У насъ нтъ такихъ памятниковъ личнаго художественнаго творчества, которые бы пережили вка и служили источникомъ художественныхъ наслажденій. Но у насъ есть памятники народнаго творчества,— художественные памятники, которыхъ творцомъ-художникомъ — не то или другое лицо, а народъ или, врне сказать, сама народная историческая жизнь. Такова Москва, таковъ Кіевъ. Не то или другое въ нихъ зданіе въ отдльности сосредоточиваетъ на себ значеніе памятника или изящнаго художественнаго произведенія,— а вся общность, весь хоръ церквей, стнъ, дворцовъ, колоколенъ, однимъ словомъ — самый городъ. Здсь проступаетъ наружу неизслдимая внутренняя красота самой Русской народности, здсь выразилось изящество народнаго міросозерцанія и жизненная цльность народнаго духа. Ничего подобнаго красот Москвы и Кіева не найдете вы въ Европ, какъ и никогда ни что оригинальное не находитъ себ ничего подобнаго. Какъ бы ни толковали о безобразіи Русской жизни, объ отсутствіи чувства изящества въ Русскомъ народ, но не случайно же, но откуда-нибудь да взялась эта оригинальная красота, которая къ тому же несомннно запечатлна типомъ Русской народности и не носитъ на себ никакихъ слдовъ подражанія. Этого-то уже, по крайней мр, отрицать не возможно!.— Впрочемъ, красота Москвы и красота Кіева, какъ дв величины несоизмримыя, не могутъ быть и сравниваемы между собою. Каждая выразила и выражаетъ свой моментъ въ исторіи — до совершенства, до художественной оконченности. Красота Москвы — строгая и державная, эта столица Руси единой, цльной, царственной, Руси царей и земскихъ соборовъ. Кіевъ — это юность, это ясное утро, это весна Русской исторической жизни, это ея вешній историческій періодъ,— Руси Володиміровой, Руси Мстиславовъ и Изяславовъ, удльной, княжеской. вчевой. Нтъ сомннія, что созерцаніе такой воплощенной красоты, такихъ изящныхъ, многовщихъ историческихъ памятниковъ иметъ огромное педагогическое значеніе, воспитываетъ умъ и чувство, сообщаетъ само собой направленіе мысли. Иное даетъ душ видъ Кремля или Кіева, иное Петербургъ, иною силою ветъ на васъ органическое созданіе самой жизни,— инымъ духомъ ветъ отъ произведенія хотя бы искуснаго и стройнаго, но механически сдланнаго могуществомъ власти. Какъ бы ни городился Петербургъ своею красивостью, его красивость бездушна и безлична, — онъ весь gemacht, какъ говорятъ Нмцы.
Если вы никогда не бывали въ Кіев, читатель, или были, но уже давно, и если только имете возможность побывать въ немъ — ступайте въ Кіевъ. Убдительне всякихъ убжденій разсудка, лучше всякихъ доводовъ чужой и своей логики, сильне всякихъ увщаній подйствуетъ на васъ, на вашу Русскую духовную природу, одно наглядное впечатлніе, одинъ вншній видъ Кіева,— особенно если вы подъзжаете къ нему со стороны станціи Бровары и особенно лтомъ въ ясный день. Это такая красота самобытная, Русская (обще-Русская, а не собственно Малороссійская), такая У красота многознаменательная и краснорчивая, вщающая такимъ вразумительнымъ языкомъ вашему историческому и Русскому чувству, что всевозможныя сомннія и вопросы (если только они гнздились въ васъ) со срамомъ исчезаютъ сами собой, и Кіевъ является вамъ такимъ же живымъ, неотъемлемымъ членомъ Русскаго историческаго организма, какъ и сама Москва. Съ такою силою выступаетъ предъ вами всенародное и всероссійское значеніе Кіева, что вамъ становится стыдно и совстно и за Русское общество, держащее Кіевъ въ какомъ-то заброс и пренебреженіи, и за возможность появленія на Русской земл украйнофильскихъ сенаратическихъ бредней (о которыхъ свидтельствуетъ Галиційская газета ‘Мета’), и за возможность страха, внушаемаго этими бреднями нашимъ столицамъ. Съ трудомъ понимаешь,— глядя на Кіевъ издали,— какимъ образомъ можетъ страна, окружающая этотъ городъ, пребывать или считаться ополяченною или хоть полу, хоть на четверть ополяченною,— и еще боле преступно-безумными представляются вамъ посягательства Поляковъ. Рлядя на Кіевъ, невольно приходишь къ мысли, что всякаго Поляка, предъявляющаго притязанія Польской народности на Кіевъ и на прилегающій къ нему край, слдовало бы сажать въ сумасшедшій домъ и подвергать серьзному медицинскому лченію, по всмъ правиламъ науки: этого бы требовала сама гуманность, правда и то, что въ этотъ сумасшедшій домъ пришлось бы посадить чуть ли не всю Польскую интеллигенцію, т. е. всю Польскую шляхту! Надобно, въ самомъ дл, предположить какой-нибудь органическій недостатокъ или поврежденіе въ Польскомъ мозг (какъ мы думаемъ), чтобъ объяснить себ эти дикія притязанія… Еще трудне, однакоже, себ объяснить, какъ, имя Кіевъ въ своихъ рукахъ, умудрились мы — уберечь въ Югозападномъ кра присутствіе такихъ враждебныхъ для Русской народности элементовъ? и какъ допустили его низойти до такого состоянія, выйдти изъ котораго нтъ возможности безъ помощи энергическихъ, диктаторскихъ мръ? Виновата Русская земля предъ Кіевомъ, въ особенности Русское общество, Русская такъ-называемая интеллигенція — на всхъ ея ступеняхъ! Нашего хвалнаго ‘патріотизма’ не хватило на то, чтобъ отвтить самой вопіющей потребности современнаго политическаго и общественнаго положенія длъ на этой окраин Россіи,— т. е. чтобы связать Кіевъ съ Москвою прочными желзными путями. У насъ не составилось ни компаніи, ни простой подписки для устройства этой дороги. Наши капиталисты-купцы, обыкновенно жалующіеся на безденежье, бросаютъ сотни тысячъ рублей на покупку, изъ тщеславія, старинныхъ барскихъ подмосковныхъ имній и на удовлетвореніе своихъ новомодныхъ барско-купеческихъ прихотей,— и даже не пошевелили ни языкомъ, ни рублемъ, когда дло шло о желзной дорог на Кіевъ. Можно было бы подумать, что Россія стоитъ спиной къ этой своей окраин, если бы имть въ виду только отношеніе къ Кіеву Русскаго общества, если бы, кром Русскаго общества съ купечествомъ включительно, не было въ Россія еще Русскаго простаго народа, которымъ только и держится связь Кіева съ остальной Россіей, какъ держится ямъ и вся Россія. Не желзные пути проложилъ онъ, а проложили широкій слдъ отъ всхъ сторонъ, отъ самыхъ отдаленныхъ концовъ Россіи, до Кіева и даже до Нечаева — сотни тысячъ богомольцевъ, ежегодно устремляющихся на поклоненіе Кіевской святын и связующихъ Кіевъ безчисленными, видимыми и невидимыми нитями со всми мстностями, заселенными Русскимъ народомъ! Вотъ наше единство, вотъ наша цльность! Или врне сказать: вотъ единственный стражъ нашего единства и цльности: это духъ православія, бьющій еще такими живыми подземными ключами въ нашемъ народ,— это историческая память, пребывающая въ народ не какъ сознательное воспоминаніе, а какъ животворная сила, сохранившаяся изъ тхъ до-Петровскихъ временъ, когда еще не замирала дятельность народной органической жизни! Прочно сковалъ народный духъ эти подземныя связи, и не разорвать ихъ никакой вншней сил. Этотъ постоянный походъ Русскаго народа по святымъ мстамъ Руси — есть единственный, пока остающійся ему способъ, какъ видимаго всенароднаго сообщенія въ дух вры, такъ и самосознанія себя въ духовной, церковной и земской цльности. И нельзя хе не сказать, что эти жизненныя силы и внутренняя дятельность духа въ народ сохраняются — не благодаря покровительству и помощи сверху, отъ интеллигентныхъ сферъ, располагающихъ и средствами и властью,— а скоре напротивъ — вопреки высшихъ просвщенныхъ классовъ, вопреки Русской ‘интеллигенціи’.
‘Русская интеллигенція’ не знаетъ пути въ Кіевъ и не находитъ нужнымъ связать его прочне съ центромъ Россія, Русская интеллигенція чуть не исчахла, во время оно, отъ криковъ противъ мръ, которыя принимало правительство въ огражденіе Русскихъ крестьянъ отъ неистовства Польскихъ помщиковъ. Русская интеллигенція, особенно въ своихъ аристократическихъ представителяхъ, еще и теперь готова помшать успшному ходу крестьянскаго дла. Русская интеллигенція, въ своихъ демократическихъ представителяхъ, готова сама разорвать единство и крпость Русской земли псевдо-либеральными, антинародными стремленіями украино- фильства, являясь и въ этомъ дл жалкимъ, безсознательнымъ орудіемъ Польской интриги. Русская интеллигенція, въ высшихъ своихъ делегатахъ, не находитъ другаго способа разршить Польскій вопросъ и борьбу между Русскою народностью и полонизмомъ, между латинствомъ и православіемъ, какъ чрезъ устроеніе на святыхъ берегахъ Днпра, въ виду Софійскаго собора, увеселительнаго заведенія Шатодфлръ, по Парижскому образцу, съ приплатою отъ городской казны: единственный памятникъ Русской національной политики, оставленный здсь за время послдняго мятежа! Она же, сія интеллигенція, но только въ мелкихъ чинахъ, порождаетъ сумбуръ въ умахъ молоджи проповдью нигилизма, матеріализма, демократизма, стараясь всми способами устранить элементъ вры и православія изъ понятія о Русской народности. Русская интеллигенція сама усердно, еще не очень давно, настаивала на томъ, чтобы Польскій языкъ имлъ право гражданства въ Кіевскихъ гимназіяхъ….
Иначе относится къ Кіеву не интеллигентная Россія. ‘Языкъ до Кіева доводитъ’, говоритъ Русскій народъ на свер. Кіевъ всегда можетъ стать кличемъ всей Русской земли. На одно слово ‘Кіевъ’ можетъ сбжаться, для отпора вншнему врагу, вся Русь отъ мала до велика, отъ Сибири, отъ устьевъ Дона и отъ Благо моря. Да, Кіевъ есть сила, есть укрпленная позиція, не въ смысл военной крпости (такъ долго строившейся и теперь признанной излишнею), но въ смысл своего всенароднаго духовнаго и историческаго значенія. Это такая позиція,.выгодне которой нельзя и придумать для успшныхъ побдъ, не только надъ видимымъ врагомъ, но и надъ внутреннимъ, — надъ полонизмомъ и латинствомъ, а между тмъ… Но объ этомъ ‘между тмъ’ мы поговоримъ въ слдующемъ No.