Эмилия Галотти, Лессинг Готхольд Эфраим, Год: 1772

Драматургия
Время на прочтение: 63 минут(ы)
Скачать в PDF

Готхольд Эфраим Лессинг.

Эмилия Галотти.

Трагедия.

Перевод с немецкого Н. М. Карамзина (1787 г.).

Действующие лица:
Эмилия Галотти.
Одоардо и Клавдия, родители Эмилии.
Гетторе Гонза, принц Гвастальский.
Камилло Рота, один из принцевых советников.
Конти, живописец.
Граф Аппиани.
Графиня Орсина.
Анджело.
Некоторые служители.

Действие I

Театр представляет кабинет принцев.

Явление 1.

Принц (сидит за столом, покрытым бумагами, из коих он некоторые пересматривает).
Всё жалобы! Всё просьбы! Прискорбное упражнение!.. И нам еще завидуют!.. Правда, можно б было нам завидовать, если бы мы всем помогать могли… Эмилия? (Развёртывая одну из бумаг и смотря на подписанное имя). Эмилия?.. Эмилия Брунески, а не Галотти. Не Эмилия Галотти!.. Чего хочет эта Эмилия Брунески? (Читает). Много требует, очень много… Но она Эмилия. Пусть будет так! (Подписывает и звонит).

Камердинер входит.

Никого еще нет там из советников?
Камердинер. Никого.
Принц. Я очень рано встал… Утро хорошо. Я поеду прогуливаться. Маркиз Маринелли поедет со мною. Вели его позвать.

Камердинер уходит.

Я уже не могу ничего делать… Я был спокоен, кажется, очень спокоен… Надобно, что бы бедная Брунески называлась Эмилиею… Спокойствие мое исчезло, всё исчезло!..
Камердинер (который опять входит). За маркизом послал… Вот письмо от графини Орсины.
Принц. От Орсины? Положи его.
Камердинер. Скороход её дожидается.
Принц. Я пошлю ответ, если надобно будет… Где она? В городе, или в своей деревне?
Камердинер. Вчера приехала она в город.
Принц. Тем хуже… Тем лучше, хотел я сказать. Так скороходу совсем нет нужды ответа дожидаться.

Камердинер уходит.

Дражайшая графиня! (С прискорбием, взяв в руку письмо). Все одно, что читать, что нет!
(Бросает его опять). Да я думал, что ее люблю!.. Чего иногда не думаешь!.. Может быть, что я и действительно любил ее. Но…
Камердинер (который еще входит). Живописец Конти хочет иметь честь…
Принц. Конти? Хорошо, впусти его… Это заставит думать меня о другом. (Встает).

Явление 2.

Конти, принц.

Принц. Здравствуй, Конти! Как поживаешь? Что твое художество?
Конти. Художество мое, Принц, только что меня кормит.
Принц. Нет, этому быть не должно… В небольшой области моей конечно не будет того, чтобы художник работал для своего прокормления, однако ему должно любить работу.
Конти. Работу? Это его охота. Но должность работать много может лишить его имени художника.
Принц. Не много, да много, я говорю, не много, да с прилежностью… Ты верно пришел не с пустыми руками, Конти?
Конти. Я принес тот портрет, который вы мне написать приказывали, милостивый государь! Я принес еще и другой, о котором вы мне не говорили, но как он достоин
того, чтобы посмотреть…
Принц. Какой же первый портрет?.. Если могу вспомнить…
Конти. Портрет графини Орсины.
Принц. Да! Да!.. Я уже очень давно заказал его.
Конти. С красавиц наших не всегда можно списывать портреты. В три месяца графиня согласилась посидеть только один раз.
Принц. Где же портреты?
Конти. В передней: я тотчас их принесу.

Явление 3.

Принц.

Принц. Портрет!.. Пусть так!.. Пусть увижу портрет ее, только бы не ее самое… Может быть, найду в портрете опять то, чего уже в ней не вижу… Но этого я не желаю… Досадный живописец! думаю, что она его подкупила… Какая же нужда! Если иной образ, написанный другими красками, на другом грунте, может опять поместить ее в моем сердце, то… кажется… был бы я доволен. Когда ее любил, был всегда спокоен, весел, волен… Теперь я совершенно в противном положении… Но, нет! Нет! Приятнее, или неприятнее, а мне так лучше.

Явление 4.

Принц. Конти входит с картинами, из коих одну оборотом ставит к стулу.

Конти (устанавливая другую картину). Покорнейше прошу вашу светлость вспомнить границы художества нашего. Художник не может изобразить многого такого, что составляет в красоте самое привлекательное… Извольте подойти так!..
Принц (посмотрев несколько). Хорошо, Конти!.. Совершенно хорошо!.. Это делает честь твоему искусству, твоей кисти… Но много лести, очень много лести, Конти!
Конти. Однако же оригинал, казалось, был другого мнения. Да и в самом деле лести тут не более того, сколько искусство необходимо польстить должно. Искусство должно писать так, как образующая природа… буде есть она… образ себе представляла, несмотря на то, что необходимо теряется от грубости вещества, и на то повреждение, которое в образе производит время.
Принц. Размышляющий художник вдвое похвалы достоин… Но оригинал, говоришь ты, невзирая на то, нашел…
Конти. Простите мне, ваша светлость. Оригинал есть такая особа, к которой должен я иметь почтение. Я не думал сказать для нее ничего оскорбительного.
Принц. Говори все, что тебе угодно!.. Что же сказал оригинал?
Конти. ‘Хорошо, — сказала графиня, — если я не дурнее этого’.
Принц. Недурнее?.. Подлинный оригинал!
Конти. И сказала это с такою миною, какой, конечно, совсем нет в портрете, какой по портрету и подозревать нельзя.
Принц. То же думал и я… В том-то нахожу я и безмерную лесть… О! Я знаю эту гордую, эту насмешливую мину которая обезобразила бы лицо и самой Грации!.. Не спорю, что прекрасный рот от нежной насмешки иногда вдвое прекраснее кажется, однако насмешка не должна походить на кривлянье, так, как насмешки графинины. Надобно также, чтобы и глаза соответствовали сладострастной насмешке… Глаза, каких совсем нет у графини, каких даже нет и в этом портрете.
Конти. Милостивый государь! Я в великом замешательстве…
Принц. Отчего? Все то, что искусство может сделать хорошего из больших, выпуклых и неподвижных Медузиных глаз графини нашей, все то сделал ты, Конти, наилучшим образом… Наилучшим образом, говорю я?.. Нет, лучше б было, если бы ты не так хорошо написал портрет. Ну, скажи сам, Конти, можно ли по этому портрету сделать справедливое заключение о свойстве самой особы? А этому бы так быть надлежало. Гордость превратил ты в величественную осанку, насмешливость в приятную улыбку, готовность к мрачному сумасбродству в тихую задумчивость.
Конти (с некоторою досадою). Милостивый государь! Мы, живописцы, надеемся, что при написании портрета любовник будет иметь такую же страсть, с какою его заказывал. Мы пишем глазами любви, и только глазам любви надлежало бы и судить нас.
Принц. Да, Конти… Для чего не принес ты портрет месяцем прежде?.. Поставь его в сторону… Какая же у тебя другая картина?
Конти (взяв картину и еще не оборачивая ее). Также женский портрет.
Принц. Так лучше б и совсем не смотреть. Тому образцу, который у меня здесь (указывая пальцем на лоб), или, лучше сказать, здесь (указывая на сердце), не может он быть подобен. Я желал бы, Конти, искусству твоему удивляться в иных предметах.
Конти. Искусство может быть удивительнее, но верно нет ничего удивительнее этого предмета.
Принц. Так я ручаюсь. Конти, что это собственная твоя любовница.

Живописец оборачивает портрет.

Что я вижу? Это произведение твоей кисти? Или произведение моего воображения?.. Эмилия Галотти!
Конти. Как! Разве вы знаете этого ангела?
Принц (стараясь прийти в себя, но не спуская глаз с картины). Несколько!.. Только что могу узнать портрет ее… За несколько недель перед сим случилось мне видеть ее с матерью в одном собрании… После я видел ее только в церкви… где неприлично было смотреть на нее пристально… Я знаю и отца ее. Он более всех противился требованиям
моим на Сабионетту… Старый драгун, гордый и суровый, а впрочем честный и добрый человек…
Конти. То отец, а это дочь его…
Принц. Я вижу ее здесь как в зеркале! (Всё ещё смотря на картину). Ты конечно знаешь, Конти, что тогда только совершенно хвалят художника, когда, занимаясь его работою, самого его хвалить забывают.
Конти. Однако ж этою работою я еще очень недоволен… Но в этом случае доволен своим неудовольствием… О! Если бы непосредственно можно было писать глазами! Сколько теряется от глаз до руки и от руки до кисти!.. Но зная, говорю я, что в этом портрете потеряно, как потеряно, и для чего должно быть потеряно, горжусь я таким знанием столько же, да ещё и более, нежели всем тем, чего я не потерял нимало. Это более уверяет меня, что я действительно великий живописец, но что рука моя только не всегда соответствует моему искусству… Или вы думаете, ваша светлость, что Рафаэль не был бы величайшим живописцем, если бы он по несчастию без рук родился? Неужели вы так думаете?
Принц (тогда только отводя глаза от картины). Что ты говоришь, Конти? Что ты спрашиваешь?
Конти. Ничего, ничего!.. Всё пустое!.. Кажется, что душа у вас совсем в глаза переселилась. Я люблю такие души и глаза.
Принц (с принужденною холодностью). Итак, Конти, ты действительно равняешь Эмилию Галотти с лучшими красавицами в городе нашем?
Конти. Как! Равняю Эмилию с лучшими красавицами в городе нашем?.. Вы шутите надо мною, ваша светлость. Или вы во все это время не только ничего не слышали, да ещё и ничего не видели.
Принц. Любезный Конти!.. (Опять обращая глаза на картину). Кто из нас может поверить глазам своим? Один только живописец может судить о красоте.
Конти. Итак, ощущение всякого сердца должно еще ожидать решения от живописца?.. Того в монастырь запереть надобно, кто у нас захочет узнать, что такое красота! Но как живописец, скажу вам, что за величайшее благополучие моей жизни почитаю то. что Эмилия Галотти позволила мне списать себя. Эта голова, лицо, лоб, глаза, нос, рот, подбородок, шея, грудь, рост, весь склад, будут от нынешнего времени для меня единственным образцом красоты женской… Список с неё отослан к се отцу. А эта копия…
Принц (с торопливостью к нему оборачиваясь). Что? Неужели обещана кому?
Конти. Ваша, если вам она угодна.
Принц. Угодна?.. (Улыбаясь). Этот портрет есть для тебя, Конти, образец женской красоты: не лучше ли всего будет, если сделаю его образцом и для себя?.. А тот портрет возьми с собою… Прикажи на него сделать раму.
Конти. Очень хорошо.
Принц. Самую лучшую и дорогую, какую только резчик сделать может. Он будет поставлен в галерее… А этот останется у меня. Образца так не украшают, его не вешают
и на стену, а держат обыкновенно подле себя… Благодарю тебя, Конти, очень благодарю… Художники, сказал я, не будут в области моей трудиться для прокормления своего, если я сам нищим не буду… Пошли, Конти, к казначею моему и вели заплатить себе за оба портрета… сколько тебе угодно, сколько тебе угодно, Конти.
Конти. Не должно ли мне подумать, что ваша светлость скоро что-нибудь и другое так же награждать будете, как художество?
Принц. О ревнивый художник!.. Не бойся… Слышишь ли, Конти? Вели себе заплатить, сколько тебе угодно.

Конти уходит.

Явление 5.

Принц.

Принц. Сколько ему угодно!.. (Обратившись к картине). Что бы я ни заплатил за тебя, все будет дешево… Точно ли обладаю тобою, совершенное произведение искусства?.. Ах! Если бы обладать и тобою, совершеннейшее произведение природы!.. Что надобно тебе за нее, почтенная мать? Угрюмый отец! Чего ты хочешь? Требуй, требуйте только!.. Всего бы лучше хотел я, чтобы ты, волшебница, сама себя продала мне!.. Твои глаза, исполненные любви и скромности, твой рот, когда ты говоришь, когда ты улыбаешься… Кто-то идет… Я ещё сам на тебя не насмотрелся! (Оборачивая портрет к стене). Это конечно Маринелли. Как бы утро для меня приятно было, если бы я не посылал за ним!

Явление 6.

Маринелли, принц.

Маринелли. Извините, милостивый государь!.. Так рано не ожидал я повеления вашего.
Принц. Мне хотелось прогуливаться. Утро было хорошо… Но теперь уже время прошло, и мне ехать не хочется… (Несколько помолчав). Что у нас нового, Маринелли?
Маринелли. Важного ничего нет… Графиня Орсина приехала вчера в город.
Принц. Вот и утреннее ее приветствие. (Указывая на письмо ее). Или иное что? Я не любопытен был узнать точно… Ты виделся с нею?
Маринелли. Будучи, по несчастию, её поверенным. Но если я когда-нибудь опять буду в такой должности у женщины, которой вздумается чистосердечно вас полюбить: то…
Принц. Не закаивайся ни в чем, Маринелли!
Маринелли. Не закаиваться? Так это еще и в самом деле быть может?.. О! так Графиня не совсем не права.
Принц. Без сомнения не права, и очень не права!.. Приближающееся бракосочетание мое с принцессою Масскою требует, чтобы я на первый случай прервал все такие обязательства.
Маринелли. Если бы это так было, то графине надлежало бы терпеливо сносить судьбу свою, равно как и вам.
Принц. Судьба моя неоспоримо мучительнее ее судьбы. Сердце мое будет жертвою несчастных государственных выгод. Ей надобно только обратно взять сердце свое, а не отдавать его против воли.
Маринелли. На что же взять обратно, говорит графиня, если принц избирает супругу не по любви, а по политике? Такая супруга все еще не принуждает оставить любовницы. Не такой супруге боится она быть пожертвованною, но…
Принц. Новой любовнице… Что же? Разве ты поставишь мне это в вину, Маринелли?
Маринелли. Я?.. О! Не почитайте меня заодно с безумною женщиною, которой слова вам пересказываю… пересказываю из сожаления. Вчера, право, она меня очень тронула. Она совсем не хотела говорить о своей любви. Хотела показаться спокойною и хладнокровною, но среди самого равнодушного разговора были у нес такие обороты в речах, вырывались такие слова, которые показывали сердечную горесть ее. С веселым видом говорила она печальное, а самое смешное с печальным. Она принялась за книги, и я боюсь, чтобы они совсем её не погубили.
Принц. И в разуме ее произвели они первое помешательство… Но того, что вместе с другим наиболее меня от нее удалило, конечно не захочешь ты употребить к возвращению ей сердца моего… Если любовь лишает ее ума, то рано или поздно она бы и без любви лишилась его. Перестанем же говорить о ней… Поговорим о чем-нибудь другом… Неужели совсем нет ничего нового в городе?..
Маринелли. Почти ничего… Брак графа Аппиани, который ныне совершится, тоже почти, что ничего.
Принц. Графа Аппиани?.. С кем?.. Я не слыхал еще, чтобы он и помолвил.
Маринелли. Это очень таили. Правда, что не о чем было тут и шуметь… Вы конечно будете смеяться, ваша светлость!.. Но так-то бывает всегда с людьми чувствительными! Любовь доводит их всегда до величайших дурачеств. Девушка без богатства и без знатности умела заманить его в свои сети. Чем же? Изрядным личиком, да великим блеском добродетели, чувствительности и остроумия, а может быть и…
Принц. Я думаю, что тот не осмеяния достоин, а зависти, кто может совсем предаться впечатлениям невинности и красоты, не думая более ни о чем… Кто же эта счастливая девица?.. При всем том, что ты графа Аппиани терпеть не можешь, равно как и он тебя, должно признаться, что этот молодой человек достоин почтения, прекрасен, богат и честен. Я бы очень хотел привлечь его к себе, да и буду еще о том стараться.
Маринелли. Если уже не поздно… Я слышал, что он совсем не думает искать счастья своего у двора… Он хочет с возлюбленною своею ехать в Пьемонтские свои долины, на альпийских горах гоняться за сернами и учить сурков… Что иное делать ему? Неравный брак, в который он вступает, лишает его здесь всего: Двери всех первых домов будут от нынешнего времени для него затворены…
Принц. Что значат первые дома ваши, в которых господствуют чины, принуждение, скука, а нередко и самая бедность?.. Да скажи же мне, кто та девица, которой приносит он такую великую жертву?
Маринелли. Некто Эмилия Галотти.
Принц. Как? Некто…
Маринелли. Эмилия Галотти.
Принц. Эмилия Галотти?.. Быть не может!
Маринелли. Точно так, милостивый государь.
Принц. Нет, говорю я, этого быть не может… Ты ошибаешься в имени… Род Галотти велик… Может быть это и Галотти, да не Эмилия Галотти, не Эмилия!
Маринелли. Эмилия… Эмилия Галотти!
Принц. Так, конечно, есть другая Эмилия Галотти… Да и ты сказал, некто Эмилия Галотти… некто. О первой один дурак так говорить может…
Маринелли. Вы вне себя, милостивый государь!.. Разве вы знаете эту Эмилию?
Принц. Мне надобно спрашивать, а не тебе… Эмилия Галотти? Дочь полковника Галотти, который живет близ Сабионетты?
Маринелли. Точно та.
Принц. Которая живет здесь в Гвастале с матерью?
Маринелли. Точно та.
Принц. Подле церкви Всех Святых?
Маринелли. Точно та.
Принц. Одним словом… (Схватив портрет, отдавая его Маринелли в руки). Вот, эта ли? Эта ли Эмилия Галотти?.. Скажи ещё, точно та, скажи еще такие проклятые слова, и вонзи мне кинжал в сердце.
Маринелли. Точно та!
Принц. Злодей!.. Эта?.. Эта Эмилия Галотти будет ныне…
Маринелли. Графинею Аппиани!..

Принц вырывает портрет из рук Маринеллиных и бросает его.

Бракосочетание совершится в тишине, в деревне отца ее близ Сабионетты. Около обеда поедут туда мать и дочь. Граф и может быть человека два из коротких приятелей.
Принц (в отчаянии бросаясь в кресла). Так я погиб!.. Тогда я жить не хочу!
Маринелли. Да что вам, милостивый государь?..
Принц (встав с поспешностью). Изменник! Что мне?.. Я люблю ее, я ее обожаю! Знайте!.. О! Если бы вы это и давно знали, вы все, желавшие, чтобы я лучше вечно носил постыдные оковы бешеной Орсины!.. Только тебе, Маринелли, так часто уверявшему меня в дружбе своей… О! Государь не имеет друзей! Государь друзей иметь не может!.. Если тебе прощу я неверность твою, ту злобу, с которой скрывал ты от меня до сей минуты опасность, угрожавшую любви моей, если когда-нибудь тебе прошу это, то пусть ни один грех мне не простится!
Маринелли. Я не нахожу слов, милостивый государь!.. И не нашел бы их, если бы вы меня и за тем призвали, чтобы изъяснить вам мое удивление… Вы любите Эмилию Галотти?.. Итак, клянусь вам с своей стороны, что если я хотя б мало знал об этой любви, или хотя мало подозревал: то пусть все ангелы и святые меня забудут!.. В этом я поклянусь и за графиню Орсину. Подозрение ее совсем иное.
Принц. Так прости меня, Маринелли!.. (Обнимая его). И сожалей обо мне.
Маринелли. Вот, государь, вот плоды вашей молчаливости!.. ‘Государи не имеют друзей! Государи друзей иметь не могут’!.. Для чего же?.. Для того, что они не хотят иметь их… Ныне удостаивают они нас своей доверенности, сообщают нам самые тайные свои желания, открывают нам всю душу свою, а завтра так они опять чуждаются нас, как бы никогда и слова с нами не говорили.
Принц. Ах, Маринелли! Как можно было мне поверить тебе то, в чем я сам себе едва признаться хотел?
Маринелли. Следственно, тем менее открылись вы виновнице мучения своего?
Принц. Ей?.. Тщетно было все старание мое поговорить с нею в другой раз…
Маринелли. А в первый раз…
Принц. Я говорил с нею… Я ума лишаюсь: и так могу ли тебе все пересказывать?.. Ты видишь меня утопающего: на что же спрашивать, как это случилось? Спаси меня, если можешь, и спрашивай после.
Маринелли. Да что тут спасать?.. В чем не могли признаться Эмилии Галотти, в том признайтесь ныне графине Аппиани. Товар, который не можно купить из первых рук, покупают из других, а такой товар нередко удаётся покупать из других рук, и гораздо дешевле.
Принц. Не шути, Маринелли, не шути, или…
Маринелли. Правда, что и гораздо хуже…
Принц. Ты до бесстыдства доходишь!
Маринелли. Да граф же отсюда и уехать хочет… Так надобно придумать иное средство.
Принц. Какое же?.. Любезный Маринелли! Думай за меня. Что бы ты сделал на моем месте?
Маринелли. Прежде всего стал бы смотреть на безделицу так, как на безделицу… И решился бы не тщетное только носить звание, но в самом деле быть… государем…
Принц. Не льсти мне той властью, которую в теперешнем случае не могу употребить в пользу свою… Ныне, говоришь ты? Уже ныне?
Маринелли. Только еще ныне… должно быть этому. Тому только помочь нельзя, что уже сделалось… (Немного подумав). Отдадите ли мне все в полную волю? Все ли будет вам угодно, что я сделаю?
Принц. Все, Маринелли, все, что этот удар отвратить может.
Маринелли. Так не будем же терять времени… Но уезжайте из города. Извольте ехать сей час в увеселительный свой замок, в Дозало. Дорога в Сабионетту идет мимо его. Если мне удастся тотчас удалить графа, то думаю… Однако надеюсь, что он верно попадет в сети. Ведь вы намерены для бракосочетания своего отправить посла в Массу? Извольте туда послать графа, с договором, чтобы он ныне же отправился… Разумеете меня!
Принц. Хорошо, очень хорошо!.. Призови его ко мне. Поди, поди поскорее. Я тотчас поеду.

Маринелли уходит.

Явление 7.

Принц.

Принц. Тотчас! тотчас!.. Где он?.. (Ищет глазами портрет). На полу? Я уж слишком рассердился. (Поднимая его). Только теперь рассматривать тебя не хочу… На что мне ещё более растравлять рану сердца моего? (Откладывает его в сторону). Долго томился я, долго воздыхал… Долее, нежели надобно было, а все ничего не делал. Если бы ещё немного, то нежное бездействие всего бы меня лишило… А если бы я всего лишился? Если Маринелли ни в чем не успеет?.. Для чего хочу я положиться на него одного? Кажется, что в это время (смотрит на часы), точно в это время бывает набожная Эмилия всякое утро у обедни в доминиканском монастыре… Не постараться ли мне там с нею поговорить?.. Но ныне, в день бракосочетания своего, конечно, ей не до обедни… Почему знать?.. Поеду… (Звонит и с поспешностью собирает на столе бумаги).

Входит камердинер.

Вели подвозить карету… Никого еще нет из советников?
Камердинер. Камилло Рота здесь.
Принц. Позови его.

Камердинер уходит.

Только чтобы он не вздумал меня удерживать. Теперь мне не до того… В другой раз охотно буду выслушивать его сомнения… Здесь было еще прошение Эмилии Брунески…
(Ищет). Вот оно… Но если ходатайница твоя, любезная Брунески…

Явление 8.

Камилло Рота, держа бумаги в руке, принц.

Принц. Пожалуйте сюда, пожалуйте… Вот вам бумаги, которые нынешним утром я распечатал. Не много утешительного!… Вы сами увидите, что по ним сделать надобно… Возьмите.
Камилло Рота. Хорошо, милостивый государь!
Принц. Здесь ещё есть прошение Эмилии Галот… Брунески, хотел я сказать. Хотя было я и подписал соизволение свое, однако… дело не маловажное… Отложите ещё исполнение… Или исполните… Как вам угодно.
Камилло Рота. Не как мне угодно, милостивый государь…
Принц. Что еще? Не подписать ли что-нибудь?
Камилло Рота. Приговор к смерти надлежало бы подписать.
Принц. С радостью… Дайте только поскорее, поскорее!
Камилло Рота (в изумлении и пристально смотря на принца). Приговор к смерти, сказал я.
Принц. Слышу, слышу… Я бы уже и подписал. Мне пора ехать.
Камилло Рота (перебирая бумаги свои). Я позабыл взять его с собою… Извините меня, милостивый государь!.. Можно отложить и до завтрашнего дня.
Принц. Хорошо и то… Соберите все вместе, мне ехать надобно. Завтра, Рота, сделаем поболее. (Уходит).
Камилло Рота (качает головою, собирая бумаги и отходя). С радостью?.. Приговор к смерти подписать с радостью?.. Если бы этот приговор лишал жизни и убийцу единородного сына моего, то в сию минуту не дал бы я ему подписать его… С радостью!.. С радостью!.. Такие ужасные слова пронзают душу мою. (Уходит).

Занавес.

Действие II.

Театр представляет комнату в доме Галотти.

Явление 1.

Клавдия Галотти, Пирро.

Клавдия (идучи к Пирро, который с другой стороны входит). Кто въехал на двор?
Пирро. Господин наш, сударыня.
Клавдия. Как? Одоардо?
Пирро. Он за мной идет.
Клавдия. Какая нечаянность!.. (Спеша к нему навстречу). Ах, друг мой!..

Явление 2.

Одоардо Галотти и прежние.

Одоардо. Здравствуй, Сударыня!.. Не удивил ли я тебя приездом своим?
Клавдия. Дай обрадовать больше нельзя… Если ты только хотел удивить меня…
Одоардо. Более ничего. Не беспокойся… Счастье нынешнего дня разбудило меня очень рано, утро было хорошо, дорога не дальняя, я думал, что вы здесь в великих суетах… Они легко могут что-нибудь забыть, пришло мне на мысль… Одним словом, поеду, посмотрю и тотчас, возвращусь назад… Где Эмилия? Верно, занимается нарядом?
Клавдия. Благом души своей… Она у обедни… Ныне, сказала она, нужно мне более всех иных дней испрашивать милости Всевышнего. Оставила все, надела покрывало и пошла…
Одоардо. Одна?
Клавдия. Несколько шагов…
Одоардо. И на одном шагу можно оступиться!..
Клавдия. Не сердись, друг мой. Пойдем туда… Отдохни. Не хочешь ли чего-нибудь холодного?
Одоардо. Хорошо, Клавдия… Но ей бы не надобно ходить одной…
Клавдия. А ты, Пирро, останься здесь в передней, и всем сегодня отказывай.

Явление 3.

Пирро и потом Анджело.

Пирро. Которые только из любопытства приезжать будут… Сейчас будут мучать меня разными вопросами… А это кто идет?
Анджело (выходя из-за кулис в короткой епанче, которой он закрывает лицо, и в нахлобученной на глаза шляпе). Пирро!.. Пирро!
Пирро. Знакомый?..

Анджело выходит совсем и открывается.

Боже мой! Анджело?.. Ты?
Анджело. Как видишь… Долго ходил я вокруг дома, чтобы с тобой поговорить… Послушай!
Пирро. И ты осмеливаешься казаться?.. За последнее твое смертоубийство всякому дана воля тебя убить, положено награждение за твою голову.
Анджело. Ведь ты не захочешь получить его?..
Пирро. Что тебе надобно? Бога ради, не погуби меня.
Анджело. Разве этим?.. (Показывая ему кошелек с деньгами). Возьми! Это твое.
Пирро. Мое?
Анджело. Разве ты позабыл? Немец, прежний господин твой…
Пирро. Не говори об этом!
Анджело. Которого выдал ты там на дороге в Пизу…
Пирро. Ну, если кто-нибудь нас подслушает?
Анджело. По милости своей оставил нам в наследство и дорогой перстень… Ты не знаешь?.. Перстень этот был так дорог, что нам не можно было без подозрения продать его скоро. Наконец мне удалось, и я взял за него сто пистолей. Вот часть твоя, возьми!
Пирро. Не хочу я ничего… Все перед тобой.
Анджело. Пожалуй!.. Если ты не дорожишь головою… (Показывает, будто бы кошелек хочет опять положить в карман).
Пирро. Давай, давай уж! (Берет его). Что же еще? Не поверю я, чтобы ты для одного этого…
Анджело. Не веришь?.. Плут! Что ты об нас думаешь? Разве мы можем завладеть тем. что другие люди заслужили? Пусть будет это в моде у так называемых честных людей,
а не у нас!.. Прощай!.. (Показывает, будто хочет уйти, по опять возвращается). Мне еще спросить надобно… За чем старик Галотти прискакал один сюда в город?
Пирро. Ни за чем: только для прогулки. Нынешним вечером выйдет дочь его замуж за графа Аппиани, и свадьба будет в той деревне, откуда он приехал. Он не может доґ
ждаться того времени…
Анджело. А назад поедет опять скоро?
Пирро. Так скоро, что он тебя здесь застанет, если ты теперь же не уйдешь… Неужели ты на него умысел имеешь? Берегись, он такой человек…
Анджело. Разве я его не знаю? Я служил под его командою… Лишь бы только можно было от него поживиться!.. Когда же поедут жених и невеста?
Пирро. Около обеда.
Анджело. Сколько всех их будет?
Пирро. Мать с дочерью и граф, да двое приятелей приедут из Сабионетты. Все поедут в одной карете.
Анджело. А слуг сколько?
Пирро. Только двое, да я поеду впереди верхом.
Анджело. Хорошо… Об одном ещё спросить осталось: чья будет карета? Ваша, или графская?
Пирро. Графская.
Анджело. Худо! Тут будет еще форейтор, да и кучер мужик сильный. Однако…
Пирро. Я в страх прихожу. Чего тебе хочется?.. Небольшой наряд, который будет на невесте, конечно, не стоит труда…
Анджело. Так наградит его сама невеста!
Пирро. Ты хочешь, чтобы я и в этом злодействе был участником?
Анджело. Ведь ты вперед поедешь? Поезжай себе, поезжай, и ни за чем не оглядывайся назад.
Пирро. Нет, друг мой… Ни за что в свете!
Анджело. Как! Ты уже и совеститься вздумал?.. Послушай!.. Я думаю, что ты меня знаешь… Если ты болтать будешь, если что-нибудь будет не так, как ты мне сказал…
Пирро. Ради Бога, Анджело, ради самого Бога!..
Анджело. Молчи, коли пособить тебе нечем! (Уходит).
Пирро. Если допустить черта хоть за один волосок поймать себя, так уж и весь его!.. Что будет со мной!

Явление 4.

Одоардо и Клавдия, Пирро.

Одоардо. Долго же она не идёт!..
Клавдия. Подожди ещё минуту. Она огорчится, если тебя не увидит.
Одоардо. Мне еще и с графом поговорить надобно. С великим нетерпением ожидаю того времени, в которое мне можно будет этого достойного молодого человека назвать сыном своим. Все меня в нем восхищает, а более всего то, что он хочет жить сам для себя в отцовских своих деревнях.
Клавдия. Сердце мое терзается, когда я о том думаю… Неужели навеки лишимся мы любезной дочери нашей?
Одоардо. Разве мы её лишимся, когда будем знать, что в объятиях любви она счастлива? Не смешивай собственного своего удовольствия с благополучием ее… Ты опять можешь возобновить старое мое подозрение, что любовь к шуму и рассеянию большого света, что близость двора, а не нужда пристойным образом воспитать дочь нашу, более всего побудила тебя жить с нею здесь в городе, удалившись от мужа и отца, который вас сердечно любит.
Клавдия. Как несправедливо судишь ты, Одоардо! Но позволь мне ныне сказать только одно в пользу городской жизни и близости двора, которые так противны строгой
добродетели твоей… Здесь, только здесь любовь могла соединить тех, которые друг для друга созданы были. Здесь только мог граф найти Эмилию, да и нашел ее.
Одоардо. Согласен. Но неужели ты. друг мой, потому права, что благосклонный случай тебя оправдывает?.. Хорошо, что городское воспитание так благополучно окончилось! Не будем хвалить ума своего за то, чем мы единственно счастью обязаны! Хорошо, что конец таков!.. Теперь уже соединились те, которые друг для друга определены были: пусть отправятся они туда, куда невинность и спокойствие зовут их… Что здесь делать графу? Кланяться, льстить, ползать и стараться столкнуть Маринелли и подобных ему? Чтоб наконец сыскать счастье, в котором ему нет нужды? Что б наконец удостоиться такой чести, которая бы для него совсем не была честью?.. Пирро!
Пирро. Чего изволите?
Одоардо. Отведи мою лошадь к графскому дому. Я тотчас туда приду и поеду…

Пирро уходит.

На что графу здесь служить, если он там сам повелевать может?.. Да ты не думаешь о том, что дочь наша лишит его последней благосклонности принцевой. Принц меня ненавидит…
Клавдия. Может быть менее, нежели ты страшишься.
Одоардо. ‘Страшишься’! Куда как я этого страшусь!
Клавдия. Сказывала ли я тебе, что принц видел дочь нашу?
Одоардо. Принц? Где?
Клавдия. В последнем собрании у канцлера Гримальди, которое он удостоил присутствия своего. Он обошелся с нею так милостиво…
Одоардо. Милостиво?
Клавдия. Говорил с нею так долго…
Одоардо. Говорил с нею?
Клавдия. Казалось, что веселость и острота се так пленили его…
Одоардо. Пленили?
Клавдия. О красоте ее говорил с такою похвалою…
Одоардо. С похвалою? И ты все это рассказываешь мне с таким восхищением? О Клавдия! тщеславная и безумная мать!
Клавдия. Почему?
Одоардо. Хорошо, хорошо, что и это так кончилось!.. Я ужасаюсь, воображая… Вот точно то место, в которое бы меня смертельно поразить было можно… Сластолюбец уже желает, когда он удивляется… Клавдия! Клавдия! Одна мысль в ярость меня приводит… Тебе бы надобно было тотчас меня об этом уведомить… Но мне не хочется сказать тебе ныне ничего неприятного: а если пробуду здесь долее…

Она берёт его за руку.

Пусти же меня, пусти!.. Бог с вами, Клавдия!.. Приезжайте благополучно!

Явление 5.

Клавдия.

Клавдия. Какой человек!.. Суровая добродетель!.. Если она достойна этого имени. Все ей кажется подозрительно, все порочно!.. Если же это происходит от знания сердца человеческого, то кто пожелает знать его?.. Но что нейдет Эмилия?.. Он враг отцу: следственно… Следственно, если обратит глаза на дочь, то единственно с тем намерением,
чтобы обругать ее?..

Явление 6.

Эмилия и Клавдия.

Эмилия (вбегает в великом страхе). Слава Богу! Слава Богу! Теперь уже я в безопасности. Да не гонится ли он за мною? (Сбрасывая с себя покрывало и увидев мать).
Не здесь ли он, матушка, не здесь ли?.. Ах! Нет, слава Богу!
Клавдия. Что тебе сделалось, Эмилия? Что сделалось тебе?
Эмилия. Ничего, ничего…
Клавдия. Ты с ужасом осматриваешься!.. Ты вся трепещешь!
Эмилия. Что должна была я слушать? Да и где?
Клавдия. Я думала, что ты в церкви…
Эмилия. Я там и была… Щадит ли порок алтарь и церковь?.. Ах, матушка! (Бросаясь к ней в объятия).
Клавдия. Говори, Эмилия, говори!.. Прекрати страх мой… Какое несчастие могло приключиться тебе в таком священном месте?
Эмилия. Ныне бы надобно было мне молиться усерднее всех прочих дней, но никогда так худо я не молилась.
Клавдия. Человек слаб, Эмилия. Дар молитвы не всегда в нашей власти. Желание молиться, есть уже молитва.
Эмилия. А желание грешить есть уже грех.
Клавдия. Ты этого, конечно, не желала.
Эмилия. Нет, матушка, еще так не оставила меня милость Божия… Но почто порок других людей, против воли нашей, может делать нас своими совиновниками!
Клавдия. Ободрись, Эмилия!.. Постарайся собрать мысли свои, скажи мне поскорее, что сделалось с тобою?
Эмилия. Лишь только я… подальше от алтаря, нежели как обыкновенно бывало, потому что пришла уже поздно… стала на колени, лишь только начала я молиться, как кто-то позади меня стал очень близко… Мне нельзя было подвинуться ни вперед, ни в сторону… как я ни желала того, боясь, чтобы молитва другого не помешала мне молиться… Ничего иного я себе вообразить не могла… Но скоро услышала я, что он шепчет мне на ухо… после тяжкого вздоха… не имя какой-нибудь святой… нет… имя… не осердитесь, матушка… имя дочери вашей!.. Мое имя!.. О! Если бы гром лишил меня способности слышать более!.. Он говорил о красоте, о любви… жаловался, что сей день, который совершает счастье мое… если он подлинно совершает его, может сделать его навсегда несчастным… Он заклинал меня… Все это мне слушать надлежало. Но я не оглядывалась, я хотела показать, что ничего не слышу… Что иное мне делать оставалось?.. Просить
Небо, чтобы оно сделало меня глухою, хотя б и навсегда!.. Я просила этого, об этом только могла я и молиться… Наконец пришло время вставать и идти. Обедня окончилась. Я страшилась обернуться, страшилась увидеть того, который мог себе позволить такую дерзость. Но когда я оборотилась, когда его увидела…
Клавдия. Кого?
Эмилия. Угадайте, матушка, угадайте… Я думала, что земля подо мною провалится… Его самого.
Клавдия. Кого?
Эмилия. Принца.
Клавдия. Принца?.. О! Как благодарю я Бога за нетерпение отца твоего, который теперь здесь был и не хотел тебя дожидаться!
Эмилия. Батюшка был здесь?.. И не хотел меня дожидаться?
Клавдия. Что бы было, если бы ты в замешательстве своем и ему все это пересказала!
Эмилия. Что же, матушка?.. Чем же бы он меня обвинить мог?
Клавдия. Ничем, да и меня также ничем. Однако ж, однако ж… Ах! Ты не знаешь отца своего! В гневе своем не отличил бы он невинного предмета преступления от преступника. В ярости его показалось бы ему, что я способствовала этому страшному приключению, которого не могла я ни отвратить, ниже предвидеть… Но продолжай, Эмилия. Что сделала ты, как узнала принца?.. Я надеюсь, что ты одним взором могла показать ему все то презрение, которого он достоин.
Эмилия. Нет, матушка, нет! Узнав его, не могла уже я в другой раз посмотреть на него. Я побежала…
Клавдия. А он за тобою?
Эмилия. Я не знала этого, пока не почувствовала в сенях, что кто-то схватил меня за руку. От стыда должно было мне остановиться, чтобы, вырываясь от него, не обратить на себя внимания шедших мимо нас. Вот одно рассуждение, к которому я была удобна или которое теперь помню. Он говорил, и я отвечала ему, а что он говорил, и что я отвечала, если вспомню, то скажу вам, матушка. Теперь ничего не знаю. Чувства мои оставили меня… Тщетно стараюсь я вспомнить, как от него избавилась и ушла из сеней. Я увидела себя уже на улице, слышала, что он за мною шел, вошел и на двор, вошел и на крыльцо…
Клавдия. У страха глаза иные, Эмилия… Я никогда не позабуду, с каким ужасом ты сюда вбежала… Нет, не мог он осмелиться идти за тобою и сюда… Боже мой! Если бы отец твой это узнал!.. Как он рассердился, услышав только, что принц недавно смотрел на тебя не без удовольствия!.. Однако успокойся, Эмилия. Почти за сон все то, что случилось с тобою. А это приключение будет иметь еще менее следствий, нежели и самое сновидение. Ныне избежишь ты вдруг всех гонений.
Эмилия. Однако ж, матушка, графу это знать надобно. Я все расскажу ему.
Клавдия. Ради Бога не сказывай!.. На что? Разве хочешь ты без нужды заставить его беспокоиться? Да хотя бы он теперь и не встревожился, однако знай, любезная дочь, что яд, который начинает действовать не вдруг, не менее опасен. Что не тронет любовника, то может тронуть супруга. Любовнику может быть еще и лестно получить преимущество перед таким знаменитым совместником. Получив же его… Ах, Эмилия!.. Получив его, любовник часто превращается совсем в иное. Дай Боже, чтобы ты никогда этого не испытала!
Эмилия. Вы знаете, матушка, как охотно, во всяком случае, повинуюсь я вашему основательнейшему рассудку… Но если он от кого-нибудь другого узнает, что принц ныне говорил со мною, не умножит ли молчаливость моя, рано или поздно, его беспокойства?.. Мне бы ничего не хотелось от него таить.
Клавдия. Это слабость влюбленных… Нет, Эмилия, ничего не скатывай ему. Постарайся, чтобы он ничего не приметил.
Эмилия. Хорошо, матушка Я не хочу ничего противного воли вашей… Ах! (Вздыхает). Теперь я опять прихожу сама в себя… Как я безрассудна и боязлива!.. Не правда ли. Матушка, что бы я совсем иначе поступить могла, не сделав никакого преступления?
Клавдия. Я не хотела тебе этого скатать. Эмилия, пока здравый разум твой сам того не представил тебе. Я знала, что ты почувствуешь это, когда от страха успокоишься. Принц человек светский. Ты не привыкла к языку людей большого света. Учтивость бывает у них ощущением, ласкательство — уверением, мысль — желанием, желание — намерением. ‘Ничто’ называется на языке их ‘все’, а ‘все’ то же, что ничто.
Эмилия. Ах, матушка! Теперь знаю, что в страхе своем была я очень смешна… И так любезному моему графу не скажу ни стона. Скорее почел бы он меня гордою, нежели
добродетельною… Да вот не он ли и пришел! Это его походка.

Явление 7.

Граф Аппиани, прежние.

Аппиани входит в глубоком размышлении, потупив глаза, и подходит ближе, не видя их. Эмилия подбегает к нему.

Аппиани. Ах. Эмилия!.. Я не думал найти вас в передней.
Эмилия. Я желала бы, граф, чтобы вы были и там веселы, тле меня найти не думаете… Что та важность? Отчего так задумчивы?.. Разве нынешний день не стоит радостных восхищений?
Аппиани. Он дороже мне всей жизни моей. О, может быть, самое приближающееся благополучие делает меня, как вы говорите, так важным и задумчивым… (Увидев мать). И вы здесь, милостивая государыня!.. Скоро уже осмелюсь вас назвать более почтенным именем!
Клавдия. Которым и более всего славиться буду. Как счастлива ты, Эмилия!.. Для чего отец твой не хотел участвовать в восхищении нашем!
Аппиани. Теперь только вырвался я из объятий его, или лучше сказать, он из моих… Какого почтения достоин родитель ваш, Эмилия! Его можно назвать образцом всех мужских добродетелей. Как возвышается душа моя в присутствии его! Никогда намерение мое быть всегда добродетельным и благородным не бывает так сильно и живо, как при взгляде на него… при помышлении о нем. Да и что ж иное, как не исполнение этого намерения, может сделать меня достойным называться сыном его, называться супругом вашим, Эмилия?
Эмилия. И он не хотел меня дождаться?
Аппиани. Думаю, для того чтобы и такое короткое мгновение любезная Эмилия не произвела в сердце его чрезмерного движения, не привела бы души его в такой восторг, чтобы он забыл самого себя.
Клавдия. Он думал найти тебя за нарядами, но услышал…
Аппиани. Что и я узнал от нею с нежнейшим удивлением… Так и должно, дражайшая Эмилия! Как счастлив буду я, имея такую набожную супругу, не гордящуюся
притом своею набожностью!
Клавдия. Однако ж, занимаясь одним, не надобно оставлять и другого, дети мои… Пора уже, пойди, Эмилия!
Aппиaни. Куда, милостивая государыня?
Клавдия. Неужели, граф, захотите вы вести ее к алтарю так, как она теперь?
Аппиани. Право, я только теперь-то приметил… Кто может, видя Эмилию, думать о наряде её?.. И для чего же не так, как она теперь?
Эмилия. Нет, граф, нет: я на это не соглашусь. Однако ж ничего великолепного на мне не будет… Тотчас готова буду… Не будет на мне ни одного бриллианта из последнего подарка вашей расточительной щедрости… Ничего не будет на мне такого, что бы отвечало тому великолепному украшению… Я могла бы возненавидеть его, если бы это был не ваш подарок… Можно ли верить, что я его три раза во сне видела?!
Клавдия. Что такое? Ты мне ничего не сказывала.
Эмилии. Казалось, что я его надела, и что все камни превратились в жемчуг… А жемчуг, матушка, значит слезы…
Клавдия. Какой ты ребенок! Истолкование твое мечтательнее самого сна… Не всегда ли ты любила жемчуг более бриллиантов?..
Эмилия. Правда, матушка, правда.
Аппиани (в задумчивости). Значит, слезы… Слезы!
Эмилия. Как! Вас, вас это занимает?
Аппиани. К стыду моему… Но когда воображение однажды обратится к мрачным представлениям…
Эмилия. Для чего же?.. Знаете ли, что я вздумала?.. Что было на мне тогда, как вы в первый раз меня увидели и полюбили?.. Помните ли вы это?
Аппиани. Помню ли? Иначе никогда вас не воображаю… Хотя на вас и другое платье бывает, однако ж всегда представляю себе вас в этом.
Эмилия. Итак, я надену платье такого же цвета и того же покроя, легкое и просторное…
Аппиани. Всего лучше.
Эмилия. А волосы…
Аппиани. Оставьте их русыми, в натуральных локонах…
Эмилия. Чтоб не забыть только приколоть розу!.. Хорошо!.. Подождите немного, я тотчас к вам приду.

Явление 8.

Граф Аппиани, Клавдия.

Аппиани (с печальным видом смотря вслед за Эмилиею). Жемчуг значит слезы!.. Подождите немного!.. Хорошо, если бы время было не у нас!.. Если бы минута не могла для нас в годы превращаться!..
Клавдия. Эмилиино примечание, граф, было скоро и справедливо. Вы ныне задумчивее обыкновенного, невзирая на то, что уже так близко исполнение желания вашего… Не раскаиваетесь ли вы, граф, что этого желали?..
Аппиани. Ах, матушка! Неужели можете вы так думать о сыне вашем?.. Однако это правда, что я ныне задумчив и мрачен… Быть близко к цели своей, или не сделать к ней ещё ни одного шага, в самом деле все одно… Все, что я вижу, все, что я слышу, все. что я во сне вижу, с третьего и вчерашнего дня подтверждает мне эту истину. Эта мысль соединяется с другими, которые питать в себе я должен, которые… хочу питать в себе… Что это такое, не знаю…
Клавдия. Вы меня в беспокойство приводите.
Аппиани. Все одно к одному! Я досадую, досадую на друзей своих, на самого себя…
Клавдия. За что?
Аппиани. Друзья мои говорят, что мне необходимо должно уведомить принца о браке моем прежде его совершения. Они соглашаются со мною, что делать того я не обязан,
но что уважение к нему иначе поступить не позволяет… А я был столько слаб, что обещал им исполнить совет их. Теперь только хотел я к нему ехать.
Клавдия (в изумлении). К принцу?

Явление 9.

Пирро, скоро потом Маринелли и прежние.

Пирро. Маркиз Маринелли, сударыня, остановился перед домом и спрашивает о графе.
Аппиани. Обо мне?
Пирро. Вот он и сам. (Отворяет ему двери и уходит).
Маринелли. Извините меня, милостивая государыня… Я был у вас, граф, и мне сказали, что вы здесь. Мне до вас крайняя нужда… Покорнейше прошу простить меня, милостивая государыня! Мы в минуту все переговорим.
Клавдия. Я не хочу продлить этой минуты. (Кланяется ему и уходит).

Явление 10.

Маринелли, Аппиани.

Аппиани. Что вам угодно, государь мой?
Маринелли. Я прислан от Его Светлости.
Аппиани. Что ему приказать угодно?
Маринелли. Я в великую ставлю себе славу быть вестником такой отличной милости… И если граф Аппиани насильно не хочет признать во мне преданнейшего своего друга…
Аппиани. Без дальнейшего предисловия, если просить смею.
Маринелли. Охотно… Принцу надобно тотчас отправить полномочного посла к герцогу Масскому, по случаю бракосочетания своего с принцессою, его дочерью. Долго был он в недоумении, кого бы к тому назначить. Наконец, ваше сиятельство, выбор его пал на вас.
Аппиани. На меня?
Маринелли. Чему… если дружбе хвалиться позволено… и я немало способствовал.
Аппиани. Вы, право, приводите меня в замешательство, и я не знаю, как благодарить вас… Я уже давно перестал думать, чтобы принц к чему-нибудь меня употребить изволил.
Маринелли. Я уверен, что для этого не доставало ему только пристойного случая. А если и теперешний случай не совсем ещё достоин графа Аппиани, то дружба моя конечно была слишком поспешна.
Аппиани. При каждом слове ‘дружба’!.. С кем же говорю я? Дружба маркиза Маринелли мне никогда и во сне не мечталась…
Маринелли. Я признаю вину свою. Граф, что без позволения вашего вздумалось мне быть вашим другом… Но какая нужда? Милость принцева и честь, которую он вам оказать благоволил, остаются все в своей силе, и я не сомневаюсь, что бы вы ими с охотою не воспользовались.
Аппиани (несколько подумав). Конечно.
Маринелли. Так поедемте.
Аппиани. Куда?
Маринелли. В Дозало, к принцу… Уже все готово, и вам надобно ныне же выехать.
Аппиани. Что вы говорите?.. Ныне выехать?
Маринелли. А лучше бы ещё было, ежели бы и сейчас. Это дело требует чрезвычайной поспешности Аппиани. Право?.. И так мне жаль, что я не могу принять той чести, которой принц меня удостаивает.
Маринелли. Как?
Аппиани. Ныне выехать я не могу… Ни завтра… Ни послезавтра…
Маринелли. Вы шутите, граф?
Аппиани. С вами?
Маринелли. Забавно! А если шутка относится к принцу, так и еще забавнее… Вы не можете ехать?
Аппиани. Не могу, государь мой, не могу… Я надеюсь, что и его светлость уважит мое извинение.
Маринелли. Желал бы я знать его.
Аппиани. Безделка!.. Я ныне женюсь.
Маринелли. Что же?
Аппиани. Что же?.. Вопрос ваш самый простосердечный.
Маринелли. Бывают примеры, граф, что свадьбы и откладывают… Конечно, не думаю я, чтобы невесте или жениху можно было тем всегда угодить. Такие отсрочки имеют свои неприятности. Но думаю, что повеление государя…
Аппиани. Повеление государя?.. Государя? Государь, самими нами избираемый, не есть ещё государь самовластный… Не спорю, чтобы вы не обязаны были принцу беспрекословным повиновением. Но я не вы… Ко двору его приехал я из доброй воли. Я хотел иметь честь служить ему, а не быть его рабом, будучи подданным сильнейшего государя.
Маринелли. Государь всё государь.
Аппиани. Спорить с вами не хочу… Скажите принцу слышанное вами: мне очень жаль, что я не могу пользоваться милостью его: потому что в самый нынешний день вступаю в такой союз, который составляет совершенное мое счастье.
Маринелли. Не прикажете ли также уведомить его, кто будет и супругою вашею? Аппиани. Эмилия Галотти.
Маринелли. Дочь хозяина здешнего дома?
Аппиани. Да, дочь его.
Маринелли. А!
Аппиани. Что?
Маринелли. Мне бы казалось, что тут еще легче отсрочить исполнение обряда до возвращения вашего.
Аппиани. Обряда? Только одного обряда?
Маринелли. Честные ее родители конечно будут столько благосклонны.
Аппиани. Честные родители?
Маринелли. А Эмилия, конечно, вам достанется.
Аппиани. Конечно!.. Вы… Вы, конечно, самая обезьяна.
Маринелли. Я?
Аппиани. Да!
Маринелли. Граф! Мы переведаемся!
Аппиани. Ба! Обезьяна еще и зла, однако…
Маринелли. Я требую удовлетворения!
Аппиани. Разумеется!
Маринелли. И сей же бы час к тому вас принудил, если бы не боялся такого нежного жениха лишить приятности нынешнего дня.
Аппиани. Какое добродушие!.. Не бойтесь ничего. Государь мой, не бойтесь! В Массу ехать я ныне не могу, но для прогулки с вами будет у меня ещё довольно времени… Пойдем, пойдем!
Маринелли (вырывается и уходит). Потерпите, граф, потерпите!

Явление 11.

Аппиани, Клавдия.

Аппиани. Поди, негодный! Хорошо сделал, что ушел. Кровь моя пришла в движение. Теперь я одумался.
Клавдия (с поспешностью и страхом). Боже мой!.. Граф! Я слышала жаркую ссору. Вы разгорячились. Что такое было у вас?
Аппиани. Ничего. Сударыня, ничего. Камергер Маринелли оказал мне великую услугу: он избавил меня от езды к принцу.
Клавдия. Точно ли так?
Аппиани. Теперь мы еще ранее выехать можем. Я пойду понудить людей моих, и тотчас возвращусь. Между тем и Эмилия будет готова.
Клавдия. Могу ли я быть совершенно спокойна, граф?
Аппиани. Можете, сударыня, можете.

Уходят в разные стороны.

Действие III.

Аванзала на вилле принца.

Явление 1.

Принц и Маринелли.

Маринелли. Напрасно. Он с величайшим презрением отверг предложенную ему честь.
Принц. И на этом дело остановилось? Так это совершится? Значит, еще сегодня она будет принадлежать ему?
Маринелли. По всей вероятности.
Принц. Я так много ожидал от вашего плана!.. Кто знает, как глупо вы себя при этом вели. Если глупец и подаст невзначай хороший совет, то выполнение его следует поручить умному человеку. Это я должен был принять в расчет.
Маринелли. Вот как я награжден!
Принц. А за что награждать вас?
Маринелли. За то, что я рисковал из-за этого жизнью… Когда я увидел,
что ни серьезными словами, ни насмешками нельзя заставить графа пожертвовать
любовью ради почестей, я попытался вывести его из себя. Я наговорил ему
таких вещей, что он забылся. Он стал оскорблять меня. Я потребовал
удовлетворения, немедленного удовлетворения, тут же, на месте. Я думал так:
или он меня, или я его. Если я его, то поле битвы наше. Если же он меня, ну
так что ж? В этом случае ему придется бежать, и принц по крайней мере
выиграет время.
Принц. Вы бы сделали это, Маринелли?
Маринелли. Ах, надо бы заранее знать, когда так глупо проявляешь готовность пожертвовать собой ради сильных мира сего, надо бы заранее знать, какова будет их признательность.
Принц. А как граф? Молва говорит, что он не позволит два раза повторить
ему подобные вещи.
Маринелли. Смотря по обстоятельствам, конечно… Кто может поставить
ему это в упрек? Он возразил, что у него сегодня есть дело поважнее, чем
драться со мной, и назначил мне встречу через неделю после своей свадьбы.
Принц. С Эмилией Галотти! Одна мысль об этом сводит меня с ума! И вы удовольствовались этим и ушли. И вот приходите ко мне и хвастаете, что рисковали жизнью из-за меня, что жертвовали собой!
Маринелли. Что же я должен был, ваша светлость, еще сделать?
Принц. Еще сделать? Словно вы что-то сделали!
Маринелли. Разрешите все же узнать, ваша светлость, что вы сами сделали для себя? Вам удалось поговорить с нею в церкви? О чем вы с ней договорились?
Принц (презрительно). Какое любопытство! Что ж, я могу удовлетворить его. О, все шло наилучшим образом… Вам не нужно больше беспокоиться, слишком услужливый друг мой! Более, чем полпути, прошла она навстречу моим желаниям. Я должен был сейчас же взять ее с собой. (Холодно и повелительно). Ну, теперь вы узнали, что хотели… и можете идти!
Маринелли. ‘И можете идти’! Да, да, так кончается песня. Так оно было бы, если бы я и попытался совершить невозможное… Невозможное, сказал я? Конечно, это не было бы невозможно, но в достаточной мере рискованно. Если бы невеста была в нашей власти, ручаюсь, что из свадьбы ничего бы не вышло.
Принц. Эх! За что только этот человек не поручится! Мне только стоило
бы дать вам отряд моих телохранителей, вы бы устроили засаду на большой
дороге, напали бы с пятьюдесятью солдатами на карету, вытащили бы оттуда
девушку и с торжеством привели бы ее ко мне.
Маринелли. Был уже случай, что девушку увезли насильно, и в этом не
увидели насильственного похищения.
Принц. Если бы вы были способны это сделать, вы бы так много не болтали об этом.
Маринелли. Однако за исход дела нельзя было бы ручаться… При этом
всегда возможны несчастные случаи.
Принц. Не правда ли, ведь это мой обычай — возлагать на людей
ответственность за то, за что они не могут отвечать?
Маринелли. Итак, ваша светлость…

Вдали слышен выстрел.

Ах, что это? Не послышалось ли мне? Ваша светлость, вы не слышали выстрела? Вот опять!
Принц. В чем дело? Что случилось?
Маринелли. А как вы думаете? Что, если я оказался деятельнее, чем вы
полагали?
Принц. Деятельнее?.. Так расскажите…
Маринелли. Одним словом: то, о чем я говорил, сейчас осуществляется.
Принц. Возможно ли?
Маринелли. Только не забывайте, принц, в чем вы мне сейчас ручались… Я имею еще раз ваше слово…
Принц. Но меры таковы…
Маринелли. Таковы, какими только могут быть! Исполнение доверено людям, на которых я могу положиться. Дорога проходит возле самой ограды зверинца. Здесь часть моих людей нападет на карету, как будто для грабежа. Остальные, с которыми один из моих слуг, бросятся из зверинца, будто бы на помощь жертвам. Во время драки, которую для виду затеют и те и другие, мой слуга должен схватить Эмилию, словно желая ее спасти, и через зверинец принести во дворец… Так мы уговорились. Что скажете теперь, принц?
Принц. Вы изумляете меня столь странным образом… На меня напал страх.
Маринелли подходит к окну.
На что вы смотрите?
Маринелли. Это должно быть там! Так и есть! Кто-то в маске уж перескочил через ограду… без сомнения, чтоб донести мне об успехе… Удалитесь теперь, ваша светлость.
Принц. Ах, Маринелли…
Маринелли. Ну? Не правда ли, теперь я слишком много сделал, а еще
минуту назад — слишком мало?
Принц. Нет, не то. Но мне во всем этом неясно…
Маринелли. Неясно? Лучше все… разом! Скорей удалитесь. Маска не
должна увидеть вас…

Принц уходит.

Явление 2.

Маринелли и вскоре за тем Анджело.

Маринелли (снова подходит к окну). Карета медленно возвращается в
город. Как медленно! И у каждой дверцы по слуге?.. Эти признаки мне не
нравятся. Это значит, что дело удалось лишь наполовину. Это значит, что
осторожно везут домой раненого, а не убитого. Маска спускается. Это сам
Анджело. Отчаянная голова! Он знает здесь все ходы. Он делает мне знаки. Должно быть, уверен в успехе своего дела. Ах, господин граф, вы не хотели ехать в Массу, теперь вы должны ехать в более дальний путь! Кто вас так хорошо познакомил с обезьянами? (Подходит к двери). Да, они презлые! Ну, Анджело?
Анджело (снимает маску). Будьте наготове, господин камергер. Ее сейчас
должны привести.
Маринелли. Ну, как кончилось дело?
Анджело. По-моему, отлично.
Маринелли. Что с графом?
Анджело. К вашим услугам! Так-то! Но его, должно быть, кто-то предупредил. Он не совсем был неподготовлен.
Маринелли. Скорее скажи мне все. Он убит?
Анджело. Мне жаль этого доброго господина.
Маринелли. Ну, вот тебе за твое сострадательное сердце. (Дает ему кошелек с золотом).
Анджело. Все кончено и с моим славным Николо! Ему пришлось также поплатиться.
Маринелли. Вот как? Потери с обеих сторон?
Анджело. Этого честного парня мне жаль до слез! Хотя вот это (взвешивает в руке кошелек) на одну четверть утешает меня. Ведь я его наследник, я отомстил за его смерть. Таков наш закон — хороший закон, по-моему, он словно создан для поддержания дружбы и верности. Этот Николо, господин камергер…
Маринелли. А ну тебя с твоим Николо! Граф, что граф?
Анджело. Чёрт возьми! Граф ловко в него угодил. Зато и я угодил в графа! Он повалился. Если он еще живым вернулся в карету, то ручаюсь, что живым из нее он не выйдет.
Маринелли. Если только все это действительно так, Анджело.
Анджело. Пусть я лишусь службы у вас, если это неверно. Есть ли у вас еще какие-нибудь приказания? Ведь мне предстоит очень далекий путь: мы хотим еще сегодня перебраться за границу,
Маринелли. Так ступай.
Анджело. Если снова что-нибудь понадобится, господин камергер, вы знаете, где обо мне спросить. То, на что может решиться кто-либо другой, и для меня не Бог весть какая хитрость. А я дешевле любого другого. (Уходит).
Маринелли. Это хорошо, однако ж не вполне. Эх, Анджело! Как можно быть таким скрягой! Он, конечно, заслуживал еще одного выстрела. А как он, верно, должен сейчас мучиться, бедный граф!.. Эх, Анджело! Это значит плохо заниматься своим ремеслом и только портить дело!.. Однако принц пока ничего не должен знать. Пусть сперва он сам признает, как выгодна ему эта смерть. Эта смерть… Чего бы я не дал, лишь бы увериться, что это так!

Явление 3.

Принц и Маринелли.

Принц. Вот она идет по аллее. Она спешит, слугу оставила позади. Словно страх окрыляет ее. Она не подозревает еще ни о чем. Думает только, что спаслась от разбойников… Но долго ли это будет так?
Маринелли. Но она все же в наших руках.
Принц. А разве мать ее не разыщет? Разве граф не последует за ней? Что же мы будем потом делать? Как смогу я не пустить ее к ним?
Маринелли. На все это я, разумеется, еще не могу дать ответа. Увидим. Потерпите, ваша светлость. Нужно же было сделать первый шаг.
Принц. Зачем? Если нам придется отступить?
Маринелли. Может быть, и не придется. Тут тысяча вещей, на которые можно будет опереться… И разве вы забыли самое главное?
Принц. Как могу я забыть то, о чем, конечно, и не думал. Самое главное? Что же это?
Маринелли. Искусство нравиться, искусство убеждать… в нем никогда не ощущал недостатка принц, который любит.
Принц. Никогда не ощущал недостатка? Кроме тех случаев, когда оно ему было всего нужней… Я сегодня уже совершил весьма неудачную попытку применить это искусство. Ни комплиментами, ни клятвами не мог я вырвать у нее хотя бы слово. Немая и дрожащая, с опущенной головой стояла она, словно преступница, что слушает свой смертный приговор. И меня заразил ее страх, я задрожал и кончил тем, что просил о прощении. Я едва осмелюсь снова заговорить с ней. Во всяком случае я не решусь встретить ее здесь, когда она войдет. Вы, Маринелли, должны ее принять. Я буду здесь поблизости, послушаю, какой оборот примет дело, и войду, когда соберусь с силами.

Явление 4.

Маринелли и вскоре потом его слуга Баттиста с Эмилией.

Маринелли. Если только она не видела своими глазами, как он упал… А она не могла этого видеть, ведь она так поспешно умчалась… Вот она идет. Я тоже не хочу быть первым, на кого упадет ее взгляд. (Прячется в углу залы).
Баттиста. Сюда пожалуйте, сударыня.
Эмилия (тяжело дыша). Ах!.. Ах!.. Благодарю вас, друг мой… Благодарю вас. Но боже, боже! Где я?.. И совсем одна! Где осталась моя матушка? Где граф? Ведь они идут за нами? Вслед за мной?
Баттиста. Я полагаю.
Эмилия. Вы полагаете? Вы не знаете? Вы ее не видели? Разве позади нас не стреляли?
Баттиста. Стреляли? Будто?
Эмилия. Конечно! И пуля настигла графа или матушку…
Баттиста. Сейчас пойду за ними.
Эмилия. Не уходите без меня… Я пойду с вами. Я должна пойти с вами.
Пойдемте, мой друг!
Маринелли (внезапно появляется). Ах, сударыня! Какое несчастье или, вернее, какое счастье, какое счастливое несчастье доставило нам честь…
Эмилия (удивленно). Как? Вы здесь, сударь? Значит, я у вас? Извините меня, господин камергер. Недалеко отсюда на нас напали разбойники. Добрые люди пришли нам на помощь. Этот честный человек вынес меня из кареты и привел сюда… Но я страшусь мысли, что спасена я одна. Матушка моя еще в опасности. Позади нас даже стреляли. Ее, может быть, убили. А я жива еще.
Простите меня… Я должна идти, я должна вернуться туда, где мне следовало остаться…
Маринелли. Успокойтесь, сударыня. Те, кто дорог вам, о ком вы так беспокоитесь, скоро будут с вами. Все же, Баттиста, ступай, сбегай туда. Они могут не знать, где находится ее милость. Они, может быть, ищут ее в одной из пристроек в саду. Приведи их тотчас же сюда!

Баттиста уходит.

Эмилия. Правда? Все они спасены? С ними ничего не случилось? Ах, какой это страшный день для меня! Но я не должна здесь оставаться. Я должна поспешить им навстречу…
Маринелли. К чему же, сударыня? Вы и так еле дышите, совсем без сил. Отдохните еще, соблаговолите пройти в другую комнату, там вам будет удобнее. Бьюсь об заклад, что принц там уже успокаивает дражайшую, почтенную вашу матушку и сейчас приведет ее к вам.
Эмилия. Кто? Как вы сказали?
Маринелли. Наш всемилостивейший принц.
Эмилия (в сильном смущенье). Принц?
Маринелли. При первой вести он помчался вам на помощь. Он крайне возмущен, что на подобное преступление могли осмелиться так близко от его резиденции, почти на его глазах. Он приказал найти преступников, и когда они будут пойманы, им назначат неслыханное наказание.
Эмилия. Принц? Где же я, в таком случае?
Маринелли. В Дозало, на вилле принца.
Эмилия. Какой случай! И вы думаете, что он сам может скоро прийти сюда? Но, конечно, вместе с моей матушкой?
Маринелли. Вот и он.

Явление 5.

Принц, Эмилия, Маринелли.

Принц. Где она? Где? Мы разыскиваем вас повсюду, прекраснейшая Эмилия. Вы хорошо чувствуете себя? Ну, тогда все хорошо! Граф и ваша матушка…
Эмилия. Ах, ваша светлость! Где они? Где моя матушка?
Принц. Недалеко отсюда. Совсем поблизости.
Эмилия. Боже, в каком состоянии я, может быть, увижу матушку или графа! Это, конечно, так! Ведь вы что-то скрываете от меня, ваша светлость. Я вижу, вы что-то скрываете от меня.
Принц. Да нет, нет! Дайте мне вашу руку и следуйте за мной без страха.
Эмилия (нерешительно). Однако… Если с ними ничего не случилось… если предчувствие обманывает меня… почему же они не здесь? Почему они не пришли вместе с вами, ваша светлость?
Принц. Так поспешите же, сударыня, и вы увидите, как все страшные картины сразу исчезнут.
Эмилия. Что мне делать? (Ломает руки).
Принц. Как, сударыня? Я внушаю вам подозрение?
Эмилия (бросается на колени перед принцем). У ваших ног, принц…
Принц (поднимая ее). Я крайне пристыжен… Да, Эмилия, я заслужил этот немой упрек. Мое поведение сегодня утром ничем нельзя оправдать… в лучшем случае его можно извинить. Простите меня за слабость. Я не должен был беспокоить вас никакими признаниями, от которых не мог ожидать никакого успеха. Я достаточно был наказан тем безмолвным смущением, с которым вы их слушали, или, вернее, не слушали… И этот случай, благодаря которому мне снова дано счастье видеть вас и говорить с вами, прежде чем исчезнут все мои надежды… этот случай я мог бы истолковать как знак благосклонной судьбы… истолковать как чудесную отсрочку окончательного приговор а, чтобы еще раз осмелиться просить о помиловании, но я хочу — не дрожите, сударыня! — зависеть единственно и только от вашего взгляда. Ни единое слово, ни единый вздох не должен вас оскорбить… Только не терзайте меня вашим недоверием. Только не сомневайтесь ни на минуту в вашей неограниченной власти надо мной. Только бы вам никогда не приходило в голову, что вы нуждаетесь в чьей-либо защите от меня… А теперь идемте, сударыня… пойдемте туда, где вас ожидает чудесная радость, которой вы более достойны. (Уводит ее почти насильно). Следуйте за нами, Маринелли!
Маринелли. ‘Следуйте за нами’. Это должно означать — ‘не следуйте за
нами’! Да зачем мне и следовать за ними? Пусть теперь увидит, как далеко
удастся ему довести дело с ней с глазу на глаз… Единственная моя забота —
не допустить, чтобы кто-нибудь им помешал. От графа я этого не ожидаю. Но ее
мать, ее мать! Меня бы очень удивило, если бы она спокойно удалилась и
оставила дочь на произвол судьбы.

Входит Баттиста.

Ну, Баттиста? Что слышно?

Явление 6.

Баттиста, Маринелли.

Баттиста (поспешно). Мать, господин камергер…
Маринелли. Я так и думал! Где она?
Баттиста. Если вы этого не предупредите, то она будет здесь через минуту… Я вовсе не хотел искать ее, как вы мне для виду приказали, но вдруг услышал вдали ее крик. Она напала на след дочери, а может быть, и на след всей нашей затеи! Все люди, какие только есть в этой уединенной местности, собрались вокруг нее, и каждый хочет быть ее проводником. Не знаю, сказали ли ей уже, что принц и вы здесь… Что вы думаете делать?
Маринелли. Посмотрим. (Размышляет). Не впустить ее, раз она знает, что дочь ее здесь? Это не годится… Конечно, она вытаращит глаза, когда увидит волка с овечкой. Глаза? Это еще куда ни шло. Но да смилуется небо над нашими ушами! Ну что ж! Ведь и лучшие легкие истощают свою силу, даже у женщин. Все они перестают кричать, когда уж не могут больше… Однако ж это мать, и нужно, чтоб она была на нашей стороне… Насколько я знаю матерей, то стать чем-то вроде тещи принца — это польстило бы большинству из них. Пускай войдет сюда, Баттиста, пускай войдет!
Баттиста. Вы слышите? Вы слышите?
Клаудия (за сценой). Эмилия! Эмилия! Дитя мое, где ты?
Маринелли. Ступай, Баттиста. Постарайся только выпроводить ее любопытных спутников.

Явление 7.

Клавдия Галотти, Баттиста, Маринелли.

Клаудия (входит в дверь в тот момент, когда Баттиста собирается выйти). Ах, это он вытащил ее из кареты! Он увел ее. Я узнаю тебя. Кто ты? Говори, несчастный!
Баттиста. И это — благодарность мне?
Клавдия. О, если ты заслуживаешь благодарности (более мягким тоном), так прости меня, честный человек!.. Где она?.. Не разлучайте меня дольше с ней! Где она?
Баттиста. О, ваша милость, она и в раю Господнем не могла бы быть в большей безопасности… Вот мой господин, он проведет вашу милость к ней. (Людям, которые хотят войти). Эй, вы! Назад!

Явление 8.

Клавдия Галотти и Маринелли.

Клавдия. Твой господин? (Увидев Маринелли, отступает назад). Ах! Это и есть твой господин? Вы здесь, сударь! И дочь моя здесь? И вы, вы проводите меня к ней?
Маринелли. С величайшей радостью, сударыня.
Клавдия. Погодите!.. Мне только что пришло в голову… Ведь это были вы, не правда ли? Это вы сегодня утром разыскивали графа в моем доме? Это с вами я оставила его наедине? Это с вами у него произошла ссора?
Маринелли. Ссора? Это для меня ново. Небольшой спор по делам принца…
Клаудия. И вас зовут Маринелли?
Маринелли. Маркиз Маринелли.
Клаудия. Значит, так и есть! Слушайте же, господин маркиз… Маринелли… Имя Маринелли было… вместе с проклятьем… Нет, я не стану клеветать на благородного человека… Без всякого проклятья… Проклятье я прибавила сама… Имя Маринелли было последним словом умирающего графа.
Маринелли. Умирающего графа? Графа Аппиани? Вы слышите, сударыня, что сильнее всего поражает меня в ваших странных словах… умирающего графа?.. Что вы еще хотели сказать, я просто не понимаю…
Клаудия (медленно и с горечью). Имя Маринелли было последним словом умирающего графа! Вы теперь понимаете? Сперва я не поняла: это было сказано с таким выражением… с таким выражением… Я слышу этот тон еще сейчас! Где был мой разум? Как я сразу не поняла, что значит этот тон?
Маринелли. Что ж, сударыня! Я был с давних пор другом графа, его вернейшим другом. Итак, если он, умирая, произнес мое имя…
Клаудия. Но каким тоном? Я не могу его воспроизвести, не могу описать, но в нем заключалось все, все!.. Как? Напавшие на нас были грабители? Это были убийцы, подкупленные убийцы! И ‘Маринелли, Маринелли’ — вот было последнее слово умирающего графа! И каким тоном он произнес его!
Маринелли. Каким тоном? Слыхано ли, чтобы обвинение, выдвинутое против честного человека, основывалось на выражении голоса, который кто-то услышал в минуту испуга?
Клаудия. Ах, если бы только звук этого голоса я могла представить на суд!.. Но горе мне! Я забываю из-за него о моей дочери! Где она? Что с нею? Тоже убита? Чем же виновата моя дочь, что Аппиани был твоим врагом?
Маринелли. Я прощаю все это испуганной матери. Пойдемте, сударыня. Ваша дочь здесь, в одной из соседних комнат. Надеюсь, она уже совсем оправилась от испуга. С нежнейшей заботливостью сам принц занят ею…
Клаудия. Кто? Кто — сам?
Маринелли. Принц.
Клаудия. Принц? В самом деле принц! Наш принц?
Маринелли. Какой же еще?
Клаудия. Если так, я — несчастная мать! А ее отец, ее отец! Он проклянет час ее рождения! Он проклянет меня!
Маринелли. Ради всего святого, сударыня! Что это вам приходит в голову?
Клавдия. Все ясно! Разве нет? Сегодня в храме! Пред очами пречистой девы! В присутствии предвечного началось это мерзкое дело. Там оно началось… (Обращаясь к Маринелли). Убийца! Трусливый, презренный убийца! Тебе не хватает мужества, чтобы убивать своей рукой, но ты достаточно гнусен, чтобы убивать для удовлетворения чужой похоти! Чтобы убивать с чужой помощью! Отребье среди убийц! Честные убийцы не потерпят тебя в своем кругу! Да, тебя! Тебя! Почему бы мне в едином слове не изрыгнуть тебе в лицо всю мою желчь, всю мою слюну! Тебе! Тебе, сводник!
Маринелли. Вы бредите, добрая женщина… Но умерьте по крайней мере ваши дикие крики, подумайте, где вы находитесь.
Клаудия. Где я? Подумать, где я? Какое дело львице, в чьем лесу она рычит, если у нее похитили детенышей?
Эмилия (за сценой). Ах, моя мать! Я слышу ее голос!
Клаудия. Ее голос! Это она! Она меня услышала! И я не должна была кричать? Где ты, дитя мое? Иду, я иду! (Бросается в соседнюю комнату).

Маринелли за ней.

Действие IV.

Там же.

Явление 1.

Принц, Маринелли.

Принц (выходя из комнаты). Идите сюда, Маринелли! Мне надо отдохнуть… И нужно получить от вас объяснение.
Маринелли. Ну и материнская же ярость! Ха-ха-ха!
Принц. Вы смеетесь?
Маринелли. Если бы вы видели, принц, как эта мать неистовствовала здесь, в зале… Вы слышали, как она вопила… и как она сразу стала ручной при первом же взгляде на вас… Ха-ха! Я отлично знаю — ни одна мать не выцарапает глаза принцу за то, что он находит ее дочь прелестной. Принц. Вы плохой наблюдатель! В объятия матери дочь упала без чувств.
Из-за этого, а не из-за меня мать забыла свой гнев. Дочь, а не меня она щадила, когда не сказала громче и отчетливей то, что я предпочел бы не слышать и не понять.
Маринелли. Что же именно, ваша светлость?
Принц. Зачем притворяться? Говорите же прямо! Правда это или нет?
Маринелли. А если бы и правда?
Принц. Если бы и правда? Значит, это правда? Он убит? Убит?
(Угрожающе.) Маринелли, Маринелли!
Маринелли. Так что же?
Принц. Клянусь богом! Клянусь вседержителем-богом! Я не повинен в этой крови… Если бы вы заранее мне сказали, что это будет стоить жизни графу… Нет, ни за что! Даже если бы это стоило жизни мне самому!..
Маринелли. Если бы я вам сказал заранее? Словно его смерть входила в мои планы! Я строго-настрого приказал Анджело, чтоб никому не причинили никакого вреда. Все обошлось бы без малейшего насилия, если бы граф первый не прибег к нему. Он неожиданно уложил выстрелом одного из наших людей. Принц. Да, право, ему следовало бы понимать шутки!
Маринелли. Анджело тогда пришел в ярость и отомстил за смерть своего товарища…
Принц. Конечно, это вполне естественно!
Маринелли. Я сделал ему строжайший выговор за это.
Принц. Сделали выговор? Как это дружелюбно! Предупредите его, чтобы его нога не ступала в мои владения. Мой выговор не будет столь дружелюбным. Маринелли. Прекрасно! Я и Анджело, умысел и случайность — все это одно и то же… Правда, заранее было условлено, заранее было обещано, что никакой несчастный случай, который мог бы при этом произойти, не будет поставлен мне в вину.
Принц. Вы говорите — который мог бы произойти? Или который должен был произойти?
Маринелли. Чем дальше, тем лучше! Однако, ваша светлость, прежде чем вы мне скажете напрямик, кем вы меня считаете… выслушайте один довод. Смерть графа мне отнюдь не безразлична. Я его вызвал на поединок. Он должен был дать мне удовлетворение. Он покинул этот мир, не дав его мне. Моя честь остается запятнанной. Допустим, что при всех других обстоятельствах я заслуживал бы тех подозрений, которые вы питаете на мой счет, но неужели и в этом случае… (С притворным жаром.) Кто может так думать обо мне?
Принц (уступая). Ну, хорошо, хорошо!
Маринелли. Если б он был еще жив! О, если бы он был еще жив! Я бы отдал за это все, все на свете (с горечью), даже милость моего принца, эту бесценную милость, которую нужно неусыпно беречь, я бы отдал за это!
Принц. Я понимаю… Ну, хорошо, хорошо. Его смерть была случайностью, чистой случайностью. Вы ручаетесь за это, и я вам верю. Но кто еще этому поверит? Мать? Эмилия? Свет?
Маринелли (холодно). Вряд ли.
Принц. А если этому не поверят, то что же подумают? Вы пожимаете плечами? Вашего Анджело будут считать орудием, а настоящим убийцей — меня…
Маринелли (еще холоднее). Очень может быть.
Принц. Меня! Меня самого! Или я должен с этой же минуты отказаться от всякой мысли об Эмилии…
Маринелли (совершенно невозмутимо). Что вы должны были бы сделать и в том случае, если бы граф остался в живых.
Принц (гневно, но тотчас овладев собой). Маринелли! Не доводите меня до исступления… Пусть будет так. Допустим: это — так! Ведь вы хотите только сказать, что смерть графа для меня счастье, что это величайшее счастье, которое могло выпасть на мою долю… единственное счастье, которое могло оказаться полезным для моей любви. Против этой смерти, если уж она такое счастье для меня, нельзя возражать. Одним графом больше на свете или меньше! Правильно ли я вас понял? Хорошо! И я не страшусь маленького преступления. Только, любезный друг, оно должно быть маленьким, тайным преступлением, должно быть маленьким и спасительным преступлением. А чаше, видите ли, не было ни тайным, ни спасительным. Оно, правда, очистило бы путь, но тотчас же закрыло бы его снова. Всякий может обвинить вас в этом преступлении. Лучше бы нам никогда не совершать его. И все это — последствие мудрых, необыкновенных мер, принятых вами? Маринелли. Если вы так велели…
Принц. Как же иначе? Я требую объяснений!
Маринелли. Мне ставится в счет то, что к нему и не относится.
Принц. Требую объяснений!
Маринелли. Я к ним готов! Что произошло от мер, которые я принял? Уж не то ли, что на принца при этом несчастном случае падает столь явное подозрение? Тому причиной ловкая штука, которую сам принц соизволил проделать в дополнение к моим мерам.
Принц. Я?
Маринелли. Разрешите мне вам сказать, что шаг, предпринятый вами сегодня утром в церкви — с каким бы соблюдением приличий он ни был сделан и как бы он ни был неизбежен для вас, — шаг этот все же не входил в наш расчет.
Принц. Что же он нарушил?
Маринелли. Конечно, не окончательно весь расчет, но пока что какую-то его часть.
Принц. Гм! Вполне ли я вас понимаю?
Маринелли. Итак, скажем коротко и крайне просто: когда я взялся за это дело, Эмилия еще ничего не знала о любви-принца, не правда ли? И мать Эмилии
еще менее. А что, если я все строил на этом? И принц подкопал фундамент моего здания.
Принц (ударяя себя по лбу). Проклятие!
Маринелли. Что, если он сам выдал свои намерения?
Принц. Проклятая фантазия!
Маринелли. А если бы он сам себя не выдал… Право, хотел бы я знать, в какой из принятых мною мер мать и дочь могли найти пищу для малейшего подозрения?
Принц. Как вы правы!
Маринелли. Поэтому-то я и неправ… Простите, ваша светлость…

Явление 2.

Баттиста, принц и Маринелли.

Баттиста (поспешно). Только что приехала графиня!
Принц. Графиня? Какая графиня?
Баттиста. Орсина.
Принц. Орсина?.. Маринелли! Орсина?.. Маринелли!
Маринелли. Меня это поражает не менее, чем вас.
Принц. Ступай, Баттиста, беги: пусть она не выходит из кареты. Меня здесь нет. Меня здесь нет для нее. Пусть сейчас же едет обратно! Иди! Беги!

Баттиста уходит.

Чего хочет эта безумная? Что она себе позволяет? Откуда она знает, что мы здесь? Неужели она стала следить за мной? Неужели она уже что-нибудь узнала? Ах, Маринелли! Да говорите же, отвечайте же! Неужели оскорбился тот, кто! считает себя моим другом? И из-за какого ничтожного спора! Не должен ли я просить прощения?
Маринелли. Ах, мой принц, как только вы снова становитесь самим собой, я снова всей душою ваш. Приезд Орсины — для меня загадка, как и для вас. Но
вряд ли она допустит, чтоб ее не приняли. Что вы думаете делать?
Принц. Я не хочу с нею говорить. Я удалюсь отсюда.
Маринелли. Хорошо! Только поскорее! Я приму ее.
Принц. Но только для того, чтобы предложить ей убраться. Не заводите с ней длинных разговоров. У нас здесь достаточно других дел.
Маринелли. Ну, что вы, принц! Эти дела уже устроены. Будьте тверды. Чего недостает, то придет само собой. Но я уже слышу ее шаги! Поторопитесь, принц! Вот сюда! (Показывает на кабинет, куда уходит принц). Если захотите,
вы сможете слушать. Боюсь, боюсь, что она приехала не в благоприятный для
нее час.

Явление 3.

Графиня Орсина, Маринелли.

Орсина (не замечая сначала Маринелли). Что это значит? Никто меня не встречает, кроме какого-то наглеца, который не хотел было и впустить меня? Ведь я в Дозало? В Дозало, где прежде целый сонм угодливых льстецов выбегал мне навстречу? Где прежде ожидали меня любовь и восторги? Место то же, но… но… А, Маринелли, вы здесь! Очень хорошо, что принц взял вас с собой.. Нет, нехорошо. То, что я должна решить с ним, я только с ним решить и могу… Где он?
Маринелли. Принц, любезная графиня?
Орсина. А кто же еще?
Маринелли. Так вы полагаете, что он здесь? Вы знаете, что он здесь? Он по крайней мере не предполагает, что здесь графиня Орсина.
Орсина. Как так? Значит, он не получил моего письма сегодня утром?
Маринелли. Вашего письма? Да, в самом деле. Я припоминаю, он говорил о письме от вас.
Орсина. Так как же? Разве я в этом письме не просила его о свидании сегодня здесь, в Дозало? Правда, он не соизволил мне ответить письмом. Но я узнала, что час спустя он действительно уехал в Дозало. Я считала, что этого ответа достаточно, и вот я здесь.
Маринелли. Странная случайность!
Орсина. Случайность? Да вы слышите — это было условлено, все равно, что условлено. С моей стороны — письмо, с его стороны — действие. Что с вами, господин маркиз? Какие у вас сейчас глаза? Ваш умишко удивляется? Да чему же?
Маринелли. Вы вчера казались так далеки от мысли когда-нибудь снова предстать перед принцем.
Орсина. Утро вечера мудреней. Где он? Где он? Бьюсь об заклад, он в той комнате, откуда я слышала крики и визг! Я хотела войти туда, но этот негодяй слуга загородил мне дорогу.
Маринелли. Моя дражайшая, любезная графиня…
Орсина. Это был женский визг. Бьюсь об заклад, Маринелли! Ах, скажите же мне, скажите… если я действительно ваша дражайшая, любезная графиня… Будь они прокляты, придворные негодяи! Что ни слово у них, то ложь! Что ж, какая важность — скажете ли вы мне наперед или нет? Я ведь сама увижу. (Хочет итти.)
Маринелли (удерживает ее). Куда?
Орсина. Туда, где мне давно уже следовало бы быть. Думаете ли вы, что это прилично — здесь, в приемной, болтать с вами попустому, меж тем как принц ожидает меня в своих покоях?
Маринелли. Вы ошибаетесь, любезная графиня. Принц вас не ждет. Принц не может, не хочет беседовать с вами здесь.
Орсина. Однако он здесь? Однако ж он приехал сюда из-за моего письма?
Маринелли. Не из-за вашего письма…
Орсина. Которое он получил, говорите вы…
Маринелли. Получил, но не прочитал.
Орсина (с жаром). Не прочитал? (С меньшим жаром.) Не прочитал? (Горестно вытирая слезы.) Даже не прочитал…
Маринелли. По рассеянности, я уверен. Не из презрения.
Орсина (гордо). Презрения?.. Кто думает об этом? Кому вы считаете нужным это говорить? Вы бесстыдный утешитель, Маринелли! Презрение! Презрение! Меня презирают! Меня! (Более тихим голосом, грустно.) Конечно, он меня больше не любит. С этим все кончено. И место любви в его сердце заняло другое чувство. Это естественно. Но почему непременно презрение? Довольно и равнодушия. Не правда ли, Маринелли?
Маринелли. Разумеется, разумеется.
Орсина (насмешливо). Разумеется! О, мудрец, которого можно заставить сказать все, что угодно! Равнодушие! Равнодушие вместо любви? Это значит ничего вместо чего-то. Узнайте же, придворный болтунишка, повторяющий чужие слова, узнайте же от женщины, что равнодушие — пустое слово, пустой звук, который ничего, вовсе ничего не значит. Можно быть равнодушным только к тому, о чем не думаешь, только к тому предмету, который для тебя не предмет. Но быть равнодушным только к предметам, которые даже и не предметы, это значит вовсе не быть равнодушным. Что же, и это для тебя слишком непонятно?
Маринелли (про себя). О горе! Как были правильны мои опасения!
Орсина. Что вы там бормочете?
Маринелли. Только восхищаюсь! Кому же неизвестно, любезная графиня, что вы философ?
Орсина. Не правда ли? Да, да, я — философ! Но разве это сейчас было заметно? Какой ужас, если это было заметно и если и раньше бывало заметно! Удивительно ли, что принц презирает меня? Как может мужчина любить существо, которое, наперекор ему, еще хочет мыслить? Женщина, которая мыслит, так же отвратительна, как мужчина, который красится. Она должна смеяться, только смеяться, чтобы всегда поддерживать хорошее расположение духа у строгого царя мироздания. Ну, над чем же я смеюсь, Маринелли? Ах, да! Над этой случайностью! Я пишу принцу, чтоб он приехал в Дозало, а он не читает моего письма и все же приезжает в Дозало. Ха-ха-ха! Право же, странный случай! Очень потешный и нелепый! А вы не смеетесь вместе со мной, Маринелли? Смеяться вместе с нами может и строгий царь мирозданья, хотя нам, бедным существам, и нельзя мыслить вместе с ним. (Серьезно и повелительно.) Так смейтесь же!
Маринелли. Сейчас, любезная графиня, сейчас.
Орсина. Болван! А между тем проходят минуты. Нет, нет, не смейтесь. Видите ли, Маринелли (задумавшись и почти в умилении), то, что заставляет меня так от всей души смеяться, имеет и серьезную, очень серьезную сторону. Как все на этом свете. Случай? Разве это случай, что принц не думал говорить здесь со мной и все же должен будет говорить? Что это, случай? Поверьте мне, Маринелли: слово ‘случай’ есть богохульство. Ничто в подлунном мире не случайно, и уж, конечно, не случайно то, в чем так явно видно намерение. Всемогущее, всеблагое провидение, прости меня, что я заодно с этим вздорным грешником называла случаем то, что есть очевидное дело рук твоих, не иначе как дело рук твоих! (Поспешно, к Маринелли). Попробуйте только еще раз толкнуть меня на подобное кощунство!
Маринелли (про себя). Это заходит слишком далеко! (Вслух). Однако ж, любезная графиня… Орсина. Без всяких ‘однако ж’! Эти ‘однако ж’ требуют размышлений, а
моя голова… Ах, моя голова! (Хватается за голову). Устройте, Маринелли, устройте так, чтобы я сейчас же могла поговорить с принцем, иначе я буду не в состоянии говорить с ним… Вы видите, нам надо объясниться, мы должны объясниться…

Явление 4.

Принц, Орсина и Маринелли.

Принц (выходя из кабинета, про себя). Нужно прийти к нему на помощь…
Орсина (увидев его, не может решиться к нему подойти). А! Вот он!
Принц (проходит через залу мимо графини в другую комнату, говорит на ходу, не останавливаясь). Смотрите-ка! Наша прелестная графиня. Как я сожалею, сударыня, что сегодня так мало могу насладиться посещением, которым вы удостоили меня. Я занят. Я не один… В другой раз, моя милая графиня, в другой раз. Сейчас не задерживайтесь! Да, не задерживайтесь! А вас, Маринелли, я жду.

Явление 5.

Орсина и Маринелли.

Маринелли. Ну вот, любезная графиня, вы от него самого слышали то, чему не хотели верить, когда я вам это говорил.
Орсина (как оглушенная). Слышала ли я? В самом ли деле слышала?
Маринелли. В самом деле.
Орсина (печально). ‘Я занят. Я не один’. И это все извинение, которого я достойна? От кого только не отделываются такими словами! От любого надоедливого посетителя, от любого просителя. Для меня он даже ничего не мог солгать? Никакого пустяка не мог придумать для меня? Занят? Чем же? Не один? Кто бы мог быть у него? Идите сюда, Маринелли, из милосердия, милый Маринелли! Измыслите какую-нибудь ложь на свой страх. Что стоит вам солгать? Что у него за дело? Кто у него? Скажите мне, ну, скажите первое, что вам подвернется на язык… и я ухожу.
Маринелли (про себя). На этом условии я, конечно, могу сказать ей и частицу правды.
Орсина. Ну? Скорее, Маринелли, и я ухожу. Принц и так уже сказал: ‘В другой раз, моя милая графиня’. Разве он так не сказал? Чтоб он сдержал свое слово, чтоб у него не было предлога не сдержать слова, которое он мне дал, — скорей, Маринелли, скажите вашу ложь, и я уйду.
Маринелли. Дорогая графиня, принц действительно не один. У него теперь лица, от которых он не может отлучиться ни на миг. Эти лица только что избежали большой опасности. Граф Аппиани…
Орсина. Сейчас у него?.. Жаль, что я должна поймать вас на этой лжи. Скорей придумайте другую. Ведь граф Аппиани, если это вам еще неизвестно, только что застрелен разбойниками. Я встретила недалеко от города карету, в которой везли его тело. А может быть, не так? Может быть, все это мне только почудилось?
Маринелли. К сожалению, не только почудилось!.. Но другие лица, бывшие с графом, благополучно спаслись и находятся здесь. Это — невеста графа и ее мать. Он ехал с ними в Сабьонетту, чтобы там повенчаться.
Орсина. Значит, вот кто! Значит, это они у принца? Невеста? И мать невесты? А невеста хороша собой?
Маринелли. Принц проявляет необыкновенное участие к ней в постигшем ее горе.
Орсина. Хочу надеяться, даже если бы она была уродом. Ведь ее судьба так ужасна… Бедная, добрая девушка! Именно тогда, когда он должен был стать твоим навеки, его у тебя навсегда отняли! Кто же она, эта невеста? Знаю ли я ее? Я так давно оставила город, что ни о чем не знаю.
Маринелли. Это Эмилия Галотти.
Орсина. Кто? Эмилия Галотти? Эмилия Галотти? Смотрите, Маринелли! Как бы я не приняла эту ложь за правду!
Маринелли. Как так?
Орсина. Эмилия Галотти!
Маринелли. Вы вряд ли знаете ее.
Орсина. Нет, знаю! Хотя бы только с нынешнего дня… Но скажите серьезно, Маринелли. Это Эмилия Галотти? Та несчастная невеста, которую утешает принц, — Эмилия Галотти?
Маринелли (про себя). Не сказал ли я ей уж слишком много?
Орсина. И граф Аппиани был ее женихом? Аппиани, которого только что застрелили?
Маринелли. Никто другой.
Орсина. Браво! О, браво! (Хлопает в ладоши.)
Маринелли. Что это значит?
Орсина. Я бы расцеловала дьявола, который толкнул его на это!
Маринелли. Кого толкнул? На что?
Орсина. Да, расцеловала бы, я расцеловала бы его… даже если бы этим
дьяволом были вы сами, Маринелли!
Маринелли. Графиня!
Орсина. Подойдите сюда! Посмотрите на меня! Прямо, прямо, в лицо!
Маринелли. Ну, что же?
Орсина. Вы не знаете, о чем я думаю?
Маринелли. Как могу я это знать?
Орсина. Вы не принимали в этом никакого участия?
Маринелли. В чем?
Орсина. Поклянитесь! Нет, не клянитесь. Вы могли бы взять на душу лишний грех. Или, да… клянитесь же. Одним грехом больше или меньше — что это для того, кто уже осужден? Вы не принимали никакого участия в этом деле?
Маринелли. Вы меня пугаете, графиня!
Орсина. Правда?.. И ваше доброе сердце, Маринелли, ничего не подозревает?
Маринелли. Что? О чем?
Орсина. Хорошо… Так я вам открою нечто… нечто такое, от чего у вас волосы станут дыбом на голове… Но здесь, так близко от двери, нас кто-нибудь может услышать. Подойдите сюда. И… (подносит палец к губам) слушайте! Но держите это в совершенной тайне, в совершенной тайне! (Приближает губы к его уху, словно хочет шепнуть на ухо, но громко кричит.) Принц — убийца!
Маринелли. Графиня… Графиня… Вы лишились рассудка!
Орсина. Рассудка? Ха-ха-ха! (Хохочет во все горло). Редко когда, даже никогда не была я так довольна своим рассудком, как именно сейчас. Но это тайна, Маринелли!.. Это останется между нами. (Тихо.) Принц-убийца! Убийца графа Аппиани! Графа убили не разбойники, его убили пособники принца, его убил принц!
Маринелли. Как могла такая отвратительная мысль прийти вам на язык, прийти вам в голову?
Орсина. Как? Совершенно естественным образом. С этой самой Эмилией Галотти, которая сейчас здесь у принца и чей жених стремглав должен был убраться из этого мира, — с этой самой Эмилией Галотти принц бесконечно долго разговаривал сегодня на паперти доминиканского храма. Я это знаю, мои шпионы это видели. Они также слышали, о чем он с ней говорил. Ну, сударь мой! Лишилась ли я рассудка? Мне кажется, я еще достаточно хорошо привожу в связь то, что связано воедино. Или и это лишь случайное совпадение? Может, и здесь, по-вашему, случайность? О Маринелли, в таком случае вы и людскую злобу понимаете так же плохо, как пути провидения.
Маринелли. Графиня, вы можете погубить себя…
Орсина. Если расскажу это другим? Тем лучше, тем лучше! Завтра я разглашу это на рыночной площади. А тот, кто возражает мне… а тот, кто возражает мне, тот — сообщник убийцы… Прощайте! (Хочет уйти, но встречается в дверях со стариком Галотти, который поспешно входит.)

Явление 6.

Одоардо Галотти, Орсина и Маринелли.

Одоардо Галотти. Извините меня, сударыня…
Орсина. Мне здесь нечего извинять. Ведь мне здесь не на что обижаться… Обращайтесь вот к этому господину. (Указывает на Маринелли.)
Маринелли (увидев Галотти, про себя). Ну, кончено! Старик!..
Одоардо. Простите, сударь, отцу, который пребывает в крайнем замешательстве, что он входит сюда без доклада.
Орсина. Отец? (Возвращается.) Без сомнения, отец Эмилии? А, добро пожаловать!
Одоардо. Мне встретился слуга, скакавший с известием, что неподалеку отсюда мое семейство подверглось нападению. Я примчался сюда и узнаю, что граф Аппиани ранен, что он вернулся в город, что жена моя с дочерью спаслись и укрылись здесь на вилле… Где они, сударь? Где они?
Маринелли. Успокойтесь, господин полковник. С вашей супругой и вашей дочерью ничего не случилось. Они отделались испугом. Обе чувствуют себя хорошо. С ними принц. Я сейчас же пойду доложить о вас.
Одоардо. К чему докладывать?
Маринелли. По причинам, касающимся… касающимся принца. Вы знаете, господин полковник, каковы ваши отношения с принцем. Вы с ним не на дружеской ноге. Как бы ни был он милостив к вашей супруге и дочери, — они ведь дамы, — но значит ли это, что ваше неожиданное появление покажется ему уместным?
Одоардо. Вы правы, сударь, вы правы.
Маринелли. Однако, любезная графиня, могу ли я сперва иметь честь проводить вас до вашей кареты?
Орсина. Да нет, нет!
Маринелли (резким движением хватает ее за руку). Разрешите мне исполнить мою обязанность.
Орсина. Только полегче! Я освобождаю вас от этой обязанности, сударь. Подобные вам всегда вменяют себе в обязанность учтивость для того, чтобы иметь возможность пренебрегать своими подлинными обязанностями. Доложить об этом достойном человеке — вот ваша обязанность, и чем скорее, тем лучше.
Маринелли. Вы забыли, что сам принц велел вам?
Орсина. Пусть придет и еще раз велит мне. Я жду его.
Маринелли (тихо полковнику, отведя его в сторону). Сударь, я должен оставить вас здесь с дамой, которая… у которой… рассудок которой… вы понимаете меня? Я говорю вам это, чтобы вы знали, как относиться к ее словам, которые иногда бывают весьма странны. Лучше всего не вступайте с ней ни в какие разговоры.
Одоардо. Хорошо. Только поторопитесь, сударь.

Явление 7.

Графиня Орсина, Одоардо Галотти.

Орсина (после небольшой паузы, в течение которой она с состраданием глядит на полковника, он же смотрит на нее с легким любопытством). Что он вам тут сказал, несчастный вы человек?
Одоардо (про себя, но полуобращаясь к ней). Несчастный?
Орсина. Конечно, это не могло быть правдой. А если он правду и сказал, так не ту, которую вам предстоит узнать.
Одоардо. Предстоит узнать? Разве я уже не достаточно знаю? Сударыня! Да говорите же, говорите же!
Орсина. Вы ничего не знаете?
Одоардо. Ничего.
Орсина. Добрый и милый отец. Чего бы я ни дала, чтобы вы были и моим отцом… Простите… Несчастные с такой готовностью привязываются друг к другу. Я бы честно хотела делить с вами скорбь и возмущение.
Одоардо. Скорбь и возмущение? Сударыня… Но я забыл… Говорите же.
Орсина. Что, если это единственная ваша дочь? Ваше единственное дитя? Впрочем, единственное или нет, разве не все равно? Несчастное дитя всегда единственное.
Одоардо. Несчастное?.. Сударыня!.. Впрочем, чего ж я хочу от нее?.. Но, клянусь богом, безумные так не говорят!
Орсина. Безумные? Значит, вот что он сказал вам обо мне. Ну, что же, это, может быть, еще не самая грубая его ложь. Я подозреваю что-то в этом роде!.. И верьте, верьте мне: кто при некоторых обстоятельствах не лишится рассудка, тому нечего лишаться.
Одоардо. Что мне думать?
Орсина. Вы не должны презирать меня! Ведь и у вас есть рассудок, добрый старик, и у вас… я вижу это по решительному выражению вашего лица… и у вас есть рассудок, а стоит сказать мне слово, и вы его лишитесь.
Одоардо. Сударыня! Сударыня! Я лишусь его еще до того, как вы мне скажете это слово, если вы не скажете мне его сейчас же!.. Скажите мне его! Скажите мне его! Или неправдой, неправдой будет то, что вы принадлежите к числу тех безумных, которые достойны нашего сострадания, нашего уважения… Вы попросту глупы. У вас нет того, чего у вас и не было.
Орсина. Так слушайте же! С чего это вы решили, будто вы все уже знаете? Вы знаете, что Аппиани скончался?
Одоардо. Умер? Умер? Ах, сударыня, вы нарушаете уговор. Вы хотели лишить меня рассудка, а разрываете мне сердце.
Орсина. Это лишь так, между прочим! Но далее… жених убит, а невеста — ваша дочь… то, что совершилось с ней, хуже смерти.
Одоардо. Хуже… хуже смерти?.. Но, значит, она при этом и умерла. Ведь я знаю только одно, что хуже…
Орсина. Нет, не умерла. Нет, добрый отец, нет! Она жива, она жива. Теперь-то она только начнет жить по-настоящему. Жизнь, полная наслаждений. Самая прекрасная, самая веселая, привольная жизнь, — до тех пор, пока она не кончится.
Одоардо. Но где же слово, сударыня, то единственное слово, которое должно меня свести с ума! Скажите же его! Не лейте ваш яд по капле. Одно это слово! Скорей!
Орсина. Хорошо. Составьте же его по слогам! Утром принц во время мессы говорил с вашей дочерью. После обеда она у него в его увеселительной… увеселительной резиденции.
Одоардо. Говорил с ней во время мессы? Принц с моей дочерью?
Орсина. С какой искренностью! С каким жаром! Им надо было договориться о немаловажном деле. И очень хорошо, если они договорились, очень хорошо, если ваша дочь добровольно укрылась на этой вилле. Таким образом, видите: это выходит не насильственное похищение, а всего лишь маленькое… маленькое убийство…
Одоардо. Клевета! Проклятая клевета! Я знаю мою дочь. Если было убийство, то было и похищение. (Дико озирается, в бешенстве топает ногой). Ну, Клаудия! Ну, жена! Вот дожили до радости! О милостивый принц! О, какая исключительная честь!
Орсина. Что, подействовало, старик? Подействовало?
Одоардо. Я стою здесь перед разбойничьим логовом. (Шарит по карманам своего камзола и убеждается, что безоружен.) Удивительно, что я второпях не позабыл еще своих рук! (Ощупывает все карманы, словно ищет что-то.) Ничего! Решительно ничего! Нигде.
Орсина. Ах, я понимаю! Этим я могу вам помочь! Я принесла с собой. (Вынимает кинжал.) Возьмите! Возьмите скорей, пока никто нас не видит. У меня есть еще кое-что… Яд… Но яд — это только для нас, для женщин, это не для мужчин. Возьмите же его! (Передает ему кинжал). Возьмите же!
Одоардо. Благодарю, благодарю… О, милое дитя, кто скажет, что ты безумная, тот будет иметь дело со мной.
Орсина. Спрячьте его, спрячьте скорее. У меня не будет случая воспользоваться им. От вас этот случай не уйдет. И вы этот случай — первый, самый лучший случай — вы не упустите его, если вы мужчина. Я — я только женщина, но я пришла сюда вооруженная, с твердым решением. Мы-то, мы можем во всем довериться друг другу, старик. Ведь мы оба оскорблены. Оскорблены тем же самым соблазнителем… Ах, если б вы знали… если бы вы знали, как беспредельно, как невыразимо, как немыслимо я им была оскорблена и еще буду оскорблена… Вы забыли бы свою обиду. Знаете ли вы меня? Я — Орсина. Обманутая, брошенная Орсина. Может быть, брошенная только из-за вашей дочери. Но при чем тут ваша дочь? Скоро он бросит и ее… Потом еще другую! А там опять другую! Ах! (Как бы в восторге). Какая небесная фантазия! Если бы когда-нибудь все мы, целая толпа брошенных им, если бы все мы превратились в вакханок, в фурий, и он оказался бы среди нас, и мы бы растерзали его тело, разорвали бы его на части, рылись бы во внутренностях, чтобы найти сердце, то сердце, которое изменник обещал каждой из нас и ни одной не отдал. Ах! Вот это был бы праздник! Это был бы праздник!

Явление 8.

Те же и Клавдия Галотти.

Клаудия (входя, осматривается и, увидев мужа, бросается к нему). Я угадала! Ах, наш защитник, наш спаситель! Так ты здесь, Одоардо? Ты здесь?.. По их шопоту, по их лицам я это поняла. Что мне тебе сказать, если ты еще ничего не знаешь?.. Что мне тебе сказать, если ты все знаешь? Но мы неповинны. Я неповинна. Дочь твоя неповинна. Неповинна, ни в чем не повинна.
Одоардо (при виде жены пытается овладеть собой). Хорошо, хорошо. Только успокойся, только успокойся и отвечай мне. (Обращаясь к графине.) Не подумайте, сударыня, чтобы я сомневался. Граф умер?
Клаудия. Умер.
Одоардо. Правда, что принц сегодня утром говорил с Эмилией во время мессы?
Клаудия. Правда. Но если бы ты знал, в какой ужас это ее повергло, в каком смятении вернулась она домой…
Орсина. Ну, что, солгала я вам?
Одоардо (с горьким смехом). Я и не желал этого. Вовсе не желал!
Орсина. Ну, как, сумасшедшая ли я?
Одоардо (в ярости ходит взад и вперед). О, и я еще тоже не сошел с ума!
Клаудия. Ты велел мне быть спокойной, и я спокойна. Милый мой муж, смею
ли я… Смею ли я тебя просить…
Одоардо. Чего ты хочешь? Разве я не спокоен? Разве можно быть спокойнее, чем я? (Пересиливая себя). Знает ли Эмилия о смерти Аппиани?
Клаудия. Знать этого она не может. Но я боюсь, что она подозревает, ведь его нет…
Одоардо. Что ж она? Плачет, сокрушается?
Клаудия. Нет, это уже прошло. Ты ведь знаешь ее характер. Она самая боязливая и вместе самая решительная из девушек. Она никогда не может совладать со своими первыми впечатлениями, но после минутного раздумья к ней возвращаются находчивость и самообладание. Она держит принца на расстоянии. Она говорит с ним таким тоном… Одоардо, устрой только так, чтобы нам уехать отсюда.
Одоардо. Я приехал верхом… Что же делать?.. Впрочем, сударыня, вы ведь возвращаетесь в город?
Орсина. Конечно.
Одоардо. Не будете ли вы так добры взять мою жену с собой?
Орсина. Почему же нет? Я очень рада.
Одоардо. Клаудия! (Знакомя ее с графиней.) Графиня Орсина. Дама большого ума. Мой друг, моя благодетельница. Ты должна поехать с ней, чтобы сейчас же прислать карету за нами. Эмилии незачем больше ехать в Гвасталлу. Она поедет со мной.
Клаудия. Но… если только… Я не хотела бы разлучаться с дочерью. Одоардо. Разве отец не будет около нее!? Его ведь, наконец, допустят к ней. Не возражай!.. Пойдемте, сударыни. (Тихо графине). Вы обо мне услышите… Пойдем, Клавдия. (Уводит ее).

Действие V.

Там же.

Явление 1.

Маринелли и принц.

Маринелли. Вот, ваша светлость, из этого окна вы можете его видеть. Он расхаживает взад и вперед по галлерее. Он как раз поворачивает, идет сюда… Нет, опять повернул обратно… Он еще не пришел к окончательному решению. Но стал гораздо спокойней, или, может быть, только кажется, что так. Для нас это безразлично… конечно! Разве он посмеет высказать то, что ему вбили в голову обе женщины? Баттиста слышал, что жена должна сейчас выслать за ним карету. Ведь он приехал верхом. Увидите, когда он явится к вам, он будет всеподданнейше благодарить вашу светлость за милостивую защиту, которую здесь обрело его семейство при этом столь печальном случае. Он будет просить о дальнейших милостях к нему и к его дочери, спокойно доставит ее в город и будет с величайшей покорностью ждать, какое дальнейшее участие соблаговолит ваша светлость принять в его несчастной и прелестной дочери.
Принц. А если он не так смирен? И вряд ли, вряд ли он будет таким. Я знаю его слишком хорошо. Что, если он, — это самое большее, чего я жду, — заглушит свои подозрения, подавит свое бешенство, но вместо того, чтобы отвезти Эмилию в город, возьмет ее с собой? Задержит у себя? Или даже запрячет в монастырь где-нибудь за пределами моих владений? Что тогда?
Маринелли. Опасливая любовь дальновидна. Право же! Но он ведь не станет…
Принц. А если станет?.. Как тогда? Какая нам тогда польза, что несчастный граф из-за этого лишился жизни?
Маринелли. К чему эта печальная оглядка по сторонам? Вперед! Так думает победитель. Пусть падают около него враги или друзья… А хотя бы и так! А если б этот старый завистник и хотел сделать то, чего вы опасаетесь? (Размышляя). Пускай! Нашел… Дальше одного желанья он безусловно не сможет пойти. Безусловно не пойдет!.. Но не надо терять его из виду… (Снова подходит к окну). Еще минута — и он застал бы нас врасплох! Идет сюда… Уклонимся еще от встречи с ним. Выслушайте сперва, принц, что нам надо делать в том случае, которого приходится опасаться.
Принц (угрожающим тоном). Только, Маринелли…
Маринелли. Самая безобидная вещь на свете.

Явление 2.

Одоардо. Никого еще нет?.. Хорошо. Я буду еще спокойней. Это мне посчастливилось. Нет ничего презреннее, чем буйная юношеская голова с седыми волосами! Я так часто это себе говорил и все же дал себя увлечь… и кому? Ревнивице, женщине, помешавшейся от ревности. Что может быть общего между оскорбленной добродетелью и мщением порока? Только ее одну должен я спасти!.. А ты, о мой сын, мой сын!.. Я никогда не умел плакать и не хочу теперь этому учиться. Отметить за тебя возьмется кто-нибудь другой, это станет его кровным делом. Довольно с меня, если твой убийца не насладится плодами своего преступления. Пусть это терзает его еще больше, чем само преступление. Если вскоре пресыщенность и отвращение заставят его бросаться от одного желания к другому, пусть память о том, что вот эта страсть осталась неудовлетворенной, отравит ему наслаждение всеми другими! Пусть в каждом его сновидении окровавленный жених приводит невесту к его ложу и, если он все-таки протянет за ней сластолюбивую руку, пусть услышит вдруг насмешливый хохот преисподней — и проснется!

Явление 3.

Маринелли и Одоардо Галотти.

Маринелли. Где вы задержались, сударь? Где вы были?
Одоардо. Дочь моя была здесь?
Маринелли. Не она, а принц.
Одоардо. Пусть он меня извинит. Я провожал графиню.
Маринелли. И что же?
Одоардо. Она — добрая женщина.
Маринелли. А где ваша супруга?
Одоардо. Поехала вместе с графиней, чтобы сейчас же прислать карету за нами. Пусть только принц извинит меня, что мы с дочерью так долго остаемся здесь.
Маринелли. К чему эти церемонии? Разве принцу не доставило бы удовольствия самому отвезти в город мать и дочь!
Одоардо. Дочь по крайней мере должна была бы отказаться от этой чести.
Маринелли. Как так?
Одоардо. Она больше не вернется в Гвасталлу,
Маринелли. Не вернется? Почему же?
Одоардо. Граф скончался.
Маринелли. Так тем более…
Одоардо. Она должна ехать со мной, Маринелли. С вами?
Одоардо. Со мной. Ведь я вам говорю, что граф умер… Если вы этого еще не знаете… Что же ей теперь делать в Гвасталле? Она должна жить со мной.
Маринелли. Во всяком случае будущее местопребывание дочери будет зависеть исключительно от воли ее отца. Только для начала…
Одоардо. Что для начала?
Маринелли. Вы все-таки должны будете позволить, господин полковник, чтобы ее отвезли в Гвасталлу.
Одоардо. Мою дочь? Отвезти в Гвасталлу? А зачем?
Маринелли. Зачем? Сообразите только…
Одоардо (вспылив). Соображать! Соображать! Я соображаю, что тут нечего соображать. Она должна поехать и поедет со мной.
Маринелли. Ах, сударь, зачем нам из-за этого горячиться? Возможно, что я ошибаюсь, может быть, то, что я считаю нужным, вовсе и не нужно… Принц сможет лучше всех это разобрать. Пусть принц решит. Иду за ним.

Явление 4.

Одоардо. Как?.. Нет, никогда!.. Предписывать мне, куда ее везти?.. Не отпускать ее ко мне? Кто хочет этого? Кто смеет? Не тот ли, кто может здесь делать все, что хочет? Хорошо, хорошо! Так пусть он увидит, на что осмелюсь я, хотя бы и не имел на это права! Близорукий тиран! Мы с тобой еще поспорим! Кто не уважает закона так же могуществен, как тот, у кого нет закона. Ты этого не знаешь? Приди только, приди! Однако что это? Уже опять?.. Уже опять ярость моя одолевает рассудок… Чего я хочу? Пусть прежде на самом деле произойдет то, из-за чего я бешусь… Чего не наболтают эти придворные! Если бы я дал ему наболтаться! Если бы я только узнал от него, под каким предлогом они хотят снова отвезти ее в Гвасталлу! Тогда бы я мог приготовиться к ответу… Впрочем, за ответом дело у меня не станет… Но если у меня не найдется ответа, если… Сюда идут. Успокойся, седой юнец, успокойся.

Явление 5.

Принц, Маринелли и Одоардо Галотти.

Принц. А, мой добрый, мой честный Галотти, должно быть, случилось что-нибудь очень важное, если я вижу вас у себя. По незначительному поводу вы бы не пришли. Но я не упрекаю вас!
Одоардо. Ваша светлость, я считаю при всех обстоятельствах неприличным навязываться своему государю. Кого он знает, того он сам призовет, если тот понадобится ему. Даже и теперь я прошу прощения…
Принц. Многим из людей я пожелал бы обладать этой гордой скромностью! Но к делу. Вы сгораете от желания увидеть вашу дочь. Она теперь в новом беспокойстве из-за неожиданного отъезда столь нежной матери. Зачем ей было уезжать? Я только ждал, чтобы прелестная Эмилия вполне оправилась, и с почетом отвез бы обеих в город. Вы лишили меня половины этого торжества, но я не дам вам полностью лишить меня его.
Одоардо. Слишком много милости! Позвольте мне, принц, избавить мое несчастное дитя от многообразных обид, которые готовят ей в Гвасталле друзья и враги, сострадание и злорадство.
Принц. Было бы жестоко лишить ее сладостных утешений дружбы и сострадания. А что до обид, которые ей нанесли бы вражда и злорадство, то позвольте мне, любезный Галотти, позаботиться, чтобы они не могли коснуться ее.
Одоардо. Принц, отцовская любовь неохотно делится своими заботами. Мне думается, я знаю, что именно следует сделать моей дочери при ее теперешних обстоятельствах… Удалиться от света… в монастырь… и как можно скорее.
Принц. В монастырь?
Одоардо. А пока пусть плачет на глазах у своего отца.
Принц. И такая краса должна увядать в монастыре? Неужели одна обманутая надежда должна внушить нам столь непримиримую вражду к свету? Но как бы то ни было, никто не смеет прекословить отцу. Везите вашу дочь, Галотти, куда хотите.
Одоардо (Маринелли). Ну, что же, сударь мой!
Маринелли. Раз вы меня вызываете!..
Одоардо. Никак нет, ничуть.
Принц. Что там у вас такое?
Одоардо. Ничего, ваша светлость, ничего. Мы только обсуждаем, кто из нас ошибся насчет вас.
Принц. Как так? Говорите, Маринелли!
Маринелли. Мне жаль, что я должен воспрепятствовать милости моего государя, но долг дружбы велит мне прежде всего видеть в нем судью.
Принц. Какой дружбы?
Маринелли. Вы знаете, ваша светлость, как сильно я любил графа Аппиани, как сплетались наши души…
Одоардо. Вы это знаете, принц? Тогда вы, конечно, единственный человек, который это знает.
Маринелли. Назначенный им самим отомстить за него…
Одоардо. Вы?
Маринелли. Спросите у вашей супруги. Маринелли, имя ‘Маринелли’ было последним словом умирающего графа. И каким тоном, с каким выражением он его произнес! Пусть этот страшный голос будет вечно звучать в моих ушах, если я не приложу всех сил, чтобы найти и покарать его убийц!
Принц. Рассчитывайте на полное мое содействие.
Одоардо. И на мои самые горячие пожелания успеха!.. Ну, что же? Что же дальше?
Принц. Это и я вас спрашиваю, Маринелли.
Маринелли. Подозревают, что на графа напали не разбойники.
Одоардо (насмешливо). Не разбойники? В самом деле?
Маринелли. Что соперник хотел устранить его с дороги.
Одоардо (с горечью). А? Соперник?
Маринелли. Не иначе.
Одоардо. В таком случае… да осудит бог предателя-убийцу!
Маринелли. Соперник, к тому же пользующийся благосклонностью…
Одоардо. Как? Пользующийся благосклонностью? Что вы говорите?
Маринелли. Только то, что распространяет молва.
Одоардо. Пользующийся благосклонностью? Благосклонностью моей дочери?
Маринелли. Это, конечно, неверно. Это невозможно. Я буду опровергать это, даже если бы вы сами утверждали… Но при всем том, ваша светлость… ведь и самое обоснованное убеждение ничего не значит на весах правосудия… при всем том нельзя будет обойтись без допроса несчастной красавицы.
Принц. Да, во всяком случае,
Маринелли. А где, где это может быть сделано, как не в Гвасталле?
Принц. В этом вы правы, Маринелли, в этом вы правы… Да, это меняет дело, любезный Галотти. Не правда ли? Вы сами видите…
Одоардо. О да, вижу… Я вижу то, что вижу… Боже, боже!
Принц. Что с вами? Что вас смущает?
Одоардо. Я не предвидел того, что вижу. Это огорчает меня. Вот и все, и ничего больше… Ну да, она должна вернуться в Гвасталлу, Я отвезу ее к матери. И пока строжайшее расследование не признает ее невинной, я и сам не уеду из Гвасталлы. Ведь кто знает (с горькой усмешкой), кто знает, не сочтет ли правосудие нужным допросить и меня.
Маринелли. Весьма возможно! В таких случаях правосудию лучше сделать слишком много, чем слишком мало… Поэтому я опасаюсь даже…
Принц. Чего… чего вы опасаетесь?
Маринелли. Что покамест нельзя будет допустить, чтобы мать и дочь могли говорить друг с другом.
Одоардо. Им не дадут говорить друг с другом?
Маринелли. И будут вынуждены разлучить мать с дочерью.
Одоардо. Разлучить мать с дочерью?
Маринелли. Мать, и дочь, и отца. — Судебные правила даже прямо требуют принятия этой предосторожности. Мне очень жаль, ваша светлость, что я вижу себя вынужденным убедительно просить, чтобы Эмилия по крайней мере находилась под особой охраной.
Одоардо. Под особой охраной? Принц! Впрочем, конечно, конечно. Совершенно правильно: особая охрана! Не правда ли, принц, не правда ли? О, какое изысканное правосудие! Превосходно! (Быстро опускает руку в карман, где у него кинжал.)
Принц (подходит к нему с любезным видом). Успокойтесь, дорогой Галотти.
Одоардо (про себя, вынимая из кармана пустую руку). Это сказал его ангел-хранитель.
Принц. Вы ошибаетесь. Вы его не поняли. Под словом ‘охрана’ вы понимаете, конечно, тюремное заключение?
Одоардо. Позвольте мне так понимать это, и я успокоюсь.
Принц. Ни слова, Маринелли, о тюрьме. В этом случае легко совместить строгость законов с уважением к безупречной добродетели. Если Эмилия должна находиться под особой охраной, то я уже знаю ту, какая более всего подобает ей. Это — дом моего канцлера. Никаких возражений, Маринелли! Я сам доставлю ее туда. Там я передам ее на попечение одной из достойнейших наших дам. Эта дама должна будет мне ручаться и отвечать за нее. Вы заходите слишком далеко, Маринелли, поистине слишком далеко, если вы требуете большего… Ведь вы знаете, Галотти, моего канцлера Гримальди и его супругу?
Одоардо. Как же не знать? Знаю даже и милых дочерей этой благородной четы. Кто их не знает! (Маринелли.) Нет, сударь, не уступайте в этом. Если Эмилия должна быть под стражей, то нужно ее заключить в самую глубокую темницу. Настаивайте на этом, прошу вас. Я безумец с моей просьбой! Я старый дурак. Да, она права, эта добрая Сибилла: кто при некоторых обстоятельствах не лишается рассудка, тому и нечего было лишаться!
Принц. Я вас не понимаю… Любезный Галотти, что я могу сделать сверх этого? Оставьте так, прошу вас. Да, да, в доме моего канцлера! Там она будет жить. Я сам доставлю ее туда. И если ее там не встретят с величайшим почтением, то, значит, слово мое не имеет никакой силы. Только не беспокойтесь! Так решено. Так и сделаем! Сами вы, Галотти, можете располагать собой, как вам угодно. Вы можете последовать за нами в Гвасталлу, вы можете вернуться в Сабьонетту — словом, как хотите. Смешно было бы вам указывать… А теперь до свидания, любезный Галотти! Пойдемте, Маринелли, уже поздно.
Одоардо (стоит в глубокой задумчивости). Как? Значит, мне нельзя даже поговорить с моей дочерью? Даже здесь? Я ведь все терпеливо принимаю, я ведь нахожу все превосходным. Дом канцлера, разумеется, прибежище добродетели. О, ваша светлость, отвезите мою дочь туда, только туда. Но до этого я хотел бы поговорить с ней. Она еще не знает о смерти графа. Она не может понять, почему ее разлучают с родителями. Чтобы должным образом приготовить ее к вести об этой смерти, чтобы успокоить ее по поводу этой разлуки, я должен поговорить с ней, ваша светлость, я должен поговорить с ней.
Принц. Так пойдемте же…
Одоардо. О, дочь, конечно, сама может прийти к отцу… Здесь с глазу на глаз мы быстро покончим. Только пришлите ее ко мне, ваша светлость.
Принц. И то! О Галотти, если бы вы захотели стать моим другом, руководителем, отцом!

Принц и Маринелли уходят.

Явление 6.

Одоардо Галотти (смотрит ему вслед, после паузы). Почему бы и нет? Буду сердечно рад… Ха-ха-ха! (Дико озирается.) Кто это так хохочет? Клянусь богом, это, кажется, я сам… Что ж, пускай! Как весело! Представление идет к концу! Так или иначе. Однако ж… (Пауза.) Если она с ним сговорилась? Если это обыкновеннейший фарс? Если она не заслуживает того, что я хочу для нее сделать? (Пауза.) Для нее сделать? Что же я хочу для нее сделать? Хватит ли у меня мужества сказать это самому себе? Я задумал такое дело, страшнее которого нельзя задумать… Ужасно! Прочь! Прочь! Не буду ее дожидаться. Нет! (К небу.) Кто толкнул ее, невинную, в эту пропасть, тот пусть извлечет ее оттуда. На что ему нужна моя рука? Прочь! (Хочет уйти, но видит входящую Эмилию.) Слишком поздно. Ему нужна моя рука. Ему нужна она.

Явление 7.

Эмилия и Одоардо.

Эмилия. Как? Вы здесь, отец? И вы один? А матушка? Ее здесь нет? А граф? Его здесь нет? И вы, отец, так взволнованы.
Одоардо. А ты так спокойна, дочь моя?
Эмилия. Почему мне не быть спокойной, отец? Или ничего не потеряно, или все! Можем ли мы быть спокойны или должны быть спокойны, — разве это не все равно?
Одоардо. Как тебе кажется, однако, — можем или должны?
Эмилия. Я думаю, что все потеряно и что мы должны быть спокойны.
Одоардо. И ты спокойна, потому что должна быть спокойна? Кто ты? Девушка? Дочь моя? Значит, мужчина и отец должен краснеть перед тобой. Но дай узнать: что ты разумеешь, когда говоришь ‘все потеряно’? Что граф убит?
Эмилия. А за что он убит? За что? Ах, значит, это правда, отец? Стало быть, правда — вся эта страшная повесть, которую я прочитала в глазах моей матери, влажных от слез? Где она? Куда она исчезла, отец мой?
Одоардо. Опередила нас… если мы только последуем за ней.
Эмилия. Чем скорее, тем лучше! Ведь если граф убит, если он убит из-за этого… из-за этого! Почему мы еще медлим здесь? Бежим скорее, отец!
Одоардо. Бежим? К чему это? Ты сейчас находишься и останешься в руках
твоего похитителя.
Эмилия. Останусь в его руках?
Одоардо. И одна. Без матери, без меня.
Эмилия. Я — одна в его руках? Отец мой, никогда! Или вы мне не отец… Я — одна в его руках? Хороню, только оставьте меня, только оставьте меня… Я посмотрю, кто может меня удержать, кто может меня принудить, кто этот человек, который может принуждать другого человека.
Одоардо. Мне кажется, ты спокойна, дитя мое.
Эмилия. Да, спокойна. Но что вы называете быть спокойной? Сложить руки? Страдать незаслуженно? Сносить то, чего не должно?
Одоардо. Ах, если ты так думаешь! Дай обнять тебя, дочь моя! Я всегда говорил: женщину природа хотела сделать венцом творенья. Но она ошиблась при выборе глины: она взяла слишком нежную. В остальном же все лучше у вас, чем у нас. Ах, если это — твое спокойствие, то и я обретаю в нем вновь свой покой. Дай обнять тебя, дочь моя! Подумай только: под предлогом судебного следствия — о, адский обман! — он отрывает тебя от нас и отвозит к Гримальди.
Эмилия. Отрывает меня? Меня отвозит? Хочет меня оторвать? Хочет меня увезти? Хочет? Это он хочет? Словно у нас нет своей воли, отец?
Одоардо. Я пришел в такую ярость, что схватился уже за этот кинжал (вынимает кинжал), чтобы пронзить сердце одному из них… нет, обоим.
Эмилия. Ради самого неба, не надо, отец! Эта жизнь — единственное, что дано порочным людям. Мне, отец, мне дайте этот кинжал.
Одоардо. Дитя, это не шпилька для волос.
Эмилия. Так пусть же шпилька станет кинжалом! Все равно.
Одоардо. Как? Неужели дошло до этого? Нет же, нет! Опомнись. Ведь и у тебя всего одна жизнь.
Эмилия. И всего одна невинность.
Одоардо. И она превыше всякого насилия.
Эмилия. Но не сильнее всякого соблазна… Насилие, насилие! Кто не даст отпора насилию? То, что называют насилием, это — ничто. Соблазн — вот настоящее насилие… В моих жилах кровь, отец, молодая, горячая кровь. И чувства мои — человеческие чувства. Я ни за что не отвечаю. Я неспособна бороться. Я знаю дом Гримальди. Это дом веселья. Один только час, проведенный там на глазах у моей матери… и в душе моей поднялось такое смятение, что вся строгость религии едва могла унять его в течение нескольких недель. Религии! И какой религии! Чтобы избежать этой беды, тысячи людей бросались в пучину. Теперь они причислены к лику святых! Дайте, отец, дайте мне этот кинжал!
Одоардо. Если бы ты знала, что это за кинжал!
Эмилия. Ну, а если я его не знаю. Неизвестный друг — все же друг. Дайте мне его, отец, дайте!
Одоардо. А если я тебе дам его… Вот он! (Отдаёт ей кинжал).
Эмилия. И вот! (Хочет заколоться, но отец вырывает у нее кинжал.)
Одоардо. Смотри, как быстро!.. Нет, это не для твоей руки.
Эмилия. Правда. Я должна шпилькой… (Ищет шпильку в волосах и натыкается рукой на розу.) Ты еще здесь? Прочь! Тебе не место в волосах какой-нибудь… той, кем должна я стать по воле моего отца!
Одоардо. О дочь моя!..
Эмилия. О отец, если я угадала вашу мысль… Но нет! Вы этого не хотите. Иначе зачем же вам медлить? (С горечью говорит, обрывая лепестки розы). Был некогда отец, который, для того чтобы спасти дочь от позора, вонзил сталь в ее сердце и во второй раз дал ей жизнь. Но все эти подвиги — в далеком прошлом. Таких отцов больше уж нет!
Одоардо. Нет, есть еще, дочь моя, есть еще! (Закалывает ее). Боже, что я сделал!

Эмилия падает, он заключает ее в свои объятия.

Эмилия. Сорвали розу, прежде чем буря унесла ее лепестки… Дайте мне, отец, поцеловать вашу руку.

Явление 8.

Те же, принц и Маринелли.

Принц (входя). Что это? Эмилии дурно?
Одоардо. Ей очень хорошо! Очень хорошо!
Принц (подходя ближе). Что я вижу? О ужас!
Маринелли. Горе мне!
Принц. Бесчеловечный отец, что вы сделали?
Одоардо. ‘Сорвал розу, прежде чем буря унесла ее лепестки’. Не так ли, дочь моя?
Эмилия. Не вы, отец… Я сама, я сама…
Одоардо. Не ты, дочь моя… Не ты! Не уходи из этого мира со словами лжи. Не ты, дочь моя! Это — твой отец, твой несчастный отец!
Эмилия. Ах, отец мой… (Умирает).
Одоардо (бережно опускает ее на пол). Переселись в мир иной! Ну что же, принц? Нравится она вам еще? Возбуждает она еще вашу страсть и теперь, вся в этой крови, вопиющей об отмщении? (После паузы.) Но вы ожидаете, чем все это кончится? Вы, может быть, ждете, что я обращу эту сталь против самого себя, чтобы завершить мое деяние финалом из пошлой трагедии? Вы ошибаетесь. Вот! (Бросает кинжал к ногам принца.) Вот он лежит, кровавый свидетель моего преступления! Я пойду и сам отдамся в руки тюремщиков. Я иду и ожидаю вас как моего судью… А потом там… буду ждать вас пред лицом судии, который будет судить всех нас!
Принц (после молчания, во время которого он с ужасом и отчаянием смотрит на труп, обращаясь к Маринелли). Ну, подними ее. Что же? Ты не решаешься? Несчастный! (Вырывает у него кинжал). Нет, твоя кровь не должна смешаться с этой кровью!.. Ступай, скройся навеки!.. Ступай, говорю я!.. Боже, боже!.. Неужели мало и того, что государи, к всеобщему несчастью, такие же люди, как все? Неужели еще и дьяволы должны прикидываться их любимцами?
1772 г.
Источники текста:
Карамзин Н. М., ‘Полное собрание сочинений’ в 18-томах. Т. 16. М., ‘Терра-Книжный клуб’, 2007 г. С. 396—494, 525.
Лессинг Г. Э., ‘Эмилия Галотти’, М., Центр книги ‘Рудомино’, 2016 г. С. 24—89.
Лессинг Готхольд Эфраим
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Эмилия Галотти, Лессинг Готхольд Эфраим, Год: 1772
  2. Натан Мудрый, Лессинг Готхольд Эфраим, Год: 1779
  3. Мещанин во дворянстве, Мольер Жан-Батист, Год: 1670
  4. Из-за денег, Гаршин Всеволод Михайлович, Год: 1885
  5. Стих, Плавт, Год: 1933
  6. Сенека. Медея, Соловьев Сергей Михайлович, Год: 1928
  7. Ангелика, Коженёвский Юзеф, Год: 1823
  8. Шут Тантрис, Хардт Эрнст, Год: 1907
Электронная библиотека