Дружба, Бибикова Анна Ивановна, Год: 1853

Драматургия
Время на прочтение: 45 минут(ы)
Скачать в PDF

ДРУЖБА.

КОМЕДІЯ ВЪ ТРЕХЪ ДЙСТВІЯХЪ.

(Сюжетъ взятъ изъ французской повсти Шарля Бернара. ‘La chasse aux amants’).

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА

ЭРНЕСТЪ КОЛОНЖЪ, живописецъ.
АВРЕЛІЯ, жена его.
ГАБРІЕЛЬ, ея подруга.
БАРОНЪ ДЕ-ЛИВЕРНУА ЛА-БЕРТОНИ.
ФЕЛИСЬЕНЪ РЕНЬЕ.
ЛЮДОВИКЪ, слуга Колонжа.

Первое дйствіе въ отели г-жи Габріель, въ отдаленной комнат, назначенной для чтенія газетъ и журналовъ.
Второе въ гостиной г-жи Колонжъ.
Третіе въ мастерской Колонжа.

ДЙСТВІЕ I.

Вс лица этого дйствіи въ бальныхъ костюмахъ.

I.

КОЛОНЖЪ (входя). Наконецъ я пробрался сюда. Здсь нтъ никого, и слава-Богу! Я могу свободно вздохнуть отъ этой жары и толкотни. О балы! вы мученье для мужей, любящихъ, какъ я, страстно своихъ женъ и къ тому же ревнивыхъ. Да, я ревнивъ, я это чувствую…

II.

КОЛОНЖЪ И БАРОНЪ ДЕ-ЛИВЕРНУА.

БАРОНЪ. Колонжъ, любезный Колонжъ, я гнался въ толп за тобою…
КОЛОНЖЪ. Это ты, баронъ!..
БАРОНЪ. Ты такъ блденъ и разстроенъ?
КОЛОНЖЪ. Да, ты застаешь меня въ такую минуту, когда волей или неволей мы должны открыть то, что тревожитъ насъ. Впрочемъ, каяться я не буду, ты другъ мн. Садись и слушай.
БАРОНЪ. Готовъ слушать, и даже совтовать, если позволишь. (всторону). И то и другое ничего не стоитъ.
КОЛОНЖЪ. Ты знаешь, что больше по лности я долго не цнилъ своего таланта въ живописи. О слав, правда, я никогда не думалъ, и если иногда работалъ, то единственно отъ скуки.
БАРОНЪ. Однако талантъ не вправ быть празднымъ: бездарности простишь поневол, лности никогда. Не силы теб недоставало, Колонжъ, а воли.
КОЛОНЖЪ. Ты правъ. Для большей части художниковъ женитьба бываетъ эпохою дремоты, если несовершеннаго сна, для меня же напротивъ, женитьба была началомъ пробужденія. Хочешь ли знать, какимъ-образомъ безпечность моя превратилась въ самую напряженную дятельность?
БАРОНЪ. Хочу ли знать? Не только твоему другу, но и каждому было бы любопытно это знать. Я слушаю внимательно.
КОЛОНЖЪ. Пріхавъ однажды на балъ съ моей Авреліей, я случайно очутился позади двухъ незнакомыхъ мн мужчинъ, и поневол долженъ былъ выслушать слдующій разговоръ: ‘Кто эта прелестная дама въ черномъ?’ спросилъ одинъ изъ нихъ. ‘Госпожа Колонжъ, замчательная во всхъ отношеніяхъ, она столько же умна, какъ хороша.— ‘А кто ея мужъ?’ — Право не знаю, здсь есть въ зал какой-то Колонжъ, адвокатъ, музыкантъ или нотаріусъ, кто его знаетъ. Кому до него дло? Мужъ такой жены какъ-будто и не существуетъ.
БАРОНЪ. Ай, ай!
КОЛОНЖЪ. Я хотлъ было доказать невжд свое существованіе, приличнымъ образомъ наказавъ его дерзость, но удержался и затаилъ свой гнвъ. Однако обида эта пустила глубокіе, плодотворные корни въ мое сердце, и съ-тхъ-поръ возникла во мн ршимость, которая измнила жизнь мою, открыла передо мною новый, горизонтъ.
БАРОНЪ. Да, жена твоя такъ прекрасна, что возл нея и геній лишится половины лучей своихъ.
КОЛОНЖЪ. А я, обыкновенный человкъ,— исчезаю совершенно. Прежде имя мое имло хоть нкоторую самостоятельность, принадлежа единственно мн, теперь у меня нтъ и этой собственности, какъ бы ничтожна она ни была. Я уже не Колонжъ, а только мужъ г-жи Колонжъ. Я сдлался какой-то жалкою аксесуарною вещью…
БАРОНЪ. Тебя, какъ видно, задли за живое…
КОЛОНЖЪ. Я не созданъ для подобной роли. Если красота дорого цнится, то талантъ все-таки выше ея, а во мн онъ есть, и я докажу это. Холостымъ, я могъ лниться, — но теперь дло идетъ о моемъ счастіи. Замтивъ, что мною пренебрегаютъ другіе, Аврелія стала бы презирать меня, а отъ презрнія до оскорбленія одинъ только шагъ. Къ длу же! сказалъ я себ: станемъ сражаться, чтобы пріобрсти уваженіе и любовь уважаемой женщины. Этотъ глупецъ не зналъ, кто я! музыкантъ или нотаріусъ, и я поклялся честью, что не дале, какъ черезъ годъ, свтъ узнаетъ, что я живописецъ.
БАРОНЪ. Признаюсь, не знавши причины твоего перерожденія, ни я, ни знакомые твои тебя не понимали. Изъ хлба, слава-Богу, работать теб не было нужды,— ты богатъ. Я помню, какъ между парижскими живописцами говорилось вотъ что: Знаете ли новость? Колонжъ пишетъ для выставки историческую картину.— Не можетъ быть! отвчали другіе, вы врно хотите сказать о какой-нибудь идиллической пастушк съ, овечкой на розовой ленточк… Историческую картину, говорятъ вамъ, да еще какую! Сравненіе Кимвровъ съ Маріемъ!— Извини, Колонжъ, но при этомъ извстіи всми овладвалъ гомерическій смхъ, такъ казалось забавнымъ сближеніе твоей кисти съ мечемъ Марія.
КОЛОНЖЪ. Эти насмшки доходили до меня, и раздражая меня болзненно, придавали мн еще боле силы.
БАРОНЪ. Я самъ, гршный, смялся не разъ… Мы тогда еще не были въ такихъ дружескихъ отношеніяхъ… Уважая живопись, я понялъ, позже твой высокій талантъ, но тогда… Поль-де-Кокъ, сочиняющій надгробную рчь, не встртилъ бы такого противодйствія, какое встртила твоя попытка писать въ историческомъ род.
КОЛОНЖЪ. Я зналъ, какое впечатлніе произвело одно извстіе о сюжет моей картины, которую еще никто не видлъ. Я зналъ, что неумолимые свистни ждутъ ее въ случа паденія. Но въ виду опасности блднютъ только трусы. Жребій былъ брошенъ! Я ршился побдить и вынудить рукоплесканія, чтобы не видть позора…
БАРОНЪ. Успокойся, мой другъ, по всмъ вроятіямъ первое скоре случится, чмъ второе…
КОЛОНЖЪ. Ты поймешь, что посл такой ршимости я работалъ съ отчаяннымъ мужествомъ, какое только можетъ быть у человка, сражающагося на жизнь или смерть. Каждое утро я запирался въ мастерской, и выходилъ изъ нея только поздно вечеромъ.
БАРОНЪ. Мн ли ты это говоришь? Я твой домашній другъ, а не имлъ еще до-сихъ-поръ доступу къ картин.
КОЛОНЖЪ. Не только ты — жена моя еще не видала ее! Тамъ, одинъ, безъ свидтелей, лишенный совтовъ дружбы, но зато не боясь и коварныхъ совтовъ зависти, одинъ со своимъ вдохновеніемъ, проникнутый своею мыслію, я работалъ надъ полотномъ, которое должно было принести мн славу или смерть. Подъ моею кистью, осужденною по приговору критики малевать однхъ только пастушекъ, располагались группы сражающихся, ломались копья, зубрились мечи. Кимвры и Римляне рзались въ бшеной схватк, колесницы давили колесами блокурыхъ дочерей Тевтона. Съ развитіемъ картины развивалось во мн то творческое вдохновеніе, безъ котораго возможны только безцвтныя, холодныя произведенія. Вотъ это живопись! говорилъ я иногда… но такія мгновенія были рдки. Чаще мн казалось, что кисть моя были недостойна мысли, и мной овладвали тогда тоска и сомнніе. Такимъ-образомъ, то кипя отвагою, то падая духомъ, на коварныя привтствія и насмшки моихъ собратій я не хотлъ иначе отвчать, какъ ревностнымъ трудомъ.
БАРОНЪ. Это прекрасно, Колонжъ, я доволенъ тобой!
КОЛОНЖЪ. Ничто казалось не могло отвлечь меня отъ моей задушевной работы, какъ вдругъ въ начал зимы въ мое уединеніе закралась одна изъ тхъ мыслей, которыя иногда неожиданно приходятъ въ голову мужа. Аврелія съ самаго прізда въ Парижъ сдлалась предметомъ дерзкаго вниманія, оказываемаго тмъ женщинамъ, которыхъ своенравная мода ставитъ вдругъ выше прочихъ.
БАРОНЪ. Чтожъ мудренаго? Она хороша и умна, и къ новому свтилу склонились вс подсолнечники волокитства.
КОЛОНЖЪ. Именно такъ. Въ начал зимы, когда ‘пожиратели сердецъ’ готовятся къ зимней кампаніи, Аврелія избрана была цлью похода въ новомъ род.
БАРОНЪ. Армія съ каждымъ днемъ увеличивалась, потому-что влюбленные составляютъ племя подражателей.
КОЛОНЖЪ. Т, которые и не замчали прежде жены моей, влюбились въ нее тотчасъ же, какъ только любовь къ ней вошла въ моду. Я ужаснулся… ревность во мн проснулась, я бросилъ кисти и краски, и посвятилъ себя одному изъ супружескихъ занятій. Вооружившись необходимымъ притворствомъ, я сталъ наблюдать за женою.
БАРОНЪ. И что-же ты открылъ?
КОЛОНЖЪ. Я нашелъ ее простодушно преданною желанію нравиться, довольною своими успхами и совершенно невинною сердцемъ. Однако эти открытія оставили во мн много тоски и безпокойства. Кто могъ мн ручаться за будущее? Ты знаешь, какъ я подозрителенъ. Долго размышляя о ненадежности супружескаго счастія, я понялъ необходимость дйствовать ршительно. Но какъ? Лучше всего было исторгнуть Аврелію изъ пагубной свтской жизни. Такой планъ нравился мн, влюбленному художнику, но Аврелія…
БАРОНЪ. Какъ ее заставить на это согласиться? Какъ заставить молодую женщину отказаться отъ всхъ удовольствій и баловъ, на которыхъ она владычествуетъ?
КОЛОНЖЪ. Прибавь еще, какъ ршиться на такое насиліе тону, кто до-сихъ-поръ слдовалъ непреложному правилу всхъ умныхъ мужей, что жена должна господствовать въ дом? Меня ужасала мысль сдлаться Арнольфомъ или докторомъ Бартоло. Потерять любовь Авреліи! Это было-бы послднею мрою моего несчастія.
БАРОНЪ. Я совершенно раздляю твои мученія… Подумаемъ, посовтуемся вмст. Теб предстоитъ, по моему мннію, одно: бросить живопись и слдить всюду за женою. Будь безвыходно въ комнат жены, перечитывай вс ея письма, слдуй за нею всюду: на гулянь, въ гостяхъ, на бал, словомъ, будь ея тнью подъ предлогомъ супружеской нжности. Подстерегай улыбку, взглядъ, прислушивайся къ словамъ ея…
КОЛОНЖЪ. Замолчи, какую ужасную картину представляешь ты… Это будетъ уже не любовь, а шпіонство… Я отвергаю это. Когда женщина иметъ нужду въ надзор, она уже его не стоитъ.
БАРОНЪ. Ну, такъ будь доврчивъ. Аврелія тебя любитъ, и любовь ея будетъ щитомъ, о который притупятся вс стрлы, привлеченныя ея красотою.
КОЛОНЖЪ. Нтъ, мой другъ, такая мысль не успокоитъ ревнивца…
БАРОНЪ. Тсъ! вотъ жена твоя, а съ нею толстякъ Ла-Бертони и непризнанный поэтъ Ренье.

III.

ТЖЕ, АВРЕЛІЯ, ЛА-БЕРТОНИ И РЕНЬЕ.

АВРЕЛІЯ. Ну такъ! Не говорила-ли я вамъ? Я была уврена, что найду Эрнеста здсь. Ты всегда на бал ищешь уединенія.
КОЛОНЖЪ. Аврелія, ты знаешь, я зжу на балы изъ угожденія теб, я не люблю ихъ, и боюсь возненавидть: они отрываютъ меня отъ любимаго, задушевнаго труда.
АВРЕЛІЯ. Но вдь по вечерамъ и ночью ты не работаешь…
КОЛОНЖЪ. Вечера я посвящаю теб, а на балахъ ты уже не моя собственность… ты принадлежишь всмъ. Ночью надо спать… (смотритъ на часы). Два часа! Ты, конечно, еще и не думаешь хать домой?
АВРЕЛІЯ. Помилуй! балъ въ самомъ разгар.
КОЛОНЖЪ. Ну, такъ видишь-ли, дай Богъ къ пяти часамъ добраться намъ до своихъ постелей. Утро надо спать, вмсто того, чтобы посвятить его работ.
АВРЕЛІЯ. Колонжъ, упреки! и еще въ какую минуту? когда я только любезности этихъ господъ обязана тмъ, что едва протолкалась чрезъ эту густую массу народа, съ единственною цлью увидть тебя, поговорить съ тобою, и сказать, что только тебя не достаетъ къ полному моему веселью.
КОЛОНЖЪ. Упрекать тебя, Аврелія? О, нтъ. И за что же? что у насъ разныя мннія,— впрочемъ только объ одномъ предмет. Ты меня вспомнила, я счастливъ твоимъ вниманіемъ, и готовъ пробыть на бал хоть до восьми часовъ утра. Иди, мои другъ! (цлуя жену) и веселись беззаботно!
АВРЕЛІЯ. Милый Эрнестъ! (кладетъ платокъ на стулъ и хочетъ застегнуть свою перчатку.)
КОЛОНЖЪ. Дай я помогу теб. (въ это время Ла-Бертони читаетъ газету, Ливертуа наблюдаетъ за Ренье.)
РЕНЬЕ (у стула, на которомъ лежитъ платокъ). Цлый вечеръ я искалъ случая… вотъ онъ… воспользуемся имъ… (быстро завязываетъ записку въ платокъ).
БАРОНЪ. Ренье, я совсмъ забылъ сказать вамъ, что хозяйка дома просила меня отыскать васъ и прислать къ ней немедленно.
РЕНЬЕ. Зачмъ же вы мн этого не сказали раньше?
БАРОНЪ. Поспшите исправить мою забывчивость. (Ренье уходитъ, и оборачиваясь, глядитъ на платокъ).

IV.

ТЖЕ. кром РЕНЬЕ, по уход его, Баронъ осторожно прячетъ платокъ.

КОЛОНЖЪ. Ла-Бертони, вы скучаете, я завладлъ вашею дамою?
ЛА-БЕРТОНИ. Я терпливъ, кажется мн общанъ слдующій контрдансъ.
АВРЕЛІЯ. Я помню. А вы, Ливернуа, сегодня не танцуете? Это большая рдкость.
БАРОНЪ. Колонжъ былъ грустенъ и задумчивъ, я предпочелъ не оставлять его.
АВРЕЛІЯ. Это очень любезно съ вашей стороны. (протягиваетъ ему руку, тотъ цлуетъ ее). Вы заслужили эту награду.
ЛА-БЕРТОНИ (съ досадою). Онъ родился подъ счастливымъ созвздіемъ.
БАРОНЪ (торжествуя). Если-бы тутъ и была какая-нибудь жертва, то я вознагражденъ за нее вполн.
АВРЕЛІЯ (мужу). Ты грустенъ, а я этого не знала…
КОЛОНЖЪ. Да, до твоего прихода мн что-то сгрустнулось, но теперь какъ рукой сняло.
АВРЕЛІЯ. Ты меня не обманываешь?
КОЛОНЖЪ. О, конечно нтъ!
АВРЕЛІЯ. Ну, такъ прощай, (длаетъ ему дружескій знакъ рукою). Я слышу ритурнель… Ла-Бертони! вашу руку. (Уходитъ съ Ла-Бертони).

V.

КОЛОНЖЪ И БАРОНЪ ЛИВЕРНУА.

БАРОНЪ. Мы снова одни… и теперь это очень кстати. (вынимая платокъ). На, мой милый, это немного и до тебя касается. А я радъ новому случаю доказать теб преданность и безкорыстную дружбу.
КОЛОНЖЪ. Платокъ жены!
БАРОНЪ. Ты узналъ его?
КОЛОНЖЪ (встревоженный). И въ немъ записка…
БАРОНЪ. Ну милый мой, какъ ты серьозно принимаешь эти вещи… тутъ надо смяться, а не плакать… Ха, ха, ха… Это отважное предпріятіе Фелисьена Ренье, поэта, недавно познакомившагося съ тобою.
КОЛОНЖЪ. Посмотримъ, посмотримъ, съ какими выраженіями онъ осмливается обратиться къ Авреліи, (читаетъ).
БАРОНЪ. Тутъ врно есть вс данныя, изъ которыхъ составляются произведенія подобнаго рода: и звзды и цвты, нимфы вютъ крыльями, эоловы арфы звучатъ отъ благовоннаго дыханія втерка, и прочее. Онъ врно, какъ слдуетъ автору, исчисляя сокровища, зарытыя въ глубин его сердца, робко высыпаетъ ихъ къ ногамъ любезной… ха, ха, ха!
КОЛОНЖЪ. Да замолчишь-ли ты?… не даешь мн кончить. Записка писана такъ млко…
БАРОНЪ. Да, только глазъ женщины и ревнивца можетъ разобрать такой связный почеркъ.
КОЛОНЖЪ (прочитавъ и спрятавъ платокъ и записку). Худшее изъ всхъ состояній — состояніе ревниваго мужа. Для человка, занятаго серьознымъ дломъ, красавица жена — сущее, наказаніе. Другіе могутъ, по-крайней-мр, отдыхать отъ трудовъ, а я долженъ тратить энергію души на глупыя схватки, когда и безъ того изнемогаю отъ труда. Три мсяца работалъ я но пятнадцати часовъ въ сутки, торопясь кончить картину къ выставк, сегодня не удалось мн даже пообдать. Я оставилъ кисти для того, чтобы сопутствовать жен на балъ. Лихорадка мучитъ меня, вс предметы прыгаютъ въ глазахъ, сейчасъ тамъ въ зал я чуть не заснулъ отъ изнуренія. И что же? Нтъ теб покоя, потому-что ты мужъ. Вздумается какому-нибудь праздному дураку обратить вниманіе на твою жену, защищайся… Завидная участь!
БАРОНЪ. Я не понимаю тебя. Ты хочешь, чтобы другіе смотрли на жену твою другими глазами, нежели ты самъ. Благовоспитанный мужъ долженъ гордиться успхами жены.
КОЛОНЖЪ. Въ такомъ случа, я вовсе не благовоспитанъ… и мн трудно пересоздать свою натуру.
БАРОНЪ. Но привычка вторая натура, а ты долженъ уже привыкнуть къ побдамъ госпожи Колонжъ… Знаешь ли, что съ начала зимы это уже девятая?
КОЛОНЖЪ. Третьяго дня мы насчитали только семь, если прибавить негодяя Ренье, то всего будетъ восемь.
БАРОНЪ. А другъ вашъ Ла-Бертони? Будьте уврены, я не ошибусь въ счет.
КОЛОНЖЪ (съ досадой). Какъ! и Ла-Бертони!
БАРОНЪ. Да, мой милый, и Ла-Бертони! этотъ толстякъ, котораго вы считаете однимъ изъ преданнйшихъ друзей вашихъ. Онъ кричитъ о теб везд, что ты первый живописецъ нашего вка, что Орасъ Верне въ сравненіи съ тобою — жалкій маляръ, мудрено ли посл этого, если онъ захотлъ вознаградить себя за похвалы теб ухаживаніемъ за твоею женою. Въ угожденіе ей, Ла-Бертони пустился въ танцы, на что онъ до-сихъ-поръ не отваживался., и чтобы не могли понимать ихъ разговора, говоритъ съ нею по англійски…
КОЛОНЖЪ (съ грустной усмшкой). И Ла-Бертони!..
БАРОНЪ. И ты противъ меня, Брутъ!.. А изъ девяти вздыхателей я почитаю самымъ опаснымъ Ла-Бертони… Онъ очень уменъ!..
КОЛОНЖЪ. Они не дадутъ мн кончить картину… Я найду средство проучить кого-нибудь изъ этихъ господъ, чтобы показать прочимъ, какъ они должны вести себя.
БАРОНЪ. Что ты, что ты, мой милый! Теб придется повторять не разъ подобные уроки.
КОЛОНЖЪ. Ну что же? Я повторю ихъ.
БАРОНЪ. И будешь имть дло съ лернейской гидрой. Врь мн, мирныя средства въ этомъ случа надежне. Брось кровожадные замыслы и позволь мн продолжать роль услужливаго, безкорыстнаго посредника. Надюсь, ты былъ доволенъ мною?
КОЛОНЖЪ. Я даже не знаю, какъ благодарить тебя.
БАРОНЪ. За что? Ты мн доставилъ случай услужить другу и вдоволь повеселиться на чужой счетъ.
КОЛОНЖЪ. Это тебя забавляетъ?
БАРОНЪ. Чрезвычайно. Не повришь, какое удовольствіе я нахожу въ этой войн. Быть на сторон мужа — это оригинально.
КОЛОНЖЪ (лукаво). И врно теб случается въ первый разъ?
БАРОНЪ (гордо). Конечно, потому-то я думаю это меня такъ и занимаетъ. Притомъ я прожилъ на свт около полувка, пора мн позаботиться о старыхъ грхахъ своихъ и посвятить себя на служеніе нравственности…
КОЛОНЖЪ. И поврь, прекрасный подвигъ твой рано или поздно получитъ вознагражденіе.
БАРОНЪ. Я уже достаточно награжденъ. Разв ты считаешь за ничто удовольствіе видть, какъ эти господа приходятъ съ вздернутымъ носомъ, а уходятъ, опустивъ голову и хлопая ушами. Ты не видишь этого?
КОЛОНЖЪ. Разв я способенъ видть что-нибудь… Но какъ же намъ отдлаться отъ этихъ новыхъ шмелей?
БАРОНЪ. Это уже мое дло, положись на меня. Ты знаешь, у меня есть особенной даръ указывать дверь волокитамъ. Не думаю, чтобы эти два были счастливе своихъ предшественниковъ. Дай мн паспортъ, и я ручаюсь, что чрезъ день, много два, ты освободишься и отъ нихъ.
КОЛОНЖЪ. Что ты называешь своимъ паспортомъ?
БАРОНЪ. Дай мн записку Ренье.
КОЛОНЖЪ. Но… я не знаю… прилично ли…
БАРОНЪ. Ты мн недовряешь? А записка мн необходима.
КОЛОНЖЪ. Можно узнать, на что она теб? (отдаетъ ему).
БАРОНЪ. Узнаешь посл. Еще одна просьба. Посл-завтра гулянье въ Круа-де-Берни. Г-жа Габріель подетъ туда, и жен твоей тоже хочется хать… я это знаю…
КОЛОНЖЪ. Она теб говорила?
БАРОНЪ. Съ твоего позволенія: да, мой милый. Не правда ли, весело быть повреннымъ и мужа и жены? Но возвратимся къ нашему длу. Ты долженъ уговорить жену хать съ г-жею Габріель. Это не трудно, когда она напередъ согласна. Съ ними подутъ Ренье, Ла-Бертони и твой покорный слуга. Мы вернемся, и враги твои уже не будутъ существовать.
КОЛОНЖЪ. Но какъ же это?
БАРОНЪ. Покамсть это моя тайна.
КОЛОНЖЪ (подумавъ). Я знаю по опыту, что общать значитъ для тебя исполнить. Длай, какъ знаешь. Я буду теб благодаренъ.
БАРОНЪ. Надо это сейчасъ устроить, а вотъ кстати и жена твоя. Я оставлю васъ однихъ, (беретъ Колонжа за руку). Положись во всемъ на меня, (уходитъ).

VI.

КОЛОННЪ, одинъ.

Ла-Бертони уменъ, и за словами у него дло не станетъ. На него не смотрятъ, но его слушаютъ, а это уже много. Умныя женщины охотно оказываютъ эту милость не красивымъ, но умнымъ мужчинамъ. Слушая ихъ, он обыкновенно закрываютъ глаза, какъ кошка, у которой чешутъ за ухомъ. Что касается до Ренье, то импровизація, какъ видно, не далась ему, онъ хранитъ краснорчивое молчаніе, сохраняя байроновскія позы… но зато какимъ восторженнымъ слогомъ онъ пишетъ… Я это ужъ знаю. Женщинамъ съ воображеніемъ часто нравятся эти пачкуны съ блднымъ лбомъ и сверкающими глазами… Изволь врить женщин посл этого…

VII.

КОЛОННЪ И АВРЕЛІЯ

АБРЕЛІЯ. Эрнестъ, ты и не вздумалъ придти ко мн.
КОЛОНЖЪ. Да разв это возможно въ такой давк? Дамамъ все же легче, вамъ даютъ дорогу, предъ вами разступается толпа. Впрочемъ, я только что о теб говорилъ: Ливернуа сказалъ мн, что завтра гулянье въ Круа-де-Берни, и что ты желаешь туда хать…
АВРЕЛІЯ. Да… если ты позволишь.
КОЛОНЖЪ (съ усмшкой). Еслибы кто подслушалъ насъ теперь, то могъ бы подумать, что я полный хозяинъ въ дом. Я подозрваю однакоже, что ты хочешь что-нибудь у меня выпросить… ну говори…
АВРЕЛІЯ. Эрнестъ, ты подешь съ нами…
КОЛОНЖЪ. Аврелія, умилосердись, а картина?
АВРЕЛІЯ. Вчно эта картина! Еслибъ вы знали, какъ я ненавижу живопись, вы бы мн не стали безпрестанно говорить о вашей несносной картин…
КОЛОНЖЪ (шутливо). Однако, можно ненавидть живопись и любить живописца…
АВРЕЛІЯ. Да, если онъ этого стоитъ.
КОЛОНЖЪ. Научи же меня, что мн для этого длать?
АВРЕЛІЯ. хать съ нами, ужъ врно вы можете пожертвовать мн однимъ утромъ.
КОЛОНЖЪ. Еслибы ты могла понять Аврелія, какъ я боюсь даже мысли, что цлое утро завтрашняго дня будетъ потеряно для моего труда… Кончу картину и буду весь къ твоимъ услугамъ…
АВРЕЛІЯ (перебивая). Оставимъ это. Скоро четыре часа, я устала, велите подать карету. (Колонокъ со всхъ ногъ бросается къ дверямъ).

VIII.

АВРЕЛІЯ, одна.

АВРЕЛІЯ. Изъ всхъ приказаній, даваемыхъ мужу женою, ни одно, кажется, не исполняется съ такою готовностью, какъ приказаніе въ гостяхъ подать экипажъ. О мужья! мужья!.. Самый лучшій изъ васъ эгоистъ и…

IX.

АВРЕЛІЯ И КОЛОНЖЪ, возвращаясь.

КОЛОНЖЪ. Я приказалъ, чтобы карета выбралась изъ рядовъ, но намъ придется подождать еще нсколько времени, (садится). Я такъ утомленъ, что едва могу стоять на ногахъ. Четыре часа! Боже милостивый!
АВРЕЛІЯ. А знаешь ли, у г-жи Габріель на балу водятся воры, у меня пропалъ платокъ, и я нигд не могла отыскать его.
КОЛОНЖЪ. Ты его забыла тутъ на стул. (вынимаетъ и подаетъ ей платокъ).
АВРЕЛІЯ. А я не могла понять, куда онъ могъ дваться. (Колонжъ протягиваетъ ноги и располагается въ креслахъ самымъ спокойнымъ образомъ. Молчаніе).
АВРЕЛІЯ (съ досадою). Чудесный балъ!..
КОЛОНЖЪ (звая). Да… чу… десный!
АВРЕЛІЯ. Кто это увряетъ, что балы могутъ наскучить, не врю… (съ намреніемъ). Я буду здить на балы до семидесяти лтъ, и всегда съ одинаковымъ удовольствіемъ.
КОЛОНЖЪ (потягиваясь). Значитъ теб было весело?
АВРЕЛІЯ. О да, я не пропустила ни одного танца.
КОЛОНЖЪ (равнодушно). Ты танцовала съ Ла-Бертони?
АВРЕЛІЯ. Три раза. Какой милый, умный, образованный человкъ.
КОЛОНЖЪ. Да, Ла-Бертони столько же уменъ, сколько толстъ.
АВРЕЛІЯ. Мн не показалось, что онъ толстъ. У него даже хорошая талія, ловкіе пріемы, онъ вообще прекрасный мужчина. (Молчаніе). Г-жа Габріель должна быть довольна своимъ баломъ, все шло какъ нельзя лучше. Сколько прелестныхъ женщинъ, ловкихъ кавалеровъ. Кстати о мужчинахъ. Слышалъ ты, что Ренье издаетъ свои стихотворенія подъ названіемъ: ‘Туманы и росы’. Чудо, говорятъ, а не стихи, мн говорили, что самъ Ламартинъ почелъ бы за честь выставить подъ ними свое имя. (Замтивъ, что мужъ заснулъ, съ гнвомъ). Да онъ заснулъ!.. Еслибы я стала ему говорить о картин его, онъ врно не уснулъ бы, несмотря на усталость… Кром живописи, его ничто не занимаетъ. Пусть за мной ухаживаютъ, пусть разставляютъ мн сти, для него все равно, онъ и не замтитъ. Быть вмст съ женою, трепетать за потерю любви ея, ревновать… это тягостный трудъ для человка, который преданъ только искусству. Живопись, слава! я васъ ненавижу. Одного недоставало — спать, когда я говорю съ нимъ. Ршено! (плачетъ) я не люблю его…

X.

ТЖЕ и СЛУГА.

Карета г-жи Колонжъ!. (уходитъ).

XI.

КОЛОНЖЪ И АВРЕЛІЯ.

АВРЕЛІЯ (толкая мужа). Карета подана, сударь, (уходить).
КОЛОНЖЪ (вскакивая). демъ, демъ! (бжитъ за нею).

ДЙСТВІЕ II.

Освщенная гостиная у г-жи Колонжъ.

I.

КОЛОНЖЪ И БАРОНЪ ЛИВЕРНУА

КОЛОНЖЪ. А! наконецъ-то вы вернулись съ этого гулянья! Что-жъ, велико было стеченіе народа въ Круа-де-Берни? но я… не вижу Авреліи?
БАРОНЪ. Она пошла въ уборную сбросить шляпку и мантилью.
КОЛОНЖЪ. Но обдали ли вы? Ужъ вечеръ, я не могъ придумать, куда вы вс пропали.
БАРОНЪ. Мы вс, по приглашенію, обдали у г-жи Габріель, а оттуда опять вс приглашены къ г-ж Колонжъ, провести вечеръ и поболтать еще о бывшемъ гулянь. Твоя Аврелія сердита на тебя не на шутку, и я подозрваю тутъ не одну только причину отказа твоего сопутствовать ей…
КОЛОНЖЪ. Но что-же другое?
БАРОНЪ. Не знаю, а сильно подозрваю Ла-Бертони… онъ клеветникъ. Кстати, я принесъ теб очень много забавныхъ новостей.
КОЛОНЖЪ. А именно?
БАРОНЪ. И ты не догадываешься? О чемъ же можетъ быть у насъ рчь, какъ не о плачевномъ пораженіи нашихъ двухъ рыцарей.
КОЛОНЖЪ (смется). Ахъ, да, что-жъ они? говори скоре.
БАРОНЪ. Приказали долго жить.
КОЛОНЖЪ. Какимъ-образомъ? Ты не хотлъ до-сихъ-поръ передать мн рецепта, какъ легче и проще отдлаться отъ враговъ. Будь сегодня мене скрытенъ. Мы одни, я не измню теб.
БАРОНЪ (важно). Любезный другъ, если теб этого непремнно хочется, я готовъ передать теб искусство моей тактики въ борьб съ врагами. Она очень проста. Вотъ вамъ моя метода въ двухъ словахъ. Ахилесъ не былъ уязвляемъ нигд, кром пяты, такъ и у всякаго человка, какъ-бы онъ силенъ ни былъ, есть въ его характер, ум, вообще его личности, такое мсто, которое для него тоже, что незакаленная пятка была для Ахилеса.
КОЛОНЖЪ. Напримръ, говоря твоимъ языкомъ, гд же пятка у Ла-Бертони?
БАРОНЪ. Въ его толщин. Онъ уменъ, хитеръ и пронырливъ, но тученъ и нескладенъ, какъ бочка. Съ этой стороны я и напалъ на него.
КОЛОНЖЪ. Какъ же это?
БАРОНЪ. Онъ ослабилъ значительно уже успхъ своего краснорчія тмъ, что пустился въ танцы, при чемъ оказался совершеннымъ ученикомъ, мн стоило только дать ему идти дале по этой ухабистой дорог, гд, наконецъ, онъ и сломилъ себ шею. Сегодня я нарочно слъ на Гризельду, ты знаешь мою лошадь Гризельду? она любитъ пошалить и попрыгать, Ла-Бертони красовался въ коляск г-жи Габріель, и, я думаю, очень ловко любезничалъ съ г-жею Колояжъ, которая сидла противъ него. Не дозжая до Берни, я сталъ жаловаться на усталость и просилъ толстяка уступить мн мсто въ коляск, и ссть на мою лошадь. Дурное расположеніе г-жи Колонжъ помогло его ршимости. Онъ въ простот души согласился, и тутъ-то началась драма. Едва мы успли размняться мстами, какъ мой грумъ, повинуясь сигналу, заране условленному, пускаетъ свою лошадь во весь опоръ по нолямъ, какъ-будто она понесла его. Гризельда, которая не любитъ отставать, мчится во весь духъ, по слдамъ ея, и тогда… тогда, мой другъ, чтобы передать теб подобную сцену, мн нужна твоя кисть. Представь себ несчастнаго Ла-Бертони, который съ багровымъ лицомъ, съ налитыми кровью глазами, съ волосами, похожими на хвостъ кометы, мечется въ сдл изъ стороны въ-сторону, то вспрыгнетъ на загривокъ, то отскокнетъ къ хвосту, и наконецъ, въ отчаяніи, бросивъ поводья, хватается за гриву. Черезъ нсколько минутъ, рыцарь теряетъ стремена, потомъ хлыстикъ, потомъ шляпу, наконецъ и голову, и исчезаетъ въ глубин рва, впрочемъ, благодаря грязи, довольно мягкаго, куда мой грумъ и старался привлечь его. (хохочетъ).
КОЛОНЖЪ. Но въ этой игр ты рисковалъ сломать ему шею?
БАРОНЪ. Я рисковалъ еще боле: онъ могъ изувчить мою Гризельду, которая не привыкла таскать на себ такія горы.
КОЛОНЖЪ. Что-жъ длали дамы?
БАРОНЪ. Какъ водится, сперва ахнули, потомъ ничмъ нельзя было остановить ихъ смха. Посл такого урока въ волтижированіи, мужчина, будь у него умъ, положимъ, хоть Вольтера, становится поневол смшнымъ, а ты знаешь, прощаетъ ли когда-нибудь умная женщина смшному. Толстый Ла-Бертони, барахтающійся въ грязи, такая добыча, которую самая отъявленная кокетка выбросила бы изъ стей своихъ. А тмъ боле женщина добродтельная. Его уже нечего намъ бояться. Vixit!
КОЛОНЖЪ. А у другаго Ахилеса, Фелисіена Ренье, есть-ли пятка, незакаленная въ Стикс?
БАРОНЪ. Ренье, весь пятка, съ головы до ногъ. Незнаніе свта, чванство, тщеславіе, идилическая сентиментальность… Готовя ударъ, я долго не ршался на выборъ, и чтобы не тратить труда по пустякамъ, набросилъ поэту первую петлю, которая мн попалась подъ руки. О, съ нимъ я поступилъ милостиво, какъ всегда поступаютъ съ ничтожествомъ.
КОЛОНЖЪ. Какую петлю?
БАРОНЪ. Г-жу Габріель, и она его задушитъ, поврь мн.
КОЛОНЖЪ (изумленный). Г-жу Габріель?
БАРОНЪ. Г-жу Габріель, и ручаюсь теб, эта петля мастерски исполнитъ свое дло. Ты знаешь виконтесу… она сантиментальна, съ легко воспламеняющимся сердцемъ.
КОЛОНЖЪ. Что-же изъ этого?
БАРОНЪ. А то, что въ отношеніи съ ней я поступилъ истинно дружески, я толкаю къ ней въ объятія поэта!..
КОЛОНЖЪ. Объяснись, пожалуйста.
БАРОНЪ. Въ двухъ словахъ. Госпожу Габріель зовутъ также Авреліей.
КОЛОНЖЪ. Что-жъ потомъ?
БАРОНЪ. Какъ, разв ты не догадываешься?
КОЛОНЖЪ. Нисколько.
БАРОНЪ. Живопись ршительно подавила въ теб способность соображенія. Ну, мой милый, если теб надобно все пояснить, такъ знай, что для сочетанія этихъ двухъ душъ, созданныхъ какъ-будто бы нарочно другъ для друга, мн стоило перемстить извстную теб записку изъ одного платка въ другой.
КОЛОНЖЪ (хохочетъ). И это письмо получила г-жа Габріель?
БАРОНЪ. Съ отверзтыми объятіями, поврь мн. Для такихъ характеровъ, пріятно быть предметомъ страсти вулканической. Виконтеса не можетъ опомниться отъ своего счастія, она сегодня цлый день только и бредитъ поэзіей, закатывающимся солнцемъ, паденіемъ листьевъ, вечернимъ втеркомъ, сіяніемъ луны, гармоніей душъ.
КОЛОНЖЪ. И Ренье знаетъ это?
БАРОНЪ. Тмъ-то и забавне, что нтъ. Онъ былъ восхитителенъ отъ изумленія, глупости и досады.
КОЛОНЖЪ. Но онъ узнаетъ объ этой мистификаціи, и очень легко избгнетъ преслдованій г-жи Габріель.
БАРОНЪ. Нтъ, я разбилъ его на голову, а г-жи Габріель не избгнешь, пусть Ренье отбивается сколько хочетъ, а она все-таки составитъ его счастье и будетъ его Беатриче, (хохочутъ).

II.

ТЖЕ И ЛА-БЕРТОНИ

КОЛОНЖЪ. А, это вы, Ла-Бертони, очень радъ васъ видть. Я боялся, чтобы сегодняшнее происшествіе не заставило васъ просидть нсколько дней дома.
ЛА-БЕРТОНИ. Такъ г. Ливернуа уже усплъ расказать вамъ о своихъ проказахъ? Теперь понимаю этотъ смхъ, который я слышалъ, еще входя на лстницу.
БАРОНЪ. Что вы называете моими проказами?
ЛА-БЕРТОНИ. Вашими проказами я называю сти, которыя вы мн такъ ловко сегодня разставили, посадивъ меня на бшеную лошадь. Такой похвальный поступокъ не можетъ остаться безъ награды. (Баронъ и Колонжъ изумлены этими словами). Что-же вы не сметесь, господа, я не мшаю вамъ, вы.были такъ веселы передъ моимъ приходомъ.
КОЛОНЖЪ (принужденно). Мы веселы и теперь.
ЛА-БЕРТОНИ (небрежно развалившись въ креслахъ). Ну такъ станемте же смяться.
КОЛОНЖЪ. Пожалуй, только напередъ надо знать надъ чмъ?
ЛА-БЕРТОНИ. Вы врно хотите оказать надъ кмъ? это будетъ опредлительне.
КОЛОНЖЪ. Пожалуй, надъ кмъ, если это вамъ больше нравится.
ЛА-БЕРТОНИ. Надъ всми, чтобы не оскорблять никого, и въ доказательство того, какъ я добръ, позволяю начать съ меня.
КОЛОНЖЪ (съ любезностью). Съ тмъ однако, чтобъ и до насъ дошла очередь.
ЛА-БЕРТОНИ. Разумется, вы ничего не потеряете въ ожиданіи, будьте спокойны. Но возвратимся ко мн. Лошади барона Ливерима заблагоразсудилось сбросить меня сегодня въ грязь. Не могу объяснить, что происходило во мн, когда я, полуизбитый, выпачканный, поднялся на ноги и услышалъ раскаты смха, возбужденнаго моимъ забавнымъ приключеніемъ. Мн казалось, что обстоятельства, посылая мн такое уничиженіе, хотли наказать меня за прошлую вину мою, и въ то-же время предупредить, чтобы я не гршилъ впередъ, а потому я хочу съ сокрушеннымъ сердцемъ признаться вамъ, любезный Колонжъ, въ чемъ я провинился предъ вами.
БАРОНЪ (всторону). Что за ударъ онъ готовитъ мн?
ЛА-БЕРТОНИ. Признаніе мое покажется вамъ, конечно, страннымъ, мужья не всегда имютъ случай слышать подобныя признанія. Быть-можетъ, мое покаяніе возбудить въ васъ гнвъ, но я надюсь, что истинное сознаніе вины и твердая ршимость исправиться заставятъ васъ быть снисходительнымъ. Знайте же, любезный Колонжъ, что, презрвъ священную дружбу, насъ соединяющую, я готовъ былъ нанести вамъ оскорбленіе, по-крайней-мр мысленно. Благоразуміе и совсть со мною, а сердце такъ часто увлекается. Г-жа Колонжъ такъ прекрасна.
КОЛОНЖЪ. Чтоже можетъ быть общаго между вашимъ признаніемъ и моею женою.
ЛА-БЕРТОНИ (сильно вздохнувъ). Увы, мой добрый другъ! Женато ваша и довела меня до признанія, безъ нея, въ чемъ же я могъ упрекать себя? Словомъ, вотъ вамъ мое преступленіе. Около двухъ недль, смущаемый прельщеніемъ діавольскимъ, и позабывъ, что жена друга существо священное, я питалъ въ сердц своемъ непозволительную страсть, которую горько теперь оплакиваю, наконецъ, если уже надо назвать вещи по имени: я былъ влюбленъ въ г-жу Колонжъ.
КОЛОНЖЪ (очень равнодушно). Въ-самомъ-дл?
ЛА-БЕРТОНИ (всторону). Онъ равнодушенъ, онъ знаетъ все, кто, кром разбойника Ливернуа, могъ донести на меня? Эта измна непростительна. (вслухъ). Исповдь моя кончена, сознаю вину мою и чистосердечно раскаяваюсь. Увренъ что найду въ васъ друга благороднаго и великодушнаго. Вы можете въ этомъ случа дйствовать тмъ смле, что на дняхъ я ду въ Италію. Отъздъ мой доказываетъ вамъ чистоту моихъ намреній.
КОЛОНЖЪ. Что скажете на это, баронъ?
БАРОНЪ. Гд гнвъ, тутъ и милость.
КОЛОНЖЪ (смясь). Примите же отъ меня полное прощеніе. Такое раскаяніе нынче рдкость и потому не можетъ не заслужить прощенія.
ЛА-БЕРТОНИ. Вотъ истинное величіе души. (Схвативъ руку Колонжа). Вы Августъ, прощающій Цинну. Баронъ, неужели такое зрлище не можетъ васъ тронуть? Нтъ, не сердце, а ледъ бьется въ груди вашей, если въ эту минуту вы не чувствуете, что наслажденіе дружбы чище всхъ наслажденій, какія только даны человку! Баронъ! послдуйте благородному влеченію, которое я читаю въ глазахъ вашихъ. Еслибы знали вы, какъ пріятно съ чистою совстью жать руку друга! Быть-можетъ васъ удерживаетъ боязнь? Но вы видите, какъ Колонжъ великодушенъ. При первомъ слов раскаянія вашего, его объятія будутъ открыты вамъ, такъ какъ и мн, я увренъ въ этомъ, (встоpoнy). Отрази этотъ ударъ, если можешь.
БАРОНЪ (растерявшись). Я не знаю, что вы хотите этимъ сказать.
ЛА-БЕРТОНИ. Ахъ баронъ,баронъ! Какъ, вы упорствуете въ своихъ темныхъ и коварныхъ намреніяхъ даже и теперь, когда я, внучекъ вашъ по лтамъ, подалъ вамъ спасительный примръ возвращенія на стезю добродтели? Такое ожесточеніе не говоритъ въ вашу пользу. Неужели вы ршились умереть нераскаяннымъ гршникомъ?
БАРОНЪ (вн себя). Государь мой, если вы хотите сказать мн что-нибудь особенное, то мы можемъ объясниться не здсь.
КОЛОНЖЪ. Почему-жъ не здсь? Лишнихъ здсь нтъ никого. Ну, говорите же, Ла-Бертони, что сдлалъ другъ нашъ баронъ, и чмъ заслужилъ онъ названіе нераскаяннаго гршника?
ЛА-БЕРТОНИ. Что онъ сдлалъ? Да не онъ ли, благодаря искусству лошади, такъ -хороню изучившей науку ломать людямъ шеи, былъ первымъ виновникомъ моего раскаянія? Можно ли позабыть подобную услугу? А чмъ лучше, я могу доказать ему мою благодарность, какъ не извлеченіемъ его изъ той пропасти, къ которой не дале, какъ вчера, стремился и я. Да, баронъ можетъ сколько ему угодно хмурить брови и смотрть на меня глазами ястреба, а я все-таки выведу васъ на путь добродтели, хотя бы и противъ вашей воли. Мы гршили вмст и каяться должны вмст же. Вдь вы также, какъ и я, ухаживали за г-жею Колонжъ?
БАРОНЪ. Шутка эта выходитъ уже изъ границъ, вы забылись, сударь!
ЛА-БЕРТОНИ. Нисколько, увряю васъ, я очень хорошо знаю, что говорю, и не тогу понять вашей вспыльчивости. Неужели вы станете запираться въ любви къ, жен вашего лучшаго друга?
БАРОНЪ. Колонжъ, неужели наконецъ ты не понимаешь всего неприличія такихъ выходокъ? Мы у тебя въ дом, и Ты слушаешь ихъ такъ равнодушно.
КОЛОНЖЪ. Баронъ правъ, этотъ споръ кажется мн несовсмъ умстнымъ. Имя жены моей не должно здсь играть никакой роли, и мн хотлось бы, чтобы вы, Ла-Бертони, перемнили предметъ разговора.
ЛА-БЕРТОНИ (принужденно смясь). Такъ вотъ вы какой мужъ! Хорошо же, оставимъ это. Съ моей стороны было бы слишкомъ жестоко продолжать смущать ваше блаженное спокойствіе. Если вы любите отогрвать у себя на груди змй — вамъ никто не мшаетъ. Есть люди, которымъ хочется самимъ, чтобы ихъ кусали, можетъ-быть вы изъ такихъ людей! Въ такомъ случа, говоря языкомъ Шекспирова крестьянина Клеопатр: Я желаю вамъ всякаго веселья съ вашимъ аспидомъ. Что же касается до васъ, любезный баронъ, то скажу вамъ еще одно слово: Вы конечно слыхали пословицу, долгъ нлатежемъ красенъ… съ вашего, даже безъ вашего позволенія, я употреблю все, чтобы оправдать ее относительно васъ на дл. Вы мн вредили сколько могли, я буду вредить вамъ столько же. Надюсь впрочемъ, что мы попрежнему останемся друзьями.
КОЛОНЖЪ. Замолчите, господа, сюда идетъ жена моя.

III.

ПРЕЖНІЕ и АВРЕЛІЯ, потомъ ГАБРІЕЛЬ.

АВРЕЛІЯ (холодно). Здравствуй, Эрнестъ!
КОЛОНЖЪ (хочетъ взять ея руку, она отнимаетъ). Я слышалъ гулянье было многолюдно, оживлено.
АВРЕЛІЯ. О, да, было очень весело. (смотритъ въ дверь). А, наконецъ вотъ и г-жа Габріель. (идетъ къ ней навстрчу). Благодарю, Аврелія, что ты мн не измнила.
ГАБРІЕЛЬ. Разв это было можно? Мы положили цлый день провести вмст. Ты доставила мн удовольствіе видть тебя за моимъ столомъ, могла ли я не явиться на твое милое приглашеніе выпить съ тобою чашку чаю и докончить въ твоей бесд такой пріятный день? Здравствуйте, Колонжъ, а вы намъ измнили?
КОЛОНЖЪ. Вы знаете мои занятія….
АВРЕЛІЯ. А вотъ и послдній гость нашъ!
ГАБРІЕЛЬ (нжно). Ренье!

IV.

ПРЕЖНІЕ и РЕНЬЕ.

РЕНЬЕ. Я, кажется, немного опоздалъ, но мн необходимо было захать домой, а это не близко отсюда — поэтому прошу снисхожденія.
АВРЕЛІЯ. Полноте, Ренье, безъ церемоніи и лишнихъ извиненій. (Дамы располагаются на диван, кругомъ ихъ мужчины),
РЕНЬЕ (на авансцен). Любезна и обходительна! Я просто ничего не понимаю. Не сердится, какъ будто и не получала моей записки. Ея равнодушіе убиваетъ меня., О, какъ бы я предпочелъ ему гнвъ ея, даже насмшку.
АВРЕЛІЯ. Господа, я замчаю, что вы вс какъ-то не въ дух. Баронъ, гд ваша неистощимая веселость? Ла-Бертони и вы что-то хмуритесь, не сговорились ли вы?
БАРОНЪ (Авреліи). И васъ нельзя упрекнуть сегодня въ особенной веселости.
ЛА-БЕРТОНИ. Я не могу еще оправиться отъ своего несчастнаго паденія. (Дамы смются). Смйтесь, смйтесь, mesdames, не сдерживайте порывовъ вашего веселья, пусть хоть оно поможетъ вамъ согнать уныніе, замтное на всхъ лицахъ. Взгляните и на барона, онъ какъ-будто ожидаетъ своей очереди разсмшить васъ, я ужъ врно не послдній, очередь можетъ дойти и до другихъ. Я это ему предрекаю…
КОЛОНЖЪ (перебивая). Гд намрены вы, пить чай, здсь или на террас?
ГАБРІЕЛЬ. Вечеръ безподобный, полное сіяніе луны! на террас, конечно на террас. Не правда ли, Аврелія?
АВРЕЛІЯ. О, безъ сомннія, если это только теб пріятно.
КОЛОНЖЪ. Такъ я иду отдать нужныя приказанія и ожидаю васъ. (Уходитъ).
ГАБРІЕЛЬ. Ренье, подите къ намъ поближе, что вы тамъ такъ задумались. Ужъ не располагаетъ ли воздухъ Круа-де-Берни къ унылой задумчивости? Сядьте сюда поближе, любезный поэтъ. Недавно я читала переводъ Петрарки, и это подало мн мысль учиться итальянскому языку. Стихи въ перевод теряютъ такъ много. Вы любите Петрарку, Ренье?
РЕНЬЕ (надуто). Да, посл Дапта однако, это мой любимый поэтъ.
ГАБРІЕЛЬ. Дантъ, что за геній! Бари сдлалъ его бюстикъ, и я непремнно куплю его для столовыхъ часовъ.
РЕНЬЕ (напыщенно). Не бюстиковъ, а монументовъ достойны подобные люди!
ГАБРІЕЛЬ (нжно). Но скажите, пожалуста, неужели, въ сердц этихъ классическихъ пвцовъ любовь въ-самомъ-дл могла занимать такое важное мсто, какъ говорятъ о томъ ихъ сочиненія? Вдь нжность и чувствительность не всегда, бываютъ удломъ умовъ возвышенныхъ. Напримръ лордъ Байронъ
РЕНЬЕ. Въ этомъ отношенія я выдаю вамъ Байрона головою, несмотря, что нкогда онъ былъ однимъ изъ моихъ образцевъ. Но пламя, горвшее въ сердцахъ Данга и Петрарки, не можетъ быть подвержено никакому сомннію, (глядя на г-жу Колонжъ). Ссылаюсь на Лауру и Беатриче, эти дв свтозарныя звзды поэтическаго неба, безъ нихъ слава пвцовъ ихъ была бы неполна, геній безъ любви тоже, что годъ безъ весны. (встаетъ и идетъ на авансцену). Она и не слушаетъ и не взглянетъ, а я цликомъ сказалъ фразу изъ записки.
ГАБРІЕЛЬ. Лаура и Беатриче! Отъ этихъ именъ ветъ какимъ-то благоуханіемъ, которымъ женщин опасно дышать долго. Но если страсть можетъ казаться извинительною, то не тогда ли, когда она такъ очищена, облагорожена, возвышена? Плнительно изображеніе розы, цвтущей на лавр, красоты увковченной геніемъ.
РЕНЬЕ (на противуположной сторон сцены). Тутъ вмшался самъ сатана. Роза, цвтущая на лавр, это моя мысль, она не изъ числа тхъ обыкновенныхъ, пошлыхъ мыслей, которыя всякому могутъ придти въ голову… тутъ должна быть ужасная ошибка.
ГАБРІЕЛЬ. Не забудьте же, Репье, что вы общались пріхать ко мн прочесть ваши стихотворенія, мн очень бы хотлось утолить себя вашими ‘туманами и росами’.
РЕНЬЕ. Я долгомъ поставлю сдержать свое общаніе.
ЛА-БЕРТОНИ (тихо Ренье). О, вы человкъ опасный!
БАРОНЪ. Однако, mesdames, Колонжъ насъ ждетъ.
ГАБРІЕЛЬ (глядя на Ренье). Въ-самомъ-дл, луна ожидаетъ насъ, чтобы облить своимъ перламутровымъ свтомъ. Аврелія, пойдемъ. (Аврелія машинально повинуется, Баронъ слдуетъ за ними).

V.

ЛА-БЕРТОНИ и РЕНЬЕ.

ЛА-БЕРТОНИ. Да, повторяю, вы человкъ опасный! Самъ Ловеласъ ловилъ всегда только одного зайца, а вы, кажется, разомъ хотите поймать двухъ? О, какія бомбы и, ракеты пускаетъ въ васъ съ своей батареи г-жа Габріель! Если ваше сердце не превратилось въ ршето, то на немъ должна быть очень толстая кожа.
РЕНЬЕ. А мн что за дло до бомбъ и ракетъ г-жи Габріель: А васъ не понимаю.
ЛА-БЕРТОНИ. Вотъ прекрасно! Какъ-будто не понимаете. Послушайте, будьте откровенны со мною, я буду откровененъ съ вами, и это послужитъ, можетъ-быть, къ общей нашей польз. Чтобы дать вамъ примръ откровенности, я начну первый. На этихъ дняхъ я порядочно-таки досаждалъ вамъ, ухаживая за г-жею Колонжъ.
РЕНЬЕ. Что жъ тутъ досаднаго?
ЛА-БЕРТОНИ. Дайте мн кончить. Вы почитали меня своимъ соперникомъ, и назадъ тому нсколько времени, можетъ-быть, вы были правы, по теперь я вамъ не мшаю: я бросаю эту игру, и желаю вамъ въ ней всевозможныхъ успховъ.
РЕНЬЕ. Это довольно быстрая перемна!
ЛА-БЕРТОНИ. Однако объяснить ее не трудно. Я другъ Колонжу и потому, пораздумавъ, увидлъ, что любовь къ жен его была бы съ моей стороны несовсмъ похвальнымъ поступкомъ.
РЕНЬЕ. Вроятно маленькая непріятность, которая съ вами случилась сегодня, еще боле утвердила васъ въ такой добродтельной ршимости?
ЛА-БЕРТОНИ (грубо, съ досадой). Вы видите сами, что между мною и вами не можетъ быть соперничества.
РЕНЬЕ. Но его никогда и не было, клянусь вамъ, съ чего вы взяли, что я влюбленъ въ г-жу Колонжъ?
ЛА-БЕРТОНИ. Разсказывайте, любезнйшій, меня вы не переуврите! Я представлю вамъ такіе факты, какихъ вы не ожидаете, и они докажутъ вамъ, какъ безполезна скрытность со много.
РЕНЬЕ. Напримръ?.
ЛА-БЕРТОНИ. Я ограничусь однимъ, запретесь ли вы, что вчера на бал у г-жи Габріель, вы очень ловко умли похитить платокъ Авреліи.
РЕНЬЕ (съ сильнымъ смущеніемъ). Какъ! у г-жи Колонжъ украли платокъ?
ЛА-БЕРТОНИ. Вотъ еще! какъ-будто вы не знаете. (всторону) Какъ онъ встревоженъ. Тутъ что-нибудь да кроется.
РЕНЬЕ. Но уврены-ли вы въ томъ, что говорите?
ЛА-БЕРТОНИ. Если вы не виноваты въ этомъ похищеніи, то я знаю только одного человка, который могъ себ позволить такую малость.
РЕНЬЕ. Кто же это?
ЛА-БЕРТОНИ. Тотъ, кто сейчасъ оттуда вышелъ и кто тамъ, на террас забавляется на нашъ счетъ: баронъ де-Ливернуа.
РЕНЬЕ. Ливернуа! А, теперь я все понимаю! Вотъ отчего онъ меня вызвалъ изъ- залы, обманувъ, будто г-жа Габріель хочетъ говорить со мною!!
ЛА-БЕРТОНИ. Но я не понимаю, зачмъ ему было удалять васъ? Разв вы стерегли платокъ?
РЕНЬЕ. Больше. (посл нкоторой нершительности) Вамъ почти все уже извстно, и мн скрываться безполезно. Знайте, что вчера, когда случилась эта пропажа,— я вложилъ въ платокъ записку.
ЛА-БЕРТОНИ. Ай, ай, неужели вы позволяете себ такія ребячества? Я васъ считалъ взрослымъ человкомъ… Какіе посланіе, вмсто ручекъ г-жи Колонжъ, попалась, по всей вроятности, въ руки Ливернуа.
РЕНЬЕ (запальчиво). Онъ мн отдастъ его, хотя бы для этого надобно было вырвать его со шпагою въ рукахъ!
ЛА-БЕРТОНИ. Вы видите, что объясненіе тутъ необходимо. Я и самъ хочу наказать Ливернуа. Неужели мы вдвоемъ не можемъ дать ему урока, котораго онъ вполн заслуживаетъ.
РЕНЬЕ. Такъ и онъ влюбленъ въ г-жу Колонжъ?
ЛА-БЕРТОНИ. А вы этого до сихъ-поръ и не замчали? Не даромъ же рисуютъ амура съ повязкою на глазахъ! Да, любезный поэтъ, онъ вашъ соперникъ.
РЕНЬЕ. Нашъ вы хотите сказать?
ЛА-БЕРТОНИ. Вы знаете, я выключенъ изъ списка, я въ отставк.
РЕНЬЕ. Такъ ли полно?
ЛА-БЕРТОНИ. Честное слово, и въ доказательство, я готовъ, безъ дальнихъ разсужденій, служить вамъ, чмъ могу. Если ужъ суждено Колонжу узнать несчастіе, то пусть лучше онъ терпитъ отъ васъ, нежели отъ этой хитрой, старой лисицы. Жаль смотрть, какъ, подъ видомъ друга, онъ обманываетъ бднаго Колонжа, который, въ сердечной простот художника, не видитъ дальше своего носа. Но пусть баронъ крпче придерживаетъ свою маску…. я успю сорвать ее въ глазахъ Авреліи.
РЕНЬЕ. И отъ меня пусть онъ не ждетъ пощады.
ЛА-БЕРТОНИ. Въ два дня онъ у меня сдлается баснею цлаго Парижа.
РЕНЬЕ. А для лучшаго успха, ему надобно хорошенько зарубить на памяти егб поступокъ, и если онъ не возвратитъ мн того, что укралъ. я самъ примусь за эту операцію.
ЛА-БЕРТОНИ. Вотъ кстати онъ самъ! Я оставляю васъ, (сталки ваясь вг дверяхъ съ барономъ, даетъ ему дорогу, и съ поклономъ уходитъ).

VI.

РЕНЬЕ и БАРОНЪ ЛИВЕРНУА.

РЕНЬЕ (грозно). Государь мой! вчера на бал вы изволили обмануть меня, хозяйка дома и не думала звать меня.
БАРОНЪ (спокойно). Она спрашивала Гренье, я думалъ васъ. Гренье-Ренье — тутъ много похожаго. Извините.
РЕНЬЕ. Позвольте мн еще спросить васъ…
БАРОНЪ (всторону). Чего отъ меня хочетъ этотъ скворецъ? (вслухъ) Все, что вамъ будетъ угодно.
РЕНЬЕ. Я увренъ, что вы будете отвчать мн откровенно, какъ слдуетъ честному человку.
БАРОНЪ (нетерпливо). Къ длу, сударь!
РЕНЬЕ. Дло вотъ въ чемъ. Мн сказали, что вчера на бал у г-жи Габріель, вамъ, не знаю по какому случаю, попался въ руки женскій платокъ, въ который вложена была записка. Правда ли это?
БАРОНЪ (смущенный). Вамъ правду сказали, мн точно вчера попался въ руки платокъ, прекрасно вышитый съ письмомъ, написаннымъ еще прекрасне.
РЕНЬЕ (задыхаясь). Вы осмлились прочесть его?
БАРОНЪ. Прочелъ, и съ величайшимъ удовольствіемъ. Новая Элоиза, Вертеръ, письма Джакоппо Ортиса, не что-иное, какъ потухшіе угли передъ этимъ костромъ. Какая сила! Сколько огня! какая поэзія! Человкъ, который написалъ эти строки, безъ сомннія, долженъ быть талантъ первой величины и скоро, вроятно, станетъ на ту завидную степень, какой онъ вполн достоенъ. Я тружусь уже для него — между тмъ какъ онъ этого и не подозрваетъ.
РЕНЬЕ (всторону). Онъ, пожалуй, дурачитъ меня! (вслухъ) Государь мой! Я знаю, вы умете шутить прекрасно, но шутки ваши теперь не у мста. Я говорю съ вами не для смха, а для серьознаго объясненія. Вы сознаетесь, что завладли письмомъ, котораго я объявляю себя авторомъ. Что вы съ нимъ сдлали? Я требую отвта отъ васъ.
БАРОНЪ. Не сердитесь, выслушайте меня, и вы увритесь, что я оказалъ вамъ истинную услугу. Напередъ изложимъ факты. Вы влюблены,— по-крайней-мр вы такъ думаете,— влюблены въ г-жу Колонжъ. Я другъ ея мужа. Что было мн длать, когда случай послалъ мн вашу записку? Доставить ее но адресу? но тогда я измнилъ бы дружб. Отдать вамъ? но согласились ли бы вы уничтожить ее и не писать другихъ,? Сжечь ее?— на это могъ ршиться одинъ вандалъ. Въ недоумніи я избралъ послднее средство, которое покажется вамъ страннымъ, но выгоды котораго вы сейчасъ поймете. Какъ нравится вамъ г-жа Габріель? Вдь она очень любезная женщина.
РЕНЬЕ. Г-жа Габріель.
БАРОНЪ. Если вамъ сказать, что со вчерашняго вечера она питаетъ къ слогу вашему уваженіе, доходящее до восторга, что она считаетъ васъ теперь первымъ писателемъ-нашего вка, еслибы, наконецъ, я сказалъ вамъ, что письмо, о которомъ вы говорите, она перечитывала двадцать, сто разъ?
РЕНЬЕ. Я не врю, чтобы вы говорили серьозно. Къ чему эти шутки?
БАРОНЪ. Тутъ вовсе нтъ шутокъ. Письмо, адресованное вами къ Авреліи Колонжъ, попало къ Авреліи Габріель,— вотъ и все. На почт случаются каждый день гораздо важнйшія ошибки.
РЕНЬЕ. Государь мой! вы объяснили мн то, что я желалъ знать. Теперь благоволите назначить мсто и условія для дла, необходимость котораго, я думаю, вы понимаете.
БАРОНЪ. Подарите меня еще двумя минутами вниманія, и если посл нихъ вы не откажетесь отъ дуэли — мы можемъ драться. Желаніе и исходъ вашихъ трудовъ — слава, не правда ли? Вы ощущаете въ себ мощныя силы, зародышъ таланта, которому стоитъ только развернуться.Какое вліяніе произвела бы на жизнь вашу истинная страсть, внушенная вамъ г-жею Колонжъ. Вліяніе пагубное, смю васъ въ томъ уврить. Положимъ даже, что г-жа Колонжъ васъ любитъ… Что жъ изъ этого выйдетъ? Счастливая или несчастная любовь непремнно заглушитъ въ васъ талантъ. Вы не знаете, до чего можетъ простираться эгоизмъ женщины, избалованной свтомъ и модою…. Она станетъ любить васъ не для васъ, а для себя. Вы должны будете посвятить ей вс мысли свои, вс минуты жизни, все свое существованіе. Вмсто того, чтобъ поощрять васъ къ пріобртенію славы, она постарается обрзать крылья у вашего честолюбія. Любовь ослабитъ мало-помалу вс струны души вашей. Ринальдо у Армады, вы станете тратить поэтическій талантъ свои на сочиненіе любовныхъ стишковъ. Врьте мн, нтъ въ свт женщины, которая заслуживала бы, чтобы ей принесли къ жертву такой талантъ.
РЕНЬЕ. Ваши замчанія отчасти справедливы, но ихъ можно примнить и къ другимъ женщинамъ. Не вс ли он взыскательны?
БАРОНЪ. Заблужденіе, мой юный другъ! Если вы намекаете на г-жу Габріель. Эта уже любитъ васъ страстно — когда вы еще и не думаете любить ее. Когда мы мало преданы женщин, а она насъ любитъ до безумія, тогда — изъ раба мужчина становится господиномъ, его берегутъ, лелеятъ, соображаются съ его склонностями, принимаютъ его мннія, принимаютъ участіе въ успхахъ его, устраняютъ отъ него вс препятствія, готовы положить къ ногамъ его весь міръ. Къ тому же г-жа Габріель чувствительна и любитъ поэзію.
РЕНЬЕ. Но она не хороша собою и даже не умна.
БАРОНЪ. Поэтъ! какая неблагодарность! Женщина, которая, еще не видвши ничего, уже говоритъ всмъ и каждому, что стихи ваши заставляютъ позабыть Ламартина, что самъ Викторъ Гюго долженъ крпче держаться за свою славу.
РЕНЬЕ. Она говоритъ это?
БАРОНЪ. Заговоритъ и не то еще, если вы поддержите любовь и уваженіе, которыя она уже къ вамъ питаетъ. У васъ есть талантъ, но этого недовольно, таланту вашему надобенъ блескъ, иначе онъ никогда не будетъ признанъ. Что вамъ нужно? Каедру, театръ, пьедесталъ. Все это найдете вы у г-жи Габріель, когда она, не шутя заинтересуется вами. Она очень богата. Въ салон ея собираются женщины, которыхъ мнніе служитъ авторитетомъ. Виконтесса взволнуетъ для васъ землю и приготовитъ самые вкусные пироги, чтобы насытить церберовъ критики, она вотрется къ журналистамъ, найдетъ издателя…
РЕНЬЕ. Позвольте. Поступокъ вашъ былъ опрометчивъ, но я начинаю понимать, что вы точно не имли злаго умысла.
БАРОНЪ. А, вы наконецъ понимаете, что я желалъ вамъ принести пользу.
РЕНЬЕ. Однакожъ, прежде всего, вы имли въ этомъ собственныя выгоды?
БАРОНЪ. Выгоды, какія же позвольте спросить?
РЕНЬЕ. Вы хотли избавиться отъ соперника.
БАРОНЪ. Такъ вы думаете, что я влюбленъ тоже въ г-жу Колонжъ? Какое непростительное ослпленіе!
РЕНЬЕ. Я это знаю наврное!
БАРОНЪ. Бьюсь объ закладъ, что эту вздорную мысль вложилъ вамъ въ голову Ла-Бертони. Если вы станете врить всмъ разсказамъ этого гасконца, такъ онъ покажетъ вамъ звзды при солнц. Мн влюбиться въ жену искренняго моего друга! Какъ это можно1 Это нелпость.
РЕНЬЕ. Наше объясненіе приняло такой оборотъ, что мн надо объ немъ хорошенько подумать.
БАРОНЪ. Какъ вамъ угодно.

VII.

ПРЕЖНІЕ и АВРЕЛІЯ.

АВРЕЛІЯ. Врно, господа, у васъ очень серьозный разговоръ. Ренье, вы даже забыли, что не пили чаю. Г-жа Габріель поручила мн сказать вамъ, что ночь благопріятствуетъ благоуханіямъ душевнымъ или что-то въ этомъ род, что я перевожу желаніемъ ея въ такую ночь имть возл себя любезнаго собесдника, а потому и прошу васъ пожаловать на террасу. Я общала волей или неволей привести васъ къ ней.
РЕНЬЕ. Бгу благодарить г жу Габріель за ея вниманіе (уходитъ).

VIII.

БАРОНЪ ЛИВЕРНУА и АВРЕЛІЯ.

АВРЕЛІЯ. Ахъ, Ливернуа!
БАРОНЪ. Что съ вами, вы такъ разстроены…
АВРЕЛІЯ. Я хочу просить васъ объ одной вещи.
БАРОНЪ. О, говорите! Я въ нетерпніи отъ желанія быть вамъ чмъ-нибудь полезнымъ.
АВРЕЛІЯ. Меня занимаетъ теперь одна мысль, только вовсе не такая важная, какъ вы, пожалуй, готовы подумать, это капризъ и больше ничего. Вы знаете, что Эрнестъ запретилъ ходить въ его мастерскую. Съ-тхъ-поръ, какъ онъ началъ свою картину, тамъ никто не былъ, даже и я. Прежде я не обращала на это вниманія, но теперь, признаюсь, мн захотлось отвдать запрещеннаго плода.
БАРОНЪ (всторону). А, Ла-Бертони таки усплъ поселить въ ней недоврчивость къ мужу.
АВРЕЛІЯ. Если мн сказать самой о томъ Колонжу, онъ засмется, приласкается и вырветъ у меня согласіе потерпть еще немного — подъ тмъ предлогомъ, что черезъ мсяцъ любопытство мое будетъ удовлетворено. Но еслибъ удалось взглянуть на его картину кому-нибудь другому, напримръ вамъ, тогда онъ и мн не могъ бы отказать въ этомъ удовольствіи.
БАРОНЪ. Стало-быть вамъ угодно, чтобы я, во что бы то ни стало, заставилъ Колонжа впустить меня въ его завтный пріютъ труда? Признаюсь, эту крпость придется брать приступомъ. Но если бы мн даже пришлось остаться въ пролом, я все-таки на это отважусь, потомучто вамъ такъ угодно. Колонжъ теперь въ мастерской?
АВРЕЛІЯ (съ неудовольствіемъ). Гд же ему быть, онъ только-что напился чаю, и тотчасъ же скрылся.
БАРОНЪ. Въ такомъ случа я, если позволите, тотчасъ же пойду начну осаду, и приду отдать вамъ отчетъ въ моей побд или пораженіи.
АВРЕЛІЯ. Я жду васъ здсь (Ливернуа уходитъ).

IX.

АВРЕЛІЯ одна:

АВРЕЛІЯ. Боже мой, какое мученіе! Что значатъ намеки этого злаго Ла-Бертони? Съ какой саркастической улыбкой онъ сомнвался, чтобы Колонжъ по 15-ти часовъ въ сутки могъ проводить въ своей мастерской, и поздравлялъ меня съ такою примрною доврчивостью къ мужу. Что если Эрнестъ меня обманывалъ? Что, если онъ не въ мастерской проводилъ все время, которое я его не видала? Если это былъ только предлогъ отдлываться отъ меня? О! это было бы ужасно! Я дала ему слово не заглядывать въ его мастерскую до окончанія его картины! Гордость и достоинство любящей женщины не позволяютъ мн самой удостовриться въ своихъ подозрніяхъ! Но исполненіе мысли пробраться въ мастерскую третьему лицу откроетъ и мн туда путь. Что жъ это Ливернуа нейдетъ? Удалось ли ему добраться до картины? А! вотъ и онъ! Какой мрачный и задумчивый видъ! Я предчувствую какое-нибудь горе!..

X.

АВРЕЛІЯ и БАРОНЪ ЛИВЕРНУА

АВРЕЛІЯ. Ну что? Онъ тамъ, я надюсь?
БАРОНЪ (мрачно). Тамъ.
АВРЕЛІЯ. Онъ пустилъ васъ къ себ? Вы видли его картину? Ну что жъ? Какова она? Стоитъ ли времени, которое употреблено на нее?
БАРОНЪ. На который изъ этихъ вопросовъ прикажете мн прежде отвчать?
АВРЕЛІЯ. Говорите скоре, очень естественно, что на первый. Пустилъ ли онъ васъ къ себ въ мастерскую и видли ли вы картину?
БАРОНЪ. Я безпрепятственно вошелъ въ первую комнату и началъ сильно стучать въ дверь второй, гд работалъ Колонжъ. Раздосадованный, онъ отворилъ дверь и протянулъ руку, какъ часовой, выставляющій впередъ штыкъ, чтобы внушить уваженіе къ своему посту. Нтъ, мой милый, сказалъ я, замтивъ его грозную позу, еслибы мн даже пришлось пройти по твоему тлу — я войду непремнно: заслуги мои (опомнясь), то-есть, дружба моя къ теб позволяютъ теб, кажется, сдлать для меня исключеніе. Рано ли поздно ли, вдь увидимъ же мы эту таинственную картину! Зачмъ же отказывать мн доле въ удовольствіи насладиться ею первому?
АВРЕЛІЯ. Что же отвчалъ онъ вамъ?
БАРОНЪ. Она еще не можетъ явиться на судъ твой, сказалъ онъ съ скромностію, которою умные люди прикрываютъ свою гордость. Если теб нужно переговорить со мной, пойдемъ въ кабинетъ.
АВРЕЛІЯ. Вы, конечно, не сдались?
БАРОНЪ. Разв я съ тмъ туда пошелъ? Нтъ, продолжалъ я, если ты упрямъ, то и я бретонецъ. Вчера я хвастался передъ десятью пріятелями, что уже видлъ превосходное произведеніе, слдовательно, я долженъ видть его, или на меня станутъ указывать пальцами.
АВРЕЛІЯ. А, вотъ что вы придумали! Нельзя не удивляться вашей изобртательности.
БАРОНЪ. Напрасно Колонжъ говорилъ, что черезъ мсяцъ, и даже мене, картина будетъ кончена, и тогда мн можно будетъ увидть ее, и возражалъ ему, что тогда вс могутъ судить о ней, а я требую исключенія. Я говорилъ ему, что эта мысль такъ укоренилась въ ум моемъ, что никто ее оттуда не выгонитъ, и что я ршился, если не пустятъ меня въ таинственное убжище, перестать считать себя его другомъ.
АВРЕЛІЯ. И Эрнестъ, побжденный этимъ послднимъ доводомъ, ршился наконецъ…
БАРОНЪ (перебивая). Впустить меня. Не буду говорить вамъ о достоинств картины, она будетъ алмазомъ выставки, (всторону). Постой, Колонжъ, твой послдній часъ пробилъ!
АВРЕЛІЯ. Много ли картина подвинулась впередъ, говорите! Замтно ли, что Эрнестъ по 15 часовъ въ сутки посвящалъ этому труду цлые три мсяца.
БАРОНЪ. Да, сдлано много, но… я долженъ вамъ сообщить одно обстоятельство… очень щекотливое… Я далъ бы многое, чтобы вы мн позволили молчать… но рано ли поздно ли вы должны же наконецъ увидть картину своими глазами, и мн кажется лучше нсподоволь приготовить васъ къ удару, нежели поразить имъ неожиданно.
АВРЕЛІЯ. Не бойтесь, говорите, я готова все выслушать.
БАРОНЪ. Вы знаете, какъ я друженъ съ вашимъ мужемъ, вы часто слышали, что я всегда въ глазахъ вашихъ бралъ его сторону, и даже сегодня не отчаиваюсь оправдать его.
АВРЕЛІЯ. Но, ради Бога, что же онъ такое сдлалъ?
БАРОНЪ. Позвольте прежде исполнить долгъ, возлагаемый на меня дружбою. Еслибы дло шло о человк обыкновенномъ, я ни слова не сказалъ бы въ его защиту, по мужъ вашъ талантъ, какихъ мало. Онъ составляетъ исключеніе изъ общаго правила, Что преобладаетъ въ художник? Воображеніе! Вы знаете, нтъ ничего непостоянне воображенія, оно никогда не дремлетъ, спокойствіе убиваетъ его, счастіе надодаетъ ему. Воображеніе готово бросить самую счастливую жизнь для бродяжничества но большимъ дорогамъ Возьмите любое сокровище, возьмите женщину со всми совершенствами, (нжно) себя самихъ возьмите, вы увидите, что ни сокровище, ни эта женщина не удержатъ человка, увлекаемаго воображеніемъ. Вы будете также любимы, но въ обществ, съ которымъ мужъ вашъ познакомился еще до вашей женитьбы и въ которомъ вы не можете никогда быть, найдется женщина, не столько прекрасная, какъ вы, но зато прекрасная наружно до того, что художникъ позволитъ сказать себ: ‘вотъ идеалъ!’
АВРЕЛІЯ. Женщина!
БАРОНЪ. Пламенное воображеніе художника, разрушивъ алтарь прекрасной и добродтельной женщины, воскуряетъ иміамъ предъ тою, которая не можетъ идти даже въ сравненіе съ первою, но выкупаетъ все это прелестью новизны.
АВРЕЛІЯ. Объясненія всторону, одно слово, о комъ вы говорите? Кто эта женщина?
БАРОНЪ. Я не думаю, чтобы вы ее знали.
АВРЕЛІЯ (гнвно). Имя ея?
БАРОНЪ. Госпожа Графенъ.
АВРЕЛІЯ (вскрикнувъ). Госпожа Графенъ? О я знаю ее! Въ-самомъ-дл, она прекрасна, она лучше меня! Колонжъ любитъ ее! (помолчавъ). Благодарю васъ за откровенность. Но вы понимаете, что словъ вашихъ недостаточно, мн нужны доказательства.
БАРОНЪ. Доказательства! Вы ихъ найдете въ мастерской.
АВРЕЛІЯ. Въ его мастерской? Она!..
БАРОНЪ. На картин, которую онъ пишетъ.
АВРЕЛІЯ. Ея портретъ!
БАРОНЪ. Я опечалилъ васъ. О, еслибъ отъ меня зависило отвратить этотъ ударъ! Но вы хотли знать истину, и я не могъ скрыть ее, хотя она должна была поразить васъ въ самое сердце.
АВРЕЛІЯ. О, да, въ сердце!
БАРОНЪ. Соединяя въ себ все, что можетъ привязать и восхищать человка, вы, конечно, не можете привыкнуть къ мысли, что тотъ, кто иметъ счастіе обладать вами, можетъ желать чего-нибудь другаго. Другой на мст Колонжа ограничился бы желаніемъ нравиться вамъ, вмсто того, чтобы измнять, старался бы сдлаться достойнымъ любви вашей. (страстно) Другой на его мст, и это я говорю по собственному убжденію, любилъ бы васъ пламенно, нераздльно, вчно! (Движеніе Авреліи). Если Колонжъ поступилъ иначе, это значитъ, что такое глубокое чувство несовмстно съ честолюбіемъ, которое, преобладая въ художник, длаетъ его эгоистомъ.
АВРЕЛІЯ. Отнимая у меня часть жизни, между-тмъ какъ моя жизнь вся принадлежитъ ему, онъ повинуется необходимымъ законамъ организаціи художниковъ. О, зачмъ я не полюбила обыкновеннаго человка! Онъ любилъ бы меня!
БАРОНЪ. Надо быть снисходительнымъ къ бдному Колонжу. У каждаго дерева — свой плодъ, и требовать отъ артиста постоянства въ любви, тоже, что, говоря словами г-жи Габріэль, требовать розъ отъ лавра. Что художникъ пишетъ портретъ любимой женщины, это вещь обыкновенная, но женатому человку выставлять на показъ любовь къ замужней женщин, и притомъ на картин, назначенной для всхъ, это можно объяснить только страстью, близкою къ безумію, иначе онъ не оскорбилъ бы васъ такъ жестоко.
АВРЕЛІЯ. И такъ я ничего не значу въ его жизни, онъ не могъ всегда любить меня! Виноватъ не онъ, а я! Я не дйствую боле на его воображеніе, не долженъ ли онъ естественно искать въ другой женщин тхъ прелестей, которыхъ уже боле не находитъ во мн. (помолчавъ немного и пристально взглянувъ на барона). Но я поврю тогда только, когда увижу собственными глазами. Теперь, я прошу васъ оставить меня, я такъ взволнована… Завтра я сама удостоврюсь въ справедливости словъ вашихъ.
БАРОНЪ (откланивается). О, какая ревнивица!

XI.

АВРЕЛІЯ одна.

Да, завтра же! Я проберусь въ его мастерскую, хотя бы для этого мн надо было употребить силу. И онъ увидитъ тогда, какъ мститъ оскорбленная женщина!

ДЙСТВІЕ III.

Мастерская Колонжа. Внутри дверь, направо окно, къ которому приставлена картина, занимающая вето правую сторону сцены, и задернутая зеленой занавской. На лвой сторон маленькая дверь, закрытая красной портьерой. Въ комнат бюсты, краски, палитры.

I.

ЛЮДОВИКЪ мететъ и убираетъ комнату.

ЛЮДОВИКЪ. Какъ у этихъ господъ живописцевъ трудно содержать комнаты въ частот и порядк… все разбросано, а не смй ничего тронуть, да еще, ко всему, будь вчно на сторож, какъ бы кто сюда не проскользнулъ… Эти господа такіе любопытные, ужъ не разъ ко мн подъзжали: Людовикъ, голубчикъ, отопри мастерскую, покажи картину! Какъ бы не такъ! А баринъ, всегда уходя, непремнно скажетъ: смотри не звай, держи ухо востро, чтобы никто не осмлился взойти сюда… даже жена! Слышишь-ли, дуралей, даже жена! Ну на нее, голубушку, жаль пожаловаться, хоть женщина, а не любопытна!.. Ужъ зато я запираюсь всегда, когда убираю комнату, да и выхожу изъ нея, такъ ключъ у меня всегда въ карман, пока баринъ его не потребуетъ. (прислушивается) Что это! Кто-то стучится… кому бы такъ рано!
АВРЕЛІЯ (за дверью). Отопри, Людовикъ!
ЛЮДОВИКЪ. Ай, ай! Г-жа Колонжъ!
АВРЕЛІЯ (тамъ же). Слышишь-ли, отопри!
ЛЮДОВИКЪ. Радъ-бы, сударыня, да вы знаете, баринъ запретилъ…
АВРЕЛІЯ. А я теб приказываю.
ЛЮДОВИКЪ. Какъ же быть: одинъ запрещаетъ, другая приказываетъ… а если изъ двухъ приказаній господъ одно противорчитъ другому, умный слуга не затрудняется въ выбор.
АВРЕЛІЯ. Что ты тамъ бормочешь? Долго-ли еще дожидаться?
ЛЮДОВИКЪ. Сейчасъ, сударыня, сейчасъ. Надо повиноваться госпож, хотя бы заслужилъ гнвъ господина, (отпираетъ) Вдь не състъ же онъ меня въ-самимъ-дл.

II.

ЛЮДОВИКЪ И АВРЕЛІЯ.

АВРЕЛІЯ (сходя). Наконецъ ты надумался!
ЛЮДОВИКЪ. Я говорилъ себ, сударыня, что черезъ четверть часа г. Колонжъ вернется съ своей обычной прогулки по террас.
АВРЕЛІЯ. Это не твоя забота… оставь меня.
ЛЮДОВИКЪ. Слушаю, сударыня! (всторону) Что касается до этого, я самъ очень радъ уйти куда-нибудь подале. Пусть раздлываются они промежъ собою, какъ знаютъ… (уходитъ).

III.

АВРЕЛІЯ одна.

АВРЕЛІЯ (съ безпокойствомъ). Наконецъ я одна! Настала минута удостовриться въ обвиненіи Эрнеста! О, какъ бьется мое сердце! Надо поспшить, онъ можетъ вернуться. (быстро идетъ къ картин, отдергиваетъ занавсъ и жадно смотритъ на нее). А! вотъ она, (закрываетъ глаза рукою и опирается на спинку креселъ, чтобы не упасть отъ волненія). Вотъ эти блокурые волосы, эти плечи!.. (плачетъ) Эрнестъ, Эрнестъ!.. я погибла, ты мн предпочелъ ее! (помолчавъ немного, съ гордостью). Я плачу!.. Разв красота другой женщины даетъ право мужчин измнять клятвамъ, даннымъ прежде той, которая вся принадлежитъ ему, съ которою онъ связанъ священными узами любви и брака? О, Эрнестъ, ничто не можетъ оправдатъ твоей измны! Но я не буду такъ малодушна, чтобы безъ боя уступить соперниц! пусть онъ узнаетъ месть мою! (быстро подходитъ къ столу, на которомъ лежатъ краски и палитра, схватываетъ кисть и обмакиваетъ въ краску). Пусть придетъ онъ теперь! (замазываетъ фигуру). Вы съ такою любовью рисовали эту женщину!.. полюбуйтесь теперь ею.(прислушиваясь). А! онъ идетъ, я слышу его шаги по лстниц. (прячется за занавсъ боковой двери).

IV.

КОЛОНЖЪ ВХОДИТЪ.

КОЛОНЖЪ (запирая за собою дверь). Странно! Людовикъ забылъ въ первый разъ запереть за собою двери. Людовикъ! его здсь нтъ! Это удивительно! (оглядывается на картину). Занавсъ отдернута! (подходитъ къ картин и останавливается въ остолбененіи). Людовикъ! Что это такое? Людовикъ! О, только живописецъ, какой-нибудь тайный врагъ могъ мн нанести подобное оскорбленіе! Три недли труда, самаго постояннаго, разрушено въ одно мгновеніе! Какъ ловко умлъ онъ попасть мн въ самое сердце, сдлать ударъ свой смертельнымъ. Моя прекрасная фигура, моя очаровательная блондинка, которой недоставало только крыльевъ, чтобъ бытъ амуромъ, запачкана, обезображена этимъ разбойникомъ! О я найду, я отыщу его, и тогда горе ему, я накажу его1

V.

КОЛОНЖЪ И АВРЕЛІЯ.

АВРЕЛІЯ. Такъ вымещайте же на мн гнвъ вашъ!
КОЛОНЖЪ (вн себя отъ удивленія). Аврелія! ты здсь… и это ты…
АВРЕЛІЯ. Да, я!
КОЛОНЖЪ. Но чмъ же была она виновата предъ тобою? Знаешь-ли, что ты разрушила трудъ цлыхъ трехъ недль!
АВРЕЛІЯ. Вы видите меня въ послдній разъ, я уду къ отцу моему, тогда вы можете сколько угодно малевать вашу блондинку, но до тхъ-поръ вы не должны были позволить себ этого, вы должны были довольствоваться тмъ, что обманывали меня, но оскорблять,— я этого не заслужила.
КОЛОНЖЪ. Тебя обманывать? тебя оскорблять? Ради Бога, что все это значитъ?
АВРЕЛІЯ. Я ненавижу васъ! Не заставляйте, же васъ презирать. Къ чему все это лукавство, разв я не знаю госпожи Графенъ!
КОЛОНЖЪ (радостно). Ты ревнуешь! О, я забываю все свое горе!.. Какое ребячество! Оттого, что одно изъ лицъ моей картины похоже на г-жу Графенъ, ты ревнуешь меня къ этой женщин, съ которой я никогда не говорилъ, которую едва знаю!
АВРЕЛІЯ. Едва знаете? Вы лжецъ! Вы ее любите, я это знаю! Вы никогда не говорили съ нею? Не скажете ли, что и портретъ ея писали вы, не зная сами, что длаете?
КОЛОНЖЪ. Конечно,— и сказалъ бы правду: я думалъ, что длаю вещь самую обыкновенную, и вовсе не подозрвалъ тутъ преступленія.
АВРЕЛІЯ. Здсь или у нея въ дом были ваши сеансы?
КОЛОНЖЪ. Сеансовъ никакихъ не было, клянусь теб. И съ чего ты взяла все это? Мн просто понадобилась голова блондинки, я увидлъ г-жу Графенъ, нашелъ лицо ея годнымъ для моего сюжета, и воспользовался имъ по праву живописца, такъ же, какъ могъ-бы воспользоваться головою старика или ребенка. Если я провинился въ чемъ нибудь, то ужъ врно безъ всякаго дурнаго намренія.
АВРЕЛІЯ. И вы писали портретъ г-жи Графенъ безъ ея вдома?
КОЛОНЖЪ. Конечно. Быть-можетъ я въ-самомъ-дл поступилъ нескромно, однакожъ, въ такомъ случа, г-жа Графенъ иметъ боле причинъ негодовать на меня, нежели ты.
АВРЕЛІЯ. Никогда не поврю этому. Снимая съ меня портретъ, вы взяли, по-крайней-мр, восемь длинныхъ сеансовъ, и это вамъ казалось мало.
КОЛОНЖЪ. Потому-что это былъ твой портретъ, мы не были еще обвнчаны. Я не имлъ права видть тебя, сколько мн хотлось, какъ же могли мн казаться слишкомъ частыми или слишкомъ длинными сеансы, дававшіе мн случай быть съ тобою наедин?
АВРЕЛІЯ. Вы меня не уврите, что можно рисовать на память.
КОЛОНЖЪ. Однакожъ многіе живописцы одарены этою способностью, посвятивъ себя изученію природы, они удерживаютъ въ душ своей изображеніе видимыхъ предметовъ доле я ясне, чмъ другіе люди.
АВРЕЛІЯ (ревниво). Особенно, когда эти изображенія — хорошенькія женщины?
КОЛОНЖЪ. Если ты мн не вришь, я готовъ представить доказательства. (беретъ бумагу и карандашъ, который чинитъ).
АВРЕЛІЯ. Что вы хотите длать?
КОЛОНЖЪ. Снять твой портретъ на память. Вдь, кажется, мы объ этомъ спорамъ, ты увидишь обманываю ли я тебя, и узнаешь, что мои слова заслуживаютъ немного боле доврія. (Колонокъ рисуетъ и по временамъ закрываетъ глаза, какъ бы желая вспомнитъ ускользающія отъ него черты. Аврелія стоитъ за стуломъ и съ любопытствомъ смотритъ на работу). Ну, какъ теб это кажется?
АВРЕЛІЯ. Вы правы, я не сомнваюсь въ вашемъ талант, вы можете помнить всякое лицо, которое вамъ нравится, всхъ женщинъ, которыя успли обратить ваше вниманіе.
КОЛОНЖЪ. Не только хорошенькихъ, по и дурныхъ.
АВРЕЛІЯ. Дурныхъ! Разв вы смотрите на дурныхъ?
КОЛОНЖЪ. Живописецъ смотритъ на все и помнитъ все. Хочешь-ли я нарисую теб портретъ безобразной женщины?
АВРЕЛІЯ (равнодушно). Какъ вамъ угодно.
КОЛОНЖЪ (взявъ другой листъ бумаги, рисуетъ снова). Ну, кто это?
АВРЕЛІЯ. Ахъ, Адель Фонтанжъ! Бдная Адель! Еслибы она знала, какъ вы относитесь объ ней, она никогда-бъ вамъ не простила этого.
КОЛОНЖЪ. Ты видишь, что помнить не значитъ любить. Но можетъ-быть по твоему я влюблнъ въ Адель Фонтанжъ?
АВРЕЛІЯ. Поклянетесь-ли вы мн честью, что у васъ ничего нтъ общаго съ этой женщиной?
КОЛОНЖЪ. Клянусь моей честью и любовью. (цлуетъ руку жены ).
АВРЕЛІЯ. А если я прощу вамъ горесть, которую вы заставили меня испытать, станете ли вы въ другой разъ подвергать меня подобному испытанію?
КОЛОНЖЪ. Никогда, никогда! (глядитъ на картину). Оно и теперь дорого стоитъ мн.
АВРЕЛІЯ (тоже глядя на картину). Нтъ ли тамъ еще какого портрета между этими женскими головками?
КОЛОНЖЪ (испуганный). Нтъ, право, нтъ ни одного,
АВРЕЛІЯ. Однакожъ между ними есть очень хорошенькія.
КОЛОНЖЪ. Вс они созданы воображеніемъ, неужели ты и къ нимъ станешь ревновать?
АВРЕЛІЯ. Все же он женщины.
КОЛОНЖЪ (смясь). Женщины полотняныя.
АВРЕЛІЯ. Вы сметесь, вы не можете понимать меня, вы не ревнивы!
КОЛОНЖЪ (вздохнувъ). Ты думаешь?
АВРЕЛІЯ. Человку съ талантомъ несродны такія мелочи. Кто гонится за славой, какъ тому удлить хоть одну минуту ревности!
КОЛОНЖЪ. Ты думаешь… Надо же поправить твою глупость, (идетъ къ картин). Придется въ пятый разъ передлывать эту фигуру.
АВРЕЛІЯ. Не опять ли станете искать вашу головку въ воображеніи?
КОЛОНЖЪ. Гд-жъ прикажешь искать ее? Вдь ты запретила мн писать портреты?
АВРЕЛІЯ. Но я не запрещала ихъ снимать съ меня?
КОЛОНЖЪ. Съ тебя, для этой картины?
АВРЕЛІЯ. Отчего же и нтъ! Разв я такъ ужъ дурна?
КОЛОНЖЪ. Ты сама не знаешь, что говоришь.
АВРЕЛІЯ (съ раздражительностью). Знаю, и даже требую этого!
КОЛОНЖЪ. Это будетъ неприлично.
АВРЕЛІЯ. А вамъ кажется приличне писать портретъ г-жи Графенъ?
КОЛОНЖЪ. Но…
АВРЕЛІЯ. Тутъ нтъ но. Выбирайте мое лице или ни чье.
КОЛОНЖЪ (ршительно). Ничье.
АВРЕЛІЯ. Начнемъ наши сеансы, теперь же, я готова, (садится). Хорошо ли такъ?
КОЛОНЖЪ (длая видъ, что рисуетъ, изрдка посматривая на жену всторону). Спорить съ нею будетъ безполезно. (Гладитъ съ сожалніемъ на картину). Ахъ, Аврелія, я не требовалъ таки.въ доказательствъ любви. (Глядя на жену). Впрочемъ, лишь бы она меня любила! Но чмъ же мн замнить эту прекрасную голову? Вотъ счастливая мысль! Если нельзя побдить препятствіе, можно отвратить его Опустимъ немного мантію этого старика… конечно, одной головой будетъ меньше, а она была прекрасна! (рисуетъ). Но останется торсъ, и онъ иметъ свою цну… Эту мысль подаетъ мн живописецъ, который, отчаявшись выразить горесть Агамемнона, закрылъ искровомъ его лицо. Конечно, враги мои обвинятъ меня въ безсиліи… Безумцы! знаютъ ли они, что такое ревнивая женщина, которую любишь.
АВРЕЛІЯ (вставая). Посмотримъ! (подойдя къ картин). Такъ-то вы пишите мой портретъ?
КОЛОНЖЪ (бросая кисть и взявъ за руку жену). Портретъ твой? Твой портретъ, говоришь ты? Чтобы я отдалъ его безсмысленной толп, которая цлые три мсяца станетъ осаждать галереи Лувра? Лучше никогда не дотрогиваться до кисти, лучше отсчь себ руку! (садится на то мсто, гд сидла жена и ne выпуская ея руки изъ своихъ рукъ). Не довольно ли тхъ бальныхъ салоновъ, которые любишь ты, и которые я ненавижу! Ты не подозрваешь во мн ревности, Аврелія!
АВРЕЛІЯ (которая холодно отвчала на ласки мужа, опирается на плечо его). Ревности, въ теб? Не думай обмануть меня. Кто ревнивъ, тотъ не иметъ ни минуты покоя, создаетъ себ тысячи призраковъ, всего боится, а ты всегда такъ спокоенъ. Съ-тхъ-поръ, какъ я твоя жена, вздумалось ли теб хоть разъ обратить вниманіе на людей, которымъ пріятно, какъ кажется, со мною бесдовать? Эти люди такъ мало тебя занимаютъ, что я сама о нихъ никогда теб не говорила.
КОЛОНЖЪ (лукаво). Можетъ-быть, это было бы излишне.
АВРЕЛІЯ. Но думаешь-ли ты уврить меня, что наблюдаешь за мною, между-тмъ какъ я этого и не подозрваю? Съ начала этой зимы не одинъ уже разъ давали мн чувствовать, что меня находятъ очаровательною, умною, говорили однимъ-словомъ все, что говорится въ подобныхъ случаяхъ, я длала завоеванія, а ты между-тмъ рисовалъ картину. И что-жь? бьюсь объ закладъ, что при всей твоей ревности ты не укажешь мн ни на одного изъ моихъ поклонниковъ.
КОЛОНЖЪ. Ни на одного? а не хочешь-ли на всхъ?
АВРЕЛІЯ. Тогда… тогда я стала бы еще боле любить тебя!.. Но ты лжешь.
КОЛОНЖЪ (встаетъ и подводитъ жену къ картин). Можетъ-ли что-нибудь быть оскорбительне для художника? Твои слова доказываютъ, что кром несчастнаго портрета г-жи Графенъ, ты не удостоила обратить ни малйшаго вниманія на мою работу, между-тмъ моя картина заняла бы тебя, еслибы ты хорошенько въ нее всмотрлась, и тогда бы ты не предлагала мн биться со мною объ закладъ. Взгляни. Вотъ г. Маріенбергъ, вотъ испанецъ донъ-Антоніо-де-Пуентесъ-Кобро, Роненкуръ, вотъ Ла-Бертони, Фелисіенъ Ренье съ товарищами, словомъ вс т, которымъ ты такъ наивно оказывала свое расположеніе,
АВРЕЛІЯ. Хоть мн не въ чемъ упрекать себя… но… я боюсь тебя!..
КОЛОНЖЪ. Тмъ лучше! Если ты меня боишься, то врно будешь впередъ беречь мои картины.
АВРЕЛІЯ. Но ты все знаешь.
КОЛОНЖЪ. Каждый мужъ долженъ знать, кто ухаживаетъ за его женой.
АВРЕЛІЯ. Такъ ты видлъ все?
КОЛОНЖЪ (смясь). Не Глядя ни на что, въ томъ-то и сила.
АВРЕЛІЯ. Не смйся, мн это кажется такъ странно, что я не могу опомниться. Ты ужасный человкъ! Какъ ты могъ присматривать за мною, когда я ничего не замчала?
КОЛОНЖЪ. Это моя тайна. Довольно, если я скажу вамъ, сударыня, что я все вижу, все знаю, что ни одинъ вашъ шагъ не ускользнулъ отъ меня, что я читаю въ вашемъ сердц, и что еслибы вы меня обманули…
АВРЕЛІЯ (зажимая ему ротъ). Никогда! (слышенъ стукъ въ дверь).

VI.

КОЛОНЖЪ. АВРЕЛІЯ и БАРОНЪ ЛИВЕРИТА за дверью.

БАРОНЪ. Колонжъ, я знаю, что ты здсь, это я… Ливернуа.
АВРЕЛІЯ. Отопри ему, я спрячусь туда же, гд была, а когда вздумаю — выйду. (указывая на боковую дверь). И взойду въ среднюю дверь, (прячется за занавсъ).
КОЛОНЖЪ (отпирая дверь). Милости просимъ!
БАРОНЪ (весело). Въ Бастиліи не было такихъ затворовъ.

VII.

КОЛОНЖЪ, БАРОНЪ ЛИВЕРНУА и АВРЕЛІЯ за занавскою.

БАРОНЪ (подходя къ картин). Что я вижу! Что ты сдлалъ изъ головы г-жи Графенъ?
КОЛОНЖЪ. Полу плаща, какъ видишь!
БАРОНЪ. Что теб вздумалось уничтожить такую чудесную головку! Это была лучшая изо всей картины! высокое произведеніе искусства! Ты съ ума сошелъ.
КОЛОНЖЪ. Капризъ художника. (стоитъ у картины).
БАРОНЪ (въ сторону къ авансцен). Что скажетъ теперь Аврелія? Она подумаетъ, пожалуй, что я хотлъ позабавиться на ея счетъ, и по-крайней-мр цлая недля для меня потеряна. (беретъ стулъ и садится противъ картины). Дай мн разсмотрть получше эту картину, я на нее взглянулъ вчера мелькомъ, и не смлъ долго оставаться въ твоей мастерской, чтобы твоя жена этого не замтила. (взявъ Колонжа за руку). Другъ мой! До-сихъ-поръ ты былъ хорошимъ живописцемъ — теперь ты великій художникъ! Прекрасно, неподражаемо! Признаюсь, я ждалъ увидть замчательную картину, а не такое высокое произведеніе.
КОЛОНЖЪ. Такъ теб моя картина кажется не совсмъ дурною!… Мн это тмъ пріятне слышать, что ты первый судья ея.
БАРОНЪ. Въ одномъ этомъ произведеніи соединилъ, ты силу Делакруа, поэтическое одушевленіе Шефера, отчетливость въ отдлк Делароша, и краски Декана! Сколько жизни! какая выпуклость! Это настоящее сраженіе, а не народъ въ Олимпійскомъ-цирк, которымъ любуемся мы на картинахъ вашихъ собратій. Не масломъ пахнетъ отъ этой картины, а кровью. Вотъ стонетъ раненый, вотъ ржетъ лошадь: я слышу ихъ. Какъ неподражаемо спокоенъ Марій! Онъ такъ и смотритъ полководцемъ, который, распоряжая битвою, не хочетъ самъ марать кровью рукъ своихъ. А эти блокурыя женщины, которыя давятъ себя собственными волосами своими, чтобъ избжать плна — какъ прекрасны он въ самыхъ мученіяхъ! (съ видомъ знатока заходитъ то справа, то слва картины). Бьюсь объ закладъ — я знаю этого кимвра! который лежитъ подъ колномъ римскаго воина, наносящаго ему послдній ударъ. Да, я не ошибся, это нашъ общій другъ Ла-Бертони! Ха, ха, ха!
КОЛОНЖЪ. Прости капризу художника, или лучше негодованію мужа. Эти ‘пожиратели сердецъ’, ухаживающіе за моей женой, проникаютъ даже ко мн въ мастерскую, ихъ глупыя рожи срываются у меня съ кисти, и часто переходятъ на полотно совершенно безъ моей воли.
БАРОНЪ. Это идея Данта и Микель-Анджело.
КОЛОНЖЪ. Къ несчастью, у меня нтъ ада, гд-бъ я могъ отвести квартиру врагамъ моимъ. Мн нельзя было сдлать изъ нихъ осужденныхъ, и потому я изобразилъ ихъ побжденными. Поискавъ хорошенько, ты найдешь здсь почти всхъ знакомыхъ. Тотъ, который бжитъ безъ оглядки… Роненкуръ, этотъ, уныло опустившій голову.— Маріенбергъ, вотъ стоитъ на колняхъ и молитъ о пощад донъ-Антоніо де Пуэнтесъ-Кобра. Впрочемъ я помню, что ты помогъ мн узнать ихъ продлки.
БАРОНЪ. Не стоитъ благодарности… это я сдлалъ столько же для дружбы, какъ и для своей собственной потха. А вотъ на первомъ план полумертвый Фелисьенъ Ренье… что за уморительная гримаса, точно лимонъ сть… сходство поразительное!
КОЛОНЖЪ. Желаніе отмстить этимъ господамъ заставило меня ршиться на попытку, успхъ которой въ наше время сомнителенъ: я хотлъ соединить трагическое со смшнымъ.
БАРОНЪ. Превосходно. Ты примнилъ къ живописи систему Виктора Гюго. Такое нововведеніе будетъ имть успхъ пирамидальный. Но мн кажется, я въ-прав упрекнуть тебя въ одномъ: зачмъ ты только думалъ о врагахъ своихъ, а позабылъ истинныхъ друзей. Изъ однихъ ты сдлалъ побжденныхъ, изъ другихъ могъ бы сдлать побдителей. Для меня, признаюсь, было бы лестно перейти въ потомство въ числ воиновъ Марія.
КОЛОНЖЪ (съ двусмысленною улыбкою). Въ-самомъ-дл, у тебя римскій профиль. Мн не нравится въ картин голова однаго центуріона, и если хочешь я замню ее твоею.
БАРОНЪ (обнимая Колонжа). Ты обяжешь меня! (всторону). Какова мысль! Заставить мужа той женщины, за которой я ухаживаю, включить меня въ число побдителей!.. О простодушіе художника! (Колонжу). Позволь мн спросить тебя, Колонжъ, но какому праву прекрасная иностраика, г-жа Графенъ, нашла мсто въ твоей картин, по праву пріятельницы или недруга?
КОЛОНЖЪ. Ни потому, ни по другому, а просто по праву совершенной блондинки. Въ Париж блокурыя красавицы также рдки, какъ типъ лица, характеризующій германское племя. Эта фигура вся на виду, и мн надо было приложить къ ней особенное стараніе. Съ станомъ ея я кое какъ сладилъ, но не можешь представить, чего мн стоила ея голова!
БАРОНЪ (съ отчаяніемъ). И ты ее уничтожилъ!
КОЛОНЖЪ (какъ будто не слыша). Я принимался передлываетъ ее четыре раза, и все-таки не былъ доволенъ. Наконецъ, какъ-то въ опер мн случилось быть подл ложи г-жи Графенъ… Вотъ моя голова, подумалъ я, и вернувшись домой скопировалъ ее на память. Но довольно объ этомъ. Скажи мн, какъ идутъ твои дла съ Ла-Бертони?
БАРОНЪ. Думаю, что безъ дуэли не обойдется. А думалъ ли ты, чтобы Ла-Бертони былъ такимъ Макіавелемъ?
КОЛОНЖЪ. Непостижимо.
БАРОНЪ. Тартюфъ въ сравненіи съ нимъ, не боле какъ ученикъ. Какова уловка, обвинять самаго-себя,— когда маска съ насъ спала!
КОЛОНЖЪ. А каковъ способъ — чернить другихъ, чтобъ самому быть блымъ!,
БАРОНЪ. Посягать на твое довріе ко мн!
КОЛОНЖЪ. Сваливать на тебя вину свою!
БАРОНЪ. Стараться разсорить друзей!
КОЛОНЖЪ. Уврять, будто ты влюбленъ въ жену мою!
БАРОНЪ. Это низко!
КОЛОНЖЪ. Это подло!
БАРОНЪ (всторону). Вотъ дуэтъ. И онъ же мн подтягиваетъ! (вслухъ). Но, любезный другъ, что если эти глупыя выходки оставили въ ум твоемъ какое-нибудь впечатлніе?
КОЛОНЖЪ. За кого ты меня принимаешь? (значительно). Разв я не знаю тебя?
БАРОНЪ. Но если врить Бомарше, отъ клеветы всегда что-нибудь да остается.
КОЛОНЖЪ. Какъ положиться мн на слова человка, оскорбленнаго шуткою, какую ты съ нимъ сыгралъ, ради меня же, я это помню, человка, который, обвиняя тебя, думаетъ только объ отмщеніи?
БАРОНЪ. Я въ восторг, что ты такъ хорошо понялъ настоящую причину поведенія Ла-Бертони. Стало быть мнніе твое обо мн не измнилось?
КОЛОНЖЪ. И не перемнится никогда. (беретъ руку Барона). Сегодня и врю теб столько же, какъ и вчера.
БАРОНЪ (всторону). Глупецъ Ла-Бертони! Ты хотлъ открыть глаза мужу!

VIII.

ПРЕЖНІЕ и АВРЕЛІЯ.

АВРЕЛІЯ (насмшливо). Очень рада, господа, найти въ васъ Ореста и Пилада. Я уврена, однако, что, не взирая на такую примрную дружбу, вы опять, баронъ, забыли исполнить желаніе жены вашего друга — а оно должно быть для васъ священно. Гд жъ тотъ альбомъ, который вы общались принести мн.
БАРОНЪ (ударяя себ въ лобъ). Экая разсянность! Сегодня я нарочно вынулъ его изъ шкафа, положилъ на бюро, и забылъ. Нынче же вечеромъ доставлю вамъ непремнно.
АВРЕЛІЯ. Еще вечеромъ!
БАРОНЪ. Если угодно, я сейчасъ же поду за нимъ.
АВРЕЛІЯ. Тото же! Хотя мн и совстно обременять васъ этимъ, но вы знаете, терпніе не наша добродтель. Когда вы сказали, нынче вечеромъ, я думала, что это будетъ черезъ сто лтъ. Я жду васъ.
БАРОНЪ. И будете ждать не долго, (уходитъ).

IX.

АВРЕЛІЯ и КОЛОНЖЪ.

АВРЕЛІЯ. Я очень рада, что мн удалось спровадить его на нсколько времени.
КОЛОНЖЪ. Для чего это?
АВРЕЛІЯ. Ты это сейчасъ узнаешь.
КОЛОНЖЪ. Ну что? Теб было весело тамъ. (указывая на занавску)
АВРЕЛІЯ. Очень весело, но я слышала, что дло не обойдется безъ дуэли?
КОЛОНЖЪ. Да, если я не помшаю имъ, они взбшены оба, особенно бдный Ливернуа.
АВРЕЛІЯ. Бдный!
КОЛОНЖЪ. Да и какъ ему не бситься, когда на него такъ безбожно клевещутъ.
АВРЕЛІЯ. Клевещутъ, ты думаешь? И ты хочешь уврить меня, что ревнивъ! Но тсъ! Баронъ возвращается — стань въ свою очередь за эту занавсъ!… Я намрена потшить тебя и себя.
КОЛОНЖЪ. Но.!..
АВРЕЛІЯ (тащитъ его силой). Я этого требую.

X.

БАРОНЪ, ЛИВЕРНУА и АВРЕЛІЯ (сидитъ задумавшись).

БАРОНЪ. Вотъ альбомъ. Загналъ лошадь, чтобы сдлать вамъ угодное. (Аврелія беретъ альбомъ и кладетъ его на столъ, не раскрывая). Но гд же вашъ мужъ?
АВРЕЛІЯ. Я его услала съ порученіемъ къ г-ж Габріель, онъ похалъ къ ней очень неохотно.
БАРОНЪ (всторону). О счастье! Она приготовила сама это свиданіе!
АВРЕЛІЯ. Я видла наконецъ картину.
БАРОНЪ. Вы, можетъ-быть, думаете, что я васъ обманывалъ… но, клянусь вамъ, эту голову я вчера видлъ, видлъ собственными глазами.
АВРЕЛІЯ (тихо). И я ее видла.
БАРОНЪ (съ видимымъ удовольствіемъ). Вы знаете, я наперсникъ вашъ. (беретъ стулъ и садится возл Авреліи). Вы можете мн все говорить, никто не будетъ слушать васъ съ такою глубокою преданностью, съ такимъ чистосердечнымъ участіемъ, какъ я. Смю ли спросить,что случилось?
АВРЕЛІЯ. Почти ничего, видя, что голова, о которой говорили мы, мн не нравится, ее закрасили.
БАРОНЪ. Неужели. Вамъ пожертвовали ею? Ну, я думаю, чего-нибудь да стоила эта жертва сердцу художника!
АВРЕЛІЯ. А еще боле сердцу вздыхателя.
БАРОНЪ. Васъ все еще тревожитъ мысль, что онъ любитъ ее?
АВРЕЛІЯ. Не сами ли вы мн объ этомъ говорили?
БАРОНЪ. Но я тоже говорилъ вамъ, что не отъ меня зависло смягчить истину, которую вы хотли знать.
АВРЕЛІЯ. Я не такъ слаба, какъ вы думаете, (гордо) у меня достанетъ силъ слушать истину, какъ бы горька она ни была. Другая на моемъ мст залилась бы слезами, упала бы въ обморокъ, стала бы призывать смерть, я, напротивъ, буду терпливо и мужественно покоряться судьб. Когда Колонжъ любилъ меня, я сама была привязана къ нему всею душою, но теперь, когда любовь его кончилась, я стала бы презирать себя, еслибы чувствовала что- нибудь похожее на любовь къ нему. Это внезапное измненіе чувства удивительно даже для меня: я никогда не подозрвала въ себ такого твердаго, мстительнаго характера. Пока я сомнвалась, страданія мои были нестерпимы. Лишь только я уврилась въ измн, то совсмъ забыла о своихъ страданіяхъ.
БАРОНЪ (вкрадчиво). Страданіямъ нельзя пособить, и мн остается только радоваться вашей ршимости.
АВРЕЛІЯ. Плакать, стенать, терзаться за неблагодарнаго! Играть роль жертвы!.. Конечно, я не буду такъ глупа и такъ малодушна… Иначе всякій будетъ имть право смяться надо мной.
БАРОНЪ. Не смяться, а сожалть о васъ.
АВРЕЛІЯ. Это еще хуже. Неужели я такъ безобразна, чтобъ стали жалть обо мн? Я скоре вынесу оскорбленіе, нежели сожалніе. Еслибъ я знала, что вы жалете меня, я никогда бы вамъ не простила этого.
БАРОНЪ. А еслибъ страданія ваши вдохнула въ меня другое чувство, которое въ тысячу разъ нжне, глубже и пламенне сожалнія, прости и ли бы вы мн тогда?
АВРЕЛІЯ. Стало-быть это чувство для кого-нибудь оскорбительно, когда оно иметъ нужду въ прощеніи?
БАРОНЪ. Оскорбительно! Неужели оскорбленіемъ можно назвать живйшее участіе, глубочайшее уваженіе, самую пламенную нжность, любовь наконецъ? Да, любовь, и какую любовь какой никогда еще не внушала женщина!
АВРЕЛІЯ. Вы любите меня?
БАРОНЪ. Страстно, до безумія! (на колняхъ) Аврелія, я жду вашего взгляда, одного ласковаго взгляда!
КОЛОНЖЪ (въ это время выходитъ изъ-за занавса и становится позади барона).
АВРЕЛІЯ (Колонжу). Ну, кто выигралъ?
БАРОНЪ (быстро повернувъ голову и увидвъ Колонжа, не говоря ни слова, схватываетъ шляпу и бжитъ къ дверямъ).
КОЛОНЖЪ. Куда же ты? (останавливаетъ его и ведетъ къ авансцен&#1123,). Клади шляпу и садись. Я не мстителенъ, въ карман у меня нтъ ни кинжала, ни пистолета.
БАРОНЪ (собравшись съ духомъ). Не знаю, въ какую игру станемъ мы играть, но могу сказать заране — я проигралъ, (беретъ стулъ и садится).
АВРЕЛІЯ. Не вы одни (глядитъ на мужа).
КОЛОНЖЪ. Да, баронъ, я теб товарищъ въ несчастій. Я долженъ объяснить все, потому-что, несмотря на весь твой умъ, ты тутъ ничего не поймешь. Знай, что маленькая сцена изъ Тартюфа, которую мы разыграли, выдумана женою,— а не мною.
АВРЕЛІЯ. Что, баронъ, хорошо я сыграла роль оставленной, дышащей мщеніемъ женщины?
КОЛОНЖЪ. Надо быть ко всмъ справедливымъ! И у барона были прекрасныя минуты, онъ славно сказалъ. ‘Оскорбленіе! Неужели можно назвать оскорбленіемъ — живйшее участіе’ и прочее.
АВРЕЛІЯ. И еще лучше: ‘Страстно, до безумія!’
КОЛОНЖЪ. Пантомима также не уступала краснорчію: живописне его не станешь на колни. Но я долженъ еще объяснить маленькій прологъ къ нашей пьеск. Ты знаешь, какъ я принялъ доносъ Ла-Бертони, и какъ не хотлъ врить, чтобы ты старался нравиться жен моей! Аврелія не раздляла моего мннія, напрасно я ей говорилъ о дружб твоей ко мн, напрасно исчислялъ услуги, какія ты мн оказалъ, она стояла на томъ, что безкорыстіе и искренность дружбы не рдко бываютъ подвержены нкоторому сомннію. Я бралъ твою сторону — напрасно. Между-тмъ, какъ въ моихъ глазахъ ты оставался самымъ преданнйшимъ другомъ, въ ея глазахъ ты былъ самымъ вроломнымъ, самымъ лицемрнымъ человкомъ. Извини. Это говоритъ-моя жена. Короче: споръ нашъ кончился по-англійски — закладомъ.
БАРОНЪ. Котораго проигрышъ заплачу я: это ясно. Послушай, Колонжъ. Ты уменъ, но не оскорбляя тебя, г-жа Колонжъ еще умне. Равнымъ оружіемъ мн не трудно бы сражаться, но когда вы оба противъ меня одного, я безъ стыда могу признаться въ проигрыш. Чтобы заплатить за урокъ, данный мн я дамъ теб совтъ.
КОЛОНЖЪ. Сдлай одолженіе.
БАРОНЪ (вставая, на ухо Колонжу). Впередъ охраняй жену свою самъ,— это будетъ гораздо врне, (кланяется Авреліи и Колонжу). До свиданія.
КОЛОНЖЪ. Прощай.
БАРОНЪ. Ну, пожалуй, прощай! Но если мы не должны боле увидться, надюсь, по-крайней-мр, что ты. не станешь питать ко мн злобы. Будь увренъ, что на моемъ мст всякій бы тоже сдлалъ. На такихъ женщинахъ, какъ жена твоя, нельзя не остановить вниманія. (уходитъ).

XI.

КОЛОНЖЪ и АВРЕЛІЯ (хохочутъ).

АВРЕЛІЯ (серьозно). Теперь очередь за нами, сударь. Помните ли, что вы мн говорили здсь?
КОЛОННЪ (взявъ ея руку и глядя ей вылаза). Люблю тебя — эта что ли?
АВРЕЛІЯ (отнимая руку). Совсмъ нтъ. Вотъ что вы мн говорили: ‘Знайте, сударыня, что я все вижу и слышу, что ни одинъ вашъ обожатель не ускользнетъ отъ меня,’ Смете ли вы теперь повторить это?
КОЛОННЪ. Отчего же и нтъ? Поведеніе мое покажется теб страннымъ, но ты извинишь его, размысливъ о трудномъ положеніи, въ какое ставило меня твое умнье всмъ нравиться — и мой трудъ, который поглощалъ половину моей жизни. Враги мои были такъ многочисленны, что, отчаявшись побдить имъ открытою силою, я долженъ былъ прибгнуть къ хитрости. Знаешь ли ты, что значитъ охотиться съ лягавою собакою?
АВРЕЛІЯ. Забавный вопросъ!
КОЛОННЪ. Ни чуть не забавный. Чтобъ ты поняла мою систему обороны, для этого необходимо сравненіе Хорошая лягавая собака преслдуетъ дичь съ жаромъ, останавливается на извстномъ разстояніи и подгоняетъ ее подъ выстрлъ охотника, такая собака была для меня необходима въ борьб, въ которую я былъ завлеченъ. И такъ, выбравъ изъ твоихъ волокитъ самаго хитраго, самаго тонкаго и искуснаго, словомъ, такого, въ которомъ, по моему мннію, было лучшее чутье, я выучилъ его, такъ, что онъ и самъ того не подозрвалъ, слдить своихъ соперниковъ и далъ ему позволеніе только кусать ихъ. Мы пустились на охоту, онъ, подсмиваясь потихоньку надъ моею доврчивостью, а — я надъ его вроломствомъ. Собака сдлала чудеса. Надо ей отдать справедливость.
АВРЕЛІЯ. И такъ ты все отгадалъ?
КОЛОНЖЪ. Съ перваго же дня.
АВРЕЛІЯ. Что жъ это такое — умъ или ревность?
КОЛОНЖЪ (взявъ ее за руку). Это любовь.

‘Пантеонъ’, No 8, 1853

Бибикова Анна Ивановна
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Рес, Еврипид, Год: 1896
  2. Гекуба, Еврипид, Год: 1916
  3. Чемодан, Плавт, Год: 1933
  4. Неожиданный праздник, Веневитинов Дмитрий Владимирович, Год: 1826
  5. Юлий Тарентский, Лейзевиц Иоганн Антон, Год: 1776
  6. Пир во время чумы, Пушкин Александр Сергеевич, Год: 1831
  7. Олег под Константинополем, Аксаков Константин Сергеевич, Год: 1839
  8. Пуниец, Плавт, Год: 1933
Электронная библиотека