Эксплуатация, Сетницкий Николай Александрович, Год: 1928 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 45 минут(ы)

Сетницкий Н. А. Избранные сочинения

М., ‘Российская политическая энциклопедия’ (РОССПЭН), 2010. — (Библиотека отечественной общественной мысли с древнейших времен до начала XX века).

ЭКСПЛУАТАЦИЯ*

* Печатаемый очерк представляет часть подготовляемой работы, под заглавием: ‘Эксплуатация или регуляция’. Весь он написан еще в сентябре 1925 г. в Москве.

ОЧЕРК I

Выдвигая понятие эксплуатации (использования) в качестве основного понятия современной экономической науки (политической экономии), мы тем самым должны выполнить следующее: во первых, определить это понятие, во-вторых — показать связь всего современного хозяйственного строя с эксплуатацией и, наконец, наметить те результаты, к которым она приводит хозяйство, — чем завершается экономия (домостроительство), построенная на эксплуатации.

Такие задачи, особенно последние, сами по себе являются темами для детальных исследований, и, конечно, в пределах настоящего очерка они могут быть выполнены в самых общих чертах.

То, что принято называть эксплуатацией, является основой хозяйственного поведения современного хозяйствующего человека. Если мы остановимся на современной хозяйственной деятельности и будем рассматривать ее как особый тип, во многом отличный от тех типов подобного же порядка, имевших место в другие эпохи, то основной характерной особенностью ее будет то, что принято подразумевать именно под этим понятием ‘эксплуатации’.

Конечно, в основе своей хозяйственная деятельность разных эпох, осуществлявшаяся разными народами в разных странах, имела одни и те же непосредственные и ближайшие задачи и цели. Человечество всегда было поставлено в необходимость добывать и запасать пищу, строить жилища и готовить орудия. С этой стороны, современный нам период хозяйственной жизни оказывается связан с какой-то специфической тенденцией, выдвигающей его из ряда других периодов. Основа хозяйства лежала и лежит в подавляющем и в наших условиях воздействии на поведение человека материальных потребностей. Этим и до сего времени определяется весь ход и строй и хозяйственной, и общей истории. Но разные эпохи преломляли и отражали различно эту основную силу хозяйственной жизни. Завися от накопления средств, от уровня умственного развития, от форм организации и вообще от развития производительных сил, хозяйственная жизнь принимала различные направления и кристаллизовалась в определенных хозяйственно-бытовых системах. При всей однородности и однокачественности отношений человека к природе, основанных на попытках максимального удовлетворения потребностей, не приходится оспаривать того, что современный нам период хозяйственной жизни связан с какой-то ему в особенности свойственной окраской, выдвигающей его из ряда других хозяйственных эпох.

Хозяйственная деятельность в основных, начальных, исходных точках есть деятельность, определяющаяся отношением человека к природе, к внешнему миру, из которого он почерпает источники своего существования и удовлетворения своих материальных потребностей. Если взять современное положение и положение любого хозяйственного деятеля в прежние, известные нам эпохи, в их отношении к природе, то при всей качественной, типической однородности этой деятельности — добыча пищи, приготовление одежды, постройка жилищ и пр., — первое, что бросается в глаза в хозяйственной жизни прежних времен, — это идеологическая нормировка соответственных отношений и отсутствие таких нормировок в современности. По существу, это едва ли не наиболее заметное обстоятельство.

Конечно, примитивный человек (от дикаря до патриархально-феодальных форм общежития и хозяйствования) был, по существу, хищником, и этим хищничеством определялись все его отношения к природе. Реально человек был слаб в отношении к ней. Недостаточное развитие производительных сил, отсутствие серьезной капитальной базы, трудовых навыков и привычек, массовая некультурность и крайне низкий уровень развития, едва поднимавшийся над уровнем животности, — все это обусловливало для человека невозможность действия против природы за свой страх и риск и вынуждало к противопоставлению ей не одиночной личности, а коллектива, прикрывающего и маскирующего слабость единоличного хищника. Однако самая слабость его, невозможность быть хищником взрослым, осознавшим и понимающим себя как такового, вела за собою то, что во всяком отношении к природе со стороны человека замечалась попытка связаться с природой идеологическими узами.

Природа рассматривалась им как самостоятельное благо — или зложелательное существо: ‘природа-мать, земля-кормилица’, — говорилось о ‘дарах природы’ и т. д. Эти и все подобные термины являются не чем иным, как показателями отношения, отражениями идеологии, всецело построенной на слабости человека в отношении его к природе. Самая фразеология этих идеологических формулировок показывает желание возможно прочнее связаться с природою, наиболее крепкими из всех известных уз, узами родственными, она же выдает причину этого тяготения — необходимость прокормиться и невозможность самостоятельно, самобытно, независимо существовать вне природных форм, рамок и ограничений.

Несомненно, что такая идеология была не чем иным, как показателем слабого развития производительных сил и низкого умственного и хозяйственного развития общества и человека. Несомненно также, что поскольку можно говорить о групповых и классовых расчленениях в соответственных общественных организациях, то те или иные интересы играли и должны были играть значительную роль в образовании этой идеологии. Однако несомненно и то, что сама указанная нами слабость и связанное с нею это отношение, а также поддерживающие его групповые интересы сильнейшим образом влияли на весь хозяйственный строй.

Чтобы увидеть это, достаточно продумать такое выражение, как ‘дар природы’, обычное и естественное для примитивного хозяйственного мышления. Ведь ‘дар’ не есть что-либо, что можно всегда и самочинно получить каким угодно, свободным образом. Если то или иное благо есть ‘дар’, то есть и ‘отдаряющий’. Требовать ‘дара’ нельзя, его можно просить или в лучшем случае выманить, выклянчить. Раз то или иное благо ‘дар’, то нельзя насильнически, самовольно захватывать соответственные блага. Их получение возможно лишь в определенных рамках и под узаконенными, социально признанными титулами.

Действительно, в соответствии со сказанным, примитивное хищничество нормируется множеством идеологических положений и всякое отношение к природе облечено в рамки отношений равноправных или даже неравноправных существ, причем права верховенства, господства, хозяйства, распоряжения мыслятся принадлежащими природе в большей мере, чем человеку. Человек в этих условиях лишь ‘дестинатар’²⁵⁶, получатель, воспитанник, ‘нахлебник’ природы, обильно снабжающей его питанием из нетронутых целин избыточествующей материнским млеком груди.

Это идеологически подчиненное природе положение человека давало себя чувствовать во всех областях жизни. Даже запреты, налагавшиеся на свободное исследование в своих первичных основаниях обусловлены стремлением связать наиболее активные элементы, при дальнейшем своем развитии могущие оказаться опасными и способными разрушить соответственный строй, экономически используя свое умственное превосходство. Окончательное свое обоснование эти запреты находили в таком отношении к природе.

Того же порядка явления представляют и различные ограничения во всех областях хозяйства: в землевладении (владельческие латифундии — и общинные земли), в торговле и промышленности (цеховой строй), в корпорациях, сословиях или кастовых организациях общества и хозяйства, все это — типические выражения подобного рода отношений. Все это средства и методы, при помощи которых можно уберечь этот строй от потрясений изнутри, особенно, если первобытное плодородие уже подорвано, благодаря размножению населения, вышедшего за пределы, при которых возможно элементарно-хищническое удовлетворение потребностей.

Нельзя думать, что эта позиция примитивного хищничества господствовала только в прежние эпохи. До сего времени она не изжита в широчайших массах человечества. Примитивные народности: дикари Полинезии, Австралии и Африки платят своим вымиранием за попытку отстаивать ее. Народы Юга и Востока на нашем континенте также расплачиваются за свою косность в этом отношении.

Если мы перейдем к новому человеку новой эпохи, к горожанину современного капиталистического государства, то здесь основной мотив отношения к природе будет другой. Если по старой привычке и можно слышать, как говорят о ‘дарах природы’, то это не более, как не изжитая фразелогия. Человек уже не получает от природы ‘даров’. Он их не ищет, не просит их у нее, хотя и нуждается в них. Его отношение стало более активным. Он берет у природы все нужное ему, требует, отнимает, вынуждает ее отдавать все, что возможно. Природа не мать ему, современному человеку. В худших случаях он боится и ненавидит ее, в лучших — относится к ней безразлично. Здесь нам почти не приходится пользоваться выражениями идеологического порядка. И лишь изредка здесь в языке проскальзывает идеология отношений между отдельными существами.

В настоящих условиях можно уже достаточно определенно говорить об уничтожении даже в сознании широких масс мыслей о какой бы то ни было нормировке отношений человека к природе. Единственной нормой здесь является насилие, захват и добыча. Это отразилось на активной стороне отношения. Обычно, нормировка отношений есть в случае притязания всегда нечто двустороннее и тем самым предполагает у человека долг и обязанности по отношению к соответствующим существам, контрагентам. Такого рода ‘долг’ и мыслился и пронизывал в прежнее время все отношения человека к природе. В наше время слово ‘долг’ в отношении к природе почти вывелось, если не считать двух случаев. Мы имеем весьма характерное выражение ‘отдать последний долг природе’, применительно к смерти человека. То же выражение применяется в жаргоне анально-уретральных актов. От сложной системы нормированных отношений человека к природе остались в сознании нашего современника лишь два случая и оба они типически сходствуют в том отношении, что оба — акты непроизвольные и оба касаются по существу отбросов. Современный человек не отдает природе ни своей мысли, ни своей воли, ни своего чувства, если не считать сантиментально-лживых восторгов перед нею, а лишь то, что ему не нужно, с чем он не в силах справиться, чего он не может переработать, чему он не в силах ни дать жизнь, ни удержать ее: свой труп и свои отбросы. Человек отделяется от природы, создавая себе искусственную обстановку существования, огораживаясь от нее городскою стеною и машинными приспособлениями различного рода.

Если в былом человек получал от природы ‘дары’, то теперь, вымогая, подсматривая, похищая, насильничая над природой, человек совершенно отошел от мысли о каком бы то ни было равенстве существ в природных отношениях. Не равенство, а борьба, не ‘дар’, а насилие и кражи. Таково отношение современного человечества ко всему, что и внутри его и что вне его.

2

Определяя то, что мы мыслим в слове ‘эксплуатация’, мы должны прежде всего отметить наиболее общие стороны того, с чем мы имеем дело. Ставя себе такую задачу, мы можем сказать, что эксплуатация есть определенный тип отношений человека к окружающей его среде. Этой формулой может быть охарактеризовано в качестве предварительного определения то, что нами мыслится в термине ‘эксплуатация’. Для более детального раскрытия его нам необходимо осветить два основных термина: ‘отношение’ и ‘среда’.

Говоря об отношении, следует отметить, что оно предполагает некоторые соотносящиеся части. Всякое отношение образуется не менее, чем из трех моментов. В нем должно присутствовать не менее двух членов и само отношение как таковое. Необходимость членов самоочевидна, что же касается самого отношения как такового, то оно есть не что иное, как порядок связи между этими частями.

Когда мы говорим о членах отношения, то у нас, естественно, подставляются более детальные характеристики этих членов. С одной стороны, мы начинаем думать о субъекте, агенте, деятеле отношения, а с другой — об объекте, предмете его. Это расчленение частей уже подсказывает определенную характеристику отношения. Поскольку мы говорим: субъект, деятель, агент, то мы уже приписываем одному из членов отношения некоторое доминирующее положение. Обратно — объект, предмет — нечто, что мечется перед иным, есть уже по самому в основе слова лежащему представлению нечто страдательное, пассивное, подчиненное. С этой стороны всякий субъект ‘познания’, ‘права’, ‘хозяйства’ мыслится как нечто действенное в отношении кого-то или чего-то. Обратно — объект, предмет ‘познания’, ‘права’, ‘нравственности’, ‘хозяйства’ это пассивная сторона, нечто, подвергающееся воздействию. Уже только этих обстоятельств достаточно для того, чтобы по возможности воздержаться от привнесения подобной оценки в характеристику отношения. Наиболее правильным в рассматриваемом нами случае будет говорить просто о частях, о членах отношения. Причем само отношение следует характеризовать, исходя из него самого, а не из его частей.

