Джемс Фази, Мечников Лев Ильич, Год: 1878

Время на прочтение: 15 минут(ы)
 []

ДЖЕМСЪ ФАЗИ.

Если увидите, что женевецъ бросается изъ окна,
то бросайтесь смло за нимъ, получите чистаго
барыша не мене пяти процентовъ.
Французская поговорка.

I.

Въ начал ныншней осени я нердко встрчалъ на женевскихъ улицахъ высокаго, сухощаваго старика съ щетинистыми усами, одтаго дурно и даже неряшливо, но не безъ претензіи на щегольство. Въ наружности его было много жесткости, угловатости, были слды износившагося ухорства и надменнаго брюзжанія, но не было ршительно ничего замчательнаго. Никто не ршился-бы предсказывать, что этому человку суждено будетъ неизгладимыми чертами записать свое имя на страницахъ исторіи не только своего роднаго города, въ которомъ онъ безраздльно и безгранично властвовалъ почти двадцать лтъ (отъ 1847 до 1865 г.), но и на страницахъ общей европейской исторіи новйшаго времени. Надо было знать, что это — Джемсъ Фази, преобразователь не одной Женевы, а цлой швейцарской республики,— иначе вы-бы не обратили никакого вниманія на эту некрасивую фигуру, пожалуй, приняли-бы его за отживающаго департаментскаго сторожа, имвшаго въ своей молодости разбитныя привычки. Ни друзья, ни враги Фази не могутъ отрицать, что онъ своимъ именемъ наполнилъ цлое двадцатипятилтіе швейцарской исторіи, что онъ своею предпріимчивостью разчистилъ физически и нравственно женевскую атмосферу отъ кальвинистскихъ міазмовъ и изъ протестантскаго застнка обратилъ эту ‘столицу Лемана’, этотъ классическій ‘противу-Римъ’, въ чистый и красивый европейскій городокъ. Но только въ то время, когда я зналъ его, друзей у Фази, какъ у всякаго обанкротившагося дльца, уже не было, многочисленные-же его враги, т. е. почти поголовно вся женевская буржуазія, спшили отнестись къ нему съ какой-то обидной снисходительностью. Воспользовавшись тми каштанами, которые этотъ безцеремонный антрепренеръ вытащилъ изъ огня своими загребистыми руками, выжавъ его, какъ лимонъ, женевскіе буржуа были, очевидно, недовольны тмъ, что этотъ выжатый лимонъ на своихъ длинныхъ и тощихъ ногахъ снуетъ еще у нихъ передъ глазами и своимъ изношеннымъ видомъ напоминаетъ имъ, что они выжали его уже черезчуръ, не оставивъ ему ничего, кром потертаго пальто бутылочнаго цвта, съ давно погасшею искрою, да стразовой булавки… Чтобы избавиться отъ этого непріятнаго, живого призрака, благодарные женевцы задумали пріурочить отставного своего диктатора на старость лтъ къ какому-нибудь сидячему занятію и назначили его професоромъ конституціоннаго права во вновь открытомъ университет, съ жалованіемъ трехъ тысячъ франковъ въ годъ. Джемсъ Фази на своемъ вку столько надлалъ различныхъ конституцій, имющихъ отчасти еще и теперь силу писанаго, кантональнаго и федеральнаго законодательства, — въ особенности-же, онъ такъ усовершенствовался въ чисто-практическомъ искуств нарушать эти конституціи, — что разсуждать теперь съ кафедры объ этомъ предмет ему показалось ужь слишкомъ прснымъ. Жалованье онъ бралъ, потому что, наживъ и проживъ на своемъ вку нсколько миліонныхъ состояній, онъ очутился подъ-конецъ ршительно безъ всякихъ средствъ къ существованію, но лекцій своихъ не читалъ, къ превеликому удовольствію студентовъ по его-же проекту устроеннаго, единственнаго въ Европ, факультета соціальныхъ наукъ {Очень недавно брюссельскій университетъ послдовалъ женевскому примру и открылъ особое отдленіе соціальныхъ наукъ при своемъ филологическомъ факультет (facult des lettres).}. Такимъ образомъ, онъ спокойно проводилъ остатокъ дней, бродя по улицамъ обновленнаго имъ города, не кланяясь почти ни съ кмъ, и до конца обдумывая грандіозные планы новыхъ политическихъ, финансовыхъ и учено-литературныхъ начинаній.
