Достопамятный сонъ.
——
Достопамятный сон, Аддисон Джозеф, Год: 1811
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Вчера, былъ я въ обществ медиковъ профессоровъ, гд одинъ изъ нихъ разсказывалъ о новыхъ любопытныхъ наблюденіяхъ, которыя недавно сдлалъ онъ въ анатоміи человческаго тла, другой въ своею очередь занималъ бесду чудесными своими открытіями посредствомъ микроскоповъ. Замчанія и разсужденія лились ркою и разговоръ продолжался до вечера.
Въ голов моей родилось множество новыхъ идей, которыя, смшавшись съ прежними, цлой вечеръ занимали мою душу, и ночью я видлъ сонъ достопамятный.
Мн видлось, будто одинъ изъ анотомиковъ пригласилъ меня къ себ, общая показать строеніе головы, принадлежавшей нкоторому любезному повс, и строеніе сердца, принадлежавшаго одной любезной женщин, или, ясне сказать, кокетк. Я нашелъ у него гостей и на стол голову и сердце. Операторъ сначала принялся за голову, и его рука управляла ножемъ съ удивительнымъ искусствомъ. Съ перваго взгляда она показалась намъ обыкновенною, похожею на вс человческія головы, но когда мы стали разсматривать ее съ помощію микроскопа, то открыли величайшія странности: то, что мы принимали за мозгъ, въ самомъ дл былъ какой-то составъ необыкновеннаго вещества, имющій особенную фигуру и строеніе, и съ особеннымъ искусствомъ заключенный въ разныхъ полостяхъ (cavitas) черепа., Гомеръ говоритъ, что кровь боговъ не есть кровъ настоящая, а только нчто похожее на оную, то же нашли мы въ голов нашего повсы: его мозгъ былъ не настоящій мозгъ, но только нчто на него похожее.
Та часть мозга, которую анатомики называютъ кегельною желзою (glans pmealis), и на которой ныншніе философы ставятъ тронъ душ нашей, издавала весьма сильный запахъ какой-то ессенціи и воды изъ цвтовъ померанцовыхъ: она была покрыта оболочкою роговаго свойства, образующею множество небольшихъ гладкихъ граней или зеркал, которыя впрочемъ были непримтны для простаго глаза. Нтъ сомннія, что душа (если только обитала она въ сей голов) безпрестанно смотрлась въ зеркала и любовалась своею красотою.
Въ задней части головы или въ затылк примтили мы полость, наполненную лентами, галунами и золотымъ шитьемъ. Вс сіи вещи, сплетенныя одн съ другими, составляли образчик любопытнйшей искусственной стки или кружева, однакожъ и ихъ нельзя было видть простымъ глазомъ. Въ другой полости лежали связки любовныхъ записокъ, любовныхъ писемъ, танцовальныхъ фигуръ, и другія симъ подобныя вещицы. Нсколько подале открыли мы полость съ какою-то пудрою, отъ прикосновенія оператора къ ней вс гости зачихали, и ея запах ршительно доказалъ намъ, что она была настоящая Гишпанская. Затылокъ имлъ еще другія многія полости съ припасами сего рода, но полный реестръ ихъ былъ бы скученъ для читателей.
Достойны вниманія дв большія полости, примченныя нами въ вискахъ. Полость въ правомъ виск была наполнена пустыми анекдотами, лестію, ложью, общаніями, увреніями и клятвами, а полость въ лвомъ укоризнами и ужасными заклятіями на счетъ женщинъ, нечувствительныхъ къ любезности нашего героя. Отъ каждой изъ сихъ полостей шелъ каналъ до самаго корня языка, гд они оба встртились и составляли уже одинъ, продолжающійся до конца онаго. Сверхъ сего анатомическій ножъ показалъ намъ множество такихъ же каналовъ, имющихъ направленіе отъ ушей къ мозгу. Наблюдая со вниманіемъ вс ихъ изгибы, мы увидли, что одинъ оканчивается связкою сонетовъ и небольшимъ музыкальнымъ инструментомъ, другіе разными пузырями, пустыми, или ничего не содержащими въ себ кром пны, но замтнйшій изъ нихъ по своей величин, проходя черезъ самую большую полость черепа, обращался къ языку. Сія полость была наполнена веществомъ ноздреватаго свойства, которое походило на грецкую губку, и которое Французскіе анатомики называютъ галиматьею, а наши вздоромъ или безсмыслицею.
Кожа, покрывающая переднюю часть головы, была чрезвычайно груба и толста. Весьма удивительно, что при всемъ стараніи мы немогли открыть въ ней ни одного кроваваго сосуда ни простымъ глазомъ, ни посредствомъ микроскоповъ, и потому заключили, что она была совсмъ лишена способности краснться.
Вс скважины ршетчатой кости (os cribriforme) были наполнены табакомъ и въ нкоторыхъ мстахъ даже повредились отъ него. Мы не могли не остановиться надъ тмъ небольшимъ мускуломъ, который рдко находятъ анатомики, и посредствомъ котораго нашъ герой поднималъ носъ вверхъ, когда хотлъ показать свое презрніе или при вид непріятной вещи ему, или при разсказ чего-нибудь его умственныя силы превосходящаго. Считаю нелишнимъ напоминать, что Латинскіе стихотворцы, говоря о глупой гордости, часто ссылаются, на дйствія ceгo мускула.
Въ глазахъ мы не нашли ничего слишкомъ любопытнаго, кром того что мускулы, которые даютъ взглядамъ выраженіе страстное, и которые потому называются у анатомиковъ любовными (musculi amatorii), были чрезвычайно повреждены и, такъ сказать, ветхи, конечно отъ частой работы, а напротивъ мускулъ возвышатель (elevator), т. е. обращающій взоры наши къ небу, сохранилъ всю природную крпость и свжесть.
Здсь исчислены одни только новыя открытія, нами сдланныя, и не упомянуто ничего о частяхъ, во всякой обыкновенной голов примчаемыхъ, на примръ волосы, лицо и вообще наружный видъ и образованіе головы у нашего героя были такіе же, какъ у прочихъ. Одинъ изъ гостей сказалъ, что любезной повса былъ лтъ 35, что во вс сіи лта он лъ и пилъ подобно всмъ животнымъ, что он одвался хорошо, говорилъ громко, смялся часто, и на балу или въ собраніи игралъ свою роль въ иныхъ случаяхъ сносно,— другой прибавилъ, что, въ кругу нкоторыхъ дамъ онъ почитался даже остроумцемъ. И сей герой любезности скончалъ цвтущую свою жизнь отъ ножа, которымъ поразилъ его одинъ богатой купецъ, заставъ у своей жены расточающаго излишнія ласки.
Разсмотрвъ голову со всми ея отдленіями и украшеніями, мы положили мозгъ въ черепъ въ томъ же самомъ порядк, въ какомъ он находился, и покрыли ее широкимъ алымъ сукномъ. Операторъ хотлъ надлежащимъ образомъ приготовить ее для храненія въ анатомическомъ кабинет, онъ замтилъ намъ, что сія голова не потребуетъ такого труда какъ другія, потому что вс мозговые сосуды и трубочки уже наполнены веществомъ меркуріальнаго свойства, которое по его, мннію было не что другое какъ чистая ртуть.
Наконецъ обратились мы къ сердцу кокетки, но операторъ, приступая къ длу, прежде сказалъ намъ вмсто предисловія, что нтъ ничего трудне въ анатоміи, какъ разбирать сердце кокетки, въ которомъ находится множество разныхъ изгибовъ и лабиринтовъ, какихъ въ другихъ животныхъ совсмъ не видно.
Онъ просилъ насъ обратишь вниманіе вопервыхъ на оболочку или мшечекъ {Сердце всякаго животнаго лежитъ въ особенномъ мшечкъ, какъ будто въ ридикюл. Прим. для дамъ.} сердца (pericardium). Мы исполнили его волю, взяли свои стекла и увидли милліоны небольшихъ царапинъ, оставленныхъ, по общему нашему мннію, остріемъ тхъ стрлъ, которыя время отъ времени въ безчисленномъ множеств падали всколзь на поверхность сердца, — но не нашли никакого слда раны, въ глубину его простирающейся.
Каждый ученикъ анатоміи знаетъ, что под сею оболочкою находится тонкая красноватая жидкость, и что ее производятъ испаренія, выходящія изъ сердца и потомъ превращающіяся въ вещества водянистое.
Разсматривая его, мы нашли что оно иметъ вс свойства того спирта, который употребляется въ термометрахъ, доказывающихъ состояніе погоды.
Не могу не упомянуть объ опыт, который при семъ случа намъ разсказанъ однимъ изъ гостей, и который имъ самимъ прежде сдланъ былъ надъ сердцемъ кокеткиже, то есть что, пользуясь столь разительнымъ сходствамъ сей жидкости со спиртомъ, налилъ онъ ею трубку, приготовленную такимъ образомъ, какъ приготовляются термометры, — что она, къ удивленію его, не показывая никакихъ перемнъ атмосферы, совершенно означала качества людей, входящихъ въ тотъ покой, гд была поставлена, — что при приближеніи шляпы съ перомъ, мундира шитаго, или кружевныхъ французскихъ манжетъ, чудесная жидкость поднималась и тотчасъ упадала, какъ скоро подходилъ большой безобразной парикъ, дурные башмаки, или фракъ стариннаго покроя. Онъ присовокупилъ еще — какъ будто сихъ чудесъ было не довольно — что жидкость весьма чувствительно возвышалась, когда онъ подл нее смялся громко, и опускалась, когда принимала вид важный, — однимъ словомъ, что онъ съ симъ новымъ термометромъ узнавалъ безъ ошибки, умной ли гость постилъ его, или повса.
Снявши оболочку, мы начали разбирать самое сердце: его поверхность холодная была скользка чрезвычайно, такъ что всякой разъ, когда мы хотли взять его въ руки, оно вырывалось подобно гладкой льдин.
Фибры въ немъ были сплетены и спутаны, какъ ни въ одномъ сердц прочихъ женщинъ. Вообще оно походило на Гордіевъ узелъ, и по всмъ вроятностямъ во время жизни имло движенія самыя неправильныя и непостоянныя.
Весьма любопытно то, что ни одинъ сосудъ, входящій и выходящій изъ сердца, не имлъ никакого сообщенія съ языкомъ.
Равнымъ образомъ не могли мы не удивляться, что многія изъ тхъ небольшихъ нервъ, которыя своимъ потрясеніемъ производятъ чувство любви, ненависти и прочія страсти, шли въ семъ сердц не отъ мозга, но отъ мускуловъ, лежащихъ у глазъ.
[Аддисон Д.] Достопамятный сон: [Фантаст. новелла об анатомировании мозга повесы и сердца кокетки]: [Из журн. ‘Spectator’. N 281] / [Пер.] П. // Вестн. Европы. — 1811. — Ч.55, N 2. — С.81-91.