ДВА СЛОВА О ДВУХЪ СТАТЬЯХЪ
ДВА СЛОВА О ДВУХЪ СТАТЬЯХЪ
‘Время’, No 9, 1862
Оригинал здесь — http://smalt.karelia.ru/~filolog/vremja/1862/Septem/dvaslova.htm
_________
Два слова о двух статьях, Помяловский Николай Герасимович, Год: 1862
Время на прочтение: 16 минут(ы)
‘Зимнiй вечеръ въ бурс‘ Н. Помяловскаго, ‘Время’, май 1862 г.
‘Родныя картины‘ Е. Стопакевича, ‘Современникъ’, май 1862 г.
‘Нтъ въ мiр картины ужасне!.. Это вчные похороны чувства, разума, жизни!..’
Тяжолое и безотрадное впечатлнiе ложится на душу при чтенiи этихъ статей. Трудно врить, чтобъ могли быть такiе люди гд-нибудь даже въ самыхъ отдаленныхъ захолустьяхъ нашего отечества. Это какой-то отчужденный домъ. И въ этомъ-то дом живутъ люди, изъ которыхъ современемъ должны выйти пастыри народа, руководители и наставники его на пути истины и нравственности! Какъ же они при такой обстановк достигнутъ своего назначенiя? Имъ нужно знать свтъ и людей, съ которыми будутъ имть дло, а они, ограниченные инструкцiею, сидятъ въ четырехъ стнахъ, гд ничего не увидятъ кром грязныхъ и отвратительныхъ шалостей записныхъ бурсаковъ, ошельмованныхъ дикими прозвищами: Митахи, Тавли, Чабри, Хоря и т. п. Имъ придется встртиться въ будущемъ своемъ служенiи обществу съ людьми различнаго направленiя, различной нравственности, и вс эти люди будутъ искать у нихъ, какъ своихъ пастырей, назиданiя, разршенiя своихъ сомннiй, ободренiя въ несчастiи, защиты отъ неправды. Чт имъ скажетъ пастырь, когда и самъ онъ не въ состоянiи будетъ осмыслить своего положенiя, не въ состоянiи понять чужихъ нуждъ и наконецъ не въ состоянiи сказать здраваго слова, постоянно будучи занятъ въ школ безплодными диспутами на разныя темы, врод: что такое сущность? спасется ли Сократъ и т. п.?
При всей очевидности фактовъ, изображонныхъ въ означенныхъ статьяхъ и подтверждаемыхъ очевидцами этой бурсацкой жизни, нашлись люди, которые оспаривали ихъ достоврность, доказывали ихъ невозможность и нелпость, называли г. Помяловскаго лжецомъ, ‘Iудою-предателемъ’, призывали на его голову проклятiе неба и страшныя кары начальства за его клевету и злонамренность. Это дло меня такъ заинтересовало, что я постарался познакомиться съ лицами, испытавшими на себ всю тяжесть бурсацкой жизни и просилъ ихъ посвятить меня во вс ея тайны, и вотъ что я узналъ. Представляю все это на судъ общества, для котораго не можетъ быть неинтересенъ бытъ его будущихъ пастырей. Я буду здсь вести рчь отъ лица познакомившаго меня со всею этою жизнью.
Бурса — это тотъ же ‘мертвый домъ’, какой изобразилъ намъ г. Достоевскiй. Различiе только то, что въ ‘Мертвомъ дом’ г. Достоевскаго содержатся преступники, лишонные за свои злодйства свободы, чтобы они снова не могли вредить обществу, а здсь заключаются невинныя малютки, нердко самими родителями, которые конечно не подозрваютъ, что ихъ дтей ожидаютъ безплодные и безцльные труды и страданiя, и заключаются для того, чтобы впослдствiи вносить свтъ истины и добра въ общество. Живя въ ‘мертвомъ дом’, каторжные съ нетерпнiемъ ждутъ того счастливаго дня, когда съ ихъ ногъ снимутъ кандалы, когда имъ скажутъ: свободенъ! Они считаютъ мсяцы, дни и часы, и проживши день, съ радостью замчаютъ, что однимъ днемъ ближе къ выходу изъ каторги. Бываютъ личности, которыя не могутъ терпливо дождаться опредленнаго срока и уходятъ изъ острога, несмотря на самый зоркiй присмотръ команды, несмотря на то, что иногда за этимъ слдуетъ еще боле безотрадная будущность, но все-таки одинъ день, одинъ часъ прожилъ на вол!.. Такъ и въ бурс. И бурсакъ такъ же нетерпливо ждетъ окончанiя курса, я знаю товарищей, которые расчитывали сколько оставалось мсяцевъ, недль, дней, часовъ, минутъ и секундъ до окончанiя курса, и какою радостью наполнялось ихъ сердце, когда уменьшалось ихъ число! Каждый могъ предвидть, что и по окончанiи курса рдко ему улыбнется счастiе, что ему предстоитъ жизнь полная тяжолыхъ трудовъ, и однако все-таки каждый съ радостью встрчаетъ день выхода изъ бурсы. Никакой арестантъ не радуется такъ своей свобод, какъ радуется освобожденiю изъ бурсы ученикъ, хотя бы ему по выход изъ бурсы не было гд и голову приклонить.
Чтожъ это за жизнь такая, способная дотого убить человка, что онъ плачетъ, когда его выгоняютъ изъ бурсы, и при всемъ томъ ненавидитъ ее, и пятнадцать лтъ, а иногда и больше нетерпливо ждетъ ея конца?
Впродолженiе пятнадцати лтъ мн удалось побывать въ нсколькихъ бурсахъ. В-ская бурса хотя въ сущности представляетъ тоже самое что и другiя бурсы, однако нельзя не замтить въ ней нкотораго превосходства предъ бурсою напримръ ‘образцовою’. Это происходитъ оттого, что в—скiе бурсаки не вс живутъ ‘въ казенныхъ грязныхъ стнахъ’: нкоторые изъ нихъ живутъ на вольныхъ квартирахъ, гд мальчику хоть нсколько припоминается родной кровъ. Хозяйка квартиры беретъ на себя обязанность заботиться о вншней чистот и опрятности учениковъ. Здсь рдко встртишь паразитовъ, которые цлыми стадами ходили на головахъ бурсаковъ, описанныхъ г. Помяловскимъ, здсь рдко попадается золотуха, чесотка и другiя болзни. Надо замтить, что въ в—ской губ. первые два приготовительные класса (они теперь уничтожены) находились въ селахъ, при монастыряхъ. Въ монастырскомъ зданiи были только классы, а дти жили на вольныхъ квартирахъ подъ надзоромъ старшихъ изъ ихъ же среды. Тутъ былъ полный просторъ деспотизму педагоговъ: малютки безконтрольно отдавались въ ихъ руки и безсознательно привыкали къ жестокому обращенiю съ ними, тутъ было полное царство розогъ. Что ни сдлаетъ ученикъ, хотя бы это была небольше какъ дтская, невинная шалость, — являются на сцену розги. Услышитъ ли учитель въ какой-либо квартир пнье — розги. Сорветъ ли ученикъ въ монастырскомъ саду яблоко — розги. Не пойметъ ли онъ урока — розги. Не пойдетъ ли въ классъ въ грязную погоду по неимнiю сапоговъ или даже по болзни, — грозный педагогъ, иногда для куражу подкрпившiйся стаканомъ водки, не обращаетъ на это вниманiя и являются розги. Однимъ словомъ розга безконтрольно царствовала въ нашей маленькой бурс. Главное удобство этой бурсы — дешевизна содержанiя. За два руб. или двнадцать злотыхъ ученикъ имлъ право на квартиру со столомъ на цлый мсяцъ, иногда же вмсто денегъ посылался виктъ, т. е. извстное, условное количество състныхъ припасовъ. Но нердко бднякъ-отецъ или вдова-мать не въ состоянiи были уплатить и эту небольшую сумму, тогда мальчикъ долженъ былъ отбывать извстныя повинности хозяину квартиры за то только, что онъ подождетъ долгъ до поры, до времени. И вотъ ученикъ здитъ съ хозяйскими лошадьми въ ночную въ пол или лсъ, привозитъ съ поля сжатую рожь и другiя хлбныя растенiя, молотитъ и т. п. Странное дло! отчего это дти только въ бурсахъ терпятъ такую горькую долю? У насъ есть въ уздныхъ городахъ и мстечкахъ свтскiя школы, и мальчики также живутъ на квартирахъ: отчего тамъ нтъ этой гадости и пошлости, которыя губятъ насъ несчастныхъ?
Еще боле безотрадную картину представляетъ въ собственномъ смысл бурса, гд по большей части помщаются сироты, неимющiя ни отца, ни матери, или дти бдняковъ-дьячковъ, пономарей, которые и сами не въ состоянiи прокормить себя въ сел. Свжаго человка, попавшаго въ жилыя комнаты маленькихъ бурсаковъ, поразитъ съ перваго разу грязь, попадающаяся на каждомъ шагу, исхудавшiя лица, будто дня два невидвшiя хлба, грязная и оборваная одежда, едва покрывающая тло бурсака, но ничуть не защищающая его отъ влiянiя стихiй, деревянныя кроватки, иногда даже безъ соломы, покрытыя какою-нибудь убогою простынею или ковромъ, рдко гд ватнымъ одяломъ. Загляните въ ихъ сундучки и вы найдете въ нихъ нсколько кусковъ хлба, думаете, что эти куски запасены на будущее время? Ошибаетесь: голодный мальчикъ съ удовольствiемъ сълъ бы ихъ теперь, да нужно отдать прачк за мытье блья, потомучто казенной прачки не полагается. Онъ самъ ограничивается обдомъ безъ хлба или данный кусокъ на обдъ раздляетъ на дв части: одну часть съдаетъ въ обдъ, а другую бережотъ къ ужину, для того чтобы кусокъ, поданный ему къ ужину, оставался цлымъ для прачки. Не для одной прачки берегутся эти куски, а и для другихъ потребностей. Нужны ученику перья, бумага, чернила — и вотъ онъ копитъ пайки (такъ назывались у насъ эти куски) и продаетъ ихъ по грошу какой-нибудь мщанк и вырученные гроши употребляетъ на покупку нужныхъ ему вещей. Грустная картина! И подобныя картины встрчаются не въ одной какой-нибудь провинцiальной бурс, а разсяны по всему пространству нашей благодатной Руси. Вотъ что пишетъ г. Слпцовъ (‘Современникъ’, май 1862 г.: ‘Письма объ Осташков’):
‘Мой знакомый учитель привезъ насъ въ свой классъ… Боже мой, что это такое?!. И еще, говорятъ, въ Осташков духовное училище одно изъ лучшихъ въ этомъ род! Вопервыхъ меня поразилъ особенный запахъ, который такъ и бросается въ носъ, только-что отворишь дверь въ классъ. Что это за запахъ, трудно опредлить. Это какая-то смсь, букетъ какой-то, составленный изъ запаха капусты, кислыхъ полушубковъ и дегтярныхъ сапоговъ, смшанный съ запахомъ человческаго тла, и притомъ такого тла, которое богъ-знаетъ съ которыхъ поръ не было въ бан и страдаетъ изнурительной испариной, только испарина эта уже остыла и прокисла. Это не тотъ прлый запахъ жилого покоя, который всмъ извстенъ, а другой, уже успвшiй сконцентрироваться, прогорькшiй, страшный запахъ. Комната нетоплена и ученики сидятъ кто въ чемъ пришолъ: въ халатахъ, въ тулупахъ, въ кацавейкахъ, съ бабьими котами на ногахъ, другiе даже въ лаптяхъ, простуженные, съ распухшими лицами и торчащими вихрями. Унынiе какое-то на лицахъ, точно вс ждутъ наказанiя (въ нашей маленькой бурс неразъ всхъ скли поголовно, праваго и виноватаго: одинъ разъ зато, что кто-то рвалъ яблоки въ саду монастырскомъ, виновнаго не отыскали, потому пришлось всмъ поплатиться. Сначала цлые два часа вс простояли на колняхъ, а посл испробовали и розги!..). Въ другомъ класс шла арифметика. Учитель вызвалъ ученика къ доск и задалъ задачу. Ученикъ вышелъ изъ парты, поклонился учителю, какъ-будто остерегаясь, чтобы тотъ по ше его не ударилъ (и это бывало!), и поправилъ себ штаны. Другой ученикъ подошолъ къ учителю, точно также поклонился и подалъ млъ.’
Каждый, кто знакомъ съ бурсою не по однимъ только слухамъ, по совсти долженъ сознаться, что такъ бываетъ везд, во всхъ бурсахъ. Человку постороннему, какъ г. Слпцовъ, незачмъ было выдумывать небывальщину. Стоитъ вспомнить, что при осмотр всхъ учебныхъ заведенiй лицами офицiальными оказывалось, что только одни духовныя училища изъ рукъ вонъ плохи, несмотря на то, что наши педагоги на этотъ случай старались показать свое заведенiе въ самомъ выгодномъ свт. Въ обыкновенное время, и притомъ частнымъ лицамъ, не дозволялось проникать въ эти святилища наукъ (какъ это было года два тому назадъ въ Костром).
При такой непривлекательной вншней обстановк ученикъ, съ восьми или девяти лтъ заключенный въ четырехъ стнахъ или покрайней-мр ограниченный извстною инструкцiею, составленною вовсе не на основанiи нуждъ и потребностей ученика, а единственно на основанiи бурсацкаго, дикаго взгляда на вещи, — отдается на произволъ всей бурсацкой аристократiи.
‘Начальство, — говоритъ г. Помяловскiй, — чтобы сдерживать учениковъ въ границахъ училищной инструкцiи, изобрло цлую бурсацко-бюрократическую систему. Оно отдало однихъ товарищей подъ власть другимъ, желая ввести въ среду ихъ междоусобiе. Такими властями были: старшiе спальные, старшiе дежурные, цензора, авдитора и скундаторъ… Вс эти власти выбирались изъ второкурсныхъ. (Послднее впрочемъ невсегда длалось: теперь авторитетъ второкурсныхъ совершенно палъ, а въ провинцiальныхъ бурсахъ онъ никогда не имлъ такого громаднаго значенiя, какъ въ бурс, описанной г. Помяловскимъ. При всемъ томъ результаты этой бурсацкой бюрократiи остались тже…)
‘Изъ всего этого — продолжаетъ г. Помяловскiй — вышла одна гадость. Къ второкурснымъ (вообще ко всмъ облеченнымъ извстною властью) было полное доврiе начальства. (Въ образцовой бурс старшiе ставили своихъ подчиненныхъ на колни, позволяли себ лишать ихъ ужина, нечего и говорить о выговорахъ и нелпыхъ замчанiяхъ. Особенно отличался фаворитъ инспектора, доказывавшаго мн, что я не человкъ…) Жалоба на нихъ была оскорбленiемъ для смотрителя (или ректора) и инспектора (въ образцовой бурс за это попадало по ше, да притомъ еще нужно было просить прощенiя у старшаго!), деспотизмъ ихъ развился въ высшей степени, и ничто такъ не оподляетъ духъ учебнаго заведенiя, какъ власть товарища надъ товарищемъ (и вообще ученика надъ ученикомъ, какого бы класса онъ ни былъ).’
Спрашивается: для чего нужно нашимъ педагогамъ вносить въ среду учениковъ междоусобiе? ‘Я люблю, говорилъ одинъ педагогъ — когда ученики затютъ ссору: въ этомъ случа вся грязь на верхъ выплыветъ.’ Въ недавнее еще время ссоры между учениками двухъ старшихъ курсовъ ‘образцовой’ бурсы бывали довольно часто. Обыкновенно начинали младшiе, будучи выведены изъ терпнiя властями, которыя вс исключительно назначались изъ высшаго класса. Т по самолюбiю не могли сносить дерзости ‘бунтовщиковъ’, начинали пользоваться своими правами и всевозможные дрязги, нердко гадкiе и отвратительные, касающiеся своихъ противниковъ, выводили на чистую воду предъ инспекторомъ. Инспекторъ бывалъ радъ случаю показать свою власть надъ беззащитными учениками. Это дло невсегда оканчивалось благополучно, виновные, при повторенiи какой-нибудь шалости, отправлялись за ворота (вонъ изъ бурсы) и во всякомъ случа считались до конца курса негодяями и обыкновенно оканчивали курсъ въ числ послднихъ. Нечего и говорить, что въ числ пострадавшихъ могли быть и бывали невинные. Но такова ужь система бурсацкая! Бурсакъ, получившiй власть надъ своими товарищами, тотчасъ старается относиться къ нимъ какъ лицо начальственное, становится маленькимъ деспотомъ, требуетъ отъ своихъ подчиненныхъ почтенiя и даже повиновенiя и при малйшей непокорности послднихъ считаетъ своимъ долгомъ прикрикнуть на нихъ и погрозить изгнанiемъ за ворота…
Неразъ я думалъ: какое значенiе иметъ вся эта бюрократiя? Еслибы лица, облеченныя властью надъ товарищами, были покрайней мр посредниками между учениками и начальствомъ, то это еще имло бы смыслъ. Но тутъ ничего этого нтъ, начальство хочетъ, чтобы эти власти пересказывали ему все что ни длаютъ дурного ученики (о хорошихъ качествахъ ученика оно не интересуется знать. Напримръ, я старшiй, подаю мсячный отчетъ о поведенiи ввренныхъ моему смотрнiю учениковъ. Если въ этомъ отчет вс отмчены хорошо, на него никто вниманiя не обратитъ, если же противъ кого-нибудь будетъ плохая отмтка, тогда у инспектора и руки зачешутся отъ удовольствiя…) — и для чего? Для того чтобы исправить ихъ? Ничуть не бывало. Что при этомъ случа не имлось въ виду исправленiя учениковъ, доказываетъ слдующiй фактъ. Въ нашей бурс былъ одинъ мальчикъ Р…, мальчикъ способный, рзвый, любившiй иногда полниться. Рзвость этого мальчика показалась инспектору неисправимою шалостью и онъ объявилъ, чтобы Р… готовился къ исключенiю. Тутъ старшiе (кстати замчу: это было уже во время ломки бурсацкой дисциплины) вступились за Р…, взяли его на поруки и общались исправить его какимъ бы то ни было образомъ. Р… съ этого времени значительно измнился, сталъ прилежне учиться, даже наставники замтили въ немъ эту перемну и обратили было на него вниманiе. Чтоже вышло? Инспектору непонравилась рзвость этого мальчика, да къ несчастiю онъ курилъ еще табакъ, мальчикъ признанъ неисправимымъ и выгнанъ изъ бурсы. Какъ-будто мальчикъ можетъ быть неисправимъ!..
Бывали у насъ еще и не такiе случаи. Начальству не понравился ученикъ, но онъ какимъ-то манеромъ попалъ въ старшiе. Лишить должности старшаго безъ всякаго основанiя какъ-то неловко (хотя у насъ и это бывало). На помощь начальству поспшила судьба: ученикъ заболваетъ и довольно надолго, — его и увольняютъ отъ должности старшаго по болзни. Этимъ дло не оканчивается, въ одно прекрасное утро ему объявляютъ, что онъ не можетъ быть терпимъ въ заведенiи, но такъ какъ исключать въ то время запрещено было главнымъ начальникомъ, то ему предлагаютъ самому проситься вонъ изъ заведенiя, общая дать хорошiй атестатъ: въ противномъ случа дадутъ такую титулку, съ которою и въ солдаты не примутъ. — ‘Чтоже за причина?’ спрашиваетъ удивленный ученикъ. — ‘Теб какое дло до этого? Ты длай что велятъ, а то плохо будетъ.’ Какова логика?.. Впрочемъ это не единственный случай въ этомъ род…
Нелишне будетъ сказать нсколько словъ о томъ, какiя исправительныя мры употребляютъ наши педагоги. Въ малой бурс и до сихъ поръ еще царствуетъ розга, хотя въ послднее время она стала употребляться рже. Въ бурс высшей розга вовсе не полагается, исключая какихъ-нибудь чрезвычайныхъ случаевъ, но и здсь, какъ и въ малой бурс, исправительныя мры, или врне наказанiя, нисколько не сообразны съ проступкомъ ученика, назначаются он совершенно произвольно, смотря по тому, въ какомъ расположенiи духа находится педагогъ и какъ этотъ проступокъ относится къ его личности. По большей части такъ бываетъ. Оскорбилъ ученикъ старшаго — его оставляютъ безъ обда или заключаютъ въ карцеръ, не застегнутъ былъ сертукъ у ученика при встрч съ начальствомъ — безъ обда, да еще въ столовой на колни, не снялъ шапки за полверсты предъ начальникомъ — въ карцеръ, бгалъ въ саду безъ шапки — въ карцеръ, назвалъ ректора не в-iе, а просто о. или г. ректоръ — въ карцеръ, чай пилъ (пить чай въ нашей бурс разршили только четыре года тому назадъ) — въ карцеръ, пришолъ въ больницу навстить больного товарища — безъ обда, курилъ табакъ — въ карцеръ или за ворота. Изъ этого перечня проступковъ и соотвтствующихъ имъ наказанiй можно судить о соразмрности наказанiй съ проступками и о существующемъ въ бурс понятiи о проступкахъ.
Въ основанiи всей этой отвратительной бурсацкой системы воспитанiя лежитъ ложь. На ученика смотрятъ не какъ на человка, а какъ на какое-то безгласное существо, обязанное подчиняться одному слову, одному мановенiю руки педагога. Самому способному мальчику скажутъ: ‘ты скотина, оселъ!‘ — и онъ долженъ соглашаться съ словами педагога, если не рискуетъ, чтобъ ему захали въ загорбокъ, или не выдернули клокъ волосъ изъ головы, или не подвергли другому какому-нибудь унизительному для человческаго достоинства наказанiю. Вслдствiе такого превратнаго взгляда на ученика и выходитъ изъ него какой-то автоматъ въ нравственномъ отношенiи. У него добрый поступокъ не есть слдствiе сознанной и глубоко-прочувствованной мысли о добр, а слдствiе комбинацiи различныхъ вншнихъ представленiй, имющихъ форму добраго поступка, даже самый взглядъ на извстный добрый поступокъ у него превратный, нечеловческiй. Повиновенiе есть альфа и омега бурсацкой педагогической системы, есть безмолвное и безпрекословное исполненiе воли каждаго начальствующаго лица. Когда говорятъ теб: ‘лзь въ огонь’, или ‘провались сквозь землю’ (я слышалъ самъ эти слова отъ одного педагога), то и тогда не осмливайся ослушаться… При такомъ нравственномъ настроенiи бурсы бываетъ одно изъ двухъ: или мальчикъ окончательно убивается, или становится въ опозицiю ко всему, стсняющему его въ чемъ бы то ни было.
Ужасно, мучительно состоянiе человка, понявшаго, что въ немъ хотятъ убить нравственное чувство, хотятъ уничтожить сознанiе человческаго достоинства. Помню какъ одинъ педагогъ въ ‘образцовой бурс’ старался доказать мн, что я не человкъ. Можетъ-быть это покажется кому страннымъ и невроятнымъ, но это такъ было. — ‘Ты человкъ?’ спрашиваетъ онъ меня. — ‘Человкъ’, отвчаю. — ‘Докажи!’ И я началъ строить извстный силогизмъ: ‘Вс существа, одаренныя разумною и свободною душою и имющiя извстную тлесную форму, суть люди, я имю все это — ergo я человкъ.’ Кажется и доказалъ, а на поврку вышло совсмъ другое. По мннiю этого педагога, долженствовавшему быть и нашимъ мннiемъ, человкъ собственно не существуетъ и не можетъ существовать, а существуютъ только Кай, Сократъ, Платонъ и др., т. е. существуютъ единицы, изъ сочетанiя которыхъ составляется общее понятiе, и это общее понятiе есть ‘человкъ’. Это быть-можетъ была философская шутка?.. Но шутки въ сторону.
Отъ меня требуютъ, чтобы я вставалъ въ опредленномъ часу, чтобъ въ извстное время являлся на молитву въ церковь, чтобъ былъ въ класс, хотя бы наставника и вовсе не было въ класс, или хотя бы онъ пришолъ на десять минутъ, чтобы поругаться съ учениками (это очень часто бывало у насъ), чтобы предъ старшимъ былъ застегнутъ, въ присутствiи его не смлъ сказать ни одного слова громко, не смлъ пройтись по комнат. Если я нарушилъ которое-нибудь изъ этихъ правилъ, — я преступникъ, меня наказываютъ, какъ-будто отъ исполненiя ихъ зависитъ мое нравственное и умственное развитiе, ‘меня огласятъ’ бунтовщикомъ и неминуемо отправятъ за ворота. Когда посмотришь, что за воротами нтъ никого, кто бы прiютилъ тебя, что придется тамъ умирать съ голоду и холоду — и смиришься, и свыкнешься съ этою жизнью, а въ душ ростетъ и зретъ ненависть ко всмъ, кто стсняетъ тебя, и ко всему, чт заставляютъ считать священнымъ…
Возникшее въ душ бурсака сознанiе ненормальности его положенiя везд преслдуетъ его, не даетъ ему покоя ни днемъ, ни ночью, и онъ старается заглушить въ себ это сознанiе. Но отъ себя не спрячешься, куда ни пойдешь, вслдъ за тобою пойдетъ сознанiе, что ты человкъ, а между тмъ въ теб безнаказанно стараются уничтожить все что могло бы теб напоминать человческое достоинство. ‘Елена Кириловна! говоритъ Пригвожденный: — я человкъ… ейбогу человкъ… У меня честная душа…’ Онъ сознаетъ, что онъ человкъ, и тяжело ему это сознанiе, онъ старается забыться, и какъ Манфредъ, ищетъ забвенiя и находитъ его — въ вин… ‘Вина, друзья, вина! кричитъ онъ. — Въ немъ наша радость!..’ И его друзья не въ состоянiи иначе пособить его горю, кром рюмки. ‘Петровичъ! другъ сердечный! успокойся! Брось ты печаль! Выпьемъ съ горя!..’ И пьютъ вс, пьютъ до потери памяти, до потери самосознанiя, однако и въ горячечномъ бреду нельзя не различить двухъ ясне другихъ произносимыхъ словъ: ‘я человкъ!’
Многiе укоряютъ, и не безъ причины, лицъ нисшаго духовнаго званiя въ пьянств и приписываютъ по большей части причину этого порока тому, что они ничего не длаютъ, да ничего и не въ состоянiи длать, и потому на досуг поклоняются Бахусу. Притомъ хожденiе въ праздники по домамъ прихожанъ, которые стараются подчивать ихъ виномъ, будтобы еще боле усиливаетъ пьянство. Это едвали справедливо. Что подобныя благопрiятныя обстоятельства могутъ усилить пьянство въ лицахъ духовнаго званiя, спору нтъ, но чтобы это было причиною пьянства, это боле чмъ невроятно, это просто несправедливо. Я знаю многихъ молодыхъ священниковъ, которые учились въ перiодъ ломки бурсацкой дисциплины, они отличаются высокою, сравнительно съ другими, нравственностью, несмотря на то, что живутъ при тхъ же благопрiятствующихъ пьянству условiяхъ. Начало этого страшнаго порока нужно искать въ бурс.
‘Положимъ, все это справедливо, но кчему, спрашивается, выводить всю эту грязь наружу?’ — неразъ слышалъ я этотъ вопросъ отъ людей, читавшихъ ‘Зимнiй вечеръ въ бурс’ г. Помяловскаго. По моему мннiю, когда въ комнат грязь хранится по уголкамъ, то ее мало замчаютъ и она остается въ комнат надолго, а вымети ее на середину — авось кто-нибудь догадается и совершенно очиститъ отъ нея комнату. Такое побужденiе было по всей вроятности и у г. Помяловскаго. Онъ понялъ, что всякiй, кто прочитаетъ его статью, ужаснется этой жизни и съ большею осмотрительностью будетъ отдавать своихъ дтей въ бурсу. Да и сами педагоги, отъ взора которыхъ по большей части скрывалась вся гадость бурсатства и которые безсознательно и быть-можетъ ненамренно поддерживали этотъ порядокъ вещей, постараются уничтожить эту мертвящую, убивающую систему воспитанiя и вмсто нея установятъ новую, на новыхъ, бле прочныхъ человческихъ началахъ.
Остается сказать нсколько словъ объ умственномъ образованiи въ бурс. Въ бурс, говоритъ г. Помяловскiй, господствуетъ ‘долбня, долбня ужасающая и мертвящая’, которая ‘проникаетъ кровь и кости учениковъ’, такъ что ученiе здсь является ‘физическимъ страданiемъ’, нужно имть крпкую природу для ‘училищныхъ мукъ’, ученикъ, идя въ классъ, ‘воетъ’, онъ ‘рабъ’, его ‘терзаютъ’. Такова здсь наука! Нечего и говорить, что установивши такой взглядъ на ученье сдтства, рдкiй ученикъ измняетъ этотъ взглядъ въ высшихъ классахъ. Вс эти синекдохи, гиперболы, разныхъ сортовъ хрiи — и прямыя, и обратныя, и силогизмы на манеръ barbara, celarent, ferio ect. заучиваются потому, что велятъ ихъ заучивать. Ничего нтъ нелпе составленiя силогизмовъ по схоластическимъ формамъ, выраженнымъ латинскими словами, неимющими никакого значенiя. А какъ серьозно все это длалось! ‘Celarent!’ восклицалъ педагогъ — и ученикъ обязанъ былъ по этому образцу строить силогизмъ, прибирая различныя предложенiя, то обще- или частно-утвердительныя, то обще- или частно-отрицательныя, смотря по гласнымъ буквамъ въ этомъ слов. Нердко ученикъ цлые листы исписывалъ силогизмами всевозможныхъ родовъ и видовъ, чтобъ отличиться предъ професоромъ. И что изъ всего этого выходило? А выходило то, что ученикъ, изучивши всю эту дребедень, неумлъ связать нсколькихъ словъ, не въ состоянiи былъ складно расказать самыхъ обыкновенныхъ вещей. А напишетъ — любо читать: за каждой почти точкой ибо, поелику, потомучто, слдовательно, а иногда для форсу и ergo, такъ что думаешь — здсь собраны всевозможныя причины, основанiя и доказательства, а посмотришь — это хрiя, размышленiе, умствованiе, чувствованiе (подъ этими формами изображаются роды сочиненiй въ нашихъ реторикахъ), иногда и смысла человческаго нтъ. Составитель всевозможныхъ силогизмовъ не объяснитъ самаго обыкновеннаго явленiя, не отвтитъ на самый обыкновенный вопросъ. Вотъ разговоръ семинаристовъ о ходящихъ мертвецахъ.
Краснопвцевъ. Я однажды упыря встртилъ, сударыня! До смерти былъ испуганъ!
Леночка. И вы врите въ мертвецовъ?
Краснопвцевъ. Какже, Елена Кириловна! Мы вс обязаны (обязаны! точно въ классъ ходить по звонку) врить.
Леночка. Пустяки какiе! Я никогда не поврю, это выдумка! Неправда ли, г. Пригвожденный?
Пригвожденный. Оставьте, сударыня, этимъ мертвымъ разглагольствовать о мертвецахъ…
Псаломскiй. Ты, Яковъ Петровичъ, не измышляй неправды! Хожденiе мертвецовъ всегда заслуживаетъ вры!
Леночка. Почему же заслуживаетъ?
Псаломскiй. Потому… потому… Гм! то-есть потому…
Пригвожденный. Потомучто языкъ твой прилпе къ гортани. Не такъ ли?
Псаломскiй. Сударыня! ейбогу сейчасъ скажу (точно говоритъ предъ учителемъ, который собирается его счь, зато что не выучилъ урока или сдлалъ какую-нибудь шалость!). Заслуживаетъ потому…’
И врьте, никогда не скажетъ почему. Это очень естественно, потомучто его голова набита разными реторическими тропами и фигурами, прямыми и обратными хрiями и подобною дребеденью, которая притупляетъ смыслъ человка. Ему и въ голову никогда не приходило, что кром его умственнаго мiра (составленнаго по бурсацкой логик) есть мiръ вншнiй, существующiй независимо отъ его бытiя, что въ этомъ мiр все совершается по извстнымъ законамъ и направляется къ извстнымъ цлямъ. Ему натолковали, что вс явленiя въ мiр видимомъ потолику существуютъ, поколику они являются въ его голов, и что вс вещи и явленiя мiра видимаго не могутъ быть познаны такъ, какъ он существуютъ на самомъ дл (вроятно по слабости ума, а можетъ-быть это зависитъ и отъ свойства вещей) и что мы познаемъ только мимолетные и случайные признаки вещей, — и онъ незнаетъ какъ и смотрть на видимый мiръ, и какъ въ немъ ступить и что длать. Нердко онъ приходитъ отъ изученiя этой философiи къ сомннiю въ своемъ собственномъ бытiи, но тутъ на помощь несчастному является Декартъ со своимъ ‘cogito, ergo sum’ — и ученикъ успокоивается. Вотъ семинаристъ оставляетъ бурсацкiя стны и является въ общество, первая его забота: что тамъ длать?
‘— Чтожъ? отвчаетъ Мавзолеевъ: — дло ясное: придемъ, поздравимъ и разговоры заведемъ.
Псаломскiй. О чемъ разговоры? Это знать надо. Такъ нельзя.
Краснопвцевъ. Какъ о чемъ? Извстно — о предметахъ возвышенныхъ (замтимъ, что слова: ‘возвышенные предметы’ каждый классъ можно было слышать въ нашей бурс, а никто незналъ что это за возвышенные предметы), чтобы форсъ показать!
Псаломскiй. Ладно, братцы! Наканун всю логику прочитаю, нарочно прочитаю… Знай нашихъ!’
Такъ они разсуждаютъ! И не подозрваютъ, бдняжки, что никто не будетъ интересоваться ихъ свденiями въ логик, они забываютъ, что не можетъ интересовать никого то, къ чему сами они питаютъ отвращенiе. Но вотъ они уже на именинахъ, а еще ни слова не сказали съ именинницей.
‘Надо бы съ ней какiе-нибудь разговоры завести, говоритъ Псаломскiй: — пора уже!
Краснопвцевъ. Я начну о чувствахъ…
Псаломскiй. Нтъ, братъ, о чувствахъ нехорошо. Надобно что-нибудь другое.
Краснопвцевъ. Эврика, братцы! Я просто задамъ ей вопросъ: какiя страсти опаснйшiя для юношескихъ лтъ?’
И винить ли ихъ за это? Виною всему тутъ мертвящая и убивающая система образованiя.
Предполагаютъ, и справедливо, что для священника необходимо образованiе всестороннее, потомучто онъ иметъ дло съ людьми различныхъ взглядовъ и убжденiй, на немъ лежитъ обязанность всмъ и каждому ясно сообщать истину, бороться съ предразсудками и суеврiями. И вотъ въ програму духовнаго образованiя входятъ вс почти извстныя науки, и ни объ одной изъ нихъ ученику не сообщается сколько-нибудь полнаго и опредленнаго понятiя. Многiя науки, напримръ алгебра, геометрiя, анатомiя и подобныя, извстны окончившему курсъ ученику только по названiямъ. Потому-то большая часть нашихъ священниковъ, неприготовленные какъ слдуетъ къ своему служенiю, не въ силахъ бороться съ противниками проповдуемыхъ ими идей. Вн бурсы каждый независимо ни отъ кого изучаетъ что ему угодно и какъ ему угодно. Принимая безотчетно, на вру, все что сообщаютъ имъ ихъ заботливые педагоги (а сообщаютъ они то, чт по своему усмотрнiю находятъ нерастлвающимъ нравственности ученика и непротиворчащимъ разъ навсегда принятымъ и неизмннымъ началамъ), принимая все это на вру и никогда неосмысливая принятаго и недавая себ отчета въ этомъ, они убждены, что и всякiй долженъ довольствоваться тмъ же, и находятъ смшными, дерзкими и даже безбожными притязанiя людей, старающихся понять и осмыслить то что имъ сообщаютъ.
Если такъ ничтожно и безплодно образованiе, сообщаемое въ бурс, то почему же, спрашивается, такъ много дльныхъ, даровитыхъ и трудолюбивйшихъ людей выходитъ изъ ея стнъ? Справедливо, что много духовныхъ воспитанниковъ съ честью занимаютъ професорскiя кафедры въ университетахъ, много и въ гражданской служб прославилось честною и неутомимою дятельностью на пользу общества. Кому же они обязаны своимъ образованiемъ и воспитанiемъ? Кто сдлалъ ихъ неутомимыми и полезными тружениками во всхъ родахъ службы общественной? Во всякомъ случа не бурс они обязаны, не бурса ихъ сдлала такими. Каждый духовный воспитанникъ очень хорошо понимаетъ, что его будущая карьера зависитъ единственно отъ него самого, отъ его трудовъ. И онъ трудится, трудится безъ устали, чтобы имть впослдствiи кусокъ хлба.
Еще одинъ вопросъ: отчего родители отдаютъ своихъ дтей въ бурсу, когда ихъ ожидаетъ тамъ столько мученiй?
Выше мы замтили, что изъ бурсы выходятъ по большей части люди забитые, съ незрлыми понятiями, съ ошибочными взглядами, безъ всякихъ убжденiй. Для такихъ людей вопросъ о воспитанiи и образованiи дтей довольно труденъ, и они не трудятся его ршать, имъ все равно куда ни отдать своихъ дтей, лишь бы дти чему-нибудь научились и куда-нибудь посл пристроились. Но преимущественно это зависитъ отъ необезпеченности духовенства. Согласился ли бы отецъ, мало-мальски понимающiй дло, отдать своего сына въ эту ‘тьму кромшную’, еслибы онъ въ состоянiи былъ воспитать его по-человчески дома, или отдать въ какое-либо свтское заведенiе? Каждый отецъ, учившiйся въ бурс, вовсе не потому отдаетъ туда своего сына, что сознаетъ пользу бурсацкихъ ‘мукъ’, какъ называютъ бурсаки свое ученье, а единственно по недостатку матерьяльныхъ средствъ. Радъ бы въ рай, да грхи не пускаютъ!..