H. B. УСПЕНСКІЙ
H. B. УСПЕНСКІЙ
‘ИЗЪ ПРОШЛАГО.’
МОСКВА.
1889.
. М. Достоевскій на каторг.
. М. Достоевскій на каторг.
Ф. М. Достоевский на каторге, Достоевский Федор Михайлович, Год: 1889
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Нкто г. Рожновскій, находившійся въ Сибири въ одной тюрьм съ Достоевскимъ, разсказалъ про нашего знаменитаго писателя слдующее: — Давно это было. Мы были вмст тамъ. Впрочемъ, я раньте прибылъ туда. Кажется, черезъ годъ или два посл меня привезли и Достоевскаго. Когда пришелъ Достоевскій, то съ перваго раза сильно не понравился ‘ватаг’. Каторга иметъ свои законы, и каторжники строго слдятъ за точнымъ выполненіемъ ихъ. Иного и сами заржутъ. Тамъ законъ Линча въ ходу. У насъ насчетъ женщинъ было строго, и вс ватажники горой стояли другъ за друга въ этомъ дл. Каждый изъ насъ, по-очереди, дежурилъ по вечерамъ, когда проходили прачки изъ прачешной, а Достоевскій отказался отъ дежурства, когда очередь дошла до него. Въ другой разъ, онъ досталъ отъ солдата листокъ махорки. По тамошнимъ правиламъ, если кто достанетъ табаку, то половину беретъ себ, а другую половину длятъ на нсколько частей, и затмъ бросаютъ жребій, кому достанется. Достоевскій же и отъ своей части отказался, и жребій не захотлъ бросать: раздлилъ пополамъ между двумя цинготными. Вотъ на него и взълись ‘большаки’ наши: ‘Что, ты порядки сюда новые вводить пришелъ’, говорятъ: хотли ‘крышку’ {‘Крышку’ сдлать, на арестантскомъ жаргон — убить.} сдлать, но здсь Достоевскаго спасло одно обстоятельство, Однажды, въ пищу одному изъ каторжниковъ попалъ какой-то комокъ, развернули, смотримъ: тряпка, и въ ней кости и еще какая-то гадость. Можетъ быть, нечаянно попало, а можетъ, кто и нарочно бросилъ. Тотъ, къ кому попалъ этотъ комокъ, хотлъ бросить его и смолчать — старый былъ арестантъ, зналъ порядки, а Достоевскій говорилъ: ‘Надо жаловаться, если ты боишься, давай мн’. Хотли мы его предупредить, чтобы онъ не жаловался, да ‘большакъ’ запретилъ. Вотъ, при поврк, и выходитъ Достоевскій съ тряпкой впередъ. Набросились тутъ на него плацъ-маіоръ и ключникъ.— ‘Ты это нарочно выдумалъ, чтобы бунтъ поднять. Эй, кто видлъ, что это было у него въ чашк, выходи?’ Арестанты молчатъ, ‘большаковъ’ боятся. Хотлъ-было я выйти, да думаю: одинъ въ пол не воинъ, если не ‘большаки’, то начальство застъ. А знаете, вдь, своя рубашка ближе къ тлу. Постоялъ плацъ-маіоръ, видитъ — вс молчатъ.
— Въ кордегардію! Пятьдесятъ!
Увели Достоевскаго. Пролежалъ онъ потомъ недли дв въ больниц, затмъ, выписали-выздоровлъ. Вотъ этотъ случай и спасъ его отъ ‘крышки’. Онъ теперь уже сдлался свой, ‘крещеный’, за ватагу пострадалъ.
Прошло около года посл этого случая.
Я работалъ съ нимъ въ одной партіи. Нравился онъ мн за свой тихій характеръ. Пальцемъ бывало, никого не тронетъ, не то, что другіе, бывшіе у насъ, хотя тоже изъ привиллегированныхъ. Да и совсть мучила: почему я не подтвердилъ тогда его словъ передъ плацъ-маіоромъ, онъ (Достоевскій) болзнь посл той экзекуціи получилъ на всю жизнь {Здсь Рожновскій намекалъ, вроятно, на припадки, сведшіе потомъ . М. въ могилу.}. Иногда, бывало, ночью, какъ начнетъ его бить объ нары, такъ мы его сейчасъ свяжемъ куртками, такъ и успокоится.
Пошли мы, однажды, барку ломать и взяли урокъ втроемъ. Третій былъ солдатъ, по фамиліи Головачевъ,— въ работы попалъ за нанесеніе удара ротному, командиру. Начали работать. Погода была хорошая, на душ было какъ-то веселе обыкновеннаго, и работа шла скоро. Уже почти оканчивали урокъ, какъ я вдругъ нечаянно уронилъ топоръ въ воду. Что тутъ длать — надо достать во что бы то ни стало: конвойные требуютъ, чтобы топоръ былъ, а не то грозятъ прикладами. Снялъ я куртку и штаны, подвязалъ кандалы покрпче, обвязался веревкой и началъ спускаться. Все было бы хорошо, да на бду плацъ-маіоръ работы объзжалъ. Увидалъ, что меня Достоевскій и Головачевъ держатъ въ вод и спрашиваетъ: ‘Что здсь такое?’ Конвойные отвтили.
— Не задерживать работъ, пусть самъ лазитъ, какъ знаетъ, бросьте веревку,— кричитъ онъ на Головачева и Достоевскаго.
Т не слушаютъ.
Побллъ весь отъ злобы плацъ-маіоръ, даже пна на губахъ выступила, зврь, а не человкъ былъ.
— Въ кордегардію посл работъ!
Слъ на дрожки и ухалъ.
Досталъ я топоръ, вылзъ изъ воды. Жутко было оканчивать работу, а надо кончить, не то прибавятъ.
Вернулись мы вечеромъ въ замокъ. Я думалъ, что и меня поведутъ въ кордегардію — нтъ, повели только Достоевскаго и Головачева.
Не знаю, какъ ихъ наказывали, только пронесся на другой день слухъ у насъ, что Достоевскій умеръ. Я поврилъ этому, зная, что онъ не привыкъ къ подобнымъ пыткамъ, да, при томъ, и боленъ былъ еще.
Слухъ упорно держался, такъ-что мы были вполн уврены въ его смерти, а достоврно узнать нельзя было — никто за это время изъ больницы не выписался.
Прошло мсяца полтора посл этой экзекуціи, многіе уже начали забывать о Достоевскомъ. Я только не могъ никакъ забыть его, все онъ какъ-будто стоитъ передъ глазами.
Пришли мы, однажды, съ работъ — камень дробили. Было уже довольно поздно, такъ-что въ отдленіи, когда я зашелъ туда, былъ полумракъ. Подхожу къ нарамъ, смотрю: кто-то сидитъ. Я думалъ — новичокъ какой-нибудь, и особеннаго вниманія не обратилъ, вдругъ слышу знакомый голосъ:
— Здравствуй, Рожновскій!
Приглядываюсь — Достоевскій…
Не могу передать вамъ, какъ я испугался въ ту минуту. Мн показалось, что это привидніе, выходецъ съ того свта. Я такъ и оцпенлъ на мст.
— Что ты такъ смотришь? не узнаешь?
Руку протягиваетъ…
— Достоевскій! Разв ты живъ? могъ только я проговорить: смхъ и слезы — все смшалось въ горл, и я повисъ у него на ше.
Посл все объяснилось. Рядомъ съ койкой Достоевскаго, въ госпитал, лежалъ горячечный больной, который и умеръ на другой левъ посл поступленія Достоевскаго въ госпиталь. Фельдшеръ по ошибк записалъ, что умеръ Достоевскій. Все разъяснилось тогда, когда Достоевскій выздоровлъ и выписался изъ госпиталя. Посл этого случая, ему и дали у насъ въ ‘ватаг’ кличку ‘покойника’. По фамиліи больше никогда и не называли.
Живо помню еще одинъ случай,
У плацъ-маіора была гувернантка, молоденькая двушка. Шла упорная молва, что онъ состоитъ съ нею въ любовной связи, и что она, какъ говорится, держитъ его въ рукахъ. Звали ее арестанты Неткой и боялись, какъ огня, настоящая змя была, подъ-стать плацъ-маіору. Про нее разсказывали, что когда, бывало, скутъ въ кордегардіи, то она подходитъ къ замку и слушаетъ крикъ. Впрочемъ, я этому не врю. У Нетки были ручные голуби, которыхъ она привезла изъ Россіи и очень за ними ухаживала. Голуби эти часто залетали къ намъ во дворъ, и многіе изъ нашихъ зарились на нихъ, но надсмотрщики еще зорче слдили, чтобы ихъ не ловили. Одинъ молодой голубь сильно привязался къ Достоевскому. Тотъ кормилъ его хлбомъ, и онъ каждый день прилеталъ къ нему за своей порціей. Сначала, сторожа возставали противъ этого, но потомъ, видя, что Достоевскій вреда голубю не длаетъ, начали смотрть сквозь пальцы. Пришлось намъ, однажды, идти обжигать алебастръ, а путь лежалъ мимо плацъ-маіорскаго дома. Работа эта тяжелая, и потому насъ отпустили въ замокъ раньше обыкновеннаго. Поровнялись мы съ плацъ-маіорскимъ домомъ, вдругъ, смотримъ, Нетка голубей кормитъ. Достоевскому пришла въ голову взбалмошная мысль свистнуть на голубей. Вся стая поднялась на воздухъ, а голубь Достоевскаго, видно, узналъ его, подлетлъ къ нему близко и вьется надъ головой. Нетка выскочила на дорогу и прямо бросилась къ Достоевскому.
— Это ты приманиваешь моихъ голубей, разбойникъ! постой, я теб задамъ!
Не помню, право, что отвтилъ ей на это Достоевскій, кажется, сказалъ, что она хуже безсловеснаго животнаго, знаю только, что сказалъ сильную и внушительную фразу. Нетка такъ и замерла на мст. Далеко мы уже отошли отъ плацъ-маіорскаго дома, а она все стоитъ, потомъ, смотрю, закрыла лицо руками и тихо пошла въ домъ.
Мы вс ожидали, что эта вспышка дорого обойдется Достоевскому, между тмъ, ничего, прошло благополучно. Потомъ, недли черезъ дв, узнаемъ, что Нетка ухала въ Россію, вмст со своими голубями, но, что всего удивительне, голубъ Достоевскаго остался и по-прежнему прилеталъ къ нему каждый день. Нарочно-ли оставила его Нетка, или онъ самъ отъ нея улетлъ — мы не могли узнать. Посл отъзда Нетки, въ замк сдлалось еще хуже: плацъ-маіоръ до того разсвирплъ, что его не разъ удерживали высшія начальствующія лица. Не проходило дня, чтобы въ кордегардію не отправлялось нсколько человкъ…