Очень можетъ быть, что главнымъ виновникомъ несогласій въ Фолькинг былъ боле Кальдигетъ — отецъ, нежели Кальдигетъ — сынъ. Во всякомъ случа, чья бы ни была здсь вина,— многіе полагали, что об стороны были неправы,— но положеніе становилось, съ каждымъ днемъ, невыносиме для семьи. А состояла эта семья, въ то время, которымъ начинается нашъ разсказъ, всего только изъ двухъ лицъ, поименованныхъ выше. Мистриссъ Кальдигетъ умерла, когда ея сыну, Джону, было только пятнадцать лтъ, онъ находился уже тогда въ гарроуской школ. Не задолго передъ смертью жены, м-ръ Кальдигетъ потерялъ и своихъ двухъ маленькихъ дочерей. Такимъ образомъ, старикъ остался одинъ въ своемъ помщичьемъ дом.
Онъ умлъ, впрочемъ, жить въ одиночеств, и сосди, единогласно считавшіе его за человка честнаго, но жестокаго и не симпатичнаго, говорили, съ затаеннымъ упрекомъ, что онъ удивительно твердо переноситъ свои семейныя потери. Они судили такъ, видя, какъ онъ объзжаетъ свои угодья и толкуетъ съ арендаторами по прежнему, какъ будто съ нимъ ничего особеннаго и не случалось, было извстно тоже, что онъ не бросилъ своихъ ученыхъ занятій, сверхъ того, никто не видалъ, чтобы онъ пролилъ слезу, или заговорилъ, хотя съ кмъ нибудь, о своихъ утраченныхъ ближнихъ.
Дйствительно, м-ръ Кальдигетъ былъ твердый, сосредоточенный въ себ человкъ, говорившій лишь въ тхъ случаяхъ, когда того требовала необходимость. Покойную жену свою онъ очень любилъ, но ласковъ съ ней не былъ. Тоже было и въ отношеніи дочерей: онъ очень заботился о нихъ, но никакъ не умлъ внушить этимъ двочкамъ мысль, что онъ любитъ ихъ всею душою. Потеря жены и дтей была для него тяжела, но онъ переносилъ эту скорбь какъ переносятъ ее обыкновенно люди такого закала, то-есть, молча и какъ бы гнушаясь праздными утшеніями стороннихъ и собственными выраженіями печали.
Онъ понималъ, что какъ-то не съумлъ сдлать все, что могъ бы, для этихъ трехъ существъ, которыхъ не стало, но онъ надялся, что поведетъ дло иначе съ сыномъ, который остался теперь одинъ у него. Этотъ сынъ былъ, однако, еще въ отроческомъ возраст, онъ могъ сулить утшеніе отцу только въ будущемъ, пока,— онъ былъ не боле какъ шаловливый школьникъ. Привозя его къ себ домой изъ Гарроу по праздникамъ, Даніель Кальдигетъ, бывшій крайнимъ либераломъ, пытался заговаривать съ нимъ о вред покровительственной системы торговли, о необходимости внести равноправность всхъ вроисповданій въ королевств и о тому подобныхъ предметахъ, но молодой Джонъ слушалъ все это до крайности невнимательно, ожидая только минуты, въ которую ему будетъ позволено убжать, чтобы поохотиться на крысъ или блокъ, или даже раззорить вороньи гнзда. Отецъ не запрещалъ ему прямо подобныхъ занятій, но не могъ одобрять того увлеченія, съ которымъ онъ имъ предавался. Джонъ любилъ тоже гостить у дяди Бабингтона, гд въ его услугамъ были всякія снасти для рыбной ловля, пони для верховой, зды, лодка для катанья по озеру, и три веселыя кузины, которыя очень радовались всегда его появленію и звали ‘милый Джонъ’. Понятнымъ образомъ, ему было тамъ пріятне, нежели дома.
Помстье м-ра Кальдигетъ, лежавшее въ десяти миляхъ отъ Кембриджа, называлось Фолькингь и захватывало собою почти весь уттерденскій приходъ, съ частью нетердонскаго. Оно давало около двухъ тысячъ дохода, благодаря стараніямъ своего настоящаго владльца, отецъ котораго сильно разорилъ свои дла. Онъ былъ не въ ладахъ съ своимъ сыномъ и тотъ провелъ свою молодость въ Лондон, терпя нужду и добывая себ пропитаніе одною только литературной работой. Когда старикъ умеръ, и имніе перешло къ Даніелю, оно было страшно обременено долгами. Молодой наслдникъ, женившійся во время своего непригляднаго житья въ Лондон, могъ бы перехать тотчасъ въ Фолькингъ, и тмъ облегчить положеніе своей семьи, но онъ предпочелъ остаться въ город и работать, предоставляя вс доходы съ имнія на уплату лежавшихъ на немъ обязательствъ., Когда, наконецъ, послдній фартингъ былъ уплаченъ, Даніелю Кальдигетъ было уже сорокъ лтъ, а Джону старшему изъ его дтей, около десяти. Года черезъ три мальчикъ поступилъ въ школу, а въ скоромъ времени посл того, Даніель Кальдигетъ потерялъ жену и обихъ дочерей.
Онъ былъ, такимъ образомъ, еще въ цвт силъ, когда остался вдвоемъ съ сыномъ, и могъ надяться дожить до тхъ поръ, когда этотъ сынъ возмужаетъ и станетъ ему товарищемъ. Но многое заставляло его смотрть съ безпокойствомъ на будущее. Характеръ Джона складывался, повидимому, боле по ддовскому, нежели по отцовскому образцу. Покойный сквайръ, надлавшій столько долговъ, былъ извстенъ за весьма легкомысленнаго человка и никогда не интересовался политикой. Такое безпутное отношеніе къ жизни, слишкомъ явно унаслдованное. Джономъ отъ дда, укоренялось въ немъ еще сильне, благодаря Бабингтонцамъ, глупе которыхъ Даніель Кальдигетъ ничего себ вообразить не могъ. Онъ презиралъ всю ихъ породу, но особенно противны были ему миссъ, толстолапыя, краснокожія, какъ онъ выражался, и оглушавшія его своимъ смхомъ.— Одно мясо, безъ всякаго проблеска какой нибудь мысли внутри! ршилъ м-ръ Кальдигетъ, будучи увренъ, въ тоже время, что его Джонъ непремнно женится на которой нибудь изъ этихъ непривлекательныхъ двицъ. Между тмъ, не смотря на все свое отвращеніе къ этому семейству, онъ не могъ запретить своему сыну бывать у такихъ близкихъ родныхъ, если бы онъ сдлалъ это, его обозвали бы уже ршительно людодомъ.
Мстоположеніе Фолькинга не имло въ себ ничего особенно живописнаго. Помстье было раскинуто на однообразной равнин и прорзывалось прямою, глубокой и мутной канавой, къ которой примыкали, подъ прямымъ угломъ, дв другія, меньшей ширины и глубины, но такія же грязныя на видъ. Дороги были тоже все прямолинейныя, наводившія уныніе на Джона, которому нравился боле паркъ дяди Бабингтона. Самый домъ въ Фолькинг, старинной постройки, былъ красивъ съ художнической точки зрнія, но мраченъ и не приспособленъ къ современному комфорту. Вообще, вся усадьба, съ ея крпкимъ строеніемъ, небольшимъ огородомъ и отсутствіемъ всякихъ цвтовъ передъ домомъ, не могла производить пріятнаго впечатлнія на юное сердце, обольщенное прелестями бабингтонскаго дома, но самъ Даніель Кальдигетъ былъ доволенъ своимъ мстомъ и жилъ въ немъ, какъ медвдь въ берлог, почти не видясь ни съ кмъ, кром своихъ фермеровъ. Кровныхъ родныхъ у него не было никого, кром одного брата, женатаго и жившаго къ Дорсетшайр. Но и этотъ братъ прізжалъ въ Фолькингъ всего лишь два раза, втеченіе пяти лтъ, прошедшихъ со смерти жены Даніеля. Онъ привозилъ съ собою сына, мальчика однихъ лтъ съ Джономъ. Этотъ подростокъ съумлъ снискать себ благоволепіе своего дяди. Онъ предпочиталъ,— или показывалъ что предпочитаетъ,— книжныя занятія охот за крысами, понималъ,— или показывалъ, что понимаетъ,— вс преимущества свободной торговли передъ пошлинными узаконеніями: сверхъ того, онъ былъ атестованъ отцомъ, какъ самый прилежный и благонравный юноша. Не смотря на вс эти похвальныя качества, м-ръ Даніель не высказалъ никакихъ особенныхъ намреній въ отношеніи этого юноши при его отъзд изъ Фолькинга, и лишь года два или три спустя посл того, сталъ подумывать о томъ, чтобы перевести свое родовое помстье на имя племянника.
По закону оно должно было перейти къ Джону, какъ перешло къ самому м-ру Даніелю отъ его отца, но подобный законъ казался м-ру Даніелю, возстававшему противъ многихъ учрежденій своей родины, самымъ нелпйшимъ изъ всхъ! Онъ заявлялъ громко, при случа, что въ такомъ странномъ связываніи куска земли съ извстнымъ семействомъ, кроется главная причина всхъ бдъ, посщающихъ королевство, что не мшало ему, однако, втайн желать, чтобы родъ Кальдигетовъ владлъ Фолькингомъ до конца вковъ. Въ ум старика было слишкомъ много исконной сквайрской закваски, заставлявшей его гордиться тмъ, что домъ, служившій ему жилищемъ, былъ построенъ боле нежели за триста лтъ тому назадъ, тоже однимъ Кальдигетомъ, и починяли его потомъ, и надстроивали, все такіе же Кальдигеты, но, въ то же время, по принципу, онъ возставалъ противъ обветшалаго (по его словамъ) закона, а подъ конецъ пришелъ къ тому убжденію, что въ частномъ примненіи къ Фолькингу, этотъ законъ представлялъ собою чистую гибель.
Выйдя изъ школы, Джонъ провелъ вс четыре мсяца, отдлявшіе его отъ поступленія въ кэмбриджскій университетъ, почти исключительно въ обществ Бабингтоновъ, къ большому неудовольствію отца, находившаго охоту и тому подобныя препровожденія времени мало достойными разумнаго существа. При короткихъ появленіяхъ Джона въ Фолькинг, м-ръ Даніель высказывалъ такое мнніе довольно язвительно. а сынъ отвчалъ ему съ рзкостью, которая приводила въ негодованіе старика. Въ вид осязательнаго выраженія своего неудовольствія, онъ ршился поуменьшить сумму, которую назначилъ сыну на его содержаніе въ Кембридж.— Мн говорятъ люди авторитетные, что ты можетъ жить по джентлъмэнски и на 220 фунтовъ, вмсто 260 фунтовъ въ годъ! холодно объявилъ онъ ему въ одно прекрасное утро. Подобная скаредность вызвала полное осужденіе со стороны Бабингтона, который ршилъ тотчасъ же, что дастъ племяннику верховую лошадь на все время его пребыванія въ университет, принимая. притомъ, вс издержки по ея содержанію, на свой счетъ. Подобное, не совсмъ разумное, великодушіе не улучшило, конечно, взаимныхъ отношеній между стариками. М-ръ Даніель не затруднился заявлять громко, что глупый Гомфри Бабингтонъ сталъ еще глупе на старости лтъ, а м-ръ Гомфри, дла котораго, не смотря, на его двнадцать тысячъ годоваго дохода, были постоянно очень запутаны, объявилъ не мене громко, что онъ не любитъ людей, считающихъ сальные огарки. Среди подобныхъ любезностей, Джонъ поступилъ, конечно, довольно, безтактно, проведя два послдніе дня передъ своимъ перездомъ въ Кембриджъ, не въ Фолькинг, а въ Бабингтонъ-Гауз.
Таково было начало того отчужденія между сыномъ и отцомъ, которое стало весьма явно, при окончаніи Джономъ университетскаго курса.
Молодой человкъ велъ себя не хорошо. Поощряемый Бабингтонами, онъ участвовалъ въ разныхъ забавахъ, которыя были ему не по средствамъ, и задолжалъ до 800 фунтовъ разнымъ поставщикамъ, снабжавшимъ университетскую молодежь открыто, да еще столько же другимъ, мене явнымъ. Въ продолженіе всего этого времени. Джонъ рдко бывалъ лома: отецъ, съ своей стороны. хотя и живя въ тикомъ близкомъ сосдств отъ Кэмбриджа, никогда не навщалъ своего сына и не особенно настоятельно приглашалъ его въ Фолькингъ. Отчужденіе росло, такимъ образомъ, поселяя между отцомъ и сыномъ почти враждебное чувство, которое дошло до крайней степени, когда инспекція кэмбриджскаго университета увдомила м-ра Кальдигета, что его сынъ не можетъ получить выпускнаго диплома, не заплативъ прежде своихъ, приведенныхъ въ извстность долговъ, сумма которыхъ равнялась 800 фунтамъ. М-ръ Кальдигетъ заплатилъ, конечно, 800 фунтовъ, но объявилъ, въ то же время, что для Джона нтъ боле мста ни въ родительскомъ сердц, ни въ родительскомъ дом. Джонъ, разумется, отправился къ Бабингтонамъ, гд вся семья выразила ему свое участіе по поводу такихъ грустныхъ обстоятельствъ.— весьма грустныхъ, дйствительно, потому что 800 фунтовъ далеко не покрывали не только всхъ долговъ молодаго человка, но даже ихъ меньшей половины. Джонъ, какъ теперь оказывалось, посщалъ ньюмаркэтскія скачки, гд встртился съ однимъ джентльменомъ, очень любезно предложившимъ ему, однажды, вывести его изъ затрудненія, при нкоторыхъ его потеряхъ на пари. Теперь этотъ обязательный человкъ, по имени Дэвдъ, сокративъ свою любезность, просилъ уплаты по векселю, на которомъ значилась сумма, затмвавшая собою ничтожный 800 фунтовый итогъ. Такое требованіе очень смутило Джона, относившагося, почему-то, весьма легкомысленно къ этому долгу до роковой минуты. Впослдствіи на него обрушился еще новый ударъ. Мистриссъ Бабингтонъ,— обыкновенно носившая кличку тети Полли, — зазвавъ Джона въ небольшую комнатку, служившею ей кладовою для блья, варенья и настоекъ, объявила ему, что его кузина Джулія умираетъ отъ любви къ нему. Тетя Полли была уврена, что онъ, какъ честный человкъ, исполнитъ свой долгъ и женится на бдной двушк. Слдуетъ замтить, что Джулія была самой старшей и самой ‘толстоногой и краснорожей’ изъ всхъ трехъ сестрицъ. Джонъ смотрлъ до этого времени на всхъ Бабингтоновъ, какъ на одну единицу. Никто не былъ такъ ласковъ кънему, никто не баловалъ его такъ, какъ этилюди, молодой человкъ вполн цнилъ это и кидался къ нимъ въ объятія, при свиданіяхъ, съ самымъ искреннимъ увлеченіемъ, но онъ не цловалъ, при этомъ, Джулію нжне, нежели ея сестеръ, или даже самую тетю Полли. Были въ семь еще три юныхъ Бабингтона, довольно глуповатыхъ, старшій, къ которому должно было перейти помстье, жилъ дома, не длая ршительно ничего: второй учился въ Оксфорд,подавая, однако, надежду вернуться тоже подъродительское крыло, убоясь бездны премудрости, меньшой, очевидно, годился только въ оберъ-егеря при отцовскомъ помстьи. Джонъ смотрлъ снисходительно на направленіе своихъ кузеновъ, но вступать съ ними въ боле тсное родство никогда не намревался… И теперь, вдругъ, тетя Полли съ своимъ предложеніемъ! Онъ ршительно не могъ согласиться… но каково отказывать людямъ, которые были такъ добры! По счастію, онъ былъ въ долгахъ, это могло его спасти.
— Мн не съ чмъ и жениться-то, тетя Полли! сказалъ онъ.
Тетя Полли не удовлетворилась такимъ отвтомъ. Разв Джонъ не былъ наслдникомъ родоваго помстья? И разв наслднику родоваго помстья можно быть безъ жены? А пока Фолькингъ занятъ, молодые могутъ жить въ Бабингтонъ-Гоуз.
Жить въ Бабингтонъ-Гоуз въ вид мужа Джуліи! Перспектива не казалась особенно обольстительной. Но скажите, читатель, какъ поступить человку, которому навязываютъ невсту такимъ безцеремоннымъ образомъ? Конечно, можно объявить: ‘Я не питаю къ молодой особ достаточно горячей любви и потому отклоняю отъ себя честь…’ Но, чтобы сказать это, надо имть геройскій духъ и способность не растеряться даже въ томъ случа, если невсту толкаютъ въ ваши объятія. А нчто подобное совершилось буквально: тетя Полли, не любившая шутить въ длахъ, которыя касались семейнаго счастія, выдвинула Джулію изъ-за ширмы такъ, что Джонъ былъ вынужденъ даже попятиться.
— Я весь въ долгахъ! повторилъ онъ слабымъ голосомъ.
Тетя Полли объявила, что подобные пустячные долги ничего не значатъ. Вдь помстье не было заложено? Всмъ было извстно, что нтъ! Въ такомъ случа, что за препятствія? Она двинула Джулію снова впередъ. Джону было уже некуда отступать, разв въ шкафъ съ вареньемъ и настойками, и молодая двица склонилась головою къ его плечу. Все это было очень трогательно, и хотя Джонъ владлъ собою настолько, что положительно не далъ вырвать у себя общанія жениться, но об лэди вышли изъ кладовой въ увренности, что дло ршено окончательно.
По счастію для Джона, тетя Полли отложила свою атаку до послдней минуты передъ отъздомъ племянника въ Кембриджъ, гд ему было необходимо видться съ нкоторымъ м-ромъ Болтонъ. Этотъ Болтонъ, уже старикъ, жилъ на своей ферм возл самаго города и состоялъ главою извстной банкирской конторы, м-ръ Кальдигетъ, находившійся съ нимъ въ хорошихъ отношеніяхъ, просилъ его быть посредникомъ между нимъ и сыномъ по поводу отчужденія родоваго имнія. Въ послднее время, онъ пришелъ къ мысли выкупить у сына его наслдственныя права для передачи ихъ другому, Джонъ, съ своей стороны, былъ доволенъ такимъ намреніемъ, дававшимъ ему средства расплатиться съ Дэвизомъ.— Лучше освободиться разомъ отъ подобнаго долга и начать что нибудь новое съ наличнымъ капиталомъ, нежели пресмыкаться въ нищет, ожидая наслдства, думалъ онъ. Подъ названіемъ ‘чего нибудь новаго’ онъ разумлъ планъ, почти окончательно уже созрвшій въ его голов. Въ то время было много толковъ о золотоносныхъ пескахъ Новаго Южнаго Уэльза, и молодой человкъ хотлъ попытать своего счастія въ этой стран, привлекательной уже по одной своей отдаленности и по той новой, интересной обстановк, которую она сулила молодому воображенію. Другъ Джона по университету, Дикъ Шандъ, намревался похать туда же, причемъ оба товарища ршались дйствовать во всемъ съобща. Такимъ образомъ, поздка Джона была уже ршена въ принцип, и происшествіе въ кладовой нимало не повліяло на измненіе такого проекта.
II. Честертонъ
Джонъ Кальдигетъ былъ не вполн откровененъ съ Бабингтонами насчетъ своихъ денежныхъ длъ, а именно они ничего не подозрвали о Дэвиз. Если бы существованіе этого обязательнаго человка было имъ извстно, то, по всей вроятности, тетя Полли и не придумала бы устроить эффектную сцену среди шкафовъ съ бльемъ и вареньемъ. Она могла представлять себ Джулію только какъ будущую хозяйку Фолькинга, безъ Фолькинга куда же годился самъ Джонъ Кальдигетъ? Равнымъ образомъ, никто изъ Бабингтоновъ не зналъ ничего о предположенной эмиграціи въ Новый Южный Уэльзъ, хотя Джонъ почти уже назначалъ день своего отплытія. Для того чтобы покончить свои дла, онъ отправлялся теперь въ Кембриджъ или, точне, въ село Честертонъ, сосднее съ городомъ и бывшее резиденціею м-ра Болтона.
Домъ, принадлежавшій этому человку, отъ котораго зависла теперь отчасти судьба нашего героя, былъ кирпичный, массивный и окруженный, вмст съ прилегавшимъ къ нему садомъ, старинною, высокою, каменною оградой. М-ръ Болтонъ занимался, въ продолженіе всей своей жизни, банкирскими операціями, онъ считался и теперь старшимъ партнеромъ кэмбриджскаго банка подъ фирмой ‘Болтонъ и К’, хотя, въ сущности, передалъ общее завдываніе банковыми длами своимъ двумъ старшимъ сыновьямъ, Никлэзу и Джорджу. Третій сынъ его, Уильямъ, былъ адвокатомъ въ Лондон, а самый меньшій, Робертъ, повреннымъ въ Кэмбридж. Вс эти четыре сына, уже женатые люди, жили гораздо комфортабельне своего родителя, домашняя обстановка котораго была доведена въ самой суровой простоты. Старикъ, проведя молодость въ нужд и создавъ самъ себ состояніе упорнымъ трудомъ, не могъ пріучить себя къ легкой трат денегъ, вслдствіе чего слылъ за скупаго, но это названіе было врядъ ли справедливо, потому что онъ перевелъ весьма охотно большую часть своего состоянія на сыновей, давая имъ тмъ средство начать прочно свою карьеру, и хотя самъ онъ рдко угощался за ихъ столомъ, но слушалъ всегда съ удовольствіемъ похвалы ихъ гостепріимству и домашнему комфорту. Самъ онъ, съ своею второю женою и дочерью, рожденною отъ этого брака, жилъ очень уединенно, что было, впрочемъ, вполн согласно съ настроеніемъ мистрисъ Болтонъ, женщины крайне пуританскаго образа мыслей и воспитывавшей свою дочь въ тхъ же правилахъ.
М-ръ Болтонъ былъ гораздо старе м-ра Кальдигета, но сошелся съ нимъ довольно коротко посл смерти прежняго владльца Фолькинга, оставшагося въ долгу у банка ‘Болтонъ и Ко‘. Даніель Кальдигетъ снискалъ себ уваженіе фирмы своими неусыпными стараніями освободить землю отъ малйшаго долговаго обязательства. Такимъ образомъ, въ теченіе цлыхъ двадцати пяти лтъ, Болтонъ и Кальдигетъ жили въ дружескихъ отношеніяхъ, и теперь, желая уладить свои дла съ сыномъ, сквайръ обратился къ посредству своего стараго друга.
М-ръ Болтонъ былъ, конечно, весьма предубжденъ противъ Джона. Люди, создающіе себ состояніе посредствомъ взиманія узаконенныхъ процентовъ, бываютъ, обыкновенно, очень строги ко всякимъ Дэвизамъ и ихъ кліентомъ. Въ глазахъ честнаго маклера, ведущаго свои дла на чистоту, одно уже обращеніе къ какому нибудь Дэвизу служитъ приговоромъ человку. Поэтому м-ръ Болтонъ ршился вступить въ переговоры съ молодымъ Кальдигетомъ лишь изъ дружбы къ его отцу и вслдствіе своей полной увренности въ крайнемъ безпутств Джона, способнаго, по его мннію, обременить имніе новыми долгами, которые раззорили бы его въ конецъ. Но, въ принцип, м-ръ Болтонъ былъ противъ передачи родовыхъ имній въ боковую линію и долго спорилъ съ м-ромъ Кальдигетомъ, пока тотъ не убдилъ его.
Джонъ подъхалъ къ дому м-ра Болтона съ несовсмъ покойною душою. Онъ мало зналъ старика, а теперь ему приходилось признаваться передъ нимъ во всхъ своихъ прегршеніяхъ и заявлять согласіе на отказъ отъ земельной собственности, которая считается въ Англіи чмъ-то почти священнымъ. Но что же было длать ему? Безъ этого отказа онъ не могъ разсчитаться съ Дэвизомъ, который являлся лично къ старому сквайру, но былъ постыдно изгнанъ прочь, успвъ только заявить, что онъ въ случа неуплаты, готовъ подождать того времени… когда Фолькингъ перейдетъ къ другому владльцу. Эти слова привели м-ра Кальдигета въ такое бшенство, что онъ, въ тотъ же день, извстилъ Болтона о своемъ ршительномъ намреніи выкупить у своего сына его права на родовое имніе. Все это было извстно Джону и усиливало его смущеніе. Онъ давно уже самъ осудилъ свое поведеніе, понимая очень хорошо всю подлую роль Дэвиза и свою собственную глупость, но это сознаніе не устраняло необходимости разсчитаться съ этимъ самымъ ростовщикомъ, а слдовательно разстаться съ Фолькингомъ. Да и что привязывало его къ этому мсту? Онъ не находилъ въ немъ никакой прелести, даже, можно сказать, ненавидлъ его и былъ увренъ, что всякая другая жизнь будетъ свойственне его уму и характеру, нежели прозябаніе въ этомъ затхломъ уголк вселенной. Положимъ, отецъ могъ простить его, но жить подъ однимъ кровомъ съ нимъ, постоянно памятуя о Дэвиз… это немыслимо. Получивъ деньги взамнъ Фолькинга, онъ могъ расплатиться со своимъ вампиромъ и начать свою карьеру съ полнымъ карманомъ. У Шанда было тысячи дв фунтовъ, и у него будетъ около того, но онъ не рискуетъ всмъ своимъ капиталомъ, не пойдутъ хорошо дла въ Новомъ Южномъ Уэльз, можно будетъ направиться въ другія мста. Разсуждая такимъ образомъ. Джонъ вступилъ на порогъ дома м-ра Болтона. По условію, онъ долженъ былъ переночевать здсь, потомъ, поршивъ все съ старымъ банкиромъ, отправиться въ Фолькингъ на день или на два, постаравшись при томъ разстаться съ отцомъ въ дружественныхъ отношеніяхъ.
Все было поршено еще до обда. М-ръ Болтонъ, попрося гостя садиться, пояснилъ ему во всей подробности условія сдлки. Столько-то имлось у сквайра въ наличности, столько-то соглашался выдать банкъ ‘Болтонъ и Ко‘ подъ залогъ имнія, цнность этого послдняго была опредлена съ полною добросовстностью, такъ что онъ, наслдникъ, м-ръ Джонъ пытался нсколько разъ вставить свое слово, но его просили обождать, пока онъ не выслушаетъ всего. Джону казалось, что м-ръ Болтонъ очень его презираетъ. Однако, если Джонъ любилъ гоняться за крысами и всячески дурачиться у Бабингтоновъ, то онъ былъ вовсе не глупый молодой человкъ: напротивъ того, природа одарила его большими способностями и жаждою дятельности, къ сожалнію мало примненною имъ еще до этого времени къ настоящему длу. Онъ видлъ, что старикъ судитъ о немъ лишь какъ о неисправимомъ мот, основываясь на томъ, что онъ съумлъ запутаться въ долгахъ еще до выхода своего изъ школы.
— Я былъ противъ подобной передачи имнія, сказалъ въ заключеніе м-ръ Болтонъ. По моему такое нарушеніе естественнаго порядка наслдія составляетъ мру неправильную… Но когда вашъ отецъ спросилъ меня, какимъ же образомъ иначе помочь длу, я не нашелся, что ему сказать .
Изъ такихъ словъ можно было заключить, что м-ръ Болтонъ считаетъ молодаго человка безнадежно-неисправимымъ. Это было очень обидно, но Джонъ, хотя и по невол, выслушалъ все до конца, не обнаруживая слишкомъ явной досады.
— А теперь, м-ръ Болтонъ, сказалъ онъ, когда старикъ замолчалъ,— позвольте и мн выразить вамъ мой взглядъ на положеніе вещей. Банкиръ кивнулъ головой и сталъ слушать тоже съ большимъ терпніемъ. Джонъ началъ съ того, что онъ явился сюда съ цлью узнать, на какихъ условіяхъ выкупались у него права на наслдіе, эти условія казались ему вполн удовлетворительными и онъ принималъ ихъ, вслдствіе своего твердаго намренія продать эти права, на этотъ счетъ ршимость его не могла измниться, почему онъ, вполн цня доброе и безкорыстное расположеніе м-ра Болтона, тмъ не мене долженъ былъ заявить, что всякія замчанія по этому вопросу будутъ уже излишними.— М-ръ Болтонъ приподнялъ немного свои брови при такихъ словахъ, но продолжалъ слушать внимательно. Джонъ сталъ развивать свою мысль дале, говоря, что ни въ какомъ случа,— если бы даже не существовало на свт никакого Дэвиза,— онъ не ршился бы оставаться въ Фолькинг, только выжидая, лтъ двадцать, перехода имнія въ свои руки, даже боле, будь Фолькингъ уже теперь его полною собственностью, онъ и тогда не согласился бы коротать здсь свой вкъ. Онъ хотлъ жизни дятельной и, какъ ему казалось, самымъ подходящимъ для него дломъ могла быть работа на золотыхъ пріискахъ. Въ заключеніе онъ изложилъ чистосердечно все, относившееся до Дэвиза, посл чего, но его мннію, толковать боле было нечего.
Рчь Джона произвела, въ своей общей сложности, благопріятное впечатлніе на старика, хотя онъ и ne выказалъ этого. Мистриссъ Болтонъ, которой онъ представилъ гостя передъ обдомъ, приняла молодого человка чопорно и сухо. Она слышала еще прежде объ его сумасбродствахъ и считала его самымъ ужаснымъ гршникомъ. Пятнадцатилтняя дочь ея, Эстеръ, сидвшая съ матерью, подняла на гостя свои большіе глаза, потомъ опустила ихъ снова на свою работу, но это не мшало ей слушать, что говорилъ незнакомецъ.
Она такъ рдко видла кого нибудь, кром своего отца и матери: у нея не было даже подругъ, поэтому, такое происшествіе, какъ приглашеніе чужаго лица къ обду, должно было принять въ ея глазахъ характеръ большаго событія. Къ тому же гость, не будучи, можетъ быть, настоящимъ красавцемъ, обладалъ наружностью, способною приковать женское вниманіе. Онъ былъ высокъ ростомъ, статенъ, темные глаза его были полны ума и жизни и красиво оснялись густыми бровями, надъ которыми высился широкій, угловатый лобъ, окаймленный густыми, коротко остриженными, темнокаштановыми волосами. Ротъ былъ нсколько великъ, но выражалъ добродушную веселость. Но общему впечатлнію, производимому этой физіономіей, можно было предполагать въ Джон умъ, волю и доброту, хотя боле внимательный физіономистъ прочелъ бы въ ней, вмст съ тмъ, и нкоторую неустойчивость характера.
Разговаривая съ хозяевами, Джонъ поглядывалъ на молодую двушку и находилъ ее прелестной, хотя она еще едва вышла изъ ребяческаго возраста. Она ршительно не походила на шумныхъ двицъ въ Бабингтонъ-Гоуз.— Это что-то совсмъ другое, думалъ. Джонъ, поглядывая на ея свтлорусые волосы, гладко зачесанные за уши и связанные большимъ узломъ на затылк, и на ея большіе срые глаза, которые она вскидывала по временамъ на гостя. Ротикъ ея, такой милый, красиво очерченый, казался готовымъ открыться и заговорить, но Джону не удалось услышать звука ея голоса во все время своего пребыванія въ дом. Но эта двушка производили на него такое впечатлніе, что онъ далъ бы дорого за одно только счастіе прикоснуться къ ея рук.
До обда оставался еще цлый часъ, и м-ръ Болтонъ предложилъ гостю пойти отдохнуть въ приготовленную для него комнату, гд и оставилъ его одного. Но Джону не хотлось отдыхать, тмъ боле, что комната была холодная и мрачная, какъ сами хозяева. Онъ накинулъ пальто и отправился въ городъ съ цлью взглянуть въ послдній разъ на университетское зданіе. Оно напомнило ему многое… Было время, когда онъ надялся кончить съ отличіемъ курсъ и остаться доцентомъ при родномъ храм науки. Вс хвалили его способности, дйствительно, онъ усвоивалъ съ замчательною легкостью то, что казалось мудреною путаницей для многихъ изъ его товарищей, ему предсказывали блестящую ученую карьеру… Ему казалось тогда, что наука,— именно одна она,— составляетъ его призваніе, но потомъ ея величавый образъ какъ-то затуманился передъ нимъ и все закончилось… Дэвизомъ, со всми его послдствіями. Конечно курсъ былъ доконченъ, дипломъ полученъ, но что дале? О профессорской каедр нечего было помышлять, да она и не прельщала боле Джона, хотя онъ не отрицалъ, что работы подъ классическою стною могутъ боле возвышать душу человка, нежели промывка золотоносныхъ грязей. Но все было ршено и покончено, онъ долженъ былъ ухать и,— кто знаетъ?— ему могло посчастливиться… Онъ воротится съ капиталомъ и женится… но никакъ не на Джуліи, не смотря на мелодраму въ кладовой… а на этой славной, простой, безхитростной двушк…
Результатомъ этихъ мечтаній было то, что онъ опоздалъ на цлыхъ пять минуть къ обду. Узнавъ, что его нтъ въ дом, м-ръ Болтонъ очень обидлся, думая, что гость и вовсе не воротится, можетъ быть! Чего нельзя было ожидать отъ молодаго вертопраха, такъ легко отдающаго свои права на поземельную собственность! Но вертопрахъ все же воротился. хотя и опоздалъ на пять минутъ. Обдъ прошелъ молчаливо, вечеромъ подали чай, за которымъ разговоръ тоже не клеился. Джонъ утшался только тмъ, что поглядывалъ на Эстеръ, замчая, что и она смотритъ по временамъ на него, и все какъ будто собираясь что-то сказать! Такой у нея былъ выразительный ротикъ! Но она не сказала ничего. Наконецъ была прочитана глава изъ библіи, проговорена молитва и вс разошлись но своимъ комнатамъ.
На слдующее утро, прощаясь съ своимъ гостемъ, м-ръ Болтонъ ршился сказать ему ласковое слово.
— Я надюсь, что вы успете въ своемъ предпріятіи, м-ръ Кальдигетъ.
— Успваютъ же другіе! весело отвтилъ Джонъ.— Отчего не выпасть счастію и на мою долю?
— Общать все это не смю,— возразилъ Джонъ,— но даю слово постараться…
— Ну, дай Богъ вамъ успха.
Въ эту минуту Джонъ считалъ себя въ апоге успха. Ему удалось при прощаньи подержать на мгновеніе пальчики Эстеръ въ своей рук.
III. Отецъ.
Дло съ Болтономъ было покончено, теперь предстояла сцена прощанья съ отцомъ, и она общала быть боле тягостною. Джонъ былъ убжденъ, что отецъ потерялъ всякую привязанность къ нему. Онъ ошибался въ этомъ случа, но между старикомъ и его сыномъ господствовало издавна такое отчужденіе, что они постоянно не понимали другъ друга. Такъ было и въ настоящую минуту, старый Даніель былъ вполн увренъ, что его сынъ совершенно лишенъ всякой способности испытывать естественное чувство любви къ отцу, никогда не подававшему ему, однако, причины къ подобной холодности. Оба они ошибались, Джонъ ошибался даже насчетъ своихъ собственныхъ чувствъ въ нкоторомъ отношеніи. Такъ, прозжая теперь по угодьямъ, окружавшимъ отцовскую усадьбу, онъ замтилъ съ нкоторымъ удивленіемъ, что эта мстность была вовсе не такъ ‘отвратительно уныла’, какъ то казалось ему до тхъ поръ. Когда же нсколько фермеровъ, встртившихся ему но дорог, обмнялись съ нимъ привтствіями, а дв-три двушки, завидвъ молодаго сквайра, поклонились ему съ застнчивою улыбкою, Джонъ почувствовалъ ясно, что родныя мста имютъ какую-то свою прелесть. Владніе извстнымъ уголкомъ земли всегда сообщаетъ человку не одинъ только матеріальный комфортъ, но и извстное сознаніе какой-то большей прочности и большаго достоинства въ существованіи. До сего времени Джонъ находилъ просто нелпымъ признавать какую-то несокрушимую связь между именами ‘Кальдигета’ и ‘Фолькинга’, ему казалось, что, видя передъ собою открытымъ весь міръ съ его обольстительными перспективами, одинъ только совершенный идіотъ могъ считать своею обязанностью закабалить себя въ пустынномъ болот, единственно по той причин, что его предки провели здсь свою жизнь. Вообще, всякая привязанность къ бездушнымъ предметамъ, олицетворяемымъ въ вид извстныхъ группъ деревьевъ или же досокъ и кирпичей, казалась ему одной чепухою. Если же, при подобномъ образ мыслей, онъ былъ, сверхъ того, увренъ въ нерасположеніи отца, то не лучше ли было ему разстаться съ Фолькингомъ, хотя бы и навсегда?..
Онъ думалъ такъ до этой минуты, но теперь все какъ-то перемнилось. Странная, неожиданная нжность закрадывалась ему въ сердце. Трубы стараго дома, выглянувъ изъ-за деревьевъ, напомнили ему что не одно поколніе Клльдигетовъ грлось у здшняго очага. Онъ вспомнилъ тоже, что отецъ его достигаетъ уже преклоннаго возраста и будетъ проводить свои послдніе дни въ одиночеств…
Но теперь было уже поздно разсуждать обо всемъ этомъ. Онъ согласился на уступку своихъ наслдственныхъ правъ, а если бы даже онъ прервалъ снова это дло, то какъ же покончилъ бы онъ съ Дэвизомъ и какъ устроилъ бы свою жизнь въ отечеств? Нечего было и думать, стало быть, о примиреніи…
Когда Джонъ подъхалъ къ дому, отецъ не вышелъ къ нему навстрчу. Молодой человкъ прошелъ одинъ черезъ сни, залу, библіотеку и нашелъ отца только въ небольшой угловой комнат, служившей ему кабинетомъ.
— Ну, Джонъ, покончили вы съ м-ромъ Болтонъ? спросилъ старикъ, увидя его.
Было что-то страшно-холодное въ подобной встрч. Они были, очевидно, совершенно чужими другъ другу. Лучше было разстаться… хотя бы и съ тмъ, чтобы никогда боле не увидться вновь! Отецъ, гнваясь на сына, могъ бытъ правъ, считая его ненадежнымъ человкомъ и мотомъ, онъ могъ желать передать наслдство другому, но чтобы теперь, при послднемъ свиданіи, онъ даже не привсталъ съ кресла навстрчу ему и тотчасъ же заговорилъ о Болтон, какъ будто имъ обоимъ приходилось думать только объ одной денежной сдлк при этой разлук, грозившей быть вчною,— это показалось Джону обиднымъ, почти жестокимъ Онъ не понималъ, что старикъ сдлалъ надъ собою отчаянное усиліе тля того, чтобы принять на себя этотъ холодный, дловой тонъ.
— М-ръ Болтонъ высказалъ мн все ясно и толково, сэръ.
— Я не сомнваюсь въ этомъ: онъ человкъ! умный и знающій, по какъ насчетъ твоего взгляда на условія? Доволенъ ли ты?
— Совершенно доволенъ.
— Доволенъ или нтъ, ты долженъ понять, что я не вмшивался въ эти подробности. Оцнка имнія была поручена двумъ экспертамъ, которые сообщили свои заключеніи Болтону… Это все равно какъ-бы при продаж партіи угля, сукна или тому подобнаго. Я не вмшивался.
— Я знаю, сэръ…
— Что касается до уплаты суммы, то я самъ въ состояніи выплатить около трети ея наличными. Я не любилъ никогда кутить и усплъ прикопить кое-что. Остальное будетъ выплачено теб фирмою Болтонъ и К, подъ залогъ Фолькинга. Живя здсь одинъ, я не буду имть случая мотать деньги, разумется, и потому надюсь освободить помстье черезъ нсколько лтъ. Посл моей кончины, согласно теперешнему желанію моему, оно перейдетъ къ твоему кузену Джорджу…
Губы старика какъ будто дрогнули при этихъ словахъ, по онъ продолжалъ:
— Разумется, я не беру на себя никакихъ положительныхъ обязательствъ на этотъ счетъ. Имніе остается, покуда, лично моею собственностью, только заложенною въ банк Болтоновъ… Ну, теперь, кажется мн, все сказано?..
— Относительно дла, сэръ… все.
— Но я думаю, что тебя и занесло сюда, какъ и въ Кэмбриджъ, одно только дло… Кстати, находятся здсь какія нибудь твои вещи?
— Очень немногія, сэръ.
— Если ты хочешь взять съ собою что нибудь, то не стсняйся. Впрочемъ, какъ я понимаю, въ твоихъ глазахъ имютъ цну одн только деньги…
— Я желалъ бы… если это вамъ не будетъ непріятно… взять миніатюрный портретъ… Вашъ портретъ, сэръ.
— Мой портретъ?.. повторилъ отецъ почти съ гнвомъ и подозрительно взглядывая на сына. Однако онъ былъ тронуть, хотя онъ и старался того не выказать. Но если же это была только одна хитрость со стороны молодаго человка, одно притворство или желаніе порисоваться чувствительностью?.. О, какъ оскорбительно, въ такомъ случа, было бы потомъ старику сознаніе его собственной глупости, его безумнаго доврія къ этому ложному проблеску любви!
Сынъ стоялъ, между тмъ, передъ отцомъ, не стараясь выражать своею физіономіей или голосомъ особой мольбы или нжности.— Я попросилъ васъ, сказалъ онъ, но, можетъ быть, этотъ портретъ особенно дорогъ вамъ…
— Мн? Нимало. Обыкновенно эти пустяки если и имютъ какую нибудь цну, то разв для другихъ, а уже никакъ не для того, кого они изображаютъ…
— Я полагаю, сэръ, что для меня вашъ портретъ долженъ имть цну…
— Не думаю. Впрочемъ, какъ знаешь. Бери его, или не бери, твое дло…
Разговоръ кончился этимъ. Джону казалось въ эту минуту, что если бы даже ему удалось вернуться въ Англію съ большимъ капиталомъ, то онъ врядъ ли ршился бы заглянуть въ Фолькингъ. Было слишкомъ очевидно, что сердце отца окончательно закрыто для сына.— Конечно, повторялъ себ Джонъ, я виноватъ, но все же родительскому сердцу слдовало бы смягчиться при подобной разлук…
Онъ вышелъ изъ дома и принялся бродить по усадьб. Теперь, когда онъ не былъ боле въ присутствіи отца, слезы были готовы брызнуть изъ его глазъ. Ему хотлось кинуться назадъ, упасть на колни передъ старикомъ и просить у него прощенія, но у него не хватало силъ на это, онъ зналъ, что, при всей искренности своей, онъ будетъ не въ состояніи быть совершенно непринужденнымъ, и это наброситъ тнь фальши на весь его сердечный порывъ.
Выйдя за ограду, онъ встртился съ Ральфомъ Гольтъ, однимъ изъ фермеровъ, отецъ и ддъ котораго арендовали прежде тотъ же участокъ земли у стараго Кальдигета.— И такъ ршено: ты покидаешь насъ, мистеръ Джонъ произнесъ Гольтъ, съ непритворною нжностью въ голос, хотя, въ то же время, было что-то немного комичное въ трагическомъ голос и жест, съ которыми онъ произнесъ эти слова.
— Хочется поздить по свту, Гольтъ, посмотрть на людей и на вещи…
— Кабы только это, мастеръ Джонъ, то не велика бда. Вс молодые джентельмэны пускаются въ путешествія. Но ты прідешь назадъ въ Фолькингь или нтъ? Будешь нашимъ сквайромъ?
— Я надюсь, Гольтъ, что мой отецъ проживетъ еще много лтъ съ вами…
— И я надюсь, и вс мы надемся, потому что мы любимъ старика. Онъ справедливый, никого не обижаетъ. Дай ему Богъ многія лта здравствовать! Но только, по обыкновенному ходу вещей, отцы ране сыновей умираютъ. Что же тогда? Прідешь ты, чтобы быть нашимъ сквайромъ, или нтъ?
— Думаю, что нтъ…
— Нехорошо. Какъ есть нехорошо. Можетъ быть, мн не слдовало бы мшаться въ господскія дла, но все же говорю: нехорошо! Сынъ — прямой наслдникъ отцу, особенно при земельной собственности. Я теб скажу правду: никому изъ насъ эта выдумка ваша не нравится!
Добрый Ральфъ говорилъ долго въ томъ же род, не слушая никакихъ объясненій со стороны Джона, старавшагося убдить его въ томъ, что все длается къ лучшему. И другіе фермеры, встрчавшіеся съ молодымъ человкомъ, впродолженіе его уединенной прогулки, тоже не одобряли его ршимости, хотя и не выражались такъ энергично, какъ Гольтъ. Видно было, что переходъ имнія въ другую линію равняется для нихъ міровому перевороту.
За обдомъ старикъ Кальдигетъ разговаривалъ съ сыномъ о различныхъ постороннихъ предметахъ, тщательно избгая всего, что могло бы затронуть больныя мста. Имя Дэвиза вовсе не упоминалось, но зато отецъ разспрашивалъ Джона о Роберт Шандъ, его будущемъ товарищ, и разсуждалъ о лучшихъ способахъ разработки золотоносныхъ австралійскихъ песковъ. Когда послднее блюдо было снято со стола и слуга ушелъ, оставя стараго сквайра наедин съ его сыномъ, Джонъ посмотрлъ на отца, какъ-бы ожидая чего-то, но тотъ сказалъ ему только спокойнымъ голосомъ:
— Ну, можетъ быть, все устроилось къ лучшему. Было время, когда, я подумывалъ, что если теб уже не нравится сельская жизнь, то ты пойдешь по судебному вдомству…
— И я помышлялъ о томъ, сэръ.
— Да, по все это какъ-то перевернулось. Эти Бабингтоны… чтобы имъ провалиться!… привили теб вкусъ къ забавамъ и развлеченіямъ… Не подумай, впрочемъ, что я намреваюсь тебя укорять. Къ чему наполнять горечью послднія минуты!… Но я долженъ высказаться. При такомъ помсть, какъ Бабингтонъ-Голлъ, наслдники могутъ быть шелопаями, не возвышаясь надъ уровнемъ животныхъ потребностей, потому что, какъ они ни будутъ разорять имнія своей безтолковостью или раскидываніемъ денегъ по сторонамъ, его все же хватитъ еще на два, на три поколнія, но Фолькингъ требуетъ постояннаго присмотра и ухода… Вотъ почему намъ, Кальдигетамъ, никакъ неприлично уподобляться какимъ нибудь Бабингтонамъ.
— Вы очень строги къ нашимъ родственникамъ, сэръ.
— Я говорю, что думаю. Но пойми, что я не считаю теб способнымъ на подобную, съ позволенія сказать, скотскую жизнь. Ты все-же слишкомъ развитъ и энергиченъ для этого.
Онъ замолчалъ на минуту, какъ-бы обдумывая свою дальнйшую рчь. Джонъ ждалъ ея съ нкоторымъ трепетомъ, наконецъ, старикъ началъ снова:
— И такъ, ты дешь. Я сказалъ: это, можетъ быть, къ лучшему. Если ты остался-бы въ Англіи, то мы врядъ ли могли бы жить такъ, какъ то полагается отцу съ его сыномъ. Ты завислъ бы отъ меня въ матеріальномъ отношеніи, но никакъ не захотлъ бы принуждать себ къ той покорности, которая обусловливается сказанною зависимостью. Все это повело бы къ тому, что ты сталъ бы желать одного: моей смерти.
— О, сэръ! Никогда, никогда!
— Что же? Желаніе было бы даже вполн естественное. Но оставимъ это. Я не буду вовсе безъ извстій о теб?
— Конечно, сэръ.
— Если ты изрдка напишешь мн что нибудь, то это будетъ мн большимъ развлечеченіемъ въ моемъ одиночеств. Куда ты отправляешься завтра?
Джонъ не располагалъ оставаться въ родительскомъ дом доле одного дня, онъ не отпустилъ даже того наемнаго экипажа, въ которомъ пріхалъ въ Фолькингъ: онъ писалъ и прежде отцу, что намревается прибыть въ среду, съ тмъ, чтобы только переночевать на четвергъ, но холодный вопросъ старика, дававшій разумть, что Джону слдовало скоре ухать, отозвался въ душ молодаго человка, какъ новое доказательство полнаго отцовскаго отчужденія.
— Я не особенно тороплюсь съ отъздомъ, сэръ, сказалъ онъ.
— Какъ хочешь, но, по правд сказать, не знаю, зачмъ ты будешь оставаться. Провести гд нибудь послдній мсяцъ, или даже послднюю недлю, можетъ быть очень пріятно, но послдній день всегда крайне тяжелъ. Онъ представляетъ собою только одно промедленное мгновеніе разлуки…
Въ этихъ послднихъ словахъ былъ какой-то проблескъ чувства.
— Это мгновеніе очень грустно…. началъ Джонъ.
— Если такъ, то зачмъ же его удлиннять?… Ну, довольно. Хочешь еще рюмку вина?… Нтъ?… Такъ перейдемъ въ гостиную, тамъ затопили каминъ.
Они провели еще часа два вмст, толкуя о литератур, относившейся къ разработк золота. Даніель Кальдигетъ былъ человкъ очень начитанный и могъ назвать сыну нсколько сочиненій, которые могли ему быть полезны.
Посл всего, что было, Джону, разумется, оставалось только ухать на слдующее утро.— Счастливаго пути! произнесъ старикъ, когда сынъ схватилъ его руку.— Счастливаго пути!
Онъ прощался съ нимъ, такимъ образомъ, въ библіотек, не снисходя до того, чтобы проводить его до крыльца.
— Надюсь, что найду васъ въ добромъ здоровь, когда возвращусь, сказалъ Джонъ.
— Дай-то Богъ. Но все это гадательно. Ну, прощай!
Джонъ пожалъ ему руку еще разъ и пошелъ, но старикъ подозвалъ его снова. Видно было, что природа брала свое и надъ нимъ въ эту знаменательную минуту.— Прощай, сынъ мой! проговорилъ онъ какимъ-то тихимъ, торжественнымъ шепотомъ.— Прощай! Да благословитъ и да сохранитъ тебя милосердый Господь!
Онъ не прибавилъ боле ни слова, повернулся и ушелъ въ свою комнату.
IV. Семейство Шандъ.
Джонъ общалъ своему товарищу, Ричарду Шандъ, прохать изъ Фолькинга прямо къ нему. Сначала онъ совстился это сдлать, боясь стснить своимъ прибытіемъ незнакомую семью, и притомъ въ подобную грустную минуту, но Ричардъ заврилъ его, что грусти вовсе не будетъ. Во-первыхъ, сказалъ онъ, мы не сантиментальной породы, во-вторыхъ, насъ дома такая куча, что, при исчезновеніи одного изъ членовъ семейства, прочимъ становится просторне, поэтому у насъ отъзды никогда не сопровождаются слезами.
Ричардъ Шандъ былъ закадычнымъ другомъ Джона въ университет и готовился теперь связать себя съ нимъ еще боле неразрывными узами, въ качеств его сотоварища въ исканіи счастья за морями. Однако, не смотря на свою привязанность къ Ричарду, Джонъ не одобрялъ вполн его поведенія и образа мыслей. Ричардъ, тоже задолжавшій въ Кембридж, не выплатилъ своихъ долговъ и вышелъ изъ университета, не получивъ степени кандидата, но вс эти невзгоды ни мало не нарушали его душевнаго спокойствія. Джонъ позволялъ себ, иногда пофрондировать противъ различныхъ стсненій, но даже и онъ изумлялся тому пренебреженію, съ которымъ его другъ относился къ различнымъ общественнымъ правиламъ. Весь нравственный и фактическіе авторитетъ университета, вс его обычаи и порядки какъ будто не существовали для Ричарда, даже въ своей одежд онъ отступалъ отъ общепринятаго студентами образца, равно какъ и отъ модъ, господствовавшихъ въ кругу свтскаго общества. Въ настоящую минуту, хотя и твердо ршать не уплачивать своихъ долговъ, онъ владлъ небольшимъ капиталомъ, который былъ выдленъ ему отцомъ, и надялся нажить милліоны. Тогда и расплачусь, можетъ быть, говорилъ онъ, уподобляя себ откровенно блудному сыну,— съ тмъ различіемъ только, прибавлялъ онъ, что для меня никакъ не заколютъ тельца, если я ворочусь съ пустыми руками…
Таковъ былъ товарищъ Джона,— въ сущности добрый, очень не глупый малый, всегда веселый. готовый острить въ самую отчаянную минуту. Люди такого закала бываютъ, однако, опасными спутниками, и Джонъ сознавалъ это, но, съ другой стороны, бодрость Ричарда, его подвижность и полное незнакомство съ уныніемъ говорили въ его пользу при задуманномъ предпріятіи. Такимъ образомъ, Джонъ видлъ въ немъ все же самого подходящаго товарища для своей поздки въ Австралію.
Отецъ Ричарда былъ врачемъ въ небольшомъ эссекскомъ город и пользовался извстностью. Благодаря обилію своихъ паціентовъ и кое какимъ деньгамъ, полученнымъ въ наслдство его женой, онъ усплъ не только взростить свою многочисленную семью, но и сколотить небольшой капиталъ, часть котораго онъ уступалъ теперь своему сыну.
Семья Шандъ слыла очень счастливою. Дйствительно, вс члены ея были счастливы, потому что очень любили другъ друга, хотя и ссорились между собою ежеминутно. Жили они въ своемъ собственномъ, большомъ, красномъ кирпичномъ дом, въ обстановк далеко не изысканной, но ли сытно и не отказывали себ ни въ какихъ удовольствіяхъ. Главною чертою ихъ домашней жизни былъ шумъ, они или спорили, или хохотали, пли псни или просто кричали, но, ни въ какомъ случа, не сидли смирно. Въ то время, къ которому относится нашъ разсказъ, вс миссъ Шандъ были заняты шитьемъ рубашекъ для брата, собиравшагося въ дорогу, и это было для нихъ новымъ источникомъ веселья. О его долгахъ не упоминалось ни слова, равнымъ образомъ, никто не думалъ попрекать ему тмъ, что онъ не получилъ степени кандидата. Шанды не замчали никогда непріятныхъ сторонъ жизни.
Джонъ Кальдигетъ прибылъ къ своему другу, довольно грустный, но не прошло и часа, какъ онъ уже хохоталъ съ двицами. Шуткамъ не было конца. Никто не подумалъ бы, что эта семья снаряжаетъ одного изъ своихъ въ далекое и даже опасное предпріятіе. Мистриссъ Шандъ, обращаясь съ Джономъ какъ мать, давала ему наставленія на счетъ разныхъ фланелевыхъ принадлежностей, прося его никакъ не позволять мыть фланели за одно съ холстомъ или ширтингомъ. Фланель требуетъ совсмъ особой стирки, толковала она, между тмъ какъ миссъ Флора, двнадцатилтняя вострушка, говорила. въ тоже время, Джону съ другой стороны:
— А Марія охотно похала бы съ вами м-ръ Кальдигетъ.
— Это что за вздоръ?— воскликнула миссъ Марія, вспыхнувъ.
— Только, разумется, мы должны обвнчаться съ нею,— продолжала Флора невозмутимо, за что и была вытолкнута изъ комнаты. Джонъ смутился немного, но, на его счастіе, разговоръ перешелъ тотчасъ же на другую тему, благодаря тому, что старшая миссъ Шандъ, Гарріетъ, получила письмо отъ своего жениха, молодаго пастора, бракъ ея съ нимъ былъ, однако, отложенъ до того времени, пока онъ получитъ приходъ. Вторая сестра, Матильда, была влюблена въ поручика драгунскаго полка, расположеннаго въ город, но по этому предмету еще ничего не было ршено. Вс эти маленькіе секреты были изложены передъ Джономъ совершенно откровенно, равно какъ и то обстоятельство, что Джорджу, младшему изъ сыновей, приходилось быть простымъ фермеромъ потому что онъ никакъ не могъ выдолбить таблицы умноженія.
Джонъ провелъ все время, необходимое для его послднихъ приготовленій къ отъзду, то въ Лондон, то въ Поллингтон, у Шандовъ, которые не переставали быть ласковыми къ чему. Эти добрые люди нравились Джону, не смотря на нкоторую дикость ихъ манеръ, и онъ могъ бы совершенно развеселиться, находясь между ними, если бы его не угнетала мысль о Джуліи Бабингтонъ. Онъ сознавалъ, что самъ онъ и не думать свататься за эту достойную двицу, и тетя Полли дйствовала во всемъ этомъ съ ршительностью, достойною наказанія но, тмъ не мене, нравственный долгъ обязывалъ его не оставлять Бабингтоновъ въ недоумніи на счетъ его истинныхъ намреній и всего положенія. Онъ поступилъ бы, конечно, благоразумне, если бы отправилъ свое письмо къ тетк передъ самымъ своимъ отъздомъ, такъ чтобы уже не получать отвта на него, но онъ не вытерплъ, и, не опредливъ еще даже того дня, въ который онъ долженъ былъ покинуть берега Англіи, онъ начертилъ тет Полли длинное посланіе, въ которомъ изложилъ все, свое знакомство съ почтеннымъ Дэвизомъ, свое отреченіе отъ наслдства, свое намреніе искать счастія въ другой части свта и, взаключеніе, указалъ на полную невозможность своего брака съ кузиной Джуліей при такихъ обстоятельствахъ.
V. Отъздъ.
Письмо Джона разразилось громовымъ ударомъ надъ благодушествовавшей семьей. М-ръ Бабингтонъ былъ человкъ недалекій и плохоуправлявшій своимъ имніемъ, но онъ цнилъ очень высоко помщичье званіе, вслдствіе чего до того вознегодовалъ на стараго Даніеля за его намреніе лишить Джона его родоваго наслдія, что поспшилъ въ Фолькинъ и сдлалъ ужасную сцену своему свояку.— ‘Вы ничего не смыслите’, сказалъ ему Даніель.— ‘А у васъ сердце не тамъ, гд у всхъ людей!’ вылалялъ Бабингтонъ.— ‘Не бда, если оно не совсмъ на мст,’ отпарировалъ Даніель,— ‘а вотъ худо, когда совсмъ мозговъ нтъ!’ — Изъ подобнаго обмна любезностей не могло выйдти ничего хорошаго, разумется, подобнымъ же образомъ не послужилъ ни къ чему и стремительный набгъ тети Полли на домъ Шандовъ, среди которыхъ укрывался Джонъ Кальдигетъ. Ей удалось только принести въ крайнее изумленія, всю почтенную семью своими порывистыми жестами и тою нжностью, съ которою она восклицала,— ‘О сынъ мой, сынъ мой!’ рыдая на плеч Джона. Шанды знали наврно, что это лишь риторическая фигура, но Джону стало дотого досадно, что онъ ускорилъ свой отъздъ на цлую недлю, то-есть ршился ссть ни пароходъ тотчасъ же въ Темз, вмсто того чтобы догнать его только въ Плимут, посл всхъ его остановокъ въ прибрежныхъ портахъ для забиранія пассажировъ.
Такая перемна въ программ, не вызвала протестовъ со стороны Шандовъ, которые, какъ было уже сказано, не имли никакой сантиментальности въ характер. Можетъ быть, одна Марія постовала немного на сокращеніе прощальнаго срока. Прочіе члены семьи не перемнили нисколько своихъ веселыхъ физіономій. Мистриссъ Шандъ сказала нсколько взволнованнымъ голосомъ:— ‘Я надюсь, что они теб очень пригодятся, Дикъ’,— но это тревожное расположеніе духа было вызвано не столько разлукою съ сыномъ, сколько опасеніемъ, что онъ заброситъ или какъ нибудь иначе уничтожитъ, но своему обыкновенію, т толстые байковые кальсоны, къ которымъ она пришивала пуговицы въ моментъ своей рчи.— ‘М-ръ Кальдигетъ, продолжала она,— я разсчитываю на васъ, вы заставите его носить эти вещи. Онъ здоровъ на видъ, но, въ сущности, довольно деликатнаго сложенія.’ — Джонъ, крайне удивленный тмъ, что такого быка называютъ деликатнымъ въ чемъ бы то ни было, общалъ, однако, присмотрть за мальчикомъ, а самъ Дикъ прибавилъ, потягиваясь:
— Носить-то я буду, это можете быть уврены, только вотъ что: придетъ, вроятно, такое время, что весь мой гардеробъ будетъ состоять изъ одной этой штуки, такъ вы пуговицы-то пришивайте покрпче.
Мистриссъ Шандъ стала пришивать крпче. Она пересмотрла, перечинила и перештопала, совокупно съ своими дочерями, все блье и у Джона, который совстился сначала обременять своихъ новыхъ знакомыхъ такою работой, но долженъ былъ имъ уступить. О немъ заботились такъ естественно и непринужденно, какъ будто и онъ принадлежалъ къ членамъ семьи. Старикъ-докторъ бесдовалъ, между тмъ, съ обоими искателями счастья.
— Ну, а что, если вы потратите свой капиталъ, не добывъ ничего? спрашивалъ онъ.
— Тогда станемъ работать за жалованье у другихъ, отвчалъ Дикъ.— Во всякомъ случа, если потеряемъ деньги, то снаровки достаточно пріобртемъ, и насъ возьмутъ непремнно. А поденная плата тамъ: 10 шиллинговъ. Это недурно.
— Но неужели вамъ оставаться на вкъ поденьщикаии? воскликнула мать.
— Вовсе нтъ. Мы можемъ продать половину заработка, а половину пускать въ пай. Это постоянно такъ длается. Потомъ, смотришь, повезло той компаніи, гд твои паи, вотъ и ты богатъ…. Вообще, тамъ сотни способовъ для разживы Надо только умть приберегать деньгу.
— Особенно остерегаться вина…. замтилъ отецъ.
— Извстное дло! подтвердилъ Дикъ, рука котораго была потянута въ эту минуту къ бутылк съ уиски. Онъ и въ Кембридж не славился своимъ отвращеніемъ къ рюмк.— Да при работ не до попоекъ, что тутъ говорить! произнесъ онъ степенно.
— Но и въ свободное время надо воздерживаться, если хочешь сберечь заработокъ, продолжалъ м-ръ Шандъ.
— Зарока не даю, сказалъ на это Дикъ,— но надюсь на себя вполн. Съумемъ противостоять искушенію. Невыгоды пьянства слишкомъ очевидны.
Джонъ молчалъ въ продолженіе всего этого разговора, но онъ уже не разъ бесдовалъ съ своимъ другомъ наедин по тому же предмету. Мужественныя клятвы Дика не успокоивали его совершенно, но онъ считалъ лишнимъ усиливать споръ на эту тэму.
Молодые люди наняли для себя одну общую каюту на ‘Золотоискател’, большомъ морскомъ пароход, совершавшемъ рейсы между Лондономъ и Мельборномъ. Путешествіе длилось обыкновенно около двухъ мсяцевъ. Дикъ настоялъ на томъ, чтобы взять мста во второмъ класс, хотя Джонъ могъ вполн дозволить себ большій комфортъ, да и самъ Дикъ находился уже не въ такой крайности, чтобы обрекать себя на лишенія. Но, но мннію Дика, они, готовясь къ трудовой жизни, должны были ‘обтерпться’, и Джонъ не захотлъ спорить противъ этого.
Наканун самаго отъзда, посл ранняго, ужина, Марія Шандъ очутилась какимъ-то образомъ одна съ Джономъ въ небольшой комнатк за гостиной. Здсь были собраны вс ручные пожитки будущихъ пассажировъ, тяжелый багажъ былъ уже отправленъ заране въ Лондонъ, на пароходъ.
— Какъ-то странно теперь, въ послднюю минуту, что вы узжаете, проговорила Марія.
— А мн странно вообще, что я очутился тутъ, среди васъ, точно свой…. сказалъ Джонъ.
— О, мы всегда знали васъ черезъ Дика.
— Мн. было тоже извстно, что у него нсколько сестеръ, но онъ никогда не разсказывалъ ни о чемъ подробно. Братья находятъ неинтереснымъ толковать о сестрахъ. Но теперь я познакомился такъ коротко со всми вами… И вы были такъ ласковы ко мн вс…
— Потому что вы другъ Дика.
— А и не принимаю этого иначе. Не подумайте, что я приписываю собственнымъ достоинствамъ….
— Это уже нехорошо, м-ръ Кальдигета. Зачмъ такъ говорить? Вы видите, что мы вс васъ искренно полюбили…. Вы не покинете Дика, м-ръ Джонъ? У васъ тверже характеръ, мн кажется… Смотрите на Дика, какъ на младшаго брата….
Она помолчала съ минуту, потомъ сказала, не глядя на молодаго человка:
— Придется ли намъ увидиться снова?
— Отчего же нтъ?
— Австралія такъ далеко…. и вы, можетъ быть, женитесь тамъ, устроитесь, и вамъ незачмъ будетъ возвращаться сюда… Хотя бы Дикъ воротился!
— Одинъ лишь онъ?
— Если можно, то и съ вами… Но что вамъ за дло до моихъ желаній!…
— Дло есть, сказалъ онъ, при чемъ естественнымъ образомъ, обнялъ ее за талію и поцловалъ въ щеку. Все это не имло особеннаго значенія, такого мннія была и сама Марія, хотя этотъ маленькій эпизодъ освтилъ романическимъ лучомъ ея жизнь. Джонъ, ложась спать въ этотъ вечеръ, поршилъ еще рзче, что вс подобныя сцены ровно ничего не значатъ. Онъ все еще видлъ мысленно передъ собою большія срыя глаза той двушки дочери Болтона, и повторилъ себ клятву воротиться, чтобы назвать ее своею женой. Когда это должно было случиться, онъ не зналъ, но это не измняло его ршимости.
— Ну, сказалъ Дикъ, на слдующее утро, сидя съ своимъ товарищемъ въ третьекласномъ вагон желзной дороги, уносившемъ ихъ въ Лондонъ,— ну, теперь я осязательно чувствую, что начинаю жить заново!
— Съ твердимъ намреніемъ быть честнымъ, умреннымъ, трудолюбивымъ, я надюсь?
— Съ твердымъ намреніемъ разбогатть и воротиться потомъ, въ вид милостиваго принца, готоваго осчастливить весь шандовскій родъ. Я уже опредлилъ сумму, которую дамъ въ приданое каждой сестр, мальчишкамъ тоже надо будетъ пожертвовать кое-что на разживу. А пока запалимъ трубочку, другъ любезный!
VI. На пароход.
Ни въ какомъ частномъ случа жизнь не рознится такъ рзко отъ общепринятаго порядка, нигд не обособляется она въ такой степени, принимая свои особые обычаи, свои удовольствія и свои стсненія, какъ на морскомъ судн, обреченномъ на далекую путину. Что за нжнйшія привязанности и что за глубокія вражды нарождаются здсь, среди неизбжной путевой короткости отношеній! Какъ ясно распадается общество на отдльные кружки, уже черезъ три — четыре дня посл выхода судна въ море! Какъ опредлительно разграничиваются между собою эти аристократическіе и плебейскіе кружки! Какъ ревниво охраняютъ себя ‘аристократы’ отъ плебейскаго вторженія, и какъ домогаются этого вторженія ‘плебеи’! Затмъ, кром этихъ, такъ сказать, политическихъ партій, въ каждой изъ нихъ существуютъ еще дв свои, внутреннія: мужская и женская. Сначала, он держатся, каждая, въ оборонительномъ положеніи, но, къ концу первой недли, вс пассажиры обоего пола, исключая лишь дряхлыхъ старцевъ или малолтковъ, оказываются влюбленными въ ‘нее’ или въ ‘него’. Съ прибытіемъ въ конечный портъ, все это забывается, безъ сомннія, какъ то и заране понимаетъ каждый влюбленный хотя, конечно, случаются нкоторыя недоразумнія по этой части.
На ‘Золотоискател’ находилось боле сотни пассажировъ перваго класса, и почти столько-же второкласныхъ. Т и другіе проводили время почти одинаково, хотя, при внимательномъ наблюденіи, здсь замчались нкоторыя существенныя различія. Такъ, пассажиры 2-го класса какъ-бы мене тунеядствовали, мене веселились, мене уклонялись, вообще, отъ своего прежняго образа жизни на суш. Женщины боле занимались рукодліемъ, мужчины боле читали, нежели то длалось между пассажирами 1-го класса. Но ухаживанье и кокетничанье шли своимъ чередомъ, какъ на корм, такъ и на носу парохода.
Джонъ и Дикъ очутились сначала въ довольно неловкомъ положеніи. Вс ихъ товарищи знали, что эти два джентльмена — бывшіе кэмбриджскіе студенты и что, вообще, ихъ общественное положеніе позволяло имъ находиться скоре среди ‘аристократовъ’, нежели тамъ куда они вздумали себя помстить. Вслдствіе этого, пассажиры втораго класса чуждались ихъ въ начал, а такъ какъ, съ своей стороны, Джонъ и Дикъ не хотли примыкать къ аристократическому кружку, то они и были вынуждены оставаться въ одиночеств. Но такое положеніе было вовсе не по характеру Дика и онъ не замедлилъ его измнить.
— Замтилъ ты эту женщину въ темной соломенной шляп? спросилъ онъ, въ одно прекрасное утро, у Джона, сидя съ нимъ на палуб, вдали отъ другихъ группъ. Оба они были одты сообразно принятой ими на себя роли, то-есть, какъ второклассные пассажиры и будущіе рудокопы, но опытный глазъ могъ замтить, что они пересаливали немного, потому что настоящій чернорабочій, не будучи за работой, старается всегда одться по возможности лучше и не напоминать собою своей грубой профессіи. Многіе изъ пассажировъ понимали это, конечно, и пускались въ разныя догадки на счетъ нашихъ друзей.
— Я вижу ее каждый день, отвтилъ Джонъ на вопросъ своего товарища.
— Она поглядываетъ теперь на насъ.
— Мн кажется, она штопаетъ очень внимательно какой-то чулокъ.
— Это женская уловка. Я увренъ, что она наблюдаетъ за нами, и хотя не можетъ слышать нашего разговора, но отлично знаетъ, что рчь идетъ о ней. Ты толковалъ съ нею?
— Мы обмнялись, вчера, двумя-тремя словами.
— Что она говорила?
— Не помню хорошенько… Но она произвела на меня впечатлніе женщины боле развитой, нежели ты подумаешь, глядя на ея одежду.
— Да, это врно. Но что она за особа, это трудно опредлить. Она говорила мн, что детъ заработывать себ хлбъ, но какимъ путемъ,— этого не сказала. Вообще, она олицетворяетъ собою какую-то тайну, а вс тайны достойны того чтобы ихъ открыть. Я займусь этимъ открытіемъ.
— Что-же, попытайся! сказалъ Джонъ, который былъ несовсмъ откровененъ съ своимъ другомъ, отвчая на его замчанія о незнакомк. Онъ не счелъ нужнымъ сообщить Дику, что нкоторыя ея слова положительно поразили его. Такъ, напримръ, на его банальный вопросъ о томъ, какъ ей нравится морское путешествіе, она сказала:
— Я желала-бы жить какъ можно доле, такимъ образомъ, если-бы только это не обязывало меня ни къ чему въ будущемъ. Подумайте только: я мъ здсь въ волю, имю постель и никого не боюсь. И хотя никто меня не знаетъ, все-же я извстна на столько, что меня не потащатъ въ полицію за одно то, что я хожу безъ перчатокъ.
— Но разв самое путешествіе не надость подъ конецъ? спросилъ Джонъ.
— Все на свт можетъ надость, но здсь я чувствую, по крайней мр, съ гордостью, что я заплатила за свое содержаніе. Сознавать что у васъ впереди заране оплаченный обдъ на цлыя шесть недль! Да это самая утшительная вещь въ мір! Если-же, несмотря на такую великолпную перспективу, все надостъ мн, какъ вы говорите, то я имю возможность выпрыгнуть за бортъ. Въ Лондон трудно сдлать даже это, полиція такъ и наблюдаетъ за проходящими по набережнымъ и мостамъ, и непремнно вытащитъ васъ… Такимъ образомъ, я страшусь здсь только одного: конца этого путешествія.
До этого времени, Джонъ не зналъ, детъ ли она одна или съ другими лицами, онъ незналъ даже ея имени. Но одна словоохотливая старушка сообщила ему въ тотъ-же вечеръ, что молодую женщину зовутъ мистриссъ Смитъ, что она видала лучшіе дни, какъ говорится, но что не посчастливилось ей въ замужеств, связала ее судьба съ негодяемъ, который спился, впрочемъ, по счастію, черезъ годъ посл свадьбы. Теперь, по предположенію разсказчицы, молодая вдовушка хала, по всей вроятности, въ колонію затмъ, чтобы найти себ втораго мужа. Она находилась, на время дороги, нкоторымъ образомъ подъ покровительствомъ одной дальней родственницы, мистрисъ Кромптонъ, женщины состоятельной, которая хала съ мужемъ и дтьми, и очень стыдилась своей бдной родни.
Это было все, что Джону удалось узнать, но все же это было гораздо боле, нежели зналъ Дикъ, объявившій свое намреніе открыть всю тайну. Джонъ былъ не прочь самъ заняться такою работой. Молодая женщина начинала его интересовать. Она была одта очень плохо, даже небрежно и неопрятно, но, не смотря на это, въ ней было что-то привлекательное. Глаза у нея были особенно выразительные, блестящіе, ротъ оживлялся симпатичной улыбкой, вообще, она была очень красива. Между тмъ, не смотря на то, что ей было не боле двадцати трехъ или четырехъ лтъ, она не кокетничала ни съ кмъ изъ молодежи и сидла, почти всегда, совершенно одна, занимаясь какимъ нибудь не изящнымъ, простымъ рукодльемъ.
— Я снова бесдовалъ съ нею! сказалъ Дикъ своему другу, находясь съ нимъ вечеромъ въ ихъ общей маленькой кают.
— И открылъ тайну?
— Не совсмъ, но уже достоврно убдился въ томъ, что тайна имется. Мистриссъ Смитъ сказала мн, что намъ троимъ не мсто здсь.— ‘Почему?’ спрашиваю ее,— ‘Потому,’ говоритъ, ‘что вамъ двоимъ слдовало бы быть джентльменами, а мн — истинной лэди.’ — Я признался ей, что мы, дйствительно, джентльмены, не смотря на нашъ маскарадъ. Тогда она замтила мн:— ‘Въ такомъ случа, равенство между нами исчезаетъ, потому что я не имю боле правъ называться ‘лэди’. Замть: боле. Въ этомъ ключъ. Но я отыщу его.
Въ теченіе нсколькихъ дней. Джонъ избгалъ всякихъ сношеній съ мистриссъ Смитъ, не потому, чтобы она перестала его занимать, но по смутному пожеланію вступать въ какое-то соперничество съ своимъ пріятелемъ. Въ то же время онъ былъ крайне недоволенъ имъ. Дикъ глупилъ положительно, онъ не отходилъ отъ этой молодой женщины. Къ чему могло это повести? Джонъ собирался поговорить съ нимъ серьозно по этому предмету. Дикъ, между тмъ, былъ въ большомъ упоеніи. Ему удалось узнать многое: мистриссъ Смитъ сообщила ему, что терпть не можетъ этихъ Кромптоновъ, дальнихъ родственниковъ ея покойнаго мужа, что она сама очень бдна, но что ей все же будетъ съ чмъ пробиться первое время по прізд въ Австралію. Джону казалось, что Дикъ поступаетъ неделикатно, передавая такъ открыто все то, что было говорено ему въ дружеской бесд.
— Право, мн вовсе не занимательно знать чужія дла, сказалъ онъ, въ вид намека, своему другу и не смотря на то. что очень желалъ, въ сущности, разузнать боле о мистриссъ Смитъ.
— А мн такъ даже очень занимательно! возразилъ недогадливый Дикъ.— Я сказалъ, что открою тайну…. и открою!
— Я надюсь, что ты не позволяешь себ слишкомъ назойливыхъ разспросовъ?
— Она сама рада говорить. Что здсь и длать-то, какъ не калякать о томъ и о семъ?
Прошло уже дв недли съ тхъ поръ, какъ они были въ мор. Они покинули Англію среди зимы, но теперь судно находилось уже въ тропическомъ-пояс, неподалеку отъ экватора, и надъ моремъ тяготла теплая, снотворная атмосфера. Летучія рыбы выскакивали изъ воды кругомъ парохода, волны свтились по ночамъ фосфорическимъ блескомъ. Южный Крестъ сверкалъ на неб во всемъ своемъ величіи, мужчины смнили свою теплую одежду на легкую, полотняную,— изящную и блую, какъ снгъ, на корм и мене изысканную на носу парохода, женщины одлись тоже въ лтніе туалеты. Большой тентъ защищалъ пассажировъ перваго класса отъ палящихъ лучей солнца, ‘второклассники’, какъ они себя называли, прятались отъ жара въ тни однихъ парусовъ, все какъ-бы замирало, въ теченіе дня, подъ знойнымъ дыханіемъ тропиковъ, по вечеромъ об палубы оживлялись, представляя собою разнохарактерную картину.
Джонъ продолжалъ держаться особнякомъ среди всего этого, онъ познакомился съ нкоторыми лицами, и даже довольно коротко, по никакъ не вдавался въ общественную жизнь парохода подобно Дику, который принималъ самое дятельное участіе въ шарадахъ, чтеніяхъ и тому подобныхъ развлеченіяхъ, которыми тшились пассажиры. Онъ неотказывался тоже покурить и выпить съ тми, которые любили табакъ и вино. То почтеніе, которое внушалось всмъ его спутникамъ его университетскимъ образованіемъ и предполагаемымъ значительнымъ положеніемъ въ обществ, совершенно изгладилось, вс были съ Дикомъ за панибрата, хотя не ршались попрежнему сближаться съ его товарищемъ. Довольный или недовольный такимъ положеніемъ вещей, Джонъ считалъ лучшимъ, однако, держать себя въ сторон, какъ и прежде, чуждаясь при этомъ не только прочихъ пассажировъ, но и самой мистриссъ Смитъ.
Но случилось такъ, что на пароход затялся балъ,— одинъ общій балъ для всхъ пассажировъ. Аристократы и плебеи сливались вмст на этотъ разъ, потому что, когда дло дошло до образованія оркестра, то два скрипача и одинъ флейтистъ оказались только между второклассными пассажирами. Такимъ образомъ, плебеи доставляли музыку, а аристократы — свою палубу, гладкую, вычищенную и натертую не хуже паркета. Вс пассажиры, безъ различія пола и возраста, были очень довольны. На мор бываетъ множество удовольствій, недоступныхъ на суш. На мор вамъ позволяется танцовать и любезничать, хотя бы вамъ было за шестьдесятъ лтъ, и если вы танцуете плохо, то можете сваливать свою неловкость на качку судна: равнымъ образомъ, вы можете танцовать безъ перчатокъ и не надвая благо галстуха.
Джонъ Кальдигетъ былъ отличный танцоръ, но не намревался показывать своего искусства. Его ложное положеніе связывало его. Каждая дама или двица изъ пассажирокъ перваго класса была бы не прочь, можетъ быть, сдлать туръ съ ‘мистеромъ Кальдигетъ изъ Фолькинга’, но ни одна изъ нихъ не ршилась бы взять руку второкласснаго пассажира. Балъ былъ общій, но партіи держались отдльно. Джонъ не хотлъ рисковать встртить отказъ, а пассажирки втораго класса были вс слишкомъ непривлекательны для того, чтобы онъ захотлъ выставиться на показъ съ которою нибудь изъ нихъ. Вс, кром одной…
Но эта ‘одна’ подошла къ тему сама.
— Вы танцуете, м-ръ Кальдигетъ?
У нея былъ очень пріятный, немного низкій, но серебристый, ясный голосъ, ныработанный не хуже, чмъ у высокопоставленной дяди.
— Я очень любилъ танцы въ прежнее время, отвтилъ онъ, весьма озадаченный ея обращеніемъ къ нему,— но теперь я бросилъ все это.
— Какъ и я, проговорила она.— Но къ вамъ могутъ еще возвратиться молодыя забавы…. Ко мн — никогда.
— Отчего же?
— Оттого, что мужчины могутъ воскресать на земл, а женщины — нтъ. Наши годы веселья боле ограничены. Мы бросаемся въ жизнь рано весною, въ полномъ цвту, но скоро, до окончанія лта еще, мы утрачиваемъ этотъ цвтъ и остаемся какъ обнаженные, сухіе стебли…
— Вы сравниваете себя съ сухимъ стеблемъ, мистриссъ Смитъ?
— Къ несчастію, нтъ. Цвты мои опали, но стебель не засохъ онъ живучъ и чувствителенъ…. Но это еще хуже: женщины не могутъ возрождаться, какъ я уже сказала.
— Я не понимаю, что вы хотите выразить этимъ.
— Понимаете очень хорошо. Если вы сдлали какой нибудь ложный шагъ, напримръ задолжали и скрылись отъ своихъ кредиторовъ, или приняли чужую жену за свою собственную, или запутались въ темное дло, вы все же можете. нагршивъ такимъ образомъ въ двадцать пять лтъ, вынырнуть на свтъ божій свжимъ человкомъ въ тридцать пять и продолжать свою новую честную каррьеру, не смущая своихъ согражданъ. Для женщины это невозможно. Она не уметъ нырять съ цлью полнаго очищенія.. Чтобы завоевать себ снова мсто въ обществ, она должна бороться до изнеможенія, или же лгать, и лгать безконечно…. Однако, ни одна изъ этихъ дамъ не уметъ порядочно танцовать.
VI. Мистриссъ Смитъ.
Она такъ быстро перешла отъ важнаго общественнаго вопроса къ самому легковсному, что Джонъ не усплъ опомниться.— Что-же, сказалъ онъ, сообразивъ, наконецъ, что отвтить,— вс он танцуютъ довольно хорошо для корабельнаго бала… Что же касается до вашего мннія о положеніи женщины вообще…
— Нтъ, м-ръ Кальдигетъ, даже и на корабл слдуетъ танцовать получше. Танецъ, гд бы онъ ни происходилъ, долженъ быть граціозенъ. Всегда и везд, женщина, если уже танцуетъ, должна двигаться въ тактъ, а не подскакивать, не спотыкаться, не семнить ногами. Посмотрите только на эту полную даму!
— Мистриссъ Каллендеръ?
— Ее зовутъ мистриссъ Каллендеръ?
Мистриссъ Смитъ знала превосходно, безъ всякаго объясненія, имя полной дамы, но многія женщины имютъ привычку повторять вопросы.
— Неужели, м-ръ Кальдигетъ, вы не слышите топота ея ногъ даже отсюда?… А эта молодая особа въ зеленомъ шарф? Она очень недурна собой, но что за прыжки она длаетъ!
— Поучили бы вы ихъ, мистриссъ Смитъ!
— Какимъ образомъ?
— Начните танцовать сами. Разв не танцуетъ уже одна изъ нашихъ второклассныхъ пассажирокъ съ этою знатью?
Дйствительно, одна хорошенькая двушка, знакомая нкоторымъ пассажиркамъ 1-го класса, была снисходительно приглашена ими принять участіе въ ихъ увеселеніи. Но никто изъ кавалеровъ не ршился бы подойти къ второкласснымъ пассажиркамъ но собственному почину, съ цлью пригласить ихъ на танцы. Мистриссъ Смитъ понимала это очень хорошо.
— И вы не посмли бы это сдлать, сказала она Джону,— если бы вы принадлежали къ ихъ обществу. Признайтесь, что такъ.
— Можетъ быть.
— А сказать, почему? Потому что вы думали бы про себя: Платье у нея худенькое, шляпа поношенная, башмаки тоже не щеголеваты… Отгадала я?
— Можетъ быть.
— И если вы осмлились бы докончить свою мысль, то пришли бы къ тому, что женщина, о которой никто ничего не знаетъ, всегда должна оставаться въ подозрніи. У этой двушки, которую они удостоили чести танцовать съ ними, есть, вроятно, какая нибудь рекомендація. У меня нтъ.
— Мн кажется, и вы не безъ друзей здсь.
— Какіе друзья? Если вы подразумваете Крамптоновъ, то вы ошибаетесь. Меня почти навязали имъ, ради того, чтобы доставить мн какое нибудь покровительство, но, собственно говоря, я имъ совсмъ незнакома. Сверхъ того, даже и то небольшое расположеніе, на которое я могла расчитывать съ ихъ стороны, теперь уже вовсе не существуетъ. Мистриссъ Крамптонъ вздумала вчера сдлать мн замчаніе на счетъ того, что я разгуливаю по палуб съ мистеромъ Шандъ…
— Что-же вы?…
— Я, разумется, отвтила ей, что это вовсе до нея не касается. Боле мн ничего не оставалось сказать. Если женщина будетъ вчно преклонять голову, то ее затопчутъ ногами. Конечно, я потеряла многое. Какъ ни глупа эта Крамптонъ, какъ ни ничтожна она передо мною, по моему понятію, все же это была извстная женщина, къ которой я могла обращаться. Въ положеніи, подобномъ моему, это много значитъ. Но если бы я уступила ей на этотъ разъ, она стала бы изъ меня веревочки вить. И вотъ, мы не говоримъ боле другъ съ другомъ.
— Это очень непріятно.
— Очень. Посмотрите только, какъ он вс на меня смотрятъ, эти дамы. Он знаютъ, что вы и м-ръ Шандъ настоящіе джентльмены… и чего, чего не толкуютъ они теперь о неприличіи моего поведенія!
— Въ чемъ же неприличіе? Отчего мы съ вами не можемъ разговаривать, какъ прочіе?
— Вотъ, подите-же! однимъ можно, другимъ нельзя. Посмотрите хотя на эту парочку…
Она указала на пароходнаго доктора, который несся вихремъ, полькируя съ какою-то молодою особой.
— Этой миссъ Гринъ все простительно. Она можетъ бесдовать по цлымъ часамъ съ нашимъ интереснымъ молодымъ врачемъ, потому что она богата и детъ съ папенькой и маменькой, которые за нею но смотрятъ. Такимъ образомъ, все какъ слдуетъ, ничего предосудительнаго нтъ. А попробуй ля… да меня въ кандалы закуютъ!
— Неужели кто нибудь позволилъ себ быть невжливымъ съ вами?
— Капитанъ наводилъ, подъ рукою, справки обо мн… Скажите, есть у васъ дома сестры?
— Нтъ.
— А мать?
— Тоже нтъ.
— Ну, хотя служанка?
— Нтъ и служанки. Я холостякъ въ полномъ смысл.
— Не приходило намъ въ голову, что, будь у васъ сестры, ваша мать даже ожидала-бы, что, въ извстное время, он влюбятся въ кого нибудь, но она же пришла бы въ негодованіе узнавъ, что у служанки тоже завелся, какъ говорится, предметъ?
— Признаюсь, я не думалъ о подобныхъ вопросахъ. Но къ чему вы говорите вс это? Мы не въ положеніи служанки, надъ нами нтъ господскаго угнетенія…
— Въ тсномъ смысл, нтъ, но моя жалкая вншность, замняетъ служанкину щетку и тряпку, а соединенный авторитетъ мистриссъ Крамптонъ и капитана равняется хозяйскому господству надо мною. Вы понимаете? Но обидне всего въ этомъ то обстоятельство, что и вынуждена переносить подобное давленіе, не имя вовсе того, чмъ вознаграждаетъ себя служанка. Я не заводила ‘предмета’. Зачмъ же они приплетаютъ сюда м-ра Шандъ? Это оскорбительно и ему, и мн.
— Ну, Шандъ можетъ постоять за себя, я надюсь.
— И я могу. Я не побоюсь отвтить имъ презрніемъ за презрніе… Но грустно подумать, что все это выпадаетъ мн на долю только потому, что я вдова, что я одинока… и что я бдно одта.
На глазахъ ея заблестли слезы, искреннія слезы, и Джонъ былъ тронутъ. Каково бы ни было прошлое этой женщины, ея настоящее было достойно сожалнія. Одиночество печально и для мужчины, тмъ боле для слабаго пола. Танцы кончились между тмъ, и на палуб стемнло.
— Если вы не собираетесь еще лечь въ постель, то не хотите ли походить? спросилъ Джонъ.
— Я никогда не ложусь въ постель, то есть, здсь, на пароход. Я остаюсь съ вечера на палуб, притаясь гд-нибудь въ уголк, до тхъ поръ, пока вахтенный не выслдитъ меня и не начнетъ смотрть на меня съ подозрніемъ. Тогда я слзаю въ нору, которую занимаю совмстно съ тремя ребятишками мистриссъ Крамптонъ. Но это я не называю: ложиться въ постель.
— Погуляемъ немного.
— Хорошо. Я познакомлюсь, при этомъ, съ темъ ощущеніемъ, которое испытываетъ служанка, бесдуя со своимъ ‘предметомъ’ сквозь ршетчатую калитку.
Она взяла его подъ руку съ этими словами и продолжала:
— Позвольте мн узнать наконецъ, почему вы не танцуете съ какими нибудь миссъ Гринъ или мистриссъ Каллендеръ, на палуб перваго класса, обрекая себя, вмсто того, на не совсмъ удобную прогулку среди курятниковъ здсь, со мной?
— Причина тому, отвтилъ онъ,— мое желаніе соблюсти экономію и, вмст съ тмъ, боле принаровиться къ моему будущему образу жизни.
— Понимаю. Это какъ т люди, что устраиваютъ лсные пикники, на которыхъ они дятъ безъ тарелокъ и сидя на пняхъ, увряя, что это полезное и пріятное разнообразіе среди вчной комфортабельности хорошо сервированнаго стола, замтила она, усмхаясь.
— Мы съ Шандомъ хотимъ поработать серьозно на пріискахъ, возразилъ онъ, задтый этой улыбкою.
— И воротиться милліонеромъ. Желаю вамъ успха.
— Вы сомнваетесь въ немъ, кажется мн?
— Разумется, успхъ очень сомнителенъ. Будь иначе, дло распростанилось бы такъ, что за него не стоило бы и браться… М-ръ Шандъ намревается трудиться неутомимо?
— Полагаю, что такъ.
— А мн сдается, что онъ сильно одаренъ способностью ничего не длать. Эта способность — большое благословеніе на пароход. Какъ я завидую мужчинамъ, которые курятъ! Конечно, женщины имютъ прибжище въ рукодль, но рукодлье — все же трудъ, между тмъ какъ мужчины просто блаженствуютъ и ничего боле, благодаря своему табаку.
— Но, позвольте, можно читать…
— У меня мало книгъ съ собою. Я такъ заторопилась отъздомъ, что не успла ихъ собрать. Но я люблю чтеніе, я прочла, на своемъ вку, можетъ быть боле, нежели другая молодая женщина.
— Не хотите ли, я одолжу вамъ книги?
— Вы меня очень обяжете.
— Желаете ‘Разбитое сердце’ Спратта? Тутъ много нелпостей, но романъ написавъ очень живо… Нкоторыя сцены взяты прямо съ натуры.
— Я не люблю Спратта. Можетъ быть, разсказы его и живы, но естественности въ нихъ нтъ.
— Въ такомъ случа, ‘Мигель Бэчфольдъ’. Эта книга очень серьезная, но если вы любите вещи, наводящія на размышленіе…
