Еще о графе Дмитриеве-Мамонове, Дмитриев-Мамонов Матвей Александрович, Год: 1868

Время на прочтение: 6 минут(ы)

ЕЩЕ О ГРАФ ДМИТРІЕВ-МАМОНОВ.

Выше, на стр. 91—102, напечатанъ очеркъ жизни гр. Дмитріева-Мамонова, соч. П. Г. Кичеева. Въ дополненіе помщаемъ письмо графа къ И. И. Дмитріеву съ приложеніемъ копіи его же письма къ князю Д. В. Голицыну. (То и другое сохранилосъ въ бумагахъ И. И. Дмитріева и сообщено намъ профессоромъ . М. Дмитріевымъ). Въ этихъ письмахъ уже явственно обнаруживается умственное разстройство несчастнаго графа. Позднйшее состояніе его и образъ жизни описаны въ приводимой ниже стать врача Малиновскаго, на которую указалъ намъ П. Г. Кичеевъ.
Тяжкая участь графа Мамонова, особенно поразительная по тому обилію вещественныхъ и умственныхъ даровъ, коими былъ онъ надленъ, а также загадочная обстановка его жизни и все еще не разъясненныя причины его умопомшательства подаютъ поводъ ко многимъ разсказамъ и толкамъ словоохотливой Москвы. Почти полвка принадлежалъ онъ къ числу диковинокъ и пестрыхъ явленій своеобразной Московской жизни и остается досел предметомъ изученія психіатрическаго. Конечно не для празднаго любопытства и издвательства надъ злосчастною его памятью приводятся здсь нижеслдующія показанія. П. Б.

I. Письмо графа Дмитріева-Мамонова къ И.И. Дмитріеву.

‘Милостивый Государь Иванъ Иваіювичъ!

Причиняемыя мн издавна безпокойства и обиды принудили меня жаловаться здшнему военному генералъ-губернатору.
Онъ имлъ дерзость написать ко мн, что возьметъ меня подъ опеку. Его-письмо (1), содержащее эту глупую угрозу, и мой отвтъ при семъ въ спискахъ вашему высокопревосходительству посылаю.
Въ томъ и другомъ письм идетъ дло о политическомъ правил, особливо касающемся до выгодъ и до правъ Россійскихъ дворянъ, и скажу боле, и до личной ихъ безопасности въ домахъ ихъ и деревняхъ, правда, что эта переписка касается и до личной моей чести, которую силился оскорбить князь Дмитрій Володиміровичъ, по недовдомымъ мн причинамъ и въ такое время, когда я требовалъ его защиты и защиты ввренной ему полиціи но законамъ. Отвтъ мой его сіятельству, въ копіи при семъ къ вашему высокопревосходительству посылаемый, можетъ служить новымъ свидтельствомъ любви моей къ Отечеству, готовности моей говорить правду и не мене большую готовность наказывать дерзость и необузданность по мр малыхъ моихъ силъ. Съ отличнымъ почтеніемъ и совершенною преданностію имю честь быть, милостивый государь, вашего высокопревосходительства покорный слуга графъ Дмитріевъ-Мамоновъ.
Февраля 28 ч. 1825 года, въ Москв.

(Все письмо собственноручное).

Гр. Дмитріевъ-Мамоновъ обратился съ этимъ письмомъ къ И. И. Дмитріеву, какъ къ своему давнему покровителю и благопріятелю вроятно по той причин, что Иванъ Ивановичъ. будучи министромъ юстиціи и обративъ вниманіе на замчательныя способности графа Мамонова, опредлилъ его въ 1810 году оберъ-прокуроромъ въ Московскій Сенатъ. (См. письма Карамзина къ Дмитріеву, Спб. 1866, стр. 126).
(1) Письма этого къ сожалнію у насъ нтъ, мы слышали, что между гр. Мамоновымъ и кн. Д. В. Голицынымъ были личныя неудовольствія еще въ 1813 году, въ чужихъ краяхъ вслдствіе непомрной заносчивости графа. П. Б.

2. Письмо графа Мамонова къ князю Д. В. Голицыну.

‘Милостивый Государь князь Дмитрій Владиміровичъ!
На письмо вашего сіятельства отъ 23-го, сейчасъ мною полученное, долженъ я вамъ сказать, милостивый государь, что вы надо мною опеки учредитъ не можете и не смете, ибо я не малолтній и не съумасшедшій, что крпостныхъ людей, которые у меня въ дом, я не престану наказывать тлесно, когда по усмотрнію моему окажутся они того достойными: ибо право наказывать крпостныхъ людей палками неразрывно сопряжено съ политическимъ и частнымъ домостроительствомъ Россійскаго государства, что это право передано намъ отъ предковъ нашихъ. Я исповдую и это политическое правился что правительство не можетъ насъ лишить сего права безъ общаго и нарочитаго нашего согласія, къ тому же какъ и кому мн жаловаться, когда полицейскіе маіоры и поручики отказываются придти ко мн въ домъ выслушивать моя жалобы? Но жаловаться мн, совершеннолтнему, урожденному дворянину, урожденному помщику и проч…. полицейскому офицеру и на кого, на крпостнаго человка, на раба? Какая подлость! И какъ поврю я, чтобы таковая подлость входила въ составъ благонамреній правительства?
Ваше сіятельство до начертанія письма вашего отъ 23-го февраля, которымъ вы грозите учредить надо мною опеку, ваше сіятельство, говорю я, должны: бы были размыслить и о достоинств имени лица, къ которому вы дерзнули обратить ваши угрозы, о степени уваженія, коимъ оно нкогда пользовалось въ отечеств. Ваше сіятельство, какъ гражданинъ совершеннолтній, должны знать, что вамъ не дано грозить совершеннолтнему гражданину и вельмож Имперіи и какъ бы вы смли писать это мн, къ человку, который предшествуетъ вамъ по всему на свт, кром по табели о рангахъ (1)!
Что же касается до мщанина Никанора Аонасъева, бывшаго у меня въ должности казначея, о которомъ вы пишете, что я намренъ былъ бить его палками, то я скажу вамъ, милостивый государь, что я подобныхъ ему мщанъ, особливо тхъкоторые были нкогда крпостными людьми князей Волконскаго и Голицыныхъ (2), никогда иначе и не наказываю какъ палками и плетьми и сажаніемъ въ колодки и кандалы, въ страхъ и въ обузданіе тмъ уличеннымъ наглецамъ, на которыхъ я вамъ жалуюсь. Да и онъ Никаноровъ былъ не однократно наказанъ палками, и наконецъ по моему приказанію фухтелями изъ рукъ того самаго частнаго пристава Захарова, о докладной записк котораго вы ко мн пишете.
Домоправителя у меня теперь нтъ, домоправитель мой молодой, отставной канцелярскій служитель, споспшествовалъ тмъ безпорядкамъ, которые кажутся вамъ невроятными, и я, по совершеніи надъ нимъ тлеснаго наказанія, согналъ его со двора.
Я, милостивый государь, въ отставк и оставилъ военную службу Императора во избжаніе грубостей подобныхъ тмъ, каковыми преисполнено письмо ваше ко мн, — письмо невроятное, которое я потщусь содлать извстнымъ публик. Всемилостивйшимъ увольненіемъ меня отъ службы возвратилось мн столь вожделнное и рожденіемъ присвоенное каждому дворянину право мстить за личныя обиды. Ваше сіятельство, по приведеніи въ забвеніе, что вы князь Голицынъ и генералъ отъ кавалеріи, при особ Его Величества находящійся, и приведя на память, что вы Русской дворянинъ, гражданинъ и солдатъ, должны будете признаться, что письмо ваше отъ 23 февраля грубо и дерзко. Я не хочу призывать на помощь и адресуюсь къ вамъ лично, пребывая (увренъ) что и правительство не одобритъ той дерзости, которою вы возымли грозить мн.
Знайте, милостивый государь, что я писалъ не къ генералу отъ кавалеріи и къ вамъ писалъ не генералъ-маіоръ, а всегда готовый встртить васъ шпагою и пистолетомъ. Милостивый государь, вашего сіятельства покорный слуга. На подлинномъ подписано графъ Дмитріевъ-Мамоновъ’.
Февраля 23 ч. 1825 г.
Его сіятельству князю Дмитрію Владиміровичу Голицыну въ собственныя руки.
На копіи собственноручно написано: ‘Съ подлиннымъ врно. Графъ Дмитріевъ-Мамоновъ’.
(1) Подчеркнутыя слова приписаны графомъ Мамоновымъ собственноручно.
(2) Въ этихъ словахъ слышна родословная гордость: дйствительно, Дмитріевы-Мамоновы, происходя отъ Мономаха, родовите князей Волконскихъ и Голицыныхъ.

3. О болзни графа Мамонова.

(Военно-медицинскій журналъ, издаваемый медицинскимъ департаментомъ военнаго министерства. Часть L. No 2. Спб. 1848 г. въ стать: ‘О помшательств’, П. Малиновскаго, состоящаго при военномъ медицинскомъ департамент, бывшаго старшимъ ординаторомъ отдленія умалишенныхъ при Обуховской больниц, стр. 118).
Наблюденіе 15. Случай помшательства отъ самолюбія и славолюбія.
Гр. М***, вмст съ знатностію происхожденія, богатствомъ и красотою, соединялъ въ себ обширный, гордый умъ, таланты и безмрное самолюбіе. Въ самой ранней молодости, счастіе баловало его: въ 19 лтъ отъ роду, онъ занималъ уже одну изъ значительнйшихъ должностей въ Сенат, но этого было не достаточно для самолюбія молодаго гр. М***, — онъ стремился дальше. Насталъ тяжкой и славной для Россіи 1812 годъ. Гр. М***, имющій громадное состояніе, собралъ на свой счетъ казачій полкъ и былъ назначенъ шефомъ этого полка, на 21 году отъ роду, онъ былъ произведенъ въ генералъ-маіоры, но здсь счастіе измнило ему, — полкъ его былъ раскассированъ. Это обстоятельство дало сильный толчекъ самолюбію гордаго гр. М***, привыкшаго къ безпрекословному повиновенію окружающихъ, привыкшаго удовлетворять всмъ своимъ прихотямъ и капризамъ, теперь онъ считалъ себя оскорбленнымъ, характеръ его сдлался угрюмымъ и строптивымъ. Спустя нсколько времени, онъ отправился въ чужіе краи, и, тогда уже. начали въ немъ обнаруживаться признаки помшательства. Въ чужихъ краяхъ, онъ велъ странный образъ жизни, сталъ врить въ магію и сдлался мистикомъ. Возвратившись назадъ, въ Россію, гр. М*** поселился въ своемъ истинно-прекрасномъ и богатомъ имніи, не далеко отъ Москвы. Живя тутъ, онъ нсколько лтъ прятался отъ людей, отростилъ себ бороду и волосы, кушанье и платье ему приносили и оставляли въ пустой комнат. Днемъ онъ занимался составленіемъ чертежей и плановъ для того, чтобы воздвигнуть каменныя укрпленія въ своемъ имніи, а ночью, когда вс спали, гр. М*** выходилъ и подробно осматривалъ мстоположеніе, и тамъ, гд нужно было строить стны и башни, втыкалъ въ землю, заране приготовленныя, короткія колья. Для поясненія, онъ каждое утро оставлялъ планъ или чертежъ въ комнат сосдней съ тою, гд жилъ самъ, каждое утро приходилъ подрядчикъ, и гр. М*** изъ другой комнаты, черезъ стну, разсказывалъ ему, какъ должно строить эти укрпленія. Ночью же опять ходилъ самъ осматривать работы. Укрпленія подвигались впередъ, башни и стны росли — и имніе гр. М***, почти съ трехъ сторонъ окруженное рками съ остальной, свободной, было-бы обнесено довольно высокой и толстой каменной стною, съ башнями, если-бы гр-у М*** не помшали кончить его предположенія… Онъ былъ перевезенъ въ Москву и отданъ въ руки врачей… Съ тхъ поръ много прошло времени, помшательство гр. М*** застарло. Въ 1842 году, когда я былъ приглашенъ къ нему (спустя десятки лтъ, по развитіи его болзни), главная идея его бреда было тоже самолюбіе, которое довело его до этого плачевнаго состоянія: онъ считалъ себя Папой и Римскимъ императоромъ, и безпрестанно писалъ приказанія воображаемымъ исполнителямъ своей власти. Теперь гр. М*** около 56 лтъ, онъ высокъ ростомъ, плечистъ, нсколько тученъ, лицо выражаетъ одичалость и сознаніе собственнаго достоинства, движенія то важны, то порывисты, аппетитъ довольно хорошъ, геморой. Сонъ гр. М*** безпорядочный, очень часто онъ не спитъ цлыя ночи, и за то спитъ большую часть дня, почти всегда не одтъ (кром рубашки и брюкъ, которые онъ носитъ), брется безъ зеркала, и на голов носитъ черный шелковый колнакъ. Разговоры гр. М*** сохраняютъ печать его обширнаго ума, но къ нимъ всегда примшивается бредъ и, кром того, какъ во время разговоровъ, такъ и тогда, когда бываетъ одинъ, гр. М*** произноситъ невнятно слова, между которыми часто слышится привычное его восклицаніе: ‘этакіе они, Боже мой!’ Дыханіе этого больнаго иметъ запахъ, но онъ уничтожаетъ его, куря почти безпрестанно крпкій канастеръ. Ему часто кажется, будто развиваются странные запахи, и онъ тотчасъ же кричитъ, чтобъ курили. Его удовольствіе состоитъ въ томъ, чтобъ быть окружену маленькими дтьми, которыя къ нему сбгаются изъ дворни: (самъ гр. М*** не былъ женатъ и не любитъ женщинъ). Около десятка разныхъ собакъ , безпріютныхъ или потерявшихъ своихъ хозяевъ, стадо голубей и безчисленное множество воробьевъ получаютъ отъ гр. М*** ежедневную пищу. Каждый день, посл обда, въ то время, когда совершается пищевареніе, больной приходитъ въ сильное раздраженіе: его тревожатъ мнимо-ощущенія, онъ бранится съ своими невидимыми врагами, и движенія его длаются порывисты’.

‘Русскій Архивъ’, No 5—6, 1868

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека