Елпатьевский С. Я., Венгеров Семен Афанасьевич, Год: 1911
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Оригинал здесь — http://www.rulex.ru/01060131.htm
Елпатьевский Сергей Яковлевич — известный писатель. Родился в 1854 г., в семье дьячка, учился на медицинском факультете Московского университета. Литературная деятельность Елпатьевского, начавшаяся в ‘Новом Обозрении’ 1881 г., была прервана тюремным заключением и ссылкой в Восточную Сибирь. В конце 1880-х гг. Елпатьевский поселился в Нижнем Новгороде, долгие годы жил в Ялте, где много сделал для организации санаторий и бесплатной медицинской помощи неимущим больным. Это не помешало, однако, генералу Думбадзе выселить Елпатьевского из Ялты. На бурном Пироговском съезде 1905 г. Елпатьевский был избран председателем. По литературному делу просидел год в Петропавловской крепости. С середины 1880-х гг. Елпатьевский поместил ряд очерков и рассказов в ‘Северном Вестнике’, ‘Русской Мысли’, ‘Вестнике Европы’ и, главным образом, в ‘Русском Богатстве’ и ‘Русских Ведомостях’. Они собраны в отдельно вышедших книгах: ‘Очерки Сибири’ (2 издание, 1893 и 1897), ‘Очерки и рассказы’ (СПб., 1898), а затем вошли в состав 3-томного издания ‘Рассказов’ Елпатьевского (СПб., 1904). С 1911 г. издается собрание его сочинений (вышло 2 тома). Отдельно вышли также книги: ‘Близкие тени’ (1908), ‘За границей’ (1910), ‘Египет’ (1911), небольшие рассказы Елпатьевского: ‘Спирька’ (СПб.), ‘В кухне’ (Вятка, 1901), ‘Савелий’ (М., 1901) и другие. Наибольший литературный интерес представляет I том собрания его рассказов, где сосредоточены очерки из сибирской и тюремной жизни, здесь развернулся лирический элемент симпатичного таланта Елпатьевского. В противоположность другим подневольным туристам — например, Короленко , на которого Сибирь произвела огромное впечатление своей романтически-дикой величавостью, — на Елпатьевского Сибирь навела, главным образом, ужас. В прекрасных сибирских его пейзажах ярко передана жуткая тоска, которую нагоняет сибирское безлюдье, эти тысячи верст без жилья, ‘огромное и пустое ничто’ — сибирская тайга, страшная глухим непрерывным шумом и каким-то особенным ‘угрожающим воем’, точно ревет ‘расходившийся, растревоженный зверь’. Пожив несколько лет в Сибири, Елпатьевский в некоторых своих рассказах (‘Снегурочка’) сумел и вполне объективно отнестись к своеобразному обаянию сибирской тайги для людей, привыкших с детства к ее дикой красоте и свободе. Ярко описывает Елпатьев ужасы сибирской жизни в тех ‘якобы городах’, где приходится устраивать свою резиденцию подневольным туристам. Вот доктор, который попал в столицу остяцкой тундры — ‘Окаянный город’: человек очень живой и интеллигентный, он кончил тем, что женился на остячке, сам почти превратился в остяка и целый день не выходил из полузабытья, прерываемого только приемами спирта. Рыжов, в талантливом рассказе ‘Гектор’, попал в мерзлую тайгу ‘оттуда, где звенит жаворонок над весенними полями и кричит перепел в спеющей ржи, где так сладко пахнет цветущая яблонь и так страстно поет соловей песнь любви в тихой заросли пруда’. Вой тайги в те бесконечно длинные полярные ночи, которые он проводил в своей жалкой избушке в обществе единственного друга своего — черного пса Гектора, — радикально изменил его мысли. ‘Ему становилось все яснее и яснее, что то, во что он верил, обмануло его, и чего он ждал, не приходило’. И он ‘перестал хотеть жить’ и ‘перестал жить’. Полны были прежде сил и жажды жизни и супруги, которым посвящен лирический рассказ ‘Едут’. Они совершают длинный и утомительный обратный путь в ‘Россию’ из затерянного на далеком Севере тунгусского села, где они схоронили и детей своих, и все настроение молодости. Впечатлительная натура мужа не выдержала испытания, он почти впал в безумие, а надломленная, преждевременно состарившаяся жена преисполнена одного только желания: ‘Отдохнуть бы немного. Забыть… забыть…’ Даже в крайне несимпатичных ему ‘уголовных дворянах’ Елпатьевский с истинной гуманностью следит за ощущением могильного холода, которым обдает Сибирь всякого, не по своей воле туда попадающего. В тюремных наблюдениях своих Елпатьевский мало замечает те ужасы нравственного падения, которые отметили Мельшин, Дорошевич и другие. В его изображении тюрьма очень уж добродушна. II том рассказов Елпатьевского посвящен по преимуществу той эволюции общественной жизни, которую автор застал, когда в конце 1880-х гг. вернулся в Россию. Характерно превращение либерального земца Рукавицына (‘Миша’) в грозного патриота своего отечества, громящего окраины, падение родительского авторитета в деревнях и т. п. Еще более разительная перемена произошла с героем рассказа ‘Спирька’. Когда-то он был просто смышленым, ничем не брезгавшим плутом, теперь он видный и известный представитель российской ‘промышленности’. Прежде он просто драл с живого и мертвого, а теперь он наслышан о том, что государство его деятельность готово поощрять всячески. Завелся и ‘Служащий’ (в рассказе под этим заглавием) совсем нового рода: с сознанием собственного достоинства, с жаждой образования, с общественными запросами. Общественные типы Елпатьевского, в особенности ‘Спирька’, обратили на себя внимание, но с чисто художественной стороны они разработаны довольно схематично и сильно отзываются публицистикой. Гораздо художественнее своеобразный юмор некоторых рассказов Елпатьевского, не претендующих на общественное значение. В ряду их особенно выдается прекрасный рассказ ‘В кухне’, где вперемежку идет психология рысака, пса Тамерлана и глухой, одинокой кухарки Орины, для которой кроме ‘Тамерлонушки’ не осталось ни одной радости в жизни. Весь третий том ‘Рассказов’ Елпатьева посвящен воспоминаниям детства, проведенного в деревне, в духовной и крестьянской среде, пиететное отношение к близким людям несколько стесняло здесь свободу бытописателя. Очень интересны путевые очерки Елпатьевского и воспоминания о близких автору людях — Успенском, Михайловском, Чехове, Гарине. С большим подъемом написаны блестящие публицистические статьи, напечатанные, по преимуществу, в ‘Русском Богатстве’, к числу ближайших участников которого принадлежит Елпатьев.
С. Венгеров.