Максимиліанъ Волошинъ
Французская литература
Французская литература, Волошин Максимилиан Александрович, Год: 1909
Время на прочтение: 4 минут(ы)
‘Аполлонъ’, No 1, 1909
OCR Бычков М. Н.
Anatole France. Les sept femmes de la Barbe-Bleue et autres contes merveilleux Ed Calmann-Levy.
Andre Gide. La Porte etroite Roman Ed Mercure de France.
Старющій Анатоль Франсъ мало отличается отъ молодого Франса. Сквозь его лицо, некрасивое и непропорціональное въ юные годы, проступаютъ все больше благородныя и грустныя черты лица Донъ Кихота — сдющаго латинскаго рыцаря. Т, кому дана мудрость ума, и въ юности мыслятъ старчески спокойно и въ старости сохраняютъ юношескую гибкость мысли. Если любовь къ отвлеченіямъ заслоняетъ въ молодые годы для такихъ умовъ часть жизни то, будучи извдана до конца она становится любовью къ милымъ ея подробностямъ. Поэтому въ старости они покидаютъ иногда свои башни слоновой кости, чтобы принять участіе и въ земномъ устроительств. Поэтому черты Донъ-Кихота подобаютъ имъ. Но дйствіе точно такъ же какъ и то, что соотвтствуетъ ему въ области литературной — выдумка, не свойственно имъ. Франсъ всегда признавался что страдаетъ отсутствіемъ выдумки. Сила ихъ творчества основана на пониманіи. Имена и элитеты для нихъ важне глаголовъ.
Что длать съ громоздкими и сырыми фактами новыхъ ситуацій имъ, живущимъ утонченіями пережитого? Новой и рдкой комбинаціи событій они всегда предпочтутъ, какъ исходную тему, какое-нибудь классическое положеніе, много разъ уже разработанное разсказчиками, простое и общеизвстное, какъ евангельская притча. Они прекрасно сознаютъ что т эпохи искусства, когда господствуютъ свобода выдумки и произволъ въ выбор темъ, являются эпохами творческими и варварскими, между тмъ какъ утонченіе и углубленіе возможны лишь тамъ, гд основа дана заране, тамъ, гд не нужно, прежде чмъ приступать къ работ изобртать самый матеріалъ и инструменты для обработки его. Событія и дйствія во всхъ романахъ Франса начиная съ ‘Сильвестра Боннара’ и кончая ‘Господиномъ Бержере’ крайне несложны, но даже эта упрощенность, видимо, утомляетъ его несвойственнымъ ему напряженіемъ фантазіи. Поэтому онъ любитъ писать свои разсказы на поляхъ старыхъ книгъ — четкое опредленіе принадлежащее Жюлю Лемэтру, непохожему близнецу A. Франса во французской литератур. Такъ Лемэтръ назвалъ нсколько книгъ своихъ разсказовъ, написанныхъ на поляхъ Библіи, Гомера и Четьи Миней (‘Aux marges des vieux livres’ изъ нихъ въ Россіи извстны лишь т что написаны на поляхъ Евангелія и притомъ въ неврныхъ претвореніяхъ A. Амфитеатрова). Въ этихъ книгахъ капризному и дерзкому уму критика-субъективиста, столь схожему съ умомъ французской школьницы Клодимы, нравилось рисовать вольныя каррикатуры на поляхъ серьезнаго текста священныхъ книгъ. Въ эти непочтительныя каррикатуры вложена масса вкуса, культуры ума и такта. A. Франсъ не склоненъ къ этому типу легкомыслія, но взявъ любую книгу его разсказовъ мы увидимъ, что ‘Источникъ Св Клары’ написанъ на поляхъ ‘Fioretti’ Св. Франциска, и что подъ разсказами ‘Сlіо’, ‘Balthazar’, ‘L’Etui de Nacre’, сквозятъ стихи Иліады, тексты Евангелія, повствованія Ласъ Казаса и страницы средневковыхъ хроникъ. У Аню Франса всегда были склонности историка. Онъ не любитъ сочинятъ. Онъ любитъ пересказывать и дополнять.
Такова послдняя его книга ‘Les sept femmes de la Barbe-Bleue’, написанная на поляхъ сказокъ Перро. Какъ моралистъ и историкъ A. Франсъ интересуется тми метаморфозами которымъ с_л_у_х_и подвергаютъ первоначальное событіе. Какъ т еретики первыхъ вковъ, которыхъ увлекала мысль о реабилитаціи Каина, Люцифера, Іуды и другихъ отрицательныхъ персонажей Ветхаго и Новаго Завта, такъ и Анатоль Франсъ ищетъ оправдательныхъ документовъ для различныхъ историческихъ лицъ, оклеветанныхъ литературой. Съ той же ироніей опирающейся на знаніи механизма Молвы, съ какой онъ въ разсказ Putois’ низвелъ возникновеніе миа до простой провинціальной сплетни онъ доказываетъ, что король Макбетъ былъ на самомъ дл мудрымъ и справедливымъ правителемъ который никогда не убивалъ короля Дункана, a что Синяя Борода былъ добрымъ и честнымъ дворяниномъ XVII вка, семь разъ неудачно женатымъ очень пострадавшимъ отъ неуживчиваго и сварливаго характера своихъ женъ и наконецъ, предательски убитымъ братьями и любовникомъ своей жены. Другіе разсказы написанные на поляхъ Перро повствуютъ о судьб одного министра при двор родителей Спящей Царевны заснувшаго вмст съ нею но, тмъ не мене отрицавшаго существованіе фей, и даютъ новый варіантъ о рубашк счастливаго человка приноровленный къ нравамъ нашего времени
Но A. Франсъ еще обаятельне когда онъ разсказываетъ не о современности, а о средневковь. Ему нравится замыкаться въ этотъ міръ, такой тсный такой уютный, со своимъ адомъ, чистилищемъ, землей и двнадцатью небесами сравнительно съ этимъ безмрно широкимъ міромъ, раскрывшимся для современной мысли, которая всю звздную вселенную съ милліардами ея солнцъ можетъ себ представить въ вид одной капли крови какого-нибудь крошечнаго наскомаго, возникшаго въ непознаваемомъ намъ мір какъ это длаетъ A. Франсъ на первыхъ страницахъ ‘Сада Эпккура’. Подробности, сообщаемыя имъ о чуд Великаго Святого Николая плняютъ больше всего въ послдней его книг. Св. Николай совершилъ чудо не упомянутое въ житіяхъ святыхъ, но запечатлнное въ народной псн: онъ воскресилъ трехъ мальчиковъ, которыхъ злой трактирщикъ разрзалъ на куски и посолилъ какъ свинину въ бочк. Воскрешенные мальчишки оказались проклятіемъ жизни Св. Николая. Посл буйнаго дтства одинъ сталъ воиномъ-грабителемъ, безчинствовалъ въ томъ город гд епископствовалъ Св. Николай и лишилъ невинности его племянницу, Миранду, другой сталъ ростовщикомъ и описалъ все церковное имущество, третій прошелъ черезъ вс ереси и произвелъ такія смуты въ стран, что Св. Николай былъ лишенъ епископства и изгнанъ. Онъ удалился въ пустыню и тамъ встртилъ того самаго злого трактирщика, который когда-то посолилъ трехъ мальчишекъ, но посл ихъ воскрешенія раскаялся, ушелъ въ пустыню, спасался и жилъ тамъ радостный и счастливый. Они поселились рядомъ и стали спасаться вмст, удивляясь неисповдимости путей Божьихъ, столь различными дорогами ведущихъ души человческія къ спасенію.
Это же самое удивленіе остается отъ послдняго романа Андрэ Жида ‘La porte йtroite’. Kaкимъ человчнымъ, уютнымъ и безопаснымъ кажется это средневковье A. Франса съ его адомъ, кострами, ересями и насиліями если сравнить его съ протестантской строгостью морали въ той современной весьма банальной семь, описанной Жидомъ, гд отроки и двушки, читающіе Бодлэра, Суинберна, ому, Кемпійскаго и Паскаля, тоже стремятся къ спасенію души, съ холодной и жестокой страстностью истребляя въ своихъ сердцахъ наивные и чистые ростки дтской любви. Они сами создаютъ непреодолимыя препятствія для своего счастья, и души ихъ увядаютъ въ трагическомъ безплодіи. Весь романъ Жида выдержанъ въ прямыхъ, очень сухихъ и скучноватыхъ линіяхъ, подобающихъ его тем, и лишній разъ утверждаетъ старую истину что изъ всхъ видовъ эгоизма наиболе сухой и безплодный тотъ, который стремится къ самоусовершенствованію и спасенію души. И книга A. Франса и романъ A. Жида, представляя интересное литературное явленіе послднихъ мсяцевъ на нашъ взглядъ не стоятъ въ ряду ни самыхъ лучшихъ, ни самыхъ характерныхъ книгъ этихъ авторовъ, и въ смысл художественной значительности драматическая сцена A. Жида ‘Bethzabe’ появившаяся въ январско-мартовскомъ выпуск ‘Vers et prose’, представляетъ большій интересъ.