Я живо помню нашу послднюю встрчу, случившуюся при очень прозаической обстановк. Это было не такъ давно. Слишкомъ восьмидесяти-четырех-лтній старикъ выходилъ изъ маленькой колбасной лавочки, гд онъ только-что купилъ свой скромный ужинъ: нсколько тонко нарзанныхъ ломтей ветчины, завернутыхъ въ засаленую бумагу. Потускнвшая стразовая булавка и бутылочнаго цвта пальто всми поблвшими и кое-гд распоровшимися швами громко вопіяло о превратности судебъ. Загрязненныя панталоны мохрились надъ парою истинно-швейцарскихъ, т. е. плоскихъ и громадныхъ, ногъ, обутыхъ въ неуклюжіе сапоги. Но въ фигур старика не замчалось слдовъ ни разрушенія, ни даже недовольства своимъ положеніемъ. Небольшіе круглые глаза смотрли изъ-за своихъ очковъ такъ-же надменно, такъ-же подозрительно, какъ и въ лучшіе годы его величія и славы. Подстриженные, неопредленнаго цвта усы такъ-же ершились и щетинились, придавая сухощавой физіономіи видъ отставного армейца, Голосъ, никогда побывшій звучнымъ и гибкимъ, былъ попрежнему рзокъ и громокъ, только механическое движеніе челюстей, потерявшихъ едва-ли по вс свои зубы, вдругъ обращало его бойкую рчь въ неудобопонятное старческое шамканье… До послдней минуты Фази оставался тмъ, чмъ былъ. Занятый до конца новыми предпріятіями, которыя, однакожъ, втеченіи послднихъ десяти или пятнадцати лтъ, никогда не доходили даже до начала осуществленія, онъ, повидимому, не замчалъ своего паденія. За нсколько часовъ до смерти онъ еще давалъ практическіе совты нсколькимъ согражданамъ, задумавшимъ воспользоваться его опытностью и отчасти его именемъ для того, чтобы низвергнуть теперешнее радикально-либеральное правительство, Выборы законодательнаго совта, которые передъ самою смертью направлялъ и патронировалъ Джемсъ Фази, завнчались полною побдою протяну-правительственной коалиціи, но только еще прежде, чмъ они состоялись, по улицамъ Женевы уже былъ развшанъ нижеслдующій декретъ:
Великій (законодательный) совтъ республики и кантона Ліещюы, принимая во вниманіе, что покойный гражданинъ Джемсъ Фази оказалъ своему отечеству важныя услуги, постановляетъ:
1-й, Похороны гражданина Джемса Фази устроить на счетъ республики.
2-й. Повелть государственному (исполнительному) совту исполнить это постановленіе.
Со времени достославнаго столтняго юбилея Жанъ-Жака Руссо мы здсь еще не видли такого пышнаго и всенароднаго торжества, какимъ благодарные граждане красиваго леманскаго городка отпраздновали свое окончательное избавленіе отъ бывшаго своего диктатора и преобразователя, котораго лучшею славою на долгое время останется то, что онъ, въ свою очередь, четверть вка тому назадъ, избавилъ Женеву отъ тни другаго, такого-же, какъ и онъ, мощнаго преобразователя и диктатора, Жана Кальвина, Вся исторія Женевы представляетъ, такимъ образомъ, длинный рядъ послдовательныхъ избавленій ея отъ чего-нибудь такого, что въ предыдущемъ період составляло ея лучшую славу, залогъ ея дйствительнаго вліянія на судьбы романской и германской Европы… Въ 1532 г. Французъ Кальвинъ, попавъ въ Женеву проздомъ, избираетъ се оплотомъ своей реформаторской дятельности и избавляетъ ее отъ власти мстныхъ епископовъ, которые втеченіи только первыхъ трехъ мсяцевъ начала XVI-го столтія изжарили на маленькихъ и неприглядныхъ площадяхъ этого живописнаго городка боле пятисотъ вдьмъ, колдуній и еретиковъ, принявшихся, въ свою очередь, жарить на кострахъ и на раскаленныхъ ршеткахъ свободныхъ мыслителей анти-кальвинистскаго склада. Вс знаютъ суровую расправу Кальвина съ Мишелемъ Сервэ, осмлившимся повздорить съ нимъ по теологическому вопросу о предопредленіи, но немногимъ до сихъ поръ извстно, что процесъ злополучнаго Мишеля Сервэ былъ далеко не единственнымъ образчикомъ протестантскаго террора, избравшаго своею столицею и своимъ разсадникамъ этотъ миловидный противу-Римъ, живописно раскинувшійся на западномъ берегу Лемапскаго озера… Джемсъ Фази освободилъ Женеву отъ остатковъ кальвинистскихъ потемокъ и духоты не только въ переносномъ смысл, но и въ самомъ буквальномъ, непосредственномъ. Онъ разрушилъ и снесъ съ лица земли т укрпленія, которыми Кальвинъ обнесъ Женеву со всхъ сторонъ, осудивъ ея гражданъ задыхаться физически и нравственно для того, чтобы французскій протестантизмъ имлъ хоть одинъ надежный пріютъ противъ драгонадъ парижскаго нейтрализаціоннаго правительства. Вс остальные подвиги и преобразованія Джемса Фази и другихъ его ближайшихъ послдователей имютъ точно такой-же буквально противу-кальвинистскій характеръ, но вмст съ тмъ вся его дятельность такъ очевидно навяна ему примромъ его суроваго предшественника, что здшніе ученые пасторы и до сихъ поръ еще очень часто метафорически называютъ его анти-Кальвиномъ, а это на женевскомъ консервативномъ язык тожественно съ прозваніемъ антихриста.