Какова же должна быть структура всякого отношения? Какие типические связи мыслимы между двумя какими-либо частями?

Так, прежде всего, возможны некоторые связи, основанные на принципе ряда, порядка (ordo): ординационные связи, во-вторых, возможны связи, обусловливающиеся действием частей.

Первые из указанных связей могут быть разделены на две группы. При этом возможны положения, когда одна из частей стоит в каком-то роде выше, первее, значительнее другой, а вторая характеризуется обратными свойствами. Если говорить о первом виде связи, характеризуемой со стороны порядка, то ее можно характеризовать или как субординацию, т. е. положение, где главенствует один из членов отношения, или как координацию, т. е. положение, когда оба члена отношения в порядке рядоположения одноценны и равны. При такой характеристике мы сознательно избегли бы того, чтобы координационный или субординационный тип отношения был привносим в самые понятия частей как таковых.

Как раз в нашем случае, если мы будем говорить о субъекте и об объекте как о членах отношения, мы можем получить различные характеристики порядковой, ординационной связи между тем и другим. В одних случаях, характеризуя, например, отношение между субъектом хозяйства (человеком) и средой (скажем, природой), субординация будет иметь место в отношении человека. В примитивных (и даже не очень простых) хозяйственных системах именно среда как таковая есть тот фактор, давящий, экономической необходимости, в отношении к которому субъект хозяйства, активный деятель, человек, субординирует, подчиняется, весьма жестоко подавляясь. Наоборот, в других системах наблюдается обратное положение: отношение человека к среде носит или стремится к тому, чтобы носить, характер субординации среды, природы к человеку. Существенным является для нас не только то, каково соответственное отношение в действительности в каждом отдельном случае, важной для нас является тенденция, общее направление и уклон, определившийся к тому или иному времени.

Сказанное позволяет нам определить эксплуатацию как отношение субординационного типа.

Останавливаясь на значении действия в отношении, мы можем рассматривать случай, когда один член отношения является исключительно действующим, а другой исключительно воспринимающим. Практически для нас этот случай не имеет значения. Это — отношения Бога к миру при творении из ничего. Обычным является другое положение, когда оба члена могут быть действующими друг на друга взаимно — система воздействия. Как общее правило, система взаимодействующих частей есть нормальный случай действия. По существу, все наличные системы отношений суть системы взаимодействий. Возможно, что конкретное взаимодействие частей не обнаруживается, ибо наблюдающаяся (внешняя) несвязность частей не дает возможности выявить противодействие или обратное действие подвергающейся воздействию части, однако, если ввести и проследить все промежуточные звенья, то всегда можно в той или иной мере это взаимодействие вскрыть.

Наиболее частым и для нас существеннейшим будет такой случай взаимодействия, где наибольшее само по себе действие, активное воздействие одного члена отношения вызывает в другом систему действий (реакций — противодействий), количественно несоизмеримую действию первого члена. В таком случае первый член отношения выступает в качестве катализатора, зачинающей причины и вызывает последствия, во много раз превосходящие затраченные ими напряжения. С таким действием мы всегда будем иметь дело, сталкиваясь с системой взаимодействий, в которой соучаствует в качестве члена отношения сознающее существо. Во всех этих случаях мы будем иметь дело с катализатором в лице сознания, провоцирующим и зачинающим разнообразные и разнообразно-образно-направленные системы действия.

Хозяйственное отношение есть всегда отношение каталического типа. Эксплуатация же есть такой случай, когда результат катализа рассматривается как нечто долженствующее быть обращенным в сторону катализатора и в дальнейшем поступающим всецело в его распоряжение. Это отношение, когда один член взаимодействующего целого признается самоцелью, а другой только средством и всегда средством.

После таких разъяснений мы можем перейти к определению второго термина, присутствующего в нашем определении эксплуатации, к определению ‘среды’. Как показывает самое слово, в рассматриваемый термин нами обычно вкладывается представление чего-то, что окружает некоторую точку как некоторый центр (среда объемлющая). С другой стороны, возможен и имеет место другой ряд представлений, где среда есть то, что находится между двумя крайностями и подвергается их воздействию (среда объемлемая).

Если от этих абстрактных определений мы перейдем к намечаемому нами, выше уже несколько конкретизированному определению эксплуатации, то понятие среды для нас в равной мере получит конкретные черты. Для человека средой является, прежде всего, окружающее его общество и внешняя природа, в которой он существует. Это суть те объемлющие человека части мирового целого, дробь которых он в той или иной мере составляет и которыми определяется его существо. Вне этих обоих видов среды самое существование человека невозможно. Надлежит, однако, отметить некоторые существенные моменты, требующие различия этих двух видов среды. Как природа, так и общество, человеческая социальная организация, находятся в разных отношениях к человеку, составляющему часть и той и другой. Разница сводится к разной степени зависимости в разные моменты времени. В отношении природы человек составляет часть ее, никоим образом не выделимую из природы. Выйти из природы и ее окружения для человека невозможно, и всякая попытка его самоопределиться в этом отношении равносильна его самоуничтожению. Связь между человеком и природой неразрывна и неотменима.

Другого порядка связь человека с обществом, образовавшей его социальной средой. Здесь возможно территориальное и иное, связанное с этим последним, отъединение человека, выход из социальной среды, так или иначе не удовлетворяющей или враждебной. Отношение человека к обществу значительно гибче, чем отношение его к природе.

Существенно в отношении между человеком и обществом то, что последнее может в глазах человека распадаться на свои составные части и выступать не как целое, единое образование, а как совокупность разрозненных частей, отдельных членов его, сочеловеков, лишенных той или иной связи между собою и с человеком как выделимой, самодовлеющей единицей. Вообще говоря, отношение человека к среде, какой бы то ни было, природной или социальной, с особенной легкостью строится по типу отношения к части. Целое значительно труднее представимо, и, как общее правило, всякий деятель стремится рассматривать его в виде конкретной части, ‘отрезка’ целого.

Следует иметь в виду, что, наряду с тем, что мы назвали средой объемлющей, возможна и имеет место для человека и среда объемлемая. Это сам человек в его физическом телесном обнаружении. Здесь мы имеем в человеческом теле нечто такое, к чему сам носитель относится как к некоторой среде, хотя и близкой ему, но вне его лежащей. Такова оценка собственного тела как чего-то, что, если не объемлет человека, то, во всяком случае, объемлется им, рассматривается как нечто обладаемое и внешнее в отношении своего носителя. Только учтя и эту точку зрения, возможно исчерпать все возможные отношения человека к среде. Таким образом, под средой нам надлежит понимать: природу, общество и самого человека в его телесном выражении. При этом все, что обычно воспринимается как среда, представляется по частям: как отдельные, доступные непосредственному воздействию части природы, как отдельные люди и, наконец, как самое тело человека, как совокупность его частей, его способностей и его сил.

Переходя от этих предварительных ориентировочных замечаний и построений к выше уже приведенному определению эксплуатации как типа отношений человека к окружающей среде, мы можем в настоящий момент конкретизировать это определение. Так, прежде всего, эксплуатация есть отношение человека, осознавшего свое выделение из окружающей среды и индивидуально или коллективно противопоставившего себя ей. Случай примитивного хищничества, пользования человека тем, что ‘дает’ ему природа, без опознания этого пользования, не может быть нами относим к ‘эксплуатации’. В таком случае мы имеем дело с отношением натуралистического типа, когда говорить об эксплуатации не приходится. Если дикарь рубит дерево, чтобы снять плод, или колонист выжигает сотни километров леса, чтобы засеять для себя несколько гектаров, то можно говорить о примитивном хищничестве, но вряд ли кому придет в голову говорить об эксплуатации.

Эксплуатацию мы будем иметь тогда, когда выделивший себя из природной среды человек индивидуально или коллективно противопоставляет себя ей и в то же время ставит себя к ней в такое отношение, при котором себя он расценивает как нечто возвышающееся над нею и в известном смысле самоцельное. Соответственное отношение его к среде построено на принципе субординации среды человеку во всех ее элементах.

Все, что не ‘я’, все это мне должно быть подвластно или может быть подчинено и покорено. Однако эта покорность и подвластность ни в коем случае не связана с каким-либо стремлением что-либо отпустить, дать, как-либо послужить подвластному. Здесь не мыслится никаких норм, ни нормированных отношений. Главенство здесь представляется связанным с использованием среды для себя, для своих целей, стремлений и возможностей, без признания за ней какой-либо самоцельности, каких-либо прав и, во всяком случае, без основания для какого-либо, не говорим уже ‘служения’, а даже хотя бы для бескорыстной заботы о подвластной, покорной среде.

Такое отношение возможно в равной степени в отношении к разным объектам. Возможно и имеет место представление об ‘универсальной эксплуатации’. Все, что существует, есть предмет для такого воздействия человека: и природа, и люди как единицы, и само общество как целое, и даже сам человек как предмет собственной эксплуатации. Выражение: ‘эксплуатировать себя’, ‘свои способности’ и т. п. — выражение нередкое для нашего времени.

В тех или иных случаях конкретная обстановка может так или иначе изменить это универсальное положение, при этом те или иные части среды могут быть изъяты из поля действия того, что названо нами ‘универсальной эксплуатацией’. Тем не менее, в общем и целом, приходится говорить об эксплуатации как основе всех отношений этого рода, как о центральной оси, по которой строится и располагается в настоящее время вся хозяйственная структура той или иной социальной группы.

3

Когда от этих формальных попыток определить понятие эксплуатации мы перейдем к выяснению ее природы по существу, мы будем вынуждены остановиться на вопросе об основных характеристиках действия и действенности. При этом, с одной стороны, нам придется говорить о пассивности и активности некоторой действующей единицы и, с другой — о вторичности или первичности соответственного действия, вернее, о самопроизвольности или несамопроизвольности (несамостоятельности) его. Вообще же, говоря об эксплуатации, мы, прежде всего, должны будем отметить в ней две основные стороны: паразитизм и хищничество. Обе они органически связаны и с понятием эксплуатации, а также с пассивностью и несамостоятельностью как особыми характеристиками действующего существа.

При этом, определяя эксплуатацию и ее коренную связь с паразитизмом, нужно иметь в виду, что не всякий паразитизм обусловлен эксплуатацией. Как общее правило, можно говорить о паразитизме и при натуралистических (натуральных) отношениях человека к природе. Используя то, что представляет ему природа, находясь всецело в зависимости от ее ‘даров’ и этим ‘даровым’ существуя, человек по существу является паразитом. Если правильно соображение зоологов, что живорождение есть частый случай паразитизма²⁵⁷, то до настоящего времени положение человека в природе есть положение паразита: паразита земли, паразита природы и космоса. В этом своем качестве человек, получая готовые продукты питания, пассивно усваивает их, поглощает их, питается ими, совершенно безразлично относясь к питающему, дающему и снабжающему. Аналогия эта может быть продолжена. Подобно тому как паразит не сам себе создает условия для питания и роста, а лишь получает и впитывает приготовленную другим существом и для других целей питательную жидкость, точно так же и человек не сам создает себе среду, а использует уже имеющееся. Пользование чем-либо уже выработанным, прошедшим через другой организм или через чужую переработку, без самостоятельного проделывания всего процесса, вне самостоятельного приспособления продукта, непосредственное усвоение продукта готовым после предварительной переработки его другим существом, пассивность и несостоятельность присвоения и использования, которые мы имеем налицо в процессе питания, — все это паразитические черты. С этой стороны паразитизм есть не что иное, как пользование даровым, в противоположность трудовому как самостоятельному, действенному напряжению, преодолевающему и видоизменяющему соответственную среду.

