Элегическая сатира въ проз.
Элегическая сатира въ проз.
А. Черный.
‘Современникъ’, кн. V. 1913 г.
Элегическая сатира в прозе, Черный Саша, Год: 1913
Время на прочтение: 4 минут(ы)
У прекраснаго Божьей милостью поэта Кирилла Такото-то былъ одинъ крупный недостатокъ: онъ не походилъ ни на одинъ изъ образцовъ, одобренныхъ къ печатанію въ легкомысленныхъ и пожилыхъ изданіяхъ, и вообще ни на кого не былъ похожъ. Если бы еще у человка было имя,— туда-сюда,— ради имени какихъ чудачествъ не прощаютъ. У Кирилла же не только не было имени, но долгое время на вопросы завдующихъ россійской словесностью: ‘Гд печатались до сихъ поръ?’ — легкомысленно, отвчалъ: ‘А нигд не печатался!’ При чемъ безстрашно выдерживалъ укоризненно-суровый взглядъ спрашивавшаго и прибавлялъ: ‘Надо же гд-нибудь въ первый разъ, нельзя сразу во второй’.
Родные и знакомые поэты (которые уже печатались) тщетно уговаривали бднягу ‘бросить’ и заняться чмъ-нибудь путнымъ… Кириллъ находился въ томъ маніакальномъ состояніи, которое заставляетъ всякое сильное дарованіе итти въ міръ, а не въ канцеляріи губернскихъ казенныхъ палатъ: кром того, онъ хотлъ (будемъ безпощадны) и жить своимъ искусствомъ, получая хлбъ только изъ рукъ своей музы, или, выражаясь боле вульгарно, желалъ получать построчную плату,— ибо онъ былъ не только даровитъ, но и бденъ.
Человкъ построилъ Хеопсову пирамиду,— вычислилъ разстояніе до солнца, прорылъ Панамскій перешеекъ. Мудрено ли, что Кириллъ добился того, что его первые стихи были, наконецъ, напечатаны въ ‘Еженедльномъ Пегас для легкаго трамвайнаго чтенія’? Въ первый разъ ради курьеза, потому что авторъ не былъ ни на кого похожъ, во второй разъ потому, что онъ уже печатался, и потому, что стихотвореніе было короткое, а гонораръ минимальный,— въ третій, потому что онъ уже печатался два раза, и т. д.
Прошелъ годъ. Настала весна. Легкоокрыленный Кириллъ ходилъ по стогнамъ столицы, сочувственно слушалъ щебетанье воробьевъ въ Лтнемъ саду и, покачиваясь на площадкахъ трамваевъ, съ радостной улыбкой косился на пассажировъ. Въ рукахъ одного изъ нихъ былъ ‘Еженедльный Пегасъ’, у другого — ‘Нашъ Зодіакъ’, у третьяго — ‘Счастье читателя’, во всхъ этихъ органахъ изъ недли въ недлю печатались его радостно-волнующіяся строчки, но никто изъ пассажировъ еще не зналъ его, никто не зналъ, что авторъ стоитъ тутъ же, въ дверяхъ площадки, смотритъ сквозь зеркальныя стекла на кудрявыя облака и видитъ то, чего никто не видитъ…
Прошелъ еще годъ. Кириллъ печатался уже въ двухнедльныхъ журналахъ, выпустилъ свою первую благоуханную книгу, пережилъ сотни опечатокъ и рецензій, получалъ письма отъ читательницъ, съ просьбой выяснить свое credo, и приглашенія на литературныя чревовщанія въ кружкахъ, а однажды, вернувшись осенью въ столицу, узналъ изъ вечернихъ газетъ, что онъ привезъ драму въ стихахъ: ‘Золотой день’,— которой онъ, между прочимъ, никогда не писалъ. Слава стояла въ передней… Несмотря на все это, дарованіе его все росло, было буйнымъ, радостнымъ, неожиданнымъ. Иногда только, когда онъ, сидя у себя,— уже не въ мансард, а въ довольно сносной меблированной комнат,— размчалъ, что ‘подходитъ’ для ‘Парнаса’, что для ‘Пегаса’ и что для ‘Трезваго наблюдателя’, имъ овладвало чувство, знакомое многимъ путешествовавшимъ въ бурную погоду по морю. И еще года переживалъ онъ это состояніе, когда приближалась очередная журнальная пятница или вторникъ, и онъ долженъ былъ, спша, нести полувысохшія строчки, потому что ‘общалъ’, или потому, что это было нужно. Комната, столъ, стирка, освщеніе, книги… Вы понимаете?
Еще годъ, второй, третій, четвертый. Книга вторая, книга третья, книга четвертая, книга пятая… Два бухгалтера, занимающіеся почему-то вмсто своей спеціальности критикой, съ чувствомъ живйшей радости отмтили, что Кириллъ выправился и сталъ глаже (дйствительно, онъ сталъ глаже), ‘Бы-ба-бу’ вылилъ на него три очередныя критическія лохани, ‘Власъ Ки-ка-пу’ зарабатывалъ пародіями на его стихи больше, чмъ самъ Кириллъ, въ волосахъ прекрасной музы блеснула первая сдина — усталость, и закопошились безчисленные подражатели. Одинъ изъ нихъ даже одвался, какъ Кириллъ, и, пользуясь сходствомъ фамилій, выступалъ отъ его имени въ провинціи на литературныхъ вечерахъ.
Незамтно подползъ первый пятнадцатилтній юбилей, по среди собравшихся за однимъ рестораннымъ столомъ многочисленныхъ друзей, издателей, поклошниковъ, репортеровъ и враговъ, самымъ скучнымъ, самымъ безразличнымъ и усталымъ въ вечеръ юбилея былъ самъ юбиляръ. А, возвращаясь посл ‘за полночь затянувшейся дружеской бесды’ домой, онъ, въ прилив откровенности (бенедектинъ и англійская горькая), сказалъ провожавшему его другу (не писателю): ‘Когда-то я былъ безумно счастливъ,. если видлъ свое имя въ печати,— теперь я безумно счастливъ… если могу хоть мсяцъ не печататься’.
Кириллъ пріобрлъ имя,— такое же безспорное и большое имя, какъ фирма Нобель, братья Ротшильдъ, Эдиссонъ и проч. Книги его раскупались, какъ черносливъ, и проникли всюду, отъ будуаровъ до самыхъ демократическихъ полокъ. Въ послдней книг — двадцать четвертой — отъ ‘кривлянья’, ‘экзотики’ и. хмля не осталось и слда, острые углы стерлись, все было прилично, почти какъ у всхъ.
Наступилъ апофеозъ. Маститыя и пожилыя изданія поняли, что дальше ждать безсмысленно — Кириллъ Такой-то, вдь, мотъ умереть, что бы они тогда получили? Дв-три посмертныхъ баллады, съ бгло намченными рифмами въ концахъ длинныхъ многоточій? Передъ Кирилломъ, бывшимъ столько лтъ футбольнымъ мячомъ для остроумныхъ ногъ маститыхъ и полумаститыхъ оцнщиковъ, распахнулись, наконецъ, ржавыя маститыя двери, и онъ возлегъ на почетное тучное лоно, поставляя изрдка къ очередному времени года блеклыя и приличныя строки, очень напоминавшія по своему вкусу вываренное суповое мясо. Метранпажу было отдано распоряженіе всегда помщать ихъ на первомъ мст.
Немногіе наивные чудаки, помнившіе и любившіе прежняго Кирилла, глубоко были огорчены, но не въ нихъ, конечно, дло…
И вотъ, на этой послдней, высокой, но узкой ступени съ Кирилломъ приключился высоко-забавный и рдкій случай, который и завершитъ это печальное повствованіе. Однажды, въ сует предпасхальной разсылки, Кириллъ послалъ, по разсянности, одинъ изъ подписанныхъ его именемъ пустыхъ листковъ, предназначенныхъ для переписчицы, въ редакцію ‘Ежемсячной Истины’. Секретарь долго вертлъ въ рукахъ пустую бумажку, посмотрлъ ее на свтъ, пожалъ плечами и понесъ къ редактору. Тотъ въ свою очередь повертлъ бумажку въ рукахъ и сказалъ: ‘Гмъ! Придется напечатать…’ — ‘Да что вы?’ — Секретарь былъ еще молодъ (ему шелъ всего лишь шестой десятокъ).— ‘Вдь здсь ничего нтъ!’ — ‘А имя?’ — спокойно возразилъ редакторъ, солидно поправилъ очки и отослалъ листокъ въ типографію.
Черезъ мсяцъ читатели ‘Ежемсячной Истины’ были чрезвычайно изумлены: между разсказомъ ‘Изъ быта московскихъ архіереевъ’ и статьей ‘Нефтяная панама’ была пустая страница, внизу которой жирнымъ шрифтомъ было напечатано: ‘Кириллъ Такой-то’.