Фауст, Гёте Иоганн Вольфганг Фон, Год: 1859 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 100 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

ФАУСТЪ

ТРАГЕДІЯ ГЕТЕ

ПЕРЕВОДЪ Н. ГРЕКОВА

САНКТПЕТЕРБУРГЪ
ВЪ ТИПОГРАФІИ И. И. ГЛАЗУНОВА И КОМП.
1859

Печатать позволяется

съ тмъ, чтобъ по отпечатаніи представлено было въ Ценсурный Комитетъ узаконенное число экземпляровъ.

Санктпетербургъ, 9 октября 1859 года.

Ценсоръ И. Гончаровъ.

ПАМЯТИ
K. Н. ГРЕКОВОЙ

ФАУСТЪ.

ТРАГЕДІЯ ГЕТЕ.

ПРОЛОГЪ.

НЕБО.

ТРИ АРХИСТРАТИГА.

Рафаиль.

Свой совершая ходъ обычными путями,

Сопровождаемо и молньей и громами,

Свтило дневное свой вчный гимнъ гласитъ,

И нтъ путямъ его границъ и измренья,

И силу въ ангеловъ его вливаетъ видъ,

И, словно въ первый день великаго творенья,

Красой нетлнной все горитъ.

Гавріилъ.

Въ своемъ стремленіи всртіігся

Великолпная земля всегда кругомъ,

И ночи тьма глубокая ложится

За уходящимъ яркимъ днемъ,

Сперта гранитными скалами.

Кипитъ морская глубина

Своими бурными волнами,

Стремленьемъ сферъ увлечена.

Михаилъ.

И всюду дйствіе, и словно съ міромъ споря,

И возвщая міру гнвъ,

То надъ землей, то надъ волнами моря,

Бурь раздается грозный ревъ,

И всюду жизнь кипитъ, и всюду разрушенье

За ней кладетъ слды свои,

Но мы, о Господи, какъ встники твои,

Мы чтемъ премудрый ходъ премудраго творенья.

Вс трое.

И силу вчную даетъ намъ этотъ видъ.

Теб же нтъ границъ и постиженья,

И все твое премудрое творенье,

Какъ въ первый день, красой блеститъ. (Скрываются.)

ЗЕМЛЯ.

Чистый Духъ и Мефистофель.

Мефистофель.

Когда, Духъ Свтлый, ты нисходишь

Опять сюда и рчь со мной заводишь,

Какъ заводилъ ее порой,

И спрашиваешь ты, какъ міръ идетъ земной —

Прости, коль громкими словами

Я не съумю говорить!

Пусть буду я поруганъ — такъ и быть.

Моя восторженность съ кипучими мечтами

Улыбку на твоихъ бы вызвала устахъ,

Когда бъ ты не отвыкъ смяться.

Итакъ, уже о солнц и мірахъ

Не стану я распространяться —

И не съумю. Я однихъ людей

Тамъ вижу съ грузомъ ихъ скорбей,

Божокъ мірской все тотъ же остается:

Покрой все тотъ же у него,

Какъ въ первый день созданія его,

И плохо все ему живется,

Немного лучше былъ бы онъ,

Когда бы искрою небесной

Онъ вовсе не былъ надлёнъ —

Той искрой, что зовутъ разсудкомъ. Какъ извстно,

Ее онъ на пути земномъ

Употребилъ на то, чтобъ быть вполн скотомъ.

Прости мн, Свтлый Духъ, сравненье!

И если ты теперь даешь

Мн говорить съ тобою позволенье —

Онъ на кузнечика похожъ,

Который, прыгая, летаетъ

И псню старую въ трав все распваетъ,

Да пусть бы ужь въ трав — а то онъ суетъ носъ

Во все, и въ лужу, и въ навозъ.

Духъ.

Ужели ничего другаго

Сказать не можешь ты? Зачмъ всегда съ собой

Приносишь обвинительное слово?

Иль недоволенъ вкъ останешься землей?

Мефистофель.

Я нахожу, что все тамъ будетъ вчно,

И самъ скорблю о томъ сердечно,

Но мучить бы людей я вовсе не хотлъ,

И безъ того печаленъ ихъ удлъ.

Духъ.

Ты знаешь Фауста?

Мефистофель.

Какого?

Ученаго?

Духъ.

Онъ рабъ мой.

Мефистофель.

Я другаго,

Подобнаго ему, безумца не встрчалъ.

Теб по-своему онъ служитъ,

Всегда въ волненьи, вчно тужитъ,

И въ пищу взялъ себ какой-то идеалъ,

Все вдаль влекутъ его желанья,

Но въ немъ ни капли нтъ сознанья,

Что онъ безумствуетъ, небесный сводъ давай

Ему, и звзды, и сіянье,

А на земл онъ ищетъ рай,

И все, что близко и далеко,

Не можетъ утолить души его глубокой.

Духъ.

Его я къ свту приведу,

Онъ мн же служитъ, хоть блуждаетъ.

Въ своемъ саду всегда садовникъ знаетъ,

Какое дерево готовится къ плоду.

Мефистофель.

А я держу пари, коль дашь мн позволенье,

Что не съуметъ онъ никакъ концовъ свести,

И я собью его съ пути.

Духъ.

Я полное даю на это разршенье.

Свершая свой юдольный путь,

Стремится человкъ всегда къ чему-нибудь,

Стремясь же, онъ всегда впадаетъ въ заблужденье.

Мефистофель.

Благодарю за все, что мн дастъ Господь,

Мн только съ мертвыми возиться надоло,

Но тамъ, гд льется кровь и гд бушуетъ плоть,

О, тамъ совсмъ другое дло!

Я въ этомъ случа, какъ котъ,

Который мышь живую мнетъ,

Бываю сильно озабоченъ

И съ удовольствіемъ живыхъ себ беру,

За-то, признаться, очень, очень

Мн трупъ гнилой не понутру.

Духъ.

Веди жь его своей дорогой,

Коль съ истиннаго можешь свесть пути,

И если совладешь — то отъ Бога

Живую душу отврати,

Иль оставайся посрамленнымъ,

Смотря, какъ верхъ возметъ добро надъ зломъ

И снова явится стремленье въ искушенномъ

Идти прямымъ благимъ путемъ.

Мефистофель.

Ждать не заставлю, и заклада

Не проиграю своего.

Но если цли я достигну, то ужь надо,

Чтобъ полное ты мн позволилъ торжество.

Тогда пускай онъ пыль глотаетъ

И только ею лишь себя

И утшаетъ, и питаетъ,

Какъ тетушка моя — почтенная змя.

Духъ.

Тогда предстань передо мною.

Я никогда не отвергалъ

Духовъ, объятыхъ вчной тьмою,

И отрицаніе имъ прощалъ.

Для міра нужны испытанья,

Чтобъ человкъ — его созданье,

Свободной воли не терялъ,

Чтобъ безпрестанно возбуждалась

Борьба добра въ немъ съ вчнымъ зломъ,

Чтобъ тьма въ немъ свтомъ озарялась

И добродтель бы внчалась

Небесной радости внцомъ.

А вы возрадуйтеся нын —

Ни, вчной истины сыны,

Что благодатію святыни

Вы ярко такъ озарены!

И съединитъ васъ Вездсущій,

Съ святой любовью вчно льющій

Вамъ жизни вчную струю,

Въ одну огромную семью.

И то, что въ выспреннія о-і-еры

Влечетъ вашъ духъ и васъ томитъ —

То благодатной силой вры

Въ сердцахъ онъ вашихъ укрпитъ.

(Небо закрывается. Архангелы расходятся.)

Мефистофель (одинъ.)

Люблю я старика, но съ нимъ гляжу я въ оба

И сдерживаю каждый свой порывъ.

Мн нравится, что онъ — хоть важная особа,

А съ дьяволомъ и ласковъ, и учтивъ.

I.
НОЧЬ.

Узкая готическая комната со сводами. Фаустъ за письменнымъ столомъ.

Фаустъ.

И философія, и медицина мною

Съ законовдньемъ изучены вполн,

И богословіе… Къ-несчастью, все душою’

Исчерпалъ я до дно. И что же? Горе мн!

Себя невждою такимъ же нахожу я,

И все такой же я глупецъ,

Хотя магистръ и — докторъ, наконецъ.

Ужь десять лтъ, какъ за носъ все вожу я

И вкривь и вкось учениковъ моихъ,

И лишь одно узналъ изъ опытовъ своихъ,

Что знанье человку невозможно —

И вотъ о чемъ скорбитъ душа моя.

Отъ мысли той мучительно-тревожной

Изныло сердце у меня.

Положимъ, что глупцовъ я выше разумньемъ,

И знаю боле монаховъ, докторовъ,

Учителей, какихъ-нибудь писцовъ —

Не мучусь боле сомнньемъ,

Ни ада не боюсь, ни дьявольскихъ оковъ,

За-то и радости я больше не вкушаю,

И знаю лишь одно, что ничего не знаю,

Чему бы научить я могъ людей,

Чтобъ сдлать ихъ счастливй и умнй.

Къ-чему же были вс стремленья?

Ни славы здсь, ни уваженья,

Ни денегъ я не нажилъ. О, не снёсъ

Такой бы жизни даже пёсъ!

И вотъ я магіи предался,

Чтобы устами духа предо мной

Міръ вчныхъ тайнъ разоблачался,

Чтобы я могъ оставить трудъ пустой —

Кровавымъ потомъ трудъ облитый —

Вкъ толковать о томъ, чего но знаю самъ,

Чтобъ міръ открылъ моимъ глазамъ,

Что въ тайникахъ его сокрыто,

Чтобъ дятельность силъ могъ видть я,

Ихъ созерцать и наблюдать за ними,

Подмтить тайну бытія

И вновь не промышлять словами лишь пустыми.

О если бы, луна, ты въ этотъ грустный часъ

На скорбь души моей лучъ бросила холодный —

Ты, за полночь меня видавшая не разъ

Здсь за работою, и трудной, и безплодной!

Тогда, подруга думъ моихъ,

Надъ грудою бумагъ и книгъ

Ты ликъ свой блдный мн являла,

О, еслибъ я теперь, тобою озаренъ,

Могъ въ горы быть перенесенъ,

Гд серебристое ты стелешь покрывало,

Когда бъ въ долинахъ и лугахъ,

Подъ сводомъ неба, на простор,

Съ духами ночи, на крылахъ

Носился я въ ихъ шумномъ хор,

Сливался бъ съ сумракомъ ночнымъ,

Съ сіяньемъ трепетнымъ твоимъ,

Лился бъ съ прохладою въ волнахъ благоуханья,

И чуждъ душевной тамъ грозы,

И, не измученъ жаждой знанья,

Купаться бъ могъ я, при твоемъ мерцаньи,

Во влаг блещущей росы!

О, горе мн! Еще ль въ темниц этой

Мн изнывать въ мученьяхъ суждено —

Средь мрачныхъ этихъ стнъ, куда едва лучъ свта

Проходитъ въ разноцвтное окно,

Гд ветъ сыростью могильной,

Гд горизонтъ мой — ворохъ пыльный

Бумагъ и книгъ — въ-уровень съ потолкомъ,

Источенныхъ голоднымъ червякомъ.

Кругомъ все инструменты, банки,

Изломанные ящики да стклянки —

Наслдство праддовъ, обртенное мной…

И это міръ! и это міръ весь мой!

И спрашиваешь ты: зачмъ душа тоскою

Истерзана? зачмъ такъ ноетъ грудь

И хочетъ жизнь прерваться въ ней порою?

Зачмъ средь тлнія себ ты избралъ путь?

Взамнъ природы благодатной —

Гд дышетъ жизнью все отрадной,

Что создалъ Богъ для счастія людей —

Вокругъ тебя предметы гробовые,

Животныхъ остовы нмые

Да груды человческихъ костей.

Туда! туда! въ раздолье, на свободу,

Въ пространство безконечное полей!..

Тамъ духомъ ты обнимешь всю природу!

Вотъ книга Нострадама. Онъ врнй

Покажетъ путь теб. Тамъ яркихъ звздъ теченье

Изучишь ты въ святомъ благоговньи,

Тамъ расцвтетъ душа твоя,

И разовьются въ ней вс силы бытія,

И будетъ твоему доступно слуху,

Какъ духъ тамъ говорить незримо духу.

Но здсь напрасно рвется разумъ твой

Постигнуть тайну жизни міровой.

О, вы, парящіе незримо надо мною

Здсь, полуночною норою,

Здсь, въ этой мертвой тишин —

Вы, духи! внемлите ли мн?

(Раскрываетъ кишу и видитъ въ ней изображеніе микрокосма.)

Отъ взгляда одного какой-то дивной силой

Душа кипитъ, восторгами полна,

Быстре кровь течетъ по жиламъ

И словно жизнь обновлена.

Не Божество ли эти знаки начертало?

Они вливаютъ въ душу мн покой,

Они снимаютъ предо мной

Съ природы дивной покрывало.

Или я самъ ужь божество?…

Теперь такъ ясно естество,

Такъ все въ немъ просто и понятно,

И въ первый розъ теперь мн внятна

Мысль одного изъ мудрецовъ:

‘Теб доступенъ міръ духовъ,

Но слабъ ты разумомъ и робкою душою.

О, ученикъ! скорй вставай

И грудь свою земную обдавай

Зари румяною волною!’

(Разсматриваетъ изображеніе.)

Какъ жизнью общей все кипитъ!

Какъ все ей дань принесть спшитъ!

Какъ все одно здсь для другого

Живетъ! Какъ съ неба голубого

Нисходятъ сонмы дивныхъ силъ

И всходятъ вновь, передавая

Златыя ведра. И, слетая

Благословеніе съ ихъ крылъ,

Всю землю благодатью осняетъ

И міръ гармоніей чудесной наполняетъ.

Какое зрлище! Но только здсь, увы!

Одно лишь зрлище, для глазъ лишь упоенье!

Какъ безконечность уловить творенья!…

А вы, сосцы природы! гд же вы?

Гд вы источники всей жизни той чудесной,

Которой держатся земля и сводъ небесной?

Къ вамъ грудь изсохшая въ тоск обращена:

Вы льете жизнь обильною волною,

Вы всю вселенную питаете собою,

И только лишь душа моя одна

Безплодной жаждой сожжена.

(Съ негодованіемъ переворачиваетъ листъ и видитъ изображеніе Духа Земли.)

Какъ этотъ знакъ, какъ это начертанье

Иметъ на меня обратное вліянье!

О, Духъ Земли, ты близокъ отъ меня!

Я чувствую, какъ силы возрастаютъ,

Какъ въ обаяньи бытія

Мечты и чувства утопаютъ —

И ринуться готовъ я въ шумный свтъ,

Опять нести ему въ душ моей участье,

Бороться съ горестью, съ толпою страшныхъ бдъ,

Гоняться за мечтой невдомаго счастья,

Желзной грудію встрчать напоры бурь,

Крушенье среди волнъ, подъ яростной грозою…

Но вотъ темнетъ ужь лазурь,

За тучей свтъ скрывается съ луною,

Лампада гаснетъ, вьется синій дымъ…

Какой-то отблескъ по вискамъ моимъ,

Трепеща, быстро пробгаетъ…

Внезапнымъ холодомъ все тло обливаетъ…

Я чувствую: ты вьешься здсь вокругъ,

Ты близокъ, призываемый мной духъ!

Откройся же, чудесное виднье!…

Какъ раздирается душа!

Какъ, чувствомъ незнакомымъ ей дыша,

Она полна къ безвстному стремленья.

Явиться долженъ ты! теб я предаюсь! *

Я твой — хоть съ жизнію прощусь!

(Въ пламени показывается духъ).

Духъ.

Кто звалъ меня?

Фаустъ (отворачиваясь).

Ужасное виднье!

Духъ.

Могущимъ зовомъ ты привлекъ меня къ себ.

Я внялъ твое моленье,

И вотъ изъ cферъ моихъ являюсь я къ теб,

И что жь?

Фаустъ.

О, горе! видъ твой угнетаетъ…

Духъ.

Желаньемъ знать меня душа твоя сгараетъ,

Ты хочешь слышать голосъ мой,

Ты лика моего алкаешь созерцанья:

Я покоряюся могуществу призванья —

Являюсь предъ тобой,

И что жь? Откуда страхъ въ душ твоей могучей?

И гд жь призванія твои?

И гд жь тотъ міръ въ твоей груди,

Который создалъ ты фантазіей кипучей?

Гд жь радость свтлая твоя,

Въ которой возносился ты мечтами

До упоенья бытія —

Которой равенъ былъ съ духами?

Гд жь Фаустъ тотъ, чей голосъ звалъ меня,

Звуча такъ грозно, неотступно,

Который рвался здсь ко мн ежеминутно?

Да полно, ты ли Фаустъ тотъ —

Ты ль, въ жилы чьи мое дыханье льетъ

И страхъ, и содроганье,

Чье тло все трепещетъ такъ?

О, жалкое созданье!

Свернувшійся отъ ужаса червякъ!

Фаустъ.

Я ль отступлю передъ тобою,

О, чадо страшное огня!

Я равный твой, да — Фаустъ я.

Духъ.

Въ волнахъ бытія,

На вчномъ ихъ пир,

Всходя, нисходя,

Я плаваю въ мір.

Рожденія мигъ,

Могила нмая,

Пучина морская,

Вся ткань міровая —

Я съ ними, я въ нихъ.

Такъ тку и на стан

Летящихъ временъ

Одежду живую

Для Божьихъ раменъ.

Фаустъ.

О ты, что носишься вокругъ

Пространства безконечнаго вселенной,

Я чувствую, съ тобой я близокъ сходствомъ, духъ!

Духъ.

На духа ты походишь совершенно,

Котораго ты можешь постигать —

Не на меня. (Исчезаешь.)

Фаустъ.

Не на тебя?

Но на кого же?

Я — образъ Божій,

И даже не похожъ я на тебя?

(Стучать въ дверь.)

О, смерть! Такъ это онъ, сотрудникъ мой несчастный,

И вотъ блаженству ужь конецъ!

Вть нужно жь, чтобъ разрушилъ этотъ льстецъ

Моихъ видній рой прекрасный!

(Входить Вагнерь въ халат и колпак съ лампадою въ рукахъ. Фаустъ съ негодованіемъ отворачивается отъ него.)

Вагнеръ.

Прости мн, если помшалъ.

Конечно, греческихъ ты авторовъ читалъ?

Ты декламировалъ. Признаться,

Искусствомъ этимъ мн хотлось бы заняться.

Въ нашъ вкъ такъ много пользы въ немъ

Тому, кто хорошо его изучитъ.

Слыхалъ я, что иной актёръ въ искусств томъ

И проповдника поучить.

Фаустъ.

Да, если проповдникъ тотъ — актёръ,

Какъ это часто мы видаемъ.

Вагнеръ.

Ну, да, когда всю жизнь себя мы запираемъ

Въ ученый кабинетъ, когда на міръ нашъ взоръ,

Мы только въ праздникъ обращаемъ,

И то черезъ стекло, издалека —

Наука убждать, конечно, нелегка.

Фаустъ.

Ее ты изучить не въ силахъ будешь вчно,

Когда не носишь ты ея къ груди своей.

Когда не черпаешь изъ глубины сердечной

Всего, что дйствовать способно на людей.

Тогда запрись ты, собирая

Кусочки разные отъ пиршества другихъ,

Ихъ смшивай, одинъ съ другимъ слпляя,

И пищу для себя приготовляй изъ нихъ.

Быть-можетъ, силою работы и терпнья

Раздуешь искру ты на дн души своей,

И если горло есть — заслужишь удивленье

Отъ обезьянъ и отъ дтей,

Но властвовать душой не будешь надъ душами,

Коль краснорчіе твое

Живыми, жгучими волнами

Не льется прямо изъ нея.

Вагнеръ.

Однако, сила убжденья

Зависитъ вдь отъ силы выраженья

Оратора. Вдь въ томъ весь даръ его…

Я чувствую, далекъ я отъ него.

Фаустъ.

Ищи жь успха честными трудами,

Но погремушками своими не смши!

Гд умъ и чувство есть, тамъ, другъ мой, изъ души

Они свободно льются сами.

Зачмъ, чтобы о дльномъ разсуждать,

Пустыя фразы набирать?

Зачмъ трезвонить тутъ словами?

Безплодно это все, какъ рзкій свистъ втровъ,

Какъ бури вой однообразный,

Шумящій листьями въ дни осени ненастной

Средь облетающихъ лсовъ.

Вагнеръ.

Жизнь коротка, наука вчна.

Въ критическихъ занятіяхъ моихъ,

Среди трудовъ томительныхъ, ночныхъ,

Я, признаюсь чистосердечно,

Круженьемъ головы не разъ ужо страдалъ,

Не разъ я приходилъ въ смущенье:

Ахъ, сколько надобно терпнья

И средствъ, чтобы достигнуть до началъ!

Къ-тому жъ, не часто ли бываетъ,

Что полдороги ты свершилъ ужъ кое-какъ,

И вдругъ все смерть перерываетъ —

И ты въ могил ужь, бднякъ!

Фаустъ.

Уже-ли въ хартіяхъ источникъ утоленья,

И жажду сердца имъ уймешь ты навсегда?

Ты не достигнешь никогда

Души свитаго упоенья,

Когда изъ сердца своего

Не почерпаешь ты его.

Вагнеръ.

О, нтъ! ведико насажденье

Переноситься въ духъ исчезнувшихъ тисненъ,

Читать скрижаль промчавшихся временъ,

Въ нихъ духомъ проникать глубоко,

Смотрть, какъ мыслили великіе умы

И гордо сознавать потомъ, что мы

Опередили ихъ далеко.

Фаустъ.

О! далеко!

До звздъ не долетли лишь вершка…

Какъ книга за семью печатями — вка

Давно минувшіе: они для человка

Глубокой тайною останутся, мой другъ!

А то, что называютъ духомъ вка —

Есть личностей немногихъ духъ,

Въ которомъ времени теченье,

Какъ въ зеркал, свое являетъ отраженье.

Порою на него лишь стоить бросить взоръ

Чтобъ отвернуться съ содроганьемъ,

Норою онъ мшокъ, гд сваленъ разный соръ

Съ лоскутьями и старымъ одяньемъ,

Иль много — какъ поздъ фигляровъ площадныхъ

Съ моралью пошлою, съ надутыми рчами,

Гремящими пустйшими словами,

Лишь годными для куколъ выпускныхъ.

Вагнеръ.

А умъ, а сердце, а превратность свта —

Не каждому ли знать хотлось бы все это?

Фаустъ.

Да, то, что называютъ люди — знать.

Кто настоящимъ именемъ возьмется

Новорожденнаго ребенка здсь назвать?

Немногимъ это удастся.

Да, мало было тхъ людей,

Которые бы тайну эту знали…

Они съ безумною любовію своей!

Открыто душу изливали

Для блага общаго, по ихъ за-то

Всегда казнили и сжигали.

Проникнуть въ эту тайну мудрено…

Но поздно, другъ, ужъ ночь давно,

И намъ пора съ тобой разстаться.

Вагнеръ.

Съ тобою до утра готовъ бы я остаться,

Чтобъ о наукахъ толковать.

Но, какъ въ прошедшее Христово воскресенье,

Ты завтра мн позволь вопросъ теб задать.

Къ наукамъ у меня ужаснйшее рвенье,

И хоть я много взялъ ужь дани съ просвщенья,

Но мн хотлось бы все знать. (Уходитъ.)

Фаустъ (одинъ.)

И эта голова надеждою богата!

И онъ ее ласкаетъ, вритъ ей:

Онъ роетъ землю, ищетъ клада,

И радъ, когда находитъ тамъ — червей!

И было надобно, чтобъ въ лучшее мгновенье

Безумца голосъ прозвучалъ,

Въ мгновенье, какъ въ волнахъ я свта утопалъ!

Благодарю тебя, слабйшее творенье!

Меня ты спасъ отъ изступленья.

Я замиралъ, я исчезалъ:

Такъ необъятно было то виднье,

Что, передъ нимъ, какъ карликъ, я былъ малъ.

И я, лучъ Божества, я думалъ ужь касаться

Зерцала истины, и вчной, и святой,

Я отряхалъ ужь прахъ земной,

Небеснымъ свтомъ я мечталъ ужь упиваться,

Я выше ангеловъ, въ безуміи моемъ,

Мечтой вознесся, дерзновенный!

Хотлъ я слиться съ естествомъ,

Носиться духомъ надъ вселенной,

Равняясь силою, надменный,

Въ своихъ созданьяхъ съ Божествомъ.

Моя душа была уже готова,

Блаженствомъ неба расцвсти…

И кару долженъ я за гордость понести:

Одно ничтожное лишь слово

Опять къ ничтожеству могло меня свести.

Итакъ, безуміе равняться мн съ тобою!

Я только могъ тебя призвать,

Но не могу, не въ силахъ удержать.

Увы! какъ въ этотъ мигъ, казалось мн, душою

Я малъ былъ и великъ. Жестокій духъ! меня

Отбросилъ снова ты въ рядъ темный бытія.

Чего же убгать? куда стремить желанья?

Внимать ли голосу, который насъ зоветъ?

Ахъ! наши дйствія, равно какъ и страданья,

Намъ замедляютъ жизни ходъ,

И ко всему, что здсь назвать великимъ можно,

Прахъ пристаетъ житейской суеты.

Достигнувъ счастія, мы свтлыя мечты

Зовемъ фантазіей ничтожной,

И чувства лучшія, въ которыхъ жизни цвтъ,

Задушены толпой суетъ.

Надежды полная, взмахнетъ ли вдругъ крылами

Въ страны эирныя мечта —

Въ пространство тсное вседневными нуждами

Вновь привлечетъ се земная нищета.

И въ глубину души закрадется забота,

Покой и счастье возмутитъ,

Печали тайныя въ ней быстро зародитъ,

Мняя каждый день личину для невзгоды:

То видимъ женщину мы въ ней, дитя, нашъ домъ,

То наводненіе, пожаръ и ядъ съ мечомъ,

Трепещемъ каждый мигъ предъ новыми бдами,

Которыхъ не бывало никогда,

И создастъ утраты намъ мечта,

И обливаемъ ихъ мы горькими слезами.

И ты на Божество похожъ? Ты червь земной!

Да, червь, живущій въ вчномъ страх,

Который ползаетъ и умираетъ въ прах,

Раздавленный прохожаго ногой.

И все, что здсь передъ глазами —

Всхъ этихъ полокъ длинный рядъ,

Гд въ паутин ворохами

Бумаги съ книгами лежатъ…

Гд только моль живетъ съ червями

Да ветъ воздухъ гробовой —

Вся эта ветошь — рядъ лоскутный,

Сжимая грудь мою тоской,

Мн говоритъ ежеминутно,

Что все здсь прахъ и въ прахъ пойдетъ.

Найду ль я то, къ чему душа стремится,

Чего для ней не достаетъ?

Пускай мн сотни тысячъ книгъ прочесть придется,

Увижу лишь одно: что скорбь везд гнететъ,

Что рдко гд счастливецъ здсь найдется…

А ты зачмъ передо мной

Оскалилъ зубы токъ ужасно,

Ты, черепъ желтый и пустой?

Увы! объятый вчной тьмой,

Твой мозгъ блуждалъ вотъ такъ же, какъ и мой,

Когда, бдняжка, ты напрасно

Искалъ луча надежды ясной,

Поклонникъ истины святой!

И вы, лжезнанія приборы!

Колеса страшныя въ зубцахъ,

Реторты, стклянки въ коробахъ —

И вы какъ-будто-бы насмшливые взоры

На жизнь бросаете мою!

У вчныхъ истинъ я стоялъ ужъ предъ дверями,

Что жь не явили тамъ мн помощь вы свою?

Нтъ, бородатыми ключами

Не отпереть вамъ ихъ замковъ!

На что природа налагаетъ

Непроницаемый покровъ,

Что въ темныхъ глубинахъ своихъ скрываетъ,

Того не вызовешь посредствомъ рычаговъ!…

Пустые, глупые снаряды!

Вы также и отцу служили моему.

Какъ почернлъ ты, блокъ, подъ копотью лампады,

Мн озарявшей здсь полуночную тьму!

О, во сто разъ бы лучше было

Прожить и малое наслдіе въ пирахъ,

Чмъ истощать напрасно силы

И нотъ струить въ безплодныхъ лишь трэдахъ!

Прекрасно съ пользою владнье,

Безъ пользы жь — бремя намъ оно.

Здсь наслажденіе дано

Лишь настоящему мгновенью.

Но что жь мой взоръ влечетъ туда —

Къ той стклянк силою магнита?

Съ моей души сбжала темнота,

И свтомъ вся она облита.

Такъ мы въ лсу, во тьм ночной,

Озарены бываемъ вдругъ луной.

(Беретъ стклянку съ ядомъ.)

Сосудъ таинственный! склоняюсь предъ тобою.

Съ благоговніемъ рука тебя беретъ.

Умъ творческій въ теб мой разумъ чтетъ:

Твой сокъ цлительной струею

Успокоеніе даетъ.

Онъ силъ могучихъ извлеченье

Изъ дкихъ, смертоносныхъ травъ,

Онъ средоточіе отравъ.

Онъ въ душу льетъ самозабвенье,

Отраднымъ сномъ смежаетъ онъ глаза.

Пролей же и въ меня свое благоволенье!

При взгляд на тебя, затухнула гроза,

Съ души отхлынули приливы думы чорной…

Я въ море вчное ужь вихремъ унесенъ,

Ужь я зеркальными волнами окруженъ,

И ветъ на чело мн воздухъ благотворный,

И новый берегъ мой днемъ яснымъ озаренъ.

Я вижу колесницу предъ собою:

Вся пламенемъ окружена,

На крыліяхъ спускается она,

И я готовъ, готовъ уже душою.

О, какъ кипитъ восторгомъ грудь!

Какъ рвется въ тотъ эирный путь!

Но свтлой жизни той, но счастія такого

Достоинъ ли ты, бдный червь земной?

Такъ отвернись же ты отъ солнца золотаго,

Отъ солнца, полнаго сіянья надъ тобой.

Ршайся! дверь уже открыта…

Предъ ней объемлетъ страхъ весь родъ земныхъ сыновъ

Вотъ мигъ, чтобъ доказать, что та же сила скрыта

Въ груди у смертнаго, какъ и въ груди боговъ,

Вотъ мигъ, чтобъ разршить твои сомннья

И смло броситься въ невдомую тьму,

Гд муки создаеть воображенье

И вритъ съ трепетомъ созданью своему,

Вотъ мигъ — не отступать дрожащею ногою

Передъ картиною ужасной впереди,

Гд адъ геенною клокочетъ предъ тобою,

И ринуться туда безтрепетной душою,

Хотя бъ ты долженъ тамъ ничтожество найдти.

(Беретъ бокалъ.)

Ко мн, ко мн, бокалъ, забытый мною!

Оставь теперь старинный свой футляръ!

Ты, лившій на пирахъ съ кипучею струею

Въ сердца отцовъ моихъ веселья буйный жаръ,

Безцнный мой бокалъ! Средь кликовъ ихъ и шума

Ты прочь сгонялъ морщины съ ихъ чела,

Бжала далеко ихъ пасмурная дума

И въ пламенныхъ стихахъ лилась теб хвала,

И раздавались псенъ звуки,

И, осушаемый до дна, изъ рукъ ты въ руки

Переходилъ въ кругу друзей.

О, сколько сладкихъ ты напомнилъ мн ночей!

Не передамъ тебя ужь въ руки я сосда!

Ужь не услышишь ты привта

Рзьб затйливой твоей.

Другая влага покрываетъ

Блескъ твоего сіяющаго дна.

Она мутна, она темна,

Она въ мгновенье опьяняетъ.

Я самъ, я самъ избралъ ее,

И, какъ привтъ души кипящей

Зар торжественно-блестящей,

Я подношу къ устамъ послднее питье.

(Подноситъ бокалъ къ губамъ. Слышны звонъ колоколовъ и пніе хоровъ.)

Хоръ ангеловъ.

Христосъ воскресъ!

Слава возставшему,

Смертью поправшему

Смертную мглу!

Ада плнителю,

Узъ разршителю,

Всхъ искупителю

Пойте хвалу!

Фаустъ.

Какой чудесный звонъ внезапно отрываетъ

Отъ жадныхъ устъ моихъ спасительный сосудъ?…

Гудятъ колокола! Иль часъ ужь наступаетъ —

Часъ первый праздника, и всть они несутъ

О дн торжественномъ Христова воскресенья?

И ты, незримый хоръ, ты ль пснью утшенья

Звучишь ушамъ моимъ — той пснію святой,

Что сонмомъ ангеловъ была когда-то пта

Надъ гробомъ Господа, въ тиши, во тьм ночной,

Залогомъ Новаго Завта?

Хоръ женъ.

Пречистое тло

Обвивъ пеленами,

Весь гробъ мы Господній

Убрали цвтами,

И въ немъ положили

Его со слезами.

Но снова напрасно

Сюда мы приходимъ:

Увы, мы ужь во гроб

Христа не находимъ!

Хоръ ангеловъ.

Христосъ воскресъ!

Влаженъ тотъ пылающій

Любовью святой,

Который въ смущающихъ

Бдахъ, искушающихъ

И душу спасающихъ,

Пребылъ твердъ душой!

Фаустъ.

О, звуки сладкіе! зачмъ вы надо мною

Во прах пронеслись? Звучите тамъ, гд есть

Отвтъ торжественный вамъ врою святою!

Во мн ужь нтъ ея, хоть слышу вашу всть,

Во мн ужь нтъ ея — а чуда нтъ безъ вры:

Оно дитя ея любимое всегда.

О, мн ли воспарить въ т радостныя сферы,

Откуда благовстъ несете вы сюда!

Вы мн напомнили младенческіе годы —

И къ жизни вновь зоветъ меня мечта.

Бывало, въ день торжественной субботы,

Небесный поцалуй слетаетъ на уста.

Какимъ-со сладостнымъ, высокимъ упованьемъ

Звучали мн тогда колокола —

Въ т дни отрадою молитва мн была.

Какая-то мечта неяснаго желанья

Влекла меня и въ долы, и въ лса.

Я плакалъ жаркими слезами,

И предо мной творились чудеса,

И новый міръ блисталъ передъ глазами.

Въ тхъ звукахъ сладостныхъ мн всть теперь слышна

О дняхъ веселыхъ игръ, что праздникъ велъ съ собою —

О томъ, что ужь близка цвтущая весна…

Воспоминаніе слилось съ моей душою,

И имъ окованъ мой послдній въ жизни шагъ…

О, звуки сладкіе, звучите надо мною!,

Опять, опять слеза блеститъ въ глазахъ,

И примиряюсь я съ землею!

Хоръ учениковъ.

Изъ тснаго гроба

Возсталъ Онъ торжественно,

Въ небесное лоно

Вознесся божественно.

Въ той жизни блаженной

Восторгъ, ликованья,

А участь земная —

Лишь скорбь и страданья.

Увы, Онъ оставилъ

Насъ съ ними въ юдол!

Твоей мы, Учитель,

Завидуемъ дол.

Хорь ангеловъ.

Христосъ воскресъ!

Въ обители тлнія

Оковы плненія

Расторгнуты днесь!

Его величающимъ,

Всхъ нищихъ питающимъ,

Всмъ благость вщающимъ

И всмъ уповающимъ

Явился Онъ здсь.

Онъ съ вами — Учитель,

Христосъ-избавитель

Изъ мертвыхъ воскресъ!

II.
ПЕРЕДЪ ГОРОДСКИМИ ВОРОТАМИ.

Толпа гуляющихъ разныхъ сословій выходитъ изъ города.

Нкоторые изъ ремеслениковъ.

Зачмъ же вы туда?

Другіе.

Въ охотничій мы домъ.

Первые.

А мы на мельницу идемъ.

Одинъ изъ нихъ.

Нтъ, я бы на воды совтовалъ.

Другой.

Плохая

Дорога тамъ.

Первый.

А ты что тутъ?

Скажи-ка, мысль твоя какая?

Третій.

Пойду, куда другіе поведутъ.

Четвертый.

Пойдемте-ка въ Бургдарфъ! тамъ съ славнымъ будемъ пивомъ

И двочекъ найдемъ тамъ съ личикомъ смазливымъ,

И драку первый сортъ.

Пятый.

Туда я не ходокъ.

Иль снова чешется спина твоя, дружокъ,

И хочешь, чтобъ была припарка ей другая?

Охъ, голова ты удалая!

Горничная.

Я въ городъ ворочусь, чего мн тутъ искать?

Другая.

Его подъ тополемъ найдемъ мы непремнно.

Первая.

Да мн-то счастія какого ожидать?

Здсь будетъ лишь съ тобою твой безцнный

И балагурить и гулять —

Немного въ этомъ мн забавы…

Другая.

Сегодня будетъ тамъ, наврно, и кудрявый.

Они туда придутъ вдвоемъ:

Вчера онъ говорилъ о томъ.

Школьникъ.

Смотри-ка, двки-ко какія!

Румяныя и молодыя!

Тьфу пропасть, улепетываютъ какъ!

Догонимъ ихъ! Я прелести такія

Люблю, какъ пиво и табакъ.

Горожанка.

Какъ этимъ шалунамъ не стыдно!

Смотри связались съ кмъ! Для нихъ

Нашлись получше бы такихъ.

Вдь это ужасъ-какъ обидно!

Второй школьникъ (первому).

Постой, потише, братъ, иди.

Какія двушки за нами позади,

И какъ чудесно разодты!

Съ одною, знаешь, мы сосди

И съ ней пріятельски живемъ…

Он насъ пригласятъ, и вмст мы пойдемъ.

Первый школьникъ.

Слуга покорнйшій за это одолженье!

Чтобъ дичь я упустилъ! Нтъ, малый я не тотъ.

Та ручка, что въ субботу соръ мететъ,

Нжнй ласкаетъ въ воскресенье.

Горожанинъ.

Мн новый бургомистръ, я объявляю всмъ,

Ршительно не нравится ничмъ.

Такъ умничаетъ онъ, что, право, нтъ терпнья.

А что для города онъ сдлалъ?— ничего,

А почитай и уважай его —

И требуетъ отъ всхъ повиновенья.

А подати? хоть въ петлю ты иди,

А вдвое прежняго плати.

Нищій (поетъ).

Добрые прохожіе,

Госпожи пригожія,

Сжальтесь надо мной!

Богъ не оставляетъ

Тхъ, кто надляетъ

Щедрою рукой.

Дайте жъ — чтобъ сегодня,

Въ бдствіи моемъ

Праздникъ мн Господній

Былъ счастливымъ днемъ!

Второй горожанинъ.

Люблю въ воскресный день я толки и сужденья

О битвахъ и о воинскихъ длахъ,

Межъ-тмъ, какъ турки, тамъ — въ далекихъ сторонахъ,

Другъ-друга бьютъ въ ожесточеньи —

А ты стоишь-себ спокойно подъ окномъ

И допиваешь свой стаканъ съ виномъ,

Да смотришь, какъ бгутъ, мелькая,

Суда красивыя ркой,

И весело идешь ты вечеромъ домой,

Дни мирные въ душ благословляй.

Третій горожанинъ.

Да, да, сосдъ, люблю я это самъ.

Будь все у насъ верхъ дномъ — какое дло намъ?

Хотя бъ они съ себя и кожу-то содрали,

Лишь наши бы дома по прежнему стояли.

Старуха (молодымъ двушкамъ).

Э, какъ разряжены! Ну, какъ тутъ безъ души

Не быть отъ васъ! Красотки! загляднье!

Ну, да не чваньтесь же!— и такъ вдь хороши!

Что нужно вамъ?— спроворю я въ мгновенье.

Первая двушка.

Агата! отойди отъ этой вдьмы прочь!

Съ ней вмст быть и стыдно, и ужасно.

Вдь подъ андреевъ-день мн суженаго ясно

Она показывала въ ночь.

Другая двушка.

Мн тоже въ зеркал красавца показала.

И былъ онъ не одинъ. Ею ужь я везд

Давно смотрла и искала —

Да не встрчается нигд.

Солдаты.

Съ крпкими стнами

Башни, города,

Съ гордыми глазами

Два-красота —

Вотъ чего намъ надо:

Слава наша тутъ,

И великъ хоть трудъ,

Да сладка награда.

Трубы, раздавайтесь

Радостью въ ушахъ!

Города, сдавайтесь!—

Руштесь башни въ прахъ!

Вотъ-такъ жизнь прямая!

Вотъ-такъ сладкій часъ!

Двушки, встрчая,

Приголубятъ насъ.

Сладкая награда!

Рвется къ ней солдатъ…

Взялъ себ, что надо

И маршъ-маршъ назадъ.

(Приходить Фаустъ съ Вагнеромъ.)

Фаустъ.

Дохнула весна, и растаяли льдины,

И вырвались рки изъ хладныхъ оковъ,

И зеленью яркой покрылись долины,

И блещетъ надежда грядущихъ даровъ.

Зима, удаляясь въ пріютъ свой всегдашній —

Въ угрюмыя горы — наброситъ порой

Пушистый свой снгъ на открытыя пашни,

Иль облако съ градомъ промчитъ полосой,

Но солнце не любитъ ни вьюги, ни снга:

Проглянетъ — и блый исчезнетъ покровъ.

Все дышетъ вокругъ и восторгомъ, и нгой,

И ecли невидно въ долинахъ цвтовъ,

За-то ихъ везд въ этотъ мигъ замняетъ

Весенне солнце потокомъ лучей.

Назадъ ли ты бросишь свой взоръ: предъ тобою

Весь городъ. Подъ сводами тсныхъ воротъ

Кипитъ и тснится толпа за толпою

И за-городъ каждый съ восторгомъ идетъ.

Вс празднуютъ день воскресенья Христова,

Съ нимъ вмст и сами воскресли они,

И вырвались вновь изъ подъ зимняго крова

Изъ душныхъ пріютовъ, гд долгіе дни

Въ нуждахъ и заботахъ для нихъ проносились,

Изъ улицъ стсненныхъ, изъ хижинъ своихъ,

Изъ темнаго мрака церквей, гд молились —

Вс вышли подъ куполъ небесъ голубыхъ.

Смотри, какъ толпа, словно бурныя волны,

Разсыпалась вдругъ по полямъ и садамъ!

Какъ быстро несутся веселые чолны,

Вдоль свтлой рки, но лазурнымъ волнамъ.

Но вотъ ужь и эта ладья исчезаетъ.

Какъ много въ ней груза! Вс платья людей

Подъ этой горою мой глазъ отличаетъ,

Весь шумъ долетаетъ изъ селъ до ушей.

Вотъ рай, и вотъ истинно праздникъ народа!

И старый, и малый — все жизнью кипитъ.

Здсь счастье, восторгъ, и любовь, и свобода,

И здсь лишь могу человкомъ я быть.

Вагнеръ.

Конечно, докторъ, быть всегда съ тобою

Большая польза мн и честь,

Но не люблю мшаться я съ толпою:

Я врагъ всего, гд грубое лишь есть.

Вс эти кегли, пляски, крики,

Весь этотъ шумъ отъ игръ ихъ площадныхъ

Несносны для ушей моихъ.

Вс ихъ забавы очень-дики,

Они бснуются, какъ-будто дьяволъ въ нихъ

(Крестьяне подъ липами поютъ и пляшутъ.)

Нарядился пастушокъ

Въ куртку пеструю, въ внокъ

И плясать пустился.

Тамъ подъ липами народъ

Собирался въ хороводъ, —

Юге! Юге!

Югей — зе! Югей — зе — ге!

И смычокъ залился.

Въ середину онъ влетлъ,

Локтемъ двушку задлъ

Удалой дтина.

Стала двушка бранить:

‘Ахъ ты неучъ!’ говоритъ —

Юге! Юге!

Югей — зе! Югей — зе — ге!

Ахъ ты дурачина!

Пляшутъ вс и тутъ, и тамъ,

А румянецъ по щекамъ

Какъ огонь пылаетъ,

Вьются юбки… а рука

Пастушка, исподтишка —

Юге! Юге!

Югей — зе! Югей — зе — ге!

Что-то затваетъ.

‘Нтъ, дружокъ, мы знаемъ васъ,

Не обманете вы насъ’ —

Голосокъ раздался.

А красотку ужь дружокъ

Велъ подъ липку, и смычокъ —

Юге! Юге!

Югей — зе! Югей — зе — ге!

Громко заливался.

Старый крестьянинъ.

Благодаримъ мы васъ покорно,

Что вспомнили насъ въ день такой.

Хоть человкъ вы знаменитый —

Гуляете съ толпою шумной,

Съ ней веселитесь за-одно.

Возьмите жь въ руки эту кружку!

Въ ней, право, славное вино.

Пью за здоровье ваше, докторъ!

И вотъ желаніе мое:

Пускай нетолько утоляетъ

Въ васъ жажду сладкое питье,

Но сколько капель въ кружк этой,

Пусть столько въ благости своей

Господь пошлетъ вамъ ясныхъ дней,

Умножа ими ваши лта!

Фаустъ.

Пью съ удовольствіемъ напитокъ вашъ, друзья!

И тхъ же самыхъ благъ и вамъ желаю я. (Пьетъ).

Старый крестьянинъ.

Васъ встртить, докторъ, намъ отрадно

Въ дни счастія, когда мы васъ

Въ дни горькіе и страшныхъ бдствій

Видали въ хижинахъ не разъ.

Вы нашу участь облегчали.

Найдется не одинъ въ живыхъ,

Котораго вашъ спасъ родитель

Отъ смерти и мученій злыхъ.

Онъ прекратилъ у насъ заразу.

Вы были юношей тогда

И не одной избушки бдной

Не пропускали никогда.

Кто умиралъ, того въ послднюю обитель

Вы провожали вмст съ нимъ,

И помогалъ Небесный Избавитель

Вамъ, избавителямъ земнымъ.

Народъ (кланяясь.)

Да здравствуетъ великій человкъ!

Господь да продлитъ его вкъ!

Фаустъ.

Одинъ лишь Тотъ достоинъ поклоненья,

Друзья мои, Кто въ небесахъ:

Одинъ лишь Онъ даетъ спасенье

И вразумляетъ насъ въ бдахъ. (Проходить съ Вагнеромъ.)

Вагнеръ.

Какимъ ты долженъ быть проникнутъ сладкимъ чувствомъ,

Великій человкъ, внимая, какъ народъ

Дань удивленія дламъ твоимъ несетъ!

О, счастливъ тотъ, кто могъ своимъ искусствомъ

Полезенъ быть!— Не каждый ли отецъ

Тебя покажетъ сыну съ умиленьемъ?

Явился ты — вокругъ тебя движенье,

Вс смотрятъ на тебя, мудрецъ,

И музыка, и псни умолкаютъ…

Проходишь ли толпою шумной ты —

Съ почтеньемъ вс становятся въ ряды

И шапки ихъ на воздухъ улетаютъ.

Не достаетъ лишь одного

Для полнаго ихъ поклоненья:

Какъ предъ святынею, колнопреклоненья

Въ минуту появленья твоего.

Фаустъ.

Еще мы нсколько пройдемъ горою

И тамъ на камн отдохнемъ.

О, сколько разъ въ т дни, измученный тоскою,

Мечтатель пламенный, я сиживалъ на немъ!

Богатъ надеждою и врою святою,

Я изнурялъ себя молитвой и постомъ,

Я твердо вровалъ, что жгучими слезами

И покаяніемъ, и жаркими мольбами

Небесный тронется Отецъ

И низношлетъ зараз той конецъ.

Теперь вс эти восклицанья

Ужаснымъ хохотомъ въ ушахъ моихъ звучатъ.

О, еслибъ въ душу мн проникнуть могъ твой взглядъ,

Когда бъ ты могъ читать въ моемъ сознаньи:

Ты видлъ бы, что ни отецъ, ни сынъ

Не стоютъ этихъ воздаяній.

Отецъ мой но имлъ большихъ познаній,

Но былъ онъ добрый гражданинъ.

Мечтатель, съ головой всегда воспламененной,

Всю жизнь онъ занятъ былъ природой сокровенной:

Пыталъ онъ тайны естества

И врилъ сил волшебства.

За дверью на замк, въ кругу своихъ адептовъ,

По наставленію безчисленныхъ рецептовъ,

Онъ разнородныя сличалъ тамъ вещества,

Въ одинъ котелъ ихъ всхъ вмщая.

Такъ лилію внчалъ онъ съ краснымъ львомъ,

Въ ретортахъ ихъ перегони’

Свчи палительнымъ огнемъ,

И наконецъ царица молода’

Являлась къ намъ въ различныхъ пузырькахъ,

Въ различныхъ видахъ и цвтахъ.

И это медициной называли —

А бдные больные умирали…

Никто не спрашивалъ: кто лечитъ ихъ и чмъ?

А мы лекарствами своими, между-тмъ,

Сильнй заразы, истребляли.

О, много ихъ схоронено!

Здсь было страшное въ т дни опустошенье,

И, чтобъ выслушивать за то благословенья,

Мн пережить ихъ было суждено.

Вагнеръ.

Но эта мысль должна ль тебя тревожить?

Вдь добросовстно ты долгъ свой исполнялъ:

Ты длалъ, что наука длать можетъ,

И какъ ее въ то время понималъ.

Исполненный къ отцу сыновняго почтенья,

Ты съ врою слпой слдилъ его ученье.

Теперь съ наукой ты подвинулся впередъ,

А сынъ твой дале пойдетъ съ ней, въ свой чередъ.

Фаустъ.

Слаженъ, кому дано въ отраду упованье

Провидть истину изъ лона вчной тьмы!

На все ненужное богаты мы познаньемъ,

А что бы нужно знать, того не знаемъ мы.

Но этимъ грустнымъ замчаньемъ

Не будемъ отравлять небесъ благихъ даровъ!

Смотри, какъ хижины, межъ зелени деревъ,

Облиты солнечнымъ сіяньемъ!

Уже скрывается отъ глазъ свтило дня,

Въ другіе, дальніе края

Оно свой путь огнистый направляетъ,

И жизнь тамъ разольетъ, и снова запылаетъ…

О, для чего нтъ крыльевъ у меня!

За нимъ понесся бы я слдомъ

Туда, гд пурпуромъ пылаетъ весь закатъ,

Я видлъ бы, какъ спитъ весь міръ, облитый свтомъ,

И какъ вершины горъ въ сіяніи горятъ.

Тогда бъ утесами, горами

Не остановленъ былъ мой радостный полетъ:

Я могъ бы созерцать, какъ съ яркими волнами

Въ разливахъ подо мной лежатъ пучины водъ…

Но день погасъ и скрылось ужь свтило,

И новыя желанья съ новой силой

Въ моей проснулися груди.

За ними вслдъ душа стремится,

Чтобъ свтомъ вчнымъ насладиться.

День яркій предо мной, мракъ ночи позади…

Тамъ свтится лазурь, здсь волны блескъ разлили…

Мн сладко въ грёзахъ утопать!

О, для чего душа своихъ незримыхъ крылій

Не можетъ тлу передать!

А, между-тмъ, не каждому ли сродно

Себ прокладывать мечтами путь свободный

И уноситься далеко,

Когда въ лазури высоко

Надъ нами жаворонокъ вьется,

И пснь его такъ сладко, сладко льется —

Когда, среди сіяющихъ зыбей

Эира синяго, надъ дикими скалами

Паритъ орелъ, не шевелясь крылами,

Иль къ теплой родин своей,

Надъ зеркаломъ озеръ, надъ злачными полями,

Несется стадо журавлей?

Вагнеръ.

И мн случается химерамъ предаваться,

Но все не такъ, какъ ты — твоимъ вдь нтъ границъ!

Поля, лса, луга какъ-разъ мн приглядятся,

И не завидно мн, что крылья есть у птицъ.

Вотъ счастье: зимними ночами

Сидть за книгою, носиться надъ строками,

Перелетать къ страницамъ отъ страницъ —

Вотъ эти ночи — наслажденье!

Какой-то сладкой ты проникнутъ теплотой,

И ночь свтла — особенно въ мгновенье,

Когда столбецъ отыщешь ты такой,

Что небо на земл передъ тобой.

Фаустъ.

Одна лишь страсть теб извстна —

О, никогда не узнавай другой!

Но дв души во мн слилися тсно

И каждый мигъ враждуютъ межъ собой:

Одна полна любви къ земной юдоли

И вся горитъ огнемъ страстей,

Другая рвется къ лучшей дол —

Къ небесной родин своей.

О, если въ областяхъ воздушныхъ,

Межъ небомъ и землей, витаетъ рой духовъ —

Пусть онъ слетитъ ко мн съ прозрачныхъ облаковъ

И унесетъ меня отъ жизни этой скучной!

О, еслибъ плащъ волшебный я съискалъ,

И за земныя бы границы

Меня далеко онъ умчалъ:

Я за него бъ сокровищъ всхъ не взялъ —

Не взялъ бы царской багряницы!

Вагнеръ.

Не призывай духовъ парящихъ рой,

Въ воздушныхъ областяхъ потоками разлитыхъ,

Всегда враговъ могущихъ и сокрытыхъ,

Грозящихъ смертному опасностей толпой!

Несутся ль съ свера: какъ острыми стрлами,

Они пронзятъ тебя желзными зубами,

Съ востока ли летятъ: засухою дохнутъ

И легкія твои, и сердце засосутъ,

Отъ знойныхъ ли пустынь ихъ полдень посылаетъ:

Вокругъ тебя палящій зной,

И этотъ зной тебя сжигаетъ,

Отъ запада ль прохладною струей

Ты ощущаешь ихъ сначала приближенье:

Но хлынутъ вдругъ губительной волной —

И вотъ, вокругъ тебя везд опустошенье.

Съ охотою летитъ ихъ рой на каждый зовъ

И намъ вредить всегда готовъ.

Все въ нихъ обманъ. Они влекутъ насъ въ муки,

И голосъ сладокъ ихъ, какъ ангельскіе звуки…

Но время намъ домой: темнетъ небосклонъ,

Становится свжо, туманъ на лугъ ложится…

Но чмъ вдали твой взоръ такъ пораженъ?

Къ чему онъ такъ сквозь мракъ ночной стремится?

Фаустъ.

Ты видишь черную собаку въ озимяхъ?

Вагнеръ.

Да, вижу, ужь давно она въ моихъ глазахъ,

Но что же страннаго ты въ этомъ замчаешь?

Фаустъ.

Смотри внимательнй и отвчай потомъ:

За что ее ты принимаешь?

Вагнеръ.

За пуделя, онъ ищетъ тамъ чутьёмъ

Хозяйскій слдъ и носится полями.

Фаустъ.

Смотри, какъ онъ спиральными кругами

Къ намъ подвигается. Коль врить мн глазамъ,

За нимъ огонь и дымъ несутся по слдамъ.

Вагнеръ.

Я вижу пуделя и кром, увряю,

Я ничего не замчаю.

Обману глазъ подвергнуться ты могъ.

Фаустъ.

Мн кажется, что онъ у нашихъ ногъ

Магическія сти разстилаетъ.

Вагнеръ.

Онъ, просто, прыгаетъ и морду опускаетъ.

Бдняжечка смутился оттого,

Что не хозяина находитъ своего,

А незнакомцевъ двухъ.

Фаустъ.

Кругъ меньше становится,

А онъ все ближе къ намъ.

Вагнеръ.

Ты можешь убдиться.

Что это не призракъ, а — просто пёсъ.

Ты видишь: онъ рычитъ, вотъ легъ онъ и поползъ

Вертитъ хвостомъ и подойти боится.

Фаустъ.

Сюда, сюда!

Вагнеръ.

Онъ глупъ, какъ глупы вс щенки.

Остановись — и онъ на лапы станетъ,

Иди — онъ поползетъ и голову протянетъ,

Брось палку — онъ пойдетъ за нею въ глубь.

Фаустъ.

Ты правъ: обманутъ я воображеньемъ,

Въ немъ даже признака не видно привиднья —

Все это дресировки плодъ.

Вагнеръ.

Хорошее собаки воспитанье

И мудреца холодный взглядъ займетъ,

А пудель стоить твоего вниманья

И ласкъ, и милостей твоихъ,

Какъ ученикъ студентовъ удалыхъ.

III.
УЧЕНЫЙ КАБИНЕТЪ.

Фаустъ (входя съ пуделемъ).

Спустилась ночь и мракъ свой въ небесахъ

И на земл повсюду разстилаетъ,

И въ душу намъ вселяя тайный страхъ,

Какія-то въ ней думы пробуждаетъ.

Заснули вс стремленія страстей,

Угомонивъ дневныхъ заботъ тревогу,

И къ ближнему любовь опять сильнй

Горитъ въ душ съ благоговньемъ къ Богу.

Пудель, на мсто! что рыскать! уймись,

Или почуялъ ты, что у порога?

На, вотъ подушку! за печкой ложись!

Насъ ты потшилъ довольно дорогой:

Помню прыжки удалые твои —

Лягъ же теперь и засни-себ смирно,

И отъ хозяина, гость его мирный,

Ты благодарно вс ласки прими!

Въ тотъ часъ, когда затеплится лампада

И уголъ нашъ смиренный озаритъ,

Прольется въ грудь какая-то отрада

И громче въ насъ душа заговоритъ.

Надежда вновь на дн ея глубокомъ

Свой пышный цвтъ внезапно разовьетъ,

И манитъ вновь насъ къ жизненнымъ потокамъ

И снова, насъ лаская, къ нимъ влечетъ.

Пудель, замолкни! твой лай безпокойный,

Громко въ безмолвіи ночи звеня,

Можетъ ли ладить съ той музыкой стройной,

Что раздается въ душ у меня?

Также и люди: что имъ не понятно,

Что такъ прекрасно, свтло, благодатно,

Что ихъ мшаетъ страстямъ иногда —

Также облаять готовы всегда.

Но, ахъ, я чувствую, успокоенья бол

Изъ глубины души не въ силахъ вызвать я.

Напрасно я къ нему стремлюсь всей силой воли:

Изсякла животворная струя,

Чтобъ жаждой жгучею опять томить меня.

О, только лишь тогда, какъ мы его теряемъ,

Мы узнавать и цну начинаемъ

Всему небесному, и жаждемъ воспріять

Святаго откровенья благодать.

Нигд оно, исполненное свта,

Такою истиной высокой не горитъ,

Какъ на страницахъ Новаго Завта.

Душа моя желаніемъ кипитъ,

Полна неудержимаго стремленья

Раскрыть оригиналъ святой

И перевесть его въ благоговньи

На милый мн языкъ — на мой языкъ родной.

(Онъ открываетъ книгу и готовится переводить.)

Написано: ‘въ-начал слово было’ —

И тутъ я сталъ и не могу понять:

Могла ли быть такая въ слов сила?

И это долженъ я иначе передать.

Коль свыше озаренъ я истинно, то дал

Я простираю мысль, и этотъ текстъ святой —

Такъ объясняетъ разумъ мой —

Онъ говоритъ: ‘быль Духъ въ-начал…’

И вотъ остановленъ на первой я строк,

Задумавшись, сижу съ перомъ въ рук,

А мысль въ нее все глубже проникаетъ:

Но Духъ ли все творитъ и созидаетъ?

Нтъ, слдуетъ сказать: ‘была

Въ-начал разлита невидимая Сила’.

И вотъ мн эта мысль другую привела

И разумъ мой внезапно озарила,

И записать ее сейчасъ же я готовъ —

И я пишу: ‘въ-начал всхъ вковъ

Лишь Дйствіе Зиждительное было’.

Коль хочешь со мною пріютъ мой длить,

Чуръ, пудель, не рыскать, не лаять, не выть!

Товарищъ такой безпокойный — мученье,

Нтъ, мн ужь съ тобою приходитъ бда,

И кто-нибудь вонъ долженъ выйти въ мгновенье.

Ну, цыцъ же! иль маршъ! видишь, дверь отперта!

Что вижу? какое свершаеіся чудо!

Не призракъ ли это все грёзы больной?

Мой пудель ростетъ, все ростетъ — и откуда

Берется въ немъ ростъ необъятный такой?

Въ немъ боле нтъ ужь собачьяго вида…

Такъ вотъ кто былъ мною сюда приведенъ!

Глаза — какъ огонь, пасть широко открыта,

Какъ лошадь морская, чуть движется онъ.

Не вырвешься, нтъ! Коль попался мн въ руки

И какъ ты ни силенъ, и какъ ни могучъ,

Но эти чертовскія, адскія штуки

Какъ-разъ покоритъ соломоновъ мн ключъ!

Духи (въ корридор).

Одинъ ужь попался изъ насъ.

Смотрите, никто, чтобъ изъ васъ

Отсюда за нимъ не совался!

Вдь, словно лисица въ капканъ,

Чортъ старый попался въ обманъ,

Попался — и тамъ онъ остался.

Летайте, шныряйте везд:

Вверху и внизу, и коль можно,

Ему помогите въ бд,

Да только лишь чуръ осторожно.

Его не оставить же тамъ!

Вдь врный слуга онъ былъ намъ.

Фаустъ.

Чтобъ къ зврю подойдти я могъ,

Я заклинанья четырехъ

Употреблю теперь.

Пускай пылаетъ Саламандра,

Ундина пусть кружится,

Пускай исчезнетъ Сильфа,

А домовой трудится.

Кто не знаетъ свойства

Четырехъ стихій,

Кто не знаетъ силъ ихъ,

Тотъ не будетъ вчно

Властенъ надъ духами.

Исчезни въ огн, Саламандра!

Волною, Ундина, катись!

Въ блестящей крас метеора

Сіяніемъ, Сильфа, зажгись.

Домашнюю помощь давай

Incubus! Incubus!

Явись и союзъ заключай!

Нтъ, знать, стихіи не одной

Не слито съ тварью этой злой:

Она недвижима стоитъ,

Стоитъ, косится и рычитъ.

Все ни почемъ! Постой же, зврь,

Я закляну сильнй теперь.

Ужъ если изъ адскаго мрака

Ты лыжи сюда навострилъ,

Смотри: передъ силою этого знака

Склоняются сонмы всхъ діавольскихъ силъ.

Какъ поднимается щетина у проклятаго!

Смотри, узнало ль ты Его,

Отверженное существо?

Его — распятаго,

Неизреченнаго,

Копьемъ пронзеннаго

Владыку и Создателя всего?

Загнанный за печь, онъ все выростаетъ:

Столъ ужь не меньше слона, и собой

Все онъ пространство въ углу занимаетъ,

Хочетъ разлиться туманною мглой.

Стой! Къ потолку я не дамъ подниматься,

Скоро и такъ подопрешь потолокъ!

Ну же, склоняйся! Ты долженъ валяться

Вмигъ у хозяина ногъ.

Видишь, грожу я не даромъ:

Обдалъ тебя ужь священнымъ я жаромъ

Пламенемъ небомъ обжегъ.

Не жди же, проклятый,

Не жди же, ты, снова,

Сильне трикраты

И свта и слова!

Мефистофель
(выходя изъ разсявшагося тумана, изъ-за печки, въ одежд странствующаго студента).

Что надобно и что случилось?

Къ-чему ужасный шумъ такой?

Фаустъ.

А! вотъ что въ пудел таилось:

Схоластикъ. Случай пресмшной!

Мефистофель.

Привтъ мой доктору! Ну, славно

Я пропотлъ, по милости твоей.

Фаустъ.

Какъ звать тебя?

Мефистофелъ.

Вопросъ забавный

На язык того, кто сущность лишь вещей,

А не слова узнать желаетъ,

Кто вс слова въ названьяхъ презираетъ.

Фаустъ.

Но вашу сущность, господа,

Скорй по имени узнаешь,

По немъ злодя отъ плута,

Лжеца отъ вора различаешь.

Когда ты не изъ нихъ, такъ кто же ты такой?

Мефистофель.

Я часть великой силы той,

Которая, стремясь ко злу, творитъ благое.

Фаустъ.

Отвть загадочный…

Мефистофель.

Духъ отрицанья я,

И имъ я вправ быть! Взгляни на все земное:

Все, что рождается, въ чемъ жизни есть струя —

Рождается, живетъ, затмъ, чтобъ вновь стремиться

Къ уничтоженью своему.

Поэтому, ты видишь, ничему

Гораздо лучше бы не быть и не родиться.

Итакъ, что вс зовутъ грхомъ

Иль истребленіемъ, иль зломъ —

Короче, вс явленія такія —

Все это есть моя стихія.

Фаустъ.

Ты видишь часть одну въ себ,

А, между-тмъ, ты весь передо мною!

Мефистофель.

Что длать! скроменъ я душою,

А истину сказалъ теб.

Когда за цлый міръ себя обыкновенно

Вы принимаете и цною вселенной

Зовете міръ глупцовъ — я часть отъ части той,

Что прежде всмъ была, создавши все собой

Я часть той тьмы, носившейся сначала,

Которая въ себ свтъ гордый зарождала,

Тотъ свтъ, что съ матерью своей,

Угрюмой ночью, споритъ вчно

О первенств въ пространств безконечномъ.

Но что жь? какъ долго ни велся

Раздоръ ужаснйшій, а вышло-то на дл,

Что выигрышъ ему одинъ лишь удался:

Онъ отразился лишь на тл,

Онъ безотлучный рабъ его,

Всегда изъ тла онъ стремится,

На немъ различными цвтами онъ ложится

И упирается въ него.

Недолго, думаю, блистать ему лучами —

Исчезнетъ вмст онъ съ тлами.

Фаустъ.

Теперь понятна мн обязанность твоя:

Большое разрушать нтъ силы у тебя,

Такъ съ мелочей ты началъ, для потхи.

Мефистофель.

Да, истинно, плохіе въ томъ успхи,

И это, видишь, значитъ то,

Что нчто будетъ споръ всегда вести съ ничто.

Ужъ съ чмъ не подступалъ я къ міру: и съ волнами

И бурей грозной, и съ громами,

Ужь чмъ его не распекалъ:

Землетрясеньями, пожаромъ —

Нтъ! вс труды пропали даромъ:

Спокойно, ничему какъ-будто не внемля,

Стоятъ-себ и воды, и земля —

Проклятая матерія!— а племя

Людей съ животными?— нтъ силъ!

Напрасно съ ними тратишь время.

Вдь сколько ихъ переморилъ,

А все живутъ — здоровы, свжи,

И кровь кипитъ, и все ихъ тьма

И племена идутъ все т же —

Ну, просто, хоть сойди съ ума!

И на земл, и въ атмосфер,

Въ вод, въ жару и въ холоду —

Везд ростки пускаютъ на бду,

И жизнь нигд, посмотришь, не въ наклад.

Не захвати я здсь на часть себ огня,

Мстечка не было бъ, конечно, для меня,

Фаустъ.

Какъ? этой сил всемогущей,

Премудрой, вчной и святой,

Ты, дьяволъ, злобно вопіющій,

Грозишь безсильною рукой?

Смирись, хаоса порожденье!

Оставь преступныя стремленья

И цль другую здсь найди!

Мефистофель.

Подумаемъ объ этомъ — погоди,

Когда-нибудь мы потолкуемъ бол,

Но мн теперь позволишь ли уйдти?

Фаустъ.

Къ-чему же спросы тутъ? Въ твоей вдь это вол.

Мы познакомились теперь,

Прошу покорнйше впередъ о посщеньи,

Какъ вздумаешь, въ окно, въ трубу, иль въ дверь…

Являться можешь ты во всякое мгновенье.

Мефистофель.

Чтобъ я отсюда выйти могъ,

Есть небольшое затрудненье,

Нога колдуньи тамъ — взгляни-ка на порогъ.

Фаустъ.

А! въ пентаграмм вся преграда!

Да какъ же ты, исчадье ада,

Такъ недогадливъ былъ, когда

За мною вслдъ вошелъ сюда?

Мефистофель.

Ты посмотри, начерченная косо,

Она на улицу глядитъ угломъ однимъ,

И онъ расходится…

Фаустъ.

Вотъ славно удалося!

Итакъ, останешься ты плнникомъ моимъ?

Ну, случай послужилъ чудесно!

Мефистофель.

Вдь пудель, какъ теб извстно,

Сюда вскочилъ однимъ прыжкомъ

И не видалъ, а дло-то потомъ

Ваяло совсмъ-другое направленье,

И выйти дьяволу теперь ужь мудрено.

Фаустъ.

Ну, если въ дверь нельзя, такъ выходи въ окно.

Мефистофель.

Но у чертей и привидній

Есть свой особенный законъ:

Какимъ путемъ вошелъ, такимъ ступай и вонъ!

Я это выполнить обязанъ,

И въ этомъ случа, какъ видишь ты, я связанъ.

Фаустъ.

И адъ иметъ кодексъ свой!

Ну что жь? помоему, такъ должно

Теперь условиться съ тобой.

Мефистофель.

Все выполнимъ: доврься смло,

И что захочешь — все дадимъ,

Но это вдь нешуточное дло,

И мы объ немъ на-дняхъ поговоримъ.

Ты мн поврь, я не забуду —

Меня теперь лишь отпусти!

Фаустъ.

Да погоди, ужель минуту

Еще нельзя со мною провести?

Мефистофель.

Къ теб опять явлюсь я скоро,

Довольно впереди намъ дней для разговора.

Фаустъ.

Да разв я теб ловушку разставлялъ?

Вдь самъ ты въ сти попадаешь.

Нтъ, чорта крпко ужь держи, коль въ нихъ попалъ:

Не то его не скоро вновь поймаешь.

Мефистофель.

Ну, если хочешь ты, пожалуй, остаюсь,

И, чтобъ вполн ты мною былъ доволенъ,

Моимъ искусствомъ я занять тебя берусь.

Фаустъ.

Ты совершенно въ этомъ воленъ,

Но чтобы былъ во всемъ изящный вкусъ.

Мефистофель.

О, ты такую вкусишь сладость,

Такой восторгъ всю душу обойметъ,

Такую ощутишь неслыханную радость,

Что насладишься въ мигъ ты боле, чмъ въ годъ!

Духовъ невиданное пнье,

Живыя, свтлыя виднья

Невыразимой красоты,

Благоуханье и цвты —

Все это упоитъ въ теб и обонянье,

И вкусъ, и зрніе, и слухъ,

И погрузитъ въ очарованье,

И оживитъ уснувшій духъ.

Приготовленій мн для этого не надо:

Мы вс здсь на-лицо. Ну, начинай, ребята!

Духи.

Исчезните своды

Съ туманною мглой —

Пусть свтитъ намъ ярко

Эиръ голубой,

Пусть темныя тучи

По втру летятъ.

Вотъ звзды зажглися,

Вотъ солнца горятъ,

Небесныя дти

Блестящей толпой

Плывутъ, разливая

И миръ, и покой,

И нга, и чары

Несутся имъ вслдъ,

Златистыя тучки

На землю льютъ свтъ.

Въ дубровахъ тнистыхъ,

Подъ склономъ дерёвъ,

Чета молодая

Вкушаетъ любовь.

Сплетаются дружно

На втвяхъ листки,

И кисть винограда

Ложится въ тиски,

Слезою янтарной

Бжитъ сладкій сокъ,

Журчитъ по каменьямъ

Кристальный потокъ,

Покинувъ и горы

И бархатъ луговъ,

И стелется моремъ

Близь тучныхъ холмовъ,

А птицы щебечатъ

И къ солнцу полетъ,

Кружась, направляютъ

Подъ яхонтный сводъ,

Летаютъ, порхаютъ

Он въ островахъ,

Которые, словно,

Дрожатъ на волнахъ,

И псни, и клики

Тамъ въ хоры слились,

И вотъ, на свобод,

Ужь вс разбрелись:

Кто въ горы, кто въ море

Плывутъ и летятъ —

Вс къ жизни стремятся,

Вс жизни хотятъ,

И вдаль вс несутся —

Туда, все туда,

Гд ярко сіяетъ

Любви ихъ звзда.

Мефистофель.

Заснулъ. Спасибо вамъ, друзья!

Угомонился онъ, подъ хоръ вашъ сладкогласный,

И за концертъ у васъ въ долгу останусь я.

Нтъ, дьявола сковать, дружокъ мой, трудъ напрасный:

Еще надъ нимъ плохой ты властелинъ.

Летайте жь вкругъ его незримыми роями!

Ахъ, еслибъ зубъ попался мн одинъ —

Крысиный зубъ, чтобъ чару снять съ порога,

Тутъ нужно времени немного.

Да вотъ одна ужь гд-то и скребетъ,

Я кликну, и она на голосъ мой придетъ.

Властитель крысъ, мышей, лягушекъ,

Сверчковъ, клоповъ и разныхъ мушекъ

Черезъ меня дастъ теб приказъ

Сюда явиться сей же часъ,

И тамъ, гд масломъ онъ помажетъ,

Глодать порогъ, когда прикажетъ!

Вотъ суетится ужь одно.

Ну, за работу, живо, смло!

Ты видишь чару: вотъ она —

Тамъ, на краю! грызокъ — и кончено все дло!

Желаю, Фаустъ, вамъ пріятнйшаго сна. (Исчезаетъ).

Фаустъ (просыпаясь).

Уже ль пропало вновь духовное стремленье,

И вновь обманутъ я? Ужели этотъ бсъ

Мн только грезился въ лукавомъ сновиднь?

А пудель все-таки исчезъ!

IV.
УЧЕНЫЙ КАБИНЕТЪ.

Фаустъ, потомъ Мефистофель.

Фаустъ.

Кто тамъ стучится въ дверь? кто?

Мефистофель.

Я.

Фаустъ.

Что за досада!

Войди!

Мефистофель.

Три раза твой отвть мн слышать надо.

Фаустъ.

Войди, войди!

Мефистофель.

Ну, вотъ-такъ удружилъ!

О, сладимъ мы съ тобой! Чтобъ остудить твой пылъ

И разогнать туманъ мечтаній,

Къ теб дворянчикомъ явиться вздумалъ я.

Смотри: въ пунцовомъ я кафтан,

Онъ какъ въ огн горитъ, отъ золота блестя,

Плащъ изъ матеріи отличной

Обшитъ широкимъ галуномъ,

И все, какъ видишь ты, прилично:

И шляпа съ перьями, и шпага подъ плащомъ.

Къ твоимъ услугамъ я. Теперь принарядиться

Теб мой искренній совтъ,

Чтобы вступить развязнй въ свтъ

И свтской жизни поучиться.

Фаустъ.

Какое платье я ни вздумалъ бы надть,

Подъ нимъ тоск моей съ страданьемъ не уняться,

Я слишкомъ-старъ, чтобъ вздоромъ забавляться,

И слишкомъ-молодъ, чтобъ желаній но имть.

Что можетъ дать мн свтъ? какое утшенье?

Въ немъ псня вчная и горькая для насъ

Одна: лишенья и лишенья!…

Вотъ что трещатъ намъ въ уши каждый часъ,

О чемъ всю жизнь намъ до могилы,

Среди заботъ, досуговъ и трудовъ,

Однообразно и уныло

Напоминаетъ бой часовъ.

День наступающій я съ ужасомъ встрчаю

И слезы лить готовъ ужь напередъ:

Ни одному желанію, я знаю,

Онъ исполненія съ собой не принесетъ,

Я знаю напередъ, что онъ, въ своемъ теченьи,

Иль неудачей, иль сомнньемъ

Готовъ и сладость мн надежды отравить,

И вс души моей высокія стремленья

Своею пустотой въ зародыш сгубить.

Когда жь настанетъ ночь и все покроетъ тьмою —

И тутъ, на лож сна, средь мертвой тишины,

И тутъ напрасно я душой стремлюсь къ покою:

Меня томятъ мучительные сны.

И Богъ, всесильный Богъ, который обитаетъ

Въ моей груди и жизнію моей

И всми силами незримо управляетъ,

Который душу мн въ стремленьяхъ возвышаетъ,

Онъ не пошлетъ извн отрады ей.

И вотъ, вотъ почему мн жизнь ужь стала въ тягость,

И я кляну ее, и смерть была бы въ радость…

Мефистофель.

Ни для кого, однако, не была

Она здсь гостьею отрадной.

Фаустъ.

Блаженъ, кому она въ бою рукою хладной

Внокъ лавровый принесла,

Кого, средь тишины и сладостнаго мира,

На лож нги, посл пира,

Въ объятіяхъ любовницы нашла.

О! для чего, въ тотъ мигъ, когда душа тонула

Въ восторгъ созерцаньи своего —

О, для чего она сномъ вчнымъ не уснула!

Мефистофель.

А кто-то все-таки напитка одного

Въ ту ночь хлебнуть не смлъ…

Фаустъ.

Въ твоемъ, я вижу, вкус

Шпіонство.

Мефистофель.

Да, кой-что я знаю, признаюся,

Хоть отъ всевднья далекъ.

Фаустъ.

О, ежели въ тотъ мигъ знакомый звукъ отвлекъ

Меня отъ гибели и, усыпивъ страданья,

Мечтой о прежнихъ дняхъ душ моей блеснулъ

И эхомъ сладкаго для ней воспоминанья

Остатокъ дтскихъ чувствъ жестоко обманулъ:

За-то кляну я все теперь, что увлекаетъ,

Что льститъ душ, манитъ ее мечтой

И, ослпивъ се, томимую тоской,

Въ живомъ вертеп заключаетъ.

Но прежде я всего тебя кляну — тебя,

Увренность въ высокомъ назначеньи,

Которой вчно въ ослпленьи

Нашъ умъ ласкаетъ самъ себя!

Кляну наружность я и блескъ ея ничтожный,

Все затвающій — и все, что намъ даритъ

И сны отрадные, и въ грёзахъ насъ тревожно

И къ слав, и къ безсмертію манитъ!

Кляну я все, что мило въ обладаньи:

Ребенка, женщину, нашъ плугъ, нашъ кровъ родной!

Кляну земныя вс стяжанья,

Когда лишь буйныя дянья

Они внушаютъ намъ, иль сладостный покой

На ложе мягкое шлютъ лности! Проклятье

Шлю и теб, душистый гроздій сокъ!

И вамъ, горячія объятья —

Послдняя любви отрада и внокъ!

Кляну надежды обольщенье!

Кляну судьбу и жизнь мою!

Тебя же, глупое терпнье,

Сто тысячъ разъ проклятью предаю!

Хоръ духовъ (невидимо).

Увы! увы!

Разрушилъ ты

Рукою мощной

Міръ красоты.

Онъ полубогомъ

Разбитъ весь въ прахъ,

И мы обломки

Несемъ въ слезахъ

Изъ всхъ могучихъ

Земли сыновъ!

Другой здсь, лучшій,

Создай ты вновь!

Пускай вмстится

Въ твою онъ грудь,

И снова жизни

Начни ты путь!

И обновленной

Душ, въ привтъ,

Восторгъ и псни

Польются вслдъ.

Мефистофель.

Вдь эти крошки

Вс изъ моихъ.

Какъ умны! Слушай

Совты ихъ:

Изъ заточенья,

Гд мысль и кровь

Въ оцпенньи,

На волю вновь,

На пиръ веселья

И новый трудъ,

Въ міръ наслажденья

Они зовутъ.

Тоскою не шути, или она убьетъ,

Какъ коршунъ, жизнь въ изнывшей груди.

Какой бы вкругъ тебя ни находился сбродъ,

Все человкомъ быть тебя изучатъ люди.

Однако, не подумай ты, чтобъ я

Хотлъ съ толпой смшать тебя,

Хоть самъ я невеликій баринъ,

Но если жизнь ты хочешь разузнать,

Такъ отнесись ко мн — и будешь благодаренъ,

А я готовъ услугу оказать.

Пожалуй, хоть сейчасъ условимся съ тобою,

И буду я товарищемъ твоимъ,

Л если угожу усердіемъ моимъ,

То остаюсь навкъ теб слугою.

Фаустъ.

А за услугу что наоборотъ?

Мефистофель.

Э, полно! мы свести успемъ счетъ.

Фаустъ.

Нтъ, нтъ, любезнйшій, ты не такого сорта:

Вдь ради-Бога ничего

Для ближняго не выпросишь у чорта.

Ты эгоистъ, я жду условья твоего,

Съ такимъ слугой въ дому опасно…

Мефистофель.

Съ твоимъ желаніемъ согласно,

Я обязательство даю теб служить:

Коль-хочешь, на посылкахъ быть

И длать всё. Когда же ‘тамъ’ сойдемся,

То мы съ тобою разочтемся.

Фаустъ.

Объ этомъ ‘тамъ’ забочусь мало я.

Разрушь ты этотъ міръ, создай на мст этомъ

Другой — мн все-равно: вся радость бытія

Мн льется изъ земли, и этимъ солнца свтомъ

Печальный путь мой озаренъ.

Сомкни глаза мн смерти сонъ —

Тогда мн дла нтъ, что ‘тамъ’ насъ ожидаетъ —

Любовь ли въ мір томъ, иль ненависть пылаетъ,

И есть ли въ немъ, какъ въ этомъ, верхъ и низъ.

Мефистофель.

Такъ въ этомъ случа во мнньяхъ мы сошлись.

Ну, заключимъ союзъ! И ты увидишь вскор,

Что цлое теб я дамъ блаженства море,

Дамъ то, что никому не снилось и во сн.

Фаустъ.

Что можешь дать ты, бдный дьяволъ, мн?

Постигнуть ли теб подобное творенье,

Думъ человческихъ высокое стремленье?

Есть пища у тебя, но ой не будешь сытъ.

Дашь золота?— Оно, какъ ртуть, изъ рукъ скользитъ,

Игра, съ которою нтъ выигрыша. Что же?

Ты приведешь ко мн красавицу на ложе,

Которая, прильнувъ къ устамъ моимъ,

Другому взглядами сулитъ любви награду!

Дашь славу мн — боговъ любимую отраду?

Но слава исчезаетъ вдь, какъ дымъ!

Нтъ, дай мн плодъ, который истлваетъ

На дерев, межь-тмъ, какъ съ каждымъ днемъ

Все дерево пышне расцвтаетъ.

Мефистофель.

Такія рдкости мн просто нипочёмъ,

Ихъ, сколько хочешь, дать могу я,

Все дло, милый мой, не въ томъ:

Есть лучше что-нибудь, чмъ друга угощу я.

Фаустъ.

Когда на лож сна усталою душой

Хотя минуту я вкушу успокоенье,

Когда хоть разъ скажу: ‘доволенъ я собой’,

И силой чаръ и обольщенья

Ты усыпишь меня средь нги упоенья —

Тогда пускай свершится жребій мой!

Согласенъ?

Мефистофель.

По рукамъ!

Фаустъ.

И если въ то мгновенье

Хоть разъ скажу я: ‘погоди,

Мигъ быстролетный наслажденья,

Ты сладокъ!’ — пусть въ моей груди

Тогда угаснетъ жизни сила

И смерти колоколъ уныло

Звукъ погребальный разольетъ!

Пускай сорвется стрлка часовая,

И, отъ услугъ тебя освобождая,

Послдній часъ мой здсь пробьетъ!

Мефистофель.

Смотри, обдумай напередъ!

Вдь всё припомню я!

Фаустъ.

Имешь право.

Ужь все обдумано давно.

Жизнь настоящая — плохая мн забава:

Вдь быть рабомъ и въ ней мн суждено,

А чьимъ бы мн ни быть — не все ль равно?

Мефистофель.

Такъ ныньче жь начинаю службу

За докторскимъ столомъ, а ты не откажи

Въ одномъ, любезнйшій — ужь сдлай же мн дружбу:

На жизнь и смерть дв строчки напиши!

Фаустъ.

Педантъ! росписки ты желаешь?

Иль мужа честнаго ты въ мір не встрчалъ?

Иль слову моему но довряешь,

Которымъ душу я сковалъ?

Когда стремится все, и все дорогой скользкой

Идетъ между соблазновъ и страстей —

Что значитъ глупая росписка?

Нтъ, слово честное врнй,

Хоть звукъ оно и кажется химерой,

Но съ дтства въ носъ заключена

Къ нему таинственная вра,

И честная душа всегда ему врна.

Блаженъ, кто слово сохраняетъ!

Онъ въ жертву всё готовь ему отдать,

Но подпись, но пергаментъ и печать —

Всё это насъ, какъ призракъ, устрашаетъ.

Вся сила слова подъ перомъ

Въ одно мгновенье исчезаетъ…

Ну, дьяволъ! выбирай же, чмъ писать: рзцомъ,

Кинжаломъ, грифелемъ — на мрамор, на стали,

Иль на бумаг?

Мефистофель.

Да нельзя ли

Безъ этихъ громкозвучныхъ словъ?

Къ-чему такія все натяжки,

Когда тутъ надобенъ одинъ клочокъ бумажки

Да капля крови?…

Фаустъ.

Ну, коль хочешь, я готовъ,

И руку приложу къ нелпому условью.

Мефистофель.

Необъяснимое вдь слито что-то съ кровью…

Фаустъ.

Боишься, что нарушу договоръ?

О, нтъ! Въ чемъ клятву далъ, къ тому ужь съ-давнихъ-поръ

Неудержимо я стремился.

Я слишкомъ-высоко ужь заносился

И черезчуръ быль гордъ, а потому

Принадлежу теперь къ разряду твоему.

Меня отвергнулъ Всемогущій,

Природ таймъ своихъ мн не открыть

И прервалась мышленья нить,

И стало знанье мн давно тоской гнетущей.

Теперь кипучихъ пылъ страстей

Пусть утолятъ плотскія наслажденья!

Пусть чары силою своей

Мн приготовятъ чашу упоеній!

Веди меня въ шумящій вихрь суетъ,

Въ коловоротъ вседневныхъ приключеній.

И дай мн всё, что жизнь даетъ и свтъ!

Пускай смняются обычной чередою

И для меня, какъ и для всхъ,

Страданья, радости, заботы съ ихъ тоскою,

И неудачи, и успхъ!

Лишь въ треволненіяхъ мужаемъ мы душою…

Мефистофель.

Ни цль вамъ, ни границы не даны,

И на ходу вы все попробовать вольны,

Что вамъ придется лишь по вкусу.

Во здравье вамъ! не праздновать лишь трусу!

Фаустъ.

Пойми, что я ищу не радости одной,

Нтъ, жажду жизни я, хочу страстей угара,

Мукъ ревности, любви безумной жара,

Хочу упиться я слезами и тоской,

Чтобъ, исцленная теперь отъ жажды знанья,

Была открыта грудь моя

Для каждой радости, для каждаго страданья,

Чтобъ все, что послано на долю бытія,

Въ даръ человчеству — прочувствовать глубоко,

Постигнуть все, что въ немъ прекрасно и высоко…

Вс наслажденія его, весь грузъ скорбей

Вмстить въ душ, носить въ груди моей

И, слившись духомъ съ нимъ и личностью моею,

Жить жизнію его и истребиться съ нею.

Мефистофель.

Поврь тому, кто миліоны лтъ

Надъ этой нищею трудится,

Что разжевать ее вамъ вовсе средства нтъ,

И что ни въ чьемъ она желудк не сварится.

Все существуетъ линь для Бога одного,

Одинъ Онъ окруженъ лучами

И свта, и величья своего,

Но мы — другое дло съ вами:

Имъ созданы для мрака мы,

А вы — для свта и для тьмы.

Фаустъ.

Но я хочу…

Мефистофель.

Да дай же объясниться!

Вотъ, видишь ли, одно тутъ сладить не легко:

Наук нтъ конца — все надобно учиться,

А время жизни коротко.

Но помогу и здсь теб совтомъ:

Войди въ сообщество съ какимъ-нибудь поэтомъ,

И пусть сей велій мужъ свой умъ понапряжетъ

И въ пылкій мозгъ твой соберетъ

Вс качества въ порыв вдохновенья:

Льва силу съединитъ съ оленьей быстротой,

Кровь итальянца жгучую съ терпньемъ

Народовъ сверныхъ, да тайною одной

Снабдитъ тебя: какъ пріобрсть умнье

Съ великодушіемъ коварство сочетать

И бурный пылъ страстей разсудкомъ охлаждать.

Увидя чудака такого,

Я микрокосмомъ бы назвалъ его.

Фаустъ.

Что жь я,

Коль нтъ мн средства никакого

Достигнуть до внца земнаго бытія,

Къ которому душа моя стремится?

Мефистофель.

Ни боле, ни мене, какъ ты.

Изволь въ парикъ огромный нарядиться,

Иль на ходули взгромоздиться —

Все будешь то, чмъ есть: все будешь ты.

Фаустъ.

Напрасно васъ душа сбирала и хранила,

Сокровища познаній и ума!

Въ ней та же всё невднія тьма,

И ни одна живительная сила

Не отзывается въ груди моей больной,

И такъ же я далекъ отъ истины святой!

Мефистофель.

Достопочтеннйшій! ты смотришь очень-врно

На всё, какъ смотрятъ вс, да вотъ что скверно:

Что жизнь-то улетаетъ съ каждымъ днемъ

И ваши радости уноситъ.

Такъ пользуйся же ими ты съ умомъ,

Пока ихъ время не подкоситъ…

Конечно, чортъ возьми! что руки здсь твои

И ноги съ головой останутся твоими,

Но разв наслажденья не мои,

Коль завладть умю ловко ими?

Когда бы жеребцовъ четверку я запрёгъ,

И вскачь бы ихъ рука моя пустила,

Вдь словно бъ у меня шестнадцать было ногъ

И сила ихъ моей была бы силой.

Да. ноги ихъ мои, скачу — и горя нтъ…

Но думы прочь теперь, и пустимся мы въ свтъ.

Поврь мн, тотъ, кто разсчитаетъ

Всю жизнь свою, сродни скотин той,

Которую кружитъ на мст лшій злой,

Межь-тмъ, какъ кормъ у ней подъ носомъ выростаетъ

Фаустъ.

Съ чего жь, однако, мы начнемъ?

Мефистофель.

Вопервыхъ, мы съ тобой уйдемъ

Изъ этихъ стнъ, гд жизнь такая скука.

Ты школьниковъ отдай сосду своему:

Вдь это истинная мука

Учиться и учить, не зная самъ чему!

Такую выносить истому

Не все ль равно, что молотить солому?

А то, чему бы нужно было ихъ учить,

Того ученикамъ теб не объяснить…

Но, вотъ одинъ изъ нихъ, я слышу, ужь у двери…

Фаустъ.

Я не могу теперь его принять.

Мефистофель.

Онъ ждетъ давно: зачмъ бдняжку огорчать?

А чтобы не былъ онъ въ потер,

Дай докторскій колпакъ мн съ мантіей своей

И вврься ловкости моей!

Нарядъ пристанетъ мн, я знаю.

(Надваетъ платье.)

А ты сбирайся въ пусть скорй!

Ну, до свиданія! Тебя я ожидаю. (Фаустъ уходитъ.)

Мефистофель.

Да, презирай познанія и умъ —

Источникъ главный силъ! Прельщайся мишурою!

Дай чорту завладть стремленьемъ пылкихъ думъ,

Увлечь волшебствомъ ихъ и лживою мечтою,

Тогда, любезнйшій, ты мой!

Ему въ удлъ данъ умъ такой,

Который, въ гибельномъ стремленьи

Безумно уносясь впередъ,

Всегда минуетъ наслажденье

И никогда до цли не дойдетъ.

Я повлеку его по жизненной пустын

Между всхъ дрязгъ и пошлостей земныхъ,

Заставлю ползть его, карабкаться отнын,

Сгорать въ мечтахъ, въ желаньяхъ огневыхъ.

И тщетно будетъ онъ, терзаемый страстями,

Объ утоленьи ихъ взывать ко мн мольбами…

Я чашу полную налью, но лишь уста

Къ ней будутъ жадно прикасаться,

Та чаша станетъ отрываться

Отъ устъ, алкающихъ всегда,

И даже, еслибъ онъ и чорту не предался,

Все былъ бы онъ моимъ, все мн бы онъ достался.

(Входитъ ученикъ.)

Ученикъ.

Сюда недавно я пріхалъ и спшилъ

Вамъ изъявить мое почтенье,

Какъ мужу славному, который заслужилъ

Отъ всхъ любовь и уваженье.

Мефистофель.

Все это лестно слышать для меня,

Но въ свт много есть такихъ людей, какъ я,

Такъ не ошиблись ли, искавши вы другого?

Ученикъ.

У васъ прошу опоры я и крова.

Все въ жертву цли я моей готовъ принесть.

Здоровъ и молодъ я, да и деньжонки есть…

У матери едва я могъ лишь отпроситься,

Мн очень хочется чему-нибудь учиться.

Мефистофель.

Здсь именно помочь вамъ могутъ въ томъ.

Ученикъ.

А, между-тмъ, я радъ бы удалиться —

Такъ кажется мн мраченъ этотъ домъ,

Такъ тяжело мн здсь и тсно.

Нигд по сторонамъ ни травки нтъ вокругъ.

Нигд нтъ зелени древесной.

Тупетъ здсь и мысль, и зрніе, и слухъ.

Мефистофель.

Привычка — главное. Сначала съ отвращеньемъ

Ребёнокъ грудь сосетъ у матери своей,

Потомъ питается онъ ею съ наслажденьемъ.

Такъ точно, черезъ нсколько вы дней

Привыкнете, и то же будетъ съ вами,

И съ наслажденіемъ вы станете тогда

Питаться мудрости сосцами.

Ученикъ.

О! къ ней бы радъ я броситься на грудь.

Но какъ достигнуть мн? Кто мн укажетъ путь?

Мефистофель.

Но вы мн прежде объясните.

Какой избрать вы факультетъ хотите

Ученикъ.

Я вс познанія желалъ бы пріобрсти

Хотлъ бы знать я все, что въ мір есть —

Все, что въ наук и природ,

Что на земл и на небесномъ свод.

Мефистофель.

Такъ передъ вами путь открытъ,

Ненадобно вамъ только развлекаться.

Ученикъ.

О, никогда, покамстъ жизнь горитъ!

Но все же, кажется, немного прогуляться

Не помшаетъ мн порой,

Въ какой-нибудь день праздничный, весной?

Мефистофель.

Ахъ, время быстро улетаетъ!

Одинъ порядокъ научаетъ,

Какъ удержать его, здсь тайну намъ найдти:

И потому-то, другъ любезный,

Я полагаю, вамъ полезно

Сначала логику пройдти:

Она вашъ умъ продресируетъ ловко,

Обуетъ въ сапоги съ испанскою снуровкой,

Чтобъ, какъ блудящій огонёкъ,

Онъ, такъ, безъ цли, не скитался,

И чтобъ съ дороги не сбивался

И вкривь, и вкось, и померетъ.

Потомъ доказывать вамъ станутъ непремнно

Все то, что такъ же несомннно,

Какъ истина — что надо нить и сть.

Безъ объясненія бездлки не оставятъ

И по команд: ‘разъ, два, три!’ заставятъ

Васъ каждый разъ и встать, и ссть.

Процесъ мышленья чрезвычайно

Похожъ на ткань и на станокъ,

Гд каждый мигъ скользитъ челнокъ

И нити связываетъ тайно

Ткача невидимый толчокъ.

И вотъ философъ выступаетъ

И объяснять вамъ начинаетъ,

Что это потому, и вотъ какъ быть должно,

Но если же не истинно оно,

То и второе ужь, и третье будетъ ложно.

Такія истины имютъ всъ всегда

И прославляются везд учениками,

Да только лишь одна бда,

Что имъ самимъ не сдлаться ткачами.

Чтобъ объяснить живой предметъ,

Они начнутъ съ его уничтоженья,

Разложутъ, пустятся въ сужденья,

И ужь когда въ немъ жизни нтъ,

Его анализируютъ по шкур —

И это все encheiresin naturae

Зовется химіей. Голубушка моя

Совсмъ того не понимаетъ,

Что, разсуждая такъ, она сама себя

Жестоко на-смхъ подымаетъ!

Ученикъ.

Признаться, я совсмъ не понимаю васъ…

Мефистофель.

Понятіе придетъ какъ-разъ,

Когда сравненьями займетесь

И классифировать возьметесь.

Ученикъ.

Такую тьму я вижу въ томъ,

Что въ голов моей пошло все колесомъ.

Мефистофель.

Потомъ вы метафизикой займитесь

И, углубившись въ эту тьму,

Умомъ постигнуть въ ней стремитесь

Непостижимое уму,

Чтобъ для всего, что голова ни грезитъ,

Что въ мозгъ и лзетъ, и не лзетъ,

У васъ отвтъ былъ въ мигъ готовь

Съ великолпнйшимъ наборомъ громкихъ словъ.

Но, главное, порядкомъ все упрочьте

И мысли вс сосредоточьте

На изучаемомъ предмет, и потомъ,

Имя пять часовъ для лекцій ежедневно,

На нихъ являйтесь со звонкомъ,

И все, что вамъ прочтутъ, зубрите непремнно.

Все это нужно для того,

Что бъ сами видли вы ясно,

Что вамъ не сказано тамъ ровно-ничего,

Что бъ съ книгой не было согласно…

Вы, впрочемъ, можете свои записки весть

И въ нихъ свой взглядъ на вещи внесть.

Ученикъ.

Совта вашего, поврьте, не забуду,

И повторять его не нужно будетъ вамъ.

Конечно, что замчу самъ,

То врно сохранять я въ памяти ужь буду.

Мефистофель.

Ну, выбирайте жь факультетъ!

Ученикъ.

Къ законовднью во мн призванья нтъ…

Мефистофель.

И не услышите за это порицанья.

Съ наукой этой я знакомъ.

Законы и права, какъ тяжкія страданья,

Какъ вчная болзнь, идутъ съ своимъ ярмомъ

Изъ поколнья въ поколнье,

Изъ мста въ мсто. Въ нихъ порой

Благодяніе становится стсненнымъ,

А здравый смыслъ — безмыслицей прямой.

Несчастіе тому, кто правнукомъ родится!

О прав же, съ которымъ мы на свтъ

Являемся, въ правахъ не говорится —

О немъ нигд помину нтъ.

Ученикъ.

Теперь во мн сильнй къ нимъ отвращенье..г

Счастливъ, кто слушаетъ такія поученья!

Такъ философіей заняться мн нельзя ль?

Мефистофель.

И тутъ, признаться, мн васъ жаль:

Съ наукой этой невозможно

Вамъ избжать дороги ложной,

Въ ней ядъ невидимый разлитъ,

Который силою врачующей на видъ

Иному можетъ показаться.

Нтъ, лучше слпо ужь держаться

Того, что вамъ учитель говоритъ,

Короче, прямо врить въ слово,

Тогда лишь вы войдете въ храмъ

Самодовольствія.

Ученикъ.

Но все-таки словамъ

Должна идея быть основа.

Мефистофель.

Ну, да. Немного лишь заботьтесь вы о ней,

Вдь, гд не достаетъ идей,

Тамъ ихъ словами замняютъ:

Словами спорить можно вамъ,

Словами цлыя системы созидаютъ…

Ну, какъ не врить тутъ словамъ?

Отъ слова не откинете іоты.

Ученикъ.

Простите, коль съ моей къ ученію охотой

Я вамъ вопросами ужь слишкомъ надолъ!

Но объ одномъ еще спросить бы я хотль:

Нельзя ль вамъ сдлать одолженье —

Словечко лишь одно, для ободренья,

О медицин мн сказать?

Три года времени для курса вдь немного,

За-то передъ тобой широкая дорога,

Особенно, коль есть кому насъ поддержать.

Вдь это все впередъ невольно подвигаетъ.

Мефистофель (въ сторону).

Нтъ, этотъ рзкій тонъ ужь мн надодаетъ,

И становлюсь я дьяволомъ опять. (Громко.)

Науки этой духъ понять

Весьма-легко: старайтесь бол

Узнать большой и малый свтъ,

Чтобъ видть ясно вамъ, въ чемъ польза есть, въ чемъ нтъ

А остальное все оставьте Божьей вол.

Не поведетъ, поврьте, ни къ чему

Коптть надъ книгами, кто какъ себя ни мучай,

Узнаетъ только то, что можно знать ему.

Наука жь главная: умть ловить лишь случай.

Великій человкъ, кто мастеръ въ дл томъ!

А вы глядите молодцомъ:

Вы хороши, стройны и ловки,

На все достанетъ въ васъ сноровки —

Самоувренно лишь дйствуйте всегда

И обо всемъ судите смло —

И всхъ довренность къ вамъ явится тогда.

Но женщины — вотъ главное въ чемъ дло!

Для аховъ ихъ и оховъ разныхъ свойствъ,

Для ихъ комплекціи, и слабой, и недужной,

И всевозможныхъ ихъ разстройствъ

Всегда одно лекарство нужно,

Умйте лишь себя вести:

Быть нжнымъ и почтительнымъ отчасти —

И вс он у васъ во власти.

Но, чтобъ скорй пріобрсти

Довренность съ ихъ нжнымъ чувствомъ,

Вамъ надобно другихъ превосходить искусствомъ

И быть у всхъ въ большой чести.

Потомъ вы можете свободно,

Безъ церемоніи, ощупывать порой

Вс тряпки ихъ, какъ будетъ вамъ угодно,

О чемъ хлопочетъ вкъ бдняжечка иной.

Когда возьмете пульсъ — нжнй тогда глядите

И руку смлую пустите

Вдоль стройной таліи до полныхъ бедръ скользнуть,

Какъ-будто ради все недуга…

Чтобъ убдиться вамъ, какъ туго

Затянута шнуровкой грудь.

Ученикъ.

Вотъ это такъ! и толкъ я вижу въ этомъ:

Здсь цль и средства видны вдругъ.

Мефистофель.

Теорія всегда скучна, мой другъ,

А жизни дерево покрыто пышнымъ цвтомъ!

Ученикъ.

Ахъ! это все мн кажется какъ сонъ.

Къ вамъ позволенія придти еще прошу я:

Я вашей мудростью, клянусь вамъ, увлеченъ.

Мефистофель.

Готовъ я сдлать все, что сдлать лишь могу я.

Ученикъ.

Отъ васъ не въ силахъ я уйдти.

Осмлюсь ли альбомъ мой поднести

И васъ просить…

Мефистофель.

Охотно.

(Пишетъ въ альбом:)

Eritis sicul Dens scientis bonum et malum…

(Ученикъ почтительно закрываетъ альбомъ, раскланивается и уходитъ.)

Мефистофель.

Держись того сказанья съ сей поры

И съ нимъ зми, моей сестры!

И подеретъ тебя по кож

Богоподобіе твое. (Входитъ Фаустъ.)

Фаустъ.

Ну, что же?

Куда направимъ путь?

Мефистофель.

Куда желаешь ты.

Мы постимъ свтъ маленькій сначала,

Потомъ большой. Ихъ шумъ и суеты

Тебя займутъ и развлекутъ не мало,

И пользу принесутъ.

Фаустъ.

Но съ этой бородой

Не знаю свтскихъ я приличій.

Со мной въ разлад былъ всегда людской обычай,

И но удастся опытъ мой.

Я такъ въ ничтожеств своемъ при нихъ увренъ,

Что растеряюсь я всегда.

Мефистофель.

Все это, другъ, пройдетъ, все это не бда,

Лишь будь съ людьми самоувренъ.

Фаустъ.

Но въ чемъ же выйдемъ мы изъ дома и куда жь?

Гд лошади, прислуга, экипажъ?

Мефистофель.

Лишь стоитъ развернуть мн плащъ — и въ шляп дло,

И мы летимъ. Но ты, смотри,

Пускаясь въ путь со мною смло,

Съ собою клажи не бери!

Воспламеню я воздухъ въ два мгновенья,

И высоко мы надъ землей

Тогда подымемся съ тобой,

И поздравляю я тебя съ перерожденьемъ!

V.
ПОГРЕБЪ АУЕРБАХА ВЪ ЛЕЙПЦИГ.

Попойка веселыхъ товарищей.

Фрошъ.

Ну, что жь не пьете вы, раскиснувшія рожи?

Не улыбнетесь — а? вотъ я за это васъ!…

А разгуляются, такъ не уймешь подчасъ!

Брандеръ.

Скажи намъ что-нибудь смшное,

Иль свинство отпусти. Зависитъ отъ тебя…

Фрошъ (выливая ему на голову стаканъ вина).

Ну, вотъ теб и то, пріятель, и другое!

Брандеръ.

И вышелъ ты вдвойн теперь свинья!

Фрошъ.

Вдь самъ просилъ — и отпустилъ я свинство.

Зибель.

Вонъ, вонъ того, кто длаетъ безчинство,

Иль ссорится!— Ну, на распашку грудь!

Шумть и пить ни-пропалую

И псню удалую

Дружне, братцы, затянуть!

Ну! гей! га!

Альтмэеръ.

Хоть уши бы заткнуть!…

Да дайте хоть клочокъ бумаги мн хлопчатой!

Зибелъ.

Чтобъ сильный басъ узнать, то надо

Смотрть, какъ отъ него здсь своды задрожатъ.

Фрошъ.

Да, вонъ того, кто всмъ способенъ обижаться,

Кто слово каждое толкуетъ не впопадъ!

Тра-ла-ра-да.

Альтмэкръ.

Тра-ла-ра-да.

Фрошъ.

Ну, глотки вс готовы разораться! (Поетъ:)

‘О, славная держава Рима,

‘Какъ ты досель была хранима!

Брандеръ.

Фи! псня гадкая — политика въ ней есть,

Такую скверность пть кому придетъ охота!

Благодаренье бы судьб вамъ надо несть,

Что Римомъ управлять не вамъ дана забота.

По-крайней-мр, я, въ смиреніи моемъ,

Доволенъ, что судьбой избавленъ быть царемъ,

Иль канцлеромъ. Однакоже, ребята,

Кому-нибудь теперь изъ насъ главой быть надо.

Давайте жь папу выбирать!

Кто будетъ имъ, ршимъ безъ спору:

Но общему извстно приговору,

Какимъ достоинствомъ онъ долженъ обладать.

Фрошъ (поетъ.)

‘Ты лети, мой пвунъ соловей,

‘Ты лети къ милой сердцу моей!

‘Ей сто разъ поклонись отъ меня!

Зибель.

Поклоны къ чорту вс! объ нихъ ты не толкуй!

Фрошъ.

Нтъ, нтъ, я такъ хочу: поклонъ и поцалуй! (Поетъ:]

‘Разомкнитесь замки у дверей!

‘Сонъ бжитъ отъ влюбленныхъ очей,

‘Замыкайтесь при свт лишь дня!…

Зибель.

Да, воспвай се! Придетъ и твой чередъ,

Поврь мн, и тебя плутовка проведетъ,

Какъ провела меня, ужь западня готова.

Въ любовники бы дать ей домоваго,

Пускай на перекрестк ей

Онъ комплименты отпускаетъ,

Да, возвращаяся съ Блоксберга, имъ желаетъ

Козелъ пріятнйшихъ ночей,

Но хвата, молодца собою,

Не стоитъ и но стоила она,

И я однимъ ее привтомъ удостою:

Вс стекла выбью изъ окна.

Брандеръ (ударяя кулакомъ по столу).

Молчанье, господа, молчанье!

Когда согласны вы, что я умю жить,

То всхъ, кому любви знакомо обаянье,

На сонъ грядущій я хочу развеселить

Чудесной псенкой, она въ новйшемъ вкус.

Смотрите, лишь припвъ получше затвердить,

А псню спть я мастерски беруся. (Поетъ:)

‘На погреб крыса гнздо завела,

‘Все сыромъ да масломъ плутовка кормилась,

‘Какъ Лютеръ, брюшко ужь себ нажила,

‘Да вотъ что съ бдняжкой случилось:

‘Кухаркой отрава была ей дана —

‘И тутъ ей такъ тошно и тсно вдругъ стало,

‘Что крыса рвалася, металась, стонала,

‘Какъ, словно, она влюблена.

Хоръ.

‘Какъ, словно, она влюблена!

Брандеръ (поетъ).

‘И мста себ не находитъ нигд:

‘Все мается, рвегся, изъ каждой пьетъ, лужи,

‘Скребетъ и грызетъ, что попало, везд,

‘И крыс все хуже да хуже.

‘И вотъ отъ тоски стала прыгать она,

‘И разъ, и другой высоко подпрыгнула —

Устала и лапки свои протянула,

‘Какъ, словно, она влюблена.

Хоръ.

‘Какъ, словно, она влюблена!

Брандеръ (поетъ).

‘Быть-можетъ, съ отчаянья, или въ бреду,

‘Средь благо дня крыса въ кухню попала

‘И, брякнувшись громко она на плиту,

‘Кряхтла, визжала, стонала…

‘Кухарк несчастная крыса видна,

‘И злобно надъ нею хохочетъ кухарка,

‘А крыса чуть дышетъ, ей тошно, ей жарко,

‘Какъ, словно, она влюблена.

Хоръ.

‘Какъ, словно, оно влюблена!

Зибель.

Вотъ дурачьё развеселились!

Хохочутъ и поютъ, а отчего?

Что крысу уморить отравой ухитрились.

Брандеръ.

Знать, въ милости вс крысы у него.

Альтмэеръ.

Имъ покровительствуетъ лысый.

Онъ собственнымъ къ тому несчастьемъ доведенъ:

Въ раздувшейся фигур крысы

Свое подобье видитъ онъ!

Фаустъ и Мефистофель (входятъ).

Мефистофель.

Съ веселымъ обществомъ сначала

Ты познакомишься, увидишь, какъ народъ,

Безъ думъ и требуя отъ жизни очень-мало,

Весь вкъ свой съ пснями живетъ.

Въ своемъ кружк вс эти хваты

Вертятся, какъ съ хвостомъ своимъ котята,

И пировать готовы каждый мигъ.

Лишь головной бы не было имъ боли

Да въ долгъ бы врилъ погребщикъ —

И имъ не надо лучшей доли.

Брандеръ.

А, вотъ прізжіе! какъ-разъ

По ихъ пріемамъ это видно,

Должно-быть, что сюда пріхали сейчасъ.

Фрошъ.

Нашъ Лейпцигъ городокъ завидный —

Онъ маленькій Парижъ.

Зибель.

А за кого

Господъ ты этихъ принимаешь?

Фрошъ.

Дай сроку мн минуту и узнаешь:

За кружкою вина у молодца того

Въ довренность войду я очень-тонко

И тайну вырву безъ труда,

Какъ зубъ молочный у ребенка.

А важные, должно быть, господа!

И видъ какой высокомрный,

И что за поступь, что за взглядъ!..

Брандеръ.

Готовъ я биться объ закладъ,

Что шарлатаны непремнно.

Фрошъ.

Ты посмотри, какъ къ нимъ подъду я

И заведу какія рчи.

Мефистофель.

У этого народца нтъ чутья,

Что чортъ готовъ имъ ссть на плечи.

Фаустъ.

Мое почтеніе компаніи честной!

Зибель.

Благодаримъ и тмъ же отвчаемъ.

(Взглянувъ на Мефистофеля съ боку, говоритъ тихо:)

Хромаетъ онъ одной ногой.

Мефистофель.

Мы съ вами раздлить компанію желаемъ,

За неимніемъ хорошаго вина

Насъ усладитъ вполн она.

Альтмэеръ.

Вы избалованы, мн кажется, судьбою?

Фрошъ.

Наврно, поздно ужь оставили Ринахъ

И ужинали вы у Ганга?

Мефистофель.

Второпяхъ

Прохали мы мимо, но со мною

Онъ много говорилъ надняхь:

Разсказывалъ о всхъ родныхъ, безъ исключенья,

И поручилъ мн всмъ сказать свое почтенье

И каждому прислалъ поклонъ.

(Слегка кланяется Фрошу.)

Альтмэеръ (тихо).

Возьми-ка, на! Смекаетъ дломъ онъ.

Фрошъ.

Нтъ, погоди! ужь доберуся.

Мефистофель.

Коль не ошибся я, клянуся,

Мы слышали у васъ здсь чудеса:

Вы пли хоромъ токъ, что можно восхищаться,

А въ этихъ сводахъ голоса

Должны отлично раздаваться.

Фрошъ.

Какъ вижу я, вы виртуозъ?

Мефистофель.

Охота смертная, одно лишь только больно.

Что участь горькую всегда я въ этомъ несъ.

Фрошъ.

Нельзя ли псенку?

Мефистофель.

Ихъ у меня довольно.

Зибель.

Да только, знаете, получше, поновй…

Мефистофель.

Мы прямо изъ Испаніи, а въ ней,

Какъ, вроятно, вамъ извстно,

И псни, и вино чудесны. (Ноетъ:)

‘Гд-то жилъ король могучій,

‘Съ нимъ блоха жила,

‘И блоха миле сына

‘Для него была.

Фрошъ.

Вы слышите: блоха! а? что? каковъ тутъ гвоздь?

Помоему блоха весьма курьёзный гость.

Мефистофель (поетъ).

‘Гд-то жилъ король могучій,

‘Съ нимъ блоха жила,

И блоха миле сына

‘Для него была.

‘Вотъ зоветъ онъ, разъ, портнаго —

‘Говоритъ: скорй,

‘Мрку снявъ, кафтанъ съ штанами

‘Для блохи ты сшей!

Брандеръ.

Пожалуйста, ему замтьте вы построже

Чтобъ мрку снялъ врнй, и если головой

Онъ дорожитъ — избави Боже.!—

Чтобъ не было въ штанахъ морщинки ни одной.

Мефистофель (поетъ).

‘На блох и шелкъ, и бархатъ,

‘Въ милости она,

‘У нея на платьи ленты,

‘Въ лентахъ ордена.

‘И блоха министромъ стала,

‘Дали ей зазду…

‘При двор, въ то время, блохи

‘Сдлались въ ходу.

‘Фрейлинъ, даже королеву,

‘Стая злобныхъ блохъ

‘Всхъ кусаетъ, гд попало,

‘Съ головы до ногъ.

‘Терпятъ вс, какъ имъ ни горько —

‘Вотъ какой былъ толкъ!

‘А у насъ — укуситъ только,

‘Такъ блоху и щолкъ!

Хоръ (весело).

‘А у насъ — укуситъ только,

‘Такъ блоху и щолкъ!

Фрошъ.

Брависсимо! отлично!

Зибель.

Дло! дло!

Блохъ истреблять похвально и умно.

Брандеръ.

Лишь пальцы бъ навострились, а то лови ихъ смло.

Альтмэеръ.

Да торжествуетъ вкъ свобода и вино!

Мефистофель.

Свободу чтя, стаканъ вина охотно

Я въ вашемъ выпилъ бы кругу,

Коль было бы вино получше.

Зибель.

Ни-гугу!

Молчать!…

Мефистофель.

Когда бы могъ я дйствовать свободно,

Своимъ бы угостилъ я дорогихъ гостей.

Да, признаюсь вамъ, въ робости моей,

Боюсь я одного: хозяйскихъ жалобъ.

Зибель.

Беру отвтственность за все, во что ни стало бъ.

Давайте лишь!

Фрошъ.

И мы васъ воспоень,

Но я прошу лишь объ одномъ,

Чтобы душа была ужь мрка!

Для распознанія достоинства вина

Нужна серьёзная поврка,

А я сужу тогда, какъ глотка имъ полна.

Альтмэеръ (тихо).

Натура рейнская въ пріятеляхъ видна.

Мефистофель.

Давайте жь мн буравъ!,

Брандеръ.

Зачмъ? Иль бочка съ вами?

Ужь не забыли ли ее вы за дверями?

Альтмэеръ.

Хозяинъ ящикъ тамъ поставилъ съ буравомъ.

Мефистофель (беретъ буравъ).

Скажите же, какимъ васъ подчивать виномъ?

Фрошъ.

Да разв много вы сортовъ съ собой забрали?

Мефистофель.

Я каждому даю по вкусу выбирать.

Альтмэеръ (Фрошу).

А-га! ужь у тебя и слюнки побжали…

Фрошъ.

Коль можно выбирать, рейнвейна я хочу —

Дань благодарности отчизн и плачу.

Мефистофель.

Для пробокъ воску бы достать мн не мшало.

Альтмэеръ (Фрошу).

А! видно, фокусы!

Мефистофель (Брандеру).

Какого жь нужно вамъ?

Брандеръ.

Шампанскаго, чтобъ пробки вырывало.

(Мефистофель сверлитъ столъ, между-тмъ, одинъ изъ веселыхъ товарищей длаетъ изъ воска пробки и затыкаетъ ими.)

Брандеръ.

Какъ чужеземнаго порой не выпить немъ!

Все чужеземное и рдко, и далеко,

И нмца хоть свести съ французомъ мудрено,

Хоть ненависть къ нему питаетъ онъ глубоко —

А пьетъ съ охотою французское вино.

Зибель (между-тмъ, какъ подходитъ къ нему Мефистофель).

Признаться, кислое на-вкусъ мн не придется:

Стаканчикъ сладкаго я предпочту всегда.

Мефистофель.

Для васъ сейчасъ токайское польется.

Альтмэеръ.

Послушайте, клянусь вамъ, господа,

Что онъ надуетъ насъ: мн такъ вотъ и сдается!

Мефистофель.

Помилуйте, въ кругу порядочныхъ людей

Осмлюсь ли я волю дать проказамъ?

Ну, говорите же скорй.

Какого вамъ вина — и назначайте разомъ!

Альтмэеръ.

Давайте всякаго — безъ дальнихъ лишь рчей.

Мефистофель (со странными жестами).

Растетъ виноградъ на зеленой лоз —

Ростутъ и рога на косматой коз.

Сокъ сладкій, душистый даетъ намъ вино,

А дерево съ сочной лозою одно,

Поэтому, столь деревянный для насъ

Напитокъ чудесный дать можетъ сейчасъ.

Вникайте глубоко въ природу — она

Всегда и везд чудесами полна.

Здсь чудо — вру лишь имйте!

Ну, пробки вонъ теперь — и пейте!

Вс (ототкнули пробки. Каждому льется различное вино).

Напитокъ сладостный! волшебная струя!

Мефистофель.

Но чуръ не проливать, предупреждаю я!

Вс (пьютъ по нскольку разъ и поютъ.)

‘Раздолье намъ,

‘Какъ дикарямъ,

‘Иль пяти-стамъ

‘Большимъ свиньямъ!

Мефистофель (Фаусту).

Смотри, какъ вольному народу-то живется!

Фаустъ.

Не понутру мн это пиршество,

И я бъ ушелъ.

Мефистофель.

Постой, посмотримъ. Ихъ скотство

Во всемъ великолпьи развернется.

Зибель
(пьетъ неосторожно, вино льется на землю и обращается въ пламя.)

На помощь! ай, огонь! пылаетъ адъ!

Мефистофель (заговаривая пламя).

Уймись и не бушуй, родная мн стихія!

(Къ обществу.)

Теперь на вашъ представилъ взглядъ

Образщикъ я чистилища.

Зивель.

Плохія

Вы шутки шутите! Не знаете вы насъ…

Мы порасплатимся…

Фрошъ.

Попробуйте, хоть разъ,

Такъ пошутить еще!

Альтмэеръ.

Не лучше ли уладить

Все дло мирно намъ и вонъ его спровадить?

Зибель.

Какъ вы осмлились, скажите, сударь мой,

Такимъ насъ фокусомъ всхъ на-смхъ подымая…

Мефистофель.

Молчать, бочонокъ спиртовой!

Зибель.

Какъ? что? Ахъ, щётка половая,

Ты дерзости ужъ смешь длать намъ!

Брандеръ.

Постой, теперь дадимъ мы волю кулакамъ!

Альтмэеръ
(ототкнулъ пробку въ стол: ему въ лицо пышетъ пламя).

Горю! горю!

Зибель.

Нечистая тутъ сила!

Держи его! за нимъ полиція слдила…

(Вынимаютъ ножи и бросаются на Мефистофеля).

Мефистофель (съ важнымъ видомъ).

Воображенія обманъ

Льетъ въ мысли и слова туманъ,

И потому всмъ вамъ

Быть тамъ и сямъ!

(Вс смотрятъ другъ на друга).

Альтмэеръ.

Гд я? Въ какой стран чудесной?

Фрошъ.

Все гроздья мой встрчаетъ взглядъ!

Зибель.

Да, виноградъ, все виноградъ!

Брандеръ.

Взгляните-ка, подъ снію древесной

Все кисти сочныя висятъ.

(Хватаетъ Зибеля за носъ, другіе поочередно длаютъ то же и заносятъ ножи).

Мефистофель (торжественно).

Спади повязка съ глазъ! виднья, исчезайте!

А вы, какъ шутитъ чортъ, пріятели, узнайте!

(Исчезаетъ съ Фаустомъ, товарищи разступаются.)

Зибель.

Что вижу?

Алтмэеръ.

Какъ?..

Фрошъ.

Такъ это носъ быль твой?

Брандеръ (Зибелю).

А твой былъ сжатъ моей рукой!

Альтмэеръ.

Ударъ былъ силенъ такъ, что все въ глазахъ затмилось.

Мн дурно… дайте стулъ…

Фрошъ.

Скажите, что случилось?

Зибель.

Да гд же онъ? О, попадись теперь мн тутъ,

Клянусь, не вышелъ бы живой отсюда плутъ!

Альтмэеръ.

Своими видлъ я глазами,

Какъ на бочонк въ дверь махнулъ къ намъ молодецъ.

Ой, ой! какъ-будто-бы налитъ въ йогахъ свинецъ!

(Оборачивается къ столу).

А что, не полонъ ли онъ винными ручьями?

Зибель.

Нтъ, это все обманъ лишь былъ.

Фрошъ.

А какъ же я вино-то пилъ?

Брандеръ.

А кисти-то висли винограда,

И видлся чудесный край?

Альтмэеръ.

Ну, вотъ теперь и разсуждай,

Что врить въ чудеса не надо!

VI.
КУХНЯ ВДЬМЫ.

Надъ огнемъ, на очаг стоитъ большой котелъ. Въ поднимающихся парахъ являются разные чудовищные образы. Морская кошка сидитъ у котла, снимаетъ съ него пну и смотритъ, чтобъ не ушелъ кипятокъ. Морской котъ съ котятами сидитъ возл и грется. Стны и потолокъ увшаны разными волшебными снарядами.

Фаустъ и Мефистофель.

Фаустъ.

Не понутру мн это колдовство

И все, что есть въ вертеп этомъ.

И мн ждать пользы отъ того,

И прибгать къ колдунь за совтомъ!…

И эта мерзкая стряпня

Лтъ тридцать можетъ спять съ меня!

О горе, если нтъ другаго мн исхода!

Мои надежды гаснутъ вдругъ…

Ужель еще нтъ средства — и природа

Не можетъ исцлить мой тягостный недугъ?

Мефистофель.

Вотъ начинаешь ты умнй судить, мой другъ.

Конечно, средство есть простое

И натуральное, но въ книг лишь другой —

Прелюбопытная статья, любезный мой.

Фаустъ.

Желалъ бы знать я, что такое?

Мефистофель.

Изволь. Тутъ ровно ничего —

Ни денегъ, ни лекарствъ, ни колдовства не нужно,

Лишь не щади покоя своего

И жизни праздной и досужной!

Ступай въ поля, самъ сй, самъ землю рой

И собственными ихъ воздлывай руками:

Самъ унавоживай, самъ ихъ вздирай сохой,

Свой умъ угомони тлесными трудами,

Простую пищу шь, не заносись мечтой,

И жизнь веди, какъ скотъ, съ двуногими скотами.

Клянусь теб, врне средства нтъ

Помолодть на восемьдесятъ лтъ.

Фаустъ.

Но не умю я съ сохою обращаться:

Привычка, вдь, для этого нужна.

Къ-тому же жизнь такая мн тсна.

Мефистофель.

Такъ вдьма старая должна ужь тутъ вмшаться.

Фаустъ.

Зачмъ же именно тутъ вдьма быть должна?

Иль самъ сварить не можешь зелья?

Мефистофель.

Ну да, большое мн веселье!

Скоре былъ бы я готовь

Поставить тысячу мостовъ.

Тутъ мало одного умнья:

Тутъ нужно главное — терпнье.

Серьёзный умъ для важнаго труда

Употребляетъ цлые года,

И время производитъ лишь броженье.

Вдь такъ, любезный мой, во всемъ.

Тутъ зелья всякаго есть сорта,

И хоть извстныя для чорта,

Однакожь онъ не мастеръ въ дл томъ.

(Являются зври).

Смотри-ка, милая семейка-то какая —

Слуга съ служанкою. Вдь парочка лихая!

(Къ зврямъ).

Знать, старой корги дома нтъ?

Зври.

Нтъ дома, она на пирушк,

Шмыгнула въ трубу изъ избушки,

Простылъ и слдъ.

Мефистофель.

А долго ль ждать намъ чортовой здсь бабки?

Зври.

Пока мы отогремъ наши ланки.

Мефистофель (Фаусту).

Какъ этихъ миленькихъ находишь ты зврей?

Фаустъ.

Да такъ, что ничего не знаю ихъ сквернй.

Мефистофель.

Напротивъ, говорить люблю я очень съ ними

И именно затмъ и разговоръ завелъ.

(Зврямъ).

Вы, куклы чортовы! Какой это котелъ

Ворочаете вы все лапами своими?

Зври.

Варимъ похлёбку для плутовъ.

Мефистофель.

А много вдь у васъ подобныхъ доковъ!

Котъ (ласкаясь къ Мефистофелю).

Ну, въ кости давай

Играть поскорй!

Ты денегъ мн дай

И ихъ проиграй!

Нтъ мочи моей,

Приходитъ мн матъ…

Къ-тому жъ глуповатъ…

А будь я богатъ,

Такъ былъ бы умнй.

Мефистофелъ.

И обезьяна бы за счастіе почла,

Когда бы хоть въ лото играть могла.

(Въ это время котята, игравшіе большимъ шаромъ, катятъ его впередъ.)

Котъ.

Ну вотъ онъ — вашъ свтъ!

Вдь проку въ немъ нтъ:

Вертится, кружится,

Пустой весь внутри…

Того и смотри,

Что въ прахъ разлетится.

Изъ глины вдь онъ,

Изъ праха слпленъ.

Вотъ здсь въ немъ темне,

А тамъ въ немъ свтло…

Звенитъ, какъ стекло…

Прочь, прочь, поскоре!

О, милый мой сынъ!

Живущъ я одинъ…

Не тронь шаръ чудесный.

Могила — вашъ рокъ.

А онъ — онъ, извстно,

Одинъ черепокъ.

Мефистофель.

На что жь вамъ надо ршето?

Котъ (снимая ршето).

Оно намъ надобно на то,

Чтобъ было въ мигъ извстно

Мошенникъ ты, иль честный.

(Подбгая къ старой кошк).

Смотри въ него скорй,

Но лишь назвать не смй,

Коли узнала вора!

Мефистофель.

А для чего горшокъ?

Котъ и Кошка.

Ахъ, онъ дуракъ изъ дураковъ!

Зачмъ котелъ? на что горшокъ?—

Не знаетъ онъ такого вздора!

Мефистофель.

Ахъ тварь поганая!…

Котъ.

Ну, за метлу берись

И вотъ на этотъ стулъ садись!

(Заставляетъ его ссть на стулъ).

Фаустъ
(который впродолженіе этого времени стоялъ передъ зеркаломъ, то приближаясь къ нему, то отъ него отдаляясь).

Что вижу я? Какой небесный ликъ

Въ волшебномъ зеркал мелькаетъ предо мною?

Всесильная любовь! дай крылья мн, чтобъ въ-мигъ

Могъ полетть я къ ней стрлою!

Но только лишь хочу приблизиться я къ ней,

Лишь тронусь съ мста я, становится тусклй

Виднье чудное, и вижу я неясно

Его небесныя черты.

Вотъ идеалъ любви и красоты!

Возможно ль, чтобъ была такъ женщина прекрасна?

Не ошибаются ль глаза,

Въ ней созерцая небеса?

И можетъ ли для нашего блаженства

Быть на земл такое совершенство?

Мефистофель.

Конечно, коль шесть дней трудился Богъ

И самъ добромъ назвалъ свое творенье,

То женщину создать прекрасною онъ могъ.

На этотъ разъ насыться лицезрньемъ,

Потомъ я отъищу теб

Любовницу съ такою красотою,

Что всякій передъ ней растаялъ бы душою

И благодарность бы принесъ своей судьб.

(Фаустъ все смотритъ въ зеркало. Мефистофель, потягиваясь на стул, играетъ метлою).

Ну вотъ, какъ парь со скипетромъ на трон,

Сижу я, недостача лишь въ корон.

(Зври, длавшіе до-сихъ-поръ разныя движенія съ оглушительнымъ крикомъ, приносятъ Мефистофелю корону).

Зври.

Ну, удружи съ любовью,

И потомъ намъ и кровью

Корону ты склей!

(Обходятъ неосторожно кругомъ съ короною и разбиваютъ ее на два куска, съ которыми прыгаютъ кругомъ).

Вотъ сдлано ужь дло!

Смотря, кричимъ мы смло

И вс плетемъ стихи.

Фаустъ (смотритъ въ зеркало).

Клянусь, тутъ помшаться можно!

Мефистофель.

Признаться, тутъ и мн становится ужь тошно.

Зври.

А если намъ удастся

И не придетъ бда —

И мысли въ насъ явятся

Преумныя тогда.

Фаустъ.

Какъ грудь моя горитъ огнемъ!

Уйдемъ отсюда мы, уйдемъ!

Мефистофель.

А рифмачи, сознаться надо,

Преоткровенные ребята!

(Котелъ, оставленный безъ вниманія кошкою, начинаетъ перекипать. Пламя, вспыхивая, бросается въ трубу, откуда съ ужаснымъ крикомъ влетаетъ вдьма.)

Ау, ау! ау, ау!

Проклятое животное,

Свинья ты беззаботная!

Вся варя изъ котла,

Перекипвъ, ушла

И обожгла меня.

(Увидвъ Фауста и Мефистофеля.)

Чужіе здсь! чужіе!

Да кто же вы такіе?

Зачмъ зашли сюда?

Чтобъ адъ насъ жегъ всегда!

Чтобъ бсъ глодалъ намъ кости,

Непрошенные гости!

(Брызгаетъ изъ котла пламенемъ на вс стороны. Животныя визжатъ).

Мефистофель
(разбиваетъ помеломъ горшки и стклянки).

Вотъ — разъ теб, вотъ два, вотъ три!

И вотъ стряпня твоя — смотри:

Весь въ дребезги горшокъ — и это только первый

Вдь я еще шучу съ тобой, поганой стервой,

И только тактъ одинъ лишь бью

Подъ псню подлую твою.

Ну что, ободранный скелетъ? Ну что, скотина?

Хрычовка гадкая!— узнала господина?

Вдь только стоитъ мн начать,

Такъ не останется и крошекъ

Ни отъ тебя, ни отъ твоихъ всхъ кошекъ,

Проклятыхъ чертенятъ. Какъ? стала забывать

Ужь къ красной куртк уваженье?

Иль предъ моимъ перомъ ужь нтъ благоговнья?

Иль не узнала ты меня,

И должно мн назвать себя?

Вдьма.

Я извиненіе прошу у господина

За встрчу грубою и за такой привтъ!

Вдь я ноги у васъ не вижу лошадиной,

И гд жь два ворона?— при васъ теперь ихъ нтъ…

Мефистофель.

По одному ты стоишь извиненья,

Что не видались мы давно

И не узнать меня не мудрено:

Распространилося повсюду просвщенье,

И ужь до дьявола достигнуло оно,

Вс привиднія полночныя забыты —

Нигд ихъ по видать съ рогами и хвостомъ,

И потому оставилъ я копыто:

Мн, въ положеніи моемъ,

Оно бы много повредило —

Не тотъ ужь взглядъ теперь, не та уже пора,

И, вслдствіе того, копыто мн смнила

Давно поддльная икра.

Вдьма.

Съ ума сойду я отъ восторга,

Что вижу господина сатану.

Мефистофель.

Названье въ сторону! ахъ, старая ты корга!

Вдьма.

За что же? за какую же вину?

Мефистофель.

Оно давно вдь въ басни ужь попало,

Но оттого не измнился свтъ,

И хоть съ людьми ужь чорта нтъ,

А злыхъ людей не меньше стало.

Меня барономъ ты зови!

Я кавалеръ, какъ и другіе,

И благородство есть въ моей крови —

Смотри-ко, чудеса какія

Въ моемъ герб! (длаетъ непристойное движеніе).

Вдьма.

Вотъ выкинули что!

Вы все такой же плутъ, люблю я васъ за то!

Мефистофель (Фаусту).

Теб не худо бъ поучиться,

Какъ надо съ вдьмой обходиться.-

Вдьма.

Ну, что жь угодно господамъ?

Мефистофель.

Стаканъ питья извстнаго дай намъ,

Но только, знаешь ты, постарше, вдь съ годами

Сильнй становится настой.

Вдьма.

Есть стклянка у меня — напитокъ дорогой,

И ею подлюсь я съ вами.

Сама вдь лакомлюсь нтъ вони никакой.

Ужь, такъ и быть, налью стаканчикъ небольшой!

(Тихо Мефистофелю.)

Но надо знать, какъ пить, вдь что твоя зараза —

Хлебни лишь черезчуръ — не проживешь и часа.

Мефистофель.

Объ этомъ не толкуй! Вдь пить мой будетъ другъ,

Такъ лучшимъ угощай издльемъ!

Ну, бормочи слова, черти волшебный кругъ

И подавай бутылку съ зельемъ!

(Съ странными кривляньями вдьма выводитъ кругъ и становится въ него, котлы и стклянки звенятъ, она собираетъ вокругъ себя кошекъ и котятъ, которые держутъ ей книгу и факелы, и, кивая головою Фаусту, зоветъ его къ себ.)

Фаустъ.

Скажи мн, это для чего?

Къ-чему вс глупыя кривлянья и движенья,

И этотъ весь обманъ? Что выйдетъ изъ него?

Нтъ я теряю ужъ терпнье.

Мефистофель.

Все это фарсы — видишь самъ.

Конечно, кто имъ врить станетъ

Для пущей важности, подобно докторамъ,

Колдунья старая немного шарлатанитъ.

Вдьма
(раскрывая книгу, начинаетъ декламировать таинственнымъ голосомъ).

Теперь скорй пойми —

Умй разсудкомъ взвсить,

Изъ одного возьми

И сдлай ровно десять,

Два вычтя, ускори,

Чтобъ сдлать ровно три —

И будешь пребогатый.

Шестой и пятый врозь!

Изъ нихъ четвертый брось!

Такъ сдлать это надо.

Седьмой же и восьмой

Несутъ всегда съ собой

Желаньямъ исполненье.

За-то отъ девяти

До самой единицы

Ты ничего не жди!

Вотъ вдьмы вся таблица.

Фаустъ.

Мн кажется, колдунья поретъ дичь.

Мефистофель.

Да, эту грамоту постичь

Не очень-то легко. Такого жь точно сорту

Въ ней вс параграфы. И сколько ни ломалъ

Надъ нею головы — лишь время потерялъ

Успха не было въ ней чорту.

Для умныхъ и глупцовъ — равно

Непостижимо и темно

Останется всегда противорчье.

Везд въ словахъ есть бредъ — вотъ истина одна

И въ наши, и въ былыя времена:

Ужь такова натура человчья.

Посредствомъ одного и трехъ — двухъ этихъ числъ,

Везд вводили ложь, везд темнили смыслъ

И, вмсто истины, всегда провозглашали.

Кому же дло до глупцовъ?

Вдь людямъ нужно больше словъ,

О мысли жъ никогда имъ не было печали.

Вдьма (таинственно).

Познанья высокаго сила

Темпа для людей, какъ могила,

И скрыта для свта она.

Но тотъ, кто объ ней не мечтаетъ,

Тотъ часто её открываетъ,

Тому она часто дана.

Фаустъ.

Отъ этого ужаснйшаго вздора

Мой повернуться мозгъ готовъ.

Мн кажется, я слышу звуки хора

Ста тысячъ пошлыхъ дураковъ.

Мефистофель.

Ну, баста, милая сивилла!

Скорй напитокъ свой давай!

Да взрзь намъ чашу наливай!

А зелья насъ не испугаетъ сила —

Мой на попойкахъ другъ бывалъ

И чаши славно осушалъ.

Вдьма
(съ большими церемоніями льетъ напитокъ въ чашу, лишь только Фаустъ подноситъ чашу ко рту, изъ ней вспыхиваетъ небольшое пламя).

Ну, ней до капли все, и въ-мигъ развеселишься,

И сердце оживятъ отрадныя мечты!

Вотъ славно! съ дьяволомъ обходишься на ты,

А пламени волшебнаго боишься!

(Фаустъ выпиваетъ. Вдьма выводитъ его изъ круга.)

Мефистофель.

Идемъ теперь! и отдыхъ прочь!

Вдьма.

Надюсь, принесетъ напитокъ утшенье.

Мефистофель (вдьм).

Коль хочешь что, скажи! За это одолженье

Все сдлаю въ валпургіеву ночь.

Вдбма.

Вотъ псенка еще: развеселитъ собою,

Лишь стоитъ вамъ ее запть.

Мефистофель (Фаусту).

Ну, маршъ, любезнйшій, за мною!

Теб вдь нужно пропотть,

Чтобъ было дйствіе настойки той цлебно,

А тамъ всегда ужь будешь развлеченъ,

Узнаешь скоро ты и власть любви волшебной,

И какъ шалитъ малютка — купидонъ.

Фаустъ.

Дай въ зеркало еще взглянуть одно мгновенье!

Какое дивное, прекрасное творенье!

Мефистофель.

Нтъ, нтъ, идемъ! Увидишь скоро ты

Живой здсь образецъ такой же красоты. (Про-себя.)

Вдь за Елену онъ, при этомъ элексир,

Готовъ принять всхъ женщинъ въ мір!

VII.
УЛИЦА.

Фаустъ (проходя мимо Маргариты).

Могу ль, сударыня, вамъ руку предложить

И васъ, прекрасную, до дома проводить?

Маргарита.

Благодарю, сударь, но это все напрасно,

И но сударыня и вовсе не прекрасна,

И до дому могу дойдти одна. (Уходить.)

Фаустъ.

Ахъ, какъ мила малютка эта!

Какъ хороша и какъ скромна!

Хотя въ словахъ ея отвта

Суровость нсколько видна.

И что за аленькія губки!

Какой румянецъ на щекахъ!

Какія бленькіе зубки!

Какое выраженіе въ глазахъ!…

Когда рсницы опустила,

Она мн сердце поразила

И врзалась въ моихъ мечтахъ.

И какъ стройна, и какъ развязна!…

Ну, право, загляднье! такъ прекрасна…

(Входитъ Мефистофель.)

Фаустъ.

Вотъ эту двочку ты долженъ мн достать.

Мефистофель.

Которую? вдь надобно сказать.

Фаустъ.

Она прошла не больше, какъ мгновенье.

Мефистофель.

Малютка съ исповди шла

И отъ попа съ собой несла

Грховъ невинныхъ отпущенье,

Я все подслушалъ, между-тмъ,

Шмыгнувъ за нею осторожно.

Въ ней и грховъ-то нтъ совсмъ,

И потому ее достать мн невозможно.

Фаустъ.

Однако, больше ей четырнадцати лтъ.

Мефистофель.

Ты судишь, какъ извстный волокита

Ганцъ Лидерлихъ: для сладостныхъ побдъ

Ему всегда было путь открытый,

Онъ думаетъ, что въ мір нтъ цвтка,

Котораго бъ его не сорвала рука.

Но это на словахъ, на дл же — другое.

Фаустъ.

О, господинъ магистръ, оставь меня въ поко,

И мн совтовъ не давай!

Когда я, въ эту ночь, въ объятьяхъ сладострастно

Не буду прижимать къ груди моей прекрасной —

Я въ полночь разстаюсь съ тобой. Прощай!

Мефистофель.

Подумай: это невозможно!

Недли дв, по-крайней-мр, должно

Употребить на то, чтобъ случай отъискать.

Фаустъ.

Когда бъ располагать я могъ семью часами,

Я къ дьяволу не сталъ бы прибгать,

Чтобъ двочку опуталъ онъ стями.

Мефистофель.

Ты, какъ французъ, изволишь разсуждать,

И сердишься за каждую ты малость.

Не понимаю, что за радость

Такъ наслажденьемъ поспшать!

Поспшность губитъ упоенье.

Не лучше ль, чтобъ вполн его вкусить,

Сперва понжничать, поприрядить

Въ различныя ветошки, бездлушки

Младыя прелести живой своей игрушки,

Какъ итальянская намъ сказка говоритъ.

Фаустъ.

Зачмъ, коль безъ того кипитъ во мн желанье?

Мефистофель.

Теперь ужь въ сторону проклятья и руганья!

Я говорю теб однажды-навсегда:

Поспшность, въ этомъ случа — бда,

Съ такою двочкою милой

Не взять намъ ничего лишь приступомъ и силой,

Тутъ, кром хитрости, другаго нтъ пути.

Фаустъ.

Достань мн что-нибудь, что ей принадлежало,

Въ ту комнату меня, гд спитъ она, введи,

Хотя косынку ты мн дай съ ея груди,

Подвязку, что ея колно обвивала,

И алчущую душу мн насыть!

Мефистофель.

Чтобъ зналъ ты, какъ я радъ теб служить

И какъ растроганъ я твоей любовью страстной,

Не будемъ времени терять теперь напрасно:

Тебя сегодня же введу я въ спальню къ ней.

Фаустъ.

И я увижусь съ ней?

И буду обладать я двушкою этой?

Мефистофель.

Нтъ. Въ этотъ часъ къ сосдк: въ домъ

Она уйдетъ. Мсжъ-тмъ, любви огнемъ

И пылкими мечтами разогртый,

Ты можешь тамъ одинъ себя занять,

Рисуя будущее счастье,

И въ атмосфер той вкушать

Заране всю прелесть сладострастья.

Фаустъ.

Теперь нельзя ли намъ идти?

Мефистофель.

Нтъ, слишкомъ-рано, погоди!

Фаустъ.

Ступай же и достань подарокъ ей скоре! (Уходитъ).

Мефистофель.

Ужь и подарокъ! Правда, тмъ врне

Достигнешь цли тутъ всегда.

Есть мсто у меня — оно для всхъ сокрыто,

Въ немъ много драгоцнностей зарыто —

Пойду и загляну туда.

VIII.
ВЕЧЕРЪ.

Маленькая чистая комнатка.

Маргарита (расчесывая свою косу).

Ну, право, что-нибудь готова бы я дать,

Когда бъ могла теперь узнать,

Кто этотъ господинъ, что встртился со мною.

Онъ съ благородною наружностью такою,

Ужь, врно, человкъ онъ знатный, непростой,

Не то бы смлъ онъ не былъ такъ со мной. (Уходитъ).

Мефистофель и Фаустъ.

Мефистофель.

Войди сюда, но тише, тише!

Фаустъ (посл минутнаго молчанія).

Тебя прошу я объ одномъ:

Здсь одного оставь меня. Иди же!

Мефистофель.

Какой у ней порядокъ здсь во всемъ,

Не всякая содержитъ такъ свой домъ. (Уходитъ.)

Фаустъ (осматривая вокругъ).

Привтствую тебя, о сумракъ благодатный,

Свтъ разливающій и тихій, и отрадный

Въ обители любви съ невинностью святой!

Съ какою жгучею, но сладостной мечтой

Ты въ грудь влипаешь мн струей очарованье —

Въ грудь, оживленную лишь каплей упованья!

Какая разлита повсюду тишина!

Какой повсюду слдъ довольства и порядка!

Какъ въ этой комнатк, гд бдность такъ видна,

Все дышетъ счастіемъ! какъ сладко,

Съ какимъ блаженствомъ въ ней вся жизнь пройдти должна!

(Бросаясь въ кожаныя кресла, стоящія у кровати).

Прими меня и ты, прими съ благоволеньемъ,

Тронъ прародительскій, котораго вокругъ

Тснилось не одно младое поколнье!

Не разъ, свидтель ихъ скорбей и наслажденья,

Ты принималъ ихъ здсь, какъ другъ,

Не разъ, съ веселостью безумной,

Вокругъ тебя тснилась шумно

Дтей невинная семья.

Быть-можетъ, здсь не разъ и милая моя,

Младенческой любовію согрта

И жаркой врою проникнута въ Христа,

Въ день Рождества привтствовала дда,

И цаловали милыя уста

Его морщинистую руку.

Твое присутствіе и чувствую во всемъ,

Во всемъ порядка вижу я науку,

Которая теб понятнымъ языкомъ

Твердитъ, какъ столъ покрыть ковромъ,

Усыпать полъ сухимъ пескомъ,

Какъ отыскать съ заботливостью взоромъ

Пылинку въ уголку, оставленную соромъ.

О, милая рука! тобою превращенъ

Въ рай свтлый твой пріютъ, хотя и бденъ онъ!

(Отдергивая завсъ постели).

А здсь… какой мечтой и страха вдругъ, и счастья

Исполнилась душа! Здсь въ нг, въ сладострастьи,

Я цлые бъ часы безмолвный могъ стоять

И наслажденье пить, здсь, здсь природа-мать,

Когда отраднымъ сномъ ея сомкнутся очи,

Ты совершенствуешь ее во мрак ночи.

Здсь, воплощенный ангелъ, спитъ она,

Здсь дышетъ грудь ея, грёзъ двственныхъ полна,

И чисты помыслы ея на этомъ лож,

И развивается въ ней дивно образъ божій…

А ты — зачмъ ты здсь, и что тебя влечетъ?

Какимъ огнемъ душа твоя сгораетъ?

Какая грусть тебя гнететъ?

Нтъ, Фаустъ, нтъ, ты сталъ уже не тотъ!

Какой-то чадъ меня здсь окружаетъ.

Я жаждой сладострастья истомленъ,

Желаньемъ счастія душа моя пылаетъ,

И весь я — упоенья сладкій сонъ…

Уже ли чувствами въ насъ воздухъ такъ играетъ?

А есллбъ въ этотъ мигъ она пошла сюда,

Что сдлалось бы съ смлостью твоею?

Какъ жалокъ и какъ малъ ты сталъ бы передъ нею,

И какъ къ ногамъ ея ты бросился бъ тогда!

Мефистофель (показываясь вы дверяхъ).

Прошу покорнйше скоре убираться!

Она идетъ…

Фаустъ.

Идемъ, идемъ,

Чтобъ никогда сюда не возвращаться!

Мефистофель.

Вотъ ящичекъ — въ мстечк я одномъ его подтибрилъ очень-ловко.

На, въ шкапъ его поставь, и врь мн, что кругомъ

Тотчасъ у ней пойдетъ невинная головка.

Изволишь видть, все тутъ есть —

Вещицы чудныя! Извстно, все ловушки,

Чтобы желанную вещицу пріобрсти

Вдь надъ дтьми всегда имютъ власть игрушки.

Фаустъ.

Поставить, или нтъ — но знаю, право, я.

Мефистофель.

Что за вопросъ? Иль хочешь для себя

Вс эти вещи ты оставить?

Съ такою алчностью имю честь поздравить.

Но въ этомъ случа одинъ совтъ я дамъ:

Не подвергать меня напрасно ужь трудамъ

И времени не тратить такъ, отъ скуки.

Ну, право, я не зналъ, что скряга ты такой!

Итакъ, я умываю руки.

(Ставитъ ящикъ въ шкапъ и запираетъ на замокъ)

Ну, маршъ теперь! Пусть сладостной мечтой

Разогрваются въ ней страстныя желанья…

Что съ миной жалкою такой

Стоишь и думаешь? О чемъ еще мечтанье?

Иль ждешь на лекцію звонка, любезный мой?

Или задумался о двухъ родныхъ сестрицахъ:

О метафизик и физик, и въ-лицахъ,!

Ихъ въ плать докторскомъ ты видишь предъ собой?

Маршъ, маршъ! (Уходятъ.)

Маргарита (съ лампадою въ рукахъ).

Какъ душно здсь! тутъ можно задохнуться…(Отворяетъ окно.)

А вдь совсмъ-нежарко на двор.

Не знаю, что со мной: я вся не по-себ…

Ахъ, еслибъ маменька скорй могла вернуться!

То броситъ въ жаръ меня, то дрожь…

Какой-то страхъ тснится въ душу…

Ну, право, я глупа: чего я трушу?

(Раздвается и поетъ:)

‘Былъ въ Фул царь, онъ до могилы

Былъ вренъ пламенной душой.

Предсмертный даръ отъ двы милой,

Хранилъ онъ кубокъ золотой.

‘Ни съ чмъ тотъ кубокъ не равнялся,

И каждый разъ, какъ на пирахъ

Къ нему устами онъ касался,

Отъ слезъ туманилось въ глазахъ.

‘Конецъ предвидя свой, онъ царство

Въ наслдье сыну передалъ,

Онъ отдалъ вс ему богатства,

Но кубка милой не отдалъ.

‘И окруженъ сановниками,

Сидлъ онъ въ замк за столомъ,

А возл замка, за стнами,

Шумли волны все кругомъ.

‘И вотъ онъ, выпивъ кубокъ полный,

Съ послдней, жизненной струей,

Металлъ священный бросилъ въ волны

Съ невыразимою тоской.

‘Когда жь за мутною волною

Онъ скрылся, бездной поглощенъ,

Глаза царя покрылись тьмою,

И ужь ни капли не пилъ онъ.’

(Отворяетъ шкапъ, чтобъ положитъ платье, и видитъ ларчикъ.)

Какъ ларчикъ этотъ могъ зайдти сюда?

Шкапъ, кажется, мои вдь руки запирали?

Ахъ, какъ бы заглянуть хотлось мн туда!

Быть-можетъ, маменьк въ закладъ его прислали?

Да вотъ и ключъ на ленточк. Бда,

Мн кажется, не очень вдь большая,

Коль отопру его (Отпираетъ). Ахъ, Матерь Пресвятая!

Что это? Никогда, нигд

Наряда я не видла такого

Блестящаго и дорогаго!..

Вдь въ праздники большіе въ немъ везд

И дама знатная, наврно бъ, щеголяла.

Какъ эта бы цпочка мн пристала!..

Кому жь такой нарядъ принадлежать бы могъ?

(Она надваетъ его на себя и подходитъ къ зеркалу.)

Когда бы хоть подвсочки серёгъ

Мн отдали… я въ нихъ совсмъ другая.

Къ чему жь намъ красота и юность золотая?

Все это хорошо, но здсь о нихъ

Ни у кого нтъ и помину,

И ихъ привтствуютъ, увы! лишь въ-половину,

Когда нтъ средствъ у васъ другихъ!

Вся власть у золота, все къ золоту лишь рвется…

А мы бдняжки — что жь намъ остается?

IX.
ПРОГУЛКА.

(Фаустъ въ задумчивости прохаживается. Къ нему подходятъ Мефистофель.)

Мефистофель.

Клянусь я презрнной любовью! адской силой!..

Еще сильнй бы чмъ поклясться я желалъ…

Фаустъ.

Да что тебя такъ больно ущемило?

Что сдлалось? Я, право, не встрчалъ

Всю жизнь мою такой ужасной рожи.

Мефистофель.

Я къ чорту бы сейчасъ тебя послалъ,

Когда бы чортомъ не былъ тоже.

Фаустъ.

Иль повихнулся головой,

Что такъ бснуешься? Какъ это къ ней пристало!

Мефистофель.

Представь ты, ящичекъ-то мой,

Что Гретхенъ я отнесъ — его какъ не бывало.

И кто жь подтибрилъ?…. попъ.

Едва лишь мать истицы увидала,

Какъ пронялъ тло ей ознобъ.

Къ-несчастію, чутье у ней такое,

Что въ-мигъ отъ гршнаго святое

Старуха отличитъ. Вдь нось ея уткнутъ

Всегда въ молитвенникъ… Что станешь длать тутъ?

Почуявъ, что не святы т вещицы,

Она и говоритъ невинной голубиц:

‘Дитя мое! съ такимъ добромъ,

Непріобртеннымъ трудомъ,

Къ намъ не сойдетъ небесъ благословенье.

Въ томъ пагуба душ, что тшитъ нашу плоть.

Положимъ въ кладъ его! За это приношенье

Воздастъ сторицей намъ Господь.’

Въ отвтъ надула Гретхенъ іубы.

‘Дареному коню смотрть не надо въ зубы’

Подумала она. о Кмъ ящикъ подаренъ,

Премилый человкъ и не безбожникъ онъ.’

И вотъ, попа старушка призываетъ,

Явился попъ, и, сметивъ дло въ-мигъ,

Намренье святое одобряетъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Фаустъ.

За исключеніемъ жидовъ….

Мефистофель.

Затмъ, забравши все: колечки, перстенёчки,

Браслетъ, серёжки и цпочки,

Онъ преспокойно ихъ въ карманъ свой положилъ

Безъ благодарности, какъ-будто получилъ

Не больше, какъ мшокъ орховъ,

Потомъ имъ пожелалъ въ спасеніи успховъ

И рай на неб посулилъ…

Фаустъ.

А Гретхенъ что?

Мефистофель.

Печальная такая

Сидитъ и думаетъ, не зная,

Что длать и какъ быть: все жаль убора ей,

Но, кто принесъ его — ей во сто разъ милй.

Фаустъ.

Ахъ, отъ души мн жаль моей малютки!

Но ты другой сейчасъ же ей найдешь,

Къ тому же первый-то не такъ-то быль хорошъ.

Мефистофель.

Да, вамъ, сударь, игрушки все и шутки.

Фаустъ.

Безъ замедленія приказъ исполнить мой,

И въ сторону вс глупыя замтки!

Достань уборъ и отнеси къ сосдк!

Да чортомъ будь — не размазнёй!

Мефистофель.

Имю честь покорнымъ быть слугой. (Фаустъ уходить.)

Мефистофель.

Съ такой безумною, горячей головой,

Пожалуй, онъ готовъ, чтобъ милую забавить,

И солнце, и луну, и звзды вс расплавить.

X.
ДОМЪ СОСДКИ МАРТЫ.

Марта (одна).

Мой мужъ, прости Господь ему!

Неправъ передо мной: таскался онъ по свту,

Меня одну оставилъ онъ въ дому

Терпть тоску и нужду эту.

Извстно Богу одному,

Какъ онъ всегда любимъ быть мною. (Плачетъ.)

Кто знаетъ, можетъ-быть, ужь нтъ въ живыхъ его…

Что станется тогда съ несчастною вдовою!

Хотя бы видъ имть для случая того…

(Входить Маргарита.)

Маргарита.

Ахъ, Марта!

Марта.

Гретхенъ! что съ тобой?

Маргарита.

Колни гнутся подо мною!

Представь, вдь я опять нашла въ шкапу моемъ

Красивый ящичекъ, и въ немъ

Все разныя вещицы золотыя,

Не тмъ чета, что были — дорогія.

Марта.

Смотри же матери объ этомъ ни гу-гу!

А-то опять ихъ вс снесетъ къ духовнику.

Маргарита.

Взгляни-ка, что за блескъ! вдь загляднье!

Марта (примривая ей нарядъ).

Ты, Гретхенъ, пресчастливое творенье!

Маргарита.

Но ни на улицу, ни въ церковь — никуда

Нельзя мн ихъ надть — вотъ въ чемъ бда!

Марта.

Такъ у меня оставь ихъ, мой дружочекъ,

Да заходи сюда почаще, а потомъ

И наряжайся въ нихъ тайкомъ!

Въ нихъ передъ зеркаломъ пощеголяй часочекъ —

Вдь есть же удовольствіе и въ томъ.

А тамъ придетъ и случай: понемножку,

Въ день праздничный, ты станешь надвать

Сперва цпочку, тамъ серёжку

Съ жемчужиной — и не замтитъ мать.

Не то мы и солжемъ, коль это будетъ надо.

Маргарита.

Кто бъ эти мог принесть два ящичка съ нарядомъ?

Не даромъ это все, поврь!

(Стучатъ въ двери.)

Ахъ! ужь не маменька ль стучится это въ дверь?

Марта (смотритъ сквозь занавски).

Какой-то незнакомый мн. Войдите.

Мефистофель (входя).

Мое почтенье. Извините,

Что я безъ церемоніи вхожу!

(Почтительно отступая отъ Маргариты).

Мн нужно видть госпожу

Швердтлейнъ…

Марта.

Я — эта госпожа. Что нужно?

Мефистофель (тихо ей).

Теперь я знаю васъ. Вамъ, врно, недосужно!

Такая барышня прекрасная у васъ…

Къ вамъ заверну въ другой я разъ.

Простите мн, что взялъ я смлость…

Марта (громко).

Вотъ прекрасно!

Тебя за барышню считаютъ.

Маргарита.

Ахъ, напрасно!

Я — бдненькая двочка, и вы

Ошиблись по наружности… Увы!

Наряды не мои…

Мефистофель.

Ахъ, не одни наряды:

Манеры, поступь, ваши взгляды…

Какъ радъ я, что теперь имю честь…

Марта.

Какую жь вы приносите мн всть?

Мефистофель.

Къ-несчастію, сударыня, такую,

Которую бъ смнить желалъ я на другую…

Вамъ долго жить веллъ почтенный ватъ супругъ.

Марта.

Онъ умеръ? О, ударь! О, мой нжнйшій другъ!

Его ужь нтъ! Увы, теряю силы…

Маргарита.

Не убивайте жь такъ себя, мой ангелъ милый!

Мефистофель.

Внемлите грустному разсказу моему!

Маргарита.

И вотъ любить-то почему

Я не желала никогда бы —

Такой потери я, наврно, не снесла бы!

Мефистофель.

Что длать! Очень это жаль,

Но вслдъ за радостью всегда идетъ печаль.

Марта.

Скажите жь о его кончин мн хоть слово.

Мефистофель.

Онъ въ Паду похороненъ,

Въ обители Антонія святаго.

Тамъ прахъ его вкушаетъ вчный сонъ

Въ прохладномъ сумрак, подъ крышею дерновой.

Марта.

И вы не принесли мн больше ничего?

Мефистофель.

Ахъ, какъ же: завщанье отъ него,

Чтобъ памятью покойника почтили,

И непремнно бы о немъ за упокой

Обдень триста отслужили.

Насчетъ же прочаго, карманъ пороженъ мой.

Марта.

Какъ? Ни вещицы ни одной,

Которую хранитъ, себя лишая пищи,

На память для родныхъ, послдній даже нищій?

Мефистофель.

Сударыня, жалю очень л,

Но денегъ онъ, клянусь, не тратилъ даромъ.

А какъ онъ каялся! съ какимъ душевнымъ жаромъ!

Какъ плакалъ онъ, во всемъ себя виня!

Марта.

Ахъ, Господи, какъ люди-то несчастны!

О, помяну его въ молитвахъ я не разъ:

Мефистофель.

Достойны вы замужства, хоть сейчасъ:

Такъ вы чувствительны, такъ милы и прекрасны!

Маргарита.

Э, что вы! мн ли помышлять о томъ?

Мефистофель.

Ну коль не мужъ, такъ въ случа ужь этомъ

Поклонникъ нуженъ вамъ. Ахъ, на пути земномъ

Нтъ выше счастья, какъ владть такимъ предметомъ!

Маргарита.

Но это не въ обычаяхъ страны…

Мефистофель.

Въ обычаяхъ, иль нтъ — такъ люди созданы.

Марта (Мефистофелю).

Ну, разскажите жь мн, вы были съ нимъ знакомы —

Какъ умеръ мужъ несчастный мой.

Мефистофель.

Его тоски, страданій и истомы

Я былъ свидтелемъ. Я видлъ, какъ больной

На смертномъ лож изъ соломы

Терзался, оставляя міръ земной.

И въ этихъ мукахъ и страданьи,

Какъ христіанинъ, несъ онъ Богу покаянье:

‘Я гршникъ’ онъ твердилъ ‘и самъ себя кляну!

Я бросилъ домъ, дтей, жену,

И мучаетъ меня воспоминанье…

Ахъ, еслибъ выпросить у ней прощенье могъ —

И въ томъ была бы мн отрада’.

Марта (плача).

Голубчикъ мой! я все простила — видитъ Богъ!

Мефистофель.

‘А больше все она была въ томъ виновата’

Онъ продолжалъ.

Марта.

Какъ? Ложь у гробовой доски?

Мефистофель.

Конечно, то былъ бредъ болзненной тоски,

На сколько понимать могу я въ этомъ дл.

Потомъ, кидаясь на постели,

Онъ восклицалъ: ‘Ужъ я ли не любилъ?

И я ль баклуши дома билъ?

Съ женою вчно мн бывало недосужно:

Сперва дтей ей было нужно,

Тамъ было надо доставать

Имъ хлбъ — кормить ихъ, одвать…

Потребою смнялася потреба,

Ну такъ, что безъ тоски не лъ куска я хлба’.

Марта.

И врность, и любовь мою забылъ!

А сколько вынесла и брани я, и шуму!

Мефистофель.

Ахъ, нтъ! Онъ васъ всегда любилъ

И вамъ лишь посвящалъ сердечную онъ думу.

Онъ мн однажды говорилъ:

‘Когда на корабл я въ Мальту плылъ,

О дтяхъ и жен молился я усердно,

И небо было милосердо:

Оно корабль въ добычу немъ

Послало съ разными богатствами султана.

Значительна было находка для кармана,

И раздлили все тогда мы по частямъ,

Что только въ руки намъ попалось,

И мн на часть порядочно досталось’.

Марта.

Куда жь онъ это длъ? Иль спряталъ въ глубь земли?

Мефистофель.

Какъ знать, куда все втры разнесли!

Въ Неапол онъ встртился съ одною

Довольно-миленькой собою,

Она его такъ сильно завлекла

И такъ добра къ нему была,

Что до послдняго мгновенья.

Онъ вспомянуть объ ней не могъ безъ сокрушенья.

Марта.

Грабитель! воръ своихъ дтей!

Нтъ, видно, горя было мало,

Что жизнь безпутную вести не помшало!

Мефистофель.

Отъ этого и нить его пресклась дней.

На вашемъ мст я, признаться,

Поплакалъ бы годокъ и побылъ бы вдовой,

А тамъ бы и другимъ ршился я заняться.

Марта.

Ахъ, нтъ! Какъ мужъ покойный мой,

Мн не найти уже другаго —

Нтъ въ мір добряка такого.

Одинъ въ немъ недостатокъ былъ,

Но ужь за-то ни капли злости,.

Все рыскалъ онъ, вино и нжный полъ любилъ

И страстенъ былъ къ игр проклятой въ кости

Мефистофель.

Все это ничего, поврьте мн, и вамъ

Не надобно быть строгой. И за что же?

Тмъ боле, коль онъ, какъ говорилъ онъ, самъ

Къ вамъ снисходителенъ былъ тоже.

Я съ вами, на такихъ условіяхъ, клянусь,

Готовъ сейчасъ перстнями помняться.

Марта.

Я вижу, надо мной угодно вамъ смяться.

Мефистофель (въ-сторону).

Нтъ, лучше поскорй отсюда уберусь,

А то и дьявола она поймать готова. (Къ Гретхенъ).

А ваше-то сердечко, что — здорово?

Маргарита.

Не понимаю, что хотите вы сказать…

Мефистофель (въ-сторону).

О милое, невинное творенье! (вслухъ)

Свидтельствую вамъ нижайшее почтенье.

Маргарита.

Прощайте!

Марта.

Ахъ, нельзя ли мн достать

Свидтельство, что я, къ-несчастью, овдовла,

И гд схороненъ мужъ, и умеръ онъ когда —

Все это бы прочесть сама хотла я.

Порядокъ наблюдать любила я всегда.

Мефистофль.

О, съ удовольствіемъ! Для разглашенья

Той всти надобно двухъ лицъ лишь подтвержденья,

А у меня пріятель, кстати, есть,

Котораго съ собой могу я въ судъ привесть.

Я буду съ нимъ у васъ.

Марта.

Благодарю сердечно.

Мефистофель (Маргарит).

И вы, сударыня, тутъ будете, конечно?

Онъ молодецъ, уменъ, хорошъ лицомъ,

И путешествовалъ…

Маргарита.

Ахъ, Боже мой! при немъ

Я буду все краснть…

Мефистофель.

Напрасно!

Поврьте мн, такой прекрасной

Гршно краснть передъ царемъ.

Марта.

Итакъ, въ моемъ саду мы вечеромъ васъ ждемъ.

XI.
УЛИЦА.

Фаустъ.

Ну, что дла? идутъ? отчетъ давай же мн!

Мефистофель.

Брависсимо! ты точно на огн.

Да, Гретхенъ скоро ты получишь, и сегодня

Свиданье будетъ вамъ, къ сосдк Март въ садъ

Она придетъ гулять. Вотъ баба — сущій кладъ!

Клянусь, другой подобной сводни

Намъ отыскать съ тобою врядъ.

Фаустъ.

Чудесно!

Мефистофель.

Но и мы, за это одолженье,

Должны равно услугой заплатить.

Фаустъ.

Услуга требуетъ всегда вознагражденья.

Мефистофель.

Въ суд намъ должно заявить,

Что въ Паду, навкъ глаза сомкнувши,

И ноги чинно протянувши,

Ея почтеннйшій супругъ

Оставилъ плоть свою, отдавши Богу духъ.

Фаустъ.

Какъ, хать намъ туда для этого? вотъ мило!

Мефистофель.

Sancta simplicitas! онъ умеръ, или нтъ,

Какое дло намъ — рукоприкладство бъ было.

Фаустъ.

Коль въ этомъ средства вс, то планъ твой выйдетъ бредъ.

Мефистофель.

О, праведникъ! Подумать, право, можно,

Что въ-самомъ-дл ты святой,

Иль не кривилъ ты вкъ душой

И не свидтельствовалъ ложно?

Когда ведешь ты рчь о Божеств,

О тайнахъ, скрытыхъ въ естеств,

Когда ты жизнь, и смерть, и душу объясняешь,

Самоувренно всему свой толкъ даёшь,

И все, что есть, опредляешь.

Ужели ты безсовстно не лжешь?

Спроси-ка совсть ты, признайся — вдь объ этомъ

Не больше знаешь ты, мой другъ, какъ и о томъ,

Что мужъ Швердтлейнъ простился съ этимъ свтомъ?

Фаустъ.

Ты былъ и есть софистъ, и будешь вкъ лжецомъ.

Мефистофель.

Конечно, если кто не видитъ дальше носа,

Вдь завтра жь ты пойдешь для ложнаго доноса

О чувствахъ пламенныхъ, и будешь клясться ей

Въ любви и врности своей?

Фаустъ.

И клятвы т я дамъ чистосердечно.

Мефистофель.

Положимъ, что и такъ, но это — не конецъ:

Тутъ рчь зайдетъ о врности сердецъ,

О страсти пламенной и вчной…

И это все, по-твоему, не ложь?

Фаустъ.

Да, да, оставь меня, и больше не тревожь!

Когда для чувствъ моихъ, для тайнаго волненья

Не нахожу я выраженья,

Когда въ въ огн моя пылаетъ голова

И на лету хватаю я слова,

Чтобъ высказать души и сердца ощущенья,

И высказать иначе не могу,

Какъ называя страсть души моей святою,

Неугасимою — уже-ль въ тотъ мигъ душою

Я на себя безбожно лгу?

Мефистофель.

А все-таки я правъ.

Фаустъ.

Длить споръ намъ безполезно.

Не мучь же легкихъ мн — молю я объ одномъ!

И всмъ, и каждому извстно:

Кто хочетъ правъ быть языкомъ,

Тотъ будетъ вчно правъ. Идемъ,

Терять намъ времени не должно,

Мы не дойдемъ болтаньемъ ни къ чему.

Конечно, правъ ты потому,

Что дйствовать иначе невозможно.

XII.
САДЪ.

Маргарита съ Фаустомъ. Марта съ Мефистофелемъ прогуливаются по саду.

Маргарита.

Я вижу, унижаясь предо мной,

Меня, бдняжку, вы щадите,

Иль пристыдить меня хотите.

Конечно, путешественникъ такой

Довольствуется всмъ изъ снисхожденья,

По висъ ли, съ вашимъ ли высокимъ просвщенемъ,

Займетъ мой несмышленый разговоръ.

Фаустъ.

Мн слово лишь твое, одинъ твой взоръ

Дороже, чмъ вся мудрость свта.

(Цалуетъ ея руку.)

Маргарита.

Ахъ, что вы! что вы! можно ль это?

Вамъ цаловать ее? Смотрите, какъ она

И загрубла, и черна,

Вдь дома, знаете, всегдашнія заботы,

А маменька глядитъ за каждою работой.

(Проходятъ мимо.)

Марта.

Итакъ, въ разъздахъ вы всегда?

Мефистофель.

Что жь длать, ремесло такое!

Поврите ли, право, иногда

Жаль мсто оставлять иное,

А длать нечего…

Марта.

Да, молоды пока,

Такъ разъзжать по свту вамъ не въ тягость,

Но вдь прійдетъ когда-нибудь и старость,

А въ эти годы жизнь холостяка

Не весела…

Мефистофель.

Ахъ, съ горестью все это,

Признаться, вижу я вдали.

Марта.

Такъ горю вашему помочь бы вы могли,

Судьбою будущей занявшись въ эти лта.

(Проходятъ мимо.)

Маргарита.

Э, полно-те! Лишь только съ глазъ,

Такъ и забудете, любезнымъ быть для васъ

Не стоить ничего. Гд мной вамъ занимаеться?

У васъ такъ много и знакомыхъ, и друзей,

Которые меня и лучше, и умнй —

Могу ли съ ними я равняться?

Фаустъ.

О, милая! что свтъ зоветъ умомъ — порой

Одна безмыслица да блескъ пустой.

Маргарита.

Возможно ли?

Фаустъ.

Увы! душа простая,

Въ смиреніи своемъ не сознаетъ

Своихъ достоинствъ и красотъ,

Которыя въ нее природа, изливая…

Маргарита.

Хотя бъ подумали минутку обо мн,

О васъ же думать я вело жизнь мою готова!

Фаустъ.

Вдь, врно, часто вы бываете одн?

Маргарита.

Да, хоть хозяйства нтъ у насъ большаго,

Но все же надо поддержать…

У насъ служанки нтъ — и вымыть, и прибрать,

И комнату подместь, и съ кухней управляться,

И повязать чулокъ, потомъ туда-сюда

Бжать — всмъ этимъ я должна заняться.

А маменька моя во всемъ, всегда

Такъ акуратна… Вдь не то, чтобъ средства

Недоставало намъ жить лучше — нтъ! отцомъ

Порядочное намъ оставлено наслдство:

Хоть маленькій, а есть у насъ и домъ

За городской заставою, и съ садомъ.

Но для меня теперь покойнй жизнь пошла:

Мой братъ теперь солдатомъ,

Сестра-малютка умерла.

Ужь сколько горя мн съ ней было!

Но горе я опять охотно бы взяла —

Такъ я малюточку любила!..

Фаустъ.

И врно, ангелъ красотой она была,

Когда на старшую сестрицу походила.

Маргарита.

Ее сама воспитывала я.

Она ужь безъ отца родилась,

Тутъ мамонька вдругъ сдлалась больна,

И ей болзнь такая приключилась,

Что чуть не умерла она.

Самой кормить ей невозможно было,

И гд бы няньчиться ей съ этимъ червякомъ!

Тутъ я взялась, и все поила

Ее водицей съ молокомъ.

Й только на рукахъ моихъ, бывало,

Ребенокъ бдный и здоровъ,

И веселъ, и смется, и рзовъ —

И такъ онъ росъ.

Фаустъ.

И ты, наврно, ощущала

Блаженство чистое тогда?

Маргарита.

За-то перенесла я много и труда:

Подчасъ и рукъ отъ колыбели

Не отведешь, бывало, прочь,

Бывало, колыбель ея всю ночь

Такъ и держу я у постели:

Пошевельнется ли она,

Или заплачетъ, иль случится,

Что такъ ребенку не поспится,

Или, бдняжка, голодна —

Тутъ поневол просыпаюсь

И, хоть не хочется, встаю,

То накормлю, то напою,

То положу къ себ, то съ ней таскаюсь.

А ночь идетъ, а тамъ стоишь

Ты у корыта на разсвт,

Потомъ на рынокъ побжишь,

Хлопочешь въ кухн объ обд.

И каждый Божій день одно —

Не очень-весело оно!

За-то и радости тогда бывали чаще,

И лось, и спалось мн слаще.

(Проходятъ мимо.)

Марта.

Нтъ, въ этомъ женщины несчастливы, увы!

Холостяка ничмъ нельзя исправить.

Мефистофель.

О, еслибъ это были вы,

На путь вы истинный могли бъ меня поставить.

Марта.

Ну, будьте искренни со мной!

Скажите: сердцемъ вамъ случалось увлекаться?

Мефистофель.

Вдь есть пословица: ‘съ разумною женой

Да съ собственной избой

Ни золото, ни жемчугъ не сравнятся’.

Марта.

А мн все кажется, вы холодны душой…

Мефистофель.

Меня везд учтиво принимали.

Марта.

Я не о томъ хотла васъ спросить —

Любовь горячую вы сердцемъ испытали?

Мефистофель.

О, позволятъ себ шутить

Намъ съ женщиной всегда опасно!

Марта.

Ахъ! вы не поняли меня…

Мефистофель.

Душевно сожалю я,

Но все же понимаю очень-ясно,

Что вы добры, и милы, и прекрасны.

(Проходятъ мимо.)

Фаустъ.

Итакъ, когда вошелъ я въ этотъ садъ,

Меня узнала ты сейчасъ, мой ангелъ милый?

Маргарита.

Вы не замтили: потупила я взглядъ…

Фаустъ.

И ты, неправда ль, мн простила

Поступокъ своевольный мой,

Какъ, помнишь, шла изъ церкви ты домой?

Маргарита.

Остолбенла я, вдь случая такого

Со мною не бывало никогда.

Не можетъ обо мн никто сказать дурнаго —

За что жь, я думала, такая вдругъ бда?

Богъ-знаетъ, чмъ ему могла я показаться!

И что же вздумалось ему

Со мной такъ нагло обращаться?

Но не хочу скрывать: не знаю почему,

А въ тотъ же мигъ душой я къ вамъ расположилась,

И, правду коль сказать, я на себя сердилась

За то, что я на васъ сердиться по могла.

Фаустъ.

О, какъ, мой ангелъ, ты мила!

Маргарита (Срывая цвтокъ).

Позвольте на минутку.

Фаустъ.

Что такое?

Связать букетъ ты хочешь?

Маргарита.

Такъ, пустое…

Игра…

Фаустъ.

Что?

Маргарита.

Будете смяться надо мной!

Подите… (обрываетъ листки и лепечетъ про-себя).

Фаустъ.

Что же ты лепечешь, ангелъ мой?

Маргарита (вполголоса).

Любитъ-не любитъ…

Фаустъ.

О милое, чистйшее созданье!

Маргарита (продолжая).

Любитъ — нтъ, любитъ — нтъ.

(Вырывая послдній листокъ, съ радостью:)

Любитъ!

О, ангелъ мой! пусть это слово будетъ

Теб отвтомъ неба! да, онъ любитъ!

Ты понимаешь ли, что значилъ это: ‘любитъ’?

(Онъ беретъ ее за об руки.)

Маргарита.

Мн что-то страшно стало вдругъ!

Фаустъ.

Не бойся, не бойся, мой другъ!

Дай выразить этому взору,

Пожатью горячему рукъ

Все то, что не выразишь словомъ!

Позволь мн предаться блаженству вполн,

Блаженству, о другъ мой сердечный.

Которому быть должно вчно здсь, вчно!

(Маргарита, вырываясь, убгаетъ. Онъ стоитъ нсколько времени въ размышленіи, потомъ уходитъ за нею.)

Марта.

Ужь наступаетъ ночь!

Мефистофель.

Да, время отправляться!

Марта.

Еще немного бъ я просила васъ остаться,

Да, видите ль, такія здсь мста,

Что каждому до ближняго нужда.

Одно лишь дло здсь сосдямъ:

Подсматривать за каждымъ вашимъ слдомъ.

Изволь себя хоть ангеломъ держать,

А пересудовъ ужь никакъ не избжать…

Куда же наши-то изволили дваться?

Мефистофель.

Какъ птички вешнія, вспорхнули и рзвятся.

Марта.

Мн кажется, влюбиться онъ готовъ.

Мефистофель.

Равно какъ и она, ужь, видно, свтъ таковъ!

XIII.
БЕСДКА.

Маргарита, прибжавъ въ нее, становится за дверь и, приложивъ палецъ къ губамъ, смотритъ въ шелъ.

Маргарита.

Идетъ.

Фаустъ.

Плутовка! ты смешься надо мной —

Такъ вотъ!.. (Цалуетъ ее.)

Маргарита.

Люблю тебя я, милый, всей душой.

(Мефистофель стучится въ дверь.)

Фаустъ (топая ногой).

Кто тамъ?

Мефистофель.

Пріятель!

Фаустъ.

Зврь!

Мефистофель.

Разстаться не пора ли?

Марта (приходитъ также).

Да поздно ужь, пора.

Фаустъ.

Нельзя ли

Мн васъ до дома проводить?

Маргарита.

Но, маменька… Нтъ, нтъ, прощайте!

Фаустъ.

Что жь, оставаться мн, иль уходить?

Прощайте же!

Марта.

Адьё!

Маргарита.

Вы насъ не забывайте.

(Мефистофель и Фаустъ уходятъ.

Маргарита (про-себя.)

Ахъ, Боже мой! Подумаешь, чего

Не знаетъ онъ! Ну, право, вдь порою,

Развся уши, слушаешь его

И передъ нимъ стоишь ты дурочкой нмою…

Ну, что я значу? И, съ его умомъ,

Что онъ во мн хорошаго находитъ?

Я часто, какъ раздумаюсь о томъ,

Такъ у меня и умъ за разумъ ужь заходитъ.

XIV.
ЛСЪ И ПЕЩЕРА.

Фаустъ (одинъ).

Всесильный духъ! ты все мн ниспослалъ,

О чемъ къ теб мольбы я возсылалъ:

Мн ликъ свой въ пламени явилъ ты не напрасно,

Природу дивную ты отдалъ въ царство мн,

Далъ чувствовать ее и всмъ, что въ ней прекрасно,

Мн наслаждаться далъ вполн.

Не ограничилъ ты мой разумъ позволеньемъ

Лишь созерцать ее — ты далъ мн проникать

Въ глубь ндръ ея могучимъ размышленьемъ

И, какъ въ душ у друга, въ ней читать.

Ты рядъ живыхъ существъ проводишь предо мною,

Ты учишь познавать меня душою

Ихъ свойства въ воздух, на суш и въ водахъ.

Когда жь гроза бушуетъ въ небесахъ

И лсъ дрожитъ отъ бури грозной,

И съ трескомъ падаютъ столтнія въ немъ сосны,

И эхо вторитъ ей въ горахъ —

Ты въ мракъ пещерь меня ведешь,

Самопознанье мн даешь,

Передо мной разоблачая

Всю глубину души моей.

И вотъ луна восходитъ золотая,

Какъ встникъ мира, въ тьм ночей,

И озарится все ея дрожащимъ сптомъ,

И въ чудномъ полумрак этомъ

Изъ ндръ громадныхъ скалъ, изъ темной глубины

Кустовъ, увлаженныхъ росой, озарены,

Являются въ таинственномъ молчаньи

Былыхъ вковъ виднья предо мной

И въ тишин ночной

Суровыя смягчаютъ созерцанья.

Но, ахъ! я чувствую, что смертнаго удлъ

Далекъ, далекъ отъ совершенства:

Приблизивъ къ Божеству меня блаженствомъ,

Ты спутника послать мн захотлъ,

И вотъ ужь ни единаго мгновенья

Я не могу остаться безъ него,

Хотя меня онъ держитъ въ униженьи,

Хоть слово каждое его

Твой каждый даръ здсь оскорбляетъ.

Огнемъ желанія онъ грудь мою сжигаетъ,

Онъ взглядомъ пламеннымъ любимой красоты

Волнуетъ вс мои мечты.

Такъ, очарованный, подъ властью обаянья,

Я къ наслажденію стремлюся отъ желанья,

А въ наслажденіи томлюся вновь тоской

Я объ желаніи, утраченномъ душой.

(Входить Мефистофель.)

Мефистофель.

Скажи мн, долго ль жизнь такую

Намреваешься ты весть?

Попробовалъ — пора смнить и на другую.

Вдь, наконецъ, она должна и надость!

Фаустъ.

Я очень бы хотлъ, чтобъ ты другое

Нашелъ здсь что-нибудь, чмъ могъ себя занять,

Чтобъ лучшіе часы мои не отравлять.

Мефистофель.

Изволь, готовъ тебя оставить я въ поко,

Но знаю: шутишь ты. Съ такой, какъ ты, брюзгой,

Съ такой безумной и упрямой головой,

Разлукою немного потеряешь:

Отъ длъ твоихъ мн вчно недосугъ,

А вдь на лбу твоемъ не прочитаешь,

Какихъ ты требуешь услугъ.

Фаустъ.

Вотъ такъ всегда онъ разсуждаетъ:

За то, что мн надодаетъ,

Онъ благодарности желаетъ отъ меня!

Мефистофель.

А что бъ ты быль, когда бъ не я,

Дитя земли, слабйшее творенье?

Не я ль тебя надолго излечилъ,

Когда въ твоемъ мозгу охолодилъ

Безумный пылъ воображенья?

Давно бы ты съ своей душой

Отправился гулять за край земной.

Ну, что за жизнь, скажи мн, сдлай милость:

Торчать, какъ филину, въ пещерахъ и въ лсу,

Питаться зельями, какъ жаб, пить росу,

Или глотать ночную сырость?

Занятье славное нашелъ ты для себя!

Нтъ, докторомъ все пахнетъ отъ тебя…

Фаустъ.

Ты понимаешь ли, какое наслажденье,

Какія въ грудь вливаетъ силы мн

Прогулка въ этой тишин?

О, еслибъ зналъ ты счастье тхъ мгновеній,

Названье дьявола не даромъ бы носилъ:

Меня бы счастія ты этого лишилъ.

Мефистофель.

Да это счастіе совсмъ ненатурально:

Всю ночь въ трав лежать въ растяжку на горахъ,

Съ восторгомъ обнимать вселенную въ мечтахъ

Н до того раздуться идеально,

Что божествомъ себя воображать,

Мечтою въ глубь земную проникать,

Въ себ носить, въ пылу воображенья,

Все шестидневное творенье,

Богъ-знаетъ, восхищаться чмъ,

Стремиться духомъ быть съ природою въ сліяньи,

Оставя сыну праха, между-тмъ,

Такое черезчуръ-земное ужь желанье…

Что… (Съ ужимкой)

Право, не найду пристойнаго названья!

Фаустъ.

Фи! мерзости.

Мефистофель.

Не нравится, мой другъ?

Конечно, фи! твое въ устав всхъ приличій:

Что для невинныхъ душъ не входитъ здсь въ обычай,

То оскорбляетъ нжный слухъ.

Но, впрочемъ, я предоставляю

Свободу полную теб:

Морочь свой умъ и лги-себ!

Недолго это будетъ, увряю.

Вотъ снова погрузился ты

Въ свои бывалыя мечты,

Въ тоску и страхъ съ безумнымъ бредомъ…

Да полно же мечтать объ этомъ!

Подумай, что твоя красавица одна,

Что ты одинъ ея раздумье,

Что цлый день она грустна,

И страсть ея доходитъ до безумья.

Сначала съ бшенствомъ страстей,

Какъ переполненный водою

Потокъ весеннею норою,

Твоя любовь рвалася въ душу къ ней,

И вотъ, бушуя, ворвалася,

И ей вполн, бдняжка, предалася —

И что жь? изсохъ уже потокъ!

Не лучше ли, дружокъ,

Теб заняться бъ ею

И усмирить ея сердечную грозу,

Чмъ генію, какъ ты, воздвигнуть тронъ въ лсу,

Забравши въ голову такую ахинею?

Она весь день проводитъ у окна,

Она мгновенья вс считаетъ,

Вс тучки, что бгутъ надъ городомъ, она

Глазами жадно провожаетъ,

‘Зачмъ не птичка я?’ мечтаетъ.

И только въ томъ проходятъ дни,

И только въ томъ проходятъ ночи…

То весела мечтой любви,

То въ мор слезъ потонутъ очи,

И страсти нтъ границъ…

Фаустъ.

Змя! змя!

Мефистофель (въ-сторону.)

А-га! поймалъ, дружокъ, тебя!

Фаустъ.

Скройся съ глазъ моихъ, несчастный,

И имени ея произносить по смй!

Не искушай меня мечтою сладострастной

Н въ голов помшанной моей

Не вызывай вновь образа прекрасной!

Мефистофель.

А что жъ отъ этого могло бъ иронзойдти?

Она ужь думаетъ, что ты намренъ скрыться.

Да чуть-ли это такъ и не случится…

Фаустъ.

Нтъ, нтъ, я всюду съ ней, везд мечты мои

Стремятся къ ней одной — я близко, иль далеко,

И къ ней любовь моя лежитъ въ душ глубоко.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Мефистофель.

Брависсимо! чудесно, милый мой!

Я самъ глядлъ завистливо порой

На васъ, двухъ близнецовъ, душой и тломъ чистыхъ,

Когда вы нжились подъ тнью розъ душистыхъ.

Фаустъ.

Прочь, подлый сводникъ, прочь!

Мефистофель.

Какъ хочешь ты, брани меня, порочь,

А я смюсь. Другъ къ другу здсь влеченье

Мужчин съ женщиной есть Бога назначенье,

Который ихъ создалъ

И благороднйшимъ стремленье то призналъ.

Ну, ну, маршъ! маршъ! безъ горя и безъ страху!

Вдь отправляешься ты, другъ мой, не на плаху,

А въ комнату любовницы своей.

Фаустъ.

Что за восторгъ въ ея объятіяхъ вкушу я!

О, дай упиться имъ больной душ моей!

Но меньше ль оттого страданій въ ней найду я?

И меньше ль буду я виновенъ передъ ней?

И не бглецъ ли я? не извергъ ли презрнный,

Гонимый грозною судьбой

Безъ цли, съ алчущей душой,

Который, какъ потокъ отъ бури разъяренный,

Въ порыв бшеныхъ страстей,

Стремится къ пропасти своей?

И вотъ, съ потокомъ этимъ рядомъ,

Она, дитя, средь Альпъ своихъ, въ тиши,

Довольная своимъ и домикомъ и садомъ,

Гд былъ весь міръ ея душой!…

И мн, проклятому, отъ Бога было мало

Громить скалы и въ прахъ ихъ приводить!

Мн чистыхъ радостей ея не доставало,

И нужно было ихъ сгубить!..

Да, для тебя, зіяющаго ада,

И этой жертвы было надо.

Идемъ же, демонъ, къ ней! Скоре заглуши

Тоску на дн моей души!

И, что назначено судьбою,

Пусть совершается скорй!

Пусть въ бездну увлеку ее съ собою

И тамъ погибну вмст съ ней!

Мефистофель.

Опять и вспышка, и кипнье!

Пойдемъ, безумецъ, къ ней: ей нужно утшенье.

Гд запятая мозгу твоему.

Ты думаешь, что тамъ конецъ уже всему!

Смльчакъ нигд не оплошаетъ,

Везд хранитъ онъ бодрый духъ

И вчно цли достигаетъ.

Пора теб одьяволиться, другъ!

Я глупости не знаю выше сорта,

Какъ пароксизмъ отчаянья у чорта.

XV.
КОМНАТА МАРГАРИТЫ.

Маргарита (одна за прялкою).

‘Улетлъ мой покой!

Сердцу тяжко въ груди:

Никогда мн его,

Никогда но найдти!

‘Тамъ, гд милаго нтъ,

Ветъ холодъ могилъ,

Тамъ все пусто, и свтъ

Безъ него мн но милъ.

‘Голова у меня

Помшалась отъ думъ:

Отягченъ, омраченъ

Въ ней, бдняжка, мой умъ.

‘Улетлъ мой покой!

Сердцу тяжко въ груди:

Никогда мн его,

Никогда не найдти.

‘Я въ окно ли гляжу,

Я изъ дома ли вонъ —

Все его я слжу,

Все мн видится онъ!

‘Что за станъ! что за видъ!

А улыбка въ устахъ!

А огонь, что горитъ

Въ этихъ дивныхъ глазахъ!

‘Рчь живая течетъ,

Что журчаніе струй!

Какъ онъ руку мн жметъ!…

И какой поцалуй!…

‘Улетлъ мой покой!

Сердцу тяжко въ груди:

Никогда мн его,

Никогда не найдти!

‘Такъ и рвется къ нему

Грудь, тоскою кипя…

О, зачмъ же его

Удержать мн нельзя,

‘И устами къ устамъ

Поцалуями льнуть,

И, цалуя его,

Сномъ могильнымъ заснуть.’

XVI.
САДЪ МАРТЫ.

Маргарита и Фаустъ.

Маргарита.

Ну, Генрихъ, общай!

Фаустъ.

Все, что могу лишь я.

Маргарита.

Скажи, въ чемъ состоитъ религія твоя?

Ты благороденъ, добръ — я очень это знаю,

Но, видишь, я подозрваю,

Что мало вры у тебя.

Фаустъ.

Оставимъ это, милое дитя!

Коль знаешь, что я добръ — имй же снисхожденье!

Я за мою любовь

Отдамъ и жизнь, и кровь,

Но ничьего не трону убжденья.

Маргарита.

Но это все не то… намъ вра вдь нужна.

Фаустъ.

Нужна?

Маргарита.

Ахъ, еслибъ я была властна

Хоть мало надъ поступками твоими!

Въ теб передъ обрядами святыми

Благоговнія не вижу я слда.

Фаустъ.

Я уважаю ихъ всегда.

Маргарита.

Но все неискренно, не съ врою святою.

Ужь сколько времени, ты въ церковь ни ногою,

Да и на исповдь не ходишь никогда.

Скажи мн: вруешь ты въ Бога?

Фаустъ.

Дитя мое! въ комъ дерзости такъ много,

Чтобы сказать: ‘я врую въ Него’?

Спроси — духовника ли своего,

Философа ль — и ихъ отвтъ избитый

Насмшкой отзовется ядовитой

На дерзкаго, который произнесъ

Тотъ необдуманный вопросъ.

Маргарита.

Такъ ты не вруешь?

Фаустъ.

Чистйшее созданье!

Ты ошибаешься. Кто смлъ Его назвать?

Что ‘врую въ Него’ могъ съ твердостью сказать?

Иль, чувствуя во всемъ Его здсь пребыванье,

Кто, дерзкій, могъ не вровать въ Него —

Источника всего?

Не Онъ ли все собою обнимаетъ?

Не Онъ ли все въ одномъ себ вмщаетъ:

Тебя, меня, весь міръ? Не всю ли неба сводъ

Вселенную обнялъ и вчный свтъ къ намъ льетъ?

Ты чувствуешь въ земл упругость подъ ногами,

Ты видишь, какъ привтливо надъ нами

Сонмъ зажигаютъ звздъ ночныя небеса?

Не зеркало ль моимъ глазамъ твои глаза?

Не все ли это рвется и тснится

И въ голову, и въ сердце, милый другъ,

И въ тайн вчной движется, стремится,

Невидимо и видимо вокругъ?

Пусть этимъ всмъ исполнится твой духъ,

И если ощутишь ты въ чувств толь глубокомъ

Блаженство — о! тогда его ты назови,

Какъ хочешь: пламенемъ любви,

Душою, счастьемъ, жизнью, Богомъ —

Для этого названья нтъ:

Все — чувство… имя жь — звукъ одинъ гремящій.

Звукъ безъ значенья, дымъ летящій

И помрачающій небесный, яркій свтъ.

Маргарита.

Да, это такъ, все такъ, прекрасно!.. что же?

Священникъ говоритъ почти вдь то же,

Да только лишь въ другихъ словахъ.

Фаустъ.

Везд, мой другъ, во всхъ странахъ,

Все то же говорятъ объ этомъ,

Но только на различныхъ языкахъ —

Такъ почему жь и мн о Немъ

Своимъ не выражаться языкомъ?

Маргарита.

Послушай лишь его, такъ всякій

Съ нимъ согласится, но, однако.

Все, кажется, неправъ ты: у тебя

Нтъ духа христіанскаго…

Фаустъ.

Дитя!

Маргарита.

Ахъ, какъ мн тяжело встрчать всегда съ тобою.

Фаустъ.

Что хочешь ты сказать?

Маргарита.

Тотъ человкъ, что ты

Повсюду водишь за собою —

Его противны мн черты.

Я въ жизни ничего не знала

Что бъ мн такъ душу возмущало,

Какъ этотъ человкъ ужасный…

Фаустъ.

Ничего,

Мой ангелъ, ты не бойся, увряю!

Маргарита.

Вся кровь моя кипитъ въ присутствіи его,

А я вдь всхъ люблю и всмъ добра желаю.

Какъ много радостей съ тобой я нахожу,

Такъ отъ него всегда, напротивъ, я дрожу,

И потому мн кажется невольно,

Что низкій онъ обманщикъ, и мн больно,

Но, если я неправа въ мысляхъ тхъ,

Прости мн, Господи, мой грхъ!

Фаустъ.

Вдь надобно, чтобъ и такіе были?

Маргарита.

Съ такими жить людьми мн вчный былъ бы страхъ,

И не хотла бъ я, хоть что бъ мн ни сулили.

Хоть на минуту онъ покажется въ дверяхъ

И броситъ взоръ: за сжатыми губами

Видна насмшка, злость… На лбу его

Начерчено горящими словами,

Что въ мір онъ любить по можетъ никого.

Въ твоихъ объятіяхъ такое упоенье

Я чувствую всегда… такъ сладки т мгновенья

И такъ свтло душ, легко въ груди моей,

При немъ же — словно сердце сжато въ ней.

Фаустъ.

Предчувствія ты полонъ, ангелъ милый?

Маргарита.

Моей душою онъ съ такой владетъ силой,

Что въ т мгновенія, когда онъ возл насъ,

Я не люблю тебя, и даже въ этотъ часъ

Я не могла бы и молиться.

И это, какъ укоръ, на совсть мн ложится

И сердце давитъ мн тоской.

Наврно, Генрихъ, и съ тобой

Бываетъ то же?

Фаустъ.

Отвращенье

Ты чувствуешь къ нему…

Маргарита.

Но мн пора идти.

Фаустъ.

Уже-ли никогда ни одного мгновенья

Наедин съ тобой нельзя мн провести,

Прижавши грудь къ твоей груди

И душу съединивъ съ твоей душою?

Маргарита.

О, еслибъ я спала одна — поврь,

Тогда охотно бъ и сегодня на-ночь дверь

Оставила теб незапертою,

Но я вдь не одна: спитъ маменька со мною,

Л у нея такой ужь тонкій слухъ,

Такъ чутко спитъ… ну, какъ проснется вдругъ?

Тогда на мст вдь умру я.

Фаустъ.

Все это на себя ужь, ангелъ мой, беру я.

Спокойна будь. Вотъ сткляночка — смотри:

Въ питье лишь положи ей капли три,

И въ крпкій сонъ она тотчасъ же погрузится.

Маргарита.

О, для тебя на все готова я всегда,

Но ей, надюсь я, отъ этого вреда

Не можетъ никакого приключиться?

Фаустъ.

Ну, разв бы я далъ теб тогда?

Маргарита.

Когда мн на тебя взглянуть лишь удается,

О, милый человкъ! какъ властвуешь ты мной…

Ужь столько принесла я жертвъ теб душой,

Что мн ужь жертвовать немногимъ остается. (Уходитъ.)

(Входитъ Мефистофель.)

Мефистофель.

Овечка-то ушла?

Фаустъ.

А ты все слухъ острилъ?

Мефистофелъ.

Ни слова я не проронилъ:

Философа на путь благочестивый

Она старалась навести.

Надюсь, быль успхъ счастливый,

Онъ пользу можетъ принести.

Какъ видно, двушкамъ-то нравится смиренье

И набожность на прежній, старый ладъ,

Вдь, думаютъ он, коль въ этомъ покорятъ,

Такъ ужь во всемъ найдутъ повиновенье.

Фаустъ.

Не понимаешь ты, чудовище, что ей,

Съ ея младенческой и доброю душою,

Съ ея невинной простотою,

Нтъ вры ничего святй,

Что въ этой вр — все для ней,

И что ея страданье свято,

Когда она убждена,

Что тотъ, кмъ вся душа ея полна,

Здсь погибаетъ безъ возврата.

Мефистофель.

Искатель пламенный, поклонникъ всхъ красотъ!

Тебя двчонка за носъ проведетъ.

Фаустъ.

Прямое ты огня и грязи порожденье!

Мефистофель.

А, право, мастерское въ ней умнье

Черты физіономій разбирать!

Она смущается всегда передо мною,

И кажется моя ей рожа плутовскою.

Она въ ней генія умла разобрать,

А. можетъ-быть, и чорта разсмотрла.

Итакъ, ты въ эту ночь…

Фаустъ.

Теб какое дло?

Мефистофель.

Частичка радости найдется тутъ и мн.

XVII.
У КОЛОДЕЗЯ.

Лизхенъ и Гретхенъ (съ кружками въ рукахъ).

Лизхенъ.

Ты ничего о Вар не слыхала?

Гретхенъ.

Ни слова, да и гд жь? вдь дома я всегда.

Лизхенъ.

Мн ныньче все сивилла разсказала:

Вдь правда, что случилась съ ней бда —

Вдь и она въ обманъ попалась.

Все это оттого, что черезчуръ зазналась.

Гретхенъ.

Да что жь такое?

Лизхенъ.

Такъ… гршокъ за нами есть:

Ужь нужно за двоихъ ей нить и есть.

Гретхенъ.

Возможно ль?

Лизхенъ.

Подломъ! сама въ томъ виновата:

Все виснула на ше у него.

Бывало, вс мста обгать рада

Для негодяя своего.

Вдь первою везд хотлось ей казаться:

И въ пляск праздничной, и въ играхъ, и во всемъ…

Бывало, принесетъ вини ей съ пирогомъ

Сударикъ-то… И какъ ужь величаться

Изволила своею красотой!

Ужь безъ стыда подарки принимала

И лясы съ нимъ точила, а порой

И чмокала, и обнимала

Любезнаго дружка.

За то ужь не видать ей и цвтка.

Гретхенъ.

Ахъ, бдная!

Лизхенъ.

Ну, какъ же — очень-жалко!

Вдь какъ, бывало, мы весь день сидимъ за прялкой

И вечеромъ сойдти не смемъ внизъ,

Она ужь гд-нибудь съ любезнымъ на простор —

За дверью, иль въ сняхъ, иль въ темпомъ корридор…

Вдь для нея часы стрлой тогда неслись.

За-то теперь, за прежнія замашки,

Ступай-ка въ Божій храмъ въ нозорной-то рубашк,

Да на колняхъ такъ и кайся, и молись!

Гретхенъ.

Онъ, врно, женится…

Лизхенъ.

Была ему неволя!

Такому молодцу безъ ней найдется доля.

Ужь онъ и лыжи навострилъ.

Гретхенъ.

Нехорошо онъ поступилъ!

Лизхенъ.

Онъ женится! вотъ мило! почему же?

Поди-ка за него, такъ ей же будетъ хуже:

Да ей пройти нигд мальчишки не дадутъ,

Внокъ внчальный съ ней сорвутъ,

А мы дорогу къ двери дома

Замечемъ рубленой соломой. (Уходить].

Гретхенъ (возвращаясь домой).

Какъ духу у меня, бывало, достаетъ,

Чтобъ также осуждать, когда случалось,

Что кто-нибудь въ бду такую попадетъ?

Упрековъ для грха чужаго, мн казалось,

Все мало, какъ ни черенъ грхъ собой,

Но я его черне находила,

И съ удовольствіемъ бранила,

Гордясь своею чистотой.

Теперь вотъ и со мной случилось то же!

А, между-тмъ, что такъ къ нему влекло,

Что стало гибелью моею, Боже!

Такъ было сладко и свтло!

XVIII.
ГОРОДСКАЯ ОГРАДА.

Въ углубленіи стны образъ Всескорбящей Божіей Матери. Передъ образомъ цвты въ сосудахъ.

Маргарита (ставя свжіе цвты).

Склони,

О Всескорбящая!

Божественный взоръ свой на скорби мои.

Ты, въ сердц, пронзенномъ мечомъ, вс страданья носящая,

Ты, зрящая

Смерть Сына твоею!

Къ Отцу ты взоры устремляешь,

Къ нему ты вздохи возсылаешь

О всхъ страданіяхъ его,

О скорби сердца своего.

Никто не постигнетъ, какою

Все тло мое изнываетъ тоскою,

Какою печалью душа вся полна,

Какое въ груди замиранье,

Какое волнуетъ желанье —

Ты только знаешь одна.

Куда бъ ни пошла я —

Тоска все, тоска гробовая —

Везд я встрчаю ее.

Одна ль остаюсь я порою,

Такъ слезы и льются ркою,

Такъ сердце и рвется мое.

Вотъ съ этими вмст цвтами,

Поутру, когда для Тебя ихъ рвала,

Вс стекла окна я слезами

Въ тоск облила.

И первый лучъ солнца меня

Засталъ ужь неспящей,

Засталъ на постели сидящей:

Душа тосковала моя…

Спаси же! мн страшенъ позоръ!

Ужасна мн смерть предстоящая!

О, Всескорбящая!

Ко мн обрати свой божественный взоръ!

XIX.
НОЧЬ.

Улица передъ домомъ Маргариты. Въ сторон видна часовня.

Валентинъ (солдатъ, братъ Маргариты).

Бывало, ты сидишь за круговой,

А болтовня идетъ за болтовней,

И только лишь у каждаго рчей,

Что про красу возлюбленной своей,

И, подпершись одной рукою въ бокъ.

Въ другой стаканъ — вс дружно: чокъ да чокъ!

А я сижу, молчу — себ, смюсь,

Смотрю на нихъ, крутя мой длинный усъ.

Вотъ подадутъ и мн стаканъ, и я

Промолвлю имъ: ‘да, правы вы, друзья,

Но все-таки найдется ль хоть одна

У насъ въ стран, которая бъ равна

Ныла умомъ и сердцемъ, и красой

Съ моею Гретхенъ, милою сестрой?’

И въ общій крикъ сольются голоса:

‘Она всхъ женъ и двушекъ краса!’

И для похвалъ тутъ словъ не достаетъ,

И въ честь ея пойдутъ стаканы въ ходъ.

А ныньче что? Стыдомъ гори ты весь,

Гни волоса и на стну хоть лзь,

А всякій мн бездльникъ упрекнетъ

И мн въ глаза презрніе пошлетъ,

А ты сиди, молчи, хоть радъ-не-радъ,

Какъ будто въ-самомъ-дл виноватъ,

И оттолкнуть ничмъ нельзя упрекъ,

И каждаго язвитъ меня намёкъ.

Ты дерзкому хоть черепъ размозжи,

А все не уличишь его во лжи…

Сюда идутъ. Да, крадутся тайкомъ…

Коль не ошибся я, они вдвоемъ…

Ахъ! еслибъ онъ… за шиворотъ бы взялъ,

И съ мста онъ, конечно бъ, ужь не всталъ.

Фаустъ и Мефистофель.

Фаустъ.

Смотри, какъ свтъ лампады этой,

Что передъ образомъ въ часовн зажжена,

На улицу ложится изъ окна,

Но мракомъ окруженъ дрожащій отблескъ свта,

И чмъ онъ дале стремится, тмъ слабй.

Такой же мракъ разлитъ въ душ моей.

Мефистофель.

А у меня какая-то истома,

Вотъ какъ у кошки той порой,

Когда по лстниц крутой

Она ползетъ на кровлю дома,

Иль по стн, хитря, скользитъ

И жертву ловко сторожить.

Такъ и дрожатъ вс жилы,

Мурашки ходятъ — ну, точь-въ-точь

Какъ-будто ужь пришла валпургіева ночь.

Она вдь посл-завтра, другъ мой милый,

Тамъ знаешь для какихъ не спишь ты штукъ.

Фаустъ.

А, между-тмъ, тотъ кладъ уйдетъ изъ нашихъ рукъ,

Что озаряется вонъ тамъ и вверхъ стремится.

Мефистофель.

За-то ужь ящичекъ отъ насъ не отвертится

И скоро можетъ быть тобою вынуть онъ.

Мн вздумалось въ него намедни покоситься:

Ахъ, сколько талеровъ! и что за милый звонъ…

Фаустъ.

Ужели мн придти съ пустыми къ ней руками?

Хотя колечко бы, иль перстенёкъ какой!

Мефистофель.

Тамъ видлъ жемчугъ я межъ прочими вещами:

И нитка длинная, и жемчугъ дорогой.

Фаустъ.

Вотъ съ этимъ славно бы явиться къ ненаглядной!

А такъ придти всегда бываетъ мн досадно.

Мефистофель.

Тутъ не о чемъ тужить, любезный мой,

И волновать себя напраснымъ жаромъ,

Когда потшиться порою можно даромъ.

Теперь, когда весь сводъ небесъ горитъ въ звздахъ,

Услышишь отъ меня ты псенку такую,

Гд будетъ и мораль для ней въ словахъ.

И очарую ей я душу молодую.

(Поетъ, акомпанируя на цитр:)

‘Для чего зарею утренней,

Катя, ты не спишь,

И одна у двери милаго

Грустная стоишь?

Брось вс замыслы: ты двицей

Въ эту дверь войдешь,

Но не двицей изъ двери той,

Милая, уйдешь.

‘Берется, другъ мой, скользкаго

Этого пути,

Иль всему, созданье бдное,

Ты скажи прости!

Если жь вы другъ съ другомъ слюбитесь,

Что вамъ до людей!

Ты носи колечко милаго

На рук своей!’

Валентинъ (выходя).

А, чортъ-возьми, проклятый крысоловъ!

Съ приманкой ты на свой выходишь ловъ!

Во-первыхъ, къ чорту инструментъ, потомъ

Раздлаюсь по своему съ пвцомъ!

(Разбиваетъ цитру.)

Мефистофель.

Вся въ дребезги! но это ничего.

Валентинъ.

Такъ черепа не будетъ твоего.

Мефистофель (Фаусту).

Ну, докторъ мой, смлй! не отступать!

Поближе лишь ко мн! мы отобьемъ охотку…

Ну, вынимай свою селедку

И выступай: я буду защищать.

Валентинъ.

Ну защищайся же!

Мефистофель.

И будемъ защищаться.

Ну, ну, скорй!..

Мефистофель.

Тутъ не въ чемъ сомнваться.

Валентинъ.

Какъ-будто самъ дерется чортъ со мной.

Что это: не владю я рукой?

Мефистофель (Фаусту).

Коли!

Валентинъ (падая).

Ой! ой!..

Мефистофель.

Теперь поусмирится!

Однако, маршъ, дружокъ, скорй намъ надо скрыться.

Ты слышишь, подымается ужь крикъ.

Я отъ полиціи отдлаюсь наврно:

Я съ ней возиться ужь привыкъ,

Но, уголовный судъ — вотъ что, любезный, скверно!

(Уходятъ.)

Марта (у окна).

Сюда! сюда!

Гретхенъ (у окна).

Огней! огней!

Марта (у окна).

Тутъ брань и драка у людей.

Народъ.

Вотъ тутъ одинъ лежитъ убитый.

Марта (выходя на улицу).

Ужь скрылись.

Гретхенъ (выходя).

Кто убитъ?

Народъ.

Братъ Маргариты.

Твой братъ, сынъ матери твоей.

Гретхенъ.

Ахъ, Господи! ахъ страхъ какой!

Валентинъ.

Я умираю… смерть придетъ скорй

Всхъ этихъ словъ, мной сказанныхъ о ней.

Что, бабы, вамъ стоять теперь и выть…

Послушайте, хочу я говорить…

(Къ нему подходятъ.)

Еще ты очень, Гретхенъ, молода,

А голова безъ разума, пусто…

Да, плохо ты ведешь свои дла,

И если откровенность ужь пошла,

То прямо мн приходится сказать,

Что вс тебя распутной станутъ звать,

И, видно, такъ теб ужь ею быть.

Гретхенъ.

Братъ!.. Господи! за что же такъ срамишь?

Валентинъ.

Нтъ, именемъ Господнимъ не шути!

Да, да, я правъ… сама ты разгляди!

Ахъ, то, чему случиться суждено,

Наврное ужь сбудется оно.

Сперва съ однимъ ты начала тайкомъ,

Появятся и нсколько потомъ,

А къ дюжин приблизится твой счетъ,

Тогда и городъ весь къ теб придетъ.

Когда порою, рождается — ему

Всегда въ покровъ даютъ ночную тьму,

Его тайкомъ съ собой выносятъ въ свтъ

И темнымъ покрываломъ онъ одтъ,

И задушить тогда его хотимъ…

А выростамъ, и станетъ онъ большимъ —

Средь бла дня, весь страшно обнаженъ,

Нахальствуя, разгуливаетъ онъ,

И чмъ онъ отвратительнй, мерзй,

Тмъ больше ищетъ свта и лучей…

Да, время то ужъ близко, вижу я,

Когда, какъ отъ заразы, отъ тебя

Вс честные граждане побгутъ

И двкою распутной назовутъ.

И будетъ все стыдомъ душа горть,

Когда въ глаза начнутъ теб смотрть.

Цпочекъ ужъ теб не надвать,

Предъ алтаремъ невстой не стоять,

И вечеромъ, за танцами, порой,

Не щеголять косынкой кружевной.

И, если Богъ проститъ тебя когда,

Все жь на земл ты будешь проклята.

Марта.

Не лучше ль поручить вамъ Богу жизнь съ душою,

Чмъ умирать съ такою клеветою!

Валентинъ.

Ахъ, еслибъ до тебя добраться могъ,

Развратница… тогда, конечно, Богъ

Ко мн бы милосердй много былъ,

И много бы грховъ мн отпустилъ.

Гретхенъ.

Братъ милый, мучаюсь я адскою тоской!

Валентинъ.

Прочь слезы! прочь! что ихъ напрасно лить!

Нтъ, честь уже теб не воротить.

Мн въ сердце нанесенъ ударъ тобой

И къ Богу я чрезъ сумракъ гробовой

Перехожу отъ васъ теперь на вкъ,

Какъ воинъ и какъ честный человкъ.

XX.
СОБОРЪ.

Служба. Органъ и пніе. Гретхенъ въ толн. Злой духъ позади Гретхенъ.

Злой духъ.

О, Гретхенъ! такъ ли ты, бывало,

Душой невинная, стояла

Предъ Божьимъ алтаремъ,

Когда по книжк этой

Дрожащимъ голосомъ читала

Молитвы, а въ душ твоей

Жилъ Богъ одинъ да дтскія забавы?

О, Гретхенъ!

Гд голова твоя? какое

Сокрыто преступленье въ сердц?

Ты но пришла ль молиться

За душу матери несчастной,

Которую твоя вина

Въ могилу уложила?

Чьей кровью твой порогъ обрызганъ?

Не чувствуешь ли ты

Подъ сердцемъ трепетъ и движенье,

Которые тебя приводятъ въ содроганье

Предчувствіемъ ужаснымъ?

Гретхенъ.

О, горе! Еслибъ я могла

Избавиться отъ мыслей,

Которыя меня

Преслдуютъ повсюду!

Хоръ.

Dies irae, dies ilia

Solvet saeclum in favilla. (Звуки органа.)

Злой духъ.

Гнвъ Божій надъ тобою!

Ты слышишь: огласилось все трубою!

Жилище мертвыхъ содрогнулось,

И въ этотъ мигъ проснулась

Отъ мира и покоя

Твоя душа и, какъ изъ пепла,

Вся въ трепет возникла

Для вчной муки ада.

Гретхенъ.

Ахъ, еслибъ мн уйдти!

Мн этотъ органъ прерываетъ

Дыханіе въ груди,

Мн пнье сердце раздираетъ!

Хоръ.

Judex ergo cum sedchit,

Quidquid latet, adparebit,

Nil inultum remanebit.

Гретхенъ.

О, задыхаюсь я!

Тснятъ колонны, словно

Весь сводъ церковный

Валится на меня…

На воздухъ!

Злой духъ.

Сокройся! Грхъ и стыдъ

Быть тайною не могутъ.

А воздухъ? свтъ?

О, горе! горе!

Хоръ.

Quid sum miser tuac dicturus?

Quem patronum rogaturus?

Cum vix juslus sit securus?

Злой духъ.

Свой праведники ликъ

Отъ гршной отвращаютъ

И, въ гнв, ужь къ теб

Руки не простираютъ.

Хоръ.

Quid sum miser tunc dicturus?

Гретхенъ.

Вашъ пузырекъ, сосдка! (Падаетъ въ обморокъ.)

XXI.
ВАЛЬПУРГІЕВА НОЧЬ.

Гарцовы Горы.

Фаустъ и Мефистофель.

Мефистофель.

Не хочешь ли ты ссть верхомъ хоть на метлу?

Что до меня касается, признаться,

Я очень былъ бы радъ здоровому козлу,

А такъ не скоро намъ добраться.

Фаустъ.

Пока усталости не буду ощущать,

Доволенъ и и этою дубиной.

Что прибыли дорогу сокращать?

Не удовольствіе ль идти намъ вдоль лощины,

Порой карабкаться на дикія вершины

Кремнистыхъ скалъ, откуда ключъ живой,

Журча, бжитъ прозрачною волной?

Все это въ душу льетъ невольно наслажденье

И очаровываетъ путь.

Въ березахъ ужъ весны замтно появленье,

И чувствуетъ сосна ея прикосновенье —

Такъ не должна ль она и къ намъ проникнуть въ грудь?

Мефистофель.

По чести, ничего не чувствую такого.

Я весь дрожу, зима въ моей груди,

И нтъ во мн желанія другаго,

Какъ больше бы теперь намъ снгу на пути.

И этотъ мсяцъ-то рогатый

Не кстати поздно такъ встаетъ,

Какъ тускло и печально льетъ

На землю свтъ онъ красноватый!

Такая тьма, хоть выткни глазъ.

Да здсь, любезнйшій, какъ-разъ

На пень наткнешься суковатый,

Или, пожалуй, объ утесъ

Себ расквасишь лобъ, иль носъ.

По-крайней-мр, ты хоть дай мн позволенье

Позвать блудящій огонёкъ!

Я вижу, вонъ одинъ зажегся въ отдаленьи.

Эй, эй! послушай-ка, дружокъ!

Ты даромъ свтишь тамъ: нельзя ли къ намъ явиться

И путь намъ озарить на гору потрудиться?

Блудящій Огонекъ.

Я вамъ надюсь услужить

И, вслдствіе душевнаго почтенья,

Готовь мою натуру измнить:

Вдь наше здсь всегда зиг-загомъ направленье.

Мефистофель.

Все корчить бы людей ему!

Нтъ, съ дьяволомъ бери дорогу ты прямую,

Не то, какъ-разъ тебя задую!

Блудящій Огонекъ.

Хозяинъ дома вы — я вижу но всему,

И постараюсь я вамъ сдлать угожденье,

Но это требуетъ немного размышленья:

Гора полна сегодня волшебствомъ

И ворожбой, и кутермою,

Сегодня все на ней вверхъ дномъ.

Такъ, отправлялся за мною,

Ужь не взыщите вы на мн,

Коль услужу вамъ не вполн.

Фаустъ, Мефистофель и Блудящій Огонекъ (поютъ).

‘Вотъ и въ кругъ очарованья

Мы вступили и идемъ.

Ну, веди же насъ съ стараньемъ!

Не ударься въ грязь лицомъ!

Чтобъ огромность разстоянья

Сократить другимъ путемъ!

Дерева за деревами

Мимо насъ такъ и летятъ,

Горы гнутся головами

И поклоны намъ творятъ,

Скалы длинными носами

Раздуваютъ и храпятъ.

‘Черезъ дерны, чрезъ каменья

Тихо льются ручейки.

Лепетъ струй ли то? иль пнье?

Или ропотъ то любви?

Или голосъ то несется

Къ намъ изъ дальней стороны?

Только эхо раздается,

Какъ преданье старины.

‘Крики филина! чу! ближе

Закричали грачъ съ совой.

А еще… иль все они же?

А вотъ это, подъ травой,

Это что шуршитъ такъ глухо?

То не ящеръ ли въ кустахъ,

Длинноногій, толстобрюхой?…

На земл и на скалахъ,

Словно гадины, коренья

Извиваются, ползутъ

По песку и чрезъ каменья,

Чтобъ схватить насъ и пригнуть.

Отъ деревьевъ свиловатыхъ,

Изъ-за мшистыхъ, старыхъ пней,

За прохожимъ трусоватымъ

Миліоны здсь втвей,

Какъ полипы, растянулись…

Вотъ и мыши всхъ цвтовъ

Шумнымъ роемъ вдругъ проснулись

И чрезъ горы срыхъ мховъ

Съ пискомъ, съ визгомъ потянулись.

Вслдъ за нею свтляки

Яркой рютъ полосою,

Мечутъ искры огоньки

И, тсняся, пролетаютъ,

И пробраться намъ мшаютъ.

‘Что же? дале пойдемъ,

Иль до цли ужь добрались?

Все вертится колесомъ!

Какъ въ гримасахъ искривлялись

Дерева, скалы и пни!

Разметалися кругами

Вс блудящіе огни:

То возникнутъ пузырями,

То разсыплются они.’

Мефистофель.

Прошу покрпче за полу держаться!

Здсь кручь горы. Отсюда посмотри,

И удивишься ты, какія въ ней таятся

Неоцненныя сокровища внутри.

Фаустъ.

Какъ въ этихъ пластахъ дивно блещетъ

Мутно-румяный утра спть!

Онъ проникаетъ въ глубь далеко и трепещетъ

Въ жерл у пропасти, гд дна, быть-можетъ, нтъ.

Вотъ здсь, какъ-будто дымъ, несутся испаренья,

Тамъ словно какъ пожаръ мн виднъ сквозь туманъ,

То онъ растянется, какъ нитка, на мгновенье,

То вспыхнетъ и забьетъ, какъ огненный фонтанъ,

То полосой его долина золотится.

То яркими онъ жилками горитъ,

То въ темномъ уголку внезапно раздробится

И вотъ ужь онъ вблизи, разсянный, блеститъ,

Какъ золотой песокъ, передъ глазами.

Смотри, какъ эти высоты

Угрюмыхъ скаль вс облиты,

Какъ-будто заревомъ, горящими лучами.

Мефистофель.

Не освщаетъ ли для праздника Мамонъ

Дворецъ свой съ пышностью такою?

Какъ счастливь ты, что все нодмчоно тобою!

Чутьемъ я сильно убжденъ,

Вотъ такъ мн и сдается,

Что бшеныхъ гостей ватага принесется.

Фаустъ.

Какъ буря въ воздух реветъ

И хлещетъ, и въ затылокъ бьетъ!

Мефистофель.

Ты за утесъ схватись руками,

Не-то столкнетъ тебя она

Въ могилу эту безо дна.

Туманъ усилилъ мракъ бродящими парами…

Чу! слышишь трескъ? то трескъ лсовъ.

Испуганныя совы полетли…

Столбы вздрогнули, заскрипли

Тхъ вчно-зеленющихъ дворцовъ.

То ломка сучьевъ, шумъ паденья,

То грохотъ сломленныхъ деревъ.

Корней могучихъ исторженье,

Они валятся и трещатъ,

Губя въ паденіи другъ друга,

А тамъ въ ущельяхъ воетъ вьюга

И втры буйные свистятъ.

А въ вышин, надъ головою,

Ты слышишь голоса? вблизи, вдали,

Передъ тобой и за тобою,

Повсюду слышатся они,

Везд, по всей гор, далеко

Пснь чаръ таинственныхъ слышна,

И разливается она,

Какъ волны бурнаго потока.

Вдьмы (хоромъ).

Ужь вдьмы на Брокенъ ночною норой,

Спша, собираются шумной толпой.

Тамъ зеленъ посвъ и трава тамъ желта,

И первый надъ всми Урьянъ тамъ всегда.

Черезъ пни и каменья нашъ путь туда шелъ…

F. Т.— колдунья, R. С.— козелъ.

Голосъ.

Старуха Буабо сюда ползетъ,

Оно верхомъ — свинья ее везетъ.

Голоса.

Поспшимъ же принесть,

Кому слдуетъ чость!

Буабо на свинью,

На свинью, и впередъ!

Пусть она поведетъ

Всю ватагу свою.

Голосъ.

Скажи, какими къ намъ путями?

Голосъ.

На Ильзенштейнъ. Да, видишь ли ты, что:

Взглянула я въ совиное гнздо,

И что же? такъ она и съла бы глазами.

Голосъ.

Ну, къ дьяволу! пусть онъ тебя возьметъ!

Зачмъ тебя, какъ словно вихрь, несетъ?

Голосъ.

Она въ меня вцпилася когтями,

Смотри, вдь вся покрыта я рубцами.

Хоръ вдьмъ.

Путь широко, далеко разстилается,

Шумно везд и везд толкотня.

Колетъ рожонъ и метла зацпляется…

Лопнула мать, задохнулось дитя.

Колдуньи (полухоромъ.)

Какъ словно улитка, нашъ рой подвигается.

Полкъ, женскій давно ужь впередъ весь удралъ.

Коль кто къ Вельзевулу изъ нихъ отправляется —

На сотни шаговъ тутъ мужчина отсталъ.

Другой полухоръ.

Ну, что же, все это не стоитъ вниманія:

Пусть сотни шаговъ у нея впереди,

Пускай поспшаетъ, напрасно стараніе:

Мужчина шагнетъ — и она позади.

Голосъ (сверху).

Сюда, изъ озера, сюда! летите къ намъ!

Голоса (снизу).

Давно бы поднялись мы къ вамъ,

Мы полоскались все и мылись,

Да все напрасно мы трудились.

Оба хора.

Втеръ затихнулъ, катится звзда.

Мсяцъ за облако прячется быстро.

Шумъ колдуновъ и везд тснота,

И миліонами сыплются искры!

Голосъ (снизу).

Остановись, остановись!

Голосъ (сверху).

Чьи звуки такъ изъ скалъ кремнистыхъ раздались?

Голосъ (снизу).

Возьмите вы меня! возьмите вы меня!

Ужь слишкомъ триста лтъ карабкалася я,

А до вершины все добраться по могу я.

Съ подобными себ пожить хочу я.

Оба хора.

Палку уноситъ съ собою метла,

Вилы увозятъ съ собою козла,

Тотъ, кто не можетъ сегодня подняться,

Тамъ уже вчно ему оставаться.

Полу вдьма (снизу).

Ахъ, я давнымъ-давно плетусь,

Другіе далеко ушли своей дорогой,

И дома-то покоя мн немного,

И, видно, здсь его я не дождусь.

Хоръ вдьмъ.

Храбрость для вдьмы вся въ мази сокрыта,

Парусомъ тряпка ей можетъ служить,

Быстрый корабль ей — любое корыто.

Тому не летать, кто теперь не взлетитъ.

Оба хора.

Когда доберемся до горной вершины,

Тогда вы спускайтеся внизъ поскорй,

Разсйтесь по лону туманной долины

И рйте толпой чародйною въ ней!

Мефистофель.

Какая давка, шумъ, шипнье и визжанье,

И стукъ, и визгъ, и болтовня,

И свтъ, и вонь, и искры отъ огня!

Вотъ истинное вдьмъ собранье —

Ихъ элементъ. Держись же за меня!

Да крпче, а не-то придется разлучиться.

Да гд ты?

Фаустъ.

Здсь.

Мефистофель.

Какъ ты усплъ тамъ очутиться?

Нтъ, за хозяйскія нрава теперь возьмусь.

Дорогу! дворянинъ Фоландъ идетъ: раздайся,

О, чернь проклятая! А ты, смотри, хватайся

Покрпче за меня, мой докторъ! такъ пробьемъ

Однимъ прыжкомъ толпу съ тобою.

И брата нашего коробитъ здсь порою…

Вотъ чудный огонёкъ какой-то вспыхнулъ тамъ!

Какъ-будто что влечетъ меня вонъ къ тмъ кустамъ…

Идемъ, идемъ! туда бы лишь добраться.

Фаустъ.

Ты духъ противорчія. Идемъ!

На все готовъ я. Я признаться,

Теперь мы дйствуемъ съ умомъ,

Въ Вальпургіеву Ночь на Брокенъ отправляясь

Уединенія искать.

Мефистофель.

Смотри-ка: разными цвтами разливаясь,

Какъ огоньки тамъ начали блистать…

Да это цлый клубъ весельчаковъ на пир.

Никто неодинокъ и въ этомъ маломъ мір.

Фаустъ.

Но мн хотлось бы взойти на верхъ горы.

Тамъ вижу дымъ, разложены костры

И тысячьми толпа вкругъ духа зла тснится.

Тамъ не одна загадка разршится.

Мефистофель.

За-то вдь и задастся не одна.

Пускай тамъ свтъ большой шумитъ-себ въ волненьи,

А мы останемся съ гобой въ уединеньи.

Вдь каждому извстно издавна,

Что и большіе есть и маленькіе свты.

Вотъ вдьмы молодыя: вс он,

Какъ, видишь, голыя, старушки лишь одты.

Прошу тебя, хоть изъ любви ко мн,

Мн удовольствіе любезностью доставить.

Трудъ не великъ теб, а насъ онъ позабавитъ.

Вотъ слышится мн инструментовъ звукъ…

Проклятое, несносное гуденье!

Тутъ надобны привычка и терпнье.

Ну. ну, впередъ! нельзя жъ иначе, другъ!

Мы приближаемся, тебя я тамъ представлю

И новую услугу тмъ доставлю.

Ну что же, каково пространство-то? взгляни!

Что скажешь — а? Едва дохватитъ глазъ до края.

Повсюду, сотнями сверкая,

Какъ по веревочк растянуты огни.

Болтаютъ, пляшутъ, пьютъ, влюбляются, смются,

Варятъ и кипятятъ… Ну, отвчай же мн,

Гд лучше наслажденія найдутся,

Какъ въ этой милой сторон?

Фаустъ.

Ты не намренъ ли, чтобъ намъ туда пробиться,

Взять роль волшебника, иль дьяволомъ явиться?

Мефистофель.

Хотя къ инкогнито мн здсь не привыкать,

Однакожь ордена и украшенья

Всегда на пиръ нехудо надвать.

Нтъ у меня подвязки въ награжденье,

За-то копыто здсь въ великомъ уваженьи.

Вотъ видишь ли, ползетъ улитка тамъ?

И подвигается, подслпая, все къ намъ,

Она чутьемъ меня узнала

И, какъ я не хитри, а для меня,

Чтобъ скрыться здсь, труда не мало.

Ну, ну, впередъ! отъ одного опія

Намъ перейти къ другому надо.

Ты будто-бы женихъ, а я возьму роль свата.

(Нкоторымъ, сидящимъ у погасающихъ огней.)

А вы что здсь, почтенные мои?

Не лучше ли бы вамъ со всми веселиться,

Гд молодость кипитъ и пляшетъ и кружится?

И дома насидитеся одни!

Генералъ.

Прошу довриться народу!

Что хочешь дай ему — все ничего.

Народъ похожъ на женскую породу:

Все молодежь въ почёт у него.

Министръ.

Отъ правды вс далеко ныньче стали.

Люблю я времена прошедшія душой:

Конечно, ужь тогда, какъ всмъ мы управляли,

Былъ вкъ счастливый, золотой.

Выходецъ.

Тьфу къ чорту! да и мы не просты были

И сплошь не за свое брались.

Теперь вверхъ дномъ все здсь оборотили,

И только бъ мы одни поправить все взялись.

Сочинитель.

Гд ныньче дльныя творенья?

Кто книгу умную найдетъ?

А молодое поколнье

Все кверху носъ деретъ.

Мефистофель (являясь старикомъ).

Да, вижу я, для страшнаго суда

Народъ уже созрлъ, и больше никогда

Я къ вдьмамъ не пойду на эту гору.

И такъ-какъ мой боченокъ полонъ сору

И замутился весь, такъ, стало-быть,

Недолго остается міру жить.

Вдьма-торговка.

Не проходите мимо, господа:

И случая не упускайте даромъ.

Хоть полюбуйтесь вы товаромъ,

Все у меня найдете вы всегда.

Но только ничего такого,

Что величайшее бы зло

Для смертнаго созданія земнаго

Хоть разъ одинъ не принесло.

Здсь нтъ ни одного кинжала,

Съ котораго бы кровь ручьями не текла,

Сосуда, гд бъ отрава не была

И лютой смерти не давала,

Наряда пышнаго, въ которомъ бы хоть разъ

Красавица въ развратъ не увлеклась,

Меча, который бы союза страсти пылкой,

Иль дружества узла не разскалъ.

Который бы соперника съ затылка,

Врасплохъ не поражалъ.

Мефистофель.

Сестрица милая въ разлад съ временами.

Что сдлано — прошло. Ты заготовь скорй

Какъ можно больше новостей:

Вдь увлекаются однми новостями.

Фаустъ.

Не засмотрться бы! Ну, вотъ

Такъ ярмарка!

Мефистофель.

Ни дать, ни взять, водоворотъ.

Кипитъ, кружится, оглушаетъ

И, кажется, влечешь его съ собой —

А онъ тебя, посмотришь, увлекаетъ.

Фаустъ.

А это кто передо мной?

Мефистофель.

Лилитъ. Ты пристальнй въ лицо ея вглядися.

Фаустъ.

Кто?

Мефистофель.

Первая Адамова жена.

Но ты ея волосъ красивыхъ берегися,

Не даромъ щеголяетъ въ нихъ она:

Къ кому лишь ими прикоснется,

Тотъ отъ нея не оторвется.

Фаустъ.

А вотъ сидятъ старушка съ молодой.

Наврно, наплясавшись, отдыхаютъ.

Мефистофель.

Сегодня отдыха не знаютъ.

Чу! музыка!… Возьмемъ ихъ танцовать съ собой.

Фаустъ (танцуя).

Однажды мн яблоня снилась

И яблоки — чудо-чудесъ!

Такъ ими душа соблазнилась,

Что вмигъ я на яблонью влзъ.

Красавица.

Съ-тхъ-поръ, какъ простились вы съ раемъ

Вамъ яблоки милы — мы знаемъ,

И ихъ у себя я въ саду

Для васъ, ужь конечно, найду.

Мефистофель (танцуя со старухой).

Однажды мн дерево снилось.

Я видлъ: оно раздвоилось,

Большая дыра въ немъ была —

Большая, но очень-мила.

Старуха.

Я рыцарю съ конской ногою

За это мой шлю поцалуй.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Проктофантазмистъ.

Ахъ, чернь проклятая! теб не въ прокъ и время.

Говорено, вдь, было много разъ,

Что чортово безъ ногъ гуляетъ племя,

А вы, вдь, пляшете, какъ пляшутъ и у насъ.

Красавица.

Что надобно ему на бал нашемъ?

Фаустъ (танцуя).

Во все онъ вмшиваться радъ.

Онъ говоритъ, не такъ мы пляшемъ.

По немъ, что шагъ, то не впопадъ.

Всегда и всмъ онъ озабоченъ,

Но, главное, сердитъ бываетъ очень,

Коль впереди его кто есть.

Тогда вертись хоть такъ, какъ онъ вертится

На мельниц своей — и тутъ едва-ль ршится

Онъ одобренье произнесть.

Проктофантазмистъ.

А вы еще все здсь? Неслыханное дло!

Да пропадите съ глазъ вы прочь!

И просвщенья свтъ не въ силахъ вамъ помочь —

Такъ васъ невжество проклятыхъ одолло.

Въ насъ, кажется, достаточно ума

И мы немало хлопотали,

Чтобъ предразсудки исчезали,

А все такая жь грязь и тьма!

Красавица.

Вы надоли намъ ужасно!

Проктофантазмистъ.

Скажу вамъ, духи, прямо, ясно,

Что былъ, и есть, и буду врагъ

Я деспотическаго духа:

Что даже деспотизмъ въ словахъ

Для моего противенъ слуха.

(Танцы продолжаются)

Ни въ чемъ успха нтъ, на что ни посмотрю,

Но все воспользуюсь я этими часами:

Надежда есть, быть-можетъ, усмирю

Поэтовъ пламенныхъ съ чертями.

Мефистофель.

И въ лужу сядетъ онъ сейчасъ —

Такъ усмиряетъ каждый разъ

Онъ гнвъ безумный и волненье,

Тогда прощай и духи вс и духъ,

Когда піявокъ сотня вдругъ

Ему облпитъ все сиднье.

(Фаусту.)

Скажи мн, гд жь пвица та,

Съ которой танцовалъ? Куда она шмыгнула?

Фаустъ.

Представь: какъ пла, изо рта

У ней мышь красная прыгнула.

Мефистофель.

Ну, вотъ великая бда!

Доволенъ будь, что не сдая.

И разбирать нужда теб большая

Въ тотъ часъ, когда взошла любви твоей звзда.

Фаустъ (задумчиво).

Потомъ…

Мефистофель.

Ну, что еще такое?

Фаустъ (задумчиво).

Ты видишь, Мефисто, созданье молодое

Вонъ тамъ, вдали?… Какъ хороша она!

Но какъ изнурена, но какъ она блдна!…

Чуть движется… какъ-будто-бы цпями

Она опутана… Гляжу — не нагляжусь.

Своими дивными чертами

Она напомнила мн Гретхенъ — и мечтами

Невольно къ ней я уношусь.

Мефистофель.

Оставь въ поко призракъ чудный:

Волшебный образъ предъ тобой,

Его сковалъ сонъ смерти непробудный,

И встрча съ нимъ грозить бдой.

Онъ кровь оледенитъ, погаситъ жизни пламень

И даже обратить онъ тло можетъ въ камень.

Вдь о Медуз слышалъ ты?

Фаусть (задумчиво).

Да, смертью скованы черты,

Въ глазахъ безжизненныхъ разлита

И скорбь, и гробовая мгла…

Да, это грудь и тло Маргариты,

Которыя любовь ея мн предала.

Мефистофель.

Все это чаръ волшебныхъ сила.

Въ нихъ каждому мелькаетъ образъ милой.

Фаустъ.

Какое выраженіе страстей

И сладострастія, и скорби, и мученья!

Нтъ, не могу я глазъ отнесть отъ ней…

И что за странное на ше украшенье,

Полоска красная видна

Не шире, какъ ножа тупая сторона.

Мефистофель.

Я вижу тотъ же призракъ ложный.

А, право, голову бы ей

Носить подъ-мышкой очень-можно:

Ей отрубилъ ее Персей.

Пойдемъ! вдь это все химера.

Вонъ тамъ — ты видишь? гд гора,

Толпа шумитъ, какъ средь партера,

И если не волшебства то игра,

Такъ тамъ театръ и будетъ представленье.

Желалъ бы знать я, что даютъ?

Skrvibilis.

Сейчасъ послднюю комедію начнутъ

Изъ всхъ семи — новйшее творенье.

Здсь семь всегда даютъ — такое заведенье.

Ее писалъ извстный дилеттантъ

И дилеттанты разъиграютъ.

Но извините — начинаютъ…

У каждаго свое призванье и талантъ —

Мои: я занавсъ на сцен подымаю.

Мефистофель.

И дло, дло, въ добрый часъ!

Я отъ души васъ поздравляю.

Другой здсь должности не можетъ быть для васъ.

XXII.
СОНЪ ВЪ ВАЛЬПУРГІЕВУ НОЧЬ, ИЛИ ЗОЛОТАЯ СВАДЬБА ОБЕРОНА И ТИТАНІИ.

(Интермедія.)

Директоръ театра.

Сегодня, о дти Мидинга,

Мы сладостный вкусимъ покой

И сценой намъ будетъ долина

Съ высокой, кремнистой горой.

Герольдъ.

Чтобъ свадьба сбылась золотая

Полвка ей срокъ у людей,

Окончится долгая тяжба,

И золото станетъ цннй.

Оберонъ.

Коль здсь вы, незримые духи,

Сюда призываю я васъ.

Въ бракъ новый торжественно вступятъ

И царь и царица сейчасъ.

Пуккъ.

Кривляясь, ломаясь, прыжками

Идетъ на пирушку и Нуккъ,

И сотни за нимъ появятся

Играть и плясать въ этотъ кругъ.

Аріель.

Ужь сладкая пснь Аріеля

Слышна, и онъ ей привлечетъ

Толпу удивительныхъ масокъ

И множество юныхъ красотъ.

Оберонъ.

Чтобъ ладили вчно супруги,

Примръ съ насъ берите скорй!

Для пламенной страсти разлука

Всего въ этомъ мір нужнй.

Титанія.

Супруга ли губы надуетъ,

Затетъ ли ссору супругъ:

Отправьте вы мужа на сверъ,

Жену отошлите на югъ.

Оркестръ (fortissimo).

Жуки, комары съ мушкарою,

Кузнечики — вся эта смсь,

Жужжащая вкъ подъ травою —

Вотъ вся наша музыка здсь.

Соло.

Какъ мыльный пузырь, раздуваясь —

Смотрите волынка идетъ

И носомъ своимъ сиповатымъ

Дичь поретъ и уши деретъ.

Духъ (только-что принимающій образъ).

Ногами паукъ я, и жабы

Огромный животъ у меня.

Сынъ праха, я меньше зврочка.

Ну, право, поэма, вдь, я.

Одна пара.

Шагъ малый, скачки удалые,

И, кажется, въ розахъ паришь,

А только болтаешь ногами

И кверху никакъ не взлетишь.

Любопытный путешественникъ.

Иль это обманъ маскарада?

Иль это одинъ только сонъ?

Не врю глазамъ я: прекрасный

Явился сюда Оберонъ.

Ортодоксъ.

Не видны ни хвостъ мн, ни когти,

Но все же, сомннія нтъ,

Что также, какъ Греціи боги,

Онъ чортомъ явился на свтъ.

Сверный художникъ.

Коль правду сказать, лишь эскизы

Чертилъ я до этого дня,

Но скоро въ Италію, скоро,

Намренъ отправиться я.

Пуристъ.

Сюда завлеченъ я несчастьемъ.

О боги! какой здсь развратъ!

Двухъ вдьмъ только въ этомъ содом

Подъ пудрой встрчаетъ мой взглядъ.

Молодая вдьма.

И пудра и пышныя юбки

Для гадкихъ старухъ — не для насъ.

Я всмъ на козл выставляю

Нагую красу на-показъ.

Матрона.

Мы свтскія знаемъ приличья,

Не станемъ мы споръ заводить.

Но все-таки, какъ ни прекрасны,

А надобно будетъ вамъ сгнить.

Капельмейстеръ.

Жуки, комары съ мушкарою!

Вкругъ голой красы не летать!

Смотрите: жужжа, подъ травою,

Чтобъ въ музык тактъ соблюдать!

Флюгеръ (съ одной стороны).

Вотъ общество, славное, право!

И нтъ недостатка въ крас:

Все прелесть, невсты и парни,

Ребяты надежные вс.

Флюгеръ (съ другой стороны).

Ну, если земля не разверзнетъ

Вс бездны сейчасъ же для нихъ,

Я брошусь торчмя головою

Въ геенну кипящую въ-мигъ.

Ксеній.

Съ клещами и лапками, вмст

Сюда вс слстаомся мы,

Чтобъ праздновать день сатанинскій

И честь воздавать духу тьмы.

Геннингсъ.

Смотрите: и шумъ и кривлянье

И шутокъ ребяческихъ рой,

А посл наврно вс станутъ

Хвалиться невинной душой.

Мессигетъ.

Въ толп этихъ вдьмъ затеряться

Ну, право, люблю я подъ-часъ

Съ колдуньями легче справляться,

Чмъ съ музами, легче въ сто разъ.

Прежде-бывшій геній временъ.

Съ людьми и выходятъ вс въ люди.

Держись за меня, мой дружокъ!

Блоксбергъ, какъ Парнасъ добрыхъ нмцевъ

Просторенъ, широкъ и высокъ.

Любопытный путешественникъ.

Кто этотъ педантъ? какъ раздулся!

Ну, право, глядитъ пузыремъ.

Все нюхая, врно онъ ищетъ

Везд іезуитовъ чутьемъ.

Журавль.

И въ свтлой водиц, и въ мутной

Я рыбу ловлю. Почему жь?

Вдь всмъ искушенья доступны,

Не чуждъ ихъ и праведный мужъ.

Свтскій человкъ.

Поврьте мн, добрые люди,

Что средство для насъ ханжество:

На Блоксбергъ сбираются шайки,

И вотъ почему торжество.

Танцовщикъ.

Еще ль слышу хоръ громогласный

И съ нимъ барабанъ вдалек?

Ахъ, нтъ! Я ошибся: то воетъ

Несноснйшій выпъ въ тростник.

Танцмейстеръ.

Вс пляшутъ, въ ходу у всхъ ноги,

Хотя и умнья въ нихъ нтъ:

И воронъ вертится на лапк,

И длаетъ козликъ курбетъ.

Скрипачъ.

Они ненавидятъ другъ друга,

Но къ звукамъ бжитъ эта тварь,

Такъ точно, какъ зври къ Орфею

На звуки сбиралися встарь.

Догматъ.

Пускай разглашаютъ сомннья,

Но съ толку меня имъ не сбить.

Вдь если ужь есть слово ‘дьяволъ’,

Такъ что-нибудь долженъ онъ быть.

Идеалистъ.

Сегодня заносятъ высоко

Кипучія грёзы меня,

И если я то въ-самомъ-дл,

То врно рехнулся ужь я.

Реалистъ.

Я золъ на существенность ныньче,

Во мн и досада и страхъ,

Я только лишь въ первый разъ въ жизни

Нетвердо стою на ногахъ.

Супернатуралистъ.

Мн весело съ ними, и славно

Я время мое провожу:

Изъ дьяволовъ и заключенье

О добрыхъ духахъ вывожу.

Скептикъ.

Бгутъ они вслдъ за мерцаньемъ

Какихъ-то неврныхъ огней.

Сомнніе съ чортомъ римуетъ —

Я вренъ натур моей.

Капельмейстеръ.

Проклятые вы дилеттанты,

Засвшіе въ травку, въ листки!

Ну, вамъ ли попасть въ музыканты,

Сверчки, комары и жуки?

Искусники.

Здсь вс sans souci называютъ

Твореній тхъ маленькихъ рой,

На ноги оставлена мода

И ходимъ мы внизъ годовой.

Неловкіе.

Мы прежде, по милости лести,

Всегда здсь бывали съ кускомъ,

А ныньче, отбивши подошвы,

Мы стали ходить босикомъ.

Блудящіе огни.

Мы вышли изъ грязи болотной,

Мы въ ней родились, а блистать

Являемся также на праздникъ,

Какъ свтскіе гранты, какъ знать.

Падучая звзда.

Скатилась я съ неба въ сіяньи

Въ лучахъ неземнаго огня,

И вотъ на траву я упала,

И кто же подыметъ меня?

Массивные.

Дорогу! дорогу! дорогу!

Согнитесь же травки! Идутъ

Все духи, они же, хоть духи,

А члены съ собою несутъ.

Пуккъ.

Вы возитесь точно слонята,

Несносенъ отъ ногъ вашихъ стукъ,

За-то самый тучный отнын

Пускай растолстетъ, какъ Пуккъ.

Аріель.

Когда благодатной природой

И духомъ вамъ крылья даны,

Летите за мною въ т горы,

Гд розы — царицы весны.

Оркестръ (pianissimo).

Яснетъ подъ сводомъ небеснымъ,

Туманы слетаютъ съ земли,

И листикъ не дрогнетъ древесный,

И вотъ все исчезло вдали…

XXIII.
ПАСМУРНЫЙ ДЕНЬ.

Поло.

Фаустъ и Мефистофель.

Фаустъ.

Въ нищет! въ отчаяніи! Страдавшая такъ долго на земл и, наконецъ, въ заточеніи, какъ преступница! Кроткое, милое созданіе! И вотъ къ чему все это привело!.. Предатель! отвратительный демонъ! и ты все скрывалъ отъ меня! Стой теперь, стой! Бросай вокругъ свои яростные, дьявольскіе взгляды. Стой и бси меня своимъ невыносимымъ присутствіемъ! Схвачена, заключена въ тюрьму! терпитъ нестерпимыя муки и предана злымъ духамъ и безжалостному суду человческому! А ты, межь-тмъ, убаюкивалъ меня пошлыми удовольствіями, скрывалъ отъ меня ея возрастающее отчаяніе и оставлялъ ее гибнуть безъ защиты.

Мефистофель.

Она не первая.

Фаустъ.

Пёсъ! отвратительный извергъ! О, Духъ безконечный! Обрати его въ червя! дай ему образъ пса, въ какомъ онъ часто являлся ко мн по ночамъ, подкатывался подъ ноги беззаботному страннику и бросался къ нему на шею, когда онъ падалъ. О, дай ему любимый его образъ, да пресмыкается онъ вчно въ прах, попираемый моими ногами! Она не первая!… О, горе! горе! У каждаго содрогнется душа отъ одной уже мысли, что много найдется подобныхъ ей созданій, потонувшихъ въ такомъ же бдствіи, отъ мысли, для чего страданія первой жертвы не въ силахъ были искупить вины остальныхъ у Всепрощающаго! Одна ужъ эта мысль гложетъ сердце, проникаетъ въ мозгъ костей, а ты можешь, чудовище, спокойно смотрть на гибель тысячи подобныхъ ей!

Мефистофель.

Кажется, мы достигли самой высшей степени остроумія, то-есть, той степени, когда у васъ обыкновенно заходитъ умъ за разумъ. Зачмъ же ты связываешься съ нами, если теб наше общество не подъ-силу? Хочешь летть и боишься, чтобъ голова не закружилась. Кто къ кому навязывался: мы къ теб, или ты къ намъ?

Фаустъ.

Не скаль свои кровожадные зубы, мн тошно отъ этого. Великій, Всемогущій Духъ! ты, нкогда благоволившій низойдти ко мн, ты извдалъ мое сердце, мою душу, зачмъ же связывать меня съ такимъ гнуснымъ товарищемъ, который только жаждетъ бдствій и гибели другихъ?

Мефистофель.

Кончилъ ли ты?

Фаустъ.

Спаси ее, или горе теб! Страшное проклятіе на тысячи лтъ!

Мефистофель.

Я не могу разбивать оковы правосудія, не могу отпирать тюремныхъ замковъ. Спаси ее? А кто былъ виновникомъ ея гибели: ты или я?

(Фаустъ дико озирается кругомъ.)

Ты бы схватился за громы! Да хорошо, что они не даны вамъ, жалкимъ людямъ. Извстная манера всхъ эгоистовъ-тирановъ — уничтожать за самое невинное противорчіе, когда имъ нужно выйдти изъ какого-либо затруднительнаго положенія.

Фаустъ.

Веди меня туда! Она должна быть свободна.

Мефистофилъ.

А опасность, которой ты подвергаешься? Знай, что надъ городомъ тяготетъ еще убійство, свершенное твоей рукою, и надъ тмъ мстомъ, гд погибъ несчастный, носятся духи-мстители и выжидаютъ возвращенія убійцы.

Фаустъ.

И ты мн это говоришь! Убійство и смерть цлаго міра на тебя, чудовище! Говорю теб, веди меня туда и освободи ее!

Мефистофель.

Все, что я могу, сдлаю. Слушай: вдь я не властенъ надъ небомъ и землей. Тюремщика я могу повергнуть въ безчувственное состояніе, а ты, межь-тмъ, бери ключи и выводи ее вонъ своей человческой рукой. Я буду сторожить. Волшебные кони готовы, и я умчу васъ. Вотъ все, что я могу.

Фаустъ.

Такъ нечего терять времени.

XXIV.
НОЧЬ.

Открытое поле. Фаустъ и Мефистофель несутся въ галопъ на вороныхъ кобылахъ.

Фаустъ.

Что суетятся такъ у вислицы этой?

Мефистофель.

Не знаю, что тамъ стряпаютъ они.

Фаустъ.

То ходятъ, то нагнутся до земли…

Мефистофель.

А! вдьмы собралися для совта.

Фаустъ.

Наврно, посвященіе идетъ.

Мефистофель.

Впередъ! впередъ!

XXV.
ТЮРЬМА.

Фаустъ (со связкою ключей и фонаремъ въ рукахъ передъ небольшою желзною дверью).

Какой-то страхъ мн въ душу проникаетъ…

Вся скорбь земная овладла мной.

Такъ здсь, за этою стною, обитаетъ

Она, преступная лишь пылкою мечтой!

А! ты дрожишь? тебя свиданье съ ней пугаетъ?

А! ты теперь боишься встрчи съ ней?

Впередъ! впередъ! смерть угрожаетъ ей!

(Онъ беретъ ключъ. Въ тюрьм слышно псня:)

‘Какъ развратница-мать

Извела меня,

Какъ разбойникъ-отецъ

Сълъ свое дитя,

А малютка-сестра,

Схоронивши въ тни,

Ото всхъ берегла

Въ ямк кости мои,

А потомъ стала птичкою я.

Ну лети же ты птичка моя!’

Фаустъ (отворяя дверь).

У ней и въ мысляхъ нтъ, что близко врный другъ,

Что слышитъ шорохъ онъ соломы, цпи звукъ… (Входить).

Маргарита (прячется на постели).

Идутъ, идутъ… О, страшно умирать!

Фаустъ.

Тс! Я пришелъ тебя отсюда взять…

Маргарита (на колняхъ).

Когда ты человкъ, такъ сжалься надо мной!..

Фаустъ.

Тс! тише! сторожей разбудитъ голосъ твой.

(Онъ старается развязать ея цпи).

Маргарита.

Кто далъ теб право, палачъ, надо мною?

И въ полночь зачмъ ты приходишь сюда?

О, сжалься надъ жизнью моей молодою!

Дай жить мн!.. Послушай, съ зарею

Приди… Иль нельзя ужь тогда?

Иль поздно ужь это?

Смотри: молода еще я, въ эти лта

Мн рано въ могилу… Я очень была хороша,

И это меня погубило…

Тогда былъ со мною мой милый,

Теперь отъ меня ужь далекъ онъ, далекъ…

Разорванъ, увялъ, облетлъ мой внокъ!..

О, нтъ, пощади! не хватай такъ ужасно!

Куда меня тащишь? что сдлала я?

Уже ль я тебя умоляла напрасно?

Вдь я никогда и нигд не встрчала тебя.

Фаустъ.

О, какъ устоять передъ скорбью такою!

Маргарита.

Ты властенъ теперь надо мною,

Но дай мн ребенка еще покормить,

Его я всю ночь у груди прокачала.

Его унесли, чтобъ я больше страдала!

И что же? вс стали теперь говорить,

Что будто его я сама умертвила…

Нтъ, мн ужь веселой не быть никогда,

И псня у нихъ про меня сложена.

Не правда ль, что злобы ихъ много тугъ было?

Есть сказка, такой же конецъ у нея…

Зачмъ же ко мн примнили ее?

Фаустъ (бросаясь къ ея ногамъ).

Смотри: на колняхъ любовникъ твой страстный,

Тебя онъ спасетъ отъ неволи ужасной.

Маргарита (становясь на колни).

Да, да, на колни,

И всхъ призовемъ мы святыхъ…

Вонъ тамъ, гд ступени,

Вонъ тамъ, подъ порогомъ дверей запертыхъ,

Ты слышишь, какъ адъ весь клокочетъ?

Какъ зубы скрежещутъ? Какъ демонъ хохочетъ?…

Фаустъ (громко).

Гретхенъ! Гретхенъ!

Маргарита (со вниманіемъ).

О, это мн милаго голосъ звучалъ!

(Она вскакиваетъ, цпи падаютъ).

Но гд же онъ? гд же? Онъ звалъ меня, звалъ!

Теперь я свободна! къ нему полечу я,

У сердца его на груди отдохну я!

Онъ ‘Гретхенъ’ назвалъ,

Вонъ, тамъ онъ стоялъ —

Вонъ тамъ, на порог…

И въ адской тревог,

Средь демонскихъ криковъ и хохота ихъ.

Средь ихъ завыванья и стоновъ глухихъ,

Когда я отъ нихъ вся дрожала,

Я милаго голосъ узнала.

Фаустъ.

Да, это я, смотри, смотри!

Маргарита.

О, этотъ звукъ еще, мой милый, повтори! (Обнимая его.)

Онъ, онъ! И куда же двались страданья,

Тоска отъ тюрьмы и бряцанья

Тяжелыхъ и дкихъ цпей?

О, да, спасена я рукою твоей!

Вотъ улица, гд я тебя увидала,

Вотъ садъ, гд не разъ

Я съ Мартой тебя ожидала

Въ условленный часъ.

Фаустъ.

Пойдемъ же, мой ангелъ, со мною.

Маргарита.

Останься! И здсь хорошо мн съ тобою. (Она ласкаетъ ею.)

Фаустъ.

Скорй! иль нельзя ужь намъ будетъ бжать.

Маргарита.

Иль ты ужь не можешь меня наловить?

Уже ли съ-тхъ-поръ, какъ со мной разлучился

Мой другъ, цаловать онъ меня разучился?

Откуда жь берется тоска

Въ то время, какъ жметъ меня къ сердцу рука?

Бывало, слова твои, взгляды,

Лобзанье, которымъ меня ты душилъ,

Восторгомъ ихъ въ душу ты лилъ

Мн цлое небо отрады.

Цалуй же! иль я цаловать тебя буду!

(Кидается къ нему на шею.)

Но холодны губы, но нмы уста…

О, кмъ же та страсть у меня отнята?

Фаустъ.

Идемъ со мною, другъ прекрасный!

Я цаловать тебя все такъ же буду страстно,

Я такъ же все люблю тебя. Идемъ.

Маргарита (всматривается въ него).

Но ты ли это, другъ? увренъ ли ты въ томъ?

Фаустъ.

Да, да, но слдуй же за мною!

Маргарита.

И ты разорвать мои хочешь оковы,

И къ сердцу горячему жмешь меня снова?

Но какъ же ты въ ужасъ теперь не придешь:

Ты знаешь, кому ты свободу даешь?

Фаустъ.

Ужь ночь на исход, мой ангелъ, идемъ!

Маргарита.

Вдь мать я родную убила,

Родное дитя утопила!

Вдь твой былъ ребенокъ, равно какъ и мой —

Да, твой!.. а вдь ты… О, едва я лишь врю…

Дай руку свою! Нтъ, не призракъ то сна!

О, какъ влажна вся она!

Скорй оботри ее. О, мн сдается,

Что кровь все на ней остается…

О, Боже! что сдлалъ ты, милый? Молю:

Въ ножны поскоре спрячь шпагу свою.

Фаустъ.

Что сдлано, то безъ возврата…

Иль смерти моей теб надо?

Зачмъ вспоминать о быломъ?

Маргарита.

Нтъ, надобно жить теб, милый.

Теб разскажу я про наши могилы,

А ты позаботься о томъ.

Дай лучшее мсто для матери: рядомъ

Пускай она будетъ тамъ съ братомъ.

Поодаль могилу ты выроешь мн,

Но только не очень-далеко.

Съ ребенкомъ моимъ на груди одиноко

Мы ляжемъ въ нмой тишин.

Кому же охота лечь родомъ со мною?

Бывало все счастье: быть вмст съ тобою.

Льнуть къ милаго груди, его цаловать,

Но этого счастья ужь мн не видать!

Повришь ли: много мн надобно силы,

Чтобъ броситься снова въ объятья твои…

Мн, кажется, милый,

Что ты отвергаешь и ласки мои.

А ты, вдь, все тотъ же, итакъ же вс взгляды

И нжны, и полны отрады.

Фаустъ.

Когда меня ты узнаешь,

Иди жь за мной!

Маргарита.

Идти? Куда же?

Фаустъ.

На волю, другъ.

Маргарита.

Тамъ гробъ и смерть на страж!

Ну, что жь? готова я. Пойдемъ!

Но только прямо лишь отсюда

На ложе то, гд безъ пробуда

Спятъ вчнымъ и покойнымъ сномъ.

Идемъ! Ни шагу только дальше.

Ты, Генрихъ, ужь идешь? а я?

Зачмъ же чм уйдти нельзя?

Фаустъ.

Ты также можешь, другъ, оставь лишь страхъ свой ложный.

Ршайся! дверь ужь отперта…

Маргарита.

Нтъ, невозможно, невозможно!

Ужь вся надежда отнята.

Куда бжать? Слдятъ за нами,

И страшно совсть тяготитъ,

И страшно подаяньемъ жить,

И подъ чужими небесами

Остатокъ дней своихъ влачить.

Нтъ, мн не скрыться!

Фаустъ.

Такъ съ тобою

Я остаюсь.

Маргарита.

Скоре роднаго

Ребенка спасай!

Все вдаль, по потоку

Тропинкой ступай:

За маленькимъ мостомъ,

Налво, въ лсу,

У берега пруда

Ты доску найдешь.

Скоре, скоре

Его ты хватай!

Онъ живъ еще, бьется,

Онъ силится всплыть…

Спасай его, спасай!

Фаустъ.

Опомнись, другъ! Лишь шагъ одинъ — и ты свободна.

Маргарита.

О, еслибъ скоре мы гору прошли!

Тамъ мать моя — видишь? на камн, вдали…

Меня все морозъ подираетъ…

На камн сидитъ, головою киваетъ,

Глаза неподвижны, какъ камень она…

У ней голова тяжела это сна…

Она, вдь, такъ долго дремала

Для прихотей нашей любви…

Счастливые были т дни!

Фаустъ.

Когда не могъ склонить тебя мольбами,

Я силой унесу тебя.

Маргарита.

Нтъ, безъ насилія! Оставь, пусти меня!

Такъ зврски не хватай меня руками!

Вдь все, что ты хотлъ, все исполняла я.

Фаустъ.

Мой другъ, посмотри: разсвтаетъ!

Маргарита.

Да, небо пылаетъ зарёй,

Послдняго дня уже свтъ проникаетъ

Сюда… Въ этотъ день намъ внчаться съ тобой!

Смотри же, мой милый, ни слова,

Что съ Гретхенъ ты видлся снова.

Растоптанъ, разбитъ мой внецъ:

Но все же мы свидимся, другъ, наконецъ,

Но только не въ пляск на праздник пышномъ…

Тснится толпа… ничего въ ней не слышно…

Вс улицы полны, безмолвенъ народъ…

Повсюду набата разносятся звуки…

Вотъ хрупнула палка… вотъ вяжутъ мн руки…

Хватаютъ и тащатъ — и вотъ

Меня положили на плаху…

У каждаго дрогнуло сердце отъ взмаху

Скиры надъ бдной моей головой —

И міръ весь, какъ гробъ, сталъ нмой…

Фаустъ.

Зачмъ родился я!

Мефистофель (показываясь въ дверяхъ).

Ко мн! Иль сгубите себя

Своей пустою болтовнею.

Ужь небо вспыхнуло зарею

И кони возжи рвутъ, храпя.

Маргарита.

О, кто изъ земли такъ выходитъ?

Что надобно въ мст святомъ для него?

Гони его, Генрихъ! Мн страшно его.

Да, онъ это, онъ, онъ за мною приходитъ.

Фаустъ.

Ты будешь жива, увряю тебя!

Маргарита.

Судъ Божій! теб я вручаю себя!

Мефистофель (Фаусту).

Ко мн! иль брошу васъ обоихъ.

Маргарита.

Отецъ! я твоя, я твоя!

Спаси и помилуй меня!

Вы, Божіи ангелы,

Вы, силы небесныя —

О, осните меня!..

Ты страшенъ мн, Генрихъ!

Мефистофель.

Она осуждена!

Голосъ съ вышины.

Она спасена!

Мефистофель (Фаусту).

Ко мн! (Исчезаетъ съ Фаустомъ).

Голосъ извнутри (ослабвая).

Генрихъ! Генрихъ!…

КОНЕЦЪ.

ФАУСТЪ

ФАУСТЪ.

ПРОЛОГЪ.

I.НОЧЬ.

II.ПЕРЕДЪ ГОРОДСКИМИ ВОРОТАМИ.

III.УЧЕНЫЙ КАБИНЕТЪ.

IV.УЧЕНЫЙ КАБИНЕТЪ.

V.ПОГРЕБЪ АУЕРБАХА ВЪ ЛЕЙПЦИГ.

VI.КУХНЯ ВДЬМЫ.

VII.УЛИЦА.

VIII.ВЕЧЕРЪ.

IX.ПРОГУЛКА.

X.ДОМЪ СОСДКИ МАРТЫ.

XI.УЛИЦА.

XII.САДЪ.

XIII.БЕСДКА.

XIV.ЛСЪ И ПЕЩЕРА.

XV.КОМНАТА МАРГАРИТЫ.

XVI.САДЪ МАРТЫ.

XVII.У КОЛОДЕЗЯ.

XVIII.ГОРОДСКАЯ ОГРАДА.

XIX.НОЧЬ.

XX.СОБОРЪ.

XXI.ВАЛЬПУРГІЕВА НОЧЬ.

XXII.СОНЪ ВЪ ВАЛЬПУРГІЕВУ НОЧЬ, ИЛИ ЗОЛОТАЯ СВАДЬБА ОБЕРОНА И ТИТАНІИ.

XXIII.ПАСМУРНЫЙ ДЕНЬ.

XXIV.НОЧЬ.

XXV.ТЮРЬМА.

Читайте также:

I.
НОЧЬ.

II.
ПЕРЕДЪ ГОРОДСКИМИ ВОРОТАМИ.

III.
УЧЕНЫЙ КАБИНЕТЪ.

IV.
УЧЕНЫЙ КАБИНЕТЪ.

V.
ПОГРЕБЪ АУЕРБАХА ВЪ ЛЕЙПЦИГ.

VI.
КУХНЯ ВДЬМЫ.

VII.
УЛИЦА.

VIII.
ВЕЧЕРЪ.

IX.
ПРОГУЛКА.

X.
ДОМЪ СОСДКИ МАРТЫ.

XI.
УЛИЦА.

XII.
САДЪ.

XIII.
БЕСДКА.

XIV.
ЛСЪ И ПЕЩЕРА.

XV.
КОМНАТА МАРГАРИТЫ.

XVI.
САДЪ МАРТЫ.

XVII.
У КОЛОДЕЗЯ.

XVIII.
ГОРОДСКАЯ ОГРАДА.

XIX.
НОЧЬ.

XX.
СОБОРЪ.

XXI.
ВАЛЬПУРГІЕВА НОЧЬ.

XXII.
СОНЪ ВЪ ВАЛЬПУРГІЕВУ НОЧЬ, ИЛИ ЗОЛОТАЯ СВАДЬБА ОБЕРОНА И ТИТАНІИ.

XXIII.
ПАСМУРНЫЙ ДЕНЬ.

XXIV.
НОЧЬ.

XXV.
ТЮРЬМА.