Переходя к хищничеству, мы должны обратить внимание на одну особенность его по сравнению с паразитизмом. В хищничестве мы имеем некоторое, по крайней мере, видимое, повышение активности, хищник не ждет и получает, а идет и добывает. По существу, однако, разница здесь не столь уж большая, и разница не столько качественная, сколько количественная. Действительно, представив себе паразита, хотя бы глиста, который не находит в обычном месте (скажем, в желудке) обычных, нужных ему, питательных веществ и в поисках за ними перемещается в кишечник или пробивается в другие органы, мы можем хищничество рассматривать как движение паразита, ищущего питания. В существе дела, если сравнивать работу, перестройку, которую проделывает с окружающей средой растение, с работой, выполняемой животным, то придется признать, что в животном элементы паразитизма окажутся значительно сильнее выраженными, чем у растения. Переработка среды (материальной и газообразной) растением в свое тело с этой точки зрения может рассматриваться как процесс в большей степени ‘трудовой’, по сравнению с усвоением уже проработанной и переформированной среды, которую усваивают в пище животные²⁵⁸. В отношении же плотоядных животных соответственный порядок использования готового, уже проработанного ‘мяса’, ‘плоти’ и т. д. особенно отчетлив, и не случайно ‘хищничество’ считается их признаком, и соответственное зоологическое подразделение говорит о плотоядных или о хищных животных.

В окончательном итоге можно говорить, что для паразитизма характерно взятие и использование для поддержания и сохранения личной жизни, личного существования того, что уже подготовлено другим для себя, использование чужого ‘сока’, чужой жизни как способа поддержать свою жизнь. Такая задача, однако, не требует большой активности. Это лишь непосредственное использование условий, в которых то или иное существо, та или иная организация находится. Для паразитирующего существа невозможность взять равносильна гибели. Само по себе оно неспособно на какое-либо искание, перестройку или борьбу. Если в паразитизме мы имеем дело с ‘взятием’, ‘подбиранием падающего’, с использованием положения, то в хищничестве к этому присоединяются элементы ‘искания добычи’, ‘насильственного завладения’, отнятия, вообще говоря, создания условий, в которых то или иное благо, жизненная возможность, добытая другим, делается добычей хищника. Можно утверждать, что хищничество есть не что иное, как создание условий для реализации паразитизма. В этом качестве оно выше последнего, поскольку в нем имеются элементы активности, и это делает его социально организующим в большей, по сравнению с паразитизмом, степени.

Переходя к сфере социальных отношений, мы должны остановиться на моменте двусторонности в соответственных отношениях. Поскольку в социальной среде хозяйственные действия в большинстве случаев не односторонни, то какое влияние имеет здесь наличность контрагентов? Завладение тем, что принадлежит, выработано для его жизни другим в моральных отношениях, требует оценки действий не только ‘берущего’ и ‘получающего’, но и ‘лишаемого’. В природных, натуральных отношениях, где только и наблюдаются односторонние хозяйственные действия, этот вопрос не ставится. Природа как таковая находится или представляется находящейся в условиях невозможности противодействия. У нее берут, и она не может не давать, если предмет, который требуется, налицо. Здесь не приходится говорить о противодействии и об отношениях ‘обираемого’. Иначе дело обстоит в человеческой среде. Условия сотрудничества, кооперации, обменного симбиоза и взаимодействия создают условия не только ‘взятия’, но и ‘отдачи’, отсюда человек даже на природу перенес функцию отдачи, говоря о ‘дарах матери-природы’.

В понятии ‘отдачи’ лежит предел эксплуатации. Вся система социально-хозяйственных отношений представляет не что иное, как совокупность разнообразных отношений по ‘получению’ и ‘отдаче’. Отношения эксплуатации всегда разлагаются на какие-то ‘получения’ и ‘отдачи’.

Если это так, то естественно спросить: с какого момента, при какой ‘отдаче’ упраздняются паразитарно-хищнические отношения среди людей? Совершенная и полная ‘отдача’ (естественно: осознанная и осмысленная) есть то, что кладет предел хищничеству и паразитизму человека. Поскольку же о полной и совершенной отдаче в современных условиях существования (тем более в хозяйственных отношениях) говорить не приходится, то наш вопрос должен разрешаться на почве какого-то балансового соотношения между получениями и отдачами. Всюду, где наблюдается попытка взять возможно больше и отдать возможно меньше, мы всегда придем к паразитарно-хищническим отношениям в социальной среде. От чистого хищничества: грабеж, кража, мошенничество, захват тех или иных благ, вплоть до получения нетрудового дохода, до получения избыточной прибыли и прибавочной ценности, мы можем протянуть непрерывный ряд хищнически-паразитарных отношений в современном обществе.

4

Эксплуатация как факт, как всегдашнее и явное преобладание ‘получений’ над ‘отдачами’ присуща всем существовавшим хозяйственным системам. Но для суждения о той или иной системе существенно самоопределение ее. По такому, до известной степени субъективному, признаку можно разделить все хозяйственные системы на два вида: системы принципиальной эксплуатации и системы наивной эксплуатации.

Для первых общим мнением будет убеждение в том, что единственно правильным отношением хозяйствующего субъекта к среде будет стремление все получить от нее, добывая все потребное от нее всеми возможными средствами. Возможно и вероятно, что такая точка зрения не будет поддерживаться прямолинейно, возможны те или иные оговорки, но в существе дела основным останется признание единственно правильным именно этого вида отношений к среде. Все такого рода построения будут (явно или прикровенно) отрицать необходимость давать что-либо среде или даже по тем или иным причинам соглашаясь с необходимостью отдачи, будут смотреть на нее как на один из способов хотя бы в конечном итоге что-то получить. Оценивая отдачу как печальную и излишнюю необходимость давать, они будут стремиться к тому, чтобы получить больше, чем дано, чтобы снять больший урожай за отданное удобрение. С иным положением придется иметь дело, когда налицо не будет принципиального утверждения о том, что эксплуатация может или должна быть основным типом отношений к среде.

Здесь мы встретимся с двумя возможностями, из которых одна практически реализована в истории, а другая частично намечена и может получить свое развитие и обоснование лишь в будущем. Так, прежде всего приходится говорить о случае, когда имеется налицо наивное неведение соответственных позиций, которые хозяйствующий субъект занимает в отношении к среде по существу. Это точка зрения, названная нами наивной эксплуатацией, эксплуатацией, которая не числит себя таковой, а просто полагает, что хищнически-паразитарное отношение к среде не только не существует, но даже вовсе невозможно и немыслимо. Эта точка зрения в сравнительно чистом виде весьма была распространена даже в такой период, как эпоха раннего капитализма. Но как общее явление она проявляется и высказывается при господстве самых разнообразных систем хозяйства, в той или иной степени отрицающих точку зрения принципиальной эксплуатации и полагающих в основу своих отношений к среде натуралистические построения полумифического или метафорического типа.

Наряду с этими системами возможны и имеют место хозяйственные системы, которые сознательно и принципиально отрицают необходимость и разумность эксплуатации всех видов в отношениях хозяйственного субъекта к среде и в основу хозяйственной жизни кладут принципы иного порядка. Такие системы практически реализованы бывали лишь весьма ограниченно в жизни хозяйственных общин религиозного типа. Это — аскетические (т. е. ‘опытные’ — аскеза — опыт) построения, где делалась попытка или свести эксплуатацию (‘получения’) к минимуму, или организовать хозяйство с подчеркиванием момента ‘отдачи’. Практически обоснование и жизненное осуществление систем хозяйствования, принципиально отрицающих эксплуатацию, — дело будущего и в настоящем очерке рассматриваемо быть не может.

Наряду с субъективным признаком (самооценка и самоопределение) можно делить хозяйственные системы и по объективным моментам. Таковыми должны считаться признание тех или иных ограничений эксплуатации в отношении к среде. Можно с этой точки зрения говорить о системах ограниченной и неограниченной эксплуатации. Под первым мы разумеем такие системы, в которых признаются имеющими место те или иные изъятия из общего принципа эксплуатации, отдельные элементы среды, части ее признаются исключенными из сферы паразитарно-хищнических отношений и самое отношение к ним мыслится построенным по какому-то иному типу. Наоборот, в случае неограниченной эксплуатации все элементы среды без каких-либо ограничений могут быть эксплуатируемы хозяйствующим субъектом во всех желанных ему направлениях. Конечно, как об ограниченных системах, так и неограниченных системах говорить можно лишь как о типах, т. е. о преобладающем в той или иной конкретной обстановке направлении деятельности, а не об абсолютной ограниченности или неограниченности.

Таким образом, приступая к имевшим место последним по времени в истории хозяйственным системам, мы должны констатировать, что все они укладываются в намеченные классификационные рамки. Действительно, в качестве систем принципиальной эксплуатации мы должны будем признать две ближайших к нам по времени хозяйственные системы, из коих одна в главнейших своих чертах уже реализована, а другая пока что подготовляется к реализации и в большей степени представляет теоретическую конструкцию, чем реальную действительность. Первою из них является так называемый капиталистический строй, а второю — проектируемый и частично осуществляемый и подготовляемый социалистический или коммунистический. Наряду с этими принципиальными построениями имеются системы наивной эксплуатации. Это все хозяйственные системы, в той или иной мере реализовавшиеся до последнего по времени капиталистического строя. Сюда придется отнести такие системы, как системы: патриархально-земледельческого строя, скотоводческие и охотничьи организации хозяйства, близкие к формам так наз<ываемого> первобытного коммунизма. К этим же группам должны быть отнесены феодально-земледельческий и цехово-ремесленный типы и другие промежуточные формы хозяйства.

Существенный интерес для нас представляют системы принципиальной эксплуатации, причем с развиваемой нами точки зрения сколько-нибудь отчетливой и принципиальной разницы в вопросе об эксплуатации между обоими названными системами: капиталистической и коммунистической наметить нельзя. И та, и другая система в основе хозяйственной жизни одинаково видит необходимость удовлетворить потребности человека как такового, в его наличном и современном виде. Путь к этому они усматривают в получении и извлечении всего нужного для человека из окружающей среды. Весьма характерно, что вторая из них в этом направлении идет дальше первой, утверждая, что подлежащая эксплуатация сил природы (и соответственное развитие производительных сил) тормозится и задерживается капиталистической системой распределения получаемых и добываемых благ. Если попробовать провести разграничение между социалистическо-коммунистическими системами и современной капиталистической, то совершенно невозможно наметить сколько-нибудь определенную черту между той и другой в вопросе об эксплуатации, если говорить об эксплуатации по существу. Однако именно этот вопрос по отдельным заявлениям соответственных авторов является центральным пунктом, где имеет место основное различие между этими системами. Рассматривая обе эти системы с точки зрения их отношения к эксплуатации, мы можем наметить различие между ними лишь в следующих пунктах.

В отношении к природе как одна, так и другая система определеннейшим образом занимают однородную позицию. Обе они признают, что здесь человек и общество принципиально ничем не связаны, и в отношениях к природе никакой нормировки, никакого строя и лада, кроме использования и утилизации, нет и быть не может. Значительно больше различие в их отношении к человеку и вообще к человеческому обществу. Капиталистическая точка зрения допускает, если не на деле, то принципиально, возможность полной и безоговорочной эксплуатации человека человеком. Обратно эксплуатация человека человеком в социалистическом или коммунистическом обществе мыслится ограниченной. Индивидуальная эксплуатация человека человеком здесь признается недопустимой и отношения лица к лицу не могут и не должны быть персонально-эксплуататорскими. Все это позволяет говорить, что капиталистическая система есть система принципиальной неограниченной, свободной эксплуатации, в то время как социалистически-коммунистическая система, являясь системой эксплуатации, столь же принципиальной, в то же время вводит ряд ограничений по объекту эксплуатации, будучи частично нормированной и ограниченной в отношении эксплуатации человека человеком.

В существе дела это вопрос о дестинатаре, получателе и производителе, добывателе соответственных благ в отношении их к хозяйствующему субъекту. Если брать эксплуатацию человека человеком в капиталистическом обществе, то здесь дестинатаром, получателем и распорядителем благ может быть каждый эксплуатирующий кого-либо или что-либо. В коммунистическом или социалистическом обществе таким дестинатаром может быть весь коллектив, а распорядителями являются его представители. Таково основное и существенное ограничение эксплуатации человека человеком в этом последнем строе. Можно утверждать, что это ограничение важно, преимущественно, в организационном отношении.

Действительно, само по себе такое ограничение не вносит никаких норм и рамок в самое отношение к среде, а довольствуется переменою положения дестинатара, полагая, что с такой переменой меняется и самое отношение. Можно утверждать, и для этого есть основания, что самое перенесение права на эксплуатацию человека человеком с человека как такового, с каждой отдельной личности на все общество, по существу, не облегчает ее положения, а лишь усугубляет его тяготы уже тем одним, что авторитет коллективного дестинатара значительно выше, чем авторитет отдельной хищничающей или паразитирующей личности.

Системы ограниченной эксплуатации встречаются не только тогда, когда ограничения эти касаются человека как одного из возможных объектов ее. Возможны и даже обычны ограничения иного рода, например, в отношении отдельных частей внешней природы. В свое время такие ограничения имели место в связи с религиозным и бытовым укладом.

Рассматривая неограниченную систему эксплуатации, хотя бы в том виде, как она выразилась в капиталистическом хозяйственном строе, мы, прежде всего, столкнемся с неограниченностью и свободой входящих в ее состав существ. Соответственные части системы не мыслятся объединенными, взаимно связанными и не представляются взаимно ответственными друг за друга. Весьма характерно то, что эта несвязанность есть не только некоторая отрицательная характеристика. Здесь мы можем наблюдать и некоторый внешне-положительный признак, а именно ‘рознь’, разделение частей их, самочинное и самодовлеющее обособление и активное взаимоотталкивание. Можно утверждать, что здесь наблюдается процесс распадения и изоляции отдельных единиц, переходящий в их взаимную борьбу, вытеснение и поглощение. В этом отношении системы неограниченной эксплуатации суть прежде всего системы розни, распада и взаимоистребления. О них можно говорить как о взаимном хищничестве разнородных или однородных существ, или как о борьбе, где большие хищники пожирают малых, сильные — слабых и где задачей и целью борьбы является возможность обеспечить в известной мере или на известное время личное паразитическое существование или, если это невозможно для самого хищника, то хотя бы доставить эту возможность ближайшей окружающей его группе. Паразитизм в отношении к хозяйственной деятельности в капиталистическом строе представляется окончательной целью, по возможности, неограниченной по объему. Чем больше возможно получить и использовать для себя или для окружающих, тем лучше, и никаких пределов здесь не ставится и не может ставиться.

В строе социалистическо-коммунистическом ограниченность эксплуатации выражается тем, что хищничество здесь не ведется каждым за свой страх в форме борьбы со всеми и против всех, в добавление к индивидуальной и по личной инициативе проводимой борьбе с природой. Оно выступает в этом случае в форме организованного коллективного хищничества. Если в первом случае мы говорили о борьбе однопородных и разнопородных существ (людей против людей и всех вместе — против других существ и природы), то во втором случае можно говорить о борьбе разнопородных существ, безразлично — будет ли эта разнопородность пониматься как биологическая, природная категория (люди и природа) или как социальная, классовая (пролетариат и буржуазия). Точно так же обстоит дело и с паразитизмом. Неограниченность стремления к обеспечению паразитических возможностей для себя или для других, близких, имеющая место в капиталистическом строе, здесь в этой второй организации ограничивается известной нормой, связывающей и лишающей возможности личность самостоятельно давать что-либо по своему усмотрению. Удобства, комфорт, сытость, те или иные блага и наслаждения и их получение здесь в большей или меньшей степени нормированы. Выход за пределы личного получения и личного использования загражден, индивидуальные личные намерения и усмотрения ограничены, а распорядительные функции отняты у индивида и перенесены на коллектив.

Следует еще раз отметить, что существенного отличия в указанном нами отношении между двумя рассмотренными системами мы не имеем и не можем иметь, и если в ту или иную эпоху происходит борьба между той или другой системой, то лозунги и соответственное обоснование их не выражают существа вещей. Два-три столетия тому назад происходила борьба между двумя системами эксплуатации: натурально-ограниченной, аристократически-феодальной системы с народившейся системой неограниченной эксплуатации эпохи раннего капитализма. Центром тяжести в этой борьбе были методы эксплуатации. Ограничения возможностей эксплуатации, лежавшие в основе феодального общества, пали, и падение это было и целью, и смыслом борьбы, хотя на знаменах выставлялись совершенно другие, несколько более ‘возвышенные’ лозунги. Точно такое же положение имеет место и в протекающей на наших глазах борьбе. Центр тяжести ее лежит в перемене формы эксплуатации, переходе от меньших возможностей в этой области к большим. Задача ее — открыть большие возможности хищничеству современного человечества и открыть другие новые и более широкие возможности для социального паразитизма, чем те, которые имели место раньше, и, быть может, даже значительно большие, чем это имеет место в нашей современности.

5

Для того чтобы судить о двух видах хозяйственных систем: о неограниченной и об ограниченной эксплуатации, необходимо выяснить их взаимные отношения. Что касается неограниченной системы, то для нее наиболее характерной является разбивка ее внутренней структуры на отдельные группы, распределяющиеся сообразно степени их хищнической и паразитической энергии. В этой хозяйственной организации, наряду с группами, в которых оба эти свойства выражены отчетливо и резко, существуют группы, в которых они наблюдаются в несколько более скрытой форме, существенным, однако, является то, что группы откровенных хищников и паразитов существуют здесь как признанные и полноправные части всей системы. Характерным для этой системы является явность и откровенность этих групп, сознание ими своего права на существование и откровенное обнаружение ими своих свойств. Они выступают как полноправные члены социального целого, и права их на существование никем серьезно не оспариваются. Равным образом, целостность социальной организации их присутствием не нарушается. Если говорить органическими аналогиями, то здесь мы имеем дело с телом, обладающим теми или иными уродствами, которые не только признаются присущими ему, [но] и даже в известной мере ценными и дорогими.

Существенно иной порядок наблюдается в ограниченной системе эксплуатации. Здесь и паразитизм, и хищничество отрицаются не только в отдельных частях, но и во всем теле. Сообразно с этим, особо выдающиеся части, откровенно хищнические и паразитические элементы подвергаются особому гонению. За ними в большей или меньшей степени отрицается самое право на существование, они как бы загоняются внутрь, причем симптом (наличность явных паразитов и хищников) квалифицируется как самая болезнь. Типичнейшим для ограниченных систем эксплуатации является выделение особой организации, ставящей себе в качестве основной задачи борьбу с этими паразитарно-хищническими явлениями и перестройку соответственных социальных отношений на иной лад. Такие боевые организации ставят себе в качестве основной цели задачу искоренения всякой возможности появления откровенного хищничества и паразитизма, преимущественно в форме частного случая эксплуатации человека человеком за свой счет и для себя. Энергия этой организации, как общее правило, не носит и не может носить характера производственной деятельности. Она уходит вся на борьбу и затрачивается в стремлении подавить паразитарно-хищнические свойства, которые носит в себе все социальное целое. Такое направление деятельности характерно тем, что в окончательном итоге сама по себе такая организация превращается в паразитическое образование на теле социального целого. Не давая непосредственных производственных, производительных и преобразовательных результатов, она, для поддержания своей деятельности, вынуждена получать соответственное питание от той части, в которой и во имя которой она действует.

Можно говорить, сопоставляя систему неограниченной эксплуатации с системой ограниченной, что в одной паразитические и хищнические элементы занимают явные места, признаются в каком-то смысле необходимыми и существуют как разрозненные неорганизованные части, в другой наблюдается тенденция к выделению специальной организации, паразитирующей и хищничающей, путем видимой борьбы с паразитами и хищниками.

Таким образом, можно утверждать, что как та, так и другая из рассматриваемых систем неотвратимо выделяют и концентрируют в своем составе паразитическо-хищнические группы, в первом случае явные, а во втором маскированные. Существенным для сопоставления обеих рассматриваемых систем является отношение их к производственным возможностям всего социального целого. Трудовая энергия каждого социального целого складывается из хищнических действий всего целого. Хищнические действия, в конечном счете, сводятся к двум видам действий: к действиям против природы и внутри-общественным хищническим действиям. Можно говорить поэтому, что производственный результат всего общества представляет результат этих двух противоборствующих тенденций.

Говоря о производственном результате социального целого, можно сказать, что он может быть выражен общей суммой всей затраченной им хищнической энергии, за исключением той ее части, которая пошла на внутреннее взаимное хищничество и борьбу. Если изобразить общее количество затрачиваемой всем коллективом энергии через N, а сумму энергий, затраченных на внутренние столкновения и взаимное хищничество, через n, то тогда энергия, производительно затрачиваемая социальным целым, живущим в условиях неограниченной эксплуатации для поддержания своего существования, выразится формулой:

N — n……..(1)

Можно утверждать, что в порядке критики и взаимоотстаивания своих точек зрения, представители той и другой системы в существе дела спорят о значении и роли этой величины n. Действительно, в ее составе следует учитывать сумму всех тех затрат энергии, которые могли бы быть производительно направляемы, если бы капиталистическая система не содержала бы в своем составе паразитарно-хищничающей верхушки, которая препятствует этой сумме энергий — n — влиться в общую сумму с положительным знаком. В конечном итоге, все утверждения сторонников социалистическо-коммунистической системы можно свести к требованию упразднения этих внутриобщественных, непроизводительных, а потому и излишних затрат энергии и к утверждению, что при этих условиях возможно произвольно большое увеличение производительной энергии. Другими словами, величина n в современных условиях признается столь большой, что ее уничтожение даст исключительно большой прирост в общем балансе производительно затрачиваемой энергии. Доля энергий и созданных ими благ в современном строе, приходящаяся на душу населения, равна

(N — n)/Р

где Р есть население, тогда как та же величина в строе, преобразованном по социалистически-коммунистическому плану, должна бы быть равна —

N/P

Центр спора, таким образом, сводится к вопросу, с каким знаком в общую сумму затрачиваемых энергий входит величина n при капиталистическом строе. Этот вопрос, конечно, требует особого рассмотрения.

Если мы возьмем аналогичную во всех своих элементах систему, живущую в условиях ограниченной эксплуатации, то соответственная формула, выражающая полезную производительную энергию системы, будет иметь другой вид. Прежде всего здесь, наряду с частью, хищничающей и ведущей борьбу в самом обществе, будет иметь место аппарат, специальная организация, имеющая своей задачей борьбу с этой явно-хищничающей частью. По своей энергии и силе этот аппарат должен быть отнюдь не меньше и не слабее явно-хищнической части. Чтобы эта борьба была успешна, он должен быть равен ей. Таким образом, соответственная формула, по которой можно судить о производительной силе той или иной системы для нашего социального целого, выразится при равенстве сил формулой:

N — (n + n)………(2)

Если же мы возьмем случай, когда внутриобщественная, явно хищнически-паразитирующая часть полностью подавлена, то здесь на стороне противодействующей организации должен быть некоторый избыток. Избыток этой силы можно выразить через некоторое а. Тогда в окончательном виде наша формула получит следующий вид:

N -(2n + a)……..(3)

Таким образом, приходится утверждать, что в обществе, в котором основу существования составляет ограниченная система эксплуатации, затрачивается большее количество холостой энергии, направленной на внутреннее хищничество и борьбу с ним.

Конечно, в конкретных условиях эта формула может меняться в направлении приближения к первой, как к своему пределу. В своем чистом виде: N — (2n + а) она будет существовать тогда, когда хищничающие силы неограниченной системы при переходе на ограниченную продолжают свою деятельность, и поэтому для их удержания необходима противосила, равная и превосходящая их силу. Возможны условия, когда после некоторого периода борьбы подавляемые явные хищнические элементы перейдут на другие пути и вместо своей склонности хищничать на социальной среде перейдут к элементарному хищничеству на природе. Тогда соответственно одно n уменьшится. Предполагая n’ < n, мы получим, что формула наша изменится и предстанет в таком виде:

N — (n + n’)……..(4)

Можно говорить и о дальнейшем уменьшении второй части ее. Мы имеем в виду тот случай, когда противодействие явно-хищничающей части будет совершенно сломлено. Это возможно тогда, если вся энергия группы, которая имеет тенденцию к явному хищничеству, будет от внутриобщественного хищничества направлена на внеобщественное, природное хищничество. Тогда наша формула превратится в следующую:

N — n’……..(5)

Причем здесь это n’ будет представлять ту противодействующую силу, которая необходима для того, чтобы не допустить возврата явной хищническо-паразитарной части на привычные для нее пути существования. Формула эта есть тот предел, к которому стремится производительная энергия всякой ограниченной системы принципиальной эксплуатации. Может казаться, и в этом смысл всей полемики и борьбы, что в последнем случае можно остающуюся вычитаемую часть нашей формулы уменьшать, разоружая, конечно, не единовременно, а постепенно, противодействующий явному хищничеству аппарат и переводя его на внешнее обществу хищничество. Это было бы правильно, если бы мы не имели дела с принципиально эксплуататорскими системами. В подобного рода системах всякое уменьшение ограничивающего, организованного давления будет вести к возрождению внутрисоциального хищничества. Действительно, поскольку данная общественная среда будет обладать средствами, способными обеспечить и поглотить некоторое количество энергии групп, склонных явно паразитировать и хищничать внутри хозяйственной системы, постольку для противодействия ей всегда необходима наличность соответствующего равновеликого и противодействующего этой возможности кадра.

Нужно учитывать, что внешнее изменение соответствующего строя (революция) и его укрепление не означает прекращения борьбы между соответственными паразитарно-хищничающими элементами, а лишь связано с переменой формы ее: вместо явного противодействия возникает саботаж, вместо явного столкновения и борьбы — подрыв и ограничение производительности и т. п. методы скрытого противоборства.

Рассмотрение этих двух систем эксплуатации дает основание для следующего заключения: свободная производственная энергия хозяйственной системы при равенстве всех прочих элементов, характеризующих такие системы, всегда больше в неограниченной системе эксплуатации, так как затраты энергии на внутреннее хищничество в ней всегда меньше, чем в такой же ограниченной системе. Эта последняя, помимо затраты на внутреннее хищничество и паразитизм, вынуждена нести затраты на борьбу с ними в количестве не меньшем, а часто большем, по сравнению с первой затратой.

6

Сопоставление этих двух систем эксплуатации может дать нам достаточные элементы для суждения о сравнительной устойчивости этих систем, а также уяснить некоторые особенности в их взаимной смене и развитии.

Устойчивость той или иной хозяйственной системы зависит в окончательном итоге от того уровня жизненного довольства, на котором мирятся широкие народные массы, — от нормального, среднего пайка. Средний паек тем выше, чем больше количество энергии общества производительно утилизируется, т. е. чем меньше в нем затраты на внутреннее хищничество и паразитизм и на дополнительную борьбу с ним. Таким образом, при всех прочих равных условиях, как общее правило, нужно считать, что в системах неограниченной эксплуатации средний паек выше, чем в таких же системах с ограниченной эксплуатацией. Тем самым необходимо признать, что эти последние системы, если брать только материальную основу их существования, обладают меньшей социальной устойчивостью, легче могут быть выводимы из равновесия и требуют большого количества сил для сохранения его.

Но если системы неограниченной эксплуатации и выгоднее и устойчивее, то спрашивается, как возможна и когда происходит смена неограниченных систем эксплуатации ограниченными? Ответ на этот вопрос может быть дан, если проследить судьбу, которую переживает всякая неограниченная система.

Зародыш ограниченной системы возникает в тот момент, когда в системе неограниченной эксплуатации вьщеляются из общей хищнически-паразитирующей массы особые командующие группы. Эти группы (господствующие классы), как общее правило, представляют вытяжку из наиболее квалифицированных элементов паразитирующей и хищнической организации. Теми или иными способами они закрепляют за собой это командующее положение. С этого момента начинается обычно процесс дальнейшего расчленения этих групп и их перерождения. Будучи поставлены в наиболее благоприятные условия существования, эти наиболее квалифицированные хищническо-паразитические элементы имеют тенденцию распадаться на две группы, из коих в одной будут преобладать хищнические элементы, а в другой паразитические.

Первые из них составляют группу с преимущественно производственно-деловым уклоном. Сохраняя свою хищническую природу, они будут продолжать увеличивать свои материальные возможности за счет всех остальных групп и в окончательной форме своей выльются в главенствующую хозяйственную силу исключительной для данной среды мощности. Вторая часть этой же группы, в большей мере наделенная паразитическими склонностями, будет переживать обратный процесс, ослабление ее хищнических способностей повлечет за собой сокращение ее производственной базы, ее постепенное обеднение и хозяйственное ослабление. При этом энергия ее естественно направится не столько против других групп системы, сколько против первой группы крупнейших хищников. Необходимо учесть при этом, что поскольку первые являются преимущественно хищнически-действенными и в известной мере производительными, организующими элементами социального целого, постольку эти вторые оказываются паразитически-бездейственной, оппозиционно-суетящейся и безответственной группой.

В дальнейшем, как общее правило, эти круги теряют свое хозяйственное, привилегированное положение, вытесняясь крупными хищниками. Тем не менее, на почве их деятельности создается, как общее правило, специфическая идеология, отрицательно относящаяся к хищническим тенденциям верхов и в них видящая причину всех общественных бедствий. Таково то ядро, к которому в дальнейшем должны примыкать и обычно примыкают разнообразные элементы общества, в той или иной мере антагонистически относящиеся к соответственным верховодящим группам. Конкретно, в разных условиях судьба этих групп будет различна.

В отдельных случаях для оппозиционной группы возможен переход от занимаемой ими позиции к более активному и деловому отношению и соответственное дальнейшее расчленение ее путем выделения ею из своей среды наиболее действенных элементов с сохранившимися хищническими склонностями и полного падения остающихся паразитов по преимуществу. Постановка этого рода групп в необходимость отказаться от безответственной оппозиции является обычно моментом подобного поворота и перемены поведения. Из паразитической группы выделяются еще остающиеся в ней хищнические элементы, более или менее равнокачественные с основной группой крупных хищников, и соответственные отношения в дальнейшем сводятся к смене на командных позициях то одной, то другой группы. При таком положении оппозиционность получает деловой оттенок и соответственные паразитические и примыкающие к ним недовольные и угнетенные круги используются как один из факторов взаимной борьбы. Но на деле с ними считаются мало и лишь в случае крайнего обострения отношений им бросают подачки. Центральный узел — борьба двух хищников — остается основой разыгрываемых схваток.

Существенно иной представляется картина, когда по разным причинам оказывается невозможным раскол паразитической части командующей группы. Тогда в ней сосредоточиваются, наряду с бессильными выродившимися паразитами, и активные действенные элементы, не имеющие возможности реализовать свою активность способами, открывающими выход к признанному хищничеству. Эта сборная паразитически-хищническая группа, лишенная почвы для применения своих сил, является обычно тем полем, на котором развиваются и растут элементы, в дальнейшем подготовляющие уничтожение всей системы неограниченной эксплуатации. Самый состав этих групп, имеющих в основе ущемленные паразитические элементы, особенно подготовлен к тому, чтобы вырабатывать практически наиболее крайнюю идеологию, отрицающую (безответственно и на словах) весь существующий строй в целом, и особенно энергично отрицающую то, что считается его основой, центром и вершиной.

На деле, при нормальном ходе жизни общества эти группы не могут возобладать и соответственная перестройка неограниченной системы в ограниченную не может иметь места, ибо сама по себе ограниченная система не может дать массам больше, чем дает неограниченная.

Такого рода переход может иметь место, если создадутся особо благоприятные условия, при которых готовая формула крайних идеологических построений может реализоваться хотя бы на недолгий срок в жизненно оправдываемую социальную и хозяйственную организацию. Основой для создания таких условий является стремительное падение среднего уровня жизни широких масс ниже того предела, который может обеспечить неограниченная система эксплуатации. Падение же это возможно лишь как результат одной или ряда социальных катастроф. Основным моментом для этого должно быть сильное сокращение производственного базиса и выведение из равновесия всего жизненного уклада масс. Связанное с этим сокращением уменьшение доли каждого отдельного лица в производимых благах, заставляет особое внимание обратить на запасы, имеющиеся в распоряжении крупнейших общественных хищников. Обычно, при сколько-нибудь нормальном удовлетворении соответственных потребностей среднего рядового человека, наличность этих запасов сама по себе не привлекает значительного внимания и самая мысль о возможности и желательности завладения ими или вовсе не возникает, или весьма легко подавляется установившимися взглядами и побуждениями разного порядка.

В эпохи сокращения производственного базиса, при создающейся на этой почве нужде, сама мысль о таком захвате доходит до степени рефлекторного импульса. Положение ‘время собирать и время расточать собранное’²⁵⁹ во второй своей части становится нормальным способом отношения и к своему, и к чужому имуществу, к своим и чужим фондам, как потребительным, так и капитальным. На почве происходящего кризиса протекает стихийная мобилизация всякого рода запасов, оборотных и капитальных фондов и, как результат ее, лишение главных сил, заинтересованных в поддержании строя, средств и возможностей поддерживать его.

Одновременно с этим протекает и должен протекать процесс сокращения самой людской базы, массы населения из числа групп, преимущественно, не связанных непосредственно с добыванием элементарных средств потребления или оторвавшихся от добывания таковых и перешедших на другие пути существования. Этими двумя процессами: потреблением и мобилизацией запасов и сокращением чисто потребительских элементов создаются условия, при которых система неограниченной эксплуатации бывает вынуждена смениться системой ограниченной эксплуатации.

Эта смена тем более обоснована и необходима, чем больше падение среднего уровня потребления, чем больше растрата капитальных фондов общественного целого и чем острее процесс сокращения людской базы (гражданские войны, голодовки и т. п.).

7

Но если система неограниченной эксплуатации рушится в момент резкого падения среднего уровня потребления и сопровождается растратой, мобилизацией и потреблением капитальных фондов, то почему же ее сменяет и должна сменить система хозяйства, провозглашающая ограничения эксплуатации? Почему, раз возникнув, система ограниченной эксплуатации оказывается чем-то не эфемерным, а достаточно устойчивым? Возникает вопрос: в чем заключаются условия и чем обеспечивается возможность устойчивого существования основывающегося на ней хозяйственного строя?

