Еврей в терновнике
Еврей в терновнике
Еврей в терновнике, Гримм Вильгельм Карл, Якоб, Год: 1815
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Братья Гримм
Жил однажды на белом свете богач, и у того богача был слуга, который служил ревностно и честно, вставал каждое утро раньше всех и позже всех ложился вечером, и где была тяжелая работа, другим не по силам, там он всегда первый за нее принимался. При этом он ни на что не жаловался, был всегда доволен и всегда весел.
Когда окончился год его службы, господин его не дал ему никакого жалованья, подумав: ‘Этак-то лучше, и я на этом сохраню кое-что, и он от меня не уйдет, а останется у меня на службе’.
Слуга не сказал ему ни слова, и во второй год исполнял ту же работу, что и в первый. И даже тогда, когда и за второй год он не получил никакого жалованья, примирился с этим и остался по-прежнему на службе.
По прошествии и третьего года господин спохватился, стал рыться в кармане, однако ничего из кармана не вынул. Тогда наконец слуга заговорил: ‘Я, сударь, честно служил вам три года сряду, а потому будьте так добры, дайте мне то, что мне следует получить по праву, мне бы хотелось от вас уйти и повидать свет белый’. А скряга и отвечал ему: ‘Да, милый мой слуга, ты мне служил прекрасно и должен быть за это вознагражден надлежащим образом’. Сунул он руку опять в карман и геллер за геллером отсчитал ему три монетки… ‘Вот тебе за каждый год по геллеру — это большая и щедрая плата, какую ты мог бы получить лишь у очень немногих господ’.
Добряк-слуга немного смыслил в деньгах, спрятал свой капитал в карман и подумал: ‘Ну, теперь у меня полнешенек карман денег — так о чем мне и тужить? Да не к чему и затруднять себя тяжелою работою!’
И пошел путем-дорогою по горам, по долам, весело припевая и припрыгивая на ходу.
Вот и случилось, что в то время, когда проходил он мимо чащи кустов, вышел к нему оттуда маленький человечек и спросил: ‘Куда путь держишь, веселая голова? Вижу я, что ты ничем особенно не озабочен’. — ‘А о чем же мне и печалиться? — отвечал парень. — Карман у меня полнешенек — в нем бренчит у меня жалованье, полученное за три года службы’. — ‘А велика ли вся твоя казна?’ — спросил человечек. ‘Велика ли? А целых три геллера звонкой монетой!’ — ‘Послушай, — сказал человечек, — я бедный, нуждающийся человек, подари мне свои три геллера: я уж ни на какую работу не пригоден, а ты еще молод и легко можешь заработать свой хлеб’.
Парень был добросердечный и притом почувствовал жалость к человечку, подал ему свои три монеты и сказал: ‘Прими Христову милостыньку, а я без хлеба не останусь’. Тогда сказал человечек: ‘Видя твое доброе сердце, я разрешаю тебе высказать три желания — на каждый геллер по желанию — и все они будут исполнены!’ — ‘Ага! — сказал парень. — Ты, видно, из тех, которые любят пыль в глаза пускать! Ну, да если уж на то пошло, то я прежде всего желаю получить такое ружье, которое бы постоянно попадало в намеченную цель, а во-вторых, желаю получить такую скрипку, на которой, чуть заиграю, так чтобы все кругом заплясало, а в-третьих, если к кому обращусь с просьбою, так чтобы мне в ней отказу не было’. — ‘Все это я тебе даю’, — сказал человечек, сунул руку в куст — и поди ж ты! — достал оттуда, словно по заказу, и ружье, и скрипку.
Отдавая и то и другое парню, он сказал: ‘Если ты кого попросишь о чем, то ни один человек на свете тебе не откажет’. ‘Вот у меня и есть все, чего душа желает!’ — сказал сам себе парень.
Вскоре после того повстречался ему на пути еврей с длинной козлиной бородкой, он стоял и прислушивался к пению птички, сидевшей очень высоко, на самой вершине дерева. ‘Истинное чудо! — воскликнул он наконец. — У такой маленькой твари и такой голосище! Эх, кабы она была моею! Жаль, что ей никто не может на хвост соли насыпать!’ — ‘Коли только за этим дело стало, — сказал парень, — так птицу мы оттуда сейчас спустим!’ Приложился он и так ловко попал, что птица упала с дерева в терновник. ‘Слушай, плутяга, — сказал парень еврею, — вынимай оттуда свою птицу’. — ‘Ну что же, я подберу свою птицу, коли уж вы в нее попали!’ — сказал еврей, лег на землю и давай продираться внутрь тернового куста.
Когда он залез в самую середину кустарника, вздумалось парню подшутить — взялся он за скрипку и давай на ней наигрывать. Тотчас же начал и еврей поднимать ноги вверх и подскакивать, и чем более парень пилил на своей скрипке, тем шибче тот приплясывал. Но шипы терновника изодрали его ветхое платьишко, растеребили его козлиную бороденку и перецарапали ему все тело. ‘Да что же это за музыка! — крикнул, наконец, еврей. — Что за музыка! Пусть господин перестанет играть, я вовсе не хочу плясать!’ Но парень не очень его слушал и думал про себя: ‘Ты довольно людей дурачил — пусть-ка теперь тебя терновник поцарапает!’ — и продолжал наигрывать, а еврей все выше и выше подскакивал, и лохмотья его одежды то и дело оставались на иглах терновника.
‘Ай, вей! — взмолился он. — Лучше уж я дам господину, что он желает — дам целый кошелек с золотом, лишь бы он играть перестал!’ — ‘О! Если ты такой щедрый, — сказал парень, — то я, пожалуй, и прекращу мою музыку, однако же должен тебя похвалить — ты под мою музыку отлично пляшешь!’ Затем получил он от еврея кошелек и пошел своей дорогой.
Еврей же остался на том же месте и все смотрел вслед парню, пока тот совсем у него не скрылся из глаз, а тогда и начал кричать, что есть мочи: ‘Ах, ты, музыкант грошовый! Ах ты, скрипач из пивной! Погоди ужо: дай мне с тобой глаз на глаз встретиться! Так тебя пугну, что во все лопатки бежать от меня пустишься!’ — и кричал, и ругался, сколько мог.
А когда он этою бранью немного пооблегчил себе душу, то побежал в город к судье. ‘Господин судья, — ай, вей! — извольте посмотреть, как на большой дороге какой-то злодей меня ограбил и что со мною сделал! Камень, и тот должен был бы надо мною сжалиться! Извольте видеть: платье все в клочья изорвано! Тело исколото и исцарапано! И весь достаточек мой, вместе с кошельком, у меня отнят! А в кошельке-то все червонцы, один другого лучше! Ради Бога, прикажите злодея в тюрьму засадить!’
Судья спросил: ‘Да кто же он был? Солдат, что ли, что тебя так саблей отделал?’ — ‘Ни-ни! — сказал еврей. — Шпаги обнаженной при нем не было, только ружье за спиной да скрипка под бородою, этого злодея не мудрено узнать!’
Выслал судья свою команду, и его посланные легко отыскали парня, который преспокойно шел своею дорогой, да у него же и кошель с золотом нашли.
Призванный в суд, он сказал: ‘Я к еврею не прикасался и денег у него не брал, он сам по доброй воле мне деньги предложил, лишь бы только я перестал играть на скрипке, потому что он не мог выносить моей музыки’. — ‘Никогда! Как можно! — закричал еврей. — Все-то он лжет, как мух ловит!’
Но судья и без того парню не поверил и сказал: ‘Плохое ты нашел себе оправдание — не может быть, чтобы еврей тебе по доброй воле деньги дал!’ И присудил добродушного парня за грабеж на большой дороге к повешению.
Когда его повели на казнь, еврей не вытерпел, закричал ему: ‘А, живодер! А, собачий музыкант! Теперь небось получишь заслуженную награду!’
А парень преспокойно поднялся с палачом по лестнице на виселицу, и обернувшись на последней ступеньке ее, сказал судье: ‘Дозвольте мне обратиться к вам перед смертью с некоторою просьбою!’ — ‘Ладно, — сказал судья, — дозволяю, не проси только о помиловании’. — ‘Нет, прошу не о помиловании, — отвечал парень, — а о том, чтобы мне напоследок дозволено было еще раз сыграть на моей скрипке’.
Еврей закричал благим матом: ‘Ради Бога, не дозволяйте ему!’ Но судья сказал: ‘Почему бы мне ему этого не дозволить? Пусть потешится перед смертью, а затем и в петлю’. Но он и не мог отказать ему вследствие особого дара, который был дан парню человечком… Еврей же стал кричать: ‘Ай, вей! Ай, вей! Вяжите, вяжите меня покрепче!’
Тогда добродушный парень снял свою скрипку с шеи, настроил ее, и чуть только первый раз провел по ней, все стали шаркать ногами и раскачиваться — и судья, и писцы его, и судейские, и даже веревка выпала из рук того, кто собирался скрутить еврея. При втором ударе смычка все подняли ноги, а палач выпустил добродушного парня из рук и приготовился к пляске… При третьем ударе все подпрыгнули на месте и принялись танцевать — и судья с евреем впереди всех, и выплясывали лучше всех.
Вскоре и все кругом заплясало, все, что сбежалось на базарную площадь из любопытства, — старые и малые, толстяки и худощавые, даже собаки, и те стали на задние лапы и стали прыгать вместе со всеми. И чем долее играл он, тем выше прыгали плясуны, так что даже головами стали друг с другом стукаться, и напоследок все подняли жалобный вой.
Наконец судья, совсем выбившись из сил, закричал парню: ‘Дарю тебе жизнь, только перестань же играть!’
Добродушный парень внял его голосу, отложил скрипку в сторону, опять повесил ее себе на шею и сошел с лестницы. Тогда подошел он к еврею, который лежал врастяжку на земле, не будучи в силах перевести дыхание, и сказал ему: ‘Негодяй! Теперь сознайся, откуда у тебя деньги — не то сниму скрипку и опять стану на ней играть’. — ‘Украл я, украл деньги! — закричал еврей в отчаянии. — А ты честно их заработал’.
Услышав это, судья приказал вести еврея на виселицу и повесить, как вора.
Пер. под ред. П.Н. Полевого
Печатается по изданию: ‘Сказки, собранные братьями Гриммами’, Спб, 1895.
Изд. ‘Алгоритм’, 1998.
OCR Палек, 1999 г.