ЭПОС КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ
ЭПОС КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ
Эпос коллективизации, Радек Карл Бернгардович, Год: 1933
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Карл Радек. Портреты и памфлеты. Том второй
Государственное издательство ‘Художественная литература’, 1934
‘Поднятая целина’ Мих. Шолохова, печатавшаяся в минувшем году в ‘Новом мире’, появилась отдельной книгой в издании ‘Федерации’.
Новый роман Шолохова является крупной победой советской литературы. Этот роман опровергает тезис немецкого поэта: ‘Что должно жить в песне, то должно умереть в жизни’. Советская литература всегда боролась против такого взгляда, согласно которому только отошедшее в прошлое, улежавшееся, застывшее может быть предметом крупного художественного изображения. Но, отклоняя этот взгляд в принципе, советская литература не всегда умела давать находу, идя вслед за событиями, изображения, достойные тех великих дел, которые творит рабочий класс СССР.
Некоторые из наших писателей, не будучи в состоянии дать художественное полотно несущихся вихрем событий, пытались схватывать действительность при помощи фотографического снимка или при помощи поверхностного очерка.
Шолохов пошел иным путем: он дал огромное полотно великой борьбы за коллективизацию в глубоко содержательных художественных образах. Ему это удалось, потому что он крупный художник, потому что он не зритель, стоящий в стороне от изображаемого, потому что он выступает как участник сложного исторического процесса — того процесса, который крестьянскую мелкособственническую массу превращает в массу социалистических тружеников. Картина, нарисованная Шолоховым, с жестокой правдой, без всякого прикрашивания и подсахаривания, показывает борьбу за коллективизацию в одном из крупных районов СССР.
Если бы имелся сейчас налицо такой исполинский писатель, который стоял бы в уровень с ростом современного коммунизма, то он нарисовал бы эту картину не только в рамках СССР, но в рамках всего мира. Он показал бы, может быть, как в самой ‘свободной’ стране мира — в САСШ, где не было власти помещика, европейский выходец, сбежавший от ига феодализма, завоевал землю в борьбе с природой и индейцами и создал свободное фермерство. Он показал бы, как этот свободный фермер шаг за шагом подпадал под власть железнодорожных компаний, под власть скупщика хлеба, под власть продавца удобрений и сельскохозяйственных машин, как свободный от ига феодализма фермер становится рабом капитализма, как он не может себе купить трактор и комбайн, как он попадает в кабалу мирового рынка, как бежит в город, бросая заложенную землю, или как он на ‘своем’ автомобиле отправляется в Вашингтон для того, чтобы требовать освобождения от кабалы.
Оттолкнувшись от этого далекого берега, художник международного коммунизма показал бы, как в Стране советов, победоносный рабочий класс, создав наперекор затруднениям великую социалистическую промышленность, дает трактор и комбайн вчерашнему крепостному и, разбивая скорлупу его крестьянских суеверий, опираясь на крестьянский актив, созданный долголетней историей, строит социалистическое хозяйство.
Наши художники, к сожалению, еще не думают континентальными масштабами, еще не умеют увидеть судеб крестьянства ЦЧО, Дона или Кубани с точки зрения международной. С этим мы не должны мириться. Наша обязанность все время твердить писателю о том, что происходящее в нашей деревне имеет не только русское, но и международное значение. Надо признать, что в этом отношении Шолохов еще не стоит на должной высоте.
Однако, к чести Шолохова надо сказать, что он не только сумел дать красочную картину социального и бытового уклада на Дону, но и картину тех трудностей, которые стоят на путях коллективизации. Рождение колхозов и борьбу за их укрепление Шолохов показывает не отвлеченно, а с полнотой индивидуального колорита, индивидуальных черт и — что особенно важно в художественном отношении — он вскрывает все тенденции, ведущие вперед, равно как и силы, тормозящие движение. Все трудности и все возможности, позволяющие эти трудности преодолеть, даны Шолоховым не в абстрактных рассуждениях, не в схематических фигурах-символах, а в живых, конкретных людях, в собственных лицах, с особенным биением сердца у каждого героя.
Трудности коллективизации, это — переделка мелкособственнической природы крестьянства, сложившейся и веками воспитанной на основе мелкого производства. Эта мелкособственническая природа присуща крестьянству во всем мире. Только на-днях венская социал-демократическая ‘Рабочая газета’ напечатала описание клиники для скота. Крестьянин приводит корову, которая должна быть подвергнута операции, он заискивает, суетится вокруг врача и спрашивает: выживает ли корова’. Для объяснения своего глубокого беспокойства он цитирует крестьянскую немецкую поговорку: ‘Если помрет жена, это — беда, если погибнет корова — величайшее несчастие’. Так думает крестьянин в ‘культурных’, ‘цивилизованных’ странах Запада. Этой мелкобуржуазной стихии в сознании крестьянина не могла сразу устранить пролетарская революция, которая освободила крестьян от власти помещиков. Вот эту собственническую стихию, как главное препятствие коллективизации, и дает Шолохов во всей силе. Во власти этой стихии находятся не только такие кулаки, как Фрол, готовый на любую эксплоатацию и любое преступление ради наживы, в ее власти — зажиточные, в роде Якова Островнова, которого любовь к собственности, стремление увеличить ее толкают на союз с казачьим офицерством, на участие в контрреволюционных организациях и на убийство во имя скрытия следов этой организации.
Эта страсть к частной собственности не чужда даже беднякам, активно пошедшим на борьбу за колхоз и честно выполняющим принятый на себя долг. Бедняк Кондрат Майданников, твердо решивши, что нет другого пути для бедняцких масс, кроме коллективизации, не давая сбить себя с этого пути, тем не менее переживает тяжелейший момент, когда ему приходится расставаться со своим скотом. Он оценивает жажду собственности критическими глазами. Он считает, что она делает его недостойным быть членом коммунистической партии, но он не может сразу выкорчевать из своей психологии тоску по своей никчемной собственности, сданной добровольно в колхоз.
Бунт против частной собственности и ее влияния на крестьянство нашел выражение в ярчайшей фигуре Нагульнова, который давно понял, что нет освобождения крестьянства без его освобождения от цепей мелкой собственности, и который в этом своем индивидуальном бунте становится прямолинейным монахом революции.
Коллективизация не падает у Шолохова с неба: она является результатом общего развития революции и результатом понимания того, что для крестьянства единственный выход из нищеты — в преодолении распыленности крестьянского производства и сплочении крестьянской массы. Те пролетарские силы, которые на Дону ведут борьбу за коллективизацию, даны в целой галлерее фигур, нарисованных с величайшей силой и ясностью. Кто делает колхозную революцию на Дону? Позади, где-то далеко — Ленинград и Москва, мерещатся стены Кремля, этого величайшего мотора в истории человечества. По велению Кремля — мозга рабочего класса — Путиловский завод, выковавший волю к социализму в долгой исторической борьбе с царизмом и капитализмом, посылает на Дон бывшего матроса, рабочего-металлиста Давыдова — одного из 25 тысяч старых пролетариев, брошенных партией на помощь крестьянству. Вблизи села уездный город с маленькими маслобойными заводиками. Райком продумывает положение в Гремячем Логу, следит за развитием событий в нем, дает инструкции гремяческим работникам, посылает туда агитколонну с Осипом Кондратко в главе, который сначала работал в Ростове-на-Дону, потом в Мариуполе и, наконец, в Луганске, откуда пришел в Красную гвардию, чтобы подпереть своим широким плечом молодую советскую власть. Кондратко оставляет в деревне молодого комсомольца — рабочего Ивана Найденова, веселого парня, умеющего подойти к крестьянской массе с рассказом о страданиях крестьянства под капиталистическим игом. Этими присланными людьми не исчерпываются кадры, на которые может опереться пролетарская революция, переделывающая деревню на социалистический лад. Она уже раньше глубоко бороздила Дон в боях с белыми, и, когда прошумели бури гражданской войны, то там, на Дону, остались не только казаки, боровшиеся против советской власти, но остались и те, которые боролись за советскую власть.
Это не только бедняки. Среди них есть сыновья середняков (например, Нагульнов), которые нашли в рядах Красной армии, в участии в пролетарской революции новое мировоззрение, выражение своих чаяний, и которые, окрепнувши в бою, стали навсегда борцами за социализм. Но в ряды бойцов за коллективизацию не попадают некоторые герои гражданской войны — партизаны, как Тит Бородин, которым советская власть помогла подняться из положения бедняка и которые, опьяненные стремлением к индивидуальному хозяйству, вовлечены в поток кулацкого движения. В фигуре Тита Бородина Шолохову удалось дать яркую картину этого обволакивания бедняка кулацким движением, картину, которая потому так убедительна, что Шолохов сумел понять не только великую драму коллективизации, но и маленькую трагедию бедняка, тяжелым трудом выбившегося из самой черной нужды и ставшего жертвой приобретенной собственности: Тит Бородин отрывается от идущего вперед крестьянства и вступает с ним в конфликт. Картина, когда Нагульнов арестует своего фронтового товарища, выбывшего из наших рядов и перешедшего в ряды врага, дышит жизненностью и убедительностью.
Основной отряд борющихся за коллективизацию состоит из бедняков, и их рисует Шолохов диференцированно без ложной идеализации. Стоя на стороне бедноты, он умеет дать картину не только рваческих фигур, в роде бедняка Щукаря, зарисованного, с величайшим юмором, но и фигуры идейно колеблющихся — фигуры людей, не дошедших до конца пути. Рахметов — бедняк, жену которого белые своими издевательствами довели до самоубийства, представляет наиболее положительный тип бедняка, умеющего рвать в личной жизни с тем, что ему мешает вести борьбу. Но именно то, как Шолохов рисует этого человека в плену у женщины, выражающей мелкособственнические инстинкты, как он рисует его разрыв с нею, показывает размеры шолоховского мастерства. Если вдуматься в совокупность бедняцких типов, выступающих в книге Шолохова, то эти типы можно взять в качестве иллюстрации к дискуссиям о колхозах, имевшим место в последнее время, иллюстрации к предостережениям от некритической идеализации даже наших лучших деревенских работников, нашей бедняцкой опоры. Это указание тов. Сталин сделал для того, чтобы сказать пролетариату, партии, что колхозные активисты нуждаются и будут долго еще нуждаться в ежедневной помощи пролетарских отрядов, прошедших все испытания революции. Шолохову, как художнику, делает величайшую честь то, что его картина настолько правдива и настолько трезва, что она отвечает этим указаниям.
Кто борется против коллективизации? Шолохов мастерски рисует фигуру есаула Половцева — кряжистого подпольщика из казачьего офицерства, который является организатором кулаков во имя помещичье-кулацких интересов. Подготовляя восстание, он не призывает к бойкоту колхозов. Он, наоборот, приказывает зажиточному Якову Островнову, которого делает главным организатором борьбы, вступить в колхоз. Половцев знает великолепно: открытых кулаков советская власть отрежет от крестьянской массы, вышлет. Середняк пойдет в колхоз, ибо колхоз представляет для него больше выгоды. Надо, следовательно, быть в колхозе, и он направляет туда Островнова — великолепного хозяина, ненавидящего советскую власть за то, что она ему не позволяет стать кулаком. Пусть он в колхозе выбьется своей хозяйственной умелостью, поворотливостью, пусть завоюет не только доверие колхозников, но и доверие власти. Он пригодится для саботажа, он пригодится для того, чтобы направлять хозяйственные старания не в ту сторону, куда надо, и он сможет стать организатором борьбы против социалистических целей колхоза, а в подходящий момент — организатором восстания.
Сеть, которую плетет в колхозе Половцев, охватывает не только кулаков, не только часть зажиточных, но даже бедняка Хопрова, который за попытку вырваться из нее платит жизнью. Колебания середняцкой массы, решившейся сегодня войти в колхоз и завтра забузившей против него под влиянием ‘левых’ ошибок, под влиянием перепрыгивания деревенскими коммунистами через ближайший этап развития, под влиянием кулацких сплетен,— эти колебания Шолохов показывает с необыкновенной силой. Легкость, с которой удается заколебавшихся середняков снова вернуть в колхоз после статьи тов. Сталина (‘Головокружение от успехов’), доказывает с убедительной наглядностью, насколько созрела необходимость коллективизации. Сила, с которой горсточка деревенских коммунистов, несмотря на все издевательства, защищает колхозное дело, пока ей на помощь не приходят бедняки, победа колхоза над центробежными тенденциями представлены Шолоховым так, что всю эту динамику борьбы можно буквально нащупать руками.
Центральной фигурой на стороне врагов колхоза Шолохов выдвинул зажиточного Островнова и сумел с необыкновенной убедительностью показать в этом лице борьбу тенденций, происходящую даже среди зажиточных. Островное спутался с контрреволюционной организацией. Островное ненавидит советскую власть за то, что она не дала ему стать кулаком, но даже Островнов, как хозяин, видит, что колхоз дает ему большое поле для творческой деятельности, что только в колхозе он развертывается как хозяйственный организатор. Дело доходит до того, что он на минуту увлекается, на миг забывает о роли дезорганизатора, которую взял на себя, на миг забывает, что он должен делать по поручению контрреволюционной организации, и, когда вспоминает, что он связан ею по рукам и ногам, связан кровавой виной, его охватывает ужас. Фигура Островнова полна противоречий, как полно противоречий крестьянство в его разных прослойках.
Великий эпос коллективизации тесно связан с развитием нашей деревенской партийной организации, и с показом этой стороны Шолохов справился в значительной мере. В лице Давыдова он дал стойкого пролетария, великолепно понимающего линию партии, умеющего быстро выправить сделанные ошибки. Замечательно то, что, рисуя эту фигуру с великой любовью, автор одновременно делает Давыдова укрывателем Островнова — организатоpa саботажа в колхозе. Давыдова прельщают в Островнове его организационные таланты, его хозяйственные способности. Давыдов приехал из Ленинграда, он вырос в другой обстановке, не имеет развитого до последней чуткости нюха к деревенской действительности и поэтому, увлекшись ‘использованием’ умелого хозяина, не замечает в нем контрреволюционера. Нагульнов, данный в романе с исключительной силой как представитель ‘левого’ уклона, не доверяет Островнову, но льет воду на его мельницу, именно благодаря ‘левым’ ошибкам, которые делает и которыми отталкивает на время середняцкие массы.
Наиболее слабо дан секретарь райкома Коржицкий — представитель другого источника ‘левого’ уклона в деревенской политике, а именно: чиновничьей жажды блеснуть перед начальством большими цифрами побед, завоеванных хотя бы на бумаге.
Книга Шолохова захватывает всякого читателя, который дает себе отчет в величайшем значении коллективизации и который пытается ясно представить себе, как происходит этот великий исторический процесс. Хотя автор охватывает только картину происшествий на Дону — и то в первый период массовой коллективизации, в мануфактурный ее период, когда не вступили в бой еще главные орудия сельскохозяйственного переворота — тракторы и комбайны,— все же первый том шолоховского романа служит для читателя введением в дальнейшие акты великой исторической драмы. Характерно для оценки правдивости шолоховской картины то, что опыт развития колхозов за последние два года показал ярко целый ряд явлений, которые в зародыше даны уже у Шолохова. Крупный художник дал реалистический роман, и поэтому мысль, приведенная в движение событиями, последовавшими через два года после той стадии борьбы, которую рисует автор, находит в его картине материал для решения вопросов последних дней.
Роман Шолохова написан перед последними дискуссиями о творческих путях в нашей писательской среде. Слово о социалистическом реализме не было еще брошено в среду писателей, когда Шолохов писал свой роман, и, несмотря на это, роман Шолохова есть образец социалистического реализма. Он не фотографирует жизнь, он дает великую динамику борьбы. Автор понял, куда направляется исторический процесс, а так как исторический процесс идет, несмотря на все затруднения, к социализму, то жестокая картина борьбы за коллективизацию говорит в пользу жизненности, незыблемости колхозного движения. Белые попытались использовать некоторые сцены из книги Шолохова. Пусть напечатают весь роман, мы против этого не будем возражать, ибо роман Шолохова есть не только картина великой борьбы, которую читаешь с захватывающим интересом, но он является одновременно глубоко убедительным доказательством того, что колхозное движение победит мелкокрестьянскую стихию и выведет крестьянство на новый путь.
Сам Шолохов прошел от ‘Тихого Дона’ до ‘Поднятой целины’ большой путь, как художник и как сознательный человек, художественно он вырос на много голов, он научился не только великолепно показывать людей в движении, в развитии, в борьбе всех противоречий, заложенных в них, но и великолепно рисовать природу. С общественной стороны он сумел понять сложнейший исторический процесс и дать его убедительнейшим образом. Поэтому мы приветствуем его книгу не только как большое событие в советской литературе, но и как общественное дело. Она заслуживает того, чтобы стать достоянием широких народных масс, для которых она будет не только отображением борьбы, но и орудием борьбы.
Январь 1933 г.