Дон Антонио, Грант Чарльз, Год: 1882 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 44 минут(ы)

ДОНЪ АНТОНІО.

Разсказъ Чарльза Гранта.

(Переводъ съ англійскаго).

Въ одномъ изъ маленькихъ скверовъ Неаполя, названіе котораго я забылъ, стояло два ларя, здсь добрые граждане утоляли жажду невинными напитками, стаканомъ холодной воды изъ фонтана льва или изъ минеральнаго источника Саита-Лучія, съ прибавкой боле избалованными нсколькихъ капель не особенно приглядной горькой настойки или небольшого количества лимоннаго сока. Это мсто очень удобно для наблюденія нравовъ и костюмовъ. Настоящій неаполитанецъ, которому приходится выходить во время лтней жары, охотно сдлаетъ крюкъ въ четверть мили, лишь бы идти тнистою улицею, не подвергаясь яркому свту и жар открытыхъ мстъ, въ этихъ случаяхъ онъ выбираетъ путь, избгая солнечныхъ мстъ почти съ такимъ же стараніемъ, какъ кошка обходитъ лужи, отправляясь по неотложному длу посл дождя.

Іюнь во второй половин, около десяти часовъ утра толпа не такъ велика и не такъ разнообразна, какъ была бы въ боле ранній часъ или около заката солнца, но тутъ найдется много такого, что можетъ поразить новизною и странностью любого иностранца. Вы видите, напр., маленькаго ребенка, идущаго нетвердою поступью и крпко держась за руку матери. Почему на немъ надтъ костюмъ, представляющій точную копію одянія францисканскаго монаха? Неужели неаполитанскія дти такъ быстро развиваются и уже въ пятилтнемъ возраст готовы отречься отъ міра? Или, можетъ быть, эта женщина, съ преждевременно состарившимся лицомъ, ярая патріотка и вырядила своего сына такимъ образомъ въ насмшку надъ духовенствомъ? Ни то, ни другое. Бдный маленькій Чичилло всегда былъ болзненнымъ ребенкомъ, а докторскія снадобья, какъ мы знаемъ, стоятъ дорого и помогаютъ мало. Святые могли бы помочь, захоти только они. Св. Францискъ, напримръ, всегда сострадателенъ и добръ къ дтямъ и, конечно, исцлилъ бы маленькаго Чичилло, обрати онъ только на него вниманіе. Но въ Неапол такъ много дтей, такъ много больныхъ дтей! и если бы даже святой взглянулъ въ эту сторону, онъ едва-ли замтилъ бы Чичилло. И вотъ мать, подобно другимъ матерямъ ея класса, сдлала ребенку это странное платье, чтобы привлечь вниманіе святого и въ то же время помнить самой о данномъ ею обт. Ребенку, несомннно, стало лучше съ тхъ поръ, какъ онъ началъ носить рясу, а мать перестала давать ему шарлатанскія лкарства и наняла другое помщеніе съ окномъ, выходящимъ на югъ. Если Чичилло совершенно выздороветъ, монашескій балахонъ и капюшонъ будутъ отложены въ сторону, и мать будетъ уврена, что ея сынъ навсегда сохранитъ особое отношеніе къ св. Франциску.

Сама она, какъ вы видите, носитъ платье цвта бордо, съ отдлкой изъ блой тесьмы, что, несомннно, боле пестро, чмъ красиво. Она выбрала себ такой нарядъ не изъ тщеславія, дурного вкуса или по бдности! нтъ. Годъ съ небольшимъ тому назадъ ее мучила лихорадка, и она дала обтъ Санъ-Чиро, что если онъ ее исцлитъ, она сдлаетъ себ это платье въ его честь. Эти цвта и этотъ фасонъ — именно т самые, которые, какъ полагаютъ, нравятся ему больше всего.

Захворавъ, неаполитанки очень любятъ давать обты, что сдлаютъ себ новое платье, какъ только выздоровютъ, а если случай бываетъ очень бдственный, иногда къ обту присоединяется съ полдюжины сосдокъ. Въ такихъ случаяхъ мужья обыкновенно бываютъ вынуждены давать согласіе, хотя временами они и намекаютъ, что набожность, подсказывающая такія дла милосердія, не совсмъ-таки свободна отъ женскаго пристрастія къ нарядамъ.

Санъ-Чиро при жизни былъ докторомъ и покровителемъ Портичи, и вполн естественно, жители этого города должны во время болзни прибгать къ нему, но онъ отнюдь не единственный святой, помогающій въ случа нужды. Если вы предпочитаете платье изъ травянисто-зеленаго штофа съ отдлкой изъ желтыхъ лентъ, можете обратиться съ вашимъ обтомъ къ св. Анн, великой соперниц Санъ-Чиро въ мнніи низшихъ классовъ. Мадонна del barmine носитъ блое платье съ черными обшлагами и налагаетъ т же цвта на своихъ почитателей и мадонна Addolorata одвается въ совершенно черное. Къ одной изъ нихъ обыкновенно прибгаютъ занимающіе нсколько боле высокое положеніе въ обществ. Какъ видите, для выбора больныхъ имется значительное разнообразіе святыхъ и цвтовъ, но въ общемъ Санъ-Чиро, пожалуй, не хуже всякаго другого святого.

Но кого это два носильщика несутъ въ большомъ золоченомъ портшез? Надъ портшезомъ, замтьте, имется куполъ, поддерживаемый четырьмя колонками и увнчанный ангеломъ. Особа, которую несутъ, очевидно, направляется куда-нибудь съ параднымъ визитомъ, она расфранчена, а верхъ ея великолпнаго экипажа украшенъ четырьмя громадными букетами. Это — повивальная бабка, направляющаяся крестить ребенка, которому она недавно помогла появиться на свтъ. Вы сразу можете сказать, что это — двушка, такъ какъ она держитъ ребенка на лвой рук. Такія женщины играютъ значительную роль въ семейной жизни Неаполя и имютъ голосъ, хотя бы и номинальный, въ семейныхъ длахъ, не имющихъ никакого отношенія къ ихъ профессіи. Каждый ребенокъ смотритъ на особу, помогавшую при его рожденіи, какъ на родственницу, и въ общественномъ мнніи она стоитъ лишь немного ниже крестной матери.

Но тише! снимите шляпу: идетъ похоронная процессія. Впереди движется крестъ, несомый на длинной палк человкомъ, одтымъ въ весьма странный костюмъ. Нижняя часть его платья похожа покроемъ на одежду монаха и лишь сдлана изъ благо полотна, а вся голова совершенно закрыта капюшономъ изъ того же матеріала, свободно свшивающимся почти до пояса. Благодаря отверстіямъ для глазъ, продланнымъ въ капюшон, голова на нкоторомъ разстояніи напоминаетъ черепъ. По бокамъ человка, несущаго крестъ, шествуютъ двое людей съ обнаженными головами и въ ярко красной одежд, за ними слдуетъ длинная процессія мужчинъ, одтыхъ, какъ первый, и несущихъ въ рукахъ большія восковыя свчи, затмъ появляется катафалкъ, тяжелыя складки бархатнаго покрова совершенно скрываютъ носильщиковъ и позволяютъ видть лишь ихъ ноги. Катафалкъ и стоящій на немъ гробъ пышно вызолочены и украшены. За катафалкомъ слдуетъ много стариковъ, каждый одтъ въ голубое платье и срый плащъ, и несетъ въ рукахъ маленькій черный флагъ съ золоченымъ изображеніемъ креста или черепа на скрещенныхъ костяхъ. Это — бдные изъ госпиталя Санъ-Дженнаро, призрваемые съ условіемъ участвовать въ погребальныхъ процессіяхъ. Вс эти похороны устроены братствомъ. Почти каждый неаполитанецъ принадлежитъ къ какому-нибудь обществу, куда онъ ежемсячно взноситъ небольшую сумму, чтобы, когда настанетъ его часъ, быть похороненнымъ съ пышностью, и какъ только онъ умираетъ, братство принимается за его тло, украшаетъ надлежащимъ образомъ комнату, въ которой оно лежитъ, и беретъ на себя вс издержки и хлопоты, связанныя съ погребеніемъ.

Процессія прошла, потокъ жизни опять покатился шумно и оживленно, какъ прежде. Время отъ времени прохожіе выходятъ изъ этого потока освжиться стаканомъ лимонной или минеральной воды. Одинъ изъ ларей такъ и блеститъ отъ новой окраски и полированной мди, другой — настолько же грязноватъ и непригляденъ, насколько наряденъ его сосдъ. Однако, хотя они предлагаютъ совершенно одинаковые напитки и по одной и той же цн, второй ларь торгуетъ вдесятеро больше.

Видите ли вы того человка, который подходитъ утолить свою жажду? Если вы не помните дона-Антоніо, который такъ удачно вступился, чтобы предотвратить внезапную месть Пеппиньелло {См. разсказъ ‘Пеппиньелло’, сентябрь 1896 г.} годъ тому назадъ, вы едва ли замтили бы его. При первомъ взгляд онъ кажется почти наимене замтнымъ изъ всхъ прохожихъ. Онъ очевидно, принадлежитъ къ достаточному классу. Его платье отмнно опрятно, хотя нсколько старомодно и немного потерто по швамъ. Онъ худощавъ и мускулистъ, и скоре ниже, чмъ выше средняго роста. У него темные, быстрые глаза и густые, грубые черные волосы, которые склонны виться, но коротко острижены, согласно господствующей мод. Борода, покрывающая нижнюю часть лица, подстрижена тоже и не закрываетъ безукоризненно чистаго воротника рубашки. Темныя лайковыя перчатки нсколько пострадали отъ носки и сидятъ на рук довольно свободно. Донъ Антоніо, очевидно, знаетъ дловое значеніе приличной вншности, но его умъ слишкомъ занятъ другими длами, и онъ предоставляетъ заботиться о костюм портному, парикмахеру и прачк, и потому безсознательно слдуетъ мод, хотя обыкновенно нсколько отставая отъ нея. Въ заключеніе вы догадываетесь, что ему около сорока лтъ, и видите, что онъ не даетъ себ труда выдергивать сдые волоски, кое-гд появляющіеся на его голов и подбородк.

Что васъ поражаетъ въ немъ боле всего — это его медленная, какъ на прогулк, походка и тотъ интересъ, съ которымъ онъ, повидимому, наблюдаетъ все происходящее вокругъ. Но Неаполь не Лондонъ, и всякій, кому приходится ходить по его улицамъ въ средин лта, скоро выучивается длать это медленно. Природа подъ угрозой самыхъ жестокихъ каръ воспрещаетъ здсь быструю ходьбу, которая наблюдается въ дловой части Лондона въ ранніе часы дня. Можетъ быть, это обстоятельство является причиной, почему каждый неаполитанецъ такъ внимательно приглядывается къ поступкамъ своихъ сосдей и, повидимому, извлекаетъ такъ иного развлеченій изъ тысячи уличныхъ случаевъ, которые англичанинъ не иметъ времени замтить.

Еще боле поразило бы человка, боле знакомаго съ жизнью Неаполя, что на особ дона Антоніо не видно ни одной ювелирной вещицы. Взглянувъ пристальне на его лицо, вы замтите, что, хотя по своему костюму и манерамъ онъ, очевидно, принадлежитъ къ среднему кругу общества, формы его лба и носа сразу напоминаютъ простонародный типъ. Его ноги также необычайно широки, если только его сапожникъ не совсмъ лишенъ чести и совсти, и длаетъ сапоги хоть сколько-нибудь по мрк. Губъ дона Антоніо вы не можете видть,— онъ позволяетъ своимъ усамъ расти во всю ихъ длину и закручиваетъ книзу, такъ что они совершенно скрываютъ его ротъ,— манера, весьма необычайная среди неаполитанцевъ, за исключеніемъ тхъ, у кого плохи зубы, зубы же дона Антоніо, какъ вы замчаете съ одного взгляда, когда онъ говоритъ или улыбается, совершенно здоровы и блы.

Словомъ, это — самый обыкновенный, незамтный человкъ. Наблюдайте за нимъ попристальне, и вы откроете, что онъ длаетъ вещи, достойныя вниманія. Онъ только что окончилъ стаканъ лимонной воды, который спросилъ себ у грязноватаго ларя, какъ и всякій другой, и отдалъ въ уплату бумажную лиру. Подойдя достаточно близко, вы увидите, что, вмсто девятнадцати сольдо, онъ получилъ сдачи двадцать одинъ сольдо, т. е. вмсто того, чтобы взять одинъ сольдо за напитокъ, торговецъ самъ далъ ему одинъ сольдо за честь, оказанную его прилавку. Если этотъ продавецъ ведетъ свое дло на такихъ принципахъ, то легче понять, почему онъ привлекаетъ такое большое количество покупателей, чмъ то, какимъ образомъ онъ ухитряется сводить концы съ концами къ концу недли. Если, однако, вы взглянете на это бдительное, хитрое и алчное лицо, то этотъ человкъ отнюдь не покажется вамъ такимъ, котораго было бы легко провести.

Послдуемъ немного за дономъ Антонію, мы можемъ сдлать это, такъ какъ мы невидимы, если же его ясные глаза мелькомъ замтили бы насъ, оказалось бы не особенно легкимъ слдить за нимъ. Онъ заходитъ въ первую табачную лавочку, выбираетъ кавуровскую сигару, которую, однако, не закуриваетъ, снова отдаетъ въ уплату лиру и снова получаетъ, а не тратитъ, одинъ сольдо. Этимъ путемъ онъ длаетъ рядъ мелкихъ покупокъ, и всякій разъ та сумма, которую онъ получаетъ сверхъ того, что даетъ въ уплату, составляетъ точную цну покупаемаго имъ предмета.

Къ тому времени, когда донъ Антоніо достигаетъ Толедо, его карманы наполнены мдяками. Тутъ множество мнялъ, и мужчинъ, и женщинъ, постоянно сидитъ на углахъ боковыхъ улицъ, имя передъ собою столики съ небольшими кучками монетъ. Мнялы эти заработываюгь свое пропитаніе, размнивая бумажныя деньги на мдь и взимая за это два процента съ каждой сдлки. Донъ Антоніо подходитъ къ первому изъ столовъ, кладетъ девятнадцать сольдо и тотчасъ же получаетъ бумажную лиру. Онъ повторяетъ эту выгодную для него финансовую операцію каждый разъ, когда проходитъ мимо столика мнялы, и къ тому времени, когда онъ подходитъ къ Санъ-Карло, онъ освобождается отъ половины своихъ мдяковъ.

Все это дло было выполнено совершенно спокойно, безъ задержки и безъ всякаго торга, который неаполитанцы, кажется, такъ любятъ, и который иностранцы, не имющіе счастья быть милліонерами, находятъ и досадныхъ, и въ то же время неизбжнымъ.

II.

Достигнувъ конца Толедо, донъ Антоніо останавливается. Человкъ, ждавшій около лодокъ внизу, всходитъ по ступенькамъ вверхъ и обращается къ нему. Пришедшій — высокій, хорошо сложенный мужчина, на немъ надть костюмъ безъ прорхъ и безъ заплатъ, представляющій нчто среднее между одяніемъ рыбака и прибрежнаго матроса. Это, вроятно, рыбакъ или матросъ, или же то и другое вмст. Хотя его голосъ тихъ и его манеры почтительны, изъ его жестовъ, которые онъ тщетно старается сдержать, ясно, что онъ и возбужденъ, и раздраженъ. Полицейскій, шатавшійся между рыбаками, не спша и съ самымъ невиннымъ видомъ сталъ всходить по лстниц. Донъ Антоніо тотчасъ же замчаетъ его однако, и при помощи взгляда предупреждаетъ своего собесдника, и представитель закона, проходя мимо нихъ, слышитъ лишь слдующій незначительный разговоръ:

— Если ты думаешь, что плата слишкомъ мала, то тутъ внизу найдется много лодочниковъ и безъ тебя.

— Но, вдь, какая жара-то, сударь.

— Ну, хорошо, пусть будетъ двнадцать сольдо.

— Я буду готовъ черезъ пять минутъ, если вы можете подождать.

Еще до истеченія этого времени оба сидятъ уже въ лодк и лодочникъ усиленно гребетъ по направленію къ гавани. Какъ только они отъхали на такое разстояніе, что ихъ нельзя было слышать съ берега, лодочникъ заговорилъ снова тономъ человка, негодующаго на несправедливость, причиненную ему лицомъ, которое онъ признаетъ выше себя.

— Мы всегда платили аккуратно. Даже въ самыя плохія времена мы никогда не запаздывали ни на одинъ день.

— Я знаю это.

— И это была лучшая корзина рыбы за весь мсяцъ.

— Гд она была оставлена?

— На обычномъ мст.

— А гд вы были?

— Мы были въ кафе, разумется. Мы отсутствовали едва ли двадцать минутъ, а когда вернулись — рыбы уже не оказалось.

— Теперь почти одиннадцать, къ часу рыба снова будетъ тамъ.

— Наполовину испорченная и посл прекращенія торга.

— Я ужъ позабочусь объ этомъ. Греби къ порту.

Въ теченіе нкотораго времени не было произнесено больше ни одного слова. Гребецъ заработалъ еще усиленне, а донъ Антоніо вынулъ записную книжку, написалъ на разныхъ страницахъ ея по нскольку словъ, вырвалъ листки, скаталъ ихъ въ шарики, которые сталъ затмъ беззаботно пересыпать изъ одной руки въ другую. Когда лодка миновала маякъ, донъ Антоніо спросилъ:

— Въ которомъ часу ты отправишься сегодня?

— Мы думали ухать въ семь, но теперь — кто знаетъ?

— Кто съ тобой въ лодк?

— Мой братъ и племянникъ.

— Ты завезешь меня сегодня къ донн Джіованн, но только пусть твой племянникъ детъ въ другой лодк. Будь же аккуратенъ: ровно въ семь.

— Слушаю, сударь.

Донъ Антоніо прыгаетъ на берегъ, все еще продолжая безпечно держать въ своей полусжатой рук маленькіе бумажные шарики, и направляясь вверхъ, въ сторону города. Привезшій его лодочникъ немедленно обступается группой рыбаковъ, которые, судя по ихъ говору, очевидно, жители одной изъ деревушекъ, лежащихъ на берегу между Гаэтой и Неаполемъ. Но оставимъ ихъ обсуждать свои дла и послдуемъ за нашимъ таинственнымъ путеводителемъ.

Теперь одинъ изъ самыхъ жаркихъ и самыхъ глухихъ часовъ дня. Даже mozzonari покинули свои посты, за исключеніемъ одного лишь Пеппиньелло, который въ полусн лежитъ около своихъ товаровъ.

Донъ Антоніо останавливается передъ нимъ, нагибается, какъ бы желая разсмотрть старые сигарные окурки и, переворачивая пальцемъ кучку за кучкой, незамтно высыпаетъ бумажные шарики, которыми онъ до этого игралъ, какъ разъ около лвой руки мальчика. Длая это, онъ тихо произносить нсколько именъ такимъ тономъ, который заставилъ бы прохожаго предположить, что донъ Антоніо проклинаетъ про себя ограниченность своихъ средствъ или качество табака. Хотя мальчикъ, повидимому, продолжаетъ спать, однако по незамтному почти движенію, къ какимъ онъ прикрываетъ шарики рукою, донъ Антоніо понимаетъ, что тотъ совершенно проснулся. Соустя минуту, донъ Антоніо поднимаетъ голову, смотритъ кругомъ, какъ бы желая найти другого mozzonaro, проходитъ нсколько шаговъ впередъ, затмъ возвращается, кладетъ полную рыночную цну всего запаса сигарныхъ окурковъ, находящихся у продавца, завертываетъ ихъ въ газетную бумагу, засовываетъ свертокъ въ карманъ и бредетъ въ одинъ изъ самыхъ узкихъ переулковъ ведущихъ къ рыбному рынку.

Тмъ временемъ Пеппиньелло вытягивается во всю длину, какъ бы желая закончить прерванный сонъ. Затмъ онъ безпокойно переворачивается на спину, переворачивается на другой бокъ, но, повидимому, ни одно положеніе не удовлетворяетъ его, и онъ лниво встаетъ и тащится въ одну изъ сосднихъ улицъ. Однако, какъ только онъ завернулъ за полдюжины угловъ, его шаги ускоряются, и онъ быстро идетъ къ мсту своего назначенія. Онъ пустился бы бгомъ, но это могло бы привлечь вниманіе, а это неудобно, такъ какъ онъ несетъ въ рук драгоцнные бумажные шарики.

Донъ Антоніо, повидимому, намревается позавтракать сегодня рыбой, онъ останавливается передъ рядомъ рыночныхъ ларей и внимательно разсматриваетъ боле скромныя партіи товара. Мало того, отъ вступаетъ даже въ разговоръ съ нкоторыми изъ многихъ торговцевъ, которые остаются еще около своихъ ларей, и хотя тонъ его голоса необычайно тихъ для Неаполя, каждый прохожій заключилъ бы изъ его жестовъ, что онъ или критикуетъ рыбу, или торгуется. Въ дйствительности же онъ производитъ судебное слдствіе, результатъ котораго мы скоро увидимъ. Тмъ не мене, у послдняго ларя, у котораго донъ Антоніо останавливается, онъ покупаетъ десять свжихъ сардинъ, за которыя платитъ полную рыночную цну. Тщательно завернувъ ихъ въ морскія водоросли, данныя торговцемъ, затмъ въ газетную бумагу, вынутую изъ собственнаго кармана, донъ Антоніо уноситъ ихъ, держа въ рук.

Ему не далеко идти. Посл одного или двухъ поворотовъ онъ подходитъ къ маленькой тратторіи, видъ и запахъ которой отбилъ бы аппетитъ у большинства англичанъ. Онъ входитъ въ низкое, тсное помщеніе, гд группы подозрительныхъ людей сидятъ за виномъ и играютъ въ карты. Дальше помщается кухня, отдленная отъ перваго помщенія лишь небольшимъ выступомъ стны. Здсь хозяйка сидитъ передъ особымъ прилавкомъ, на которомъ разставлены порціи сырой пищи.

И хозяйка, и поваръ привтствуютъ дона Антоніо съ глубочайшимъ почтеніемъ, онъ говоритъ обоимъ нсколько словъ тономъ дружеской снисходительности, отдаетъ повару свою рыбу съ указаніемъ способа, какимъ она должна быть приготовлена, и проходитъ черезъ пустую комнату, находящуюся за кухней, въ темный корридоръ, который ведетъ къ узкой лстниц. По ней донъ Антоніо поднимается въ большую, прохладную комнату, защищенную отъ солнечныхъ лучей травяными циновками снаружи, надъ верхними краями оконъ и надъ балконами. Одна сторона комнаты занята двумя желзными кроватями, каждая достаточно велика, чтобы служить для маленькаго семейства, но он стоятъ здсь, кажется, боле для виду, и остальная мебель здсь такая, какая бываетъ въ тавернахъ, а не въ спальн. Въ дйствительности кровати служатъ лишь для полуденнаго отдыха наиболе почетныхъ гостей. По опрятности и обстановк это помщеніе представляетъ рзкій контрастъ въ сравненіи съ нижними комнатами, кром того, въ немъ совершенно нтъ мухъ, цлые рои которыхъ длаютъ нижнія комнаты невыносимыми для каждаго непривычнаго человка.

Пятеро мужчинъ, сидящихъ здсь за столомъ, на которомъ передъ ними стоятъ фрукты и вино, встаютъ, когда входитъ донъ Антоніо, каждый наполняетъ стаканъ и протягиваетъ вновь пришедшему. Четыре изъ этихъ стакановъ донъ Антоніо съ кивкомъ головы подноситъ къ губамъ, но пятый вжливо отклоняетъ легкимъ движеніемъ руки, говоря: ‘Благодарю, я уже достаточно выпилъ’, и садится на свое мсто у бокового стола. Посл этого присутствующіе передвигаютъ свои кресла такъ, чтобы ни одинъ изъ нихъ не сидлъ къ нему спиною, и, занявъ снова мста, возобновляютъ прерванную бесду. Тотъ, стаканъ котораго былъ отвергнутъ, молчитъ и безпокойно двигается на кресл. Сейчасъ, однако, не время для объясненій, — пришелъ мальчикъ накрывать на столъ. Донъ Антоніо такой человкъ, который одновременно и завтракаетъ, и обдаетъ, но сегодня онъ, можетъ быть, иметъ другую причину сть такъ неторопливо. Однако, онъ кончаетъ, наконецъ, тарелки перемнены, фрукты принесены, и мальчикъ исчезаетъ. Человкъ, стаканъ котораго донъ Антоніо отвергнулъ, тотчасъ же приближается къ его столу и останавливается передъ нимъ въ поз самой униженной покорности. Возникаетъ длинный разговоръ на чистйшемъ неаполитанскомъ діалект, но бесда ведется такъ тихо, что ни одного слова не слышно никому, кром говорящихъ. Въ заключеніе нашъ герой наполняетъ свой стаканъ и протягиваетъ его своему собесднику, который поднимаетъ стаканъ къ губамъ и немедленно оставляетъ комнату. Онъ призналъ свое участіе въ утренней краж и взялся возвратить корзину, наполненную свжей рыбой даже нсколько большей цнности, чмъ та, которая была украдена. Все его оправданіе состояло въ томъ, что сами лодочники ни въ чемъ не были виноваты, но нкоторая часть привезеннаго ими на рынокъ товара принадлежала не имъ, а другому рыбаку, не платившему сборовъ въ пользу Каморры. Эту часть рыбы онъ не желалъ уступать, но вс его возраженія были разбиты не доводами, а простымъ приказаніемъ, и, какъ онъ зналъ, для него лучше было подчиниться.

Посл его ухода донъ Антоніо не долго оставался: его положеніе вынуждало его по временамъ вступать въ сношеніе съ людьми, явно принадлежащими къ преступному классу, но ему не особенно нравилось ихъ общество, кром того, ему предстояла еще работа. Онъ отправился въ путь, уплативъ предварительно хозяйк полную плату за свой обдъ, несмотря на вс ея протесты. Она была вполн искренна, говоря, что считала бы для себя за честь и удовольствіе угощать его въ любое время безъ всякаго вознагражденія. Хотя донъ Антоніо такъ же, какъ и большинство другихъ людей, любитъ длать маленькія сбереженія, однако власть для него въ конц-концовъ дороже, чмъ деньги, онъ, поэтому, старательно воздерживается извлекать изъ своего положенія какую-нибудь личную выгоду, сверхъ идущей непосредственно отъ тхъ, кому онъ служитъ. Онъ не остается при этомъ безъ награды, и половина его громаднаго вліянія зависитъ отъ того, что среди населенія, понятія котораго о честности отнюдь нельзя назвать очень строгими, онъ извстенъ за совершенно неподкупнаго человка.

До сихъ поръ его шаги были медленны, и онъ все время шагалъ въ одномъ направленіи. Теперь, продолжая сохранять тотъ же видъ и ту же поступь, онъ начинаетъ длать повороты и крюки съ явнымъ намреніемъ ускользнуть отъ какого-то секретнаго преслдованія.

Слдовать за нимъ было бы, разумется, довольно легко при его медленной походк, но сдлать это незамтно вы были бы не въ состояніи. Наконецъ, онъ отпираетъ дверь какого-то дома и, пройдя черезъ залу, выходитъ на сосднюю улицу. Его видъ и манеры совершенно измнились. Въ выраженіи его глазъ проглядываетъ нетерпніе, медленность походки кажется скоре слдствіемъ усталости, чмъ лни. Вы приняли бы его за человка, изнуреннаго зноемъ, ходьбой и голодомъ, и почувствовали бы облегченіе, увидвъ, что онъ входитъ въ первую маленькую тратторію, лежащую на его пути. Здсь онъ вяло опускается на лавку въ самомъ темномъ углу и велитъ подать себ супу съ мясомъ и зеленью, кусокъ хлба и полъ-литра вина. Хотя комната совершенно пуста, хозяинъ тратторіи, достаточно хорошо его знающій, относится къ нему, какъ къ совершенно незнакомому человку. Когда пища принесена, донъ Антоніо платать за нее, наливаетъ немного вина въ стаканъ и отодвигаетъ все остальное съ жестомъ человка, который такъ усталъ, что не можетъ сть. Затмъ онъ вынимаетъ изъ кармана бумажный пакетъ съ сигарными окурками, открываетъ и кладетъ его на столъ передъ собой, вынимаетъ изъ кармана цльную сигару, закуриваетъ ее, подпираетъ голову рукой и, повидимому, впадаетъ въ глубокую задумчивость. Черезъ нсколько минутъ онъ встаетъ и покидаетъ этотъ домъ съ тмъ же соннымъ, разсяннымъ взглядомъ. Какъ только онъ уходитъ, трактирщикъ снова завертываетъ сигарные окурки въ бумагу, помщаетъ ихъ вмст съ хлбомъ и виномъ на полку, а супъ сливаетъ въ маленькій глиняный горшокъ, стоящій на очаг.

III.

Черезъ полчаса посл ухода дона Антоніо изъ тратторіи, туда входитъ Пеппиньелло.

— Ну, что теб нужно?— спрашиваетъ хозяинъ довольно дружелюбнымъ тономъ.

— Что мн всегда нужно: сигарные окурки.

— Ну, теб сегодня удача, посмотри-ка сюда, — и онъ достаетъ пакетъ съ полки.

— Благодарю васъ, — произноситъ мальчикъ и поворачивается къ выходу.

— А ты не голоденъ?

— Немножко.

— Тогда садись.

Пеппиньелло не нужно второго приглашенія, и передъ нимъ скоро появляется завтракъ, оставленный нетронутымъ дономъ Антоніо. Хозяинъ съ добродушнымъ удовольствіемъ наблюдаетъ, какъ Пеппиньелло стъ.

— Не каждый можетъ получать такой супъ безплатно.

— Только т, кто иметъ такихъ великодушныхъ друзей, какъ донъ Дженнаро.

— О, не я плачу за это.

— Такъ разв вы воруете хлбъ и мясо?

Въ тон мальчика нтъ ничего оскорбительнаго, онъ нисколько не хуже думалъ бы о своемъ гостепріимномъ хозяин, если бы и въ самомъ дл подозрвалъ его въ такихъ проступкахъ.

— Нтъ, нтъ, но нкоторые люди имютъ важныхъ друзей.

— Тмъ лучше для нихъ. Однажды ночью, я видлъ во сн, что у меня есть дядя, кардиналъ. Ужъ не онъ ли заплатилъ за меня?

— Пошелъ, пошелъ! ты достаточно хорошо знаешь, кто заплатилъ, но скажи мн, какъ теб удалось познакомиться съ нимъ?

Тонъ говорящаго изъ шутливаго становился явно заинтересованнымъ.

— Удалось познакомиться съ нимъ? Ну, я знаю всякаго и всякій знаетъ меня,— произнося эти слова, Пеппиньелло, обдъ котораго поконченъ, съ полупоклономъ соскальзываетъ съ мста и изчезаетъ въ дверь быстро и безшумно, какъ ящерица, кидающаяся въ нору, когда замчаетъ, что ваши глаза остановились на ней.

— А онъ остороженъ-таки для своихъ лтъ, да,— говоритъ со смхомъ донъ Дженнаро и посл небольшой паузы добавляетъ: — и онъ совершенно правъ, совершенно правъ.

Заданный имъ вопросъ коснулся самаго сокровеннаго секрета Пеппиньелло. Съ тхъ поръ, какъ Пеппиньелло пришлось вести самостоятельную жизнь и придти въ непосредственное соприкосновеніе съ жизнью своего класса, онъ проникся страннымъ уваженіемъ къ дону Антоніо. Вс мальчики, которые чего-нибудь стоятъ, обыкновенно имютъ героевъ, и страстное поклоненіе, которое нмецкій мальчикъ чувствуетъ къ Вильгельму I и кронъ-принцу, къ Мольтке и Бисмарку, а итальянскій боле высшихъ классовъ — къ Виктору-Эммануилу и Гарибальди,— этотъ маленькій отверженецъ сосредоточилъ на самомъ, повидимому, заурядномъ лиц, котораго онъ имлъ случай часто видать собственными глазами. Даже сама простота вншняго вида этого человка возвышала его въ глазахъ мальчика, а его одиночество и кажущаяся слабость лишь усиливали впечатлніе.

Король Италіи имлъ и солдатъ, и полицію, и суды, и тюрьмы, но вотъ человкъ, который не иметъ никакого права на власть, и однако, постоянно идетъ наперекоръ правительству, проводитъ иной законъ, который они ненавидятъ, но которому народъ охотно повинуется. А кто же можетъ сомнваться, что это — истинный Божій законъ, отъ котораго злые, жестокіе и жадные люди стараются отдлаться, чтобы имть возможность выкрасть послднюю копйку изъ кармановъ бдняковъ? Кто не слыхалъ разсказа о вступленіи Гарибальди въ Неаполь? Во всей исторіи этого города это былъ одинъ единственный день, когда вс классы города соединились и вышли вмст привтствовать новаго избавителя.

Нкоторыя личныя качества дона Антоніо также способствовали возвышенію его въ глазахъ Пеппиньелло, особенно, его сдержанность ть разговор, окружавшая его таинственность и его обычное самообладаніе. Никогда ни одинъ человкъ не видалъ, чтобы онъ вышелъ изъ себя, и никто ни разу не слыхалъ, чтобы онъ въ раздраженіи повысилъ голосъ. Производила впечатлніе и та спокойная храбрость, съ которою онъ расхаживалъ передъ самыми глазами полиціи, готовой дать баснословныя суммы, лишь бы получить его въ свои руки, и, однако, не осмливающейся тронуть его пальцемъ. Должно признаться также, что его приличный костюмъ постоянно оказывалъ нкоторое вліяніе на умъ мальчика, который достаточно былъ неаполитанцемъ, чтобы чувствовать инстинктивное уваженіе ко всякому знаку соціальнаго превосходства, хотя въ другихъ случаяхъ это почтеніе сдерживается если не чувствомъ враждебности, то чувствомъ недоврія. Пеппиньелло смотрлъ на богатыхъ — а въ его глазахъ весьма незначительная сумма является уже богатствомъ — какъ на существа совершенно иного порядка, и безъ всякаго колебанія обманулъ бы и провелъ ихъ при каждомъ удобномъ случа. У него никогда не было никакого сомннія, что если бы они только думали о немъ когда-нибудь, они относились бы къ нему точно такъ же. Правда, они часто бросаютъ ему сольдо или два, но какую цву имютъ для нихъ мдяки? Это въ порядк вещей, чтобы джентльмены, особенно иностранцы, разбрасывали мдныя монеты во вс стороны, и если он, случается, падаютъ въ его сторону, то это благодаря, главнымъ образомъ, его способности и счастью, хотя святые иногда тоже помогаютъ въ этомъ. Этотъ же вотъ человкъ, обладая преимуществами, невольно вызывающими удивленіе, проводитъ всю свою жизнь въ борьб за дло бдняковъ.

Пеппиньелло, разумется, надлилъ предметъ своего поклоненія всми добродтелями, на которыхъ его воображеніе любитъ останавливаться, особенно восхищаетъ его ловкость и находчивость дона Антоніо. Много исторій разсказывали о нихъ. Пеппиньелло жадно прислушивался, размышлялъ о нихъ и прикрашивалъ, пока его память не заграмоздилась цлымъ кругомъ легендъ, въ которомъ излюбленное имъ лицо было центромъ. Все это восхищеніе было, однако, совершенно безкорыстно: Пеппиньелло никогда ни на одну минуту не допускалъ мысли, чтобы его герой могъ обратить на него вниманіе.

Но донъ Антоніо имлъ обыкновеніе замчать все, что попадалось ему на глаза, и давно уже и подробно ознакомился съ исторіей мальчика, съ его длами и привычками, и составилъ себ ясное представленіе о его характер. Подмтивъ, что мальчикъ никогда не забывалъ благодянія, донъ Антоніо заключилъ, что черезъ нсколько лтъ его память станетъ крпко хранить и обиды, что, по мннію дона Антоніо, было необходимымъ базисомъ всхъ мужскихъ добродтелей. Затмъ, ребенокъ былъ смышленъ и благоразуменъ не по лтамъ, по всей вроятности, онъ пробьется въ жизни, въ виду чего было бы, конечно, недурно заручиться его благодарностью, оказывая ему небольшую своевременную поддержку. Поддержка эта, какъ ршилъ агентъ, не должна быть недостаточной, когда явится случай, но пока спшить незачмъ: мальчикъ еще молодъ, а жизнь, которую онъ велъ, была прекрасной школой.

Въ такомъ положеніи дла находились въ теченіе нсколькихъ мсяцевъ, когда произошелъ случай, приведшій этихъ двухъ лицъ въ личное соприкосновеніе. Однажды утромъ, на разсвт, когда Пепииньелло бродилъ около зеленного рынка, онъ замтилъ, что дверь одного кафе, обыкновенно запертая въ этотъ ранній часъ, была пріотворена. Такъ какъ, по его соображеніямъ, комната, по всей вроятности, осталась невыметенной съ вечера, потому что это кафе закрывалось поздно, то тутъ была надежда на хорошій сборъ окурковъ, и вотъ Пеппиньелло тотчасъ же проскользнулъ туда, а въ слдующій моментъ сталъ ползать на четверенькахъ подъ столами и между стульями. Эта передняя комната была не освщена, но свтъ былъ въ кабинет, находящемся сзади и отдленномъ отъ нея лишь дверью, верхняя часть которой была стеклянная. Стекло было задернуто красной занавской, но не настолько плотно, чтобы нельзя было разсмотрть двухъ полицейскихъ, которые сидли въ кабинет, разговаривая вполголоса. Мальчикъ, скоре вслдствіе привычки, чмъ ради какой-нибудь опредленной цли, сталъ прислушиваться, но едва онъ схватилъ нсколько словъ, какъ все остальное было забыто. Онъ не могъ разслышать всего того, что было сказано, не могъ онъ и понять всего того, что услыхалъ, такъ какъ эти люди говорили не на неаполитанскомъ нарчіи, но онъ вполн понялъ одно: задумано было схватить въ это самое утро агента каморры на сосднемъ рынк. Первая мысль Пеппиньелло была о его геро и о томъ, какъ доставить ему эти свднія. Въ слдующую минуту онъ снова былъ у входной двери, но тутъ встртилось неожиданное препятствіе въ вид владльца кафе, вошедшаго въ этотъ самый моментъ. Первымъ побужденіемъ мальчика было снова скрыться въ теннот и переждать, но дверь могла быть заперта на ключъ, а каждый моментъ былъ дорогъ. Смлость была лучшей политикой въ данномъ случа, и Пеппиньелло нанесъ сильный ударъ по ногамъ входившаго. Удивленный этимъ неожиданнымъ нападеніемъ, тотъ отскочилъ шага на два назадъ и такимъ образомъ далъ нападающему возможность выскочить вслдъ за нимъ въ дверь и пуститься бжать со всхъ ногъ. Преслдовать его не стоило. Владлецъ кафе сильно подозрвалъ, что честь этого таинственнаго визита доставили его заведенію валявшіеся на полу сигарные окурки, въ то же время онъ хорошо зналъ, что если бы постители, сидвшіе въ задней комнат, узнали, какъ онъ былъ безпеченъ, оставивъ дверь пріотворенной, онъ навсегда лишился бы въ нихъ покупателей, итакъ, лучше всего совсмъ не упоминать имъ объ этомъ случа.

Несмотря на испугъ и волненіе, Пеппиньелло пустился бжать совсмъ не въ ту сторону, куда намревался направиться, какъ только избавится отъ преслдованія. Такая предосторожность была для него столь обычна, что почти стала инстинктивной. Быстро завернувши за два или за три угла подъ рядъ, а затмъ, оглянувшись назадъ и увидавъ, что за нимъ нтъ никого, онъ ршилъ, что находится въ безопасности, и разомъ остановился. Что теперь длать? Нсколько разъ онъ встрчалъ дона Антоніо на улиц, идущей отъ сверной части города къ рынку, но теперь почти уже восходъ солнца, и онъ, можетъ быть, уже прошелъ, пожалуй, лучше всего было бы пройтись по рынку и посмотрть. И вотъ онъ направилъ свой путь туда, идя такъ быстро, какъ только можно, не привлекая къ себ вниманія. Достигнувъ мста, онъ сталъ бродить между повозками не спша, но съ такимъ видомъ, который побуждалъ крестьянъ, замчавшихъ его, зорче обыкновеннаго слдить за своими фруктами и овощами. Наконецъ, онъ увидалъ предметъ своихъ поисковъ, который стоялъ спиной къ телг и бесдовалъ съ группой крестьянъ и торговцевъ. При нихъ Пеппиньелло не могъ говорить съ нимъ, да и какъ маленькій нищій могъ привлечь его вниманіе? Однако, время шло, и Пеппиньелло не долженъ былъ медлить. Его ршеніе скоро было готово, онъ залзъ подъ телгу и осторожно взялся рукой за одну ступню дона Антоніо.

Донъ Антоніо не вздрогнулъ и не обнаружилъ никакого признака, удивленія, но слегка наклонился и, видя возбужденное лицо мальчика, разомъ понялъ, что тотъ иметъ сообщить ему нчто важное. Тмъ не мене, донъ Антоніо вытащилъ его изъ его тайника съ грубымъ замчаніемъ: ‘ты что тутъ длаешь, маленькій воришка?’ При этомъ онъ повернулся спиною къ своимъ собесдникамъ и сталъ такъ, что имъ не было видно ни его лица, ни лица мальчика. Въ тотъ же моментъ онъ беззвучнымъ движеніемъ губъ, которое могъ видть одинъ лишь Пеппиньелло, произнесъ названіе одной сосдней улицы. Быстрый и понятливый взглядъ показалъ, что мальчикъ понялъ дона Антоніо, и послдній оттолкнулъ его съ сердитымъ восклицаніемъ: ‘Убирайся прочь!’

Пеппиньелло убжалъ съ такимъ видомъ, словно его въ самомъ дл только что уличили въ попытк совершить мелкую кражу, но онъ отбжалъ лишь нсколько шаговъ. Остановившись, онъ началъ гримасничать и кривляться, выражая тмъ величайшее презрніе къ той групп, изъ которой его только что изгнали, затмъ онъ заплъ псню и поплелся по направленію указанной улицы, куда донъ Антоніо прошелъ за полминуты передъ этимъ.

Два или три поворота привели ихъ къ двери какого-то дома. Донъ Антоніо отперъ ее, затмъ поднялся по лстниц, вошелъ въ комнату и, ставъ спиной къ окну, обратился къ мальчику съ краткимъ вопросомъ?

— Въ чемъ дло?

Пеппиньелло передалъ свои свднія.

— Ты долженъ исполнить для меня нсколько порученій

— Я къ вашимъ услугамъ, господинъ.

Донъ Антоніо написалъ нсколько словъ на пяти различныхъ листкахъ бумаги и, скатавши ихъ въ шарики, передалъ ихъ мальчику съ точнымъ указаніемъ относительно того, гд и кому они должны быть переданы. Онъ показалъ ему также, какъ надо сдлать пальцами извстный знакъ для привлеченія вниманія. Каждая записка содержала одни и т же слова, и было все равно, которому изъ указанныхъ лицъ любая изъ нихъ попадетъ.

— Ты увренъ, что вполн понялъ меня?

— Да, господинъ.

— Тогда поспши. Я не забуду тебя, Пеппиньелло,— добавилъ онъ боле мягкимъ тономъ, кладя въ руку мальчика нсколько мдныхъ монетъ,— ты никогда и никому не долженъ говорить, что случилось въ это утро, и если я пройду на улиц мимо тебя, ты ничмъ не долженъ обнаруживать, что знаешь меня.

— Никогда господинъ.

Вс порученія точно были выполнены раньше, чмъ маленькій mozzonaro имлъ время подивиться по поводу того, что донъ Антоніо зналъ его имя.

Успхъ полиціи былъ не особенно блестящъ въ это утро, хотя нсколько человкъ и было арестовано по подозрнію. Какъ говорятъ laszaroni, арестованные пять человкъ, которыхъ приговорили къ проживанію на остров Искіи подъ полицейскимъ надзоромъ, не только не были агентами каморры, но, напротивъ, были все такія лица, которыя навлекли на себя ея неудовольствіе.

Этотъ день, однако, образовалъ эпоху въ жизни Пеппиньелло. Правда, полученная имъ сумма не казалась неисчерпаемымъ богатствомъ даже и въ его глазахъ, но съ этихъ поръ какъ-то весь міръ началъ и сворачиваться къ нему боле свтлой стороною. Продавцы фруктовъ безъ всякаго ворчанія позволяли ему собирать отбросы или даже сами звали его, если онъ проходилъ мимо въ такое время, когда случайно оказывалось необычайно большое количество мятыхъ, а потому и негодныхъ для продажи персиковъ, винограда или яблокъ. Частенько также съ телги крестьянина скатывался кочанъ капусты, когда Пеппиньелло стоялъ вблизи, а нкоторые владльцы маленькихъ тратторій, гонявшіе его прежде отъ дверей, безпрепятственно позволяли ему теперь посщать ихъ заведенія такъ часто, какъ только онъ хотть. Куски хлба и остатки състного всхъ родовъ попадали къ нему теперь въ гораздо большемъ количеств, чмъ прежде. Но это было не все. Когда онъ въ конц мсяца уплачивалъ наемную плату за помщеніе, ему сказали, что если онъ хочетъ, то можетъ передвинуть свою семейную кровать на свободное мсто, находящееся гораздо ближе ко входу въ пещеру, и за это съ него не возьмутъ ничего сверхъ прежней платы. Кончетта, по видимому, раздляла удачу брата, такъ какъ теперь она гораздо чаще находила случай заработать сольдо или два, сверхъ того, жена лавочника подарила ей старое платье, которое казалось ей великолпнымъ нарядомъ. За вс эти блага Пеппиньелло возносилъ прочувствованныя молитвы святымъ и питалъ должную благодарность къ дону Антоніо. Однако, для Пеппиньелло было неизвстно самое крупное благодяніе, оказанное ему этимъ покровителемъ. Донъ Антоніо строго запретилъ всмъ извстнымъ ему лицамъ изъ преступнаго класса обращать вниманіе на мальчика, а въ Неапол едва-ли найдется хотя одинъ воръ, котораго бы донъ Антоніо не зналъ или который согласился бы добровольно навлечь на себя его неудовольствіе.

IV.

Теперь вы такъ долго наблюдали за дономъ Антоніо, что вамъ, можетъ быть, захочется узнать кое-что изъ его прежней жизни. Если это такъ, то я разскажу вамъ все то, что мн удалось собрать относительно его.

Когда онъ былъ ребенкомъ, его отецъ держалъ тратторію въ Позилипо. Часто случалось, что англійскій туристъ или нмецкій художникъ, совершившій вечернюю прогулку, предпочиталъ обдать здсь, чмъ возвращаться въ шумный и пыльный городъ. Кто заходилъ сюда разъ, обыкновенно приходилъ снова, такъ какъ къ нимъ относились здсь съ величайшею предупредительностью. Находившаяся въ маленькомъ саду тнистая бесдка изъ зелени, откуда открывался прекрасный видъ на море, всегда оставлялась для такихъ гостей, ихъ столъ былъ накрытъ безукоризненно чистою скатертью, а заказываемыя ими кушанья изготовлялись съ особою тщательностью. Разумется, вс эти удобства незамтно включались въ счетъ, смотря по оцнк средствъ гостя. Надбавки, длаемыя отцомъ Антоніо, были, однако, всегда умренны, его постители рдко жаловались, и онъ изумился бы, услыхавъ, что кто-нибудь находитъ хоть малйшую нечестность въ его способ веденія дла.

Его первая жена умерла во время первыхъ родовъ, отъ другой сильной, грубой женщины съ громкимъ голосомъ, на которой онъ вскор посл этого женился, у него не было дтей.

Маленькій Антоніо въ теченіе нсколькихъ лтъ былъ слабымъ и хилымъ ребенкомъ. Онъ нетвердыми шагами бродилъ вокругъ дома и всякій разъ, когда его отецъ начиналъ бушевать или мачиха начинала браниться, испуганно забивался куда-нибудь въ уголокъ и тихо плакалъ, хотя ихъ гнвъ никогда не былъ направленъ на него. Напротивъ, оба любили и ласкали мальчика, позволяя ему длать все, что онъ хочетъ, и совершенно не задаваясь мыслью о его воспитаніи. Однако, онъ всегда отличался смышленостью, а съ пятаго года и его здоровье начало поправляться. Въ четырнадцать лтъ онъ былъ совершенно здоровъ, силенъ и необыкновенно ловокъ, хотя не крпкаго сложенія. Къ этому времени онъ пріобрлъ порядочный запасъ полезныхъ званій. Онъ умлъ здить верхомъ, править лошадьми и ходить за ними, а также управлять лодкой при любыхъ условіяхъ.

Его поведеніе было необычайно спокойно для неаполитанскаго мальчика. Однако, его мачиха уже подмтила, что если между его мнніемъ и мнніемъ его отца случается разница, то по прошествіи недли или двухъ Антоніо наврное добьется своего, а слуги знали, что всякій, кто вздумаетъ сдлать что-нибудь ему наперекоръ, наврное поплатится за это при первомъ же удобномъ случа.

Около этого времени одинъ англичанинъ, мистеръ Вилльямсъ, началъ часто посщать тратторію. Онъ собирался сдлать нсколько боле отдаленныхъ экскурсій по окрестностямъ, и ему хотлось нанять неаполитанскаго слугу, при чемъ его выборъ остановился на Антоніо, который уже сопровождалъ его во время нсколькихъ, боле короткихъ поздокъ. Отецъ отвтилъ на это предложеніе ршительнымъ отказомъ, онъ не могъ и подумать о разлук съ своимъ единственнымъ сыномъ. Мальчикъ, однако, совершенно иначе отнесся къ этому предложенію и, не обнаруживая неумстной настойчивости, намекнулъ мистеру Вилльямсу, что, можетъ быть, было бы лучше переговорить объ этомъ дл съ его дядей по матери, который былъ священникомъ. Послдній весьма былъ польщенъ честью, оказанною ему иностраннымъ джентльмэномъ, и съумлъ представить его предложеніе передъ хозяиномъ тратторіи въ такомъ привлекательномъ вид, что тотъ самъ заговорилъ объ этомъ въ слдующій же разъ, какъ только англичанинъ снова постилъ его домъ. Это предложеніе, какъ объяснилъ онъ, застало его сначала врасплохъ, но съ тхъ поръ онъ хорошо обдумалъ его и теперь заявляетъ, что его сынъ счелъ бы для себя за честь поступить на службу къ его милости, если слуга еще не нанятъ.

Антоніо началъ новый родъ жизни и во многихъ отношеніяхъ былъ прекраснымъ слугой, но англійскія приличія были загадкой для молодого неаполитанца. Онъ, напримръ, не видлъ ничего непозволительнаго въ пользованіи подзорной трубой своего господина, или его мыломъ и умывальнымъ тазомъ, когда они оказывались ближе подъ рукою, чмъ его собственные, фамильярность же его разговора, сперва забавлявшая мистера Вилльямса, стала затмъ раздражать его и, наконецъ, сдлалась для него просто вевыносимой. Весьма вроятно, поэтому, что ихъ отношенія скоро пришли бы къ концу, если бы англичанинъ не заболлъ горячкой около замка Вольтуряо во время одной экскурсіи, предпринятой имъ ради археологическихъ цлей. И вотъ тогда вполн обнаружились вс лучшія качества юноши. Онъ тотчасъ же взялъ въ свои руки вс дла, перевезъ своего господина моремъ въ Сорренто, экстренно выписалъ одного изъ лучшихъ докторовъ, а затмъ днемъ и ночью оставался въ комнат больного. Ни одна ученая сидлка не могла бы выполнять медицинскія предписанія съ большею точностью, чмъ онъ, и ни одна жена или сестра не могла быть боле внимательна и неусыпна въ своихъ заботахъ.

Мистеръ Вилльямсъ не былъ неблагодаренъ, особенно когда докторъ сообщилъ ему, что, если бы онъ остался хотя еще дня два среди болотъ, его жизни былъ бы конецъ. Онъ не могъ равнодушно видть, какъ сильно похудлъ и поблднлъ мальчикъ. Посл нкотораго размышленія мистеръ Вилльямсъ ршилъ, что онъ возьметъ его съ собой во Францію и въ Англію, позаботится о его воспитаніи и поищетъ случая пристроить его въ жизни. Опять отецъ возсталъ и опять дядя-священникъ съумлъ одержать верхъ надъ всми его возраженіями.

Цлыхъ четыре года Антоніо пробылъ въ чужихъ краяхъ на служб мистера Вилльямса и въ теченіе этого времени научился читать и писать не только на своемъ язык, но также по-англійски и по-французски, и, сверхъ того, пріобрлъ нкоторое знаніе и нмецкаго языка. Въ другихъ отношеніяхъ онъ получилъ такое общее образованіе, какое соотвтствовало его положенію. Онъ былъ сообразителенъ и прилеженъ, но, повидимому, совершенно не имлъ интереса къ умственнымъ занятіямъ и никогда не бралъ въ руки книги съ иною цлью, какъ выучить свои уроки или пополнить свои знанія въ томъ язык, ил какомъ она была написана. Но онъ сдлался прекраснымъ слугой, такъ какъ къ быстрой сообразительности и непринужденнымъ манерамъ итальянца онъ присоединилъ теперь почтительность и аккуратность англичанина. Относительно своей честности и врности онъ часто доставлялъ доказательства. У мистера Вилльямса не было и въ мысляхъ разстаться съ нимъ. Правда, вначал онъ поговаривалъ, что хочетъ пристроить его, и если бы юноша обнаружилъ особую склонность къ какому-нибудь занятію или профессіи, задуманный планъ былъ бы. по всей вроятности, приведенъ въ исполненіе, но Антоніо, повидимому, былъ рожденъ для того, чтобы быть наилучшимъ изъ слугъ, ну а для его хозяина несравненно было удобне, чтобы онъ такъ и остался въ томъ же положеніи.

Вы можете судить теперь, какъ велико было изумленіе мистера Вилльямса, когда въ одинъ прекрасный день, въ самомъ начал лта 1858 г., его слуга сообщилъ ему о своемъ желаніи вернуться въ Неаполь. По словамъ Антоніо, его отецъ хворалъ и желалъ — нтъ, даже приказывалъ, ему вернуться домой возможно скоре.

Не достаточно ли было бы мсячнаго или шестинедльнаго отпуска? Въ теченіе этого времени онъ свободно могъ бы създить въ Неаполь и вернуться обратно. Антоніо вполн чувствовалъ все то, что его господинъ сдлалъ для него, и съ радостью во всякое время вернулся бы къ нему, но долгъ къ отцу долженъ перевшивать всякія другія сообряженія, а потому Антоніо не можетъ дать никакого общанія, пока не повидается съ отцомъ и не переговоритъ съ нимъ о длахъ.

Мистеръ Вилльямсъ былъ раздосадованъ и негодовалъ. Предстоящая перемна слуги была для него, крайне непріятна. Кром того, ему было жаль разставаться съ нимъ, и онъ чувствовалъ себя даже нсколько оскорбленнымъ тмъ, что тотъ желалъ покинуть его. Тмъ не мене, трудно было возражать противъ выставленныхъ Антоніо доводовъ, и мистеръ Вилльямсъ отвтилъ, хотя и не особенно любезно: ‘Очень хорошо’.

Антоніо съ молчаливымъ поклономъ вышелъ изъ комнаты. Онъ не любилъ своего господина. Правда, въ самомъ начал ихъ сношеній онъ чувствовалъ къ нему сильное расположеніе, и вскор посл выздоровленія мистера Вилльямса отъ горячки онъ пошелъ бы за него въ огонь и въ воду. Но т времена и т чувства давно миновали. Когда англійскій джентльменъ ршился оставить мальчика у себя, онъ сталъ, вполн естественно, воспитывать изъ него возможно боле точное подобіе англійскаго слуги. Сначала онъ весьма мягко выговаривалъ ему за его фамильярности, но, по мр того, какъ у мистера Вилльямса изглаживалось воспоминаніе о его болзни, его тонъ длался все рзче и холодне. Теперь Антоніо хорошо понималъ, что вс эти выговоры и замчанія были необходимы, но они наносили раны его самолюбію, которое и теперь еще терзалось каждый разъ, когда онъ вспоминалъ объ этомъ. Онъ никогда не былъ непочтительнымъ по понятіямъ его земляковъ, мало того, къ своему господину онъ питалъ такое почтеніе, какое сверные слуги рдко чувствуютъ. Если бы его ругали или даже били въ припадкахъ неразумнаго гнва, онъ терпливо сносилъ бы все это безъ всякихъ протестовъ и затаенной злобы, но эта ледяная холодность заморозила въ корн его расположеніе. Онъ оставался на мст, во-первыхъ, потому, что самолюбіе не позволяло ему вернуться къ отцу и признаться въ неудач своего плана, а затмъ онъ былъ достаточно уменъ и не могъ не видть, что продолженіе этой службы было прямо въ его интересахъ. А если ужъ приходилось остаться на служб у мистера Вилльямса то, очевидно, всего лучше было приноравливаться ко всмъ его требованіямъ, да это и не было трудно, такъ какъ юноша не чувствовалъ уже ни малйшаго желанія фамильярничать съ своимъ господиномъ. Послдній часто замчалъ своимъ друзьямъ: ‘Удивительно, какъ скоро эти итальянцы усваиваютъ хорошія манеры, если только вы держитесь съ ними, какъ слдуетъ, и бываете немножко суровы’.

Слуги, съ которыми Антоніо приходилось сообщаться, также смялись вначал надъ его неумстными выраженіями и манерами. Смхъ этотъ былъ добродушенъ, но онъ, тмъ не мене, оскорблялъ Антоніо и заставлялъ его все боле и боле уходить въ себя. Только одинъ разъ за вс эти четыре года его сердце воспламенилось къ одной изъ служанокъ. Это была горничная, съ льняными волосами, голубыми глазами и пухлыми, розовыми щеками. Она не только плнила его взглядъ и завладла его воображеніемъ, во, повидимому, и сама не оставалась равнодушна къ вниманію черноглазаго юноши.

Но однажды онъ услыхалъ, какъ она сказала кухарк, которая дразнила ее: — ‘Ужъ не думаете ли вы, что я соглашусь выйти замужъ за итальянскаго паписта! Благодарю васъ, миссъ, я достаточно хороша для людей и повыше его!’

Слова эти были сказаны шутя, но Антоніо не далъ ей случая объясниться. Было ясно, что онъ не имлъ ничего общаго съ тми людьми, среди которыхъ ему приходилось жить.

Несмотря на его замкнутость, товарищи слуги не чувствовали къ нему непріязни. Ихъ нерасположеніе могло бы сдлать его жизнь весьма непріятной. Онъ скоро понялъ это и не уклонялся отъ работы. Но ихъ общество и манеры часто досаждали ему, и онъ жаждалъ быть совершенно независимымъ, а между тмъ пріобрталъ привычки, длавшія его, какъ онъ зналъ, непригоднымъ къ той жизни, которую онъ нкогда велъ. Въ теченіе продолжительнаго времени онъ возлагалъ надежды на общанія, данныя мистеромъ Вилльямсомъ его отцу, хотя самъ никогда и не думалъ напоминать о нихъ своему господину. Но какъ только Антоніо понялъ, что не было никакой надежды на ихъ выполненіе, онъ сталъ размышлять о тхъ путяхъ жизни, которые оставались еще открытыми для него.

Около этого времени въ одну изъ небольшихъ поздокъ съ своимъ господиномъ на континентъ Европы, Антоніо познакомился съ однимъ нмецкимъ курьеромъ, которому такъ понравился, что между ними установилось нчто врод дружбы. Антоніо даже отложилъ въ сторону свою обычную сдержанность и сообщилъ пріятелю, что, хотя онъ вполн доволенъ своимъ мстомъ, однако, онъ хотлъ черезъ годъ или черезъ два совершенно перемнить родъ жизни, и при этомъ сдлалъ нсколько вопросовъ относительно характера и обязанностей службы его друга. Нмецъ добродушно далъ ему вс требуемыя свднія. Большинствомъ наиболе важныхъ качествъ Антоніо, какъ оказалось, уже обладалъ, и остальныя онъ, по его мннію, могъ пріобрсть безъ особаго труда. Съ этого времени онъ ршился сдлаться курьеромъ, и, въ видахъ осуществленія этого плана, онъ и предупредилъ своего господина о своемъ намреніи вернуться въ Неаполь. Антоніо хорошо зналъ, что должны пройти годы, прежде чмъ по своей наружности онъ будетъ признанъ достаточно солиднымъ для занятія этого отвтственнаго поста, у него накопилась уже сумма, которая была для него далеко не маленькой, и онъ желалъ истратить эти деньги, заводя новыя связи и расширяя знакомство съ Европой.

Дурное расположеніе духа не долго продолжалось у мистера Вилльямса. Для Антоніо, повидимому, такъ явно выгодно было бы оставаться въ его настоящемъ положеніи, что мистеръ Вилльямсъ началъ уважать его ршеніе, о которомъ сожаллъ и которое, какъ объ теперь думалъ, было актомъ великодушнаго самоотверженія. Вслдствіе всего этого, онъ не только ршилъ дать своему слуг щедрую награду при прощаніи, но и горячо рекомендовалъ его одному изъ своихъ знакомыхъ, нкоему мистеру Берклею, который въ первый разъ собирался отправиться въ путешествіе по Европ, а потому желалъ нанять слугу, который могъ бы говорить по-французски и по-итальянски.

Въ конц концовъ было условлено, что Антоніо долженъ сопровождать своего новаго господина въ его поздк по Франціи и Италіи вплоть до Неаполя, и долженъ оставаться у него на служб въ теченіе всего того времени, пока тотъ будетъ жить въ этомъ город. Посл этого Антоніо былъ воленъ или возвратиться вмст съ нимъ въ Англію или остаться у себя на родин, при этомъ мистеръ Вилльямсъ съ жаромъ уврялъ его, что если бы онъ предпочелъ выбрать первое, онъ немедленно былъ бы возстановленъ въ своемъ прежнемъ положеніи.

Антоніо скоро пріобрлъ довріе мистера Берклея, при которомъ исполнялъ обязанности курьера, лакея и камердинера.

Мистеръ Берклей отправился путешествовать съ исключительнымъ намреніемъ пополнить свои знанія. Несмотря, однако, на свою подвижность, онъ отличался умственною лнью и нашелъ гораздо боле удобнымъ пріобртать эти знанія изъ бесды съ своимъ слугой, чмъ путемъ личнаго труда. Онъ былъ изумленъ обширностью свдній Антоніо, и, убдившись въ теченіе нсколькихъ первыхъ недль, при помощи постоянныхъ справокъ въ путеводител, въ ихъ точности, вполн положился на руководительство своего слуги. Такимъ образомъ, между господиномъ и слугой установилось нчто врод товарищества. Они вмст осматривали главныя достопримчательности на своемъ пути, слуга никогда не позабывалъ своего надлежащаго мста, и англійскій путешественникъ пришелъ къ заключенію, что онъ нашелъ сокровище.

Мистеръ Берклей гораздо сильне чувствовалъ красоты природы, чмъ красоты искусства, и, прибывъ въ Неаполь, такъ былъ очарованъ мстоположеніемъ города, что ршилъ пробыть въ немъ, по крайней мр, нсколько мсяцевъ. Онъ снялъ рядъ комнатъ въ вилл, не особенно отдаленной отъ тратторіи, принадлежащей отцу Антоніо, куда мистеръ Берклей постоянно ходилъ обдать, купилъ небольшую парусную лодку и нанялъ матроса для присмотра за ней. Въ теченіе первыхъ же двадцати четырехъ часовъ пребыванія въ Неапол мистеръ Берклей пришелъ въ двумъ заключеніямъ относительно населенія, отъ которыхъ онъ никогда уже не отступалъ впослдствіи. Заключенія эти были таковы, первое, что вс неаполитанцы, за исключеніемъ Антоніо, пользовавшагося благами англійскаго воспитанія, воры, и второе. что таковыми ихъ сдлала католическая церковь. Сперва онъ былъ отчасти склоненъ сдлать исключеніе и въ пользу отца Антоніо, относившагося къ нему съ самой подобострастный предупредительностью и любившаго подшучивать надъ попами, но потомъ ршилъ, что лишь вліяніе Антоніо сдерживало гнусныя склонности этого пожилого джентльмена, по крайней мр, насколько дло касалось лично его, Берклея. Путешественникъ, разумется, не счелъ нужнымъ скрывать отъ своего слуги дурное мнніе, составленное имъ о нравственности населенія этого города.

Разъ или два Антоніо пробовалъ сказать нсколько словъ въ защиту земляковъ, но скоро открылъ, что его слова не производятъ никакого дйствія, и что для него, пожалуй, лучше было принять на себя видъ человка, не имющаго ничего общаго съ окружающими обманщиками.

Несмотря на столь сильное презрніе къ неаполитанцамъ, мистеръ Берклей далеко не прочь былъ, однако, произвести на нихъ впечатлніе, особенно при прогулк вечеромъ по вод. Съ этою цлью онъ отдлалъ свой ботъ съ необыкновеннымъ изяществомъ. Хотя при содйствіи отца Антоніо, вся работа обошлась ему мене, чмъ въ половину того, сколько она стоила бы въ Англіи, мистеръ Берклей, былъ убжденъ, что его обкрадывали при этомъ на каждомъ шагу.

Въ первый же вечеръ, когда онъ выхалъ на лодк, лодочникъ сообщилъ ему, что каммора требуетъ нкоторую сумму въ вид налога съ лодки.

— А какая польза будетъ мн отъ этого платежа?— спросилъ англичанинъ.

— Ваша яхта будетъ въ сохранности, ваша милость.

— Ну, а за что же я теб-то плачу?— послдовалъ сердитый отвтъ.

Какъ только Антоніо услыхалъ объ этомъ, онъ сказалъ все, что только смлъ, чтобы склонить своего господина на уступку въ этомъ дл, а его отецъ былъ еще ршительне въ совтахъ и просьбахъ, все было напрасно.

— Тутъ дло не въ деньгахъ,— сказалъ наедин своему слуг мистеръ Берклей.— Ты знаешь, во многихъ мстахъ я тратилъ гораздо больше, чмъ здсь, но я не терплю вымогательства, а, сверхъ того, я ршилъ, что не буду способствовать деморализаціи жителей посщаемыхъ мною странъ. Для меня это дло — принципіальный вопросъ.

Начиная съ этого дня лодка сдлалась источникомъ постоянной досады и раздраженія. Человкъ, присматривавшій за лодкой, не могъ сойти на берегъ на полчаса — принести себ обдъ, купить сигару или выпить стаканъ вина, чтобы, возвратясь, не найти безпорядка въ лодк. При этомъ не причинялось никакого поврежденія, которое могло бы быть оцнено въ значительную сумму, ничего не было похищено, но въ шкапчикъ, напримръ, накладывалась гнилая рыба, снасти расцплялись, а сиднія съ самымъ удивительнымъ стараніемъ вымазывались грязью. Однажды исчезъ руль, и лишь только былъ заказанъ новый, прежній былъ найденъ прочно прикрпленнымъ подъ килемъ лодки. Въ другой разъ, когда владлецъ только что собирался ссть на бортъ своего маленькаго судна, оборванный мальчикъ-рыболовъ принесъ намокшія подушки и заявилъ, что онъ подобралъ ихъ въ вод во время купанья, и узналъ, что он принадлежатъ его милости.

Мистеръ Берклей негодовалъ и жаждалъ мщенія. Онъ уволилъ своего лодочника, но по прошествіи трехъ дней былъ очень радъ принять его опять, такъ какъ на его мсто нельзя было найти ни одного матроса, хотя предлагалась двойная и даже тройная плата. Когда, посл примиренія, они направились вмст къ боту, стоявшему на якор на нкоторомъ разстояніи отъ берега, они нашли, что весь онъ заваленъ грязью и всевозможнымъ мусоромъ.

Хотя Антоніо считалъ своего господина совершенно неправымъ во всемъ этомъ дл и не чувствовалъ къ нему особенной привязанности, однако, ему непріятно было видть, какъ надъ нимъ потшаются, и онъ почувствовалъ бы личное униженіе, если бы его наниматель уступилъ теперь, когда война была уже объявлена. Антоніо надялся, сверхъ того, что если онъ поможетъ мистеру Берклею въ этомъ затруднительномъ положеніи, тотъ не останется передъ нимъ въ долгу. И вотъ Антоніо придумалъ столь удачный планъ защиты, что поймалъ мальчишку лтъ одиннадцати въ тотъ самый моментъ, когда тотъ размазывалъ по сидньямъ совершенно сгнившаго омара. Привязавши своего голаго плнника. Антоніо подвергнулъ его заслуженному наказанію, жестоко отстегавъ пукомъ свитыхъ бечевокъ, нарочно припасеннымъ съ этою цлью. Жертва визжала при этомъ такъ, словно ее убивали, но это лишь доставляло удовольствіе наказывающему.

— Если мы отдлаемъ съ полдюжины изъ нихъ такимъ образомъ,— сказалъ Антоніо по возвращеніи своему господину,— то остальные не осмлятся уже продолжать свои штуки.

Мистеръ Берклей былъ крайне утшенъ этимъ первымъ актомъ сладостной мести.

Антоніо ожидалъ, конечно, возмездія, но совершенно не былъ приготовленъ къ форм, какую оно приняло. На слдующій день онъ былъ арестованъ по обвиненію въ нападеніи, предсталъ передъ судовъ и былъ присужденъ къ двухнедльному тюремному заключенію.

Ярость мистера Берклея не знала предловъ и выразилась въ форм, необыкновенно выгодной для Антоніо. Испросивши позволеніе переговорить съ своимъ слугой по частному длу, мистеръ Берклей вручилъ ему значительную сумму денегъ и уврилъ его, что онъ сдлаетъ все, что было въ его власти, для облегченія тюремнаго заключенія. При разспросахъ онъ узналъ, что тмъ, кто былъ приговоренъ къ заключенію за боле мелкіе проступки, дозволялось получать пищу со стороны, если кто-нибудь присылаетъ ее, и что имъ не воспрещалось также курить. Это было очень хорошо, и мистеръ Берклей воспользовался этими позволеніями во всей полнот, поручивъ одному изъ лучшихъ ресторановъ города присылать по новому адресу Антоніо дв роскошныхъ трапезы ежедневно и доставилъ самолично къ дверямъ тюрьмы два ящика отборныхъ сигаръ. При этомъ случа мистеръ Берклей, какъ я боюсь, забылъ о своихъ принципахъ настолько, что сунулъ въ руку тюремщика нсколько золотыхъ монетъ.

Кара, которой былъ подвергнутъ Антоніо, не отличалась особенною строгостью. Въ дйствительности, ему предоставляли разгуливать и длать, что онъ хотлъ. Единственное неудобство его положенія заключилось въ крайней неопрятности какъ всего этого мста, такъ и его обитателей. Въ теченіе лта эта неопрятность сдлала бы заключеніе почти невыносимымъ для человка, привыкшаго къ опрятности сверныхъ странъ, но теперь былъ конецъ ноября, и погода стояла прохладная и пріятная. Антоніо зналъ, что жалобы были безполезны и лишь возбудили бы противъ него неудовольствіе какъ со стороны властей, такъ и со стороны тхъ, съ кмъ онъ долженъ былъ жить въ теченіе назначеннаго времени. Итакъ, устроившись возможно удобне въ этомъ довольно непріятномъ мст, онъ цликомъ отдался единственному изученію, которое когда-либо дйствительно интересовало его — изученію человческаго характера.

Антоніо скоро замтилъ, что трое изъ его товарищей по заключенію пользовались замтнымъ почтеніемъ не только со стороны товарищей по несчастью, но и со стороны служащихъ при тюрьм. Онъ спросилъ одного человка, съ которымъ случайно свелъ знакомство, кто они такіе. Тотъ шопотомъ сообщилъ, что это — извстные агенты каморры, приговоренные къ заключенію на нсколько недль по какому-то неважному обвиненію, но что, по общему убжденію, они нарочно совершили проступокъ съ цлью попасть сюда и убдиться, что правила ихъ общества строго соблюдались въ стнахъ этой тюрьмы.

Антоніо не чувствовалъ никакой вражды къ каморр за наказаніе, которое она на него навлекла. Онъ принялъ участіе въ открытой войн противъ этого общества и былъ побжденъ. По его понятіямъ о чести, ударъ, нанесенный ему, былъ вполн допустимъ, сверхъ того, онъ новсе не желалъ доводить дло до крайностей и твердо былъ намренъ примириться съ этимъ обществомъ,— силу котораго онъ зналъ,— тотчасъ же, какъ только мистеръ Берклей покинетъ Неаполь. Настоящій случай, можетъ быть, былъ удобенъ для перваго шага въ сторону примиренія, а такъ какъ, вдобавокъ, и любопытство Антоніо было возбуждено этими таинственными тремя лицами, то онъ постарался попасться имъ нсколько разъ навстрчу. Сначала они просто не замчали его существованія, но когда его вниманіе сдлалось боле неотступнымъ, одинъ изъ нихъ спросилъ его: ‘Что теб нужно’?— такимъ тономъ, который разомъ показалъ, что вс попытки къ примиренію лучше было отложить до боле благопріятнаго времени.

Но еще раньше вечера онъ удостоился чести познакомиться съ ннии. Около пяти часовъ онъ былъ позванъ въ кабинетъ, гд тюремщикъ вручилъ ему два ящика сигаръ, оставленныхъ мистеромъ Берклеемъ у воротъ тюрьмы за полчаса передъ тмъ. Антоніо былъ слишкомъ благоразуменъ, чтобы обнаружить въ такомъ мст имвшіяся у него деньги, но въ то же время онъ желалъ расположить этого человка въ свою пользу.

— Къ несчастью, у меня при себ едва ли есть здсь хоть что-нибудь,— сказалъ онъ,— но я не забуду васъ, когда выйду отсюда.

Тюремщикъ весьма почтительно поклонился и вышелъ. Но едва онъ удалился, какъ вошли т трое, взяли сигары и преспокойно ушли. Все это было продлано съ такимъ дловымъ видомъ, что удивленный Антоніо, вообще привыкшій къ сдержанности, не усплъ заявить никакого протеста, прежде чмъ онъ собрался съ мыслями, они уже исчезли. Онъ тотчасъ же розыскамъ тюремщика и разсказалъ ему о случившемся.

— Они всегда разыгрываютъ подобныя шутки съ новопришедшими,— отвчалъ тотъ,— вамъ лучше бы не поднимать шума изъ-за этого, а то вы можете нажить себ хлопотъ.

Знакомецъ, первыйсо бщившій Антоніо свднія относительно этихъ трехъ, далъ подобный же совтъ.

Антоніо размышлялъ обо всемъ этомъ, а его угнетатели разгуливали взадъ и впередъ передъ нимъ, съ удовольствіемъ покуривая сигары. Въ конц концовъ онъ пришелъ къ заключенію, что покорность, пожалуй, была лучшей политикой.

Въ этотъ день онъ не полдничалъ, а потому сильно воспрянулъ духомъ, когда, въ семь часовъ, былъ снова вызванъ въ маленькую комнату и нашелъ на стол роскошный обдъ. Въ первый разъ онъ благословилъ мистера Берклея отъ всего сердца, которое было тмъ полне, что желудокъ былъ такъ пустъ. Но едва Антоніо прислъ къ столу, какъ вошла та же фатальная троица, столкнула его съ кресла, услась за столъ и быстро покончила съ изысканнымъ обдомъ.

Когда они кончили, одинъ изъ нихъ бросилъ Антоніо небольшой кусокъ хлба и сказалъ:

— Вотъ теб ужинъ, если ты голоденъ.

Посл этого говорившій и его товарищи встали и вышли изъ комнаты.

Размышленія Антоніо были не веселы, когда онъ жевалъ свою корку, не длались они веселе и въ теченіе тхъ долгихъ часовъ, когда онъ въ безсонниц ворочался на своей постели. Было ясно, что вс низшія должностныя лица въ тюрьм такъ же, какъ и заключенные, или были сообщниками этихъ агентовъ каморры, или боялись ихъ, а потому въ теченіе двухнедльнаго срока онъ вполн былъ въ ихъ власти. Открытое сопротивленіе было бы безуміемъ, однако, что же ему длать? Въ теченіе послднихъ нсколькихъ лтъ онъ такъ привыкъ къ обильному и сравнительно утонченному питанію, что сидніе на хлб и вод казалось ему лишь немногимъ лучше полнаго голоданія. Онъ могъ бы, несомннно, покупать себ черезъ тюремщика състные припасы на т деньги, которыя хранились у него въ карман,но имлось полное основаніе ожидать, что и эта пища уйдетъ тмъ же путемъ, какъ и присланная его господиномъ. Не подкупить ли ему своихъ мучителей? Но они найдутъ, пожалуй, боле удобнымъ отнять, у него и деньги, чмъ идти ради нихъ на уступки. Итакъ, онъ не могъ придти ни къ какому ршенію.

Часы медленно потянулись одинъ за другимъ. Наконецъ, наступилъ часъ пополудни, и тюремщикъ вжливо сообщилъ Антоніо, что его полдникъ принесенъ и стоитъ наготов. Какъ только Антоніо услся за столъ, т трое, какъ онъ и ожидалъ, опять появились. Никогда впослдствіи онъ самъ не могъ ршить, что происходило въ его голов, въ этотъ моментъ, по временамъ онъ былъ склоненъ думать, что егопоступокъ былъ результатомъ ршенія, къ которому онъ пришелъ въ теченіе своего долгаго размышленія, иногда ему казалось, что онъ дйствовалъ просто подъ вліяніемъ голода. Мое личное мнніе таково, что онъ разъ во всю свою жизнь сдлался жертвой одного изъ тхъ дикихъ припадковъ необузданнаго гнва, которому подвержено большинство неаполитанцевъ. Какъ бы тамъ ни было, едва дверь затворилась за его мучителями, какъ перваго изъ нихъ онъ свалилъ на землю хорошо направленнымъ ударомъ въ зубы, второго согнулъ вдвое сильнымъ ударомъ въ животъ, затмъ, повернувшись къ третьему, раскрывавшему въ это время длинный ножъ, схватилъ его за горло, вырвалъ, оружіе, а самого его отшвырнулъ въ уголъ. Все трое встали, отряхнулись, вопросительно взглянули другъ на друга и тихо вышли.

Антоніо слъ на свое кресло, истощенный не столько физическимъ, усиліемъ, сколько волненіемъ. Все его тло трепетало, комната кружилась и ходуномъ ходила передъ его глазами. Но онъ сознавалъ, что не долженъ уступать. Нетвердой рукой онъ налилъ себ полстакана вина и выпилъ залпомъ. Это привело въ порядокъ его чувства. Теперь жребій былъ брошенъ, каковы бы ни были послдствія, онъ не отступитъ передъ этими людьми. Его аппетитъ совершенно исчезъ, но онъ долженъ сть свой полдникъ, чтобы показать, что онъ не испугался. Посл нсколькихъ глотковъ его аппетитъ вернулся, и онъ усердно принялся за ду. Черезъ полчаса, когда тюремщикъ вошелъ убрать посуду, Антоніо уже кончилъ свою трапезу и собрался съ мыслями.

— Не будете ли вы настолько добры,— сказалъ онъ,— сходить къ тмъ господамъ, которые недавно были здсь, и сказать имъ, что оніа премного обязали бы меня, если бы прислали мн сигару?

Тюремщикъ тотчасъ же отправился и черезъ дв или три минуты вернулся съ желаемою вещью.

Автовіо закурилъ сигару и съ беззаботнымъ видомъ побрелъ на дворъ. Здсь все было спокойно. Очевидно, сюда не проникло никакихъ свдній относительно случившагося, иначе заключенные толковали бы объ этомъ группами, или, еслибы это было воспрещено, боязливо сторонились бы отъ него и, во всякомъ случа, смотрли бы на него съ любопытствомъ. Ужъ не скрыли ли т трое полученный ими отпоръ, чтобы не ослабить возбуждаемый ими здсь страхъ? Если это такъ, то съ ними, пожалуй, можно будетъ придти къ соглашенію, но только первые шаги должны быть сдланы съ ихъ стороны.

Едва онъ кончилъ свою сигару, какъ тюремщикъ сообщилъ ему, что господа, съ которыми онъ обдалъ вчера вечеромъ, очень желали бы выпить съ никъ стаканъ вина въ обденной комнат. Антоніо немедленно принялъ приглашеніе. Бгство, какъ онъ зналъ, было невозможно, въ то же время онъ ршилъ, что, пока онъ находится въ тюрьм, наврядъ ли ршатся сдлать покушеніе на его жизнь. Его врагамъ, вроятно, хорошо было извстно, что его господинъ не такой человкъ, чтобы позволить замять подобное дло. Посл освобожденія онъ, разумется, будетъ находиться въ постоянной опасности, а потому всего лучше будетъ вернуться въ Англію съ мистеромъ Берклеемъ.

Недавніе противника встртили Антогіо съ величайшею вжливостью. Одинъ изъ видъ наполнилъ стаканъ виномъ и, подавая его Антоніо, сказалъ:

— Такъ какъ вы прислали за сигарой, то намъ пришло въ голову, что вы, можетъ быть, желали бы имть въ своихъ рукахъ и остальныя. Ну, такъ вотъ он!

При этихъ словахъ онъ указалъ на два ящика, стоявшіе на стол.

— Можетъ быть, было бы удобне, если бы каждый взялъ свою долю. Раздлимте ихъ.

Антоніо произнесъ это тономъ человка, который совщается, а не проситъ.

— Пожалуйста, сядьте.

Антоніо слъ.

Что произошло во время этого свиданіи — навсегда осталось неизвстнымъ для всхъ, кром участниковъ этой бесды. Но, начиная съ этого дня, Антоніо сдлался неразлучнымъ товарищемъ своихъ недавнихъ преслдователей и пользовался всми преимуществами, которыми пользовались и они. Онъ не только былъ освобожденъ отъ всякихъ безпокойствъ, но его товарищи по заключенію и тюремщики держали себя по отношенію къ нему такъ, словно первые изъ нихъ, были его подданными, а вторые — его слугами. Каждый изъ живущихъ, въ тюрьм зналъ, что онъ былъ принятъ на службу каморры.

Когда срокъ заключенія Антоніо истекъ, мистеръ Берклей прислалъ за нимъ въ тюрьму карету и ждалъ его въ своей комнат съ крайнимъ нетерпніемъ. Онъ не только сильно чувствовалъ отсутствіе услугъ Антоніо, но и сознавалъ, что тотъ страдалъ ради него. Пріемъ, оказанный имъ своему слуг, былъ, поэтому, такъ сердеченъ, что едва ли могъ бы быть названъ снисходительнымъ. Посл самаго дружескаго привтствія мистеръ Берклей сообщилъ ему, что онъ желалъ возможно скоре выхать изъ этого воровского гнзда и все уже приготовилъ къ отъзду. Свой ботъ онъ продалъ за треть его первоначальной стоимости, и теперь намревался отправиться черезъ два дня.

— Я ухалъ бы еще недлю тому назадъ,— дабавилъ онъ.— Но я желалъ дать теб возможность вернуться вмст со мной.

Антоніо былъ сама благодарность и преданность. Ничто не доставило бы ему лично большаго удовольствія, чмъ сопровожденіе мистера Берклея хоть на край свта. Но только онъ, Антоніо, ничего не можетъ длать безъ разршенія своего отца. Не позволитъ ли ему мистеръ Берклей отлучиться и переговорить объ этомъ дл со старикомъ?

Разумется, согласіе было дано немедленно.

Когда мистеръ Берклей явился въ тратторію обдать, онъ увидалъ на лиц Антоніо выраженіе сильнаго унынія и нашелъ, что обыкновенно почтительный отецъ былъ глухъ ко всмъ доводамъ. Его сынъ былъ достаточно великъ, чтобы поступить независимо, сказалъ онъ, и у него, отца, нтъ никакихъ средствъ принудить сына къ повиновенію, но если тотъ цнитъ его благословеніе или, врне, желаетъ избгнуть его проклятія, онъ никогда не долженъ отправляться снова въ чужіе края. При этихъ словахъ отецъ поставилъ на столъ тарелки почти что со стукомъ. Онъ трудился для своего мальчика и любилъ его,— говорилъ онъ дале,— и если взамнъ этого самъ онъ не пріобрлъ любви, то это уже не его вина. Онъ становится старъ и нуждается, чтобы кто-нибудь позаботился о немъ теперь, правда, онъ не можетъ давать сыну такого хорошаго платья и такой пищи, какъ его иностранные господа, и тотъ воленъ, разумется, цпляться за нихъ, если это ему нравится.

Тутъ Антоніо обнялъ своего отца и увелъ его.

Англичанинъ былъ сильно тронутъ этой маленькой комедіей, которую отецъ съ сыномъ подготовили вмст за полчаса передъ этимъ, и уже не длалъ дальнйшихъ попытокъ склонить своего слугу вернуться съ нимъ въ Англію. Однако, при прощаніи онъ сказалъ:

— Мн очень жаль оставить тебя въ этой бездн беззаконія, хотя я знаю, что твоя честность выше искушеній. Помни, что ты всегда будешь имть надежныхъ друзей въ мистер Вилльямс и во мн.

— Каждый долженъ исполнять свой долгъ,— отвтилъ юноша съ такимъ взглядомъ, который боле краснорчиво выразилъ его благодарность, чмъ могли бы это сдлать слова.

Исторія боле поздней жизни дона Антоніо прикрыта тайной. Въ теченіе слдующихъ двухъ лтъ онъ часто служилъ въ качеств проводника при партіяхъ путешественниковъ, желавшихъ ознакомиться съ окрестностями его родного города, а одно англійское семейство, у котораго въ Неапол заболлъ курьеръ, онъ сопровождалъ даже до Турина, Во всхъ этихъ случаяхъ имъ, повидимому, оставались вполн довольны. Тмъ временемъ его отношеніи къ каморр продолжались. Хотя сперва онъ занималъ постъ не особенно отвтственный, но, во время политическихъ перемнъ слдующихъ нсколькихъ лтъ, его тактъ и знанія оказались необыкновенно полезными для его нанимателей, и онъ, должно быть, оказалъ имъ какія-нибудь выдающіяся услуги, такъ какъ разомъ былъ допущенъ къ самому полному доврію, какое они когда-либо оказывали подчиненному. Около этого именно времени онъ окончательно отказался отъ своего намренія сдлаться курьеромъ и принялъ мсто, предложенное ему одной довольно видной коммерческой фирмой. Согласно состоявшемуся соглашенію, онъ взялся переводить французскую и англійскую корреспонденцію этой фирмы за небольшое мсячное вознагражденіе, но при этомъ выговорилъ, что работа будетъ производиться имъ дома. Съ тхъ поръ эта секретарская работа сдлалась его показнымъ источникомъ средствъ существованія, но обязанности, налагаемыя ею, были не тяжелы. Какое положеніе онъ теперь занимаетъ въ каморр — этого не знаетъ никго, кром высшихъ членовъ этого общества. Весьма вроятно, что одна изъ его обязанностей состояла въ поддерживаніи сношеній между ними и Capi Poranze {Старшіе члены каморры. Прим.пер.}, но для простого народа Неаполя онъ былъ воплощеніемъ той таинственной власти, которую нкоторые изъ нихъ любятъ, многіе боятся и которой вс повинуются. Доказательствомъ необычайной ловкости дона Антоніо могло служить то обстоятельство, что, хотя полиція хорошо знала о его роли въ каморр и тщательно слдила за нимъ въ теченіе послднихъ десяти лтъ, она не въ состояніи была предъявить къ нему хоть какое-нибудь обвиненіе.

Теперь половина шестого вечера, и улицы кишатъ народомъ, но щеголеватый и не посщаемый кіоскъ для продажи воды, который мы замтили утромъ, запертъ. Владлица его сидитъ теперь въ одной изъ сосднихъ узкихъ улицъ, у двери дома, въ которомъ она живетъ, ея руки сложены на колняхъ, а на ея исхудаломъ лиц замтно выраженіе глубокаго унынія, почти отчаянія. Сосдки собрались въ кучку около другой уличной двери, но никто изъ нихъ не обращаетъ на эту женщину никакого вниманія, за исключеніемъ одного маленькаго чертенка, который время отъ времени подбгаетъ къ ней на растояніе нсколькихъ шаговъ и тутъ произноситъ самыя неподдльныя неаполитанскія проклятія, стараясь возможно ближе подражать болонскому нарчію. Однако, она такъ занята своими мыслями, что едва замчаетъ его. По ея постояннымъ взглядамъ вдоль улицы можно заключить, что она поджидаетъ кого-то. Она не особенно долго ждала, какъ на улиц появляется донъ Антоніо, тогда она встаетъ и манитъ его слдовать за ней въ домъ, что тотъ тотчасъ же и длаетъ.

— Сколько это составитъ?— вполголоса спрашиваетъ она, какъ только дверь затворилась.

Донъ Антоніо вынимаетъ изъ кармана записную книжку и начинаетъ перелистывать ея страницы. Просмотрвъ эту книжку, вы не нашли бы въ ней ничего, кром записи мелкихъ личныхъ расходовъ. Однако, эти цифры имютъ совершенно иное значеніе для владльца книжки.

— Двадцать три лиры и тридцать чентизимовъ,— отвчаетъ онъ.

— Какъ же я могу уплатить двадцать три лиры?— говоритъ она тономъ, въ которомъ столь же слышится вопросъ къ самой себ, какъ и къ ея собесднику.

— А зачмъ вы навлекали на себя штрафъ?— возражаетъ донъ Антоніо.

— Но, вдь, вы сами видите, что я не могу заплатить эту сумму,— говоритъ она, окидывая взглядомъ свою пустую и бдную, хотя и опрятную, комнату.— Какая вамъ будетъ польза, если вы разорите меня?

— Это научитъ другихъ не слдовать вашему примру.

— Но если бы я подчинилась теперь и стала длать, что я могу?

— Штрафъ долженъ быть уплаченъ, всякая скидка была бы лишь поощреніемъ упрямства.

— Тогда я должна буду закрыть свою лавочку, распродать вс мои вещи и жить милостыней.

— Вамъ слдовало бы подумать объ этомъ девять мсяцевъ тому назадъ…

— Но теперь… этого уже не воротишь… Неужели у васъ нтъ жалости? Неужели я трудилась всю жизнь, чтобы придти къ этому? Довъ Антоніо молчитъ почти съ полиинуты.

— Не возьметесь ли вы уплатить штрафъ частями вмст съ обычными платежами?— спросилъ онъ, наконецъ.

— Я согласна сдлать все, что только могу.

— Ну, тогда донъ Джіакомо, можетъ быть, ссудитъ вамъ эту сумму, т. е. уплатитъ ее мн за васъ, но вы должны будете выдать ему росписку, что вы получили отъ него эти деньги взаймы и обяжетесь уплачивать… дайте мн собразить… полъ-лиры въ недлю. Согласны вы на такія условія?

— Я должна быть согласна,— отвтила женщина тономъ, въ которомъ слышались и покорность, и облегченіе.

— Тогда намъ пора идти.

Когда они идутъ по улиц вмст, сосдки киваютъ другъ другу и перешоптываются. Он знаютъ, что гордый духъ, наконецъ, сломленъ, и вс ихъ симпатіи цликомъ на сторон побдителя. Подойдя вмст съ этой женщиной къ ея кіоску для продажи воды, донъ Антоніо ждетъ, пока она отпираетъ кіоскъ, и затмъ получаетъ стаканъ лимонной воды.

— Не падайте духомъ,— говоритъ онъ, уплачивая свой сольдо,— я полагаю, ваши дла пойдутъ лучше въ будущемъ.

Съ этими словами онъ покидаетъ скверъ, дружески кивнувши собственнику соперничествующаго заведенія, который слдилъ за всей стой сценой съ выраженіемъ крайняго неудовольствія, такъ какъ знаетъ, что съ этихъ поръ потребители не будутъ больше обгать заведенія вдовы.

Достигнувъ Санта-Лючіи, донъ Антоніо видитъ, что ожидающіе его рыбаки находятся въ наилучшемъ настроеніи,— они не только получили, вмсто украденной рыбы, другую одинаковой цнности, но и списокъ мстъ, куда они были въ состояніи немедленно сбыть свой товаръ съ большой выгодой. Разноской предписаній, относительно этой части дла Пеппиньелло и былъ занятъ въ боле раннюю часть дня. Въ перечн именъ значилось нсколько такихъ лицъ, которыхъ ни вы, ни онъ никогда не заподозрили бы въ какихъ-нибудь сношеніяхъ съ каморрой.

Вся вншность рыбаковъ выражала благодарность и удивленіе, но старшій, судя по его манерамъ, казалось, былъ нсколько озабоченъ. Когда донъ Антоніо собирается ссть въ лодку, онъ говоритъ.

— Донъ Джіакомо просилъ насъ свезти его до Прочиды, подождать ли намъ его?

— Конечно.

— А въ какую лодку намъ посадить его?

— Въ вашу собственную.

Лицо рыбака разомъ проясняется, и онъ начинаетъ разстилать свой плащъ и плащъ своего брата на кормовой лавочк, чтобы доставить своимъ гостямъ, которыхъ онъ уважаетъ, возможно больше удобствъ.

Едва онъ кончилъ эти приготовленія, какъ появляется осанистый и хорошо одтый неаполитанскій купецъ, за которымъ слдуетъ оборванный мальчикъ, несущій ярко-красный дорожный мшокъ. Это — донъ Джіакомо, одинъ изъ самыхъ популярныхъ людей его класса въ дломъ город. У него для каждаго имется шутка и ласковое слово, ни одному человку не служатъ съ такой охотой, какъ ему. За послднее время, однако, донъ Джіакомо нсколько скупъ на проявленіе своего таланта. Онъ, несомннно, пришелъ къ заключенію, что человкъ, перешагнувшій пятидесятую годовщину рожденія, долженъ имть, или, по крайней мр, показывать боле серьезный складъ ума. Можетъ быть, подобныя же соображенія побуждаютъ его регулярне посщать церковь и приглашать приходскаго священника обдать чаще, чмъ онъ привыкъ длать. Ибо если въ этомъ мір дла его идутъ хорошо, то, вполн естественно, онъ желаетъ подготовить себ возможно лучшее положеніе и на томъ свт. Онъ, однако, все еще отдаетъ явное предпочтеніе праздничнымъ днямъ передъ днями поста, указанными въ календар. Это было бы диво, если бы донъ Джіакомо когда-нибудь забылъ день святого, дающаго религіозную санкцію для хорошаго обда, выпивки и веселаго общества Между тмъ, надо признаться, его память нсколько ненадежна насчетъ пятницъ и постныхъ дней наканун праздниковъ. Въ такихъ случаяхъ онъ надлежащимъ образомъ кается каждый разъ, вспоминая о нихъ, и принимаетъ твердое ршеніе исправиться на будущее время, ну, а чего же боле можно требовать отъ пожилого джентльмена, дла котораго находятся въ цвтущемъ положеніи?

А дла дона Джіакомо сильно процвли съ тхъ поръ, какъ онъ началъ свою карьеру кухоннымъ мальчикомъ въ одной маленькой неаполитанской таверн, теперь онъ владлъ двумя тратторіями, табачной лавкой и большимъ складомъ винъ. Кто намревается остаться въ Неапол на продолжительное время, сдлаетъ хорошо, получая вино отъ него, такъ какъ онъ гордится тмъ, что никогда не продаетъ плохого или подмшаннаго вина, и лишь немногіе виноторговцы могутъ соперничать съ нимъ въ знаніи окрестныхъ виноградниковъ и ихъ винограда. Цна, которую вы заплатите, разумется, будетъ зависть отъ его свдній о вашихъ средствахъ и вашего знакомства съ рыночными цнами: донъ Джіакомо — человкъ старой школы, любящій поторговаться изъ любви къ искусству и относящійся съ невыразимымъ презрніемъ къ цнамъ безъ запроса, какъ къ новйшей попытк прирожденныхъ дураковъ стать на одну доску съ понимающими людьми, и какъ къ нелпости, яняо противорчащей вол Неба.

Его дла обширны, но онъ управляется съ ними одинъ и безъ помощи такихъ новомодныхъ искусствъ, какъ чтеніе и письмо, которыя онъ никогда не былъ въ состояніи одолть. У него есть, разумется, служащіе, но донъ Джіакомо полагается на свою память гораздо боле, чмъ на ихъ книги, на которыя онъ смотритъ, какъ на необходимое пособіе лишь для слабыхъ умовъ. Однако, ему служатъ хорошо, онъ иметъ хорошій глазъ, выбираетъ служащихъ тщательно и основательно испытываетъ ихъ, прежде чмъ доврить имъ отвтственное мсто. Онъ получаетъ большую прибыль, хотя ведетъ дло честно. Свои долги онъ уплачиваетъ съ крайнею аккуратностью, и хотя при найм конторщика или слуги сбиваетъ плату до возможно боле низкаго предла, въ конц года онъ часто выдаетъ служащему награду, значительно превышающую выторгованную у него сбавку съ жалованья, если только находитъ его дйствительно полезнымъ. Хорошій работникъ, поступая къ нему на службу, могъ бы прямо сказать: ‘Я приму плату, которую вы найдете справедливой для меня по прошествіи недли или мсяца’. И это было не все. Нердко случается, что донъ Джіакомо распродаетъ часть своего вина по цнамъ, значительно превышающимъ т, на которыя онъ разсчитывалъ при покупк его, и въ такихъ случаяхъ онъ неизмнно посылаетъ крестьянину, у котораго было куплено вино, извстную часть прибыли.

Онъ также весьма щедръ, и многія бдныя женщины, которымъ онъ помогалъ въ нужд, удивлялись, почему святые не услышали ихъ молитвъ о такомъ добромъ человк и не даровали ему дтей. Но онъ и весьма разсчетливъ и будетъ торговаться изъ-за нсколькихъ копекъ полчаса даже и тогда, когда ему время дорого. Сегодня онъ въ веселомъ настроеніи и, желая порисоваться скупостью, даетъ мальчику, несшему его мшокъ, всего лишь два сольдо. Мальчикъ, зная, что въ конц-концовъ онъ не останется въ наклад, безпрекословно принимаетъ монету, съ улыбкой дотрогивается до своей шапочки и уходитъ, пока донъ Джіакомо усаживается около дона Антоніо.

Сначала бесда между этими двумя людьми идетъ самая обыкновенная и часто прерывается громкими шутками съ рыбаками, но скоро голоса ихъ понижаются и длаются серьезне, начинается обсужденіе важныхъ дловыхъ вопросовъ. Какъ ни различны эти люди, они не только имютъ общіе важные интересы и секреты, но и чувствуютъ другъ къ другу сильное расположеніе и большое довріе, хотя при встрчахъ въ присутствіи постороннихъ держатся, какъ люди мало знакомые. Лишь въ случаяхъ, подобныхъ настоящему, когда они не доступны ничьему наблюденію, кром тхъ, на кого они могутъ положиться, ихъ манеры длаются дружескими. Посл того, какъ было улажено нсколько длъ врод дла владлицы водяного кіоска, донъ Джіакомо откидывается назадъ на сиднь и говоритъ тономъ человка, переходящаго отъ серьезной бесды къ боле легкой тем.

— Ну, я видлъ мальчика, о которомъ вы говорили, и думаю, онъ годится.

— Тогда надо лишь уговориться относительно подробностей.

— Которыя всегда важне всего для дла. Что именно вы предлагаете?

— Чтобы вы приняли его къ себ на службу и приставили къ какой-либо работ, для которой вы найдете его годнымъ, — словомъ, чтобы вы пристроили его, если онъ окажется подходящимъ.

— Дале?

— На первыхъ порахъ вы будете давать ему полдникъ — куска хлба и глотка вина будетъ достаточно — и семьдесятъ пять чентизимовъ въ день.

— Семьдесятъ пять чентизимовъ маленькому бездльнику тринадцати лтъ! О, я понимаю, его друзья готовы платить эту сумму за его содержаніе и обученіе, очень хорошо.

Все лицо Дона Антоніо озаряется улыбкой, когда онъ говоритъ:

— Мой дорогой другъ, я прошу васъ о принятіи Пеппиньелло не въ видахъ вашей выгоды, а какъ о личномъ одолженіи для меня.

— Правда, правда,— отвчаетъ донъ Джіакомо, нсколько сдаваясь,— это мняетъ дло. Только если бы дло шло о полъ-лир, я не такъ бы заботился объ этомъ, но семьдесятъ пять чентизимовъ!

— Хорошо. Пусть будетъ полъ-лиры, остальныя пять сольдо я буду доплачивать самъ, но только они должны поступить къ нему черезъ ваши руки, и онъ никогда не долженъ знать, что они идутъ отъ меня.

Теперь настала очередь дона Джіакомо смяться, что онъ и длаетъ отъ всей души, такъ какъ ему кажется крайне нелпой мысль, что его другъ, по поводу прямолинейности котораго онъ такъ часто сожаллъ, станетъ тайкомъ доплачивать одному изъ его служащихъ. Но веселость дона Джіакомо скоро уступаетъ мсто любопытству, и онъ внезапно спрашиваетъ съ пристальнымъ взглядомъ:

— Но почему вы такъ интересуетесь этимъ мальчикомъ?

— Онъ былъ мн необыкновенно полезенъ, я испыталъ его и нашелъ заслуживающимъ полнаго доврія.

— Тогда, — говоритъ донъ Джіакомо совершенно искреннимъ тономъ,— я сдлаю для него все, что могу,— все, что вы найдете нужнымъ. Но что, если бы я совсмъ взялъ его въ домъ? Я далъ бы ему помщеніе, хорошо кормилъ и одвалъ бы его. Вы удивились бы при вид того, какъ скоро этотъ маленькій скелетъ пріобрлъ бы себ удобный костюмъ изъ мяса. Ну, а по воскресеньямъ и праздникамъ ему перепадали бы иногда и мдныя монеты. Не лучше ли это было бы, чмъ оставлять его биться самостоятельно?

— Это, несомннно, было бы лучше, если бы только у него никого не было на рукахъ.

— У него на рукахъ? Что вы хотите этимъ сказать?

Донъ Антоніо разсказалъ исторію Пеппиньелло. Донъ Джіакомо былъ сильно тронутъ.

— Я отправлюсь къ этимъ бднымъ ребятишкамъ завтра же и уведу ихъ изъ этой несчастной берлоги,— воскликнулъ онъ.

— Нтъ, этого-то именно вы и не должны длать. Они такъ долго жили тамъ, что лишній мсяцъ или два не принесутъ имъ особеннаго вреда, а, затмъ, мальчикъ не долженъ думать, что онъ вступилъ въ новую жизнь, гд ему не надо ничего длать, а лишь забавляться. Онъ попрежнему долженъ сознавать, что ему слдуетъ полагаться лишь на самого себя и что онъ зарабатываетъ все то, что получаетъ. Это тотъ путь, которымъ вы достигли своего теперешняго положенія, донъ Джіакомо, и, поврьте, это единственный путь сдлать настоящаго человка.

— Ну, пожалуй, вы и правы. Я ничего не предприму, не посовтовавшись предварительно съ вами. Присылайте мн мальчика, когда хотите.

— По временамъ онъ, можетъ быть, будетъ нуженъ мн для нкоторыхъ порученій, но это будетъ не часто.

— Онъ всегда будетъ къ вашимъ услугамъ, какъ, въ дйствительности, и я самъ, и все, что мн принадлежитъ.

Лодка подошла къ берегу. Выходя, донъ Антоніо говоритъ шопотомъ старшему рыбаку, помогавшему ему выйти:

— Въ слдующій разъ, когда вы привезете на рынокъ рыбу, Франческо, вы получше караульте ее, такъ какъ я не буду отвчать за ея цлость.

Рыбакъ настолько пораженъ, что не можетъ сразу ничего отвтить: когда же онъ подыскалъ слово донъ Антоніо прошелъ уже половину ступенекъ, ведущихъ къ большой дорог.

Когда донъ Антоніо направляетъ свои шаги восвояси, онъ слышитъ, какъ его другъ затягиваетъ на пути веселую псню. Донъ Антоніо идетъ медленно, опустивъ голову на грудь, какъ бы въ глубокой задумчивости. Псня замираетъ вдали и ночныя тни сгущаются вокругъ него раньше, чмъ онъ входитъ въ городъ.

Д. Муратовъ.

‘Міръ Божій’, No 11, 1898

ДОНЪ АНТОНІО.

Разсказъ Чарльза Гранта.

Читайте также: