Двадцатипятилетие литературной деятельности В. А. Крылова, Крылов Виктор Александрович, Год: 1887 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 12 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

В. А. Крыловъ

(Александровъ.)

Двадцатипятилтіе литературной дятельности В. А. Крылова.

‘Новости’ 5 октября 1887 г.

Прозаическія сочиненія

въ двухъ томахъ.

Томъ второй.

С.-Петербургъ.

1908.

http://az.lib.ru

OCR Бычков М. Н.

5-го октября 1862 года появилась въ свтъ первая статья извстнаго теперь писателя В. А. Крылова (Александрова). Съ тхъ поръ прошло 25 лтъ, во все это время онъ прилежно работалъ на литературномъ поприщ и написалъ боле 100 театральныхъ пьесъ. Кром того, время отъ времени онъ помщалъ фельетоны въ Коршевскихъ ‘Петербургскихъ Вдомостяхъ’ (изъ нихъ составились въ 1869 году, между прочимъ, и его извстные ‘Столбы’) и статьи въ толстыхъ журналахъ (напр., ‘Встникъ Европы’ март. и апрль 1881 г. ‘О драм страстей Господнихъ въ Баваріи’). Онъ далъ намъ образцовый переводъ Лессинговскаго ‘Натана’ съ подробнымъ историко-литературнымъ комментаріемъ и обстоятельной библіографіей. Вотъ вншняя сторона дятельности В. А. Крылова за 25 лтъ.

25 лтъ работы — это солидный срокъ, вообще, а для писателя это цлая жизнь, особенно, если онъ на обихъ граняхъ этого промежутка является литературнымъ работникомъ. 25 лтъ не сойти съ поприща писательскаго, не стать ни адвокатомъ, ни чиновникомъ, ни предпринимателемъ — это задача, которую не всякій исполнитъ, потому что для этого надо не только любить литературу, но и врить въ нее, т. е. хранить въ себ искру Божію, смолоду загорвшуюся въ душ. Я не имю въ виду въ этой короткой стать сдлать обзоръ, а тмъ мене анализъ литературной дятельности Крылова, но мн, можетъ быть, удастся отмтить нсколько характерныхъ штриховъ въ его работахъ и уловить, хотя отчасти, преемственность въ его литературныхъ воззрніяхъ.

Популярность В. А. Крылова въ мір литературно-сценическомъ не подлежитъ никакому сомннію: сцены Императорскія, частныя, любительскія наполняютъ свой репертуаръ его пьесами. Въ теченіи послднихъ лтъ съ начала семидесятыхъ годовъ на одной только петербургской драматической сцен 55 его пьесъ (о которыхъ я имю свднія) сыграны были 1.397 разъ. Надо признать также, что комедіи В. А. Крылова дали театру новаго зрителя: ихъ смотрятъ, ими интересуются люди, которые-бы иначе въ театръ не пошли. A всякій завоеванный читатель и зритель есть заслуга для завоевателя, потому что такимъ образомъ люди отрываются отъ сплошной темной массы и становятся доступными литературному вліянію. Но на чемъ-же выросла популярность В. А. Крылова и чмъ она питается? Наконецъ, какую цнность она иметъ?

Связь сценическаго писателя съ публикой должна, какъ мн кажется, основываться, помимо достоинства самыхъ произведеній, на горячемъ интерес самого автора къ ходу пьесы, къ исполнителямъ, къ настроенію въ зрительной зал. Любовь къ театру, умнье жить душой въ сценической атмосфер — сказалось въ Крылов съ первой строки, изданной имъ въ свтъ. Драматургъ нашъ началъ свою литературную дятельность, ровно 25 лтъ тому назадъ, длинной статьей о бенефисномъ спектакл г-жи Левкевой, гд давали ‘Горе отъ ума’. Молодой критикъ не ограничился простой рецензіей объ исполнителяхъ: онъ далъ живой и тонкій разборъ Грибодовской пьесы. При этомъ обнаружилось тщательное и любовное изученіе предмета. Видно, что ужь и тогда будущему драматургу хотлось представить себ въ лицахъ ‘Горе отъ ума’ людей живыхъ, создать себ конкретно-ясное представленіе о грибодовской Москв. Такъ, онъ старается опредлить возрастъ Чацкаго и длаетъ его горячимъ и благороднымъ юношей, онъ хочетъ отдлить отъ настоящей крпостной Лизы наносныя, искусственно-приданныя ей черты субретки, Тартюфовской Дорины. Въ сужденіяхъ объ исполненіи ролей у молодого критика виднъ уже сложившійся, опредленный критерій: простота, искренность, типичность — вотъ какъ понималъ онъ еще тогда свойства настоящей хорошей игры, въ его сознаніи были уже вс элементы сценическаго реализма.

Прослдивъ дальше замчанія нашего драматурга объ исполненіи его собственныхъ пьесъ, они бросаютъ свтъ на эту живую душевную связь со сценой и зрительной залой. Въ предисловіи ко второму изданію своей комедіи ‘Въ осадномъ положеніи’ онъ съ удовольствіемъ (и вроятно съ гордостью) отвчаетъ. что пьеса его далась актерамъ необыкновенно легко (Др. С. 2, VII). Про постановку комедіи ‘Въ дух времени’ онъ замчаетъ: ‘радостно было начинать постановку пьесы, чувствовалось что-то родственное по духу, любовное къ длу (Др. С. 3, XII). Наблюденія надъ зрителями, разговоры со знакомыми по поводу пьесы — все это живо занимаетъ автора. Онъ отмчаетъ, гд публика особенно смялась, что прошло незамченнымъ, что неврно оттнилось, и откровенно сознается, если пьеса ‘торжественно провалилась’. Въ одной изъ своихъ пьесъ онъ рисуетъ человка, который готовится совершить подлость, очень мало рельефную, но, тмъ не мене, подлость. Кто-то изъ его знакомыхъ замчаетъ ему, что такъ поступила бы вся Москва, и драматургъ нашъ приходитъ въ восторгъ отъ этого наивнаго отзыва: онъ считаетъ его ‘очень лестной рецензіей пьес’, критику жизни онъ признаетъ не мене существенной, чмъ критику литературную (Др. С. 3, XVI). A какъ ему пріятно, если случится услышать мимоходомъ, что по выход изъ театра, зрители обсуждаютъ его пьесу, провряя ее личнымъ опытомъ, личнымъ знаніемъ (Др. С. 2, XV), и какъ досадно ему, наоборотъ, когда ‘иные зрители, полной грудью отъ души смявшіеся при исполненіи пьесы, потомъ относились къ ней не боле, какъ къ потшной шутк’ (Др. С. 2, X).

Эта постоянная самопроврка не должна, впрочемъ, насъ удивлять. Сценическій писатель, какъ и актеръ, черпаетъ свою силу во вниманіи и въ сочувствіи зрительной залы. Но горе актеру — рабу толпы, и сугубое горе писателю, который поступится вкусамъ публики своей идеей, своимъ этическимъ стремленіемъ. В. А. Крыловъ хорошо знаетъ разницу въ цн успха пьесы любимой, выношенной, и успха грубаго, низшаго, заране разсчитаннаго. Въ предисловіи къ своему ‘Змю Горынычу’ онъ высказывается, именно въ такомъ смысл. ‘Пускай провалится,— говоритъ онъ (Др. С. 2, XIV) въ отвтъ на чье то предсказаніе, что пьеса наврно провалится,— мн этотъ опытъ дороже постановки многихъ пьесъ, на успхъ которыхъ я могу разсчитывать наврняка’. Когда его просили прибавить въ конц той-же пьесы строчки дв боле кричащихъ и эффектныхъ,— онъ отказался на отрзъ. (Др. С. 2, XXIX).

Обратимся теперь къ самымъ произведеніямъ Крылова. Комедія является для него любимйшею формою литературныхъ произведеній. Онъ говоритъ по поводу одной изъ своихъ пьесъ: ‘Мн какъ то симпатичне эта веселая форма, не составляющая въ зрител томящаго впечатлнія, производимаго драмой, но все-таки наводящая на мысль, что и въ смх онъ близокъ къ плачу’ (Др. С. 2, X). Основаніемъ комическаго, какъ извстно, является смхъ, но смхъ, не какъ одно изъ безотчетныхъ явленій въ нашемъ организм, а какъ идея, какъ форма нашихъ разумныхъ отношеній къ дйствительности, смхъ этическій. Тотъ смхъ, который выводитъ на позоръ и тмъ караетъ двухъ безсмнныхъ героевъ комедіи — Ложь и Пошлость, играетъ въ комедіи туже роль, какую рокъ игралъ въ трагедіи древнихъ. Он верховный и безапелляціонный судья явленій жизни. Чмъ глубже проникаютъ въ человческую жизнь ложь и пошлость, чмъ не замтне мсто, гд он гнздятся, чмъ хитре он слились съ правдой и порядочностью и чмъ изящне прикрыты,— тмъ больше заслуга писателя, извлекшаго ихъ на свтъ Божій и назвавшаго настоящимъ именемъ. Съ другой стороны, чмъ живе и типичне лица, въ которыхъ эта пошлость осмивается, тмъ безапелляціонне и тверже приговоръ поэта. У В. Крылова два типа комедій: одн выставляютъ ложь и пошлость въ общежитейскихъ отношеніяхъ, другія касаются опредленной общественной среды или извстнаго общественнаго вопроса.

Въ первой групп пьесъ, мн кажется, интересны слдующія ‘Въ дух времени’, ‘Въ осадномъ положеніи’, ‘На хлбахъ изъ милости’, ‘Поэзія любви’, ‘Къ мировому’. Комедія ‘Въ дух времени’ обличаетъ эмбріональное, такъ сказать, мошенничество, ту форму ‘житейской нравственности’, при которой люди способны длать нечестныя вещи, въ полной наивности полагая, что они безукоризненно чисты. Метельниковъ, главное дйствующее лицо комедіи, по моему, очень удался. Это человкъ въ высшей степени ‘средній, со стертыми чертами: у него нтъ ни добродтелей, ни пороковъ, онъ вовсе ‘безъ поступковъ’, какъ характеризовалъ Щедринъ одного изъ своихъ героевъ, у Метельникова много вншней порядочности, онъ не возьметъ взятки, не налжетъ, не насплетничаетъ. Мало этого, онъ очень дорожитъ репутаціей порядочности и не для того чтобы удобне ловить рыбу въ мутной вод, а просто потому, что у него есть опредленный point d’honneur, что его даже оскорбляютъ нравственно разные грубо-нечестные поступки, напримръ, взяточничество и грабежъ по служб. И вотъ этотъ Метельниковъ, одинъ изъ милліоновъ Метельниковыхъ, съ покойной совстью готовъ воспользоваться предполагаемымъ стсненнымъ положеніемъ и неопытностью вдовы Бурановой, чтобы втридешева купить у нея имніе. Метельниковы эти — язва всякаго общества, тормазъ всякаго прогресса: ихъ сила въ ихъ косности, безличной ‘честности’ и въ томъ, что ихъ много. Рядомъ съ Метельниковымъ комедія выставляетъ другихъ ‘порядочныхъ по виду’ людей: вотъ циникъ Бликъ, онъ беретъ за свой практическій умъ и благодаря своей наглости процентъ со всякихъ человческихъ свойствъ: съ простодушія, съ глупости, съ жадности, но въ сущности, онъ качественно не хуже другихъ — до настоящей честности ему не дальше, чмъ Метельникову. Буранова (въ той же комедіи) меньше удалась Крылову. Особенно проиграетъ она, если мы сравнимъ ее съ нсколько родственнымъ ей типомъ героини комедіи Островскаго ‘Не сошлись характерами’. Тамъ это живой человкъ — если вы не поймете, то буквально почувствуете на этомъ примр, что сантиментальные слды пансіонскаго воспитанія прекрасно уживаются съ міровоззрніемъ лавочницы и процентщицы. Но Буранова плохо склеена: она просто каррикатурна и слишкомъ глупа для своей умной и тонкой роли. Въ pendant къ ней и Лукинъ не носитъ на себ, кром заголовка, ни одного интеллигентнаго признака: онъ просто комиченъ въ своемъ послднемъ объясненіи съ дочерью Метельникова. Надо замтить, вообще, что нашему драматургу лучше удаются мужскіе отрицательные типы и женскіе положительные.

Комедія ‘Въ осадномъ положеніи’ касается явленія очень характернаго — самодурства и деспотизма въ любви. Лучшія человческія чувства въ ихъ безсмысленномъ проявленіи оказываются не только безплодными, но просто мучительными. Въ пьес изображается, какъ цлая семья мучитъ своего гостя излишествомъ и назойливостью своей любезности. Героиня пьесы, двица бойкая и умненькая (любимый типъ автора). пользуется этимъ, чтобы подлить масла въ огонь, и доводитъ деспотизмъ своей притворной любви до такихъ граней, что несчастному приходится бжать. Пьеса смотрится легко, говорятъ, играется и даже читается легко.

Мстами она грубовато шаржирована. Но основной мотивъ, во всякомъ случа, очень поучителенъ. Пьеса ‘На хлбахъ изъ милости’ представляетъ въ смшномъ вид злоупотребленіе человческимъ состраданіемъ. Пользуясь своимъ несчастьемъ, своей ролью жертвы, человкъ становится мало-по-малу мучителемъ окружающихъ, точно нищій своими язвами или баба взятымъ на прокатъ ребенкомъ, ‘пострадавшій’ просто эксплуатируетъ васъ, мало того, онъ васъ шельмуетъ, своею обидчивостью и лицемрнымъ смиреніемъ доводитъ до бшенства, часто безсильнаго, и потому вдвое тяжелйшаго и, наконецъ великодушно прощаетъ, снисходя къ вашимъ слабостямъ. Частично въ жизни это наблюдается на каждомъ шагу. Въ этомъ то мы и видимъ заслугу Крылова, что его комедіи ярко иллюстрируютъ близкіе каждому человку житейскіе вопросы — въ подобныхъ явленіяхъ надо искать и основанія его популярности.

‘Поэзія любви’ срываетъ изящный и романическій покровъ съ интимной жизни людей, гд часто гнздится еще боле лжи и пошлости, чмъ въ ихъ повседневныхъ открытыхъ отношеніяхъ. Человкъ любитъ замужнюю женщину, жену одного негодяя, но его чувство держится, лишь пока отношенія являются въ форм интрижки, пока, прикрытыя маской приличія, они не налагаютъ серьезной отвтственности, но лишь только является возможность ввести отношенія въ правильныя нормы, чувство куда то улетучивается,— выходитъ, что было очень обыкновенное прелюбодяніе. Мотивъ пьесы очень серьезенъ, не надо забывать при этомъ, что комедія В. А. Крылова затронула связанный съ нею вопросъ о развод ране, чмъ пьесы Мельяка и Сарду надлавшія столько шуму.

Жанровая пьеска ‘Къ мировому’ изъ старыхъ комедій нашего драматурга была нкоторое время одной изъ любимыхъ репертуарныхъ пьесъ, она выдержала на Александринской сцен до 50 представленій.

Основана она на очень элементарномъ мотив — наказанномъ лицемріи. Чиновникъ, читающій мораль своей семь и считающій себя примрнымъ семьяниномъ, попадаетъ къ мировому и приговаривается къ аресту за грубоватыя попытки завести интрижку съ одной двицей. На этой канв развивается интересная картинка нравовъ. Публика неудержимо смется, особенно, смотря на ту сцену, гд отецъ семейства собирается будто въ дловую поздку,— въ кутузку и въ торопяхъ и въ тревог спадаетъ съ тона, точно его кто разбранилъ.

Въ общемъ мотивы пьесъ Крылова бываютъ интересны и серьезны, но часто изображеніе въ нихъ недостаточно типично и восполняетъ свои художественные проблы сценичностью. Типическое изображеніе служитъ существеннымъ признакомъ всякой вполн художественной пьесы.

Типы Грибодовскихъ, Гоголевскихъ вещей, или комедій Островскаго — вс эти Скалозубы, Хлестаковы, Титы Титычи, Любимы Торцовы, стали просто нарицательными именами. Чтобы живо себ представить ихъ, не надо сцены. Но иногда пьеса даетъ не типы, а только благодарный матеріалъ для сценической игры, дйствующія лица обрисованы общими штрихами, которые развиваются и дополняются артистами при исполненіи. Такой характеръ сценическаго изображенія напоминаетъ отчасти декоративную живопись, которая иметъ смыслъ только при особомъ освщеніи, въ извстной обстановк и на разстояніи: тогда иллюзія, пожалуй, даже сильне, чмъ въ картин.

У В. А. Крылова есть въ отношеніи типичности два коренныхъ недостатка: во-первыхъ, у него очень обыкновенны дйствующія лица съ ускользающей, мало характерной физіономіей, таковы: адвокатъ Карниковъ (‘На хлбахъ изъ милости’), Рубановъ (‘Къ мировому’), Балясинъ (‘Поэзія любви’), во-вторыхъ, у него есть наклонность къ шаржировк. Надо различать два вида шаржа. Бываетъ шаржъ только видимый: есть литературные типы, которые какъ бы напрашиваются на шаржъ, при изображеніи этихъ людей артисту трудно избжать упрека въ утрировк, таковы: Репетиловъ, Бобчинскій и Добчинскій. Но поэты не шаржировали этихъ типовъ. Вспомните, какъ страдалъ Гоголь, когда его Петры Ивановичи вышли на сцен шутами гороховыми. Но бываетъ шаржъ въ самомъ литературномъ изображеніи: таковъ у В. Крылова Василій Захарычъ (‘Въ осадномъ положеніи’) — человкъ глупый просто до идіотизма, таковъ у него же Силантьевъ (‘Горе — злосчастье’), котораго авторъ заставляетъ, приходя къ человку, покушавшемуся на самоубійство и умирающему, произносить слдующую тираду:

Ишь, канальи! еле доберешься до нихъ… еще чиновники!— въ какой грязи живутъ (стр. 203) — а когда ему говорятъ, что больной уснулъ (въ дйствительности, онъ уже умеръ), онъ продолжаетъ:

— Пустяки! сейчасъ встрепенется, скажи-ка ему только… мы ему мсто принесли, помощникомъ столоначальника его зачислили… (стр. 204).

Такихъ шаржей, къ сожалнію, у нашего драматурга достаточно и въ обрисовк личностей, и въ самомъ развитіи дйствія.

Но и для шаржа бываетъ основаніе. Положимъ, что для развитаго вкуса изображеніе кажется тяжелымъ, удручающимъ, когда краски наложены густо и грубо. Но, если имть въ виду массу, то театръ оставляетъ за собой право иной разъ прибгнуть и къ грубому эффекту для иллюстрированія полезной мысли. Напримръ, комическое положеніе Заводецкаго (‘Въ осадномъ положеніи’), который бжитъ отъ дружеской опеки и возвращается назадъ въ сопровожденіи поймавшей его няньки,— несомннно шаржировано, но мы понимаемъ этотъ шаржъ:— онъ заставляетъ почувствовать даже наимене впечатлительныхъ зрителей, до какого грубаго и уродливаго положенія можетъ довести людей ложь въ ихъ отношеніяхъ. Но для усиленія смха сдлать человка заикой или хромымъ — это шаржъ непоучительный, даже вредный. У Крылова, въ его комедіяхъ, по крайней мр, шаржей второго рода почти нтъ. Драматургу удалось избжать еще одной очень нехорошей формы сценической каррикатуры: шаржа профессіональнаго и національнаго. Еще въ первой своей стать (Спб. Вд., 5-го октября 1862 г.), о которой мы выше говорили, Крыловъ отзывается съ большимъ несочувствіемъ о тхъ роляхъ, которыя требуютъ одной вншней отдлки. Таковы водевильныя роли жидовъ или татаръ (Отд. отт. стр. 2—3). И въ самомъ дл, мы почти не встрчаемъ у него этихъ шаблонныхъ: докторовъ — съ ихъ безсердечіемъ, претенціозностью и алчностью, адвокатовъ — лгуновъ и хапугъ, глупыхъ восточныхъ человковъ и т. п. Какъ разъ наоборотъ, онъ часто выводитъ лицъ (и даже важныхъ по ходу дйствія) безъ всякаго отношенія къ ихъ профессіи, напримръ, отчего Причаловъ — докторъ, а не учитель, отчего Лукинъ — профессоръ, а не технологъ, Пришельцевъ — художникъ, а не литераторъ, чмъ Карниковъ боле адвокатъ, чмъ биржевой игрокъ или докторъ? Комизмъ, происходящій отъ несоотвтствія чужого національнаго типа съ туземнымъ, общимъ является у него рдко: въ ‘Баловн’ выведенъ, правда, нмецъ, но въ немъ мало вншне-комичнаго. A между тмъ, очень крупные таланты не умли уберечься отъ шаржа въ изображеніи профессіи и національности: вспомнимъ польскихъ шляхтичей и докторовъ у Достоевскаго. Одно только еще замчаніе сдлаю по этому поводу о нашемъ драматург. Есть типъ общественный, ему положительно несимпатичный, и къ которому онъ, можетъ быть, не всегда справедливъ — это типъ землевладльческій, дворянскій (т. е. даже не типъ, а среда). Въ пьесахъ Крылова есть въ этомъ отношеніи связь съ его старыми работами,

Молодое и горячее его произведеніе ‘Столбы’ (1869 г.), когда то навлекшее на него преслдованіе и кару, выставляетъ рядъ очень неутшительныхъ наблюденій въ въ сред Фискелей и Провалишенцевыхъ. Осадокъ горечи отъ старыхъ наблюденій и, конечно, коренной демократизмъ міровозрнія В. А. Крылова сказался въ его пьесахъ часто, можетъ быть, даже безсознательно. Онъ не создалъ и не могъ-бы создать ни ‘Стараго барина’ (написаннаго Пальмомъ и созданнаго покойнымъ Самойловымъ), ни даже Паратова (‘Безприданница’ Островскаго), взамнъ этого, у него Виницыны, Безанцы, черствые циники Силантьевы, пошлые Мурановы и Варенцовы, негодяи Прилуцкіе, а рядомъ съ ними Лукины, Причаловы, Грумины, Пришельцевы — симпатичные люди изъ разночинцевъ.

Но обратимся ко второй групп комедій Крылова. Земское дло всегда не только интересовало нашего драматурга,— оно душевно привлекало его, захватывало.

Какъ странно при этомъ читать и слышать упреки, расточавшіеся нашему драматургу за ‘очерненіе ‘земскаго дла’, за ‘подрывъ общественнаго доврія къ молодымъ учрежденіямъ’ и т. д., все по поводу комедіи ‘Земцы’, да еще комедіи-то какой, чуть ли не любимаго авторскаго дтища!

Пьеса ‘Земцы’ перекрещенная при постановк на сцену въ ‘Змя Горыныча’, даетъ, правда, печальную картину земскихъ длъ въ одномъ русскомъ узд. Весь уздъ въ рукахъ у купца — воротилы и пляшетъ по его дудк. Съ нимъ борется единственный честный человкъ въ земскомъ персонал — врачъ Причаловъ. Но земскія дла — это фонъ картины, узоръ — это исторія молодой женской души, которая переживаетъ въ этой грустной обстановк нравственный кризисъ. Дочь ‘Змя Горыныча’ — Настя Кружанова — двушка съ чуткой и нервной организаціей, живая, умная, благородная по натур. Но она оказывается вмст съ тмъ сильной и мужественной натурой и переноситъ кризисъ бодро, пусть женихъ ея оказался мелкимъ и пошленькимъ человчкомъ, а умирающій и ошельмованный отецъ бременемъ легъ на ея молодую жизнь, она увидла новый свтъ, въ ней зазвучали молчавшія ране струны, и для нея возвращеніе къ прошлому стало невозможно. Характерный фазисъ ея исторіи вполн завершенъ въ комедіи, и нтъ никакого основанія упрекать автора въ томъ, что комедія не окончена оттого, что въ конц никого не повнчали, не посадили въ тюрьму и не похоронили.

Но гд соотвтствіе между исторіей Насти Кружановой и земской исторіей? Оно есть и ближайшее. И тамъ и здсь борьба неровная и гордая, и тамъ и здсь у Причалова и у Насти не можетъ быть ни возврата къ старому порядку, ни комиромисса. Не безъ основанія выбралъ авторъ для иллюстраціи этого нравственнаго кризиса, этого перерожденія — душу женскую: въ ней процессъ совершается наглядне, кристалличне и тоньше.

Женской ролью въ центр и ‘общественнымъ’ характеромъ комедія ‘Земцы’ сближается съ другой крупной вещью Крылова — ‘Не ко двору’.

Надя Муранова представляется уже сложившейся нравственно двушкой: это натура даровитая и энергическая, въ юной головк живутъ разносторонніе и серьезные интересы: Надя и артистка, и учительница, ее занимаютъ земскіе, даже экономическіе вопросы, но не смотря на вс ея таланты, умъ, энергію и даже, именно, благодаря ея выдающейся натур, ее отстраняютъ отъ учебнаго дла, заставляютъ бжать изъ города: ей мститъ оскорбленное ею тщеславіе, злобная и бездарная зависть, пренебрежная тупость,— словомъ, то болото, которое она пыталась мстами всколыхнуть.

Эти два женскихъ типа родственны другъ другу и даже связаны генетически (Надя какъ бы продолжила Настю: ей дано воспитаніемъ, добрымъ вліяніемъ съ дтства то, до чего Настя Кружанова должна была доходить опытомъ и страданіемъ).

Несмотря на идеальный характеръ этихъ двухъ изображеній, въ нихъ много жизненнаго и справедливаго. Исторія послднихъ поколній русскихъ двушекъ дала намъ массу примровъ такихъ цльныхъ, страстно энергическихъ натуръ, съ тми же чистыми идеальными стремленіями и горькими разочарованіями. Очень характерно, что авторъ не погубилъ и не разбилъ своихъ героинь въ конц пьесъ: энергія не должна умирать, а должна искать новыхъ путей. Къ симпатичнымъ женскимъ типамъ подходитъ и Анна Ивановна Пришельцева (‘Семья’) старая двица. Въ молодости она, можетъ быть, была такой же Надей Мурановой, только, вроятно, не красивой, не блестящей и не одерживала побдъ. На сцен она почти старухой: живетъ литературнымъ трудомъ и позабыла мечты о радостяхъ жизни, сухая и холодная по пріемамъ и безконечно добрая и мягкая въ сердц, она хранитъ, какъ святыню, старые свои идеалы и эти идеалы не даютъ ей*ни черствть, ни пошлть, ни стариться душою. У этой женщины лично нтъ будущаго: дряхлость, могила — не будущее, но если бы не было Пришельцевыхъ, у русской женщины, вообще, не было бы будущаго.

Возвратимся еще разъ къ комедіи ‘Не ко двору’. Ея общественный мотивъ: вопросъ объ образованіи юношества въ провинціи. Задачи, требующія для своего разршенія широкаго кругозора, серьезности, общественнаго развитія и, прежде всего, образованности — попадаютъ въ руки богатыхъ, свтскихъ барынь, никогда не думавшихъ о педагогіи, да полуграмотныхъ толстосумовъ, не видящихъ дале своей лавки или завода. Что изъ этого выходитъ, слишкомъ часто показываетъ жизнь.

Но было бы печально для сатиры и комедіи, если бы он въ этомъ враждебномъ лагер поражали только яркихъ, клейменыхъ непріятелей. Вс эти Горынычи, Блоярскія, Жирунины — въ сущности мало благодарный матеріалъ для отрицательной поэзіи: ихъ грубо отмтила сама жизнь, мы съ двухъ словъ видимъ, что это за люди и чего отъ нихъ ждать.

Но есть другіе люди: ихъ надо отыскивать и выводить на свжую воду — въ нихъ зло. Наружно эти люди совсмъ порядочные, и отъ природы, и отъ воспитанія имъ дано иного душевныхъ благъ, но они измнили идеалу ради компромисса и плетутся въ хвост Кружановыхъ и Жируниныхъ, плетутся съ идеальной фразой на устахъ, съ всегда готовымъ оправданіемъ въ непосильной и безполезной борьб, въ цли оправдывающей средства. Въ этихъ Варенцовыхъ и Притолковыхъ — настоящій центръ комическаго: когда ихъ обличаютъ, когда мы видимъ, что порядочные люди оцнили ихъ по достоинству, мы не смемся, но чувство наше родственно смху — мы торжествуемъ.

Мои бглые замтки кончены. Если мн удалось отмтить въ литературно-сценической дятельности В. А. Крылова нсколько живыхъ чертъ, и читатель согласится, что ихъ проведеніе въ общественное сознаніе путемъ литературы и сцены было заслугой В. А. Крылова — я буду вполн доволенъ.

И. А.

Двадцатипятилтіе литературной дятельности В. А. Крылова.

Читайте также: