Егоисты
——
Эгоисты, Каченовский Михаил Трофимович, Год: 1817
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Въ натур дйствуютъ дв противные силы, которыми держится составъ, или лучше сказать, равновсіе міра. Притяженіемъ все влечется къ общему средоточію, противудйствіемъ, или, говоря по ученому, реакціей, все отталкивается ко вншней окружности. Нчто похожее на то извстно Физикамъ относительно перемнъ воздушной температуры, вс тла сжимаются на стуж, a въ тепл расширяются. Отъ соразмрнаго дйствія каждой изъ упомянутыхъ силъ физическихъ зависитъ во всемъ порядокъ и прочность.
Ту же самую теорію примнить можно и къ политическому тлу. Патріотизмъ есть теплота, егоизмъ стужа. Первый всегда стремится ко благу общему, послдній безпрестанно отъ него уклоняется, одинъ всегда готовъ жертвовать собою, другой хочетъ жить для себя, и притомъ для себя единственно. Порядокъ въ длахъ общественныхъ зависятъ отъ соразмрнаго обоихъ дйствія во взаимномъ ихъ отношеніи.
И въ самомъ дл все бы шло наилучшимъ образомъ, еслибъ люди при многихъ поступкахъ своихъ незабывали, что не одни только они живутъ въ свт, но что кром ихъ существуютъ еще другія? Подобныя имъ созданія, которыя также имютъ свои нужды (не говорю прихоти), также имютъ право наслаждаться нкоторыми выгодами и безцннымъ спокойствіемъ. Но, увы!
Госпож Морковкин напоминаютъ, что пора уже сыну ея вступитъ въ службу. Старшій сынъ ея по склонности занимается военными науками, и готовитъ себя къ артиллерійской служб, гд со временемъ можетъ сдлаться хорошимъ офицеромъ. Но сердобольная Морковкина никакъ несоглашается отпустить дтей своихъ въ военную службу, она хочетъ, чтобы старшій ея Ваня, посредствомъ какихъ нибудь невинныхъ оборотовъ переименовался въ Коллежскіе Ассессоры, причислился бы къ какому нибудь мсту, взялъ бы увольненіе на годъ за болзнями, и потомъ вышелъ бы въ отставку съ слдующимъ чиномъ. ‘Моему Ванюш ненужна служба’, говоритъ Морковкина, вовсе незаботясь о томъ, иметъ ли служба надобность въ людяхъ. У Морковкиной есть еще два сына, Ваня средній и Ваня меньшой, столь же нжно ею любимые. Очень любопытно знать, какое для нихъ назначаетъ она поприще.
Сидоръ Сидоровичъ Надутовскій живетъ единственно для себя, вразсужденіи же другихъ онъ поступаетъ такъ какъ будто никто кром его не существуетъ на свт. Того мало, что садясь за столъ, беретъ для себя первое мсто, онъ еще хочетъ, чтобы не садились къ нему близко — точно будто бы даютъ праздникъ для его особы. Надутовскій не боле вжливъ къ прекрасному полу какъ я къ мущинамъ. Въ лож очень спокойно располагается онъ впереди, незаботясь, увидятъ ли что нибудь сидящія за нимъ дамы. Въ церкви, или на площади, среди многолюдства и тсноты, онъ любитъ около себя просторъ, какъ въ своей собственной комнат. Въ дорог обгаетъ вс покои гостинницы и занимаетъ для себя самыя лучшія. Въ карет никакъ не можетъ сидть на передней скамейк затылкомъ къ кучеру, потому что, какъ самъ говоритъ, ему тотчасъ сдлается дурно, или голова у него закружится. Безпрестанно разсылаетъ людей своихъ и чужихъ, безпрестанно требуетъ услугъ вовсе безъ надобности. Привыкши затруднять всхъ и каждаго, самъ онъ ни для кого неможетъ сдлать ни малйшаго себ принужденія. Въ каждую минуту и при каждомъ случа думаетъ единственно о себ, сны видитъ и бредитъ о себ, не чувствуя утраты ближняго, боится только чтобы самому не умереть, и дражайшую жизнь свою готовъ искупить гибелью всего рода человческаго,
Егоистъ, не имя понятія о дружб, при всей нжной заботливости о благосостоянія драгоцнной особы своей, обыкновенно бываетъ несчастне прочихъ. Цицеронъ прежде всхъ замтилъ, что ‘дружба умножаетъ счастіе, и уменьшаетъ страданія человческія, ибо она раздляетъ съ нами неблагополучіе, a въ счастливыхъ случаяхъ удвояетъ радость нашу.’ Авердовичъ жилъ мирно и даже согласно съ офицерами полка, своими товарищами, и ето потому только, что онъ ни отъ кого нехотлъ принимать одолженій, и нехотлъ одолжать другихъ. Не натура предназначила его быть егоистомъ, нтъ, онъ самъ сдлался имъ съ обдуманнымъ намреніемъ, или лучше сказать, въ слдствіе несправедливой увренности, что случившіяся съ нимъ несчастія произошли отъ излишней доброты его сердца. Онъ лишился наилучшаго друга, ссудивши его деньгами, которыхъ немогъ даже получить, какъ посредствомъ тяжбы. Вмшавшись въ чужую ссору съ намреніемъ помирить противниковъ, посл принужденъ былъ съ обоими драться, отъ одного получилъ шпагу въ бокъ и пролежалъ въ постели шесть мсяцовъ, a другаго самъ положилъ на мст, и долженъ былъ два года странствовать по свту. Еще нкоторые, симъ подобные, случаи сдлали его совершенно недоврчивымъ и осторожнымъ до излишества. Онъ вооружился противу человчества и принялъ себ за главное правило, что въ здшнемъ свт надобно поставить себя въ средоточіи такого круга, котораго поперечникъ былъ бы не боле двухъ футовъ. И потому онъ вознамрился лучше погибнуть, нежели одинъ рубль дать взаймы своему брату, или замолвить слово для спасенія несчастному жизни. Cказываютъ, что Авердовичь умеръ совершенно всми оставленный, что при послднемъ издыханіи его не было при немъ ниже одной живой души человческой, и что некому было закрыть хладющихъ вждъ его.
Къ числу славныхъ егоистовъ протекшаго вка безспорно принадлежитъ одна Французская дама (Маркиза дю Деффанъ). Въ послднюю болзнь Президента, своего приятеля, она ниже на минуту не отходила отъ его постели. Въ одинъ вечеръ Маркиза призжаетъ ко Двору на балъ, вс думаютъ, что другу ея стало легче, и каждой смло спрашиваетъ о здоровь Президента. ‘He ужь ли же бы я сюда прихала! отвчала Маркиза: ахъ! я лишилась его сегодня утромъ!’
Многимъ конечно извстенъ отвтъ, данный умирающимъ стихотворцемъ Колардо приятелю его Варту, которой къ лежащему на смертномъ одр пришелъ совтоваться о поправкахъ въ драматическомъ своемъ сочиненіи, подъ титуломъ: Странный человкъ. ‘Вы можете’, сказалъ ему Колярдо, ‘придать разительную и прекрасную черту къ характеру главной роли, упомянувъ, что странный вашъ человкъ заставляетъ приятеля своего въ послднія минуты жизни слушать комедію въ пяти актахъ и длать надъ нею свои замчанія.’
Недавно, случилось мн быть въ одномъ, дом вмст съ Графомъ Пузовымъ. Онъ сидлъ въ креслахъ, предавшись глубокой задумчивости, или, если неошибаюсь, сладкой дремот посл сытнаго обда. Одинъ изъ легкомысленныхъ нашихъ вертопраховъ вдругъ начинаетъ говорить о недавно умершемъ Барон Галаган, которой жилъ въ самой тсной дружб съ Графомъ. Мы начинаемъ опасаться, чтобы втренникъ нерастравялъ сердечной раны, можетъ быть еще незажившей, и хотимъ отклонить разговоръ. Но Графъ самъ возобновляетъ матерію, и говоритъ пространно о смерти Барона, не можетъ довольно нахвалиться покойнымъ, превозноситъ его качества, его семейственныя добродтели, называетъ его наилучшимъ своимъ другомъ, и заключаетъ сими словами: Дружба соединяла насъ почти тридцать лтъ: сколько ни запомню, онъ всегда бывалъ безъ денегъ, и ни однажды непросилъ y меня въ займы ниже одной копйки.
Женской полъ нжне по своему сложенію, и для того не столько подверженъ гнусному пороку егоизма. Не смотря однакожъ на то, какъ не причислить къ классу знаменитыхъ егоистовъ, или правильне, егоистокъ, прелестной госпожи Себялюбской, на лиц и во взорахъ которой самыми четкими буквами написана любовь къ ближнему. Ета милая дама является въ одной приятной бесд и садится подл Генерала Р**. Почтенный лтами и заслугами воинъ за нужное признаетъ взять благоразумныя мры осторожности, опасаясь, чтобы медоточныя уста госпожи Себялюбской, или красота ея и любезность не вскружили ему головы, ненарушили бы его покоя. Страхъ напрасный! никакой опасности нтъ и небывало. Госпожа Себялюбская и не думала сказать Генералу что-нибудь приятное, она жалуется на постой, и нжный слухъ свой, которой въ театр нетерпитъ малйшаго екивока, сама же оскорбляетъ, браня солдатъ, нарочно передъ окнами ея развсившихъ нкоторыя вещи, называетъ вещи сіи сперва вообще дрянью, потомъ каждую особливо приличнымъ ей именемъ.
Говоря о госпож Себялюбской, не льзя невспомнить о справедливыхъ на нее жалобахъ одного изъ Предсдателей здшней Палаты. Въ прошломъ году онъ похалъ было къ водамъ лчиться, Себялюбская, тамъ уже находившаяся, предлагаетъ ему свою квартиру. Больной нашъ до крайности обрадовался такой выгодной встрч, и никакъ не могъ понять причины столь отличному къ себ уваженію. Но скоро узнаетъ, въ какія попалъ онъ сти. У Себялюбской производилась важная тяжба въ Сенат. На бду Предсдателю судьбамъ угодно было, чтобъ она привезла съ собою вс свои бумаги. Вотъ и начались безконечныя совщанія о справкахъ, екстрактахъ, просрочкахъ, апелляціяхъ, запрещеніяхъ, цлые дни проходили въ чтеніи копій съ опредленія и прочихъ бумагъ приказныхъ. Бдный Предсдатель мучился, но несмлъ быть неучтивымъ. Между тмъ время лченія протекало. Кончилось тмъ, что Предсдатель, невзявши назначеннаго числа ваннъ, отправился въ обратной путь также больнымъ, какъ прихалъ.
Можно бы составить толстую книгу изъ всего того, что написано объ егоистахъ, какъ вашими авторами, такъ и заграничными. Я окончу свою портретную галлерею изображеніемъ одного себялюбца, которой, кажется мн, достигъ совершенства, достигъ послдней степени сего гнуснаго порока,
Терминовъ живетъ на свт лтъ сорокъ пять, можетъ быть немного больше, или немного меньше. Во все продолженіе сего времени, смло скажу, онъ неимлъ ни одной мысли, ни одного чувства, которыхъ бы онъ же самъ не былъ предметомъ. Чтобъ показать всему свту, сколь великое господинъ Терминовъ питаетъ уваженіе къ дорогой своей особ, и до какой высокой степени простирается его къ ней почтеніе, всякую рчь свою начинаетъ онъ обыкновенно словами: Я говорю — я сказалъ — самъ я. Въ случа надобности угощать какихъ нибудь постителей обдомъ, онъ о себ одномъ заботится, для себя одного требуетъ вкусныя блюда, a гостей своихъ почитаетъ за Лакедемонцевъ, которые могутъ быть сыты и одной похлебкой! За десертомъ приказываетъ безъ чиновъ подать себ перо или костянную спичку, и весьма спокойно чиститъ себ зубы. — Особливая вжливость, если не позволяетъ себ что-нибудь больше затять. Захватитъ ли его дождь во время прогулки, ему кажется, что капли падаютъ только на его особу. Идучи пшкомъ, терпть неможетъ каретнаго стуку, дучи въ карет, не понимаетъ, для чего полиція дозволяетъ пшей толп бродить по улицамъ. Находясь въ комнат, становится передъ каминомъ такъ, чтобы только самъ одинъ могъ пользоваться теплотою и смотрться въ зеркало. Вс поступки его, вс его сужденія нкоторымъ образомъ служатъ отвтами на вопросы, которые онъ безпрестанно самъ себ предлагаетъ: Какая мн отъ того польза? Не будетъ ли мн убытка отъ етаго? Чего я тутъ могу надяться?
Терминова почитаютъ въ свт самымъ честнымъ человкомъ, посмотримъ, какъ далеко простирается справедливость етаго слова. Одинъ изъ друзей его приходитъ къ нему ввечеру съ убдительною прозьбою, что бы неотказался на другой день въ седмомъ часу поутру явиться въ такомъ-то мст для принятія посредства въ дл, отъ котораго зависла цлость имнія и счастіе всего семейства. Условіе весьма ясное, дло нетерпитъ ни малйшей отсрочки, четверть или полчаса медленности могутъ уничтожить всю надежду. Терминовъ общается прискакать въ самую пору: но онъ обыкновенно встаетъ въ восемь часовъ, онъ разстроилъ бы себя на цлой день, нарушивъ свой всегдашній порядокъ. Уже половина осмаго, a онъ лежитъ еще въ постели. Мучимый безпокойствомъ другъ его прибгаетъ опрометью, и Божіимъ именемъ проситъ его подняшься. Вотъ встаетъ нашъ Терминовъ, но еще остановка: онъ никогда невыходитъ изъ дому съ тощимъ Желудкомъ, докторъ строго запретилъ ему ето, подъ опасеніемъ мигрени. Бьетъ восемь. Терминовъ одвается потепле, закрываетъ горло и грудь шалью, подпоясывается утиральникомъ, кладетъ въ уши хлопчатую бумагу, наконецъ детъ. Но уже поздно! Дло любезнаго друга приведено къ концу, и погибель его невозвратна. ‘Ну стоило ето, сказалъ Терминовъ, чтобъ меня будить такъ рано?’
Прошлою осенью я былъ съ нимъ въ деревн. Однажды ввечеру хозяйскій мальчикъ, по двору ходившій, упалъ въ колодязь и вывихнулъ себ ногу. Прибгаетъ лакей и доносятъ о приключеніи съ мальчикомъ: вотъ, одни спшатъ. на помощь. Другіе постилаютъ подушки для больнаго, и Терминовъ падаетъ въ обморокъ на приготовленную постелю. Новая бда! Приносятъ спиртовъ, трутъ ему виски и затылокъ, даютъ ему нюхать. Одинъ изъ присутствующихъ, незнавшій причины дурноты, съ намреніемъ обрадовать нашего больнаго, говорятъ ему, что у мальчика нога непереломилась, и что въ нсколько дней онъ справится. Ето хорошо, отвчаетъ Терминовъ: однакожъ, я все таки немене, трепещу при одной мысли о томъ, какая угрожала мн опасность, когда я вчера, ходивши на томъ мст, также могъ бы повредить себ ногу. М.
[Каченовский М.Т.] Егоисты: [Cатир. очерк] / М. // Вестн. Европы. — 1817. — Ч.96, N 21. — С.3-14.