АЛЕКСЕЙ АРТЕМЬЕВИЧ ТВЕРЯК
АЛЕКСЕЙ АРТЕМЬЕВИЧ ТВЕРЯК
ДВЕ СУДЬБЫ
Роман. (Отрывок)
ДВЕ СУДЬБЫ
Роман. (Отрывок)
Две судьбы, Тверяк Алексей Артемьевич, Год: 1929
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Антология крестьянской литературы послеоктябрьской эпохи
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ. МОСКВА 1931 ЛЕНИНГРАД
Когда солнце вскарабкалось на верхушки трех сосен, торчащих на Пагубном Мысе, кооператоры уже врыли восемь столбов и скрепляли их перекладинами. Они ворочали грузные бревна, изредка бросая друг другу ничего не значащие слова. Восемнадцать человек работали дружно и уверенно, взмахивая топорами, глубоко в землю вонзая лопаты. Радостно звенели топоры, радостные песни заводили пилы, наполняя утро множеством голосов и самых неожиданных мотивов. Работалось хорошо и весело, потому что все знали, что работают на себя и для себя.
Приладили последнюю перекладину и уселись закурить. Петруха вытер со лба рукавом пот и проговорил:
— Полдела сделано. Кабы остропилить к вечеру, и делу конец. А крышу можно и завтра осоломить.
— Остропилим,— отозвался Максим. — Этакой компанией хоть самого чорта одолеем. Мала ль у нас армия!..
Курили и молча вглядывались в раскрывшееся от тумана озеро. Маленький пароход тащил sa собою три баржи и едва-едва подавался вперед, вспенивая тихую воду своим винтом. Егор, глядя на буксир, сказал:
— Вот, ребята, когда мы сумеем отправлять целыми баржами свой кирпич, тогда к нам все полезут от Клима Герасимова. А до той поры придется попотеть.
— Ну и попотеем!— согласился Максим и улыбнулся: — Пар когтей не ломит.
Петруха косо глянул на него.
— Пар, знамо, не ломит… Ежели кто другой не поломает…
— А мы увернемся!— ответил Максим и встал с бревна.
Повернулся чтобы протянуть руку за лопатой и столкнулся со Стешей.
— Каким случаем, Степанида Аховна?
Стеша прошла к Егору.
— Я к вам в роде как делегация.
Егор оглядел ее.
— Какой дипломат выискался. Ну, в чем дело?
— Велено тебе, Егор Корнеич, к хозяину явиться. И чтоб сейчас же.
— К какому хозяину?
— Да к Климу Герасимову.
Егор повернулся к Максиму:
— Ты что же, не говорил с ним?
— Нет,— ответил Максим,— не успел.
— А-а…— Егор встал и взял Стешу за рукав:— Скажи Климу Герасимову, что он больше над нами не хозяин и что я к нему не пойду.
Стеша пожала плечами.
— Мне что, я скажу. А только велено притти. Больно сердит Клим, с утра туча-тучей!.
— А мы подождем, когда из него дождик пойдет, Степанида Аховна!— весело сказал Максим, подходя к Стеше и беря ее за плечи.— Передай ему поклон до земли и скажи, что ждем его к себе в гости,— добавил он.
— Уйди ты, овечья голова!— вырвалась or него Стеша.— Чего лапаешь?
Озорно взвизгнув, она стреканула через пустырь, подобрав юбки. Максим погнался за ней, но скоро остановился и, топая ногами, закричал:
— У-лю-лю! Догоню-у!.. А-та-та-та!..
Стеша мчалась, не оглядываясь, до самого завода Клима Герасимова.
Тяжело дыша от бега, прошлась по всему сушильному сараю, отыскивая Клима, но его нигде не было.
— А ну вас ко всем чертям! Гоняйся тут бесперечь за каждым, как собака. Не приболело мне.
Мяла Стеша у Клима Герасимова глину, заготовляла для мастеров. Давно за этим делом, пожалуй, сама не хуже мастера сработала бы кирпич. Но не в моде было бабе или девке становиться на мужицкую работу, и Стеша оставалась на глине. Мяли глину в больших ямах ногами, по одному человеку в яме. Таких ям было около завода шесть штук, шестеро с утра до вечера каждый день месили глину, пересыпали ее песком, доливали водой. В этих ямах с утра до вечера раздавалось плотное чавканье, словно это были огромные квашни с желтым тестом в громадном хлебозаводе.
Стеша сняла сапоги, поддернула выше колен юбки и полезла в свою яму. Рядом со Стешей работала Нютка Евсея Сочнева. Она окликнула Стешу:
— Ну, что там у них?
— А кто ж их знает… Должно, сушильный сарай строят, восемь столбов вкопано.
В это время подошел Клим.
— Сбегала, Стеша?
— Сбегала.
— Ну?
— Велели передать низкий поклон и звать в гости. ‘Пущай,— говорят,— сам к нам приходит, ежели надо, а мы не пойдем’.
— Та-ак…— протянул Клим, разгребая пальцами бороду и отходя от ямы. Спокойно и уверенно прошел к мастерам, оглядел новый кирпич. Остановился около Алексахи, похвалил его:
— Молодец, Лексаха, гонишь норму.
— Да уж стараюсь, Клим Герасимыч, от силы стараюсь,— ответил Алексаха, на минуту отрываясь от работы и заглядывая в глаза Климу. От похвалы у него стало радостно на душе, и бороденка от улыбки вползла чуть не на нижнюю губу.
Клим подбодрил:
— Старайся, братец, старайся. А я, может, и прибавку выделю.
Потом подошел к Филимону. Тот сидел на своем станке — рослый, широкоплечий, весь черный от бороды и усов, с озорными глазами.
— Бог в помощь.
— Спасибо,— зычно отозвался Филимон, сплевывая окурок.
— Ну, как дела, Филимон?
— Дела идут, контора пишет, кассир деньги выдает. А дело — табак, хозяин!
— Что так?
— Трое мастеров сбежали. Гляди, своим обзаводятся,— ткнул Филимон формой в сторону озера.
Клим поглядел туда и усмехнулся:
— Пустое дело, баловство одно. Сбились ребята с пути, ну… и чудят. Кабы ты сам верил, что дело табак, небось, не остался бы у меня, а туда ушел бы.
— А чего я там забыл? Поля не видывал, что ль?
— Ну, вот то-то…
Обошел всех своих мастеров Клим Герасимов, с каждым поговорил, каждому ласковое слово сказал и посулил прибавку. А через час, осмотрев обожженный кирпич, пошел туда, где работали над закладкой нового завода кооператоры.
Клим Герасимов медленно шел к бывшим своим мастерам и думал невеселые думы. Было бы полбеды, если бы только отошли от него эти мастера. Взял бы других — и дело с концом. А они сами становятся хозяевами, свой завод строят. Правда, Климу конкуренция не страшна, трудно ему путь-дорогу перейти. А как-то все-таки неловко. Хошь-не хошь, а иной раз и подумаешь, ежели как мусорина в глазу, будет новый завод торчать рядом.
Опытным глазом Клим сразу определил, каких размеров будет завод. Сушильный сарай делается на восьми столбах, это уже много,— значит, завод предполагается большой, не меньше, чем у Клима. Место выбрано хорошее, это он тоже сразу увидел и прикинул:
— Тут вот, поближе к озеру, обжиг устроить, места на семь печей хватит. И дрова близко.
И только теперь, когда оценил и место, и положение завода, серьезно подумал о конкуренции.
— Помогай бог, товарищи!— сказал он, подходя к работавшим.
— Спасибо,— ответили ему.
Клим обратился прямо к Егору:
— Можешь ты, Корнеич, ослобояяться на часок?
— Могу.
Клим повел Егора к озеру. Шли они рядом и долго оба молчали. Егору вообще не о чем было говорить с Климом, а Клим не знал, с чего разговор начать. Уже у самого берега проговорил:
— Значит, завод затеваешь?
— Грешным делом, Клим Герасимыч.
— Это хорошо, Егор Корнеич, пора своим делом обзаводиться. Теперь, значит, я тебе должон расчет выдать, верно?
— Не одному мне.
Клим оглядел Егора, широко шагавшего рядом с ним, и вздохнул:
— Бог с тобой, не я тебе судья. Только… Не по соседски у тебя вышло.
— А что?
— Да… подумывал я о другом. Парень ты ладный, Умный, да работящий. Ну, думал, почему и не помочь тебе? Дело у меня не худое, а помру я — все равно оставить некому будет.
— А я-то при чем?
— Теперь не при чем. А думал я так: оженю тебя на своей Саше, сперва в пай возьму, а потом и все дело передам.
Мягко и грустно говорил Клим, как о непоправимом беде, из-за которой рушились хорошие для всех надежды.
— Да-а… а теперь совсем другое получается. Я вот гляжу на тебя и думаю… Где тебе управиться с этаким делом? Ни денег, ни знакомств, ничего у тебя нету. А дело трудное. И жалко мне тебя, Егор Корнеич, ей-богу.
Егор улыбнулся.
— За меня сердце болит? А ты не жалей, не стоит.
— Сам не знаю, да уж я такой… Молод Ты, Корнеич, да горяч, жизни еще не видал… Долго ль споткнуться?.. Вот, думаю, как бы тебе помочь. Может, возьмешь у меня малость на обзаведение?
— Нет, уж, спасибо! Как-нибудь обойдемся. Клим Герасимов покачал головой.
— Строптив ты, братец. Не ломайся, пригодятся деньги.
— Не возьму, не нужны они мне.
Клим не стал навязывать. Он только со вздохом проговорил:
— Смотри сам, как хошь. Только помни, Егор Корнеич, хоть ты и обидел меня, а ала! я на тебя не имею. Ежели не выйдет ничего, приходи ко мне, на хорошее дело поставлю.
— Не тревожься, не приду.
— Не зарекайся… Я так думаю, придется тебе ко мне воротиться.
— Там увидим. А пока загадывать не буду, да и некогда мне. До свидания.