В.В. Розанов
В.В. Розанов
Еще о неясности законодательного языка
Еще о неясности законодательного языка
Еще о неясности законодательного языка, Розанов Василий Васильевич, Год: 1910
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Каким неясным, запутанным, двусмысленным и тресмысленным языком написаны наши законы, а также пишутся обычно всевозможные регламенты, правила, уставы и проч., можно судить из следующего: в бытность учителем гимназии, я неизменно наблюдал следующее. В мае и начале июня происходят педагогические советы, обсуждающие успехи учеников в течение года и на экзаменах и определяющие: 1) кого допустить и не допустить к экзаменам, 2) кого перевести или оставить в том же классе, 3) кого подвергнуть переэкзаменовке или проверочному испытанию. Все это — на основании ‘Правил об испытаниях в мужских гимназиях’, изданных в министерство гр. Д.А. Толстого, коего ‘Устав гимназий’ и все к нему ‘Объяснительные записки’ написаны вообще превосходным языком, вне всякого сравнения с предшествовавшими уставами и правилами. И, однако, не было случая, когда бы в совете не возбуждалось горячих споров о том, как поступить ‘на основании этих правил’, книга которых всегда лежала на зеленом сукне стола, за которым заседал совет гимназии. Совет состоял из 15-17 преподавателей, окончивших курс в университете. Однажды же, по поводу полууспехов-полунеуспехов одного ученика по немецкому языку, совет не только ‘разделился’ в понимании ‘правил’, но хотя текст их, строк в 20, был несколько раз прочитан тут же вслух всех и директор, и все учителя приложили все старание выяснить себе ‘мысль законодателя’, но так ни к чему и не пришли. Восемнадцать зрелых людей с полным университетским образованием не понимали, что ‘хотел’, какую ‘волю изъявлял’ составитель ‘Объяснительной записки’ и ‘Правил об испытаниях’. Помнится, трудность, сомнительность и, наконец, неразрешимость вопроса происходили оттого, что неизвестно было — к которому слову, подлежащему или дополнению главного предложения, относятся глаголы нескольких придаточных предложений, запутанных и переплетенных таким образом, что их невозможно было расчленить. Совет, проспорив до часа ночи, так и разошелся, не зная, как поступить с данным учеником. И поступили с ним ‘по произволу’, — вложив в закон ‘одно из возможных толкований’.
Позднее, служа в контроле, я тогда из любопытства брал который-нибудь том ‘Свода’ и начинал читать, ‘где открылось’: и до сих пор сохраняю впечатление необыкновенной запутанности языка… Он местами и часто казался таким, как будто кто-то пытается выучиться языку, пытается выражать свои мысли на бумаге: и для опыта ‘пишет на бумаге, но не умеет’ — и вот получились ‘статьи закона’. Я не помню случая, чтобы закон был сразу по прочтении ясен. Фраза всегда длинная, всегда множество придаточных предложений, — с ‘который’, ‘если’, ‘когда’, ‘дабы’ и ‘в случае’. Первая статья, — тезис, — всегда отрицается следующими (‘ограничения’, ‘изъятия’), — но к этим ‘следующим статьям’ всегда сделаны ‘примечания’, иногда два-три примечания, в свою очередь вводящие еще ‘ограничения’. Я помню, ассигновки, мною ревизуемые, я подписывал текстом: ‘Утверждается на основании примечания к статье 32 Временных правил о ревизии’ того-то и того-то. Меня поражало во время этого многолетнего писания: почему я действую на основании ‘примечания’, а не самого ‘правила’, и почему это — ‘Временные правила’ (кажется, с потопа существующие), а не просто ‘Устав о ревизии’.
Сколько я испытал и видел, все русские чиновники (часто люд очень хороший) действуют ‘по научке от товарищей’, — а не ‘по законам’, которые, должно быть, кто-то первый ‘разобрал’ и уже потом, применив, научил этому других. ‘Читать же законы’ (самому) — значит запутаться и перестать что-нибудь понимать в том деле, которое делаешь. А оно безотлагательно и ‘непременно’.
Поэтому, когда, лет пять назад, г. Унковский, действительно очень почтенный и, главное, остроумный юрист, любезно принес мне свою ‘Записку о методе написания законов’, т.е. их редактировании, их фразировке, их выражении, ясном и отчетливом, — я не мог не подумать: ‘Эврика’, ‘наконец-то’. Именно то, что всего нужнее нам… Ибо как ‘жить’, т.е. в гражданском обществе ‘действовать’ или ‘повиноваться’, не разумея оснований и сущности ни своего действия, ни своего повиновения, ‘согласования закону’. Прочитав при нем же 2-3 страницы, я не мог не сказать г-ну Унковскому: ‘Боже, до чего все это нужно… И как все у вас изложено просто и наукообразно, рационально’.
Неуспех (практический) г-на Унковского я объясняю его скромностью: когда я его спросил, ‘по каким же мотивам он принес мне эту записку’, -он ответил: ‘Для ознакомления’ — и ничего не прибавил. Мне казалось необходимым обратить на это внимание ‘кого следует’. Но… ‘кого же следует’? — Явно, членов Г. Совета (старого) и министров. В этом смысле я заговорил ему. Он смущенно и недоверчиво молчал. Обратить внимание на это в печати?.. Но как? Ведь это не книга, разбор коей можно напечатать. Это — мысль, идея, изложенная в ‘записке’ для личной раздачи.
Как поступить — я не нашелся. Добавлены эти несколько слов к статье М.О. Меньшикова, который с обычною умелостью нашелся, ‘как поступить’. Г-н Унковский, собственно, сделал то, что правительство за себя и от себя должно бы сделать, но чего оно отнюдь не сделало, что ему даже на ум не приходило сделать. Прибавлю маленький совет: преподавание тех указаний и приемов, какие содержатся в ‘Записке’ г-на Унковского, очевидно, должно составить веточку в юридическом образовании, т.е. сделаться дисциплиною, предметом на юридических факультетах университетов. Оно может войти, напр., в курс ‘Энциклопедии права’, преподаваемого везде в первый же год факультетского учения. Отчего г-ну Унковскому не сделать записку свою предметом ученой диссертации? И во всяком случае ему непременно надо издать ее. Втихомолку или открыто по ней будут учиться все, ‘как писать законы’, — все, кто их проектирует, члены неисчислимых наших комиссий, как равно члены Г. Совета, Г. Думы, сенаторы, и вообще вся высшая администрация.
Впервые опубликовано: Новое время. 1910. 23 мая. No 12282.