Евгений Викторович Тарле (1875-1955 гг)
Евгений Викторович Тарле (1875-1955 гг)
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
А. Ерусалимский
Примечания
Примечания
Евгений Викторович Тарле (1875-1955 гг), Ерусалимский Аркадий Самсонович, Год: 1957
Время на прочтение: 38 минут(ы)
В славной плеяде деятелей русской исторической науки как дореволюционного, так и советского периода ее развития одной из наиболее крупных, интересных и сложных фигур несомненно является выдающийся ученый — академик Евгений Викторович Тарле. Неутомимый исследователь, яркий публицист и оратор, замечательный университетский лектор и педагог, Е. В. Тарле уже в начале своего творческого пути снискал себе большую популярность среди передовой русской интеллигенции, преимущественно среди студенческой молодежи, выступавшей против царского самодержавия. После Великой Октябрьской социалистической революции, в особенности в те годы, когда над нашей страной нависла угроза фашистской агрессии и далее — в период Великой Отечественной войны Советского Союза и в послевоенный период — его новые труды, проникнутые духом высокого патриотизма, читались и перечитывались в самых широких кругах всего советского народа.
Пытливый ум нашего народа требует такой литературы по вопросам истории, которая отвечала бы его возросшим духовным запросам, научным интересам и культурным вкусам, раскрывала бы величие его исторического прошлого, обогащала бы его сознание многообразным и животворным опытом истории других народов, больших и малых, близких и далеких, давала бы историческое объяснение актуальным вопросам современной жизни. Сила и значение многих произведении Е. В. Тарле, относящихся и к более раннему и более позднему периоду, и состоит в том, что они до сих пор продолжают и по содержанию, и по форме отвечать духовным запросам советского народа. Не удивительно, что ряд работ Е. В. Тарле не только переиздан на русском языке, но и переведен почти на все языки народов Советского Союза. Большой интерес, который вызывало каждое выступление Е. В. Тарле, печатное или устное, порождался не только литературными и, можно даже сказать, художественными достоинствами его книг и статей, не только своеобразным ораторским обаянием, которым он умел покорять своих слушателей в любой аудитории, не только тонким, порой добродушным, а в отношении врагов всегда убийственным юмором, который являлся неотъемлемой частью его ума. Этот интерес порождался прежде всего тем, что столь свойственно советскому народу: уважением к труду большому, упорному труду ученого, помноженному на его самобытный и неугасающий талант. Каждое произведение Е. В. Тарле, будь то широкое историческое полотно или небольшой публицистический памфлет, не только концентрировало в себе его огромные знания, накопленные на протяжении десятков лет разносторонних научных изысканий, не только было свидетельством его поразительной эрудиции и памяти, но и результатом вновь и вновь вложенного труда: он всегда искал и находил новую важную и актуальную тему, всегда искал и находил новый материал, подлежащий анализу и обобщению, всегда умел обогатить мысль читателя или слушателя сообщением интересной детали или важным выводом — и все это в свободной и отлично выполненной литературной форме.
Е. В. Тарле был одним из самых популярных и самых плодовитых советских историков, и теперь, когда мы приступили к собиранию и систематизации его литературного наследия, мы видим, как велик был его труд, выполненный на протяжении 60 лет творческой жизни. Этот труд, воплощенный в ряде крупных исследований, в многочисленных статьях и рецензиях, количественно исчисляется, вероятно, более чем в тысяче названий общим объемом в несколько сот печатных листов.
Наука движется вперед, и время является самым сильным испытанием ее достижений. Не все, написанное Е. В. Тарле, выдержало это испытание, и многое из того, что создано автором на протяжении его большой жизни, разумеется, было бы им самим теперь пересмотрено с позиций более последовательной методологии с привлечением нового исторического и документального материала. Однако остается фактом, что большая часть его исследований, основанных на огромном, ранее не известном материале, а также его многие публицистические и критические статьи и рецензии на исторические, международно-политические и литературные темы сохранили свою научную или историографическую ценность до настоящего времени. Предлагаемые вниманию читателя сочинения Е. В. Тарле в двенадцати томах — далеко не исчерпывающий итог его большой, плодотворной и богатой жизни как ученого и публициста.
Евгений Викторович Тарле родился 8 ноября 1875 г. в Киеве в семье служащего. Переехав вместе с родителями в Херсон, он поступил и местную гимназию. Еще будучи учеником старших классов, он поражал своих учителей и сверстников исключительной памятью, большой начитанностью и познаниями в области истории и русской литературы. Предметом его юношеского увлечения был в то время Карлейль, кумир английской аристократии и буржуазии, воспевавший ‘героическую личность’ как созидателя истории. Трудно сказать, что именно привлекало к нему симпатии херсонского юноши, — вероятно, литературные качества и занимательность исторического изложения. К счастью, молодой Тарле вскоре освободился от своего увлечения Карлейлем. Этому способствовало то, что, окончив в 1892 г. гимназию, он в возрасте 17 лет поступил на историко-филологический факультет Киевского университета, где сразу отдался серьезным и глубоким занятиям в области истории средних веков под руководством выдающегося ученого профессора И. В. Лучицкого.
Являясь наряду с Н. И. Кареевым и М. М. Ковалевским одним из наиболее крупных представителей ‘русской исторической школы’, И. В. Лучицкий глубоко и плодотворно разрабатывал историю аграрных отношений во Франции накануне и в период буржуазной революции XVIII в., основываясь при этом на огромном новом документальном материале провинциальных архивов Франции. Благотворное влияние замечательного киевского ученого на молодого Тарле трудно переоценить. Уже в те годы, постоянно углубляя свои знания, расширяя свой исторический кругозор и научные интересы, Е. В. Тарле приобрел навыки первооткрывателя архивных источников, высокую технику их обработки и исследований, мастерство в изложении своих выводов и взглядов. Влияние И. В. Лучицкого первоначально не могло не сказаться и на формировании этих выводов и взглядов, на общем направлении научных интересов Е. В. Тарле. Если первая статья Е. В. Тарле ‘Бегины и бегарды’ [1], появившаяся в начале 1896 г., представляла собой лишь реферат исследования английского историка Робинсона по истории религиозных союзов XIII в., то следующая статья, ‘Крестьяне в Венгрии до реформы Иосифа II’ [2], уже являлась самостоятельным научным исследованием. Едва ли, однако, можно сомневаться в том, что обнаружившийся интерес в этой работе начинающего двадцатилетнего ученого к истории крестьянства на Западе был пробужден И. В. Лучицким, его влияние заметно также в освещении некоторых важных вопросов, например в оценке общего состояния Франции накануне буржуазной революции XVIII в. Взгляды И. В. Лучицкого, как мы увидим, сказывались и на более поздних работах Е. В. Тарле. Высоко оценив кандидатское сочинение Е. В. Тарле на тему ‘Пьетро Помпонацци и скептическое движение в Италии в начале XVI века’, представленное при окончании университета в 1896 г., И. В. Лучицкий оставил своего ученика при университете для подготовки к ученому званию. Через два года, 1898 г., Е. В. Тарле впервые выехал за границу для научной работы в архивах, и с тех пор, продолжая свои изыскания в различных направлениях, он ежегодно совершал поездки в страны Западной Европы, пока вспыхнувшая в 1914 г. мировая империалистическая война не лишила его этой возможности.
С первых же шагов своей самостоятельной научной деятельности Е. В. Тарле обнаружил большую разносторонность научных интересов. В больших журнальных статьях и критических обзорах, в кратких рецензиях и энциклопедических заметках он касался самых различных тем по истории стран Западной Европы: дело Бабефа [3], Чарльз Парнель [4], иезуиты [5], немецкий гуманизм [6], Леонардо да Винчи [7], умственная жизнь европейского общества в новое время [8], история города Афин в средние века [9], общественное движение в Европе XIX в. [10], ницшеанство и его отношение к политическим и социальным теориям европейского общества [11] — таковы на выборку взятые темы его занятий того периода.
Некоторые из его работ, например ‘История Италии в средние века’ [12] и ‘История Италии в новое время’ [13], не являлись результатом большого самостоятельного исследования: несмотря на интересную форму изложения и ряд ценных замечаний, имеющихся в них, эти книги являлись скорее живо, но не очень глубоко написанными очерками, составленными на основе доступной в то время общеисторической литературы.
Гораздо большее значение для формирования Е. В. Тарле как историка имела его работа ‘Чарльз Парнель’ [14]. Она характерна во многих отношениях. Во-первых, уже в этой ранней работе Е. В. Тарле показал, что ему совершенно чуждо узкое крохоборчество в науке. Занимаясь специальными вопросами, и, как мы увидим, занимаясь ими глубоко и конкретно, Е. В. Тарле уже тогда начал подходить к ним с более широких позиций, вырабатывая определенный взгляд на исторический процесс развития человеческого общества. Изучая в то время историю средних веков, он, побуждаемый к тому общественными интересами, одновременно стал заниматься изучением нового и новейшего времени, обращаясь к вопросам, которые ему представлялись наиболее важными и актуальными. С тех пор это стало, можно сказать, правилом его творческой жизни. Он всегда обращался к темам, которые должны были иметь, по его мнению, общественное звучание. В данном случае ему представлялось весьма поучительным осветить судьбы аграрного движения в Ирландии, его успехи и неудачи, осветить национально-освободительную борьбу ирландского народа против Англии. Во-вторых, в работе ‘Чарльз Парнель’ Е. В. Тарле показал себя подлинным мастером исторического портрета. Впоследствии, совершенствуя это мастерство, он написал биографии Гамбетты, Каннинга, Наполеона I, Талейрана, Витте и наряду с ними создал целую галерею ярких зарисовок — Лассаля и Бисмарка, Бабефа и Гарибальди. Ришелье и Марата, Карла XII и Петра I, Пушкина и Лермонтова, Герцена и Шевченко, Ушакова и Нахимова, Николая I и Пальмерстона, Вильгельма II и Пуанкаре и многих других.
В своем подходе к созданию этих биографий, портретов и зарисовок Е. В. Тарле ничего общего не имеет ни с Карлейлем, отрывавшим ‘героев’ от ‘толпы’, ни с современными авторами психологизированных биографий или биографических романов типа Андре Моруа. Уже работая над биографией Чарльза Парнеля, молодой Е. В. Тарле (ему тогда исполнилось 23 года) понял, что эта биография может представлять научный и общественный интерес только при том условии, если автору удастся решить главную задачу — показать, ‘какие силы создали благоприятную почву для деятельности Парнеля и дали этой деятельности смысл и цель’ [15]. Е. В. Тарле считал, что этими силами являлись ‘глубокое и хроническое расстройство Ирландии в экономическом отношении, расовый антагонизм и необыкновенная яркость социальных контрастов в этой стране’ [16], и в своей работе он стремился доказать, что как бы ни были значительны ‘усилия разума и порывы чувства’ [17] политического деятеля, они потерпят крах, ‘если только реальные общественные силы не могут доставить им достаточной поддержки’ [18]. Таким образом, приступив на пороге XX в. к созданию серии исторических портретов, он справедливо рассматривал эти биографии как очерки и характеристики из истории европейского общественного движения в XIX в.
Было бы, однако, неправильно предполагать, что, разрабатывая биографии западноевропейских буржуазных государственных и политических деятелей, Е. В. Тарле упускал из виду массовое движение рабочего класса и крестьянства. Но его оценки крупнейших исторических событий как бы раздваивались. С одной стороны, он явно проявлял большой интерес к формам и методам парламентской борьбы буржуазно-либеральной оппозиции в странах Западной Европы, пытался в каждом конкретном случае проанализировать цели этой борьбы, с удовлетворением отмечая ее успехи и с горечью — ее неудачи. В этом, по-видимому, сказывались его политические настроения того периода. С другой стороны, как ученый он понимал решающую роль массовых движений в поступательном ходе исторического процесса. В этом, по-видимому, сказывались его формировавшиеся в тот период методологические взгляды. Но эти взгляды также были еще довольно неустойчивы и в некоторых случаях даже противоречивы.
В статье ‘К вопросу о границах исторического предвидения’ [19] Е. В. Тарле пытался доказать, что общая историческая концепция основоположника научного коммунизма К. Маркса якобы претерпевала ряд глубоких изменений не только в своих отдельных положениях, но и в своей принципиальной основе, что идея неизбежности революционного преобразования общества под влиянием объективно сложившейся исторической действительности якобы должна была уступить дорогу идее мирной эволюции. Но и эту идею, как считал в то время Е. В. Тарле, не следует признавать всеобъемлющей и всеобщей в тех ‘границах исторического предвидения’ [20], которые могут быть установлены наукой об обществе. В конце концов, подводя общий итог своих рассуждений на эту тему, Е. В. Тарле пришел к выводу, исполненному, казалось бы, безотрадным скептицизмом: он считал, что до тех пор, пока не будут выработаны ‘новые точки зрения и отправные пункты при постановке прогнозов’ [21] и пока соответственно не будут добыты новые, доказательные материалы в области статистики, социальной психологии и т. д., ‘до тех пор каждый добросовестный социолог признает почти полное свое бессилие, подавляющую ограниченность пределов предвидения, сводящую почти к нулю практическое значение социальных предсказаний’ [22]. Но в это время в России уже начинался подъем массового движения, революционный марксизм как теория научного социализма стал широко распространяться в передовых кругах рабочего класса и интеллигенции, многие уже жили в атмосфере предчувствия приближающейся революционной грозы. В этих условиях статьи Е. В. Тарле, проникнутые духом эволюционизма и скептицизма, свидетельствовали лишь о том, что ее автор подпал под влияние П. В. Струве, перенесшего реформистские идеи Бернштейна на почву российской действительности.
Но в то же время Е. В. Тарле как историк обнаружил и более глубокое, и более правильное понимание марксизма как науки: в условиях, когда марксистская литература была нелегальной, он нашел способ приблизиться к мысли о том, что изучение закономерностей исторического развития имеет большое практическое значение в борьбе прогрессивных сил за победу новых форм общественной и политической жизни. В одной из забытых ныне статей ‘Чем объясняется современный интерес к экономической истории’ [23] Е. В. Тарле еще ставит под сомнение значение и ценность исторического материализма как философской системы, но уже полным голосом утверждает, что марксизм ‘как метод… дал и продолжает давать весьма плодотворные результаты’ [24]. И далее, признавая, что именно марксизм выдвинул вопрос о первенствующем значении исследования экономических закономерностей развития человеческого общества, Е. В. Тарле писал: ‘Очень любопытное в сущности в истории мысли явление: одна из старейших сокровищниц человеческого знания — история — до последних десятилетий была лишена или почти лишена гнетуще необходимого вклада, она не давала понятия о том, как жили, чем питались, в чем друг от друга зависели сотни и сотни миллионов, которые в течение (исторических) тысячелетий, собственно, и ‘делали’ историю’ [25]. Разумеется, Е. В. Тарле тут имел в виду старую буржуазную историографию. ‘Теперь, — заключал он, — этот бьющий в глаза пробел начал заполняться…’ [26] Нужно добавить, что впоследствии сам Е. В. Тарле приложил немало труда, чтобы своими исследованиями экономической истории нового времени по ряду вопросов заполнить этот пробел. Но нужно отметить еще два важных обстоятельства. Во-первых, уже тогда Е. В. Тарле приблизился к мысли, что именно народные массы — ‘сотни и сотни миллионов’, — собственно, и ‘делали’ историю, т. е. являлись ее настоящими творцами. Во-вторых, он понял общественно-политическое значение исследований в области истории, в особенности экономической истории. От ученых ‘ждут света, — писал он, — который озарил бы не только темные, глухие дебри прошлого, но хоть отчасти бросил бы отблеск и на еще более темное будущее. В этой области, — заключал он, — люди знания и люди практической деятельности особенно солидарны’ [27].
Таким образом, от скептицизма, как мы видим, в этой статье не осталось и следа. Наоборот, молодой Е. В. Тарле проникнут здесь живой верой в творческую силу масс как созидателей истории, проникнут пониманием общественно-политического значения исторической науки. Понимание того, что ‘общественные науки, по самой природе своей, тесно связаны с общественной жизнью и практически и теоретически’ [28], привело его к размышлению о связи общественных дисциплин, в частности исторической науки, с деятельностью публициста, ‘желающего прийти к твердым и обоснованным выводам относительно хаотической массы явлений текущей действительности’ [29]. Еще в 1902 г. Е. В. Тарле выступил со статьей ‘Из истории обществоведения в России’, в которой стремился доказать необходимость этой теснейшей связи. ‘Публицист, широко глядящий вперед, и прежде всего искренно, а не на бумаге только волнующийся противоречиями и несообразностями жизни, всегда склонен, — писал он, — на помощь себе привлечь социологию’ [30] (он имел в виду совокупность общественных наук). Он считал, даже, что в некоторых случаях публицистика выступает не в качестве пассивного ученика общественных наук, а в качестве активной силы, помогающей этим наукам и во всяком случае идущей ‘рука об руку с ними’. И далее с молодым задором он издевался над теми, кто, считая себя жрецами науки, отрицает связь с ней публицистики: ‘Иное ‘ученое’ ничтожество, — писал он, — с важностью заявит, что публицист не способен оказать науке услуги уже потому, что он ‘публицист’ (самое это слово тут приобретает сугубо презрительный смысл), будет упомянуто о ‘коренной разнице’ между ‘природой’ публициста и ‘природой’ ученого и т. д.’ [31]. Приведя в качество примера имена крупных ученых, которые были и учеными, и публицистами (Моммзена, Вирхова, Ламанского, Кавелина и др.), он отмечает, что ‘никакой ‘двойственности’ в их природе констатировать нельзя, никакого ущерба науке от этих публицистических занятий не произошло… Но так уж, — писал он далее, — повелось на свете: Моммзен публицистикой не брезгует, а какое-нибудь ничтожество, всю свою жизнь излагающее Моммзена с кафедры своими словами, топорщится от пренебрежения при одном упоминании о ‘публицисте» [32]. В заключение Е. В. Тарле утверждал, что ‘между наукой и публицистикой существует не случайная, но глубокая и органическая связь при всем видимом различии в поле наблюдения и методах работы’, и призывал к тесному содружеству между публицистами и тружениками обществоведения, ‘одинаково дорогого и нужного и им, и ему’ [33].
Следует отметить, что на протяжении всей своей деятельности Е. В. Тарле следовал этому призыву: многие его научные работы написаны в духе лучших традиций русской публицистики. Е. В. Тарле был, в частности, отличным знатоком Герцена, и, что характерно для его литературных вкусов, так же безмерно его любил, как и М. Ю. Лермонтова.
Не приходится сомневаться в том, что на формирование идейных взглядов того периода и на публицистичность многих работ Е. В. Тарле немалое влияние оказало его участие в начавшемся тогда революционном движении. Трудно сказать, состоял ли Е. В. Тарле в революционной организации. По свидетельству его сестры М. В. Тарновской, он был в то время связан с социал-демократическими кружками. Однажды он был арестован царскими властями, не имея, однако, против него серьезных улик, они были вынуждены его освободить, хотя и продолжали считать ‘неблагонадежным’. Не став на позиции последовательного, революционного марксизма, Е. В. Тарле тем не менее испытывал влияние марксизма и тех поднимающихся общественных сил, которые явились носителями социалистических идей. Все это пробудило у него интерес к истории социалистических идей, начиная с их наиболее ранней, утопической стадии развития.
Работая в Британском музее в Лондоне, а также в университетских библиотеках Киева и Варшавы, Е. В. Тарле обратился к изучению ‘Утопии’ Томаса Мора, поставив перед собой задачу ‘хоть немного посодействовать более твердой постановке этого трудного вопроса об отношениях между исторической практикой и теорией…’ [34]. Он стремился далее показать, что идея ‘Утопии’, в осуществимость которой сам Томас Мор никогда не верил, имела глубокие корни в экономической жизни Англии той эпохи. Изучение этих реальных исторических связей между экономическими условиями развития общества и социалистической идеей, даже утопического характера, он рассматривал как серьезную задачу актуального значения: ‘При свете изучения эпохи и деятельности Томаса Мора, — писал он, — историки и обществоведы могут добыть некоторые методологические нити, которые хоть отчасти в состоянии будут помочь трудному делу анализа причин изменений в сложных общественных учениях прошлого и настоящего’ [35]. Таковы были мотивы, побудившие Е. В. Тарле написать труд ‘Общественные воззрения Томаса Мора в связи с экономическим состоянием Англии его времени’. Этот труд, представленный в качестве магистерской диссертации, вначале вызвал серьезные нарекания в университетской среде.
Критика бросила автору ряд упреков по линии использования им источников. Диссертация все же была защищена (в 1901 г.) в Киевском университете. Опубликованная в виде отдельной книги, она вызывала живой общественный интерес. Л. Н. Толстой в письме к Е. В. Тарле дал ей высокую оценку.
Через два года, в 1903 г., Е. В. Тарле стал приват-доцентом С.-Петербургского университета, в стенах которого, с некоторыми перерывами, он проработал почти до конца своих дней. Здесь в полной мере раскрылся его ораторский талант. Его лекционные курсы, являвшиеся результатом большой самостоятельной исследовательской работы, яркие по форме, своеобразные по манере изложения, неизменно привлекали огромную аудиторию студенческой молодежи всех факультетов. Читая лекции в свободной манере, как бы ведя беседу с аудиторией, Е. В. Тарле поражал слушателей своей эрудицией и памятью, он легко и просто называл новые и новые факты, цитировал тексты документов в их порой неожиданных сочетаниях и противопоставлениях. Никогда не прибегая к каким-либо внешним ораторским эффектам, он умел захватывать слушателей живым, волнующим рассказом, будившим их мысль и раскрывавшим широкие и неизведанные исторические горизонты. Его речь, вовсе не гладкая, но всегда образная и точная, изобиловала деталями, которые в совокупности создавали общую картину, наглядную и убедительную. Так, слушатели подготовлялись к обобщениям и выводам, которые, казалось им, рождались в их голове сами собой.
В период первой русской революции 1905-1907 гг. Е. В. Тарле читал курсы, особенно созвучные настроениям студенчества, — курсы по истории французской буржуазной революции XVIII в. и по истории чартистского движения в Англии. 18 октября 1905 г. вместе со студенческой молодежью он участвовал в демонстрации и оказался среди жертв в результате нападения царских войск: получив удар саблей по голове, облитый кровью, он был отвезен в больницу. В Петербурге разнесся тогда слух, что Е. В. Тарле убит, и в одной из газет появился даже некролог, к счастью, весьма и весьма преждевременный. Поправившись после ранения, Е. В. Тарле снова приступил к чтению лекций, носивших явно пропагандистский характер, и в то же время стал печатать ряд ярких публицистических работ на исторические темы. Его очерки ‘Падение абсолютизма в Западной Европе’ [36] и его статьи о декларации прав человека и гражданина [37], об отделении церкви от государства во Франции [38], о роли студенчества в революционном движении Европы в 1848 г. [39] и другие — все это являлось боевыми выступлениями передового представителя русской университетской науки, все это имело определенную целенаправленность в борьбе против царского самодержавия.
То был период, когда российский рабочий класс, проявив высокую сознательность и пролетарскую организованность, своими героическими выступлениями показал миру, что центр революционного движения переместился из Западной Европы в Россию. Нельзя утверждать, что Е. В. Тарле тогда понимал всемирно-историческую роль российского пролетариата, и тем более что он разделял последовательно-революционные взгляды его авангарда — партии. Но он был первым представителем русской университетской науки, который в период народной революции 1905-1907 гг. задумался над исторической ролью рабочего класса и понял, как важно исследовать историю этого революционного класса, начиная с первых шагов его формирования. И с этого времени Е. В. Тарле надолго посвятил себя изучению истории и предыстории пролетариата, в особенности его заинтересовал вопрос о положении и роли рабочего класса Франции в период буржуазной революции XVIII в. Он отправляется во Францию, работает там во многих архивах, извлекает новые документы и уже в 1907 г. публикует исследование ‘Рабочие национальных мануфактур во Франции в эпоху революции (1789-1799 гг.)’ [40]. Через два года (в 1909 г.) он публикует первую часть нового, еще более крупного исследования ‘Рабочий класс во Франции в эпоху революции’ [41], исследования, которое в 1911 г. завершается изданием второй части [42]. В том же году он блестяще защищает это двухтомное исследование как диссертацию и получает звание доктора исторических наук.
Уже первая из этих работ привлекла к себе внимание как в России, так и за рубежом. Это объяснялось прежде всего новизной темы и направлением исследования. Правда, вопрос о национальных мануфактурах во Франции, в частности в период буржуазной революции XVIII в., уже был разработан в исторической литературе (например, исследования Henry Havard’a и М. Vachon’a, Lacordaire, Garnier), однако вопрос о положении рабочих в национальных мануфактурах в лучшем случае освещался лишь косвенно, с точки зрения технической. Заслуга Е. В. Тарле в данном случае состояла в том, что он, тщательно изучив огромный, никем не использованный архивный материал, впервые в исторической литературе разработал этот вопрос в целом. Заполнив таким образом известный пробел, он выполнил важную задачу, носившую, однако, частный характер. Тем большее научное и принципиальное значение имела его вторая работа ‘Рабочий класс во Франции в эпоху революции’.
Значение этой работы заключалось в том, что в отличие от своих предшественников — И. В. Лучицкого, Н. И. Кареева и М. М. Ковалевского, этих блестящих представителей ‘русской исторической школы’, разрабатывавшей преимущественно историю аграрных отношений и крестьянства во Франции накануне ив период буржуазной революции XVIII в., — Е. В. Тарле в центре своего исследования поставил изучение истории нового класса, предпролетариата и пролетариата. Было бы неверно утверждать, что этим самым он отошел от традиций ‘русской исторической школы’. Наоборот, будучи учеником И. В. Лучицкого, о котором он всегда сохранял благодарную память [43], он самым тесным образом примыкал к ней, свидетельством тому является его постоянный интерес к проблемам экономической истории социальных движений во Франции в эпоху буржуазной революции XVIII в., а также усвоенная им высокая техника исследования и обработки новых исторических документов, которые он умел искать и находить в недрах французских архивов, парижских и провинциальных. Но Е. В. Тарле пошел дальше своих предшественников. Последние усматривали свою наиболее актуальную задачу в исследовании истории аграрных отношений. Только некоторые из них (М. М. Ковалевский) частично касались и вопросов, связанных с историей французского рабочего класса в период буржуазной революции XVIII в. И в западноевропейской историографии (исследования Левассера, Жореса и др.) эти вопросы находили частичное или косвенное освещение. Заслуга Е. В. Тарле заключалась в том, что он впервые в исторической науке на основе тщательного изучения огромных пластов вновь открытых им архивных источников создал большую специальную монографию о положении рабочего класса во Франции в ту историческую эпоху, когда буржуазия была еще способна совершить свою великую революцию. Таким образом, выйдя за рамки проблематики ‘русской исторической школы’, Е. В. Тарле тем самым внес свой крупный вклад в развитие этой школы. Еще более важное значение имело то, что в отличие от своих предшественников Е. В. Тарле писал эту работу, испытывая влияние методологии марксизма. Однако в ряде общих и конкретных вопросов он явно находился также под влиянием ‘русской исторической школы’, следуя которой, он, например, преувеличивал роль мелкого производства во Франции накануне революции. С точки зрения современного уровня исторических знаний и марксистско-ленинской методологии в труде Е. В. Тарле ‘Рабочий класс во Франции в эпоху революции’ имеются и другие спорные или устаревшие положения. Тем не менее этот труд, являвшийся первым большим и серьезным монографическим исследованием на эту тему, до сих пор сохраняет свое не только историографическое, но и научное значение.
Едва закончив этот труд, Е. В. Тарле приступил к изучению истории Франции и Европы в период господства Наполеона I.
Приближалась столетняя годовщина Отечественной войны русского народа против Наполеона, и Е. В Тарле, всегда чуткий к общественным интересам читателей, отозвался на юбилей 1812 г. рядом исторических статей (‘Возвращение Наполеона’ [44] в многотомном сборнике ‘Отечественная война и русское общество’, ‘Экономические отношения Франции и России при Наполеоне I’ [45] и др.) — По главные его усилия были направлены в это время на монографическую разработку экономической истории Европы в эпоху наполеоновского владычества. Проявляя необычайную энергию, он интенсивно работает в Национальном архиве в Париже, в архивах департаментов Устья Роны и Нижней Сены и Роны, в архиве Лионской торговой палаты, в лондонском ‘Record office’, в Гаагском государственном архиве, в Государственном архиве в Гамбурге, в рукописном отделе Гаагской королевской библиотеки, в Гамбургской коммерческой библиотеке, в Национальной библиотеке в Париже, в Британском музее и в королевской библиотеке в Берлине. На основании огромного добытого им материала Е. В. Тарле опубликовал в 1913 г. новый большой труд ‘Континентальная блокада’ [46], в котором дал глубокий и всесторонний анализ состояния промышленности и внешней торговли Франции в период, когда Наполеон стремился подорвать экономическую мощь Англии и тем самым утвердить гегемонию французской буржуазии на европейском континенте. При этом Е. В. Тарле показал, каковы были экономические причины, определившие крах наполеоновской системы континентальной блокады. И эта фундаментальная работа, единственная в своем роде в мировой историографии вопроса, привлекла к себе внимание как в России, так и за рубежом.
В 1913 г., выступив на международном конгрессе историков в Лондоне с докладом на тему ‘Экономические последствия континентальной блокады’, Е. В. Тарле как бы подвел итог своим только что завершенным исследованиям в этой области, и тотчас же начал готовить новые работы по смежным темам. Накануне первой мировой войны он успел опубликовать в Германии небольшое исследование о германско-французских хозяйственных отношениях во времена Наполеона [47] и уже во время войны (в 1916 г.) завершил этот цикл исследований новой монографией ‘Экономическая жизнь королевства Италии в царствование Наполеона I’ [48]. В совокупности эти труды следует расценивать как крупный вклад русской науки в мировую историографию вопроса. Но этим их значение не ограничивается: время показало, что эти исследования Е. В. Тарле по экономической истории Франции и Европы в период наполеоновского владычества оказались фундаментом, опираясь на который он мог создать и ряд блестящих работ по политической, дипломатической и военной истории того периода.
Следует отметить еще одну важную черту в деятельности Е. В. Тарле: углубляясь в монографическую разработку какого-нибудь большого исторического вопроса, он никогда не прерывал своей педагогической деятельности: с 1913 г., оставаясь приват-доцентом С.-Петербургского университета, он стал профессором университета в Юрьеве (ныне Тарту), пока в 1917 г. не был избран профессором Петроградского университета. При этом он находил время, чтобы выступать в печати с работами на самые разнообразные темы: ‘Была ли екатерининская Россия экономически отсталой страной?’ [49], ‘Политические движения в Испании и Италии в 1820-1823 гг.’ [50], ‘Статьи Добролюбова об итальянских делах’ [51], ‘Восстание Нидерландов против испанского владычества (1567-1584)’ [52], о романе Э. Золя ‘Ругон-Маккары’ [53] — таковы некоторые из многочисленных тем, которыми он занимался накануне войны 1914 г.
Но вот началась первая мировая война, и в творческой жизни Е. В. Тарле выявляются новые черты и новые интересы. Завершая свой ранее начатый большой труд по экономической истории Европы в период континентальной блокады, Е. В. Тарле одновременно все больше начинает интересоваться вопросами истории международных отношений и внешней политики европейских держав. В самом начале войны он выступает со статьей ‘К истории русско-германских отношений в новейшее время’ [54] печатает острую рецензию на книгу реакционного немецкого публициста Шимана [55], близкого к руководящим кругам ‘Пангерманского союза’, затем печатает статьи по истории военных блоков ‘перед великим столкновением’ [56], по вопросу о роли эльзас-лотарингского вопроса в возникновении войны 1914 г. [57] и др. В 1917 г., после Февральской революции в России, он на основе обнаруженной переписки Вильгельма II с Николаем II (1904-1906 гг.) пишет статьи по дипломатической истории русско-германских отношений в период русской революции 1905 г. [58]. Во всем этом проявляется прежде всего его публицистический темперамент. По самому характеру своему Е. В. Тарле просто не мог не отозваться на событие такой огромной исторической важности, каким явилась всемирная война 1914-1918 гг., поглотившая миллионы человеческих жизней.
Нужно, однако, констатировать, что как историк и публицист Е. В. Тарле в то время еще не понял ни подлинного характера войны, ни тех исторических путей, которые могли привести к ее прекращению и к предотвращению новой войны. Он не понимал еще тогда, что война, вспыхнувшая в 1914 г., носила империалистический характер со стороны обоих воюющих лагерей как австро-германского блока, так и англо-франко-русской Антанты, и что имелся только один путь — революционный путь борьбы против империалистической войны и ее поджигателей. Избежав крайнего шовинизма и аннексионизма, Е. В. Тарле разделял настроение буржуазно-либеральной интеллигенции и стоял на позициях оборончества. Его статьи того времени были проникнуты не антиимпериалистическим, а односторонне-антигерманским духом. Они отнюдь не свидетельствовали о том, что автор был подготовлен к правильному восприятию и глубокому пониманию величайшего события, вырвавшего Россию из пучины кровопролитнейшей войны, освободившего ее от оков империализма и открывшего новую эпоху во всемирной истории человечества.
Когда грянула Великая Октябрьская социалистическая революция, в России среди деятелей университетской науки было немного людей, которые подобно К. Тимирязеву, замечательному естествоиспытателю и мыслителю, сразу, решительно и сознательно встали бы на сторону победившего пролетариата и трудящегося крестьянства. Е. В. Тарле не был в их числе. Но являясь сторонником революционного марксизма, не знакомый с ленинизмом, он первое время находился в состоянии некоторого смятения, а его творчество как бы вступило в полосу кризиса. Замечательный и всегда деятельный исследователь, блестящий публицист, он в течение нескольких лет после революции не мог найти ни одной крупной темы, достойной разработки, а в течение 1920 г. — единственный случай в его биографии — он вообще ничего не публикует, если не считать текста лекции на тему ‘Национальный архив в Париже’ [59].
В 1921 г. Е. В. Тарле избирается членом-корреспондентом Академии наук СССР, и последующие несколько лет продолжают быть для него годами большой внутренней работы, колебаний и исканий, когда он то пытается понять смысл и величие событий, происходящих в России, сопоставляя их с событиями буржуазной революции XVIII в. во Франции, то публикует исторические статьи и подборки документов, столь тенденциозные, что, нет сомнения, он и сам впоследствии никогда не счел бы возможным их переиздать. В те годы Е. В. Тарле никак не предполагал, что именно тогда, когда он, преодолев внутренние смятения и сомнения, окончательно встанет в ряды деятелей новой, социалистической культуры, именно тогда в его жизни начнется большая, самая счастливая полоса: его творчество, обогащенное новым идейно-политическим содержанием и отданное служению народу, расцветет с новой силой, приобретет новый смысл и получит признание самых широких кругов советского народа.
Внутренний кризис преодолевался медленно, но все же преодолевался. Теперь, обозревая труды Е. В. Тарле первых послереволюционных лет, можно почти наглядно проследить, каковы были те проблемы, на разработке которых совершился новый взлет его творчества в советский период. Находясь под свежим впечатлением мировой империалистической войны 1914-1918 гг., стремясь осмыслить ее результаты, возмущённый Версальским империалистическим миром, в системе которого, как он понимал, уже была заложена и тлела опасность новой империалистической войны, он обратился к изучению самых актуальных, самых жгучих проблем международной жизни.
В 1922 г. он публикует небольшую работу ‘Три катастрофы’ [60], в которой проводит интересное сопоставление Версальского мира с Тильзитским и Вестфальским. Тут сказался историк и публицист одновременно. Вслед за этим появляются его несколько статей по дипломатической истории нового времени [61]. В кратком популярном очерке он стремится дать широкому читателю общее представление об исторических судьбах Европы на протяжении столетия — от Венского конгресса до Версальского мира [62]. Он откликается на самые последние события в международной жизни Европы, стремится дать историческую оценку событиям, связанным с политикой французского империализма, направленной к расчленению Германии путем захвата Рура, событиям, происшедшим в Германии в связи с рурским кризисом, и многим другим. Одновременно он интенсивно занимается изучением новых документов, извлекаемых из советских архивов, по истории международных отношений в период первой мировой войны и ее подготовки. Работая в ‘Библиотеке великой войны’, в Венсенском замке (близ Парижа), где была собрана огромная литература источников по истории первой мировой войны и послевоенного периода, он задумал написать очерки (в нескольких частях) по истории Европы на протяжении от 70-х годов XIX в. до последнего времени (т. е. 1928 г.) и отдельную монографию по истории рабочего движения во время мировой войны 1914-1918 гг. Полностью осуществить эту задачу ему не довелось, но и то, что было сделано, являлось большим вкладом в советскую историческую науку: его труд ‘Европа в эпоху империализма 1871-1919 гг.’ является обобщением огромного фактического материала о первой мировой империалистической войне, ее исторических корнях и зловещих итогах [63].
В этой книге имеется ряд спорных и даже неверных положений, одни из которых связаны с тем, что автор не до конца продумал, понял и усвоил ленинскую теорию империализма, а другие — с тем, что автору еще не были известны многие архивные документы и публикации. Нельзя, однако, забывать, что книга Е. В. Тарле была первой и до сих пор остается единственной в советской историографии книгой, в которой дается яркое, живое и последовательное повествование о событиях, представляющих и в наше время большой актуальный интерес: народы должны знать, говоря словами В. И. Ленина, ту тайну, ‘в которой война рождается’ [64]. И хотя Е. В. Тарле не удалось в этой книге в полной степени раскрыть глубокие экономические и классовые пружины, породившие первую мировую империалистическую войну, но он сумел обнажить многие стороны империалистической дипломатии, показать те методы, которые применялись ею в ходе подготовки и развязывания войны, а также в ходе самой войны за передел мира. Книга ‘Европа в эпоху империализма 1871-1919 гг.’ (в особенности второе дополненное издание, вышедшее в свет в 1928 г.) являлась свидетельством продолжающегося процесса глубокой идейно-политической перестройки Е. В. Тарле путем активного, творческого вторжения в разработку вопросов новой и новейшей истории, представлявших самый актуальный, животрепещущий интерес.
Важным свидетельством творческого обновления Е. В. Тарле после нескольких лет размышлений и колебаний явилось и то, что, вернувшись к своей старой теме, — истории французского пролетариата, он задумал исследовать не только его экономическое положение, но и истоки, и формы его массового революционного движения. В 1928 г. Е. В. Тарле избирается действительным членом Академии наук СССР. В том же году он публикует монографию ‘Рабочий класс во Франции в первые времена машинного производства…’ [65]. Эта работа, являющаяся продолжением его работ о рабочем классе во Франции в эпоху буржуазной революции XVIII в. и соответствующих частей его книги о континентальной блокаде, охватывает период от конца Империи до восстания ткачей в Лионе — первого самостоятельного восстания рабочих во Франции.
История Лионского восстания тогда еще не была разработана советскими исследователями, и даже во французской историографии история рабочего класса во Франции в период Реставрации, Июльской революции и восстания в Лионе осталась обойденной. Е. В. Тарле явился первооткрывателем сокровищ, хранящихся во французском Национальном архиве по этому вопросу, сокровищ, о которых, как он установил, никто из писавших о французских рабочих не имел никакого представления. На основе этих новых исторических документов он воссоздал картину промышленного развития Франции в первой трети XIX в., картину страшных страданий рабочего класса, придавленного чудовищной эксплуатацией, голодом и нищетой, показал выступления рабочих против машин, начальные формы и уровень рабочего движения в провинции и в Париже, политические настроения рабочего класса и его первые организации, и наконец показал не понятое никем из современников значение революционного выступления лионского пролетариата в 1831 г. Таким образом, исследование Е. В. Тарле не только заполнило брешь в историографии вопроса, но и раскрыло принципиальную историческую важность разработанной им темы. ‘Не забудем, — писал он, — что французскому рабочему классу выпала на долю громадная роль во всех революционных движениях средних десятилетий XIX века, не забудем огромного значения первого во всемирной истории чисто рабочего революционного восстания в Лионе в 1831 г. Не зная сколько-нибудь точно и обстоятельно истории рабочего класса во Франции, нельзя ровно ничего понять ни в Лионском восстании, ни в истории социализма, как он сложился во Франции к тридцатым годам и в начале тридцатых годов (XIX в. — А. Е.), нельзя просто понять всей французской истории, поскольку рабочий класс столицы оказывался всегда авангардом революции’ [66]. Отныне наряду с историей международных отношений и дипломатии капиталистических держав история массовых революционных выступлений пролетариата и предпролетариата становится ведущей темой научно-исследовательской и педагогической деятельности Е. В. Тарле.
Наиболее крупным достижением в этом направлении, несомненно, является небольшая, но очень насыщенная материалом монография ‘Жерминаль и Прериаль’, посвященная последним массовым выступлениям ‘плебейских’ предместий Парижа в эпоху французской буржуазной революции XVIII в. [67] Даже среди других работ Е. В. Тарле эта работа отличается своими высокими художественными достоинствами. Но ее главное достоинство состоит в новом подходе к характеристике, анализу и оценке массовых выступлений рабочих и плебейских масс, это свидетельствовало о том, насколько сильно и благотворно стало влияние на творческую деятельность Е. В. Тарле марксистско-ленинской методологии и идей научного коммунизма. Отмечая, что революционные массы в трагические дни Жерминаля и Прериаля не имели ‘чего бы то ни было похожего на свою рабочую партию, на свою политическую организацию, своих классовых вождей, на свою планомерную тактику’ [68], Е. В. Тарле далее писал: ‘Но в истории мирового пролетариата эти дни занимают огромное и навеки памятное место, хотя, конечно, это было вовсе не чисто пролетарское восстание: это было восстание столичной плебейской массы, в которую рабочие входили лишь как одна из составных частей. За всю историю французской революции нельзя назвать ни одного революционного выступления, которое до такой степени было бы именно выступлением (и значительным по своим размерам выступлением) неимущих против имущих’ [69]. Отмечая ‘резко классовый характер’ выступления неимущих и показав, почему это выступление было обречено на неудачу, Е. В. Тарле заключает: ‘В дни побед рабочий класс не должен забывать историю своих героических поражений’ [70].
Так мог писать лишь ученый, окончательно понявший всемирно-историческую миссию рабочего класса, ученый, который свой собственный труд стал рассматривать как посильный вклад в великое дело, осуществляемое под руководством рабочего класса и его партии.
Научная и публицистическая деятельность Е. В. Тарле в этот период свидетельствует о том, что он жил напряженной жизнью советского народа, его буднями и радостями, его тревогами и постоянной готовностью к борьбе. Когда советская научная общественность отмечала 150-летие французской буржуазной революции XVIII в., Е. В. Тарле выступил с докладами и статьями, в которых на исторических примерах показал, какую великую спасительную роль может играть революционная энергия масс, помноженная на священную силу патриотизма [71]. Вместе с академиком В. П. Волгиным он возглавил крупное научное начинание — подготовку большого коллективного труда советских ученых ‘Французская буржуазная революция 1789-1794 гг.’ [72]. Когда широкие массы советского народа обсуждали проект Конституции Советского Союза, Е. В. Тарле в своих статьях и докладах, проводя интересные исторические сопоставления, убедительно доказывал преимущество социалистической демократии над буржуазной демократией [73]. Когда начала надвигаться угроза со стороны немецкого фашизма, Е. В. Тарле считал своим патриотическим долгом активно содействовать разоблачению фашистской идеологии и тех исторических ‘концепций’, которые создавались в целях апологии или прикрытия фашистской агрессии и подготовки новой войны против народов Советского Союза и других миролюбивых народов, европейских и неевропейских. С трибуны научной сессии, посвященной 120-летней годовщине со дня основания Ленинградского государственного университета, он выступил (в апреле 1939 г.) с докладом о фашистской фальсификации исторической науки в Германии [74]. Вслед за этим он выступил с большой работой ‘Восточное пространство’ и фашистская геополитика’ [75], в которой на большом материале немецко-фашистской ‘геополитики’ разоблачил методы и цели этой лженауки, тем более вредной и опасной, что она пыталась теоретически и практически обосновать агрессивные планы германского империализма в интересах утверждения его господства в Европе и во всем мире.
Еще раньше (в 1936 г.) Е. В. Тарле опубликовал свою книгу ‘Наполеон’ [76], согретую чувством глубокого патриотизма и любовью к русскому народу, поднявшемуся на борьбу против французского завоевателя. Эта книга, как и его другая книга ‘Нашествие Наполеона на Россию’ [77], имела особое значение во многих отношениях. Написанные ярко, талантливо, с огромным знанием общих и конкретных исторических проблем и с великолепным ощущением всей атмосферы той эпохи, обе эти книги стали пользоваться большим и шумным успехом, как в Советском Союзе, так и за рубежом. Они во многом отличаются от того, что было создано буржуазной историографией о Наполеоне и наполеоновских войнах. Нужно было пробить толщу реакционных легенд и лакированной лжи, созданную в течение многих и многих десятилетий, чтобы, дав справедливую историческую оценку Наполеона как военного деятеля, раскрыть контрреволюционную и захватническую сущность его политики. С другой стороны, нужно было преодолеть те сухие, безжизненные, социологические схемы, которые одно время бытовали в советской исторической науке, Е. В. Тарле как историк всегда был не только чужд, но и враждебен ко всяким проявлениям ‘социологизма’, в особенности вульгарного. Он всю жизнь работал на конкретном историческом материале, его силы казались неистощимыми, когда дело шло о розыске нового материала, он умел даже, казалось, в мертвый, покрытый архивной пылью исторический документ вдохнуть живую жизнь и представить читателям результаты своих исследований как увлекательное историческое повествование.
Старый и опытный мастер исторического портрета, он и в этих книгах создал целую галерею портретов исторических деятелей — от Наполеона и Кутузова до начальника партизанского отряда крестьянина Ефима Четвертакова. Как настоящий художник он сумел в этих портретах воплотить не только присущие им личные черты. Точно так же, как в эпизодических фигурах Четвертакова или Курина нетрудно увидеть природный ум, простоту и удаль русского крестьянина, готового отдать свою жизнь, чтобы постоять за Родину, в фигуре Наполеона со всеми присущими ему личными качествами, положительными и отрицательными, можно увидеть то, что было присуще молодой, пришедшей к власти, французской буржуазии, самоуверенной, умной, охваченной страстью к обогащению, завоеванию и господству. И тем не менее в портрете главного персонажа книги о Наполеоне имеется существенный изъян: автору не удалось избежать некоторой идеализации французского императора. Этот изъян является результатом двух влияний: во-первых, сложившихся традиций буржуазной историографии и, во-вторых, той атмосферы культа личности, в которой писались эти работы. Тем не менее, несмотря на указанные недостатки, книги ‘Наполеон’ и ‘Нашествие Наполеона на Россию’ сыграли большую положительную роль в патриотическом воспитании широких кругов советского народа. Они напоминали и напоминают о великих уроках истории и о судьбе, которая неминуемо ожидает всех, кто одержим безрассудной идеей покорить народы России. Эти книги имели и до сих пор имеют большое политическое звучание.
Не меньшее значение имеют работы Е. В. Тарле, посвященные разоблачению буржуазной и империалистической дипломатии. Блестящие по форме, каждая из них заключает в себе острую идею, которая разит врагов. Апологеты буржуазной дипломатии немало потрудились над тем, чтобы поднять Талейрана на высокий исторический пьедестал. Воспевая дипломатические подвиги и мудрость непревзойденного ренегата, они призывают современную империалистическую дипломатию учиться у него. Культ Талейрана, созданный французской буржуазной историографией, впоследствии распространился и в американской историографии, и Е. В. Тарле показал, в чем причины этого явления: ‘Деятельность Талейрана, — писал он, — принадлежит не только истории, но и современности. На мировой арене действует еще дипломатия, до сих пор… признающая (и очень откровенно при случае провозглашающая) князя Талейрана достойным образчиком для подражания. И не только практическая дипломатия, но и историческая наука в Европе и Америке не устает популяризовать этот культ’ [78]. В своей книге ‘Талейран’ [79] Е. В. Тарле развенчал этот культ и не только низверг этого отца буржуазной дипломатии с пьедестала, но и до конца обличил эту растленную историческую фигуру, показав, кого буржуазная дипломатия избрала своим героем. Тем самым он нанес удар по беспринципности и своекорыстию, которые составляют классовую суть в современной империалистической дипломатии. Е. В. Тарле отлично понимал, что времена безраздельного господства буржуазной дипломатии уже навечно отошли и что в мире все более возрастающее влияние принадлежит дипломатии нового типа, выражающей интересы социалистического общества и построенной на иной, противоположной принципиальной основе. ‘Советская дипломатия, — писал Е. В. Тарле, — выводящая мировую международную политику на совсем новые, светлые пути, боролась в прошлом и продолжает бороться в настоящем за устранение из практики международных отношений того принципа вечной ‘войны всех против всех’, который лучше всего выражается лаконическим афоризмом Томаса Гоббса: ‘Человек человеку волк’ (homo homini — lupus est). Талейран — деятель того времени, когда этот принцип еще вполне и невозбранно господствовал. Буржуазная революция 1789 г., столь много изменившая, этого принципа традиционной дипломатии ничуть не пошатнула и не могла пошатнуть. Менялись постепенно цели, по-своему ‘совершенствовались’ методы, но принципы оставались в полной силе, потому что не менялись основы дипломатической борьбы при господстве социально-экономического строя классового общества’ [80].
Как постепенно менялись эти цели в политике и дипломатии европейских держав в период домонополистического капитализма, от начала наполеоновских войн и Венского конгресса до франко-прусской войны и франкфуртского мира 1871 г., Е. В. Тарле показал в написанных им работах коллективного труда советских историков ‘История дипломатии’ (т. 1) [81]. Что касается методов буржуазной дипломатии, то Е. В. Тарле этому большому и сложному вопросу посвятил специальный раздел (‘История дипломатии’, т. III, глава ‘О приемах буржуазной дипломатии’). При этом он справедливо напоминает, что ‘как и в военном деле, в дипломатии капиталистического мира стратегия и тактика необычайно разнообразны и индивидуальны. Если не очень легко определить основные линии даже обширной, рассчитанной на более или менее длительный период дипломатической стратогемы, то подавно трудно проследить порой весьма причудливые извивы и задачи дипломатической тактики, меняющейся не только каждый день, но иногда и в течение нескольких часов’ [82]. Характеризуя лишь основные приемы, Е. В. Тарле на конкретных исторических фактах и материалах убедительно показал, как буржуазная дипломатия прикрывала агрессию в одних случаях мотивами ‘обороны’, а в других случаях якобы ‘бескорыстными’, ‘идейными’ мотивами. Он показал, как маска миролюбия используется в империалистических целях и как агрессивные замыслы маскируются пропагандой борьбы против ‘мирового коммунизма’ и Советского Союза. Он показал, что, выдвигая тезис о ‘локализации’ военных конфликтов, буржуазная дипломатия стремится облегчить агрессию, облегчая таким образом последовательный разгром намеченных жертв. Он показал далее приемы, при помощи которых империалистическая дипломатия стремится вмешиваться во внутренние дела других государств или стремится использовать борьбу двух политических лагерей в одном государстве в целях осуществления своих собственных агрессивных замыслов. И хотя работы Е. В. Тарле писались на основании опыта и материалов периода первой мировой войны и ее подготовки, а также периода, предшествующего возникновению второй мировой войны, приемы империалистической дипломатии, применяемые агрессивными державами на современном историческом этапе, только подтверждают правильность его заключений и наблюдений.
Еще до начала Великой Отечественной войны Е. В. Тарле приступил к созданию нового большого фундаментального труда ‘Крымская война’. С этой целью он использовал наряду с огромным количеством печатных источников и литературы, изданных в нашей стране и за рубежом, неопубликованные материалы многих архивохранилищ. Такова была, как и в предшествующих крупных работах, требовательность исследователя в отношении материала. Но общее значение его двухтомной монографии [83], конечно, не ограничивается тем, что он извлек и обработал большой новый материал.
Главная тема этой монографии — дипломатическая история Крымской войны. Главная, но не единственная. Как исследователь Е. В. Тарле не мог бы осветить и оценить все дипломатические перипетии, связанные с возникновением войны, ее ходом и исходом, если бы не дал анализа экономического и финансового положения николаевской России, состояния армии, крестьянского движения, которое то здесь, то там прорывалось из-под гнетущей тяжести крепостнических порядков и тупого военно-полицейского режима царского самодержавия, настроений, сложившихся в различных общественно-политических кругах России — от реакционного славянофильства до революционной демократии, наконец общих политических целей императора всероссийского Николая I. ‘В том, что Николай I, — пишет Е. В. Тарле, — был непосредственным инициатором дипломатических заявлений и действий, поведших к возникновению войны с Турцией, не может быть, конечно, сомнений. Царизм начал и он же проиграл эту войну, обнаружив свою несостоятельность и в дипломатической области и в организации военной обороны государства, страдавшего от технической отсталости и от общих последствий господства дворянско-феодального крепостнического строя. Однако война была агрессивной не только со стороны царской России’ [84]. И в своем исследовании Е. В. Тарле посвящает много страниц, раскрывающих агрессивные, реваншистские цели турецкого правительства, которое стремилось вернуть под свое господство северное побережье Черного моря, Кубань и Крым. Еще больше места он уделяет характеристике сложных политических целей западноевропейских держав, прежде всего Англии и Франции, а также и Австрии и Сардинии. Эти разделы представляют исключительный интерес, не меньший, чем те, которые посвящены характеристике политических целей николаевской России. В них показано, что дипломатические шаги и военные действия Англии и Франции были продиктованы вовсе не их стремлением оказать помощь Турции, а стремлением ‘с предельной щедростью вознаградить себя (за турецкий счет) за эту услугу и прежде всего не допустить Россию к Средиземному морю, к участию в будущем дележе добычи…’ [85]. В них показаны и другие мотивы, которые, с одной стороны, выражали глубокие экономические и политические противоречия между западными державами, а с другой, побуждали их временно объединиться, чтобы ‘не выпускать Россию из войны’ [86], затеянную российским самодержцем. Е. В. Тарле подчеркивает, что все сказанное им об агрессивных целях англо-франко-турецкой коалиции ‘ничуть, конечно, не смягчает губительной роли Николая и николаевщины в трагической истории Крымской войны’ [87]. Автор подробно живописует и страшную картину эксплуатации, тупости, лихоимства, казнокрадства, всех преступлений николаевского режима. ‘За тяжкие перед народом преступления и политику царизма, — пишет Е. В. Тарле, — пришлось расплачиваться потоками крови самоотверженных русских героев на Малаховом Кургане, у Камчатского люнета, на Федюхиных высотах’ [88]. С большим мастерством и любовью автор описывает выдающуюся деятельность Корнилова, Нахимова, Тотлебена, солдат и матросов — героев Севастопольской обороны. Е. В. Тарле сумел раскрыть всю глубину исторического трагизма гибели простых в своем героизме и нравственной силе русских людей, гибели ради осуществления чуждых им целей царского самодержавия. Однажды он сказал автору этих строк, что только Шекспир мог бы навеки запечатлеть всю трагическую бессмыслицу жертвенной гибели русских войск при Черной речке 4 августа 1855 г.
Монографическое исследование истории Крымской войны Е. В. Тарле завершил уже в годы Великой Отечественной войны, когда советский народ, сплоченный чувствами патриотизма и морально-политического единства, показал всему миру, на что способен свободный народ, защищающий свои социалистические завоевания, независимость и честь. Как и все деятели советской науки и культуры, Е. В. Тарле в эти годы был с народом. В тяжелые дни вторжения и нашествия орд гитлеровской армии он не на один день не оставлял своего разящего пера. Уже одно из своих первых публицистических выступлений этого времени, напечатанное в журнале ‘Большевик’, он озаглавил — ‘Начало конца’ [89], и тем самым исторически правильно оценил неизбежные результаты вероломного нападения гитлеровской Германии на Советский Союз. Этой великой верой в победу над врагом была проникнута вся его кипучая публицистическая и пропагандистская деятельность, которой он всецело отдался в годы войны. Он пишет статьи о Кутузове, о Нахимове, об исторических заслугах Красной армии и героических традициях русского флота, о тевтонских рыцарях и их ‘наследниках’, о Сталинградской битве и многие, многие другие. Он совершает большую пропагандистскую поездку по городам и селам Советского Союза, в Москве, Ленинграде, на Волге, на Урале, на Кавказе — везде он выступает с лекциями, докладами на патриотические темы, по актуальным вопросам войны и международного положения Советского Союза. В 1943 г. он выступает на сборе фронтовых агитаторов с лекциями об Отечественной войне 1812 г. В сентябре того же года он выступает на общем собрании Академии наук СССР с большим докладом ‘О преступлениях гитлеровской Германии и об их подготовке’ [90]. В течение всей войны, продолжая вести большую научную, пропагандистскую и публицистическую деятельность, он работал и в качестве члена Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков.
Но и после окончания войны и победы над гитлеровской Германией и милитаристской Японией Е. В. Тарле, несмотря на уже преклонный возраст, продолжает свою активную деятельность как ученый, публицист и педагог. Он читает курсы лекций, ведет специальные семинары и руководит аспирантами в Ленинградском университете им. А. А. Жданова, в Московском университете им. М. В. Ломоносова, в Институте международных отношений в Москве. В течение первых трех послевоенных лет он публикует новые исследования по истории внешней политики России и военно-морской истории России: ‘Чесменский бой и первая русская экспедиция в Архипелаг. 1769-1774’ [91], ‘Роль русского военно-морского флота во внешней политике России при Петре I’ [92], ‘Адмирал Ф. Ф. Ушаков на Средиземном море в 1789-1800 гг.’ [93], ‘Об изучении внешнеполитических отношений России и деятельности русской дипломатии в XVIII-XX веках’ [94]. Спустя несколько лет он опубликовал еще одно исследование — ‘Экспедиция адмирала Д. Н. Сенявина в Средиземное море (1805-1807)’ [95] и таким образом издал цикл работ по истории русского военно-морского флота в XVIII и в начале XIX вв. Эти работы, написанные, как всегда, ярко и на основе тщательного изучения неопубликованных источников, по-новому освещают важные страницы отечественной истории. Вместе с тем они во многом пересматривают ряд положений старой дворянской и буржуазной историографии, например, в оценке событий, связанных с Чесменским боем, и роли в этих событиях тех или иных исторических личностей. ‘В том-то и был, — пишет Е. В. Тарле, — один из вреднейших пороков русской дореволюционной историографии, что ею без тени критики часто принимались свидетельства именитых карьеристов, лгавших напропалую, и без всяких затруднений эти преуспевшие аристократы возводились в ранг ‘сподвижников’ при рассказе о великих исторических событиях вроде Чесменского боя’ [96].
Нанеся этой историографии сильный удар, по-новому поставив ряд важных исторических вопросов и правильно осветив забытые, но поучительные страницы истории русского военно-морского флота, Е. В. Тарле, однако, сам в некоторых случаях не полностью преодолел влияние этой историографии. Как справедливо отметила критика, Е. В. Тарле в этих работах не провел четкой грани между вопросом о замечательных подвигах русских моряков и вопросом о завоевательской сущности политики, дипломатии и войн царских властей, в частности Екатерины II. В целом эти работы были восприняты широкими кругами советских читателей с большим интересом.
В послевоенные годы Е. В. Тарле задумал новый большой труд — трилогию ‘Русский народ в борьбе с агрессорами в XVIII-XX веках’. Замысел был таков: показать патриотические усилия русского народа в острые критические периоды его истории: в период шведского нашествия 1708-1709 гг., наполеоновского нашествия 1812 г. и немецко-фашистского нашествия 1941 г. В полной мере осуществить этот огромный замысел Е. В. Тарле не удалось. Он завершил лишь первую часть трилогии (она включается в настоящее собрание сочинений) и успел опубликовать из нее небольшой отрывок [97]. Он успел также расширить и дополнить новыми материалами работу ‘Нашествие Наполеона на Россию’, которая должна была послужить основой для второй части трилогии. К последней части задуманной трилогии он так и не успел приступить. В то же время Е. В. Тарле продолжал работу и в других направлениях. В частности, посетив в 1953 г. Венгерскую Народную Республику, это была его последняя поездка за границу, он, как бы вернувшись к одной из тем своей ранней молодости, выступил с научным докладом по истории венгерского крестьянства в XV и XVI вв.
Не прекращал Е. В. Тарле и своей публицистической деятельности, продолжая освещать актуальные вопросы современной истории. На протяжении всех послевоенных лет — до конца своих дней — он публикует ряд статей (‘О Западном блоке’, ‘По поводу речи Черчиля’ и др.), в которых разоблачает агрессивные замыслы новых претендентов на мировое господство, реакционную политику руководящих кругов США и других империалистических держав, угрожающих миру атомной войной. В ряде статей Е. В. Тарле раскрывает основные принципы внешней политики Советского Союза и ту роль, которую он играет в современной истории (‘За мир, достойный великой победы’, ‘Великая заслуга Советского Союза перед историей человечества’, ‘Борьба за мир и демократию’). Свое острое оружие — перо и слово — Е. В. Тарле отдал служению делу борьбы за всеобщий мир.
Ученый, публицист и общественный деятель, Е. В. Тарле до последнего дня отдавал свои силы общему делу советского народа — борьбе за мир. Он был участником Вроцлавского конгресса деятелей культуры и активным членом Советского комитета защиты мира. Уже пораженный тяжелым недугом, находясь в больнице, Е. В. Тарле написал статью ‘Наша дипломатия’, в которой показал, что, начиная с ленинского декрета о мире, принятого 8 ноября 1917 г., дипломатия. Советского государства осуществляет новые, подлинно демократические принципы в области внешней политики и что именно поэтому ‘сотни миллионов людей доброй воли во всех концах нашей планеты’ [98] поддерживают советскую дипломатию, ‘направленную на создание коллективной безопасности и укрепление сотрудничества между всеми государствами’ [99]. Эта статья была напечатана посмертно. Е. В. Тарле умер 6 января 1955 г. на восьмидесятом году своей жизни.
Большой и сложный путь прошел Евгений Викторович Тарле за шестьдесят лет своей творческой жизни. Начав свой путь в конце XIX в. под влиянием ‘русской исторической школы’ и ее народнических настроений, а затем испытав и отразив в своих работах некоторое влияние марксистской методологии, он оставался долгое время на позиции левого крыла буржуазно-либеральной историографии. Затем после Великой Октябрьской социалистической революции, в особенности в конце 20-х и в начале 30-х годов, пережив серьезную и глубокую идейно-политическую перестройку, Е. В. Тарле стал активным деятелем советской науки, культуры и общественной жизни. Дело советских историков детально, конкретно и всесторонне рассмотреть, показать и оценить место Е. В. Тарле и каждой его работы в развитии русской историографии как в дореволюционный, так и в советский период, исследовать сложную эволюцию его научных, методологических и идейно-политических воззрений. Но уже теперь с полным правом можно утверждать, что труды этого выдающегося советского ученого являются крупным вкладом в мировую историографию.
Е. В. Тарле прожил большую и, можно сказать, счастливую жизнь: он познал радость огромного творческого труда, радость первооткрывателя новых исторических материалов, радость публициста, отдавшего свое перо служению советскому народу. И Советское правительство высоко оценило этот труд, наградив Е. В. Тарле тремя Сталинскими премиями и высшими орденами Советского Союза. И за рубежом научная деятельность Е. В. Тарле получила широкую известность: многие его работы переведены на иностранные языки, он был избран почетным доктором Сорбонны, университетов в Брно, Осло, Алжире и Праге, членом-корреспондентом Британской академии для поощрения исторических, философских и филологических наук, действительным членом Норвежской академии наук.
Исторические и публицистические работы Е. В. Тарле привлекают и еще долго будут привлекать к себе внимание и интерес не только специалистов-историков, но самых широких кругов читателей. Несомненно, это являемся одним из выражений их научной или историографической ценности. Ведь история учит, что самым трудным, но и самым верным испытанием ценности работ историка является сама история.
[1] Бегины и бегарды (реф. кн. А. М. Robinson. The end of the middle ages. Essays and question in history. London, 1889). — ‘Новое слово’, 1896, No 4, стр. 31-50.
[2] Крестьяне в Венгрии до реформы Иосифа II. — ‘Русская мысль’, 1896, No 7, стр. 18-36, No 8, стр. 1—17.
[3] Дело Бабефа. Очерк из истории Франции. — ‘Мир божий’, 1898, No 4, стр. 73-99, No 5, стр. 1—24.
[4] Чарльз Парнель. (Страница из истории Англии и Ирландии). — ‘Мир божий’, 1899, No 1, стр. 1—26, No 2, стр. 58-89, No 3, стр. 82—110.
[5] Реи,.: Ж. Губер. Иезуиты, их история, учение, организация и практическая деятельность в сфере общественной жизни, политики и религии. — ‘Начало’, 1899, янв, — февр., стр. 240-242.
[6] Рец.: Л. Гейгер. Немецкий гуманизм. — ‘Начало’, 1899, апрель, стр. 159-161.
[7] Ред.: Г. Сеайль. Леонардо да Винчи как художник и ученый (1452-1519). Отчет психологической биографии. — ‘Начало’, 1899, янв. — февр., стр. 233-239.
[8] Умственная жизнь европейского общества в новое время. Введение в историю европейской мысли XV-XIX вв. — ‘Жизнь’, 1900, No 8, стр. 60-79, No 10, стр. 90—113.
[9] Рец.:Ф. Грегоровиус. История города Афин в средние века. От эпохи Юстиниана до турецкого завоевания. — ‘Мир божий’, 1900, No 4, стр. 103-105.
[10] Рец.: Th. Ziegler. Die geistigen und sozialen StrЖmungen des neunzehnten Jahrhunderts. Berlin, 1899. — ‘Начало’, 1899, май, стр. 134-135, Характеристика общественных движений и Европе XIX века. — ‘Вестник Европы’, 1901, No 2, стр. 702-730, No 3, стр. 167-198.
[11] Ницшеанство и его отношение к политическим и социальным теориям европейского общества. — ‘Вестник Европы’, 1901, No 8, стр. 704-750.
[12] История Италии в средние века. СПб., 1901 (‘История Европы по эпохам и странам в средние века и новое время’),
[13] История Италии в новое время. СПб., 1901 (там же).
[14] Чарльз Парнель. (Страница из истории Англии и Ирландии). — ‘Мир божий’, 1899, No 1, стр. 1—26, No 2, стр. 58-89, No 3, стр. 82—110.
[15] Наст, том, стр. 39.
[16] Наст, том, стр. 39.
[17] там же стр. 40
[18] там же стр. 40
[19] К вопросу о границах исторического предвидения. — ‘Русское богатство’, 1902, No 5, стр. 41-56.
[20] Там же, стр. 55.
[21] Там же стр 56
[22] Там же стр 56
[23] Чем объясняется современный интерес к экономической истории. — ‘Вестник и библиотека самообразования’, 1903, No 17, стб. 739-743.
[24] Наст, том, стр. 300.
[25] Наст там же, стр. 303
[26] Наст там же, стр. 303
[27] Там же, стр. 304.
[28] Из истории обществоведения в России. — В кн. Литературное дело. Сборник. СПб., 1902, стр. 34.
[29] Там же.
[30] Там же, стр. 35.
[31] Там же, стр. 35.
[32] Там же, стр. 36.
[33] Там же, стр. 36.
[34] Наст, том, стр. 123.
[35] Наст, том, стр. 123.
[36] Падение абсолютизма в Западной Европе. Исторические очерки, ч. I. СПб.—М. [1906], Падение абсолютизма. (Социологический очерк). — ‘Мир божий’, 1905, No 12, стр. 1—26, Падение абсолютизма. — ‘Мир божий’, 1906, No 3, стр. 203-245, No 5, стр. 67-93, No 6, стр. 99—137.
[37] О Декларации прав человека и гражданина. (По поводу издания проф. Блюма с предисловием Компэрэ). — ‘Образование’, 1905, No 4, стр. 309-319.
[38] Отделение церкви от государства во Франции. (Очерк из истории церкви во Франции). — ‘Вестник и библиотека самообразования’, 1905, No 39. стб. 1227-1234, No 40, стб. 1255-1260.
[39] Роль студенчества в революционном движении в Европе в 1848 году. СПб., 1906.
[40] Рабочие национальных мануфактур во Франции в эпоху революции (1789-1799 гг.). СПб., изд. ‘Общественная польза’, 1907.
[41] Рабочий класс во Франции в эпоху революции. Исторические очерки, ч. I (1789-1791). СПб., 1909.
[42] Рабочий класс во Франции в эпоху революции, ч. II. СПб., 1911.
[43] См., напр.: И. В. Лучицкий как университетский преподаватель, — ‘Научно-исторический журнал’, 1914, No 4, стр. 5-9: И. В. Лучицкий. К пятидесятилетию его научно-литературной деятельности. 1863-1913.— ‘Голос минувшего’, 1914, No 1, стр. 42-61.
[44] Возвращение Наполеона. — В кн. Отечественная война и русское общество, т. 6. М., 1912, стр. 94—106.
[45] Экономические отношения Франции и России при Наполеоне I. — ‘Журнал Министерства народного просвещения’, нов. сер., 1912, ч. 42, No 11, стр. 54-93.
[46] Континентальная блокада. I. Исследование по истории промышленности и внешней торговли Франции в эпоху Наполеона.
[47] Deutsch-franzЖsische Wirtschaftsbeziehungen zur napoleonischen Zeit. — ‘Schmollers Jahrbuch fЭr Gesetzgebung, Verwaltung und Volkwirtschaft im Deutschen Reiche’. — MЭnchen — Leipzig, 1914, Ihg. 38. H. 2, S. 143-202.
[48] Экономическая жизнь королевства Италии в царствование Наполеона I. Юрьев, 1916 [Континентальная блокада. II].
[49] Была ли екатерининская Россия экономически отсталой страной? — ‘Современный мир’, 1910, No 5, стр. 3—29.
[50] Политические движения в Испании и Италии в 1820-1823 гг. — В кн. Книга для чтения по истории нового времени, т. 4, ч. I. История Западной Европы. М., 1913, стр. 128-176.
[51] Статьи Добролюбова об итальянских делах. — В кн. Н. Л. Добролюбов. Полн. собр. соч. Под ред. Е. В. Аничкова, т. 8. Публицистика, ч. 3-4. СПб., [1913], стр. 159-171.
[52] Восстание Нидерландов против испанского владычества (1567-1584). — В кн. Книга для чтения по истории нового времени, т. 1. М., [1910], стр. 300-330.
[53] По поводу романа Зола. (Вступительный очерк). — В кн. Э. Зола. Собр. соч. Под ред. и со вступительными статьями Е. В. Аничкова и Ф. Д. Батюшкова. Ругон-Маккары, т. 18. Разгром, ч. 1-2. СПб., 1914, стр. V-XV.
[54] К истории русско-германских отношений в новейшее время. — ‘Русская мысль’, 1914, No 11, стр. 83-93.
[55] Рец.: Th. Schimann. Deutschland und die grosse Politik. Anno, 1913. Berlin, 1914,— ‘Голос минувшего’, 1914, No 12, стр. 281-284.
[56] Перед великим столкновением. (К истории образования борющихся союзов). — В кн. Книга о войне. Пг., 1915, стр. 3—16, Франко-русский союз. — В кн. Россия и ее союзники в борьбе за цивилизацию, т. I. М., 1916, стр. 73—105.
[57] Эльзас-лотарингский вопрос накануне великой европейской войны. — В кн. Вопросы мировой войны. Сборник статей. Под ред. М. И. Туган-Барановского. Пг., 1915, стр. 118-134.
[58] Императоры Вильгельм II и Николай II в 1904-1907 гг. Неизданная переписка. Вступительные статьи. — ‘Былое’, 1917, стр. 3—20.
[59] Национальный архив в Париже. — В кн. История архивного дела классической древности, в Западной Европе и на мусульманском Востоке. Пг., 1920, стр. 153-202.
[60] Три катастрофы. Вестфальский мир. Тильзитский мир. Версальский мир. — ‘Анналы’, 1922, No 2, стр. 59-94.
[61] Из мемуаров Гельфериха. — ‘Былое’, 1922, No 18, стр. 159-163, Германская ориентация и П. Н. Дурново в 1914 г. — ‘Былое’, 1922, No 19, стр. 161-176, Русско-германские отношения и отставка Бисмарка, — В кн. 1882—XL—1922. Сборник статей по русской истории, посвященных С. Ф. Платонову. Пг., 1922, стр. 419-424, Англия и Турция. Исторические корни и развитие конфликта. — ‘Анналы’, 1923, No 3, стр. 21—71
[62] Европа от Венского конгресса до Версальского мира. 1814-1919 Пг., 1924,
[63] Европа в эпоху империализма. 1871-1919. М.—Л., 1927.
[64] В. И. Ленин. Заметки по вопросу о задачах нашей делегации в Гааге. Соч., изд. 4, т. 33, стр. 409.
[65] Рабочий класс во Франции в первые времена машинного производства. От конца Империи до восстания рабочих в Лионе. М.—Л., 1928. (Ин-т К. Маркса и Ф. Энгельса).
[66] Рабочий класс во Франции…, стр. 1.
[67] Жерминаль и Прериаль. М., 1937, Прериальское восстание 1795 года. — ‘Историк-марксист’, 1936, No 4, стр. 53-97.
[68] Жерминаль и Прериаль. М., 1957, стр. 3.
[69] Там же стр. 3—4
[70] Там же стр. 3—4
[71] Справедливая война Французской революции, — В кн. Р. Роллан. Вальми. Перев. с франц. М… 1939, стр. 3—14, Взятие Бастилия. — ‘Военно-исторический журнал’, 1939, No 1, стр. 55-63.
[72] Французская буржуазная революция 1789-1794. М.—Л., 1941.
[73] О буржуазной демократии и новой конституции СССР. — ‘Историк-марксист’, 1937, No 1, стр. 125-138.
[74] Фашистская фальсификация исторической науки в Германии. — В кн. 120 лет Ленинградского государственного университета. Научная сессия, посвященная 120-летней годовщине со дня основания университета (1819-1939), 16-20 апреля 1939 г. Тезисы докладов. Л., 1939, стр. 13-14.
[75] ‘Восточное пространство’ и фашистская геополитика. — В кн. Против фашистской фальсификации истории. Сборник статей. М.—Л., 1939, стр. 259-279.
[76] Наполеон. М., 1936. (Жизнь замечательных людей. Серия биографий. Вып. 4-6).
[77] Нашествие Наполеона на Россию. 1812 год. М., 1938.
[78] Талейран. М.—Л., 1948, стр. 4.
[79] Впервые опубликована в 1939 г. (Жизнь замечательных людей. Серия биографий. Вып. 1).
[80] Талейран. М.—Л., 1948, стр. 6.
[81] В этом томе Е. В. Тарле написал следующие главы: ‘Европейские дипломатические отношения при Наполеоне (1799-1814 г.)’, ‘Венский конгресс (октябрь 1814 — июнь 181.5 г.)’, ‘От создания Священного союза до июльской революции (1815-1830 гг.)’ (совместно с проф. А. В. Ефимовым), ‘От июльской революции во Франции до революционных переворотов в Европе 1848 г. (1830-1848 гг.)’, ‘От революции 1848 г. до начала Крымской войны (1848-1853 гг.)’, ‘Дипломатия в годы Крымской войны и Парижский конгресс (1853-1856 гг.)’, ‘Наполеон III и Европа. От Парижского мира до начала министерства Бисмарка в Пруссии (1856-1862 гг.)’, ‘Дипломатия Бисмарка в годы войны с Данией и Австрией (1864-1866 гг.)’, ‘Дипломатическая подготовка франко-прусской войны (1867-1870 гг.)’.
[82] О приемах буржуазной дипломатии, — В кн. История дипломатии, т. 3. М.—Л., 1945, стр. 702.
[83] Крымская война, т. Г. М.—Л., 1941, т. 2, М., 1943.
[84] Крымская война. Второе исправленное и дополненное издание, т. I. М.—Л., 1950, стр. 3-4.
[85] Там же стр. 4.
[86] Там же стр. 4.
[87] Там же стр. 5
[88] Там же стр. 5
[89] Начало конца. — ‘Большевик’, 1941, No 11-12, стр. 32-37.
[90] О преступлениях гитлеровской Германии и об их подготовке. — В кн. Общее собрание Академии наук СССР 25-30 сентября 1943 г. Доклады. М. — Л., 1944, стр. 183-191.
[91] Чесменский бой и первая русская экспедиция в Архипелаг. 1769-1774. М.—Л., 1945.
[92] Роль русского военно-морского флота во внешней политике России при Петре I. — ‘Морской сборник’, 1946, No 10, стр. 35-73, No 11-12, стр. 63—102.
[93] Адмирал Ф. Ф. Ушаков на Средиземном море в 1798-1800 гг. — ‘Морской сборник’, 1945, No 11-12, стр. 89—132, 1946, No 1, стр. 70-96.
[94] Об изучении внешнеполитических отношений России и деятельности русской дипломатии в XVIII-XX веках. — В кн. Юбилейный сборник, посвященный тридцатилетию Великой Октябрьской социалистической революции, ч. 2. М.—Л., 1947, стр. 667-676.
[95] Экспедиция адмирала Д. Н. Сенявина в Средиземное море (1805-1807). М.—Л., 1954.
[96] Чесменский бой и первая русская экспедиция в Архипелаг. 1769-1774. М.—Л., 1945, стр. 43.