Выставки, подобныя ‘Выставк Ломоносовъ и Елизаветинское время’, устраиваются у насъ только въ самое послднее время, а настоящая, въ смысл попытки всесторонне характеризовать извстную эпоху, является даже первой. Художественный и научный интересъ ея сливается съ наглядно историческимъ и можетъ быть цлые томы изслдованій не дадутъ извстнаго представленія столь ярко, какъ ея обзоръ. Огромный трудъ собиранія, положенный на устройство выставки Академіей наукъ, тонкій вкусъ и удивительныя художественныя познанія такихъ лицъ, привлеченныхъ къ устройству, какъ Александръ Н. Бенуа, комиссаръ выставки бар. Н. Н. Врангель, архитекторъ ея Н. Е. Лансере и др., дали въ результат нчто вполн цнное, передачу самого аромата эпохи.
Разумется, гордость ея великій русскій ученый и человкъ, по поводу 200-лтняго юбилея котораго устроена и вся выставка, обнимавшій чутьемъ не вс сферы тогдашней духовной жизни, почти безпримрный у насъ образецъ огромной широты умственныхъ и духовныхъ интересовъ, проявлявшій изумительныя способности въ самыхъ разнообразныхъ областяхъ науки, искусства, техники. И можетъ быть, мы все еще повинны въ томъ, что проявляемъ недостаточно восторга и умиленія передъ русскимъ Леонардо-да-Винчи, какъ его назвалъ Александръ Бенуа. Конечно, все, что было собрано въ послдней комнат выставки направо, вс вещи принадлежавшія великому ученому, наглядные результаты его ученыхъ и художественныхъ трудовъ, должны стать реликвіями, должны образовать особый музей.
Но эпоха, въ которую жилъ Ломоносовъ, была интереснйшей и еще мало оцненной эпохой въ Русской исторіи и его юбилейная выставка оказалась юбилейной выставкой всей эпохи. То, что при Петр длалось, боле или мене, насильственно, здсь какъ бы расцвтало само собой. Какъ бы впервые пускались корни русской культуры, жизни и художества, уже органически сплетенные съ европейскими корнями. Вкусъ явился результатомъ не переимчивости, тмъ боле насильственнаго насажденія, а какъ бы самобытнаго чутья и пониманія.
Замчательно, что выставка во всемъ своемъ цломъ прежде всего — художественная. Отпечатокъ своеобразнаго художества эпохи чувствуется ршительно во всхъ ея отдлахъ. Недаромъ устроителями такъ правильно была понята необходимость общаго декорированія, превращенія академическихъ залъ въ залы Елизаветинскаго дворца. Декоративность и нарядность барокко была вншнимъ отпечаткомъ всей эпохи, своеобразно проникнувъ даже въ народное искусство. И сейчасъ общее стильное изящество обстановки, жизненнаго обихода такъ своеобразно на фон грубости и некультурности, далеко еще не исчезнувшихъ пережитковъ допетровскаго варварства. И нельзя думать, какъ думали, еще недавно, что Россію въ то время наряжали иностранные художники подобно тому, какъ аристократическій портной наряжаетъ грубаго мщанина. Именно не чувствуется этой вншней наряженности, а наоборотъ, всюду своеобразная мрка, прикинутая къ чужой полюбившейся мод.
Уже при вход на выставку удивительно эффектно символизировалась пышность эпохи раззолоченной съ цвтами каретой, подаренной Фридрихомъ Великимъ Императриц Елизавет, хрустальными люстрами, краснымъ сукномъ, устилавшимъ полъ и ступени лстницъ. Подлинное художество чуть-ли не въ каждомъ предмет военнаго отдла, въ украшеніяхъ рукоятокъ шпагъ, барабановъ, ружейныхъ прикладовъ, въ рельефахъ гренадерокъ, въ пушкахъ съ серебряной чеканкой, при чемъ и ружья и нкоторыя пушки вполн русскаго тульскаго издлія. Появились уже и прекрасные русскіе медальеры, съ работами которыхъ можно было познакомиться въ богатомъ нумизматическомъ отдл. Особенно художественно стояло книжное дло, издательство, ничтожное сравнительно количественно и столь привлекательное качественно. Шрифты, украшенія, переплеты съ тисненіемъ, удивительно красивыя обложки съ золотомъ и цвтами, особенно въ кіевскихъ изданіяхъ, совершенно лишены рыночнаго характера современной книги, такъ же, какъ художественные орнаменты указовъ, грамотъ, въ род, напр., грамоты на дворянское достоинство Волкову, и пр. Красиво и остроумно декорированная библіотека съ плафономъ Лагрене — одна изъ очень привлекательныхъ комнатъ на выставк. Книга не была еще общимъ достояніемъ и можетъ быть потому все еще прилагалась такая забота объ ея вншности, какъ и въ до-Петровскую эпоху въ старинныхъ рукописяхъ и манускриптахъ. Насколько была художественна обстановка того времени, почти вс предметы домашняго обихода, наглядно свидтельствовалъ небольшой, но очень характерно и удачно подобранный бытовой отдлъ. Какой-то веселой нарядностью ветъ отъ сочныхъ, рельефныхъ извивовъ, прихотливыхъ несимметричныхъ формъ стиля, въ которомъ такое отсутствіе скучнаго и однообразнаго. Удивительное по наглядности тронное кресло Императрицы, синій съ золотомъ буфетъ, рамки зеркалъ, образцы матерій, особенно парчи, фарфоръ, серебро, финифтяныя издлія, рзьба изъ моржовой кости — всюду отпечатокъ любовной художественной работы. А въ витрин съ табакерками и мелкими предметами сплошь собраніе маленькихъ художественныхъ сокровищъ, съ которыми по вкусу, художественности работы даже и приблизительно не могутъ равняться аналогичныя современныя издлія. Пышность, нарядность и богатство совершенно особеннымъ образомъ сказались и на украшеніяхъ церквей, на предметахъ церковнаго обихода. Богатство сочной золотой лпки, игривость завитковъ, толстенькіе амуры, превратившіеся здсь въ ангелочковъ, все это иногда прямо курьезно проникло въ церкви того времени. Къ Елизаветинскому времени относятся самыя огромныя и тяжелыя Евангелія въ богатйшихъ окладахъ, украшенныхъ драгоцнными камнями и жемчугомъ, массивные подсвчники и паникадила. А секретъ удивительной художественной, мягкой и тонкой чеканки въ образцахъ бывшихъ на выставк чашъ, сосудовъ, внцовъ, окладовъ иконъ кажется совершенно утеряннымъ въ современномъ механическомъ производств. Все та же художественность именно самой техники, которая такъ характерна въ народномъ и старинномъ производств вообще. Но самое яркое, дожившее до нашихъ дней и сейчасъ еще популярное — ‘растрелліевскій стиль’, которымъ такъ удивительно запечатлна вся архитектура эпохи на русской почв. Царствованіе Елизаветы было царствованіемъ Растрелли въ русскомъ художеств. Такъ же, какъ именемъ Ломоносова, именемъ Растрелли можетъ гордиться Россія, ибо, несмотря на иностранное происхожденіе, онъ былъ несомннно русскимъ художникомъ. И не даромъ имя Растрелли до сихъ поръ еще такъ популярно въ самыхъ глухихъ углахъ Россіи, что ему часто приписываются самыя разнообразныя постройки XVIII в. Бросающаяся въ глаза оригинальность стиля полюбилась и на всегда тсно связана съ именемъ художника, думается, слишкомъ еще мало европейски оцненнаго. Смольный монастырь, не говоря уже о его сказочной модели, одно изъ самыхъ прекрасныхъ художественныхъ произведеній въ Россіи, одинъ изъ самыхъ оригинальныхъ образцовъ общеевропейскаго искусства. Чуть-ли не общее мсто еще недавнихъ лекцій по исторіи искусствъ — признаніе упадочности стиля рококо, а между тмъ, разв въ такой постройк, какъ Смольный монастырь, наряду съ общимъ страннымъ характеромъ всхъ Растрелліевскихъ построекъ — соединеніемъ нарядности съ нкоторой траурностью, не чувствуется при удивительной художественной выразительности строгость пропорцій, сочетаній массъ въ орнаментикой? То же самое во всхъ Растрелліевскихъ дворцахъ и церквахъ, напр. Кіевскомъ Андреевскомъ собор, которые такъ же популярны сейчасъ, какъ кубическіе храмы Владиміро-Суздальскаго періода, какъ шатровыя колокольни XVII вка. Также популярны и уцлвшая мстами растрелліевская отдлка комнатъ, иконостасы въ растрелліевскомъ стил, столь иногда оригинально сочетающіеся съ общимъ характеромъ до-Петровской архитектуры храмовъ.
Конечно, и чисто декоративная живопись (роспись комнаты и пр.) согласовалась съ характеромъ архитектуры, но живопись станковая — пожалуй наимене интересное въ области Елизаветинскаго художества вообще. Правда, на выставк она не исчерпывалась довольно многочисленными портретами и картинами, въ большинств конечно драгоцнными въ историческомъ, бытовомъ и иконографическомъ смысл. Русско-европейская живопись тогда только еще зарождалась и изъ подлинно русскихъ художниковъ можно назвать только Антропова, И. Аргунова, Иконникова, начинавшаго тогда Рокотова, нкоторыхъ русскихъ граверовъ съ Чемесовымъ въ глав, предтеч удивительныхъ русскихъ портретистовъ конца XVIII в. Мняется и увы! не къ лучшему характеръ иконописи, стнныхъ церковныхъ росписей, гд все боле и боле сказываются западно-европейскіе образцы и формы. Исчезаетъ строгій стиль рисунка древней иконописи, декоративная прелесть сочетаній яркихъ красокъ. На выставк, впрочемъ, были любопытные образцы иконописи того времени, напр. икона, изображающая бракъ въ Кан Галилейской, гд какъ бы переходъ отъ иконописи къ живописи. Совсмъ уже не иконописный характеръ фигуръ, но еще иконописныя краски и отчасти композиція. Художники, учившіеся у иностранцевъ, очевидно уже не имли никакого вкуса къ иконописи, вроятно считали ее варварствомъ. Мы, конечно, очень обязаны этимъ иностраннымъ мастерамъ, каковы напр. въ Елизаветинское время (и нсколько ране) Караваккъ, Токэ, гр. Ротари, Эриксенъ, Гроотъ, скульпторъ Н. Жилле и др. Они не только насадили у насъ европейскую живопись и дали рядъ драгоцнныхъ сейчасъ изображеній историческихъ и бытовыхъ фигуръ, обстановки, жизни, но и оставили въ Россіи художественныя произведенія, обще-цнныя и обще-характерныя для всей эпохи. Таковы напр. на выставк очаровательный портретъ двочекъ — цесаревенъ Елизаветы и Анны раб. Каравакка, очень изящный, хотя и надо думать, сильно прикрашенный портретъ императрицы Елизаветы Эриксена, портреты Рослэна, скульптурные бюсты Шуваловыхъ раб. Жилле и многое другое. Справедливо на выставк была отведена центральная парадная комната Императриц, ея многочисленнымъ изображеніямъ и принадлежавшимъ ей предметамъ. Геніальная воспріимчивость къ новымъ формамъ ея отца несомннно была унаслдована ею въ отношеніи къ ‘искусствамъ, наукамъ’. Разумется, корни Петровскихъ реформъ не могли засохнуть. Основаніе Московскаго университета, Академіи Худодожествъ, дятельность Академіи Наукъ, столь блестяще выразившаяся въ Ломоносов, были ихъ естественными побгами. Но ‘дщерь Петрова’ въ своихъ начинаніяхъ, даже въ веселомъ образ жизни, гд такъ оригинально сочетались ‘русскіе вкусы’ съ версальскимъ блескомъ, шла не по инерціи, слдовала не только мод, а и вполн личнымъ художественнымъ воспріятіямъ и запросамъ. Такъ рисуется она и современниками, такъ высматриваетъ и на портретахъ — русской красавицей, одаренной европейскимъ вкусомъ., весь ея образъ жизни, вс окружавшіе ее предметы и больше всего, конечно, созданіе такого художественнаго шедевра, какъ ‘Царское село’, говорятъ объ этомъ вкус.
Но едва ли бы вся эпоха представлялась такой привлекательной и интересной, если бы объяснять ея обликъ вкусами отдльныхъ лицъ, ‘примромъ двора’, вліяніемъ нахлынувшихъ иностранцевъ и проч. Не сказалась ли здсь впервые особенно ярко посл византійской замкнутости и отрзанности характернйшая русская черта — русская воспріимчивость вообще и ко всемірному художеству въ частности?
Согласимся, что иностранные мастера льстили въ своихъ портретахъ русскимъ вельможамъ. Но не поразительны ли все-таки эти, пусть сильно прикрашенные, щеголи въ красивыхъ камзолахъ и парикахъ часто съ очень тонкими лицами при сравненіи съ совсмъ еще недавними иконописными изображеніями ихъ предковъ въ самомъ конц XVII ст.? Давно ли царилъ древній русскій стиль въ архитектур, иконописи, достигшей такого огромного художественнаго расцвта при Алекс Михайлович, въ костюмахъ, быт, давно ли казались совершенно ненарушимыми извстные каконы. И вотъ русскій человкъ чувствуетъ себя какъ дома въ нарядныхъ свтлыхъ растрелліевскихъ церквахъ, даже въ захолустьяхъ выдлываются и ставятся ‘елизаветинскіе иконостасы’. Поразительнй всего то, что завитки, капризныя формы стиля очень быстро проникаютъ въ народное искусство и долго живутъ тамъ. И въ чисто русскихъ издліяхъ того времени чувствуется не грубое и вншнее подражаніе, а именно художническое любованіе. Въ разныхъ областяхъ объявляются свои оттнки. На выставк была своеобразная красивая малороссійская комната съ своимъ особеннымъ узоромъ, красками въ живописи, издліяхъ, украшеніяхъ. И это южное художество совсмъ иного характера, чмъ сверное напр. художество извстной Выгорцкой старообрядческой области въ Повнецкомъ узд Олонецкой губерніи, гд выработалась своеобразная школа иконописи, картинъ, украшеній, письма. И не изумительно ли, что и сюда, гд, казалось бы, должны особенно храниться завты церковнаго художества, проникаютъ новыя формы и такъ курьезно смшиваясь со старыми, сказываются въ нкоторыхъ картинахъ, обрамленіяхъ? Новыя формы принимаются свободно, облюбовываются такъ же, какъ свои русскія, исконныя, и своеобразно передлываются. Но не даромъ на интереснйшихъ рисункахъ и гравюрахъ, изображающихъ многіе русскіе и сибирскіе города въ Елизаветинское время, обликъ этихъ городовъ часто совершенно до-Петровскій. Во многихъ захолустьяхъ въ полной неприкосновенности долго еще доживали формы до-Петровской Руси и въ художеств и въ быт. Еще въ 90 гг. прошлаго столтія почетныя гражданки города Торопца встрчали Вел. Кн. Владиміра Александровича, прозжавшаго черезъ городъ, въ старинныхъ до Петровскихъ костюмахъ. Весь художественный букетъ Елизаветинской эпохи удивителенъ этими яркими сочетаніями стараго и новаго. Старое не преслдовалось указами, не уничтожалось насильственно и отнюдь не умирало, но продолжало жить или вполн самобытно, или своеобразно претворяясь въ новомъ. Остался общій характеръ русской иконы, но въ чеканк ризъ, окладовъ такъ надолго были облюбованы совершенно новыя формы узора. Чудесный рисунокъ французской парчи такъ характерно -подошелъ къ русскимъ облаченіямъ. Европеецъ Растрелли создалъ удивительныя формы русскихъ церквей, столь непохожихъ на до-Петровскія, отнюдь не отступивъ отъ древнихъ каноническихъ основъ ихъ плана и характера (пятиславія, отдльныхъ колоколенъ и пр.)
Еще недавно просто отмахивались отъ древнерусскаго искусства, признавая его или варварскимъ или неоригинальнымъ. Но сейчасъ утонченность, завершенность и своеобразность многихъ его формъ несомннны. Произошло не насильственное унижчтоженіе, а отчасти, какъ во всемірной исторіи искусства вообще, или естественное умираніе вслдствіе завершенности, или претвореніе въ новое и созданіе новаго вслдствіе сліянія съ новыми западными формами и ихъ своеобразнаго усвоенія. Этотъ интереснйшій моментъ и отразился очень ярко въ искусств Елизаветинской эпохи, за широкое наглядное демонстрированіе котораго мы такъ обязаны устроителямъ замчательной выставки. Своеобразность этого русско-европейскаго искусства, совершенно исключительныя его явленія въ род ‘растрелліевскаго стиля’, возможность неожиданныхъ сопоставленій и выводовъ, думается, даютъ, правильне сказать, дадутъ очень цнный и свжій матеріалъ для страницъ исторіи общеевропейскаго искусства.