Нашъ вкъ ежечасно клеймятъ и упрекаютъ съ разныхъ сторонъ тмъ, что онъ не родитъ великихъ людей, и въ этомъ одномъ видятъ уже какъ-бы несомннный признакъ вырожденія современнаго человчества. Я не стану распространяться о томъ, въ какой мр это справедливо: быть можетъ, лучезарные образы людей, выдающихся надъ среднимъ уровнемъ, такъ примтно тускнютъ и меркнутъ потому, что значительно просвтллъ безличный обликъ тхъ, надъ которыми имъ приходится выдаваться. Не стану также повторять небезосновательныя предположенія о томъ, что кажущееся вырожденіе великихъ людей, можетъ быть, только оптическій обманъ, и что умалилась, въ сущности, не внутренняя цнность современныхъ героевъ и полу-боговъ, а измнились условія общественной перспективы. Политическая дятельность повсюду въ западной Европ вышла изъ тхъ величественныхъ и неприступныхъ тайниковъ, въ которыхъ она такъ недавно еще созидалась немногими избранниками съ приличною торжественностью и таинственностью обстановки. Разсялась пелена фиміама, сквозь которую наши предки вынуждены были изъ почтительнаго далека взирать на это свтское священнодйствіе, любопытная толпа слишкомъ близко подошла къ своимъ кумирамъ, а эта близость сильно вредитъ всякимъ декоративнымъ эфектамъ. Попробуйте къ жизни и дятельности Джемса Фази отнестись съ тми пріемами, которые и до сихъ поръ еще господствуютъ въ историческихъ учебникахъ, и въ результат вашихъ изслдованій окажется, дйствительно, величественный образъ, можетъ быть, столько тмъ и отличающійся отъ Фемистокловь, Перикловъ, Цинцинатовъ и т. п., что онъ облекался въ бутылочное пальто, а не въ классическую тогу. Но это уже вина одного девятнадцатаго столтія и суроваго женевскаго климата. Фази изъ скучнаго протестантскаго монастыря создалъ красивый и вольный европейскій городъ, обязанный ему-же своимъ вншнимъ благосостояніемъ и благообразіемъ. Фази сплотилъ въ одно, довольно странное и послдовательное политическое тло, разношерстный союзъ швейцарскихъ кантоновъ, наскоро сколоченный внскимъ конгресомъ изъ обрзковъ трехъ романо-германскихъ народностей. Фази преобразовалъ въ вольную свтскую академію (а теперь въ университетъ) ту протестантскую семинарію, которую Кальвинъ создалъ на средства женевской олигархіи единственно для того, чтобы поставлять надресированнмыхъ въ богословской схоластик пасторовъ для южной Франціи… Вс многоцнныя заслуги его нелегко перечислить въ двухъ-трехъ строкахъ. Но, когда мы отъ панегирическаго перечня переходимъ къ единственному возможному въ настоящее время трезвому историческому взгляду на этотъ предметъ, краски тотчасъ-же начинаютъ тускнть, величавыя античныя черты искажаются, пластическій образъ перерождается въ картинку изъ ‘Kladeradatsch’ или изъ ‘Journal amusant’.— Периклъ преобразуется въ Жиль-Блаза или Фигаро, мы теряемъ возможность различать, гд кончается Цинцинатъ, и начинается дюжинный лизоблюдъ, гражданскій подвигъ отожествляется съ грязноватою биржевою спекуляціей…
Не берусь ршить, существовала-ли когда-либо въ дйствительности такая раздльная черта, которая ясно и опредленно разграничивала эти два, столь существенно различные въ нравственномъ отношеніи, разряда явленій. Несомннно только одно, что Джемсъ Фази, имющій самыя неотъемлемыя права на почетный титулъ великаго человка,— Джемсъ Фази, съумвшій не во праву рожденія, а силою своихъ талантовъ и энергіи, отмтить свое имя на страницахъ европейской исторіи бурнаго и столь интереснаго для насъ времени отъ конца сороковыхъ до начала шестидесятыхъ годовъ, — представляетъ собою типъ политическаго афериста въ замчательно-полномъ и разностороннемъ его развитіи. Создатель единственной въ Европ федеративной республики, пятнадцати-лтній президентъ самаго буржуазнаго города буржуазной романо-германской Европы, Джемсъ Фази представляетъ въ этомъ отношеніи поразительное сходство, доходящее нердко до полнаго тожества, съ другимъ, столь недавно еще развнчаннымъ политическимъ дльцомъ — съ своимъ пріятелемъ и нердко покровителемъ — Наполеономъ III. Сферы ихъ дятельности были крайне разнородны, какъ разнородны были и самыя натуры этихъ двухъ хищниковъ, создавшихъ свою историческую эпоху, но судьба заставила ихъ разъиграть очень сходную роль на исторической сцен. Т-же родственныя черты, которыя сближаютъ женевскаго диктатора-федералиста съ послднимъ императоромъ нейтрализаціонной Франціи, легко замтны и въ другихъ боле современныхъ намъ успшныхъ политическихъ дятеляхъ. Это-то и придаетъ біографіи Джемса Фази совершенно особенный интересъ въ нашихъ глазахъ: интересъ совершенно независимый отъ индивидуальныхъ свойствъ самого лица, по способный пролить довольно яркій свтъ на всю обширную сферу современной политической дятельности.
