Дворянин Гукасов, Севский Виктор, Год: 1915 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 5 минут(ы)

Дворянинъ Гукасовъ.

(Изъ ростовскихъ встрчъ).

Разсказъ Виктора Свскаго.

Гукасовъ уходилъ куда-то утромъ, возвращался домой поздно, и мы, жильцы уважаемой Анны Лукинишны, долго не знали въ лицо того, кто на дверяхъ своей комнаты прибилъ карточку съ громадной дворянской короной

— Дворянинъ Гукасовъ.

Пытались разспрашивать Анну Лукинишну, но она отдлывалась короткими фразами,

— Звонки ночи починяетъ. А по спеціальности — грховодникъ. По паспорту — пятьдесятъ четыре года, а онъ съ Леночкой въ комнат запирается и стихи читаетъ.

Вотъ и все, что мы могли узнать отъ Анны Лукинишны.

Леночка, пвица изъ церковнаго хора, любимица меблированныхъ комнатъ, хранила молчаніе. Раньше она щебетала за утреннимъ чаемъ, была утренней газетой нашихъ комнатъ. Теперь она старалась пить чай тогда, когда мы уходили изъ дома.

Дворянинъ Гукасовъ интриговалъ насъ все больше и больше.

У поручика конвойной команды были роскошные усы. Георгій Ивановичъ, студентъ одного изъ нмецкихъ университетовъ, умлъ играть на гитар и скромно опускалъ глаза, когда Анна Лукинишна грозила пальцемъ и полусерьезно замчала:

— Сердцеды вы, Георгій Ивановичъ. За вами, небось, вся заграница плачетъ.

И вдругъ Леночка предпочла такимъ жильцамъ какого-то монтера Гукасова.

Георгій Ивановичъ энергично призывалъ разслдовать дятельность Гукасова:

— Я его выведу на чистую воду, я его подсижу. Онъ у меня весь будетъ сидть на ладонк. Чмъ я хуже его?

Поручикъ меланхолически крутилъ усы и безнадежно отмахивался рукой:

— Титуломъ взялъ, короной подкупилъ.

Георгій Ивановичъ энергично принялся за дло. Въ планы свои насъ онъ не посвящалъ, но однажды передъ вечеромъ онъ вошелъ въ мою комнату и торжественно объявилъ:

— Сегодня Гукасовъ будетъ у тебя и ты узнаешь его секретъ очарованія. Онъ — поэтъ.

За нсколько дней до этого знаменательнаго дня я мелькомъ видлъ Гукасова въ корридор.

Потертое пальто, помятая шляпа и какая-то войлочная бородка, мстами будто бы выщипанная, мстами будто бы подклеенная.

Выжатый жизнью лимонъ, потертая личность.

И вдругъ этотъ Гукасовъ — поэтъ, зажегшій сердце Леночки.

Леночка не была красавицей, но у нея былъ миленькій ‘ландшафтъ’, какъ любилъ выражаться поручикъ. Къ ней не сватались принцы, но до дома провожали и щеголи — котелки, и великовозрастные гимназисты.

Георгій Ивановичъ велъ ‘одинъ котелокъ’ до перваго фонаря, чтобы лучше разсмотрть черты идіотизма на его лиц.

Только городовой уговорилъ Георгія Ивановича отпустить котелокъ домой:

— Ошибнулся человкъ, а вы цлый кварталъ за ухо ведете.

Короче говоря, у Леночки былъ выборъ въ поклонникахъ, и тмъ удивительне казалось ея увлеченіе Гукасовымъ.

Вечеромъ Гукасовъ скромно вошелъ въ мою комнату, отрекомендовался и, безъ долгихъ предисловій, началъ:

— Вашъ товарищъ сказалъ, что вы — любитель поэзіи и совтовалъ мн прочитать вамъ свою пьесу.

Я съ любопытствомъ смотрлъ на Гукасова.

Если бы просто поэтъ — ну, можно объяснить. какъ легкое замшательство въ голов, но пьеса — это уже острая форма недомоганія.

— Моя пьеса въ стихахъ. Я разсматриваю ее, какъ либретто для оперы. Я отдамъ ее композитору, онъ напишетъ музыку и тогда пущу ее за сцену. Позвольте начать,— и Гукасовъ открылъ тетрадку, которую онъ до сихъ поръ держалъ въ рук. Я, видите-ли, не читаю пьесы, а пою. На мотивы изъ оперъ и романсовъ.

— Въ наши дни — безпечны мы,— таково названіе пьесы.

— Я — сынъ Кавказа, я — сынъ полей, — началъ онъ какимъ-то дикимъ голосомъ.

‘Сынъ Кавказа’ и въ то же время ‘сынъ полей’ встртилъ подругу юности, успвшую пока онъ гд-то бродилъ, выйти замужъ. Сынъ Кавказа клянется ей въ любви:

— Люблю васъ страстно, стремлюсь къ вамъ ежечасно и любитъ насъ — для меня есть мечта.— выкрикивалъ Гукасовъ и затмъ медленно протягивалъ:

— И блаженство.

Во второмъ акт мужъ возлюбленной ‘Сына Кавказа’ празднуетъ именины жены.

Ее приходятъ поздравлять знакомые, родные, прислуга, брандмейстеръ, со взводомъ пожарныхъ и самъ ‘Сынъ Кавказа’

Мужъ узнаетъ о любви жены къ ‘Сыну Кавказа’ и вызываетъ соперника на дуэль. Дуэль должна состояться завтра въ лсу.

Въ третьемъ акт пристань и нсколько городовыхъ скачутъ на лошадяхъ по лсу и тщетно ищутъ дуэлянтовъ. Ищутъ и поютъ. Поютъ на мотивы изъ ‘Фауста’, ‘Риголетто’ и ‘Евгенія Онгина’.

Приставъ, кажется, поетъ:

— Люди гибнутъ за любовь.

Городовые хоромъ подхватываютъ:

— Свекла, капуста, морковь.

Когда кавалькада изъ полицейскаго участка скрывается, на сцен появляется мужъ ‘ея’. Кучеръ доставляетъ его въ бричк на мсто дуэли.

Мужъ спрыгиваетъ изъ экипажа и поетъ:

— ома дорогой, позжай домой, тамъ въ кабинет — на табурет шкатулки стоятъ, шкатулки стоять, мдью блестятъ.

Онъ старается оттянуть часъ дуэли и потому не разъясняетъ сразу ом, что въ шкатулкахъ лежатъ нужные для дуэли револьверы, а поетъ объ этомъ минутъ пятнадцать.

ома съ нкоторымъ опозданіемъ доставляетъ револьверы и дуэль оканчивается смертью обоихъ соперниковъ.

ома перекладываетъ соломкой свжіе трупы и отвозить ихъ въ бричк молодой вдов.

Прозжаетъ приставъ и поетъ:

— Что день грядущій мн готовитъ?

Вопросъ резонный, такъ какъ дуэль состоялась, а пристава начальство командировало для предотвращенія дуэли.

Гукасовъ захлопываетъ тетрадку, нервно закуриваетъ папиросу и вопросительно смотритъ на меня.

Я смущенно начинаю что-то мямлить о трудности постановки, о необходимости устранить со сцены полицію и лошадей, но Гукасовъ быстро перебиваетъ меня:

— Вы за сцену, гд торжествуютъ пудренные парики и выдуманная жизнь? Вы противъ подлинной жизни?

Я робко протестую противъ того чтобы класть на ноты протоколы, но Гукасовъ и слушать не хочетъ:

— Я зажгу вдохновеніемъ композитора, и онъ создастъ такую музыку, какая не снилась Глинкамъ и Даргомыжскимъ.

— Почему же въ ‘Наши дни — безпечны мы?’ — задаю я послдній вопросъ.

— А разв не безпечны?— Спокойно возражаетъ Гукасовъ.

Онъ просилъ меня указать ему адреса музыкантовъ и я, убжденный въ необходимости для него другихъ адресовъ, далъ адреса музыкантовъ.

Гукасовъ разсказалъ о своемъ визит ко мн Леночк, и она снова стала появляться за утреннимъ чаемъ.

Она пытливо вглядывалась въ наши глаза и все старалась разгадать наше мнніе о ея кумир.

— Антонъ Егорычъ — такой мастеръ, такой мастеръ,— начинала она.

Георгій Ивановичъ обрывалъ ее:

— По проводк звонковъ?

— Нтъ, по поэтической части. Они изъ талантовъ.

Вечерами она уходила въ комнату Гукасова и обметала пыль на его маленькомъ столик, подарила ему вышитое собственноручно полотенце.

Иногда Гукасовъ появлялся въ столовой и заводить разговоръ о поэзіи, объ искусств

Разговоръ не клеился и Гукасовъ уходилъ къ себ. За нимъ плелась и Леночка.

Анна Лукинишна сочувствовала Георгію Ивановичу и по секрету разсказывала намъ:

— Она-то ему-то, старому грховоднику, пуговицы пришиваетъ, заплатки на локт накладываетъ. А онъ ее по голов гладитъ. Полюбится-жъ сатана лучше яснаго сокола. И Анна Лукининша сочувственно смотрла въ сторону Георгія Ивановича.

Георгій Ивановичъ злился и все искалъ повода уколоть Гукасова.

Однажды онъ выбжалъ подходящій моментъ. когда дверь въ комнату Гукасова была открыта и козлинымъ голосомъ затянулъ:

— ома дорогой, позжай домой…

На минуту замолчалъ, а потомъ обратился къ поручику.

— Ваше благородіе, подскажи дальше эту ерунду.

Дверь въ комнату Гукасова тихо закрылась….

На другой день Гукасовъ и Леночка ушли изъ нашихъ комнатъ.

Какъ-то я встртилъ Леночку на улиц. Бжитъ въ коротенькой шубенк, румяная, возбужденная.

— Леночка!

Остановилась и радостно поздоровалась.

— Какъ живете, замужъ еще не вышли?

— Выхожу черезъ мсяцъ.

— Ужъ не за поэта-ли?

— За Антона Егорыча. Они теперь совсмъ поэты. О папиросахъ пишутъ стишки. Я, говорятъ, не папиросы хвалю, я тебя въ стихахъ славословлю, а дураки думаютъ, что я папиросы привтствую.

Пожелалъ счастья.

Лицемры мы вс — какое тамъ счастье.

Анна Лукинишна только вздохнула, когда я сообщилъ ей свжую новость.

— Дуреха! Вотъ дурехая-то!

Георгій Ивановичъ уврялъ меня вечеромъ, что онъ нечаянно струну на гитар порвалъ.

Нужно было поврить.

Попрежнему жили у Анны Лукинишны.

Георгій Ивановичъ утшился. Поручикъ сваталъ ему богатую невсту. Анна Лукинишна полнла и въ ея лексикон обидныхъ словъ прибавилось:

— Глупъ, какъ Ленка.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Жарко было какъ-то лтомъ. Забрелъ я въ пивную ни глухой улиц.

За стойкой традиціонный хозяинъ. На столик около стойки патефонъ. Вяльцева ублажаетъ постителей:

— Дай, милый другъ, на счастье руку.

За столиками стучать бокалы.

Въ уголк какой-то субъектъ уткнулся въ мраморную доску столика и плачетъ.

Я прислъ ближе и случайно загремлъ стуломъ.

Субъектъ приподнялъ голову…

Дворяниъ Гукасовъ.

Та же облзлая вншность, только глаза будто набухли кровью.

Узналъ и манитъ къ себ. Я подслъ къ нему.

— Изумлены, поражены… Поэтъ въ пивной?… Эхъ господинъ? Съ горя опустился.

— Народъ не могъ цнить души поэта — онъ лиру въ балалайку обратилъ.

Гукасовъ разсказалъ мн свою исторію:

— Женился, бросилъ свое ремесло, сталъ стихи писать для табачныхъ фирмъ, а по ночамъ пьесу чеканилъ. Понесъ прозжавшему на курорты композитору.

Въ лицо расхохотался.

Понесъ другому. Прочиталъ и боязливо предложилъ три рубля:

— Можетъ быть нуждаетесь?

— Леночка говорить: пренебреги и жди своей звзды, а я слабъ… Она и голоскомъ, и иголочкой подрабатываетъ, а я дюбеки привтствую вотъ для этого обормота,— Гукасовъ ткнулъ пальцемъ въ сторону хозяина пивной

— Ты бы при постороннихъ не лаялся. Нечего на другихъ пенять, коли самого Богъ обидть.— огрызнулся хозяинъ.

Я вышелъ на свжій воздухъ. Гукасовъ остался въ пивной.

ВИКТОРЪ СВСКЙ.

‘Приазовскій край’. 1915. No 340. 25 декабря.

Дворянинъ Гукасовъ.

Читайте также: