ДОМАШНІЙ СЕКРЕТАРЬ.
ДОМАШНІЙ СЕКРЕТАРЬ.
Романъ Жоржа Занда.
I.
I.
II.
II.
III.
III.
IV.
IV.
Домашний секретарь, Санд Жорж, Год: 1834
Время на прочтение: 168 минут(ы)
Однажды, въ прекрасный лтній день, по дорог изъ Ліона въ Авиньйонъ, шелъ молодой человкъ, довольно-порядочной наружности. Его звали Луи де-Сен-Жюльенъ, и онъ по праву пользовался титуломъ графа, ибо принадлежалъ къ одной изъ лучшихъ фамилій своей провинціи. Тмъ не мене, онъ шелъ пшкомъ, съ маленькой сумкой за спиною, нарядъ его былъ боле чмъ скромный, и ноги часъ-отъ-часу боле натекали подъ запыленными камашами изъ толстой кожи.
Этотъ молодой человкъ, воспитанный добрымъ и честнымъ деревенскимъ священникомъ, былъ прямодушенъ, имлъ недурныя умственныя способности и познанія достаточныя для того, чтобъ надяться получить должность учителя, библіотекаря или домашняго секретаря. Онъ имлъ достоинства, и даже добродтели, но при этомъ въ немъ были и слабыя стороны, даже недостатки, пороковъ же онъ не имлъ. Онъ былъ добръ и мечтателенъ, но гордъ и робокъ, то-есть щекотливъ и недоврчивъ, какъ вс люди неопытные въ жизни и незнакомые съ дйствительностію.
Если этотъ краткій очеркъ его характера не въ состояніи возбудить участія въ читател, то, можетъ-быть, читательница подаритъ меня нкоторою снисходительностію, когда узнаетъ, что у г. Луи де-Сен-Жюльна были прекрасные глаза, блая рука, блые зубы и черные волосы.
Отъ-чего же этотъ молодой человкъ путешествовалъ пшкомъ? Вроятно отъ-того, что не на что было разъзжать въ карет. Откуда шелъ онъ? На это мы отвтимъ въ свое время. Куда? этого онъ и самъ не зналъ, но прошедшее и будущее его можно, однакожь, изобразить немногими словами: онъ шелъ изъ мрачной страны дйствительности, и хотлъ, не озираясь, не выбирая, броситься въ неизвстныя, но свтлыя страны мечтаній.
Ужь восемь дней былъ онъ въ дорог, и съ героизмомъ переносилъ усталость, солнечный жаръ, пыль, дурные ночлеги и непобдимый страхъ, который, безмолвно-мрачно, го неотступно слдитъ за тмъ, у кого нтъ денегъ. Ранивъ ногу, онъ долженъ былъ приссть подл забора мызы, преобразованной незадолго предъ тмъ въ почтовую станцію.
Только-что усплъ онъ опуститься на край канавы, какъ мимо его прохалъ прекрасный дорожный берлинъ. За берлиномъ слдовали коляска и почтовая бричка, въ которыхъ, по-видимому, помщалось семейство или свита какой-нибудь важной особы.
Въ голов Жюльна блеснула мысль занять запятки послдняго экипажа, но почтальйонъ, обративъ назадъ опытный взоръ, тотчасъ увидлъ, что силуэтъ человческой фигуры перебгаетъ по блому песку дороги, вслдъ за профилью брички. Онъ остановилъ лошадей и повелительно веллъ ему сойдти. Сен-Жюльенъ слзъ и обратился къ лицамъ, сидвшимъ въ экипаж, воображая, въ простот души своей, что подобной просьб можетъ отказать одинъ только почтальйонъ. Но двое особъ, сидвшихъ въ бричк, были чтица и домоправитель, люди грубые и безчувственные по своимъ должностямъ. Они нагло ему отказали.
— Грубіяны! закричалъ имъ Сен-Жюльенъ съ негодованіемъ: — по всему видно, что вы только на то и годны, чтобъ стоять на запяткахъ за экипажами порядочныхъ людей.
Сен-Жюльенъ сказалъ это громко и съ особенной энергіей. Дорога шла въ гору, и экипажи подвигались медленно, безъ шума, по матовому, горячему песку. Голоса Жюльена и почтальйона, который, въ угожденіе своимъ сдокамъ, перебранивался съ нимъ, долетли до особы, сидвшій въ берлин. Она выглянула изъ кареты, чтобъ посмотрть, что случилось, и Сен-Жюльенъ съ дтскимъ восторгомъ увидлъ прекраснйшій женскій бюстъ, какой когда-либо представлялся его воображенію. Но онъ не имлъ времени ему удивляться. Незнакомка взглянула на него, и онъ робко опустилъ глаза. Прекрасная женщина, обратившись къ почтальйону и къ своимъ людямъ, возвысила свой густой контральтъ, и, съ весьма-замтнымъ иностраннымъ произношеніемъ давъ имъ строгій выговоръ, дружески сказала молодому человку:
— Пойди сюда, другъ мой, сядь на козла берлина, и уступи только крошечное мсто моей собачк: она будетъ сидть на подножк. Скоре, скоре! поклоны и благодарности оставь до другаго времени.
Сен-Жюльенъ не ждалъ повторенія. Задыхаясь отъ усталости и волненія, онъ влзъ на козла и взялъ на колни собачку. Достигнувъ вершины пригорка, карета помчалась галопомъ.
На первой станціи, до, которой дохали очень-скоро, Сен-Жюльенъ, боясь употребить во зло данное позволеніе, оставилъ козла, вмшался въ группы почтальоновъ, лошадей, домашнихъ птицъ и нищихъ, какими всегда бываютъ окружевы станціи, и могъ спокойно наблюдать за прекрасной путешественницей. Она не обращала на него ни малйшаго вниманія, и тономъ полусерьзнымъ, полушутливымъ журила всхъ своихъ людей, поочередно, одного за другимъ. Это было странное существо, какихъ Сен-Жюльенъ никогда еще не видывалъ. Она была высока и стройна, широкія плечи и блая шея ея, принимали какія-то величественныя и мощныя формы, на-видъ ей можно было дать лтъ тридцать, а въ-самомъ-дл ей, можетъ-быть, было не больше двадцати-пяти. Лицо ея показывало нкоторую усталость, по блдность, худоба щекъ и темное полукружіе подъ большими черными глазами, придавали выраженіе воли и задумчивости, свтлаго, проницательнаго ума, твердости и меланхоліи всей этой голов, которая, по правильности очертанія, могла безбоязненно выдержать сравненіе съ самыми совершенными камеями древности.
Богатство и изъисканность ея дорожнаго платья также удивляли Сен-Жюльена. Она казалась очень-живою и очень-доброю, и бросала бднымъ деньги полными пригоршнями. Въ карет ея сидли еще два лица, на которыя Сен-Жюльенъ, весь углубленный въ созерцаніе прекрасной путешественницы, и не взглянулъ.
Когда лошади были готовы, она опять взглянула въ окошко кареты и начала глазами искать Сен-Жюльена. Онъ, не осмлясь повторить своей просьбы, приблизился со шляпой въ рук, чтобъ поблагодарить ее, но она предупредила его.
— Разв, сказала она: — ты остаешься здсь?
— Цль моего путешествія, отвчалъ Жюльенъ:— Авиньйонъ, но я бы никогда…
— Полно, полно! произнесла она отрывисто, своимъ мужскимъ голосомъ: — я довезу тебя туда еще сегодня вечеромъ. Безъ отговорокъ, садись.
Они точно пріхали въ Авиньйонъ еще до ночи. Дорогою, Сен-Жюльенъ нсколько разъ хотлъ бросить взглядъ во внутренность кареты, и для этого стояло ему сдлать только небольшое движеніе, но онъ не осмливался, и чувствовалъ, что такое любопытство будетъ имть видъ грубости и неблагодарности. Только на всхъ станціяхъ онъ позволялъ себ слзать съ козелъ и принималъ разсянный и равнодушный видъ, смотрлъ, никмъ-незамченный, на прекрасную путешественницу, наблюдалъ за ея поступками, прислушивался къ каждому ея слову и старался слдить за каждымъ ея движеніемъ. Его безпрестанно поражало это смшеніе пріемовъ, то величественно-царскихъ, то добродушно-простыхъ, и онъ не могъ вывесть о ней никакого заключенія. Не смя обратиться къ людямъ ея свиты и сообщить имъ безпокойное любопытство, которое его мучило, онъ волновался и безпрестанно повторялъ себ вопросы, на которые не могъ дать никакого отвта: — Кто она? думалъ онъ: — королева или актрисса? Какъ узнать это? Но что мн за дло? Почему меня такъ занимаетъ женщина, которую я увидлъ въ первый разъ только сегодня, и которой завтра ужь не увижу?
Путешественница и свита ея съ шумомъ въхали въ первую гостиницу Авиньйона. Сен-Жюльенъ бросился съ козелъ и поспшно удалился, чтобъ его не почли за нищаго бродягу.
Но увидвъ содержателя гостинницы, который, въ сопровожденіи своихъ адьютантовъ въ блыхъ курткахъ, кинулся встрчать прізжую даму, Сен-Жюльенъ, прикованный непобдимымъ любопытствомъ, остановился, и у него свалился камень съ сердца, когда онъ услышалъ привтственныя слова хозяина дома:
— Я ожидалъ вашу свтлость, и надюсь, что вы изволите остаться довольны.
Сен-Жюльенъ, успокоенный въ своемъ тяжкомъ сомнніи, ршился въ первый разъ на благоразумный поступокъ. Вмсто того, чтобъ, по обыкновенію своему, идти отъискивать дешовый ночлегъ въ какомъ-нибудь скромномъ двор отдаленнаго предмстья, онъ спросилъ себ комнату въ той же гостиниц, гд остановилась герцогиня, въ надежд, что увидитъ ее еще хоть разъ, хоть издали, и рисковалъ издержать въ одинъ день боле, чмъ израсходовалъ бы въ цлую недлю.
Онъ встртилъ привтливую улыбку на всхъ лицахъ, вс его желанія предупреждались какъ слдуетъ, потому-что его считали принадлежащимъ къ свит ея свтлости: богатые путешественники, во всхъ гостинницахъ свта, пользуются особеннымъ уваженіемъ хозяевъ.
Переодвшись на скорую руку, онъ вышелъ на внутренній дворъ, помстился на лавк, и устремилъ глаза на т окна, въ которыхъ, по его мннію, могла показаться герцогиня. Надежда его скоро исполнилась: окна растворились. Два человка вынесли на балконъ кресло и табуретъ, и герцогиня опустилась въ кресло небрежно, куря благовонную сигаретту. Между-тмъ, маленькій, сухой человчекъ, съ напудреннымъ парикомъ на голов, поставилъ стулъ близь нея, медленно развернулъ печатный листъ, и сталъ, самымъ почтительнымъ тономъ, читать вслухъ итальянскую газету.
Не переставая курить сигаретты, подаваемыя ей одна посл другой очень-хорошенькою горничной, которую Сен-Жюльенъ, по изящному туалету ея, принялъ-было, по-крайней-мр, за маркизу,— за-альпійская свтлость смотрла на него прищуривъ глаза, и такъ пристально, что онъ покраснлъ до самыхъ кончиковъ ушей. Потомъ она обратилась къ своей служанк, и, безъ всякаго уваженія къ лгкимъ аббата, который читалъ для стнъ, сказала:
— Жинета, это, кажется, тотъ мальчикъ, котораго мы нашли на дорог?
— Точно такъ, ваша свтлость.
— Онъ, значитъ, переодлся?
— Кажется, ваша свтлость.
— Такъ онъ остановился здсь?
— Вроятно, ваша свтлость.
— Но, аббатъ! къ-чему же вы прерываете чтеніе?
— Мн показалось, ваша свтлость, что вы не изволите обращать вниманія…
— А вамъ что до этого?
Аббатъ принялся опять за дло. Герцогиня спросила что-то у Жинеты, и та принесла лорнетъ. Герцогиня направила лорнетъ на Жюльена.
Красота Сен-Жюльена имла въ себ что-то нжное и интересное, лицо его, поблднвшее отъ усталости и горя, носило на себ особый отпечатокъ томности и чувствительности.
Герцогиня возвратила Жинет лорнетъ и сказала,— Non о troppo brutto, потомъ взяла опять лорнетъ, и взглянула еще разъ на Жюльена. Аббатъ все читалъ.
Сен-Жюльенъ не могъ похвастаться блестящимъ туалетомъ. Онъ досталъ изъ своей дорожной сумки тиковую блузу, блые панталоны, блую и тонкую рубашку. Но эта блуза, стянутая около таліи, обрисовывала станъ тонкій и гибкій, какъ у женщины. Надъ откинутымъ воротникомъ рубашки виднлась блая, какъ снгъ, шея, полузакрытая чорными волосами. Чорный бархатный беретъ, нагнутый нсколько въ сторону, придавалъ ему видъ поэта или влюбленнаго пажа.— Теперь, какъ онъ вымылся, сказала Жинета: — онъ смотритъ очень-порядочнымъ человкомъ.
— Гм! произнесла герцогиня, бросивъ сигару на журналъ, который тотчасъ загорлся подъ самымъ носомъ достопочтеннаго аббата:— это какой-нибудь бдный студентъ.
Сен-Жюльенъ не слышалъ, что говорили эти дв женщины, но ясно видлъ, что он говорили о немъ, потому-что он ни сколько не скрывали этого. Его немножко оскорбило одно обстоятельство — что на него почти указывали пальцемъ, какъ-будто онъ былъ вовсе не мужчина, и какъ-будто он почитали невозможнымъ, чтобъ, въ присутствіи его, какой бы то ни было поступокъ ихъ могъ показаться неприличнымъ или предосудительнымъ. Чтобъ положить конецъ этому дерзкому разсматриванію, онъ всталъ и удалился въ общую залу.
Только-что хотлъ онъ ссть за общій столъ, какъ почувствовалъ легонькій ударъ по плечу. Онъ обернулся и увидлъ передъ собой жолтое лицо и тощую фигуру аббатика, читавшаго газеты на балкон.
Аббатъ отвелъ его въ сторону, сталъ разсыпаться въ привтствіяхъ и церемонныхъ поклонахъ, и наконецъ спросилъ его, не угодно ли ему будетъ отужинать съ ея свтлостью герцогиней де-Кавальканти. Сен-Жюльенъ чуть не опрокинулся отъ удивленія при этомъ неожиданномъ приглашеніи, потомъ, опомнившись, онъ вообразилъ, что подъ жалкой наружностью аббата легко можетъ скрываться насмшка или злая шутка, и вооружившись торжественнымъ хладнокровіемъ, отвчалъ:— безъ сомннія, сударь, угодно, если ея свтлость сдлаетъ мн честь пригласить меня.
— Это приглашеніе, возразилъ аббатъ, наклонившись до земли: — возложено именно на меня, и я имю честь передать его вамъ.
— Этого недостаточно, отвчалъ Сен-Жюльенъ, которому представилось, что сама герцогиня смется надъ нимъ:— герцогин де-Кавальканти должно быть извстно, что у людей нашего званія аббаты никогда не употребляются посланниками. Я хочу имть дло съ особой боле-важной, чмъ ваша милость, или получить письмо, подписанное собственною рукой ея свтлости.
Аббатъ не сдлалъ ни малйшаго возраженія на эту смшную выходку, лицо его не выразило никакого личнаго мннія о переговорахъ, въ которыхъ онъ служилъ только орудіемъ. Онъ низко поклонился Сен-Жюльену и ушолъ, говоря, что передастъ его отвтъ ея свтлости.
Сен-Жюльенъ слъ опять къ общему столу, вполн-убжденный, что онъ прекрасно отдлался отъ мистификаціи. Молодой человкъ такъ мало зналъ свтъ, что его удивленіе не было продолжительно.
— Видно, подумалъ онъ:— ужь это такъ водится въ обществ.
Онъ погрузился-было въ свое привычное серьзное расположеніе духа, какъ вдругъ его пробудило имя Кавальканти, раздавшееся на другомъ конц стола.
— Позвольте васъ спросить, сказалъ онъ молодому купцу, сидвшему подл него:— что это за герцогиня Кавальканти?
— Что-съ? произнесъ прикащикъ, закручивая свои блокурые усы, и принимая видъ человка, для котораго нтъ ничего новаго въ мір: — герцогиня Квинтилія Кавальканти? Право, я объ ней мало забочусь, это герцогиня, какихъ есть тысячи! Породы итальянской, подновленной германскою. Она очень-богата, ее выдали за какого-то нмецкаго князька, и тотъ, ради ея состоянія, согласился не навязывать ей своей фамиліи. Такія дла случаются въ Италіи каждый день. Я изъздилъ Италію вдоль и поперегъ, и знаю ее какъ свои пять пальцевъ. Герцогиня детъ изъ Парижа и возвращается въ свои владнія, славонское княжество, которое приноситъ ей въ годъ около мильйона дохода. Эка важность! У насъ, между купцами, есть капиталы гораздо-позначительне, да ими никто такъ не важничаетъ, какъ она…
— Но какой характеръ у этой герцогини Кавальканти?
— Характеръ! возразилъ молодой купецъ тономъ презрительной насмшки:— характеръ! а на что вамъ ея характеръ?
Сен-Жюльенъ только-что хотлъ отвтить, но содержатель гостинницы, коснувшись его плеча, попросилъ его выйдти съ нимъ на минуту изъ комнаты.
— Милостивый государь! началъ онъ голосомъ человка, совершенно-потерявшагося: — между вами и ея свтлостью герцогиней де-Кавальканти происходятъ престранныя дла.
— Какъ? Что вы хотите сказать?..
— Помилуйте! ея свтлость проситъ васъ къ себ на ужинъ, и вы отказываетесь! Вы виноваты, что этому превосходному аббату Сципіону дали сейчасъ очень-строгій выговоръ. Герцогиня не хочетъ врить, что онъ дурно исполнилъ данное ему порученіе, и складываетъ на него всю вину неожиданнаго оскорбленія. Она приказала мн попросить у васъ объясненія въ вашемъ странномъ поступк.
— Вотъ еще! Это выходитъ изъ границъ, вскричалъ Сен-Жюльенъ.— Важной дам вздумалось надо мной посмяться, и когда я на эту забаву не соглашаюсь, ея свтлость изволитъ находить эту непокорность оскорбительною для своего достоинства.
— Герцогиня не любитъ противорчій, замтилъ робко хозяинъ дома: — и…
— Герцогиня де-Кавальканти можетъ не любить противорчій сколько ей угодно, прорвалъ Сен-Жюльенъ: — по она здсь не въ своихъ владніяхъ, и я, по-крайней-мр, познаю ни одного французскаго закона, который принуждалъ бы меня ужинать съ нею, когда я не хочу съ ней ужинать.
— Ради самаго неба, сударь, сжальтесь надо мною! Если герцогиня будетъ оскорблена въ моемъ дом, она въ-состояніи никогда ужь больше не останавливаться въ немъ. Разсудите сами: герцогиня прозжаетъ здсь каждый годъ, и никогда, пробывъ дня два, не издерживаетъ мене пяти-сотъ франковъ! Ради Бога, сударь, умоляю васъ, пожалуйте къ ней ужинать. Ужинъ превосходный. Я самъ приготовлялъ его. Есть фазаны съ трюфелями, отъ которыхъ не отказался бы самъ король французскій, есть желе…
— Да оставьте меня въ поко…
— Боже мой! воскликнулъ потерявшійся содержатель гостинницы, скрестивъ руки на толстомъ живот своемъ:— право, не понимаю, что за свтъ ныньче сталъ! Молодой человкъ отказывается ужинать съ прелестнйшей женщиной въ мір, и боится, чтобъ надъ нимъ не посмялись! Да еслибъ герцогиня знала настоящую причину вашего отказа, такъ ужь дйствительно замтила бы, что французы очень-смишны!
— Въ-самомъ-дл, подумалъ Жюльенъ:— я, можетъ-быть, разъигрываю глупйшую роль съ своими подозрніями. Ну, еслибъ и вздумали смяться надо мною, разв я не могу отомстить?— Ступайте, сказалъ онъ хозяину:— передайте герцогин мои извиненія, и скажите, что я исполню ея приказаніе.
— Слава Богу! воскликнулъ хозяинъ.— Вы не будете раскаиваться: на стол будетъ прелестнйшая воклюзская форель!..
И онъ исчезъ, сіяя отъ радости.
Сен-Жюльенъ, чтобъ дать ему время исполнить порученіе, вошелъ опять въ обшую залу. Здсь онъ замтилъ высокаго, блднаго мужчину довольно-красивой наружности, который бродилъ около столовъ, и, казалось, собиралъ слова всхъ разговаривавшихъ. Сен-Жюльенъ принялъ его за шпіона, потому-что онъ никогда не видывалъ шпіоновъ и, по природной подозрительности своей, готовъ былъ считать шпіономъ всякаго любопытнаго. А между-тмъ, въ пріемахъ незнакомца не было и тни того, что могло бы сколько-нибудь оправдать такое предположеніе. Онъ былъ медленъ въ движеніяхъ, задумчивъ, разсянъ, и смотрлъ даже нсколько простакомъ. Проходя мимо Жюльена, онъ произнесъ два раза сряду, вполголоса и ударяя на два первые слога, имя Квинтиліи Кавальканти.
Потомъ онъ подошелъ опять къ столу, и сталъ разспрашивать объ ней у постителей.
— Право, не знаю, отвчалъ ему одинъ изъ сидвшихъ за столомъ: — я не могу дать вамъ о ней никакихъ свдній. Обратитесь лучше къ этому молодому человку, что стоитъ около печки. Онъ изъ числа ея лакеевъ.
Сен-Жюльенъ вспыхнулъ отъ стыда, быстро повернулся и хотлъ оставить залу. Но незнакомецъ, упорствуя въ своемъ намреніи, остановилъ его за руку, и кланяясь съ вжливостію человка, который ршился сдлать важную уступку необходимости, сказалъ:— Позвольте спросить васъ, герцогиня детъ прямо изъ Парижа?
— Это мн совершенно неизвстно, сударь, отвтилъ сухо Жюльенъ.— Я ея вовсе не знаю.
— Прошу извинить меня. Мн сказали…
Сен-Жюльенъ поклонился и ушелъ. Блдный путешественникъ подошелъ опять къ столу.
— Ну, что? спросилъ прикащикъ, который замтилъ его ошибку.
— Вы заставили сдлать меня промахъ, отвчалъ блдный путешественникъ тому изъ гостей, который указалъ ему на Жюльена.
— Извините, отвчалъ тотъ.— Но мн показалось, будто этотъ молодой человкъ сидлъ на козлахъ герцогининой кареты.
Странствующій прикащикъ, забавникъ, какъ и вс его собратья, нашелъ, что тутъ представляется прекрасный случай, какъ онъ выражался, выкинуть штуку. Ему было очень-хорошо извстно, что Сен-Жюльенъ не знаетъ герцогини, потому-что онъ самъ отвчалъ на распросы молодаго человка, но ему показалось забавнымъ продолжить заблужденіе длиннаго путешественника.
— А я, чортъ побери! вполн увренъ, что вовсе не ошиблись, сказалъ онъ.— Я хорошо знаю въ лицо этого мальчика: онъ лакей госпожи Кавальканти. Если бъ вы были знакомы съ пріемами этихъ итальянскихъ слугъ, васъ не удивило бы, что онъ вамъ ничего не сказалъ — даромъ. Стояло только показать ему пяти-франковый экю…
— Въ-самомъ-дл, подумалъ путешественникъ, желавшій, во что бы ни стало, удовлетворить свое любопытство. Онъ досталъ изъ кошелька луидоръ, и побжалъ догонять Сен-Жюльена.
Жюльенъ стоялъ въ сняхъ, прислонясь къ колонн, и ожидалъ возвращенія хозяина. Блдный путешественникъ опять подошолъ къ нему, но съ гораздо-большею увренностію, нежели въ первый разъ, и, схвативъ его руку, вложилъ въ нее двадцати-франковую монету.
Сен-Жюльенъ, непостигавшій этого движенія, взялъ деньги, и, не закрывая простертой руки, смотрлъ на нихъ съ выраженіемъ человка, остолбенвшаго отъ удивленія.
— Теперь, другъ мой, скажите мн, произнесъ блдный путешественникъ: — сколько времени герцогиня прожила въ Париж?
— Какъ! опять? вскричалъ Жюльенъ, поблднвъ отъ гнва, и бросивъ монету о-земь.— Да они съ ума сошли съ своей герцогиней Кавальканти!
Онъ убжалъ на дворъ, и въ негодованіи хотлъ бжать совсмъ изъ дома, вообразивъ, что вс обитатели его согласились его дурачить. Въ эту минуту, хозяинъ гостинницы, схвативъ его за руку, произнесъ самымъ-учтивымъ голосомъ: — Пойдемте, пойдемте, сударь, все улажено, аббата немножко побранили, но васъ герцогиня ожидаетъ…
Приближаясь къ комнатамъ герцогини, Сен-Жюльенъ вдругъ почувствовалъ въ себ то спокойствіе, до котораго мы достигаемъ, когда обстоятельства безпощадно осадятъ нашу робость въ ея послднихъ укрпленіяхъ. Онъ затянулъ покрпче пряжку своего пояса, взялъ въ одну руку беретъ, другою провелъ по волосамъ, и вошелъ съ твердою ршимостью ссть спокойно въ своей тиковой блуз за столъ госпожи де-Кавальканти, не смотря на то, чмъ бы ни была она — герцогинею или комедіанткою.
Герцогиня ходила по комнат и разговаривала съ слугами, провожавшими ее въ путешествіи. Увидвъ Сен-Жюльена, она сдлала шага два къ нему и сказала:
— Вы, однако, любите заставлять себя просить! Разв вы боитесь запятнать свою родословную, садясь за вашъ столъ? Нтъ ни одного дворянскаго рода, сударь, который не имлъ бы своего начала, и даже вашъ…
— Мой, сударыня!.. прервалъ безъ церемоніи Сен-Жюльенъ: — мой извстенъ съ тысяча-сто-седьмаго года.
Герцогиня, неподозрвавшая природной недоврчивости Сен-Жюльена и его сомнній, въ настоящемъ случа громко захохотала. Рзвая Жинета, убиравшая какіе-то наряды своей госпожи, послдовала ея примру, а аббатъ, видя, что герцогиня смется, сталъ тоже усердно хохотать, самъ не зная чему. Единственное лицо, пепринявшее участія въ общей веселости, былъ длинный офицеръ, въ фантастическомъ ментик шоколаднаго цвта, обтянутый, облитый золотомъ во всю грудь, съ усами, завивающимися до самыхъ висковъ, выгнутый какъ танцовщица, и украшенный шпорами не хуже шпоръ боеваго птуха. Увидвъ спокойствіе Сен-Жюльена и веселое расположеніе герцогини, онъ выпучилъ свои ястребиные, налитые кровью глаза, и сталъ поводить ими съ безпокойствомъ. Но Сен-Жюльенъ такъ мало понималъ смыслъ всего имъ видннаго, что ему показалось, будто герцогиня переглядывается и перемигивается съ своимъ адъютантомъ.
— Пора, сядемъ за столъ, сказала герцогиня, когда подали супъ.— Успокоивъ первый голодъ, мы попросимъ васъ разсказать намъ чудесные подвиги вашихъ предковъ. Право, для насъ, владтельныхъ особъ, очень-жалко, что не вс соотечественники ваши раздляютъ вашъ образъ мыслей. Тогда изъ-за Альповъ не угрожала бы намъ политическая influenza, столь вредная здоровью аристократовъ.
Сен-Жюльенъ сталъ ужинать съ наружнымъ видомъ безпечности и спокойно разглядывалъ своихъ собесдниковъ.— Если я въ-самомъ-дл за столомъ свтлйшей особы, подумалъ онъ:— то честь эта мене велика, чмъ я вообразилъ сначала. Вотъ люди, съ которыми она цлый день обходилась какъ съ лакеями, и которые тмъ не мене сидятъ теперь рядомъ съ нею.
Герцогиня, въ-самомъ-дл, имла обыкновеніе, впрочемъ только въ дорог, обдать за однимъ столомъ съ главными лицами своей свиты: аббатомъ, исправлявшимъ должность ея секретаря, чтицей, безмолвно разрзывавшей дичь, домоправителемъ, соблюдавшимъ всегда важность, приличную шитью на его кафтан, и даже Жинетой, состоявшей на правахъ фаворитки. Два лакея втораго разряда прислуживали за столомъ, а двое другихъ помогали хозяину приносить кушанье изъ кухни въ верхній этажъ,— Это, можетъ-быть, любовница какого-нибудь князя, подумалъ Сен-Жюльенъ:— для этого, она довольно-хороша собою.— Но, разочарованный такимъ предположеніемъ, молодой человкъ все-таки продолжалъ смотрть на нее.
И точно, она была необыкновенно-хороша при свчахъ. Цвтъ ея кожи, днемъ нсколько-желтоватый, становился вечеромъ привлекательной матовой близны. По мр того, какъ ужинъ продолжался, глаза ея принимали ослпительный блескъ, слова ея были коротки, мтки, ршительны, разговоръ блестлъ остроуміемъ, но, кром Жинеты, которая, какъ фаворитка, успвала везд вставить свое словечко и довольно-удачно подражала пріемамъ и тону своей госпожи, другіе собесдники мало ей помогали. Чтица и аббатъ взоромъ и улыбкой одобряли каждое изъ ея мнній и не осмливались произнести ни одного слова. У воинственнаго адъютанта, случайное угрюмое расположеніе духа сливалось съ умственною ничтожностью, сдлавшеюся его нормальнымъ состояніемъ. Герцогиня была, кажется, расположена къ разговору, но вс ея старанія ничего не могли извлечь изъ этой куклы, раззолоченной по всмъ швамъ. Сен-Жюльенъ чувствовалъ себя въ-состояніи поддерживать разговоръ, но еще роблъ. Наконецъ, онъ ршился, и, подвергнувъ себя тмъ холодно-любопытнымъ взглядамъ, которыми, въ подобныхъ случаяхъ, встрчаютъ новое еще неговорившее лицо, онъ съ первыхъ же словъ отважился на прямое, немаскированное опроверженіе какого-то язвительнаго афоризма г-жи де-Кавальканти. Не обращая вниманія на то, что приводитъ въ безпокойство штальмейстера ея свтлости, мало-знакомаго съ французскимъ языкомъ, онъ сталъ выражаться на немъ. Герцогиня, владвшая имъ вполн, отвчала тоже по-французски, и съ четверть часа вс собесдники въ почтительномъ безмолвіи слушали разговоръ ихъ.
Въ двадцать лтъ, мы быстро переходимъ отъ презрнія къ энтузіазму. Въ это время, мы такъ бываемъ расположены судить о людяхъ съ выгодной стороны, что при малйшемъ хорошемъ признак готовы на огромныя, преувеличенныя вознагражденія. Сен-Жюльенъ, пораженный свтлымъ умомъ герцогини, былъ близокъ къ этой крайности, но въ другія минуты мысль, что вся эта сцена нарочно устроена для одураченія его, вызывала передъ его глазами толпу насмшливыхъ призраковъ. Онъ готовъ былъ принять этотъ итальянскій дворъ за труппу странствующихъ актровъ.— Примадонна, думалъ онъ:— играетъ тутъ роль благородной герцогини, адъютантъ — не что иное, какъ теноръ безъ голоса и безъ души, этотъ глухо-нмой домоправитель привыкъ, можетъ-быть, играть роль мраморнаго всадника въ ‘Донъ-Хуан’, Жинета — настоящая Зерлина, а этотъ безсмысленный аббатъ, конечно, какой-нибудь жидъ-банкиръ, прикованный къ колесниц примадонны и который платитъ всмъ и за всхъ.
Посл ужина, герцогиня, обращаясь къ своему штальмейстеру, сказала по-итальянски: — Лучьйоли, побывайте отъ моего имени у хорошаго знакомаго моего, генерал-майора Н…. живущаго въ этомъ город. Отъищите его и скажите, что, уставъ отъ дороги, я не могла пригласить его къ ужину, но поручила вамъ передать ему мое сожалніе объ этомъ. Ступайте.
Лучьйоли, недовольный порученіемъ, очень-похожимъ на предлогъ къ его удаленію, не осмлился однако противоречить и вышелъ.
Сен-Жюльенъ, не зная что длать, хотлъ тоже идти, но герцогиня остановила его, увряя, что ей нравится его разговоръ и что она желаетъ продолжать съ нимъ бесду. Сен-Жюльенъ задрожалъ всмъ тломъ. Съ мыслью о женщин высокаго званія, предающейся разврату, въ немъ соединялось чувство отвращенія, доходившее до ужаса. Теперь же, онъ тмъ боле находилъ причинъ ненавидть такую женщину, что боялся ея, ибо она была окружена всми обольщеніями и владла тонкимъ, хитрымъ умомъ. Онъ прямо и пристально взглянулъ на итальянскую герцогиню и сталъ подл дверей, принявъ самый холодный и гордый видъ.
Герцогиня, казалось, не обратила на это вниманія. Она сдлала знакъ Жинет и подала чтиц книгу. Субретка тотчасъ воротилась, неся туалетный ларецъ, который поставила на столъ. Она вынула изъ шитаго бархатнаго мшка огромный черепаховый гребецъ съ золотой обдлкой и, развязавъ шолковую сточку, удерживавшую волосы герцогини, принялась ихъ чесать, но такъ медленно и съ такимъ вызывающимъ, кокетливымъ видомъ, какъ-будто хотла ослпить Сен-Жюльена богатствомъ этихъ прекрасныхъ волосъ.
Въ-самомъ-дд, во всей Европ, можетъ-быть, не было волосъ прекрасне. Они были цвта воронаго-крыла, гладки, ровны, блестящи какъ атласъ и такъ длинны и густы, что падали до земли и облекали станъ герцогини какъ-будто чорной шолковой мантіей. Сен-Жюльенъ никогда не видалъ ничего подобнаго даже въ своихъ фантастическихъ мечтаніяхъ. Золотомъ обдланный гребень Жинеты то металъ искры, то исчезалъ въ этомъ темномъ поток волосъ, то отбрасывалъ ихъ легкими лентами на блыя плечи герцогини, то отдлялъ ихъ на грудь широкими волнами. Потомъ, собравъ въ одну связку вс эти сокровища, Жинета расчесывала ихъ медленно и, будто не-хотя, подымала эту огромную массу блестящаго мрака.
Пышная Квинтилія, въ жолтой камчатной тюник, кругомъ обшитой красною шерстью, въ юбк и панталонахъ изъ блой кисеи, подвязанная толковымъ шнуркомъ, упадавшимъ до колнъ, въ богато-вышитыхъ туфляхъ, — съ своими широкими рукавами и распущенными волосами, походила на греческую царицу, и названія Іанты или Аиды не были бы слишкомъ-поэтическими именами для этой красавицы чистйшаго восточнаго типа.
Во время этого прихотливаго и сладострастнаго туалета, чтица громко читала, а герцогиня, казалось, вовсе не слушала ея, но была совершенію занята своими руками, она то снимала, то надвала кольца, вычищала ногти мягкимъ благовоннымъ мыломъ и отирала ихъ кружевнымъ батистовымъ платкомъ.
Сен-Жюльенъ не могъ смотрть на нее безъ удивленія, съ которымъ тщетно боролся. Чтобъ избгнуть очарованія, онъ хотлъ бы слушать чтеніе, но книга была нмецкая, а онъ не зналъ понмецки.
— Фанчьуло, спросила его герцогиня, не поднимая глазъ: — понимаешь ли ты это?
— Ни одного слова.
— Мистриссъ Уайтъ, сказала она по-англійски:— читайте латинскій переводъ на другой страниц. Я предполагаю, господинъ-дворянинъ, прибавила она, глядя на Сен-Жюльена: — вы занимались древними языками?
Луи отвтилъ наклоненіемъ головы. Мистриссъ Уайтъ стала читать латинскій текстъ. Въ книг говорилось о нмецкой метафизик, она была написана очень-головоломно.
Герцогиня, отъ времени до времени, перерывала чтеніе, и не переставая заниматься мелочами туалета, съ такимъ свтлымъ разумніемъ, съ такимъ превосходствомъ ума оспоривала положенія автора и поправляла его логику, бросала такой ясный, такой смлый взглядъ на изгибы этого таинственнаго анализа, что Жюльенъ совершенно не зналъ, на какомъ мнніи ему остановиться. Вызванный ею сообщить свое мнніе о мечтаніяхъ аскетическаго Нмца, онъ развернулъ весь запасъ своихъ свдній, но скоро убдился, что они очень-незначительны въ сравненіи съ познаніями госпожи де-Кавальканти. Она оспоривала его доводы со всею возможною мягкостію, и скоро доказала ихъ неосновательность. Оставивъ неблагодарный способъ систематическаго диспута, онъ вврился указаніямъ природнаго своего ума и внушеніямъ совсти. Квинтилія, радуясь этой перемн, стала его слушать съ большимъ вниманіемъ. Незамтно, онъ предался этому разумному наслажденію, которое мы ощущаемъ, отдавая себ ясный отчотъ въ своихъ собственныхъ понятіяхъ.
Мало-по-малу, онъ забылъ свою робость, оставилъ принужденную позу, и подошелъ ближе. Въ самомъ пылу своихъ разсужденій, онъ вдругъ замтилъ, что, облокотясь о туалетный ящикъ герцогини, стоитъ прямо передъ нею, и находится подъ самымъ огнемъ ея большихъ, черныхъ глазъ. Она тоже оставила свои ручныя щоточки и остановила гребень Жинеты. Кругомъ облитая волосами, она положила правую ногу на лвую, а руки обвела вкругъ праваго колна. Въ этомъ восточно-граціозномъ положеніи, она смотрла на Жюльена съ добродушной улыбкой, между-тмъ, какъ слегка сдвинутыя брови свидтельствовали о серьзномъ вниманіи.
Сен-Жюльенъ, испугавшись опасности, въ которой увидлъ себя, вдругъ, какъ пораженный, остановился посреди фразы, но тщетно онъ старался придать взору своему выраженіе твердости и скрыть робкую любовь. Она блеснула въ его глазахъ, и вызвала легкую улыбку на уста герцогини.
— Довольно, сказала она: — мистриссъ Уайтъ, вы можете удалиться.
Луи ничего не понималъ, голова шла у него кругомъ. Онъ со страхомъ почувствовалъ приближеніе ршительной минуты. Ему представилось, какъ смшна будетъ его роль, когда онъ станетъ уклоняться отъ ласкъ первой красавицы міра. Тмъ не мене, онъ внутренно клялся, до какой бы степени разврата самъ ни дошелъ, никогда не унизиться до того, чтобъ служитъ презрннымъ орудіемъ сладострастію гордой красавицы.
Вдругъ герцогиня сказала ему ласковымъ голосомъ: — Спокойной ночи, другъ мой, я думаю, вы нуждаетесь во сн, и чувствую, что самой пора уснуть. Не думайте, чтобъ вашъ разговоръ усыпилъ меня, напротивъ, онъ мн былъ очень-пріятенъ, и я желала бы продлить наше знакомство. Если ваши дорожные планы согласны съ моими, я предложу вамъ мсто въ моей карет… Вы куда намрены хать?
— И самъ не знаю, у меня нтъ ни состоянія, ни пріюта, но какъ я ни бденъ, никогда не соглашусь я быть кому-нибудь въ тягость.
— Врю отъ всего сердца, отвчала герцогиня съ выраженіемъ искренней доброты: — но между людей, уважающихъ другъ-друга, обмнъ услугъ можетъ быть равно-выгоднымъ и пріятнымъ для обихъ сторонъ. У васъ есть дарованіе, — я нуждаюсь въ даровитомъ человк, мы можемъ быть полезны другъ-другу. Зайдите завтра ко мн, можетъ-быть, если мы поймемъ другъ-друга такъ скоро и такъ хорошо, намъ удастся устроиться такъ, чтобъ не разлучаться скоро.
Посл этихъ словъ, она взяла у него руку и пожала ее съ добродушной фамильярностію молодаго человка. Сходя по лстниц, Сен-Жюльенъ слышалъ какъ за нимъ запирались двери.
— Боже мой, я былъ просто дуракъ, сумасшедшій! сказалъ онъ самъ себ: — г-жа де-Кавальканти самая прекрасная, самая благородная, самая добрая женщина въ мір!
Жюльенъ долго не могъ заснуть. Весь этотъ день представлялся ему какъ-будто главой изъ романа, и когда онъ на другой день по-утру проснулся, ему не врилось, чтобъ прошлое не было сномъ.
Спша увидть герцогиню, которая собиралась выхать рано, онъ одлся на-скоро, и явился къ ней съ радостнымъ сердцемъ, съ умомъ, освобожденнымъ отъ вчерашнихъ несправедливыхъ подозрній. Госпожа Кавальканти была уже совсмъ готова къ отъзду. Жинета приготовляла ей шоколадъ, а герцогиня между-тмъ просматривала какую-то брошюру о политической экономіи.
— Я думала о васъ, мой милый, сказала она Жюльену.— Я знаю степень вашихъ свдній: это — ни слишкомъ-много, ни слишкомъ-мало. Изучали вы какой-нибудь предметъ въ особенности, о которомъ не говорили мы вчера?
— Нтъ. Ваша свтлость доказали мн, что вы во всемъ гораздо-боле меня свдущи. Вотъ почему я не вижу, чмъ могу быть вамъ полезенъ.
— Вы именно такой человкъ, какого мн надо: я хочу сократить число окружающихъ меня людей и сдлать построже ихъ выборъ, хочу соединить въ одномъ лиц обязанности моей чтицы и моего секретаря, первую я выдаю очень-выгодно замужъ за человка, надъ которымъ мн надо посмяться, а второй — глупецъ, и изъ него я сдлаю превосходнаго конюха, съ тысячью экю годоваго дохода. Оба они будутъ довольны, и вы займете у меня ихъ мста. Жалованье вамъ будетъ — тысячу экю за одну должность и четыре тысячи франковъ за другую, сверхъ-того, полное содержаніе, столъ, квартира, и проч.
Это предложеніе, столь блистательное для человка безъ всякаго состоянія, какимъ былъ Сен-Жюльенъ, боле испугало его, чмъ обрадовало.
— Простите моей откровенности, сказалъ онъ посл минутнаго колебанія: — но я гордъ. Я единственная отрасль благородной фамиліи, и не стану краснть, заработывая себ необходимое для жизни, но, принимая благодянія важныхъ особъ, боюсь быть принужденнымъ надть ихъ ливрею.
— Никто здсь не говоритъ ни о ливре, ни о благодяніяхъ. Обязанности, которыя я на васъ возлагаю, поставятъ васъ въ самыя близкія, дружественныя отношенія со мною.
— Безъ-сомннія, это великое счастіе, отвчалъ Жюльенъ, запинаясь: — но — прибавилъ онъ, понизивъ голосъ: — мамзель Жинета также пользуется дружбою вашей свтлости…
— Понимаю, прервала герцогиня: — вы боитесь быть моимъ лакеемъ. Успокойтесь, сударь: я уважаю благородное сердце и никогда не оскорблю его. Если вы видите, что я обхожусь съ бднымъ аббатомъ Сципіономъ какъ съ слугою, это потому-что онъ самъ вздумалъ взять на себя роль, которой я ему вовсе не назначала. Подумайте о моемъ предложеніи. Если вы не довряете моей разборчивости, разв не въ вашей вол будетъ покинуть меня въ тотъ самый день, когда я перестану обходиться съ вами благородно?
— Мн ничего не остается, отвчалъ Сен-Жюльенъ съ увлеченіемъ: — какъ только повергнуть къ ногамъ вашимъ всю мою преданность и признательность.
— И я принимаю ихъ дружески, отвчала Квинтилія, раскрывая большую книгу съ золотыми застежками.— Не угодно ли будетъ вамъ самимъ написать здсь наши условія и означить свое имя, лта, и происхожденіе? Я подпишу.
Когда герцогиня подписала условія, которыхъ копію Жюльенъ положилъ къ себ въ бумажникъ, она велла созвать всхъ своихъ людей, начиная отъ адъютанта и до жокея, и продолжая пить шоколадъ, сказала имъ медленно и повелительно:
— Господинъ-аббатъ Сципіонъ и мистриссъ Уайтъ не состоятъ боле въ моей свит. Ихъ мсто займетъ г. графъ де-Сен-Жюльенъ. Уайтъ и Сципіонъ остаются моими друзьями, и дло идетъ не о немилости къ нимъ, но о вознагражденіи ихъ. Вотъ г. де-Сен-Жюльенъ. Пусть вс обходятся съ нимъ почтительно, и никогда не называютъ его иначе, какъ графомъ. Надюсь, вс мои служители будутъ мн покорны и преданны: они знаютъ, что я не оставлю ихъ въ старости… Не троньте вашихъ платковъ и не показывайте вида, что будто-бы плачете отъ умиленія. Я знаю, что вы меня любите, и безполезно преувеличивать доказательства. Прощайте.
Она вынула изъ-за пояса часы, и прибавила:
— Чрезъ полчаса я хочу хать.
Служители поклонились и вышли въ глубокомъ молчаніи. Приказанія герцогини не вызвали на ихъ покорныя лица ни малйшаго признака порицанія или удивленія. Неограниченная власть носитъ на себ характеръ какого-то величія, которому трудно противостоять даже и тогда, когда она заключается въ тсныхъ предлахъ. Сен-Жюльенъ съ удивленіемъ замтилъ, что въ душъ его, безъ всякаго непріятнаго чувства и безъ усилія, возникло глубокое уваженіе къ герцогин.
Онъ воротился въ свою комнату, чтобъ взять нкоторыя вещи, и спускался уже съ лстницы, съ дорожной сумкой подъ-мышкой, какъ вдругъ длинный и блдный путешественникъ, который наканун обнаружилъ такое странное любопытство, подбжалъ къ нему, и кланяясь, сталъ, въ самыхъ почтительныхъ выраженіяхъ, извиняться во вчерашнемъ своемъ оскорбительномъ поступк. Сен-Жюльену хотлось бы убжать отъ него, но это было невозможно, и онъ принужденъ былъ обмняться съ незнакомцемъ нсколькими учтивыми фразами, надясь тмъ и отдлаться отъ него. Надежда оказалась тщетною: блдный путешественникъ, схвативъ его за руку, сказалъ ему патетическимъ и торжественнымъ тономъ человка, который приглашаетъ васъ на свои похороны,— что онъ иметъ надобность передать ему нчто важное, и хочетъ просить его о величайшей услуг. Сен-Жюльенъ, который, не смотря на свою безпрерывную недоврчивость, былъ добръ и снисходителенъ, ршился выслушать разсказъ блднаго путешественника.
— Послушайте, сударь, сказалъ ему тотъ, — считайте меня за сумасшедшаго, я согласенъ, но ради самого Бога, не подумайте, чтобъ я былъ нахалъ, и отвчайте мн на вопросъ, который я сдлалъ вамъ вчера: что это за герцогиня Квинтилія Кавальканти?
— Клянусь вамъ, я знаю ее не больше вашего, отвчалъ Сен-Жюльенъ:— и въ доказательство, разскажу вамъ какимъ образомъ познакомился съ нею.
Когда онъ окончилъ разсказъ, путешественникъ, слушавшій его съ большимъ вниманіемъ, вскричалъ:
— Это странно, что-то похоже на романъ, и еще больше утверждаетъ меня въ мнніи, что эта непонятная особа не кто другой, какъ моя прелестная незнакомка на оперномъ бал.
— Что вы хотите этимъ сказать? произнесъ Сен-Жюльенъ съ удивленіемъ.
— Такъ-какъ вы были добры и разсказали мн свое приключеніе, возразилъ путешественникъ: — я вамъ разскажу свое. Шесть недль назадъ, я былъ на бал въ Опер, въ Париж. Тамъ одно домино, полное граціи, ловкости и рзвости, такъ меня заинтересовало, что я былъ ршительно упоенъ. Я увлекъ незнакомку въ ложу, и она показала мн свое лицо: это было прелестнйшее, выразительнйшее лицо, какое я видалъ когда-либо. Я слдилъ за нею въ-теченіе всего бала, и не смотря на то, что она разсыпала передо мной все свое кокетство, она, казалось, длала вс усилія, чтобъ скрыться отъ меня. Разъ какъ-то ей удалось это, но, руководимый тмъ вторымъ зрніемъ, которое даетъ намъ любовь, я опять ее догналъ въ галлере, въ то самое время, когда она садилась въ изящную карету, на которой, однакожь, не было ни герба, ни ливреи. Я сталъ умолять ее выслушать меня. Она отвчала, что занимаетъ важное мсто въ свт, что ей необходимо соблюдать приличіе, и что она должна положить условія моему счастію. Я клялся согласиться на все. Первое, отвчала она, чтобъ я позволилъ завязать себ глаза. Я согласился, только-что сли мы въ карету, она завязала мн глаза платкомъ и начала хохотать, какъ ребенокъ. Когда экипажъ остановился, она смло и крпко схватила меня за руку, заставила выйдти и повела такъ легко и проворно, что я нсколько разъ чуть-чуть не упалъ. Наконецъ, она сильно толкнула меня, и я въ ужас свалился на превосходнйшую софу. Въ то же время она сдернула съ меня повязку, и я увидлъ себя въ богатомъ кабинет, гд все показывало изящный вкусъ, любовь къ искусству И высокую образованность его обитателей. Она позволила мн разсматривать все это съ любопытствомъ, и сколько можно было судить по книгамъ, это была женщина ученая, которая читала по-гречески, по-латин и по-французски. Она была Итальянка, и, казалось, всегда жила въ самомъ высокомъ обществ: такъ были благородны ея манеры и привлекателенъ разговоръ. Должно вамъ признаться, что я сначала чуть-было не сошелъ съ ума отъ восторга и гордости, и потомъ испугался разстоянія, какое, по всмъ вроятностямъ, отдляло меня отъ этой женщины. Сколько я былъ самонадянъ и смлъ на бал, столько же теперь сдлался покоренъ и робокъ, видя, что имю дло не съ какой-нибудь интриганткой, а съ женщиной высокаго званія и ума. Робость моя, вроятно, ей нравилась, потому-что она опять сдлалась рзвою, и даже какъ-будто старалась ободрить меня.
Сен-Жюльенъ покраснвъ, путешественникъ, замтивъ это, сдлался еще блдне и сказалъ ему боле-серьзнымъ тономъ:
— Вы, можетъ-быть, думаете, что я говорю вамъ, какъ фатъ, увряю васъ, что все, мною сказанное — чистйшая истина. Вы видите, я, кажется, не похожъ ни на фанфарона, ни на хвастуна.
— Нисколько, возразилъ Жюльенъ.— Я васъ слушаю, продолжайте.
— Это было странное созданіе, важное, насмшливое, гордое, дерзкое, и — скажу ли? нсколько-безстыдное. Я произнесъ одно смлое слово — она повелительно заставила меня молчать, и потомъ начала разсказывать самыя забавныя и вовсе не цломудренныя вещи…
— Въ-самомъ-дл? спросилъ Жюльенъ, подстрекнутый негодованіемъ.
— Увряю васъ, продолжалъ путешественникъ.— И что же! Не смотря на эти странности, а можетъ-быть и по причин этихъ странностей, я полюбилъ ее безъ ума, но но тою идеальною и чистою любовью, къ которой способенъ вашъ возрастъ, но любовью безпокойною, жгучею, какъ само желаніе. Наконецъ, въ этотъ вечеръ, я былъ счастливйшимъ человкомъ въ мір и умолялъ ее позволить мн видть ее на другой день. Она мн общала, съ условіемъ, чтобъ я не старался узнавать ни ея имени, ни дома. Я клялся свято исполнить ея волю. Она снова завязала мн глаза, проводила до дверей и заставила войдти въ карету. Чрезъ полчаса меня попросили выйдти. Когда я ступилъ на подножку, нжная и благоуханная щочка, которую я тотчасъ узналъ, слегка коснулась моей, и голосъ, столько памятный сердцу, шепнулъ мн на ухо: до завтра! Я сдернулъ повязку, но меня толкнули на-земь, и дверцы быстро закрылись. Карета была безъ фонарей и помчалась какъ стрла. Я очутился въ Елисейскихъ-Поляхъ, въ одной изъ самыхъ темныхъ аллей. Ничего не было видно, и сколько ни употреблялъ я усилій, чтобъ догнать экипажъ, вскор совсмъ пересталъ слышать стукъ его. На двор была страшная гололедица, я падалъ на каждомъ шагу, и ршился воротиться домой.
— А на другой день? спросилъ Жюльенъ.
— Потомъ я никогда ужь не встрчалъ моей незнакомки до ныншняго дня, я увидлъ ее въ окн, которое выходитъ во дворъ: это герцогиня Квинтилія Кавальканти.
— Уврены ли вы въ этомъ? спросилъ Жюльенъ, опечаленный и смущенный.
— У меня есть другое доказательство, отвчалъ путешественникъ, вынимая изъ кармана дорогіе часы изящной отдлки и открывая ихъ:— взгляните на этотъ вензель, не означаетъ ли онъ Квинтиліи Кавальканти съ этимъ сокращеніемъ Pra, то-есть principessa! Проклятыя буквы, заставившія меня столько ломать надъ ними голову!
— Какъ вамъ достались эти часы? спросилъ Жюльенъ.
— По странному случаю. У меня были точно такіе же, и я положилъ ихъ на каминъ будуара, въ который привела меня маска. Потомъ, въ поспшности, вмсто своихъ часовъ схватилъ т, которые лежали возл, и только чрезъ нсколько дней замтилъ вензель, вырзапный внутри.
— Ужь не во сн ли я? произнесъ Сенъ-Жюльенъ, разсматривая часы:— мн кажется, что я сейчасъ видлъ точно такіе же въ рукахъ этой женщины…
— Часы изъ русской платины, съ эмалью, сдланные на восток, отвчалъ путешественникъ.
— Кажется, такъ.
— Откройте ихъ, и вы увидите тамъ имя Шарля де-Дортана. Откройте, умоляю васъ!
— Какъ? вы хотите, чтобъ я сталъ требовать у герцогини, чтобъ она показала мн часы? Да, впрочемъ, что же вы отъ этого выиграете?
— О! я хотлъ бы наказать ее за безстыдство. Такъ не шутятъ съ человкомъ, который добросердечно покорился всмъ этимъ таинственнымъ предосторожностямъ. Я хочу сорвать личину съ этой безстыдной кокетки, или — пусть она исполнитъ свои общанія: тогда я готовъ хранить тайну этого происшествія, потому-что, долженъ сказать вамъ, сударь, я еще способенъ любить ее до безумія.
— Я васъ поздравляю, холодно отвчалъ Жюльенъ:— что касается до меня, я ненавижу подобныхъ женщинъ, и…
— Вотъ подаютъ карету, вскричалъ путешественникъ.— Я буду ожидать ее у входа, шепну ей свое имя, уничтожу ее однимъ взглядомъ… Но, ради Бога, скажите ей прежде, что я хочу говорить съ нею, назовите меня по имени: она его очень-хорошо знаетъ, она спросила его у меня. Впрочемъ, имя мое у нея на часахъ…
Домоправитель герцогини позвалъ Жюльена. Онъ повиновался, и нашелъ пажа, дуэнью и другихъ людей уже въ экипажахъ совсмъ-готовыми къ отъзду. Вскор показалась герцогиня съ Жинетой. Об он, чтобъ сохранить себя отъ пыли, закрылись большими черными вуалями. Герцогиня подняла свой вуаль, но, увидвъ, что карета ея окружена любопытными, она съ досадой опустила вуаль. Въ эту минуту, блдный путешественникъ бросился къ ней, чтобъ взглянуть въ лицо, но ужь было поздно, и онъ ничего не видлъ.
Не смя заговорить съ женщиной, которой черты лица нельзя было разсмотрть, онъ схватилъ Сен-Жюльена за руку, и съ настойчивостью сказалъ:
— Ради Бога, скажите мое имя.
Сен-Жюльенъ, не подумавъ, уступилъ просьб и сказалъ герцогин:
— Ваша свтлость, вотъ г. Шарль де-Дортанъ.
— Я не имю чести знать его, отвчала герцогиня.— Господа, садитесь въ экипажи. Пора.
При этомъ повелительномъ тон, служители герцогини быстро раздвинули толпу любопытныхъ, и Квинтилія вошла въ карету, такъ-что блдный путешественникъ не смлъ съ ней заговорить. Сен-Жюльенъ видлъ, какъ онъ сжималъ кулаки и съ безпокойствомъ вскочилъ на скамью, чтобъ смотрть въ карету.
— Что это за человкъ, который такъ на насъ смотритъ? безпечно произнесла герцогиня, садясь въ углубленіе кареты, передокъ которой занимали Жинета и Сен-Жюльенъ.
— Не знаю, сударыня, спокойно отвчала Жинета, поднявъ свой вуаль.
— Шарль де-Дортанъ, сказалъ съ негодованіемъ Жюльенъ.
— Это, кажется, часовой мастеръ? произнесла герцогиня такимъ спокойнымъ тономъ, что Сен-Жюльенъ не могъ ршить, былъ ли этотъ вопросъ сказанъ чистосердечно, или въ немъ скрывалась безстыдная насмшка.
Герцогиня тоже подняла свой вуаль, потомъ обратилась къ Дортану, и сказала ему холодно-повелительнымъ тономъ:
— Отойдите, сударь, такъ не смотрятъ на женщину.
Дортанъ поблднлъ, какъ луна, и остался недвижимъ на мст. Карета поскакала въ галопъ.
— Какъ дерзки французы! произнесла чрезъ нсколько минутъ Жинета.
— Почему же? спросила герцогиня, которая забыла уже о приключеніи.
— Этотъ Дортанъ, подумалъ Сен-Жюльенъ, или чрезвычайно-глупъ или съ ума сошелъ.
Спокойный тонъ герцогини вскор совсмъ его разуврилъ, и ему казалось, что вся эта исторія Дортана пригрезилась ему. Между-тмъ, дорога исчезала подъ копытами лошадей, и Авиньйонъ исчезалъ въ пыльномъ отдаленіи.
Дни путешествія проходили для Жюльена., какъ сонъ. Въ разговорахъ съ нимъ, герцогиня, казалось, перерождалась въ мужчину. Она обладала неподражаемымъ искусствомъ — изъ всякаго вопроса извлекать всевозможныя выгоды, упрощать его, пояснять, и потомъ облекать всмъ блескомъ своей обширной и блистательной мысли. Вс ея мннія показывали въ ней душу сильную, волю непреклонную, логику строгую и сжатую. Этотъ мужественный характеръ ослплялъ молодаго графа. Одно только печалило его — зачмъ не проглядывало въ немъ боле чувствительности. Нсколько-больше увлеченія, нсколько-меньше разсудка — и онъ былъ бы привлекательне, оставаясь, можетъ-быть, столько же могущественнымъ. Но Сен-Жюльенъ не могъ ршить въ-точности — не ошибался ли онъ, предполагая въ герцогин перевсъ ума на-счетъ доброты сердца. Можетъ-быть, въ этой глубокой душ таилось не одно сокровище, ему невдомое, не одна сторона, для него закрытая. Не смотря на то, онъ страшился, замчая, что Квинтилія была больше расположена къ насмшк, чмъ къ симпатіи, всякій разъ, когда онъ удалялся отъ положительной дйствительности и блуждалъ въ области какой-нибудь сантиментальной мечты.
И однакожь, съ другой стороны, онъ любилъ это холодное воображеніе, которое, по мннію его, имло источникомъ своимъ привычку къ строгимъ и цломудреннымъ нравамъ. Простота языка и дружеское обращеніе совершенно истребили въ немъ ложное впечатлніе, какое имлъ онъ сначала о смлыхъ пріемахъ и развязности герцогини. Да и какъ, впрочемъ, соединить начала возвышеннаго порядка и гармоніи, которыя она, при всякомъ случа, такъ ясно выражала, съ привычками безстыднаго распутства? Развращеніе въ душ столь возвышенной было бы явленіемъ чудовищнымъ.
Потомъ, ему казалось, что женщина эта скрывала свою доброту, какъ слабость, но что пламя любви къ ближнему горло въ душ ея. Она безпрерывно занималась филантропическими идеями, и съ негодованіемъ видла на пути своемъ столько безпомощной нищеты. Тогда она изобртала средства къ ея облегченію, и удивлялась, что о нихъ никто не думаетъ. Отъ общихъ идей она переходила къ частнымъ, и говорила о трудности сдлать народы счастливыми.
И посл того, она впадала въ глубокую задумчивость, брови ея слегка нахмуривались, большіе темные глаза углублялись въ орбиты, казалось, честолюбіе расширяло ея пылающій лобъ. Ее можно было принять за дочь Наполеона.
Въ эти минуты, Сен-Жюльенъ чувствовалъ къ ней страхъ.
— Что такое благотвореніе? что такое любовь? говорилъ онъ самъ себ: что такое вс эти добродтели, вся поэзія сердца, вс эти кроткія и нжныя чувства для души, пылающей такимъ безпредльнымъ честолюбіемъ?
Но когда герцогиня разбрасывала свое золото бднымъ и отдавала имъ свои вещи, когда она съ такимъ дружескимъ и материнскимъ участіемъ разспрашивала больныхъ и утшала несчастныхъ, — эти знаки доброты душевной трогали Жюльена сильне, нежели сколько могли бы тронуть его въ другой женщин подвиги гораздо-важнйшіе.
Однажды почтальйонъ упалъ подъ лошадей и былъ тяжело раненъ. Герцогиня первая бросилась къ нему на помощь, и не боясь запачкать свое платье кровью и пылью, не страшась опасности отъ лошадей, посреди которыхъ находилась, она подняла его и сама перевязала ему раны. Она длала это съ такою заботливостью и усердіемъ, что Сен-Жюльенъ готовъ былъ принять это за притворство и желаніе выказать свою доброту, еслибъ онъ не видлъ, какъ герцогиня не-шутя бранила своего пажа, который кричалъ отъ легкой царапины, и съ негодованіемъ отгоняла нищихъ съ накладными ранами: словомъ, какъ она не любила безполезнаго и легкомысленнаго состраданія.
Наконецъ, прибыли въ Монтерегаль, и герцогиня издали показала Сен-Жюльену башни небольшой красивой крпостцы, владычествовавшей надъ ея столицей. Вскор показалась и самая столица, блая, маленькая, окруженная очаровательной долиной. Гарнизонъ изъ пятисотъ человкъ вышелъ на-встрчу къ своей повелительниц. Двнадцать крпостныхъ пушекъ, какъ могли, произвели громъ, и неизбжная рчь магистрата встртила герцогиню у воротъ города.
Квинтилія принимала эти почести съ нкоторой иронической надменностью. Можетъ-быть, она охотне сносила бы скуку подобныхъ встрчь, еслибъ блескъ владычества нсколько-больше возвысилъ ихъ до степени ея гордости. Между-тмъ, она довольно-весело и радушно знакомила Сен-Жюльена съ своимъ маленькимъ герцогствомъ. Она была такъ умна, что не могла долго страдать при мысли, какъ смшонъ ея магистратъ, какъ малочисленны воинскія силы и ограничены государственныя имущества, но добродушно смясь надъ этимъ, герцогиня тмъ не мене не упускала случая искусно замчать Жюльену благія дйствія умнаго управленія.
Впрочемъ, она трудилась напрасно. Сен-Жюльенъ, во всю жизнь свою невидавшій ничего, кром старыхъ башень своего наслдственаго жилища и плохихъ его окрестностей, съ наивнымъ удивленіемъ смотрлъ на вс принадлежности этого маленькаго государства. Красота южнаго неба, богатыя краски пейзажа, прихотливая изящность дворца, построеннаго въ восточномъ вкус, по рисунку герцогини, важная поступь придворныхъ ея небольшаго двора, нсколько-отсталые, но блестящіе костюмы сановниковъ,— все принимало въ глазахъ молодаго провинціала видъ пышности и величія, и его новая участь представлялась ему какою-то мечтою.
По прізд во дворецъ, Квинтилія такъ была осаждена со всхъ сторонъ привтствіями и поздравленіями, что ей некогда было подумать о помщеніи своего новаго секретаря. Когда Сен-Жюльенъ, чувствуя усталость, захотлъ удалиться, слуги, размряя свое уваженіе соотвтственно богатству платья, отвели его на чердакъ. Онъ не обратилъ на это вниманія. Нжный по сложенію и не привыкнувъ переносить усталость, онъ заснулъ крпкимъ сномъ.
На другой день поутру, его разбудила Жинета.
— Вамъ здсь дурно, графъ, сказала она ему тономъ человка, понимающаго все достоинство своей особы.— Ея свтлость не знаетъ гд отвели вамъ помщеніе, вчера она не имла времени заняться вами, но она во всякомъ случа проситъ васъ побыть здсь еще день или два, здсь же имть столъ, выходить какъ-можно-рже, не показываться въ толп, не говорить ни съ кмъ и быть уврену, что вы скоро будете имть квартиру, которою останетесь довольны.
Жинета поклонилась и вышла величественнымъ шагомъ. Сен-Жюльенъ свято соблюдалъ волю своей повелительницы. Старый слуга приносилъ ему кушанья самыя изъисканныя, и служилъ почтительно, но молча. Онъ передалъ молодому графу нкоторыя книги. Это были единственные предметы, напоминавшіе Жюльену о герцогин въ-теченіе трехъ дней.
Вечеромъ этого третьяго дня, когда Жюльенъ начиналъ уже приходить въ нетерпніе и нсколько безпокоиться о своей участи, онъ вдругъ, въ то самое время, когда часы били полночь, услышалъ легкіе шаги женщины, къ нему вошла Жинета.
— Пожалуйте, сударь, сказала она ему почтительнымъ тономъ, но взглядъ ея выражалъ насмшку:— ея свтлость приказала мн проводить васъ въ ваше новое жилище.
Сен-Жюльенъ слдовалъ за ней по всмъ извилинамъ дворца. Посл многичисленныхъ переходовъ, она отворила дверь, отъ которой ключъ вислъ у нея на ше. Только-что Жюльенъ ступилъ черезъ порогъ, чья-то фигура, воспламененная гнвомъ, бросилась къ нему и закричала:
— Куда вы?
— Вамъ что за дло? гордо отвчала Жинета.
При слабомъ свт факела, который несла горничная, Сен-Жюльенъ узналъ шталмейстера или адъютанта Лючьйоли, который кидалъ на него яростные взоры.
— Я начальствую надъ этою частью замка, сказалъ онъ:— и вы не пройдете безъ моего позволенія.
— Вотъ другое позволеніе, которое стоитъ вашего, отвчала Жинета, подавая ему бумагу.
Лючьйоли взглянулъ на бумагу, съ бшенствомъ сжалъ ее въ рукахъ, и, произнося страшныя проклятія, швырнулъ ее внизъ по лстниц. Потомъ онъ исчезъ, бросивъ еще разъ на Жюльена мстительный взглядъ.
Эта быстрая сцена пробудила вс сомннія въ молодомъ граф.
— Или я неспособенъ ни къ какому размышленію, сказалъ онъ самъ себ:— или такъ можетъ поступать одинъ только отставной любовникъ, который видитъ въ мн своего наслдника.
Эта мысль такъ возмутила его, что онъ, весь дрожа, едва дошелъ до низу лстницы. Когда Жинета оборотилась, чтобъ передать ему ключъ отъ комнатъ, онъ былъ блденъ и колни подгибались подъ нимъ.
— Что жь? сказала Жинета, и глаза ея загорлись: — разв вы боитесь?
— Только не Лючьйоли, сударыня, холодно отвчалъ Сен-Жюльенъ.
— Такъ чего же? возразила она съ простодушіемъ.— Ну, вотъ, графъ, вы теперь у себя. Герцогиня дастъ вамъ знать завтра, когда она можетъ васъ принять. Нарочно-назначенный для васъ служитель явится на вашъ звонокъ. Покойной ночи, графъ.
И она бросила на него двусмысленный взглядъ, въ которомъ Сен-Жюльенъ не могъ отличить простодушнаго лукавства ребенка отъ колкой насмшки кокетки. Онъ вошелъ въ комнату весь въ смущеніи, но убдился, что волненія его были напрасны, и боялся, не разъигралъ ли онъ передъ самимъ-собою роль фата.
Комнаты убраны съ отличнымъ вкусомъ. Занавски такъ свжи, что Сен-Жюльенъ, не смотря на свою недоврчивость, не могъ не подумать, что это помщеніе было приготовлено собственно для него. Строгая простота украшеній, умренность въ бездлкахъ роскоши, выборъ предметовъ искусства,— все это, казалось, имло назначеніе, соотвтственное его вкусу и характеру. Гравюры изображали поэтовъ, которыхъ Жюльенъ предпочиталъ другимъ, любимыя его книги наполняли стеклянные шкапы, даже Библія была развернута на томъ самомъ псалм, который онъ часто, во время дороги, приводилъ съ такимъ восторгомъ.
— Невозможно, чтобъ все это было дломъ случая, сказалъ онъ самъ-себ:— но что я за важное лицо, что она занимается мною, и еще даритъ меня нжною дружбой?… Квинтилія! Пусть накажетъ меня свтъ ядовитой насмшкой, но я почелъ бы себя несчастнымъ, еслибъ пришлось обмнять сокровище этой дружбы на другія удовольствія!.. А между-тмъ, какова будетъ моя гордость, если я сдлаюсь единственнымъ обладателемъ такой женщины?.. Не глупецъ ли я? Не сошелъ ли я съ ума?…
На другой день поутру, онъ потянулъ за снурокъ звонка не столько изъ нужды въ человк, сколько изъ безпокойнаго и неопредленнаго любопытства, обращеннаго на вс окружавшіе его предметы. Дв минуты спустя, вошелъ пажъ герцогини. Это былъ ребенокъ шестнадцати лтъ, столь нжнаго сложенія и такого малаго роста, что ему нельзя было дать больше двнадцати лтъ. Тонкія черты его подвижной физіономіи, веселый, смлый видъ, живость движеній, блокурые, завитые волосы и театральный костюмъ — все это олицетворяло собою самый лучшій типъ лукаваго пажа и избалованнаго ребенка, который когда-либо нашивалъ опахало королевы.
— Какъ? это ты, Галеотто? спросилъ графъ съ удивленіемъ.
— Да, это я, отвчалъ съ гордостью пажъ:— герцогиня назначила меня къ вашимъ услугамъ. Но, послушайте: вы никогда не должны забывать, что я именуюсь Галеотто дели-Стратигополи, что я потомокъ славянскихъ князей, и во всемъ вамъ равенъ. Если бдность сдлала меня авантюристомъ, она никогда не въ состояніи сдлать изъ меня лакея. Знайте, что я здсь другъ и товарищъ. Я повинуюсь герцогин и готовъ служить ей преклонивъ колни, потому-что она женщина, и женщина прекрасная собою: но — что касается до васъ,— я соглашусь только ‘длать одолженія…’ Согласны ли вы?
— Я не нуждаюсь въ слуг, отвчалъ Сен-Жюльенъ:— но ищу друга. И, кажется, на этотъ разъ случай помогъ мн, не такъ ли?
Галеотто протянулъ къ нему руку и дружеская улыбка полураскрыла его розовыя уста.
— Ея свтлость, началъ онъ:— угадала, что мы скоро сойдемся и будемъ братьями. Она желаетъ, чтобъ мы не имли никакого сношенія съ лакеями. Мы такъ молоды, и такъ бдны, что можемъ обойдтись безъ этихъ комнатныхъ служителей, но намъ нужна взаимная дружба и совты. Вотъ для чего наши хорошенькія келльи такъ близки одна къ другой, и изъ вашей въ мою проведенъ колокольчикъ. Но берегитесь: такое же сообщеніе проведено изъ моей келльи въ вашу, и вы это сейчасъ увидите.
Пажъ вышелъ, и чрезъ нсколько минутъ колокольчикъ, скрытый въ занавскахъ постели Жюльена, сильно зазвенлъ. Молодой графъ понялъ въ чемъ дло, и поспшилъ выйдти. Прошедъ два или три шага, онъ увидлъ Галеотто на порог его комнаты.
— Мой милый господинъ, сказалъ Сен-Жюльенъ: — я слышу вашъ призывъ и повинуюсь.
— Хорошо, отвчалъ пажъ,— теперь возвратимся къ вамъ, я помогу вамъ одться. Это весьма-важная вещь, прибавилъ онъ, видя, что Жюльенъ нсколько церемонится: — я исполняю долгъ свой, предоставьте мн это.
Галеотто вынулъ изъ кармана золотой ключъ и отперъ ящики огромнаго сундука изъ кедроваго дерева, служившаго коммодомъ въ комнат Сен-Жюльена. Онъ вытащилъ оттуда платья такой странной формы, что молодой французъ, увидвъ ихъ, вскрикнулъ и отступилъ съ отвращеніемъ.
— Какъ вы просты, мой любезный другъ! сказалъ ему пажъ:— вы боитесь быть смшнымъ, натянувъ на себя театральный костюмъ? Въ такомъ случа, вамъ не слдовало бы подчиняться власти женщины. Вы врно забываете, что посл обезьяны и попугая, мы играемъ здсь первую ролю? Со мной было то же въ первый разъ, когда съ меня сняли мою истертую рясу (надо вамъ знать, что я убжалъ изъ семинаріи) и хотли надть это шолковое полукафтанье, эти вышитые чулки и эти перья, которыя даютъ мн видъ какаду. Я плакалъ, кричалъ (мн было тогда двнадцать лтъ), мн хотлось разорвать манжеты и забросить къ чорту эту шапочку, но Жинета, двушка умная, дала мн добрый совтъ, и поврьте, что съ-тхъ-поръ я чувствую себя отлично-хорошо.
— Посмотрите, прибавилъ лукавый пажъ, прохаживаясь передъ зеркаломъ, въ которомъ онъ отражался съ головы до ногъ: — эта маленькая круглая, стройная ножка — не была ли бъ она потеряна подъ солдатскими панталонами или въ венгерскомъ сапог? Думаете ли вы, что мой станъ былъ бы такъ гибокъ, движенія такъ граціозны подъ шнурками доломана или подъ складками вашего грубаго фрака? Что касается до моихъ кружевъ, они немного-чмъ бле моихъ рукъ — этого довольно. Можетъ-быть, вы находите, что волосы у меня нсколько-женоподобны: но ихъ чешетъ и завиваетъ Жинета. И такъ, мой милый, если хотите знать, что намъ къ лицу, положитесь на вкусъ женщинъ. Тамъ, гд онъ царствуютъ, мы не слишкомъ-несчастны.
— Галеотто, сказалъ Сен-Жюльенъ, уступая, съ разсяннымъ видомъ, его настояніямъ:— признаюсь вамъ, если все правда, что вы говорите,— этотъ дворъ не совсмъ въ моемъ вкус. Вы веселы, остроумны, и подобная жизнь вамъ нравится. Впрочемъ, вы еще не достигли до того возраста, когда потребность роли нсколько-серьзне чувствуется ясно. Вы пріобрли уже гордость мужчины, но въ васъ еще осталось счастливое легкомысліе ребенка. А я — я ужь старъ, потому-что у меня правъ меланхолическій, характеръ угрюмый. Жизнь вчныхъ праздниковъ мн не-по-нутру, я не умю нравиться женщинамъ, и предпочитаю образъ жизни, приличный возмужалому человку.
— Прелестная герцогиня! вскричалъ Галеотто, застегивая на Жюльен черный бархатный камзолъ.
— Я, подобно вамъ, не хочу стоять съ ружьемъ на какомъ-нибудь бастіон или курить табакъ на гауптвахт, продолжалъ Жюльенъ:— я не сотворенъ для этой суровой жизни.
— Что за проницательный взглядъ у ея свтлости! подхватилъ пажъ, подвязывая ему выше колнки серебряную подвязку.
— Но я бы хотлъ, продолжалъ Сен-Жюльенъ: — исполнить здсь какое-нибудь полезное дло, и имть право посвящать наукамъ свободные часы свои.
— Да здравствуетъ ея свтлость, герцогиня Квинтилія! вскричалъ пажъ.
— Чему вы такъ радуетесь? спросилъ Жюльенъ,— Вы меня не слушаете?
— Совершенно напротивъ, отвчалъ ребенокъ: — и если я въ-продолженіе вашего разсказа длалъ свои восклицанія, такъ это потому, что убдился, какъ хорошо уже герцогиня знаетъ васъ. Все, что вы мн говорили теперь, она уже сказала мн вчера. Можете изъ этого заключить, что если она умла такъ хорошо понять васъ, то, конечно, не станетъ отвлекать васъ отъ вашего призванія. Все, чего вы желаете, она для васъ приготовила. Она, по глазамъ, проникла въ глубину вашей мысли, по голосу отгадала вашу душу. Подождите нсколько дней, и если вы тогда будете недовольны своею участью, вамъ останется повситься, потому-что тогда сдлается ясно, что у васъ сплинъ. А въ ожиданіи, взгляните на себя и скажите, не говоритъ ли выборъ этого наряда, что у нашей повелительницы много изящнаго вкуса и особенный женскій тактъ?
— Вижу, что вы большой насмшникъ, отвчалъ Жюльенъ, глядя въ зеркало и не видя себя: — это не въ моемъ вкус.
— Разв вы щекотливы?
— Немножко, признаюсь, къ стыду своему.
— Напрасно. Но, клянусь честію, я не смюсь. Пожалуйста, взгляните на себя. Я уйду, чтобъ вамъ не мшать.
Безпечный Жюльенъ остался передъ зеркаломъ, вовсе не думая слдовать совту пажа. Мало-по-малу, однакожь, онъ началъ осматривать себя, сначала съ отвращеніемъ, потомъ съ удивленіемъ, наконецъ съ нкоторымъ удовольствіемъ. Черный бархатный камзолъ, широкіе блые воротнички, длинные гладкіе волосы, падающіе на виски, — все это превосходно шло къ блдному лицу, робкой походк и кроткому, нсколько недоврчивому виду молодаго философа. Сен-Жюльенъ никогда не замчалъ своей красоты, да никто изъ деревенскихъ его товарищей и не подозрвалъ ея. Напротивъ, на его нжное сложеніе привыкли смотрть какъ на природный недостатокъ, какъ на организацію довольно-жалкую. Вотъ почему, видя себя похожимъ на одинъ изъ тхъ типовъ, которыми онъ восхищался въ копіяхъ древнихъ картинъ, Сен-Жюльенъ не могъ не удивиться, что въ первый разъ въ жизни онъ не находитъ своей худобы смшною, свою неловкость непріятною. Простодушное удовольствіе разлилось у него по лицу и такъ его поглотило, что онъ, совершенно забывшись, простоялъ предъ самимъ-собою цлые четвертъ часа, принимая, въ своемъ неподвижномъ созерцаніи, зеркало за прекрасную картину, повшенную передъ нимъ.
Дв веселыя физіономіи, показавшіяся на второмъ план, вызвали его изъ заблужденія. Онъ какъ-будто пробудился отъ сна, и увидлъ позади себя пажа и Жинету, которые апплодировали ему, хохоча отъ всей души. Нсколько смшавшись отъ такого неожиданнаго посщенія, молодой графъ прислонился къ стн, и сложивъ руки, ожидалъ пока пройдетъ эта веселость: но его печальный и немного-презрительный взглядъ ни мало не остановилъ ея порыва. Пажъ, схвативъ себя за-бока, вскочилъ на постель, а Жинета упала на полъ съ легкостью и граціей разъигравшейся кошки.
Вдругъ она вскочила, и, сложивъ на груди руки, прислонилась къ стн, какъ-разъ напротивъ Жюльена, принявъ такое же точно положеніе, какое онъ, потомъ съ необыкновеннымъ вниманіемъ начала разсматривать его съ головы до ногъ, и обратясь къ пажу, сказала важнымъ тономъ:
— Однакожь, ноги нсколько-тонки и колнки немного сходятся. Впрочемъ — это не безобразно… совсмъ нтъ.
Сен-Жюльенъ, чрезвычайно-оскорбленный такимъ обхожденіемъ, покраснлъ отъ стыда и гнва, какъ вдругъ ударило одиннадцать часовъ. Пажъ и горничная, вздрогнувъ какъ гончія собаки при звук рожка, схватили графа подъ руки, крича: скорй! скорй! на мста! и прежде нежели усплъ опомниться, онъ былъ уже въ комнат герцогини.