Пусть оскудло смя героевъ и великихъ людей въ нашу скептическую и прозаическую эпоху. Невозможно, однакожь, отрицать, что наша размненная на мелкую монету, протекающая въ будничныхъ заботахъ и треволненіяхъ, жизнь далеко не утратила способности вырабатывать изъ себя, если не всегда привлекательные, то неизмнно поучительные и разносторонніе типы. Какъ Мадзини навсегда останется образцомъ политическаго идеалиста-теоретика, какъ Гарибальди представляетъ намъ до художественности развитый прототипъ политическаго романтика, такъ точно въ Джемс Фази воплотились разнообразныя черты политическаго дятеля совершенно иного закала, какъ-будто самъ онъ никогда не жилъ, а біографія его сочинена какимъ-нибудь новйшимъ Бомарше или Лесажемъ. Можно только сожалть о томъ, что самъ онъ не оставилъ никакихъ писаныхъ мемуаровъ, будучи постоянно поглощенъ разными грандіозными замыслами, а эти мемуары оказали-бы драгоцнную услугу его будущему біографу, если-бы онъ захотлъ собрать въ одно цлое разбросанныя черты современнаго политическаго дльца и дать намъ полную картину политическихъ нравовъ нашего времени.
Жизнь Фази представляетъ крайне заманчивую канву для нравоописательнаго романа новаго времени, и мы нисколько не сомнваемся, что скоро какой-нибудь талантливый юмористъ воспользуется ею для того, чтобы созвать международную эпопею врод ‘Мертвыхъ Душъ’ или ‘Ругопъ-Макаровъ’ Эмиля Золя, гд главный интересъ будетъ сосредоточенъ вовсе не на самомъ геро, (хотя въ Джемс Фази не было недостатка и въ героическихъ чертахъ, часто вовсе недвусмысленнаго достоинства). Истиннымъ героемъ подобной эпопеи долженъ являться западно-европейскій политическій складъ, для котораго женевскій преобразователь служилъ только сосудомъ скудльнымъ. Вокругъ него эпизодически групируются европейскія знаменитости самыхъ разнообразныхъ національностей, лагерей и направленій, отъ Люи-Наполеона, пользовавшагося покровительствомъ Фази, прежде чмъ государственный переворотъ 2-го декабря поставилъ его въ возможность, въ свою очередь, покровительствовать кому-5ы то ни было, до саи-симонистскаго бглеца, ничтожнаго парижскаго журналиста Дамета, пріуроченнаго Джемсомъ Фази къ политико-экономической кафедр въ женевскомъ университет, съ которой онъ неустанно громилъ не однихъ своихъ бывшихъ собратій въ отц Анфантен, но и всхъ тхъ, чьи политико-экономическія свденія переросли предлы допотопныхъ французскихъ учебниковъ… отъ Карла Фохта, котораго тотъ-же Фази сдлалъ краеугольнымъ столбомъ преобразованной имъ кальвинистской академіи, до нкоторыхъ русскихъ князей, стяжавшихъ себ не мене общеевропейскую извстность своими продлками въ клуб иностранцевъ, платившемъ женевскому диктатору скромную цифру 60,000 франковъ въ годъ за паемъ нсколькихъ залъ въ великолпномъ дворц, подаренномъ президентомъ женевской республики самому себ въ награду за свои разнообразные и часто дйствительно изумительные подвиги… отъ англійскаго посланника сэра Роберта Пиля до нкоторой мадамъ Адель, возведшей свой домъ терпимости на степень чуть не политическаго клуба, заставившей говорить о себ на страницахъ заповдной синей книги англійскаго парламента и недавно умершей въ Ниц въ качеств одной изъ почтеннйшихъ дамъ-патронесъ французскихъ ультрамонтанскихъ начинаній…
Если-бы за Джемсомъ Фази не числилось вовсе никакихъ историческихъ заслугъ и гражданскихъ доблестей, одно уже то, что его слишкомъ восьми десяти-лтняя жизнь протекла среди такой своеобразной и до-нельзя разнохарактерной обстановки, должно-бы уже было привлечь къ ней вниманіе тхъ, кто любитъ наблюдать и изучать текущій строй общеевропейской общественности не по однимъ только ея офиціальнымъ и торжественнымъ проявленіямъ. Не многимъ дано устроить свою личную судьбу такъ, чтобы она тснйшимъ и непосредственнйшимъ образомъ зависла отъ каждаго колебанія историческаго пульса эпохи, чтобы имть своими обычными сотрудниками, собесдниками, собутыльниками, врагами только лицъ, имена которыхъ занесены на страницы современной исторіи съ похвальною или неодобрительною замткою, чтобы самому оказать на судьбу каждаго изъ этихъ лицъ боле или мене ршительное вліяніе. А Джемсъ Фази несомннно принадлежалъ къ числу этихъ немногихъ. Это-то и заставляетъ насъ искренно сожалть о томъ, что онъ свои досуги посвящалъ абсолютно плохой и объемистой политической исторіи Женевы и писанію дюжиныхъ политическихъ и экономическихъ брошюръ, вмсто того, чтобы оставить намъ хоть сухой и наскоро написанный дневникъ своей многообильной всякими приключеніями и столкновеніями жизни. То немногое, что мы знаемъ изъ литературныхъ трудовъ женевскаго преобразователя и диктатора, позволяетъ намъ утверждать, что онъ былъ вовсе лишенъ художественной наблюдательности. Преслдуя постоянно какую-нибудь практическую, дловую цль,— оставаясь вчнымъ аферистомъ, спекулаторомъ въ области политики, государственной экономіи, даже философіи, пауки и нравственности,— онъ мастерски умлъ пользоваться людьми, но наблюдать ихъ у него не было ни охоты, ни времени. У него бывали врные союзники во всевозможныхъ лагеряхъ, бывали собутыльники, льстецы и лизоблюды, но друзей не было никогда, да онъ, повидимому, и не искалъ ихъ. По отношенію ко всмъ, безъ изъятія, своимъ пособникамъ онъ держался постоянно одного неизмннаго пріема: заинтересовать вещественно каждаго въ успх своего начинанія, и этотъ пріемъ не измнялъ ему никогда. Его дловыя способности цнились всми, знавшими его. очень высоко, а потому къ нему часто обращались за практическими совтами, Онъ самъ мало кого уважалъ и ни отъ кого не требовалъ къ себ уваженія, хотя далеко по былъ нечувствителенъ къ грубой лести. Благодаря этимъ моральнымъ его особенностямъ, каждому было легко открывать передъ нимъ вс непоказныя тайники свои, а онъ чувствовалъ особенное пристрастіе выручать своихъ обычныхъ собутыльниковъ,— иногда даже совершенно постороннихъ ему людей,— изъ всякаго рода грязноватыхъ непріятностей. Фигаро по призванію, онъ интриговалъ, сводничалъ, придумывалъ всевозможныя хитросплетенія не изъ угодничества передъ какимъ-бы то ни было Альмавивою, а изъ любви къ искуству или ради безкорыстнаго упражненія своей дйствительно изумительной изворотливости… Психическую безсодержательность своихъ мемуаровъ онъ, такимъ образомъ, легко могъ-бы искупить, и съ избыткомъ, ихъ чисто-анекдотическою стороною. Но этихъ мемуаровъ нтъ, или-же они тщательно хранятся подъ-спудомъ его наслдниками. Поэтому, многіе въ высшей степени замчательные, иногда драматическіе эпизоды его долговременной политической карьеры остаются все еще покрытыми непроницаемою завсою таинственности. Одни тщательно скрываются бывшими его сотрудниками, оставшимися въ живыхъ и до сихъ воръ даже удержавшими въ своихъ рукахъ власть. Другіе черезчуръ очевидно и нелпо искажаются его врагами. Я не берусь обрисовать здсь ни личности Фази, ни его дятельности, боясь впасть то въ область чистой легенды, то въ грязную клевету его многочисленныхъ враговъ, но попробую дать бглый очеркъ того, что извстно о немъ на основаніи положительныхъ фактовъ.

II.

Первая, довольно, впрочемъ, блдная пора жизни и дятельности Фази принадлежитъ даже больше Франціи, чмъ Швейцаріи. Ддъ его, богатый негоціантъ изъ окрестностей Гренобля, совращенный въ кальвинистскую вру, вынужденъ былъ въ самомъ начал прошлаго столтія бжать отъ правительственныхъ и клерикальныхъ преслдованій въ Женеву, т. е. въ безопасный пріютъ, созданный предусмотрительнымъ реформаторомъ для гугенотовъ южной Франціи.
Какъ и вс бглые французскіе протестанты, предки Фази очень скоро разбогатли въ новомъ отечеств, куда они принесли съ собою тогда еще несуществовавшее въ средней Европ производство ситцевъ и набивныхъ хлопчато-бумажныхъ тканей. Не подлежитъ никакому сомннію, что въ религіозныхъ преслдованіяхъ добраго стараго времени, наравн съ католическимъ фанатизмомъ, играло важную роль также хищническое стремленіе духовной и свтской власти захватить себ черезъ конфискацію имущество разбогатвшей буржуазіи и нкоторыхъ мятежныхъ дворянъ. Несомннно также и то, что правительства Испаніи, Франціи и священной имперіи разъиграли при этомъ глупую роль скряги, зарзавшаго курицу, которая несла ему золотыя яйца. Протестанская курица, однакожь, окончательно зарзать себя не дала, а перелетла въ Ламашпъ, за Шельду или къ подножію Альпъ и Юры, гд съ половины XVI столтія для нея былъ устроенъ очень удобный и совершенно французскій насстъ въ вид кальвинистской Женевы. Избирая центромъ своей дятельности Женеву, Кальвинъ видлъ въ ней не только убжище отъ католическихъ драгонадъ, по также разсадникъ своихъ доктринъ на всю среднюю Европу. ‘Женева. говорилъ онъ,— не можетъ быть цлью сама себ: это французскій ключъ къ Германіи и Италіи’. Слова эти длаютъ большую честь его политической проницательности и объясняютъ намъ его свирпое обращеніе съ либертиномъ, какъ онъ ихъ называлъ, т. е. съ женевцами, отршившимися жить своею муниципальною жизнью. Кальвину надо было во что-бы то ни стало удержать вновь избранное имъ отечество отъ поглощенія его средне-германскимъ политическимъ и религіознымъ движеніемъ. Для этого онъ не гнушался прибгать къ самому возмутительному деспотизму и насилію. Но деспотизмомъ и насиліемъ нельзя было создать той несуществовавшей связи, которая должна была офранцузить этотъ римскій передовой постъ въ стран алоброговъ, непріуроченный всею средневковою исторіею ни къ одному изъ сосднихъ государствъ. Этой-то живой связи Кальвинъ очень просто достигаетъ тмъ, что населяетъ Женеву южно-французскими выходцами. Чтобы привлечь къ себ богатую аристократію Лангедока, Дофинэ и нкоторыхъ другихъ протестантскихъ мстностей Франціи, онъ въ своей синодальной республик даруетъ имъ наслдственныя патриціанскія права, т. е., говоря иными словами, длаетъ изъ женевскаго кантона вотчинное имніе двухъ или трехъ десятковъ графскихъ и герцогскихъ домовъ, которые съ переселеніемъ на республиканскую почву утрачиваютъ только пустые атрибуты своего величія, и титулы. Это привилегированное сословіе, все, безъ изъятія, привлеченное люда съ юга Франціи, составляетъ очень немногочисленную, но едва-ли не самую богатую въ мір или, по крайней мр, самую надменную аристократію, которая одна именуется гражданами (citoyen). До настоящаго времени, отдаленнйшіе потомки этихъ южно-французскихъ рыцарей, Соссюры, Де-ля-Ривы, Саладены, Саразены, Декавдоли, Клапорезы и пр., живутъ въ горделивомъ отчужденіи отъ всхъ другихъ, обладая миліонными состояніями, по представляя вмст съ тмъ несомнннйшіе слды физіологическаго вырожденія, которое уже съ давнихъ поръ обращаетъ на себя вниманіе спеціалистовъ. Нигд, дйствительно, мы не встрчаемъ столь значительнаго процента всевозможныхъ рахитическихъ поврежденій, худосочій и анемій, всего-же боле умственныхъ разстройствъ, какъ въ этой аристократической женевской сред, живущей въ роскошныхъ дворцахъ на самомъ верху надъ-ронскаго холма, т. е. въ климат, хоть и нсколько суровомъ для столь южной широты, но, во всякомъ случа, здоровомъ и благорастворенномъ. Это вырожденіе, обыкновенно, приписываютъ тому, что браки женевской аристократіи ограничиваются слишкомъ близкими родственниками. Изъ опасенія уронить свое достоинство, наслдники женевскихъ аристократическихъ домовъ женятся на двоюродныхъ сестрахъ, племянницахъ и тому подобныхъ близкихъ своихъ родственницахъ, чистота породы которыхъ не можетъ быть подвержена никакому сомннію. Выборъ съ каждымъ поколніемъ становится все ограниченне и трудне, такъ-какъ плодовитость этихъ аристократическихъ браковъ примтно уменьшается чуть не съ каждымъ годомъ. Я не стану разбирать, въ какой мр основательно подобное объясненіе примтнаго вырожденія современныхъ представителей богатйшихъ женевскихъ аристократическихъ домовъ, замчу только, что и помимо кровосмшенія, ради геральдическихъ предразсудковъ, оно можетъ имть множество и другихъ причинъ, какъ физическихъ, такъ и нравственныхъ. Достаточно только упомянуть фанатически-удушливый строй общежитія и семейныхъ отношеній въ этой архаической сред, гд не только пніе или музыка, но даже улыбка и веселый, непринужденный разговоръ считается не то за смертный грхъ, не то за государственное преступленіе. Кальвинъ такъ основательно перепуталъ въ одинъ всеподавляющій клубокъ вс нити церковнаго и свтскаго деспотизма, что распутать ихъ невозможно никакою казуистикою. Съ другой стороны, невозможность устроить въ демократической республик законный майоратъ и боязнь, чтобы богатыя имущества не раздробились отъ длежа между многочисленными наслдниками, заставляютъ прибгать къ искуственнымъ мрамъ для ограниченія дторожденія, а эти мры, въ свою очередь, гибельно отражаются не только на количеств, но и на качеств потомства… Какъ-бы то ни было, но эта женевская аристократическая среда, поставлявшая еще нсколько десятковъ лтъ тому назадъ всей Европ изумительное (сравнительно съ населеніемъ) число первоклассныхъ ученыхъ по всевозможнымъ, особенно по точнымъ отраслямъ знанія, теперь поставляетъ столь-же изумительное число только глухо-нмыхъ, горбатыхъ, калкъ и идіотовъ. Послднее поколніе знаменитыхъ женевскихъ ученыхъ изъ кальвинистской аристократіи помчено почти поголовно мрачнымъ клеймомъ, словно родового проклятія. Несчастный Эдуардъ Клапарезъ втеченіи всей своей слишкомъ сорока-лтней жизни пугалъ своихъ знакомыхъ кадаверическимъ видомъ, въ то-же время удивлялъ ихъ непреклонностью воли и ясностью ума, глубокаго и скептическаго, не терявшаго способности плодовито работать надъ общими научными вопросами среди невыносимыхъ физическихъ мукъ и тяжелаго семейнаго разлада. Молодой Рауль Пикте, прославившійся въ прошломъ году на весь свтъ своими открытіями по молекулярной физик, страдаетъ въ настоящее время неизлчимою болзнью, грозящею скоро свести его въ могилу, если только но въ съумасшедшій домъ… На аристократическихъ вершинахъ женевской Cit, въ виду роскошнйшей природы и среди самыхъ счастливыхъ экономическихъ условій вырождается, — или, если хотите, вымираетъ, — ни нашихъ глазахъ искуственная порода людей, три вка тому назадъ созданная исторіею. Я не могъ пройти молчаніемъ это до сихъ поръ еще непочатое, по обширное поприще для крайне-плодовитыхъ и завлекательныхъ политическо-физіологическихъ изслдованій, но я не имю права дольше останавливать на ней ваше вниманіе, такъ-какъ герой настоящаго очерка вышелъ не изъ нея, а изъ той мщанской среды, которая стоитъ тотчасъ-же вслдъ за ней на лстниц кальвиническо-республиканской іерархіи.
По смерти Кальвина въ 1564 г., несмотря на жестокія избіенія либертиновъ, которыми сопровождалось его тридцати-двух-лтнее управленіе, населеніе Женевы оказалось утроеннымъ противъ прежняго, причемъ численность французскихъ переселенцевъ, натурализованныхъ въ зарождающейся республик, вдвое превышала численность прирожденныхъ гражданъ. Впрочемъ, эти послдніе почти поголовно потеряли даже право называться гражданами, такъ-какъ этотъ титулъ сдлался привилегіею нсколькихъ французскихъ титулованныхъ семействъ (въ ихъ числ было также два или три итальянскихъ выходца), поставлявшихъ по праву рожденія членовъ консисторіи и малаго совта, совмщавшихъ въ себ всю верховную власть, законодательную и исполнительную. Природные женевцы считались въ подчиненномъ положеніи мщанъ (bourgeois), въ которое наравн съ ними, но въ значительномъ большинств, были включены т многочисленные французскіе, и отчасти итальянскіе, выходцы, которые не приносили съ собою громкихъ феодальныхъ титуловъ, хотя нкоторые изъ нихъ обладали большими богатствами. Другіе-же, будучи опытными ремесленниками или торговцами, очень скоро наживали себ тоже уважительныя имущества въ новомъ отечеств, гд промышленность не была стснена никакими феодальными поборами. Въ этой-то сред, потомство которой составляетъ здсь до сихъ поръ вторую, или низшую аристократію, подъ именемъ ‘старой буржуазіи11, живущей также своею строго-обособленною и замкнутою жизнью, очень скоро развилось часовое производство, требовавшее немногочисленныхъ, но искусныхъ рабочихъ рукъ. Ихъ-то поставляли женевскому мщанству третья каста городскихъ жителей, носившая названіе просто обывателей (habitants) и неимвшая никакихъ политическихъ правъ, но за то и неплативпіая никакихъ податей ни правительству, ни дворянству. Для административнаго подчиненія касты обывателей мщанамъ, этимъ послднимъ былъ отданъ въ руки такъ-называемый ‘Большой Совтъ’, состоявшій подъ тснымъ надзоромъ консисторіи и малаго совта. Избраніе 200 членовъ этого большого совта предоставлено было однимъ только мщанамъ съ очень низкимъ избирательнымъ цензомъ, такъ-что учрежденіе это уже съ самаго начала имло несомннно демократическій характеръ. Къ сожалнію, совтъ этотъ имлъ единственнымъ своимъ назначеніемъ, такъ-сказать, легализировать экономическую зависимость обывателей отъ мщанъ. Благодаря ему, женевское мщанство получило возможность уже въ XVII и XVIII вк выдресировать для себя достаточное число послушныхъ и искусныхъ рабочихъ, потомство которыхъ составляетъ еще и въ настоящее время обособленную группу — la fabrique. Наконецъ, жители всего кантона, т. е. загородныхъ деревень, по большей части, католики, составили сословіе крпостныхъ или подданныхъ (sujets), состоявшихъ въ безконтрольномъ распоряженіи землевладльцевъ.
Не думайте, чтобы, излагая въ общихъ чертахъ этотъ политическій и соціальный строй, созданный всецло въ Женев Кальвиномъ, я заводилъ-бы васъ въ археологію или, по крайней мр, въ давно-отжившую историческую область. Въ общественномъ смысл, вс эти сословныя перегородки и рубрики не сгладились еще и до настоящей минуты, la Cit‘, ‘старая буржуазія» и ‘фабрика’ перестали, конечно, существовать, какъ легально-признанныя касты, но скачекъ каждой изъ этихъ группъ въ другую, высшую или низшую, вызоветъ еще и въ текущемъ году въ собственно-женевскомъ обществ точно такой-же скандалъ, какъ въ Соединенныхъ Штатахъ, напримръ, бракосочетаніе чистокровной янки съ мулатомъ. Сынъ мщанина, Ж.-Ж. Руссо, могъ встрчать радушный пріемъ въ будуарахъ знатнйшихъ парижскихъ дамъ и въ гостинныхъ французскихъ принцевъ крови, но въ родной Женев онъ, даже въ XIX столтіи, былъ-бы такъ-же невозможенъ въ аристократическихъ дворцахъ Cit 33,, какъ индйскій парія на обд кшатріевъ или брахмановъ. Наполеоновское нашествіе могло демократизировать только съ вншней, офиціальной стороны это чисто-средневковое устройство. Съ возстановленіемъ-же женевской независимости, аристократія, вернувшаяся изъ своего добровольнаго изгнанія, прибрала очень быстро власть снова къ своимъ рунамъ, зная очень хорошо, что союзныя державы вовсе по интересуются ея домашними дрязгами, а швейцарскій союзный Varort, карикатурно путешествовавшій изъ Берна въ Цюрихъ или Люцернъ, по имлъ ни власти, ни охоты вмшиваться въ кантональныя дла. Большинствомъ двухъ третей голосовъ женевскій малый совтъ могъ узаконить у себя какіе угодно порядки… Короче говоря, въ то время, когда для Джемса Фази, родившагося въ 1794 г., наступила пора выбирать себ какую-нибудь общественную дорогу, т. е. въ начал двадцатыхъ годовъ нашего вка, онъ очутился въ своемъ родномъ город точно въ такомъ-айе положеніи, въ какомъ былъ Ж. Ж. Руссо и сотни другихъ, мене прославленныхъ, женевскихъ юношей, боле ста лтъ тому назадъ. Ничему молодому, свжему по было мста въ этой благочестивой республик, проникнутой промозглымъ запахомъ религіознаго фанатизма и общественной нетерпимости.
Отъ дла-фабриканта и отъ отца Фази
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека