтобы купить этотъ вексель. Эти алчные ястреба впились въ свою добычу, когда увидли, что я ею дорожу, и я былъ принужденъ дать имъ за этотъ вексель слишкомъ сто фунтовъ, хотя. Господь вдаетъ, что я давнимъ-давно уплатилъ по немъ до послдняго шиллинга. Никогда въ жизни я такъ не бился изъ-за денегъ какъ въ тотъ разъ, для того чтобы достать эти сто двадцать фунтовъ, и, клянусь честію, я это длалъ для васъ. Лофтонъ не могъ причинить мн никакого вреда.
— Вдь вы ему сказали, что вы за векселя дали не боле двадцати пяти фунтовъ.
— Да что же мн было длать? Я долженъ былъ это говорить, чтобы не показать ему до какой степени было для меня важно это дло. Вы знаете, что я не могъ объяснить все это при васъ и при немъ. Вы бы съ негодованіемъ отказались отъ своего мста въ капитул.
‘И жаль, что я этого не сдлалъ тогда!’ подумалъ Маркъ, но увы! это желаніе пришло слишкомъ поздно. Въ какой омутъ попалъ онъ вслдствіе одной этой минуты слабости, наканун, своего отъзда изъ Гадеромъ-Кассля! Но неужели онъ за эту неосторожность долженъ будетъ поплатиться совершенною гибелью? Ему тошно становилось отъ всей этой лжи, отъ всей этой грязи, черезъ которую онъ долженъ былъ пройдти. Онъ нечаянно связался съ самымъ низкимъ отребьемъ человчества, и зналъ, что рано или поздно молва соединитъ его имя съ обезчещенными именами. И для чего же онъ подвергся всему этому? Для чего онъ до такой степени унизилъ и себя, и свой санъ? Неужели для того, чтобъ одолжить такого человка, какъ мистеръ Соверби?
— Я наконецъ досталъ денегъ, продолжалъ Соверби,— но вы бы съ трудомъ поврили какимъ я долженъ былъ подчиниться условіямъ. Я досталъ ихъ отъ Гарольда Смита, и никогда въ жизни я уже не попрошу у него никакой услуги, Я занялъ у него эту сумму всего на дв недли, и чтобы заплатить ему, я былъ принужденъ просить у васъ деньги за лошадь. Маркъ, поврьте мн, я все это длалъ для васъ.
— А я теперь долженъ буду поплатиться за. все это потерей всего моего состоянія!
— Если вы поручите дло мистеру Форресту, они васъ и пальцемъ не тронутъ, вамъ можно будетъ уплатить весь долгъ постепенно изъ вашихъ доходовъ. Вы должны будете подписать рядъ векселей.
— Я не подпишу ни единаго векселя, на это я ршился окончательно. Пусть они придутъ и берутъ что хотятъ.
Мистеръ Соверби долго настаивалъ, но ему не удалось поколебать ршимость Марка. Онъ не хотлъ вступать ни въ какіе переговоры, ни въ какія сдлки, онъ объявилъ, что останется у себя, въ Фремле, и что всякій, кто иметъ a него какія-либо притязанія, можетъ ихъ предъявить законнымъ путемъ.
— Я самъ ничего не буду длать, говорилъ онъ,— но если меня потребуютъ къ суду, я докажу, что не имлъ въ своихъ рукахъ ни шиллинга изъ этихъ денегъ.
На этомъ они и разстались.
Въ теченіи разговора, мистеръ Соверби намекнулъ было о возможности занять деньги у Джона Робартса, но Маркъ и слышать объ этомъ не хотлъ. Притомъ же онъ въ настоящую минуту вовсе не былъ расположенъ слушать совты мистера Соверби.
— Мн покуда не возможно объявить, что именно я намренъ длать, сказалъ онъ, — мн нужно видть сперва, что станутъ длать другіе.
Потомъ онъ взялъ шляпу и вышелъ, на двор гостиницы онъ слъ на ту самую лошадь, которая такъ дорого досталась ему, и медленно похалъ домой.
Много мыслей и предположеній промелькнуло въ его ум по дорог домой, но на одномъ ршеніи стоялъ онъ твердо: онъ долженъ все поврить жен. Слишкомъ было бы жестоко оставлять ее въ прежнемъ невдніи дла, пока не постучатся къ нимъ въ дверь съ тмъ чтобъ отвести его въ тюрьму и распродать все изъ его дома, все, до послдней кровати. Да, онъ признается ей во всемъ съ полною откровенностію, тотчасъ же, прежде чмъ успетъ остыть въ немъ благое намреніе. Онъ сошелъ съ лошади передъ своимъ домомъ, и увидвъ у дверей кухни горничную жены, поручилъ ей попросить Фанни къ нему въ библіотеку. Онъ ни на минуту не котлъ откладывать необходимаго объясненія. Если человку суждено утонуть, не лучше ли ужь утонуть сразу, и дло съ концомъ?
Мистриссъ Робартсъ вошла въ комнату почти въ одно время съ нимъ, я положила ему руку на плечо.
— Мери говоритъ, что ты меня спрашивалъ. Я прямо изъ сада, она меня встртила на самомъ порог.
— Да, Фанни, мн нужно съ тобою поговорить. Присядь на минуту.
А самъ онъ прошелъ но комнат и повсилъ хлыстикъ на обычное мсто.
— Ахъ, Маркъ, не случилось ли чего-нибудь?
— Да, душа моя, да. Садись, Фанни, мн ловче будетъ говорить съ тобою, когда ты сядешь.
Но ей, бдняжк, не хотлось садиться. Онъ намекнулъ на какое-то несчастіе, и потому она чувствовала непреодолимое желаніе обнять его, прижаться къ нему.
— Ну хорошо, я сяду, если ты непремнно этого хочешь. Но не пугай меня, Марчъ: отчего ты такъ печаленъ и разстроенъ?
— Фанни, я поступилъ не хорошо, сказалъ онъ,— я сдлалъ непростительную глупость. Боюсь, что я причиню теб много горя и узнаешь…
И онъ отвернулся отъ нея, закрывъ лицо рукой.
— О, Маркъ, милый, дорогой, безцнный мой Маркъ, что такое? И быстро подбжавъ къ нему, она бросилась передъ нимъ на колни.— Не отворачивайся отъ меня… Скажи мн, Маркъ, скажи мн все, чтобъ я могла раздлить твое горе.
— Да, Фанни, я теперь все долженъ сказать теб. Но я не знаю, что ты подумаешь, когда узнаешь…
— Я буду думать, что ты мой мужъ, мой дорогой Маркъ! Это буду думать я прежде всего.
И она къ нему ласкалась, смотрла ему въ лицо, и взявъ его руку, сжимала ее въ своихъ.
— Если ты сдлалъ глупость, то кому же и извинить, тебя если не мн?
И онъ разказалъ ей все, начиная съ того вечера, когда мистеръ Соверби зазвалъ его въ свою комнату, всю эту исторію о векселяхъ и лошадяхъ, такъ что бдная жена его совершенно растерялась въ этомъ лабиринт разчетовъ. Она не въ состояніи была усладить за всми подробностями дла, она не могла также вполн раздлять его негодованіе противъ мистера Соверби, потому что не понимала хорошенько, что собственно значитъ ‘возобновить’ вексель. Для нея былъ важенъ только вопросъ, сколько именно долженъ заплатить ея мужъ, да еще ея надежда, почти доходившая до твердаго убжденія, что онъ уже никогда не будетъ входить въ долги.
— А что же это составляетъ все вмст, другъ мой?
— Они съ меня требуютъ девять сотъ фунтовъ.
— Боже мой! Вдь это страшная сумма.
— Да еще полтораста фунтовъ, которые я занялъ въ банк: это за лошадь, да еще есть кой-какіе долги, немного, кажется, но теперь съ меня требуютъ все, до послдняго шиллинга. Вообще придется заплатить тысячу двсти или триста фунтовъ.
— Это весь годовой доходъ нашъ, Маркъ, даже съ новымъ мстомъ.
Это было съ ея стороны единственнымъ словомъ упрека, если только это можно назвать упрекомъ.
— Да, сказалъ онъ.— И я знаю, что эти люди будутъ безжалостны. А вдь я не получилъ ни шиллинга изъ этихъ денегъ. Что ты теперь подумаешь обо мн?
Но она ему клялась, что никогда и въ душ не будетъ его попрекать этимъ, что ни на волосъ не уменьшится ея довріе къ нему. Разв онъ не мужъ ея? Она такъ рада, что теперь ей все извстно, что она можетъ утшать и поддерживать его. И она точно стала утшать его. Все легче и легче казалось ему угрожающее горе по мр того, какъ онъ говорилъ съ нею. Такъ всегда бываетъ. Бремя, слишкомъ тяжкое для силъ одного человка, становится легче пера, когда его несешь вдвоемъ и когда каждый готовъ взять на себя самую тяжелую часть.
Жена съ радостью и благодарностью приняла доставшуюся ей часть бремени. Не трудно ей было выносить вмст съ мужемъ его горе и страданія, это было ея дло, ея обязанность. Одно бы ей показалось невыносимымъ: знать, что у мужа есть горе и заботы, которыя онъ отъ нея скрываетъ.
Потомъ они стали вмст обсуживать, какъ бы имъ лучше выпутаться изъ этого страшнаго затрудненія. Какъ истая женщина, мистриссъ Робартсъ тотчасъ же предложила отказаться отъ всякаго рода роскоши. Они продадутъ всхъ своихъ лошадей, коровъ они не продадутъ, но будутъ продавать масло, продадутъ кабріолетъ и разстанутся съ конюхомъ. Само собой разумется, что лакея придется отпустить. Но что касается до дома въ Барчестер, до этого великолпнаго жилища въ соборной оград,— нельзя ли имъ будетъ еще съ годъ туда не перезжать — отдать бы его внаймы? Конечно, свтъ узнаетъ о ихъ несчастіи, но если они это несчастіе будутъ выносить бодро и твердо, свтъ не такъ строго станетъ осуждалъ ихъ. Во всякомъ случа, нужно во всемъ признаться леди Лофтонъ.
— Ты можешь быть уврена въ одномъ, Фанни, сказалъ онъ,— ни за какія сокровища въ мір не соглашусь я подписать ни единаго векселя.
Поцлуй, которымъ она поблагодарила его за это общаніе, былъ такъ горячъ и радостенъ, какъ будто бы онъ принесъ ей самыя лучшія всти, и вечеромъ, разсуждая обо всемъ этомъ не только съ женой, но и съ сестрою Люси, онъ самъ удивлялся, что вдругъ ему такъ легко стало на душ.
Не беремся ршить въ эту минуту, слдуетъ ли человку затаивать въ себ свои радости, но, право, не, стоитъ, затаивать въ душ горе!

ГЛАВА XXXIV.

Возвращаясь въ Лондонъ, лордъ Лофтонъ не вдругъ умлъ ршить въ своемъ ум какъ ему поступить. Минутами возникалъ въ немъ вопросъ, дйствительно ли Люси заслуживаетъ тхъ заботъ и хлопотъ, которыя она бросила на его дорогу. Въ такія минуты онъ говорилъ себ, что онъ конечно очень ее любитъ, и очень былъ бы счастливъ имть ее женою, но… Впрочемъ, онъ не долго останавливался на подобныхъ мысляхъ. Человкъ влюбленный рдко охлаждается къ предмету своей страсти вслдствіе какихъ-нибудь затрудненій. И потому, онъ мало-по-малу приходилъ къ ршенію немедленно открыться матери, просить ее, чтобъ она уврила миссъ Робартсъ въ своемъ согласіи. Онъ зналъ, что она не слишкомъ будетъ довольна такимъ бракомъ, но если онъ покажетъ твердую, непоколебимую ршимость, то она едва ли захочетъ противорчить ему. Онъ не станетъ смиренно упрашивать ее, какъ о какой-нибудь милости, но смло потребуетъ какъ исполненія одной изъ тхъ обязанностей, которыя добрая мать всегда беретъ на себя относительно сына. На этомъ ршеніи онъ остановился, прибывъ вечеромъ въ свою квартиру въ Альбани.
На другой день онъ не видался, съ матерью. Онъ думалъ, что лучше будетъ переговорить съ нею передъ самымъ отъздомъ въ Норвегію, чтобы не пришлось еще нсколько разъ возобновлять тягостный разговоръ, и потому онъ отложилъ свое объясненіе до послдняго дня, и нарочно для этого отправился, наканун своего отъзда, завтракать въ Брутонъ-стритъ.
— Матушка, сказалъ ему отрывисто, усаживаясь на одно изъ креселъ въ столовой,— мн нужно поговорить съ вами.
Мать тотчасъ же поняла, что рчь должна идти о чемъ то важномъ, и съ тонкимъ женскимъ инстинктомъ сообразила, что вопросъ касается женитьбы. Она знала, что еслибы сынъ захотлъ поговорить съ нею о деньгахъ, то выраженіе его лица и голоса было бы совсмъ другое, выраженіе его лица было также не то, еслибъ ему вздумалось предпринять путешествіе въ Пекинъ, или отправиться на рыбную ловлю куда-нибудь на берега Гудзонова залива.
— Поговорить со мною, Лудовикъ! Я съ удовольствіемъ готова тебя слушать.
— Мн хочется знать, что вы думаете о Люси Робаргсъ?
Леди Лофтонъ поблднла, ее такъ и кольнуло въ сердце. Она и передъ тмъ больше испугалась чмъ обрадовалась, угадывая что сынъ ея заговоритъ о любви, но такого удара она не предвидла.
— Что я думаю о Люси Робартсъ? повторила она, совершенно растерявшись.
— Да, матушка, вы говорили какъ-то недавно, что мн надо жениться, и я самъ начинаю соглашаться съ вашимъ мнніемъ. Вы выбрали мн въ невсты дочь священника, но эта двица, кажется, нашла случай гораздо лучше пристроить себя…
— Совсмъ нтъ, рзко прервала леди Лофтонъ.
— И потому я выбралъ для себя сестру другаго священника. Надюсь, вы ничего не имете противъ миссъ Робартсъ?
— О, Лудовикъ!
Леди Лофтонъ больше ничего не была въ силахъ выговорить.
— Какіе вы находите въ ней недостатки? Что вы можете противъ нея сказать? Или вы думаете, что я не могу быть съ нею счастливъ.
Минуты дв леди Лофтонъ сидла молча, стараясь собрать свои мысли. Она находила, что очень многое можно сказать противъ Люси Робартсъ, если смотрть на нее какъ на будущую леди Лофтонъ. Ей трудно было бы сразу изложить вс свои доводы, но она не сомнвалась въ ихъ сил и важности. Въ ея глазахъ, Люси Робартсъ не имла ни красоты, ни прелести, ни изящества въ пріемахъ, ни даже такого образованія, какого можно бы пожелать. Леди Лофтонъ сама не была свтскою женщиной, въ ней было даже замчательно мало свтскости для особы ея положенія. Но, тмъ не мене, она иныя свтскія качества считала необходимыми для молодой двушки, долженствующей заступить ея мсто. Она, конечно, желала, чтобы жена сына соединяла эти качества съ другими, съ нравственными достоинствами. Она не бралась ршить, иметъ ли Люси Робартсъ эти нравственныя достоинства, другихъ же необходимыхъ свойствъ положительно недоставало. Очевидно было, что она никогда не будетъ смотрть настоящею леди Лофтонъ, никогда не суметъ держать себя въ графств какъ подобаетъ супруг лорда Лофтонэ. Она не имла ни той плавности, ни той осанки, ни того величаваго спокойствія, которыя леди Лофтонъ такъ цнила въ молодой женщин высшаго круга. Люси, по ея мннію, не могла имть никакого значенія въ обществ, разв только посредствомъ своего языка, между тмъ какъ Гризельда Грантли, не раскрывая рта въ продолженіи цлаго вечера, на всхъ можетъ подйствовать однимъ величіемъ своего присутствія. Притомъ Люси не имла никакого состоянія, притомъ же еще она сестра священника ея собственнаго прихода. Трудно прослыть пророкомъ въ своемъ отечеств, и Люси не была пророкомъ въ Фремле, по крайней мр въ глазахъ леди Лофтонъ. Читатель припомнитъ, что уже прежде у нея были нкоторыя опасенія, не столько за сына — ей и въ голову не приходило подозрвать его въ такомъ безразсудств — сколько за самую Люси, которая могла бы себ вообразить, что молодой лордъ влюбленъ въ нее. И вотъ теперь — увы!— какимъ страшнымъ ударомъ палъ на бдную женщину вопросъ Лудовика!
— Или вы думаете, что я не могу быть съ нею счастливъ?
Таковы были послднія его слова.
— Лудовикъ, милый, безцнный Лудовикъ,— и она невольно встала съ мста и подошла къ нему:— я это думаю, я точно это думаю.
— Что же вы думаете? спросилъ онъ почти съ досадой.
— Я думаю, что она точно не пара теб. Она не принадлежитъ къ тому классу, изъ котораго ты могъ бы выбрать себ подругу.
— Она принадлежитъ къ одному классу съ Гризельдои Грантли.
— Нтъ, другъ мой. Совсмъ не то. Семейство Грантли постоянно жило въ совершенно иномъ кругу. Ты самъ не можешь этого не сознать…
— Даю вамъ честное слово, матушка, я нисколько не сознаю. Одинъ ректоромъ въ Пломстед, другой викаріемъ въ Фремле. Но что объ этомъ спорить! Мн бы хотлось, чтобы вы полюбили Люси Робартсъ, я пришелъ именно просить васъ объ этомъ.
— Чтобъ я полюбила ее какъ твою жену, Лудовикъ?
— Да, какъ мою жену.
— Значитъ вы уже другъ другу дали слово?
— Нтъ, этого я не могу еще сказать, но будьте уврены, что я съ своей стороны сдлаю все на свт, чтобы добиться ея согласія. Я уже ршился, и мое ршеніе ничто не можетъ поколебать.
— И молодой особ извстно твое намреніе?
— Конечно.
‘Хитрая, безсовстная притворщица!’ подумала про себя леди Лофтонъ, не смя открыто высказать это мнніе при сын. Какая можетъ быть надежда, если лордъ Лофтонъ уже связалъ себя формальнымъ предложеніемъ?
— А ея братъ и мистриссъ Робартсъ? Они также все это знаютъ?
— Да.
— И они одобряютъ?
— Нтъ, не могу сказать. Я не видалъ еще мистриссъ Робартсъ, и не знаю, какъ она смотритъ на это дло. Но, признаться, мн кажется, что Маркъ не совсмъ доволенъ, я думаю, что онъ васъ побаивается, и желаетъ сперва узнать ваше мнніе.
— Я очень рада это слышать, серіозно проговорила леди Лофтонъ,— съ его стороны было бы крайне низко потворствовать такому длу.
Послдовало опять нсколько минутъ молчанія.
Лордъ Лофтонъ ршился не объяснять матери настоящаго положенія дла. Ему не хотлось говорить ей, что все зависитъ отъ ея слова, что Люси соглашается выйдти за него только съ условіемъ, чтобъ она, леди Лофтонъ, сама сдлала ей предложеніе. Ему не хотлось показать ей, что она можетъ ршить его судьбу. Ему было бы очень непріятно испрашивать у матери позволенія жениться, а ему бы пришлось это сдлать, еслибъ онъ сказалъ ей всю правду. Теперь онъ имлъ въ виду лишь получше расположить ее къ Люси, побудить ее быть повеликодушне и поласкове въ Фремле. Такимъ образомъ, все уладилось бы къ возвращенію его изъ Норвегіи. Онъ разчитывалъ на то, что леди Лофтонъ сочтетъ напраснымъ противиться тому, чего она не въ силахъ измнить. Но еслибъ онъ сказалъ ей, что все въ ея рукахъ, что все зависитъ отъ ея ршенія, то она по всему вроятію не изъявила бы согласія, такъ по крайней мр думалъ лордъ Лофтонъ.
— Какой же вы мн дадите отвтъ, матушка? сказалъ онъ наконецъ.— Я уже окончательно ршился, иначе я не сталъ бы и говорить вамъ объ этомъ. Вы теперь вернетесь въ Фремлей, могу ли я надяться, что вы встртите Люси такъ, какъ вы сами захотли бы встртить будущую мою невсту?
— Но вдь ты говорилъ, что вы другъ другу не дали слова.
— Нтъ еще, но я просилъ ея руки, и она мн не отказала. Она призналась, что любитъ меня, не мн самому, но брату. При такихъ обстоятельствахъ, могу ли я надяться, что вы примете ее хорошо?
Его тонъ и пріемы почти пугали леди Лофтонъ, и наводили ее на мысль, что за словами скрывается еще что-то недосказанное. Вообще, манеры у него были открытыя, доврчивыя и мягкія, но на этотъ разъ, казалось, будто онъ напередъ обдумалъ вс свои слова и ршился быть настойчивымъ до жесткости.
— Я такъ удивлена и поражена, Лудовикъ, что мн трудно дать теб какой-либо отвтъ. Если ты хочешь знать, одобряю ли я такой бракъ, то я откровенно скажу теб, что нтъ. По моему мннію, миссъ Робартсъ далеко не стоитъ тебя.
— Вы это говорите потому, что не знаете ея.
— А не можетъ ли статься, что я ее знаю лучше, милый Лудовикъ? Ты за нею ухаживалъ.
— Терпть не могу этого пошлаго слова.
— Ну хорошо, ты былъ въ нее влюбленъ, а въ такомъ положеніи мущины часто бываютъ слпы.
— Какъ же вы хотите, чтобы мущина женился на двушк, не влюбившись въ нее сперва? Дло въ томъ, матушка, что у насъ съ вами разные вкусы. Вы любите молчаливую красоту, а я люблю красоту говорящую, и потому…
— Ты не скажешь однако, что миссъ Робартсъ хороша собою?
— Да, она очень хороша, у ней именно такая красота, какую я цню. Прощайте, матушка, я съ вами уже не увижусь до моего отъзда. Писать ко мн не стоитъ, я пробуду такъ не долго, и даже не знаю хорошенько гд мы остановимся. Я пріду въ Фремлей какъ только вернусь, и тогда узнаю отъ васъ положеніе длъ. Я вамъ высказалъ свои желанія, и вамъ остается ршить, на сколько вы можете согласиться съ ними.
Онъ поцловалъ ее, и ушелъ не дожидаясь отвта.
Бдная леди Лофтонъ, оставшись одна, почувствовала, что голова у нея идетъ кругомъ. Неужели таковъ долженъ быть конецъ всему ея честолюбію, всей любви ея къ сыну? Неужели таковъ долженъ быть результатъ ея дружескихъ попеченій о семейств Робартсъ? Она почти ненавидла Марка Робартса при мысли, что она же сама, поселивъ его въ Фремле, была косвенною причиной водворенія тамъ его сестры. Она перебрала въ ум вс его прегршенія, его частыя отсутствія изъ прихода, его поздку въ Гадеромъ-Кассль, мсто, которое онъ получилъ, какъ сказывали ей, черезъ покровительство герцога Омніума. Могла ли она любить его въ такую минуту? А потомъ, она вспомнила объ его жен. Неужели и Фанни Робартсъ, ея давнишній другъ, также измнила ей? Неужели она помогала устроить тотъ бракъ? Или, по крайней мр, не употребила, всхъ усилій, чтобъ его разстроить? Она уже говорила съ Фанни объ этомъ самомъ предмет, не боясь еще за сына, но сознавая неприличіе такой короткости между двушкой, какъ Люси, и молодымъ человкомъ, какъ лордъ Лофтонъ, и Фанни тогда согласилась съ ней. Неужели же теперь и въ ней приходится видть врага?
Леди Лофтонъ понемногу стала обдумывать, какія слдуетъ ей принять мры. Вопервыхъ, должна ли она сразу уступить и изъявить согласіе на бракъ сына? Одно ей было ясно, что не стоило бы и жить на свт, еслибы пришлось серіозно разсориться съ Лудовикомъ, ее бы это просто убило. Когда ей случалось слышать или читать про подобныя распри въ другихъ аристократическихъ семьяхъ, она невольно оглядывалась на себя, отчасти фарисейскимъ взглядомъ, и говорила себ, что ея судьба выходитъ изъ ряду. Въ ея глазахъ, такія размолвки между отцами и дочерьми, матерями и сыновьями, бросали самую невыгодную тнь на лица, въ нихъ замшанныя. Съ мужемъ она прожила согласно, ладила со всми сосдями, пользовалась всеобщимъ уваженіемъ, а главное съ дтьми жила душа въ душу. О лорд Лофтон она постоянно говорила, какъ о существ исполненномъ всякихъ совершенствъ, и дйствительно считала его таковымъ. При подобныхъ обстоятельствахъ, не лучше ли согласиться на всякій бракъ нежели пойдти на ссору?
Но, съ другой стороны, какой страшный ударъ ея самолюбію! И нельзя ли разстроить этотъ бракъ безъ всякой ссоры? Что такая двчонка какъ Люси прискучитъ ея сыну мсяцевъ черезъ шесть, въ томъ не можетъ быть ни малйшаго сомннія: почему же не стараться предупредить такую несчастную развязку? Очевидно было, что самъ лордъ Лофтонъ не считалъ этого дла совершенно поконченнымъ, также было видно, что окончательное его ршеніе отчасти будетъ зависть отъ согласія матери. Не лучше ли будетъ для нея, не лучше ли будетъ для нихъ всхъ, если она будетъ думать только о своемъ долг, а не о тхъ непріятныхъ послдствіяхъ, къ которымъ можетъ повести его исполненіе? Она не могла считать своимъ долгомъ согласиться на этотъ бракъ, и потому собиралась всячески противодйствовать ему. По крайней мр, она ршилась съ этого начать.
Потомъ она опредлила себ планъ дйствія. Тотчасъ же по прибытіи своемъ въ Фремлей, она пошлетъ за Люси Робартсъ и употребить все свое краснорчіе, и также отчасти строгое достоинство, которымъ она всегда отличалась, чтобы растолковать молодой двушк, какъ преступно съ ея стороны навязываться такому семейству какъ Лофтоны. Она объяснитъ Люси, что ей нельзя ожидать себ счастія отъ подобнаго брака, что люди, брошенные злою судьбой въ слишкомъ высокую сферу, всегда бываютъ несчастны, однимъ словомъ, она изложитъ ей вс высоконравственныя поученія, обыкновенно употребляемыя въ подобныхъ случаяхъ. Конечно, Люси можетъ-быть и не пойметъ этихъ поученій, но леди Лофтонъ много надялась на свое строгое достоинство. Остановившись на этомъ ршеніи, она стали приготовляться къ отъзду въ Фремлей.
Въ дом фремлейскаго священника немного говорили о лорд Лофтон посл его объясненія съ Маркомъ, по крайней мр въ присутствія Люси. Фанни конечно разсуждала съ мужемъ объ этомъ дл, но при Люси оба они рдко о немъ упоминали. Они ршились предоставить ее собственнымъ мыслямъ, можетъ-быть, собственнымъ надеждамъ.
Притомъ, явились другіе вопросы, отвлекшіе вниманіе жителей Фремлея. Вопервыхъ, свиданіе Марка съ мистеромъ Соверби и послдовавшее за тмъ его признаніе жен. Потомъ, вскор, прежде еще чмъ Фанни и Люси, успли ршить между собой, какія ввести въ дом экономическія преобразованія, отъ которьхъ не пострадало бы удобство хозяина, до нихъ дошла всть, что мистриссъ Кролей, жена гоггльстокскаго священника, наболла горячкой.
Извстіе это страшно поразило всхъ, коротко знавшихъ это бдное семейство. Трудно было представить себ, что станется съ нимъ, если хоть на одинъ день сляжетъ эта бодрая голова. Къ тому же, бдность бднаго мистера Кролея была такова, что едва ли бы могъ онъ найдти средство удовлетворить всмъ прискорбнымъ потребностямъ одра болзни безъ чужой помощи.
— Я тотчасъ же отправлюсь къ ней, сказала Фанни.
— Душа моя! сказалъ ея мужъ:— вдь это тифозная горячка, ты должна подумать о дтяхъ. Я самъ поду.
— Помилуй, Маркъ! Зачмъ же ты-то подешь? Мущины никуда не годятся въ подобныхъ случаяхъ, да къ тому же они гораздо боле подвержены зараз.
— У меня нтъ дтей, и я не мущина, сказала Люси улыбаясь,— а потому я поду.
На этомъ поршили, и Люси отправилась въ кабріолет, взявъ съ собою разныхъ запасовъ и снадобій, которые могли бы пригодиться больной. Когда она прибыла въ Гоггльстокъ, ей пришлось войдти въ домъ священника безъ доклада, потому что дверь была отворена, и она никакъ не могла отыскать служанку. Въ гостиной она застала Гресъ Кролей, старшую двочку, степенно сидвшую на мст матери съ малюткой на рукахъ. Не смотря на свой одиннадцатилтній возрастъ, она хорошо понимала, какія обязанности налагаетъ на нее болзнь матери, и принялась за ихъ исполненіе не только съ рвеніемъ, но и съ какою-то торжественностью. Подл нея быль братъ, мальчикъ лтъ шести, который присматривалъ за другимъ ребенкомъ. Они сидли тихіе, серіоэные, молчаливые, чувствуя, что они сами обязаны заботиться другъ о друг, такъ какъ уже некому еще позаботиться о нихъ.
— Какова твоя маменька, милая Гресъ? спросила Люси, подойдя къ ней и взявъ се за руку.
— Бдная маменька очень больна, отвчала Гресъ.
— А папенька такой печальный, прибавилъ Бобби.
— Я не могу встать, потому что держу малютку, но Бобби пойдетъ и вызоветъ папеньку.
— Я сама постучусь, сказала Люси, и подошла къ двери.
Вы пришлось постучаться три раза, прежде чмъ хриплый, подавленный голосъ попросилъ ее войдти. Отворивъ дверь, она увидала мастера Кролея у изголовья жены, съ книгою въ рукахъ. Онъ посмотрлъ на нее какъ-то странно, какъ будто ему не совсмъ было пріятно ея появленіе, я Люси догадалась, что она прервала его молитву. Впрочемъ, онъ пошелъ къ ней на встрчу, пожалъ ей руку, и отвчалъ на ея разспросы обычнымъ, ссріозно-торжественнымъ голосомъ.
— Жена моя очень больна, сказалъ онъ,— очень больна. Господь послалъ намъ тяжкое испытаніе, но да будетъ воля Его! Вамъ лучше не подходить къ ней, миссъ Робартсъ, вдь это тифъ.
Впрочемъ, предостереженіе его пришло слишкомъ поздно. Люси уже стояла у изголовья больной, и взяла ея протянутую руку.
— Вы такъ добры, что пріхали, дорогая миссъ Робартсъ, сказала больная,— но мн грустно видть васъ здсь.
Люси, не теряя времени, принялась распоряжаться въ дом, она старалась разузнать, въ чемъ всего больше нуждалась бдная семья. Положеніе въ самомъ дл было тяжелое. Единственную служанку, двушку лтъ шестнадцати, увела мать, лишь только стало извстно, что мистриссъ Кролей заболла тифомъ. Правда, бдная мать общала сама приходить каждое утро и каждый вечеръ, на часъ или на два, чтобы сколько-нибудь помогать по хозяйству, но, говорила она, ей невозможно подвергать дочь зараз. Мистеръ Кролей самъ ршился взять на себя вс ея обязанности. Не имя ни малйшаго понятія о томъ, какъ обращаться съ больными, онъ палъ на колни у кровати жены и погрузился въ молитву. Конечно, если молитва,— искренняя, настоящая молитва,— въ состояніи была помочь мистриссъ Кролей, она могла быть уврена въ этой помощи. Но Люси думала, что ей нужно и другаго рода пособіе.
— Если вы хотите что-нибудь сдлать для насъ, сказала мистриссъ Кролей,— позаботьтесь о бдныхъ моихъ дгкахъ.
— Я всхъ ихъ увезу отсюда, пока вы не поправитесь, смло отвчала Люси.
— Увезете ихъ! повторилъ мистеръ Кролей, которому даже въ эту минуту тягостна была мысль, что кто-нибудь хочетъ избавить его хоть отъ малой части его бремени.
— Да, сказала Люси,— право лучше вамъ разстаться съ ними на недлю или на дв, пока мистриссъ Кролей не станетъ на ноги.
— Но куда же ихъ отправить? спросилъ онъ мрачнымъ голосомъ.
На это Люси не нашлась сразу отвчать. Узжая изъ Фремлея, она не успла обо всемъ переговорить. Ей нужно было потолковать съ Фанни, чтобы ршить, какимъ образомъ удалить дтей отъ опасности. Почему бы ихъ всхъ не пріютить въ Фремле, у нихъ же въ дом, лишь только достоврно окажется, что они не заражены ядомъ горячки? Англичанка добраго сорта сдлаетъ все на свт въ пособіе больному сосду, но ни для кого на свт не согласится она допустить заразительную болзнь въ свою дтскую.
Люси стала вынимать изъ кабріолета банки съ вареньемъ и разные другіе припасы, мистеръ Кролей смотрлъ на нее, грозно нахмуривъ брови. Вотъ до чего довела его судьба! Передъ его глазами, въ его домъ, привозятъ, какъ милостину, разные състные припасы, и онъ долженъ это терпть! Въ душ онъ негодовалъ на Люси. Онъ не ршился наотрзъ отказаться отъ всего, какъ бы сдлалъ, конечно, есибъ его жена не была въ такомъ положеніи. Но теперь, при ея болзни, такой отказъ былъ бы слишкомъ безчеловченъ, притомъ, щадя ея, онъ не хотлъ поднимать шума, но каждый новый свертокъ, вносимый въ домъ, тяжелымъ камнемъ ложился ему на сердце. Жена его все это видла и понимала, несмотря на свою болзнь, и силилась чмъ-нибудь успокоить его. Но Люси безжалостно пользовалась выгодною минутой, и цыплята для бульйона были вынуты изъ корзинки подъ самымъ носомъ мистера Кролея.
Впрочемъ, Люси недолго пробыла въ Гоггльсток, она уже ршила внутренно что ей слдуетъ длать, и торопилась вернуться въ Фремлей.
— Я скоро возвращусь, мистеръ Кролей, сказала она,— вроятно сегодня же вечеромъ, и останусь съ нею, пока она не поправится.
— Для сидлки не нужно особой комнаты, продолжала она, когда мистеръ Кролей пробормоталъ что-то насчетъ того, что у нихъ нтъ порядочной особой комнаты,— я устрою себ постель на полу, подл ея кровати, и мн будетъ очень хорошо.
Затмъ она сла въ кабріолетъ и ухала домой.

ГЛАВА XXXV.

Люси должна была многое обдумать по дорог въ Фремлей. Она уже ршила въ своемъ ум, что вернется въ Гоггльстокъ и будетъ ухаживать за мистриссъ Кролей во все время ея болзни. Она въ прав была располагать собою, и ничто не могло помшать ей исполнить это намреніе. Но какимъ образомъ сдержитъ она свое общаніе насчетъ дтей? Множество плановъ мелькало у нея въ голов, она подумывала о фермерахъ, къ которымъ можно бы пристроить маленькихъ Кролеевъ, о коттеджахъ, которые бы можно нанять для нихъ, но для осуществленія всхъ этихъ плановъ требовались деньги, а вдь въ эту минуту весь домъ обязанъ былъ соблюдать строжайшую экономію. Еслибы не болзнь мистриссъ Кролей, она не позволила бы себ даже употребить кабріолетъ, потому что предполагалось продать и экипажъ, и бднаго пони. Однако общаніе дано, и хотя денежныя средства ея были очень скудны, она исполнитъ его.
Она пріхала домой, озабоченная всми этими предположеніями, но въ ея отсутствіе случилось нчто, сильно отвлекшее вниманіе Фанни отъ судьбы гоггльстокскихъ жителей. Леди Лофтонъ вернулась изъ Лондона въ это утро, и тотчасъ же прислала записку на имя миссъ Люси Робартсъ, записка эта была въ рукахъ у Фанни, въ ту минуту какъ Люси вышла изъ кабріолета. Слуга, принесшій ее, просилъ отвта, но ему сказали, что миссъ Робартсъ нтъ дома, и что она пришлетъ отвтъ, когда воротится.
Нельзя не сознаться, что Люси вся вспыхнула, и рука у нея задрожала, когда въ гостиной Фанни подала ей записку. Вся судьба ея могла зависть отъ этихъ строкъ, однако она не спшила распечатать записку, она стояла держа ее въ рук, и когда Фанни стала торопить ее, опять свернула разговоръ на мистриссъ Кролей
Но между тмъ вс мысли ея сосредоточились на письм, и она уже вывела невыгодныя для себя заключенія изъ почерка и надписи. Еслибы леди Лофтонъ была милостиво къ ней расположена, она бы адресовала письмо просто, къ миссъ Робартсъ, безъ присовокупленія ея имени, такъ по крайней мр сообразила Люси, совершенно безсознательно, какъ обыкновенно соображаемъ мы въ подобныхъ случаяхъ. Иной половину умозаключеній сдлаегь въ своей жизни, не сознавая, проходили ли въ его ум вс нужныя посылки.
Фанни и Люси были наедин, Маркъ куда-то ухалъ.
— Что же ты не распечатаешь ея письма? сказала мистриссъ Робартсъ.
— Сейчасъ, но послушай, Фанни, мн нужно съ тобою поговорить о мистриссъ Кролей. Я поду туда опять сегодня вечеромъ и останусь съ нею, я общала это, и непремнно должна сдержать слово. Я также общала увезти дтей отъ нихъ, и намъ нужно будетъ какъ-нибудь ихъ устроить. Страшно подумать, въ какомъ она положеніи! Никого нтъ при ней, кром мистера Кролея, а дти совершенно одни.
— Такъ ты хочешь туда отправиться надолго?
— Да, я ужь жто общала, а на счетъ дтей, Фанни, не можешь ли ты ихъ пріютить гд-нибудь? На первый разъ хоть бы не въ самомъ дом.
А пока она все это говорила и хлопотала о маленькихъ Кролеяхь, она внутренно старалась угадать содержаніе письма, которое держала въ рукахъ.
— И она точно опасно больна? спросила мистриссъ Робартсъ.
— Объ этомъ я ничего не умю теб сказать. Врно то, что у нея тифозная горячка. Былъ у нихъ какой-то лкарь или подлкарь изъ Сильвербриджа, но мн кажется, что нужно бы посовтоваться съ кмъ-нибудь поискусне.
— Однако, Люси, когда же ты прочтешь письмо? Мн право странно твое равнодушіе.
Люси далеко не равнодушно смотрла на письмо. Она распечатала конвертъ и прочла слдующія строки:
‘Любезная миссъ Робартсъ, мн очень нужно повидаться съ вами, и вы премного меня обяжете, если зайдете ко мн, въ Фремле-Кортъ. Прошу васъ извинить безцеремонность моего приглашенія, но вы сами вроятно поймете, что намъ обимъ удобне будетъ переговорить здсь нежели въ дом вашего брата. Преданная вамъ. М. Лофтонъ.’
— Ну вотъ, сказала Люси, передавая записку мистриссъ Робартсъ.— Я должна буду выслушать такія вещи, какихъ не случалось слышать ни одной злополучной двушк, а вдь это жестоко, если подумать о томъ, что я сдлала,
— Да, и о томъ чего ты не сдлала.
— Именно, и о томъ что я могла сдлать и не сдлала. Однако мн пора идти.
И она опять стала завязывать только что развязанныя ленты своей шляпки.
— Ты хочешь отправиться тотчасъ же?
— Разумется, почему же нтъ? Лучше кончить все это до отъзда къ мистриссъ Кролей. Но право, Фанни, грустно то, что я знаю все напередъ, что будетъ говорено, для чего же мн подвергаться всмъ этимъ непріятностямъ? Ты можешь представить себ, какимъ тономъ станетъ она исчислять мн вс общественныя неудобства отъ неровнаго брака? Она повторитъ все, что было сказано, когда царь Кофетуа захотлъ жениться на дочери нищаго, она подробно изложитъ мн все, что пришлось вынести Гризельд, той другой Гризельд, конечно, не дочери вашего архидьякона?
— Но вдь для Гризельды все кончилось благополучно.
— Да, но опять таки я не Гризельда, и, разумется, конецъ мн будетъ плохой. Да что толку въ томъ, что я все, это знаю напередъ? Вдь я предлагала царю Кофету перенести въ другое мсто и свою особу, и свою корону?
Она отправилась, промолвивъ еще нсколько словъ о дтяхъ мистриссъ Кролей, и наказавъ приготовить себ пони съ кабріолетомъ. Почти ршено было также, что кабріолетъ привезетъ къ вечеру всхъ четырехъ дтей, хотя насчетъ этого нужно еще было посовтоваться съ Маркомъ. Предполагалось покуда помститъ дтей въ отдльномъ флигел, гд прежде была молочная, а теперь жилъ конюхъ съ женою, потомъ, когда уже нечего будетъ опасаться заразы, предположено перевесть ихъ въ самый домъ. Впрочемъ все это нужно было обдумать хорошенько.
Фанни совтовала сестр сперва отправить записку въ Фремле-Кортъ, чтобы предувдомить леди Лофтонъ о своемъ посщеніи. Но Люси ушла, едва отвтивъ на это предложеніе.
— Къ чему такія длинныя церемоніи? сказала она:— я знаю, что она дома, а если нтъ, не велика бда, что я пройду даромъ десять шаговъ.
Черезъ нсколько минутъ она уже была у дверей Фремле-Корта, и узнала, что миледи у себя. Сердце дрогнуло у Люси, когда она вошла въ комнату леди Лофтонъ, на верху, во второмъ этаж. Мы съ вами, любезный читатель, уже знаемъ эту комнату, но, Люси въ первый разъ переступала этотъ священный порогъ. Во всемъ ея убранств было нчто долженствующее внушать почтительный ужасъ каждому, кто въ первый разъ видлъ леди Лофтонъ, сидящую прямо и чинно въ высокомъ плетеномъ кресл, обычномъ ея мст, когда она занималась своими бумагами или книгами, она это знала, и по этому самому хотла принять Люси здсь. Но въ этой же комнат, у камина, стояло другое кресло, мягкое, покойное, уютное, тмъ, кому случалось застать на немъ леди Лофтонъ, погруженную въ сладкую послобденную дремоту, она уже вовсе не казалась такъ страшна.
— Миссъ Робартсъ, сказала она, не вставая съ мста, но протягивая руку своей гость,—я вамъ очень благодарна за ваше посщеніе. Вы врно угадываете, о какомъ предмет мн бы хотлось поговорить съ вами, и врно соглашаетесь со мною, что намъ лучше повидаться здсь нежели въ дом вашего брата.
Въ отвтъ на это, Люси только молча наклонила голову и сла на стулъ, приготовленный для нея.
— Мой сынъ, продолжала леди Лофтонъ,— говорилъ мн о…. о…. Если я не ошибаюсь, миссъ Робартсъ, вы другъ другу еще не дали слова?
— Нтъ, отвчала Люси,— онъ сдлалъ мн предложеніе, и я ему отказала.
Она сказала это довольно рзко, рзче можетъ-быть чмъ того требовали обстоятельства. Съ ея стороны это было и невжливо, и неблагоразумно. Но въ эту минуту, она думала о своемъ положеніи относительно леди Лофтонъ, а не лорда Лофтона, о своихъ чувствахъ къ старой леди, а не къ молодому лорду.
— О! проговорила леди Лофтонъ, повидимому озадаченная тономъ Люси:— вы хотите сказать, что теперь ничего нтъ между вами и моимъ сыномъ? Что все между вами кончено?
— Это совершенно зависитъ отъ васъ.
— Отъ меня? Какимъ же это образомъ?
— Я не знаю, что именно сказалъ вамъ сынъ вашъ, леди Лофтонъ. Что до меня касается, я въ этомъ дл ничего ршительно не намрена скрывать, вроятно, и у него то же самое желаніе, потому что, если не ошибаюсь, онъ съ вами уже говорилъ объ этомъ предмет. Не такъ ли?
— Да, конечно, потому-то именно я и ршилась попросить васъ къ себ.
— Могу ли я у васъ спросить, что онъ сказалъ вамъ?— относительно меня, конечно.
Леди Лофтонъ не тотчасъ же дала отвтъ, ей казалось, что миссъ Робартсъ уже слишкомъ смло и нецеремонно объясняется съ нею и вообще придаетъ разговору совсмъ не тотъ оборотъ, какой она имла въ виду.
— Онъ мн говорилъ, что сдлалъ вамъ предложеніе, сказала леди Лофтонъ:— для меня, какъ для матери, это конечно вопросъ самый важный. И потому я подумала, что мн лучше всего повидаться съ вами и обратиться къ собственному вашему здравому уму, собственной вашей деликатности. Вы конечно знаете…
Тутъ должна была начаться проповдь, украшенная примромъ царя Кофетуа и Гризельды. Люси однако успла перебить леди Лофтонъ.
— Лордъ Лофтонъ передалъ вамъ также мой отвтъ?
— Нтъ, не вполн, но вы сами говорили мн сейчасъ, что отказали ему, и я не могу не выразить вамъ искренняго моего уваженія къ вашему примрному…
— Позвольте, леди Лофтонъ. Вашъ сынъ предложилъ мн свою руку. Онъ это сдлалъ лично, въ дом моего брата, и я ему тогда отказала, можетъ-быть это было и безразсудно, потому что я люблю его всею душой. Но меня побудила къ этому смсь различныхъ чувствъ, которыя мн не для чего теперь разбирать, главнымъ побужденіемъ было конечно опасеніе вашего неудовольствія. Потомъ онъ пришелъ еще разъ, не ко мн, а къ моему брату, и повторилъ ему свое предложеніе. Ничего конечно не можетъ быть благородне и нжне его образа дйствій относительно меня. Сперва, когда онъ говорилъ со мною, мн показалось что онъ увлекался прихотью. Я не поврила его любви, хотя я видла, что онъ былъ увренъ въ себ. Но я не могла не поврить ему, когда онъ опять пріхалъ и обратился къ моему брату. Я не знаю, поймете ли вы меня, леди Лофтонъ, но двушка какъ я гораздо больше придаетъ цны такого роду объясненію нежели всему тому, что онъ могъ бы сказать ей самой, подъ вліяніемъ минутной вспышки. При томъ, вспомните, что я сама его полюбила, полюбила съ самаго начала нашего знакомства. Я была безразсудна понадявшись, что могу сблизиться съ нимъ, не полюбивъ его.
— Я все это видла, сказала леди Лофтонъ, тономъ глубокой мудрости,— и приняла мры, чтобы по возможности вовремя прекратить опасныя отношенія.
— Да и вс это видли, это вещь такая естественная, подхватила Люси, однимъ ударомъ повергая во прахъ всю мудрость леди Лофтонъ.— Да, я его полюбила, сама этого не замчая, и теперь я люблю его всею душою. Къ чему буду я уврять себя въ противномъ? Я завтра же могла бы отдать ему свою руку, съ сознаніемъ, что буду ему врною и нжною женой. А теперь, когда онъ говорилъ вамъ о своей любви ко мн, я въ нее врю, какъ въ свою собственную.— Она остановилась.
— Однако, дорогая миссъ Робартсъ начала было леди Лофтонъ.
— Извините меня, леди Лофтонъ, я тотчасъ же кончу, и тогда буду готова васъ выслушать. Итакъ, братъ пришелъ ко мн, и передалъ мн слова лорда Лофтона, не уговаривая меня въ его пользу, не давая мн никакихъ совтовъ, онъ совершенно предоставилъ меня собственному ршенію, и предложилъ мн видться съ вашимъ сыномъ на слдующее утро. Еслибъ я увидла его, я бы конечно приняла его предложеніе. Подумайте сами, леди Лофтонъ: могла ли бы я ему отказать, когда уже давно сознавала въ душ, что люблю его?
— Ну? проговорила леди Лофтонъ, не желая уже прерывать ея рчи.
— Я не ршилась его видть, я не ршилась на это изъ робости. Мн нестерпима была мысль вступить въ этотъ домъ женой вашего сына, и найдти у васъ холодный пріемъ. Какъ я его ни любила, какъ ни люблю до сихъ поръ, какъ ни цню великодушное его предложеніе, я не въ силахъ была бы вынести ваше презрніе. И потому я поручила сказать ему, что соглашусь выйдти за него только тогда, когда вы сами сдлаете мн предложеніе.
И Люси, оправдавъ такимъ образомъ себя и своего возлюбленнаго, замолчала и приготовилась выслушать сказаніе о цар Кофету, переложенное на новйшіе нравы.
Но для леди Лофтонъ довольно трудно было начать свою рчь. Вопервыхъ, она вовсе не была жестокосердою эгоисткой, и еслибы только дло не касалось ея сына, семейнаго величія и блеска, она бы горячо сочувствовала Люси Робартсъ. Даже теперь она не могла отказать ей въ сочувствіи и уваженіи, она даже стала понимать, что именно привлекло ея сына къ этой молодой двушк, почувствовала даже, что еслибы тутъ не примшались нкоторыя злополучныя обстоятельства, двушка эта, быть-можетъ, была бы и достойна носить имя леди Лофтонъ. Люси какъ будто выросла въ ея глазахъ въ продолженіи разговора, она уже не казалась пустою, незначащею двочкой, какою до сихъ поръ считала ее леди Лофтонъ. Двушка, сумвшая говорить такъ прямо и открыто, сумвшая такъ опредлить свое настоящее положеніе, наврное и при другихъ обстоятельствахъ суметъ постоять за себя.
Но, при всемъ томъ, леди Лофтонъ и не думала уступать. Въ ея рукахъ находилась власть устроить или разстроить этотъ бракъ (власть и по праву принадлежащая ей), и она обязана была употребить ее для блага сына, по своему крайнему разумнію. Какъ ни сочувствовала она Люси, она не могла пожертвовать счастьемъ сына этому сочувствію. Вдь все же оставались т злополучныя обстоятельства, которыя въ ея глазахъ длали этотъ бракъ невозможнымъ. Люси была сестра человка, который, по званію приходскаго священника въ Фремле, вовсе не годился въ свояки фремлейскому владльцу. Никто больше леди Лофтонъ не любилъ священнослужителей, никто не могъ быть боле расположенъ жить съ ними въ отношеніяхъ самой дружеской короткости, но при всемъ томъ она на священника своего прихода отчасти смотрла какъ на часть подвдомственнаго ей быта, какъ на нчто отъ ней зависящее, и ей казалось не совсмъ ладнымъ, чтобы лордъ Лофтонъ породнился съ нимъ. Конечно, леди Лофтонъ не выговаривала себ этого совершенно ясно, но во глубин души она такъ смотрла на вопросъ. Притомъ, воспитаніе Люси во многихъ отношеніяхъ было недостаточно. Она ни малйшаго понятія не имла о свтской жизни, о свтскихъ обычаяхъ. Недостатокъ этотъ обнаружился даже въ томъ, какъ она въ настоящемъ случа повела разговоръ. Она выказала умъ, энергію, добрый нравъ и здравый взглядъ на вещи, но въ ней не было достодолжнаго спокойствія, невозмутимости. Въ молодыхъ двушкахъ леди Лофтонъ всего больше цнила силу инерціи, составляющую принадлежность изящной и исполненной достоинства сосредоточенности, а этого-то и не было въ бдной Люси. При томъ же она не имла состоянія, что хотя и меньшее зло, а все таки зло, не было у нея имени въ свтскомъ смысл этого слова, а это уже похуже. Наконецъ, хотя ея глаза такъ ярко засверкали, когда она признавалась въ своей любви, леди Лофтонъ не была расположена находить, чтобъ она обладала положительною красотой. Вотъ т злополучныя сопутствующія обстоятельства, которыя утверждали леди Лофтонъ въ ршеніи разстроить этотъ бракъ.
Впрочемъ эта задача теперь казалась ей гораздо трудне чмъ она сперва предполагала, и она увидла себя принужденною просидть молча минуту или дв, миссъ Робартсъ, съ своей стороны, не заботилась о продолженіи разговора.
— Я не могу не удивляться, показала наконецъ леди Лофтонъ,— примрному благоразумію, которое вы сказали во всемъ этомъ дл, и позвольте мн сказать вамъ, миссъ Робартсъ, я теперь смотрю на васъ съ совершенно инымъ чувствомъ чмъ недавно еще, когда я вызжала изъ Лондона.
На это Люси отвчала легкимъ наклоненіемъ головы, довольно впрочемъ принужденнымъ, какъ будто бы она боле принимала къ свднію прошлое не совсмъ лестное мнніе, высказанное намекомъ, нежели явно сказанную похвалу въ настоящемъ.
— Но все же, въ этомъ дл, продолжала леди Лофтонъ,— всего сильне должно говорить во мн чувство матери. Я не буду теперь разсуждать о томъ, какъ бы я поступила, еслибы мой сынъ точно на васъ женился. Но я должна признаться, что такой бракъ считала бы я весьма… весьма неблагоразумнымъ. Трудно найдти молодаго человка добре лорда Лофтона, человка съ лучшими правилами, боле врнаго своему слову, но онъ, боле чмъ кто другой, способенъ завлечься и ошибиться въ своихъ видахъ на будущее. Еслибъ онъ женился на васъ, вы оба были бы несчастливы…
Очевидно, что приближалась давно-грозившая проповдь, и такъ какъ Люси откровенно созналась въ своей слабости и всю силу ршенія передала въ руки леди Лофтонъ, то она не видла надобности, зачмъ бы ей выслушивать эту проповдь.
— Что намъ объ этомъ спорить, леди Лофтонъ, прервала она:— я вамъ сказала, при какихъ обстоятельствахъ могу я согласиться выйдти за вашего сына, слдовательно, вамъ нечего опасаться.
— Нтъ, я и не хотла съ вами спорить, сказала леди Лофтонъ почти смиреннымъ тономъ,— мн хотлось только оправдаться передъ вами, чтобы вы не обвиняли меня въ жестокости, если я не дамъ своего согласія на этотъ бракъ. Мн хотлось убдить васъ, что я поступаю такъ для блага сына.
— Я знаю, что вы въ этомъ убждены, и потому не нужны никакія оправданія.
— Да, именно, конечно, тутъ дло убжденія, и я именно такъ убждена. Я не могу поврить, чтобъ этотъ бракъ послужилъ къ вашему обоюдному счастію, и потому я поступила бы дурно, еслибы дала свое согласіе.
— Въ такомъ случа, леди Лофтонъ, сказала Люси, вставая съ своего мста,— мы кажется высказали другъ другу все что было нужно, и теперь я съ вами прощусь.
— Прощайте, миссъ Робартсъ. Мн бы хотлось, чтобы вы совершенно поняли, какъ высоко я уважаю и цню вашъ образъ дйствіи въ настоящемъ случа. Онъ выше всякихъ похвалъ, и я не задумаюсь высказать это, при свиданіи съ вашими родственниками.
Это не слишкомъ то пріятно было для Люси. Что ей за дло до того, какъ леди Лофтонъ станетъ относиться о ней въ присутствіи ея родственниковъ.
— Прошу васъ передать мой дружескій поклонъ мистриссъ Робартсъ, продолжала леди Лофтонъ,— скажите ей, что я надюсь вскор увидть ее у себя, вмст съ мистеромъ Робартсомъ. Мн хотлось бы васъ всхъ пригласить сюда отобдать, но знаете, лучше мн прежде повидаться съ Фанни и потолковать съ нею наедин.
Люси пробормотала что-то похожее на отказъ отъ предполагаемаго обда, и затмъ простилась. Ясно было, что въ этомъ свиданіи она одержала верхъ, сознаніе этого было въ сердц, когда она дала леди Лофтонъ пожать свою руку. Ей удавалось остановить свою противницу при каждой ея попытк начать заготовленное поученіе, на каждое слово леди Лофтонъ она отвчала тремя. Но, при всемъ томъ, она возвращалась домой съ тяжелымъ чувствомъ обманутаго ожиданія, съ какимъ-то сознаніемъ, что она сама виною своего несчастія. Зачмъ ей было поступать съ такимъ романическимъ, рыцарскимъ самоотверженіемъ? Не пожертвовала ли она и его счастьемъ точно также какъ своимъ? Отчего она такъ хлопотала, чтобъ отдать все дло въ руки леди Лофтонъ? Не оттого конечно, чтобъ она признавала необходимымъ общественнымъ правиломъ для двушки отказываться отъ руки любимаго человка, пока сама мать не будетъ желать этого брака. По ея мннію, двушка обязана принять въ соображеніе голосъ собственнаго своего семейства, а больше ничей. Ею руководило не чувство долга, а только трусость, она не могла утшать себя сознаніемъ собственной безупречной правоты. Она просто боялась леди Лофтонъ, и это чувство было подло, недостойно той силы духа, которою она любила одарять себя въ своемъ воображеніи. Вотъ въ чемъ она внутренно обвиняла себя, и это убивало въ ней всякое чувство торжества.
Когда она вернулась домой, Маркъ и Фанни ожидали ее.
— Ну что? проговорила она отрывисто и торопливо.— Готовъ кабріолетъ? Мн некогда мшкать, еще нужно будетъ кой-что уложить. Что жь, Фанни, какъ ты ршила на счетъ дтей?
— Сейчасъ скажу. Ну что ты видла леди Лофтонъ?
— Ужь конечно видла. Вдь она за мной присылала, и я не могла ослушаться ея приказанія.
— Ну что же она сказала?
— Какъ ты неопытенъ, Маркъ! И не только неопытенъ, да и неучтивъ, зачмъ ты заставляешь меня разказывать исторію моего уничиженія? Разумется, она мн сказала, что не хочетъ, чтобы на мн женился благородный лордъ, ея сынъ, а я, разумется, отвчала ей, что сама не подумаю за него выйдти замужъ, при такихъ обстоятельствахъ.
— Люси, я понять тебя не могу, сказала Фанни серіозно,— я иногда сомнваюсь въ истин твоего чувства. Если ты точно любишь его, какъ можешь ты все обращать въ шутку?
— Да, оно конечно странно, и на меня также иногда находитъ сомнніе. Мн бы слдовало блднть и худть, не правда ли? чахнуть отъ горя, и понемножку сходить съ ума? Но я не имла ни малйшаго намренія поступать такимъ образомъ, а потому не стоитъ и толковать обо всемъ этомъ дл.
— Но она съ тобою обошлась привтливо и учтиво? спросилъ Маркъ.
— О, чрезвычайно учтиво! Трудно поврить, но она даже пригласила меня обдать. Ты знаешь, она всегда это длаетъ, когда хочетъ изъявить свое благоволеніе. Еслибы ты сломалъ себ ногу, и ей бы захотлось тебя утшить, она бы непремнно пригласила тебя обдать.
— Я уврена, что она сдлала это съ добрымъ намреніемъ, сказала Фанни, которая не хотла дать въ обиду свою старую пріятельницу, хотя вполн была готова изо всхъ силъ сражаться съ нею за Люси.
— Люси такая взбалмошная, сказалъ Маркъ,— что отъ нея невозможно ничего добиться толкомъ.
— Да, право, я сказала все какъ было. Она спросила, длалъ ли мн лордъ Лофтонъ предложеніе? Я отвчала. Потомъ она спросила, намрена ли я принять его. Я отвчала: не приму безъ ея согласія. Потомъ она всхъ насъ просисила къ себ обдать,— вотъ и все. Я не вижу, почему же я взбалмошная.
Она бросилась въ кресло, а Маркъ и Фанни молча переглянулись между собою.
— Маркъ, сказала она спустя минуту,— не сердись на меня. Я нарочно стараюсь обращать это въ шутку, чтобы не мучить ни васъ, ни себя. Поврь, Фанни, это гораздо лучше, чмъ ревть коровой.
Они взглянули на нее и увидли, что слезы были готовы брызнуть изъ ея глазъ.
— Люси, милая, безцнная Люси, сказала Фанни, опускаясь передъ нею на колни,— впередъ я буду осторожне съ тобою.
И об он дали полную волю своимъ слезамъ.

ГЛАВА XXXVI.

Впрочемъ, он плакали не долго. Люси вскор сидла уже въ кабріолет. На этотъ разъ Маркъ взялся самъ довезти ее, и, ршено было, что онъ привезетъ съ собою всхъ дтей мистера Кролея. Все устроили какъ нельзя лучше, конюха съ женой ршено помстить въ самомъ дом, а комнату, занимаемую ими, на противоположномъ конц двора, превратить на время въ карантинный госпиталь, пока не минуетъ опасность. На полдорог въ Гоггльстокъ, ихъ нагналъ какой-то господинъ верхомъ, и когда онъ поравнялся съ ними, Маркъ узналъ доктора Эребина, барчестерскаго декана, главу капитула, къ которому онъ самъ принадлежалъ. Оказалось, что деканъ также детъ въ Гоггльстокъ, узнавъ о несчастіи, постигшемъ его друзей, онъ отправился тотчасъ же, съ тмъ чтобы увидть какъ помочь имъ, такъ какъ ему приходилось проскакать для этого около сорока миль, то онъ не надялся вернуться домой прежде полуночи.
— Вы будете прозжать черезъ Фремлей? спросилъ Маркъ.
— Да, отвчалъ деканъ.
— Въ такомъ случа, вы у насъ пообдаете и отдохнете, вы и ваша лошадь, что почти такъ же важно.
На этомъ и поршили, и посл обычной церемоніи представленія между деканомъ и Люси, разговоръ опять обратился къ мистеру Кролею.
— Я знаю его съ самаго дтства, сказалъ деканъ,— мы вмст учились въ школ и въ коллегіи, и съ тхъ поръ постоянно были въ самыхъ короткихъ отношеніяхъ, но несмотря на все это, я не знаю, какъ помочь ему въ эту трудную минуту. Я никогда не встрчалъ человка боле гордаго и сосредоточеннаго, онъ боится длить свое горе даже съ друзьями.
— Онъ часто говорилъ мн о васъ, сказалъ Маркъ.
— Вы не можете представить себ, какъ грустно мн думать, что человкъ, котораго я искренно люблю, живетъ такъ близко отъ меня, а я почти никогда не вижу его. Но что же мн длать? У меня онъ не хочетъ бывать, а когда я къ нему пріду, онъ на меня сердится за то, что я, видите, ношу шляпу и разъзжаю на лошади.
— Я шляпу и лошадь оставила бы на рубеж сосдняго прихода, замтила Люси робкимъ тономъ.
— Положимъ такъ. Конечно, мы должны стараться не оскорблять друзей даже въ такихъ бездлицахъ, но дло въ томъ, что его точно такъ же оскорбляли бы мой сюртукъ и жилетъ. Я перемнился, то-есть наружно перемнился, а онъ нтъ. Это раздражаетъ его, и пока я не буду представляться ему такимъ, какимъ я былъ прежде, онъ не захочетъ смотрть на меня прежними глазами.
И онъ ухалъ впередъ, сказавъ, что имъ съ Кролеемъ легче будетъ встртиться наедин, до прізда Робартса и его сестры
Мистеръ Кролей стоялъ у своей двери прислонившись къ маленькой деревянной ршетк, когда деканъ подскакалъ на своей лошади. Просидвъ большую часть дня у постели больной, онъ вышелъ подышать свжимъ воздухомъ, держа на рукахъ младшаго ребенка. Бдное дитя сидло смирно, не кричало, но и не слишкомъ весело смотрло. Мистеръ Кролей горячо и нжно любилъ своихъ дтей, но онъ не имлъ той особой ухватки, которая привлекаетъ дтей. Говорю ухватки, потому что едва ли можно назвать какъ-нибудь боле эту способность иныхъ людей привлекать дтскія сердца. Эти люди не всегда бываютъ самыми лучшими отцами и надежнйшими попечителями, но въ ихъ пріемахъ есть нчто, обаятельно дйствующее на дтей, нчто такое что мигомъ уничтожаетъ все разстояніе между пятью годами и сорока пятью. Мистеръ Кролей былъ человкъ строгій, онъ постоянно думалъ о душ и ум своихъ дтей, какъ подобаетъ отцу, но онъ также думалъ, что слдуетъ постоянно, ежеминутно наставлять и развивать эти юныя души и умы, и тутъ онъ, кажется, ошибался. Вотъ почему дти старались избгать его, и ихъ отчужденіе было новою мукой для его истерзанной души, но оно нисколько не уменьшало его горячей любви къ нимъ.
Онъ стоялъ на крыльц съ малюткой на рукахъ, дитя сидло смирно и тихо, но въ немъ не видно было ни малйшаго расположенія поцловать своего отца, погладить его по лицу своими нжными ручонками, какъ въ душ хотлось бы отцу, когда показался деканъ. Мистеръ Кролей еще издали узналъ своего пріятеля и усплъ обдумать свои пріемъ, онъ былъ зорокъ какъ рысь на открытомъ воздух, хотя дома, въ своемъ кабинет, не могъ обходиться безъ очковъ, сидя надъ своими старыми, захватанными книгами.
Очевидно, что и Эребинъ пріхалъ, если не съ цыплятами и вареньемъ, то съ деньгами и съ совтомъ, какіе только богатый деканъ могъ предложить своему бдному собрату, и мистеръ Кролей, несмотря на свое безпокойство о жен, ужь заране съежился и сталъ раздумывать о томъ, какъ бы ему отказаться отъ этихъ услугъ.
— Ну, что? Какъ она себя чувствуетъ? было первымъ вопросомъ декана, когда онъ остановилъ лошадь у самой двери, и протянулъ руку пріятелю.
— Какъ твое здоровье, Эребинъ? сказалъ мистеръ Кролей.— Спасибо, что ршился пріхать въ такую даль, тогда какъ у тебя столько дла въ Барчестер. Не могу сказать, чтобъ ей было лучше, но на сколько я могу судить, ей и не хуже. Иногда мн кажется, что у нея бредъ, но и въ этомъ я не увренъ. По временамъ, она лежитъ въ забытьи, а потомъ засыпаетъ.
— Но жаръ уменьшился?
— Иногда уменьшается, иногда увеличивается.
— А дти?
— Бдняжки! Покуда здоровы.
— Ихъ нужно увезти отсюда, Кролей, увезти какъ можно скорй.
Мистеру Кролею показалось, что деканъ принимаетъ съ нимъ нсколько повелительный тонъ, и онъ тотчасъ же приготовился къ упорному сопротивленію.
— Не знаю еще какъ это устроить, я еще не ршился на этотъ счетъ.
— Однако, любезный Кролей…
— Такія перемщенія не всегда возможны, сказалъ онъ:— у бдныхъ людей дти неизбжно подвергаются этимъ опасностямъ.
— Иногда это точно неизбжно, отвчалъ деканъ, не желая вступать въ споръ,— но въ настоящемъ случа неизбжности никакой нтъ. Ты мн дозволишь прислать за ними и озаботиться этимъ дломъ, потому что теб и безъ того довольно хлопотъ съ больною.
Хотя миссъ Робартсъ, въ разговор съ мистеромъ Эребиномъ и объявила, что останется съ мистрибсъ Кролей, но не упомянула еще о своемъ намреніи увеяти дтей.
— Ты хочешь снять бремя съ моихъ плечъ, то-есть попросту заплатить за моихъ дтей? Я не могу этого позволить, Эребинъ. Они должны длить участь отца и матери.
Деканъ опять счелъ за лучшее не вступать въ словопреніе и отложить вопросъ о дтяхъ до другой, боле удобной минуты.
— При ней нтъ сидлки? спросилъ онъ.
— Нтъ, я самъ за нею ухаживаю покуда. А вечеромъ придетъ къ намъ женщина.
— Какая женщина?
— Зовутъ ее мистриссъ Стоббсъ, она живетъ въ здшнемъ приход. Она уложитъ младшихъ дтей, и… и… да что мн надодать теб всми этими мелочами!… Сегодня утромъ у насъ была одна молодая двушка, и общалась пріхать опять. Но, кажется, она нашла это для себя неудобнымъ, да и гораздо лучше такъ.
— Ты говоришь о миссъ Робартсъ? Она будетъ здсь черезъ нсколько минутъ, я обогналъ ее дорогой.
Едва докторъ Эребинъ усплъ договорить, какъ уже послышался стукъ колесъ.
— Я пойду теперь въ комнаты, и посмотрю, не проснулась ли она, сказалъ мистеръ Кролей, и вошелъ въ домъ, оставя декана на лошади у калитки.
‘Онъ побоится заразы, я его не приглашу войдти въ домъ,’ подумалъ мистеръ Кролей.
‘Если я войду не прошеный, я покажусь ему нескромнымъ и навязчивымъ,’ сказалъ про себя деканъ, и не двигался съ мста, пока пони, уже ознакомившійся съ мстностію, не остановился у калитки.
— Вы еще не входили туда? спросилъ Робартсъ.
— Нтъ, Кролей разговаривалъ со мною у крыльца. Онъ, кажется, сейчасъ выйдетъ опять.
И Маркъ Робартсъ также приготовился ждать появленія хозяина дома.
Но Люси мало заботилась о томъ, оскорбится ли мистеръ Кролей или нтъ. Ей хотлось ухаживать за бдною страдалицей, хотлось поскоре услать всхъ четырехъ дтей, съ согласіи отца, если возможно, но и безъ его согласія въ случа нужды. Она вышла изъ кабріолета, взявъ съ собою кой-какіе свертки и узлы, и отправилась прямо въ домъ.
— Тутъ подъ сидньемъ остался большой узелъ, Маркъ, сказала она,— вынь его оттуда, а я сейчасъ за нимъ приду.
Минутъ съ пять, об духовныя особы оставались у воротъ, одна на лошади, другая въ кабріолет, изрдка обмниваясь словомъ, и выжидая не появится ли кто-нибудь изъ дому. Наконецъ до нихъ долетлъ голосъ Люси:
— Мы все устроили какъ нельзя лучше, говорила она,— не будетъ ни хлопотъ, ни издержекъ,— и мы привеземъ ихъ назадъ какъ только мистриссъ Кролей встанетъ съ постели.
— Однако, миссъ Робартсъ, могу васъ уврить… послышался голосъ мистера Кролел, шедшаго за нею вслдъ. Но тутъ кто-то изъ дтей позвалъ его къ больной, а Люси пошла распоряжаться по своему.
— Вы хотите дтей увезти съ собою? спросилъ деканъ.
— Да, жена приготовила имъ комнату, отвчалъ Маркъ.
— Я вижу, что вы съ моимъ старымъ другомъ можете поступать безцеремонне чмъ я.
— Все устроила сестра. Въ такихъ длахъ женщины гораздо храбре мущинъ.
Тутъ на порог показалась Люси, въ сопровожденіи Бобби и одного изъ младшихъ дтей.
— Ты не слушай, что онъ будетъ говорить, сказала Люси,— а узжай домой какъ только я усажу всхъ дтей. Скажи Фанни, что я уложила въ корзину вс дтскія вещи, какія только нашла, но ихъ очень немного. Ей будетъ нужно на время занять платья для Гресъ у маленькой дочки мистриссъ Гренджеръ. А теперь, Маркъ, повороти пони, чтобы можно было немедленно ускакать. Я сейчасъ приведу Гресъ съ другимъ ребенкомъ.
Поручивъ брату усадить какъ слдуетъ Бобби и его маленькую сестрицу на заднемъ сидньи кабріолета, Люси вернулась въ комнаты. Она лишь на минуту заглянула къ мистриссъ Кролей, улыбнулась ей, положила на стулъ свой узелъ, въ знакъ того, что она пріхала надолго, и, не сказавъ ни слова, отправилась къ дтямъ. Она попросила Гресь указать ей вс дтскія вещи, которыя нужно будетъ повезти въ Фремлей, и, сколько могла, старалась объяснить малюткамъ ожидавшую ихъ участь, потомъ она принялась приготовлять все къ отъзду, ни слова не говоря мистеру Кролею. Бобби и старшая изъ малютокъ спокойно позволили усадить себя въ кабріолетъ, они молча глазли на декана, и безпрекословно подчинялись всмъ распоряженіямъ мистера Робартса, по видимому на нихъ сильно подйствовала неожиданность.
— Ну теперь, Гресъ, садись скоре, душка, сказала Люси, возвращаясь съ самымъ крошечнымъ ребенкомъ на рукахъ.— Да хорошенько береги малютку. Дай мн корзинку, я уставлю ее, когда вы вс усядетесь.
И дти, и корзинка съ платьемъ, наконецъ, кое-какъ умстились въ кабріолет.
— Вотъ такъ хорошо. Маркъ, прощай, скажи Фанни, чтобъ она непремнно прислала сюда кого-нибудь посл завтра, да чтобъ она не забыла…— И Люси шепнула на ухо брату разныя порученія насчетъ присылки кое какихъ припасовъ, о которыхъ страшно было и заикнуться въ присутствіи мистера Кролея.
— Прощайте, милыя дтки, будьте умны, послзавтра я вамъ дамъ непремнно знать о здоровья маменьки, сказала Люси, и пони, подстрекаемый легкимъ движеніемъ вожжей, уже двинулся впередъ, когда мистеръ Кролей показался у порога.
— Погодите, погодите! закричалъ онъ.— Миссъ Робартсъ, право лучше будетъ…
— Позжай, Маркъ, проговорила Люси очень внятнымъ шепотомъ. И Маркъ, который было пріостановилъ лошадку при появленіи мистера Кролея, взмахнулъ хлыстомъ, и пони поскакалъ, потряхивя головой, такою быстрою рысцой, что и кабріолетъ, и дти вскор скрылась изъ глазъ озадаченнаго отца.
— Миссъ Робартсъ, началъ было онъ,— я долженъ объявить, вамъ, что отнюдь не думалъ соглашаться на….
— Да, да, перебила она:— брату моему нужно было поспшить. Вы знаете, дти вс будутъ жить у насъ, я уврена, что это будетъ всего пріятне для мистриссъ Кролей. Дня черезъ два-три ими займется сама Фанни.
— Но увряю васъ, любезная миссъ Робартсъ, я ни малйшаго не имлъ намренія сваливать на другихъ свои семейныя заботы. Дти должны возвратиться домой, какъ только будетъ возможна привезти ихъ назадъ.
— Мн, право, кажется, что миссъ Робартсъ все очень хорошо устроила, сказалъ деканъ,— мистриссъ Кролей врно гораздо будетъ спокойне при мысли, что ея дти вн опасности.
— Право, имъ будетъ очень хорошо у насъ, сказала Люси.
— Я ни сколько въ этомъ не сомнваюсь, сказалъ мистеръ Кролей,— я, напротивъ, боюсь, что они слишкомъ привыкнутъ къ этимъ удобствамъ, что имъ трудно будетъ вернуться къ прежней жизни, да притомъ… я могъ бы пожелать, чтобы сперва со мною посовтовались…
— Да вдь мы ршили сегодня утромъ, что дтей лучше удалить, сказала Люси.
— Я не помню, чтобъ я изъявилъ согласіе на такого рода мру, впрочемъ… я полагаю, что ихъ нельзя будетъ привезти сегодня же?
— Нтъ, сегодня невозможно, сказала Люси.— А теперь и пойду къ вашей жен.
И она вернулась въ домъ, оставивъ декана и мистера Кролей у дверей. Въ эту минуту проходилъ мимо какой-то мальчикъ, и деканъ поспшилъ поручить ему свою лошадь, и стать такимъ образомъ на равную ногу съ своимъ пріятелемъ.
— Кролей, сказалъ онъ, прислонившись подл него къ перильцамъ и ласково положивъ ему руку на плечо: — она хорошая двушка, отличная двушка.
— Да, проговорилъ онъ протяжно,— у нея намренія хорошія.
— Нтъ, больше того, она поступаетъ превосходно. Что можетъ бытъ лучше ея теперешняго поведенія? Пока я раздумывалъ, какъ бы мн помочь твоей жен въ эту трудную минуту…
— Мн не нужна помощь, по крайней мр помощь человческая, съ горечью перервалъ его Кролей.
— О, другъ мой! Подумай о томъ, что ты говоришь! Подумай, какъ гршно подобное настроеніе! Можетъ ли человкъ полагаться такъ на собственныя силы, отказываясь отъ пособія братьевъ?
Мистеръ Кролей не тотчасъ же отвчалъ ему, заложивъ руки за спину и сжавъ кулаки,— какъ привыкъ длать, когда раздумывалъ о горькой своей дол,— онъ принялся ходить взадъ и впередъ по дорог передъ домомъ. Онъ не предложилъ пріятелю присоединиться къ нему, впрочемъ не высказывалъ и желанія, чтобъ онъ оставилъ его въ поко. Вечеръ былъ теплый и тихій, въ ту чудную, пору года, когда лто только что смняетъ весну, и вс оттнки зелени еще сіяютъ незапятнанною свжестью. Яблони были въ полномъ цвту, живыя изгороди ярко цвли. Вдали раздавался однообразный отзывъ кукушки, воздухъ былъ пропитанъ запахомъ молодой травки. Дубы уже покрылись листьями, но листья еще не висли тяжелыми, сплошными грудами, сквозь нихъ еще виденъ былъ изгибъ каждой втви, каждаго сучка. Никакая пора въ году не можетъ сравниться красотою съ первыми лтними днями, никакія краски въ природ, не исключая даже богатыхъ оттнковъ осени, не могутъ превзойдти нжной зелени, распустившейся отъ теплыхъ лучей майскаго солнца.
Мы уже говорили, что Гоггльстокъ не могъ похвастать красотою мстности, домъ священника не былъ расположенъ на зеленющемъ скат холма, въ сторон отъ прозжей дороги, окна его не выходили на мягкій лугъ, окаймленный кустарниками, надъ которыми возвышалась бы небольшая старинная церковная колокольня, онъ былъ лишенъ всхъ этихъ прелестей, которыми, обыкновенно, привлекаютъ насъ уютные домики нашихъ духовныхъ пастырей, въ земледльческихъ краяхъ Англіи. Домъ гоггльстокскаго священника стоялъ одинокій у самой дороги, не защищенный какою-нибудь хорошенькою изгородью, усаженною снутри остролистымъ шиповникомъ, португальскимъ лавромъ и розовымъ деревомъ. Но даже и Гоггльстокъ былъ хорошъ въ эту пору, яблони и кустарники блли цвтами, дрозды и малиновки оглашали воздухъ своимъ пніемъ, и мстами, у дороги, возвышался дубъ въ своей одинокой величавой крас.
— Пройдемся немного, сказалъ деканъ,— миссъ Робартсъ теперь съ нею, а теб не худо отдохнуть на свжемъ воздух.
— Нтъ, сказалъ онъ,— я долженъ быть тамъ, не могу же я допустить, чтобъ эта молодая двица брала на себя мое дло.
— Погоди, Кролей! сказалъ деканъ, останавливая его за руку.— Она длаетъ свое дло, ты бы самъ это сказалъ, еслибы рчь шла о какомъ-нибудь другомъ семейств, а не о твоемъ. Не утшительно ли для тебя, что твоя жена въ эту минуту иметъ при себ женщину, и женщину способную ее понять и ей сочувствовать?
— Это такая роскошь, на которую мы не имемъ права. Я, конечно, не много могу сдлать для бдной моей Мери, но я сдлалъ бы для нея все, что только въ моихъ силахъ.
— Я въ этомъ не сомнваюсь, я это знаю. Ты готовъ для нее сдлать все, что только возможно человку, все, кром одного.
И, говоря это, деканъ посмотрлъ ему въ лицо.
— А чего же именно, по твоему, не захотлъ бы я сдлать для нея? спросилъ Кролей.
— Пожертвовать своею гордостію!
— Моею гордостію?
— Да, твоею гордостью.
— Кажется, не много во мн осталось гордости. Эребинъ, ты не знаешь, какова моя жизнь. Какая можетъ быть гордость у человка, который…
И онъ пріостановился, не желая перечислять длинный рядъ несправедливостей судьбы, которыя, по его мннію, должны были убить въ немъ послдніе зародыши гордости, или распространяться о своей незаслуженной бдности, о своемъ горькомъ положеніи.
— Нтъ, желалъ бы я еще быть гордымъ. Слишкомъ тяжела была моя жизнь, я уже давно забылъ, что такое гордость.
— Съ которыхъ поръ мы знаемъ другъ друга, Кролей?
— Съ которыхъ поръ? Ахъ, Боже мой! съ самаго почти рожденія.
— Когда-то мы жили съ тобой какъ родные братья.
— Да, мы тогда были равны какъ братья, равны по вкусамъ, по состоянію, по образу жизни.
— А вотъ ты все не хочешь позволить мн помочь теб и твоему семейству, которое для тебя дороже всего на свт, облегчить хоть сколько-нибудь бремя, которое досталось теб въ удлъ?
— Я не хочу жить на чужой счетъ, проговорилъ Кролей отрывисто, почти съ сердцемъ.
— Разв это не гордость?
— Да, это своего рода гордость, но не та гордость, о которой ты говорилъ сейчасъ. Невозможно быть честнымъ человкомъ, не имя въ себ доли гордости. Да ты самъ… не согласился ли бы ты скоре голодать чмъ просить милостыню?
— Я бы скоре захотлъ просить милостыню чмъ видть, что голодаетъ моя жена.
При этихъ словахъ Кролей быстро отвернулся, онъ стоялъ спиною къ декану, закинувъ руки назадъ и потупивъ глаза въ землю.
— Но тутъ идетъ рчь не о милостын, продолжалъ деканъ, мн бы хотлось помочь друзьямъ, удлить имъ частичку тхъ земныхъ благъ, которыми такъ щедро осыпало меня Провидніе.
— Да она не голодаетъ, проговорилъ Кролей, все еще съ горечью, но въ его тон слышалось и желаніе оправдать себя.
— Нтъ, другъ мой, я знаю, что она не терпитъ голода, не сердись на меня, что я старался выяснить тебя свою мысль рзкими выраженіями.
— Ты на вопросъ смотришь только съ одной стороны, Эребинъ, а я могу смотрть на него только съ другой, противоположной. Отрадно давать, я въ томъ не сомнваюсь, но тяжело, очень тяжело принимать. Хлбъ подаянія останавливается въ горл у человка, отравляетъ его кровь, свинцомъ ложится ему на сердце. Теб никогда не приходилось испытать это.
— Да за это-то самое я и упрекаю тебя. Вотъ именно та гордость, которою ты долженъ пожертвовать.
— А зачмъ же я буду ею жертвовать? Разв я не могу, или не хочу работать? Разв я не трудился всю жизнь безъ отдыха? Какъ же ты хочешь, чтобъ я подбиралъ крохи, падающія отъ трапезы богатаго? Эребинъ! мы съ тобой когда-то были товарищами, равными, мы умли другъ друга понимать, другъ другу сочувствовать, но теперь это кончилось.
— Кончилось только съ твоей стороны.
— Можетъ-быть, потому что въ нашихъ отношеніяхъ вс страданія и недостатки были бы на моей сторон. Ты бы не оскорбился, увидвъ меня за своимъ столомъ въ истертомъ плать, въ дырявыхъ башмакахъ. Я знаю, что ты неспособенъ на такую мелочность. Ты бы радъ былъ угощать меня, еслибы даже я былъ одтъ въ десять разъ хуже твоего лакея. Но мн тяжело и обидно было бы думать, что всякій, кто взглянулъ бы на меня, удивился бы моему присутствію у тебя.
— Вотъ именно та самая гордость, о которой я говорилъ,— ложная гордость.
— Называй ее такъ, если хочешь, но знай, Эребинъ, что вс твои увщанія пропадутъ даромъ. Эта гордость — послдняя моя поддержка. Бдная страдалица, которая теперь лежитъ въ постели, больная мать моихъ дтей, которая для меня пожертвовала всмъ, длила со мной и горе и заботы, даже она не въ состояніи измнить меня въ этомъ отношеніи, хотя одинъ Господь вдаетъ, какъ тяжело мн видть ея постоянныя лишенія. Но, даже ради ея, я не захочу протянуть руку за подаяніемъ.
Они дошли до дверей дома, и мистеръ Кролей почти безсознательно переступилъ порогъ.
— Нельзя ли мн будетъ видть мистриссъ Кролей? спросилъ деканъ.
— О, нтъ, нтъ! Лучше теб не входить къ ней, сказалъ мистеръ Кролей,— мистриссъ Эребинъ будетъ бояться заразы.
— Поврь, что я нисколько за себя не боюсь, сказалъ деканъ.
— Да къ чему же подвергаться опасности? Притомъ ея комната въ такомъ жалкомъ вид… Ты знаешь, и въ другихъ комнатахъ воздухъ можетъ быть заразителенъ.
Между тмъ они дошли до гостиной, и докторъ Эребинъ ршился не идти дальше, видя, какъ это непріятно хозяину.
— Во всякомъ случа, для насъ утшительно знать, что миссъ Робартсъ остается при ней.
— Миссъ Робартсъ очень добра, чрезвычайно добра, сказалъ Кролей,— но я надюсь, что она завтра же возвратится къ своимъ роднымъ. Возможно ли ей оставаться въ такомъ бдномъ дом, какъ мой? Она здсь не найдетъ тхъ удобствъ, къ которымъ привыкла.
Деканъ подумалъ про себя, что Люси, при настоящихъ своихъ занятіяхъ, врядъ ли станетъ помышлять о большихъ удобствахъ, и потому ухалъ съ утшительною мыслію, что будетъ кому ухаживать за несчастною больной.

ГЛАВА XXXVII.

Между тмъ въ Вестъ-Барсетшир готовилось что-то необычайное, вс умы были въ волненіи. Рокорое слово было уже произнесено: королева распустила свой врный парламентъ.. Титаны, чувствуя себя не въ силахъ ладить съ прежнею палатой, ршились испробовать, не лучше ли будетъ новая, и суматоха всеобщихъ выборовъ должна была распространиться по всей стран. Это производило везд большее раздраженіе и досаду, потому что не прошло еще трехъ лтъ съ тхъ поръ какъ составилась послдняя палата, а члены парламента, хотя и очень рады повидаться съ друзьями, пожать руку многоуважаемымъ своимъ избирателямъ, все же на столько причастны слабостямъ человческимъ, что принимаютъ къ сердцу опасность лишиться своего мста, или во всякомъ случа необходимость значительныхъ издержекъ, чтобъ удержать его за собой.
Никогда еще древняя распря между богами и гигантами не разгоралась до такого ожесточенія. Гиганты объявили, что каждое усиліе ихъ на пользу страны задерживалось интригами безсмысленной партіи, несмотря на вс обольстительныя общанія помощи и содйствія, такъ недавно сдланныя ею, боги же отвчали, что ихъ вызвала на такую оппозицію беотійская нелпость гигантовъ. Правда, они, общали свою помощь, и до сихъ поръ готовы были содйствовать каждой, не совершенно безразсудной мр, но ужь разумется не биллю, который даетъ правительству право назначать по своему благоусмотрнію пенсіи для престарлыхъ епископовъ. Нтъ, на все есть мра, и т, которые ршились сдлать палат такое предложеніе, очевидно преступили всякія границы приличія.
Все это происходило во всеуслышаніе, день или два спустя, посл намека, случайно брошеннаго Томомъ Тауэрсомъ на вечер у миссъ Данстеблъ,— Томомъ Тауэрсомъ, милйшимъ изъ милыхъ людей. И какже онъ могъ узнать это, онъ, легкій мотылекъ, вчно перепархивающій съ цвточка на цвточекъ? Но его намекъ скоро превратился во всеобщій слухъ, а слухъ въ дйствительность. Весь политическій міръ пришелъ въ броженіе. Гиганты, разъяренные неудачей въ дл о епископахъ, стали — довольно безразсудно — угрожать палат распущеніемъ. Тогда представилось великолпное зрлище: члены вставали одинъ за другимъ, горя негодованіемъ и безкорыстіемъ, объявляя, что ни одинъ порядочный человкъ въ палат не дастъ подкупить себя страхомъ или надеждой утратить или сохранить свое мсто. Такимъ образомъ распря разгоралась, и никогда еще враждебныя стороны не нападали другъ на друга съ такимъ ожесточеніемъ какъ теперь, недли три спустя посл столькихъ увреній въ доброжелательств, уступчивости, уваженія!
Но, переходя отъ общаго вопроса къ частному, мы смло можемъ сказать, что нигд не распространился такой ужасъ и смятеніе какъ въ вестъ-барсетширскомъ избирательномъ округ. Лишь только дошла туда всть о роспуск парламента, какъ стало также извстно всмъ, что герцогъ не намренъ боле поддерживать мистера Соверби, а напротивъ постарается замстить его кмъ-нибудь другимъ. Мистеръ Соверби былъ представителемъ графства со временъ Реформъ-Билля. На него смотрли какъ на какую-то неотъемлемую принадлежность графства, и даже любили его по старой памяти, несмотря на его извстное всмъ мотовство и безразсудство. Теперь же все должно измниться. Причина еще не была высказана вслухъ, но вс уже знали, что герцогъ употребитъ свое огромное вліяніе въ пользу лорда Домбелло, хотя послдній не владлъ никакими помстьями въ графств. Правда, шли слухи, что лордъ Домбелло вскор вступитъ въ боле тсную связь съ Барсетширомъ. Онъ былъ помолвленъ на молодой двушк (изъ другой, впрочемъ, части графства), и въ это самое время велъ переговоры съ правительствомъ насчетъ покупки казенныхъ земель, извстныхъ подъ названіемъ Чальдикотскаго Чеза. Поговаривали также — но объ этомъ покуда шли только темные намеки,— что самъ чальдикотскій замокъ перейдетъ въ руки будущаго маркиза. Герцогъ предъявилъ свои права на этотъ замокъ, и — какъ говорила молва — соглашался уже перепродать его лорду Домбелло.
Но съ другой стороны распространялись слухи совершенно противуположные этимъ. Люди говорили, то-есть, т немногіе люди, которые дерзали возставать противъ герцога, да еще немногіе изъ тхъ, которые не ршились возстать на него, когда наступила минута битвы,— люди говорили, что не отъ герцога зависитъ сдлать лорда Домбелло барсетширскимъ магнатомъ. Казенныя земли, увряли эти люди, должны достаться молодому Грешаму изъ Бонсаллъ Гила, онъ уже совсмъ сторговалъ ихъ у казны. Что же касается до помстья мистера Соверби и до Чальдикотскаго замка, продолжали эти противники герцога Омніума, вовсе неизвстно еще, достанутся ли они герцогу. Во всякомъ случа они ему не достанутся безъ ожесточенной борьбы, и весьма вроятно, что по всмъ векселямъ будетъ заплачено извстною дамой, славящеюся своими несмтными богатствами. Притомъ, къ этимъ слухамъ примшивался легкій романическій оттнокъ. Говорили, что мистеръ Соверби ухаживалъ за этою богатою дамой, даже сватался за нее, что она сама призналась ему въ своей любви къ нему, но не захотла за него выйдти, испугавшись его репутаціи. Однако, чтобы доказать ему свою привязанность, она непремнно хотла уплатить его долги.
Вскор стало достоврно извстно по всему графству, что мистеръ Соверби не намренъ безъ бою уступить герцогу. По всему округу было разослано объявленіе, въ которомъ не было прямаго намека на герцога, но въ которомъ мистеръ Соверби предостерегалъ своихъ друзей противъ ложныхъ слуховъ, будто бы онъ думаетъ отступиться отъ званія члена за графство. ‘Онъ представлялъ это графство въ продолженіи четверти столтія’, гласило объявленіе, ‘и теперь не намренъ такъ легко отказаться отъ почести, которая столько разъ была ему предложена, и которую онъ цнитъ такъ высоко. Въ палат, въ настоящую минуту, не много считается лицъ, соединенныхъ такою давнишнею и непрерывною связью съ однимъ и тмъ же обществомъ избирателей, какою связанъ онъ съ Вестъ-Барсетширомъ, онъ твердо надется, что эта связь продлится и на будущіе годы, пока наконецъ онъ не удостоится чести увидть себя старйшимъ изъ представителей комитатовъ въ нижней палат!’
Многое еще было сказано въ объявленіи, оно касалось различныхъ вопросовъ весьма важныхъ для графства, но ни единымъ словомъ не упоминало о герцог Омніум, хотя всмъ было понятно и ясно, какого рода участіе приписывалось ему въ этомъ дл. Герцогъ Омніумъ игралъ роль какого-то далай-ламы, скрытаго во глубин своего святилища, незримаго, непроницаемаго, неумолимаго, простые смертные не смли возводить къ нему очей, не смли даже произносить его имени безъ внутренняго содроганія. Но тмъ не мене, подразумвалось, что онъ ворочаетъ всмъ.
И потому предполагали, что нашъ пріятель Соверби мало иметъ вроятностей въ свою пользу, но къ счастію онъ нашелъ себ подмогу тамъ, гд всего меньше могъ бы ея ожидать. Во все свое политическое поприще онъ ревностно поддерживалъ боговъ, какъ и слдовало ожидать отъ члена, выбраннаго по вліянію герцога Омніума, тмъ не мене, въ настоящемъ случа, около него собрались вс гиганты въ графств. Они длали это не съ явно-высказаннымъ намреніемъ въ чемъ-нибудь перечить герцогу, они объявили, что имъ грустно и больно видть такого стариннаго представителя графства, лишеннаго своего мста въ парламент, но весь свтъ понималъ, что они собственно ратуютъ противъ далай-ламы. Борьба должна была завязаться между аристократическими и олигархическими началами въ Вестъ-Барсетшир, демократія, скажемъ мимоходомъ, въ этомъ графств принимала мало участія какъ съ той, такъ и съ другой стороны.
Никакого не могло быть сомннія, что низшій разрядъ избирателей, мелкіе фермеры и торговцы присоединятся къ герцогу, стараясь уврить себя, что они этимъ самымъ содйствуютъ либеральной сторон, но собственно ими руководила бы тутъ давнишняя, завтная преданность далай-лам, и опасеніе его гнва. Ну, чтобы сталось съ графствомъ, еслибы далай-лама вдругъ вздумалъ удалиться, съ своими сателитами, съ своею арміей, съ своими придворными? Конечно, онъ и теперь довольно рдко посщалъ этотъ край, и еще рже показывался въ сред его обитателей, но тмъ не мене, или лучше сказать тмъ боле, покорность казалась полезною, а сопротивленіе казалось опаснымъ. Сельскіе далай-ламы до сихъ поръ еще довольно могущественны въ Англіи.
Но первосвященникъ храма, мистеръ Фодергиллъ, довольно таки часто показывался толп. Мелкимъ фермерамъ (не только съ гадеромскихъ владній, но и съ окружающихъ) онъ говорилъ о герцог какъ о какомъ-то добромъ геніи, распространяющемъ вокругъ себя благоденствіе, поднимающемъ цны однимъ своимъ присутствіемъ, доказывалъ, что, благодаря его присутствію, такса въ пользу бдныхъ не возвышается сверхъ шиллинга и четырехъ пенсовъ на фунтъ, такъ какъ онъ столькимъ людямъ даетъ работу. Нужно быть сумашедшимъ, думалъ мистеръ Фодергиллъ, чтобъ идти противъ герцога. Владльцамъ нсколько отдаленнымъ онъ объявлялъ, что герцогъ тутъ ни въ чемъ не причастенъ, на сколько по крайней мр ему извстны намренія герцога. Люди вчно любятъ толковать о томъ, чего не понимаютъ. Въ прав ли кто нибудь утверждать, чтобы герцогъ заискивалъ чьего-либо расположенія, добивался чьего-либо голоса? Такія рчи конечно не измняли внутренняго убжденія слушающихъ, но все же он имли свое дйствіе, и еще усугубляли таинственный полумракъ, которымъ герцогъ окружалъ вс свои дйствія. Но людямъ приближеннымъ, сосднему дворянству, мистеръ Фодергиллъ только лукаво подмигивалъ. Они другъ друга понимали и безъ словъ. Они знали, что герцогъ до сихъ поръ никогда не оставался въ дуракахъ, и мистеръ Фодергиллъ полагалъ, что онъ и въ этомъ дл не захочетъ дать себя въ обиду.
Я никогда не могъ разузнать, какую собственно мзду мистеръ Фодергиллъ получалъ за разнообразныя услуги, которыя оказывалъ онъ герцогу по его барсетширскимъ помстьямъ, но какова бы ни была эта мзда, я твердо убжденъ, что онъ вполн заслуживалъ ее. Трудно было бы найдти боле врнаго и вмст съ тмъ боле скромнаго партизана. Касательно будущихъ выборовъ, онъ объявлялъ, что онъ самъ, лично, намренъ употреблять вс свои усилія въ пользу лорда Домбелло. Мистеръ Соверби старинный пріятель его и отличный малый, это такъ, но всмъ извстно, что мистеръ Соверби, по своему теперешнему положенію, не годится въ члены за графство. Онъ раззорился въ прахъ, и ему самому не выгодно доле занимать мсто, приличное только для человка съ состояніемъ. Онъ, Фодергиллъ, зналъ, что мистеру Соверби скоро придется отказаться отъ всякихъ правъ на чальдикотское помстье, посл этого не безмысленно ли будетъ утверждать, что онъ иметъ право на сдалище въ парламент? Что же касается до лорда Домбелло, онъ въ скоромъ времени сдлается однимъ изъ богатйшихъ владльцевъ въ цлом Барсетшир, поэтому, кто лучше его можетъ явиться въ парламент представителемъ графства? Притомъ, мистеръ Фодергиллъ не боялся признаться, что онъ иметъ въ виду управлять длами лорда Домбелло, онъ вовсе этого не стыдился. Онъ зналъ, что эти занятія ни сколько не помшаютъ другимъ его обязанностямъ и потому, разумется, намревался всми силами поддерживать лорда Домбелло, то-есть онъ самъ, лично. Что же касается до мннія герцога въ этомъ дл… Но мы уже объясняли, какъ въ этомъ случа распоряжался мистеръ Фодергиллъ.
Около этого времени, мистеръ Соверби пріхалъ въ свое помстье, покуда оно, хотя номинально, принадлежало еще ему. Но онъ пріхалъ безъ всякаго шума, такъ что даже въ самомъ селеніи не многіе знали о его прізд. Хотя его объявленіе было разослано и развшано повсюду, онъ не хлопоталъ о выборахъ, по крайней мр до сихъ поръ. Онъ зналъ, что званіе члена парламента уже недолго будетъ ограждать его отъ ареста, и слухи шли, что кредиторы воспользуются первою возможностію, чтобъ его схватить, такъ, по крайней мр, увряли недоброжелатели герцога. И точно, весьма вроятно было, что при первомъ удобномъ случа возьмутъ его подъ арестъ, но врядъ ли по настоянію герцога. Мистеръ Фодергиллъ объявилъ, что не можетъ слышать подобныхъ намековъ, безъ гнва и негодованія, но не такой онъ былъ человкъ, чтобы безъ толку прогнваться, напротивъ того, онъ отлично умлъ употреблять въ свою пользу вс несправедливыя и преувеличенныя обвиненія.
Итакъ, мистеръ Соверби пріхалъ въ Чальдикотсъ, и пробылъ тамъ нсколько дней въ совершенномъ одиночеств. Чальдикотсъ теперь имлъ совершенно иной видъ нежели въ тотъ день, когда, въ самомъ начал нашего разказа, постилъ его Маркъ Робартсъ. Окна не сіяли огнемъ, въ конюшняхъ не раздавалось голосовъ, не слышалось даже лая собакъ, все было мертво и безмолвно какъ въ могил. Эти два дня онъ почти не выходилъ изъ дома, и оставался совершенно одинъ, почти въ совершенномъ бездйствіи. Онъ даже не распечатывалъ писемъ, лежавшихъ у него на стол огромною кипой: письма къ такого рода людямъ обыкновенно приходятъ кипами, но очень не многія изъ нихъ бываетъ пріятны для прочтенія. Такъ онъ сидлъ съ утра до ночи, лишь изрдка прохаживаясь по дому, и грустно размышляя о томъ, до какого положенія онъ довелъ себя. Какъ станетъ свтъ на него смотрть, когда онъ не будетъ уже владльцемъ Чальдикотса, не будетъ уже представителемъ графства? До сихъ поръ онъ постоянно жилъ для свта, и среди непрерывныхъ заботъ и затрудненій, утшалъ себя своимъ виднымъ положеніемъ, до сихъ поръ онъ выносилъ запутанность своихъ длъ, свои долги и хлопоты, выносилъ ихъ такъ долго, что наконецъ привыкъ думать, что они никогда не станутъ невыносимы. Но теперь…
Векселя уже были поданы ко взысканію, гарпіи закона спшили уже запустить когти въ его собственность, какъ бы желая вознаградить себя за долгое ожиданіе. Но въ то же время появилась повстка о его кандидатур. Эта повстка было составлена и разослана общими стараніями его сестры, миссъ Данстеблъ и одного извстнаго агента по выборамъ, по имени Клозерстила, считавшагося приверженцемъ титановъ. Но бдный Соверби мало надялся на эту повстку. Никто лучше его не зналъ какъ велика сила герцога.
Въ самомъ безнадежномъ расположеніи духа прохаживался онъ по опустлымъ комнатамъ, раздумывая о прошлой своей жизни, и о томъ, что ожидаетъ его въ будущемъ. Не лучше ли бы ему теперь же умереть, такъ какъ онъ долженъ утратить. все, что украшаетъ жизнь! Мы часто встрчаемъ такихъ людей какъ мистеръ Соверби, и обыкновенно думаемъ, что они наслаждаются всми жизненными удовольствіями, не платя за нихъ ни трудомъ, ни заботой, но я полагаю, что даже на самыхъ зачерствлыхъ часто находятъ минуты тяжкаго страданія. Свжая рыба въ феврал и зеленый горошекъ да молодой картофель въ март не могутъ вполн составить счастіе человка, даже если не платить за нихъ, и не слишкомъ-то пріятно сознавать всю жизнь, что за вами гонится медленная, но неизбжная Немезида, которая рано или поздно должна настигнуть васъ. На этотъ разъ, герои нашъ чувствовалъ, что страшная Немезида нагнала его, она схватила его наконецъ, и ему ничего боле не оставалось какъ только переносить удары ея бича, и слушать какъ другіе издваются надъ его предсмертными муками.
Большой чальдикотскій домъ имлъ теперь унылый и опустлый видъ, и хотя лса покрылись молодою зеленью, а сады запестрли цвтами, но и въ нихъ было что-то грустное и опустлое. Лужайки не были скошены, дорожки заросли травой, тамъ-сямъ какая-нибудь разбитая дріада, свалившаяся съ своего подножья, придавала саду видъ запущенія и безпорядка. Деревянныя шпалеры кой гд поломались, кой-гд погнулись до земли, чудныя розовыя деревья совсмъ повалились, и прошлогодніе листья нигд еще не были расчищены. На другой день по прізд, поздно вечеромъ, мистеръ Соверби вышелъ погулять, черезъ сады онъ прошелъ въ лсъ. Изъ всхъ неодушевленныхъ предметовъ въ мір, ему всего дороже былъ чальдикотскій лсъ.
Мистеръ Соверби вообще не слылъ за человка съ сильнымъ поэгическимъ чутьемъ, но здсь, въ чальдикотскомъ чез, онъ становился почти поэтомъ. Ему длались доступны красоты природы, отъ времени до времени онъ останавливался, чтобы сорвать дикій цвтокъ, или прислушаться къ чиликанью птичекъ. Онъ невольно подмчалъ постепенное разрушеніе старыхъ деревьевъ, быстрый ростъ молодыхъ, на каждомъ поворот представлялась ему какая-нибудь живописная группа зелени. Его взглядъ останавливался на узенькой дорожк, спускающейся въ оврагъ, къ ручейку, неправильными изгибами и уступами. А потомъ опять находило на него раздумье, опять припоминался ему старинный его родъ,, припоминалось ему, что его предки жили тутъ, въ этихъ лсахъ, съ незапамятныхъ временъ, и наслдіе ихъ переходило отъ отца къ сыну, отъ сына къ внуку, ненарушимо и цло. И опять онъ повторялъ себ, что лучше бы ему не родиться на свтъ.
Уже совсмъ стемнло, когда онъ направился домой, онъ вернулся съ ршеніемъ немедленно ухать отсюда и отказаться отъ всякой борьбы. Пусть герцогъ возьметъ его помстье и распорядится имъ какъ знаетъ, пусть его мсто въ парламент достанется лорду Домбелло или какому-нибудь другому молодому аристократу. Онъ самъ исчезнетъ съ поля битвы, удетъ куда-нибудь подальше, гд никто его не знаетъ, никто про него не слышалъ, и гд ему придется голодать. Вотъ что ему предстояло въ будущемъ, а между тмъ, по физической сил и здоровью, онъ еще находился въ самомъ цвт лтъ. Да, въ цвт лтъ! Но что ему длать, съ остальными годами, которые придется доживать? Какъ ему обратить въ пользу свои умственныя и физическія силы? Какъ ему зарабатывать себ хоть насущный хлбъ? Не лучше ли ему умереть? Пусть никто не завидуетъ судьб мота, сколько бы ни длились дни его разгула, хромая Немезида непремнно настигнетъ его.
Дома, мистеръ Соверби нашелъ телеграфическую депешу отъ сестры: она извщала его, что будетъ къ нему въ эту же ночь. Она хотла пріхать въ Барчестеръ съ экстреннымъ поздомъ, уже заказала тамъ, по телеграфу, почтовыхъ лошадей, и думала прибыть въ Чальдикотсъ часа въ два по полуночи. Очевидно было, что она детъ по какому-нибудь важному длу.
Ровно въ два часа утра подкатила почтовая карета, и мистриссъ Гарольдъ Смитъ, прежде чмъ лечь отдохнуть, имла длинный разговоръ съ братомъ.
— Ну что? сказала она, на слдующее утро, когда они сли вмст завтракать: — на чемъ же ты поршилъ. Если ты согласенъ на ея предложеніе, ты долженъ повидаться съ ея адвокатомъ сегодня же вечеромъ.
— Кажется, нужно будетъ согласиться, отвчалъ онъ.
— Конечно, я сама такъ думаю. Правда, помстье совершенно уйдетъ у тебя изъ рукъ, точно также какъ если бы оно досталось герцогу. Но домъ останется за тобой, по крайней мр пожизненно.
— На что же мн домъ, если мн нечмъ будетъ поддерживать его?
— Да это еще вопросъ. Она станетъ требовать не больше, какъ законныхъ процентовъ, а если имніемъ распоряжаться какъ слдуетъ, можетъ-быть останется и излишекъ хоть бы на столько чтобы поддерживать домъ. Къ тому же, ты знаешь, намъ съ мужемъ необходимо имть какой-нибудь деревенскій пріютъ.
— Говорю теб напрямикъ, Гарріетъ, я не хочу имть никакихъ денежныхъ длъ съ Гарольдомъ.
— Ахъ! это все оттого, что теб вздумалось обратиться къ нему. Зачмъ ты прямо со мною не переговорилъ? Да притомъ, Натаніель, это для тебя единственное средство сохранять мсто въ парламент. Она престранная женщина, но дло въ томъ, что она непремнно хочетъ пересилить герцога.
— Я хорошенько не понимаю ея цли, впрочемъ, я самъ отъ этого не прочь, сказалъ мистеръ Соверби.
— Ей кажется, что онъ мшаетъ молодому Грешаму въ покупк казенныхъ земель. Я и не воображала, что она такъ вникаетъ въ дла. Какъ только я завела рчь о Чальдикотс, она тотчасъ же поняла все и стала объ этомъ разсуждать какъ опытный длецъ. Она, кажется, совсмъ позабыла ту неудачную нашу попытку.
— Ахъ, желалъ бы и я о ней позабыть! сказалъ мистеръ Соверби.
— Я уврена, что она забыла. Разъ мн было нужно намекнуть на это, или по крайней мр мн показалось, что это было нужно, я потомъ раскаялась, но она только захохотала по своему обычаю, а потомъ опять свела разговоръ на дла. Впрочемъ, она очень ясно оговорилась насчетъ того, что вс издержки по случаю выборовъ будутъ причислены къ той сумм которую она даетъ теб, а домъ останется въ твоемъ распоряженіи безъ всякой ренты. Если ты захочешь взять землю вокругъ дома, теб придется платить по акрамъ, какъ фермеры. Она объяснялась такъ опредлительно, какъ будто бы всю жизнь провела въ маклерской контор.
Читателямъ будетъ не трудно угадать, о какомъ дл хлопотала мистриссъ Гарольдъ Смитъ, и ихъ врно не удивитъ, что въ этотъ же вечеръ мистеръ Соверби поспшилъ назадъ въ Лондонъ, чтобы повидаться съ нотаріусомъ миссъ Данстеблъ.

ГЛАВА ХXXVII.

Теперь я приглашу читателя въ другое помстье въ Барсетшир, но на этотъ разъ въ восточномъ округ графства. Здсь, какъ и везд, умы поглощены предстоящими выборами. Мы уже говорили, что мистеръ Грешамъ младшій, молодой Франкъ Грешамъ какъ его обыкновенно именовали, жилъ въ помсть, называемомъ Бокзаллъ-Гиллъ. Помстье это досталось его жен по завщанію, и онъ поселился тутъ, между тмъ какъ отецъ его продолжалъ жить въ старинномъ родовомъ замк Грешамовъ Греламберійскихъ.
Въ настоящую минуту, миссъ Данстеблъ гостила въ Боксаллъ-Гилл у молодой мистриссъ Грешамъ. Она ухала изъ Лондона, какъ и весь модный свтъ, къ великому огорченію лондонскихъ торговцевъ. Распущеніе парламента раззоряло всхъ, исключая сельскихъ трактирщиковъ, и между прочимъ оно разстроило лондонскій сезонъ.
Мистриссъ Гарольдъ Смитъ насилу успла поймать миссъ Данстеблъ, передъ ея отъздомъ изъ столицы, однако ей удалось переговорить, съ нею и богатая наслдница тотчасъ же послала за своимъ нотаріусомъ, и подробно объяснила ему свои намренія, относительно чальдикотскаго помстья. Миссъ Данстеблъ обыкновенно такимъ манеромъ говорила о своихъ денежныхъ длахъ, что какъ будто бы она никогда ихъ не касалась и мало знаетъ въ нихъ толку, но это было не боле какъ шутка, рдкая женщина, или даже рдкій мущина такъ вникалъ въ свои дла и такъ самостоятельно распоряжался ими какъ миссъ Данстеблъ. Послднее время ей часто приходилось бывать въ Барсетшир, и она очень сблизилась съ нкоторыми изъ тамошнихъ жителей. Ей очень хотлось пріобрсти помстье въ Барсетшир, и она уже сговорилась съ молодымъ мистеромъ Грешамомъ относительно покупки казенныхъ земель. Такъ какъ переговоры начались отъ его имени, то и предполагалось вести ихъ такимъ же образомъ до окончанія дла, теперь же шли слухи, что вроятно герцогу Омніуму или маркизу Домбелло удастся удержать за собою Чальдикотскій чезъ. Но миссъ Данстеблъ любила поставить на своемъ, и въ настоящемъ случа очень рада была возможности вырвать изъ когтей герцога часть чальдикотскихъ земель, принадлежавшую мистеру Соверби. Зачмъ герцогъ вздумалъ вступить въ состязаніе съ нею, или съ ея другомъ, Франкомъ Грешамомъ, въ дл о покупк казенныхъ земель? Вотъ же ему! Поэтому было ршено заплатитъ герцогу сполна весь долгъ мистера Соверби по первому требованію, но съ другой стороны, миссъ Данстеблъ также позаботилась и о томъ, чтобъ ея капиталъ былъ достаточно обезпеченъ.
Миссъ Данстеблъ длалась совершенно инымъ человкомъ, когда изъ Лондона перезжала въ Грешамсбери или въ Боксаллъ-Гиллъ, и эта-то разница сильно огорчала мистриссъ Грешамъ. Ей было досадно не то, что ея пріятельница не привозила съ собою въ деревню свое лондонское остроуміе и готовность посмяться надъ ближнимъ, но то, что она не брала съ собою въ Лондонъ той задушевности, той милой доброты, которыя длали ее такъ привлекательною въ деревн. Она вдругъ совершенно измнялась, и мистриссъ Грешамъ ршительно не понимала, чтобы женщина могла быть боле суетною въ одно время года чмъ въ другое, или въ одномъ мст боле чмъ въ другомъ.
— Откровенно скажу вамъ, душа моя, начала миссъ Данстеблъ въ первое же утро по прізд, усаживаясь за письменный столъ,— я очень рада, что мы наконецъ это всего этого отдлались!
— Отъ чего именно? спросила мистриссъ Грешамъ.
— Да, разумется, отъ лондонскаго дыма и лондонскихъ вечеровъ, наконецъ отъ удовольствія цлыхъ четыре часа стоять на ногахъ, въ собственной своей пріемной, и раскланиваться со всякимъ, кому вздумается къ вамъ пріхать. Мы отдлались отъ всего этого, по крайней мр на этотъ годъ.
— Но очевидно, что вамъ все это нравится.
— Нтъ, Мери, въ томъ-то и дло, что для меня вовсе не очевидно, нравится ли мн это или нтъ. Иногда, когда на меня поветъ настроеніемъ этой милйшей женщины, мистриссъ Гарольдъ Смитъ, мн кажется, что я люблю эту жизнь. Но другія лица наводятъ на меня иное настроеніе.
— Какія же это лица?
— Ну, вы конечно, между прочими. Но вы слабенькое созданіе, гд вамъ бороться съ такимъ Самсономъ какъ мистриссъ Гарольдъ Смитъ? Да притомъ вы сами не безъ грха. Вы сами прилюбили Лондонъ, съ тхъ поръ какъ сли за трапезу богача. Вотъ вашъ дядя, тотъ настоящій Лазарь, неприступный и неподкупный, онъ вчно говоритъ про непроходимую бездну, которая отдляетъ его отъ насъ. Любопытно знать, какъ бы онъ поступалъ, еслибы вдругъ ему свалилось съ неба, напримръ, хоть десять тысячъ фунтовъ дохода?
— Онъ бы наврное поступалъ отлично.
— О конечно! Онъ теперь благочестивый Лазарь, и мы обязаны хорошо отзываться о немъ. Но я бы желала, чтобы судьба испытала его. Я уврена, что не прошло бы года, какъ онъ завелъ бы себ домъ на Бельгревъ-Сквер, и скоро весь Лондонъ заговорилъ бы объ его отличныхъ обдахъ.
— А почему же нтъ? Не жить же ему отшельникомъ!
— Я слышала, что онъ хочетъ попробовать счастья, не съ десятью тысячами въ годъ, а съ двумя.
— Я васъ не понимаю.
— Дженъ говорить, что въ Грешамсбери вс толкуютъ о томъ, что онъ женится на леди Скатчердъ.
Леди Скатчердъ была вдова, жившая по сосдству, отличная женщина, но вовсе неспособная служить украшеніемъ высшему кругу.
— Какъ! воскликнула мистриссъ Грешамъ, вскочивъ съ своего стула, глаза у нея засверкали отъ негодованія.
— Успокойтесь, душа моя, успокойтесь, я сама этого не утверждаю, я только повторяю, что мн сказала Дженъ.
— Вамъ бы слдовало прогнать вашу Дженъ за такія нелпыя выдумки…
— Вы можете быть уврены въ одномъ, душа моя: Дженъ не стала бы этого говорить, еслибы не слышала отъ кого-нибудь.
— А вы ей поврили?
— Этого я не говорю.
— Но вы такъ смотрите какъ будто бы поврили.
— Въ самомъ дл? Любопытно видть какъ смотрятъ люди врующіе.
И миссъ Данстеблъ встала и подошла къ зеркалу.
— Но послушайте, Мери, душа моя, неужели долголтній опытъ не научилъ васъ, какъ обманчива наружность людей? Въ наше время ничему нельзя врить, и я сама не поврила этой сплетн про бдную леди Скатчердъ. Я довольно знаю доктора, чтобы смло сказать, что онъ вовсе не изъ жениховъ. Сейчасъ видно, собирается ли человкъ жениться или нтъ.
— А въ женщинахъ это также видно?
— Женщины — дло другое. Конечно, подразумвается, что вс двушки не прочь отъ замужества, но т, которыя умютъ держать себя, этого не высказываютъ ясно. Вотъ напримръ Гризельда Грантли: она, разумется, желала себя пристроить, и пристроилась великолпно, а между тмъ, у нея такой былъ видъ, какъ будто бы и масло не растаетъ у нея во рту. Объ ней нельзя сказать, чтобъ она замужъ собиралась.
— Какъ еще собиралась! сказала мистриссъ Грешамъ, съ тою особенною язвительностью, съ какою обыкновенно одна хорошенькая женщина относится о другой, не мене красивой.— Но вотъ, напримръ, о васъ я ршительно не сумю сказать, собираетесь ли вы замужъ или нтъ? Я нсколько разъ задавала себ этотъ вопросъ.
Миссъ Данстеблъ промолчала нсколько минуть, какъ будто бы сперва приняла довольно серіозно этотъ вопросъ, но потомъ, одумавшись, она захотла обратить его въ шутку.
— Мн странно ваше недоумніе, сказала она,— тмъ боле что я на дняхъ еще говорила вамъ, сколькимъ я отказала женихамъ.
— Да, но вы мн не говорили, былъ ли между ними такой, за котораго вы могли бы, при другихъ обстоятельствахъ, выйдти замужъ.
— Нтъ, такого не оказалось. Кстати о женихахъ, я никогда не забуду вашего двоюроднаго братца, достопочтеннаго Джорджа.
— Какой же онъ мн двоюродный братъ?
— Все равно, онъ родня вашему мужу. Я знаю, что не совсмъ честно показывать письма такого рода, а то бы мн очень хотлось дать вамъ прочесть его посланія.
— Итакъ, вы ршились не выходить замужъ?
— Я этого не говорила. Но почему же вы меня такъ допрашиваете?
— Потому, что я такъ много о васъ думаю. Я боюсь, что вы такъ привыкли не доврять искренности людей, что наконецъ не поврите даже любви честнаго человка. А между тмъ, мн часто кажется, что вы стали бы счастливе и лучше, еслибы вышли замужъ.
— За какого-нибудь достопочтеннаго Джорджа, напримръ?
— Нтъ, не за такого человка какъ онъ, вы выбрали самаго негоднаго.
— Или за мистера Соверби?
— Нтъ, и не за мистера Соверби, мн бы не хотлось васъ видть замужемъ за человкомъ, который бы дорожилъ преимущественно вашимъ состояніемъ.
— А какъ же я могу надяться встртить такого, который бы не дорожилъ преимущественно моимъ состояніемъ? Неужели вы этого не понимаете, душа моя? Еслибы за мною было всего какихъ-нибудь пятьсотъ фунтовъ дохода, я бы можетъ-быть и встртила какого-нибудь почтеннаго человка среднихъ лтъ, которому бы и я достаточно понравилась, и мое скромное приданое также понравилось бы. Онъ бы не сталъ черезчуръ лгать мн, можетъ-быть и вовсе не старался бы меня обманывать. И я могла бы полюбить его извстнымъ образомъ, и не мудрено, что мы были бы очень счастливы вмст. Но теперь, возможно ли, чтобы меня кто-нибудь полюбилъ совершенно безкорыстно? Кому можетъ это придти на умъ? Если вдругъ появится овца о двухъ головахъ, каждый конечно прежде всего или даже единственно обратитъ вниманіе на то, что у нея дв головы, и это весьма понятно. Вотъ я такая овца о двухъ головахъ. Эти несмтныя деньги, которыя накопилъ мои отецъ, и которыя, потомъ еще наросли какъ трава на майскомъ дожд, сдлали изъ меня какое-то чудовище. Я, конечно, не баснословная великанша, не карликъ, что помщается на ладони, не….
— Не овца о двухъ головахъ.
— Но я невста съ полдюжиной милліоновъ приданаго, такъ по крайней мр предполагаютъ многіе. Могу ли я, посл этого, искать себ тихій уголокъ съ зеленою травкой, какъ другія обыкновенныя одноголовыя животныя? Я никогда не отличалась красотой, а теперь не стала лучше чмъ была пятнадцать лтъ тому назадъ.
— Да не въ этомъ дло. Вы знаете, что вы не дурны собою, а мы ежедневно видимъ, что женщины самыя не красивыя выходятъ замужъ и могутъ быть любимы не меньше первыхъ красавицъ.
— Вы полагаете? Впрочемъ мы не станемъ объ этомъ спорить, только я не думаю, чтобы теперь какой-нибудь женихъ могъ прельститься моею красотой: если вы узнаете про такого человка, не забудьте мн сообщить.
Мистриссъ Грешамъ чуть было не отвтила ей, что точно она такого человка знаетъ, подразумвая своего дядю. Но по совсти она не могла этого утверждать, не могла даже уврять, что иметъ сильныя причины думать такъ, во всякомъ случа не имла права говорить. У дяди она до сихъ поръ ничего ршительно не могла выпытать, онъ только смутился и смшался, когда она намекнула ему на возможность жениться на миссъ Данстеблъ. Но тмъ не мене мистриссъ Грешамъ полагала, что они пара, и будутъ счастливы вмст. Конечно, много предвидлось препятствій къ ихъ соединенію. Мери Грешамъ знала напередъ, что доктора будетъ пугать мысль, что его могутъ заподозрить въ корыстолюбіи, а миссъ Данстеблъ врядъ ли ршится сдлать первый шагъ.
— Я знаю одного только человка, который могъ бы вамъ быть подъ пару, это мой дядя, проговорила мистриссъ Грешамъ, сама удивляясь своей смлости.
— Какъ, неужели мн отбивать его у бдной леди Скатчердъ? сказала миссъ Данстеблъ.
— О! если вамъ угодно надъ нимъ насмхаться такимъ образомъ, я ни слова боле не скажу.
— Помилуйте, душа моя! Да чего же вы отъ меня хотите? Вы такъ яростно заступаетесь за доктора, какъ будто бы рчь шла о семнадцатилтней двушки.
— Я не за него заступаюсь, но стыдно смяться надъ бдною леди Скатчердъ. Еслибъ она могла это слышать, то это совершенно испортило бы ея дружескія отношенія къ дяд.
— И вамъ угодно, чтобъ я за него вышла замужъ, для того только чтобъ ей было покойне и свободне съ нимъ?
— Прекрасно. Я больше ни слова не скажу.
И мистриссъ Грешамъ принялась раэбирать цвты, только что нарзанные въ саду, и длать изъ нихъ букеты. Настало молчаніе, наконецъ ей пришло въ голову, что вдь и ее можно заподозрить въ томъ, что она ловитъ богатую невсту для своего дяди.
— Что же, вы сердитесь на меня? сказала миссъ Данстеблъ.
— Ни сколько.
— Конечно сердитесь. Неужели-вы думаете, что я не могу замтить, когда человкъ раздосадованъ? Вы бы не оборвали этой вточки гераніи, еслибы находились въ боле кроткомъ расположеніи духа.
— Мн не нравится эта шутка насчетъ леди Скатчердъ.
— И больше ничего, Мери? Будьте откровенны, если можете. Вспомните объ епископ. Magna veritas.
— Дло въ томъ, чтовы въ Лондон такъ привыкли острить и говорить колкости, что теперь съ вами слова нельзя сказать.
— Въ самомъ дл? Какой вы строгій менторъ, Мери! Вы читаете мн мораль точно школьнику, который исшалился на вакаціи. Ну хорошо, я прошу прощенія у доктора Торна и у леди Скатчердъ, и ужь никогда не стану острить, и общаю вамъ… чего бишь вы отъ меня требовали?— чтобъ я за него вышла замужъ, не такъ ли?
— Нтъ, вы его не стоите.
— Я это знаю, я въ этомъ убждена. Хоть я и люблю острить, а свое мсто помню. Вы не можете обвинять меня въ томъ, что я себя слишкомъ высоко цню.
— Напротивъ, вы самого-то себя, можегъ-быть, слишкомъ низко цните.
— Но наконецъ, что же вы хотите сказать, Мери? Полно мучить меня намеками, говорите прямо, если у васъ есть что-нибудь на душ.
Но мистриссъ Грешамъ покуда не хотла еще прямо высказываться. Она молча продолжала разбирать цвты, впрочемъ уже не съ прежнимъ недовольнымъ видомъ, и уже не обрывала листковъ гераніи. Составивъ наконецъ букетъ, она принялась переносить вазу съ одного конца комнаты на другой, по видимому раздумывая, какъ бы помстить ее поэффектне, казалось, вс ея мысли поглощены были цвтами.
Но миссъ Данстеблъ не способна была допустить это. Она сидла молча, покуда ея пріятельница раза два прошлась по комнат, потомъ она и сама встала.
— Мери, оказала она,— бросьте эти несносные цвты, и оставьте вазы тамъ, гд он стоятъ. Вы должно-быть хотите вывести меня изъ терпнія.
— Въ самомъ дл? проговорила мистриссъ Грешамъ, остановившись передъ большою вазой и слегка наклонивши голову на бокъ, чтобы лучше осмотрть се.
— Признайтесь что такъ, а все потому, что у васъ не хватаетъ духу, высказаться напрямикъ. Не даромъ же вы вдругъ вздумали нападать на меня.
— Да, именно, у меня духу не хватаетъ, оказала мистриссъ Грешамъ, оправляя нжную зелень букета,— я боюсь, что вы заподозрите меня въ не совсмъ похвальныхъ видахъ. Я хотла было кой-что сказать вамъ, но теперь раздумала. Если вамъ угодно, я минутъ черезъ десять буду готова пойдти съ вами погулять.
Но миссъ Данстеблъ не хотла этимъ удовольствоваться. И, сказать по совсти, ея пріятельница, мистриссъ Грешамъ, не совсмъ-то хорошо съ нею поступала. Ей бы слдовало или совершенно смолчать (и это, конечно, было бы всего благоразумне), или же высказать все прямо и безъ обиняковъ, полагаясь на свою чистую совсть и безукоризненныя намренія.
— Я не выйду изъ этой комнаты, сказала миссъ Данстеблъ, пока не объяснюсь съ вами до конца. Вы со мной можете шутить и говорить мн колкости, но вы не въ прав думать, что я могу заподозрить васъ въ чемъ-нибудь дурномъ. Если вы точно думаете это, то вы не справедливы ко мн, не справедливы къ нашей дружб. Еслибъ я полагала, что вы точно это думаете, я бы не могла доле оставаться у васъ въ дом. Какъ! вы не понимаете разницы между настоящими друзьями и свтскими пріятелями! Нтъ, я этому не поврю, мн кажется, что вы просто хотите разсердить меня.
И миссъ Данстеблъ, въ свою очередь, принялась расхаживать по комнат.
— Нтъ, нтъ, я васъ не стану больше сердить, сказала мистриссъ Грешамъ, отойдя наконецъ отъ своихъ цвтовъ, и обнявъ миссъ Данстеблъ,— хотя, правду сказать, вы сами не прочь посердитъ другихъ.
— Мери, вы такъ далеко зашли, что нельзя такъ оставить этотъ разговоръ. Скажите мн просто, что у васъ на душ, и я общаю вамъ отвчать съ полною откровенностію.
Мистриссъ Грешамъ, начинала раскаиваться въ своей необдуманной попытк. Она отнюдь была не прочь продолжать полушутливые намеки, въ надежд, что они поведутъ къ желаемой развязк и избавятъ ее отъ прямаго объясненія, но теперь она видла себя въ необходимости высказать все напрямикъ. Она должна была обнаружить свои собственныя желанія, обнаружить свои предположенія на счетъ желаніи самой миссъ Данстеблъ, и при всемъ томъ ничего не могла сказать о желаніяхъ извстнаго, третьяго лица.
— Да, вроятно, вы и безъ того меня поняли, сказала она.
— Вроятно, отвчала миссъ Данстеблъ,— но тмъ не мене вы обязаны объясняться со мной. Я не намрена измнять себ, истолковывая ваши мысли, тогда какъ вы ограничиваетесь осторожными намеками. Я терпть не могу намековъ и обиняковъ, Я придерживаюсь ученія епископа. Magna est veritas.
— Право, не знаю… начала было мистриссъ Грешамъ.
— Но я знаю, прервала миссъ Давстеблъ,— а потому продолжайте, или замолкните навсегда.
— Вотъ именно въ чемъ дло…
— Въ чемъ же?
— Да вотъ, въ этомъ самомъ мст изъ молитвенника, котораго конецъ вы только что привели: ‘Если кто-нибудь изъ васъ знаетъ причину или законное препятствіе, почему бы симъ двумъ лицамъ не сочетайся честными узами брака, объявите о немъ громогласно. Сіе есть первое повщеніе.’ Знаете вы какую-нибудь такую причину, миссъ Данстеблъ?
— А вы сами, мистриссъ Грешамъ?
— Нтъ, никакой, клянусь честью! сказала Мери, положивъ руку на сердце.
— Какъ, вы такой причины не знаете?— И миссъ Данстеблъ въ волненіи схватила ее за руку.
— Нтъ, конечно. Какая же можетъ быть причина? Еслибы въ моихъ глазахъ она существовала, я бы не завела этого разговора. Я твердо убждена, что вы были бы счастливы вмст. Конечно, есть одно препятствіе, мы вс это знаемъ, но это уже ваше дло.
— О чемъ вы говорите? Какое препятствіе?
— Ваше богатство.
— Что за вздоръ! Вдь вамъ же не помшало это выйдти за Франка Грешама?
— Ахъ! тутъ совсмъ другое было дло. Онъ на своей сторон имлъ гораздо больше выгодъ чмъ я. Притомъ же, я не была богата, когда мы… когда мы дали другъ другу слово.
И слезы выступили у нея на глазахъ при воспоминанія о молодой своей любви. Повсть этой любви описана нами въ одномъ изъ прежнихъ нашихъ разказовъ {Gresham at Greshamsbary.}, къ которому и просимъ обратиться любопытнаго читателя или читательницу.
— Да, я знаю, вы вышли замужъ по любви. Мн всегда казалось, Мери, что вы самая счастливая женщина въ мір. Вашъ мужъ столькимъ обязанъ вамъ, а между тмъ вы знали, что онъ полюбилъ васъ, когда вы ровно ничего не имли.
— Да, я это знала, и она украдкой утерла сладкія слезы, навернувшіяся у нея на глазамъ при воспоминаніи объ извстномъ вечер, когда извстный юноша явился къ ней, съ ршительнымъ требованіемъ разнаго рода привилегій. Тогда она еще не была богатою наслдницей.— Да, я это знала. Но будемъ говорить о васъ душа моя: нельзя же вамъ вдругъ сдлаться бдной. И если вы ни кому не хотите доврять…
— Я довряю ему, довряю ему вполн, въ этомъ отношеніи. Но вдь онъ и не думаетъ обо мн.
— Разв вы не знаете, какъ онъ любитъ васъ?
— Да, конечно, онъ также очень любитъ леди Скатчердъ.
— Миссъ Данстеблъ!
— Да почему же нтъ? Вдь мы съ леди Скатчердъ принадлежимъ къ одному и тому же разряду.
— Не совсмъ.
— Именно, къ одному и тому же разряду. Только я умудрилась втереться въ общество герцоговъ и герцогинь, а она осталась на томъ мст, куда ее поставило Провиденіе. Не знаю, которая изъ насъ въ этомъ случа иметъ превосходство надъ другою.
— Я знаю только, что вы говорите вздоръ.—
— Мн кажется, что мы об вздоръ говоримъ, совершенный вздоръ, точно мы съ вами шестнадцатилтнія двчонки. Но вдь и это пріятно бываетъ подчасъ. Ужасно было бы скучно постоянно вести разумныя рчи. Ну, а теперь, пойдемте погулять.
Изъ этого разговора мистриссъ Грешамъ вполн убдилась, что миссъ Данстеблъ, съ своей стороны, отнюдь не прочь осуществить ея любимый планъ. Впрочемъ она и прежде едва ли вэ этомъ oмнвалась. Она знала, что главное затрудненіе не съ этой стороны, и до сихъ поръ единственная ея цль была удостовриться можетъ ли она по совсти общать своему дяд врный успхъ, въ случа если онъ ршится послдовать ея совту. Онъ долженъ былъ въ этотъ же вечеръ пріхать въ Боксаллъ-Гиллъ, и пробыть тамъ дня два. Мистриссъ Грешамъ чувствовала, что наступала ршительная минута.
Докторъ точно пріхалъ, и пробылъ въ Боксаллъ-Гилл назначенное время, но мистриссъ Грешамъ не добилась своей цли. Въ самомъ дл, на этотъ разъ онъ гостилъ у ней, какъ будто не съ такимъ удовольствіемъ какъ прежде, его отношенія къ миссъ Данстеблъ какъ будто стали мене дружески-коротки. Между ними уже не завязывались прежніе безконечные споры, докторъ не подтрунивалъ попрежнему надъ свтскими увлеченіями своей собесдницы, а она надъ его деревенскими привычками. Они были очень любезны и учтивы другъ съ другомъ, слишкомъ даже учтивы, по мннію мистриссъ Грешэмъ, и въ продолженіе всего пребыванія доктора въ Боксаллъ-Гилл, имъ почему-то не случалось оставаться наедин боле пяти минутъ сряду. Мистриссъ Грешамъ съ ужасомъ задавала себ вопросъ, неужели она своими неосторожными словами разлучила двухъ друзей, вмсто того чтобы соединить ихъ боле тсными узами.
Но все же ей казалось, что разъ затявши эту игру, она должна стараться довести ее до конца. Она видла сама, что сдланное ею могло повести къ худу, если ей не удастся довести начатое до добраго конца, она сознавала, что если это не удастся ей, то она будетъ кругомъ виновата передъ миссъ Данстеблъ, заставивъ ее такъ откровенно высказать свои мысли и чувства. Она уже говорила съ докторомъ въ Лондон, конечно, онъ ничмъ не выразилъ, что одобряетъ ея планъ, но за то онъ не обнаружилъ ршительнаго неодобренія. И потому она надялась, въ продолженіи этихъ цлыхъ трехъ дней, что онъ какъ-нибудь выскажется по крайней мр передъ нею, что онъ хоть намекнетъ ей о томъ, какъ самъ онъ смотритъ на этотъ вопрос. Но настало утро, назначенное для его отъзда, а докторъ ровно ничего еще не сказалъ.
— Дядя, сказала она, ршаясь воспользоваться послдними пятью минутами, посл того какъ онъ уже простился и съ нею, и съ миссъ Данстеблъ,— подумали вы о томъ, что я говорила вамъ въ Лондон?
— Да, Мери, конечно, когда такого рода мысль нечаянно заберется въ голову человка, трудно тотчасъ же выкинуть ее изъ головы.
— Такъ что же дале? Поговорите же со мной объ этомъ, зачмъ вы отъ меня скрываетесь?
— Да мн почти нечего и говорить.
— Одно могу я вамъ сказать: отъ васъ зависитъ жениться на ней.
— Мери! Мери!
— Я бы не стала этого говорить, еслибы не была уврена, что это послужитъ къ вашему счастью.
— Безразсудно съ твоей стороны желать этого, душа моя, безразсудно подбивать старика на подобную глупость.
— Не безразсудно, если вы оба можете быть счастливы.
Онъ ничего не отвчалъ ей, но только нагнулся и по обыкновенію поцловалъ ее, потомъ ухалъ, оставивъ ей грустное сознаніе, что она понапрасну намутила воду. Что станетъ о ней думать миссъ Данстеблъ? Но миссъ Данстеблъ въ этотъ вечеръ была по прежнему спокойна и весела.

ГЛАВА XXXIX.

Докторъ Торнъ, въ послднемъ разговор съ племянницей назвалъ себя старикомъ, однако ему было всего какихъ-нибудь пятьдесятъ пять лтъ, а на надъ ему казалось еще меньше. Глядя на него каждый бы сказалъ, что нтъ никакой причины не жениться ему, если онъ найдетъ это удобнымъ, а если принять въ соображеніе лта невсты, то въ этомъ брак ничего не было бы страннаго или неподходящаго.
Но тмъ не мене, ему почти стыдно становилось, что онъ позволяетъ себ думать о предложеніи, сдланномъ ему племянницей. Онъ слъ на свою лошадь въ Боксаллъ-Гилл, и медленнымъ шагомъ направился въ Грешамсбери, раздумывая, не столько о предполагаемомъ брак, какъ о собственномъ безразсудств. Какъ могъ онъ быть такимъ осломъ, чтобы, въ свои лта, дать встревожить себя подобною мыслью? Можно ли было думать о супружеств съ миссъ Данстеблъ, не думая отчасти и о ея богатств, а онъ всю жизнь гордился своимъ равнодушіемъ къ деньгамъ. До сихъ поръ медицинскія его занятія были для него дороже всего въ мір, они стали ему необходимы какъ воздухъ, а могъ ли онъ продолжать ихъ, женившись на миссъ Данстеблъ? Она конечно захотла бы, чтобъ онъ здилъ съ ней въ столицу,— а какую бы онъ тамъ игралъ роль, плетясь всюду по ея пятамъ, извстный тамъ только какъ мужъ одной изъ богатйшихъ женщинъ въ город! Такая жизнь была бы для него нестерпима, а между тмъ, на возвратномъ пути домой, онъ никакъ не могъ отдлаться отъ этой неотвязной мысли. Онъ все продолжалъ повертывать ее въ своемъ ум, продолжая тмъ не мене упрекать себя за это. Наконецъ, онъ положилъ себ, что въ этотъ же вечеръ, вернувшись домой, онъ приметъ ршительныя мры, и напишетъ племянниц, чтобъ она отложила всякія попеченія объ этомъ предмет. Дойдя до такого мудраго ршенія, онъ принялся разсуждать въ своемъ ум, какъ бы сложилась его жизнь, еслибъ онъ точно женился на миссъ Данстеблъ.
Въ этотъ самый день, ему нужно было побывать у двухъ дамъ, съ которыми онъ видался ежедневно, исключая временныхъ своихъ отсутствій изъ Грешамсбери. Первая изъ нихъ — первая во мнніи всего окружающаго люда — была жена скайра, леди Арабелла Грешамъ, старинная паціентка доктора. Онъ обыкновенно прізжалъ къ ней поутру, и если ему удавалось какъ-нибудь отказаться отъ ежедневнаго приглашенія сквайра откушать у него, онъ отправлялся къ леди Скатчердъ тотчасъ посл своего скромнаго обда. Такъ по крайней мр онъ привыкъ длать въ лтнее время.
— Ну, что, докторъ, здоровы ли вс въ Боксаллъ-Гилл? сказалъ сквайръ, встртивъ его у воротъ, лтомъ сквайръ ршительно не зналъ чмъ наполнить свои дни.
— Совершенно здоровы.
— Не знаю, право, что длается съ Франкомъ. Онъ какъ будто возненавидлъ Грешамсбери. Вроятно онъ занятъ выборами?
— Конечно, онъ поручилъ сказать вамъ, что скоро къ вамъ задетъ. Вроятно его выберутъ единогласно, такъ что ему не о чемъ и хлопотать.
— Счастливецъ! Не такъ ли, докторъ? Сколько у него еще впереди! Да, онъ славный малый, отличный малый. Да послушайте: Мери, кажется, должна скоро…
И они обмнялись нсколькими многозначительными словами.
— Я зайду къ леди Арабелл, сказалъ докторъ.
— Я только что отъ нея, сказалъ сквайръ, — она все хандритъ и жалуется.
— Однако ничего нтъ особеннаго, надюсь?
— Нтъ, кажется ничего, то-есть ничего по вашей части, докторъ, только она въ предурномъ расположеній духа, а это прямо падаетъ на меня. Вы конечно останетесь у меня отобдать?
— Нтъ, сегодня нтъ, сквайръ.
— Пустяки, вы должны остаться. Мн особенно нужно видть васъ сегодня, особенно нужно.
Но сквайръ каждый день ршительно имлъ особенную надобность видть его.
— Очень жаль, но мн сегодня невозможно. Мн нужно написать письмо довольно важное, и я сперва долженъ хорошенько обдумать его. Увижу я васъ когда вернусь отъ миледи?
Но сквайръ нахмурился и отвернулся, едва отвтивъ ему, исчезла его надежда на пріятное развлеченіе, и докторъ отправился наверхъ къ своей паціентк.
Нельзя сказать, чтобы леди Арабелла была больна, но она постоянно была паціенткой. Не слдуетъ однако думать, чтобъ она лежала въ постели, или ежедневно принимала лкарства, или должна была отказываться отъ тхъ прозаическихъ удовольствій, которыя изрдка разнообразили ея прозаическую жизнь, но ей пріятно было считаться больною и имть около себя доктора, а такъ какъ судьба послала ей врача, сразу понявшаго степеньи свойство ея болзни, прихоть эта не имла для нея дурныхъ послдствій.
— Мн такъ грустно, что я не могу видть Мери, сказала леди Арабелла посл обычныхъ медицинскихъ разспросовъ и разказовъ.
— Она хорошо себя чувствуетъ, и скоро прідетъ къ вамъ погостить.
— Нтъ, нтъ, пусть она не прізжаетъ. Ей и въ голову не придетъ навстить меня, когда ни малйшихъ нтъ препятствій, а теперь, въ ея положеніи, путешествіе было бы крайне….— И леди Арабедда важно покачала годовой.— Подумайте только, какая важная на ней лежитъ отвтственность, докторъ, подумайте сколько отъ этого зависитъ!
— Да это ей никакъ не можетъ повредить, еслибы даже отвтственность была вдвое больше.
— Полноте, докторъ, не говорите, будто я не знаю сама! Я была противъ и поздки ихъ въ Лондонъ, но конечно меня никто не послушался. Ужь я къ этому привыкла. Я думаю мистеръ Грешамъ нарочно здилъ къ ней, чтобъ уговорить ее създить въ Лондонъ. Да что ему! Онъ любитъ Франка, но онъ не способенъ подумать о завтрашнемъ дн. Онъ всегда былъ таковъ, вы это знаете, докторъ.
— Да эта поздка была даже очень полезна ей, сказалъ докторъ Торнъ, желая прекратить разговоръ о многочисленныхъ прегршеніяхъ сквайра.
— Я очень хорошо помню, что когда я была въ такомъ положеніи, подобныя поздки не считались для меня полезными Но, можетъ-быть, съ тхъ поръ все измнилось.
— Да, конечно, измнилось, сказалъ докторъ,— мы, врачи, стали сговорчиве.
— Я помню, что я въ такія минуты никакихъ не искала удовольствій. Вотъ напримръ, когда родился Франкъ…. Но, какъ вы замтили, теперь все измнилось. Очень понятно, что Пери уметъ на своемъ настоять.
— Да помилуйте, леди Арабелла, она бы съ радостью осталась дома, еслибы Франкъ только слово сказалъ ей?
— Вотъ и я всегда такъ длала. При малйшемъ слов мистера Грешама, я готова была уступить. Но, право, не знаю, что мы черезъ это выигрываемъ! Вотъ, напримръ, ныншній годъ, докторъ, мн конечно было бы пріятно съъздить въ Лондонъ хотя недли на дв. Вы сами говорили, что мн не худо бы посовтоваться съ сэръ-Омикрономъ.
— Я говорилъ, что бды нтъ, можете посовтоваться.
— Ну да, именно. И такъ какъ мистеръ Грешамъ очень хорошо зналъ мое желаніе, то онъ могъ бы предложить мн это. Вдь теперь кажется за деньгами дло не могло бы стать.
— Да вдь сколько я помню, Мери приглашала васъ къ себ, вмст съ Августой?
— Да, Мери была очень мила и любезна. Она меня приглашала. Да вдь домъ у нея не Богъ знаетъ какъ великъ, ей самой нужны вс комнаты. Впрочемъ, что до этого касается, меня также очень звала къ себ сестра, графиня. Но вдь все-таки пріятне быть независимою, и на этотъ разъ, мн кажется, мистеръ Грешамъ очень могъ бы все это устроить. Я никогда не просила его ни о чемъ подобномъ, покуда дла его были занутаны. Хотя, Богъ динъ знаетъ, что тутъ виновата была не я….
— Да мисгеръ Грешамъ ненавидитъ Лондонъ. Онъ просто умеръ бы отъ этой духоты.
— Но во всякомъ случа, онъ могъ бы предложить мн эту поздку: очень вроятно, что я сама отказалась бы. Да меня убиваетъ это равнодушіе! Вотъ онъ сейчасъ былъ здсь, и поврите ли….
Но докторъ Торнъ твердо ршился на этотъ разъ не выслушивать ея жалобъ.
— Желалъ бы я знать, леди Арабелла, что сказали бы вы, еслибы вашему мужу вдругъ вздумалось ухать куда-нибудь повеселиться, а васъ оставить одну дома. Поврьте мн, бываютъ люди похуже мистера Грешама.
Все это прямо намекало на графа де-Корси, брата миледи, и она очень хорошо поняла намекъ, этотъ доводъ уже не разъ былъ употребляемъ для того, чтобы заставить ее замолчать.
— Право, это было бы гораздо лучше, чмъ ему сидть здсь безъ дла, или возиться съ этими противными собаками. Мн, право, кажется, что онъ совсмъ опустился.
— Вы совершенно ошибаетесь, леди Арабелла, сказалъ докторъ, раскланиваясь съ ней, и ушелъ, не дожидаясь возраженія.
Возвращаясь домой, онъ не могъ не подумать, что въ этомъ случа семейная жизнь представилась ему со стороны не очень привлекательной. Свтъ считалъ мистера Грешама и его жену самыми счастливыми супругами. Они всегда жили вмст, никуда не вызжали другъ безъ друга, всегда сидли рядомъ на привычныхъ своихъ мстахъ въ церкви, и никогда, даже въ самыя отчаянныя минуты, не помышляли о возможности развода. Въ нкоторыхъ отношеніяхъ,— напримръ относительно долговременности ихъ неразлучнаго сожительства въ родовомъ грешамберійскомъ замк,— они могли назваться примрною, четой. Но при всемъ томъ, насколько могъ судить докторъ Торнъ, они немного приносили счастьи другъ другу. Они конечно любили другъ друга, еслибъ одному изъ нихъ угрожала серіозная опасность, другой сталъ бы искренно сокрушаться, однако много имлось причинъ предполагать, что они было бы гораздо счастливе порознь.
Докторъ по обыкновенію отобдалъ въ пять часовъ, а около семи пошелъ навстить свою старую пріятельницу леди Скатчердъ. Леди Скатчердъ не могла назваться развитою или образованною женщиной, она была дочерью поденщика и вышла saмужъ за человка изъ того же разряда. Но мужъ ея пошелъ въ гору — какъ мы разказали въ другой нашей повсти — и она осталась вдовой съ титуломъ леди Скатчердъ, съ прехорошенькимъ домикомъ и препорядочнымъ капиталомъ. Она во всхъ отношеніяхъ была противоположностью леди Арабелл Грешамъ, однако, черезъ посредство доктора, он познакомились между собой. Докторъ также зналъ случайно нкоторыя подробности ея супружеской жизни, воспоминаніе о нихъ было еще мене привлекательно чмъ семейная картина въ Грешамсбер.
Впрочемъ докторъ любилъ и уважалъ ее гораздо больше леди Арабеллы, онъ заходилъ къ ней не какъ врачъ, а какъ сосдъ и другъ.
— Ну что, миледи, сказалъ онъ, усаживаясь подл нея на широкой садовой скамь (вс называли леди Скатчердъ миледи),— какъ вы себя чувствуете въ эти долгіе лтніе дни? Цвты ваши, по крайней мр, въ полномъ блеск, и гораздо лучше всхъ тхъ, которые я видлъ въ вмк.
— Да, правда ваша, докторъ,— долгіе дни! Ужь черезчуръ долгіе.
— Ну полно-те, перестаньте жаловаться. Ужь не станете ли вы уврять меня, что вы очень несчастны? Напередъ говорю, что я вамъ не поврю.
— Конечно, я не могу назвать себя несчастною. Гршно мн было бы говорить это.
— Правда, что гршно, сказалъ докторъ кроткимъ, дружескимъ тономъ, ласково пожимая ей руку.
— Я гршить не хочу. Я благодарю Бога за все, по крайней мр стараюсь всегда благодарить его. Но, знаете, докторъ, тяжело жить въ одиночеств.
— Какое же одиночество? Вы также одиноки какъ я.
— О, да вы — другое дло! Вы везд можете бывать. Но что прикажете длать бдной, одинокой женщин? Знаете, докторъ, я бы отдала все на свт, чтобъ опять увидть моего Роджера какъ онъ по вечерамъ возвращался въ фартук и съ молотомъ въ рук. Какъ теперь помню его.
— А вдь тяжелая ваша жизнь была тогда, не такъ ли, моя старушка? Лучше благодарите Бога за то, что вы теперь спокойны.
— Да я и благодарю. Бога, я же вамъ это говорила, возразила она съ нкоторою досадой.— Но право, очень тяжело жить въ одиночеств. Я часто завидую Ганн, она сидитъ въ кухн съ Джемимой, и можетъ съ ней поболтать. Я иногда прошу ее посидть со мной, такъ не хочетъ.
— Да вамъ и не слдуетъ звать ее къ себ. Вы этимъ себя роняете.
— А мн какое дло? Мн все теперь равно, съ тхъ поръ какъ онъ померъ. Еслибъ онъ былъ живъ, я можетъ быть и заботилась бы о томъ, чтобы себя не ронять. Да что говорить! Придетъ время, и я за нимъ отправлюсь.
— Ну конечно, вс мы за нимъ отправимся рано или поздно.
— Да, правда, правда, наша жизнь — верста, какъ говоритъ пасторъ Оріель, когда вздумаетъ удариться въ поэзію. А все грустно, если не дано всю эту версту пройдти съ кмъ-нибудь объ руку. Что длать! Вотъ и приходится терпть, какъ терпятъ другіе. Надюсь, что вы еще не собираетесь узжать, докторъ? Останьтесь-ка, и напейтесь у меня чаю. Ганна васъ угоститъ такими сливками, какихъ вы отъ роду не кушали. Право, останьтесь.
Но доктору необходимо было написать извстное письмо, и даже великолпныя сливки не могли прельстить его. Онъ отправился домой, къ великой досад леди Скатчердъ, и дорогой задавалъ себ вопросъ, которая изъ двухъ его знакомокъ — леди Арабелла или леди Скатчердъ — боле безразсудна въ своемъ гор. Первая вчно жаловалась на живаго мужа, который однако не отказывалъ ей ни въ одномъ благоразумномъ требованіи, другая постоянно оплакивала покойнаго супруга, который при жизни обращался съ ней не только сурово, но и жестоко.
Доктору нужно было написать письмо, но до самыхъ этихъ поръ онъ еще не вполн ршился насчетъ его содержанія. Если смотрть на вопросъ съ той точки зрнія, какую онъ впервые избралъ себ, то ему слдовало бы писать къ племянниц, но еслибъ онъ ршился идти напропалую, то онъ конечно долженъ обратиться прямо къ миссъ Данстеблъ.
Онъ шелъ домой — не по прямой дорог, а длиннымъ обходомъ, по узкой тропинк вдоль цвтущей изгороди,— онъ шелъ домой, погруженный въ раздумье. Ему сказали, что она желаетъ за него выйдти, слдуетъ ли ему думать объ одномъ себ? Что же касается до его гордаго отвращенія отъ денегъ — точно ли это прямое, истинное чувство, или это ложная гордость, которой, онъ долженъ стыдиться? Если онъ поступитъ по совсти, такъ что ему страшиться постороннихъ толковъ и пересудовъ? Вдь, точно, грустно жить въ одиночеств, какъ говорила бдная леди Скатчердъ. Впрочемъ, примръ леди Скатчердъ и другой примръ близкой его сосдки, врядъ ли могли склонить его къ женитьб. Итакъ, онъ въ раздумьи шелъ домой, медленнымъ шагомъ, заложивъ руки за спину.
Вернувшись къ себ, онъ все-таки не приступилъ еще къ длу. Онъ очень бы могъ напиться чаю у леди Скатчердъ, вмсто того чтобы такъ неторопливо распивать его у себя въ гостиной, онъ все не ршался брать въ руки перо и бумагу, все медлилъ надъ своею недопитою чашкой, стараясь какъ-нибудь отдалить тягостную минуту. На одно только онъ ршился окончательно: письмо должно быть написано, непремнно въ этотъ вечеръ.
Наконецъ, около одиннадцати часовъ, онъ всталъ изъ-за чайнаго стола, и отправился въ плохо-убранную комнатку, обыкновенно служившую ему кабинетомъ, тутъ, скрпя сердце, онъ взялся за перо. И теперь еще не вполн разсялись его сомннія, но почему бы ему не написать къ миссъ Данстеблъ для пробы, и посмотрть каково выйдетъ это письмо? Онъ почти ршился не отсылать его — такъ по крайней мр оцъ уврялъ себя, но написать ни въ какомъ случа не мшаетъ. И такъ, онъ принялся писать слдующее:

‘Грешамсбери — іюня, 185—

‘Дорогая миссъ Данстеблъ.’

Начертивъ эти слова, онъ откинулся назадъ въ креслахъ, и посмотрлъ на бумагу. Гд ему найдти словъ, чтобы выразить то, что онъ смлъ ей сказать? Никогда въ жизни ему не приходилось сочинять что-либо подобное, и его вдругъ ужаснула почти непреодолимая трудность, о которой, признаться, онъ и не подумалъ напередъ. Онъ провелъ еще полчаса, задумчиво глядя на бумагу, и наконецъ совсмъ было ршился бросить все. Онъ повторялъ себ, что ему слдуетъ выражаться какъ можно проще и пряме, но подчасъ довольно трудно выражаться просто и прямо, несравненно легче стать на ходули, и удариться въ паосъ, отдлываясь выспренними словами и восклицательными знаками. Наконецъ письмо написано — и безъ всякаго восклицательнаго знака.

‘Дорогая миссъ Данстеблъ,—

‘Считаю долгомъ откровенно сказать вамъ, что я бы къ вамъ не писалъ этого письма, еслибы другіе не навели меня на мысль, что предложеніе, которое я намреваюсь вамъ сдлать, можетъ быть принято вами благосклонно. Безъ этого, признаюсь, я бы побоялся, что огромное неравенство нашихъ состояній придало бы этому предложенію видъ неискренности и корыстолюбія. Теперь же я прошу васъ объ одномъ,— поврить моей честности и правдивости въ этомъ дл.
‘Вы врно уже угадали мою мысль. Мы съ вами сблизились довольно коротко, хотя познакомились недавно, и иногда мн казалось, что вамъ почти также хорошо со мною, какъ мн бываетъ съ вами. Если я тутъ ошибся, скажите мн это просто и прямо, и я буду стараться, чтобы наши дружескія отношенія пошли прежнимъ чередомъ, какъ бы и не было этого письма. Но если я правъ, если точно мы можемъ быть счастливе вмст чмъ порознь, я вамъ готовъ общать по совсти и чести, что я сдлаю все, что только можетъ сдлать такой старикъ какъ я, для вашего счастія и спокойствія. Когда я думаю о своихъ годахъ, я самъ себ кажусь старымъ безумцемъ, я стараюсь оправдать себя тмъ, что и вы уже не молоденькая двочка. Вы видите, что я вамъ не говорю комплиментовъ, они вамъ не нужны отъ меня.
‘Я-бы ничего не могъ прибавить, еслибы написалъ вамъ нсколько страницъ. Мн нужно только, чтобы вы поняли меня. Если вы не врите въ мою искренность я честность, то я ничмъ не могу переубдить васъ въ свою пользу.
‘Да благословить васъ Господь! Я знаю, что вы меня не заставите долго ждать отвта.

‘Искренно преданный вамъ другъ,
Томасъ Торнъ’.

Онъ еще нсколько времени сидлъ и раздумывалъ, не слдуетъ ли ему что-нибудь прибавить на счетъ ея состоянія? Не долженъ ли онъ сказать ей, хотя бы въ приписк, что отъ нея всегда будетъ зависть распоряжаться, какъ только ей угодно, всмъ ея богатствомъ. Долговъ у него не было никакихъ, и онъ могъ вполн довольствоваться собственнымъ небольшимъ доходомъ. Но около часу по полуночи, онъ дошелъ до заключенія, что лучше ни слова объ этомъ не говорить. Если она точно любила и уважала его, и довряла ему, и стоила его доврія, то всякія подобныя увренія были бы совершенно излишни, если же не было этого доврія, то его невозможно было пробудить никакими общаніями съ его стороны. Итакъ, онъ дважды перечелъ письмо, запечаталъ его, и унесъ въ свою спальню, вмст съ зажженною свчей. Теперь, какъ письмо уже было готово, ему казалось, что сама судьба повелваетъ отослать его. Онъ написалъ его только такъ, чтобъ посмотрть, каково оно выйдетъ, но теперь ужь никакого не оставалось сомннія, что оно будетъ вручено массъ Данстеблъ. Онъ легъ спать, положивъ письмо подл себя на столикъ, а рано по утру,— такъ рано, какъ будто бы важность этого посланія не дала ему спать,— онъ отправилъ его съ нарочнымъ въ Боксаллъ-Галлъ.
— Нужно дождаться отвта? спросилъ мальчикъ.
— Нтъ, оставьте письмо и тотчасъ же назадъ.
Лтомъ въ Боксаллъ-Гилл завтракали довольно поздно. Вроятно, Франкъ Грешамъ имлъ обыкновеніе осматривать свою ферму, прежде чмъ явится къ утренней молитв, а жена его, безъ сомннія, между тмъ хлопотала въ молочн, около масла. Какъ бы то ни было, они рдко собирались къ завтраку прежде десяти часовъ, и хотя Грешамсбери находился въ разстояніи нсколькихъ миль отъ Боксаллъ-Гилла, миссъ Данстеблъ получила письмо прежде еще чмъ собралась выйдти изъ своей комнаты.
Она прочла его молча, пока горничная прибирала что-то около нея, и по ея лицу нельзя было угадать, чтобы въ прочитанномъ заключалось что-либо важное или необычайное. Потомъ она спокойно свернула письмо, и положила его подл себя на столъ. Не раньше какъ съ четверть часа спустя, она попросила горничную узнать, вышла ли мистриссъ Грешамъ изъ своей комнаты.— Мн нужно поговорить съ ней наедин, до завтрака, сказала миссъ Данстеблъ.
— Злодйка! предательница! были первыя слова миссъ Данстеблъ, когда она осталась вдвоемъ съ Мери.
— Что такое? Что случилось?
— Я не воображала, что васъ такъ нужно остерегаться, и что у васъ такая страсть свадьбы устраивать. Вотъ, посмотрите. Прочтите первыя три строчки, но не больше, остальное не про васъ. Кто же эти другіе, которымъ такъ довряетъ вашъ дядя?
— О, миссъ Данстеблъ, дайте мн прочесть все письмо!
— Нтъ, извините. Вы думаете, что это объясненіе въ любви, очень ошибаетесь. Тутъ и помину нтъ о любви.
— Я знаю, что онъ длаетъ вамъ предложеніе. Я такъ рада! Я знаю, что вы его любите.
— Онъ говоритъ мн, что я старая женщина и намекаетъ, что я, по всей вроятности, окажусь старою дурой.
— Я уврена, что онъ этого не говоритъ.
— Именно это. Первое совершенно справедливо, у я никогда не сержусь за правду. Что же касается до другаго, мн кажется, что онъ ошибся. Если я дура, то не въ томъ смысл, какъ онъ предполагаетъ.
— Милая, дорогая миссъ Данстеблъ, не говорите такихъ вещей. Будьте со мною откровенне, и переставьте шутить.
— Кто же эти другіе, которымъ онъ такъ безусловно вритъ? Извольте отвчать.
— Я, я, конечно. Никто другой не могъ съ нимъ объ этомъ говорить.
— И что же вы ему сказали?
— Я… сказала…
— Ну, говорите же прямо все, какъ было. Я же вамъ откровенно скажу, что вы никакого не имли права выдавать меня, и употреблять такимъ образомъ мое довріе во зло. Но послушаемъ-ка, что вы ему сказали.
— Я сказала, что вы выйдете за него замужъ, если онъ за васъ посватается.
И говоря это, Мери Грешамъ съ безпокойствомъ смотрла въ лицо своей пріятельниц, не зная хорошенько, сердится ли на нее миссъ Данстеблъ или нтъ. Если она точно сердится, то какъ ужасно обманула она своего дядю!
— Вы ему сказали это положительнымъ образомъ?
— Я ему сказала, что я въ этомъ убждена.
— Въ такомъ случа,— я теперь обязана выйдти за него, проговорила миссъ Данстеблъ, уронивъ письмо на полъ, съ видомъ комическаго отчаянія.
— Милая, безцнная, дорогая моя! воскликнула мистриссъ Грешамъ, кинувшись на шею къ миссъ Данстеблъ и заливаясь слезами.
— Смотрите же, будьте почтительны къ вашей новой тетушк, сказала миссъ Данстеблъ.— А теперь, позвольте мн пріодться.
Въ продолженіи утра, въ Грешамсбери былъ отправленъ отвтъ слдующаго содержанія:

‘Дорогой докторъ Торнъ,—

‘Я вамъ довряю вполн и во всемъ, и все будетъ по вашему. Мери пишетъ вамъ, но не врьте ни единому ея слову. Я никогда уже ей врить не стану, потому что она въ этомъ дл поступила со мной измннически.

‘Искренно ваша,
Марта Данстеблъ.’

— Итакъ, я женюсь на самой богатой невст въ Англіи, сказалъ себ докторъ Торнъ, садясь въ тотъ вечеръ за свой незатйливый обдъ.

ГЛАВА XL.

Легко представите себ, съ какимъ чувствомъ торжества мистриссъ Грантли вернулась къ себ въ Пломстедъ-Эпископи, привезя съ собою дочку, помолвленную за лорда Домбелло! По состоянію своему, наслдникъ маркиза Гартльтопа могъ считаться однимъ изъ первыхъ жениховъ во всей Англіи, знали также, что на его вкусъ не легко угодить, что онъ не прочь и поважничать, для дочери приходскаго священника, конечно, было лестно быть избранною подобнымъ человкомъ. Мы уже знаемъ, какимъ образомъ мать счастливой Гризельды сообщила это событіе леди Лофтонъ, скрывая свое торжество подъ личиной смиренія, мы видли также, съ какою примрною скроиностію сама Гризельда выносила свое благополучіе, какъ она не пренебрегла даже укладкой своихъ платьевъ, какъ бы не сознавая своего будущаго величія.
Но, тмъ не мене, въ Пломстед вс торжествовали. Мать, вернувшись домой, сказала себ, что она вполн достигла главной цли своей жизни. Пока она была въ Лондон, она какъ будто бы еще не вполн сознавала свое счастье, тмъ боле что тогда могли оставаться нкоторыя сомннія, точно ли суждено ему осуществиться.
Могло статься, что сынъ маркиза Гартльтопа зависитъ отъ воли родительской, что появятся грозныя преграды между имъ и Гризельдой, но вышло не такъ. Архидіаконъ имлъ длинный разговоръ съ отцомъ, маркизомъ, а мистриссъ Грантли съ леди Гартльтопъ, и, хотя ни тотъ, ни другая не выразили особой радости по случаю этой партіи, однако, съ другой стороны, они нисколько и не протестовали. Лордъ Домбелло суметъ на своемъ настоять,— такъ съ гордостью говорила въ семейств Грантли. Бдная Гризельда! можетъ-быть настанетъ время, когда не такъ-то будетъ ей пріятенъ властительный нравъ ея супруга! Но мы уже сказали, что въ Лондон некогда было предаваться семейной радости, дло было слишкомъ нервнаго свойства, и могло быть испорчено преждевременнымъ торжествомъ. Тогда только, когда они вс вернулись въ Пломстедъ, имъ самимъ стало ясно величіе совершеннаго подвига.
У мистриссъ Грантли была всего одна дочь, до сихъ поръ вс ея мысли, вс ея старанія сосредоточивались на томъ, какъ воспитать ее и какъ ее пристроить надлежащемъ образомъ. Вс въ семейств сознавали замчательную красоту Гризельды, также отдавали полную справедливость ея благоразумію, степенности, умнію держать себя. Но отецъ иногда намекалъ матери, что по его мннію, Гризельда не такъ умна какъ ея братья.
— Я въ этомъ съ тобою не согласна, отвчала мистриссъ Грантли,— да къ тому же, что ты называешь, вовсе не нужно для двушки. Она себя держитъ превосходно, этого ты не можешь отрицать.
Архидіаконъ не думалъ этого отрицать, и принужденъ былъ согласиться, что то, что онъ называлъ умомъ, вовсе не нужно для молодой двушки.
Въ этотъ періодъ семейной славы и величія, самъ архидіаконъ былъ отчасти отодвинутъ въ тнь и удаленъ отъ дочери. Нужно отдать ему справедливость, что онъ отказался участвовать въ торжественной процессіи разъздовъ съ визитами по Барсетширу. Онъ поцловалъ дочь и благословилъ ее, съ увщаніемъ быть хорошею женой и любить своего мужа, но такого рода увщаніе, обращенное къ двушк, которая, такъ великолпно исполнила свой долгъ, залучивъ себ маркиза, казалось неумстнымъ и даже пошлымъ. Двушкамъ, выходящимъ замужъ за бдныхъ куратовъ или скромныхъ юристовъ, можно сказать, что имъ слдуетъ добросовстно исполнять свои обязанности, на мст назначенномъ имъ отъ Провиднія, но прилично ли давать такіе совты будущей маркиз?
— Намъ, кажется, нечего за нее бояться, говорила мистриссъ Грантли,— она уже доказала, что на нее можно положиться.
— Она добрая двушка, отвчалъ архидіаконъ,— но въ новомъ своемъ положеніи она будетъ окружена многими искушеніями.
— Я уврена, что она суметъ сладить со всякимъ положеніемъ, гордо возразила мистриссъ Грантли.
Однако и самъ архидіаконъ началъ похаживать въ соборной оград въ Барчестер боле гордымъ шагомъ, съ тхъ поръ какъ тамъ разошлась всть о помолвк Гризельды. Было время (въ послдніе годы жизни его отца), когда онъ былъ первымъ человкомъ между барчестерскимъ духовенствомъ. Деканъ былъ старъ и слабъ, и докторъ Грантли управлялъ всми длами епископства. Но съ тхъ поръ многое измнилось. Появился новыя епископъ, съ которымъ онъ тотчасъ же сталъ въ непріязненныя отношенія. Появился также новый деканъ, который не только былъ его давнишнимъ пріятелемъ, но даже женился на сестр мистриссъ Грантли, и самое это обстоятельство повело къ тому, чтобъ уменьшить вліяніе архидіякона, викаріи уже не ловили попрежнему каждое его слово, младшіе члены капитула не такъ уже подобострастно улыбались ему, встрчая его въ барчестерскихъ церковныхъ кругахъ. Но теперь онъ вдругъ опять возвысился на нсколько ступеней. Въ глазахъ многихъ, архидіаконъ, у котораго зять — маркизъ, постоитъ епископа. Правда, онъ почти ни съ кмъ кром декана, не говорилъ о блистательной партіи, предстоявшей его дочери, но въ душ онъ чувствовалъ все значеніе этого факта, онъ чувствовалъ, что блескъ этой партіи отражался и на него.
Что касается до мистриссъ Грантли, то она, можно сказать, жила и вращалась въ иміам поздравленій. Не слдуетъ впрочемъ заключать изъ этого, чтобъ она постоянно говорила друзьямъ и знакомымъ о лорд Домбелло и о маркиз. Она была слишкомъ умна для этого. Разъ объявивъ всмъ о предстоящемъ замужств дочери, она едва упоминала при постороннихъ о фамиліи Гартльтоповъ. Но она вдругъ, съ изумительною легкостью, приняла тонъ и манеры важной особы. Она дятельно занялась визитами, чувствуя себя обязанною оказать вниманіе мелкому сельскому дворянству. Она изумляла свою сестру, супругу декана, величавою простотой своихъ пріемовъ, а съ мистриссъ Проуди обращалась такъ снисходительно, что совершенно сокрушила сердце у этой дамы. ‘Я съ ней скоро расквитаюсь,’ думала про себя мистриссъ Проуди, уже успвшая разузнать разныя, не совсмъ лестныя, подробности о семейств Гартльтоповъ.
Сама же Гризельда, хотя она играла первую роль въ этихъ торжественныхъ процессіяхъ, оставалась недвижна какъ восточный идолъ, позволяя развозить себя и показывать толп. Она принимала ласки матери, улыбалась ей, слушая похвалы себ, но торжество свое скрывала она во глубин души. Она ни съ кмъ не распространялась объ этомъ предмет, и страшно разобидла старушку-экономку, отказавшись потолковать съ нею о своемъ будущемъ хозяйств. Напрасно ея тетка, мистриссъ Эребинъ, старалась завлечь ее въ какой-нибудь откровенный разговоръ. ‘Да, тетенька, конечно,’ или: ‘я объ этомъ подумаю, тетенька,’ или: ‘я разумется это сдлаю, если пожелаетъ лордъ Домбелло,’ и больше ничего не могла добиться отъ нея мистриссъ Эребинъ, и наконецъ перестала ее разспрашивать.
Но вотъ возникъ вопросъ о нарядахъ, о приданомъ. Саркастическіе люди говорятъ, что портной создаетъ, человка. Я бы сказалъ, что модистка создаетъ невсту. По крайней мр, приданое служитъ рубежомъ между ея двическою и замужнею жизнію. Становясь обладательницей нарядовъ, приготовленныхъ для свадьбы, двушка становится невстой, уложивъ эти наряды въ свадебные сундуки, чтобы перевезти ихъ куда слдуетъ, она совсмъ становится женою.
Когда дошла очередь до этого важнаго предмета, Гразельда приняла въ немъ достодолжное участіе. Она чувствовала, что въ такомъ дл было бы гршно поступить торопливо или слегка, и принялась за него основательно, аккуратно, съ какою-то торжественностью. Сама мистриссъ Грантли была поражена величавостью ея замысловъ, глубиной ея теоріи. Гризельда не сразу приступила къ разсмотрнію главнаго предмета, которымъ окончательно обозначалось ея положеніе какъ невсты, однимъ словомъ, свадебнаго платья. Какъ великій поэтъ постепенно воодушевляется, восходя до высшей точки паоса, такъ и она, шагъ за шагомъ, приближалась къ ршенію этого великаго вопроса, какъ поэтъ сперва взываетъ къ своей муз, а потомъ мало по малу выводитъ на сцену второстепенныя событія своей поэмы, такъ миссъ Грантли сначала благоговйно обратилась за совтомъ къ матеря, а потомъ принялась составлять списокъ блья и той незримой одежды, которая долженствуетъ служить основой зримому великолпію приданаго.
Дло не въ деньгахъ. Намъ всмъ извстно, что значатъ эти слова, и мы часто догадываемся, когда слышимъ ихъ, что требуется всевозможный блескъ и великолпіе за самую дешевую но возможности цну. Но въ этомъ случа, точно, за деньгами дло не стало — по крайней мр, за такими деньгами, какія могли потребоваться на дамскіе наряды, независимо отъ брилліантовъ. Что касается брилліянтовъ и тому подобнаго, то архидіаконъ взялъ эту часть въ свое исключительное завдываніе, если только лордъ Домбелло, или вообще домъ Гартльтоповъ, не захочетъ принять участіе въ выбор. Мистриссъ Грантли отчасти была рада свалить на него эту важную отвтственность, какъ женщина благоразумная, она боялась слишкомъ завлечься въ лавк ювелира. Что же касается до бархата, атласа, шляпокъ, чепцовъ, кисей, амазонокъ, искусственныхъ цвтовъ, головныхъ уборовъ, сточекъ, эмалевыхъ пряжекъ, механическихъ юпокъ, башмаковъ, перчатокъ, корсетовъ, чулокъ, блья, фланели, коленкора — то тутъ, могу по совсти сказать, за деньгами дло стать не могло. При такихъ обстоятельствахъ, Гризельда принялась за дло съ примрнымъ прилежаніемъ и съ настойчивостью превыше всхъ похвалъ.
— Надюсь, что она будетъ счастлива, сказала мистриссъ Эребинъ сестр, сидя съ нею у себя въ гостиной.
— Да, я въ томъ уврена, почему же ей не быть счастливою? сказала мать.
— Я сама никакой не вижу причины. Но ея положеніе въ глазахъ свта будет до такой степени выше того, въ которомъ она родилась, что нельзя нсколько не потревожиться при мысли о будущемъ.
— Я бы гораздо больше тревожилась, еслибъ она выходила за человка бднаго, отвчала мистриссъ Грантли.— Мн всегда почему-то казалось, что Гризельд суждено занимать видное положеніе, сама природа создала ее для богатства и блеска. Ты видишь, что она нисколько не зазналась, какъ будто бы все это приходилось ей по праву. Кажется, нтъ опасности, чтобъ ея новое положеніе могло вскружить ей голову, если ты это хотла сказать.
— Нтъ, не это, я боле опасалась за ея сердце, сказала мистриссъ Эребинъ.
— Она бы никакъ не согласилась выйдти за лорда Домбелло, еслибы не любила его, быстро подхватила мистриссъ Грантли.
— Да я и не это собственно хотла сказать, Сусанна. Я сама думаю, что она бы не захотла выйдти безъ любви. Но среди суеты большаго свта, согласись, трудно сохранить душевную свжесть, особенно для двушки, которая родилась и выросла въ иномъ кругу.
— Я не понимаю хорошенько, что ты называешь душевною свжестью, проговорила мистриссъ Грантли съ нкоторою досадой, — если она будетъ исполнять свои обязанности, будетъ любить мужа, будетъ достойно занимать мсто, назначенное ей Провидніемъ, то я ршительно не вижу, чего еще отъ нея требовать. Мн вовсе не нравится метода запугивать молодую двушку, при ея вступленіи въ свтъ.
— Да я вовсе и не хочу ее запугивать. Вообще, Гризельду довольно трудно запугать.
— Да, надюсь. Въ двушк важне всего воспитана ли она въ хорошихъ правилахъ, и даю ли ей ясное понятіе объ обязанностяхъ женщины. Хвастаться было бы мн неловко, но какова бы ни была моя дочь, я, разумется, несу всю отвтственность за нее. Не, признаюсь, мн до сихъ поръ не приходилось желать измнить въ ней что-нибудь.
Этимъ разговоръ и кончился.
Въ числ родственниковъ, которые сильно изумились внезапной перемн въ судьб молодой двушки, но не позволяли себ слишкомъ явно высказывать свое мнніе, былъ также и ддъ Гризельды, мистеръ Гардингъ. То былъ старый священникъ, донельзя простой и добродушный въ обращеніи, и не занимавшій виднаго мста между барчестерскимъ духовенствомъ, онъ былъ не боле какъ дьячокъ при капитул. Дочь его, мистриссъ Грантли, очень любила его, а архидіаконъ обращался съ нимъ внимательно и уважительно. Но молодежь въ Пломстед не слишкомъ высоко ставила тихаго, кроткаго старичка. Онъ былъ бдне прочихъ родственниковъ, и не старался пріобрсти себ значеніе въ барсетширскомъ обществ. Притомъ же, онъ въ послднее время исключительно привязался къ семейству декана. Правда, у него была своя квартира въ город, но онъ давалъ себя выманивать изъ ней. Въ дом декана была отведена ему особая комната, въ кабинет стояли для него особыя кресла, въ гостиной мистриссъ Эребинъ, было для него покойное мстечко въ углу дивана. Нельзя было ожидать никакого вмшательства съ его стороны въ предстоявшую свадьбу, однако все же на немъ лежала обязанность поздравить внучку и, можетъ-быть, дать ей полезный совтъ.
— Гриззи, душа моя, сказалъ онъ (онъ постоянно называлъ ее Гриззи, но молодая двушка мало цнила эту ласку),— дай мн поцловать тебя и поздравить отъ всей души съ блестящею перемной въ твоей судьб.
— Благодарю васъ, ддушка, проговорила она, едва-едва касаясь губами его лба: эти губки теперь были священны, ихъ поцлуи были назначены лицамъ боле высокимъ нежели бдный причетникъ. Мистеръ Гардингъ до сихъ поръ каждое воскресенье плъ литіи въ собор, стоя на своемъ обычномъ мст на хорахъ, и Гризельд сдавалось, что благородному семейству Гартльтоповъ не слишкомъ-то пріятно будетъ узнать объ этомъ обстоятельств. Деканы и архидіаконы еще могли съ рукъ сойдти, будь ея ддушка хоть членъ капитула, такъ бы и быть, теперь же, казалось ей, онъ ронялъ честь фамиліи, занимая въ свои преклонные годы такую низкую должность въ собор. И потому, она поцловала его почти нехотя, заране положила себ не тратить съ нимъ много словъ.
— Итакъ, ты сдлаешься важною особой, Гриззи.
— Гмъ! сказала она.
Что же она могла отвчать на такого рода рчь?
— Надюсь, что ты будешь счастлива, и составишь счастье другихъ.
— Надюсь, сказала она.
— Но ты заботься прежде о другихъ, душа моя. Думай о счастьи окружающихъ тебя, и твое счастье придетъ само собою Ты вдь это понимаешь, не правда ли?
— Конечно, понимаю, отвчала она.
Во время этого разговора, мистеръ Гардингъ все еще держалъ руку Гризельды, но она повидимому желала отнять ее.
— Да, Гриззи, я думаю, что богатая графиня такъ же легко можетъ быть счастлива, какъ и простая поселянка…
Гризельда сдлала нетерпливое движеніе. Поводомъ къ тому были два различныя чувства: вопервыхъ, ей было обидно, что ддушка назвалъ ее богатою графиней: вдь она будетъ богатою маркизой, вовторыхъ, ее разсердило, что старикъ осмлился сравнить ее съ простою поселянкой.
— …точно такъ же легко, продолжалъ онъ,— хотя другіе тебя станутъ уврять въ противномъ. Все зависитъ отъ самой женщины. Титулъ графини самъ по себ еще не можетъ составитъ гвоего счастья.
— Лордъ Домбелло покуда только маркизъ, проговорила Гризельда,— въ этой фамиліи нтъ графскаго титула.
— О! въ самомъ дл? Я этого не зналъ, сказалъ мистеръ Гардингъ, и выпустилъ руку внучки. Посл этого онъ уже не пытался давать ей совты.
Мистриссъ Проуди и епископъ прізжали съ визитомъ въ Пломстедъ, и пломстедскія дамы, конечно, отдали имъ визитъ. Весьма понятно, что семейства епископа и архидіакона ненавидли другъ друга. Они были по преимуществу люди церковные, а взгляды ихъ на церковныя дла были совершенно противоположные. Они издавна оспаривали другъ у друга первенство въ барчестерскомъ округ, и побда до сихъ поръ оставалась сомнительна, такъ что ни одна сторона не была въ такомъ положеніи, чтобъ обнаружить великодушную терпимость. Они другъ друга ненавидли отъ всей души, и ненависть эта нкогда приняла было такіе страшные размры, что навремя прекратились даже самыя необходимыя сношенія, какія должны быть между епископомъ и духовенотвомъ его епархіи.
Но потомъ распря опять утихла, и дамы принялись длать визиты другъ къ другу.
Помолвку Гризельды мистриссъ Проуди едва могла выносить. Неудача, постигшая семейство Грантли по поводу не состоявшагося предположенія объ учрежденіи новыхъ епископскихъ мстъ, на время смягчила ея сердце. Она могла погоревать тогда о бдняжк мистриссъ Грантли! ‘Вы знаете, она совершенно убита, впрочемъ, ей не въ первый разъ приходится выносить такого рода ударъ,’ говорила она съ какимъ-то кроткимъ самоуслажденіемъ, совершенно приличнымъ супруг епископа. Но теперь насталъ конецъ ея самоуслажденію. Оливію Проуди только что сговорили за проповдника изъ какой-то церкви въ Бетналь-Грин, вдовца, съ тремя дтьми, пробавлявшагося одними доходами съ мстъ для сиднья въ церкви, а Гризельда Грантли выходила за старшаго сына маркиза Гартльтопа!
Но мистриссъ Проуди не упала духомъ, ничго не могло бы сломить ея энергію. Вскор по своемъ возвращеніи въ Барчестеръ, она отправилась въ Пломстедъ, вмст съ Оливіей, которая, по правд сказать, охотне осталась бы дома. Не заставъ никого изъ семейства Грантли, он оставили свои карточки. По истеченіи приличнаго промежутка времени, мистриссъ Грантли и Гризельда пріхали отдать имъ визитъ. Гризельда въ первый разъ встрчалась съ семействомъ Проуди, съ тхъ поръ какъ распространилась всть о ея помолвк.
Первый рой обоюдныхъ комплиментовъ и поздравленій можно было бы сравнить со множествомъ цвтовъ на розовомъ куст. Они, какъ розы, были восхитительны для глазъ, но такъ окружены терніями и шипами, что опасно было прикасаться къ нимъ. Пока комплименты оставались не тронутые на куст, пока не длалось попытки присвоить ихъ и ими насладиться, они, конечно, не могли причинить никакого вреда. Но первый палецъ, протянутый къ нимъ, вскор былъ отдернутъ назадъ, покрытый кровавыми знаками.
— Конечно, это великолпная партія для Гризельды, проговорила мистриссъ Грантли тихимъ, кроткимъ полушепотомъ, который обезоружилъ бы всякаго противника, мене стойкаго чмъ мистриссъ Проуди,— но я и во всхъ другихъ отношеніяхъ чрезвычайно довольна ея выборомъ.
— О, конечно, сказала мистриссъ Проуди.
— Лордъ Домбелло совершенно независимо располагаетъ собою, продолжала мистриссъ Грантли, и въ ея кроткомъ шепот невольно слышался легкій оттнокъ торжества.
— Да, я слышала, что онъ очень любить независимость, возразила мистриссъ Проуди, и расцарапанная рука тотчасъ же была отдернута назадъ.— Ужь разумется, теперь придегся..— И мистриссъ Проуди, среди своихъ поздравленій, шепнула на ухо мистриссъ Грантли нсколько словъ, не слышно для молодыхъ двушекъ.
— Я никогда объ этомъ не слыхала, проговорила мистриссъ Грантли съ видомъ достоинства,— я не врю этимъ сплетнямъ.
— О, конечно, я могла ошибиться! Я сама надюсь, что это не правда. Но вы знаете каковы молодые люди въ наше время, да притомъ есть пословица, что яблочко отъ яблони не далеко падаетъ. Вы врно часто будете видаться съ герцогомъ Омніумомъ.
Но мистриссъ Грантли не такая была дама, чтобы безнаказанно дать себя въ обиду, она не потеряла бодрости хотя и порядкомъ оцарапалась въ первой схватк. Она очень спокойно сказала нсколько словъ о герцог Омніум, упоминая о немъ просто какъ о важномъ барсетширскомъ владльц, потомъ, съ самою обворожительною улыбкой, изъявила надежду скоро познакомиться съ мистеромъ Тиклеромъ, и съ этими словами любезно поклонилась Оливіи Проуди. Мистеръ Тиклеръ былъ почтенный проповдникъ, приписанный къ Бетналь-Гринскому округу.
— Онъ будетъ здсь въ конц августа, смло отвчала Оливія, она ршилась не стыдиться своего жениха.
— Вы тогда уже будете путешествовать по Европ, душа моя, сказала мистриссъ Проуди Гризельд,— лордъ Домбелло, кажется, очень хорошо извстенъ въ Гамбург, въ Эмс и такого рода мстахъ, вы тамъ будете какъ дома.
— Мы демъ въ Римъ, величественно возразила Гризельда.
— Вроятно, мистеръ Тиклеръ скоро перейдетъ въ здшнюю епархію, сказала мистриссъ Грантли:— мн чрезвычайно хвалилъ его мистеръ Слопъ, который съ нимъ очень друженъ.
Произнося эти слова, мистриссъ Грантли ршилась уже на открытый бой, она бросала свой щитъ и рубила напропалую, не щадя врага и на надясь на пощаду. Было извстно по всей епархіи, что всякое слово о мистер Слоп дйствовало на мистриссъ Проуди какъ кусокъ краснаго сукна обыкновенно дйствуетъ на разъяреннаго быка. Каково же ей было слышать, что его называютъ другомъ ея будущаго зятя! Но это еще не все: было время, когда мистеръ Слопъ осмливался питать дерзновенныя надежды относительно миссъ Оливіи Проуди, надежды эти впрочемъ не казались черезчуръ дерзновенными самой этой двиц. Мистриссъ Грантли знала все это, и не побоялась громко упомянуть о немъ.
Лицо мистриссъ Проуди помрачилось гнвомъ, исчезла даже любезная свтская улыбка.
— Этотъ человкъ, о которомъ вы говорите, мистриссъ Грантли, никогда не былъ друженъ съ мистеромъ Тиклеромъ.
— Въ самомъ дл? Можетъ-быть я ошиблась, сказала мистриссъ Грантли.— Но я наврное помню, что мистеръ Слопъ говорилъ мн о вашемъ будущемъ зят.
Когда мистеръ Слопъ имлъ виды на руку вашей сестрицы, мистриссъ Грантли, и она благосклонно принимала его ухаживаніе, вы можетъ-быть видали его чаще чмъ я.
— Мистриссъ Проуди, этого никогда не было.
— Я очень достоврно знаю, что самъ архидіаконъ былъ убжденъ въ этомъ, и сильно объ этомъ сокрушался.
Этого послдняго обстоятельства мистриссъ Грантли, къ сожалнію, не могла отрицать.
— Мои мужъ могъ ошибиться, сказала она,— да и не онъ одинъ ошибся насчетъ мистера Слопа. Впрочемъ, вы сами, мистриссъ Проуди, привезли его сюда.
Мистриссъ Грантли въ эту минуту могла бы смертельно поразить свою противницу, намекнувъ на прежнюю любовь бдной Оливіи, но она великодушно воздержалась. Даже въ самомъ жару схватки она умла щадить юныя сердца.
— Когда я пріхала сюда, мистриссъ Грантли, я не воображала, какая бездна испорченности и разврата скрывается внутри самой соборной ограды, сказала мистриссъ Проуди.
— О, въ такомъ случа, для счастія милой Оливіи не привозите сюда бднаго мистера Тиклера!
— Могу васъ уврить, мистриссъ Грантли, что мистеръ Тиклеръ человкъ съ непоколебимыми правилами и высоко-религіознымъ настроеніемъ. Я желала бы, чтобъ и вс другіе могли быть такъ спокойны, какъ я, насчетъ будущности дочери.
— Да, я знаю, что онъ человкъ семейный, это конечно большое преимущество, возразила мистриссъ Грантли, вставая.— Прощайте, мистриссъ Проуди, до свиданія, Оливія.
— Ужь это гораздо лучше чмъ…
Но ударъ разразился въ пустомъ пространств. Мистриссъ Грантли уже сходила внизъ по лстниц, и Оливія едва успла позвонить, чтобы позвать лакея къ главному входу.
Мистриссъ Грантли, усаживаясь въ карету, слегка улыбнулась, припоминая выдержанную стычку, и тихо пожала руку дочери. Но мистриссъ Проуди осталась на мст битвы въ самомъ мрачномъ расположеніи духа, и довольно сердито посовтовала Оливіи не сидть сложа руки, а приняться за свое дло.
— Мистеръ Тиклеръ не очень будетъ доволенъ, если ты будешь лниться, сказала она.
Изъ этого можно заключить, что въ описанной нами встрч мистриссъ Грантли ршительно одержала верхъ.

ГЛАВА XLI.

