Шествуя по лестнице Культуры, человек старался вытравить в себе все ему присущее, Природное.
Взамен того, чтобы идти навстречу Богу, он шел от Него в противоположную сторону.
Он не развивал своего ‘Я’, своего Лица, своего Индивидуала, он стремился старательно ‘подчищать’ эластичною резиночкой все признаки малейшего ‘Ego, Эгоизма’. И этому не виделось помехи и этому помехой не считалось то, что результат подчисток был всегда один — дыра.
Человек, проповедуя альтруизм, не видел, не желал видеть, что корни альтруизма растут из эгоизма.
‘Сознательный эгоизм почти равен альтруизму: он не ищет борьбы: инстинктивный эгоизм вызывает и ведет борьбу, и, только благодаря эгоизму других, может быть ограничен в своих желаниях.
Все эгоистичны, но не все одинаково понимают это, и, в большинстве случаев, эгоизм разыгрывается на началах как бы альтруистических за общие желания и интересы, но это только кажется, сущность же борьбы в эгоизме личностей, а все идеи, сопутствующие ей, служат ее подспорьем и поддержкой личного эгоизма человека.
Принимая в расчет и уважая чуждые нам эгоизмы, мы более служим альтруистическим идеям, чем эгоистично проповедуя альтруизм, которого в действительности нет.
Только, так сказать, от трения эгоизмов друг об друга создается нечто похожее на альтруизм’ [К. М. Фофанов. Оранжевая Урна. Изд-во: Петербургский глашатай, 1912, с. 4.].
Закон Природы сам по себе таков, что ‘Я’ не может быть эгоистично в отношении к самому себе, и как бы альтруистичен не был данный индивид, — его конечный альтруизм покоится на эгоизме…
Чем дальше глубь веков, тем сильнее и прочнее вытравление личности, Природы.
Ее исконный враг — Культура. Это смертоносный яд для ‘Я’.
Противоядие яду, сражающему Нетленное, осознано давно и разносторонне.
Мы знаем Будду Гаутама, Жан Жака Руссо, Фридриха Ницше, Александра Ивановича Герцена, Максима Горького, Генрика Ибсена, Евгения Соловьева (Андреевича)1, Иоганна Готлиба Фихте2…
Возможность достижения человеком божественности.
Сверхчеловек.
‘Я’ и ‘не-я’.
Самостоятельность Личности.
Презрение условностями и освобождение от цепей общественности…
Герцен ‘боялся всякого подчинения’, возводя на пьедестал анархию, в смысле признания высшей, верховной санкции за самим человеком, за его ‘Я’.
Он требовал ‘отделения человека от официальной жизни своего народа, признания за личностью ее религиозной, нравственной и даже политической ‘автономии».
На то, что ‘идея освобождения личности дошла до анархии и атеизма’, указывал еще Евгений Соловьев.
Тот же Евгений Соловьев приходит к идеологии силы, делая, в виде компенсации, оговорку: … ‘силы, поддержанной и основанной непременно трудом’.
Идеология силы переходит в формулу: ‘только сила кристаллизуется в право, а не бессилие’. ‘Каждое право должно быть заработано: не заработанное право миф, мечта, прекраснодушие’.
Соловьевский индивидуализм почерпнут из чаши Горького.
Этот индивидуализм ширился, сближаясь с общественной идеологией, пришедшей от эгового индивидуализма к индивидуализму коллектива, индивидуализму классовому, — индивидуальному самосознанию Пролетариата.
С точки зрения борьбы интересов развития Личности исходят отношения Евгения Соловьева к Ж. Ж. Руссо и Толстому.
Борьба за свободу и самостоятельность своего ‘Ego’ у Руссо и у Толстого неразрывна от борьбы против разврата Культуры, Культуры вообще.
‘Разврат это ложь. Развратно все, что лживо, все, что не отвечает истинным потребностям и влечениям человека, все, что ведет его совесть к компромиссу, все, что позволяет ему жить чужим трудом и носить чужое лицо’ [‘Л. Н. Толстой’ — Монография Андреевича.].
Следственно, первое условие индивидуализма Толстого: ‘жить своим трудом, за свой счет и страх, чтобы сохранить святыню своей личности’.
Основанием его общественной личности будет ‘воздать труду должное, т.е. уничтожить эксплуатацию масс, все равно под каким бы знаменем — государственности или капитализма — ни происходила эта эксплуатация—.
Ж. Ж. Руссо — ‘великий плебей и великий пролетарий, попавший в общество герцогов и принцев крови, которые смотрели на него, как на редкого зверя. Его всячески соблазняли, чтобы он перешел на сторону праздных и сильных. Но Руссо остался верен себе. Несмотря на все соблазны, он ни на минуту не прекращал войны с ‘частными людьми хорошего тона’, с приличным обществом. И тут он беспощаден. Его красноречие стихийно. Здесь ненависть веков и поколений, здесь злоба и негодование всех трудящихся и обремененных, здесь гордое и могучее ‘Я’, выступившее на защиту своего попираемого достоинства, ревниво оберегавшее свое одиночество и независимость против соблазнов лести, богатства, славы’…
Христианство — религия рабов, протест против римской цивилизации.
Идеи Пролетариата — религия Труда и Капитала.
Эгоизм же — религия рабов духовного крепостничества, Культуры, Города (т.е. общежития)…
Такого рода броскости от Теософии к Социализму, от Биологии к Философии, от Мистического Анархизма к Эгоцентризму, и обратно, и, наконец, к Эгофутуризму, интуитивному осознанию, интуитивному озарению, все это претерпевало такое ничтожное в своем величии и великое в своей ничтожности — человеческое ‘Я’.
* * *
В ощущении неопровергнутого предела таится трагизм асимметричности Потребности и Возможности, Влечения и Средств к Достижению.
Отсюда — Трагическая Красота, отсюда прогрессивность пути ее.
‘Из семян, посеянных трагическим искусством, — говорит Петр Пильский, — вырастет то отдаленное, что будет называться возвышенной и прекрасной человеческой индивидуальностью’.
По Максиму Горькому ‘в карете Прошлого далеко не уедешь’, вот почему ‘мы и должны жить для человека Будущего’.
Горький, правый совершенно в первом, не прав во втором.
Мало того, что мы — люди Настоящего, — мы сами, а не кто Иной, Последующий, — люди Будущего. Ибо наше Бытие — непрерывный ряд мгновений:
мгновенья Настоящего, мгновенья Будущего.
Цель современья в выявлении индивидуальности и отделении ее от коллектива, в непрестанном трагичном прогрессе, в непрестанном устремлении к достижению возможностей Будущего в Настоящем.
1913
1. Фихте Иоганн Готлиб (1762-1814) — немецкий философ, представитель немецкой классической философии. Профессор Йенского университета (1794-99), был вынужден оставить его из-за обвинения в атеизме.
2. Евгений Андреевич Соловьев (псевдонимы Андреевич, Смирнов, Мирский и др., 1867 — 1905) — русский критик, историк литературы. Был редактором литературного отдела журнала ‘Жизнь’, где печатал свои ‘Очерки текущей русской литературы’.