Производственные возможности и средний уровень жизни широких кругов, связанный с количеством свободной производственной энергии общества, здесь ниже, чем в системе неограниченной эксплуатации. Основная сила, которая при господствующей в этой системе тенденции к гнету направляет все энергии этого строя в сторону его поддержания, есть нужда и недостаток. Всякая попытка увеличить уровень существования в этой системе связана, прежде всего, с необходимостью дальнейших ограничений, и если не ограничений для всех, то, во всяком случае, с неизбежностью гибели для тех, у кого соответственные блага и средства к существованию будут отняты. Чтобы существовать и чтобы поднимать уровень потребления, необходимо создание каких-либо запасов, выделение и концентрация хоть каких-либо капитальных фондов. А это в условиях доведенного до низшего предела уровня потребления невозможно вне какого-то властного вмешательства, с одной стороны, пресекающего потребительные аппетиты и, с другой — охраняющего и направляющего в этих условиях производственный процесс. Это обстоятельство создает и оправдывает всякие нормирования и ограничения и обосновывает существование сил (организаций и учреждений), взявших на себя эту функцию. Ограниченная производственная база, незначительная по возможностям продукции и распределения, а также ограниченность путей, способов и методов удовлетворения потребностей, даже элементарных, — вот те основания, наличностью которых обусловливается прочное и устойчивое существование системы ограниченной эксплуатации.

Этим объясняется то обстоятельство, почему этого рода система не развивает и не может развить хозяйственной энергии, способной дать быстрые и ощутимые плоды в форме немедленного повышения среднего уровня потребления. Она поставлена в необходимость извне черпать средства для улучшения своего положения и вынуждена в той или иной мере ограничиваться не столько развитием производительных сил страны, сколько исканием готовых и уже наличных, кем-то и как-то помимо нее созданных, фондов. Можно утверждать, что подобного рода строй, поскольку он свое существование рассматривает как нечто самоцельное, вынужден сознательно или бессознательно задерживать и отлагать на будущее развитие производительных сил и ограничивать всеми имеющимися в его распоряжении средствами рост благосостояния {Это не значит, что он не будет стремиться к росту и созданию капитальных сооружений. Именно эта последняя задача может оказаться методом удержания низкого уровня потребления.}. Всякое индивидуальное накопление частного порядка, как бы оно незначительно ни было, всегда будет пресекаться, и если импульсы для осуществления накопления в условиях существования этой системы и будут допускаться, то лишь как временное попустительство, как условный и лишь слабо терпимый порядок, сменяющийся время от времени короткой стрижкой нагулянной шерсти и энергичным сбором золотых яиц, при котором, сплошь да рядом, несущей их курице приходится очень плохо.

С этой стороны положение такой системы тем затруднительнее, что идеологически руководящие ею силы вынуждены внушать подчиненным и захваченным ими идейно массам совершенно обратное представление и строить свои воздействия на них с таким расчетом, чтобы убедить, сколько это возможно, поддерживающие их элементы в улучшении, а не в ухудшении общего экономического положения. Такая противоречивая позиция должна, кроме всего прочего, отразиться на самой структуре организации, вынуждая ее к созданию в ней и к соединению в ее среде особых частей с разным уклоном деятельности в зависимости от того, какую часть работы они ведут: идеологически-организационную или хозяйственную.

Наиболее существенным и важным для организации хозяйственной системы этого типа является реакция социальной среды на всякое улучшение хозяйственного положения. Можно думать, что улучшение это способно распространяться и расти равномерно. Однако в действительности, дело обстоит иначе. Всякое сколько-нибудь серьезное улучшение организационно-производственного свойства возможно в результате наличности некоторых оборотных или основных фондов. Всякое такое накопление, поскольку оно может происходить, предполагает некоторое сжатие и уменьшение среды, в которой производится накопление. Сжатие это, как общее правило, предшествует всякому движенью, прыжку вперед.

Всякое улучшение материального положения масс может свестись к следующим результатам: во-первых, новая добавочная доля в бюджете может быть полностью потреблена, во-вторых, она может быть частично потреблена, частично капитализирована, и, наконец, — в третьих, возможна полная капитализация ее. Наиболее частым явлением будет второй случай. Первая возможность имеет место обычно тогда, когда мы встречаемся с примитивно-коммунистической хозяйственной организацией, где удержание в сколько-нибудь длительном пользовании распределенных предметов встречает серьезные препятствия в бытовых условиях существования.

Останавливаясь на втором из рассматриваемых случаев, мы должны отметить, что всякое улучшение хозяйственного положения в обществе, где господствует ограниченная система эксплуатации, содействует возрождению и усилению хищническо-паразитических склонностей в среде лиц, капитализирующих это улучшение.

Всякая капитализация может принять одну из двух форм. Она реализуется или в виде накопления сокровищ, или в создании условий, позволяющих дать накопленным фондам производительное назначение. И в том, и в другом случае накопление весьма серьезно давит на поведение. В первом она развязывает паразитические склонности и ослабляет трудовую энергию тех, кто чувствует за собой какое-то, хотя бы и скромное, обеспечение. Во втором случае всякая капитализация, накопление запасов и образование в чьих-то руках свободных средств, побуждает круги, обладающие этими средствами, стремиться к хозяйственной деятельности, расширенной по сравнению с нормальным для них уровнем хозяйствования.

Следует думать, что эта хозяйственная деятельность пойдет скорее всего по направлению наименьшего сопротивления, а таковым в основе своей всегда является хищническо-паразитарная деятельность второго порядка, т. е. эксплуатация, направленная не непосредственно на природу, а имеющая своим объектом человека, ибо обычно даже для самого расширения деятельности, направленной на эксплуатацию природы, необходимо в той или иной форме вовлечение в хозяйственную и реализующую какие-то накопленные средства группу новых, дополнительных, трудовых единиц (наем работников при расширении запашки и т. п.).

Всякое усиление этих тенденций, со своей стороны, должно, как общее правило, вызвать в общественной организации, построенной по принципу ограниченной эксплуатации, усиление нормировочно-регулирующих аппаратов, причем задачей их, с одной стороны, является создание противодействий развитию таких индивидуально-эксплуататорских тенденций, а с другой стороны, принятие мер к созданию возможностей направления свободных средств в признанные допустимыми русла эксплуатации.

Всякая ограниченная система эксплуатации при условии улучшения экономического положения входящих в ее состав членов неизбежно окажется перед дилеммой: или дать простор эксплуататорским стремлениям ее членов и тем самым превратиться в систему неограниченной эксплуатации, или усиливать внутренний организованный паразитизм аппарата, удерживающего всех стремящихся к индивидуальному хищничеству и обеспечивающего самую возможность существования и поддержания системы ограниченной эксплуатации.

Тем самым при второй возможности, конечно, если не приостанавливается, то во всяком случае замедляется рост производительных сил. Помимо этого результата, рост внутри общества паразитирующей организации, происходящий благодаря необходимости подавления индивидуальных хищническо-паразитарных стремлений, приводит к тому, что всякий выход к новым путям и к всяким попыткам улучшения материального уровня помимо вхождения в такую организацию оказывается, в конце концов, невозможным.

Происходящее здесь расширение паразитирующей организации в окончательном итоге ведет к тому, что хозяйственная активность масс не поднимается выше обычно невысокого и раз навсегда установившегося уровня. Всякая же попытка единиц или отдельных групп подняться выше него, если не парализуется и не пересекается в корне сразу и полностью, то допускается и терпится до срока, а затем соответствующие достижения этой группы снова поступают, под тем или иным видом, с большей или меньшей откровенностью, в перераспределение. Возможно, конечно, что это повышение уровня соответственной прибыли (реализованного улучшения и т. п.) изъемлется из распоряжения добывающих и допускающихся в эту сферу деятелей и перераспределяется не единовременно, а постепенно (рост налогов).

Можно утверждать, что, подобно тому как в системе неограниченной эксплуатации создается меньшинство квалифицированных хищников и паразитов, в ограниченной системе наблюдается создание специфически паразитической, пресекающей и задерживающей хозяйственный рост организации и наблюдается довольно откровенно выраженная тенденция к паразитированию большинства, поглощающего индивидуальные достижения.

Существенным является то, что, в то время как в неограниченной системе паразитизм и хищничество меньшинства стимулируют постепенный подъем уровня жизни большинства (по принципу состязания) и содействуют ускоренному развитию производительных сил страны, в ограниченной системе мы наблюдаем обратный процесс. Здесь паразитирующая и пресекающая, ограничивающая организация вынуждена для своего самосохранения создавать в общественной среде мотивы обратного свойства, влекущие за собой: усиление потребительных склонностей и задержку в росте уровня жизни масс, обусловливающие замедленный темп роста производительных сил.

Возможен еще случай, когда теми или иными мерами, принятыми подобной ограничивающей организацией, уровень жизни масс держится в определенных потребительных нормах, а вся производственная работа и связанный с ней процесс капитализации совершенно выделены из поля действия масс. Такой порядок может быть осуществляем лишь при весьма громоздкой организации по надзору, наблюдению и нормированию. Тем не менее при известных условиях он может быть воплощен в жизнь. Характерной особенностью такого строя будет использование своего положения хозяйничающей верхушкой организации. Если не скоро, то во всяком случае путем медленного отбора в пределах такой ограниченной системы будет подбираться наиболее квалифицированная группа хищников и паразитов, которая в окончательном итоге изнутри переработает соответственную организацию и рано или поздно приведет к превращению всей системы ограниченной эксплуатации в систему неограниченной эксплуатации. Обычно основным определяющим моментом в этом процессе является время, притом время, измеряемое поколениями. Только сроки подобной длительности здесь оказываются сколько-нибудь влияющими на ход событий (если, конечно, нет каких-либо внешних ускорителей).

Как бы то ни было, но можно установить, что рост материального благосостояния, повышение уровня благосостояния масс и возрастание количества запасов влечет за собой тенденцию или к повышению требований масс и сообразно с этим ставит ограниченную систему на путь перехода в неограниченную, или в случае полного подавления энергии масс вызывает в ней консолидацию основного хищнически-паразитарного ядра, что ведет к тем же результатам, но с затяжкой процесса перерождения во времени.

8

Итак, всякая система хозяйствования, принципиально допускающая эксплуатацию и лишь ограничивающая ее в каком-либо отношении, с неизбежностью стремится к превращению в систему неограниченной эксплуатации. Но, может быть, эта последняя может оказаться более устойчивой? Может быть, в ней возможно устойчивое и непрерывное повышение среднего уровня потребления масс и тем самым она может оказаться, если не лучшей, то наиболее доброкачественной хозяйственной системой? Быть может, она в состоянии построить внутри себя систему органов, создающую в ней устойчивое равновесие, предотвращающую возможность катастрофических потрясений?

Для того, чтобы ответить на эти вопросы, рассмотрим два случая: первый — когда у нас имеется две или несколько однородных систем неограниченной эксплуатации, и второй — когда мы имеем дело с одной, изолированной извне, системой неограниченной эксплуатации. Вопрос, который нам подлежит рассмотреть в обоих случаях, сводится к определению русла, по которому пойдет энергия центральной, определяющей хозяйственную жизнь системы и хищничающей в ней группы. Другими словами: как и чем обозначается предел ее хищничества?

Поскольку равновесие в этой системе при выделении в ней центрального хищнического ядра сохраняется лишь до момента крайнего падения уровня жизни масс, постольку эта командующая, хищническая группа должна будет в случаях приближения социальных и хозяйственных низов к этому низшему пределу обеспеченности существования стремиться к вынесению своего хищничества вовне. Отсюда естественный выход — стремление к неограниченной эксплуатации посторонних, вне ее лежащих систем, а в случае достаточной силы и крепости их, при оказываемом ими отпоре естественным исходом будут война и кровавая с ними схватка. Чреватость внешними столкновениями органически присуща этого рода системе, и пределом этой склонности является сила и противоборство со стороны противника. Но именно этого рода метод удовлетворения хищнических тенденций центрального ядра хищничающей группы при достаточной силе борющихся сторон и при надлежащем их упорстве с неизбежностью ведет к потрясению налаженного строя хозяйственных отношений, ложится всей тяжестью на массы и содержит в себе неистребимую тенденцию к понижению уровня жизни социальных и хозяйствующих низов. Результат этого процесса уже показан выше. Войны оказываются способом, наиболее легко подготовляющим почву, на которой разыгрывается падение хищничающей группы, в результате чего создаются условия, оправдывающие возникновение ограниченных систем эксплуатации.

В случае, если мы имеем дело с системой неограниченной эксплуатации, не имеющей вне себя объектов в виде других общественных целых, которые можно тем или иным способом (сначала мирно, а в случае сопротивления и противодействия насильственно) эксплуатировать (такой случай возможен при большей или меньшей изолированности или же при создании единого мирового политического и хозяйственного целого — объединенного, мирового государства), то и здесь неизбежен момент, когда система неограниченной эксплуатации станет перед своим пределом: доведением масс до предельно-низкого уровня удовлетворения потребностей. Самая ‘неограниченность’ эксплуатации с неизбежностью приводит к этому результату, хотя конкретные пути, осуществляющие это приближение, могут быть различными.

Может возникнуть вопрос: нельзя ли устранить на этой почве социальное хищничество центральной и основной группы путем изменения и расширения ее состава и превращения всей общественной организации в систему, хищничающую на природе? Этот вопрос, естественно, возникает тогда, когда является стремление обойти те грозящие взрывом опасности, которые заложены в факте выделения центрального хищнического ядра. Поскольку все зависит от уровня жизни масс, то задача, которая здесь ставится, может быть формулирована таким образом: быть может, возможно не понижать уровень жизни масс и даже увеличивать его за счет природы? Другими словами: быть может, возможно настолько ускорить эксплуатацию природы, что практически аппетиты хищников, как всего общества, так и центральной, наиболее сильной его части, будут вполне удовлетворены? Такое положение мыслимо и могло бы иметь место при весьма большом расширении методов природной эксплуатации, открытии новых возможностей, превышающих все перспективы и установившиеся в этой области точки зрения. Новые открытия и неожиданные изобретения — таковы условия осуществления таких возможностей. Подобное допущение для полноты своей реализации требует, чтобы такой рост возможностей был беспредельным и непрерывным. Но, даже допуская такое положение, нужно признать, что оно неспособно само по себе избавить рассматриваемую нами систему от катаклизма. Оно могло бы быть осуществлено лишь в том случае, если бы мы имели дело хотя бы только с чистым хищничеством однородной по качеству напряженности. Тогда можно было бы рассчитывать на постепенный переход от взаимного хищничества, имеющего место в системе неограниченной эксплуатации, к хищничеству на природе только. Но не следует забывать, что хищническая активность человечества не есть что-либо самобытное и самостоятельное, принципиально активное, а что это лишь сторона и момент паразитарно-хищнических свойств и качеств, совместно существующих и обнаруживающихся. Таким образом, всякое улучшение и расширение возможностей в каком бы то ни было направлении ведет к росту не только хищнических устремлений, но и паразитарных склонностей. Всякое увеличение возможностей и намечающееся на этой почве ослабление борьбы и междучеловеческого хищничества ведет к усилению паразитарных тенденций. Балансирование тех и других с неизбежностью приводит нас к возобновлению и к обострению борьбы в среде хозяйствующего человечества и к обострению взаимной междучеловеческой эксплуатации. А это возвращает нас к тому же положению, приводящему к смене системы неограниченной эксплуатации системой ограниченной.

Можно, конечно, допустить (и, конкретно, подобного рода смены имели и могут иметь место), когда переход подобного рода не будет протекать в формах катастрофически бурных (т. е., по существу, в формах уплотнения во времени). Подобного рода катастрофический процесс, описанный нами выше, будет иметь место при наличности быстрого сжатия и сокращения уровня жизни массы при параллельной диссоциации центрального хищнически-паразитарного ядра путем выделения из него части паразитарно настроенных идеологов перестройки системы. Подобного рода ‘переворот снизу’ может и не иметь места, или, вернее, не иметь видимого успеха, но процесс понижения уровня жизни масс может иметь место и может протекать исподволь во внешне слабо заметном виде. Если мы не будем наблюдать резкой диссоциации центрального хищнически-паразитарного ядра и тем самым у ущемляемой массы не будет находиться союзников, идеологов и вождей, выходящих из паразитарной части социальной верхушки, то все же в самой этой верхушке будут наблюдаться тенденции к обеспечению и закреплению своего положения. Эти тенденции будут находить себе значительную поддержку в факте понижения уровня жизни масс, и тем самым, поскольку это будет сознаваться командующим и задающим тон центром, естественно ожидать, что оба эти обстоятельства поведут к ряду ограничений и самоограничений в пределах системы неограниченной эксплуатации. Такими ограничениями, естественно, в первую очередь, будут ограничения доступа в центральное хищничающее и паразитирующее ядро, ограничения видов и методов эксплуатации, нормализации и юридизации соответственных отношений производственно-хозяйственного рода. Система неограниченной эксплуатации самоограничится и тем самым превратится, если не в свою противоположность, то во всяком случае в коррелятивную ей систему. Конечно, такой переход и связанная с ним ‘феодализация’ отношений, происходящая и проводимая ‘сверху’, тоже может потребовать для своего осуществления времени, которое измеряется жизнью поколений.

Сказанное дает основания выставить следующее общее положение, характеризующее рассмотренные нами системы эксплуатации.

Обе системы: система ограниченной и система неограниченной эксплуатации имеют тенденцию сменять друг друга. Отвлекаясь от конкретных обстоятельств, в которых происходит эта смена, можно утверждать, что мы имеем дело с циркулярным процессом, связанным в своей основе с принципиальной установкой хозяйствующего субъекта в его отношении к среде и в частности к природе. При таком положении всякая односторонняя попытка изменить хозяйственный строй, исходящая из стремления устранить в нем одну из наблюдающихся в нем сторон эксплуатации, изменить частично отношение к части среды (человеку), а именно, упразднить эксплуатацию человека человеком, — сама по себе недостаточна и ведет лишь к временному изменению хозяйственного статуса социальных низов, каковое изменение само по себе, вне зависимости от других факторов, не может еще почитаться улучшающим или ухудшающим их положение. Конкретно оно может улучшиться (обычно, в начале) и может и должно ухудшиться (обычно, в конце процесса). Что же касается принципиальной стороны вопроса, то можно думать, что в этом случае мы всегда будем иметь замедление того процесса, который принято называть ‘ростом производительных сил’, ибо всегда на этом пути мы имеем дело с ограничением, хотя бы и хищнической, но все-таки какой-то энергии…

9

При всем том, раз мы признаем процесс эксплуатации циркулярным процессом двухфазного типа, все же на нас остается обязанность выяснить пределы, в которых протекает и может протекать этот процесс. Принципиально, это — круговорот, в котором один период с неизбежностью сменяет другой и при отсутствии всяких третьих факторов, при наличности однородной обстановки, теоретически он должен был бы построяться по типу вечного возвращения, реально воплощая дурную бесконечность. Конечно, на деле и в действительности о таком регрессе в бесконечность говорить не приходится, ибо кроме двух фаз самого процесса эксплуатации мы имеем дело с третьим, весьма существенно меняющим положение, фактором, а именно, с природой. Весь процесс циркулярной эксплуатации развертывается в природе и изъят из нее и вне ее поставлен быть не может. Как процесс эксплуатации человеком природы, он должен быть охарактеризован как паразитизм по преимуществу. Несостоятельность и несамостоятельность человека в отношении его к природе такова, что распространяться об этом не приходится. По существу, до настоящего времени, человек пользовался и пользуется лишь отбросами солнечной энергии и остатками переработанного и освоенного другими живыми существами. Поскольку же он выступает не только как паразит, но и как хищник, постольку эта последняя форма человеческой деятельности сводится или к ускорению и обострению процессов распада в природе, уже начавшихся, или к провоцированию таких же процессов. К числу подобных действий можно отнести и все процессы, начиная от уничтожения животных и растений в качестве пищи вплоть до попыток разложить атом.

Рассматривая пока что только специфически-паразитарную сторону отношения человека к природе, можно и должно утверждать, что существо его деятельности, с этой стороны, заключается в истреблении им запасов солнечной энергии, накопленных в природе, и в потреблении их. Процесс потребления их, таким образом, в окончательном итоге есть процесс, связанный нормами и сроками, ибо можно думать, что запасы эти, если и возобновимы и возобновляются, то во всяком случае не столь ускоренным темпом, чтобы можно было уверенно говорить о их неистощимости. Процесс эксплуатации разного рода ресурсов в настоящее время во много раз по своей скорости превышает процесс накопления их в природе. Даже оставляя в стороне вопрос о процессах роста самого человечества как фактора, истощающего природу (перенаселение), можно сейчас говорить о близящемся истощении таких источников энергии, как нефть и уголь. С такой же вероятностью можно, даже допуская введение в жизнь самых разнообразных методов эксплуатации территории нашей планеты, говорить (быть может, пока еще и об отдаленном), но предстоящем истощении прочих ресурсов. Поэтому вопрос об эксплуатации природы должен быть решаем с учетом не только деятельности человека в ее составе, но и с соображением существа самого природного процесса. Здесь возможны две точки зрения: первая — признание того, что взятый сам по себе природный процесс, в существе своем, направлен к самосохранению природы и вопреки всем препятствиям стремится к самодостаточному и самостоятельному существованию, вторая — признание обратного положения, согласно коему природный процесс направлен к распаду, к восстановлению изначального хаоса, стихиен и слеп в своих истоках и завершениях. В первом случае окажется, что процесс природный и процесс эксплуатации (паразитически-хищническая деятельность человека в природе) должны быть охарактеризованы как взаимно противоположные и разнонаправленные процессы. Поскольку допущено, что природа в существе своем стремится к самоутверждению и самодостаточному целостному существованию, противодействуя распаду (хотя бы невидимыми и непонятными нам методами), постольку человеческая деятельность, направленная на истощение ее, на провоцирование в ней распада и т. п., есть деятельность какой-то борьбы с природой. Вопрос о победе в этой борьбе при нашем допущении вряд ли подлежит сомнению: не самостоятельное и не стремящееся к такой самостоятельности человечество, паразитирующее и хищничающее, будет и должно быть истреблено и уничтожено. Паразиты при таком положении, естественно, уничтожатся, поскольку несостоятельность и несамостоятельность этих существ возможна только до момента противодействия со стороны их носителя, в данном случае — природы. При таком положении результат жизненного процесса в пределах человечества должен завершиться гибелью его при сохранении природы, переходящей к какой-то новой, самостоятельной и самодостаточной жизни. Положение, которое в индивидуальном жизненном плане изобразил поэт, говоря о сиянии ‘равнодушной’ природы над извергнутым и распадающимся телом, трупом человека (‘и пусть у гробового входа…’)²⁶⁰, это положение должно быть результатом подобного процесса.

Если же мы допустим, что и природа в целом, в существе своем столь же стихийна и слепа, как и паразитирующее на ней человечество, то тогда необходимо признать, что оба эти процесса: природный и человеческий — движутся в одном направлении без непосредственного противоборства в отношении результата. Частичные противоборства временного свойства могут иметь место, но сами по себе они будут лишь моментами, не изменяющими общей линии движения. Тогда можно и должно говорить о кумулировании обеих этих тенденций, сложении их энергии и о естественном, в таком случае, ускорении процесса. Слепая реакция слепого начала, лишенного всякой ориентировки в отношении избранного им пути, — таков результат, с которым придется иметь дело. Поговорка о слепом вожаке слепого и естественный результат такого водительства — общее падение в яму — должны быть признаны завершением природно-человеческого процесса, в котором человеческое, хищнически-паразитарное хозяйствование является лишь фактором убыстрения, приближающим момент общего падения и гибели и человека, и природы.

Судьба, которая рисуется здесь, является обычным случаем паразитарного симбиоза. Поскольку тело, на котором паразитирует та или иная порода паразитов, не ведет прямой борьбы с ними, не будучи в состоянии осознать опасность их для своей жизни, постольку гибель и падение этого тела предопределены. Всякая попытка с его стороны улучшить свое состояние путем дополнительного питания не ведет к желанному улучшению, а наоборот. Типический случай с глистами убеждает нас в том, что всякое улучшение питания организма и все его попытки поддержать себя этим способом используются паразитом, который начинает на этой почве лишь размножаться и усиливаться, а всякое последующее сокращение поступлений пищи и выработки потребных, питательных для паразита начал ведет к истощению носителя паразитов и к ускорению его гибели. Паразитизм в окончательном своем итоге с неизбежностью приводит сначала к гибели носителя паразитов от истощения, от ненасытимои эксплуатации и утилизации его паразитами, а затем, с прекращением возможности существования, к уничтожению самих этих паразитов. Уже в мертвом теле носителя продолжается жизнь паразитов, пытающихся во взаимной борьбе и взаимном уничтожении обеспечить себе отсрочку окончательной гибели. Этот процесс может быть не менее наглядно представлен, если вспомнить другого поэта, изображающего на умершем и застывшем трупе земли последнюю схватку последних людей, борющихся за последнюю искру огня, за последний источник угасающего тепла²⁶¹.

Кумулированная стихийность природы и стихийность эксплуатации (принципиально неограниченной в отношении природы) естественно приводит к расстройству природного процесса, к истощению рессурсов и потере возможности поддерживать жизнь. Таким образом, циркулярно связанные системы принципиальной эксплуатации с неизбежностью создают условия самопоглощения и самоуничтожения. Конечная гибель хищничающих и паразитических организаций есть тот исход, к которому они с неизбежностью стремятся и который с необходимостью наступит в силу самого начала, заложенного в основе самого процесса эксплуатации.

Итак, приведенный анализ эксплуатации позволяет ответить на поставленный выше вопрос: чем завершается экономия, построенная на этом принципе отношения к объекту (кто бы им ни был — эксплуатация человеком человека — или что бы им ни было — эксплуатация человеком природы). Экономия этого рода в обоих возможных случаях оказывается не чем иным, как домостроительством (устройством, организацией, подготовкой) гибели. Это — отношение, санкционирующее вытеснение и уничтожение поколений, и процесс, подготовляющий окончательное падение и истощение окружающей человека среды, и деятельность, обеспечивающая окончательную гибель человечества.

Статья, впервые опубликованная в 1928 г. в т. 5 ‘Известий Юридического факультета’, представляет собой I главу так и не завершенной книги Н. А. Сетницкого ‘Эксплуатация или Регуляция?’. Работу над книгой, как следует из приведенного во вступительной статье фрагмента письма А. К. Горского А. М. Горькому от 12 апреля 1923 г., ученый начал в первой половине 1920-х гг., а затем продолжил ее в Харбине.

В харбинском архиве Н. А. Сетницкого сохранилась авторизованная машинопись статьи ‘Эксплуатация’ с рукописными вставками, вклейками, приписками, правкой. Основному тексту предпослан титульный лист (РР.1.3.21), на котором напечатано: ‘Очерки по теории эксплоатации (Эксплоатация или регуляция?). I. Эксплоатация’.

Имеются в архиве и другие материалы к теме ‘Эксплуатация или Регуляция?’ Это рукописи статей и заметок ‘Политика накопления’, ‘Политика потребностей’, ‘Отдача и получение в процессе регуляции’, два блока набросков под общим названием ‘Экономика регуляции’ и др. (FP. 1.3.21). Данные тексты тесно связаны со статьями и черновыми набросками к теме ‘Трудоведение’, которая активно разрабатывалась Н. А. Сетницким и его друзьями А. К. Горским и В. Н. Муравьевым в первой половине 1920-х гг.: ‘Трудовое мироотношение’, ‘Наука и труд’, ‘Цель труда’, ‘Классификация видов труда’, ‘Даровое и трудовое’ и др.

Судя по сохранившимся материалам, Н. А. Сетницкий планировал обширное философско-экономическое исследование, основная идея которого была сформулирована в самом названии книги. Он ставил вопрос о выборе человеком и человечеством главного принципа мироотношения и миродействия, напрямую связывая его с другим коренным, фундаментальным вопросом — о месте человека в бытии, его роли в эволюционном процессе, его задачах в природе и космосе. Построения философа перекликались с построениями мыслителей-космистов естественнонаучной ориентации — С. А. Подолинского и Н. А. Умова, выдвигавших концепцию антиэнтропийной сущности жизни и труда человека, которые служат возрастанию энергии, увеличению ‘стройности’ в природе и космосе. Экономическая деятельность рассматривалась Сетницким как часть мироустроительной деятельности рода людского, как одно из проявлений ‘эктропии’, противостоящей распаду и смерти. Одновременно она осмыслялась религиозно — в духе ‘Философии общего дела’ Н. Ф. Федорова и ‘Философии хозяйства’ С. Н. Булгакова, где человеческое хозяйство представало частью Божественного домостроительства, исполнением заповеди об ‘обладании землей’, данной Творцом человеку.

Формулируя новый, совершеннолетний принцип взаимодействия человека с природой, Н. А. Сетницкий опирался на Н. Ф. Федорова, противопоставлявшего ‘цивилизации эксплуатирующей, но не восстановляющеи’, которая ‘не может иметь иного результата, кроме ускорения конца’ (Федоров Н. Ф. Собр. соч. Т. 1. С. 197), образ благого, жизнетворческого развития, основанный на регуляции, сознательно-творческом управлении природными процессами, ведущий к просветлению и одухотворению материи. По Федорову, подлинно трудовое отношение к миру, за которым стоит Христово ‘Отец Мой доныне делает, и Я делаю’ (Ин. 5:17), есть отношение жертвенности и любви, в противоположность потребительскому пассивному, паразитарному отношению, по своей сути эгоистическому, корыстному, безлюбовному.

Осуществить свой замысел в полном объеме Н. А. Сетницкому не удалось. Всего в Харбине им были напечатаны три главы задуманной книги: глава ‘Эксплуатация’, дававшая всесторонний анализ понятия, вынесенного в ее название, рассматривавшая принцип эксплуатации не только применительно к социально-экономическим связям, но в онтологическом и нравственно-религиозном ключе, глава ‘Капиталистический строй в изображении Н. Ф. Федорова’ (Известия Юридического факультета. Т. 3. Харбин, 1926. С 9-25), реферировавшая взгляды философа всеобщего дела на капиталистический строй как одно из проявлений принципа эксплуатации, и, наконец, работа ‘СССР, Китай и Япония (Начальные пути регуляции)’, опубликованная в X томе ‘Известий Юридического факультета’ (Харбин, 1933).

В этой работе, продолжавшей темы статьи ‘Эксплуатация’, Н. А. Сетницкий ставил вопрос о необходимости выработки нового хозяйственного принципа, призванного лечь в основу системы мирового хозяйства, контуры которой все отчетливее обозначали себя в первые десятилетия XX в. Связывая экономическую задачу построения мировой хозяйственной системы с задачей исторической и нравственно-религиозной: объединение человечества, становление планетарной общности, преодолевающей этническую, классовую и религиозную рознь, философ провозглашал переход от принципов эксплуатации, интереса и торговли, определяющих развитие существующих ‘общественно-хозяйственных объединений’, к принципам регуляции, цели и производства, которые станут ориентирами экономики будущего (производство при этом понималось расширительно — ‘как творчески-преобразовательный акт, создающий условия для обеспечения жизни как таковой’ и ее будущего преображения). В трактовке Сетницкого, ни общность интересов, ни эффективная торговля не могут ‘удовлетворительно направить и организовать как междучеловеческие, так и международные отношения’, обеспечить действенное единство людей: ‘торговля, связывая отдельные страны друг с другом <...> в дальнейшем обуславливает возникновение эксплуатации, высасывания соков у слабейшего’, а ‘установка на интерес’, если в нее вдуматься, представляет собой апелляцию к низшим, по-человеческим ‘стремлениям и влечениям’ — ‘индивидуально-зооморфического, если не инстинктивно-зоологического’ порядка. В то же время ‘общность цели, задач и дела’ — не сиюминутных делишек, а единого, истинного, вселенского дела — дела регуляции стихийных, разрушительных сил в природе и самом человеке, утверждения неветшающей жизни — может и должна стать основой подлинного всечеловеческого единства. Первым, предварительным шагом на этом пути Н. А. Сетницкий полагал сотрудничество мировых держав в решении задач управления погодой, предотвращения засух, наводнений, землетрясений. В частности, в работе был предложен конкретный план взаимодействия Советской России с Китаем и Японией по созданию системы искусственного орошения и борьбы с тихоокеанским муссоном.

Статье ‘Эксплуатация’ печатается по: Известия Юридического факультета. Т. 5. Харбин, 1928. С. 215-258.

²⁵⁶Дестинатар — адресат, потребитель.

²⁵⁷Имеется в виду точка зрения Виктора Андреевича Фаусека (1861-1910), зоолога, профессора, а затем директора Высших женских курсов и Женского медицинского института в Санкт-Петербурге. В работе о паразитизме личинок беззубки (Паразитизм личинок Anodonta // Записки Академии наук Т. 13. No 6. СПб., 1903) и статьях о живорождении (т. е. размножении, при котором животное не откладывает яиц, а прямо рождает детенышей или личинки) и паразитизме высказывал мысль о том, что живорождение есть следствие паразитизма зародыша в материнском организме.

²⁵⁸ В своей оценке того типа жизнедеятельности и взаимодействия со средой, который существует в растительном мире и был назван, по классификации немецкого ботаника и физиолога В. Пфеффера, автотрофностью, Н. А. Сетницкий следует Н. Ф. Федорову. Одним из путей преодоления природного порядка существования, стоящего на пожирании, вытеснении, смерти, Федоров считал овладение той способностью к ‘естественному тканетворению’, которой обладает растение, строящее свои ткани из неорганических веществ природной среды под воздействием солнечного света. В 1930-е гг. идея автотрофности человечества появится и у В. И. Вернадского.

²⁵⁹ Парафраз знаменитой фразы Екклесиаста: ‘Всему свое время, и время всякой вещи под небом: <...> время разбрасывать камни и время собирать камни’ (Еккл. 3:1,5).

²⁶⁰ Строка из стихотворения А. С. Пушкина ‘Брожу ли я вдоль улиц шумных’ (1829). Четверостишие, которое имеет в виду Н. А. Сетницкий: ‘И пусть у гробового входа / Младая будет жизнь играть / И равнодушная природа / Красою вечною сиять’.

²⁶¹ См. комм. 225.

ЭКСПЛУАТАЦИЯ*

ОЧЕРК I

2

3

4

5

6

7

8

9

КОММЕНТАРИИ

Читайте также: