Ф. Прийма
К спорам о подлинных и мнимых статьях и рецензиях В. Г. Белинского
Ф. Прийма. К спорам о подлинных и мнимых статьях и рецензиях В. Г. Белинского, Белинский Виссарион Григорьевич, Год: 1960
Время на прочтение: 29 минут(ы)
Русская литература. 1960. No 1.
OCR Бычков М. Н.
Сто лет тому назад, приветствуя появление первого тома ‘Сочинений’ В. Г. Белинского, Н. А. Добролюбов писал: ‘Что бы ни случилось с русской литературой, как бы пышно ни развилась она, Белинский всегда будет ее гордостью, ее славой, ее украшением… Он редко подписывал под статьями свою фамилию, и теперь, при издании его сочинений, оказалось, что даже литераторы не могли наверное указать всех статей, им писанных’.1
В течение целых восьми лет, истекших с момента смерти гениального критика (1848—1856), его имя находилось под запретом, многие из тех, кто знал Белинского лично, были озабочены в это время скорее тем, чтобы скрыть следы своих связей с ним, чем увековечением его памяти и сбережением его литературного наследия, и поэтому же в те годы немало рукописей Белинского было безвозвратно утрачено, а некоторые из них, особенно его письма, подвергались даже преднамеренному уничтожению. Во второй половине 1850-х годов, в связи с подъемом освободительного движения в России, стремительно возрастает в русском обществе интерес к сочинениям Белинского. Именно поэтому задача, которую поставили перед собой в 1858 году А. Д. Галахов и Н. X. Кетчер, редакторы первого собрания сочинений великого критика,2 — дать полный свод всего, что было им написано, явилась, с одной стороны, исключительно своевременной, а с другой — необычайно ответственной и трудной.
На какие же источники и показания опирались редакторы названного издания в своей работе по разысканию произведений Белинского в океане анонимных журнальных статей?
Важнейшим источником для определения состава издания в процессе подготовки к нему служили принадлежавшие А. Д. Галахову тетради, в которые он, как доверенное лицо А. А. Краевского, записывал на протяжении 1839—1855 годов названия книг, порученных московским сотрудникам ‘Отечественных записок’ и других изданий Краевского для рецензирования. Имя Белинского в тетрадях Галахова встречается довольно редко (главным образом в записях 1839 года, когда критик, живя в Москве, сотрудничал в изданиях Краевского), тем не менее ‘росписи’ Галахова, в которых отмечены рецензии, принадлежавшие М. Н. Каткову, Н. Н. Кудрявцеву и другим лицам, могли, да и сейчас еще могут быть с пользой учтены для определения объема и конкретного содержания деятельности Белинского-критика, поскольку названные ‘росписи’ являются прежде всего хорошим указателем тех помещенных в ‘Отечественных записках’ и ‘Литературной газете’ статей и рецензий, которые великому критику явно не принадлежат. В ходе осуществления первого издания сочинений Белинского тетради А. Д. Галахова, хотя и не без некоторых ошибок, были довольно широко использованы.3
Вторым важным основанием для солдатенковского издания сочинений великого критика были воспоминания и припоминания А. Д. Галахова и Н. X. Кетчера. В 1858—1859 годах, когда готовились к печати первые тома сочинений Белинского, были живы такие близко стоявшие к критику писатели и журналисты, как Н. А. Некрасов, И. С. Тургенев, И. И. Панаев, А. А. Краевский, К. Д. Кавелин, П. Н. Кудрявцев и многие другие, которые могли бы дать о нем и его журнальной деятельности (равно как и о своей собственной) чрезвычайно важные и вполне достоверные конкретные данные. Между тем у нас есть веские основания считать, что редакторы первого издания сочинений Белинского не захотели или не сумели воспользоваться той помощью, которую могли бы им оказать активные участники русской журналистики 1830—1840-х годов. В противном случае в названное издание не могла бы, скажем, попасть рецензия на вторую часть книги ‘На сон грядущий’ В. А. Соллогуба, написанная Некрасовым (ИАН, т. X, стр. 422—423),4 не попала бы туда и статейка ‘Литературный заяц’, принадлежащая И. И. Панаеву (ПссБ, т. XIII, стр. 324),5 не вошли бы туда, наконец, и те три рецензии, которые А. Д. Галахов, несмотря на наличие авторитетных противопоказаний, включил в третий том своего издания, а тридцать лет спустя сам же приписал их, на этот раз с полным на это основанием, М. П. Каткову.6
Приведенные выше случаи далеко не исчерпывают перечня тех статей и рецензий, которые были ошибочно приписаны Белинскому редакторами первого собрания его сочинений. С другой стороны, можно было бы указать и на факты противоположного рода: ряд статей и рецензий, несомненно принадлежавших перу великого критика, не были включены А. Д. Галаховым и Н. X. Кетчером в их издание (‘Александринский театр’, ‘Петербургская литература’ и др.). Приходится допустить, что редакторы первого собрания сочинений Белинского в ряде случаев перепоручали выполняемую ими работу третьим лицам.
Недостаточная требовательность к собственной редакторской работе, проявленная А. Д. Галаховым и Н. X. Кетчером, не могла не отразиться весьма отрицательным образом как на всех последующих изданиях сочинений гениального критика, так и на изучении его литературного наследия.
Проблеме определения состава сочинений В. Г. Белинского уделил много внимания и сил видный историк литературы и текстолог С. А. Венгеров, по инициативе и под редакцией которого было предпринято в начале этого века издание ‘Полного собрания сочинений’ В. Г. Белинского. С. А. Венгеров приступил к исполнению своего грандиозного плана в период, когда никого из современников великого критика не осталось уже в живых, и это обстоятельство, несмотря на большую взыскательность С. А. Венгерова к себе как редактору, не позволило ему осуществить строгую проверку того состава сочинений Белинского, который был намечен А. Д. Галаховым и Н. X. Кетчером. Пафос своей работы С. А. Венгеров видел в разыскании забытых статей критика, и эта часть работы была выполнена исследователем небезуспешно.
Работа по изданию ‘Полного собрания сочинений’ В. Г. Белинского, прерванная в 1920 году из-за смерти С. А. Венгерова, была завершена В. С. Спиридоновым (1878—1952): им были изданы два последних, завершающих издание тома. Так же, как и Венгеров, В. С. Спиридонов прежде всего был озабочен разысканием забытых и неизвестных статей критика: в XII и X11I тома ‘Полного собрания сочинений’ Белинского вошло свыше 150 статей, впервые приписанных критику редактором. Вместе с тем В. С. Спиридонов первый тщательно изучил тетради А. Д. Галахова и указал на ряд неправильно приписанных Белинскому рецензий и статей (ПссБ, т. XII, стр. VIII—X, т. XIII, стр. IV). Огромной была также роль В. С. Спиридонова в осуществлении тринадцатитомного издания ‘Полного собрания сочинений’ В. Г. Белинского, предпринятого Институтом русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР в 1948 году и завершенного в истекшем 1959 году.
Из трех основных задач, стоявших перед академическим изданием полного собрания сочинений великого русского критика (определение состава издания, выработка текстологических принципов и подготовка текстов, научное комментирование статей), задача определения состава издания бесспорно была наиболее сложной и трудной.
Не отказываясь от дальнейшего обогащения фонда произведений Белинского за счет новонайденных анонимных журнальных его статей, редакционная коллегия нового издания, а также весь его составительский коллектив стремились проявить максимум научного критицизма по отношению к статьям, рецензиям и заметкам, приписанным критику в разное время разными исследователями. В связи с этим значительное количество рецензий (свыше двадцати), входивших в венгеровское издание сочинений В. Г. Белинского, из состава нового издания были исключены вовсе как ошибочно приписанные критику (ИАН, т. XIII, стр. 288—295). Еще более значительную группу приписанных критику статей и рецензий (свыше ста пятидесяти) редакция нового издания нашла целесообразным выделить в раздел ‘Dubia’ (ИАН, т. XIII, стр. 19—268).
В настоящее время, когда все тома академического издания ‘Полного собрания сочинений’ В. Г. Белинского вышли в свет, перед читателями и исследователями литературы открывается полная возможность взглянуть на издание критически и выявить все его промахи и ошибки. Только строгая и принципиальная критика этого издания поможет освободиться от целого ряда неточных, а то и просто ложных представлений о содержании литературной деятельности великого критика. За последние шесть лет, по мере того как выходили в свет отдельные тома академического издания ‘Полного собрания сочинений’ Белинского, появилось несколько откликов на него (В. М. Потявина, Ю. Г. Оксмана, В. И. Кулешова, С. О. Машинского и др.). Примечательно, что внимание всех рецензентов почти без остатка было поглощено проблемой состава издания, другими словами, проблемой подлинных и мнимых статей Белинского. Для всех изучающих литературное наследие великого критика и более того — для всей нашей научной общественности эта проблема действительно является исключительно острой и жгучей. Не будет ошибкой сказать, что критическими замечаниями в адрес нового издания открывается большой научный спор, дальнейшее развертывание которого поможет усовершенствовать саму методику определения анонимных статей Белинского. В связи с этим возникает необходимость разобраться в содержании начавшегося спора, определить его положительные тенденции и высказать ряд соображений по существу затронутых в нем вопросов.
Первой по времени появления работой, в которой подвергается критике состав академического издания, является статья В. М. Потявина ‘Мнимая рецензия Белинского на ‘Сказания русского народа’ И. П. Сахарова’, напечатанная в 1957 году в No 229 ‘Ученых записок’ ЛГУ (стр. 255—257). Названная статья имеет свою историю, на которой здесь следует в двух словах остановиться. В 1859 году Галахов и Кетчер включили в четвертый том ‘Сочинений’ В. Г. Белинского впервые напечатанную в ‘Отечественных записках’ за 1840 год анонимную рецензию на книгу ‘Песнь об ополчении Игоря’ М. Делярю (т. IV, стр. 483). В 1901 году эту рецензию включил в свое издание Венгеров (ПссБ, т. V, стр. 90—91), а в 1950 году эта же рецензия послужила Л. Р. Ланскому отправной точкой для постановки вопроса о принадлежности критику другой анонимной рецензии под точно таким же названием, напечатанной в ‘Литературной газете’ (1840, No 7).7
Автор рецензии, приписанной Белинскому Л. Р. Ланским, называл ‘Слово’ ‘древнейшим памятником русской поэзии’ и с похвалой отзывался о художественных достоинствах памятника и его перевода, но вместе с тем, касаясь вопроса о позднейших наслоениях в ‘Слове’, заявлял, что ученые ‘хотели уяснить и очистить его <,памятник>, критически… дело по сию пору не решено и, может быть, долго еще не решится’. Цитируемая рецензия не дает оснований отнести ее автора к числу людей, отрицающих древнее происхождение ‘Слова’. Но она позволяет видеть в ее авторе человека, остановившегося перед вопросом, как соотносятся в ‘Слове’ древние элементы с элементами, привнесенными туда в более позднее время. Под конец автор этой рецензии заявлял, что в результате чтения памятника ‘в душе вашей возникает невольная досада против скептической критики, которая хочет отнять у вас это прекрасное произведение и иногда представляет такие аргументы, что поневоле призадумаешься’. В таком же почти духе отзывался о ‘Слове о полку Игореве’ и автор той рецензии, которую приписали Белинскому Галахов и Кетчер.
Названная выше атрибуция Ланского вскоре после ее появления вызвала решительный протест В. М. Потявина.8 Белинский никогда не относился к ‘Слову’ скептически, и поэтому атрибуция Ланского несостоятельна — таков был смысл возражений Потявина. Вмешавшись в происходивший между Потявиным и Ланским спор, редакция ‘Литературного наследства’ пришла в свое время к выводу о том, что ‘напечатанная и седьмом номере ‘Литературной газеты’ за 1840 г. рецензия на книгу ‘Песнь об ополчении Игоря’… безусловно написана не Белинским’.9 Вместе с тем редакция ‘Литературного наследства’ заявила о необходимости исключения из числа произведений Белинского также и рецензии под тем же названием, включенной в первое издание сочинений Белинского Галаховым и Кетчером и воспроизведенной в издании Венгерова.
Учитывая дискуссию, возникшую на страницах ‘Литературного наследства’ вокруг указанных двух рецензий, редакция ИАН вынесла решение о помещении их в раздел ‘Dubia’. В отношении рецензии, приписанной Белинскому Л. Р. Ланским, решение редакции ИАН нельзя не признать правильным, поскольку авторство критика нуждается здесь в дополнительных подтверждениях. Что же касается рецензии на перевод Деларю, приписанной критику его современниками, Галаховым и Кетчером, то для исключения ее из основного корпуса издания и ‘понижения в ранге’, на наш взгляд, не было достаточных научных оснований.
Нам кажется, что содержание рецензии на книгу Деларю, которая впервые была приписана Белинскому Галаховым и Кетчером, равно как и содержание рецензии, приписанной критику Л. Р. Ланским, ни В. М. Потявиным, ни редакцией ‘Литературного наследства’ не было поставлено в связь с вопросом об отношении Белинского к так называемой ‘скептической школе’ в русской историографии. Была ли у него в 1840 году та нетерпимость к ‘скептикам’, которую хотели бы видеть у него В. М. Потявин и редакция ‘Литературного наследства’? К сожалению, не было. Более того, не только в ранний период своей деятельности, но и в 1840 году критик признавал за ‘скептиками’ ряд важных научных заслуг (ИАН, т. I, стр. 152, т. IV, стр. 303, ср. т. V, стр. 180). Заметим здесь же, что на статью Каткова об ‘Истории древнерусской литературы’ М. А. Максимовича, написанную с позиций ‘скептической школы’, Белинский неоднократно делал одобрительные ссылки (ср.: ИАН, т. IV, стр. 414 и 442), хотя сочувствие великого критика ‘скептикам’ действительно никогда не переходило в отрицание подлинности ‘Слова о полку Игореве’.
В. М. Потявин и редакция ‘Литературного наследства’ увидели в названных выше двух рецензиях на книгу Деларю отражение взглядов М. Н. Каткова, отрицавшего подлинность ‘Слова о полку Игореве’. В действительности же авторы (или, быть может, автор) обеих рецензий выражали свое восхищение художественными достоинствами древней поэмы, проявляя вместе с тем научный интерес и к тем замечаниям, которые высказывали о ней ‘скептики’. Известно, что такой своеобразный взгляд на ‘Слово’ разделяли в XIX веке некоторые видные русские филологи (Евгений Болховитинов, О. М. Бодянский и др.). Подобного рода терпимость к ‘скептикам’ и интерес к их мнениям проявлял, хотя и не всегда в одинаковой мере, и Белинский. Даже в своей 3-й статье о народной поэзии, решительно высказываясь за подлинность ‘Слова’ и вместе с тем подчеркивая различие между русскими былинами и народными сказаниями, с одной стороны, и древней поэмой об Игоревом походе, с другой, Белинский писал: ‘Понятно, как некоторым могла прийти в голову мысль, что это произведение есть подделка вроде Оссиановых поэм…’ (ИАН, т. V, стр. 333). В той же статье, настаивая на древнем происхождении ‘Слова’, Белинский отмечал в памятнике ‘бессмыслицы’, возникшие, по мнению критика, вследствие того, что произведение искажалось на протяжении веков невежественными переписчиками (ИАН, т. V, стр. 333-334).
В своих суждениях и выводах и В. М. Потявин, и редакция ‘Литературного наследства’ игнорировали то обстоятельство, что взгляды Белинского на ‘Слово о полку Игореве’ могли меняться с течением времени. По существу, великий критик никогда не сомневался в подлинности древней поэмы об Игоревом походе, но под воздействием ‘скептиков’ в 1839—1840 годах он мог проявлять известные колебания как в вопросе о точной датировке ‘Слова’, так и в вопросе о том, какое место занимают в нем позднейшие наслоения, к окончательному и твердому решению вопроса о том, что ‘Слово’ вполне современно изображаемым в нем событиям, Белинский мог прийти лишь в конце 1841 года, т. е. в период, когда критику в связи с его работой над курсом истории русской литературы приходилось особенно много размышлять над народной поэзией и древнерусской литературой.
Вопрос об отношении Белинского к спорам вокруг ‘Слова о полку Игореве’ был изучен В. М. Потявиным настолько поспешно, что когда он натолкнулся в сочинениях критика на новое сочувственное отношение к ‘все критикующей исторической школе’ (ИАН, т. V, стр. 182), он обратился в редакцию ‘Литературного наследства’ с новой заметкой, в которой настаивал на необходимости исключения из состава сочинений Белинского еще одной рецензии, а именно рецензии на ‘Сказания русского народа’ И. Сахарова.10
Проявляемая В. М. Потявиным поспешность свидетельствовала на этот раз не столько о стремлении молодого исследователя уяснить истину, сколько о желании его ‘улучшить’ Белинского.
Редакция академического издания ‘Полного собрания сочинений’ В. Г. Белинского на этот раз совершенно не посчиталась с предложением В. М. Потявина и, на наш взгляд, поступила правильно. Но В. М. Потявин увидел в этом искажение научной истины, в защиту которой он решил выступить вторично. Такова предыстория опубликованной В. М. Потявиным: в ‘Ученых записках’ ЛГУ статьи ‘Мнимая рецензия Белинского’.
В. М. Потявин полагает, что рецензия на ‘Сказания русского народа’ ‘принадлежит не Белинскому, а М. Н. Каткову’ (стр. 255). Неискушенный читатель может подумать, что за высказанным здесь предположением скрывается напряженная и длительная работа исследовательской мысли. Совершенно очевидно, что именно такого мнения придерживалась редакция ‘Ученых записок’ ЛГУ (ред. И. Г. Ямпольский), поместившая статью В. М. Потявина. Но читатель, которому известно, что М. Н. Катков, отправившись в октябре 1840 года в Германию, возвратился оттуда в Россию лишь в начале 1842 года, откажется поддерживать догадку молодого исследователя. Было бы наивностью предполагать, что издававшиеся в Петербурге книги редакция ‘Отечественных записок’ отправляла в 1841 году на рецензирование в Берлин Каткову.
В. М. Потявин готов увидеть в авторе рецензии на ‘Сказания русского народа’ скептика, отрицающего подлинность ‘Слова о полку Игореве’, тогда как это не соответствует действительности, хотя названный автор и считает крайне важной задачей подбор фактов как ‘за’, так и ‘против’ древности ‘Слова’ с целью определить его место и значение в истории русской литературы (ИАН, т. V, стр. 182). Далее В. М. Потявин приписывает автору рецензии на ‘Сказания русского народа’ ‘восторженное отношение к славянской мифологии’ (стр. 256), которое не было свойственно Белинскому. Но в действительности в указанной рецензии никаких восторгов в адрес славянской мифологии не содержится, в ней выражается лишь благодарность составителю книги за сложный труд по приведению в систему всех известных для того времени печатных сведений по славянской мифологии (ИАН, т. V, стр. 181).
Досадный изъян статьи В. М. Потявина заключается в том, что он рассматривает ‘мнимую’ рецензию Белинского в отрыве от непосредственно следующей за ней (в тексте журнала) рецензии критика на ‘Русские народные сказки’, которая начинается следующей характерной фразой: ‘Вот еще плод неутомимой деятельности почтенного И. П. Сахарова’ (ИАН, т. V, стр. 183). Даже если судить по этому началу, автор рецензии на ‘Сказания русского народа’ и автор рецензии на ‘Русские народные сказки’ — одно и то же лицо. Но окончательно утверждает нас в этом мнении концовка последней рецензии, которую мы здесь также обязаны воспроизвести. ‘Что же касается до сущности напечатанных г-м Сахаровым сказок, то мы здесь ничего о ней не скажем… предоставляем себе изложить о ней свое мнение в отделе ‘Критики’, и именно в обещанной уже нами статье о ‘Древних русских стихотворениях’. Там мы обратимся опять (курсив наш, — Ф. П.) и к вышедшему ныне первому тому ‘Сказаний русского народа’, и к первой части изданных г. Сахаровым ‘Сказок’…’ (ИАН, т. V, стр. 184—185). Таким образом, обе эти рецензии написаны одним и тем же лицом. Но кто же он, этот ‘таинственный’ автор, который в отделе ‘Критики’ собирался ‘опять’ вернуться к ‘Сказаниям русского народа’ и ‘Русским народным сказкам’ и местопребывание которого В. М. Потявин тщетно пытается разыскать в Берлине? Этот автор безусловно Белинский. Именно он еще в 1840 году дал обещание написать статью о стихотворениях Кирши Данилова (ИАН, т. IV, стр. 381). В конце 1841 года Белинский действительно вернулся опять к ‘Сказаниям русского народа’ и ‘Русским народным сказкам’, ‘подключив’ их в давно обещанный им разбор ‘Древних российских стихотворений’ (ИАН, т. V, стр. 184—185 и стр. 289).
Таким образом, приведенное выше признание (‘Там мы обратимся опять’ и т. д.) фиксирует изменение в самом замысле Белинского — посвященная вначале обзору сборника стихотворений Кирши Данилова, статья разрастается впоследствии (что отразилось и в названии) до самых широких размеров. Бесспорно, что такое признание мог сделать только один Белинский.
Справедливости ради нужно сказать, что сам по себе замысел В. М. Потявина — произвести строгий критический обзор тех напечатанных в собрании сочинений Белинского статей, по отношению к которым авторство критика не может быть подтверждено документально, т. е. его подписью, или автографом, или показаниями авторитетных лиц, — заслуживает поощрения. Исключение из списка сочинений Белинского тех или иных статей, органически чуждых великому критику по их направлению, уже производилось в нашей науке, хотя и не так часто. К положительным примерам пользования методом ‘разыскания противопоказаний’ применительно к Белинскому следует отнести, скажем, статью М. М. Гина ‘О двух приписанных Белинскому статьях’.11 Мы не сомневаемся, что названный метод может быть с успехом применен и по отношению к отдельным рецензиям, вошедшим в академическое издание ‘Полного собрания сочинений’ Белинского. Однако В. М. Потявин, на наш взгляд, дал образец, собственно говоря, не пользования, а злоупотребления методом ‘разыскания противоречий’. Белинского нельзя рассматривать статично-догматически, вне всякого движения и развития. Именно абсолютизация метода ‘нахождения противоречий’ и, более того, сведение этого метода к мелким придиркам привели В. М. Потявина к выводам, несостоятельным в научном отношении.
Целый ряд важных вопросов, связанных как с общей проблематикой в изучении Белинского, так, в частности, и с установлением состава его произведений, поднят в книге Ю. Г. Оксмана ‘Летопись жизни и творчества В. Г. Белинского’ (М., 1958). Составленная Ю. Г. Оксманом ‘Летопись’ является, по существу, первым серьезным опытом хронологической канвы жизни и деятельности великого русского критика. Книга содержит огромное количество кропотливо собранных и тщательно систематизированных данных, рисующих живой облик Белинского — мыслителя и журналиста, организатора передовых сил русской литературы и политического борца. Ценность ‘Летописи’ не только в систематизации разрозненных по разным источникам сведений о критике, но и в оригинальной постановке отдельных проблем и тем, в том исследовательском элементе, который принадлежит самому составителю книги. С чувством благодарности к автору ознакомится читатель с многочисленными уточнениями и дополнениями, которые вносит ‘Летопись’ в биографию великого критика. ‘Летопись’ Ю. Г. Оксмана несомненно на долгие годы станет необходимым пособием и справочником для всех, кто занимается и будет заниматься изучением Белинского. Но именно поэтому важно указать и на серьезные промахи, допущенные Ю. Г. Оксманом в такой важной части его работы, как проблема определения авторства Белинского. Указать на эти промахи тем более необходимо потому, что именно об этой части работы Ю. Г. Оксмана в нашей печати уже появилось несколько ничем не подтвержденных восторженных отзывов.12
В книге Ю. Г. Оксмана предпринята попытка осветить самые разнообразные вопросы, связанные с проблемой свода или состава сочинений великого критика. Здесь и перечень всех написанных им произведений, и регистрация ошибок, допущенных в атрибутировании анонимных статей Белинского в основных изданиях его сочинений, и проект списка тех анонимных журнальных статей, принадлежность которых критику правомерна, хотя и не вполне убедительно доказана.
Попытка охвата всей суммы вопросов, связанных с атрибутированием анонимных статей и рецензий Белинского, заслуживала бы самой высокой оценки, если бы она действительно являлась полной. Но этого, к сожалению, о ‘Летописи’ Ю. Г. Оксмана сказать нельзя. Так, например, из 165 статей и рецензий, которые приписывались в разное время разными исследователями Белинскому, но не вошли в основной корпус последнего ‘Полного собрания сочинений’ критика, в книге Ю. Г. Оксмана упоминается всего лишь 72 названия. Таким образом, около ста приписанных Белинскому статей и рецензий оказалось на положении ‘беспризорных’.
Принцип выборочности, который применяет автор ‘Летописи’ в рассмотрении проблемы состава литературного наследия великого критика, мог бы получить известное оправдание только в том случае, если бы автор книги, не претендуя на полноту материала, сосредоточил бы свое внимание исключительно на тех статьях и рецензиях, которые имеют важное значение для характеристики идейных и эстетических позиций Белинского, но этого, к сожалению, также нельзя сказать о ‘Летописи’ Ю. Г. Оксмана. Так, например, мы найдем в ней вполне определенное мнение составителя о таких малозначительных по объему и по содержанию рецензиях, как рецензии на ‘Всеобщую географию’ Г. Бланка, или ‘Краткий географический атлас’ Барановского, или ‘Три сказки и одна побасенка’ М. Максимовича, и вместе с тем не встретим в ней решительно ничего о таких отличающихся важностью поставленных в них вопросов и тем статьях и рецензиях, как например ‘Журнальные заметки’ (1834), рецензии на ‘Недоросля’ Фонвизина, ‘Книгу для чтения воспитанников сельских училищ’, ‘Подарок детям на праздник’, которые также приписываются Белинскому.
В отдельных случаях Ю. Г. Оксман считает нужным подвергнуть рассмотрению ошибки ПссБ (‘Летопись’, стр. 68, 567, 571, 574 и др.), в других он почему-то обходит их абсолютным молчанием (‘Памятник отцу моему’, ‘Простонародный сказочник’, ‘Любезный молодой человек’, ‘Стихотворения фон-Лизандера’ и ряд других).
В одних случаях Ю. Г. Оксман соглашается с теми исключениями отдельных статей и рецензий из основного корпуса, которые были сделаны редакцией академического издания ‘Полного собрания сочинений’ Белинского (‘Карманная книга географии для детей’, ‘Исповедь’, ‘Сокращенный Робинзон’, ‘Литературный заяц’, ‘Герцогиня Лонгвиль’, ‘Изображение климатов земного шара’, »Дон-Жуан’ в переводе Н. Жандра’ и др.), в других — составитель вступает в противоречие с ИАН и без всякой аргументации заносит такие произведения в разряд безусловно принадлежащих Белинскому (‘Записки русских людей’, ‘Господин Трупо и его дочь’, ‘Краткий географический атлас’, ‘Приятель мой Пиффар’ и др.)’, а в третьих — полагает возможным вообще не упоминать о них ни единым словом (‘Памятная книжка на 1841 год’, ‘Детский минералогический кабинет’, ‘Памятная книжка на 1845 год’ и др.).
Однако главный недостаток ‘Летописи’ в решении вопросов авторства состоит не в отмеченных выше пробелах, а в шаткости и ошибочности многих ее суждений. Именно в тех случаях, когда Ю. Г. Оксман ‘без всяких оговорок’ вводит в число сочинений Белинского якобы ошибочно исключенные статьи и рецензии, несостоятельность утверждений составителя ‘Летописи’ обнажается с красноречивой наглядностью.
Так, например, Ю. Г. Оксман приписывает Белинскому рецензию на ‘Учебный курс словесности, составленный В. Плаксиным’, напечатанную в октябрьской книжке ‘Отечественных записок’ за 1844 год (‘Летопись, стр. 386). Между тем рецензия эта Белинскому безусловно не принадлежит, так как автор ее — А. Д. Галахов, в тетрадях которого (No 5, л. 5 об.) мы находим указание на то, что рецензия была закреплена за Галаховым и 21 сентября 1844 года отправлена им в редакцию ‘Отечественных записок’. На Галахова как автора рецензии на ‘Учебный курс словесности’ Плаксина указал в свое время В. С. Спиридонов (ПссБ, т. XIII, стр. 266—267), но Ю. Г. Оксман почему-то отказывается признать эту неопровержимую истину.
Примерно такую же ошибку совершает Ю. Г. Оксман и в отношении рецензии на книгу ‘Император Александр и его сподвижники’. Рецензия эта в первое издание сочинений Белинского не вошла, но ее включил в свое издание, не приводя никаких доводов, Венгеров (ПссБ, т. IX, стр. 374). Ошибка Венгерова была дважды отмечена В. С. Спиридоновым (ПссБ, т. XII, стр. X и т. XIII, стр. IV и примеч. 428). Без малейших на то оснований и без приведения каких бы то ни было доказательств, Ю. Г. Оксман включает рецензию в число произведений, безусловно принадлежащих Белинскому (‘Летопись’, стр. 403).
Рецензия на сочинение Г. Г. ‘Интересные проделки’ в первое издание сочинений Белинского не вошла. Впервые (без аргументации) была приписана критику С. А. Венгеровым (ПссБ, т. VI, стр. 176—177). В 1948 году В. С. Спиридоновым было указано, что рецензия принадлежит А. Д. Галахову (ПссБ, т. XIII, стр. IV). Тем не менее при подготовке к академическому изданию ‘Полного собрания сочинений’ Белинского, вероятно по недосмотру, В. С. Спиридонов оставил эту рецензию в составе издания (ИАН, т. V, стр. 168—169). Ю. Г. Оксман, изучавший тетради Галахова, имел возможность исправить эту ошибку, однако он этого не сделал, причислив рецензию на ‘Интересные проделки’ к числу произведений, безусловно принадлежащих Белинскому (‘Летопись’, стр. 292). Как показала дополнительная проверка тетрадей Галахова, названная рецензия была не только записана в них за Галаховым (тетрадь No 1, л. 12), но и отправлена последним 16 апреля 1841 года в редакцию ‘Отечественных записок’ (тетрадь No 4, л. 4 об.).
Утверждая, что статьи ‘Записки Желябужского’ и ‘Кесари’ безусловно принадлежат Белинскому (‘Летопись’, стр. 255 и 330), Ю. Г. Оксман не считает нужным подкрепить свою мысль соответствующей аргументацией. Между тем вопрос об этих статьях заслуживает дискуссии, так как В. С. Спиридонов, приписавший их в 1926 году Белинскому, в 1950 году, при определении состава ‘Полного собрания сочинений’ критика, отказался от включения их в основной корпус издания. Редакция названного издания перенесла статьи ‘Записки Желябужского’ и ‘Кесари’ в раздел ‘Dubia’, поскольку сомнение в авторстве Белинского в указанном случае возникло у лица, которому принадлежала заслуга ‘открытия’ поименованных статей.
Приведенные примеры сигнализируют о том, что с ‘обогащением’ фонда сочинений Белинского у Оксмана не все благополучно. Не лучше обстоит у него дело и с ‘чисткой’ указанного фонда.
Мы останавливались уже на том, насколько надуманной была попытка В. М. Потявина вывести из сочинений Белинского рецензию на ‘Сказания русского народа’ и приписать ее М. Н. Каткову. Тем не менее Ю. Г. Оксман считает возможным не только полностью присоединиться к В. М. Потявину, но и распространить отрицательный вывод последнего также на рецензию на ‘Русские народные сказки’, о бесспорной принадлежности которой великому критику мы говорили выше. ‘Возможно, что обе эти рецензии, — пишет Ю. Г. Оксман, — принадлежат М. Н. Каткову’ (‘Летопись’, стр. 569). Примечательно, однако, и то, что, выразив сомнение в принадлежности Белинскому названных двух рецензий за якобы свойственный им скептицизм по отношению к ‘Слову о полку Игореве’, Ю. Г. Оксман считает возможным приписать критику как безусловно ему принадлежащую статью ‘Журналистика’, автор которой полностью разделял взгляды ‘скептиков’ на древнюю поэму об Игоревом походе (см.: ИАН, т. XIII, стр. 68—76 и 312, ср.: ‘Летопись’, стр. 253).
К числу произведений, приписываемых Белинскому ‘без достаточных оснований’, Ю. Г. Оксман относит рецензию на ‘Лесной словарь’ (‘Летопись’, стр. 573), но рецензия эта вошла в ‘Списки’ сочинений Белинского, составленные Галаховым и Кетчером, и поэтому причислять ее к ошибочно приписанным рецензиям на основании лишь субъективного впечатления, без ссылок на авторитетный источник было бы не только преждевременно, но и неправильно.
В 1861 году Галахов и Кетчер включили в список сочинений Белинского рецензию на издание ‘Статейки в стихах’ (т. II). Редакция ИАН, выведя эту рецензию из основного корпуса, поместила ее в разделе ‘Dubia’, исходя из того, что второй том ‘Статеек в стихах’ вышел в свет в 1843 году, уже после того, как Белинский выехал из Петербурга в Москву и на время прекратил сотрудничество в журнале. Вслед за ИАН исключает эту рецензию из списка сочинений Белинского и Ю. Г. Оксман (‘Летопись’, стр. 571), непонятно, однако, почему он приписал ее Н. А. Некрасову. Вероятнее всего, Ю. Г. Оксман спутал здесь рецензию на второй том ‘Статеек в стихах’ с рецензией на сборник ‘На сон грядущий’, которая действительно принадлежит Некрасову.
Упрощенное решение выносит Ю. Г. Оксман и в отношении рецензии на исследование В. В. Григорьева ‘Еврейские религиозные секты в России’, напечатанной в апрельской книжке ‘Современника’ за 1847 год и приписанной Белинскому в 1935 году А. М. Путинцевым. Путинцев не без оснований утверждал, что автор этой рецензии в своих рассуждениях о зависимости религиозного законодательства народов от характера их общественного устройства обнаружил знакомство с работой К. Маркса ‘К критике гегелевской философии права’. Мысль о том, что подобного рода рецензия могла быть написана скорее всего Белинским, была подтверждена в работах целого ряда советских исследователей (Н. Л. Бродский, А. Г. Дементьев, М. Т. Иовчук и др.). Против принадлежности рецензии критику выступил в 1951 году Л. Р. Ланский,13 однако последний в своих беглых замечаниях, не касаясь существа аргументации Путинцева и обойдя молчанием труды исследователей, в которых она получила поддержку, указал лишь на то, что стиль и лексика рецензии не напоминает, на его взгляд, Белинского. Сославшись на замечания Л. Р. Ланского и ничем их не дополнив, Ю. Г. Оксман зачислил рецензию на ‘Еврейские религиозные секты’ в разряд сочинений, приписанных критику ‘без достаточных оснований’ (‘Летопись’, стр. 574). Между том важность затронутых в рецензии вопросов обязывала составителя ‘Летописи’ представить читателю возникшее вокруг рецензии столкновение точек зрения.
Согласно мнению составителя ‘Летописи’ (стр. 569), рецензия на ‘Генриха IV’ (часть II) Шекспира приписана Белинскому В. М. Морозовым также ‘без достаточных оснований’. Однако это суждение ничем не подкреплено. А между тем обстоятельная аргументация В. М. Морозова находит себе солидную поддержку и в первой тетради Галахова, в которой (л. 14 об.) среди записей 1841 года против заглавия ‘Шекспир, выпуск четвертый’ (в этом выпуске была напечатана вторая часть ‘Генриха IV’) отмечено: ‘В Петербург’. Запись эта многозначительна: сотрудники журнала — москвичи отказались от написания рецензии на московское издание, разумеется, не из-за своей занятости, а в силу каких-то особых причин, как следует полагать, они уступали свое право более достойному сопернику, каким был для них Белинский, превосходный знаток Шекспира, всегда проявлявший к тому же склонность к рецензированию переводов из него на русский язык (ИАН, т. IV, стр. 401).
Ссылаясь на тетради А. Д. Галахова, Ю. Г. Оксман уверяет нас и том, будто бы рецензия на повесть для детей ‘Чижик’, напечатанная и девятой книжке ‘Отечественных записок’ за 1839 год, была написана Галаховым или Катковым. Между тем тетради Галахова никак не подтверждают указания Ю. Г. Оксмана: рецензия на повесть ‘Чижик’ для ‘Отечественных записок’ ни за кем из сотрудников не была закреплена (тетрадь No 1, л. 2). Приписывая названную рецензию Белинскому, В. С. Спиридонов опирался не только на анализ ее содержания и стиля, но также и на показания Галахова (ИАН, т. XIII, стр. 38—41 и 306—308).
Таким образом, вместо тщательного исследования тетрадей А. Д. Галахова, которое вменяет себе в заслугу Ю. Г. Оксман (‘Летопись’, стр. 5), последний извлекает из них уже известный нам по работам В. С. Спиридонова перечень фактов, дополненный разве только несколькими ошибками, о которых говорилось выше.
Мы охотно допускаем, что в отдельных случаях рассуждения Ю. Г. Оксмана об авторстве Белинского основаны на обстоятельном и глубоком изучении печатных и архивных источников, однако оценить возможные достоинства ‘Летописи’ в этом отношении положительно невозможно, так как, разнося приписанные Белинскому статьи и рецензии по соответствующим рубрикам (‘безусловно Белинский’, ‘возможно Белинский’, ‘явно не Белинский’ и т. д.), Ю. Г. Оксман, как правило, не приводит никаких доводов ни за, ни против авторства критика. Только к 30 рецензиям (из возможных 165) в ‘Летописи’ в разделе ‘Примечания’ дается некоторая аргументация. Последняя в общей сложности занимает всего лишь пять страниц текста и состоит из скупых библиографических справок или кратких замечаний о стиле и прочих особенностях обозреваемых статей и рецензий. И только в одном случае Ю. Г. Оксман отступает от этого правила и открывает на страницах ‘Летописи’ настоящий научный спор. Поводом для этого спора послужила рецензия на ‘Кобзарь’ Т. Г. Шевченко, напечатанная в ‘Отечественных записках’ за 1840 год, в ней, как известно, был дан положительный отзыв о первом выступлении в печати знаменитого украинского поэта. Приписанная Белинскому впервые В. С. Спиридоновым,14 а вслед за ним и другими исследователями, названная рецензия на ‘Кобзарь’ была напечатана в ИАН (т. IV, стр. 171—172, 625—627) с соответствующей аргументацией.
Убежденный самым решительным образом в том, что помещение рецензии на ‘Кобзарь’ в собрании сочинений Белинского является ошибкой, Ю. Г. Оксман излагает в ‘Летописи’ свои доводы против авторства критика, отводя им целую страницу текста, т. е. одну пятую всего пространства, которое посвящено вопросам авторства. И количество места, отведенного в ‘Летописи’ рецензии на ‘Кобзарь’, и полемическое воодушевление, с которым высказывается о ней Ю. Г. Оксман, свидетельствует о том, что он придает затронутому вопросу особо важное значение. Это обязывает и нас отнестись к рассуждениям автора ‘Летописи’ с должной серьезностью и вниманием.
Указав на то, что вопрос о принадлежности названной рецензии Белинскому был поставлен впервые В. С. Спиридоновым, автор ‘Летописи’ заявляет: ‘Однако, подготовляя к печати дополнительный тринадцатый том ‘Полного собрания сочинений В. Г. Белинского’ и формируя раздел ‘Статей, рецензий и заметок’ Белинского, не вошедших в него, В. С. Спиридонов воздержался в 1948 году от включения в этот раздел рецензии на ‘Кобзарь’ Шевченко, так как последняя настолько резко противоречила всем прочим высказываниям Белинского о новой украинской литературе вообще и произведениях Шевченко в частности, что создавала непреодолимые трудности для их понимания и комментирования’ (‘Летопись’, стр. 567).
Итак, автор ‘Летописи’ стремится внушить своему читателю мысль о том, что В. С. Спиридонов, приписав в 1939 году Белинскому рецензию на ‘Кобзарь’, в 1948 году перешел на позицию Ю. Г. Оксмана и что редакция академического издания ‘Полного собрания сочинений’ критика примкнула в этом вопросе к точке зрения, от которой отказался сам ее автор. Мы должны заявить, что позиция покойного В. С. Спиридонова в этом вопросе излагается Ю. Г. Оксманом неточно.
‘Я продолжаю думать, — писал В. С. Спиридонов 13 июня 1947 года Д. М. Косарику, — что автор рецензии о ‘Кобзаре’ — Белинский…’.15 С просьбой поместить аргументацию принадлежности Белинскому рецензии на ‘Кобзарь’ В. С. Спиридонов обращался в 1947 году в редакцию ‘Литературного наследства’, но последняя отвергла это предложение. Наконец, в 1950 году В. С. Спиридонов предложил включить рецензию на ‘Кобзарь’ в академическое издание ‘Полного собрания сочинений’, подготовкой к которому занимался в то время коллектив сотрудников Пушкинского дома.16 В. С. Спиридонов отстаивал свою мысль на заседаниях редакции академического издания ‘Полного собрания сочинений’ Белинского в 1951—1952 годах. При этом он неоднократно указывал, что названная рецензия не вошла в составленный им дополнительный (13-й) том сочинений критика по настоянию рецензентов и вопреки его, В. С. Спиридонова, желанию.
У читателей ‘Летописи’ может сложиться мнение, будто бы точка зрения В. С. Спиридонова, поддержанная редакцией академического издания ‘Полного собрания сочинений’ Белинского, не встретила никакого одобрения со стороны научной общественности. А между тем она была поддержана целым рядом советских исследователей (И. И. Пильгук, Д. В. Чалый и др.), о чем в книге Ю. Г. Оксмана нет никаких упоминаний. Объективности ради Ю. Г. Оксману следовало бы упомянуть хотя бы вышедшую в 1953 году под редакцией акад. А. И. Белецкого книгу И. И. Басса о Белинском и украинской литературе,17 которая представляет собой первую и пока что единственную в нашей литературе попытку всестороннего освещения этой темы. Заметим кстати, что как по вопросу об отношении Белинского к украинской литературе вообще, так и по вопросу о принадлежности критику рецензии на ‘Кобзарь’ И. И. Басс отстаивает именно те взгляды, противником которых выступает Ю. Г. Оксман.
Мы уделили так много внимания точке зрения В. С. Спиридонова потому, что он был и остается крупнейшим авторитетом в деле разыскания и определения анонимных статей Белинского, и поэтому ‘неточность’, с которой излагает мнение этого ученого автор ‘Летописи’, представляется нам несколько странной. Вместо того чтобы беспристрастно изложить доводы В. С. Спиридонова и затем опровергнуть их, Ю. Г. Оксман избирает более простой путь: он объявляет В. С. Спиридонова своим единомышленником!
Ю. Г. Оксман считает, что комментарий академического издания ‘Полного собрания сочинений’ Белинского ‘игнорирует’ ‘вопрос о принципиальном несоответствии всех литературных и общественно-политических установок и формулировок критической заметки о ‘Кобзаре’ общеизвестным высказываниям Белинского на те же темы (общая постановка вопроса об украинском языке и литературе, подчеркнутое молчание о многочисленных произведениях Шевченко, включенных в сборник ‘Ластовка’ 1841 года, отрицательная рецензия на ‘Гайдамаки’ в 1842 году, характеристика украинской интеллигенции)…’ (‘Летопись’, стр. 568).
Приведенная цитата является краеугольным камнем всей аргументации Ю. Г. Оксмана. Последний исходит из убеждения, что Белинский отзывался об украинской литературе всегда в одном и том же отрицательном духе и что здесь бесполезно искать каких бы то ни было исключений. Но мы не можем разделить этого убеждения, так как нам известны и такие высказывания Белинского, в которых он воздавал должное произведениям новой украинской литературы. Так, например, в 1835 году Белинский с увлечением читал на украинском языке ‘Малороссийские повести’ Г. Ф. Квитки-Основьяненко, охарактеризовав их при этом как сочинение, ‘которое отличается высоким литературным достоинством, происходящим от оригинальности предмета и оригинальности таланта’ (ИАН, т. I, стр. 239, ср. т. VI, стр. 666 и примеч. 6), в этот же период критик в своих статьях охотно прибегал к использованию украинского фольклора (ИАН, т. I, стр. 161 и 242), познакомившись в 1838 году с русским переводом повести Квитки-Основьяненко ‘Солдатский портрет’, Белинский назвал ее ‘особенно замечательной’ (ИАН, т. II, стр. 355), в письмах своих к М. А. Бакунину и В. П. Боткину 1838 года критик пользуется цитатами из ‘Наталки-Полтавки’ И. П. Котляревского (ИАН, т. XI, стр. 275 и 477), в 1839 году, познакомившись в русском переводе с повестью Квитки-Основьяненко ‘Маруся’, Белинский писал: ‘Мы не в состоянии выразить того наслаждения, с каким прочли ее’ (ИАН, т. III, стр. 52).
Следовательно, у Белинского мы найдем не только отрицательные, но и положительные отзывы об украинской литературе. Более того, если ограничиться периодом 30-х годов XIX века, мы не встретим у великого критика ни одного отрицательного высказывания о новой украинской литературе и уж тем более — об украинской интеллигенции или украинском языке.
Таким образом, краеугольный камень данной концепции Ю. Г. Оксмана покоится на весьма шаткой основе. Но и в своей конкретной части концепция Оксмана разработана очень слабо. Уверовав в силу своей главной идеи, Ю. Г. Оксман отказался от многих очень важных ‘мелочей’, в частности от опровержения противоположной точки зрения. Не объяснил Ю. Г. Оксман своим читателям и того, как мог Белинский, будучи столь непримирим к украинской литературе, согласиться в 1840 году на помещение в журнале положительной рецензии на ‘Кобзарь’ Шевченко? Ведь как-никак Белинский возглавлял отдел критики в ‘Отечественных записках’! По мнению Ю. Г. Оксмана, эта рецензия находилась в принципиальном противоречии с установками критика. Что же заставило в таком случае Белинского пойти на сделку с своей совестью? Но вот прошел год, в 1841 году Белинский пишет рецензию на ‘Ластовку’, в которой было напечатано пять стихотворений Шевченко. Белинский мог наверстать упущенное, он мог высказать свое отрицательное отношение к автору ‘Кобзаря’, но Белинский и здесь отказался от такой возможности. Он высказал слова упрека по адресу Гребенки и Квитки-Основьяненко и обошел молчанием Шевченко. И только в 1842 году в связи с выходом ‘Гайдамаков’ критик дал отрицательный отзыв о великом украинском поэте. Другими словами, в представлении Ю. Г. Оксмана линия поведения Белинского по отношению к самому выдающемуся украинскому писателю была весьма загадочной. Между тем здесь нет ничего странного и труднообъяснимого, если встать на точку зрения, что взгляды великого критика на украинскую литературу менялись с течением времени. ‘Оппоненты’ Ю. Г. Оксмана не без оснований полагают, что ‘ухудшение’ отношения Белинского к украинской литературе наступает приблизительно с середины 1841 года и что вызвано оно было возникновением в 1840 году архиреакционного журнала ‘Маяк’, а вслед за ним и славянофильского ‘Москвитянина’ (с 1841 года), которые стали покровительствовать новой украинской литературе. Заметим кстати, что в журнале ‘Маяк’ был гостеприимно встречен и выступал в нем в качестве сотрудника Шевченко. Мысль о том, что в отношении Белинского к украинской литературе примерно с 1841 года начинается новый этап, была высказана впервые в 1842 году в журнале Бурачка,18 а впоследствии получила научное объяснение и обоснование в работах А. Н. Пыпина.19 Повторенная комментатором т. V ИАН (стр. 799), мысль эта вызвала следующее возражение Ю. Г. Оксмана: ‘Не выдерживают критики и соображения комментатора (увы, не одного только комментатора! — Ф. П.) о том, что отношение Белинского к произведениям украинской литературы становится отрицательным лишь ‘начиная приблизительно с 1841 г.’… Об ошибочности этого утверждения свидетельствует, например, записка Н. М. Щепкина Белинскому от 10 апреля 1840 года, т. е. ровно за месяц до появления в ‘Отечественных записках’ анонимной рецензии на ‘Кобзарь’: ‘Чи живеньки, чи здоровеньки? На зло вам начинаю по-малороссийски’ (В. Г. Белинский и его корреспонденты. М., 1948, стр. 282)’ (‘Летопись’, стр. 568).
Цитируемые Ю. Г. Оксманом слова Н. М. Щепкина не могут, однако, служить аргументом, так как сказаны они в шутку. Тщетной останется попытка вложить в эти слова серьезный смысл. Этому решительно противоречит не только самый текст письма, но и характер отношений, существовавших между Белинским и семьей Щепкиных. Общеизвестно, что все члены этой семьи пропагандировали в среде своих русских знакомых украинскую народную поэзию и лучшие достижения украинской культуры. Не избежал этого воздействия в общении с семьей Щепкиных и Белинский. При этом критик дорожил тем, что в семье Щепкиных он мог знакомиться с языком, историей и культурой украинского народа. Не случайно в письме к М. С. Щепкину от 14 апреля 1842 года Белинский обращался к его сыну с такой, например, просьбой: ‘Н<,иколай>, М<,ихайлович>,, писните-ко что-нибудь такое, чтоб пахнуло для меня любезною мне и осиротелою Запорожскою Сечью’ (ИАН, т. XII, стр. 104). Однако украинский язык, которому критик обучался главным образом в процессе своего общения с семьей Щепкиных, давался ему с трудом, о чем можно составить представление по наличию ошибок в случаях, когда Белинский пытался пользоваться украинским языком в своих сочинениях (ИАН, т. II, стр. 355-356, т. III, стр. 52, т. V, стр. 178—179, 287-288, т. VI, стр. 174 и т. д.).
На трудности в изучении Белинским украинского языка и намекает та фраза из письма к нему Н. М. Щепкина, которую приводит Ю. Г. Оксман. И характер отношений Белинского с членами семьи Щепкиных, и дружеский и вместе с тем иронический тон самого письма не дают нам ни малейшего основания считать, будто бы Н. М. Щепкин вознамерился самым серьезным образом привести критика в раздражение, причинить ему зло, и чем же? — вопросом о его здоровье, произнесенным на украинском языке. Но именно к такому странному выводу и приводит своего читателя Ю. Г. Оксман.
Отрицательное отношение Белинского к новой украинской литературе, оформившееся у него приблизительно в 1841 году, никогда не распространялось на украинский язык. Так, например, в рецензии на альманах ‘Ластовка’, в которой высказаны весьма скептические взгляды на возможность существования украинской литературы, Белинский писал: ‘Малороссийский язык действительно существовал во времена самобытности Малороссии и существует теперь — в памятниках народной поэзии тех славных времен. Но это еще не значит, чтоб у малороссиян была литература: народная поэзия еще не составляет литературы. Тем не менее памятники народной поэзии драгоценны, и сохранение их похвально. Малороссия — страна поэтическая и оригинальная в высшей степени. Малороссияне одарены неподражаемым юмором, в жизни их простого народа так много человеческого, благородного’ (ИАН, т. V, стр. 176—177). Дает ли этот отрывок, как, впрочем, и вся рецензия в целом, основание для тех выводов об отношении Белинского к украинскому слову, которые сделаны Ю. Г. Оксманом? Ни малейшего. Да, в 40-е годы Белинский был уверен, что украинский язык ‘портится’, теряет свою самостоятельность, опускается до уровня областного наречия, но разве это дает исследователю какие-либо основания приписывать Белинскому отрицательное отношение к украинскому языку и слову? И разве в другой своей рецензии, написанной в июле 1841 года, Белинский не заявлял о своей готовности изучать украинский язык, пусть не для ознакомления с произведениями новой украинской литературы, но ради ‘памятников народной малороссийской поэзии’ (ИАН, т. V, стр. 288)? И разве в 1842 году, в рецензии на ‘Гайдамаков’, в которой отрицательное отношение критика к украинской литературе дошло до своего предела, он не находил полезным продолжить опыт Квитки-Основьяненко в деле создания книг для народного чтения, написанных на украинском языке (ИАН, т. VI, стр. 173)? Положительное отношение Белинского к украинскому языку подтверждается восхищением перед созданной на этом языке народной поэзией, которое Белинский сохранил на протяжении всей своей деятельности. В своей четвертой статье о ‘Стихотворениях Кирши Данилова’, написанной в конце 1841 года, Белинский писал: ‘…народная поэзия Малороссии была верным зеркалом ее исторической жизни. И как много поэзии в этой поэзии!’ (ИАН, т. V, стр. 435). Перерабатывая статью в 1844 году, Белинский оставил это место без каких бы то ни было исправлений (ИАН, т. V, стр. 762).
Таким образом, автор ‘Летописи’ построил свои выводы об отношении Белинского к украинскому языку на собственной догадке, позабыв проверить ее вполне достоверными высказываниями самого критика.
Ради объективности укажем на то, что точка зрения Ю. Г. Оксмана по вопросу о рецензии на ‘Кобзарь’ была поддержана, вернее предвосхищена, С. О. Машинским.20 Выступление С. О. Машинского против принадлежности Белинскому рецензии на ‘Кобзарь’ мы оставляем здесь без ответа, поскольку оно (как, впрочем, и некоторые другие его замечания в той же статье) сугубо декларативно. Не исключена, однако, возможность, что у С. О. Машинского есть какие-либо новые, не учтенные нами аргументы, заслуживающие особого рассмотрения. Остается пожелать, чтобы С. О. Машинский, не откладывая дела в долгий ящик, изложил свои соображения и аргументы в печати. В окончательном разрешении этого важного вопроса весьма заинтересованы как русские, так и в особенности украинские читатели.
Самое непосредственное отношение к спорам о подлинном и мнимом Белинском имеет вышедшая в 1958 году в издательстве МГУ книга В. И. Кулешова »Отечественные записки’ и литература 40-х годов XIX в.’, хотя в ней, как и в ‘Летописи’ Ю. Г. Оксмана, вопросы авторства стоят далеко не на первом месте.
Не ставя перед собой задачу всесторонней оценки книги В. И. Кулешова, попытаемся охарактеризовать то новое, что вносит она в решение спорных вопросов авторства Белинского.
Чрезвычайно интересно как по своему конкретному содержанию, так и по методическому его значению замечание В. И. Кулешова о рецензии на книгу А. Д. Вельтмана ‘Генерал Каломерос’, напечатанной в сентябрьской книжке ‘Отечественных записок’ за 1840 год. В. И. Кулешов настаивает на целесообразности исключения названной рецензии из списка произведений Белинского, несмотря на то, что она вошла как в венгеровское, так и в академическое издание ‘Полного собрания сочинений’ Белинского (ИАН, т. IV, стр. 304—308). Основанием для такого отвода послужило для В. И. Кулешова неопубликованное письмо А. Д. Галахова к А. А. Краевскому от 6 августа 1840 года, в котором Галахов, извиняясь за замедление с доставкой статьи о ‘Каломеросе’, просил поместить ее в восьмом номере журнала. В. И. Кулешов с полным основанием считает, что в письме Галахова речь идет именно о той рецензии на ‘Генерала Каломероса’, которая появилась в ‘Отечественных записках’, так как сам автор предназначал ее именно для названного журнала. Видимо, Галахов несколько опоздал с этой рецензией, вследствие чего она и появилась не в восьмой, а в девятой книжке ‘Отечественных записок’ (дата цензурного разрешения 14 сентября 1840 года).21
С утверждением В. И. Кулешова нельзя не согласиться, так как источник, на который он опирается, вполне авторитетный. Более того, это утверждение можно дополнить ссылкой на тетради А. Д. Галахова, в которых рецензия на ‘Генерала Каломероса’ для ‘Отечественных записок’ значится за Галаховым (тетрадь No 1, л. 8 об.).
Находка В. И. Кулешова показывает, что исследователи Белинского еще до сих пор не использовали всех возможностей для ‘очищения’ и упорядочения полного свода произведений критика и что в этом отношении перед ними открывается широкое поле деятельности.
Указанием на рецензию, которая долгое время ошибочно приписывалась Белинскому, не исчерпывается, как нам представляется, значение книги В. И. Кулешова для дальнейшего уточнения состава сочинений великого критика. Несомненную ценность в этом отношении представляет ‘Приложение’ книги, содержащее данные об участии в ‘Отечественных записках’ А. Д. Галахова, М. Н. Каткова, П. Н. Кудрявцева и других лиц. Подобного рода закрепление анонимных статей и рецензий журнала за ‘второстепенными’ его сотрудниками крайне важно и для определения объема участия в журнале основного его сотрудника, Белинского.
Выявление статей ‘второстепенных’ сотрудников журнала является, кроме того, необходимой предпосылкой для изучения содержания и стиля названных статей, без чего окончательное определение состава сочинений Белинского становится невозможным. Дело в том, что работа по обогащению фонда сочинений Белинского долгое время строилась преимущественно при помощи метода отыскания в анонимных журнальных текстах так называемых ‘внутренних признаков’, присущих произведениям критика, метода, не всегда гарантирующего исследователя от ошибок. Опасность пользования названным методом тем более значительна, что ‘внутренние признаки’ в статьях других, близко стоявших к Белинскому журналистов недостаточно изучены. Много ли знают даже самые опытные исследователи великого критика о ‘внутренних признаках’ статей, например, П. Н. Кудрявцева или М. П. Сорокина?
Фонд сомнительных статей Белинского в настоящее время насчитывает около двухсот названий (см.: ИАН, т. XIII, стр. 19—266). Известная часть этого фонда с течением времени бесспорно войдет в основной корпус сочинений Белинского, в то время как оставшаяся часть будет постепенно закрепляться за другими авторами. Судьба сомнительных статей Белинского не может быть решена без тщательного их изучения и сопоставления с критическими статьями ‘второстепенных’ сотрудников изданий А. А. Краевского. Именно поэтому исследование В. И. Кулешова об ‘Отечественных записках’, расширяющее наши представления о сотрудничестве в них журналистов ‘второго ряда’, окажет существенную помощь всем, кто занимается атрибутированием анонимных статей Белинского.
При фронтальном исследовании русской журналистики 40-х годов важная роль должна принадлежать изучению как известных, так пока еще и не учтенных нашей наукой архивных источников. Еще на долгое время сохранят значение незаменимого источника и неоднократно упоминавшиеся в настоящей статье тетради А. Д. Галахова. К ним еще не раз обратятся исследователи Белинского для проверки своих изысканий по установлению мнимых или подлинных статей великого критика (ср.: ИАН, т. XIII, стр. 259, 260, 291).
По причинам, не зависящим от автора, тетради Галахова остались неиспользованными в книге В. И. Кулешова, и это заметно снижает ее объективную ценность. В настоящее время, когда названные тетради стали собственностью государственного архивохранилища, существуют все условия для создания дополнительного исследования, в котором работа по закреплению анонимных статей и рецензий ‘Отечественных записок’ за конкретными авторами, удачно начатая В. И. Кулешовым, будет окончательно завершена.
Русская литература прошлого богата примерами, когда в силу тех или иных исторических условий и обстоятельств между автором и его читателями воздвигался труднопреодолимый барьер. Может быть, самый поучительный пример подобного рода являет собою литературное наследие Белинского с его исполненной всевозможных превратностей и злоключений судьбой. Академическое издание ‘Полного собрания сочинений’ гениального русского критика, как нам представляется, сделало заметный шаг вперед по сравнению с предшествовавшими ему аналогичными изданиями, однако сложнейшую проблему состава издания оно, разумеется, не решило, да и не могло решить окончательно. Только путем терпеливого и упорного изучения Белинского на фоне его эпохи можно будет добиться дальнейших плодотворных сдвигов в упорядочении его литературного наследия.
1 ‘Современник’, 1859, кн. IV, ‘Современное обозрение’, стр. 215—216, ср.: Н. А. Добролюбов, Полное собрание сочинений в шести томах, т. II, ГИХЛ, 1935, стр. 470.
2 В. Белинский, Сочинения, тт. I—XII, изд. К. Т. Солдатенкова и Н. М. Щепкина, М., 1859—1862.
3 В конце прошлого века тетради А. Д. Галахова были приобретены у его наследников известным библиографом Н. М. Лисовским, после смерти которого (1920) перешли в собственность В. С. Спиридонова, а затем — его вдовы, С. А. Спиридоновой. В 1959 году тетради А. Д. Галахова были приобретены Рукописным отделом Института русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР.
4 Здесь и далее сокращение ИАН означает: В. Г. Белинский, Полное собрание сочинений, тт. I-XIII, Изд. АН СССР, М., 1953-1959.
5 Здесь и далее сокращение ПссБ означает: В. Г. Белинский, Полное собрание сочинений, под ред. С. А. Венгерова, тт. I—XI, СПб., 1900—1917, и В. С. Спиридонова, тт. XII и XIII. М.-Л., 1926 и 1948.
6 ‘Исторический вестник’, 1888. No 1. стр. 111, ср.: ИАН, т. XIII. стр. 290 291.
7 ‘Литературное наследство’, т. 56, 1950, стр. 23.
8 Там же, т. 57, 1951, стр. 568—569.
9 Там же, стр. 569.
10 Там же, стр. 570.
11 ‘Ученые записки Карело-Финского государственного университета’, т. IV, вып. 1, 1954, стр. 132—141.
12 На непогрешимости мнений Ю. Г. Оксмана по вопросам авторства Белинского настаивают В. Э. Боград (см. его книгу ‘Журнал ‘Современник’. 1847—1866′, М.—Л., 1959, стр. 45—46, 580—581), А. Лаврецкий и В. Потявин (‘Вопросы литературы’, 1960, No 1, стр. 225), Л. Иванова (‘Литература и жизнь’, 1960, No 16, 5 февраля, стр. 3).
13 ‘Литературное наследство’, т. 57, 1951, стр. 545—546.
14 В. С. Спиридонов. Неизвестная рецензия Белинского о ‘Кобзаре’. ‘Литературная газета’, 1939, No 13, 5 марта.
15 Дмитро Косарик. Життя i дiяльнiсть Т. Шевченка. Киiв, 1955, стр. 39.
16 Машинописный экземпляр заметки с авторской правкой В. С. Спиридонова, в которой им изложена аргументация принадлежности обсуждаемой рецензии на ‘Кобзарь’ В. Г. Белинскому, хранившийся ранее в архиве редколлегии академического издания ‘Полного собрания сочинений’ критика, в настоящее время передан в Рукописный отдел Пушкинского дома (архив В. С. Спиридонова).
17 I. I. Басс. В. Г. Белiнський i украiнська лiтература 30—40-х рокiв XIX столiття. Кiив, 1953.
18 ‘Маяк’, 1842. т. VI, ки. XII, гл. 4, стр. 116.
19 А. Н. Пыпин. История русской этнографии, т. 1. СПб., 1890. стр. 375. Ср.: А. Н. Пыпин. Русские сочинения Шевченка. ‘Вестник Европы’, 1888, No 3, стр. 260.
20 С. Машинский. В борьбе за классическое наследие. ‘Новый мир’, 1958, No 3, стр. 219.
21 П. И. Кулешов. ‘Отечественные записки’ и литература 40-х годов XIX в Изд. МГУ, 1958, стр. 373.