Донесение министра Талейрана
Донесение министра Талейрана
К. Мавр. Талейран, Кн. Бенев.’
(Оттуда же.)
——
Донесение министра Талейрана, Неизвестные_французы, Год: 1807
Время на прочтение: 7 минут(ы)
‘Россия перестала притворяться. Она уже сбросила личину, под которой до сих пор скрывалась. Войска ее вступили в Молдавию (23 ноября) и в Валахию (декабря в первых числах).
Они осадили крепости Хотин и Бендеры. Немногочисленные охранные войска, надеявшиеся на верность договоров, при внезапном нападении должны были уступить превосходству. Обе крепости заняты россиянами.
Все, что почитается людьми за священное, попрано ногами. Кровь человеческая лилась, между тем как российский посланник, коего присутствие долженствовало быть порукою и доказательством мира, все еще находился в Константинополе, и не переставал уверять его султанское величество в дружбе к нему своего государя. Порта не знала, что на нее напали, она узнала о том из манифеста генерала Михельсона, который имею честь при сем поднести В. В. {То есть Наполеону Буонапарте.}. Ужасно и странно! Когда Порта получила сей манифест, посланник российский, утверждая, что от двора своего не имеет никакого о том предписания, и что он не верит, будто началась война, по-видимому не одобрял издаваемых полководцами объявлений, и сомневался о вступлении российских войск в Оттоманскую империю’.
Поступок российского министра ни странен, ни ужасен. Он очень знал, что государь его вовсе не намерен был начинать войну с Оттоманскою Портой. Благоразумная осторожность требовала обеспечить берега Дуная. Разве Себастиани не грозился ввести французов через Далмацию? Порта была на его стороне, французское правительство хотело усыпить ее, чтобы открыть пространное поле для хищнической своей деятельности. Пускай французы жалуются на своего Буонапарте, что для сопротивления им нарушается спасительный обряд, наблюдаемый государствами при взаимных отношениях. Пока французы будут управляемы беспокойною головою, до тех пор установленные обряды не могут быть полезными. Берег Дуная и крепости заняты войсками российскими для собственной безопасности, которая не могла терпеть ни малейшего замедления.
‘Чему подвергнется Европа, если судьба ее зависеть будет от прихотей кабинета, который беспрестанно переменяет мысли, в котором противоборствуют разные мнения и страсти, и который, по-видимому, не знает или не признает чувствований, деяний и должностей, споспешествующих просвещению народов?’
Кабинет с. петербургский не переменяет мыслей и не может переменять их, потому что он исполняет повеления такого государя, который не любит переменять мысли свои, и который постоянно противоборствует хищению и насилию.
‘Оттоманская Порта уже давно знала, что князь Ипсиланти, господарь валахский, изменял ей. От князя Мурузи, господаря молдавского, она также не ожидала ничего лучшего. По праву своего самодержавия, низложив обоих, она возвела на их места князя Суццо и князя Каллимахи. Сей поступок не понравился Росии. Посланник ее объявил 29 сентября, что он выедет из Константинополя, ежели прежние господари не будут восстановлены. В сие самое время непонятная война между Францией и Пруссией готова была возгореться’.
В слове непонятная скрывается яд, который будет обнаружен. Сим словом хотят показать, будто Буонапарте сам не ведает, как и для чего ведет войну, которая начата будто бы по старанию петербургского кабинета. В самом же деле Буонапарте лучше всех знает, что непонятная война вспыхнула оттого, что он хотел за Сицилию отдать тот самый Ганновер, который уже отдан был Пруссии.
‘Устрашенная Порта, видя несогласие между двумя государствами, которые наиболее пеклись об ее безопасности, восчувствовала, сколь полезна может быть вражда сия природному ее неприятелю’.
Оттоманская политика никогда не простиралась до столь отдаленных догадок. Порте конечно неприятно, что Россия господствует на Черном море, которое некогда было заперто для всех кораблей европейских, Порта не может забыть побед, одержанных Румянцевым и Суворовым. Сии обстоятельства необходимо рождают в турках болезненные чувствования. Кто сильно желает, тому кажется, что получит желаемое, потому-то султан в фирмане своем начальствующему на берегах Дуная Мустафе Аге написал: Россия приближается ко времени своего упадка. Вся надежда Порты была основана на словах Себастиани. Вот что подвигло ее к неприязни, а отнюдь не размышления о непонятной войне.
‘Английский адмирал, приплыв с эскадрою 12 октября, объявил, что Англия возьмет сторону России, ежели прежние господари не получат мест своих. Порта, принужденная согласиться, отвела грозившую опасность, и 15 октября восстановила господарей, которых прежде объявила изменниками, низложив особ, коих сама избрала. Это должно бы удовлетворить Россию. Англия увидела, что получила более, нежели надеялась’
Без сомнения, Россия удовлетворилась бы, если б между тем как она требовала восстановления обоих господарей, Порта не явила новых доказательств преданности своей г-ну Себастиани. Сей посол грозился ввести французские войска через Далмацию. Строгая необходимость заставила Россию расположить войска свои в Валахии, ибо надлежало предотвратить опасность.
‘Порта думала и должна была думать, что в награду за снисхождение свое насладится миром, купленным столь дорогою, столь несносною ценою. Немного спустя в С. Петербурге получено известие о войне, Пруссиею объявленной, и о начавшихся неприятельских действиях. Россия внутренне обрадовалась, видя ссору между двумя союзными государствами, к которым одинаковую вражду питала’.
Яд начинает обнаруживаться. Россия не радовалась внутренне, но до сих пор не имела она причины скрывать своих чувствований. — Россия не питала вражды против Франции, она только ненавидит хищника, и вообще всеми хищениями гнушается. — Россия не питала вражды против Пруссии. Но посмотрим далее:
‘Франции и Пруссии надлежало хранить постоянный союз между собою, чтобы препятствовать намерениям России в от ношении к империи Оттоманской. Россия, увидев, что они поссорились, отважилась на все. Она отравила повеление к генералу Михельсону о вступлении в Молдавию, и уже мысленно пожирала добычу, на которую давно с алчностью взирала, и которая до сих пор была защищаема союзом Франции с Пруссиею’.
Какой подлый, площадный язык! Только хищники с алчностью взирают на добычу свою и мысленно пожирают ее. Некоторые люди обыкновенно предполагают в других свои собственные склонности.
‘По счастью, для Турции Прусская война окончилась весьма скоро. Между тем как российские войска собирались над Днестром, французы пришедши к Висле, заставили их поспешно отступить назад, и идти туда, где надлежало защищать пределы от нашествия’.
Войска, назначенные в Молдавию, действительно вступили туда, и все остаются на местах своих. Ни один полк не отозван.
‘Оттоманская Порта снова оживилась надеждою, она рассмотрела и увидала, какую глубокую пропасть вырыло для нее собственное снисхождение, признала чудесный случай своего спасения, и подняла оружие с тем, чтоб навсегда остаться верной союзницею Франции, без которой прежде ежеминутно угрожала ей опасность погибели’.
Буонапарте три раза предлагал России завоевать Константинополь, теперь тот же Буонапарте хочет показать, что не безрассудность завела его на правый берег Вислы, но причины справедливые. Вот источник горячей любви его к Порте Оттоманской, которую ой будто бы защищает, когда никто не намерен нападать на нее, ибо необходимая осторожность заставила ввести российские войска в Валахию.
‘Декабря 29 российский посланник выехал из Константинополя со всеми своими чиновниками и купцами. Все они могли свободно и беспрепятственно удалиться, тогда как французский консул, находившийся в Яссах, отведен в плен в Россию, несмотря на то, что сами же русские дали ему пропускной вид для отъезда в Австрию.’
Г. Рейнгард был задержан, однако он немедленно получил свободу, лишь только узнали о том в С. Петербурге. Никто не ведает, почему французы называют г-на Рейнгарда дипломатическим агентом. По качеству генерального консула он без сомненья состоит под защитою права народного, но что значит генеральный консул при губернаторе провинции? Французское правительство почитает господарей турецкими губернаторами, следственно г. Рейнгард не мог быть дипломатическим агентом. Как бы то ни было, повторим еще, что правительство российское, уведомясь о задержании г-на Рейнгарда, немедленно предписало отпустить его.
’30 числа в Константинополе провозглашено объявление войны. Меч и шуба — знаки верховного начальства, посланы к великому визирю. Военные вопли раздались во всех мечетях. Все оттоманы единодушно и торжественно признались, что оружие остается единственным средством предохранить империю от властолюбия неприятелей.
Немного было народов, которые с такою хитростью, с таким постоянством исполняли свои намерения, как русские. В течение шестидесяти лет они употребляли против Польши то хитрость, то насилие, теперь сим же оружием действуют против Оттоманской империи’.
Целая половина века назад! Повод к нынешней войне подали хищения, сделанные за два года перед сим, а не за шестьдесят лет.
‘Россия, употребляя во зло власть свою над Молдавиею и Валахиею, в последние войны приобретенную, из средины сих провинций повсюду раздувает огонь беспокойства и мятежей, она ободряла возмутившихся сербов против Турции, пересылала к ним оружие и отправляла офицеров своих для управления ими’.
Для сей статьи довольно одного замечания, а именно, что в ней все до единого слова солгано.
‘Пользуясь природною жестокостью черногорцев и склонностью к грабительству, она подвигла их к мятежу и вооружила…’
Черногорцы никогда не были подданными Оттоманской Порты, и с давнего времени имели связи с Россиею. Что же касается до природной их жестокости и склонности к грабительству, то французам не было надобности приходить издалека, испытывать на себе следствия сей жестокости. Французы в области Черногорской для угождения честолюбию шайки корсиканцев!! Вот война, которую по справедливости можно назвать непонятною!
‘Таким же образом для будущих своих предприятий Россия тайно вооружила Морею, прежде устрашив ее мнимыми опасностями, о которых умела искусно распустить слухи’.
Сочинитель сего донесения по крайней мере должен бы сказать нам, какие именно разумеет он мнимые опасности, или какие причины заставили его быть здесь скромным, вовсе некстати.
‘Наконец Россия под пустыми предлогами заняла Корфу и другие острова Ионийского моря, которые и признаны ею независимыми’.
Россияне имеют законное право содержать войска на островах Ионийских. Доказательством тому служит пятая статья Константинопольского договора 1800 года марта 21 дня.
‘Россия всеми средствами хитрости приготовила исполнение своих намерений, искусно воспользовалась случаем войны между Франциею и Пруссиею, и явно устремилась к своей цели с тем насилием, которое не знает или не уважает никакого права.
Столь важные обстоятельства заставляют меня напомнить вашему в. (то есть вам г. Буоналарте) поступки прежнего французского правительства и открыть причины настоящих событий. Из числа всех ошибок его самая пагубная, следственно, ничем не извинительная, состояла в том, что оно с непонятною оплошностью допустило совершиться первому разделу Польши, которому легко могло положить препоны. Без сего первого раздела не было бы второго и третьего, Польша и теперь существовала бы, уничтожение оной не оставило бы пустого места, и Европа избегла бы потрясений и беспокойств, которые беспрестанно мучили ее в продолжение последнего десятилетия’.
Известно, что Буонапарте присылал в Мемель предложения о мире, в наставлении для сих бесплодных переговоров написаны были следующие достойные примечания слова: Е. И. и К. В. (то есть Буонапарте) приехал в Польшу нарочно для того, ‘чтоб увидеть страну сию, и теперь уверился, что она не может быть государством независимым’. — Буонапарте уверился в том не прежде, как уже по окончании сражения под Прейсиш-Эйлау! Министрам его, кажется, надлежало бы помнить Венецию, и быть поскромнее, когда говорят о разделе.
‘Версальский кабинет увеличил сию ошибку еще тем, что оставил одну Порту сражаться с Россиею, и допустил ее до болезненных пожертвований, когда мог предотвратить их, когда удобно мог помочь ей или в 1783 году после заключения мира, или спустя потом пять лет, то есть при начале войны, окончившейся бедственным миром 1791 года. От сего небрежения о выгодах Франции и всей Европы теперь для обеих настали бы новые пагубнейшие следствия, если бы ваше в. (то есть надлежало бы сказать: вы) не уничтожили оных.
Но ваше в. (то есть: вы) сделали все, чтобы заставить неприятелей ваших желать мира, вы еще приготовили все способы заключить мир, ибо нельзя думать, чтобы Россия отвергла все благодеяния мира и не захотела бы дать обещания, которого ваше в. (то есть: вы) требуете от нее, а именно удержаться от покушений против южных соседних ей государств, покушений, делаемых ею уже тридцать лет, и ныне возобновляемых’.
Забота о благосостоянии соседних России южных государств открывает преобширное поле для деятельности французского правительства, ибо во-первых, граница между Россиею и Китаем на юге в длину простирается на 1150 французских миль, полагая их в градусе 25, во-вторых Южная Россия сопредельна с малою и среднею Киргизскими ордами, и черта разделяющая ее от сих народов простирается на 850 миль, наконец земли кавказских народов, прикосновенные к Южной России, простираются на 350 миль. Можно утвердительно сказать, что французский министр не знает даже имен сих южных народов, для которых г. Мантель в своей Географии потрудился выдумать особливые названия. Люди, которые говорят о том, что им вовсе неизвестно, обыкновенно впадают в пустословие, для того мы думаем, что французский министр сам не ожидает важных следствий от сего ходатайства за южные государства, и приступаем к окончанию донесения.
‘Равным образом признать ненарушимость и независимость Оттоманской империи, необходимую связь имеющие со благом Франции и спокойствием всего мира. Варшава. 29 января 1807.
Подписано:
Хотя сие донесение подписано Талейраном, однако солдатский тон, итальянские выражения, колкие и несправедливые укоризны, грубое ругательство, словом, все обнаруживает, что сам великий муж написал его. Он, как видно, хотел доказать, что в нем нет ни крошки властолюбия, и что напротив того другие питают страсть сию!
Донесение министра Талейрана: [О воен. действиях и дипломатии России, с коммент. издателя]: [Из Journ. du Nord] // Вестн. Европы. — 1807. — Ч.33, N 11. — С.218-232.