ЭНЦИКЛОПЕДИЯ ИЗ КАПЕРНАУМА
ЭНЦИКЛОПЕДИЯ ИЗ КАПЕРНАУМА
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Энциклопедия из Капернаума, Розанов Василий Васильевич, Год: 1912
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Розанов В. В. Собрание сочинений. Признаки времени (Статьи и очерки 1912 г.)
М.: Республика, Алгоритм, 2006.
Неумение русских людей, — или, вернее сказать, людей русского духа, русского строя мысли, — самим сорганизоваться, самим начать и исполнить какую-нибудь коллективную работу, часто — национального значения, сделало то, что во главе таких работ становятся у нас евреи, немцы или поляки, и в таком случае вся подобная работа принимает или антирусскую окраску, или пренебрежительную в отношении России и русских.
Каждый том ‘Нового Энциклопедического словаря’ Брокгауза — Эфрона, — который есть просто второе издание своего первого издания, — приносит подписчикам и читателю огорчения. Прежде всего он неполон, и грубо неполон в отношении русских ‘имен, понятий, лиц’ (рубрики ‘Словаря’). И родник — очень прост: он ленив, этот ‘Новый Энциклопедический словарь’, ибо ‘пишет дальше’, не справляясь с тем, что было до него написано. Возможно ли было предположить, что редакторы и участники ‘Словаря’, приблизительно на сто томов величиною и издающегося в XX веке, пропустят то, что не ускользнуло от внимания и учености маленького ‘Словаря светских русских писателей’, составленного в начале XIX века киевским митрополитом Евгением (Болховитиновым), который был издан Погодиным. ‘Словарь’ митрополита Евгения — настольная книга всякого историка литературы (очень точные и очень ранние сведения, особенно о писателях XVIII века), и, без сомнения, он всегда под рукою у С. А. Венгерова, который есть главный редактор отдела истории литературы в ‘Новом Энциклопедическом словаре’. И нужно объяснять крайнею леностью Венгерова, что он допускает в сто-томной Энциклопедии пропуски русских ученых, уже находящихся у митрополита Евгения. Так, пропущен ‘Агафонов Алексей’, переводчик XVIII века с языков манчжурского и китайского на русский язык книг летописного характера, а также нравоучительного и политического, — изданных в Москве. Неужели этот ранний у нас синолог — ‘ничто‘?! Пропущен ‘Антонин, архимандрит’, автор громадной ‘репродукции’ (восстановления по сохранившимся переводам) утерянной книги пророка Варуха, — написанной в конце XIX века и изумительной по громадности филологической учености, в эту книгу вложенной. Пропущен вовсе знаменитый основатель судебной фотографии Буринский, недавно умерший и позорно не оцененный в России обществом и профессионалами-юристами, — труды коего по применению фотографии к вопросам судебной экспертизы были приравнены в отчете Академии Наук к изобретению микроскопа: до такой степени они расширили область исследимого и распознаваемого. Это тем более удивительно, что общим редактором всего ‘Нового Энциклопедического словаря’ является юрист К. К. Арсеньев, коему, ‘а также и его папаше’, отведено очень много места. Вообще удивительно и, конечно, вполне почтенно чувство авторов статей к своим родителям, но его желательнее было бы видеть на кладбище, нежели в ‘Энциклопедическом словаре’, предназначенном к общему пользованию, а не посвященном ‘культу предков’. В первом издании также много говорилось о папаше публициста Слонимского, который был польским агрономом. Но вот от чего, поистине, можно свалиться с ног: о Владимире Лукиче Боровиковском всего сказано 26 печальных строк (редактор отдела — профессор С. А. Жебелев), когда о нем есть громадное исследование С. П. Дягилева (не указано в ‘Словаре’), когда имя Боровиковского есть украшение вообще русского имени, есть гордость художественной России. Пропущен вовсе Порт Артур (если его не читать ‘Портартур’). В очерке ‘Английская философия’ пропущен русский труд казанского профессора Смирнова — ‘История английской этики. Английские моралисты XVII века’. Нельзя же руководиться принципом: ‘Чем лучше для России, тем хуже для Словаря’. А в самом деле он дает почувствовать, что ‘чем хуже для России, тем лучше для Словаря’. ‘Арыки’ (каналы оросительные в Средней Азии), — на что, кажется, полезнее и благодетельнее для населения, а им дано всего только 20 строк, зато ‘Ашенбреннеру’, ничего не создавшему, не вырастившему, не посеявшему, уделено много места, и только потому, что он ‘был шлиссельбуржец’ и о нем упоминается в ‘Былом’. О Буринском — нет, о Боровиковском — не статья, а небрежная заметка, зато о Бакунине — целая монография, и, только перечисляя ‘похвальные слова’ Бакунину, ‘Энцикл. словарь’ исписал больше бумаги, чем говоря о всей жизни и о всех произведениях Боровиковского. Но Боровиковский рисовал и оставил потомству художественное наследие, а Бакунин чуть не истребил Дрезденскую картинную галерею! Таким образом, ‘Словарь’ руководится странным принципом: если, например, построить храм, то будет только упомянуто об этом, а если тот же храм разрушить, то об этом с хвалебными трубными звуками будет рассказана целая история, а разрушитель будет помещен в пантеон бессмертных. Странное понятие об истории: ‘Разрушай и разрушай, только разрушай’. Тогда зачем и о чем писать ‘Энциклопедический словарь’? Влад. Вас. Атласов, покоритель Камчатки, едва упомянут, известный деятель по отношениям России к Финляндии, ген. Бородкин, упомянут в голом перечне его историко-политических трудов, — с заключительной отметкою ‘бобриковец’, ученый-исследователь Ладожского озера, напечатавший огромный труд о нем, г. Андреев, имеет голое указание на свой труд, и о нем сказано меньше, чем о ком-нибудь из польско-еврейских ‘агрономов’. Все, кто трудился, работал, кто скромно изучал Россию и скромно ей помогал жить и улучшаться, помогал расширяться и познавать себя, — едва упомянуты, и только прославлены, расписаны и увековечены все, кто ее разрушал или ей вредил, кто ее позорил. Вот уж из таких вредителей России ни один не забыт. В параллель катоновскому ‘Carthago delenda est’ {‘Карфаген должен быть разрушен’ (лат.).}, составители и написатели ‘Словаря’ дышат: ‘Russia delenda est’. Очень странна для Петербурга и для России такая деятельность. Подписавшись и получив девять томов, не знаю, куда их девать и на какие полки ставить. Тут такая ненависть к России, что противно держать в комнатах. Да и потом: все это — антикультурно, все это — круглое и глупое невежество. Уж если рисовать дивные образа и портреты — это меньше и ничтожнее, чем пытаться истребить Дрезденскую картинную галерею, то что же в оценках и идеях может пойти дальше такого вандальского отношения к истории! Боровиковский, создатель дивных картин, или Арцыбашев со своим ‘Саниным’, — важнее и культурнее для России? Оказывается, ‘Санин’ и Арцыбашев: ибо о них опять Венгеров расписался в ‘низкопоклонных чувствах’ что-то столбцах на пяти, т. е. раз в пятнадцать больше, чем о Боровиковском. Это просто дико и глупо, это нисколько не ‘свободомысляще’. Как этого всего не замечает К. К. Арсеньев, как неловкости этого не чувствуют руководители отделов — не понятно. И зачем расписывать ‘чувства’ в ‘Словаре’? Это можно сделать в журнальной статье: ‘Словарю’ оставьте дело, изложение, и если оценку, то беспристрастную до сухости. Некоторые отделы ‘Словаря’ — именно все технические, зоологические, геологические, географические — превосходны. И это образец и для других отделов ‘Энциклопедии’. На профессоре Жебелеве решительно лежит пятно, что он допустил такую статью о Боровиковском, из редакторов юридического отдела — проф. М. М. Ковалевского, проф. В. Д. Кузьмина-Караваева, проф. В. М. Нечаева, проф. М. Я. Пергамента, — неужели никто не знал о Буринском? Или все ‘сразу забыли’? Странное забвение.
‘Астракова’, видите ли, была ‘знакомая Герцена’ и упоминается в мемуарах о нем, ‘Ватсон’ — ухаживала за больным Надсоном. Да Господь с ними: это дело больницы или дело гостиных сплетен, а не дело Энциклопедии. Забыл имя (мелькнувшее): но не пропущен адвокат, ‘который произнес защитительную речь в суде о Прудоне’. Ну, Прудон важен: но какое дело до адвоката его? Наконец, неужели это не варварство: о невежественном враче Бюхнере, написавшем какую-то ‘философию природы’ и которым увлекались только русские семинаристы ‘выучки Щапова’, — сказано раз в шесть больше, нежели о великом ученом, академике Бэре, который был основателем или одним из основателей такой глубокой и важной науки, как эмбриология, без коей вся биология — как без костылей, без языка и без разума!!!
Бэр и Бюхнер!! Только русские ученые (ибо ‘Словарь’ составляется учеными) могли поставить Бюхнера ‘выше и культурнее’ Бэра, во всяком случае замечательнее и более достойным к ознакомлению. Это поистине написано для смеха веков.
Говорим все это потому, что ‘Энциклопедия’ — такое особенное издание, в котором не может не быть жизненно заинтересована вся Россия, все читающее и все учащееся общество.
И неужели искать разгадку в том, что финансово-книжная фирма ‘Брокгауз — Эфрон’ издает не только ‘Энциклопедический словарь’, но и ‘Еврейскую Энциклопедию’ и сделала общий ‘Энциклопедический словарь’ только пропедевтикою и введением к ‘Еврейской Энциклопедии’.
Но где же ‘Русская Энциклопедия’? Где настоящий академик Соболевский, который мог бы стоять во главе подобного дела лучше только (увы!) ‘почетного академика’ К. К. Арсеньева, который есть попросту журналист, хлопотливый журналист, и он напрасно замешался в ученое и бесстрастное дело ‘Энциклопедии’.
НВ. 1912. 28 окт. No 13158.