Въ тотъ самый день, когда Люси имла свиданіе съ леди Лофтонъ, деканъ обдалъ въ Фремле. Онъ съ Робартсомъ былъ уже давно знакомъ, и въ послднее время, съ тхъ поръ какъ Маркъ сдлался членомъ капитула, они даже очень сблизились. Декану очень понравилась распорядительность, съ которою Люси отправила дтей изъ Гоггльстока, и вообще онъ былъ склоненъ открыть свое сердце для семьи фремлейскаго викарія. Такъ какъ ему приходилось возвратиться домой въ этотъ самый вечеръ, то онъ не могъ пробыть доле получаса посл обда. Но въ эти полчаса онъ усплъ многое высказать о семейств Кролеевъ, онъ благодарилъ Марка за его участіе, и наконецъ, посл многихъ оговорокъ, сообщилъ ему, что до него, декана, случайно дошло, передъ самымъ его выздомъ изъ Барчестера, что кто-то тамъ иметъ въ рукахъ судебное разршеніе захватить имущество, или даже арестовать самого фремлейскаго викарія.
Собственно говоря, эту всть сообщили, декану именно съ тмъ чтобъ онъ предупредилъ Марка, но ему казалось такъ трудно и такъ неловко говорить о подобномъ предмет собрату-священнику, что онъ отлагалъ непріятное объясненіе до послдней минуты.
— Надюсь, что вы не оскорбитесь моимъ невольнымъ вмшательствомъ въ это дло, извинялся деканъ.
— Нтъ, сказалъ Маркъ,— и въ мысляхъ не имю обижаться.
Сердце у него сжалось до того, что онъ едва былъ въ силахъ говорить.
— Я не знаю толку въ длахъ этого рода, продолжалъ деканъ,— но мн кажется, что на вашемъ мст я бы обратился къ какому-нибудь легисту. Неужели не найдется средства предупредить такія страшныя послдствія, какъ напримръ арестъ?
— Ахъ, это ужасное дло! сказалъ Маркъ, стараясь сколько-нибудь оправдать себя.— Вдь я ни шиллинга не получалъ изо всей этой суммы, которую они съ меня требуютъ!
— Однако вы подписали векселя?
— Да, я ихъ подписалъ, но для того только, чтобъ одолжить пріятеля.
Черезъ нсколько минутъ деканъ ухалъ, повторивъ свой совтъ обратиться къ человку знающему. Ему казалось непонятнымъ какъ священникъ, въ такомъ положеніи какъ мистеръ Робартсъ, могъ изъ дружбы къ кому бы то ни было брать на себя обязательства, которыя не въ состояніи исполнить!
Грустно прошелъ этотъ вечеръ въ фремлейскомъ викарств. До. сихъ поръ, Маркъ все еще отчасти надялся, что можно будетъ какъ-нибудь отклонить страшную развязку, что какой-нибудь непродвиднный случай выручитъ его изъ бды, или же ему удастся уговорить кредиторовъ къ разсрочк платежа, но теперь все должно было обрушиться вдругъ на его голову. Онъ уже ничего не скрывалъ отъ жены. Слдуетъ ли ему обратиться къ легисту? И къ кому именно? И что онъ скажетъ легисту? Мистриссъ Робартсъ сперва было посовтовала открыться во всемъ леди Лофтонъ. Но Маркъ и слышать объ этомъ не хотлъ. ‘Она подумаетъ, что я хочу у нея выпрашивать деньги,’ сказалъ онъ.
На слдующее утро, Маркъ отправился въ Барчестеръ повидаться съ легистомъ, преслдуемый страхомъ, что его схватятъ на дорог.
Въ его отсутствіе, въ домъ къ нему были два визита: вопервыхъ являлся какой-то грубаго вида человкъ, оставившій въ рукахъ служанки бумагу подозрительнаго характера, заключавшую въ себ приглашеніе отъ судьи, только не на обдъ, а вовторыхъ была сама леди Лофтонъ.
Мистриссъ Робартсъ именно въ этотъ самый день собиралась побывать въ Фремле-Корт. Въ былую пору, она прилетла бы къ ней тотчасъ же но ея прізд изъ Лондона, но теперь между ними кое-что измнилось. Сватовство лорда Лофтона должно было имть вліяніе на ихъ отношенія, какъ бы ни желали он оставить, все поорежнему. Мистриссъ Робартсъ не могла не сознать, что эти отношенія нсколько пострадали съ той минуты какъ Люси сблизилась съ молодымъ лордомъ. Съ тхъ поръ, Фанни уже не такъ часто, какъ прежде, бывала въ Фремле-Корт, леди Лофтонъ уже не такъ дятельно переписывалась съ нею изъ Лондона, не такъ безусловно ввряла ей свои дла по приходу. Фанни не обижалась этимъ, чувствуя, что это вполн естественно. Конечно, она отъ этого страдала, но что же ея было длать? Она не могла осуждать Люси, но не хотла также осуждать и леди Лофтонъ. Лорда Лофтона она отчасти винила, но только наедин съ мужемъ.
Однако она совсмъ уже собралась идти къ своей старой пріятельниц, готовясь терпливо выслушать вс ея доводы, когда ее остановилъ приходъ самой леди Лофтонъ. Еслибы не эта несчастная исторія между Люси и молодымъ лордомъ, которой нельзя было бы не коснуться имъ при первомъ же свиданіи, он бы конечно нашли тысячи занимательныхъ и пріятныхъ предметовъ разговора. Но и кром того, бдную Фанни мучила мысль объ этихъ страшныхъ векселяхъ, которые тяжелымъ камнемъ легли ей на сердце. Въ ту самую минуту какъ леди Лофтонъ прошла мимо оконъ гостиной, мистриссъ Робартсъ держала въ рук роковое приглашеніе отъ судьи. Не лучше ли ей облегчить себ душу и поврить все другу, вопреки тому, что вчера говорилъ ей Маркъ? Но до сихъ поръ Фанни ни разу еще не поступала наперекоръ желаніямъ мужа, и, невольнымъ движеніемъ, она запрятала бумагу въ самую глубину своего портфеля.
Свиданіе, по обыкновенію, началось съ поцлуевъ и объятій. Восклицанія ‘милая Фанни!’ и ‘милая леди Лофтонъ!’ быстро слдовали другъ за другомъ съ прежнимъ дружескимъ жаромъ. Потомъ пошли разспросы о дтяхъ, потомъ о школ. Минуты съ дв, мистриссъ Робартсъ думала, что имя Люси вовсе не будетъ произнесено, во всякомъ случа, она ршилась не упоминать о ней, пока сама леди Лофтонъ не наведетъ на нее разговора.
Потомъ сказано нсколько словъ о малютк мистриссъ Подженсъ, посл чего леди Лофтонъ спросила у Фанни, одна ли она дома.
— Да, сказала мистриссъ Робартсъ,— Маркъ ухалъ въ Барчестеръ.
— Надюсь, что я скоро увижу его. Не зайдетъ ли онъ ко мн завтра? Не можете ли вы вмст обдать у меня?
— Нтъ, завтра нельзя, леди Лофтонъ, но Маркъ непремнно къ вамъ зайдетъ.
— Да отчего же вы не хоти ге у меня обдать завтра? Надюсь, что между нами нтъ никакой перемны, Фанни?
И она посмотрла ей въ лицо такимъ взглядомъ, что Фанни чуть было не кинулась къ ней на шею. Гд ей наидти такого врнаго, надежнаго друга, какъ леди Лофтонъ? Въ комъ встртитъ она такую честную, добрую душу?
— Надюсь, что нтъ, леди Лофтонъ! воскликнула она, и слезы навернулись у нея на глазахъ.
— А я подумаю, что есть, если вы не станете у меня бывать по прежнему. Вы прежде всегда обдали у меня въ день моего прізда.
Что могла на это отвчать ей бдная женщина?
— Насъ всхъ вчера разстроило извстіе о болзни бдной мистриссъ Кролей. Къ тому же у насъ обдалъ деканъ, онъ здилъ въ Гоггльстокъ навстить своего друга.
— Я слышала, что она заболла, и непремнно отправлюсь къ ней, чтобы посмотрть, нельзя ли ей чмъ-нибудь помочь. Но только вы не смйте къ ней здить, слышите, Фанни? Вамъ это было бы непростительно, вы должны подумать о вашихъ дтяхъ.
Тогда мистриссъ Робартсъ разказала ей, что Люси поселилась у мистриссъ Кролей, чтобъ ухаживать за ней, а дтей прислала сюда въ Фремлсй. Она не позволила себ выхвалять Люси съ такимъ жаромъ, съ какимъ бы стала говорить, еслибы не эти особыя отношенія между ей и леди Лофтонъ, но тмъ не мене она не могла въ своемъ разказ не дать почувствовать всей доброты своей золовки. Она чувствовала, что было бы не деликатно съ ея стороны распространяться о добродтеляхъ Люси, въ присутствіи леди Лофтонъ, но она все таки была обязана отдать ей должную справедливость.
— Такъ она теперь у мистриссъ Кролей? спросила леди Лофтонъ.
— Да, Маркъ оставилъ ее тамъ вчера вечеромъ.
— А вс дти у васъ въ дом?
— Не совсмъ еще въ дом покуда. Мы имъ устроили родъ карантиннаго госпиталя надъ каретнымъ сараемъ.
— Тамъ, гд прежде жилъ Стоббсъ?
— Да. Стоббсъ съ женой перешли въ домъ, а дти останутся у нихъ въ комнат, пока докторъ не объявитъ, что нтъ никакой опасности заразиться. Я сама до сихъ поръ не видала своихъ гостей, сказала мистриссъ Робартсъ, слегка засмявшись.
— Боже мой! сказала леди Лофтонъ: — какъ вы это все скоро устроили! Такъ миссъ Робартсъ осталась тамъ? Я думала, что мистеръ Кролей ни за что не согласится отпустить дтей.
— Да, онъ сперва не соглашался, но они увезли ихъ насильно. Деканъ мн разказалъ какъ было дло. Люси привела ихъ всхъ поочереди, и усадила въ кабріолетъ, потомъ Маркъ укатилъ съ ними вскачь, а мистеръ Кролей стоялъ у дверей и кричалъ имъ остановиться. Деканъ былъ тамъ, и все видлъ.
— Ваша миссъ Люси, кажется, прершительнаго нрава и уметъ при случа на своемъ настоять, сказала леди Лофтонъ, усаживаясь наконецъ.
— Да, правда, проговорила мистриссъ Робартсъ, и ея прежнее веселое оживленіе мигомъ исчезло, она чувствовала, что приближается затруднительная минута.
— Да, она двушка съ характеромъ, продолжала леди Лофтонъ:— вы, конечно, знаете, милая Фанни, все, что было между вашею золовкой и Людовикомъ?
— Да, мн Люси говорила.
— Это обстоятельство очень грустное, очень непріятное.
— Мн кажется, что тутъ Люси ни въ чемъ не виновата, сказала мистриссъ Робартсъ, чувствуя сама, что кровь бросается ей въ лицо.
— Не торопитесь защищать ее, душа моя, когда никто не думаетъ нападать на нее. Вы этимъ какъ будто обнаруживаете свою слабость.
— Нтъ, въ этомъ отношеніи я вовсе не слаба, я совершенно убждена, что Люси ни въ чемъ нельзя упрекнуть.
— Я знаю, что вы бываете очень упрямы, Фанни, когда считаете нужнымъ за кого-нибудь заступиться. Вы настоящій Донъ-Кихотъ. Да зачмъ же вамъ хвататься за мечъ и щитъ прежде чмъ покажется непріятель? Впрочемъ, такъ всегда поступаютъ Донъ-Кихоты.
‘А можетъ-быть непріятель скрывается въ засад?’ подумала мистриссъ Робартсъ, но не ршилась громко высказать свою мысль и благоразумно промолчала.
— Я утшаю себя только тмъ, продолжала леди Лофтонъ,— что вы такъ же храбро сражаетесь и за меня въ мое отсутствіе.
— Ахъ, надъ вами не виситъ такое облако, какъ надъ моею бдною Люси!
— Вы думаете? Нтъ, Фанни, вы видите не все. Солнце и мн не всегда свтитъ, дождь и втеръ губятъ также и мои цвтки, какъ погубили у ней, у бдняжки. Милая Фанни, надюсь, что ваше небо долго останется безоблачно. Вы, кажется, созданы для тихаго, безмятежнаго счастья.
Мистриссъ Робартсъ встала и обняла леди Лофтонъ, стараясь скрыть свои слезы. Безоблачное, безмятежное счастье! А на ея горизонт собиралась уже туча, и уже готова была разразиться надъ ея головой! Какія будутъ послдствія страшнаго приказа, лежавшаго въ эту минуту въ портфел, подъ самою рукой леди Лофтонъ?
— Но я пришла сюда не затмъ чтобы жалобно каркать какъ старая ворона, продолжала леди Лофтонъ, расцловавъ Фанни.— Врно у каждаго изъ насъ есть свое горе, но врно и то, что если мы будемъ добросовстно исполнять свой долгъ, то мы вс можемъ найдти себ утшеніе. Теперь, душа моя, позвольте мн сказать вамъ два слова объ этомъ грустномъ обстоятельств. Вдь было бы неестественно, еслибы мы не сказали о немъ, ни слова между собой, не такъ ли?
— Конечно, сказала мистриссъ Робартсъ.
— Мы бы постоянно подозрвали другъ друга въ затаенныхъ мысляхъ. Гораздо лучше объясниться откровенно. Помните ли, мы какъ-то говорили съ вами о вашей золовк и Людовик? Вы не забыли?
— О, нтъ!
— Мы об полагали тогда, что опасности серіозной не было. Признаться вамъ, я думала и надялась, что его сердце занято другою, но я ошибалась и въ своихъ предположеніяхъ, и въ своихъ надеждахъ.
Мистриссъ Робартсъ поняла, что леди Лофтонъ намекаетъ на Гризельду Грантли, но сочла за лучшее промолчать. Она вспомнила, какъ засверкали глаза у Люси, когда между ними въ кабріолет зашла рчь о возможности такого брака, и не могла внутренно не порадоваться, что надежды леди Лофтонъ не осуществились.
— Я отнюдь не виню миссъ Робартсъ за все то, что случилось потомъ, продолжала леди.— Поймите это, Фанни.
— Да я не вижу въ чемъ бы можно было упрекнуть ее. Она поступила такъ благородно.
— Что толковать о томъ, возможно ли упрекать или нтъ! Достаточно, что я не обвиняю.
— Да нтъ, я этого не считаю достаточнымъ, настойчиво перебила ее Фанни.
— Въ самомъ дл? проговорила леди Лофтонъ, поднявъ брови.
— Конечно. Подумайте только о томъ, что сдлала Люси, и что она длаетъ теперь. Еслибъ она захотла принять предложеніе вашего сына, я бы никакъ не могла осудить ее за это. Я не скажу, чтобъ я ей это посовтовала….
— Меня это душевно радуетъ, Фанни.
— Я ей ничего не совтовала, да она и не нуждалась въ моихъ совтахъ. Я не знаю другаго человка, который бы всегда видлъ такъ ясно, какъ Люси, что длать и какъ поступить. Признаюсь, я бы побоялась давать совты двушк, такой великодушной, такой самоотверженной по природ. Она теперь жертвуетъ собой, потому что не хочетъ служить поводомъ къ раздору между вами и вашимъ сыномъ. Если вы хотите знать мое искреннее мнніе, леди Лофтонъ, я вамъ скажу, что вы должны быть благодарны ей отъ глубины души. Что же касается до обвиненій и упрековъ, то есть ли возможность въ чемъ либо упрекнуть ее?
— Вотъ опять мой Донъ-Кихотъ закипль! сказала леди Лофтонъ.— Фанни, я всегда буду называть васъ Донъ-Кихотомъ, и поручу кому-нибудь описать ваши приключенія. Но дло въ томъ, душа моя, что тутъ была неосторожность. Можетъ-быть я сама отчасти виновата, хотя, признаюсь, я не вижу въ чемъ бы мн упрекать себя. Я не могла не пригласить къ себ миссъ Робартсъ, и мн довольно трудно было бы удалить роднаго сына изъ своего дома. Тутъ просто вышла обыкновенная исторія.
— Да, именно очень обыкновенная исторія, которая повторяется съ тхъ поръ, какъ свтъ начался, должно-быть на то воля Божія.
— Однако, милая моя, вы не станете же уврять меня, что каждая двушка и каждый молодой человкъ непремнно должны влюбиться другъ въ друга, какъ только встртятся. Это было бы довольно странное ученіе.
— Нтъ, я вовсе этого не говорю. Лордъ Лофтонъ и миссъ Грантли не полюбили другъ друга, хотя вы всячески сближали ихъ. Но онъ влюбился въ Люси, просто и естественно, а она въ него.
— Но, душенька моя, вдь вы сами убждены, что молодыя двушки не должны давать волю своимъ чувствамъ прежде чмъ не удостоврятся въ одобреніи своихъ друзей.
— А молодые богатые люди могутъ забавляться какъ имъ угодно? Я знаю, что такъ судитъ свтъ, но протестую противъ этого суда, особенно когда вспомню что вынесла моя бдная Люси. Съ самой той минуты, какъ она догадалась объ опасности, она старалась избгать вашего сына. Она не хотла бывать у васъ въ Фремле-Корт, и вы сами замтили ея отсутствіе. Она едва ршилась выходить изъ дому, опасаясь его встртить. Но онъ, онъ самъ пришелъ сюда, и непремнно хотлъ ее видть, онъ засталъ ее одну и потребовалъ откровеннаго объясненія съ нею. Что ей было длать? Она хотла было уйдти, но онъ остановилъ ее у дверей. Виновата ли она, что онъ предложилъ ей свою руку?
— Душа моя, я и не думала винить ее.
— Нтъ, вы ее обвиняете, когда говорите, что двушки не должны необдуманно давать велю своему чувству. Онъ непремнно захотлъ высказать ей все, что было у него на душ, вотъ здсь, на этомъ самомъ мст, хотя она умоляла его замолчать. Я не могу передать вамъ ея собственныя слова, но я знаю, что она просила его удалиться.
— Я вовсе не сомнваюсь, что она поступила прекрасно.
— Но онъ, онъ настаивалъ, и предложилъ ей свою руку. Тогда она ему отказала, леди Лофтонъ, не такъ, какъ отказываютъ иныя двушки, чтобъ еще больше завлечь жениха, она ему отказала наотрзъ, и даже — да проститъ ей Богъ!— сказала неправду. Зная напередъ, какъ вы посмотрите на такой бракъ, и какъ о насъ станетъ судить свтъ, она объявила вашему сыну, что нисколько не любитъ его. Что же больше могла она сдлать для васъ?
И мистриссъ Робартсъ пріостановилась.
— Я подожду пока вы кончите, Фанни.
— Вы сейчасъ говорили о двушкахъ, которыя даютъ волю своимъ чувствамъ, о ней этого сказать нельзя. Она по прежнему принялась за вс свои занятія. Даже со мной не говорила она о случившемся, по крайней мр, она призналась мн въ этомъ уже долго спустя. Она ршилась никому не выдавать своей тайны. Она любила вашего сына, мучилась этою любовью, но надялась какъ-нибудь превозмочь ее. Тутъ до насъ дошелъ слухъ, что онъ женится, или думаетъ жениться на миссъ Грантли.
— Совершенно ложный слухъ.
— Да, я это знаю теперь, но тогда мы этого не знали. Она, конечно, страдала, но страдала молча.
Тутъ мистриссъ Робартсъ невольно вспомнила о сцен въ кабріолет и о томъ, какъ досталось тогда несчастному пони.
— Она не жаловалась на вашего сына даже самой себ. Она отказала ему, и считала, что все между ними кончено.
— Само собою разумется.
— Но вышло иначе, леди Лофтонъ. Онъ пріхалъ изъ Лондона въ Фремлей, съ тмъ чтобы повторить свое предложеніе. Онъ послалъ за моимъ мужемъ… Вы говорили, что молодая двушка должна, имть въ виду одобреніе своихъ друзей. Кто и въ этомъ случа были друзья Люси?
— Конечно, вы и мистеръ Робартсъ.
— Именно, единственные друзья. Итакъ, лордъ Лофтонъ послалъ за Маркомъ, и повторилъ ему свое предложеніе. Вспомните, что Маркъ до этой минуты не зналъ ничего. Можете себ представить его удивленіе! Лордъ Лофтонъ просилъ у него позволенія повидаться съ Люси. Она отказалась видть его. Она не встрчалась съ нимъ съ самаго того дня, когда онъ объяснился съ ней въ этой самой комнат, несмотря на вс ея старанія удалить его. Маркъ хотлъ позволить лорду Лофтону явиться сюда, онъ, собственно говоря, не имлъ и права запрещать ему это. Но Люси ршительно отказалась видться съ вашимъ сыномъ, и поручила ему сказать,— какъ вы уже знаете,— что она отдастъ свою руку не иначе, какъ если вы сами сдлаете ей предложеніе.
— Она конечно поступила очень благоразумно.
— Объ этомъ я не хочу говорить. Еслибъ она приняла его предложеніе, я бы не стала осуждать ее, я такъ ей и сказала.
— Не понимаю, какъ вы могли это сказать, Фанни.
— Что длать! Я это точно сказала, не стану теперь защищать себя и доказывать, что я была права, но я съ своей стороны не могла отговаривать ее отъ этого брака. Тмъ не мене, Люси снова ршилась пожертвовать собою, хотя она любитъ его искренно и глубоко. До сихъ поръ я не умю ршить, точно ли она была права. Можетъ-быть, она слишкомъ много придавала всу постороннимъ сужденіямъ.
— Мн кажется, что она была совершенно права.
— Очень хорошо, леди Лофтонъ, это я могу понять. Но какъ же вы можете, посл такой жертвы, которую она принесла, и принесла именно вамъ, какъ можете вы говорить мн, что вы не хотите ни въ чемъ обвинять ее? разв такими словами говорятъ о человк, который съ начала до конца поступалъ великодушно, благородно, превосходно? Если ее можно въ чемъ-либо винить, такъ разв только, только….
Тутъ мистриссъ Робартсъ пріостановилась. Она сильно разгорячилась, защищая золовку, но подобное настроеніе было не привычно ей, такъ что, высказавъ свою мысль, она вдругъ умолкла.
— Мн кажется, Фанни, что вы какъ будто сожалете о ршенія миссъ Робартсъ, сказала леди Лофтонъ.
— Я желаю ей счастія, я сожалю обо всемъ, что можетъ помшать ему.
— А о нашемъ благ вы стало-быть нисколько не думаете? А между тмъ, отъ кого же мн ждать искренняго, душевнаго участія въ трудныя минуты, если не отъ васъ!
Бдная мистриссъ Робартсъ не знала что на это отвчать. Нсколько мсяцевъ тому назадъ, до прізда Люси, она бы съ полною искренностью сказала, что, посл мужа, ей всхъ ближе и дороже на свт леди Лофтонъ и ея семейство. Даже теперь, малйшее равнодушіе съ ея стороны казалось ей самой такою черною неблагодарностью! Съ самаго дтства она привыкла любить и почитать леди Лофтонъ, привыкла видть въ нея идеалъ женскаго совершенства. Она слпо перенимала мннія леди Лофтонъ, невольно раздляла ея симпатіи и антипатіи. Но теперь, казалось, вдругъ пошатнулись вс понятія, которыя выработались въ всей ея жизни, какъ будто покачнулась почва, на которой она выросла и развилась, а все это потому, что ей пришлось отстаивать золовку, съ которою она и году нтъ какъ познакомилась. Она, конечно, не сожалла ни объ одномъ слов, сказанномъ ею въ защиту Люси. Судьба сблизила ее съ Люси, Люси сестра ей, и она должна стоять за нее какъ за сестру. Но тмъ не мене она чувствовала, какъ ужасна была бы для нея малйшая размолвка съ леди Лофтонъ
— О леди Лофтонъ! промолвила она:— не говорите этого, ради Бога!
— Да я не могу не говорить того, что думаю, душа моя, Фанни. Вы сейчасъ говорили объ облакахъ, омрачающихъ жизнь, неужели вы думаете, что моя жизнь не омрачена этимъ облакомъ? Лудовикъ объявилъ мн, что онъ любитъ миссъ Робартсъ, а вы мн говорите, что и она привязалась къ нему, и вотъ теперь мн приходится ршать судьбу ихъ. Она сама возложила на меня эту обязанность.
— Милая леди Лофтонъ! воскликнула мистриссъ Робартсъ, вскочивъ съ своего мста. Ей на минуту показалось, что вс затрудненія сразу будутъ покончены великодушнымъ ршеніемъ ея старой пріятельницы.
— А между тмъ, я не могу одобрить этотъ бракъ, сказала леди Лофтонъ.
Мистриссъ Робартсъ сла на свое мсто, не сказавъ ни слова.
— А разв это мн не грустно? продолжала миледи.— Не думайте, чтобы мн все доставалось такъ легко. Лудовикъ скоро долженъ возвратиться домой, а вмсто того чтобы радоваться его прізду, я почти боюсь его. Я готова пожелать, чтобъ онъ подольше пробылъ въ Норвегіи, чтобъ онъ тамъ остался нсколько мсяцевъ. А въ добавокъ ко всему, я вижу, Фанни, что вы нисколько мн не сочувствуете.
Выговоривъ эти слова медленнымъ, печальнымъ, строгимъ тономъ, леди Лофтонъ встала, чтобъ уйдти. Разумется, мистриссъ Робартсъ не отпустила ея безъ увреній, что она ей сочувствуетъ отъ глубины души, любитъ ее по прежнему. Но гораздо легче уязвить сердце друга чмъ исцлить нанесенную рану, и леди Лофтонъ ушла въ самомъ грустномъ настроеніи духа. Она была женщина съ повелительнымъ нравомъ, она любила на своемъ поставить, и можетъ-быть слишкомъ много придавала цны мірскимъ почестямъ и отличіямъ, которыми окружила ее судьба: но она не могла огорчать людей, дорогихъ ея сердцу, не страдая глубоко за нихъ.

ГЛАВА XLII.

Лтніе знойные дни, въ конц іюня и начал іюля, довольно грустно тянулись для мистера Соверби. По просьб сестры, онъ отправился въ Лондонъ, и тамъ провелъ нсколько времени въ дловыхъ переговорахъ. Пришлось ему познакомиться съ совершенно новыми лицами, съ легистами миссъ Данстеблъ, медленными, осторожными старичками, которые безъ зазрнія совсти задерживали его у себя по цлымъ часамъ, толкуя съ нимъ о разныхъ постороннихъ предметахъ, или же предоставляя ему развлекать себя разговоромъ съ ихъ клерками. Для мистера Соверби крайне важно было уладить вс дла какъ можно скоре, а эти господа, которымъ поручено было все привести въ законный порядокъ, какъ будто находили особое удовольствіе въ продленіи разныхъ формальностей. При этомъ, ему не разъ приходилось бывать въ Саутъ-Одле-Стрит, что для него было еще тягостне, его знакомые въ Саутъ-Одле-Стрит встрчали его все мене и мене учтиво. Они, конечно, успли разузнать, что мистеръ Соверби уже не пользуется покровительствомъ герцога, и даже покусился вступить съ нимъ въ открытую борьбу и идти противъ герцога на предстоявшихъ выборахъ.
— Чальдикотсъ, замтилъ старый мистеръ Гемишенъ юному мистеру Геджби,— Чальдикотсъ — статья поконченая для Соверби. И какая ему польза оттого, будетъ ли помстье принадлежать герцогу или миссъ Данстеблъ! Я, съ своей стороны, не могу понять, какая ему охота отдавать свое родовое имніе въ руки какой-нибудь аптекарской дочки, у которой деньги до сихъ поръ пахнутъ дурными лкарствами! И притомъ, продолжалъ Гемишенъ.— Соверби обнаружилъ тутъ черную неблагодарность. Онъ, въ продолженіи двадцати пяти лтъ, былъ выбираемъ въ члены за графство безъ малйшихъ хлопотъ и издержекъ, а теперь когда пришло время разчесться, онъ платить не хочетъ.
Мистеръ Гемишенъ называлъ это чистымъ надувательствомъ, по его мннію, мистеръ Соверби кругомъ надулъ герцога. И потому легко себ представить, что посщенія въ Саутъ-Одле-Стритъ не слишкомъ-то были пріятны для мистера Соверби.
А тамъ распространился слухъ между честною братіей Тозеровъ и имъ подобныхъ, что можно еще высосать нсколько капель крови изъ бренныхъ останковъ Соверби. Въ грязномъ трактир стало извстно, что богатая миссъ Данстеблъ взялась уплатить его долги. Братъ Тома Тозера уврялъ, что она непремнно выйдетъ замужъ за Соверби, и что вскор каждый клочокъ бумаги, подписанный его именемъ, будетъ имть цнность банковаго билета, но самъ Томъ Тозеръ, главное лицо въ этомъ семейств, только насмшливо посвистывалъ, и съ презрніемъ относился о мягкосердечіи и легковріи брата. Онъ все видлъ гораздо ясне. Миссъ Данстеблъ хотла выкупить почтеннаго сквайра, такъ чортъ побери! выкупала она также и ихъ, Тозеровъ, вмст съ другими. Тозеры знали себ цну, вслдствіе чего, оба брата принялись работать дятельне обыкновеннаго.
Мистеръ Соверби всячески старался удаляться отъ нихъ и отъ всей ихъ братіи, но часто его старанія были напрасны. Какъ только удалось ему вырваться на нсколько дней изъ рукъ юристовъ, онъ ухалъ въ Чальдикотсъ, но Томъ Тозеръ, съ свойственною ему насточивостью, послдовалъ за нимъ даже туда, и просилъ слугу доложить о его прибытіи.
— Мистера Соверби нтъ теперь дома, сказалъ слуга, хорошо знавшій свое дло.
— Такъ я подожду его, сказалъ Томъ Тозеръ, усаживаясь на одного изъ каменныхъ грифоновъ, украшавшихъ по обимъ сторонамъ широкіе приступки крыльца. И такимъ образомъ, мистеръ Тозеръ добился своей цли. Соверби все еще надялся быть выбраннымъ въ представители графства, онъ не могъ допустить, чтобы враги стали разказывать, что онъ прячется отъ кредиторовъ. Миссъ Данстеблъ, уговариваясь съ нимъ, непремнно потребовала, чтобъ онъ явился кандидатомъ на выборахъ.
Она забрала себ въ голову, что герцогъ поступалъ съ ней не хорошо и ршилась отплатить ему.
— Герцогъ довольно долго распоряжался здсь, говорила она,— посмотримъ, не удастся ли чальдикотской партіи выбрать члена за графство вопреки желаніямъ его милости.
Самъ мистеръ Соверби такъ былъ измученъ разными хлопотами, что охотно отступилъ бы, но миссъ Данстеблъ и слышать объ этомъ не хотла, и онъ былъ принужденъ повиноваться ей. Вотъ почему мистеру Тозеру удалось добиться свиданія съ мистеромъ Соверби. Однимъ изъ послдствій ихъ разговора было слдующее письмо, написанное мистеромъ Соверби къ Марку Робартсу:

‘Любезный Робартсъ!

‘Я въ настоящую минуту такъ измученъ собственными нспріятными хлопотами, что почти не могу заботиться о чужихъ длахъ. Говорятъ, будто бы счастье длаетъ человка эгоистомъ, я этого не испыталъ, но знаю наврное, что несчастіе дйствуетъ именно такимъ образомъ на людей. Тмъ не мене меня сильно тревожатъ ваши векселя…’
— Мои векселя! невольно повторилъ Робартсъ, расхаживая съ письмомъ по алле своего сада. Это происходило дня два посл его свиданія съ барчестерскимъ юристомъ.
‘…и я былъ бы душевно радъ, еслибы могъ избавить васъ отъ дальнйшихъ непріятностей. Этотъ алчный ястребъ, Томъ Тозеръ, былъ сейчасъ у меня и требовалъ уплаты по обоимъ векселямъ. Онъ объявилъ мн наотрзъ, что не сбавитъ ни шиллинга съ этихъ девяти сотъ фунтовъ. Его разманилъ слухъ, будто вс мои долги будутъ теперь уплачиваться. А между тмъ весь смыслъ этой уплаты заключается для меня только въ томъ, что эти несчастныя земли, заложенныя одному богачу, теперь должны перейдти въ руки къ другому. Благодаря этому обмну, чальдикотскій домъ остается въ моемъ распоряженіи еще на одинъ годъ, другой же выгоды мн отъ этого не будетъ. Тозеръ совершенно ошибся въ своихъ разчетахъ, но бда въ томъ, что ударъ его падетъ на васъ, а не на меня.
‘Вотъ что я вамъ предлагаю: заплатимъ ему вмст сто фунтовъ, я какъ-нибудь наберу фунтовъ пятьдесятъ, хотя бы мн пришлось для этого продать мою послднюю, жалкую клячу, я знаю, что и вамъ не трудно будетъ найдти столько денегъ. Посл этого, подпишемъ вмст вексель на восемьсотъ фунтовъ, онъ будетъ совершенъ въ присутствіи Форреста и выданъ ему, и оба старые векселя будутъ выданы вамъ тутъ же, въ собственныя руки. Новому векселю будетъ положенъ срокъ на три мсяца, а въ это время я переверну небо и землю, чтобы включить его въ общій списокъ моихъ долговъ, которые обезпечиваются Чальдикотскимъ помстьемъ.’
Иначе сказать, онъ надялся уговорить миссъ Данстеблъ заплатить эти деньги, какъ часть суммы, покрываемой уже существующею закладной.
‘Вы говорили намедни въ Барчестер, что ни за что не согласитесь подписать новый вексель, это конечно очень благоразумное ршеніе на будущее время. Но вы поступите совершенно безразсудно, если дадите описать все ваше имущество, когда вы имете средство предупредить это. Оставляя вексель въ рукахъ у Форреста, вы совершенно оградите себя отъ. козней всхъ этихъ жидовъ Тозеровъ. Если мн и удастся уплатить вексель въ теченіи этихъ трехъ мсяцевъ, то Форрестъ поможетъ вамъ какъ-нибудь поудобне разсрочить платежъ.
‘Ради самого Бога, согласитесь на это, другъ мои. Вы не можете себ представить какъ меня пугаетъ мысль, что белигры со дня на день могутъ ворваться въ гостиную вашей жены. Я знаю, что вы дурнаго мннія обо мн, и меня это не удивляетъ. Но вы были бы ко мн снисходительне, еслибы знали, какъ страшно я наказанъ. Умоляю васъ, напишите мн, что вы согласны на мое предложеніе.

‘Преданный вамъ.
‘Н. Соверби.’

Въ отвтъ на это письмо, Маркъ Робартсъ написалъ слдующія дв строчки:

‘Любезный Соверби,

Ни за что въ мір, не подпишу ни одного векселя.

‘Преданный вамъ,
‘Маркъ Робартсъ.’

Написавъ этотъ отвтъ и показавъ его жен, онъ вернулся въ садъ, и тамъ расхаживалъ взадъ и впередъ по дорожк, отъ времени до времени пересматривая письмо Соверби и припоминая вс обстоятельства своей прежней дружбы съ нимъ.
Ужь одно то, что такой человкъ когда-то считался его другомъ, было постыдно для него. Мистеръ Соверби такъ хорошо зналъ себя и свою репутацію, что и самъ не предполагалъ, чтобы кто-нибудь положился на его слово, даже въ такомъ дл, гд требуется лишь самая обыкновенная честность. ‘Старые векселя будутъ выданы вамъ въ собственныя руки,’ говорилъ онъ въ своемъ письм, сознавая, что безъ такого обезпеченія, Маркъ никакъ не могъ бы довриться ему. Этотъ знатный джентльменъ, представитель графства, владлецъ Чальдикотса, съ которымъ Марку когда-то было такъ лестно сблизиться, дошелъ наконецъ до такой степени униженія, что пересталъ говорить о себ, какъ о честномъ человк. Всякое подозрніе казалось ему теперь совершенно естественнымъ. Онъ зналъ, что никто не можетъ поврить его слову, изустному или письменному, и вовсе этимъ не смущался.
А было время, когда Маркъ гордился дружбою этого человка! Изъ-за него онъ готовъ былъ разссориться съ леди Лофтонъ, изъ-за него отказался онъ отъ лучшихъ своихъ намреній и ршеній. Теперь расхаживая по саду съ письмомъ въ рукахъ, онъ невольно переносился въ тотъ день, когда онъ писалъ изъ школы мистеру Соверби, что прідетъ къ нему въ Чальдикотсъ. Онъ такъ жадно ухватился за это удовольствіе, что даже не захотлъ напередъ переговорить съ женою. Онъ припомнилъ также, какъ его завлекли къ герцогу Омніуму, припомнилъ свое смутное предчувствіе, что не къ добру поведетъ его эта поздка. Потомъ тотъ вспомнилъ послдній вечеръ въ комнат Соверби, когда тотъ предложилъ ему подписать вексель, и Маркъ согласился, не изъ желанія помочь другу, но просто потому что не сумлъ ему отказать. У него не достало духу сказать нтъ, хотя онъ сознавалъ все безразсудство своего поступка. У него не достало духу сказать нтъ, и черезъ это онъ погубилъ и себя, и все свое семейство.
Мн приходилось много говорить о священникахъ, но я боле обращалъ вниманія на ихъ отношенія къ обществу чмъ на ихъ священническую дятельность. Въ противномъ случа я бы нашелся вынужденнымъ затрогивать разные вопросы, по которымъ я вовсе не былъ намренъ высказывать свое мнніе, мн бы пришлось завалить свою повсть проповдями или низвести свои проповди до романа. И потому я почти ничего не говорилъ о дятельности Марка Робартса какъ священника.
Не слдуетъ однако заключать изъ этого, чтобы мистеръ Робартсъ равнодушно смотрлъ на обязанности, возложенныя на него саномъ. Онъ былъ не прочь отъ удовольствій и завлекся ими, что часто бываетъ съ молодыми двадцати-шести-лтними людьми, когда они совершенно независимы и пользуются нкоторыми денежными средствами. Еслибъ онъ до этихъ лтъ оставался простымъ куратомъ, и жилъ подъ постояннымъ надзоромъ старшаго, мы готовы поручиться, что онъ и не подумалъ бы выдавать на свое имя векселя, здить на охоту, посщать такія мста какъ Гадеромъ-Касслъ. Быаютъ люди, которые и въ двадцать шесть лтъ совершенно тверды въ своихъ правилахъ, которые пожалуй способны быть первенствующими министрами, директорами учебныхъ заведеній, судьями, можетъ-быть даже епископами, но Маркъ Робартсъ не принадлежалъ къ ихъ числу. Въ немъ было много хорошихъ элементовъ, но ему не доставало твердости, чтобъ эти элементы постоянно приводитъ въ дйствіе. Характеръ его слагался довольно медленно, и потому у него не достало силъ устоять противъ искушенія.
Но онъ глубоко и искренно сокрушался надъ своею слабостью, не разъ, въ минуты горькаго раскаянія, онъ давалъ себ слово бодро и твердо приняться за священное, возложенное на него дло. Не разъ припоминались ему слова мистера Кролея, и теперь, сжимая въ рук письмо Соверби, онъ невольно повторялъ ихъ про себя: ‘Страшно такое паденіе, страшно оно само по себ, а еще страшне при мысли о томъ, какъ трудно встать опять на ноги. Да трудно,— и трудность эта возрастаетъ въ страшной пропорціи! Неужели дошло до того, что ему и подняться нельзя,— что у него уже на всегда отнята возможность держать прямо свою голову, съ чистою совстью, какъ слдуетъ пастырю душъ? А всему виною Соверби: онъ погубилъ его, онъ довелъ его до этого униженія. Но, съ другой стороны, не расплатился ли съ нимъ Соверби? Не ему ли онъ обязанъ своимъ мстомъ въ барчестерскомъ капитул? Въ эту минуту Маркъ былъ человкъ бдный, раззоренный, но тмъ не мене онъ пожелалъ въ душ своей отказаться отъ участія въ выгодахъ барчестерскаго капитула.
— Я откажусь отъ этой бенефиціи сказалъ онъ жен въ этотъ самый вечеръ,— я ршился.
— Однако, Маркъ, не подастъ ли это повода къ толкамъ? не будутъ вс находить это очень страннымъ?
— Пустъ говорятъ что хотятъ! Боюсь, милая Фанни, что будетъ поводъ говорить объ насъ еще гораздо хуже.
— Никто не можетъ упрекнуть тебя ни въ чемъ несправедливомъ или безчестномъ. Если есть на свт такіе люди какъ мистеръ Соверби…
— Его вина меня нисколько не оправдываетъ.
Въ раздумьи, онъ опустилъ голову, жена, сидла воэл него, молча и держа его за руку.
— Не пугайся, Маркъ, сказала она наконецъ,— все какъ-нибудь уладится. Нсколько сотенъ фунтовъ не могутъ же раззорить тебя совершенно.
— Да не въ деньгахъ дло, не въ деньгахъ!
— Вдь ты ничего не сдлалъ дурнаго, Маркъ!
— Какъ пойду я въ церковь, какъ займу свое мсто передъ народомъ: когда вс будутъ знать, что въ моемъ дом распоряжаются белигры.
Тутъ, опустивъ голову на столъ, онъ громко зарыдалъ.
На другой день, вечеромъ, къ дверямъ викарства подъхалъ самъ мистеръ Форрестъ, главный директоръ барчестерскаго банка, мистеръ Форрестъ, на котораго Соверби постоянно указывалъ какъ на какого-то deus ex machina, могущаго тотчасъ же отразить всю семью Тозеровъ, и сразу заткнуть имъ глотку. Мистеръ Форрестъ готовъ былъ сдлать все это, пусть только Маркъ доврится ему и согласится подписать вс предлагаемыя имъ бумаги.
— Это очень непріятное дло, сказалъ мистеръ Форрестъ, оставшись наедин съ Маркомъ въ его кабинет, и Маркъ съ этимъ согласился.
— Мистеръ Соверби угодилъ васъ въ руки самыхъ отъявленныхъ мошенниковъ въ цломъ Лондон.
— Я такъ и думалъ, Керлингъ мн то же самое говорилъ.
Керлингъ былъ барчестерскій легистъ, съ которымъ онъ недавно совтовался.
— Керлингъ грозилъ имъ обличить ихъ ремесло, но одинъ изъ нихъ, какой-то Тозеръ, отвчалъ ему, что вы гораздо больше ихъ потеряете черезъ огласку. Этого мало, онъ объявилъ, что если дло дойдетъ даже до суда присяжныхъ, онъ все таки свое возьметъ. Онъ клялся, что выплатилъ сполна вс деньги за эти векселя, и хоть это конечно не правда, однако я боюсь, что намъ довольно трудно будетъ опровергнуть его показаніе. Онъ очень хорошо знаетъ, что за васъ, какъ за духовное лицо, онъ можетъ крпче ухватиться чмъ за всякаго другаго, и этимъ пользуется.
— Все безчестіе падетъ на Соверби, сказалъ Робартсъ, забывая на время правило христіанскаго всепрощенія.
— Къ сожалнію, самъ мистеръ Соверби въ такомъ же почти положеніи, какъ Тозеры. Онъ это безчестіе не приметъ такъ къ сердцу, какъ вы.
— Я постараюсь вынести его какъ могу, мистеръ Форрестъ.
— Позвольте мн дать вамъ совтъ, мистеръ Робартсъ… Можетъ-быть, мн слдуетъ передъ вами извиниться за мое непрошенное вмшательство, но такъ какъ векселя прошли черезъ мою контору, то я поневол узналъ вс обстоятельства….
— Я вамъ чрезвычайно благодаренъ, сказалъ Маркъ.
— Вамъ придется заплатить всю эту сумму, или по крайней мр большую часть ея. Можетъ-быть эти хищныя птицы что-нибудь сбавятъ, если имъ предложить наличныя деньги. Дло вамъ обойдется, можетъ-быть, въ 750 или 800 фунтовъ.
— Да у меня нтъ въ рукахъ и четверти этой суммы.
— Я тагъ и думалъ. Но вотъ что я вамъ предложу: займите эти деньги въ банк, на собственную отвтственность, съ поручительствомъ кого-нибудь изъ вашихъ друзей, хоть бы напримръ лорда Лофтона.
— Нтъ, мистеръ Форрестъ…
— Выслушайте меня сперва. Если вы ршитесь сдлать этотъ заемъ, вы конечно должны приготовиться выплатить его изъ собственнаго кармана, не надясь ни на какую помощь со стороны мистера Соверби.
— Ужь конечно, я не понадюсь на мистера Соверби, въ этомъ вы можете быть уврены.
— Я хочу сказать, что вы должны привыкнуть смотрть на этотъ долгъ какъ на вашъ собственный. Въ такомъ случа, вамъ не трудно будетъ, при вашемъ доход, уплатить его изъ со всми процентами въ теченіи двухъ лтъ. Если лордъ Лофтонъ согласится поручиться за васъ, я распредлю векселя на разные сроки въ этотъ промежутокъ времени. Огласки не будетъ никакой, и черезъ два года вы освободитесь отъ всхъ долговъ. Могу васъ уврить, мистеръ Робартсъ, что многіе гораздо дороже платились за свою опытность.
— Мистеръ Форрестъ, объ этомъ и рчи не можетъ быть.
— Вы полагаете, что лордъ Лофтонъ не захочетъ за васъ поручиться?
— Я ни за что не стану просить его объ этомъ, но не въ этомъ только дло. Вопервыхъ, мои доходы будутъ вовсе не такъ значительны, какъ вы думаете, я вроятно откажусь отъ бенефиціи.
— Вы хотите отказаться отъ бенефиціи? Отъ мста, дающаго шестьсотъ футовъ въ годъ?
— Затмъ, я ршился не выдавать никакихъ новыхъ векселей. Я получилъ страшный урокъ, и надюсь, буду помнить его.
— Такъ что же вы намрены длать?
— Ничего!
— Такъ эти люди опишутъ и продадутъ у васъ все до послдняго стула. Они знаютъ, что вашего имущества достанетъ на уплату долга.
— Пусть продаютъ, если они имютъ на то законное право.
— И весь свтъ объ этомъ узнаетъ.
— Такъ и слдуетъ. Всякій долженъ платиться за свои ошибки. Дорого бы я далъ, чтобы наказаніе пало на меня одного!
— Вотъ въ томъ-то и дло, мистеръ Робартсъ. Подумайте о томъ, что придется вынести вашей жен. Право, послушайтесь моего совта. Я увренъ, лордъ Лофтонъ…
Но имя лорда Лофтона и воспоминаніе о Люси придали ему силы. Онъ вспомнилъ также о несправедливыхъ укорахъ, которые длалъ ему въ Лондон лордъ Лофтонъ, и почувствовалъ, что къ нему невозможно обратиться въ подобномъ дл. Не лучше ли во всемъ признаться леди Лофтонъ? Онъ зналъ наврное, что она бы выручила изъ бды во что бы то ни стало. Но онъ никакъ не ршался просить ея помощи.
— Благодарю васъ, мистеръ Форрестъ, я остаюсь при своемъ ршеніи. Не думайте однако, чтобъ я не умлъ цнить помощь, которую вы мн предлагаете, я знаю, что она вполн безкорыстна. Но я ршительно могу сказать, что даже въ предотвращеніе этой страшной бды, я не соглашусь подписать ни одного новаго векселя, даже еслибы вы не потребовали посторонняго поручительства.
Мистеру Форресту оставалось только хать назадъ въ Барчестеръ. Онъ сдлалъ все, что могъ, для молодого священника, и можетъ-быть, съ житейской точки зрнія, совтъ его былъ хорошъ. Но Марка пугало самое слово: вексель.
— Кажется у тебя былъ банкиръ? спросила Фанни, входя къ нему въ комнату, когда стихъ стукъ колесъ.
— Да, мистеръ Форрестъ.
— Такъ что же, другъ мой?
— Мы теперь должны быть готовы на все.
— Ты уже не будешь подписывать никакихъ бумагъ, не правда ли, Маркъ?
— Нтъ, я сейчасъ наотрзъ отказался отъ этого.
— Въ такомъ случа, я все могу вынести! Но только, милый, безцнный Маркъ, ты позволишь мн сказать объ этомъ леди Лофтонъ?
Какова бы ни была его ошибка, ему тяжело приходилось раскаиваться въ ней!

ГЛАВА XLIII.

Прошелъ цлый мсяцъ, а положеніе нашихъ фремлейскихъ друзей не улучшилось ничмъ. Все еще висла надъ ними грозная туча, готовая разразиться съ минуты на минуту. Мистеръ Робартсъ безпрестанно получалъ письма отъ разныхъ лицъ, очевидно, дйствовавшихъ въ интерес Тозеровъ, вс эти письма пересылалъ онъ къ мистеру Керлингу, барчестерескому легисту. Нкоторыя изъ этикъ писемъ заключали въ себ смиренныя просьбы объ уплат векселей, въ нихъ говорилось, что несчастная вдова съ тремя малолтными дтьми затратила весь свой капиталъ, полагаясь на подпись мистера Робартса, что она теперь умираетъ съ голоду со всмъ своимъ семействомъ, потому что мистеръ Робартсъ отказывается отъ своихъ денежныхъ обязательствъ. Но большая часть писемъ были наполнены угрозами…. Ему давали всего два дня сроку, посл чего белигры должны были явиться къ нему въ домъ, потомъ изъ жалости соглашались отсрочить его гибель еще на одинъ день,— но чтобы посл этого онъ уже не ждалъ себ помилованія. Вс эти письма были немедленно отправляемы къ мистеру Керлингу, который не обращалъ вниманія на каждое изъ нихъ въ отдльности, но старался вообще, по мр возможности, предупредить бду.
По его совту, мистеръ Робартсъ согласился признать второй вексель и взялся уплатить его въ теченіе четырехъ мсяцевъ, въ два пріема, по 250 фунтовъ, онъ предложилъ это Тозерамъ, объявивъ имъ, что, если они не согласны на эти условія, то могутъ требовать свои деньги законнымъ путемъ. Тозеры не приняли этого предложенія, и дло остановилось на этомъ.
А между тмъ бдная мистриссъ Робартсъ становилась все печальне и блдне. Люси все еще жила въ Гоггльсток и тамъ распоряжалась полною хозяйкой. Бдная мистриссъ Кролей была совсмъ при смерти, нсколько дней она лежала въ бреду, и потомъ еще слабость ея была такъ велика, что она никого не узнавала, наконецъ опасность миновалась, и можно было обнадежить мистера Кролея, что онъ не останется вдовцомъ, и дти его не будутъ сиротами. Въ продолженіе этихъ трехъ-четырехъ недль, Люси не видалась ни съ кмъ изъ родныхъ. ‘Стоитъ ли изъ-за такихъ пустяковъ подвергать васъ зараз?’ говорила она въ своихъ письмахъ, которыя бережно обкуривались прежде чмъ ихъ распечатывали въ Фремле. Итакъ, она не выхала изъ Гоггльстока, а маленькіе Кролей жили въ Фремле, по истеченіи должнаго срока, имъ отвели комнату въ самомъ дом, хотя со дня на день можно было ожидать, что все, даже кроватки, на которыхъ они спали, будутъ взяты и проданы для уплаты долговъ мистера Соверби.
Люси, какъ уже сказано, сдлалась полною хозяйкой въ Гогльсток, и совершенно забрала въ руки мистера Кролея. Изъ Фремле-Корта безпрестанно присылались разные бульйоны, варенія, фрукты, даже масло, и Люси все это выкладывала на столъ, передъ самымъ его носомъ, и онъ уже не протестовалъ. Не могу сказать, чтобъ онъ очень наслаждался этими лакомствами, однако, онъ пилъ свой чай, несмотря на то, что въ немъ были фремлейскія сливки. Вообще, онъ безусловно поддался вліянію Люси, онъ только всплеснулъ руками съ глубокимъ вздохомъ, заставши ее разъ занятую штопаніемъ его рубашекъ.
Онъ рдко предавался передъ ней изъявленіямъ благодарности. Иногда имъ случалось разговориться по вечерамъ, но онъ рдко касался теперешней ихъ жизни. Онъ чаще всего говорилъ о религіи, не обращаясь къ Люси лично съ увщаніями, но просто излагая свои воззрнія, какова, по его мннію, должна быть жизнь истиннаго христіянина, и въ особенности священника.
— Но, хотя я и ясно все это вижу, миссъ Робартсъ, говорилъ онъ,— а долженъ вамъ признаться, что никто чаще меня не спотыкался, не сбивался съ пути. Я отрекся отъ дьявола и отъ длъ его, но только на словахъ,— только на словахъ! Какъ человку распять внутри себя ветхаго Адама, если онъ не падетъ во прахъ и не сознается въ собственной немощи?
Какъ ни часто повторялись эти жалобы, Люси выслушивала ихъ терпливо, стараясь утшить и пріободрить его, но потомъ, когда кончался разговоръ, она опять забирала власть въ свои руки, и заставляла его безусловно покоряться всмъ ея хозяйственнымъ распоряженіямъ.
Къ концу мсяца, лордъ Лофтонъ прибылъ въ Фремле-Кортъ. Его пріздъ былъ совершеннымъ сюрпризомъ, хотя, какъ онъ замтилъ матери, когда она выразила ему эту нечаянность, что онъ пріхалъ именно въ назначенный срокъ.
— Мн нечего и говорить теб, Лудовикъ, какъ я рада твоему прізду, сказала она, съ любовью глядя ему въ лицо,— тмъ боле что я, признаться, не ожидала тебя видть такъ скоро.
Въ первый вечеръ онъ не говорилъ съ матерью о Люси, хотя и была рчь о Робартсахъ.
— Я боюсь, что мистеръ Робартсъ сильно запутался, сказала леди Лофтонъ, серіозно покачавъ головою.— До меня доходятъ самые печальные слухи. Я еще не говорила объ этомъ ни съ нимъ, ни даже съ Фанни, но я вижу по ея лицу, я слышу по ея голосу, что надъ ней тяготетъ страшное горе.
— Я знаю все это дло, сказалъ лордъ Лофтонъ.
— Какимъ же образомъ ты это знаешь, Лудовикъ?
— Всему причиной мой любезный пріятель, мистеръ Соверби. Маркъ имлъ неосторожность поручиться за него, онъ самъ разказывалъ мн это.
— Зачмъ же онъ здилъ въ Чальдикотсъ? Зачмъ же онъ связывался съ такими людьми? Это ему совершенно непростительно.
— Не забудьте, мама, что съ Соверби онъ познакомился черезъ меня.
— Я тутъ не вижу никакого оправданія. Разв ему необходимо сближаться со всми твоими знакомыми? По твоему положенію въ свт, ты поневол долженъ сталкиваться со множествомъ людей, которые вовсе не годятся въ товарищи приходскому священнику. Странно, что онъ самъ этого не понимаетъ. Съ какой стати онъ здилъ въ Гадеромъ-Касслъ?
— Онъ этому обязанъ своею бенефиціей въ барчестерскомъ капитул.
— Лучше бы ему было обойдтись безъ этой бенефиціи. Сама Фанни это чувствуетъ. Зачмъ ему содержать два дома? Да притомъ, эти пребенды собственно назначены для людей постарше его, для людей заслуженныхъ, которымъ нужно отдохнуть подъ старость лтъ. Гораздо бы лучше, еслибъ онъ не принималъ этой пребенды.
— Не такъ легко отказаться отъ шестисотъ фунтовъ врнаго дохода, сказалъ Лофтонъ вставая, и уходя изъ комнаты.
— Если Маркъ точно запутался, сказалъ онъ поздне вечеромъ,— нужно какъ нибудь помочь ему.
— То-есть, заплатить его долги?
— Да. У него нтъ другихъ долговъ кром этихъ векселей, въ которыхъ онъ поручился.
— Сколько же это составитъ, Лудовикъ?
— Какихъ-нибудь тысячу фунтовъ или около того. Я достану эти деньги, но только, мама, мн уже нельзя будетъ тогда расплатиться съ вами такъ скоро, какъ бы я желалъ.
Но тутъ леди Лофтонъ нжно обняла его, и объявила, что никогда не проститъ ему, если онъ еще проронитъ слово объ ея маленькомъ подарк. Мн кажется, что для матери не можетъ быть большей отрады, какъ отдавать свои деньги единственному сыну.
О Люси въ первый разъ было упомянуто на другое утро, за завтракомъ. Лордъ Лофтонъ ршился переговорить съ матерью прежде чмъ отправится къ Робартсамъ, но случилось такъ, что леди Лофтонъ сама о ней заговорила по поводу болзни мистриссъ Кролей, она разказала сыну, какимъ образомъ всхъ четырехъ дтей перевезли въ викарство.
— Я должна сказать, что Фанни поступила превосходно, сказала леди Лофтонъ, — впрочемъ, иного и ожидать отъ нея нельзя. То же можно сказать и о миссъ Робартсъ, прибавила она нсколько принужденнымъ тономъ.— Миссъ Робартсъ осталась въ Гоггльсток, она ухаживала за мистриссъ Кролей въ продолженіи всей ея болзни.
— Какъ? Она осталась въ Гоггльсток? Въ самомъ мст заразы? воскликнулъ молодой лордъ.
— Да, отвчала леди Лофтонъ.
— И она тамъ до сихъ поръ?
— Да, и кажется еще не собирается ухать.
— Да это ни на что не похоже! Какъ можно было допустить это?
— Но вдь на это была ея собственная воля, Лудовикъ.
— О да, конечно, я понимаю. Да зачмъ же было жертвовать ею? Разв нельзя было нанять сидлку? Разв необходимо было нужно ей самой оставаться цлый мсяцъ у постели больной въ заразительной горячк? Какая же тутъ справедливость!
— Справедливость, Лудовикъ? Не знаю была ли тутъ справедливость, но было много христіанской любви и милосердія. Мистриссъ Кролей вроятно обязана жизнью попеченіямъ миссъ Робартсъ.
— Она заболла сама? Она больна теперь? Скажите мн всю правду! Я самъ отправлюсь въ Гоггльстокъ тотчасъ же посл завтрака.
Леди Лофтонъ ничего не отвчала на это. Если Лудовикъ непремнно хотлъ отправиться въ Гоггльстокъ, она не могла удержать его. Но ей казалось, что это было бы крайне безразсудно. Она думала про себя, что онъ точно также доступенъ для заразы какъ и Люси Робартсъ, да притомъ же изголовье больной мистриссъ Кролей не совсмъ приличное мсто для свиданія между двумя влюбленными. Вообще, ей казалось въ эту минуту, что судьба довольно жестоко поступаетъ съ нею по отношенію къ миссъ Робартсъ. Она считала своимъ долгомъ уменьшать, сколько она могла это сдлать безъ несправедливости, высокое понятіе, которое ея сынъ составилъ себя о достоинствахъ молодой двушки, а теперь ей пришлось, напротивъ того, расхваливать ее. Леди Лофтонъ была женщина вполн искренняя и правдивая. Даже для того чтобы достигнуть своей цли въ такомъ важномъ вопрос, она не способна была не только покривить душою, но даже искусно смолчать при случа, тмъ не мене, ей трудно было помириться съ необходимостью превозносить при сын добродтели Люси.
Посл завтрака, леди Лофтонъ встала съ мста, не высказывая однако намренія уйдти изъ комнаты. Ей очень хотлось, по своему обыкновенію, спросить сына о томъ что онъ собирается длать въ это утро, но на этотъ разъ у нея не доставало духу сдлать такой вопросъ. Вдь онъ объявилъ ей за минуту назадъ, куда онъ намренъ отправиться.
— Я тебя увижу за полдникомъ? сказала она наконецъ.
— За полдникомъ? Не знаю, право. Но, послушайте, матушка, что мн сказать миссъ Робартсъ, когда я увижу ее?
И онъ остановился у камина, глядя ей прямо въ лицо.
— Ты спрашиваешь, что теб ей сказать, Лудовикъ?
— Да, что мн ей сказать — отъ васъ? Могу ли я ее уврить, что вы готовы принять ее какъ невстку, какъ дочь?
— Лудовикъ, я уже все объяснила самой миссъ Робартсъ.
— Что же вы ей объяснили?
— Я ей сказала, что такой бракъ не поведетъ къ вашему обоюдному счастію.
— А зачмъ вы это говорили ей? Зачмъ вы взялись судить за меня, какъ будто бы я ребенокъ? Матушка, вы должны отказаться отъ своихъ словъ.
Онъ выговорилъ это почти повелительнымъ тономъ, не какъ просьбу, а какъ требованіе.
Она стояла рядомъ съ нимъ, опираясь рукою на столъ, и посматривала на него съ какимъ-то испугомъ, леди Лофтонъ только одного на свт и боялась — причинить неудовольствіе Лудовику. Можно сказать безъ преувеличенія, что она жила и дышала только имъ. Еслибъ ей пришлось разссориться съ нимъ, какъ иныя ея знакомыя разссорились съ сыновьями, то для нея все было бы кончено въ жизни. Какъ люди иногда напередъ ршаются лишить себя жизни въ извстномъ случа, такъ и она ршилась бы разстаться съ сыномъ, еслибы того потребовали обстоятельства. Даже изъ любви къ нему, она не была бы способна поступить противъ совсти, противъ своихъ убжденій. Если окажется необходимымъ, чтобы все счастье ея жизни была разрушено въ одно мгновеніе, она должна покориться этому ршенію, и терпливо ждать, чтобы Богъ взялъ ее изъ этого мрачнаго міра.
— Я уже прежде говорилъ вамъ, матушка, что я ршился окончательно, и просилъ вашего согласія, теперь вы успли все обдумать какъ слдуетъ, и я повторяю свою просьбу. Я имю причины думать, что не будетъ никакихъ препятствій къ моему браку, если вы радушно протянете руку миссъ Робартсъ.
Итакъ, все зависло отъ ршенія леди Лофтонъ, но, какъ ни любила она повелвать и распоряжаться, въ эту минуту она душевно желала бы устранить отъ себя подобную отвтственность. Еслибъ ея сынъ женился на Люси, не спрашивая ея совта, и привезъ домой молодую жену, она бы конечно простила ему, и хотя бы не могла одобрить этого брака, однако вроятно кончила бы тмъ, что приняла бы очень ласково невстку. Но теперь ей приходилось разсудить все самой. Если ея сынъ ошибется, это ляжетъ ей на совсть. Какъ же ей выразить свое согласіе на поступокъ, который она въ душ считала совершенно неразумнымъ?
— Или вы знаете что-нибудь неблагопріятное для нея, что-нибудь такое, почему бы вы не желали видть ее моею женой? продолжалъ онъ.
— Если ты спрашиваешь моего мннія относительно ея нравственности, то я, конечно, ни въ чемъ не могу упрекнуть ее, отвчала леди Лофтонъ,— но то же самое я могу сказать и обо многихъ другихъ молодыхъ двушкахъ, которыя однако, по моему мннію, вовсе теб не пара.
— Это правда: иныя необразованы, у иныхъ дурной характеръ, другія безобразны, или же имютъ непріятное родство. Я понимаю, что такого рода обстоятельства могутъ вамъ казаться препятствіями. Но все это не иметъ никакого отношенія къ миссъ Робартсъ. Она соединяетъ въ себ все, чего только можно потребовать отъ женщины.
‘Но отецъ ея былъ простой медикъ, она сестра приходскаго священника, ростомъ она всего пять футовъ два дюйма, и такъ смугла!’ Вотъ что могла бы сказать леди Лофтонъ, еслибы захотла откровенно высказать свою мысль, но она на это не ршилась.
— Мн кажется, Лудовикъ, что она не соединяетъ всхъ условій, которыя бы я желала найдти въ твоей жен, былъ ея отвтъ.
— Вы хотите сказать, что она не богата?
— Нтъ, не объ этомъ рчь. Мн бы самой не хотлось, чтобы ты преимущественно смотрлъ на деньги, или вообще слишкомъ много о нихъ заботился. Конечно, еслибы случилось такъ, что у твоей невсты было бы нкоторое состояніе, я бы сочла это за выгоду. Но ради Бога, пойми меня, Лудовикъ: я вовсе не считаю этого необходимымъ условіемъ для твоего счастья. Вовсе не потому, что она не богата…
— Такъ почему же? Сегодня за завтракомъ вы сами же хвалили ея доброе сердце.
— Если я непремнно должна объяснить свою мысль однимъ словомъ, я скажу….
Она пріостановилась, не будучи въ силахъ выдержать нахмуренный взглядъ сына.
— Что же вы скажете? спросилъ лордъ Лофтонъ почти жесткимъ тономъ.
— Не сердись на меня, Лудовикъ, все, что я говорю объ этомъ предмет, все что я думаю, я думаю и говорю единственно для твоего блага. Можетъ ли у меня быть въ жизни другая цль?
И подойдя къ нему ближе, она нжно поцловала его.
— Но скажите же мн наконецъ, матушка, что вы имете противъ Люси, какое же эта страшное слово, которое должно разомъ выразить вс ея погршности и доказать, что она не способна быть хорошею женою?
— Лудовикъ, я этого не говорила, ты самъ это знаешь.
— Какое же это слово, матушка?
Наконецъ леди Лофтонъ ршилась выговорить его:
— Она слишкомъ незначительна. Я сама думаю, что она предобрая двушка, но она не создана для виднаго положенія, до котораго ты хочешь возвысить ее.
— Незначительна!
— Да, Лудовикъ, таково мое мнніе.
— Въ такомъ случа, матушка, вы ея не знаете. Позвольте мн вамъ сказать, что-.вы понятія не имете о миссъ Робартсъ. Изъ всякаго рода пренебрежительныхъ эпитетовъ, она всего мене заслуживаетъ тотъ, который вы сейчасъ употребили.
— Я вовсе не хотла говорить о ней пренебрежительно.
— Слишкомъ незначительна!
— Можетъ-быть, ты не совсмъ понялъ меня, Лудовикъ.
— Вы выразились очень ясно.
— Я хотла сказать, что въ обществ она не суметъ занять мсто, какое должно принадлежать твоей жен.
— Я васъ очень хорошо понимаю.
— Она не суметъ явиться достойною хозяйкой твоего дома.
— Да, понимаю! Вы хотите, чтобъ я женился на какой-нибудь бойкой львиц, на какой-нибудь блорозовой цариц моды, которая запугивала бы маленькихъ людей до глубины ихъ души.
— Ахъ, Лудовикъ, ты кажется, хочешь насмхаться надо мной!
— Ничуть не бывало, могу васъ уврить, что мн въ эту минуту не до смха. Я теперь вижу, что вы оттого только говорите противъ миссъ Робартсъ, что вовсе не знаете ея. Когда вы сблизитесь съ ней, вы убдитесь, что она во всякомъ положеніи суметъ поддержать свое достоинство и достоинство мужа. Могу васъ уврить, что я совершенно покоенъ въ этотъ отношеніи.
— Я думаю, другъ мой, что ты едва ли можешь….
— А я думаю, матушка, что въ такомъ дл я одинъ судья. Мой выборъ сдланъ, и я прошу васъ, матушка, отправьтесь къ ней и привтствуйте (ее какъ дочь. Милая, дорогая мама! я вамъ признаюсь, въ одномъ: я бы не могъ быть счастливъ, при мысли, что вы не любите моей жены.
Эти послднія слова сказалъ онъ такимъ ласковымъ тономъ, что они запали матери прямо въ сердце. Затмъ онъ вышелъ изъ комнаты.
Бдная леди Лофтонъ! Она прислушивалась къ шагамъ сына, пока наконецъ они не стихли. Затмъ она ушла къ себ на верхъ, и принялась за свои обычныя утреннія занятія. Или лучше сказать, она по обыкновенію сла за свой письменный столъ, но была слишкомъ взволнована и озабочена, чтобы взяться за перо. Часто говорила она себ, еще такъ не давно говорила, что сама выберетъ невсту для своего сына, и отъ всей души будетъ любить счастливую избранницу. Она съ радостью уступитъ свой престолъ молодой королев, съ радостью отойдетъ въ свою вдовью тнь, лишь бы только ярче сіяла жена Лудовика. Ея любимыя мечты сосредоточивались на той минут, когда ея сынъ привезетъ домой молодую супругу, избранную ею изъ лучшаго цвта англійскихъ двицъ, и она готова была первая стать жрицей этого новаго кумира. Но могла ли она уступить свой престолъ маленькой Люси Робартсъ? Могла ли она возвести на свое мсто эту двочку, сестру приходскаго викарія? Могла ли она питать безусловное, слпое довріе, кумиротворящую любовь матери, къ этой незначащей крошк, которая за нсколько мсяцевъ передъ тмъ робко сидла въ углу ея гостиной, и не смла ни съ кмъ заговорить?
Леди Лофтонъ сидла въ своемъ кресла, и задавала себ вопросъ, возможно ли, чтобы Люси заняла достойнымъ образомъ престолъ Фремле-Корта. Леди Лофтонъ начинала уже убждаться, что ей не по силамъ будетъ идти противъ ршенія сына, но ея мысли все еще обращались невольно къ Гризельд Грантли. При первой ея попытк осуществить свои мечты, выборъ ея палъ на Гризельду, Попытка не удалась, потому что судьба предназначила для миссъ Грантли иной престолъ еще боле возвышенный въ сужденіи свта. Леди Лофтонъ хотла выдать Гризельду за барона, но судьба пристроила ее за маркиза. Должна ли она этимъ, огорчаться? Должна ли она сожалть о томъ, что миссій Грантли, со всми своими прелестями и добродтелями, будетъ украшать домъ Гартльтоповъ? Леди Лофтонъ, вообще говоря, не очень терпливо выносила неудачи, но на этотъ разъ она испытывала даже нкоторое чувство облегченія, при мысли что на вки расторгнутъ лофтоно-грантлійскій трактатъ. Что еслибъ она достигла цли своихъ желаній, а предметъ ихъ оказался бы не совсмъ удовлетворительнымъ? Въ послднее время, на леди Лофтонъ часто находили сомннія, точно ли Гризельда Грантли была способна осуществить вс ея надежды. Правда, Гризельда смотрла настоящею королевой, но леди Лофтонъ должна была сознаться, что и для королевы не все дло въ наружности. Она сама начинала думать, что судьба очень кстати разстроила ея планы, и что Гризельда гораздо боле подъ пару лорду Домбелло чмъ Лудовику.
Но опять — какая выйдетъ королева изъ Люси? Могутъ ли вассалы королевства съ достодолжнымъ почтеніемъ преклонять колна передъ такою невзрачною королевой? Да при томъ же, всмъ извстно, что царственнымъ лицамъ не подобаетъ соединяться узами брака съ собственными подданными, какъ бы ни стояли они высоко. Люси могла считаться подданною дома Лофтоновъ, такъ какъ она была сестра приходскаго священника и постоянная обывательница Фремлейскаго викарства. Предположивъ даже, что Люси годилась бы въ королевы, что царскій внецъ хорошо бы присталъ ея челу,— какъ быть съ ея братомъ священникомъ? По всмъ вроятіямъ кончилось бы тмъ, что въ Фремле-Корт совсмъ бы не было королевы.
А между тмъ леди Лофтонъ смутно чувствовала, что она должна уступить. Въ этомъ она еще не признавалась себ. Она еще помирилась съ необходимостью протянуть руку Люси и назвать ее дочерью, она еще не сказала этого въ своемъ сердц. Но она уже стала помышлять о высокихъ достоинствахъ миссъ Робартсъ, уже сказала себ, что если она не совсмъ годится въ королевы, то можетъ стать женой въ лучшемъ смысл этого слова. Леди Лофтонъ готова была допустить, что въ этой незначащей оболочк живетъ сильная душа. Очевидно было также, что Люси имла способность, высочайшую въ мір способность, жертвовать собою для другихъ. Впрочемъ, леди Лофтонъ никогда не сомнвалась, что Люси — добрая двушка, въ общепринятомъ смысл этого слова. Притомъ нельзя было отказать ей въ живости ума, въ энергіи, въ этомъ огн, который — увы!— и покорилъ ей лорда Лофтона. Леди Лофтонъ чувствовала, что и сама она можетъ полюбить Люси… Но возможно ли преклонять передъ нею колна и служить ей какъ королев? Какая жалость, что она такъ незначительна!
Какъ бы то ни было однако, мы можемъ сказать, что пока леди Лофтонъ сидла и предавалась размышленіямъ въ своемъ кабинет, звзда Люси Робартсъ мало-по-малу поднималась на горизонт. Въ самомъ дл, не любовь ли была нужне всего для леди Лофтонъ, не любовь ли была для ней насущною, необходимою пищею? Она сама не вполн это сознавала, и даже т, кто зналъ ее близко, едва ли бы отозвались такимъ образомъ. Они бы сказали, что она всего боле питается семейною гордостью, и она сама созналась бы въ этомъ, конечно употребивъ при этомъ другія выраженія.
Честь ея сына! честь ея дома! она часто говорила, что честь эта ей дороже всего на свт. И это отчасти была правда, еслибъ она увидла своего сына опозореннымъ, то она не пережила бы такого бдствія. На первою, ежедневною потребностью ея души было любить, любить окружающихъ.
Лордъ Лофтонъ, выходя изъ столовой, хотлъ было отправиться прямо въ викарство, но онъ сперва зашелъ въ садъ. Прохаживаясь по алле, онъ обдумывалъ что именно онъ скажетъ Марку. Онъ сердился на мать, не угадывая, что она почти готова уступить ему, онъ ршился объявить всмъ, что въ этомъ дл онъ намренъ поступить совершенно независимо. Онъ узналъ наконецъ, что сердце Люси принадлежитъ ему, и не хотлъ жертвовать своимъ счастіемъ прихоти матери.
Нтъ на свт сына, который бы любилъ свою мать больше моего, говорилъ онъ себ, но вдь всему есть мра! Еслибъ я поддался ей, она бы давно женила меня на этой бездушной кукл: а теперь, разочаровавшись…. Слишкомъ незначительна! Я не знаю ничего нелпе, несправедливе, такого…. Она хотла бы женить меня на какой-нибудь бой-баб, отъ которой и ей самой житья бы не было. Да и по дломъ бы ей!… Но она должна будетъ согласиться, а не то мы рассоримся на вкъ, докончилъ онъ въ своемъ ум, и повернулъ къ воротамъ готовясь идти въ викарство.
— Милордъ, слышали вы что случилось? спросилъ садовникъ, встрчая его у подъзда. Старикъ совсмъ задыхался отъ волненія.
— Нтъ, я ничего не слыхалъ. Что же такое?
— У мистера Робартса въ дом экзекуція.

ГЛАВА XLIV.

Мы уже говорили о ход длъ между Тозерами, мистеромъ Керлингомъ и Маркомъ Робартсомъ. Мистеръ Форрестъ совершенно устранилъ себя отъ дятельнаго участія въ этихъ длахъ, точно также и мистеръ Соверби. Въ Фремле безпрестанно получались письма отъ мистера Керлинга, наконецъ онъ далъ знать черезъ нарочнаго, что близокъ ршительный день. На сколько дловая опытность мистера Керлинга позволяла ему судить о поступкахъ и распоряженіяхъ такого человка какъ Томъ Тозеръ, онъ предполагалъ, что шерифскіе агенты явятся въ Фремлейское викарство на слдующее же утро. Дловая опытность мистера Керлинга не обманула его въ этомъ случа.
— Что же ты будешь длать, Маркъ? спросила Фанни сквозь слезы, когда мужъ передалъ ей печальное письмо.
— Да ничего! Что же я могу сдлать? Пусть они придутъ.
— Лордъ Лофтонъ пріхалъ сегодня, не отправишься ли ты къ нему?
— Нтъ, это значило бы просить у него денегъ.
— Да почему же теб не занять у него, другъ мой? Его конечно не затруднитъ эта сумма.
— Нтъ, это невозможно. Подумай о Люси, объ его отношеніяхъ къ ней. Притомъ, у насъ съ Лофтономъ уже вышли нкоторыя непріятности по поводу Соверби и его денежныхъ длъ. Ему кажется, что я тутъ отчасти виноватъ, онъ самъ мн это сказалъ, и мы съ нимъ поспорили. Конечно, еслибъ я попросилъ, онъ непремнно ссудилъ бы меня деньгами, но ужь наврное такимъ образомъ, что я не могъ бы принять ихъ.
Посл того, объ этомъ не могло уже быть никакого разговора. Еслибы Фанни могла послдовать собственному влеченію, она тотчасъ бы отправилась къ леди Лофтонъ, но ей не удалось получить на то согласіе мужа. Ему точно также не хотлось обратиться къ леди Лофтонъ, какъ и къ ея сыну. Между ними были нкоторыя недоразумнія и неудовольствія, и при такихъ обстоятельствахъ ему казалось невозможнымъ просить у нея денежнаго пособія. У Фанни однако осталось въ душ предчувствіе, что помощь придетъ изъ Фремле-Корта, если только придетъ, ей очень хотлось увдомить обо всемъ своего стараго друга.
На слдующее утро, они позавтракали въ обычный часъ, но въ самомъ грустномъ настроеніи духа. Горничная мистриссъ Робартсъ, служившая ей съ самаго ея замужества, пришла сказать ей, что слухъ объ угрожающемъ несчастій уже распространился между прислугой. Конюхъ Стоббсъ здилъ въ Барчестеръ, и по его словамъ, говорила Мери, тамъ вс уже объ этомъ толкуютъ. ‘Пускай себ, Мери,’ сказала мистриссъ Робартсъ, а Мери отвчала:— О, да, конечно, мамъ.
Все это время мистриссъ Робартсъ была очень занята, такъ какъ на рукахъ у нея были шесть человкъ дтей, изъ которыхъ четверо были очень скудно снабжены одеждой и другими дтскими принадлежностями. И потому, тотчасъ же посл завтрака, она принялась за свое обычное дло. Но она двигалась медленне обыкновеннаго, она почти не въ силахъ была раздавать приказанія прислуг, и грустно смотрла на дтей, которыя тснились около нея, не понимая въ чемъ дло. Маркъ между тмъ отправился въ свой кабинетъ, но не принимался за работу. Засунувъ руки въ карманы и прислонившись къ камину, онъ устремилъ глаза на столъ, не глядя ни на что въ особенности. Онъ и не пытался заняться чмъ-нибудь. Да и не мудрено: стоитъ только вспомнить, въ чемъ состоятъ обычныя занятія священника въ его кабинет! Какова бы вышла проповдь, сочиненная въ подобную минуту? И легко ли было бы ему справляться съ священными книгами, отыскивая въ нихъ тексты въ подтвержденіе своихъ доводовъ? Ему въ этомъ отношеніи трудне приходилось чмъ жен, она могла хоть чмъ-нибудь заняться, а онъ стоялъ въ бездйствіи, неподвижно глядя на столъ и думая про себя что скажутъ о немъ добрые люди!
Къ счастію, не долго протянулось для него мучительное ожиданіе: около получаса спустя посл того какъ онъ вышелъ изъ столовой, къ нему постучался лакей — тотъ самый лакей, съ которымъ онъ ршился разстаться при начал своихъ денежныхъ затрудненіи, но котораго онъ потомъ оставилъ при себ, получивъ мсто въ барчестерскомъ капитул.
— Ваше преподобіе, васъ спрашиваютъ какіе-то два человка, сказалъ лакей.
Какіе-то два человка! Маркъ очень хорошо зналъ что это за люди, и все-таки не могъ совершенно спокойно принять всть о ихъ появленіи.
— Кто они, Джонъ? спросилъ онъ, не ожидая собственно отвта, а просто по какой-то безотчетной привычк.
— Кажется… это белифы, сэръ.
— Хорошо, Джонъ, хорошо. Они, разумется, могутъ распоряжаться здсь какъ имъ угодно.
Когда слуга удалился, онъ остался неподвиженъ на томъ же самомъ мст, въ томъ же самомъ положеніи. Такъ онъ простоялъ около десяти минутъ, но он показались ему цлою вчностью. Когда пробило двнадцать часовъ, онъ изумился, что день еще не прошелъ.
Потомъ опять послышались шаги у дверей — шаги хорошо ему знакомые, и жена его тихо вошла въ комнату. Она близко подошла къ нему и положила ему руку на плечо, прежде чмъ заговорила:
— Маркъ, сказала она:— эти люди пришли, они здсь на двор.
— Знаю, отвчалъ онъ сурово.
— Не хочешь ли ты видть ихъ, другъ мой?
— Видть ихъ? Нтъ, къ чему? Я поневоле долженъ буду скоро видть ихъ. Они вроятно чрезъ нсколько минуть сами будутъ здсь.
— Кухарка говоритъ, что они составляютъ опись, они теперь въ конюшн.
— Очень хорошо, пусть они длаютъ что имъ угодно, я ничмъ не могу пособить имъ.
— Кухарка говоритъ, что если хорошенько покормить и угостить ихъ пивомъ, и если не станутъ ничего отъ нихъ скрывать, они будутъ вести себя очень вжливо.
— Вжливо! А намъ какое дло? Пусть они дятъ и пьютъ сколько угодно, пока еще есть въ дом чмъ, ихъ кормить. Теперь мясникъ врядъ ли станетъ присылать намъ провизію.
— Но вдь мы ничего не должны мяснику, кром обычнаго ежемсячнаго счета.
— Очень хорошо, увидимъ.
— О Маркъ! не смотри на меня такимъ образомъ! Не отворачивайся отъ меня! Какое же намъ останется утшеніе, если мы не будемъ крпко держаться другъ за друга?
— Утшеніе! Господь съ тобою, Фанни! Я удивляюсь, что ты еще можешь оставаться въ одной комнат со мной…
— Маркъ, милый Маркъ, мой дорогой безцнный мужъ, кто же останется теб вренъ, если не я? Не отворачивайся, не прячься, неужели ты думаешь, что я могу отъ тебя отступиться?
И она бросилась обнимать его.
Страшная настала для него минута, и страшно она подйствовала на него. Вс малйшія событія этого тяжкаго утра на вки врзались въ его память. Онъ до сихъ поръ такъ гордился своимъ положеніемъ, такъ умлъ выдвинуться впередъ, и держалъ себя какъ-то выше всхъ сосднихъ священниковъ. Эта-то черта его характера и привлекла его къ знатному великосвтскому кругу, поэтому-то онъ и гостилъ у герцога Омніума, и черезъ это-то получилъ пребенду въ Барчестер. Но какъ же ему теперь взглянуть въ лицо своимъ собратьямъ? Что скажетъ деканъ, что скажетъ семейство Грантли? Какъ будетъ издваться надъ нимъ епископъ, какъ мистриссъ Проуди и ея дочери станутъ разсуждать о немъ со всякимъ встрчнымъ? Какъ на него взглянетъ Кролей,— Кролей, которому уже удалось однажды смутить и устыдить его? И тутъ всталъ передъ, нимъ строгій образъ Кролея. Кролей, съ своими полунагими дтьми, съ изнуренною женой, самъ изнуренный трудомъ и нуждой, ни разу не подвергался судебному взысканію. А его собственный куратъ, Эвансъ, которому онъ такъ величаво покровительствовалъ, съ которымъ онъ обращался какъ съ подчиненнымъ,— какъ Маркъ вынесетъ взглядъ его, сговариваясь съ нимъ о священныхъ обязанностяхъ на будущее воскресенье?
Жена все еще стояла подл него и смотрла ему въ лицо. Глядя на нее, онъ чувствовалъ невыразимую ненависть къ Соверби, виновнику его несчастія. Не онъ ли, своимъ безсовстнымъ обманомъ, довелъ его съ женою до такого ужаснаго положенія!
— Если существуетъ на земл правосудіе, онъ рано или поздно поплатится за это, вырвалось у него наконецъ совершенно невольно.
— Не желай ему зла, Маркъ, будь увренъ, что и у него свое горе.
— Свое горе! Нтъ, такого рода горе ему ровно ничего не значитъ. Онъ такъ привыкъ къ позору и безчестію, что для него все это одн шутки. Если есть въ неб кара за обманъ…
— О, Маркъ, не проклинай его!
— Какъ мн не проклинать его, когда я вижу до какого положенія онъ довелъ тебя?
— ‘Я воздамъ’, сказалъ Господь, проговорила молодая жена, не голосомъ строгаго увщанія, а ласковымъ, нжнымъ шепотомъ.— Предоставь возмездіе Богу, Маркъ, а мы будемъ только молиться, чтобъ Онъ смягчилъ сердце,— и у того, кто навлекъ на насъ вс эти страданія, и у насъ самихъ.
Марку не пришлось отвчать на это, потому что бесда ихъ опять была прервана появленіемъ слуги. На этотъ разъ пришла сама кухарка съ порученіемъ отъ белифовъ. И нужно замтить, что не было ни малйшей необходимости, чтобъ она, кухарка, приняла на себя эту обязанность, ей бы лучше было предоставить ее лакею или горничной. Но когда въ дом суматоха, то суматоха овладваетъ и прислугой. Въ обыкновенную пору, ничто не заставитъ буфетчика пойдти на конюшню, или горничную взяться за сковороду. Но теперь, среди смятенія, произведеннаго прибытіемъ шерифскихъ агентовъ,— каждый былъ готовъ заняться всмъ на свт, только не собственнымъ своимъ дломъ. Садовникъ смотрлъ за дтьми, а нянюшка убирала комнаты, въ ожиданіи белифовъ, конюхъ отправился на кухню готовить имъ полдникъ, а кухарка бгала за ними съ чернильницей въ рукахъ, готовая исполнять малйшія ихъ приказанія. Вообще говоря, приходъ белифовъ казался прислуг чмъ-то въ род праздника.
— Съ вашего позволенія, мамъ, сказала кухарка Джемима,— они спрашиваютъ, съ какой комнаты вы прикажете начать опись, потому, мамъ, что имъ не хочется васъ или мистера Робартса обезпокоить. Они очень вжливы и учтивы, мамъ, право, очень учтивы.
— Пусть они идутъ въ гостиную, сказала мистриссъ Робартсъ, тихимъ, печальнымъ голосомъ.
Всякая аккуратная, порядливая женщина гордится своею гостиной, и мистриссъ Робартсъ принадлежала къ этому числу. Гостиная эта была убрана тотчасъ посл ея свадьбы, когда денегъ было еще вдоволь, а все въ ней было изящно, и мило, и дорого ея сердцу. О любезная читательница! если у васъ есть комнаты, въ которыхъ все изящно, и мило, и дорого вашему сердцу, подумайте, каково было бы вамъ увидть въ нихъ служителей исполнительной власти, составляющихъ опись всмъ вещамъ для публичнаго аукціона! Что еслибы вамъ довелось испытать это безъ малйшей вины или неосторожности съ вашей стороны! Тутъ были вещи, подаренныя Фанни самою леди Лофтонъ, или леди Мередитъ, или другими друзьями. Ей пришло на умъ, что можетъ-быть есть средство спасти ихъ отъ поруганія, но она не хотла сказать ни слова, боясь еще больше огорчить Марка.
— А потомъ въ столовую, проговорила Джемима, почти съ торжествомъ.
— Да, если хотятъ.
— А потомъ въ этотъ кабинетъ, или можетъ-быть въ спальню, если вы и мистеръ Робартсъ будете еще здсь?
— Куда они хотятъ, Джемима, все равно, сказала мистриссъ Робартсъ, но посл этого она долго не могла видть хладнокровно кухарку Джеимму.
Кухарка едва успла выйдти, какъ по- дорожк сада подъ окномъ раздались быстрые шаги, и тотчасъ же потомъ стукнула дверь въ переднюю.
— Дома ли мистеръ Робартсъ? спросилъ знакомый голосъ лорда Лофтона, и полминуты спустя онъ уже былъ въ кабинет.
— Маркъ, любезный другъ, что же это значитъ? воскликнулъ онъ веселымъ ласковымъ тономъ.— Или ты не зналъ, что я здсь? Я пріхалъ вчера. Какъ ваше здоровье, мистриссъ Робартсъ?
Робарфъ сперва не зналъ даже какъ заговорить съ своимъ старымъ пріятелемъ. Онъ чувствовалъ весь стыдъ своего положенія, тмъ боле что отъ лорда Лофтона зависло отчасти вывести его изъ настоящаго затрудненія. Онъ ни разу не занималъ денегъ, съ тхъ поръ какъ сталъ взрослымъ человкомъ, но у него вышли нкоторыя непріятности съ молодымъ лордомъ изъ-за денежныхъ длъ, и Лофтонъ былъ къ нему несправедливъ, а потому онъ оставался безмолвенъ.
— Мистеръ Соверби, обманулъ его безсовстно, сказала мистрисъ Робартсъ, утирая слезы. До тхъ поръ у нея не вырвалось ни слова въ упрекъ Соверби, но теперь она должна была защищать своего мужа.
— Ужь разумется! Кого не обманулъ онъ? Я вамъ и прежде говорилъ, что это за человкъ, помните ли? Но послушай Маркъ, какъ ты могъ допустить до этого? Или Форрестъ не хотлъ помочь теб?
— Мистеръ Форрестъ предложилъ ему подписать новые векселя, а Маркъ отказался, проговорила мистриссъ Робартсъ рыдая.
— Векселя все равно что пьянство, сказалъ опытный молодой лордъ,— разъ начнешь, трудно остановиться. Да правда ли, что эти люди уже здсь, Маркъ?
— Да, они въ сосдней комнат.
— Какъ, въ гостиной?
— Они составляютъ опись вещамъ, сказала Фанни.
— Во всякомъ случа нужно остановить ихъ, сказалъ молодой лордъ, отправляясь на поле дйствія. Фанни послдовала за нимъ, и Маркъ остался одинъ въ кабинет.
— Зачмъ вы не дали знать моей матери? сказалъ онъ почти шопотомъ проходя съ нею по зал.
— Маркъ мн не позволилъ.
— Но почему же вы не отправились къ ней сами? Или почему вы мн не написали? Кажется, мы съ вами довольно близки.
Мистриссъ Робартсъ не могла ему объяснить, что кром другихъ причинъ, его отношенія къ Люси во всякомъ случа помшали бы имъ обратиться къ нему за помощью.
— Не за хорошее вы принялись дло, друзья мои, сказалъ онъ входя въ гостиную.
Кухарка поклонилась ему въ поясъ, а белифы, узнавъ молодаго пера, отдали ему салютъ приложеніемъ двухъ пальцевъ ко лбу.— Извольте теперь же оставить все это. Пойдемте въ кухню, или куда-нибудь на дворъ. Не нравятся мн ваши толстые сапоги и ваши чернила тутъ посереди этой мебели.
— Съ позволенія вашего лордства, мы тутъ ничего не испортимъ, сказала кухарка.
— Мы только исполняемъ служебный долгъ, сказалъ одинъ изъ белифовъ.
— Вдь съ насъ присягу брали, съ позволенія вашего лордства, прибавилъ другой.
— Намъ очень жаль безпокоить джентльмена или леди. Да что длать? Бываютъ такіе случаи. А наше дло тутъ сторона, сказалъ первый.
— Потому что мы присягали, милордъ, сказалъ другой.
Однако, несмотря на свою присягу и на грозную необходимость, о которой они говорили, они пріостановили свои дйствія по настоянію пера. Имя лорда еще много значитъ въ Англіи.
— Теперь извольте убдти отсюда, чтобы мистриссъ Робартсъ могла войдти въ свою гостиную.
— А позвольте спросить ваше лордство, что намъ теперь прикажете длать? Къ кому же намъ обратиться?
Чтобы вполн успокоить и удовлетворить ихъ, лордъ Лофтонъ, кром дйствія своего имени, долженъ былъ еще употребить въ дло перо и бумагу. Но посредствомъ пера и бумаги онъ удовлетворилъ ихъ совершенно, такъ что они согласились покуда переселиться въ комнату Стоббса, надъ конюшней, уговорившись какъ слдуетъ насчетъ ды и пива, чтобы выжидать тамъ новаго судебнаго приказа, долженствующаго послдовать на другой же день, благодаря стараніямъ милорда, и затмъ отправиться восвояси. Однимъ словомъ, лордъ Лофтонъ взялся уплатить вс долги Марка.
Затмъ, онъ вернулся въ кабинетъ, гд Маркъ все еще сгоялъ неподвижно на томъ же самомъ мст, которое онъ занялъ тотчасъ посл завтрака. Мистриссъ Робартсъ не сопровождала его, она пошла въ дтскую отмнить вс распоряженія, сдланныя ею по случаю прибытія белифовъ.
— Маркъ, сказалъ лордъ Лофтонъ,— право не изъ чего теб такъ огорчаться. Я услалъ этихъ людей изъ гостиной, а завтра они совсмъ уйдутъ отсюда.
— Но деньги! Какъ же я заплачу эти деньги? съ усиліемъ проговорилъ несчастный.
— Не безпокойся объ этомъ. Мы такъ устроимъ, что никто другой какъ самъ же ты заплатишь ихъ наконецъ, но покуда, я увренъ, теб пріятно будетъ думать, что жена твоя можетъ спокойно остаться въ своей гостиной.
— Нтъ, Лофтонъ, я не могу дозволить посл всего того, что было между нами… и именно въ эту минуту…
— Любезный другъ, я все это знаю, и объ этомъ-то именно я и хотлъ поговорить съ тобою. Ты уже совтовался съ Керлингомъ, онъ все уладитъ, и ты, Маркъ, современемъ уплатишь векселя. Но покуда, такъ какъ дло не терпитъ отлагательства, ты найдешь деньги у моего банкира.
— Однако, Лофтонъ…
— И, по совсти сказать, эти векселя столько же касаются меня, столько и тебя. Не черезъ меня ли ты сблизился съ Соверби, и я знаю, я былъ очень несправедливъ къ теб, тогда, въ Лондон. Соверби довелъ меня до бшенства своими постоянными обманами. Безъ сомннія, онъ и съ тобою точно также поступилъ.
— Онъ меня раззорилъ, сказалъ Робартсъ.
— Ну нтъ, надюсь. Но ужь конечно онъ бы не посовстился раззорить тебя кругомъ, еслибы только это было ему съ руки. Дло въ томъ, Маркъ, что намъ съ тобою и понять нельзя всей бездны мошенничества въ этомъ человк. Онъ вчно занятъ добываніемъ денегъ, я думаю, что въ минуты самой дружеской откровенности, когда онъ сидитъ съ тобою за бутылкой вина, или скачетъ рядомъ съ тобою на охот, онъ все думаетъ о томъ какъ бы изъ тебя извлечь какую-нибудь пользу. Онъ такъ привыкъ къ этой жизни, что теперь готовъ мошенничать изъ удовольствія, и дошелъ до такого совершенства, что еслибы мы встртились съ нимъ завтра же, онъ бы опять сумлъ надуть насъ. Съ такимъ человкомъ не слдуетъ знаться, я, по крайней мр, убдился въ этомъ вполн.
Лордъ Лофтонъ былъ слишкомъ строгъ въ своемъ сужденіи о Соверби, мы вообще способны слишкомъ жестоко судить всхъ негодяевъ, попадающихся намъ на жизненномъ пути. Нельзя отрицать, что мистеръ Соверби точно былъ негодяй. Дло негодное лгать, а онъ былъ отъявленный лгунъ. Дло негодное давать общанія, когда знаешь наврное, что не будешь въ состояніи исполнить ихъ, а мистеръ Соверби длалъ это ежедневно. Негодное дло жить чужими деньгами, а мистеръ Соверби давно къ этому правымъ. Наконецъ, негодное дло связываться добровольно съ негодяями, а мистеръ Соверби имлъ съ ними постоянныя сношенія. Не знаю даже, не случалось ли подчасъ мистеру Соверби длать дла еще и похуже всхъ тхъ, которыя исчислены здсь, Хотя я питаю къ нему невольную нжность, зная, что въ его душ крылись нкоторые хорошіе задатки, нкоторое стремленіе къ лучшему, однако я вовсе не хочу оправдывать его. Но не смотря на вс его пороки, лордъ Лофтонъ слишкомъ жестоко судилъ о немъ. Для мистера Соверби была еще возможность раскаянія, еслибы только нашелся для него какое-нибудь покаянное мстечко, locus pnitentiae. Онъ самъ въ душ горько сожаллъ о своихъ поступкахъ, и хорошо зналъ какихъ измненій потребовали бы отъ него правила честности и порядочности. Не зашелъ ли онъ уже слишкомъ далеко для исправленія, возможно ли ему еще найдти себя такой locus pnitentiae, этого не берусь ршить.
— Я никого не могу винить кром самого себя, проговорилъ Маркъ, все тмъ же безнадежнымъ тономъ, и отвернувшись отъ пріятеля.
Долги его будутъ заплачены, белифы уже высланы изъ дому, но это не подниметъ его въ глазахъ людей. Всмъ будетъ извстно, каждому священнику въ округ будетъ извстно, что въ дом Фремлеиксаго викарія была экзекуція, и ему никогда уже прямо не держать головы въ кругу своихъ собратій.
— Любезный мой другъ! Еслибы мы вс стали такъ мучиться изъ-за какой-нибудь бездлицы… сказалъ лордъ Лофтонъ ласково, положивъ ему руку на плечо.
— Да не вс же мы священники! сказалъ Маркъ и опять отвернулся къ окну, лордъ Лофтонъ догадался, что слезы готовы были брызнутъ у него изъ глазъ.
Нсколько минутъ стояли они молча, потомъ лордъ Лофтонъ заговорилъ опять:
— Послушай, Маркъ!
— Что? спросила Маркъ, все еще не оборачиваясь къ нему.
— Ты долженъ помнить одно: я имю право предлагать теб свои услуги въ этомъ случа не просто въ качеств стараго пріятеля, я теперь смотрю на тебя какъ на будущаго зятя.
Маркъ медленно обернулся къ нему, на его лиц были видны слды недавнихъ слезъ.
— Какъ? спросилъ онъ.
— Я женюсь на твоей сестр: она сама дала мн знать черезъ тебя, что любитъ меня, и посл этого я не намренъ обращать вниманія ни на какія препятствія. Если мы оба согласны, никто на свт не долженъ и не можетъ становитьсь между нами. Я ничего не хочу длать втайн, я такъ и объявилъ моей матери.
— Но что же она говоритъ?
— Она ничего не говоритъ, но пора этому положить конецъ. Мы съ матушкой не можемъ доле жить вмст, если она пойдетъ наперекоръ моему ршенію. Я боюсь перепугать твою сестру, если отправлюсь къ ней въ Гоггльстокъ, но я надюсь, что ты ей все это передашь отъ моего имени, а то она подумаетъ, что я забылъ ее.
— Нтъ, она этого не подумаетъ.
— Да и не слдуетъ ей этого думать. Прощай, Маркъ. А я ужь все берусь уладить между тобой и миледи касательно этого дла съ Соверби.
И онъ ушелъ, чтобы сдлать немедленно распоряженіе насчетъ уплаты долга.
— Матушка, сказалъ онъ леди Лофтонъ въ этотъ самый вечеръ,— вы не должны попрекать Робартса этимъ несчастнымъ дломъ, я тутъ больше виноватъ чмъ онъ.
До сихъ поръ ни слова не было сказано объ этомъ предмет между леди Лофтонъ и ея сыномъ. Она съ ужасомъ узнала о прибытіи шерифскихъ служителей, узнала также, что лордъ Лофтонъ отправился въ викарство, поэтому, она считала излишнимъ всякое вмшательство съ своей стороны, она знала, что Лудовикъ выпутаетъ друга изъ бды, заплатитъ за него все что нужно, но это въ ея глазахъ не могло загладить страшнаго позора, сопряженнаго съ экзекуціей въ дом священника. Къ тому же это былъ священникъ, выбранный ею самою, водворенный ею въ Фремле, женатый на двушк, избранной ею самою, облагодтельствованный ею кругомъ! Это было страшнымъ ударомъ, для нея, и она сказала себ въ душ, что лучше бы ей никогда не слыхать имени Робартса. Она бы не преминула однако протянуть ему руку помощи, еслибъ эта помощь была нужна или даже возможна. Но какъ же ей было вмшаться между своимъ сыномъ и Робартсомъ, особливо если вспомнить отношенія лорда Лофтона къ Люси?
— Ты виноватъ, Лудовикъ?
— Да, матушка. Я его познакомилъ съ мистеромъ Соверби, и по совсти сказать, я думаю, что Маркъ никогда бы съ нимъ не сблизился, еслибъ я ему не далъ порученія на счетъ денежныхъ длъ, которыя я тогда имлъ съ Соверби, теперь вс эти дла покончены,— благодаря вамъ конечно.
— Мн кажется, что положеніе мистера Робартса, какъ священника, должно было бы предохранить его отъ такого рода опасностей, если бы даже онъ не находилъ достаточнаго оплота въ своихъ правилахъ.
— Во всякомъ случа, матушка, не попрекайте его этимъ, сдлайте это для меня.
— О, я конечно ни слова не скажу!
— Гораздо лучше будетъ, если вы скажете нсколько словъ мистриссъ Робартсъ, а то ей покажется это страннымъ. Да и ему также вы бы очень могли сказать два, три добрыя, ласковыя слова, вдь вы лучше всякаго сумете это сдлать! Ему это будетъ гораздо легче чмъ ваше совершенное молчаніе.
Леди Лофтонъ ничего не отвчала, но позже вечеромъ она подошла къ сыну, и проводя рукой по его лбу, откинула назадъ его длинныя шелковистыя кудри, какъ она длывала въ минуты особенной нжности.
— Лудовикъ сказала она,— нтъ на свт человка добре тебя. Я съ мистеромъ Робартсомъ поступлю точно такъ, какъ ты хочешь.
Больше уже не было объ этомъ рчи.

ГЛАВА XLV.

Около этого времени, въ Барчестер, распространились страшные слухи, они облетли вокругъ всей соборной ограды, проникли въ жилища важныхъ членовъ капитула, и въ скромныя гостиныя пвчихъ. Оттуда ли они прошли въ епископскій дворецъ или же взяли свое начало изъ этого дворца, мы не беремся ршить. Но слухи эти были ужасны, непонятны и, безъ сомннія, до крайности прискорбны всему достопочтенному барчестерскому духовенству.
Первое извстіе касалось новаго бенефиціанта и позора, который онъ навлекъ на весь капитулъ, позора досел неслыханнаго въ Барчестер, какъ съ гордостью утверждали нкоторые. Впрочемъ, эти гордыя утвержденія не совсмъ были врны: не дале какъ два три года тому назадъ происходилъ публичный аукціонъ въ дом бывшаго члена капитула, доктора Стенгопа, и по этому случаю самъ докторъ увидлъ себя принужденнымъ бжать въ Италію,— ускакать ночью чтобы не быть схваченнымъ безжалостными кредиторами вмст съ его столами и стульями.
— Просто стыдъ и срамъ, говорила мистриссъ Проуди не про стараго доктора, а про молодаго преступника,— просто стыдъ и срамъ. По дломъ бы ему, еслибъ его лишили духовнаго сана.
— Вроятно, на его ругу будетъ наложено запрещеніе, сказалъ одинъ изъ младшихъ членовъ капитула, молодой человкъ, принимавшій съ особымъ почтеніемъ приказанія повелительницы епархіи, а потому пользовавшійся вполн заслуженною милостію. Если на Фремлей будетъ наложено запрещеніе, отчего бы ему не взять на себя приходскія обязанности, съ такимъ содержаніемъ, какое благоволитъ назначить ему епископъ?
— Я слышала, что онъ страшно запутался въ долгахъ, сказала будущая мистриссъ Тиклеръ,— а все больше изъ-за лошадей, которыхъ онъ покупалъ въ долгъ.
— Да, онъ обыкновенно прізжаетъ въ соборъ на великолпной лошади, сказалъ младшій членъ капитула.
— Теперь, говорятъ, белифы все у нихъ описываютъ въ дом, сказала мистриссъ Проуди.
— Его не посадили въ тюрьму? спросила будущая мистриссъ Тиклеръ.
— По крайней мр, онъ это вполн заслуживаетъ, сказала ея мать.
— Если и не посадили, такъ скоро посадятъ, заключилъ младшій членъ.— Я слышалъ, что онъ связался съ самыми отъявленными мошенниками.
Вотъ какъ разсуждали объ этомъ предмет въ епископскомъ дворц, и хотя конечно здсь боле чмъ въ скромныхъ кружкахъ потрачено было краснорчія и поэзіи, однако мы можемъ изъ этого заключать, какъ вообще смотрли на несчастіе Марка Робартса. Признаться, онъ ничего лучшаго и не ожидалъ отъ своихъ собратьевъ. Но имя его не переходило изъ устъ въ уста въ продолженіе обычныхъ девяти дней, шумъ, надланный его исторіей, очень скоро утихъ. Причиной этого внезапнаго поворота молвы были новыя всти еще ужаснйшаго свойства, всти, которыя такъ поразили мистриссъ Проуди, что, по собственному ея выраженію, кровь застыла у нея въ жилахъ. И она позаботилась, чтобы кровь также застывала въ жилахъ и у всхъ ея знакомыхъ, которые были одарены одинаковою съ нею впечатлительностью. Прошелъ слухъ, что лордъ Домбелло бросилъ миссъ Грантли.
Мн до сихъ поръ не удалось разузнать, съ какой точки земнаго шара брала свое начало эта жестокая всть, дло только въ томъ, что она разнеслась съ неимоврною быстротой. Не мудрено, что мистриссъ Проуди лучше чмъ кому-либо въ Барчестер были извстны вс событія, относящіяся до семейства Гартльтоповъ, такъ какъ она больше другихъ вращалась въ высшемъ свт, и потому, безъ сомннія, она имла основательныя причины утверждать, что лордъ Домбелло уже разъ обманулъ другую молодую двушку, а именно леди Юлію Макъ-Муллъ, съ которою онъ былъ помолвленъ года три тому назадъ, такъ что на его слово трудно полагаться въ подобныхъ длахъ, мистриссъ Проуди умалчивала о томъ, что леди Юлія была отъявленная кокетка, и черезчуръ любила вальсировать съ какимъ-то нмецкимъ графомъ ** за котораго она и вышла нсколько времени спустя, вроятно ей не были извстны эти обстоятельства, несмотря на все ея знакомство съ большимъ свтомъ.
— Это будетъ страшный урокъ для насъ всхъ, мистриссъ Квиверфулъ, и полезное предостереженіе не полагаться на блага міра сего. Я опасаюсь, что они не постарались разузнать объ этомъ молодомъ лорд прежде чмъ въ свт стали соединять его имя съ именемъ ихъ дочери.
Мистриссъ Проуди говорила это жен теперешняго попечителя Гирамова госпиталя, почтенной матери семейства, облагодтельствованной ею, и потому обязанной терпливо выслушивать ея рчи.
— Но можетъ быть окажется, что это неправда, сказала мистриссъ Квиверфулъ, которая, несмотря на свои врноподданническія чувства къ мистриссъ Проуди, имла также причины желать добра семейству Грантли.
— Дай Богъ, чтобы вышло такъ, проговорила мистриссъ Проуди, и въ голос ея слышался легкій оттнокъ гнва,— но, къ сожалнію, не остается, кажется, ни малйшаго сомннія. Я должна признаться, что этого слдовало и ожидать. Надюсь, что мы все это примемъ какъ урокъ, какъ указаніе, посланное намъ Божіею благостію. Попросите-ка вашего мужа отъ моего имени, мистриссъ Квиверфулъ, избрать это предметомъ своей утренней и вечерней проповди, въ будущее воскресенье, въ госпитал, пусть онъ покажетъ, какъ обманчивы наши надежды на блага міра сего.
Мистеръ Квиверфулъ отчасти исполнилъ это требованіе, сознавая въ душ какъ для него дорого спокойное житье въ Барчестер, но впрочемъ онъ не ршился предостерегать своихъ слушателей, бдныхъ старичковъ богадльни, противъ черезчуръ честолюбивыхъ матримоніальныхъ замысловъ.
Въ этомъ случа, какъ и во всхъ другихъ, слухи разнеслись по всему капитулу прежде чмъ дошли до архидіакона и до его жены. Кто-то сообщилъ ихъ декану, но онъ оставилъ ихъ безъ вниманія, точно также и мистриссъ Эребинъ, по крайней мр сначала, и вообще вс т, которые обыкновенно брали сторону семейства Грантли во всхъ междуусобныхъ распряхъ, презрительно отвергали эти обидные слухи, и говорили другъ другу, что архидіаконъ и его супруга сами умютъ вести свои дла, и не нуждаются въ постороннихъ совтахъ. Но капля за каплею пробиваетъ и камень, и наконецъ повсюду стали соглашаться, что есть причины къ опасенію,— повсюду, кром Пломстеда.
— Я уврена, что все это пустяки, совершенно уврена, шопотомъ говорила мистриссъ Эребинъ своей сестр,— но я думала, что лучше довести до твоего свднія вс эти сплетни. Можетъ-быть мн не слдовало.
— Напротивъ, ты очень хорошо сдлала, милая Элеонора, отвчала мистриссъ Грантли,— и я теб отъ души благодарна. Но я очень хорошо знаю, что этими сплетнями мы обязаны епископскому дворцу.
На этомъ и остановился разговоръ между сестрами.
Но на другое утро мистриссъ Грантли получила письмо по почт, со штемпелемъ городка Литтльбата. Содержаніе его было слдующее:

‘Милостивая Государыня!

‘Мн извстно изъ достоврныхъ источниковъ, что лордъ Домбелло совтовался съ нкоторыми изъ своихъ друзей, о томъ какъ бы отдлаться отъ своего общанія. А потому я счелъ своею христіянскою обязанностью предупредить васъ объ этомъ.

‘Преданный вамъ
‘Доброжелатель.’

Дло въ томъ, что въ Литтльбат проживала близкая пріятельница и наперсница будущей мистриссъ Тиклеръ, а будущая мистриссъ Тиклеръ, въ порыв дружескаго радушія, недавно имла неосторожность написать нсколько строкъ своей милой Гризельд Грантли, поздравляя ее по случаю помолвки.
— Это не настоящій ея почеркъ, говорила мистриссъ Грантли, толкуя съ мужемъ объ этомъ предмет.— Но ты можешь быть увренъ, что письмо отъ нея. Это обращикъ новомодной христіанской добродтели, которую намъ каждый день проповдуютъ во дворц.
Но вс эти сплетни и предостереженія нсколько подйствовали на архидіакона. Онъ не давно узналъ исторію съ леди Юліей Макъ-Муллъ, и не совсмъ былъ убжденъ, что его будущій зять былъ совершенно правъ въ этомъ дл. Притомъ же лордъ Домбелло давно не подавалъ о себ никакой всти. Тотчасъ по возвращеніи Гризельды въ Пломстедъ, онъ прислалъ ей великолпное изумрудное ожерелье, которое, однако, она получила прямо отъ ювелира, такъ что оно очень могло быть заказано не самимъ женихомъ, а какимъ-нибудь его прикащикомъ. Съ тхъ поръ онъ и не прізжалъ, и не писалъ, и не присылалъ подарковъ. Впрочемъ Гризельда, повидимому, нисколько не огорчалась отсутствіемъ обычныхъ знаковъ любви, и спокойно посвятила себя своимъ великимъ занятіямъ. ‘У насъ не было уговора о переписк, сказала она матери, а потому я вовсе и не жду писемъ.’ Но архидіаконъ не такъ-то спокойно смотрлъ на это дло.
— Вы съ Домбелло держите ухо востро, шепнулъ ему одинъ изъ его пріятелей въ клуб.
Да архидіаконъ былъ бы и не способенъ терпливо спустить такого рода обиду. Несмотря на свой духовный санъ, онъ всегда былъ готовъ отразить личное оскорбленіе,— и отлично отразить.
— Въ самомъ дл, не вышло и чего-нибудь? сказалъ онъ жен.— Не създитъ ли мн въ Лондонъ?
Но мистриссъ Грантли приписывала все вліянію епископскаго дворца. Да и что могло быть естественне, если принять въ соображеніе вс обстоятельства помолвки Оливіи съ мистеромъ Тиклеромъ? И потому, она отсовтовала мужу принимать какія-либо ршительныя мры.
Дня два спустя, мистриссъ Проуди встртилась съ мистриссъ Эребинъ, и громко соболзновала о разстройств свадьбы Гризельды. Будущая мистриссъ Тиклеръ сопровождала мать, а мистриссъ Эребинъ была съ невсткой Мери Больдъ.
— Я понимаю, какъ это должно быть грустно для мистриссъ Грантли, сказала мистриссъ Проуди,— и отъ души сочувствую ей. Но вы знаете, мистриссъ Эребинъ, подобныя испытанія ниспосылаются намъ для нашего блага.
— Конечно, отвчала мистриссъ Эребинъ, но въ этомъ случа, я сомнваюсь….
— Ахъ! теперь ужь никакихъ не можетъ быть сомнній. Вы конечно знаете, что лордъ Домбелло ухалъ изъ Англіи.
Мистриссъ Эребинъ не слыхала объ этомъ и принуждена была въ томъ сознаться.
— Онъ ухалъ дня четыре тому назадъ на Булонь, сказала мистриссъ Тиклеръ, которая по видимому разузнала все до малйшихъ подробностей.
— Мн такъ жаль бдной Гризельды! Я слышала, что у ней ужь и приданое готово, это такъ непріятно!
— Но почему же лорду Домбелло не воротиться изъ Франціи? спокойно спросила миссъ Больдъ.
— Разумется, почему бы ему не воротиться? возразила мистриссъ Проуди.— Онъ вроятно и воротится когда-нибудь! Но если онъ такой человкъ, какъ про него разказываютъ, то мы должны радоваться, что Гризельда отъ него избавилась. Вдь правду сказать, мистриссъ Эребинъ, что значатъ вс блага мірскія? Все это прахъ и тлнъ, ложь, суета и обманъ.
И мистриссъ Проуди удалилась очень довольная своими христіанскими метафорами, бормоча про себя что-то о червяхъ могильныхъ, съ очевиднымъ намекомъ на семейство Грантли и на весь родъ Гартльтоповъ.
Посл всего этого, мистриссъ Эребинъ сочла своимъ долгомъ переговорить съ сестрою, и на семейномъ совт въ Пломстед было ршено, что архидіаконъ лично отправится во дворецъ и попроситъ мистриссъ Проуди положить конецъ всмъ этимъ глупымъ толкамъ. Онъ такъ и сдлалъ на слдующее же утро. Его провели въ кабинетъ епископа, гд онъ засталъ и его самого и его супругу. Епископъ пошелъ къ нему навстрчу съ самою ласковою улыбкою, и вообще привтствовалъ его такъ любезно, какъ будто бы изо всхъ членовъ барчестерскаго духовенства, архидіаконъ Грантли пользовался особымъ его расположеніемъ. Но мистриссъ Проуди смотрла довольно мрачно и сурово, она тотчасъ же догадалась, что архидіаконъ пріхалъ не даромъ. Онъ вообще не слишкомъ-то любилъ длать утренніе визиты въ епископскій дворецъ.
На этотъ разъ онъ прямо приступилъ къ длу:
— Я пріхалъ къ вамъ съ просьбой мистриссъ Проуди, сказалъ онъ, и мистриссъ Проуди слегка поклонилась.
— Я увренъ, что мистриссъ Проуди будетъ очень рада…. началъ было епнокопъ.
— До меня дошло, что здсь въ Барчестер распускаютъ разные нелпые слухи про мою дочь, и я пріхалъ просить мистриссъ Проуди…
Многія женщины на мст мистриссъ Проуди страшно бы смутились и готовы были бы со стыдомъ отказаться отъ своихъ словъ. Но мистриссъ Проуди была не изъ такихъ. Мистриссъ Грантли имла неосторожность попрекнуть ее мистеромъ Слопомъ, здсь, въ собственной ея гостиной, и она ршилась ей отомстить. Кром этого, мистриссъ Грантли насмшливо отозвалась о будущемъ ея зят: неужели же мистриссъ Проуди откажетъ себ въ удовольствіи, открыто высказаться насчетъ Гризельды и лорда Домбелло?
— Да, къ сожалнію, о ней очень многіе говорятъ, подхватила мистриссъ Проуди,— но правда, что она бдняжка тутъ ни въ чемъ не виновата, это могло случиться со всякою двушкой. Конечно, при большей заботливости, со стороны… вы меня извините, докторъ Грантли…
— Я говорю о слух распространившемся въ Барчестер, будто бы разстроилась свадьба моей дочери съ лордомъ Домбелло, и…
— Да кажется, это ужь всмъ извстно, сказала мистриссъ Проуди.
— …и я прошу васъ мистриссъ Проуди, продолжалъ архидіаконъ,— опровергнуть этотъ слухъ.
— Опровергнуть этотъ слухъ! Да вдь онъ бжалъ, онъ ухалъ изъ Англіи.
— Не въ томъ дло, что онъ ухалъ, мистриссъ Проуди: я хочу положить конецъ этимъ глупымъ сплетнямъ.
— Такъ вамъ придется обойдти вс дома въ Барчестер, сказала она.
— Ничуть, сказалъ архидіаконъ.— Можетъ-быть мн слдуетъ объявить епископу, что я пришелъ сюда потому….
— Епископъ ничего объ этомъ не слыхалъ, сказала мистриссъ Проуди.
— Ничего ровно, подхватилъ епископъ,— надюсь, что все обойдется благополучно.
— …потому что вы сами объ этомъ такъ открыто заговорили съ мистриссъ Эребинъ, вчера утромъ.
— Открыто заговорила! Да, докторъ Грантли, иныя вещи довольно трудно скрыть, рано или поздно он выйдутъ наружу. И позвольте вамъ замтить, что вы такимъ образомъ не заставите лорда Домбелло жениться на вашей дочери.
Это было совершенно справедливо, онъ даже не могъ заставить замолчать мистриссъ Проуди. Архидіаконъ начиналъ догадываться, что онъ понапрасну предпринялъ свой походъ.
— Во всякомъ случа, сказалъ онъ,— я надюсь, что теперь, узнавъ отъ меня, какъ неосновательны эти слухи, вы будете такъ добры, что не будете распространять ихъ дале. Кажется милордъ, я не слишкомъ многаго требую.
— Епископъ ничего объ этомъ не знаетъ, опять сказала мистриссъ Проуди.
— Ровно ничего, подтвердилъ епископъ.
— И такъ какъ я принуждена вамъ объявить, что я врю этимъ слухамъ, продолжала мистриссъ Проуди,— то я никакой не вижу возможности опровергать ихъ. Я очень хорошо понимаю ваши чувства, докторъ Грантли. Относительно мірскихъ выгодъ, это конечно была партія неожиданная для вашей дочери. Для васъ, разумется, очень грустно, что она разстроилась, но я надюсь, что это огорченіе послужитъ ко благу миссъ Гризельды и къ вашему собственному. Эти мірскія испытанія посылаются намъ Провидніемъ какъ уроки, и мы должны принимать ихъ съ покорностію и смиреніемъ.
Дло въ томъ, что докторъ Грантли очень дурно сдлалъ, отправившись въ дворецъ. Его жена могла бы еще какъ-нибудь справиться съ мистриссъ Проуди, но онъ совсмъ не годился ей въ противники. Съ тхъ поръ какъ она воцарилась въ Барчестер, онъ имлъ съ нею дв-три схватки, и каждый разъ оставался побжденнымъ. Его посщенія во дворецъ обыкновенно кончались тмъ, что онъ уходилъ въ самомъ непріятномъ расположеніи духа, не добившись ровно ничего, точно также было и въ этотъ разъ. Онъ не могъ заставить мистриссъ Проуди, признаться, что вс эти сплетни ме имютъ основанія, и не былъ способенъ мстить ей колкими намеками на ея собственную дочь, какъ бы сдлала его жена. Итакъ онъ откланялся и ушелъ, разбитый въ пухъ.
Но всего ужасне было то, что на возвратномъ пути домой онъ не могъ отдлаться отъ опасенія, что эти слухи на чемъ-нибудь да основаны. Что если лордъ Домбелло отправился во Францію съ намреніемъ написать оттуда, что ему невозможно жениться на миссъ Грантли? Вдь бывали же такіе примры! Кмъ бы ни было написано благонамренное предостереженіе изъ Литтльбата, докторъ Грантли ясно видлъ, что мистриссъ Проуди вритъ въ эти слухи,— можетъ-быть вслдствіе желанія, чтобъ они оправдались, но во всякомъ случа вритъ непритворно.
Жена не раздляла его опасеній и умла нсколько успокоить его, но въ этотъ же самый вечеръ архидіаконъ получилъ письмо, которое подтверждало вс подозрнія возбужденныя словами мистриссъ Проуди, и даже у мистриссъ Грантли пошатнуло довріе въ лорда Домбелло. Письмо было отъ знакомаго, не очень даже близкаго, съ которымъ онъ никогда до сихъ поръ не переписывался, въ немъ шла рчь о предметахъ неважныхъ, о которыхъ не стоило бы писать, но въ самомъ конц было сказано:
‘Вы конечно знаете, что Домбелло ухалъ въ Парижъ, неизвстно, когда онъ возвратится.’
— Такъ это правда! сказалъ архидіаконъ, стукнувъ рукою по столу и поблднвъ какъ полотно.
— Быть не можетъ! проговорила мистриссъ Грантли, но она сама дрожала всмъ тломъ.
— Если такъ, я насильно притащу его назадъ, я его опозорю передъ дверьми отцовскаго дома!
Произнося эти угрозы, архидіаконъ смотрлъ разъяреннымъ отцомъ, но ужь отнюдь не священникомъ англиканской церкви. Мистриссъ Проуди разбила его въ пухъ, но съ мущинами онъ умлъ постоять за себя, и даже свирпе чмъ можетъ-быть подобало бы ему при его сан.
— Еслибы лордъ Домбелло имлъ въ виду что-нибудь подобное, онъ бы конечно написалъ или попросилъ бы написать кого-нибудь изъ родныхъ, сказала мистриссъ Грантли.— Еслибъ онъ желалъ освободиться отъ общанія, то онъ, во всякомъ случа, могъ бы сдлать это приличнымъ образомъ.
Но чмъ доле они разсуждали объ этомъ дл, тмъ серіозне казалось оно имъ, и наконецъ они ршили, что архидіаконъ долженъ създить въ Лондонъ. Уже не оставалось сомннія, что лордъ Домбелло ухалъ во Францію, но докторъ Грантли надялся черезъ кого-нибудь изъ общихъ знакомыхъ разузнать о его намреніяхъ, или покрайней мр о томъ, когда ожидаютъ его назадъ. Если точно окажется, что есть причины къ опасенію, то онъ послдуетъ за нимъ во Францію, но не иначе какъ положительно убдившись въ его вроломныхъ видахъ. По уговору, лордъ Домбелло долженъ былъ явиться въ Пломстедъ около половины августа, чтобы тутъ же сочетаться законнымъ бракомъ съ Гризельдой Грантли, но никто не имлъ права воспрещать ему създить покуда въ Парижъ. Конечно, весьма естественно было бы съ его стороны сообщить невст о своихъ намреніяхъ,— большая часть жениховъ такъ бы и поступили на его мст,— но можно ли было сердиться на лорда Домбелло за то, что онъ не похожъ на другихъ жениховъ? Вдь онъ и въ прочихъ отношеніяхъ сильно отъ нихъ разнился, вопервыхъ уже въ томъ, что онъ былъ сынъ и наслдникъ маркиза Гартльтопа. Какой-нибудь мистеръ Тиклеръ долженъ, разумется, еженедльно давать знать о своемъ мстопребываніи, но возможно ли требовать того же самаго отъ старшаго сына маркиза? Тмъ не мене, архидіаконъ счелъ за лучшее създить въ Лондонъ.
— Сусанна, сказалъ онъ жен передъ самымъ отъздомъ (въ эту минуту они оба были въ довольно-грустномъ настроеніи),— я думаю, не мшало бы отчасти предупредить Гризельду.
— Неужели ты думаешь, что это нужно? спросила мистриссъ Грантли. Но даже и она не посмла совершенно отрицать эту надобность.
— Да, не худо приготовить ее на всякій случай, конечно, не пугая ея черезчуръ.
— Меня это убьетъ, сказала мистриссъ Грантли,— но я думаю, что она найдетъ силу вынести этотъ ударъ.
На слдующее утро, мистриссъ Грантли съ крайнею осторожностію принялась приготавливать дочь. Долго она не ршалась высказать свою мысль, но наконецъ намекнула Гризельд о возможности,— конечно, самой отдаленной возможности,— что планы ихъ могутъ еще какъ-нибудь не состоятся.
— Вы думаете, мама, что свадьба будетъ отложена?
— Я этого не думаю, Боже упаси! я только говорю, что все можетъ случиться. Конечно, мн бы не слдовало говорить теб объ этомъ, но я такъ уврена въ твоемъ благоразуміи! Отецъ твой ухалъ въ Лондонъ, и скоро обо всемъ напишетъ намъ.
— Въ такомъ случа, мама, не пріостановить ли намъ мтку блья?

ГЛАВА XLVI.

Белифовъ въ этотъ день угостили какъ слдуетъ и кушаньемъ, и пивомъ, въ такихъ количествахъ, которыя (особливо при совершенномъ отсутствіи служебнаго дла) должны были вполн осчастливить любыхъ служителей исполнительной власти. На слдующее утро они отправились восвояси, съ разными учтивыми объясненіями и извиненіями. ‘Имъ очень было жаль,’ говорили они, ‘обезпокоить почтеннаго джентльмена или почтенную леди, но что же было длать?’ и т. д. Одинъ взь нихъ прибавилъ: ‘что длать? служба службой!’ Я вовсе не намренъ прекословить этому справедливому замчанію, но я посовтовалъ бы всякому, при выбор службы, избгать такой, которая бы требовала извиненій на каждомъ шагу,— либо извиненій, либо черезчуръ рзкаго заявленія права. Можетъ-быть юные мои читатели отвтятъ, что никто изъ нихъ не иметъ ни малйшаго желанія сдлаться агентомъ шерифа, а нтъ ли другихъ званій, въ которыя не худо бы вглядться повнимательне съ этой точки зрнія?
Въ этотъ самый вечеръ, Маркъ получилъ записку отъ леди Лофтонъ, приглашавшую его зайдти къ ней на слдующее утро. Онъ отправился въ Фремле-Кортъ тотчасъ посл завтрака. Легко себ представить, что онъ былъ не въ самомъ пріятномъ расположеніи духа, но онъ чувствовалъ истину замчанія Фанни, что въ холодную воду гораздо лучше окунуться сразу. Онъ зналъ, что леди Лофтонъ не способна безпрестанно попрекать его, какъ бы холодно она его ни встртила сперва. Онъ всячески старался казаться спокойнымъ, и войдя къ ней въ комнату, съ обычною непринужденностью протянуть ей руку, но онъ самъ чувствовалъ, что ему не удалось это. Да и то сказать, хорошій человкъ, которому случилось ошибиться или завлечься, не можетъ безъ смущенія вспомнить о своей ошибк. Кто на это способенъ, тотъ уже не заслуживаетъ названія хорошаго человка.
— Какое непріятное вышло у васъ дло, сказала леди Лофтонъ посл первыхъ привтствій.
— Да, отвчалъ онъ,— жаль бдной Фанни.
— Что жь длать! Съ кмъ изъ насъ не бываетъ подобныхъ огорченій? Мы должны благодарить Бога, если съ нами чего-нибудь хуже не случается. Фанни, конечно, жаловаться не станетъ.
— Она, жаловаться!
— Нтъ, я знаю, что она на это не способна. Но теперь я вамъ вотъ что скажу, мистеръ Робартсъ: надюсь, что ни вы, ни Лудовикъ никогда ужь больше не станете связываться съ разными плутами: я должна вамъ откровенно сказать, что бывшій вашъ пріятель, мистеръ Соверби, ничего больше какъ плутъ.
Маркъ не могъ не почувствовать той деликатности, съ которою леди Лофтонъ связала его имя съ именемъ сына. Это уничтожило всю горечь упрека, и дало Марку возможность безъ замшательства говорить съ ней объ этомъ предмет. Но видя ея снисходительность и кротость, онъ еще строже сталъ осуждать себя.
— Я знаю, что я поступилъ безразсудно, сказалъ онъ,— и безразсудно, и непростительно во всхъ отношеніяхъ.
— Сказать вамъ по совсти, я сама нахожу, что вы поступили довольно безразсудно, мистеръ Робартсъ, но больше ни въ чемъ нельзя упрекнуть васъ. Мн казалось, лучше теперь откровенно объясниться объ этомъ, чтобы впередъ уже не было объ этомъ помину.
— Да благословитъ васъ Господь, леди Лофтонъ, сказалъ онъ:— немногимъ суждено счастіе имть такого друга какъ вы.
Во все время этого разговора она была какъ-то особенно тиха, почти печальна, и говорила безъ обычнаго оживленія: ей въ этотъ день предстояло еще другое, боле затруднительное объясненіе. Но послднія слова Марка нсколько развеселили ее: такого рода похвала была всего пріятне ея сердцу. Она гордилась тмъ, что она врный и неизмнный другъ.
— Въ такомъ случа вы должны исполнить мою дружескую просьбу и отобдать у меня сегодня, и Фанни также, разумется. Я никакихъ отговорокъ не принимаю, и считаю это дломъ ршенымъ. Я имю особыя причины желать видть васъ у себя сегодня, договорила она торопливо, усмотрвъ на лиц священника нчто похожее на отказъ.
Бдная леди Лофтонъ! Ея враги,— вдь и у нея были враги,— обыкновенно говорили, что приглашеніе къ обду было у ней единственнымъ способомъ выражать свое благоволеніе. Но я осмлюсь спросить этихъ недоброжелателей: чмъ же этотъ способъ хуже всякаго другаго? При такихъ обстоятельствахъ, Маркъ не могъ, конечно, ослушаться ея, и общался придти къ обду вмст съ женой. Когда онъ ушелъ, леди Лофтонъ велла подавать себ карету.
Между тмъ какъ все это происходило въ Фремле, Люси все еще оставалась въ Гоггльсток и ухаживала за мистриссъ Кролей. Оказалось, что ей не зачмъ было спшить своимъ возвращеніемъ, потому что то же самое письмо, въ которомъ Фанни увдомляла ее о нашествіи Филистимлянъ, извщало ее также о томъ, какъ и кмъ они были удалены.— ‘И потому, писала Фанни, теб нтъ надобности прізжать по этому случаю. А все-таки прізжай къ намъ какъ можно скоре, у насъ въ дом грустно безъ тебя.’
Въ то самое утро когда Люси получила это письмо, она сидла по обыкновенію у стараго кожанаго кресла, въ которое недавно перевели мистриссъ Кролей. Горячка прошла, и силы больной стали постепенно возвращаться, очень медленно однако, и сосдній докторъ не разъ предупреждалъ ее, что малйшая неосторожность можетъ повести къ возобновленію болзни.
— Мн право кажется, что завтра я буду на ногахъ, сказала она,— и тогда, милая Люси, я уже не стану задерживать васъ у себя.
— Вамъ какъ будто хочется поскоре избавиться отъ меня. Должно-быть мистеръ Кролей опять нажаловался на меня, по случаю сливокъ къ чаю.
Мистеръ Кролей не давно пришелъ въ негодованіе, замтивъ, что чай ему подаютъ со сливками, а не съ молокомъ, и заключилъ изъ этого, что въ его домъ, тайкомъ отъ него, привозятъ разную провизію. Но такъ какъ сливки подавались уже цлую недлю, то Люси не могла отсюда сдлать выгодное заключеніе объ его проницательности.
— Ахъ, вы не знаете, какъ онъ заочно говоритъ объ васъ!
— Что же онъ обо мн говоритъ? Я уврена, что вы не ршитесь пересказать мн все, что онъ обо мн говоритъ.
— Нтъ, не ршусь, потому что отъ него такія рчи могутъ показаться вамъ смшными. Онъ говоритъ, что еслибъ онъ вздумалъ писать поэму о назначеніи женщины, онъ бы избралъ васъ героиней.
— Съ молочникомъ въ рукахъ, или за пришивкою пуговицы къ воротничку его рубашки. Но знаете, душа моя, онъ до сихъ поръ не можетъ простить мн телячій бульйонъ. Онъ тогда очень ясно далъ мн почувствовать, что я лгунья. И точно, я въ этомъ случа не посовстилась солгать.
— Онъ мн сказалъ, что вы ангелъ.
— Боже милостивый!
— Да, ангелъ милосердія! И онъ правъ, я рада своей болзни, потому что черезъ нее я сблизилась съ вами.
— Да мы могли бы сблизиться съ вами и безъ горячка.
— Нтъ, не думаю. Съ тхъ поръ какъ я замужемъ, я не съ кмъ не сближалась, пока моя болзнъ не привела васъ сюда. Безъ этого, мы бы никакъ не сблизились. Куда мн знакомиться и сближаться!
— Но теперь, мистриссъ Кролей, вы прідете къ намъ въ Фремлей, какъ только оправитесь? Вспомните, что вы мн это общали.
— Вы меня заставили общать въ такую минуту, когда я была такъ слаба, что не могла отказаться.
— И я заставлю васъ сдержать слово. Милости просимъ и его, если ему угодно,— но вы во всякомъ случа должны пріхать. Я и слышать ничего не хочу про старыя платья. Старыя платья точно также можно носить въ Фремле какъ и въ Гоггльсток.
Изъ всего этого можно заключить, что мистриссъ Кролей и Люси очень сблизились въ эти четыре недли, какъ не могутъ не сблизиться дв женщины, прожившія съ глазу на глазъ столько времени, особливо когда одна изъ нихъ больна, а другая за нею ухаживаетъ.
Разговоръ ихъ былъ прерванъ стукомъ колесъ. Домъ стоялъ не на большой дорог, такъ что прозжающихъ бывало здсь очень не много.
— Я уврена, что это Фанни, сказала Люси, вставая съ мста.
Кажется, это не кабріолетъ, а карета парой, сказала мистриссъ Кролей, руководствуясь утонченнымъ слухомъ, свойственнымъ болзни.
— Да, карета, сказала Люси, подойдя къ окну,— и она остановилась. Должно-быть, кто-нибудь изъ Фремле-Корта, я узнаю лакея.
И она невольно вспыхнула. ‘Ужь не самъ ли лордъ Лофтонъ,’ подумала она, забывая въ эту минуту, что лордъ Лофтонъ не имлъ привычки разъзжать въ тяжелой карет съ великаномъ лакеемъ. Несмотря на всю свою короткость съ мистриссъ Кролей, она ни слова не сказала ей о своихъ сердечныхъ длахъ.
Карета остановилась и лакей сошелъ съ козелъ, но изнутри никто не отдавалъ ему никакихъ приказаній.
— Онъ врно привезъ что-нибудь изъ Фремлея, сказала Люси, помышляя о сливкахъ и подобныхъ предметахъ, которыя, во время ея пребыванія здсь, не разъ присылались изъ Фремле-Корта.— А карет должно-быть приходилось кстати хать въ эту сторону.
Но вскор загадка отчасти разъяснилась, хотя съ другой стороны стала еще таинственне. Краснорукая двочка (та самая, которую мать сперва увела, испугавшись заразы, но которая теперь опять вступила въ должность) вбжала въ комнату, совершенно перепуганная, и объявила, что миссъ Робартсъ просятъ тотчасъ же выйдти къ дам сидящей въ карет.
— Вроятно, это леди Лофтонъ, сказала мистрисръ Кролей.
Сердце у Люси такъ сильно дрогнуло, что она не въ состояніи была выговорить слово. Зачмъ леди Лофтонъ пріхала сюда въ Гоггльстокъ? Зачмъ она требуетъ ее, Люси, къ себ въ карету? Не все ли уже кончено между ними? А теперь… Люси никакъ не могла сообразить, къ чему должно было повести такое свиданіе. Впрочемъ, ей некогда было и соображать, въ своемъ смущеніи, она дорого дала бы, чтобы какъ-нибудь отдалить страшную минуту, но краснорукая двочка никакъ не хотла этого дозволить.
— Васъ просятъ придти тотчасъ же, повторила она настойчиво.
Люси, не сказавъ ни слова, встала и вышла изъ комнаты. Она спустилась по лстниц, прошла по узенькому корридору и по садовой тропинк, твердымъ, ровнымъ шагомъ, но въ какомъ-то полусн, почти сама не зная куда и зачмъ она идетъ. Все ея хладнокровіе, все ея самообладаніе исчезло вдругъ. Она чувствовала, что не сможетъ говорить такъ какъ бы хотла, она уврена была напередъ, что ей придется раскаиваться въ своихъ словахъ и поступкахъ, и не могла преодолть свое смущеніе. Зачмъ леди Лофтонъ потребовала ее къ. себ? Она подощла къ карет, высокій лакей стоялъ у открытой дверцы, она ступила на подножку и сла рядомъ съ леди Лофтонъ, не понимая, не сознавая какъ она попала сюда.
Правду сказать, леди Лофтонъ находилась также въ большомъ затрудненіи. Но обязанность начать разговоръ, очвидно, лежала на ней, и потому, взявъ Люси за руку, она сказала:
— Миссъ Робартсъ, мой сынъ пріхалъ. Не знаю, извстно ли вамъ это.
Она говорила тихимъ, кроткимъ голосомъ, не совсмъ похожимъ на ея обычный тонъ, но Люси была такъ смущена, что не могла этого замтить.
— Нтъ, я этого не знала, отвчала она.
Фанни однако сообщила ей въ своемъ письм о возвращеніи лорда Лофтона, но въ эту минуту все вылетло изъ головы Люси.
— Да, онъ пріхалъ. Вы знаете, онъ былъ въ Норвегіи, на рыбной ловл.
— Да, проговорила Люси.
— Вы врно еще помните, нашъ разговоръ въ Фремле, въ моей комнатк на верху?
Бдная Люси сказала, что помнить, дрожа всмъ тломъ я терзаясь мыслью, что леди Лофтонъ не можетъ этого не замтить. Отчего тогда она нашла въ себ такую смлость, а теперь такъ страшно оробла?
— Такъ видите ли, душа моя, все что я говорила вамъ тогда, говорила я съ добрымъ намреніемъ. Вы, во всякомъ случа, не станете осуждать меня за то, что я люблю своего сына больше всего на свт.
— О, нтъ! отвчала Люси.
— Онъ превосходный сынъ, превосходный человкъ и непремнно будетъ превосходнымъ мужемъ.
Люси замтила, или лучше сказать, почти инстинктивно догадалась, что леди Лофтонъ говорила сквозь слезы. У нея самой потемнло въ глазахъ, она не могла шевельнуться, не-могла выговорить слова.
— Люси, я пріхала просить васъ стать его женою.
Она была уврена, что точно слышала эти слова. Они ясно раздались въ ея ушахъ, ясно отразились въ ея ум, а между тмъ она не въ силахъ была ни отвчать, ни шевельнуться, ни подать какого-либо знака, что она поняла ихъ. Ей казалось, будто съ ея стороны не великодушно будетъ воспользоваться такимъ самоотверженнымъ предложеніемъ. Въ эту минуту, она не могла еще думать о своемъ счастьи, ни даже о счастьи его, такъ поразила ее громадность уступки со стороны леди Лофтонъ. Когда она поставила леди Лофтонъ судьею своей участи, она въ душ уже пожертвовала своею любовью. Она не хотла сдлаться невсткой леди Лофтонъ противъ ея желанія, и потому отказалась отъ всякой борьбы, пожертвовавъ собою и любимымъ человкомъ. Она твердо ршилась не измнять своему слову, но никогда не позволяла себ надяться, чтобы леди Лофтонъ сама пошла на т условія, которыя она ей предписала. И однако, она ясно разслыхала слова: ‘я пріхала просить васъ, стать его женою.’
Не могу съ точностію сказать, сколько времени просидла она молча, вроятно прошло всего нсколько минутъ, но имъ обимъ он страшно продлились. Леди Лофтонъ, начавъ разговоръ съ Люси, взяла ея руку, и все держала ее, стараясь заглянуть ей въ лицо, но Люси не оборачивалась къ ней. Да къ тому же и глаза леди Лофтонъ въ эту минуту были помрачены слезами. Она напрасно ждала отвта, и наконецъ заговорила опять:
— Должна ли я хать назадъ, Люси, и сказать ему, что есть какое нибудь другое препятствіе, совершенно не зависящее отъ строгой старушки-матери,— другое препятствіе можетъ-быть не такъ легко преодолимое.
— Нтъ, проговорила Люси съ усиліемъ, но больше ничего не была она въ состояніи прибавить.
— Тагъ что же мн сказать ему? Просто да?
— Просто да, повторила Люси.
— А для строгой старушки-матери, которая такъ дорожила сыномъ, что не вдругъ ршилась съ нимъ разстаться, неужели для нея ни слова не найдется?
— О, леди Лофтонъ!
— Неужели не простятъ ей, не приласкаютъ ее? Неужели всегда будутъ смотрть на нее какъ на строгую, причудливую, сварливую старуху?
Люси медленно повернула голову и посмотрла въ лицо своей собесдниц. Она еще была не въ силахъ выразить словами свою нжность, но взглядъ ея былъ достаточно краснорчивъ.
— Люси, милая Люси, вы понимаете, какъ дорога вы теперь для меня!
И он упали другъ къ другу въ объятія и покрыли другъ друга поцлуями.
Леди Лофтонъ приказала кучеру прохать взадъ и впередъ по дорог, чтобы тмъ временемъ докончить свое объясненіе съ Люси. Сперва она хотла тотчасъ же увезти ее въ Фремлей, общая завтра же отвезти ее назадъ къ мистриссъ Кролей — ‘на время, покуда мы устроимъ это иначе,’ прибавила она, думая о томъ, чтобы свою будущую невстку поскоре замнить настоящею сидлкой. Но Люси не хотла хать въ Фремлей ни въ этотъ вечеръ, ни даже на слдующее утро. Она была бы рада, еслибы Фанни теперь пріхала къ ней, тогда бы он сговорились съ ней насчетъ возвращенія домой.
— Но послушайте, Люси, душа моя, что же мн сказать Лудовику? Можетъ-быть, вамъ было бы неловко, еслибъ онъ пріхалъ сюда?
— О, конечно, леди Лофтонъ! Пожалуста, скажите ему, чтобъ онъ не прізжалъ.
— И только? больше ничего?
— Скажите ему… скажите ему… Да нтъ! онъ самъ не ожидаетъ, чтобъ я поручила передать ему что-нибудь. Но только мн бы хотлось хоть день отдохнуть и успокоиться, леди Лофтонъ.
— Хорошо, душа моя, мы дадимъ вамъ успокоиться, и будемъ ждать васъ не раньше какъ посл завтра. Но уже доле вы не томите насъ отсутствіемъ. Вамъ теперь слдуетъ быть дома. Ему было бы слишкомъ грустно жить такъ близко отъ васъ, и но имть возможности глядть на васъ. Да и не ему одному… Есть еще кто-то, кому бы хотлось быть поближе къ вамъ… Я буду очень несчастна, Люси, если ни меня не полюбите хоть немного.
Люси уже достаточно оправилась, чтобъ отвчать ей самими нжными увреніями.
Ее высадили у двери дома, и леди Лофтонъ похала назадъ въ Фремле-Кортъ. Любопытно знать, догадывался ли лакей, который отперъ дверцу, для миссъ Робартсъ, что онъ прислуживаетъ своей будущей госпож? Очень вроятно, что онъ имлъ нкоторыя подозрнія, потому что поддерживалъ ее съ особенною почтительностію.
У Люси голова шла кругомъ, когда она взбжала наверхъ, она ршительно не знала что ей длать, что говорить. Ей бы собственно слдовало тотчасъ же отправиться къ мистриссъ Кролей, а между тмъ ей такъ хотлось побыть одной!
Она чувствовала себя не въ силахъ ни скрыть своихъ мыслей, ни высказать ихъ сколько-нибудь связно, да ей и не хотлось ни съ кмъ говорить о своемъ счастьи, такъ какъ Фанни Робартсъ не было тутъ. Однако она отправилась въ комнату мистриссъ Кролей, и проговорила какъ-то торопливо, что очень сожалетъ, что такъ долго оставляла ее одну.
— Точно это прізжала леди Лофтонъ?
— Да, леди Лофтонъ.
— Я не знала, Люси, что вы такъ близки съ нею.
— Ей нужно было переговорить со мной, возразила Люси, уклоняясь отъ вопроса и избгая взгляда мистриссъ Кролей. Потомъ она сла на свое обычное мсто.
— Надюсь, что ничего не было непріятнаго…
— Нтъ, нтъ, ничего такого, увряю васъ. Милая мистриссъ Кролей, я вамъ все разкажу, какъ-нибудь, въ другой разъ, но теперь, ради Бога, не распрашивайте меня.
Она встала и выбжала изъ комнаты, ей необходимо было уединиться хоть на нсколько минутъ. Запершись у себя, въ прежней дтской, она всячески старалась превозмочь свое волненіе, но не совсмъ успшно. Она взяла перо и бумагу, намреваясь — такъ по крайней мр она говорила себ — написать къ Фанни, хотя она напередъ знала, что разорветъ это письмо какъ только оно будетъ окончено, но она не въ силахъ была начертить ни одного слова. Рука у нея дрожала, въ глазахъ было темно, мысли путались.
Она могла только сидть у своего стола и думать, и удивляться, и надяться, отъ времени до времени утирая слезы и спрашивая себя: почему ея настоящее настроеніе такъ для ней мучительно? Въ продолженіи послднихъ трехъ, четырехъ мсяцевъ она нисколько не боялась лорда Лофтона, всегда держалась съ нимъ на равной высот, даже въ послднемъ разговор съ нимъ въ гостиной викарства,— она не могла этого не сознавать — вся выгода была на ея сторон. Но теперь она съ какимъ-то неопредленнымъ страхомъ ждала минуты свиданія.
Потомъ ей вспомнился извстный вечеръ, проведенный ею когда-то въ Фремле-Корт,— и она съ нкоторымъ удовольствіемъ остановилась на этомъ воспоминаніи. Тамъ была тогда Гризельда Грантли, оба семейства условились содйствовать сближенію между ею и лордомъ Лофтономъ. Люси все это видла и угадывала, не отдавая себ въ томъ отчета, и ей стало очень грустно. Она удалилась отъ всхъ, чувствуя и робость, и неловкость, сознавая превосходство другихъ надъ собою, но между тмъ утшая себя мыслію, что за нею остается своего рода превосходство. И вотъ онъ облокотился на ея кресло, шепнулъ ей нсколько радушныхъ, ласковыхъ словъ, и она ршилась быть ему другомъ, даже если Гризельда Грантли станетъ его женой. Вскор оказалось, какъ мало можно было полагаться на такого рода ршенія. Она почувствовала, куда повела ее эта дружба, и ршилась съ твердостью понести заслуженное наказаніе… Но теперь…
Она просидла такъ около часа, и готова была бы просидть цлый день. Но такъ какъ это было невозможно, то она встала, умыла себ лицо и глаза, и вернулась въ комнату мистриссъ Кролей. Тутъ она застала и мистера Кролея, къ великой своей радости, потому что, она знала, въ его присутствіи не будетъ никакихъ разспросовъ.
Онъ былъ постоянно ласковъ и привтливъ съ нею, даже оказывалъ ей особую почтительность, только въ одномъ случа счелъ онъ своимъ долгомъ уличить ее въ неправд,— по поводу провизіи. Но онъ съ нею не сблизился какъ мистриссъ Кролей, и Люси на этотъ разъ была тому рада: она была еще не въ силахъ говорить о леди Лофтонъ.
Вечеромъ, когда они опять собрались, Люси, будто мимоходомъ, замтила, что ожидаетъ завтра Фанни.
— Намъ будетъ очень грустно разстаться съ вами, миссъ Робартсъ, сказалъ мистеръ Кролей:— но мы конечно не ршимся доле удерживать васъ. Мистриссъ Кролей теперь почти совсмъ оправилась, благодаря вашимъ попеченіямъ. Что бы съ нею сталось безъ васъ, я и представить себ не могу.
— Я еще не говорила, что уду, сказала Люси.
— Но вы должны хать, сказала мистриссъ Кролей.— Да, душа моя, я сама понимаю, что вамъ пора домой, и не хочу, чтобы вы оставались у насъ доле. Бдныя мои дточки, наконецъ-таки я увижу ихъ. Какъ мн отблагодарить мистриссъ Робартсъ за все, что она для нихъ сдлала?
Ршено было, что Люси на другой день отправится въ Фремлей, если Фанни за нею прідетъ. А эту ночь Люси непремнно хотла просидть у изголовья своей новой пріятельницы. Она поврила мистриссъ Кролей перемну, которая готовилась въ ея судьб. Самой Люси вовсе не казалось страннымъ ея новое положеніе, но мистриссъ Кролей не могла привыкнуть къ мысли, что за нею, бдною женой бднаго сельскаго священника, ухаживала будущая леди Лофтонъ, подавая ей пить и ежеминутно оправляя ея постель. Она такъ была поражена этимъ, что невольно приняла боле церемонный тонъ. Люси тотчасъ же это замтила.
— Между нами ничего не измнится, не правда ли? сказала она поспшно.— Общайте мн, что вы будете со мною попрежнему.
Но, разумется, гораздо легче было дать такое общаніе нежели потомъ сдержать его.
Рано поутру, такъ рано, что Люси разбудили въ первомъ сн, пришло письмо отъ Фанни, написанное ею тотчасъ по возвращеніи съ обда у леди Лофтонъ.
Письмо начиналось такъ:

‘Милый, безцнный дружокъ!

‘Какъ мн поздравить тебя, какъ пожелать теб счастія? Обнимаю тебя тысячу разъ и радуюсь за тебя и за всхъ насъ. Главная цль моего письма — предупредить тебя, что я за тобой пріиду завтра, часовъ въ двнадцать, и ты должна будешь хать со мною въ Фремлей. А не то, тебя непремнно увезетъ кто-нибудь другой, не такой надежный человкъ, какъ я.’
Хотя и сказано, что въ этомъ состоитъ главный предметъ письма, однако посл того было еще нсколько мелко-исписанныхъ листовъ: мистриссъ Робартсъ просидла за ними далеко за полночь.
‘Я о немъ говорить не стану, писала она, наполнивъ дв-три страницы его именемъ, но хочу разказать теб, какъ великолпно поступила она. Вдь ты должна же сознаться, что она милйшая женщина, не правда ли?’
Люси уже нсколько разъ сознавалась въ этомъ посл вчерашняго разговора, она даже уврила себя, и въ послдствіи постоянно увряла, что никогда въ этомъ не сомнвалась.
‘Она удивила насъ, объявивъ намъ, когда мы вошли къ ней въ гостиную, что здила къ теб къ Гоггльстокъ. Лордъ Лофтонъ конечно не утерплъ, и тотчасъ же открылъ намъ всю тайну. Не могу теб передать въ точности его слова, но ты повришь, что онъ говорилъ какъ нельзя лучше. Онъ взялъ мою руку и сжималъ ее разъ десять, я даже думала, что онъ меня расцлуетъ, но онъ этого не сдлалъ, такъ что теб нтъ повода къ ревности. А она была такъ мила съ Маркомъ, и съ такимъ уваженіемъ отзывалась о вашемъ отц! Но лордъ Лофтонъ очень журилъ ее, за то что она тотчасъ же не привезла тебя съ собою. Онъ называлъ это сентиментальностью. Однако видно было, какъ онъ благодаренъ ей въ душ, она сама это чувствовала, и была необыкновенно счастлива и весела. Она съ него глазъ не могла свести, и точно, никогда еще онъ не былъ такъ хорошъ.
‘А потомъ, пока лордъ Лофтонъ и Маркъ сидли въ столовой (они тамъ оставались ужасно долго), она непремнно хотла поводить меня по всему дому, чтобы показать мн твои комнаты, объясняя, что ты тутъ будешь полною хозяйкой. Она все устроила какъ нельзя лучше, видно, что она объ этомъ думала цлые годы. Пуще всего она боится теперь, чтобы вы съ нимъ не переселились въ Лофтонъ. Но если въ теб есть капля благодарности къ ней или капля привязанности ко мн, ты этого не допустишь. Я ее нсколько утшила, сказавъ, что теперь въ Лофтонскомъ замк и камня на камн не осталось, такъ по крайней мр я слышала со всхъ сторонъ. Кром того, говорятъ, тамъ и мстность самая непріятная. Она наконецъ объявила, со слезами на глазахъ, что если только вы согласитесь жить съ нею въ Фремле, она готова ни во что не вмшиваться. Мн кажется, что нтъ и не было на свт такой женщины, какъ она.’
Письмо еще не оканчивалось тутъ, но мы не будемъ приводить остальной его части, такъ какъ въ ней было мало занимательнаго или любопытнаго для читателей. Ровно въ назначенный часъ, подкатилъ къ калитк кабріолетъ, въ которомъ сидла Фанни съ Гресъ Кролей. Гресъ привезли для того, чтобъ она сколько-нибудь помогала матери. При встрч не было никакихъ откровенныхъ объясненій или даже изліяній дружбы, такъ какъ тутъ присутствовалъ мистеръ Кролей, желавшій лично проститься съ своею гостьей, ему еще не сказывали, какая судьба ожидаетъ ее. Он могли только нжно обнять другъ друга и молча поцловаться, чему Люси была отчасти рада. Даже съ своею сестрой она не знала какъ заговорить объ этомъ предмет.
— Да благословитъ васъ Всевышній, миссъ Робартсъ, сказалъ мистеръ Кролей, подавая ей руку, чтобы довести ее до кабріолета.— Вы внесли въ мое бдное жилище лучъ свта, въ тяжкую минуту болзни, и Господь наградитъ васъ. Вы поступили какъ добродтельный Самарянинъ, изливая елей на язвы болящаго. Вы возвратили жіэнь матери моихъ дтей, мн же вы принесли свтъ, и утшеніе, и доброе слово, и душа моя возрадовалась во мн. Все это проистекало изъ истинной, христіанской любви, которая не превозносится и не кичится. Вра и надежда — великія добродтели, но превыше всхъ любовь.
И произнеся это, онъ, вмсто того чтобы довести ее до экипажа, вдругъ отвернулся и отошелъ прочь.
Нтъ особенной надобности разказывать, какъ велъ себя знакомецъ нашъ пони на возвратномъ пути, и какъ вели себя об дамы въ кабріолет, и какія между ними были разговоры.

ГЛАВА XLVII.

Но, несмотря на вс эти радостныя событія, мы не должны, увы! прейдти молчаніемъ, что грозная Немезида всегда почти настигаетъ виновнаго, хотя она и хромаетъ на одну ногу, и хотя виновному и кажется иногда, что вотъ-вотъ удалось ему уйдти отъ нея. Въ этомъ случа, виновный былъ никто иной какъ нашъ несчастный другъ Маркъ Робартсъ, онъ согршилъ тмъ, что связался съ дурными людьми, гостилъ въ Гадеромъ-Кассл, разъзжалъ на охоту на бойкихъ лошадяхъ, и не умлъ остеречься отъ когтей Тозеровъ, а орудіе, употребленное Немезидой, былъ мистеръ Томъ Тауэрсъ въ Юпитер. Извстно, что въ наше время богиня не могла бы найдти для себя бича боле грознаго.
Но, вопервыхъ, я долженъ упомянуть о маленькомъ разговор между леди Лофтонъ и Маркомъ Робартсомъ. Мистеръ Робартсъ счелъ за нужное сказать ей еще нсколько словъ о своихъ денежныхъ длахъ. Онъ не могъ не сознавать, говорилъ онъ, что получилъ мсто члена въ капитул черезъ посредство мистера Соверби, и, посл всего что произошло между ними, ему казалось невозможнымъ удерживать за собою это мсто, совсть его не будетъ покойна, пока онъ не откажется отъ него. Онъ зналъ, что вслдствіе этого онъ не такъ скоро будетъ въ состояніи разчитаться съ лордомъ Лофтономъ, но изъявлялъ надежду, что Лофтонъ проститъ ему и даже одобритъ его въ этомъ случа.
Сперва леди Лофтонъ не совсмъ соглашалась съ нимъ. Такъ какъ лордъ Лофтонъ вступилъ въ бракъ съ сестрою священника, то не худо, чтобъ этотъ священникъ былъ въ нкоторой степени сановникомъ церкви, не худо также, чтобы человкъ, такъ близко связанный съ ея сыномъ, былъ вполн обезпеченъ въ денежномъ отношеніи. Притомъ можно было предвидть въ будущемъ и новыя повышенія для зятя пера, а извстно, что человка, который уже поднялся на нсколько ступенекъ общественной лстницы, поднимать легче. Однако, когда ей объяснили все подробне, и она поближе вникла въ дло, то она сама нашла, что лучше отказаться отъ этого мста.
И счастіе для нихъ обоихъ, счастіе для всхъ въ Фремле, что ршеніе это было принято прежде чмъ опустился бичъ Немезиды. Немезида, конечно, объявила, что ея удары принудили Марка подать въ отставку, но напрасно она этимъ похвалялась: всему барчестерскому духовенству было извстно, что Маркъ ршился отказаться отъ своего мста еще прежде чмъ Томъ Тауэрсъ замахнулся своимъ смертоноснымъ бичомъ. Но вотъ какимъ образомъ онъ замахнулся:
‘Въ настоящее время,’ гласила статья въ, ‘англиканской церкви довольно трудно удерживать за собою первенство надъ другими религіозными сектами въ этой стран, хотя она и видитъ въ этомъ первенств свое неотъемлемое право. И, если до сихъ поръ удерживается это господство, то этимъ можетъ-быть она обязана не столько внутреннимъ своимъ достоинствамъ, сколько почти безсознательному чувству давнишней преданности и привычки. Если же, однако, патроны и представители этой церкви станутъ попирать ногами вс правила приличія, то мы смло можемъ предсказывать, что это рыцарское чувство преданности не долго продержится. Отъ времени до времени мы видимъ примры такой непростительной неосторожности, что можемъ только дивиться безразсудству тхъ, которые считаются за ревностныхъ приверженцевъ учрежденной церкви.
‘Одно изъ самыхъ почетныхъ и покойныхъ положеній, до какихъ можетъ возвыситься священникъ, есть мсто бенефиціянта или члена капитула при какомъ-нибудь собор. Съ нкоторыми изъ этихъ мстъ, какъ извстно всмъ, не сопряжено никакого содержанія, но за то нкоторыя очень выгодны во всхъ отношеніяхъ. Съ ними соединяются прекрасные дома обладающіе разными хозяйственными удобствами, и доходы, которые могли бы осчастливить не одного измученнаго труженика изъ низшихъ рядовъ духовенства. Духъ реформы коснулся и этихъ мстъ: онъ соединилъ съ ними нкоторыя обязанности, а у иныхъ отнялъ излишекъ выгодъ. Но, говоря вообще, реформа не сильно налегала на эти мста, такъ какъ вс видли въ нихъ почетныя убжища для заслуженныхъ людей, изнуренныхъ трудами. Конечно, въ недавнее время возникъ обычай ставить на епископскія каедры молодыхъ людей, на томъ основаніи, вроятно, что отъ людей молодыхъ можно ожидать боле усиленной дятельности, но мы никогда не слыхали, чтобъ было желательно и полезно давать синекуры молодымъ людямъ. Священникъ, удостоенный такого рода мста, по нашему мннію долженъ быть человкъ заслужившій право на отдыхъ и покой долгими трудами, и прежде всего человкъ, котораго жизнь до тхъ поръ была, а слдовательно, по всмъ вроятіямъ и впредь будетъ, украшеніемъ и честью собора, который принялъ его въ свои ндра.
‘Недавно до насъ дошло свдніе, что одна изъ богатыхъ бенефицій, принадлежащихъ барчестерскому собору, досталась его преподобію Марку Робартсу, викарію сосдняго прихода, такъ чтобъ онъ занималъ оба мста разомъ. Мы не мало удивились, узнавъ, вскор потомъ, что этому счастливцу всего какихъ-нибудь двадцать шесть лтъ. Намъ хотлось врить однако, что его ученость, его благочестіе, строгость его жизни, давали ему право на такого рода отличіе, и потому мы не сказали тогда ни слова. Теперь же стало очевидно, но для насъ однихъ, но и для всхъ на свт, что мистеръ Робартсъ не можетъ похвалиться ни благочестіемъ, ни строгостью правилъ, а судя по кругу его знакомства и обычному образу жизни, мы имемъ сильныя причины сомнваться въ его учености. Въ настоящую минуту, или по крайней мр за нсколько дней предъ симъ, въ дом его въ Фремле была экзекуція по иску какихъ-то лондонскихъ ростовщиковъ, и вроятно, то же самое происходило бы и въ другомъ его дом, въ Барчестер, еслибы только онъ водворился тамъ.’
За этимъ слдовало нсколько энергическихъ и, безъ сомннія, весьма полезныхъ совтовъ тмъ изъ членовъ англиканскаго духовенства, на которыхъ вообще возлагается отвтственность за поступки ихъ собратьевъ, и статья заключалась слдующими словами:
‘Многія изъ этихъ бенефицій находятся въ распоряженіи мстныхъ капитуловъ и декановъ, и въ такомъ случа деканъ и капитулъ обязаны заботиться о назначеніи достойныхъ лицъ. Иныя же изъ нихъ перешли въ руки казны, и тогда такая же отвтственность лежитъ на правительств. Намъ извстно, что мистеръ Робартсъ былъ назначенъ членомъ барчестерскаго капитула, по распоряженію бывшаго перваго министра, и намъ кажется, что такое распоряженіе, заслуживаетъ строжайшаго порицанія. Можетъ-быть въ подобныхъ случаяхъ трудно бываетъ собрать вс надлежащія свднія…. Но вся наша правительственная система основана на принцип передающейся отвтственности. Поговорка: quod facit per alium, facit per se, прямо относится къ нашимъ министрамъ. Человкъ добивающійся высокаго положенія среди насъ, долженъ напередъ освоиться со всми опасностями этого положенія. Намъ стало извстно, изъ достоврныхъ источниковъ, что въ этомъ частномъ случа первенствующій министръ руководствовался рекомендаціей вновь-поступившаго члена кабинета, о назначеніи котораго мы уже когда-то говорили, какъ о непростительной ошибк. Хотя этотъ джентльменъ и не занималъ вліятельной должности, но зло такого рода, о какомъ идетъ здсь рчь, именно и проистекаетъ отъ возвышенія неспособныхъ и недостойныхъ людей на видныя мста, хотя бы съ этими мстами и не соединялось обширнаго поля дятельности.
‘Если мистеръ Робартсъ позволитъ намъ предложить ему безкорыстный совтъ, и если онъ захочетъ послдовать ему, то пусть, не теряя времени, возвратитъ онъ свою бенефицію въ распоряженіе правительства!’
Замчу мимоходомъ, что когда бдный Гарольдъ Смитъ прочелъ эти строки, онъ съ мучительнымъ негодованіемъ воскликнулъ, что это дло его ненавистнаго противника, мистера Саппельгауса. Онъ утверждалъ, что узнаетъ перо, но я полагаю, что тутъ его ослпила личная вражда. Я имю причины, думать, что нкто поважне мистера Саппельгауса взялъ на себя трудъ показнить нашего несчастнаго викарія, что это однимъ словомъ былъ самъ Томъ Тауерсъ.
Это былъ страшный ударъ для обитателей Фремлея. Сперва показалось имъ, что они разбиты въ дребезги. Бдной Фанни, когда она прочла эту статью, почудилось, что пришло свтопреставленіе. Пытались было скрыть отъ нея листокъ, но такого рода попытки никогда не удаются. Статья была перепечатана во всхъ благонамренныхъ мстныхъ газетахъ, и Фанни вскор замтила, что отъ нея скрываютъ что-то. Наконецъ мужъ показалъ ей грозную статью, и въ продолженіи нсколькихъ часовъ бдная мистриссъ Робартсъ была совершенно уничтожена, въ продолженіи нсколькихъ дней, она боялась показываться сосдямъ, въ продолженіи нсколькихъ недль, она была очень грустна.
Но потомъ, все какъ будто бы вошло въ обычную колею, солнце такъ же привтливо сіяло на нихъ, какъ будто бы и не было роковой статьи, и не только солнце небесное (которое вообще мало обращаетъ вниманія на вс языческія грозы), но и нравственная ихъ атмосфера попрежнему была согрта тепломъ радушія и сочувствія. Сосдніе священники не отворачивались отъ Марка, жены ихъ не перестали здить къ мистриссъ Робартсъ. Въ барчестерскихъ магазинахъ на нее не смотрли какъ на женщину опозоренную, хотя, нужно сознаться, мистриссъ Проуди едва-едва кланялась ей.
Вообще говоря, статья только на мистриссъ Проуди и произвела сильное и продолжительное впечатлніе. Она даже, въ нкоторомъ отношеніи, имла хорошее дйствіе,— она заставила леди Лофтонъ тотчасъ же самымъ ршительнымъ образомъ принять сторону своего священника, и такимъ образомъ вс прегршенія Марка, благодаря этой стать, еще скоре изгладились изъ памяти обитателей Фремле-Корта.
Въ графств же на все это дло не могли обратить такого усиленнаго вниманія, какимъ бы почтили его въ другое боле спокойное время. Въ настоящую минуту вс были заняты приготовленіемъ къ выборамъ, и хотя въ восточномъ округ не предвидлось никакого разногласія, за то въ западномъ должна была произойдти ожесточенная борьба. Ожиданіе этой борьбы и сопряженныя съ ней обстоятельства совершенно отодвинули въ тнь мистера Робартса и знаменитую статью. Изъ Гадеромъ-Кассля былъ изданъ указъ, повелвавшій изгнать мистера Соверби изъ парламента, а въ отвтъ на него разсылалась изъ Чальдикотса грозно-насмшливая записка, утверждавшая, что повелнія герцога никакого не будутъ имть дйствія.
Въ Англіи есть два разряда лицъ, которыя по основнымъ законамъ нашей конституціи, устранены отъ всякаго дятельнаго участія въ выбор членовъ парламента, именно: перы королевства и женщины, а между тмъ, извстно было по всему графству, что борьба по случаю выборовъ шла между перомъ и женщиной. Миссъ Данстеблъ, наконецъ, успла скупить у казны Чальдикотскій Чезъ, въ Барсетшир многіе увряли, что эти земли никакъ бы не достались ей, еслибы гиганты не восторжествовали надъ богами. Герцогъ былъ извстный приверженецъ боговъ, а потому (такъ по крайней мр намекалъ мистеръ Фодергиллъ) ему и не продали казенныхъ земель. Ихъ продали миссъ Данстеблъ, потому что она собиралась идти на открытую борьбу съ герцогомъ въ самомъ его родимомъ графств. Мн кажется, однако, что мистеръ Фодергилъ ошибался тутъ, и что Чальдикотскій Чезъ, остался за миссъ Данстеблъ потому только, что она предложила казн цну выше той, которую соглашался заплатить герцогъ.
Вскор стало извстно также, что миссъ Данстеблъ скупила все чальдикотское помстье, и что, поддерживая мистера Соверби на парламентскихъ выборахъ, она только помогала своему съемщику.
Потомъ, распространилась всть, что сама миссъ Данстеблъ наконецъ погибла, что она выходитъ замужъ за доктора Торна изъ Грешамсбери, или за грешамсберискаго аптекаря, какъ называла его враждебная партія. Онъ цлый вкъ былъ не боле какъ цирюльникъ, говорилъ докторъ Филгревъ, знаменитый барчестерскій врачъ, и теперь женится на дочери такого же цирюльника. Впрочемъ, докторъ Торнъ мало обращалъ вниманія на такого рода рчи.
Но все это послужило поводомъ къ безконечному обмну колкостей между мистеромъ Фодергилломъ и мистеромъ Клозерстилемъ, агентомъ по выборамъ. Мистера Соверби прозвали ‘дамскимъ прихвостникомъ’, и стали распространять не слишкомъ лестные разказы о его покровительниц, ея лтахъ, наружности и манерахъ. Потомъ, важнымъ тономъ вопрошали западный округъ графства (посредствомъ объявленій, прибитыхъ къ стнамъ заборамъ, сараямъ), прилично ли и дозволительно ли ему имть представителемъ женщину? Въ отвтъ на это, графству опять задавали вопросъ: прилично ли и дозволительно ли ему имть представителемъ герцога? Затмъ вопросъ принималъ боле личный оборотъ: желали узнать, не навлечетъ ли графство неизгладимый позоръ на себя, отдаваясь въ распоряженіе не только женщин, но женщин недавно торговавшей ливанскою мазью. Но немного было пользы отъ этого ловкаго намека: на него возразили объявленіемъ, ясно доказывавшимъ несчастному графству, какъ постыдно было ему отдать себя въ руки какому бы то ни было перу, особливо же перу самому безнравственному, какой когда-либо позорилъ собою скамьи верхней палаты.
Итакъ, схватка слдовала за схваткой, и деньгамъ дано было свободное теченіе, къ удовольствію вестъ-барсетширскаго населенія. Герцогъ, конечно, не показывался. Онъ и вообще очень рдко являлся среди толпы, особенно же въ такого рода случаяхъ, за то мистеръ Фодергиллъ поспвалъ везд. Миссъ Данстеблъ также не скрывала своего свтильника подъ спудомъ, но я долженъ объявить во всеуслышаніе, что ея враги совершенно несправедливо наклепали на нее, будто бы она сама говорила рчь избирателямъ съ балкона гостиницы въ Кореи, правда, она прізжала въ Кореи, и карета ея останавливалась передъ гостиницей, но ни здсь, ни въ другомъ какомъ мст, она не длала публичныхъ демонстрацій.
— Меня врно смшали съ мистриссъ Проуди, сказала она, когда до нея дошли эти сплетни.
Но увы! у миссъ Данстеблъ не доставало одного важнаго условія для успха: самъ мистеръ Соверби не умлъ за себя постоять. Правда, онъ безпрекословно исполнялъ все, чего отъ него требовали, онъ обязался положительнымъ уговоромъ вступить въ борьбу съ герцогомъ, это входило въ его условія съ миссъ Данстеблъ, и онъ не могъ отъ нихъ отказаться, но онъ не въ силахъ былъ вести эту борьбу съ надлежащею энергіей. У него не доставало духу явиться на мсто выборовъ и тамъ прямо ополчиться противъ герцога. Давно уже мистеръ Фодергиллъ вызывалъ его на это, но онъ не ршился принять его вызовъ.
‘По поводу предстоящихъ выборовъ, говорилъ мистеръ Фодергиллъ въ знаменитой рчи, произнесенной имъ въ Сильвербридж, въ гостиниц подъ вывской Омніумскаго герба,— намъ часто приходилось слышать о герцог Омніум, и объ обидахъ, будто бы нанесенныхъ имъ, одному изъ кандидатовъ. Имя герцога не сходитъ съ языка всхъ господъ и дамъ… поддерживающихъ притязанія мистера Соверби. Но я не думаю, чтобы самъ мистеръ Соверби много толковалъ о герцог. Врядъ ли онъ самъ ршится упомянуть его имя на выборахъ!’
И точно, мистеръ Соверби ни разу не упомянулъ о герцог.
Плохое дло сражаться, когда уже сломлена всякая внутренняя сила и бодрость, и въ такомъ положеніи былъ теперь мистеръ Соверби. Правда, онъ вырвался изъ стей, которыми опуталъ его герцогъ, при помощи мистера Фодергилла, но онъ изъ одной неволи перешелъ въ другую. Деньги дло серіозное, когда он ушли, ихъ нельзя воротить разомъ, удачнымъ ходомъ въ игр, или ловкою уверткой, какъ напримръ можно воротить политическую власть, репутацію, моду. Сто тысячъ фунтовъ долгу всегда останутся тми же стами тысячами, кому бы ни доводилось выплатить ихъ. Такое обязательство нельзя вдругъ уничтожить, разв только такимъ способомъ, къ какому мистеръ Соверби хотлъ было прибгнуть съ миссъ Данстеблъ. Конечно, для него пріятне было считаться ея должникомъ чмъ должникомъ герцога: это давало ему возможность жить въ своемъ старомъ родовомъ дом. Но грустна была эта жизнь посл всего, что было да ушло.
Миссъ Данстеблъ осталась побжденною на выборахъ. Она храбро сражалась до самаго конца, не щадя ни своихъ денегъ, ни денегъ своего противника, но сражалась безуспшно. Многіе приняли сторону мистера Соверби, желая низвергнуть авторитетъ герцога, но самому Соверби никто не могъ сочувствовать, и наконецъ онъ лишился своего мста въ парламент, которое занималъ онъ въ продолженіи двадцати пяти лтъ, лишился на вки.
Бдный мистеръ Соверби! Я не могу разстаться съ нимъ безъ чувства горькаго сожалнія, зная, что въ немъ таились хорошіе задатки, которые могли бы развиться при благопріятныхъ обстоятельствахъ. Есть люди, даже самаго высокаго званія, которые какъ будто такъ и родились подлецами, но мистеръ Соверби, по моему мннію родился джентльменомъ. Изъ него вышелъ не джентльменъ. Онъ не мсполнилъ своего назначенія, далеко уклонился отъ прямаго пути, въ этомъ мы должны сознаться. Джентльменъ не воспользовался бы минутой дружеской доврчивости, чтобы заставить пріятеля почти нехотя подписать за него вексель, это поступокъ не честный. Такая черта и другія ей подобныя черезчуръ ясно обозначаютъ его характеръ. Но тмъ не мене, я прошу читателя пожалть о мистер Соверби и пролить надъ нимъ слезу участія.
Онъ было пытался жить въ чальдикотскомъ дом, снимая окружныя земли въ качеств фермера, но скоро бросилъ эту попытку. У него не было ни способностей, ни навыка къ такому длу, и его теперешнее положеніе въ графств сдлалось ему невыносимымъ. Онъ самъ отказался отъ Чальдикотса и исчезъ какъ исчезаютъ подобные люди, впрочемъ не совсмъ лишенный денежныхъ средствъ: при окончательныхъ разчетахъ, нотаріусъ мистриссъ Торнъ,— если намъ позволено будетъ назвать теперь этимъ именемъ миссъ Данстеблъ,— обратилъ особое вниманіе на послдній пунктъ.
Итакъ лордъ Домбелло, кандидатъ рекомендованный герцогомъ, былъ выбранъ въ представители графства, какъ и прежде былъ выбираемъ кандидатъ рекомендованный герцогомъ. До сихъ поръ еще не показывалась Немезида. Но она, хромая, рано или поздно все-таки настигнетъ герцога, если онъ заслуживаетъ кары. Впрочемъ, наше знакомство съ его милостію было такъ поверхностно и не продолжительно, что мы не считаемъ нужнымъ освдомляться о его дальнйшей судьб.
Мы упомянемъ только объ одной черт, доказывающей съ какимъ практическимъ смысломъ у насъ, въ Англіи, ведутся дла. Въ начал этого разказа мы описали читателю дружескій и радушный пріемъ, какимъ герцогъ Омніумъ почтилъ миссъ Данстеблъ у себя въ Гадеромъ-Кассл. Посл того она сдлалась его сосдкой и завязала съ нимъ борьбу, по всмъ вроятіямъ довольно докучную для герцога. Но тмъ не мене, при первомъ же великомъ сборищ въ Гадеромъ-Кассд, мистриссъ Торнъ находилась въ числ гостей, и герцогъ никому не оказывалъ такой любезной предупредительности какъ своей богатой сосдк, бывшей миссъ Данстеблъ.

ГЛАВА XLVII.

Любезный, благосклонный, чувствительный читатель! У насъ въ этой послдней глав осталось на рукахъ четыре пары вздыхающихъ влюбленныхъ, и я, какъ предводитель этого хора, не хочу доле томить васъ сомнніями на счетъ благополучнаго соединенія какой-либо четы въ этой кадрили. Вс он были осчастливлены, несмотря на маленькій эпизодъ, недавно смутившій городъ Барчестеръ. Сообщая вамъ въ краткихъ словахъ о ихъ благополучіи, я буду соблюдать хронологическій порядокъ, то-есть начну съ тхъ, которые прежде предстали передъ брачный алтарь.
Итакъ, въ іюл мсяц, Оливія Проуди, старшая дочь епископа барчестерскаго, сочеталась бракомъ съ его преподобіемъ Тобіасомъ Тиклеромъ, священникомъ * * * церкви, въ Бетналь Грин. Обрядъ бракосочетанія былъ совершенъ самимъ отцомъ невсты. О жених мы не станемъ много распространяться, мы почти не успли и познакомиться съ нимъ. Сбираясь въ Барчестеръ для свадьбы, онъ предложилъ было привезти съ собою своихъ трехъ малыхъ дточекъ, но будущая теща, съ благоразумною твердостію, не дала ему исполнить это намреніе. Мистеръ Тиклеръ былъ человкъ не богатый, и до сихъ поръ не пріобрлъ себ громкаго имени между своими собратьями, но время еще не ушло, ему всего сорокъ три года, и такъ какъ онъ теперь заслужилъ лестное вниманіе высшихъ сановниковъ церкви, то могъ надяться на повышеніе. Свадьба была очень парадная, и Оливія конечно вела себя съ безукоризненнымъ достоинствомъ.
До самыхъ этихъ поръ еще не разъяснились сомннія, возникшія въ Барчестер по поводу странной поздки лорда Домбелло. Когда человкъ, въ его обстоятельствахъ, вдругъ, ни съ того ни съ другаго, узжаетъ въ Парижъ, даже не увдомивъ своей невсты, то весьма понятно, что за него начинаютъ опасаться. Мистриссъ Проуди, съ своей стороны, питала очень сильныя опасенія, и высказала ихъ даже на свадебномъ завтрак, даннонъ въ честь Оливіи.
— Да благословитъ васъ Господь, мои милыя дти, сказала она, вставая съ своего мста и обращаясь къ мистеру Тиклеру и его жен,— когда я вижу ваше совершенное благополучіе, на сколько можно назвать совершеннымъ человческое благополучіе въ этой юдоли слезъ, и когда я думаю о страшномъ бдствіи, постигшемъ нашихъ сосдей, я не могу не преклоняться передъ Божіею благостію и милосердіемъ: Господь даетъ, Господь и отнимаетъ.
Она этимъ вроятно хотла сказать, что между тмъ какъ Господь даровалъ мистера Тиклера ея Оливіи, Онъ по своей неизреченной благости отнялъ лорда Домбелло у архидіаконовой Гризельды. Посл завтрака, счастливая чета сла въ карету мистриссъ Проуди и дохала съ ней до ближайшей станціи желзной дороги, оттуда они отправились въ Мальвернъ, и тамъ провели медовый мсяцъ.
Для мистриссъ Проуди, безъ сомннія, очень отрадна была всть, вскор потомъ распространившаяся въ Барчестер, что лордъ Домбелло возвратился изъ Парижа, и что свадьба его съ миссъ Грантли отнюдь не отложена. Она однако осталась при своемъ убжденіи,— ложномъ ли или справедливомъ, кто разберетъ?— что молодой лордъ имлъ намреніе спастись бгствомъ. ‘Архидіаконъ конечно выказалъ большую твердость въ этомъ дл, говорила мистриссъ Проуди но можно сомнваться, послужитъ ли такой насильственный бракъ къ истинному благу его дочери. Впрочемъ намъ всмъ къ сожалнію извстно, что архидіаконъ только и хлопочетъ о мирскихъ выгодахъ.’
Въ этомъ случа хлопоты архидіакона о мірскихъ выгодахъ были увнчаны полнымъ успхомъ. Онъ създилъ въ Лондонъ, и повидался съ нкоторыми знакомыми лорда Домбелло, онъ умлъ повести дло самымъ деликатнымъ образомъ, не подавая ни малйшаго повода заключать о своихъ сомнніяхъ въ молодомъ лорд, и явилъ новое доказательство своего благоразумія и такта. Мистриссъ Проуди увряетъ, будто бы онъ самъ създилъ во Францію и засталъ лорда Домбелло въ Париж, объ этомъ я покуда ничего не могу сказать утвердительнаго, знаю только, что архидіаконъ не такой человкъ, чтобы дать себя въ обиду, или позволить оскорбить свою дочь, пока остаются еще какія-либо средства предотвратить это оскорбленіе.
Какъ бы то ни было, лордъ Домбелло явился въ Пломстедъ 5-го августа, и какъ слдуетъ исполнилъ свое общаніе. Семейство Гартльтопъ, убдившись въ неизбжности этого брака, стало всячески добиваться, чтобы свадьбу отпраздновали въ Гартльтопъ-Пріори, боясь, чтобы великолпіе свадебныхъ празднествъ не пострадало отъ скромной барчестерской обстановки, вообще говоря, Гартльтопцы не слишкомъ-то гордились своею новою родней. Но мистриссъ Грантли была въ этомъ отношеніи неумолима. Въ самую послднюю минуту пытались было уговорить невсту пойдти наперекоръ матери и объявить, что она желаетъ отпраздновать свадьбу въ замк жениха,— но попытка эта не удалась. Гартльтопцы и понятія не имли о грантлейскомъ склад и нрав, а то бы имъ въ голову не пришло сдлать такое покушеніе. Итакъ свадьбу сыграли въ Пломстед. Обрядъ былъ совершенъ архидіакономъ, безъ помощи другихъ, хотя при церемоніи присутствовали деканъ, мистеръ Гардингъ, да еще два священника. Гризельда держала себя точно также безукоризненно какъ и Оливія Проуди, по совсти сказать, ея скульптурная величавость, ея аристократическая прелесть превосходили всякое описаніе. Три — четыре слова, которыя потребовались отъ ней при совершеніи священнодйствія, произнесла она съ спокойнымъ достоинствомъ, безъ слезъ и безъ рыданій, которыя только замедлили бы обрядъ и смутили бы ея родныхъ, въ церковной книг она записала свое имя, ‘Гризельда Грантли’, безъ трепета и безъ сожалнія.
Миттриссъ Грантли обняла и благословила ее у дверей, въ ту самую минуту какъ она собиралась ссть въ свою дорожную карету, опираясь на руку отца, и Гризельда нагнулась къ ней и шепнула ей нсколько прощальныхъ словъ. ‘Мама, сказала она, я думаю Дженъ можетъ уже приняться за муаръ антикъ къ тому времени какъ мы, прідемъ въ Доверъ?’ Мистриссъ Грантли съ улыбкой кивнула головой, и опять благословила дочь. Слезъ не было пролито, по крайней мр въ эту минуту, ничто не помрачало этого блаженнаго дня. Но когда мать осталась одна въ своей комнат, она невольно припомнила послднія слова Гризельды, и въ ея душ проснулось смутное сознаніе, что дочери ея недостаетъ чего-то, по чемъ сердце матери тоскливо вздыхало. Она когда-то съ гордостью увряла сестру, что вполн довольна воспитаніемъ Гризельды. Но теперь, наедин съ собою, могла ли она утшать себя этою мыслію? Дло въ томъ, что у мистриссъ Грантли было сердце въ груди и была вра въ сердц. Правда, міръ тяготлъ на нее всею тяжестью богатства, соединеннаго съ церковнымъ саномъ, но онъ не сломилъ ее,— за то сломилъ ея дочь. Не даромъ же сказано, что грхи отцовъ будутъ взысканы до третьяго и до четвертаго колна!
Но это скорбное чувство, шевельнувшееся въ душ мистриссъ Грантли, вскор было разсяно супружескимъ благополучіемъ самой Гризельды. Въ конц осени, молодые вернулись съ своего путешествія, и всему гартльтопскому кругу стало очевидно, что лордъ Домбелло очень доволенъ своею судьбой. Жена его везд была замчена. Въ Эмс, въ Баден, въ Ницц, вс поклонялись красот молодой виконтессы. Ея изящные пріемы и величавость обращенія вполн соотвтствовали плнительной наружности. Она никогда не снисходила до пустой болтовни, до суетнаго оживленія, восхищаясь ею какъ женщиной, невозможно было забыть, что она супруга пера. Лордъ Домбелло вскор убдился, что такая жена везд сдлаетъ ему честь, и что въ свтскомъ отношеніи ее нечему учить.
Въ теченіи зимы она успла очаровать всхъ обитателей Гартльтопъ-Пріори. Герцогъ Омніумъ былъ тамъ, и объявилъ маркиз, что Домбелло не могъ сдлать лучшаго выбора. ‘Я сама такъ думаю, отвчала счастливая мать, она видитъ все, что ей слдуетъ видть, а остальнаго для нея не существуетъ.’
Въ Лондон вс превозносили ее до небесъ, и даже лорда Домбелло стали считать мудрецомъ. Онъ выбралъ жену, которая все умла устроить для него и ничмъ его не безпокоила, на которую вс женщины смотрли благосклонно, хотя вс мущины ею восхищались. Что же касается до размна мыслей, до сердечныхъ изліяній, вдь еще не совсмъ ршено, точно ли все это необходимо между мужемъ и женой? Много ли найдется людей, которые по совсти могли бы сказать, что они сами испытали, или покрайней мр понимаютъ такого рода наслажденія? Но всегда пріятно имть хозяйкой дома прелестную женщину, которая знаетъ какъ одться, знаетъ какъ встать и ссть, уметъ граціозно скользнуть въ карету и изъ кареты, никогда не пристыдитъ мужа своимъ невжествомъ, никогда не разсердитъ своимъ кокетствомъ, никогда не затмитъ его умомъ! Право, это великое счастье! Я съ своей стороны думаю, что Гризельда Грантли родилась быть супругой пера.
— Итакъ, говорила про нея миссъ Данстеблъ (она уже называлась тогда мистриссъ Торнъ).— Итакъ, есть же нкоторая доля правды въ словахъ нашего новйшаго философа: ‘Велика твоя сила, о молчаніе!’
Свадьба нашихъ старыхъ друзей доктора Торна и миссъ Данстеблъ, была отпразднована не ране сентября. Въ этомъ случа много было дла юристамъ, и хотя невста вовсе не жеманилась, а женихъ не оттягивалъ, никакъ нельзя было сыграть свадьбу ране. Свадьба происходила у Св. Георга на Гановеръ-Сквер, и не отличалась особымъ великолпіемъ. Лондонъ совершенно опустлъ въ это время года, и немногія лица, присутствіе которыхъ считалось необходимымъ при брачномъ обряд, нарочно пріхали изъ деревни. Посажнымъ отцомъ невсты былъ докторъ Изименъ, а роль дружекъ исполнили дв двицы, жившія у миссъ Данстеблъ въ качеств компаньйонокъ. Тутъ же присутствовали молодой Франкъ Грешамъ съ женой и мистриссъ Гарольдъ Смитъ, которая вовсе не намрена была покинуть свою пріятельницу въ новомъ положеніи.
— Вмсто миссъ Данстеблъ, мы станемъ звать ее мистриссъ Торнъ, говорила мистриссъ Гарольдъ Смитъ,— и право, я думаю, что въ этомъ только и будетъ вся разница.
Мистриссъ Гарольдъ Смитъ, разумется, другой разницы не видла, но для самихъ заинтересованныхъ лицъ многое перемнилось.
Докторъ съ женою уговорились между собою, что у нея по прежнему будетъ домъ въ Лондон, въ которомъ она можетъ проводить столько мсяцевъ, сколько ей угодно, и куда мужъ будетъ прізжать къ ней, когда ему вздумается, въ деревн же онъ будетъ хозяиномъ. Предполагалось выстроить домъ въ чальдикотсткомъ лсу, а покуда они должны были жить въ старомъ дом доктора въ Грешамсбери, мистриссъ Торнъ, несмотря на свои несмтныя богатства, не пренебрегла этимъ скромнымъ жилищемъ. Но послдующія обстоятельства измнили эти предположенія. Оказалось, что мистеръ Соверби не могъ или не хотлъ жить въ Чальдикотс, а потому, на второмъ году посл свадьбы, они отдлали для себя Чальдикотской домъ. Они и теперь извстны въ околотк подъ именемъ доктора и мистриссъ Торнъ изъ Чальдикотса, въ отличіе отъ другихъ Торновъ изъ Уллаторна, въ восточной части графства. Они пользуются всеобщимъ уваженіемъ, и живутъ въ ладу и съ герцогомъ Омніумомъ и съ леди Лофтонъ.
— Грустно будетъ мн видть эти старыя, такъ знакомыя мн аллеи! сказала мистрисъ Гарольдъ Смитъ, когда, въ конц сезона, мистриссъ Торнъ пригласила ее къ себ въ Чальдикотсъ. Въ знакъ волненія, она даже поднесла платокъ къ глазамъ.
— Что же мн длать, душа моя? отвчала мистриссъ Торнъ:— не могу же я вырубить ихъ, докторъ не позволитъ.
— О нтъ! сказала мистриссъ Гарольдъ Смитъ, вздохнувъ. Не несмотря на грустныя воспоминанія, она пріхала погостить въ Чальдикотсъ.
Лорда Лофтона судьба осчастливила въ октябр. Я не стану уврять, что супружеское счастье похоже на тотъ плодъ съ Мертваго Моря, который во рту обращается въ горькій пепелъ, такая насмшка была бы крайне несправедлива. Но нельзя же не согласиться, что лучшія минуты любви ужь улетли, что лучшій цвтъ ея уже поблекъ, когда свершился обрядъ бракосочетанія, когда, закрпились законныя узы. Есть особый, неуловимый ароматъ любви, который исчезаетъ, прежде чмъ новобрачные успютъ выйдти изъ церкви, исчезаетъ вмст съ двическимъ именемъ, и несовмстенъ съ почтеннымъ званіемъ супруги. Любить свою жену, быть любимымъ ею — обычный удлъ мужа, даже строгая обязанность. Но имть право любить молодую красоту, которая еще не принадлежитъ намъ вполн,— знать, что насъ любитъ нжное существо, которое скрываетъ свое чувство отъ глазъ свта, почти стыдится и пугается его,— какого счастья выше можетъ ожидать человкъ, посл того какъ пролетятъ эти чудныя минуты? Нтъ, когда супругъ возвращается отъ алтаря, онъ уже насладился самыми тонкими, самыми отборными лакомствами на жизненномъ пиру. Въ запас для него остается пуддингъ и ростбифъ брачной жизни,— а можетъ-быть только буттербродъ.
Но прежде чмъ заключимъ мы нашъ разказъ, попросимъ читателя вернуться назадъ, къ тмъ блаженнымъ днямъ, когда еще не подавался пуддингъ и ростбифъ, когда Люси все еще жила у брата, а лордъ Лофтонъ пребывалъ въ Фремле-Корт. Онъ пришелъ къ ней въ одно утро,— какъ хаживалъ частенько въ послднее время,— и посл нсколькихъ минутъ разговора мистриссъ Робартсъ вышла изъ комнаты,— что также бывало частенько въ это время. Люси сидла за работой, и продолжала вышивать, а лордъ Лофтонъ нсколько минутъ смотрлъ на нее молча. Потомъ онъ вскочилъ, и ставъ передъ нею, вдругъ сказалъ:
— Люси!
— Ну, что такое? Вы какъ будто собираетесь въ чемъ-то обвинить меня?
— Это правда, я имю противъ васъ страшное обвиненіе. Когда я спрашивалъ васъ здсь, въ этой комнат, на этомъ самомъ мст, можете ли вы когда-нибудь полюбить меня, почему вы сказали мн, что это невозможно?
Вмсто отвта, Люси сперва посмотрла на коверъ, чтобы удостовриться, такая ли у него хорошая память, какъ у нея. Да, онъ стоялъ именно на томъ же мст, какъ тогда, не было въ цломъ мір мстечка, которое было бы ей такъ памятно.
— Вы это помните, Люси? сказалъ онъ опять.
— Да, помню, отвчала она.
— Почему же вы сказали, что это невозможно?
— Разв я сказала: невозможно?
Она очень хорошо знала, что сказала. Она помнила, какъ тотчасъ же посл его ухода, она убжала къ себ въ комнату и стала упрекать себя за неискренность. Она тогда солгала ему,— и вотъ теперь какое наказаніе постигло ее!
— Такъ значитъ было возможно, продолжала она.
— Но зачмъ же вы сказали это, когда знали, что это слово длало меня несчастнымъ?
— Несчастнымъ? Полноте! Вы были тогда очень веселы. Никогда еще не видала я васъ такимъ довольнымъ.
— Люси!
— Вы и поступили честно, и счастливо избавились отъ послдствій вашего поступка. А удивляетъ меня только то, что вы все-таки возвратились ко мн. Видно, какъ говоритъ пословица, повадился кувшинъ по воду, лордъ Лофтонъ.
— Наконецъ, хоть теперь скажете ли вы мн всю правду?
— Какую правду?
— Въ тотъ день, когда я пришелъ къ вамъ, вы меня нисколько не любили?
— Что поминать прошлое? Что было, то было.
— Но я требую отвта. Не жестоко ли было сказать мн это, если вы такъ не думали? А вдь съ тхъ поръ вы меня не видали, до самаго того дня, когда матушка пріхала къ вамъ объясняться у мистриссъ Кролей.
— Люси, я готовъ поклясться, что ты меня любила тогда!
— Лудовикъ, какой колдунъ шепнулъ теб это?
Она встала, говоря эти слова, и улыбаясь ему, подняла къ верху свои руки и покачала головой. Но теперь она была въ его власти, и онъ могъ отмстить ей за прежнюю неправду и за теперешнюю шутку. Счастіе полнаго обладанія ею въ послдствіи могло ли быть выше того, что онъ чувствовалъ въ эту минуту?
Около этого времени опять возникъ вопросъ о верховой зд, но теперь этотъ вопросъ былъ разршенъ совершенно иначе чмъ въ первый разъ. Тогда оказывалось столько препятствій! Не было амазонки, и Люси боялась, или по крайней мр говорила, что боится, а главное, что сказала бы леди Лофтонъ? Но теперь леди Лофтонъ находила, что это будетъ отлично, только выбранная лошадь надежна ли? увренъ ли Лудовикъ, что его лошадь достаточно вызжена? Амазонки леди Мередитъ были извлечены на свтъ и осмотрны, и одна изъ нихъ урзана и ушита безъ всякихъ колебаній и содроганій. Что же касается до страха, то о немъ и помину не было. Люси оказалась превосходною наздницей. ‘Но только я не буду покойна, Лудовикъ, говорила леди Лофтонъ, пока ты не достанешь лошади, которая была бы совершенно по ней.’
Потомъ дло дошло до приданаго, но я принужденъ сознаться, что тутъ Люси не обнаружила такихъ способностей и такой дятельности какъ леди Домбелло. Леди Лофтонъ однако весьма серіозно смотрла на этотъ вопросъ, и такъ какъ, по ея мннію, мистриссъ Робартсъ не довольно горячо занималась имъ, то она сама взялась распорядиться всмъ до мельчайшихъ подробностей.
— Душа моя, я право знаю что длаю, говорила она, ласково трепля Люси по плечу.— Вотъ для Юстиніи все приданое длала я сама, и ей не пришлось пожалть ни объ одной моей покупк. Вы сами можете спросить ее.
Но Люси не разспрашивала будущей своей невстки: у ней и въ голов не было сомнваться въ умніи леди Лофтонъ. Но цздержки, издержки! И что она станетъ длать съ запасомъ шести дюжинъ носовыхъ платковъ? Вдь лорду Лофтону, кажется, не хать въ Индію въ качеств генералъ-губернатора? А для воображенія Гризельды было мало и двнадцати дюжинъ носовыхъ платковъ.
Сидя одна въ гостиной Фремле-Корта, Люси часто вспоминала первый вечеръ, проведенный ею здсь. Тогда она ршила въ душ, подавляя свои слезы, что въ этомъ обществ она не на своемъ мст. Гризельда Грантли была также тутъ, и повидимому чувствовала себя какъ дома, леди Лофтонъ ласкала ее, лордъ Лофтонъ восхищался ея красотой, между тмъ какъ Люси услась поодаль, грустная и одинокая, отчужденная отъ всхъ. И тогда онъ подошелъ къ ней, и чуть не довелъ ея до слезъ своими ласковыми добрыми словами, которыя все же уязвляли ее давая ей чувствовать, что она не можетъ говорить съ нимъ совершенно свободно.
Но какъ все измнилось съ тхъ поръ! Онъ избралъ ее, отличилъ отъ всхъ, захотлъ раздлить съ нею и богатство, и почести, и все чмъ одарила его судьба. Она была его отрадой, его гордостью. А строгая мать, которая сначала почти не замчала ея, которая потомъ такъ свысока велла предостеречь ее, теперь не знала какъ выразить ей свою нжность, свою заботливость, свою любовь.
Я не могу сказать, чтобы Люси не гордилась, въ такія минуты, припоминая все это. Успхъ пораждаетъ гордость, точно также какъ неудача вызываетъ стыдъ. Но въ ея гордости ничего не было гршнаго или предосудительнаго, потому что она соединялась въ ея душ съ искреннею теплою любовью, и съ твердымъ намреніемъ исполнить свой долгъ въ новомъ положеніи, назначенномъ ей отъ Провиднія. Она не могла не радоваться, что ее предпочли Гризельд Грантли, и радуясь этому, могла ли она не гордиться своею любовью?
Всю зиму провели они въ чужихъ краяхъ, оставивъ въ Фремле-Корт старую леди Лофтонъ, занятую своими планами и приготовленіями, въ слдующую весну, они появились въ Лондон, и тамъ завели свой домъ. Люси было боязно начинать новую жизнь въ большомъ свт, но она не говорила объ этомъ мужу. Она знала, что многія женщины находились въ такомъ же положеніи и сумли-таки съ нимъ справиться. Боязно было подумать ей, какъ-то будетъ она принимать у себя знатныхъ лордовъ и дамъ и чопорныхъ членовъ парламента, и занимать ихъ легкимъ свтскимъ разговоромъ, но она надялась все это выдержать бодро. Настало страшное время, и она все очень хорошо выдержала. Знатные лорды и леди входили, садились, и вели съ нею разговоръ объ обыкновенныхъ предметахъ такимъ образомъ, что не было необходимости въ какихъ-либо усиліяхъ, а члены парламента, оказалось, вовсе не были такъ чопорны, какъ многія знакомыя ей духовныя лица въ окрестностяхъ Фремлея.
Вскор въ Лондон встртилась она съ леди Домбелло. Ей опять пришлось подавить въ себ легкое внутреннее волненіе. Он съ Гризельдой не сблизились, въ т немногія минуты, когда видались въ Фремле-Корт, Люси была тогда уврена, что богатая красавица смотрла на нее съ нкоторымъ презрніемъ,— и она въ свою очередь не слишкомъ ее жаловала. Что-то будетъ теперь? Леди Домбелло не можетъ уже смотрть на нее свысока, но и друзьями трудно имъ встртиться. Наконецъ он встртились, и Люси съ милою привтливостью протянула руку прежней любимиц леди Лофтонъ. Леди Домбелло слегка улыбнулась,— тою же самою улыбкой, которая промелькнула по ея лицу, когда ее въ первый разъ познакомили съ Люси въ Фремлейской гостиной,— взяла протянутую руку, прошептала нсколько незначащихъ словъ и отступила назадъ, точно также какъ она сдлала тогда. Она никогда и не думала презирать Люси. Она встртила сестру приходскаго священника съ тою степенью привтливости, къ какой только была она способна, и съ какою она относилась ко всмъ знакомымъ, ничего другаго не могла ожидать отъ нея и супруга пера. Леди Домбелло и леди Лофтонъ посл видались изрдка между собою и даже бывали другъ у друга, но дале не подвинулась ни на шагъ пріязнь между ними.
Вдовствующая леди Лофтонъ прізжала въ Лондонъ мсяца на два, и тутъ очень охотно отодвигалась на второй планъ, она никакого желанія не имла разыгрывать видную роль въ Лондон. Но вотъ пришлось невстк зажить съ нею въ Фремле-Корт. Старая леди торжественно отказалась отъ перваго мста за столомъ, хотя Люси со слезами на глазахъ умоляла ее возсдать на немъ попрежнему. Она торжественно объявила также, и потомъ неоднократно, съ особою энергіей, повторяла въ разговорахъ съ мистриссъ Робартсъ, что ни во что ршительно не намрена вмшиваться, и все предоставляетъ настоящей хозяйк дома, но, тмъ не мене, всмъ извстно, что старая леди Лофтонъ и до сихъ поръ самодержавно управляетъ и Флемле-Кортомъ, и всмъ Фремлейскимъ приходомъ.
— Да, душа моя, большая комната съ окнами въ садъ всегда была дтскою, и мой совтъ такъ и оставить ее. Но, конечно, если ты хочешь, то…
И большая комната съ окнами въ садъ до сихъ поръ служитъ дтской въ Фремле-Корт.

КОНЕЦЪ.

‘Русскій Встникъ’, NoNo 2—9, 1861

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека