ФЕРДИНАНД ЛАССАЛЬ И ВОПРОС О РАБОЧИХ КЛАССАХ В ГЕРМАНИИ
ФЕРДИНАНД ЛАССАЛЬ И ВОПРОС О РАБОЧИХ КЛАССАХ В ГЕРМАНИИ
I
II
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Б. К.
Ф. Лассаль и вопрос о рабочих классах в Германии, Зайцев Варфоломей Александрович, Год: 1865
Время на прочтение: 18 минут(ы)
В. А. Зайцев. Избранные сочинения в двух томах
Том первый. 1863—1865
Издательство всесоюзного общества политкаторжан и ссыльно-поселенцев
28 августа 1864 года в одной миле от Женевы происходила дуэль между молодым венгром Раковичем и человеком лет сорока, черты лица которого обнаруживали его еврейское происхождение. Оба противника выстрелили в одно и то же время, молодой венгр остался цел и невредим, но противник его получил смертельную рану в живот. Несмотря на опасность своего положения, раненый имел однако же настолько твердости, чтобы, по возвращении в Женеву, без посторонней помощи взойти на лестницу гостиницы, в которой он остановился. Но три дня спустя, 31 августа, этот иностранец умер от последствий полученной им на дуэли раны несмотря на то, что друзья его выписали для оказания ему помощи из Гейдельберга одного из знаменитейших европейских хирургов — Хелиуса. Иностранец этот, убитый на дуэли в Женеве венгром Раковичем, был знаменитый немецкий публицист и друг рабочих Фердинанд Ласссаль.
Лассаль был сын зажиточного бреславского купца. Отец его предназначал его к торговле, но Лассаль не питал к этого рода деятельности никакого расположения и поступил сначала в бреславский, а потом в берлинский университет, где он слушал лекции философии и филологии. Уже в то время светлый ум Лассаля и приобретенные им в короткое время обширные познания по философии и филологии обратили на него внимание таких людей, как, напр., Гумбольдт, Бек и др. Вскоре по выходе из университета Лассаль был замешан в политический процесс, в котором он сам был своим адвокатом. Он защищался блистательным образом, был оправдан присяжными и уже с этих пор стал известен в Пруссии как хороший оратор и отличный адвокат. После этого успеха и после того, как в Берлине началось движение 1848 года, Лассаль совершенно бросил сухие философские занятия и обратился исключительно к адвокатской и публицистической деятельности. За участие в событиях 1848 года он, по водворении вновь законного порядка, приговорен был к полугодичному тюремному заключению. После того он подвергался еще нескольким осуждениям, преимущественNo за преступления против печати. Но все эти осуждения не охлаждали его деятельности. Начиная с конца 50-х годов он особенно стал известен в Германии тем участием, которое он принимал в улучшении судьбы германских рабочих классов. В его неутомимой заботливости о благе германских рабочих, в его беспрерывной агитации в пользу этого дела, в его упорной и искусной борьбе против рутины, своекорыстия и узкости политическими экономических взглядов его соотечественников,— (вот в чем заключается главная заслуга этого замечательного человека. С этой стороной его деятельности мы намерены вкратце познакомить наших читателей. Но для верной оценки деятельности Лассаля нужно бросить прежде беглый взгляд на положение в Германии вопроса о рабочих классах.
Вопрос об устройстве быта немецких рабочих до начала 50-х годов нынешнего столетия не выдвигался особенно вперед, по крайней мере политические деятели и публицисты Германии, обратившие исключительное свое внимание на политическое устройство своей страны, не слишком много занимались этим вопросом, так что в Германии вопрос о пролетариате, о пауперизме не казался таким жизненным вопросом, как во Франции или в Англии. Но если этот вопрос в Германии и не выступал так сильно вперед, как в других западно-европейских государствах, потому что немцы-теоретики долгое время старались его игнорировать, то все-таки он и здесь с течением времени не мог не возникнуть. С поднятием уровня образования общества и с развитием политических учреждений страны неимущие классы Германии начинали всматриваться повнимательнее в то общественное устройство, которое существовало в то время у большей части европейских народов. Они стали вдумываться в свои отношения к двум главным видам собственности: капиталу и поземельной собственности, и следствием этого было то, что у них зарождалось сомнение насчет правильности и рациональности отношения рабочих классов к другим сословиям в государстве. К концу сороковых годов в Германии составилась уже довольно богатая литература по этому вопросу, было также несколько периодических изданий, посвященных исключительно этому же вопросу. В 1848 году, в эпоху всеобщего народного брожения, выказалось стремление осуществить некоторые из новых идей касательно переустройства общества, применить их к действительности. В представительных собраниях отдельных немецких государств и даже во франкфуртском немецком парламенте раздавались голоса, требовавшие, чтобы при новом устройстве немецкого общества рабочим классам дано было иное, более соответствующее новым идеям положение в обществе. В августе 1848 года состоялся конгресс германских рабочих, на котором обсуждались вопросы рабочих классов и который своими постановлениями пытался достигнуть желаемой организации труда. Сделаны были предложения образовать для этой цели особые рабочие комитеты, которые должны были служить посредниками между рабочими и капиталистами. Но эти попытки ни к чему не повели, во-первых, потому, что тогдашние руководители движения рабочих не сумели справиться с предпринятым ими делом, а, во-вторых, потому, что и самые немецкие правительства стали смотреть неблагосклонно на эти стремления рабочих классов к эмансипации. Настала реакция 1849 и 1850 годов, и в положении рабочих все осталось по-старому.
Между тем известный прусский прогрессист Шульце-Делич, пришедши в 1848 году в столкновение со многими представителями немецких рабочих, имел случай убедиться, насколько в рабочем классе Германии распространены стремления к улучшению своего быта. Вся его деятельность с этих пор направлена была к тому, чтобы доказать рабочим, что можно улучшить их быт, не прибегая к социалистическим теориям. Деятельность эта была двоякая: практическая и теоретическая. Первая из них гораздо важнее последней, она действительно принесла некоторую пользу германским рабочим, хотя далеко не такую великую пользу, как то стараются представить друзья и поклонники Шульце-Делича в Германии и в других странах. Деятельность Шульце-Делича на пользу рабочего класса Германии, правда, в состоянии создать паллиативные средства для уменьшения бедствий немецких пролетариев, но она не может повести к тому, чтобы пересоздать общественное положение рабочих классов Германии на новых, более рациональных основаниях.
Практическая сторона деятельности Шульце-Делича состоит преимущественно в основании и распространении по всей Германии различных видов рабочих обществ. Общества и ассоциация эти имели в виду различные цели. Главные виды их были следующие: 1) Общества для вспомоществования больным рабочим (Krankenvereine). Этот вид обществ распространен гораздо менее других, таких обществ не слишком много в Германии, и число членов их не особенно велико. 2) Общества для доставления рабочим по дешевым ценам необходимых жизненных потребностей (Congumvereine). В конце 1863 года таких обществ было в Германии от 80 до 90, и некоторые из них производили в год оборотов более чем на 200.000 талеров. 3) Общества для приобретения рабочими сырого материала (Rohstoff und Materialenvereine) и, как более усовершенствованный вид этих ассоциаций, 4) Общества по отдельным ремеслам для общего производства и сбыта. Этот последний вид ассоциаций имеет целью освободить труд от эксплуатации его крупным капиталом, и поэтому нельзя не согласиться с Шульце-Деличем, который считает его венцом ассоциационной системы. Но именно этот-то вид ассоциаций еще очень мало распространен в Германии, и можно указать только на некоторые уединенные попытки в этом роде. Причина этому заключается не в малом развитии у немецких рабочих духа ассоциации, как то предполагает Шульце-Делич, а в том обстоятельстве, что капиталам, составленным из копеечных взносов и сбережений членов ассоциации, совершенно невозможно успешно конкурировать с огромными и притом пользующимися особенным покровительством законодательства капиталами. Что же касается до ассоциаций для доставления рабочим по дешевым ценам сырья, то они довольно распространены в Германии. Уже в 1862 году их насчитывалось более 200, преимущественно они составлялись сапожниками, портными и столярами. Наконец, тот вид рабочих обществ, который более всего распространен был в Германии,— 5) Кредитные и ссудные общества (Vorschuss und Kreditvereine). Общества эти ссужают своих членов необходимыми суммами для того, чтобы начать какое-нибудь промышленное производство, но ссуды эти производятся всегда на проценты и очень часто даже не иначе, как под верные залоги. Таким образом, самые основания, на которых устроены кредитные общества рабочих, ничем не отличаются от общих оснований всех кредитных учреждений. Этот вид рабочих обществ более всего распространен в Германии: к началу 1863 года их было уже от 440 до 450, и ссуд ими роздано было более чем на 30 миллионов талеров, процентов с этих ссуд получено было на 700.000 талеров (на капитал в 10 милл. талеров) . Были также попытки образовать кредитные общества и ссудные кассы на началах, противных началам Шульце-Делича и признанных им за непрочные и нерациональные, то есть на началах дарового кредита. Но дела подобного рода кредитных обществ не могли итти хорошо до тех пор, пока самое общество не прониклось еще идеей о возможности дарового кредита и пока капиталы стекались, разумеется, туда, где они давали весьма высокий процент. Поэтому, к великой радости Шульце-Делича и его сторонников, результаты деятельности беспроцентных ссудных касс были весьма плачевны, в особенности в сравнении с блистательными результатами кредитных ассоциаций рабочих, основанных по системе Шульце-Делича.
Шульце-Делич не ограничивался тем, что побуждал рабочих к составлению ассоциаций, и старался о распространении их по всей Германии: он был главным руководителем почти всех существующих в Германии рабочих ассоциаций и ходатаем за них перед обществом, литературою и правительством. В 1859 г. он устроил съезд уполномоченных от всех рабочих обществ в Германии, и с этого времени съезды эти стали повторяться ежегодно. Им же устроено было в 1861 году центральное бюро всех рабочих ассоциаций, назначение которого состояло в том, чтобы еще более развить деятельность рабочих обществ в Германии, сблизить их’ служить посредником в сношениях их между собою, сам Шульце-Делич, по желанию всех уполномоченных от рабочих обществ, сделан был директором этого бюро. В 1861 г. им основан был также особый журнал, имевший целью служить органом немецких рабочих ассоциаций, кроме того, вся либеральная пресса Германии тоже весьма усердно пропагандировала идеи Шульце-Делича об устройстве судьбы рабочих. Наконец, Шульце-Делич, как член прусской палаты депутатов, взялся ходатайствовать перед палатою и вообще леред законодательством страны за созданные и покровительствуемые им рабочие ассоциации. Еще в 1859 году он выработал проект закона об этом предмете, в 1861 г. этот проект закона был представлен на обсуждение палаты, но частые распущения палаты до настоящего года не позволяли ей заняться серьезно этим вопросом, и только в нынешнюю сессию ее проект Шульце-Делича был одобрен палатою депутатов.
Что касается теоретической деятельности Шульце-Делича в вопросе о рабочих классах в Германии, то она преимущественно направлена была к тому, чтоб распространить между рабочим населением Германии то, что он считал здравыми экономическими понятиями, и чтоб предохранить это самое население от того, что он называл нерациональными и зловредными для него теориями. Для этой цели он прибегал или к печатному изложению своих идей, или к публичным лекциям и устной беседе с рабочими. С тех пор как он посвятил себя этому предмету, т. е. с 1849 или 1850 года, Шульце-Делич писал очень много о нуждах рабочего класса в Германии, о средствах помочь ему и о результатах различных употребленных в дело средств. Во всех своих сочинениях, напечатанных после 1850 года, он предостерегает немецких рабочих, чтоб они не увлекались лживыми уверениями мнимых благодетелей человечества и не вообразили себе, что можно достигнуть действительного улучшения положения рабочих при помощи средств, предлагаемых новыми учениями. Когда же с 50-х годов началось движение рабочих, вызванное Лассалем, Шульце-Деличу показалось, что учение Лассаля пропитано ядом социализма, и он еще ревностнее прежнего принялся противодействовать влиянию этого яда посредством распространения между рабочими здравых экономических понятий. Но он понимал очень хорошо, что из всей массы, немецких рабочих, о просвещении которых он заботился, немногие в состоянии будут читать специальные сочинения его об ассоциациях. Поэтому он прочел в начале 1853 г. берлинским рабочим несколько популярных публичных лекций, которые после напечатаны были особою брошюрой. В этих публичных беседах Шульце-Делич сообщил своим слушателям несколько действительно полезных сведений о труде, о пользе машин, как подспорья человеческого труда, и т. д. Но рядом с этим мы встречаем в его беседах полемическую сторону, в которой он старается опровергнуть мнения Лассаля и его последователей посредством сообщения своим слушателям довольно странных, часто совершенно ошибочных понятий о капитале, о процентах, о конкуренции, о вмешательстве государства в судьбу рабочих и о полной свободе и независимости этих последних. В этих беседах, равно как и во всех сочинениях своих, Шульце-Делич постоянно толкует одно: о необходимости собственной помощи (selbsthilfe) рабочих и о том, что единственное средство к улучшению их быта заключается в основании ассоциаций. Не отвергая того, что в этом взгляде есть значительная доля истины, что никакое улучшение быта рабочих немыслимо без того, чтобы в ‘ем не принимали также участие и сами рабочие — нельзя не заметить, что Шульце-Делич чрезвычайно несправедливо судит о попытках к существенному переустройству, сделанных в
Европе в течение последних 20 — 30 лет, что ок в особенности относится слишком свысока к учению Лассаля и его последователей и к трудам их на пользу рабочего населения Германии. Нельзя также не заметить, что, увлекшись мыслью о самодеятельности рабочих, он упускает из виду то обстоятельство, что рабочие находятся в слишком невыгодных условиях сравнительно с привилегированными классами и что поэтому, если предоставить их исключительно- своим собственным силам, отвергая для них всякую помощь государства, которую однако же владетельные классы и не думают отвергать, то не может быть и речи об успешной борьбе их с этими классами и о действительном улучшении их быта. Вообще Шульце-Делич до того увлекся желанием своим опровергнуть теории и учения противников экономической школы, что он в беседах и сочинениях своих договаривается часто до таких вещей, которых никак нельзя было ожидать от человека, так хорошо знакомого с бытом рабочих, и которые можно объяснить только непреклонным намерением его поразить своих противников во что бы то ни стало, хотя бы с помощью всевозможных натяжек. Так, например, коснувшись происхождения капитала, он находит совершенно естественным скопление его в немногих руках, он основывает это свое уверение на том, что ‘капитал образуется посредством сбережений, посредством усиленного труда и особенно выдающихся умственных способностей’, а эти качества,— уверяет он,— даются немногим, а потому и неудивительно, что число капиталистов весьма ограничено сравнительно с числом людей трудящихся. Как-будто рабочие и сам Шульце-Делич не знают, действительно ли можно составить капитал посредством одного только усиленного труда или средством особенно выдающихся умственных способностей. Признавши капитал результатом сбережений, усиленного труда и выдающихся умственных способностей, Шульце-Делич, разумеется, желает, чтобы эти хорошие качества не остались без вознаграждения, и отсюда он приходит к доказательству необходимости и пользы, даже благодетельности процента. ‘Проценты — говорит он в одной из публичных бесед своих, — являются в том виде, в каком они существуют в обществе, спасением, благодеянием для человечества, равно как и капитал, возрастающий посредством процентов. Без процента нет кредита, для работника в одном только кредите заключается возможность к улучшению его состояния, следовательно, без процента нет возможности улучшить положение рабочего’. Последняя фраза весьма интересна, потому что она показывает, до какого заключения может довести одного из лучших друзей германского рабочего желание его спасти рабочих от яда социализма. Шульце-Делич в своих беседах и сочинениях говорит очень много о свободе рабочего, но под этою свободою он разумеет что-то весьма странное. ‘Немецкие рабочие, — говорил он между прочим, — постоянно боролись за свободу, и я надеюсь, что они не
Продадут этой теперь свободы. Свободный труд найдет пути и средства для того, чтоб помочь самому себе, кто отчаивается в своих собственных силах, тот дает себе свидетельство в бедности, а вы, господа, не захотите выставить самим себе такое свидетельство. Отвергайте все, что имеет вид помощи извне, не принимайте помощь государства. Все немецкие рабочие должны отвергнуть всякую милостыню и всякую опеку и гарантию со стороны государства. Вы опираетесь и должны опираться только на собственные свои силы и т. д.’. Все эти фразы о полной свободе и о собственной ответственности рабочего класса очень хороши как красивые и громкие фразы, но если вникнуть в сущность дела, то непременно окажется, что под громкими фразами этими заключается ужасная сбивчивость понятий. Известный класс общества поставлен другими классами в такое невыгодное положение, что он никак не может собственными силами создать себе новое, более Удовлетворительное общественное положение. Являются люди, которые указывают на средства, при помощи которых эти классы могли бы выйти из неудовлетворительного своего состояния и которые утверждают, что все общество, что государство, как представитель исполнительной власти всего общества, должны принять деятельное участие в извлечении непривилегированных классов из их невыгодного положения. А тут выискиваются добрые друзья этой меньшей братии и уверяют, что помогать рабочим классам выйти из жалкого положения их значит брать их под опеку, стеснять их свободу, мало того — значит унижать и оскорблять их.
Такова была теоретическая деятельность Шульце-Делича и его последователей, имевшая в виду пользу рабочего класса. Она была преимущественно направлена против Лассаля, который старался внушить рабочим совершенно иные экономические понятия, нежели экономист либеральной школы. О деятельности Лассаля мы поговорим в следующей статье нашей.
В первой статье нашей мы рассматривали учение тех немецких экономистов, которые требовали, чтобы улучшение быта рабочих сделано было одними только собственными силами рабочих, без малейшего вмешательства государства. Но рядом с этим учением существует в Германии другое учение, которое утверждает, что так как государство своими законодательными и административными мерами берет под свое особое покровительство одну часта граждан, то оно должно принять также деятельное участие в устройстве судьбы остальной, большей половины граждан, неимущих классов, рабочих. Одним из самых деятельных проповедников второго учения был Фердинанд Лассаль.
Политические и экономические враги Лассаля всячески старались уронить его в глазах немецкого общества, преимущественно
немецких рабочих, и доказать последним, что не Лассаля, а Шульце-Делича следует им считать истинным другом своим. С этою целью они старались выставить его проповедником устарелых социалистических и коммунистических идеи и никак не хотели понять или делали вид, будто не понимают того, что между здраво-экономическим и строго логическим учением Лассаля и более или менее непрактическими учениями Сен-Симона, Фурье и др. была огромная разница. Они знали, что повредят ему в глазах германского общества, назвавши его социалистом и коммунистом, и этого было достаточно для них, чтобы погрешить против истины и справедливости. С другой стороны, противники Лассаля не переставали колоть глаза лассалевской партии тем, что она на практике еще ничего не сделала для улучшения быта германских рабочих, о благе которых она так заботится, и при этом ей указывались на блестящие результаты деятельности Шульце-Делича (результаты эти они, разумеется, сильно преувеличивали). Но они опять-таки забывали или не хотели помнить того, что Лассаль поневоле осужден был на одни только теоретические выводы или априористические суждения, так как он и его партия долгое время встречали препятствия к осуществлению своего учения как со стороны правительства (которое только недавно изменило свой взгляд на Лассаля), так со стороны всех последователей старых экономических школ, которые и до сих пор продолжают считать Лассаля анархистом, коммунистом и еще бог знает чем. Они не хотели понять того, что выступают на борьбу с Лассалем далеко не с одинаковым оружием, и от души радовались тому, что, находясь в более выгодных условиях, им можно было упрекать своих противников в непрактичности и в погоне за утопиями. Между тем Лассаль, как мы увидим ниже, не заслуживает и сотой доли делаемых ему упреков в непрактичности и фантазерстве, все его выводы очень просты, логичны и практичны, в чем теперь даже начинает убеждаться само прусское правительство.
Прежде всего нас поражает в Лассале та уверенность в суждениях о других экономических учениях, то чувство справедливости, которое он высказывает в этих суждениях и которое составляет резкий контраст с пристрастными и несправедливыми отзывами о Лассале экономистов-либералов. Когда Лассалю приходилось касаться, например, деятельности и учений Шульце-Делича, он всегда делал различие между Шульце-Деличем политиком и экономистом-теоретиком и Шульце-Деличем практическим деятелем. Нимало не сочувствуя политическим идеям прогрессистов, к которым принадлежит Щульце, нимало не сочувствуя также совершенно фальшивому, по его мнению, учению экономистов-либералов, Лассаль однако же отдает должную справедливость практической деятельности Шульце. Лассаль признает за ним ту заслугу, что он поднял рабочий вопрос в Германии, возбудил движение рабочих, развил в Германии ассоциационную систему, ни в одной из своих речей он не называет Щульце фразером, обманщиком и т. д. Но, отдавая должную справедливость деятельности Шульце-Делича, Лассаль однако же оценивает ее по достоинству, т.-е. называет все предпринимаемые им меры не более как паллиативами, на которых никак не следует останавливаться, как это делал Шульце. Сберегательные, инвалидные, ссудные кассы могут приносить относительную пользу, но было бы сильной ошибкой видеть в них удовлетворительное разрешение рабочего вопроса. Во-первых, некоторые виды этих ассоциаций (например, ссудные ассоциации или ассоциации для приобретения сырья) могут приносить выгоды почти исключительно только мелким ремесленникам. Но для большей части рабочих, занятых при крупной фабричной производительности и более всего нуждающихся в реформе общественного положения своего, эти виды ассоциаций совершенно бесполезны. Значит польза, приносимая этими видами ассоциации, весьма ограничена уже по объему своему. Но она еще более ограничена по самому внутреннему свойству своему. Ассоциации эти дают только возможность мелким ремесленникам конкурировать с грехом пополам с более зажиточными ремесленниками, о конкуренции с большим фабричным производством не может быть и речи. Таким образом вся польза, приносимая этими ассоциациями, в которых наивные экономисты видят полное разрешение вопроса о пролетариате, сводится, по словам Лассаля, к тому, что они несколько облегчают положение отдельных (и сравнительно весьма немногих) рабочих индивидуумов. Что же касается до тех ассоциаций, которые составляются для доставления рабочим по более дешевым ценам всех жизненных потребностей, то действие их может распространяться на большее число рабочих, т. е. и на фабричных рабочих. Но и этот вид ассоциаций, как бы он ни был распространен, сколько бы рочдельских обществ ни распространилось по всему земному шару, не может произвести серьезного улучшения в общественном положении рабочих, Лассаль чрезвычайно остроумно доказывает, что распространение подобных обществ должно принести пользу преимущественно крупному капиталу, а никак не рабочим. Вследствие знаменитого экономического закона о предложении и запросе, — говорит Лассаль, — заработная плата всегда доводится до минимума потребностей человека. Из суммы, вырученной за известное производство, сначала вычитается и распределяется между рабочими именно столько, сколько необходимо для продления их существования,— это и есть заработная плата, весь излишек вырученной суммы против заработной платы составляет барыш фабриканта. Выше этого minimum’a потребностей заработная плата не может подняться. Удешивите предметы потребления (при помощи различных Consumverein’ов),— сейчас же, при постоянном избытке предложения рабочих рук, понизится заработная плата, т. е. опять спустится до суммы, необходимой для удовлетворения, по удешевленным ценам самых необходимых жизненных потребностей. Таким образом, этот вид ассоциаций только и может приносить некоторую пользу до тех пор, пока только незначительное число работников приступит к ним, — тогда положение этих немногих работников будет действительно лучше других, не составивших еще таких ассоциаций. Как скоро же ассоциации эти охватят весь рабочий класс, приносимая ими рабочим польза дойдет до нуля. Итак, ассоциационная система в том виде, как она существует теперь, приносит пользу, но пользу весьма ограниченную, так как она совершенно не В состоянии улучшить нормальное положение рабочего класса и поднять его выше теперешнего уровня, а о такой ограниченной пользе, полагает Лассаль, право, не стоит поднимать того шума, который поднимают Шульце-Делич и его партия о своей деятельности.
Подвергши такой строгой, но справедливой критике деятельность Шульце-Делича в рабочем вопросе, Лассаль ставит далее вопрос о том, есть ли или нет вообще в ассоциационной системе задатки для улучшения быта рабочих классов. По его мнению, ассоциация действительно может быть весьма хорошим средством для достижения этой цели, но только в том случае, если она будет применена к большему производству. Нужно сделать работника собственником тех мастерских и фабрик, в которых он работает. Тогда только уничтожается разность между заработною платою и действительною ценою известного произведенного предмета, тогда только устраняется нелепый закон о доведении заработной платы до минимума потребностей человека, в этом заключается единственный законный и простой путь к серьезному улучшению быта рабочего.
В этом взгляде на будущность рабочего вопроса Лассаль отчасти сходится с Шульце-Деличем. Но они расходятся в мнениях касательно средств достижения, этой одной, общей цели. Когда речь зайдет об этих средствах, Шульце-Делич принимается толковать о собственных средствах рабочего, о самодеятельности, собственной помощи (Selbsthilfe) и т. д. Он уверяет их, что они со своими копеечными взносами метут конкурировать с огромными, уже готовыми капиталами и пр. Одним словом, он сознательно или бессознательно обманывает рабочих. Лассаль поступает совершенно иначе. Он прямо говорит, что рабочие одними своими силами ничего не в состоянии сделать, что для серьезного преобразования общественного положения рабочих им нужна та же самая помощь извне, которою постоянно пользовался и пользуется капитал, т. е. помощь законодательства, государства.
Этими уверениями Лассаль задевает слабую струнку всех цеховых экономистов. Вмешательство государства в экономическую жизнь народов, распространение по всей стране промышленных казарм, стеснение индивидуальной свободы — вот те ужасы, о которых не могут вспомнить равнодушно эти либеральные экономисты. Лассаль опять-таки чрезвычайно искусно разбивает на всех пунктах этих ярых ревнителей экономической свободы.
Во-первых, он доказывает им, что все их уверения несправедливы даже в том случае, если разуметь под государством то, что они разумеют. Участие даже такого государства в решении рабочего вопроса нисколько не может быть вредным, нисколько не равносильно уничтожению индивидуальной свободы, нисколько не влечет за собою распространения по всей стране каких-то коммунистических казарм. Если государство доставит рабочим необходимый для какого-нибудь производства капитал или кредит, при помощи которых они могли бы конкурировать с сложившимися уже капиталами и которые им иначе негде достать, то их этим не лишают свободы, точно так же как не лишают свободы того, кому подают лестницу для того, чтобы он мог влезть на башню, или кому подают книгу для того, чтобы он мог выучиться читать. Во-вторых, он напоминает этим ревнителям свободы, что они вовсе не восстают против вмешательства государства там, где вмешательство это производится в пользу — капитала и имеет целью защиту интересов капиталистов. Тут эти ревнители молчат о стеснении свободы и принимают это вмешательство как нечто должное и вполне законное. Капиталисты не только терпят, но и требуют вмешательства государства там, где дело идет о защите капитала. Строгие законы против всякого нарушения собственности, привилегии, гарантии (напр. гарантии известного процента на капитал при постройке железных дорог),— все это, по их мнению, необходимо, этого вмешательства требуют все капиталисты. А как скоро речь зайдет о вмешательстве государства в пользу тех, которые не обладают ни капиталом, ни кредитом, то известные экономисты, а за ними и владетельные классы кричат о социализме и коммунизме. Таким образом Лассаль в этих двух пунктах доказал, что негодование экономистов против вмешательства государства в экономическую жизнь народа есть не что иное, как лицемерие, и что это вмешательство не имеет ничего ужасного даже тогда, когда разуметь под словом государство то, что обыкновенно разумеют под этим именем экономисты, т. е. центральную, административную, исполнительную власть в стране. Но в третьем пункте своих возражений Лассаль доказал им, что они придают совершенно ошибочное понятие слову государство. Лассаль полагал, что великая ассоциация низших классов, и, следовательно, и рабочих, должна тоже явиться составною частью в государстве, государство, по его мнению, должно представлять собою великую ассоциацию всех классов общества, следовательно, и рабочих классов. А в таком случае помощь, оказываемая этою -обширною ассоциацией меньшим ассоциациям, и явилась бы пресловутою собственной помощью (Selbsthilfe), о которой так хлопочет Шульце-Делич.
Что касается до того, каким образом государство должно принять участие в устройстве судьбы рабочих классов, то Лассаль советовал рабочим сконцентрировать сначала все усилия свои на этом пункте, агитировать в пользу этого дела всеми законными средствами, пропагандировать эту идею устно и печатно. — Затем, — говорил Лассаль, — определится, насколько и как должно выразиться участие государства в улучшении быта рабочих, каким образом и из каких средств государство должно учредить кредитные и оборотные банки для рабочих, какие оно должно давать им гарантии и т. д.
Наконец, заметим еще, что все свои выводы о будущности рабочих классов он основывает на исторических законах. — Сначала, — говорит он, — право на участие в общественных делах давала только поземельная собственность — период феодальный, господство дворянства и духовенства. Потом, с 1789 года, к этому фактору присоединился другой фактор — капитал, это период буржуазный, рядом с дворянством и духовенством в решениях судеб народов начинает принимать участие буржуазия. Но в наше столетие стало заявлять свои права четвертое сословие — сословие трудящихся, рабочих, рядом с поземельной собственностью и капиталом выступает новый фактор — труд, который, по мнению Лассаля, рано или поздно должен занять в государстве принадлежащее ему по праву место.
Вот в немногих словах вся сущность учение Лассаля, как оно высказано было им в его брошюрах и речах. Предоставляем нашим читателям судить о том, насколько это учение походит на коммунистов и социалистов, в чем- однако же постоянно упрекают Лассаля, предоставляем им также судить о том, чье учение логичнее и вернее — учение ли Шульце-Делича или учение Лассаля. Каждое из них достаточно красноречиво говорит само за себя. Теперь же скажем еще несколько слов о деятельности Лассаля.
Мы упоминали уже в первой статье нашей, что противники Лассаля постоянно укоряли его в том, что он остается в области теории и не доказал на практике верности своих теоретических выводов и жизненности своего учения. Но достаточно бросить самый поверхностный взгляд на сущность учения Лассаля, чтобы убедиться в несправедливости этих упреков.
Там, где дело идет о паллиативах, как у Шульце, там еще не трудно даже одному человеку соединять теорию с практикой. Но, спрашивается, каких же практических действий ожидать от одного человека там, где дело идет о применении к жизни таких широких теорий, как у Лассаля? Разве он мог сам или с помощью своих друзей дать всем германским рабочим право принять участие в решении своей судьбы? Разве он или друзья его могли переделать бюджет согласно с требованиями их теории? Очевидно, нет. Очевидно, при таком положении Лассалю оставалось открыть только одно поле деятельности — поле пропаганды своего учения, поле законной агитации в пользу своих идей. Но зато на этой единственной доступной для него арене Лассаль был неутомим, и он мог сказать с гордостью, что здесь усилия его не пропадали даром.
Начиная с конца 50-х годов, Лассаль не переставал пропагандировать свое учение во множестве брошюр, речей, публичных лекций, которые он издавал, произносил, читал в различных местах Германии. Сначала его усилия не имели особого успеха. Шульце-Делич и другие его противники уже чересчур усердно клеветали на него и чернили его, они, кроме того, слишком искусно пользовались своим более выгодным положением, которое они занимали относительно Лассаля. Поэтому во многих местах Германии, где рабочие имели у себя перед глазами результаты деятельности Шульце-Делича, они высказывались против Лассаля. Но это расположение рабочих начало мало-по-малу уступать другим идеям. Еще несколько лет тому назад в Лейпциге образован был особый комитет, который должен был руководить движением рабочих в Германии. Комитет этот открыто высказался в пользу учения Лассаля, и вся его деятельность постоянно направлена была к тому, чтобы распространить это учение, популяризировать его и способствовать по возможности его осуществлению, — одним словом, чтобы производить ту приготовительную работу к разрешению рабочего вопроса, на которую указывал немецким рабочим Лассаль. Президентом этого комитета в начале 1863 года выбран был сам Лассаль, и с этих пор пропаганда лассалевских идей еще более усилилась в Германии. После лейпцигских рабочих в пользу лассалевской теории высказались рабочие многих других значительных местностей — Кельна, Гамбурга, Дюссельдорфа, Касселя и др. С конца 1863 года лассалевские идеи стали распространяться с особою силою между прусским рабочим населением, к ужасу школы Шульце-Делича они проникли даже в центр деятельности этого последнего — в Берлин, Около этого же времени и прусское правительство, смотревшее до сих пор довольно враждебно на деятельность Лассаля, подвергавшее его судебным преследованиям, запрещавшее собираемые им митинги и т. д., стало приходить к тому убеждению, что Лассаль вовсе не анархист и коммунист, а просто честный друг рабочих, искренно желающий улучшения их социального положения, в этом смысле стали отзываться о нем правительственные органы (1). В вопросе о законодательстве относительно рабочих Пруссии (о котором мы, впрочем, будем еще говорить подробнее в нашей газете) мы видим правительство и Лассаля, действующих заодно против экономистов-либералов и прогрессистов-фабрикантов. Весною 1864 года Лассаль вызвал протест силезских рабочих против постоянного понижения заработной платы некоторыми силезскими фабрикантами (в том числе депутатом прогрессистом Рейхенхейм). Впоследствии он произнес (22 мая 1864 года) речь об обязанностях государства, всячески покровительствующего капиталу, принять также под свою защиту рабочего, находящегося в полной зависимости от капитала.
Речь эта была напечатана и разослана различным комитетам рабочих в Германии. Это, сколько известно, было последним действием Лассаля в деле разрешения рабочего вопроса, 31 августа 1864 года его уже не было в живых.
Ф. ЛАССАЛЬ И ВОПРОС О РАБОЧИХ КЛАССАХ В ГЕРМАНИИ. Статья эта была опубликована в NoNo 3 и 5 газеты ‘Народная Летопись’, выходившей в 1865 г. под фактической редакцией Ю. Г. Жуковского (номинальным редактором газеты числился беллетрист Н. Д. Ахшарумов). Статья была напечатана без подписи. На принадлежность ее Зайцеву было указано в статье Б. Козьмина ‘Газета Народная Летопись’ (см. его книгу ‘От 19 февраля к 1 марта’. М, 1933 г., стр. 91—93) на основании показаний, данных в 1867 г. в следственной комиссии арестованным за сношения с эмигрантами иркутским купеческим сыном Н. Н. Пестеревым. В 1865 г. Пестерев был близок с Зайцевым и с его слов знал о сотрудничестве последнего в ‘Народной Летописи’ (подробнее см. в указанной статье Б. Козьмина). Зайцев живо интересовался деятельностью Лассаля и перевел на русский язык его избранные сочинения (издание это, вышедшее в двух томах, было конфисковано цензурой). Статья о Лассале характерна, между прочим, в том отношении, что ее автор, хотя и становится в полемике между Лассалем и Шульце-Деличем на сторону первого, не может понять истинной роли буржуазного либерала Шульце-Делича и наивно считает его ‘одним из лучших друзей германского рабочего’.
(1) Автору статьи осталось неизвестным, что терпимость прусских правительственных органов к деятельности Лассаля была вызвана его тайными сношениями с О. Бисмарком, рассчитывавшим найти в рабочих союзах, руководимых Лассалем, опору в своей борьбе с буржуазными прогрессистами.
(2) Привести в исполнение это намерение автору статьи не удалось. На 12-м номере ‘Народная Летопись’ была приостановлена правительством. Что касается Зайцева, то, по свидетельству Пестерева, он еще до приостановки газеты порвал с нею вследствие того, что ее редакция нашла возможным принять для напечатания статью, направленную против ‘Русского Слова’, в котором в то время сотрудничал Зайцев.